Зря спящий проснулся

Этот же, с запахом крови и смерти, прочно сидевшим в стволе, в отчетах ни перед кем не нуждался. О нем просто-напросто никто не знал.

— Пришло время расставаться, — ласково сказал Свистов, погладив пистолет вдоль затвора. Коснулся глушителя, с секунду подумал, но все же решил надеть его в самый последний момент, перед тем, как все начнется и, он надеялся, очень скоро закончится.

Медлить было нельзя. Все, что у него имелось в распоряжении — эта ночь.

Он положил пистолет в правый карман плаща, глушитель в левый. Небрежно намотал шарф, застегнулся на все пуговицы, посмотрел на себя в зеркало, одернул плечи и вышел в коридор. В самом его конце, на стульях, друг напротив друга, сидели дежурные. Так как проход был сквозной, то с каждой стороны по приказу Свистова устроили по миниатюрному блок-посту, чтобы Спящий, в случае чего, не смог убежать. Не выпускали никого, кроме начальника.

Они вскочили и отдали ему честь, он торопливо кивнул.

— Что сказать Горданову? — спросил один из них. — Для отчета.

Свистов замедлил шаг, но не остановился, лишь кинул через плечо:

— Ничего. Я за сигаретами пошел. И воздухом подышу. Вернусь через час.

— Понял.

Он не стал пользоваться лифтом, быстро спустился пешком по лестнице, открыл тяжелые монолитные двери и вышел на улицу. В одежде было не столь холодно, как в номере возле открытого окна, но все равно прохладно. Чуть поодаль стояли, сонно переливаясь в свете фонарей и луны, пара желто-белых такси, иномарки. Он подошел к ближайшему, постучал в прозрачное переднее окно.

— Лизюкова, дом 11, доедем?

— Да.

Свистов сел на заднее сиденье, подобрав полы плаща. Автомобиль плавно тронулся с места, набирая ход. Луна равнодушно следила откуда-то сверху и, как будто и не знала, что произойдет дальше.

Или только лишь прикидывалась.

психолог и спящий

Казалось, что этим вечером они одни. Одни во всем мире и никого больше нет вокруг, только они вдвоем. Нет ни Горданова, отпустившего их под честное слово. Нет ни охранников, которых отвлекли в нужный момент. Нет ни правил, ни запретов. Есть одно лишь дикое неуемное желание Спящего поговорить с женой без лишних глаз вообще. В принципе. Без суеты и приготовлений. Здесь и сейчас. Так, как он сделал бы это в любой другой момент...

Раньше. В прошлой жизни.

Они обещали полковнику вернуться обратно через два часа. Но все пошло не так.

Приоткрытую дверь от косяка отделяла строго прорезанная желтая линия. Как будто кто-то плеснул светящегося воска, тот застыл и его никто не успел убрать. Андрей осторожно взялся за ручку и потянул на себя. Дверь бесшумно повернулась на петлях, яркая желтая линия стала еще шире и пролилась на пол прямоугольной, не поддающейся физическим законам, лужей.

Он осторожно переступил через порог. Спящий оставался за его спиной. Под ногами валялся скомканный перекрученный половик. Перевернутая вешалка для одежды преграждала путь на кухню. В остальном, все было как всегда, как в тот раз, когда психолог был здесь. Во всей квартире горела одна единственная лампа — в коридоре, остальные же комнаты смотрели на гостей темными провалами дверных проемов, как три глазницы вогнутого внутрь черепа.

Было тихо. Слишком тихо для того, чтобы чувствовать себя комфортно.

Андрей огляделся, зачем-то натянул рукав куртки на ладонь, протянул ее за стенку и включил свет в следующем коридоре, соединяющем еще две комнаты. Выглянул туда. Все спокойно, никаких разрушений. Тогда он двинулся вперед, посекундно прислушиваясь к любым шумам. Точно так же щелкнул выключателем, зашел в комнату, скрипнув половицей лакированной черной доски, и замер, с трудом пытаясь сдержать вопль, ринувшийся из легких куда-то в горло и бешено забившийся там, словно пойманная в силки синица.

