Время Крылатых. Часть первая. Серый холм

* * *

— Быть этого не может! — от неожиданности Мрита остановилась и спускавшемуся с пригорка Айну пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы не сбить её с ног.

— Я тоже не поверил, — продолжал шакал, — но именно так и сказал Бахор. Плот этот рябые в Рачьей заводи прячут. А ещё рысь на плоту держат на цепи, да лупят почём зря. Я сразу про Карраха подумал...

— Убили Карраха. — перебила Оррия Мрита, — Хаар сказала...

— Да мне плевать, Каррах это или кто другой! — вышел из себя шакал, — Хаар сказала. Да Хаар вообще без языка! Плот. — продолжал он, — На плоту можно сплавиться до Красных Столбов. Оттуда до Хортагского предгорья мне идти меньше суток. А вам, до Хортага и вовсе дней пять, если не спешить.

— Через перевал Хоргиса мы попадём в Хортаг быстрее. — встрял в разговор Айн.

— Ты знаешь, что через десять дней перевал завалит снегом, как раз мне по макушку? Это вы быстрее попадёте в Хортаг! А я там быстрее сдохну! — рассердился Оррий.

— А если плот охраняют? — спросила олениха.

— А для чего я вас позвал? — удивился шакал, — Вы же воины из Хортага, вы и... Чего встали?

— Ты совсем дурак, Оррий? — гривистый волк отвесил шакалу крепкий щелчок по носу.

— Ты хоть знаешь, сколько их там? — зашипела на него Мрита.

— Бахор сказал...

— Бахор сказал, Бахор сказал! — передразнил его Айн, — Бахор твой в Хольнуме пузо греет!

— ... плот сторожит один рябой. — не слушая Айна, сдержанно закончил шакал, — С одним рябым вы справитесь?

Гривистый волк смерил Оррия взглядом и вынул из ножен длинный кривой меч.

Шакал хитро ухмыльнулся и указал на темневшую вдалеке, густо заросшую кустарником низину.

Шли долго. Стороной миновали Серый холм, лес и вышли к берегу реки.

'Сама напросилась. Сама'. — твердила себе Мрита. Она несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

— Айн. — шёпотом окликнула она гривистого волка.

— А, иди ты! — махнул рукой тот, — Без тебя справлюсь.

Олениха облегчённо перевела дух. Меряться силами даже с одним ликаоном желания у неё не было.

Подобрались к заросшей ивой низине.

— Сиди тут. — шепнул ей шакал, — Я спущусь к берегу, посмотрю там ли плот.

Оставшись одна, Мрита присела на торчавший из земли корень, положила секиру на колени и насторожила уши. Слева прострекотала потревоженная Айном сорока. Сухо хрустнула ветка под его ступнёй. Ветер дул со стороны реки. Мрита уловила дым костра. Олениха принюхалась тщательней и вздрогнула. В дыму она ясно различила запах пропитавший ту самую палатку на берегу.

Слева мелькнула рыжая шкура Айна.

'Совсем не прячется'. — возмутилась Мрита и выпрямилась во весь рост, что бы проследить за гривистым волком.

Рослый, с рыжими подпалинами на плечах и шее ликаон обернулся к ней и рассыпал от неожиданности охапку хвороста. Заметив у Мриты секиру, рябой шумно раздул ноздри и оскалился. Рука его метнулась к висящему на поясе длинному ножу.

За его правым плечом сверкнул язык серебряного пламени. Он прожёг тело ликаона от ключицы до грудины. Пёс удивлённо распахнул пасть, вместо крика выдал густой багрово-чёрный фонтан крови, вскинул руки пытаясь удержать распадающееся надвое тело, и повалился к ногам Мриты.

— И вправду один.

Айн как ни в чём ни бывало, оттирал от крови клинок пучком сухой травы.

— Напугалась?

Мрита осознала, что испугаться живого ликаона она не успела, а мёртвого...

Кровь из рассеченного тела рябого растекалась, пропитывая песок, как из прохудившегося бочонка. Гривистый волк брезгливо кривясь обыскал тело, снял с него пояс с ножнами.

— Пойдём на плот посмотрим. — позвал он Мриту.

Олениха с трудом оторвала взгляд от мёртвого рябого и огромного бурого пятна вокруг него, и поспешила за Айном.

