Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Четвертый поросенок


Опубликован:
12.03.2013 — 16.09.2013
Аннотация:
В соавторстве с Ольгой Амбарцумовой и Сергеем Калашниковым Колония на далёкой планете оказалась в изоляции после короткой войны, завершившейся вынужденным примирением сторон. А домашний мальчик во всё это вляпался. Искренний, честный, но очень городской. Закончено.
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Четвертый поросенок



Четвёртый поросёнок


Проект "Прерия", роман

Жанр: фантастика, приключения

Авторы: Сергей Калашников, Ольга Амбарцумова, Al1618

2013 год, на правах рукописи

Глава 1. После бала

На празднестве в честь примирения ассамблейцев с федералами было шумно и весело. Взрослые с удовольствием предавались не только чревоугодию и бражничанию, но и танцевали, и песни вопили — случалось, что даже хором. Ребятишек же развлекали несколько затейников придумками вроде набрасывания колечек на стерженьки или бесплатными боями на игровых автоматах. Малышню занимали хороводами, разучиванием "два притопа, три прихлопа" ... Скучно Федьке не было. Даже нравилось, чего совершенно не ожидал. Не напрасно так утюжил свою парадную одежду и начищал лакированные туфли. Тут вокруг все были нарядными и красивыми. На лицах улыбки, отовсюду слышались смех, гомон.

А ещё ему хотелось повстречать Ёжика, и казалось, паренек вполне может находиться где-то среди этой пестрой шумной толпы. Федьке он всерьез понравился, хотелось подружиться — ведь все приятели остались на Земле. А тут, на Прерии, как встретил этого паренька, сразу в душе шевельнулась надежда — а вдруг! Настоящего друга до этого как-то не случилось, даже думал, что это всё ерунда, только в книжках сочиняют про крепкую мужскую дружбу. Но этому мальчишке, сдержанному и деловитому, хотелось подражать и помогать. Однако сколько ни бегал, разглядывая группы гостей, а так знакомца своего и не нашел. Вихрастого белобрысого паренька с загорелым до черноты лицом нигде видно не было.

Впрочем, не грустить же от этого — набережная Белого Города с выходящими на неё верандами бесчисленных кафе заполнилась толчеёй, в которой царил настоящий буйный праздник. И еды много, самой разной, пирожных и мороженного — хоть объешься. И танцевать учили, и много симпатичных девчонок в нарядных платьицах. Фёдору раньше с девчонками не хотелось общаться, но посмотреть-то приятно. Особенно, на то, как танцуют. Некоторые неумело, дергано, а некоторые очень даже ничего. Вдруг потянуло и самому научиться.

Особенно, как увидел отца с Леночкой, которые неожиданно вышли в самый центр опустевшей после окончания последнего танца площадки, и церемонно раскланялись друг перед другом. Стало тревожно — умеют ли? Вдруг получится некрасиво — а они одни у всех на виду.

Но папка как-то залихватски тряхнул головой, мачеха грациозно изогнулась, и мальчик вдруг увидел их словно другими глазами. Отец — с отросшими за месяц кудрями, без обычной своей банданы, в белой аж светящейся в разноцветных огнях рубашке и черных брюках, гладко выбритый и загорелый — стал похож на хищника в броске. На его лице играла уверенная и насмешливая улыбка. Он казался собранным и одновременно расслабленным, и даже чуточку незнакомым. А Леночка в ярко-зеленом словно струящемся платье, ставшая выше ростом на высоких каблуках, с приподнимающей волосы прической, смотрелась на его фоне тоненькой, хрупкой, и в то же время невероятно гибкой. Федька удивился, как он раньше этого не замечал.

Папка кивнул музыкантам, продолжая небрежно обнимать за плечи молодую жену, и вдруг под первые же звуки музыки, резко крутанул её, так что та едва не врезалась ему в грудь и лишь в последний момент замерла, озорно улыбнулась и синхронно двинулась с ним по кругу в начинающемся танце. Федька в жизни бы не подумал, что отец такое умеет. Он удивленно смотрел на их то плавные, то резкие движения, забыв обо всем. "Танго", — как сквозь вату услышал знакомое слово и понял, что так и есть — они танцуют танго! Как-то он видел это в фильме, но даже там это не выглядело настолько красиво. Отец был просто великолепен! Он был красив и мрачен, ни улыбки, ни веселого блеска глаз, он так смотрел на Леночку, словно хотел схватить и... съесть? Нет, не то, но от сурового вида бати у мальчика внутри невольно ёкало. Леночка впрочем, ничуть его не боялась, отвечала достойно, и Фёдор поражался — не знал, что она может так меняться. То властная и неприступная, а в следующий миг легкая, дразнящая, парящая вокруг подхватившего её отца. А танец все не кончался, и жесткий будоражащий ритм оглушающей музыки проникал в каждую клеточку тела. Хотелось двигаться вместе с танцорами, такими родными и такими далекими, или стучать в барабан, чтобы звук стал еще сильней! Или оглянуться и крикнуть всей этой замершей в восхищении толпе, что это его отец так танцует! Пусть бы знали, какой у него папка! Но приходилось сидеть за столиком, присматривая за оставленными тут пистолетами в кобурах и папиным ножом — не больно-то с ними потанцуешь!

А батя с молодой женой продолжали удивлять своей уверенностью — словно оба точно знали, что сейчас сделает другой. То плавно закружатся, то отбивают каблуками четкий ритм в быстрых резких движениях, то замрут, то прижмутся и почти поцелуются, то крутанутся в разные стороны, каким-то чудом успевая схватиться друг за друга кончиками пальцев.

И когда музыка смолкла, разочарование было очень сильным, правда не долгим. Новое чувство захватило Федьку — теперь он внезапно понял почему родители выглядели так странно. Сейчас они так взбудоражено и бесшабашно друг на друга глядели, что мальчишка смутился — как же они так, при всех?! Насмотрелся за медовый месяц, в какие моменты они такими становились... Но тут грянули бурные аплодисменты, и Федька тоже очнулся и так хлопал, что руки заболели. И Фагор, о котором он забыл на время, залился тоненьким радостным лаем, словно понимал, что происходит что-то очень хорошее.

Мальчик с обожанием смотрел, как отец с победной улыбкой и смеющимися глазами и раскрасневшаяся Леночка раскланивались, взявшись за руки, а потом быстро нырнули в толпу, ловко пробираясь в противоположную от Федьки сторону, куда-то на дальний край пляжа. Понял, не дурак... и решение научиться танцевать танго оформилось окончательно.

Когда предки вернулись за столик и набросились на еду, Федька отправился к другому, длинному столу, где симпатичная девушка сразу сунула ему в руки холодный стаканчик с лимонадом. И как догадалась? Опустошая уже второй, краем глаза следил за продолжившимися танцами. Другие пары тоже прекрасно двигались, но исполняли уже не танго и не по отдельности, а все вместе. И смотреть на это оказалось уже не так интересно. Может потому, что ни отца, ни Леночки среди танцующих не было.

И он пошел к мальчишкам постарше, которые резались у автоматов в виртуальную стрелялку. Там как раз шла командная игра и, хотя Федька был младше всех года на два, а рядом хотели играть и более высокие мальчики из группы поддержки, их с Фагором неожиданно приняли. То есть щенок-то просто рядом крутился, а Федька очень даже лихо мочил более взрослых "врагов", не ожидавших от него, мелкого, такой прыти. Он даже умудрился оторваться от игры и заметить, как отец с Леночкой снова вышли на танцпол — спустя полчаса — и даже кивнул им и вернулся, чтобы снова начать присматривать за оставленным на стульях оружием.

А потом в городе громыхнуло, игру у парней сразу как отрубило, а по всей веселящейся набережной мигнул свет и начался такой бедлам, что Фагора пришлось немедленно брать на поводок и уводить в сторонку — как бы не затоптали несмышлёную псинку.

— Оставайся здесь и держись рядом с кем-то из полицейских, — на бегу прокричала ему Лена, хватая со стула оставленные там пистолеты и ножи, мешавшие им с отцом танцевать. — Мне надо в больницу, а папа уже собирает группу прочёсывания, — она на секунду остановилась. — Держи вот второй магазин, — это она уже из сумочки достала.

Ошарашенный и занятый попытками успокоить мечущегося щенка, Федька больше ничего не успел спросить. Леночка убежала, на ходу застегивая ремень с кобурой прямо поверх своего роскошного вечернего платья.

Что делать в снесённой взрывом больнице и зачем сейчас что-то прочёсывать, Федька не понял. Но, приказ, есть приказ. Отыскал фигуру местного полицейского, одетого в салатовые шорты и завязанную на животе форменным узлом цветастую рубаху, и пошел держаться рядом.

Люди куда-то мчались, часто в непонятных направлениях, только служители кафе стремительно фасовали неизрасходованную еду в контейнеры и запихивали всякую всячину в пластиковые пакеты. Голос администратора призывал сохранять спокойствие, что звучало гласом, вопиющим в пустыне — всем было не до того. С набережной доносились отрывистые команды, слышались всхлипы и причитания, урчало двигателем какое-то авто. Едва выглянул, чтобы поинтересоваться, куда это двинулся полицейский, рядом с которым ему приказали держаться, как услышал обращение к себе:

— Ты трезвый?

