В круг вступил огромный человек, похожий на быка: с тяжелым квадратным лицом и патлами темных волос на плечах, сам мощный и широкий, одетый в кожаные штаны и тунику по колени. На толстой шее его блестел золотой обруч, на запястья и над локтями были надеты браслеты прямо поверх рукавов. На поясе висели нож и топорик.
Мужчина был размером с Матвея, только по Матвею видно было, что он добрый. А здесь стоило только посмотреть на холодные маленькие глаза и жестокую складку у рта, чтобы понять, что этот не знает доброты.
Алина замерла, наблюдая, как он приближается. Он один внушал больше страха, чем все окружающие. Мужчина остановился, глядя на нее, протянул огромную руку, сжал крыло, дернул за пух.
— Наконец-то! — и голос его был похож на рев, а в глазах мелькала жестокость. — Хенши, получишь все золото, что отдадут за нее жрецы.
— Я не за золото служу тебе, тха-нор, — почтительно откликнулся ловчий. Тха-нор отмахнулся, подергал Алинкины волосы, будто она была неживой, и, держа за затылок, потянул ее подбородок вниз, заставляя открыть рот. Сунул туда палец, провел по зубам — ее чуть не стошнило, и она попыталась укусить его. Но Венши, не дернувшись, сжал второй рукой ее шею — и она придушенно задышала, а он невозмутимо убрал палец изо рта и хмыкнул.
— Баба как баба, только красивая, здоровая, да еще и с крыльями, — он вдруг оттянул край сорочки, заглянул туда и огромной рукой своей стиснул ей грудь — как круп лошади. Принцесса забилась, отшатывась и закрываясь руками. Он ее не удерживал, расхохотался, как над забавным зверьком.
— Она Йешти зарезала, — сообщил нор Хенши. — Осторожней, тха-нор. Совсем дикая.
— Чтоб я еще баб опасался, — продолжая смеяться, отмахнулся хозяин замка. — А диких я люблю, дикие на ложе слаще покорных. Было бы время... хотя, — он с жадным интересом посмотрел на Алинку и повернулся к нору. — Хенши, пошли вестника жрецам, пусть прилетают, забирают. А я сначала со второй твоей добычей поговорю, — в голосе его появилось хищное предвкушение, — а потом и с этой потолкую. Колдун ее распечатать уже наверняка успел, так что не убудет и боги не обидятся. Да, девка? — и он, притянув к себе Алинку, с жадностью впился губами ей в шею — а потом отшвырнул на землю, отворачиваясь в ту сторону, куда утащили лорда Тротта. Перед его взглядом расступились наемники — и он довольно похлопал себя по бедрам, снимая с пояса топорик, и направился вперед.
Тротта бросили на землю у стены замка, и он лежал на боку с заново связанными руками и ногами, лицом в грязи. Тха-нор подошел ближе, деловито поднял одно крыло, замахнулся — и Алина зажмурилась, каменея от знакомых уже звуков разрубаемой плоти. Ее трясло, и хотелось кинуться вперед, но ноги не могли сделать и шага. Удерживающий ее наемник и не сжимал ее особо, видимо, захваченный кровавым зрелищем.
Рубил тха-нор долго, с удовольствием покрякивая, и она все это время тяжело дышала и не смотрела туда. А когда наступила тишина, все же взглянула и всхлипнула от ужаса.
Лорда Макса растянули на стене крепости у самой земли, заковав шею, ноги и руки в каменные кандалы. Крылья лежали перед ним, а по стене за его спиной текла кровь. Он все еще был без сознания — голова безвольно клонилась на грудь, и по жесту тха-нора на него вылили колоду воды. А потом еще одну.
И инляндец, наконец, зашевелился и открыл мутные глаза.
Макс Тротт не сразу понял, где он. И не сразу вспомнил. По лицу текла вода, тело было наполнено болью, голова гудела, отзываясь мучительными вспышками на движения глазных яблок. Горели места ранений, горела спина. Регенерация уже началась, и тело зудело, но сил явно было недостаточно. Перед глазами все расплывалось — он дернул головой, чтобы прийти в себя, и его вырвало горячей желчью, обжегшей и горло, и губы. Он выплюнул остатки и закашлялся, едва не теряя сознание от боли.