— Каррах! — радостно пискнула Мрита, когда они спустились к реке, — Живой...

Рысь сидел у левого края плота, на цепи пристёгнутой к толстому кожаному ошейнику. Другой конец цепи удерживал железный клин, вбитый в бревно. Одежды на рыси не было.

Грязный всклоченный мех слипся на боках и загривке в тёмные уродливые сосульки. На запястья накручено пропитанное кровью тряпьё.

— Живой? — Мрита опустилась на колени и осторожно заглянула рыси в глаза. Каррах ниже опустил морду и едва заметно повёл ухом.

— Рук нет. А язык у него цел? — Айн бесцеремонно ухватил рысь за щёки и попытался разжать челюсти. Каррах щёлкнул зубами, отвернулся и недовольно заворчал:

— Может, в лагере на меня налюбуетесь? Или рябых дождёмся? Тут парочка ходит поблизости.

— Парочка? — встревожилась Мрита.

— Одного мы видели. — ответил Айн, — Остальными Ягморт обещал заняться. Так что...

Гривистый волк разрезал ошейник и отшвырнул в сторону цепь.

— ... некого ждать. Потому, плот мы заберём.

— Правую нашёл, Каррах! — крикнул шакал и показал рыси его отрубленную кисть.

— За борт её. — фыркнул Каррах отворачиваясь, — И меня следом...

— Ага, сейчас. — оскалился Айн, — Ягморту ты нужнее чем рыбам. Чего они выведать хотели?

— Ничего. — скривился Каррах, — Развлекались просто.

— Идти сможешь?

— Ноги мне оставили, сам видишь.

— Вот и ладно. — Айн обернулся к шакалу, — Тащите его в лагерь, а я плот в Слепой рукав отведу. Знаешь где?

— Знаю. — подумав ответил шакал, — Сладишь один?

— Отчего нет... — пожал плечами гривистый волк и взял шест.

Тяжёлый глухой удар качнул плот, по воде прокатилась мелкая рябь.

— Бочка. — насторожился шакал, — Маленькая...

* * *

— Волчара глянь, мокрица!

— Вали оттуда, недоумок рогатый!

Больше всего тварь походила на древнее кремневое долото, найденное однажды Рохомом в горах,— каменная капля в острых гранях и сколах, что так удобно ложилась в ладонь.

Стрела Аарда лязгнула о гранёный бок твари и раскололась. Унгал моментально развернулся к джейрану. Величиной он был с хорошую лодку. Оживший камень, подвижный, как крыса. Страшнее всего было его безмолвие. Ни рёва, ни стона, ни рыка.

Попавшийся на пути валун, обхвата в полтора, унгал вдавил в мёрзлую землю как жёлудь, и стремительно потёк к Аарду.

Вторая стрела со звоном отлетела от каменного хребта.

— Куда его бить, волчара?!

'Куда бить?' — эхом пронеслось в голове Рохома. Ни глаз, ни пасти. Живая глыба с тем же устрашающим молчанием повернулась на блеск его меча, но на пути у неё встал Ягморт. Волк обрушил на хребет твари такой удар, что из-под топора полетели искры. Пять широких пластин, похожих на тщательно подогнанные друг к другу бурые гранитные плиты поползли в стороны, обнажая чёрную полость, усеянную множеством острых кривых зубов.

И тут на каменный хребет унгала с обречённым воем сверзилась Хаар.

Повиснув на лобовой пластине, росомаха не дала ей сомкнуться. В тот же миг в образовавшуюся щель влетела выпущенная джейраном стрела.

Унгал попятился.

Ягморт шагнул вперёд.

Если бы под топор Ягморта попал ликаон, его бы развалило от макушки до хвоста. Унгал же и не вздрогнул, хотя на его левом боку треснула и просела одна из пластин. Второй удар пришёлся вскользь, волк потерял равновесие и покатился к реке. Прямо под ноги пыхтящего от долгого бега гризли.

— Бочки... — прохрипел тот, опираясь на палицу, — В нору бросил...

Ягморт не стал слушать. Властно рыкнув, волк указал на берег, по которому гремя костяною бронёй елозил разъярённый унгал.

— Давай! — донёсся откуда-то крик Рохома.

Камень размером с медвежью голову хрястнул о хребет унгала, доломав треснувшую пластину.