— Ага, — ответил машинально.

— Дяха! Бери парня, — прокричал незнакомец.

— Как звать тебя, парнище? — спросил Федьку подошедший мужчина и, не слушая ответа, продолжил: — Готовимся к проводке пешей колонны на север вдоль берега. Мы — фланговая застава. Бахром, Илья! Двигаем.

Бахром оказался даже младше и его двустволка выглядела игрушечной. Особенно — из-за пробок, затыкающих стволы, чтобы в них не попал мусор. Илья — тот самый полисмен, указанный мачехой, напротив, был кряжистым дедком, вооружённым помповкой. Дяха взвалил на плечо классический слонобой, после чего группа отправилась в путь. Сзади, со стороны залива, тянуло гарью, фонари набережной закончились и под ноги легла грунтовка. Здесь и постояли несколько минут, давая глазам привыкнуть к темноте. Подтянулись ещё несколько групп — головное охранение и фланговые заставы готовящейся колонны.

Оказалось, что люди вокруг знают друг друга, и сейчас обмениваются скупыми фразами, обсуждая ближайшие планы. Фагор наконец-то утихомирился и перестал натягивать поводок.

— Свои, свои, — повторял ему мальчик, опасаясь, как бы щенок не начал проявлять прорезающийся в нём от природы строгий нрав.

— Отстегни поводок, — вдруг присоветовал Бахром. — А то он тебя дерганёт не вовремя.

— А если потеряется?

— Значит совсем дурной. Такой за городом не выживет.

— Тогда мы лучше вернёмся, — терять четвероногого питомца Федьке безумно жалко. Они ведь уже крепко подружились.

— Ты чего, парень? Не понял, почему все уходят из города? — послышался из темноты незнакомый взрослый голос. — Нас атаковали с орбиты правительственные войска. Видимо, чтобы подавить восстание, которого так и не случилось. Так что надо срочно уносить ноги всем без разбору. И подальше. И поскорее.

Все меня слышат? — некоторое время подошедшие к началу грунтовки группы стягивались поплотнее. — Так вот, колонна беженцев начнёт движение с рассветом. Наша задача — прикрыть их от нападений хищников. Народ-то, в основном, городской, в лесу не сильно толковый. К тому же, через одного, обожравшийся водовки. Так что, думаю, удаление от дороги держать будем метров сто или чуток меньше. Все знают, где занять место? Выдвигаемся.

Дяха повёл свою четвёрку влево в лес, причём Федьке назначил сектор обзора вправо, в сторону сопровождаемой колонны. Как раз забрезжил рассвет и стало видно, куда ступать. Смотреть, в основном, приходилось под ноги и без конца отвлекаться на Фагора, носящегося вокруг кругами. Идущий следом Илья пару раз помог выпутаться из колючек, но с попрёками не совался и даже никак не комментировал неловкости "городского".

Впрочем, скоро дело пошло на лад. Щенок быстро утомился и теперь вяло переставлял лапы, следуя за хозяином. А, как только внимание перестало рассеиваться, идти стало легче. Справа проследовали какие-то машины, потом послышались голоса идущих людей. Они не молчали. Кто-то бранился, кто-то причитал, плакал ребёнок. Фланговый дозор двигался значительно медленней, чем основная группа, и ещё до полудня хвост колонны опередил своё охранение.

Вышли на дорогу. Старшой обменялся парой фраз с командиром арьергарда, после чего бодрой рысью побежали обгонять несуразную толпу празднично одетого народа, растянувшуюся примерно на километр. Духота, пыль, жаркие лучи Гаучо и проделанные в лесных дебрях километры разом навалились на Федьку, сделав мышцы вялыми, а голову — звенящей от утомления. Фагор еле переставлял заплетающиеся лапы — его несли по очереди, но больше всех — Илья. Ведь щенки этой породы — увесистые создания. Федька, казалось, сейчас просто рухнет от усталости. Пробежка изгнала из его организма последние капли бодрости.

Догнав головной дозор, опять ушли влево и удалились на положенное расстояние. Бедный парнишка держался на ногах из последних сил, когда в его секторе обзора что-то затрещало в зарослях. Вскинув автомат, мальчик вскрикнул, предупреждая остальных. Группа остановилась, причём Бахром явно прикрывал спины.

— Лось, что ли, ломится? — Дяха с надеждой посмотрел на помпу Ильи, а сам поудобней перехватил своего слонобоя.

— Хорошо бы, если лось. Они сейчас смирные. А вот, если, не приведи Господи, носорог, то лучше сразу пулей стрелять. Жаканом эту гору не пронять.

Словно в насмешку над высказанными версиями из-за ветвей показалась клыкастая кабанья морда.

— Слоносвин, — выдохнул командир дозора. — Ты, Илья, не поминай, если что лихом!

— И ты, Дяха, прости, коли чем обидел. Пацаны, быстро уходите, — дедок вскинул свою помпу к плечу, поджидая, когда появившаяся из леса тварь приблизится на удобное для открытия огня расстояние.

Бахром схватил Федьку за руку:

— Плавно, но быстро, уходим.

Не тут-то было. Это "недоразумение", висевшее на плече мальчика, не было никем оценено — его приняли за пистолет-пулемёт незнакомой конструкции. Теперь же автомат должен был сказать своё веское слово. Положив ствол в развилку дерева, Федька тщательно прицелился — полтораста метров, это нормально, если не дёргаться:

— Ду-дук, — послал он "двойку" прямо в голову. — Ду-дук, ду-дук, ду-дук.

Более чем двухметровой высоты груда мышц продолжала разгон в направлении людей.

— Ду-дук, ду-дук, ду-дук... и так — до смены магазина. Целя, исключительно в левый глаз. А потом — снова. Но, недолго. Слоносвин рухнул, не добежав до готовых встретить его выстрелами мужиков метров пятьдесят.

— Кто тебя учил стрелять, городской? — кажется вся группа перевела дух синхронно.

— Ёжик учил, — почему-то именно этот мальчишка вспомнился вдруг.

— Жили были четыре поросёнка, — сказал Дяха. — Про трёх знают все, а четвёртого звали Нах-Нах. Его даже волки обходили стороной. Так как, ты говоришь, тебя зовут-то?

Глава 2. Тут всё не по-детски

Остаток дня был кошмаром. Обессилевший от утомления и вдобавок обожравшийся Фагор в мешке за спиной, сырая кабанья печень, ветки, кусты, торчащие из земли корневища и расползшиеся от ходьбы не по асфальту изящные праздничные туфли. И всё это при неослабевающем внимании к происходящему вокруг. Чтобы не раскисать, Фёдору приходилось собирать себя в кучку огромным волевым усилием.

— Зверьё совсем с ума посходило, — недовольно бурчал Дяха, морщась всякий раз, когда издалека доносились звуки взрывов или выстрелов. — Раньше-то здесь тихо было, а тут явились какие-то бездельники, перебаламутили всех, — и почему-то зло косился на Федьку. Впрочем, набежавшая стая ужасных волков крепко его отвлекла. Возможно, звери и пробежали бы мимо, чем-то напуганные, но что бы они натворили в колонне мирных жителей?

Командирский слонобой первым сказал своё веское слово, завалив вожака. Потом заговорила помпа Ильи, а Федька всё никак не решался открыть огонь — уж очень быстро смещались цели. К счастью для беженцев, серохвостые мигом сменили приоритеты и навалились на дозор. Бахнула двустволка Бахрома, после чего закувыркался молодой самец со светлым брюхом. И, наконец, ударил автомат. Ещё раз. И ещё. Почти в упор. Последний из набегающих даже не остановился — мёртвое тело кувырком влетело в стрелка и опрокинуло его на спину.

Поэтому смотреть, как товарищи забивают прикладами ещё одного из волков, пришлось из неудобного положения, будучи полупридавленным.

— Эти волки не знали, как тебя зовут, вот и поступили неправильно, — пошутил старший наряда, стаскивая с Федьки убитого хищника. За спиной скулил помятый щенок... — Одной пулей сразить наповал бегущего волка — воистину учитель твой Ёжик, это просто кладезь мудрости!

— Ещё меня мачеха учила, — пробормотал мальчик совестливо, и стал успокаивать Фагора, проверяя, не переломал ли тому чего.

— Однако, ты и сам не промах, — отметил Илья, набивая патроны в свою помпу. — До последнего момента терпел, не пожёг боеприпас впустую.

— Это с устатку. От отупения, — ни врать, ни хорохориться совершенно не хотелось.

Со стороны охраняемой колонны подбежали ещё четверо:

— Ты как, Дяха? Отбился? — спросил самый старший из них. — Никого волчары не полоснули?

— Не, пронесло. Нах-Наха только чуток придавило. Однако, без членовредительства. Дай патронов к автомату, а то полрожка всего осталось, — устало отозвался старшой.

— У меня только семь шестьдесят две для РПК.

— Давай, — Федька протянул руку.

Белозубая улыбка из-под густых усов, весёлый прищур серых глаз, и в ладонь мальчика лёг тяжёлый холщовый кисет.

— Самодельные, — предупредил мужчина. — С тупоносой мягкой пулей. Сам понимаешь, баллистика у них другая. А чтой-то я тебя не припоминаю. Ты чьих будешь, вьюнош?

