Это была их ошибка.
В ту же секунду кинувшись на маленьких чудовищ, я отлично справлялась и одними ногами. Ярость кипела внутри, но теперь уже ясно, что именно она и не позволила мне быть в необходимой степени осторожной. Пришибив троих, я заработала ножом в спину и, прежде чем умерла, успела пережить ещё пару часов нечеловеческих мучений...
Аланн встретила на корабле, обняла, успокоила, приласкала и пожалела. Проплакавшись, я заметила, что она приняла привычную для меня внешность навигатора "Посланца Ино". Испытав глубокое чувство благодарности, снова подумала, что ближе её у меня теперь нет никого во Вселенной.
Мы сидели рядом, обхватив руками колени и сплетя пальцы.
Мягкий ковёр сочной травы расстилался у сказочно красивого горного озера. Бабочки порхали над прозрачной водой, неподвижное бирюзовое зеркало невиданной чистоты сияло под мягкими лучами жёлтого светила. В глубине стремительно носились пёстрые рыбки, было видно близкое дно, цветные камешки, подводные растения. На той стороне, километрах в трёх, высились густо поросшие яркой зеленью скалы, поднимавшиеся в заоблачные дали. Было жутко хорошо, и не хотелось никуда уходить.
Вечером я отправилась вниз.
Прощаясь, мы долго обнимались, и впервые мне было приятно прижиматься к женщине.
Но ведь Элос не только женщина, она способна принять облик мужчины...
Второй участок попался с деревней аборигенов в полукилометре к северу от места высадки. Я, было, подумала, что Аланн отважилась нарушить правила, облегчить мне путь, успела даже разозлиться на неё — клялась ведь, что участки произвольно определяет МК! В селении можно было разжиться одеждой и всем необходимым, может, даже каким-нибудь транспортом.
Не имея ни малейшего желания опять оказаться в руках дикарей, я проявила максимум осторожности, подобралась к деревне только при свете луны. Долго прислушивалась у окраинных хижин. Из одной хибары, кажется, не доносилось голосов. Выжидать было тоже опасно — пройдёт кто-нибудь, заметит.
Заскочив внутрь, огляделась. Посредине, на полу, теплился слабый огонь. Висел удушливый смрад грязной одежды и ещё какой-то гадости. Попинав ногами груды тряпья, не обнаружила ничего похожего на оружие, или на то, что я могла бы надеть.
Позади шевельнулось. Оглянувшись, занесла руку для удара, но увидела всего лишь испуганную девочку лет двенадцати. Шумно выдохнув, я приложила палец к губам и улыбнулась. Отступая назад мелкими шажками, девчонка быстро выскользнула наружу и исчезла.
Надо было убираться отсюда, а так ничего и не нашла! Прошло не больше нескольких секунд, но в дверях я уже столкнулась с целой сворой косматых дядек. Ткнув одного кулаком, шарахнулась назад, с испуга вышибла противоположную стену этого сарая. Оглушённо мотая головой, помчалась куда глаза глядят. Чёртовы дикари не дали особенно разогнаться, топот слышался уже в нескольких шагах позади.
Повернувшись, подхватила горсть песка и швырнула ближайшему в харю. Увы, гад успел увернуться. Вынужденная спасаться бегством, я поднималась на ближайшую дюну. Подлый маленький спутник Таншерры освещал всё вокруг, словно днём. Преследователи растянулись в цепочку, и я поняла, что это шанс. Развернувшись, нырнула под занесённую для удара руку, повалила противника, оседлав его, стала душить. Силы хватало — почувствовала, как рвутся мышцы шеи под моими пальцами, как хрустнул позвоночник...
Но несколько мужчин успели настигнуть. Я отбивалась, в отчаянии вцепилась кому-то в морду, выцарапывая глаза. Конечно, получила по зубам, сплюнула несколько — и тут кольнуло в грудь и почти сразу же — в спину. Навалилась внезапная слабость, грохнувшись в пыль, попыталась подняться, но твёрдые пятки врагов тут же принялись остервенело пинать, по спине потекло горячее, закружилась голова.