Оля лежала, вернее, сидела на полу, прислонившись к шкафу. Тонкий бежевый ковер под ней собрался хмурыми складками. Справа валялись осколки разбитой вазы вперемешку с сухими цветами, слева бумажный журавлик. На месте ее лица сияла рваная рана с мохнатыми краями, кровь из которой буквально дождем проливалась на набухшую грудь, с омерзительным звуком шлепая по насквозь пропитанной ткани когда-то белой футболки. На округлом, вздутом животе расплывалось кровавое пятно, прямиком уходящее в темно-алую лужу, скопившуюся под тряпичным сероватым телом. Она успела проникнуть в ковер и теперь медленно, но видимо глазу, расплывалась по нему безучастным полукругом.

У Андрея свело мышцы шеи. Он чувствовал за своей спиной Максима, но не мог повернуться, потому что не хотел видеть выражения его лица. Сейчас, именно сейчас, больше всего он не хотел иметь дел со Спящим, потому что нет страшнее человека, на которого обрушилось горе.

"Мне очень жаль", хотел сказать он.

"Мне так жаль", хотел сказать он.

"Мне очень жаль", хотел сказать он.

Но не смог. Только лишь отстранился, отошел в сторону, потрясенный и разбитый на мелкие куски.

Как зомби, Максим протиснулся мимо него и с криком подался вперед. Андрей успел схватить его за одежду и тот безвольно повис на ней, как марионетка на нитях. Он еле слышно скулил, а слезы, мгновенно затопившие глаза, лились нескончаемым потоком. Он дрожал, его колотило и трясло. Безумным остекленевшим взглядом он смотрел на мертвое тело своей жены, шипел, как спущенный мяч, выпуская из легких бесконечный вдох, еще наполненный предвкушением и радостью встречи, и теперь уже никогда не могущий быть таковым.

Быть таким.

Быть таким...

Таким беспечным.

Внезапно его вырвало и он рухнул на колени, в этот раз Андрей не смог его удержать. Рвотные массы бежевого цвета шлепнулись на пол, обрызгав босые ноги Оли. Максим задрожал еще больше, схватился за голову одной рукой, оперся другой, расфокусированным мутным взором поглядел на психолога, и его вырвало еще раз. На этот раз хлынуло из всех дыр — ноздрей, рта. Он захлебнулся и начал панически задыхаться. Андрей насильно наклонил ему голову вниз, чтобы все вышло с концами, и прошептал:

— Дыши, дыши сильнее, — хотя должен был сказать: "Мне так жаль".

В комнате неприятно запахло. Даже сквозь едкую вонь не переваренной пищи и надоенной желчи, пробиваться запах мертвечины. Не чего-то сгнившего или заплесневелого или разбухшего, нет. Так пахнет отрубленная голова теленка, который еще секунду назад был живым. Андрей попытался оттащить Спящего от трупа жены, чуть подальше, чтобы тот не наследил, и ему это удалось. Тот не сопротивлялся, его голова

ТЕЛЕНКА

болталась на безвольной шее, как мячик для пинг-понга на шнуре, привязанном к ракетке.

— Это они, они это сделали, — сказал Максим. — Они ее убили.

— Мы точно не знаем, — ответил Андрей. Он шлепнул Спящего по щеке. — И смотри на меня, понял? Не гляди туда, не заглядывай.

— Может она еще жива, я хочу помочь ей.

— Ты ничем ей не поможешь.

Андрей поднялся с корточек и на цыпочках прошел в зал. Включил свет и, как-то даже уже хладнокровно, будто привык или видел это много раз по дню, внимательно осмотрел труп нового Олиного мужа. Вдовца мужа жены вдовы. Тот валялся за диваном, куда его отбросила пуля, попавшая точно в центр груди. Контрольным выстрелом в затылок убийца запачкал весь угол и синие занавески. Мозги и кровь, хаотичным слоем лежащие на них, заговорщицки блестели.

