Постепенно и они "рассосались". Одни уехали куда-то в сёла, другие отстроились заново. А она осталась потолстевшая и несчастная, чувствуя как в животе пинаются двойняшки. Нет, тревоги она не выказывала, чтобы не огорчать мужа, приходящего с работы усталым и издёрганным. Он изо всех сил старался успокоить и приободрить её, притаскивая купленные или выменянные на барахолке детские вещички. А, добыв где-то сразу пару горшков, вид имел победоносный и гордый. Вокруг царил дефицит — из продажи исчезли многие привычные вещи. Зато продуктов опять было много: качественных и доступных.
Жизнь вокруг как-то налаживалась и приближался срок родов, когда из своей лесной школы вернулся пасынок, вымахавший ростом чуть не с Кирилла. Выглядел он диким, словно превратился в аборигена. Да ещё и девчонку привёз. Вот эта заноза и встревожила Лену не на шутку.
Дело в том, что, будучи психологом, она умеет многое примечать. И не заметить того, что девочка крутит мальчишкой, как хочет, не могла. А он — чисто телёнок — тянется за ней, словно на верёвочке. Впрочем, не полагаясь на впечатление от краткой встречи — пора было в роддом — ничего рассказывать Кириллу она не стала. Наверное — правильно сделала. Потому что эта самая мелочь приехала встречать её из больницы вместе мужчинами. И снова помыкала пасынком, показывая, как нужно держать младенца, чтобы не уронить головку. Помыкала она, впрочем, и Кириллом, движением брови велев вести к машине супругу а потом и занять водительское место.
Дома тирания Федькиной подружки обрела ещё более зримые очертания — она вела себя полноправной хозяйкой, указывая, что делать с обкакавшимся малышом, как держать его после еды, чтобы не задохнулся от отрыжки. Как поступать, когда орёт и как пеленать, чтобы успокоился. Сама же она делала всё неторопливо, но всё время, объясняя, какие пелёнки обязательно нужно гладить, а какие — не стоит. Уверенно готовила купленное на рынке молоко, втолковывая, сколько держать при какой температуре — одним словом, уверенно и безапелляционно исполняла роль бабушки.
Наметилась проблема с грудным молоком — его элементарно не хватало на двоих горластых проглотов. А на коровье, пусть и со знанием дела приготовленное, они соглашались неохотно. Опять Кирилл мотался по городу, выискивая или кормилицу, или у кого какая смесь осталась, или другой вариант.
* * *
Выйдя из ванной, Лена прислушалась, не начали ли детишки свой обычный ор в ожидании кормления. Несмотря на урочный час в доме было тихо. Подозрительно тихо. Ворвавшись в спальню и обнаружив пустые кроватки, метнулась на террасу, а тут...
Мегакошка развалилась на подстилке, где когда-то возлежала со своими щенками Патри. И также, как когда-то, эту зверюгу дудолят: один котёнок и двое её чад, которых осторожно придерживают Федька и Нинка.
— Ма, Анфиса согласилась подкармливать Димку с Алинкой, — улыбнулся пасынок. Её немного распирает, поэтому ей даже в радость.
Придерживаясь за косяк тихонько сползла на порог, не выпуская из горла вопль возмущения. Сердце ёкнуло, когда звериная лапа с толстыми крепкими ногтями на концах неловких пальцев пошевелила дочку, устраивая её удобней.
— Это Федька догадался, — гордо добавила Ниночка. — А к обеду у вас уже накопится достаточно на обоих, — добавила она участливо. — На полдник я им молочка сделаю. А Хлястик уже подрос, его в обед грудью можно не подкармливать, — объяснила она. — Дадите из бутылочки, на которую я надела большую соску. Только подогреть не забудьте.
— Э-э... а она теперь тут будет жить? — поинтересовалась Лена.
— Да. Вы с Кириллом Сергеевичем станете её прайдом. Уходя на охоту она оставит Хлястика на ваше попечение. Зато и за двойняшками присмотрит, если понадобится куда-то сбегать.
— А вы с Федей тоже станете для неё семьёй?