— Мне нужно, чтобы он видел, кто его убьет, — раздался раздраженный рев. — И не сдох раньше! Еще воды!
Его снова облили, и туман перед глазами наконец-то начал рассеиваться. И Макс увидел — и свои крылья, и огромного тха-нора, и принцессу далеко за его спиной, прижавшую руку к губам, чтобы не закричать, удерживаемую одним из ловчих — испуганную, измученную, но живую! И толпу наемников, которые подходили все ближе, глядя на него со злорадством и тщательно скрываемым страхом. И привязанных охонгов и раньяров у стен, и даже одного тха-охонга, чья огромная башка возвышалась за крепостью.
Макс медленно — от движений снова подступила тошнота, — повернул голову в одну сторону, в другую. Он висел на стене, и руки его были закованы в каменные кандалы, скрепленные каменными же колышками.
— Я подготовился к твоему появлению, как видишь, — довольно проговорил тха-нор, принимая из рук одного из наемников кнут. — Все на свете гниет, кроме камня, так что эти украшения для тебя. Камень ты не сможешь рассыпать прахом. И вынуть тебя отсюда можно только по частям. Что я потом и сделаю.
Макс перевел взгляд на Алину — она смотрела на него с отчаянием и надеждой, и он, не в силах вынести ее испуганный взгляд, опустил глаза. Он не знал, как ее спасти. И не знал, как выбраться. Даже если сейчас призвать Дезеиды — он не сумеет так вывернуть ладонь, чтобы разрезать камень.
"Отец".
Молчание.
"Отец!"
Где-то на краю сознания слабо колыхнулась темная прохлада и затихла.
"Помоги. Пожалуйста. Не мне — ей. Помоги!"
Молчание.
Раздался свист — кнут вспорол кожу на животе, и Макс, оскалившись от боли, дернул лицо к небу. Тха-нор подошел вплотную к нему, провел рукой по ране, с удовольствием облизал ладонь. В глазах его разгорались огоньки садистского безумия.
— Я Венши, сын убитого тобой Ранши, — сказал он и с силой, кулаком ударил Макса в лицо, затем — в живот, и склонился ближе, словно вдыхая его тяжелый стон. — За отца ты будешь умирать медленно и очень больно, колдун.
Отошел, взмахнул кнутом — и снова обжигающая боль по груди, от которой вышибает дыхание, темнеет в глазах и рвутся мышцы, потому что тело пытается спастись. Макс, отдышавшись, опять нашел взглядом принцессу. Она, не отрываясь, смотрела на него и по щекам ее беззвучно катились слезы.
Боги, девочка, как же вытащить тебя?
— Зачем тебе убивать меня, тха-нор? — спросил он, пытаясь выиграть время. Голос был похож на карканье. — Отца ты не вернешь, а я знаю, где лежат слитки золота размером с голову охонга, волшебные камни, в которых можно видеть будущее. Могу показать их тебе.
Вот так... если пойдет за золотом, можно сбежать... найти ее...
— Золото у меня есть, а будущее я тебе и так могу предсказать, — расхохотался Венши, размахиваясь. — Ты умрешь сегодня, колдун. А если бы ты мог его видеть, ты бы не попался.
Свистнул кнут — раз, два. Макс застонал — каждый следующий удар ложился поверх старого, принося все большую боль. Замолчал, хватая ртом воздух, судорожно оглядывая двор. Ворота открыты. У стены за спиной Алины охонги. На нее уже никто почти не обращает внимания — столпились вокруг тха-нора, жадно смотрят, подхохатывают, ставки ставят, сколько продержится, не сдохнет. Ее страж тоже смотрит завороженно и не держит ее уже. Стражники с ворот спустились вниз, подошли к толпе — не хотят пропускать потеху. Если ей удастся сесть верхом... как, как ей удастся?
— Что-то ты плохо кричишь, — сказал Венши, растягивая слова. — Принесите жаровню! Пора припечь и посмолить его.
Макс снова посмотрел на Алину. Настойчиво, в глаза. Перевел взгляд на ворота — и она оглянулась. И испуганно посмотрела на него.
Иди, девочка. Быстро. Я отвлеку.
Она неуверенно сделала шаг назад, и Макс едва заметно кивнул. Еще шаг. Никто на нее не смотрел, даже Хенши — только на него.