Психолог выскочил в коридор, схватил желейного Спящего подмышку и потащил на выход. Они быстро спустились с этажа, но когда уже подходили к двери подъезда, Максим вырвался, выбежал на улицу и заорал. Орал так, что охрип, осип в минуту. Кричал, как раненое животное, на глазах которого только что убили его детенышей. Кричал, как человек, заживо пропущенный через мясорубку. Кричал до срыва, несносного визга, затем снова набирал полные легкие воздуха и вновь кричал.

Андрей стоял рядом и плакал.

А Спящий всё кричал.

— Прекрати, пожалуйста, прекрати. — Он схватил его за рукав куртки и потащил в сторону, с большим трудом. Непослушные подошвы шаркали по влажному осеннему асфальту. В окнах домов зажигался свет, был слышен звук раскрываемых тут и там створок. Людское любопытство не обходило стороной ночное представление.

Они тащились по улице, мимо припаркованных машин.

"Эй, алкашня, валите отсюда!" — голос откуда-то сверху.

Не обратили внимания.

Крыши и изогнутые крылья автомобилей блестят тонкой коркой льда в тусклом свете фонарей. Спящий все еще кричит. Хрипит. Вопит. Стонет. Ноги скользят, бордюры такие высокие, а путь домой такой...

Домой? Куда они идут?

Андрей не знал, но уж точно не обратно в гостиницу. Обратного пути нет. Как только они переступили порог злосчастной квартиры, все пути отхода назад были отрезаны. Подобных случайностей просто не существует в мире. В мире, где один маленький человек умеет управлять стихией, нет места для такого рода совпадений. Несчастную Ольгу и ее, пусть и малоприятного, но живого (когда-то) мужа явно убили не просто так. В их квартиру не ворвался заблудший наркоман или банда грабителей, нет, куда уж там.

Просто кто-то вошел, всадил по паре пуль на человека, и вышел всего за несколько минут до того, как в доме оказались двое ненужных заинтересованных свидителей.

Или все же нужных?

Яркие свет ксеноновых фар осветил полутемный двор. Андрей толкнул Максима вбок, и они отошли, вернее, вяло отшатнулись в сторону, чтобы дать проехать машине. Но та вдруг остановилась на полпути, замерла, гипнотизируя ослепительным светом, буквально разрывающим глаза и выедающим мрак, как щелочь мягкие ткани мышц. Судя по высоте источника, это был большой внедорожник, подробнее психолог рассмотреть не мог. Он морщился, отводя взгляд в сторону. И только когда в машине открылась дверь и появились бегущие контуры четырех людей с оружием наперевес, он сразу, без лишних вопросов, понял, в чем дело.

— Это за нами! — крикнул он в ухо Максиму. — Уходим!

Он попытался рвануть к подъезду, думая, что они успеют добраться до крыши, но его затормозил Спящий. Он не сдвинулся с места, а остался стоять, чуть боком, криво, одно плечо выше другого, голова наклонена налево. Андрей вдруг заметил в свете фар, что идет гибридная мелкая морось, похожая то ли на снег, то ли на туман. Он поднял голову вверх и не заметил ни одной звезды, все было затянуто беспросветным чехлом туч.

— Стоять! — окрик бойцов ФСКО был стандартный. Мощный, приказной, грубый. Парализующий испуганную жертву. Ничего иного ожидать тут было нельзя. — Стоять и не двигаться!

Но команда была бессмысленной, потому что оба они и так были недвижимы. Максим на тротуаре, Андрей в стороне, переминаясь дорогими туфлями по взбитой жирной земле огороженного низким заборчиком палисадника.

Примерно на полпути бойцы замедлили бег. Перешли на шаг, держа безоружных людей на прицеле. Они шли шеренгой, вчетвером. Максим обернулся к Андрею и криво улыбнулся. Выглядело это жутко, потому что кожа на бледном лице натянулась, и глаз его полностью исчез в темном провале улыбки. Он поднял руку, прижал ее ко лбу и...