— Матвеев я, Кирилла Сергеича сын. — Тю! Дяха! Ты ж городского на сурьёзное дело взял.

— А я что, видел впотьмах? Парень выглядит крепким, в руках у него не пукалка, сам не мямлит — у нас ни построения, ни боевого расчёта не было. А что неловкий... так зато внимательный. И ты, это, Захар! Клинья-то не подбивай. Он мне самому нужон, — словно прочитав что-то в глазах собеседника, воскликнул Дяха.

— Ладно-ладно. Не трепыхайся. Вишь спуск пошел к ручью. Как переберётесь, топайте вверх по течению. Кого встретите — к тому и присоединяйтесь. Главное — след проложите отчётливый.


* * *

Идти по траве, проминая в ней тропу, для чего приходится семенить, вывернув ступни носками наружу — это ещё более утомительно, чем пробираться через лесные дебри.

— Правее сломанного дерева держите, раздался голос непонятно откуда.

Старшой устало кивнул и чуть подправил курс. Уже через десять минут, спустившись по береговому откосу, дозорные получили команду отдыхать. Им указали какую-то нору, ведущую в заваленную сверху древесными стволами яму. На дне — свежие ветки с не засохшими пока листьями. Сюда и рухнули. Федька притянул к себе щенка, да так и отключился, не думая ни о чём.

Разбудили его под вечер. Тени заметно удлинились, но сколько-то времени до заката оставалось.

— В общем так, Нах-Нах. Ты, говорят, горазд попадать из своего автомата, а только это нынче не требуется. Гляди! По этой луговине вдоль протоптанной вами тропы пойдут враги. Сперва по ним пульнут слева, от той горушки. Ты молчишь. Потом справа, из-за речки. Опять нишкни. А вот потом — твой черёд. Только момент выбери подходящий, когда они поднимутся. Стрелишь один раз, и сразу тикай по траншее. Она тебя выведет в лог, которым мы шли. Поворотишь вправо и бегом к месту сбора — будем менять позицию.

— А где все? — Не удержался от вопроса Федька.

— А все как раз новую позицию и готовят. Давай поводок — отведу туда твоего зверя.

— Свой, — только и сказал мальчик любимцу, отдавая его незнакомому человеку. А что делать? С ним самим сегодня вообще не церемонятся, ничего не объясняют, а только поручения всякие дают. Как взрослому. И он старается соответствовать оказанному доверию.

Едва поскуливания Фагора, несчастного от расставания с хозяином, перестали доноситься из-за поворота траншеи, осмотрел стрелковую ячейку и осторожно выглянул из амбразуры, как бы придавленной стволом упавшего дерева. Бревенчатый накат над головой, тесный ход с крутым поворотом. И узкий сектор обзора с видом на травянистый берег извилистой речушки. Тихо, пустынно. Где-то далеко впереди, там, куда указывают тени, слышно воркотание моторов на невидимой отсюда дороге.

Подкрались сумерки, опустилась ночь. Тёмная и беззвёздная.

— Эй, Нах-Нах! Айда ужинать, — негромкий девчоночий голосок, прозвучавший за спиной, обрадовал Федьку. И он двинулся на него, держась рукой за стенку траншеи. В логу повернули налево и вскоре снова нырнули в ту же самую нору, где недавно отсыпались. Завесили вход полотнищем, затеплили огонёк. При его неверном свете удалось разглядеть провожатую — кажется, сверстницу, прилаживающую над пламенем посудину.

— Что-то я не понял. Нас с тобой что, оставили вдвоём держать этот рубеж? — наконец недоумение от странной ситуации оформилось в пристойный вопрос.

— Никто ничего держать не собирается, — блеснула зубами девчонка. — Наше дело — обозначить опорный пункт и унести ноги. Однако, вряд ли понадобится даже это — никому мы не нужны вместе со всей нашей засадой. Давай уже есть, — она помешала варево. — Отрава, конечно, зато быстрого приготовления.

— А ложку где взять? — полюбопытствовал мальчуган.

— Ешь этой, — "повариха" отдала ему свою, а сама извлекла откуда-то изрядный тесак, которым мигом вырезала из ветки довольно ловкий черпачок, стенки которого были образованы корой.

Нечто с резковато-настойчивым вкусом, вроде каши с комками на языке, проскочило в два счёта.

— Поели, теперь можно и поспать. Вались.

Дождавшись, пока Федька растянется на всё тех же ветках, девчонка, по-прежнему не гася догорающий кубик сухого горючего, закатилась к нему под бочок, а сверху на обоих натянула довольно толстую рыхлую тряпицу. Уже через пару секунд она сладко посапывала.

"Видать, и у неё денёк сегодня выдался нелёгкий", — только и успел подумать мальчик и тоже провалился в небытие.


* * *

Растолкали его до рассвета. Накормили пресной галетой и проводили на позицию. Ещё даже не светало — пришлось действовать на ощупь. Картина, открывшаяся взору через амбразуру была окрашена исключительно в чёрный цвет и, даже, когда глаза полностью адаптировались, ничего, кроме темноты различить в ней не удалось. Вдруг слева, с холма, грянул выстрел. В отблеске от его вспышки показалось, будто несколько человеческих силуэтов на луговине быстро залегли. Потянулись тягучие секунды ожидания, а потом на высотке, откуда открыли огонь, заполыхали вспышки разрывов.

Вот в их свете фигурки уже были чётко различимы, хотя, и находились далеко — где-то в полукилометре. Наконец обстрел прекратился и наступившая темнота снова сделалась непроницаемой. Томительно тянулись секунды, а потом выстрел донёсся уже справа. И новая канонада, толчки от которой отчётливо докатывались до Фёдора через толщу земли. Наконец, затихла и она. Пришла пора вступать в бой.

Отсчитав про себя десяток секунд, а потом прибавив для надёжности ещё две, Федька выпалил через амбразуру непонятно куда, и понёсся по траншее, что есть духу, внутренне замирая от ожидания взрыва. Вот он вывалился в ложок, метнулся вправо...

— Не беги так, — послышался спокойный голос вчерашней поварихи, — а то ноги посбиваешь на ухабах. Корректировщика я тоже уничтожила — некому вызвать огонь. Видать у десантуры глаза разбежались, — добавила она насмешливо. — По вашему следу всего одно отделение направили, и то пешком.

— Ты их что, черпаком прихлопнула? — изумился Федька.

А девчонка совершенно по-девчоночьи хихикнула.

Буквально через пару десятков шагов она залезла в какую-то дыру и потребовала передать ей ряд предметов, сложенных рядом со входом: тюк, ещё тюк и неуклюжий ранец с упругими стенками. А потом позвала за собой. После так и не рассеявшейся снаружи ночной тьмы, в наскоро оборудованной землянке было ничуть не темнее — где-то "хоть глаз выколи". Немного повозились, перекрывая вход слегка похрустывающей занавесью, да и присели.

Молчание почему-то Федьку больше не устраивало, но найти достойного предлога для взрослого разговора никак не удавалось. А цепляться к девочке по-пацанячьи совсем не хотелось. Он ведь не в школе на уроках, а на войне. Наравне с большими мужиками. Вот и маялся. Думал почистить автомат, однако спохватился, что нет у него для этого ничего, даже самой завалящей тряпицы, не говоря о чём-то ещё, вроде ружейного масла. Хотя, чем не тема для разговора?

— Ты скажи мне парень, — вдруг заговорила девочка, — как это ты без ножа и ложки оказался с местным погонялом?

— Не понял! — откликнулся он автоматически, ни секунды не раздумывая. — Ты про кликуху, что ль? Так она ко мне вчера прилипла, когда я слоносвина завалил.

— Фига се! Из этой тарахтелки?

— Ну, это вполне приличного боя автомат на самом деле, только их мало сделали, как мне мачеха сказала. Ну, когда мы прилетели на Прерию, она дала мне его поносить, пока не вырасту, — на этом месте Федька осёкся, поняв, что выразился невзросло.

— И давно вы с ней сюда прибыли? — а вот девчонка уверенно держит тон.

— Месяца не прошло.

— Так ты вообще землянин! — показалось, что она презрительно отодвинулась. Во всяком случае в голосе явно проскользнул холодок.

Не зная, как реагировать, мальчик замолчал. Некоторое время казалось, что вокруг нарастает напряжение, а потом неподалеку раздались звуки взрывов, и всё изменилось — щуплое тельце прижалось к нему и задрожало, совсем как Фагор прилип к ногам во время нападения слоносвина. Пришлось опять собрать себя в кучку и изобразить большого мужика, поглаживая острые лопатки.

— Так что это за история с моим погонялом? — решил он отвлечь ребёнка разговором.

— Сказку про трёх поросят у нас, на Прерии, рассказывают немного на другой лад. Четвёртый братец — задира и забияка Нах-Нах — никого не боится и всех обижает.

Некоторое время молчание прерывалось только раскатами взрывов, да ещё шуршала земля, сыплющаяся с торопливо сделанного перекрытия.

— А какой финал у этой истории, — наконец не выдержал Федька.

— Это зависит от того, чему в момент рассказа учат деток, — даже в кромешной темноте показалось, что девочка улыбается. — Иногда обиженные звери объединяются и навешивают засранцу звиздюлей.