— Я знаю пещеру, — сказал он громко. — Там столько золота, что хватит слитками обложить твердыню в три слоя, и еще останется. С таким приданным можно и на внучке императора жениться...
Шаг, еще шаг. Замерла. Безумие, конечно. До ворот далеко. Но вдруг получится?
— И вторую знаю. Там рубины размером с кулак, и изумруды с глаз раньяра.
Наемники возбужденно загалдели. Принцесса сделала еще несколько шагов.
— А еще есть у меня десять волшебных трав, могу я из них приготовить зелье. Выпьет обычный человек — станет могучим, как тха-охонг и будет жить двести оборотов лун, выпьет тха-нор — и станет бессмертным...
Алина была уже на полпути к воротам. Ловчие и сам тха-нор смотрели на Макса с жадностью, с возбуждением, а она бежала к воротам.
Еще, еще, быстрее, девочка, быстрее!
— И есть у меня в лесу клад, а в нем волшебные семена и орехи — кинешь маленькое семя, вырастет дом, кинешь орех — поднимется замок...
Макс говорил так, как никогда в жизни не говорил, убеждал, забалтывал, завораживал. Ей до ворот оставалось шагов тридцать... двадцать... и он уже почти поверил, что ускользнет, когда из замка выскользнул наемник с дымящей жаровней в руках, застыл, увидев принцессу — и заорал, тыкая в нее пальцем. И она, обернувшись, понеслась быстрее стрелы — и выбежала за ворота.
Тротт затаил дыхание, сам рванулся со стены, застонал от бессилия и понимания, что будет дальше. Наемники бросились в погоню. Побежали пешие, несколько ловчих вскочили на охонгов. Тха-нор, сплюнув и заревев, с яростью зарубил топором упустившего ее наемника и стражников, спустившихся со стен — и тела потащили к заверещавшим, почуявшим кровь охонгам.
Сквозь ворота было видно, как удаляется легкая фигурка, несется, как птичка, петляет, уходя из зоны видимости и снова возвращаясь в нее — но охонги настигают ее, загоняя, как зайца, набрасывают сеть, сбивая на ходу — и она катится по земле, барахтаясь в сетях. Макс облизывал губы, пытался призвать Источник — но он все молчал, и камень не поддавался тлению.
Принцессу вернули, раскрасневшуюся, пыльную, тяжело дышащую — сволокли с охонга, разрезали сети, поставили перед раздраженным, постукивающим себя кнутом по бедру тха-нором, и он, размахнувшись, ударил ее ладонью по лицу. Алинка упала, сжалась на земле, закрываясь руками и крыльями — и ее снова вздернули на ноги. Губы были разбиты, из носа ее шла кровь.
Макс судорожно вздохнул, оскалился от ударившего по нервам кровному поиску. Тело сводило от боли, но сильнее всего болело внутри. Сердце.
— Попробуешь еще — убью, — пообещал Венши, склонившись над ней и схватив за волосы, — не посмотрю, что жрецам обещана. Поняла? — он толкнул ее к одному из наемников. — Следи, глаз не своди! А ты, — он обернулся к Максу, — вот почему болтал? Ну хорошо. Язык я тебе выжгу первым.
Он схватил с жаровни раскаленный прут, двинулся к Тротту. Макс затих, дергая руками в кандалах. Принцесса тяжело дышала, сжавшись в руках у наемника. Тха-нор уже тянулся к Тротту прутом, когда она повисла на руках опешившего ловчего и, ровно как Макс ее учил, ударила затылком ему в лицо. И, вырвавшись, с криком "не трогайте его!" прыгнула на спину тха-нору и вцепилась пальцами в его глаза. Он заревел, выронил прут, отцепил, отшвырнул ее — но Алина, как маленький взбесившийся зверек, снова прыгнула, уворачиваясь от наемников, поднырнула под убийственный замах — и, дернув из ножен на поясе Венши нож, ткнула им неуклюже, криво, зажмурившись и с отчаянным рычанием.
— Ах ты тварь! — заорал тха-нор, отшвыривая ее и выдергивая из бока оружие — у нее не получилось нанести серьезную рану. Глаза его были красные, безумные — и он, шагнув к отползающей Алинке, пнул тяжелым сапогом ей по ребрам, затем еще раз и еще. Она перекатилась от боли на живот — и он схватил ее за волосы, выгнул, наступая на крылья — раздался хруст тонких косточек и девичий крик.