— Ненадолго. Через три купания уедем путешествовать. Оформляемся на "Перкаль" на рейс до Чёрного приборщиками пассажирских кают.
* * *
— Привет, Анфиса, — вернувшийся с работы Кирилл увидел кошку, торопясь в ванную — Ниночка приучила его умываться перед тем как целовать жену всякий раз, когда приходит откуда-то.
Ответный кивок и моргание, переведённое визорами: "Знаю тебя". Это формулировка приветствия между знакомыми.
— Па, откуда ты знаешь эту кошку, — поинтересовался Федька, когда все уже сидели за столом.
— Так она из свиты Самого, — ответил отец, многозначительно указывая пальцем в потолок.
— Странно, а почему она живёт не в резиденции, а у Степана и Аделаиды Ланских?
— Как ты сказал? Ланских? — захохотал Кирилл, не донеся до рта ложку. — Фёдор! Ты уже большой мальчик, но чудишь невообразимо. Ланская — Деллка, а муж её — Асмолов.
— Кирюша! А отчего ты так хорошо разбираешься в делах этой семьи. Только не говори мне, что по долгу службы. — К Леночке вернулось устойчиво радостное настроение, и ей захотелось попроказничать, проявив шуточную ревность.
— Ты не поверишь, Ленок, но именно по этому самому долгу. Пользуясь разницей в фамилиях Деллка прикинулась простушкой и подала заявку на выделение земельного участка под застройку. Из неё сразу попытались вытянуть на лапу, а Кузьмич об этом прознал, и спустил на эту компанию нашу свору.
— Э-э... а кто у нас Кузьмич?
— Так Представитель Президента на Прерии Степан Кузьмич Асмолов.
— Это у него Фагор ужин сожрал! — ужаснулась Мелкая.
— Только не говори мне, кто этого Фагора туда привёл, — старший Матвеев начал тихо сползать под стол. Впрочем, нахохотавшись, он сделал серьёзное выражение лица: — Изучишь правительственный сайт и сдашь мне зачёт по персоналиям должностных лиц. Чтобы нам не приходилось краснеть за твои выходки. Тут, сам знаешь, что на всю нашу планету — одна большая деревня. Не хватало ещё, чтобы ты заработал какую-нибудь кличку — местные их мигом, знаешь ли, цепляют.
Федька потупился и покраснел. И покосился на Мелкую — не ляпнула бы. Но ответный взгляд его успокоил.
* * *
Лене спокойно и радостно. Димка с Алинкой спят в своих кроватках — впереди часа три покоя до самой кормёжки. Хлястик свернулся на коврике в углу и затих, обняв ополовиненную бутылочку. Теплый Кирилл поглаживает её по макушке, а в распахнутое окно смотрят яркие звёзды.
— Лен, тебе не кажется, что у Фёдора очень странные отношения с этой девочкой.
— Кажется. Действительно. А что тебя настораживает?
— Такое впечатление, что они супруги, прожившие, не расставаясь, долгую счастливую жизнь.
— Дети ещё. Разучивают свои будущие роли, заодно, узнавая друг друга. Она — заботлива и предусмотрительна, а он — защитник и добытчик. Удивительно только, как они так удачно действуют без близости.
— Не уверен, что у них ничего не было. Видел, как Нина выходила из его спальни.
— Не было, — Лена улыбнулась. — По другому бы она себя вела, точно тебе говорю. У них сейчас очень сложный период — оба и хотят, и боятся. Причём, не последствий или чьего-то гнева, а друг друга и самих себя.
— Не путай меня. Как это можно бояться самих себя?
— Кирюш! Они же ещё совсем дети. Когда думают, что их никто не слышит, он её Мелкой зовёт, а она его — Нах-Нахом.
— Что?! Мой сын Нах-Нах? — Матвеева словно пружина подбросила. Впрочем, дернувшись, он затих и принялся беззвучно ржать.
— В чём дело, милый?
— Ты не представляешь себе, какие байки о нём ходят! Нет, врут конечно. А, может, и не о нём, а о ком-то другом. Молва приписывает Федьке аж трёх убитых слоносвинов. Да быть того не может!