— Бей!!! — заорал Ягморт медведю.

Вместо этого Перк зачем-то сунул палицу между раздавшейся костяной бронёй.

Это было последнее, что сделал гризли в этом бою. Чем ответил унгал, Рохом не разглядел, но медведь воробышком пролетел через пустошь и врезался в валун, на котором стоял барс.

Понимая, что Перк скорее всего мёртв, Рохом стиснув зубы бросился на тварь. Его меч лишь процарапал глубокую борозду в её панцире. Гадина сжалась, сделалась вдвое короче и Рохом всем телом ощутил, как загудели под панцирем мышцы унгала.

— Аард, беги! — едва успел крикнуть барс джейрану.

И тут унгал прыгнул!

Одним броском он покрыл расстояние в пятнадцать шагов, едва не сшиб в реку джейрана и расколол попавшийся на пути валун.

— Хаар, ты как там?!

Росомаха рыкнула в ответ и снова ударила тварь ножом.

Очередная стрела отскочила от панциря и ушла в берег, но следующая угодила точно промеж широких передних пластин. Гадина дёрнулась, подалась назад...

То, что случилось потом, долго приходило к Рохому в ночных кошмарах. Унгал выплеснул из своей трубчатой пасти все, что перед этим успел убить и сожрать. На двадцать шагов берег залил зловонный поток полупереваренной крови, обрывков плоти, шкур и тряпья.

— Бей его, рогатый! Бей, он уже потрохами блюёт!

Гулко ахнула бочка.

Огненный плевок прочертил небо над Серым холмом и упал на берег. С грозным гулом занялся сухой кустарник.

На унгала, правда, это яркое событие впечатления не произвело. Урод шустро развернулся и вместе с росомахой, клещом висящей на его панцире, метнулся обратно под холм.

— Хаар, брось его! Брось!

— Ушёл!

Первым в яму спрыгнул Ягморт. Рохом последовал за ним. Оставлять одного только что спасшего его волка он не собирался. Всё, что успел заметить барс, это бронированный хребет унгала растворяющийся в зловонной тьме норы.

— Хаар!

Никакого ответа.

— Аард, факел!

— Несу, волчара! — Аард уже стоял рядом. Он протянул волку зажженный факел.

Волк сделал несколько шагов, внезапно остановился и Рохом наткнулся на его широкую обтянутую кольчугой спину.

— Что там со второй бочкой? — спросил он, — Перк не...

Больше Рохом ничего не услышал. Потому что оглох.

Тугая жаркая волна одним махом вдавила его в пропитанную кровью вязкую землю и вышибла дух. В небе над холмом устрашающе вспучилась багрово-чёрная туча, густо посыпались комья земли, камни, тяжёлыми вязкими струями пролился огненный дождь.

Разъярённый унгал с висящей на нём росомахой пробкой вылетел из чадящей едким дымом норы.

И опустилась тьма.

11.

Агосара.

Тьма древнее света.

Тьма помнит. Тьма знает.

Тьма рядом.

Тьма ждет.

Впервые Тьма посмотрела на него из глаз Дойры. Тьма, зоркая и грозная, следила за ним даже тогда, когда горалиха улыбалась. Отец и мать не любили Дойру.

'Смотреть ей в глаза, всё равно что заглядывать в Карву' — сказал Росс незадолго до своего последнего похода в Хортаг. Что такое Карва, Рохом тогда не спросил. Побоялся. Росс неохотно отвечал на такие вопросы и порой сердился, когда их ему задавали.

Среди шума, что накатывал волнами, как прибой, Рохом научился различать отдельные голоса, затем слова. Однако прежде чем их смысл доходил до него, очередная волна смывала слова из памяти, будто знаки на песке:

— ... есть чем перевязать? Подержи так...

— ... очнулся вроде...

Рохом через силу приоткрыл левый глаз. Правый, замазанный кровью, открываться не хотел. Заботливая рука положила ему на темя что-то холодное и влажное.

— Еле откопала тебя, пятнистый?

Голос был незнакомый, и когда Рохом приподнялся, что бы посмотреть на говорившего, волна отбросила его обратно во тьму.

Дойра редко говорила, больше слушала их с Перком болтовню о горах и об охоте. О себе горалиха не рассказывала вообще, а если подвыпивший Перк наседал с расспросами, говорила о своём погибшем на войне муже. Как его звали?..