Иногда он оказывается на пути шерстистого носорога и потом долго ковыляет в дом братьев с отдавленной лапой. А по дороге умоляет ранее обиженных им зверей не убивать его. Может отважно сразиться с саблезубом и погибнуть героической смертью, прихватив, заодно, и жизнь врага. Понимаешь, детки здесь хорошо знают, сколь грозен и непредсказуем лесной кабан, поэтому простенькая английская сказка в наших краях никак не канает. Ребята постарше придумывают встречу Нах-Наха с лесной свиньёй Хавроньей, от союза которых вырастают крепкие, но безбашенные детишки, изгоняющие из леса всех хищников.

Взрывы снаружи сделались редкими. Причём, было слышно, что теперь снаряды ложатся то там, то тут. Ещё чуть погодя обстрел и вовсе прекратился. Но темнота не рассеивалась и не рассеивалась.

— Так что мы сейчас тут сидим? — не выдержал парень.

— Как только высунемся, нас обнаружат беспилотники и вызовут огонь. Погибнем не за понюх табаку, — девчонка "отлипла" от него и стала напряжённо прислушиваться к происходящему снаружи.

— Ты чего-то ждёшь?

— Может подойти ещё одна группа, чтобы проконтролировать и зачистить местность... — что-то резко рявкнуло, послышался металлический лязг и из-за деревьев поднялось зарево, — ...за мной, — "повариха" выскользнула наружу. В её руке Федька приметил замотанную тряпьём винтовочку с оптическим прицелом.

"Вот тебе и стряпуха!" — промелькнуло в голове.

Они вскарабкались по откосу лога, и взглядам снова открылась всё та же луговина, на которой пылало пятно земли. Посреди него что-то перемещалось. И ещё две "коробочки" крутились поблизости.

— Уходим! — девушка-снайпер стремительно скатилась обратно. — Тут уже ничего больше сделать нельзя.

Наконец-то забрезжил рассвет.


* * *

Свернутая занавеска, тюки, ящичек — она ничего не забыла. Всё навьючила на спутника. Двигались быстро по узкой тропе, недавно прорубленной сквозь густые заросли. Вокруг было тихо, но пахло кислятиной, и под ногами шуршало. А они шли и шли. Рассвело потихоньку. Над головами нависали кроны высоких раскидистых древ. Зачирикало, защебетало. Спутница впереди проявилась чётко — чистая мелочь с замотанной тряпьём винтовкой на плече.

— Командир! — раздался негромкий голос из зарослей, — ты не ранена?

— Нет, — отозвалась мелкая. — Скопцов и Угрюмов пришли?

— Так точно. Час назад. Скопцов даже провода смотал, куркуль бережливый.

— Вы хоть прозвонили их? Могло же осколками посечь!

— Ща, сделаем.

— Нет! — строгим голосом остановила неизвестного девчонка. — Вы на склоне балки "баньши" смонтировали?

— Ещё с вечера.

— Тогда, всем сниматься и уходить на следующую позицию. Нах-Нах! За мной, — и она свернула направо. Тут, под растянутым полотнищем Федьку переодели в мешковатый пятнистый балахон поверх исподнего, связанного из толстых верёвок — праздничные брюки и рубашка на нём уже превратились в лохмотья. Пользуясь передышкой и куском проволоки, выпрошенным у дядьки, ковыряющегося в какой-то приспособе, подкрепил и туфли.

Девчонка, к которой обращались "товарищ Мелкая", давала распоряжения кивающим на её слова солидным мужикам. Куда идти, и где копать. Ещё упоминались "свистки", "пыхтелки", "дымокуры" и прочая дребедень, которую предписывалось расставлять в определённых местах. Впрочем, пауза длилась недолго — народ как сбежался, так и разбежался, а у Федьки забрали поклажу и навьючили её на Бахрома.

На этот раз позиция снайпера была оборудована на голом крутом склоне среди камней, которые недавно слегка передвинули, образовав несколько связанных между собой нор. Сверху на это навалили толстых палок и веток и присыпали землёй. Тут и сидели целый день до самого вечера, наблюдая за проходящей у подножия горки грунтовкой, на которой так никто и не появился. Собственно, мальчику досталось смотреть вверх по склону, но изредка он "подглядывал" и в других направлениях.

Жара, сухая глотка и скука неимоверная. Изредка откуда-то доносились звуки войны — хлопки, взрывы, выстрелы. Если бы не это — наверняка бы уснул. И прозевал бы опасность. Три силуэта, появились словно ниоткуда неясными тенями среди редкого кустарника — остролиста. В них он и ударил длинной очередью, не медля ни секунды — показалось, что они совсем рядом. И тут же пополз, пятясь в узкую нору прохода.

О том, что в него тоже стреляют, догадался по каменной крошке, выбитой пулями из места, где недавно находился. Рванул к соседней ячейке и ткнулся головой в мягкое — Мелкая уже здесь и тоже пятится. Близкие взрывы, толчки ударной волны, звон.

А за другим проходом метнулась какая-то тень и что-то влетело. Граната. Бросок вперёд, чтобы навалиться телом на снайпера и прикрыть её. Удар, темнота, нечем дышать!

Очнулся от льющейся в глотку воды.

— Ну ты, Нах-Нах, и отчубучил! — Мелкая оторвала фляжку от его губ и сама к ней присосалась. — Обязательно сообщу инструктору, что этот приём нужно внести в наставление по противодействию поражающим факторам газовой гранаты.

— Ты о чём, командир?

— О затыкании прохода двумя задницами. Скопцов нас с тобой еле расклинил. Он-то кабанчик ого-го. Насилу пролез в лабиринт, чтобы тебя с меня за ноги стащить. Ещё и обшутковал всю, — добавила она смущённо. — Обещал, что папе скажет, чем я тут с мальчиками занимаюсь во время войны.

— Э-э... А разве мы тут не вдвоём оставались?

— Не. Наблюдатели ещё, прикрытие. Они тоже эту группу не обнаружили, зато, как спохватились, так запустили "баньши", и уж она весь склон вычесала, — перестала прикалываться девчонка. — Тебя камнями по икрам и ляжкам приложило — синяки получились — закачаешься. Так ты полежи пока примочки подействуют, — покачав возле уха фляжку, девушка закрутила крышку и ушла.

Фёдора слегка мутило. И болела голова. Опять же какой-то неприятный запах беспокоил.

"Неужели я обоссался от страха?" — пришла в голову горестная мысль. Сделалось тоскливо и очень стыдно. И куда девался Фагор? Почему его не было утром во время "развода на работы"?


* * *

— Хорош валяться, — подошедший мужчина швырнул на землю рядом с Федькой кучу всякой всячины. — Одевайся, снаряжайся, да пошли.

Сам же он присел рядом, видимо, понимая, что собраться быстро у паренька не получится. Не новое и не особенно чистое обмундирование было дырявым и влажным.

— С убитого, что ли? — спросил мальчик, разглядывая отверстия на куртке.

— Вестимо, — ответил взрослый.

— Кто это его так?

— Ты.

Федьку молниеносно вырвало, еле успел отвернуться. Единственный зритель этой сцены даже ухом не повёл. Только добавил рассудительно:

— Нашивки я поспарывал от греха, ну и отполоскал чуток. А дырки зашить тебе есть кому.

Что-то навело Федьку на мысль, будто мужик намекает на девушку-снайпера. Неужели для местных это так серьёзно?

— Слышь, Скопцов, — шестое чувство подсказало, что это именно тот самый куркуль, — а почему она тут командует, а не кто постарше?

— Дык образование получила военное. Мы ж не солдаты. Кто пахарь, кто рыбак. Бортники есть, охотники, старатели. Нас людей учили не убивать, а наоборот — беречь. Потому она и верховодит, что имеет об этой кухне какое-никакое представление. Давай ремень, я в ём ещё одну дырку проковыряю, — совершенно без перехода переключился мужик с общего вопроса на частный.

Потом этот же дядька научил пацана накручивать портянки, без которых добротные армейские ботинки просто не держались на ноге. Кроме обмундирования были получены нож в ножнах, фляга и ещё несколько важных мелочей.

— Ты не спеши, если хочешь оружие почистить, так давай, — дядька легко уловил порыв юношеской души, возникший при виде футляра с принадлежностями, — я контролирую обстановку.

Также терпелив он был и пока шло разбирательство с начинкой шлема. Считавший себя продвинутым в вопросах пользования подобной аппаратурой, мальчишка возился с ней довольно долго. Зато, когда справился, не пожалел. Крутой оказался гаджет — давал картинку в разных участках спектра, усиливал звуки и ещё какие-то непонятки в нём были. Одна только карта наблюдаемой местности чего стоила!

— Нах-Нах, скотина! Выключи немедленно эту хрень и тикай быстрее собственного визга — тебя наверняка уже засекли, — вдруг ожили наушники голосом Мелкой.

— Бежим, сейчас накроют! — вскочил Федька, увлекая за собой Скопцова. К счастью, питание всей машинерии шлема отрубалось простым тумблером.

После спринтерской двухсотметровки остановились и прислушались — тихо. Артналёта не последовало.