Элос никак не хотела отпускать в третий раз. Пугала, что такие потрясения могут повредить рассудку. Но я убедила её: есть вещи, которые делать необходимо. Делать то, что от тебя никто не ждёт, на что и сама не считаешь себя способной. Как иначе назвать себя человеком?
Расхрабрившись от этих мыслей, шагала во весь рост, готовая к схватке. Перебравшись через очередную дюну, замерла — в двадцати метрах с десяток местных оборванцев молча и ожесточённо рубились друг с другом. Несколько раненых, а может, убитых, валялись в изломанных позах на высохшей багряной почве. В стороне сидели две женщины в таких же лохмотьях, с длинными нечёсаными волосами. Одна наблюдала за схваткой молча, другая жалобно кричала, размахивая руками.
Над головой просвистело. Присев, я похолодела: только что могли оглушить, и это было бы в третий раз! Разъярившись, бросилась к дерущимся, на ходу подобрав камень, метнула в ближайшего. Булыжник со стуком шибанул дикаря в ухо, руки его разжались, противник, не пропустив удобный момент, ткнул оглушённого большим ножом в живот. На победителя тут же напал другой. Оглядевшись — никто не обращает внимания — я схватила валявшийся под ногами громадный клинок. Раненый шевельнулся. Рванув за грязные волосы, с наслаждением воткнула лезвие в его горло. Голова откинулась, глаза застыли.
Подобрала щит, обитый толстой кожей. Выждав, когда сильнейшие разделаются с более слабыми, налетела на оставшихся пятерых с таким бешенством, что мужчины попятились. Зарубив первых двух, немного успокоилась, поверила в собственные силы. Подбодряя себя угрожающими воплями, полосовала направо и налево, слушая чавкающие удары. Дикари заметались, гнев на лицах мужчин сменил первобытный страх.
Разделавшись с последней пятёркой, ощутила прилив необычной радости. Добила остальных раненых, от крови окончательно потеряла человеческий облик, прыгала на их телах, чего потом чрезвычайно стыдилась! Но трудно было забыть, как такие же, как эти, скоты истязали меня часами, прежде чем убить.
Скривившись от острой боли в боку, я выругалась.
Пелена ярости рассеивалась, пришло время подсчитать потери. Тело ныло и гудело от своих и чужих ударов, левый бок и рука были в синяках и ссадинах, на лбу кровоточила глубокая царапина и наливалась здоровенная шишка. Опустив щит, тряхнула онемевшей рукой, повернулась.
Женщины сидели на песке со связанными ногами.
Ближайшая глянула со страхом и надеждой, что-то визгливо лопоча. Я вспомнила, чем обернулась в прошлый раз жалость к ребёнку, подняла меч. Поняв, что настал последний час, дикарка закричала, бросилась в сторону, быстро перебирая по песку руками. Ей удавалось не только волочить свои спутанные ноги, но заодно и безразличную ко всему спутницу.
Интересно, что бы получилось, кинься женщины в разные стороны? Подивившись такой прыти, я настигла беглянку. Широко раскрытый бледный рот жадно хватал воздух, в глазах леденел ужас.
Ловко снесла ей голову, туловище корчилось, разбрызгивая кровь, но вторая женщина продолжала демонстрировать поразительную хладнокровность.
Что она, идиотка, или ей почему-то хочется умереть? Любопытно, а как понять её, не зная языка? Тем более, таншерийка, похоже, не расположена к задушевной беседе.
Рубанув по верёвке, соединяющей живую с дёргающимся трупом, я получила возможность ещё раз убедиться в абсолютном равнодушии женщины к собственной судьбе. Она даже не попыталась развязать грязные лодыжки.
Однако, бросила на меня короткий недоумённый взгляд — что это, мол, за новости, почему не убиваешь? Стало быть, смысл происходящего вполне понимала.
Указав на верёвки, я жестом велела пленнице избавиться от них. Нехотя согнув длинные ноги, она с ленивой грацией стряхнула путы. Наблюдая за небрежными движениями аборигенки, я поняла, что она физически развита и совсем не стара. Твёрдо сжав губы, смотрит уверенно и прямо.