— Отродье крылатое! — Венши вздернул ее наверх, снова ударил по лицу. — Пощупать меня решила, да? Ну я тебе сейчас пощупаю! — он рванул сорочку, разрывая ее спереди.
Мелькнула маленькая грудь, светлая кожа — и принцесса, извиваясь, царапаясь, будто свирепея от каждого удара и от боли — хотя инстинкт должен был подсказать сжаться, защищаться, — полетела на землю. Изо рта ее шла кровь. Макс дергался в кандалах, почти ломая руки от бессилия. По жилам бежал холод, а изо рта вырывалось даже не рычание — вой.
— Тха-нор! — обеспокоенно крикнул нор Хенши. — В храм ее нужно доставить живой!
Венши на миг оглянулся — перекошенное лицо, безумные глаза, — и зарычал, наваливаясь на Алину. Принцесса ударила его ногой — и он схватил ее за горло. Она захрипела, давясь — а Макс со свистом потянул воздух, напоенный запахом ее крови, не в силах протолкнуть его в легкие, и вдруг вдохнул полной грудью, наполняясь только одним инстинктом — защитить ее. В глаза плеснуло тьмой, и во тьме этой он увидел, как начинают светиться силуэты всех людей вокруг, а тело принцессы, просвечивающее сквозь дымку тела тха-нора, пылает чернотой, и в черноте этой жидким золотым огнем пульсирует паутина вен, артерий и капилляров.
Тротт вдохнул еще раз, и еще — кровный поиск усилился тысячекратно, словно выламывая его кости, превращая их в лед — и он закричал, глядя в распахнутые глаза Богуславской, на которой тха-нор рвал одежду. Закричал, как раненое животное, втягивая в себя ее огонь и сгорая в нем, чувствуя, как питается пламенем его тьма, как расширяется она, клубясь и кипя... И еще раз втянул напоенный запахом крови воздух — и невыносимо, мучительно, ужасающе огромная тьма вырвалась из его тела с первым же выдохом, оставив его оглушенным и пустым.
Первая леденящая темная волна обратила в прах ловчих и инсектоидов, выжгла землю до серой пыли и ушла далеко за стены твердыни, вторая — заставила треснуть камни. А третья, болезненная и изматывающая, рассыпала стены каменным прахом, бросила Тротта на землю. Только стояла твердыня — и посыпалась, как песочная от суховея, потекла от легкого ветерка. Потому что даже камни могут стареть и превращаться в прах. На это просто нужно больше времени.
Макс, едва двигающийся и не способный удивляться, подошел к принцессе, опустился перед ней на колени. Каким-то чудом на ней и на нем сохранилась одежда, хотя вокруг было уничтожено все. На ребрах принцессы под слоем пыли, в которую превратился тха-нор, наливалась черным гематома, и сама она вся была в синяках — и судорожно, хрипло дышала, глядя на него затуманенными от боли глазами. Изо рта и из носа ее шла кровь.
— Все? — прохрипела она, кривя разбитые губы то ли в улыбке, то ли в гримасе боли.
— Все, Алина, — сказал он сдавленно, ласково оттирая от пыли ее лицо, касаясь шеи, светлых волос. Глаза щипало, и хотелось скулить, как собаке. — Все, Алина. Все хорошо.
— Пить хочу, — прошептала она и потеряла сознание.
В глазах защипало сильнее. Сдавило грудь, и Макс затряс головой, давясь от спазма в сердце и сведенного горла. Потер лицо — оно было мокрым, попробовал вздохнуть, — и над грудой каменного праха понеслись сдавленные лающие звуки, глухие, словно плачущий вырывал, выскребывал из себя боль и никак не мог остановиться.
Тротт долго нес принцессу прочь от твердыни, прижимая к себе и баюкая, как ребенка. Сломанные крылья ее касались земли, но он не мог их подобрать, опасаясь, что если наклонится, упадет вместе с ней и не сможет подняться. Кровный поиск словно выгорел, и с ним сгорели все силы. В глазах темнело, а Макс все шел, направляясь туда, где за границей обращенной в прах земли начинался зеленый лес и знакомые ему земли.