— Слоносвин, это кто? — зевнула Леночка.
— Это страх и ужас. Не стану тебе рассказывать на ночь, а то не уснёшь. Спокойной ночи, радость моя.
— Спокойной ночи. А радость будет послезавтра, мой сладенький.
* * *
Разумеется, информацию о заинтересовавшем её животном Лена без труда отыскала в сетке, как только покормила мужа, а потом и детей. Изображение, выведенное на большой кухонный экран впечатляло.
— Чем же такого гиганта можно завалить? — невольно поёжилась она.
— С переднего ракурса только вот в эту область, — показал Федька. — Главное, чтобы пули были бронебойные. Ну и патронов уходит больше рожка.
Леночка покосилась на пасынка. Кажется, не обмануло Кирилла отцовское сердце. Тогда и Нинкина влюблённость в этого долговязого нескладёху совершенно понятна. Коварная, предусмотрительная, дальновидная, она смотрит на Федьку такими обожающими глазами! Мечтательными — вот какими. И каждый раз, почему-то, теребит короткую косичку на затылке.
Глава 19. Бал.
— Кирилл Сергеевич! Не откажите! Решительно нечем больше придать блеск такому мероприятию, а ваше с супругой танго, тогда, на набережной, запомнили многие, — убеждает отца незнакомец с официального вида кейсом.
— Увы, Михал Михалыч, мы сейчас не в форме, — папа уже поймал взгляд ма, отрицательно покачавшей головой.
Мелкая тоже смотрит на Федьку, и видно, как глаза её становятся квадратными от переполняющего душу желания — вот ведь пристрастилась, понимаешь, танго танцевать!
— Пап, мы с Ниной тоже любим этот танец. Говорят, у нас, более-менее, получается.
Гость, однако, смотрит недоверчиво — уж больно худосочны эти подростки... хотя...
— Не покажете? — в глазах смесь надежды и сомнения.
— Отчего же нет? — Нинка переводит свой разведчицкий шлем в режим трансляции, а Федька кивает головой на дверь. — Извольте. Только здесь тесновато.
Отожгли они с настроением — прямо во дворе, включив музыку на трофейном шлеме. Парня чуть смущало, что отец тоже вышел посмотреть и, скрестив руки на груди, наблюдал за ними непроницаемым взглядом. Впрочем, музыка и ритм так захватили, что на зрителей внимания просто не оставалось. Да и Мелкая сегодня была просто огонь — загорелась видно желанием всех удивить.
— Прекрасно, — Михал Михалыч аж подпрыгнул, когда они замерли, тяжело дыша под последние звуки аккомпанемента. А отец широко улыбнулся и подмигнул, показав большой палец. — Значит так, молодые люди...
... так крепко влипнуть Федьке раньше не доводилось ни разу. Раут, посвящённый встрече промышленников и военных в представительстве президента должны были посетить многие заметные люди Прерии. С супругами.
Первым следствием принятого приглашения оказалась полная Федькина занятость в детской — ма готовила Мелкую к выходу в свет, а папа утюжил сыну брюки и рубашку — не столь ловок Кирилл Сергеевич управляться с малышнёй.
Какое-то время обстановка в доме была авральная, а потом потянулись томительные минуты ожидания.
— Ты хто? — ошарашено спросил Нах-Нах незнакомую красавицу, вышедшую на террасу, и с удовольствием увидел, как глаза её становятся знакомо квадратными — она только что получила незабываемый комплимент. Конечно, он её узнал. И не узнал. Платье, всё-таки, достаточно открытое, так что приметные местечки взору доступны... захотелось пробежать по ним губами. Впрочем, придётся обождать. Кажется, сегодня этого не миновать в любом случае.
* * *
Распорядитель чинно объявлял имена прибывающих, а Нах-Наха с Мелкой провели незаметно, велели раствориться в толпе и не отсвечивать до тех пор, пока не начнутся танцы. Потом была скучноватая речь о том, что планета осталась в изоляции, но, тем не менее, должна быть всегда готова... а для этого необходимо... длинный перечень компонентов и материалов, которых здесь отродясь не было, содержал крайне ограниченное количество знакомых Федьке слов. Мелкая держала его под руку и позволяла прогуливать себя вдоль столов с закусками и напитками.