* * *

Ночевали в пещере на наклонной поверхности в обширной карстовой пустоте. Горячий ужин, толща камня над головой и неограниченное количество воды — это оказалось чудесно. Несколько фонарей рассеивали мрак, а слова, отражённые от стен, эхо повторяло по нескольку раз.

Мелкая подошла к Федьке, прихлёбывающему чай из мятой алюминиевой кружки. Присела рядом:

— Сними куртку, я отверстия зашью, — сказала она, доставая кисет с иголками и нитками.

Чувствуя себя последним идиотом, мальчик подчинился. Некоторое время молчали.

— Ещё, когда это всё закончится, я должна буду познакомить тебя со своими родителями, — добавила она возвращая одежду.

— Мы теперь что? Жених и невеста? — решил уточнить парнишка.

— У нас это называется сговоренные, — нехорошо улыбнулась Мелкая. — Впрочем, если ты закрутишь с другой, обычай разрешает мне послать тебе тыкву. У нас, у куркулей, много старинных традиций, — она положила руку на голову Фагора, уткнувшегося носом в ноги хозяина и даже обхватившего их лапами почти по-человечески.

— А кроме куркулей, какие ещё народы живут на Прерии, — полюбопытствовал Федька.

— Вы, городские, да беспортошные ещё.

— Про нас, городских — понятно. А кто такие эти беспортошные? Чем они отличаются?

— С виду — вроде ничем. Только они хитрые — каждый год отправляют на Землю выпускников школ на учёбу. В смысле — много. А у нас редко кто умудряется скопить достаточно средств, чтобы оплатить пребывание юноши в одном из крупных городов метрополии в течение нескольких лет. Ну и на оплату самого университета, и на билет, ясное дело, денег тоже нужно немало.

— Так, может, они скидываются? — удивлённо приподнял брови Федька. — Вы бы тоже могли... — насмешливый взгляд девушки смутил его: — точно! Сказала же, что куркули. А тут, в нашей команде, кто есть кто? — продолжил он расспросы.

— Про всех в точности не скажу — когда все одно дело делают, разницы не видно. Дяха — наверняка из куркулей, только он уже с голозадыми сдружился, так что скоро и не отличить будет.

— Слушай, — от внезапной мысли мальчик чуть не подпрыгнул. — А чего это вдруг нас с тобою обручили так срочно? Ведь до этого мы без проблем переночевали чуть не в обнимочку, а тут — раз — и сговоренные.

— Ты, когда башкой ударился, такое руками вытворял, что меня чуть не голую из-под тебя вытянули. Знаешь, каких синяков мне наставил! — она вздохнула.

— Это из-за удушья, — сконфузился Федька. — Я в ужасе был, думал — помираю. И обоссался ещё, — добавил он совсем тихим от смущения голосом.

— Не, это не ты. Это я потом, уже когда нас вытащили, на твои синяки помочилась. У нас всегда ушибы так лечат.

Почему-то от этого парню стало значительно легче. Он обнял свою "наречённую"...

— Не при людях же, — остановил его шёпот в ухо. — И вообще, пора выходить на позицию.

Мелкая надела на голову трофейный шлем, и показала, какие его функции категорически нельзя активировать:

— А то твоя отметка сразу появится на экране системы слежения, — объяснила она. — И начальник, пославший разведгруппу, мигом поймёт, что ты — не его подчинённый. Дальше объяснять? — приподняла она бровь.


* * *

Третий день войны начинался терпеливым ожиданием. Неплодотворным ни в малейшей степени. Участок дороги, за которым присматривала Мелкая, никого не интересовал. Склон, откуда наученный вчерашним опытом Федька не спускал глаз, точно также ничего интересного напряжённому взору не предлагал. Потом появился Илья и сказал: "Представитель Президента приказал кончать войну. И ещё выразился в духе, будто портал накрылся медным тазом, так что десанту надо с нами срочно мириться. Просил нас не обижать их".

— Так, деточки! — встретил их дядя Слава буквально на пороге лагеря. — Война окончена — марш в школу. До города за остаток дня дотопаете, а потом, чтобы духу вашего больше здесь не было!

Федька взял на поводок радостно подбежавшего к нему Фагора, Мелкая обменялась парой фраз с Ильёй, а откуда-то из-за невысокого штабеля извлечённого грунта пред очи ясные присутствующих предстал Бахром.

— Шутки в стороны, — продолжил Дяха. — Больше недели прошло с начала учебного года, а уважительные причины для того, чтобы пропускать занятия, уже закончились, — он смущённо улыбнулся, и добавил: — При разминировании толку от вас никакого. Валите по домам.

Малыш Бахром быстренько обменивался с кем-то всякой всячиной. Мелкая втолковывала что-то Дяхе, а Федька сохранял неподвижность и наливался гневом.

Только что, ради удобств и безопасности его наречённой дружно трудилась куча крепких обстоятельных мужиков. И вдруг — словно отрезало: Марш в школу... недоучки! Вот, что им велели. От того, чтобы начать выкрикивать обидные слова, адресованные этому несправедливому миру, мальчика удерживал только опыт последнего месяца, когда судьба делала крутые повороты и выписывала неожиданные кренделя. К тому же, он ведь взрослый, и должен держать удар... но слеза из глаза выкатилась.

Неожиданно ожили давно и надёжно молчавшие визоры:

— Федя, где ты, — встревоженно спросила мачеха.

— Должен к вечеру добраться до дому, — ответил он машинально, а потом спросил: — а папа с тобой связывался?

— Да. Но он обещал быть только к полуночи.

— Нас не разбомбили?

— Нет. Не пугайся, если не застанешь меня дома — очень много раненых. Ты здоров?

— Да. Пара синяков, но они уже сходят.

Показалось? Или на том конце, действительно, облегчённо перевели дух.

Глава 3. Путь домой

Когда тропа вывела на дорогу — ту самую грунтовку, по которой позавчера из города валила толпа мирных жителей — карта в шлеме показала, сколь изрядный кусок пути они срезали. Но: "кто ходит напрямик, тот дома не ночует", — в справедливости этой поговорки они убедились практически мгновенно, когда метрах в десяти за спиной кусты на обочине дороги раздались, и на грунтовку деловито выкатилась "коробочка". Непонятная какая-то, без башни. И ведь не то, что ни один трак не лязгнул — даже ветка под гусеницами не хрустнула. Как говорил один опытный охотник: "даже тигр не умеет подкрадываться так тихо и незаметно, как это делает слон". М-да! Слона-то они и не приметили...

В нереальной тишине — даже птицы не прекратили своей переклички — люди в форме врагов неторопливо спрыгнули со своего странного средства передвижения, демонстративно потягиваясь и заодно перебрасываясь шуточками насчет радикулита, геморроя и прочих старческих хворей, которые наверняка их настигнут, если столько времени сидеть на одном месте.

Одним словом, захлопнув ловушку, парни демонстрировали дружелюбие и давали путникам возможность прийти в себя и проявить свое отношение к происходящему. Выпускать наружу вскипевшую в душе пену острого негатива Федька поостерегся — шлем показывал, что за спиной образовались три расплывчатых фигуры смахивающих на ожившие кусты. Эти между собой не переговаривались и показного дружелюбия не проявляли. Впрочем, в ребятишек тоже не целились, ни к чему это было, потому что все трое возвращенцев продолжали держать оружие на ремне.

— Эй, детишки! Откуда и куда следуете? — их, кажется, соизволили заметить?

Обращался к ребятам один из бойцов, державший автомат на груди. Остальные двое, тем временем, разошлись в разные стороны. Стволы демонстративно смотрели чуть левее-правее — в случае чего, довернуть их можно, уже стреляя.

— Из эвакуации возвращаемся к местам постоянного проживания, — сдержанно отозвалась Мелкая. Впечатление от сказанного слегка портили посеревшие губы.

Федька её очень хорошо понимал — он неожиданно сообразил, что вообще-то одет в точно такую же форму, как и у этих военных. Да ещё и шлемы на головах у них с девчонкой — это ведь не кепи, а серьёзное разведывательное оборудование, надеваемое в бой. Кто знает, что сообразят эти люди, и как поступят?!

— Значит из эвакуации... — молодой лейтенант открыто улыбнулся и, ловко ухватив Федьку за рукав, сноровисто провел над его ладонью каким-то приборчиком. Мелкая, закусив губу, сама протянула руку ладошкой вверх. Военный, после повторения процедуры, галантно прижался к тыльной стороне ладошки губами, заставив Федьку уронить челюсть, а девчонку — отдернуть руку, одновременно покраснев и побледнев. Кажется, это называется чахоточным румянцем?

— Сударыня, — церемонно продолжил лейтенант, "не замечая", что собеседница не в восторге от его манер, — позвольте выразить восхищение вашим выбором парфюма. Это ведь "Жёлудь"?

А вот взгляд военного Федьке кардинально не понравился, хотя и не было в нем угрозы. Цепкий какой-то. Изучающий. И ведь не понять, о чем вообще идет речь, но на актерские способности напарницы надежды уже тоже нет.

— "Дубовый лист", — сказала Мелкая, снова прикусывая губу и отворачиваясь.

— Ох, простите, — военный блеснул искренней улыбкой, — совсем в этой чащобе отстали от последних веяний моды.