— Эй, пятнистый, ты куда? — Крепкая шершавая ладонь потёрла его нос. — Я что, зря в унгальем дерьме копалась? Давай, живи!

Ответить он не смог, пасть была забита песком. Рохом страдальчески замычал.

— Чего? — перед уцелевшим глазом возникла физиономия пятнистой гиены, — Чего сказал?

Барс потянулся к висящей у гиены на ремне фляге. Прополоскав пасть, он долго отплёвывался от песка.

— Гадость... — простонал Рохом, едва ворочая опухшим языком, а затем его вырвало.

Якра, так звали гиену, помогла Рохому освободиться от доспехов, и вызвалась принести воды, но барс захотел идти сам. Придерживаясь за плечо Якры, он спустился к реке, и замер.

Изрубленный унгал лежал у самой воды и его чёрная кровь медленно пропитывала песок.

— Что встал, Рох? — тихо спросила его Якра, — Идём. Больше он никого не тронет.

Увязая в мокром песке барс доковылял до воды, оступился, упал на четвереньки.

— Хорош. — буркнул он, разглядев в воде собственное отражение.

Умываясь он обнаружил болезненную кровоточащую ссадины над левым глазом и на темени.

— Шлем спас. — утешила его гиена, — А то бы...

— Аарда нашли? — перебил её Рохом, — Он со мной был, в яме, когда...

— Джейрана, что ли? А чего его искать. Он сам выкопался. Помяло чуток. Вон он, возле медведя.

— Перк?!

— Сиди ровно! — прикрикнула на него гиена, вновь прикладывая к темени Рохома холодную примочку, — Цел медведь твой. Ты где была, Ракана?

— На опушке. Собирала жареных зайцев, как грибы. — подошедшая к ним молодая пума в перемазанном сажей тёмно-зелёном салакаше и старой рысьей хурке, показала гиене плотно набитый мешок.

— Это правильно. — гиена облизнулась и строго посмотрела на Рохома.

— Сиди здесь.

Но Рохому, не смотря на дурноту, не сиделось.

Подождав, пока гиена с пумой отойдут подальше, он встал и, волоча ноги, побрёл к Серому холму, на склоне которого неподвижно лежал Перк.

Гризли был без доспехов и салакаша, в перемазанной кровью и грязью нижней рубахе.

Голова его была замотана тёмно-зелёной тряпкой.

— Перк, ты ещё жив?

Гризли что-то пробурчал, приподнял голову, и кровь из-под тряпки полилась сильнее.

— Лежи! — прикрикнула на него крутившаяся поблизости пума, — Сейчас Якра тебя перевяжет. Якра! Якра!

— Чего орёшь? — откликнулась гиена, — Медведь большой — крови много. Потерпит. Где Урнала?

— Там. — указала пума, — Весело тут у вас. И чего мы сразу не пришли, когда в первый раз бахнуло? А что это было?

— Не знаю. — неохотно проворчал Перк, — Оррий найдётся — расскажет. Это он дряни в бочку наболтал. Смотри-ка, половина леса сгорела.

— Дряни? Полную бочку? — пума зажмурилась, — Я думала, хуже Якры бурн никто варить не умеет.

— Смейся хвостатая, да. — фыркнула гиена, — Ты волка смотрела?

— Худо волку. Нутро отшибло, кровью харкает. Кто другой давно бы помер. Крепкие они, северяне.

— Так беги к нему, ворона бурая!

— Урнала с ним. Они вроде как знакомы.

'Ягморт!' — вспомнил Рохом.

Не обращая внимания на гневные окрики Якры, Рохом вновь поднялся на ноги. Ягморт лежал всего в пятнадцати шагах от него, прислонившись к небольшому валуну. Волк был раздет до пояса. Топор лежал у него на коленях, а рядом, у камня валялись шлем, кольчуга, салакаш. Светло-серый мех на груди и животе Ягморта был забрызган кровью.

— Не трогал бы ты его пока.

Тяжёлая рука легла Рохому на плечо. Снежная коза в белом шерстяном салакаше и белой вязаной хурке с медной руной Агоса на правом плече, была на голову выше барса. Чёрные глаза козы смотрели строго.