"Предстоит трудный путь, отчего бы не взять её в качестве вьючного животного?" с этой мыслью я показала женщине, что нужно подняться.
Поморщилась от ужасного запаха нечистого тела, велела сбросить зловонные тряпки. Внимательно осмотрела и нашла её подходящей: крепкие, жилистые ноги и руки, узкий таз, тонкая талия. Обходя дикарку сзади, почувствовала вдруг, как та заметно напряглась.
Я едва сдержала удивлённый возглас: на теле красовалась хищная золотая птица, изображённая во всю широкую спину, распахнувшая крылья от плеча до плеча. Хотела даже потрогать красивый рисунок, но передумала — лучше не касаться грязных косм, мало ли какая в них водится живность.
-Так. Ме-ня зо-вут Бар, — выговорила по слогам, пристально глядя в холодные глаза цвета запёкшейся крови, указала на себя рукой.
-А те-бя? — мой указательный палец, описав дугу, теперь был направлен в коричневый плоский живот таншерийки.
Низким, глухим голосом пленница нехотя буркнула:
-Тийаюн.
Она в свою очередь, указала на валяющуюся под ногами рвань, что-то спросила.
Догадавшись, я изо всех сил замотала головой, демонстративно зажала двумя пальцами нос, показала, что лучше уж снять что-нибудь посвежее с трупов.
И заметила, как неживое лицо таншерийки на долю секунды озарилось слабым подобием улыбки.
Вместе мы обыскивали тела, складывая в кучу фляжки с водой, оружие получше. Искоса посматривали друг на друга, я кое-как старалась объяснить, что предстоит далеко идти. Вдруг дикарка насторожилась, замерла. Торопливо схватила плоский кривой предмет из вещей одного убитого. По форме он отдалённо напоминал птичье крыло, но был, несомненно, сделан человеческими руками. Аланн говорила мне, что местные как-то используют подобные вещи на охоте. Жадно ощупав полированную поверхность задрожавшими руками, Тийаюн украдкой покосилась на меня. Не углядев в моём лице отражения каких-либо эмоций, опустила глаза. Но я успела прочесть в них отблески торжества. Она набрала этих штук целых четыре, а почему бы и нет, в конце концов, мешки-то нести ей...
Сгущались сумерки. Звезда готовилась соскользнуть за горизонт.
Гранитный купол неба и мрачная равнина планеты казались одинаково тёмными, но между степью и облаками сияла широкая полоса яркого пламени, этакая река из нескольких оттенков красного. Золотисто-оранжевая посередине, сверху и снизу обрамлённая слоями пурпурного и багрового...
Кровавое небо кровавого мира.
Долго не могла решить, где будем спать. Не попадалось ничего, кроме редких сухих кустов, да завалов камней.
Вдруг моя носильщица остановилась, указывая на скопище валунов. Догадавшись, что она предлагает место для ночлега, я кивнула. Тийаюн облегчённо сбросила мешки, от неё пахнуло горячим потом. Внимательно обошла камни, осматривая их, снизу потыкала длинной палкой, только после этого забралась в середину. Было ещё жарче, чем на песке, по спине сбегали гадкие струйки. Исполинские валуны раскалились за день, и теперь отдавали накопленный зной.
Поужинали своими запасами из мешков, причём Тийаюн вела себя довольно независимо, еду молча разделила поровну, ничего у меня не спрашивая.
Опасаясь, как бы она не сбежала ночью, или, того хуже, не напала бы на меня, я связала дикарку по рукам и ногам, сама устроилась подальше.
Неудивительно, что люди здесь так скверно пахнут. Пройдя по раскалённой степи несколько часов, я до сих пор брезгливо морщилась, ощущая неприятный запах собственного пота, хотя температура заметно упала. Воды не было — мы могли позволить себе выпить лишь несколько глотков, поэтому пришлось ложиться спать грязной.
Аборигенка видела уже, наверное, третий сон, а я всё мучилась, слушая хор истошно орущих насекомых, вертелась так и этак, пока не заболели бока.