Мелкая невежливо промолчала, но полыхающие уши, кажется, говорили весьма красноречиво, о том, что ей есть, чем ответить. Федьке даже показалось, будто лейтенант сейчас потрогает её за ухо, и он невольно напрягся, не зная чем ответит на такое действие и опасаясь собственной возможной рефлекторной реакции. Потому, что в нём снова вскипело. Но военный лишь провел рукой у них над головами, не прикасаясь даже к шлемам. А потом взглянул на небольшой экранчик на левом предплечье.

— Беженцы, значит! — лейтенант задумчиво тыкал в видимые ему одному пиктограммы. А от вытянувшейся в нитку Мелкой, казалось, сейчас пойдет гул, как от струны.

— Ну, хоть не дезертиры... — непонятно закончил он, завершив свои странные манипуляции, и открыто улыбнулся, — ...а то знаете, развелось тут в лесах не пойми кого — такое творят... война она всё спишет, да и удобно — можно спокойно кивать на беспредел со стороны военных. Не желаете ли провести ночь в безопасности? А завтра мы вас на броне прямо к месту доставим. Всё честь по чести!

— Не, спасибо... Нам в школу надо побыстрее! — пискнула Мелкая. Срывающийся голосок прозвучал жалобно и не слишком убедительно.

Федька прикинул, что можно сделать, если их всё же решат задержать. Самой сильной фигурой на их стороне сейчас, несомненно, является малыш Бахром со своей "игрушечной" двухстволочкой. Жакан и вязаная картечь в хромированных стволах, заткнутых простецкими бутылочными пробками. Мальчугана, что на голову ниже Мелкой вообще сочли дитяткой и в расчёт не приняли.

Сорвать с плеча своего коротышку Нах-Нах тоже успеет — патрон в стволе, а предохранитель снят. Ну изрешетят его... так и он какое-то время удержит в руках плюющийся пулями ствол. Вступит ли в драку прячущийся в траве Фагор? Кто знает? Главное — как воспользуется Мелкая секундой-другой, образовавшимися за счёт их с Бахромом жизней?

Пожалуй, нет у неё перспективных вариантов. Тем более, что троица за спиной давно растворилась в окружающем пространстве и вполне может располагаться даже в двух шагах.

— Ну, нет так нет, — лейтенант не стал разыгрывать огорчение или удивление отказом, — с дороги не сходите даже на обочину по нужде, и вообще — по окрестностям лучше ещё с полмесяца не шастать. Тут минирование проводили артиллерийским способом и... Сыч, Фетр, — бросил он, окончательно поворачиваясь к гостям спиной. Из машины, как чертики из табакерки, выскочили еще две фигуры. — Проводите ребятишек до блок-поста!

— Не стоит благодарностей, сударыня, — оборвал он несмелую попытку Мелкой возразить. — Тут всего пять километров — жеребцам этим засидевшимся остро необходимо прогуляться часок-другой, пока смазка у них в шарнирах совсем не загустела. Тем более, что проявленная вами тяга к познаниям и стремление к учёбе достойны всяческого поощрения и заслуживают серьёзной охраны.

Федьке сильно не понравилось ехидство, послышавшееся в голосе лейтенанта, и перепуганные глаза спутницы, но и придраться было совершенно не к чему. Впрочем, ни возражений, ни благодарности от них и не ждали — лейтенант ушел к машине и что-то там распоряжался, а бойцы сопровождения уже стояли возле поворота дороги, недоуменно поглядывая на замешкавшихся сопровождаемых.

Пришлось поспешать следом, почесывая одной рукой выбравшегося из кустов Фагора. Вот кто явно разобрался в ситуации лучше всех — исчез в самом начале событий в траве на обочине и все время оттуда их... охранял. А теперь, значится, выбрался. Что ж, следует признать, что, по крайней мере, собак сегодня ум проявил недюжинный и действовал оптимально, не теряя контроля над ситуацией. Вот только ведь своему хозяину он все равно ничего объяснить не сможет.

А жаль. Очень бы не помешало понимание, отчего это Мелкая так вцепилась Федьке во вторую руку и просто висит на ней всем весом, а ноги переставляет, только если её как следует тянуть. Их ведь вроде отпустили с миром. Или как?


* * *

Скрылись за поворотом обряженные во всё не по росту фигурки, боевая машина скатилась с дороги в подлесок. На полотне остались только двое — командиры придирчиво осматривали место съезда на предмет оставленных следов.

— Манул, может зря Фетра с ними отпустили? — нарушил молчание сержант. — Дёрганный он стал после того случая. Зубами скрипит да взрыкивает по любому поводу.

Лейтенант присел на обочине и начал руками расправлять примятые травинки, "вычесывая" из них поломанные тонкие веточки.

— Учись пользоваться головой, Сережа, — произнёс он наставительно враз напрягшемуся сержанту, — иначе рискуешь банально не дожить до получения звания старшего сержанта. По твоим словам можно сделать неожиданный вывод, будто твой подчиненный может не выполнить поставленную перед ним задачу.

Сделав паузу, чтобы дать время обдумать его слова, лейтенант продолжил, не прерывая своего занятия:

— А Фетр очень хотел посмотреть в глаза "кукушки", и заодно объяснить, что согласно некоторым обычаям войны эти самые "законы и обычаи войны" на снайперов противника не распространяются. Вот пусть и смотрит. Это его личный выбор.

— Он хороший разведчик.

— Человеку, чьи чувства способны влиять на выполнение задачи, нечего делать в разведке. Каким бы хорошим парнем он ни был раньше. Здесь нет места колебаниям — Фетру придется сильно постараться, чтобы всё стало по-прежнему.

Лейтенант насмешливо посмотрел на заместителя и, критически оглядев результаты своей работы, ткнул пальцем в коммуникатор. Сержант отметил как три синих точки "секретов" двинулись вдоль дороги — следом за уходящими стандартным порядком двумя синими и двумя желтыми отметками.

— Но я всё же почему-то уверен, — насмешливо продолжил лейтенант, вставая, чтобы отнести подальше собранный мусор. Сержант тут же поспешил занять место на обочине, продолжая маскировать следы машины, — что ребятишек благополучно доведут до блокпоста и сдадут на руки капитану — он отчего-то сильно заинтересовался возвращающейся снайперской парой. А вообще, как я уже говорил, Сережа — пользуйся головой. Это очень важный для разведчика инструмент, ей можно не только кирпичи разбивать. Вот представь себе простую ситуацию — ребятишки, снайпер и его прикрытие, возвращаются с войны домой, в школу учиться. При этом собственно снайпер еще и девчонка-малолетка. И идут они, понимаешь, через именно наши позиции совершенно одни, через лес, полный дикого зверья, вооруженных людей и мин. Тебя ничего в сказанном не напрягает?

— Проверка? — спросил сержант враз охрипшим голосом, — Но ведь... — он судорожно начал просматривать тактическую карту окрестностей, — нет никого!

— Серёженька, ты суслика видишь? — поинтересовался командир, вытягивая руку в ту сторону, где в двадцати метрах от них стояла БМДР.

Древняя как мамонт шутка в лесу прозвучала совершенно не смешно. Особенно принимая во внимание, что машина, потерявшая башню в памятном нападении на колонну, теперь демонстрировала настоящий "дао маскировки". Даже с двадцати метров опытный глаз не мог различить знакомый силуэт — мозг отказывался выделять ставшую "беззубой и безопасной" технику на фоне пейзажа, просто потому, что она такой и была. В смысле — беззубой и безопасной.

"Хм, — подумал про себя лейтенант, — любопытный эффект! Надо будет не торопиться ставить башню назад . Ага — это если удастся её для начала найти и уговорить местных вернуть. Хе-хе! А то ведь могут и не отдать. И будет машина для дел, когда требуется не вооружённость, а незаметность... то есть на любой случай. М-да, засмеют ведь... Но, с другой стороны, плевать на чужие насмешки — жизнь дороже, а человек, не отличающийся дурной силой, становится на диво осторожным и предусмотрительным. Самое то!"

Но все эти мысли пришлось пока отложить. Есть насущные дела — и в первую очередь — втолковать подчинённому что сейчас и как.

— Да на этой войне мы многое потеряли, и для многих война всё ещё продолжается, но пора уже понять — нам положено защищать всё, что у нас за спиной. Включая и вот таких ребятишек.

— А они нам в спину...

"Та-ак! Кажется, тут по-простому не выйдет".

Два скользящих шага и руки Манула легли на плечи сержанта, тот вздрогнул всем телом, но так и замер, сидя на корточках.

— Они не будут. Если, в чистую просрав эту войну, мы сможем всё же выиграть мир, — угрожающе зашипел лейтенант на ухо подчинённому. — И, чтобы не слить этот шанс, нам всем придется очень сильно постараться. Но и вариантов тоже никаких — разве что пуля в лоб, или нырок в стакан, что выходом никак признать нельзя. Понял? А теперь, товарищ сержант, учти ещё, что не только Фетру придётся сильно постараться, чтобы вернуть моё доверие.

Отпустил плечи, и парализованное тело сержанта мягко завалилось набок. Не пытаясь вернуть подвижность, тот просипел перехваченным судорогой горлом:

— Понял, товарищ лейтенант... Виноват, поддался эмоциям.