Время от времени она здоровалась с кем-то из ребят и девчат в белых курточках обслуживающего персонала — ни одного знакомого Федьке лица. Появилась Стебель под ручку с представительным мужчиной и удивлённо уставилась на пару малолеток.
— Не узнавай её, — шепнула Нинка, чувствительно сжав локоть. — На меня сегодня все цыкают, чтобы не лезла к ним.
— Кто — все-то?
— Учились вместе, — на лице её нарисовалась задумчивость.
Впрочем, длилось это недолго — настал их час. Разумеется, когда зазвучала музыка, они вышли как будто одни из собравшихся. Нинка заученно отзывалась на музыку, но ни озорной зажигательности, ни страсти в её движениях на слышалось, да и у Федьки не было того азарта, как во дворе — под взглядом отца. Осознание, что на них смотрят все эти чужие люди... Впрочем, к середине танца, музыкальный ритм своё дело сделал — потихоньку разошлись, забыли о зрителях, или те сами замерли, наконец, оценив выступление по достоинству, и перестали отвлекать. Глаза Мелкой привычно засияли, движения стали быстрыми, улыбка дразнящей, так что он на самом деле вдруг ощутил влечение к ней, хорошо не растерялся, а сумел вложить все чувства в танец. Финальный "почти поцелуй" вышел просто на ура, так что после завершающего аккорда их оглушили взрывом бурных аплодисментов.
После этого затанцевали многие пары, а к Нинке стало не пробиться. Показалось, что молодые офицеры скоро прямо здесь начнут стреляться за право покружиться с Мелкой. Впрочем, красивых женщин, умеющих танцевать, хватало. Как говорится — главное было поднести фитиль. Через некоторое время, дыша, словно загнанная лошадь, примчалась Нинка:
— Прикрой меня скорее, пока снова не пригласили, — выдохнула она и получила из рук ближайшего белокурточника стакан лимонада. Федька бы тоже подал, но ему это оказалось не так удобно, потому что перестал бы заслонять подругу, потянувшись за напитком, и он замешкался. Сам же незнакомый парнишка так старательно делал вид, будто никогда не встречался со спутницей Нах-Наха, что стало ясно — абориген — совсем не умеет притворяться.
— Ощиплю! — вместо "спасибо" сказала ему Нинка так незаметно, что её перекошенный в сторону рот было видно с противоположного края зала.
Неподалеку средних лет офицер объяснял штатскому помоложе, чем не подходят предлагаемые ткани для современной амуниции. Чуть в стороне рассуждали о недостатках доступных сортов бездымного пороха, а в компании, к которой примкнул Степан Асмолов, прикидывали возможности имеющегося парка средств доставки для того, чтобы выводить на орбиту снаряды реактивных миномётов.
Взрослые гости отдавали должное угощению, отчего делались веселее и непринуждённей. Где-то заспорили, где-то заржали. Становилось скучно, тем более — танцы пошли по принципу "каждый сам за себя". Ребята потихоньку ушли с раута. Нинка натёрла ноги в туфельках, пусть и не на высоких, но всё равно непривычных каблуках. Ехать на Федькиных руках она отказалась наотрез, а пошла босиком.
Настроение у обоих оказалось неважным, и намерение Нах-Наха пройти губами по некоторым местам, улетучивалось с каждым шагом. Непонятно откуда, но он чётко понимал — что-то не так, но требовать объяснений бесполезно.
Глава 20. Её личный капитан.
Мир Маруси, еще недавно такой сумбурный и беспокойный, полный одиночества и неясных тревог о будущем, и, тем не менее — такой простой и понятный, перевернулся. Не то чтобы это было как-то заметно внешне. Нет, всё вокруг осталось прежним, но сама она стала другой. Более едкой, что ли, саркастичной, а в худшие минуты — дерганой, обидчивой, незнакомой самой себе. Мысли о своем новом положении — девушки капитана Савельева — не просто смущали — пугали, не давая нормально спать и мешая сосредоточиться на учебе.