Днём, когда раскалённая добела звезда уже прижимала к песку и хотела заставить ползти, мы укрылись в тени камней. Поглядывая на кружащих в небе птиц, Тийаюн медленно сняла с пояса одно из метательных орудий. Широко расставила ноги, с размаху запустила кривую палку. Бешено вертясь, она врезалась в стайку рассыпавшихся во все стороны пернатых. Я крайне удивилась, но дикарка смогла не только сбить довольно крупную птицу, но и заполучить назад бумеранг, не сходя с места. Непостижимым образом он возвратился ей прямо в руки! Не глядя вернув послушное оружие на предназначенный ему крючок, она подобрала птицу, стала ощипывать. В мешках было довольно сушёного мяса, но таншерийка, видно, соскучилась по свеженине. Ободрав перья и выпотрошив тушку, разрезала её и положила на камень. Развела огонь. Скоро на углях зазолотилось поджаренной кожицей сочное мясо, распространяя дурманящий аромат.
Плохо отдохнув ночью, я решила, что полуденная жара лучше переносится во сне. Связав аборигенку, залезла под натянутый в камнях полог из нашей одежды. Теперь моё тело распространяло не менее ужасный запах, да и укрыться от жгучих лучей нужно было обеим. Так что легли рядом.
Очнулась от диких криков.
Схватившись за меч, выпрыгнула из-под шкур с колотящимся сердцем. Тийаюн один за другим посылала вдаль бумеранги. Глаза ещё не привыкли к яркому свету, я повернулась. На песок оседали четыре тела, степнячка бежала к ним, размахивая ножом. Гигантскими прыжками я поспешила следом. Женщина быстро добивала оглушённых, в то время как один из тех, до кого ещё не дошла очередь, стал шевелиться. Приставив к его горлу меч, я подождала, когда Тийаюн вонзит нож в сердце. Буднично, едва кивнув, она поблагодарила меня за помощь, потом отрезала у каждого из убитых левое ухо и с видимым удовлетворением нанизала на верёвочку.
Пополнили запасы воды. Если бы эти мужчины не наткнулись на нас, уже завтра пить было бы нечего. Дикарка вырезала что-то из живота одного и сожрала порядочный кусок прямо сырым. От подобного зрелища меня едва не вывернуло, и я принялась усиленно разглядывать ближайшие кусты.
Но каким же образом она смогла развязаться?!
Когда стало можно идти дальше, остроухая мадам, упаковав мешки, поднялась, расправила набедренник под широким поясом с круглой пряжкой. Стянула узлы на поклаже и протянула мне один из мешков.
-Это почему? — недовольно осведомилась я.
Наши взгляды встретились. В лице спутницы читалась непреклонность. Знаками она пояснила, что несла оба потому, что я убила много врагов. Теперь она убила врагов, которые могли напасть на меня, и мы в расчёте.
Правда, степнячка не приняла во внимание, что я могла бы убить её и сейчас, а она — нет. Ну, может быть, только ночью...
Несколько раз Тийаюн вдруг круто сворачивала, уверяя, что прямо идти нельзя. Злясь на неё за удлинение пути, я надеялась, что эти выкрутасы чем-то оправданы.
Однажды проснулась оттого, что Тийаюн громко кричала во сне.
Это было на днёвке, и я удивилась жестокому наслаждению, сиявшему на лице аборигенки. Всё тело её напряглось, кулаки сжались, из губ вырывались отрывистые непонятные слова, похожие на команды.
Видимо, почувствовав взгляд, женщина очнулась, вынырнула из мира грёз. Полоснула острыми зрачками, что-то пробормотала...
В середине восьмого дня мы услышали маяк, и я испытала непередаваемое облегчение. Кончены мучения, вся эта грязь, вонь, жара, давящая на мозги непосильным грузом.
Моя попутчица тоже слышала нарастающий звук, и это её заметно беспокоило. Женщина постоянно озиралась по сторонам, но невозможность определить источник необычного для этих мест шума явно не нравилась амазонке. Я постаралась успокоить, показывая, что опасности нет, однако полного доверия между нами так и не возникло.