— Мы не железные, сержант. Всё, что я сказал, в равной мере и ко мне относится и к местным... — взглянул на карту и невольно улыбнулся самому себе. — Мы не железные, но должны стать крепче стали. Иначе — без вариантов.


* * *

Ничего особенного в оставшемся путешествии до города не произошло. Фагора, помня о минах, взяли на поводок. Сопровождающие топали довольно далеко спереди и сзади, изображая из себя передовое и тыловое охранение, Мелкая шла по прежнему намертво вцепившись в Федькину руку, но ноги переставляла уже бодрее. Только спину сверлил взгляд, да было щекотно между лопаток. Казалось — в них целятся. Но аппаратура шлема уверяла что топаюший сзади парень контролирует дорогу по сторонам от них, не забывая и назад поглядывать (хотя, вроде как, там свои). Словом — со всем тщанием занимался вменёнными обязанностями. Было немного необычно чувствовать что тебя оберегают, ведь именно в этих краях Нах-Нах сам шел в охранении колонны беспомощных людей вместе с Бахромом кстати, который и сейчас молча топает рядом.

Впрочем, отвлечься и собраться помогло небольшое приключение. Буквально через два поворота дороги, после первой рокировки, когда сопровождающие поменялись местами, Мелкая подняла руку прося сделать остановку.

Оказалось, что её прихватило по нужде. Не слишком приятная ситуация, принимая во внимание, что не то что в кустики отбежать — даже само полотно дороги приходилось внимательно просматривать, а идущий впереди разведчик периодически отмечал подозрительные места краской из баллончика. Редкостная дрянь, эти тонкие как лист бумаги мины, и ведь по ним спокойно можно ездить колесами, рвать на части траками — все вытерпят, но вот стоит им почувствовать рядом живое тело... И ведь не убьет, поскольку это "негуманно", просто в ноге не останется ни одной целой кости.

В общем — мерзость. Одно хорошо — максимум через две недели они взорвутся сами. А пока — пришлось Мелкой располагаться прямо на проезжей части. Дозорные деликатно развернулись в разные стороны, хотя в этих шлемах обзор-то все равно круговой, Федька тоже взял на контроль левую сторону и даже сам пожурчал в знак солидарности со смущенной Мелкой. Словом, все присутствующие сделали вид что приличия соблюдены.

Девушка всё равно была напряжена, но постепенно начала по чуть-чуть отходить. Так что они довольно скоро распределили сектора наблюдения и уже не чувствовали себя бесполезным, хотя очень дорогим грузом. Так до окраины города и дотопали.

Точнее до города оставалось еще с километр, но уже по открытому пространству посреди которого белел стенами из толстых бетонных "кубиков" наскоро сложенный блокпост.

— Ну вот, вам туда, — нарушил молчание один из сопровождающих, — а мы пока тут постоим. И чтобы ноги не бить, и чтоб чужому начальству на глаза не попадаться. Не любит оно когда рядом не его подчиненные, но при этом младше по званию. А дое... хм, найти недостатки можно и у телеграфного столба.

Второй сопровождающий согласно кивнул, и почему-то с виноватой улыбкой протянул Мелкой настоящее сокровище — здоровенную плитку герметически упакованного в фольгу шоколада из "специального" рациона.

— Вот, — сказал он вкладывая увесистую упаковку в пальцы обмершей девушки и почему-то отводя глаза, — возьми. Больше на память всё равно дать нечего. Как на нож смотрела я видел, но извини он... — на секунду боец сбился, пытаясь подобрать слова, и продолжил, почему-то пропустив объяснения: — а неучтенного, — тут он дернул щекой и прижал тик пальцами, — нет. Так хоть что-то.

— Спасибо. — придушенно пискнула Мелкая.

В ответ кивнули и махнули рукой, дескать — "не стоит благодарностей, уж чем богаты..."

Так что пришлось топать через поле в одиночестве, наслаждаясь легким ветерком и руладами кузнечиков. Нервы портило только настойчивое желание поискать на дороге мины, но разум признавал это занятие во-первых, бесполезным — всё равно ничего не разглядишь, а, во-вторых, бесперспективным — уж окрестности города от этой пакости наверняка избавили в первую очередь.

На блокпосту встретили их неприветливо, наставив ствол автомата Федьке прямо в лоб, да еще и не один. Очень неприятно было заглядывать в эту дырку и чувствовать как по спине стекают капли холодного пота. Опять же и положить оружие на землю их попросили не очень... учтиво — Мелкая аж в очередной раз покраснела. Федька непроизвольно сжал кулаки, и еще неизвестно, чем бы всё кончилось, но тут из бетонного лабиринта появился капитан в полевой форме и провел краткую разъяснительную беседу на тему "как следует держать оружие при проведении досмотра".

Федька аж заслушался — вроде и ни одного грубого слова не прозвучало — все по делу, а бойцы из бравых вояк превратились в мокрых куриц и цветом лица перещеголяли Мелкую на пару тонов. Он бы и дальше послушал, но капитан махнул им рукой, дескать — "проходите, пока не до вас, а за цирк вообще-то деньги платить положено", и они поспешили воспользоваться такой добротой.

Правда, далеко уйти не успели — до ушей донёсся топот догоняющего человека — бежал тот самый, капитан. Видимо, вспомнил что пропустил в город особо мелких и оттого особо опасных террористов с оружием. Только почему догоняет он их один? Наверно спросить что-то хочет.

Остановились, повернувшись к нему лицом. Офицер тоже замер в паре шагов и снял головной убор, явив Гаучо коротко стриженую седую голову.

— Простите, сударыня, — обратился он к девушке, отчего та вздрогнула и кивнула с каким-то устало-обреченным видом. — Вы ведь снайпер? Э-э, капитан Савельев. Василий, если без чинов.

— Снайпер Мелкая, — ответила Мелкая. И добавила: — воинского чина не имею.

От этого короткого обмена фразами повеяло официозом и галантностью позапрошлого века — Федька сразу расслабился, и постарался незаметно убрать руки подальше от автомата... в этот раз у него почему-то свербел лоб и левое колено. Свербеть не перестало, но ощущения сбавили интенсивность. Да и Бахром изменил положение тела...

— Хотел бы спросить, не знаете ли вы, как отыскать Марусю-шельму. Веснушчатую такую, с калиткой между передними зубами.

Это надо было видеть, каким взглядом осмотрела мужчину девушка. Федька почувствовал себя желторотым цыплёнком. Хотя, пауза затягивалась. Видимо, подходящих случаю пристойных слов у подруги не находилось.

— Я даже не знаю, жива ли она, — ответ прозвучал совершенно неожиданно. — У нас тут была война. Многие погибли.

На лицо капитана набежала тень. Молча кивнув, он развернулся и ушёл.


* * *

Последние сотни метров дорога оставалась пустынной. Изредка слева в просветах далёких деревьев показывался океан. Вдали виднелся спешащий на юг сейнер. Когда вышли на окраину набережной, Гаучо заметно клонился к горизонту. А ещё здесь сновали военные, что-то затаскивая в выходящие к пляжу двери отелей. Бахром попрощался и заторопился дальше вперёд, а Фёдор с "наречённой" приняли вправо — Белый Город ничуть не пострадал, но в его жилой части почти не встречалось людей. Фагор, видно учуяв родные места, умчался вперёд, и вскоре послышался его восторженный лай.

Мангул и Патри — папины собаки и родители Фагора — встретили гостью сдержанно. Даже не проявили особых восторгов при виде хозяйского сына, потому что недоверчиво следили за девочкой и предупреждающе ворчали. Дом выглядел нежилым, холодильник оказался пуст, вода из крана лилась с фырканием и только холодная, а повсюду лежала пыль.

Согрев для гостьи ведро воды, отправил её в ванную, а сам, сварив собакам каши, взялся за пылесос — он же обещал отцу, что всё будет делать. Впрочем, Мелкая, отмывшись, явилась в его чистых трусах и майке и захлопотала на кухне — мигом отыскала тушёнку и овощные консервы, крупу и ещё что-то. К моменту окончания приборки по дому загуляли ароматы съестного, а потом появилась Лена — папина жена. Усталая и голодная, она пахла лекарствами и от неё веяло чужой болью. Поэтому, второе ведро согретой для мытья воды досталось ей.

Федька по-прежнему крутился по хозяйству, перестилая постели, протирая, прибирая, расставляя и раскладывая вещи по местам. Гостья и мачеха давно уснули, когда на улице знакомо заворчал бронетранспортёр — папа вернулся. Вот уж кого псы облизали с ног до головы! А сыну пришлось его кормить, и отдать очередное ведро согретой для мытья воды.

Когда проснулся утром, снизу раздавалось бряцание посуды на кухне. Вкусно пахло кофе и было солнечно. Папа, мачеха и Мелкая в длинном ей в мачехином халате как раз садились завтракать. Успел.

— Федя! — строго посмотрел на сына отец. — Нашей гостье необходимо отбыть в Утково, а я, увы, несвободен сегодня. Надеюсь, ты отвезёшь её.

— Конечно, — а что ещё он мог ответить? — Ты имеешь ввиду на бронетранспортёре?