Психолог отлетел в сторону. Его хорошенько приложило о тонкий, тщедушный ствол вишневого дерева, так, что он затрясся и завибрировал. В ушах надрывно и противно пищал огромный комар. Андрей чуть ли не на самом деле чувствовал его бесцветные трепещущие крылья, щекочущие черепную коробку изнутри. Он потряс головой, но звук не проходил и перед глазами плыло, как бы не пытался он сосредоточить зрение. Все пространство вокруг мерцало желтыми и красными цветами, как будто кто-то включил светомузыку. И только когда Андрей немного пришел в норму, то понял, что это за мелодия — сигнализации в автомобилях. Сработали все, абсолютно, и все они сейчас гудели, орали, верещали, бибикали и переливались, как новогодние елки. И чем дальше — тем громче, потому что проходила легкая контузия, взамен же появлялась тяжелая озабоченность.

Он встал на четвереньки, не обращая внимания на то, что весь вымазался в грязи, и, шатаясь, поднялся. Спящий стоял все там же, где и был. Может быть, чуть подальше, опираясь на какую-то машину. Андрей вышел на асфальт, сбивая налипшие слои плотной грязи, и побрел к нему.

— Что это такое? — Голос его звучал, как сквозь вату. — Что это было?! Граната?

Максим обернулся к нему.

— Нет, — сказал он.

— Что у тебя с лицом?

— Где?

— Кровь течет. Из носа. — Андрей указал на темную струйку, стекающую из правой ноздри Спящего, и выглянул из-за его плеча. — Вот черт!

На месте джипа, доставившего бойцов, теперь дымилась черная обуглившаяся коробка, немного отекшая, как будто ее поставили на несколько секунд в адскую духовку и быстро вытащили обратно, забыв остудить. А из-под щелей капота выбивалось пламя.

Земля и асфальт в радиусе десяти метров дымились. У многих машин, находящихся рядом, были спущены колеса, и ни одна из них не отзывалась сигнализацией. Они молчали, окружая эпицентр взрыва ("Или что? Что это было, твою мать?!") печальным хороводом опустошенных мертвецов.

Тела бойцов, закованные в черные одежды, бездвижно валялись на земле.

— Нам нужно бежать отсюда, — сказал Андрей. — Чем быстрее, тем лучше. Они уже в курсе всего и скоро прибудет основное подкрепление.

— Плевать.

— Что?! Ты хочешь выбраться или как?

— Мне все равно.

— Тебе — да, а я вот хочу жить и хочу убраться отсюда как можно скорее!

— Уходи.

— Как я уйду без тебя?

— Я...

Внезапно Андрей уловил какое-то движение между машин, и присел на корточки, потянув за собой Спящего, сам чуть не упав от неожиданности. Раздались хлопки выстрелов и пули, буквально просвистевшие в нескольких десятков сантиметров над их головами, со звоном пробили заднюю дверь белого фургона.

— Все, мы попали, — обреченно прошептал психолог.

— Закрой уши.

— Что?

— Уши закрой, — спокойно сказал Максим и уже через секунду Андрея ослепил белоснежный, всепожирающий вертикальный столб, ударивший откуда-то с неба. На этот раз взрыв был настолько мощным, что он даже почувствовал, как жалобно завибрировали внутренние органы, а перед глазами в бешеном танце понеслись разноцветные блики и круги. Волосы встали дыбом, зачесался язык.

Мир словно подпрыгнул.

И еще раз подпрыгнул. И еще.

В ноздри ударил резкий запах озона и чего-то паленого. Резины, кожи, человеческих костей, синтетики, спеченных внутренностей.

Спящий стоял на коленях и блевал воздухом. У него уже ничего не осталось внутри, поэтому он мог исторгать лишь жалкие попытки выплюнуть собственный желудок да капли темной крови, льющей уже из обоих ноздрей.

От бойцов ФСКО ничего не осталось. Их разнесло, разметало, не важно. После молнии их не стало. Джип более не мерцал гирляндой фар — все, что было пластиковым или стеклянным, в нем оплавилось, провода выгорели полностью, а аккумулятор закипел и взорвался в считанные секунды.

Из окон домов больше никто не выглядывал. Но даже если бы и нашлись смельчаки, из тех, кто поднялся с пола и решил подойти хотя бы на полметра к подоконнику, их нельзя было бы увидеть, потому что потух свет. Вырубило трансформатор или что-то в этом духе — будка искрилась и переливалась голубоватыми огнями святого Эльма где-то в глубине темного двора.