— Да. С транспортом нынче вообще напряжённо, так что выбора, практически нет. Горючку сейчас можно взять только на топливном заводе — все заправки разрушены. Залей полные баки и канистры — они в багажнике и несколько штук в салоне. Ехать через Сити даже не пытайтесь, там сплошные завалы. Сразу направляйтесь мимо Первой школы и аэродрома... — пискнули визоры и, прервав инструктаж, папа махнул рукой — мол, не маленький, дальше сообразишь. А у него — срочные дела.


* * *

До Федьки уже дошло, что быть взрослым — это очень просто. Но безумно трудоёмко. Нужно упорно тянуть свою лямку, выполняя кучу работы, делать которую вовсе не хочется. Зато тогда к тебе никто не придирается — просто поручают ещё что-нибудь сразу после выполнения предыдущей задачи. С другой стороны эти самые поручения таковы, о каких его сверстники на Земле не могут даже мечтать. Представить невозможно, чтобы двенадцатилетнему пацану позволили одному кататься на бронетранспортёре! Тем более — гнать на нём за многие сотни километров через дикие леса и бескрайние прерии. И ведь даже не намекнули насчет того, чтобы взял с собой еды или надел тёплую куртку. Мачеха вообще умчалась, словно наскипидаренная, да и папенька ушёл не мешкая.

Мелкая как-то между делом навела на кухне порядок, пока мальчик проверял машину и укладывал в неё несколько совершенно необходимых в путешествии мелочей — мотки верёвок, початый цинк патронов, котелок, сковородку... пополнить аптечку — тоже не лишнее дело. И не забыть проверить — на месте ли инструменты. Переоделся в мирную удобную в дороге одежду и обувь — только шлем с собой прихватил из трофеев, уж очень удобная штука для ориентации. Хотя, аппаратура броневика ничуть не хуже, но её с собой не потаскаешь. Ну и куртку ещё с убитого, чтобы не перекладывать содержимое карманов.

Фагора пришлось подсадить — не хватило щенку роста, чтобы забраться в салон самостоятельно. Мангул и Патри к гостье по-прежнему относились недоверчиво — встретили и проводили ворчливо и неприветливо. Да и Федька им почему-то ныне не особенно нравился. Не рычали, но и не более того.

Когда, двигаясь по объездной, перевалили холм, взорам открылась панорама города. Развалины, руины и завалы. Обгорелые деревья, пепел — от весёлой приветливой картины утопающих в зелени окраин не осталось даже воспоминаний. Каменные здания Сити на заднем плане пялились на мир пустыми глазницами оконных проёмов, а с портовых пакгаузов словно ураганом ободрало кровлю, отчего голые стропила выглядели рёбрами погибших великанов. Уцелела только стоящая на отшибе Первая школа — там сейчас сохло на верёвках бельё и мелькали люди в халатах.

— Вот от чего нас спасали, собирая на этот идиотский праздник! — казалось, он только подумал это про себя, но Мелкая ответила:

— Предик нынешний, как сказала твоя мачеха, полное не пойми что, но надо же кого-то слушаться.

— Предик — это кто? — не понял мальчик.

— Представитель Президента на Прерии Стёпка Асмолов. Это он устроил гулянье для горожан. Несколько тысяч жизней спас. Леночка сказала, что за одно это прощает ему все будущие ошибки и, заодно, узурпацию власти.

Блин! Взрослый называется! Нифига не знает, ничем не интересуется!

— Слушай, Мелкая, я вчера закрутился с делами домашними, ну и никого ни о чём не расспросил. Ты обрисуй мне ситуацию — что вообще происходит, откуда этот гадский десант? Мы же ездили в свадебное путешествие. То есть папа с Ленкой ездили, а я броневик вёл, пока они там на заднем сидении... — ёлки, опять ляпнул лишнего!

Однако девушка не то, что не ухмыльнулась — даже ухом не повела.

— Как объяснял Меф, ну, инструктор-рукопашник, корпорация, что строит ГОК, захотела всю планету нагнуть под себя. Я, знаешь, в политике не разбираюсь, но им нужно было устроить тут беспорядки, вроде восстания, с целью отделиться от остальной страны. Чтобы федеральные власти прислали войска для усмирения и извели местное население.

— Непонятно, — отозвался Федька. Тут того населения только в Ново-Плесецке более-менее сколько-то есть, а в других местах людей не сразу и сыщешь.

— Вот и я думала, что фигня всё это. На снайпера училась только потому, что никакого другого специального образования мне ни в жисть получить не светит. У нас ведь женщины даже старшие классы обычной школы заканчивают не всегда — рожают и растят детей. А тут — платить не надо, да ещё пригласили... ну да не об этом речь. Правильную картинку этот Меф разрисовал — всё так и сложилось, как он предсказывал. Если бы портал не закрылся — нас бы всех под корень извели.

— Так ведь это была наша армия! — вдруг в Федьке проснулось возмущение. — Она же должна нас защищать!

— Армия должна выполнять приказы — так в присяге написано. И про то, что защищать народ, так это тоже там же поминается. Но вот, когда военный человек делает выбор — выполнить приказ или защитить народ — оказывается, что те, кто выполняет, быстрее растут в звании. На этом, собственно, и построена система армейской подготовки — на выработке рефлекса подчинения.

Больше Федька рта не раскрывал и с вопросами к спутнице не приставал. Какой он, нафиг взрослый? До подобных суждений ему ещё расти и расти! И, ведь гадство какое! Хочется спорить, вцепившись в глотку этой мелкой выскочке. Осознавая, что она права. Или прав этот неведомый Меф — наверняка ведь девчонка просто повторяет за ним.

Глава 4. Глубинка

Заправлялись мучительно. Залить под пробку оба бака — это недолго. Но вот затаскивать в багажник и салон двадцатилитровые канистры было просто тяжело. И ещё нельзя было показывать виду, что силёнок у него маловато, чтобы ни в коем случае не вызвать к себе сочувствия этой не по годам мудрой девчонки.

Следующим сюрпризом на их пути оказался транспарант у своротки от окружной к Клыкам:

"Не съезжайте с дороги, на обочинах мины", — гласила наспех намалёванная надпись.

Собственно, большого неудобства это обстоятельство не доставило — встречных не было. Как, впрочем, и попутных. Кроме того, аппаратура броневика уверенно зафиксировала несколько подозрительных мест, где под слоем земли находилось что-то постороннее.

— Скорее всего, это, в основном, муляжи. Но и настоящие сюрпризы тут тоже могут оказаться, — с умным видом заключила Мелкая, рассмотрев отметки на экранах. Оставалось только кивнуть — он подобных наук не изучал, так что возражать было бы просто ребячеством.

Зато, въехав в лес, Федька увидел в тени деревьев нескольких человек, поднявшихся с насиженных мест и двинувшихся, словно пассажиры, готовящиеся к посадке в автобус. Это впечатление дополнилось тем, что спутница начала приподниматься со своего сидения, явно направляясь к двери. В общем, плавно притормозил и остановился так, как будто с самого начала собирался именно это и сделать.

— От Нифонтовки уходим налево к Плавневому Кусту, — объявила Мелкая, словно заправский кондуктор. Часть людей тут же отошла в сторону — чем-то их такой маршрут не устраивал. Остальные же забрались в броневик, словно к себе домой. И не поместились — это, всё-таки не автобус.

Пришлось выбираться через верхний люк и заниматься "упаковкой". Часть вещей закрепил на крыше, часть погрузил в салон, изгнав оттуда пассажиров. А потом усаживал людей по одному, соизмеряя комплекцию и предполагаемое положение тела. Одну девушку спутница усадила рядом с собой на переднее сидение — они там поместились не вполне целиком, но, более-менее устойчиво. После этого дверь, наконец, закрылась и, проникнув на водительское место через люк... чуть не раздавил устроившегося там Фагора. Впрочем, щенок быстро "пошёл по рукам". В основном ехала молодёжь, и разговор о недавних событиях вёлся общий.

Мелкая несколько раз плакала, когда упоминали погибших товарищей — видимо её знакомых. Сильно прислушиваться было некогда — грунтовка, стелющаяся под колёса не была знакома ни с какой строительной техникой. Колеи, ухабы, корневища и каменья, торчащие из травы, встречались чаще, чем ровные участки. Федька, конечно, запустил курсовой компьютер, но и сам не зевал. Ехали ходко — средняя скорость получалась даже чуть больше тридцатки. И это при том, что мотало пассажиров в рамках приличного. Ну, некоторый опыт езды по этим дорогам, приобретённый недавно, даже папа одобрил. А мачеха назвала его волшебником и так посмотрела на папу...

А потом на дорогу вышел солдат и требовательно поднял руку. Федька еще даже не совсем остановился, а из распахнутой двери на обочину вывалились пассажиры с оружием наизготовку, и мгновенно залегли. Девчонка, что сидела вместе с Мелкой, высунула голову через верхний люк и сконфуженно произнесла, обращаясь к откатившемуся в сторону солдату:

— Прости, служивый, мы прямо с войны. Сам понимаешь, рефлексы.

А народ уже выбирался из укрытий и подтягивался к машине. Подошёл и солдат:

— Впереди идёт разминирование. Надо бы подождать, пока местные дадут "добро". Хотя, — он смущённо взглянул на подтянувшихся ребят, — вы ведь тоже местные, — махнув рукой, он отошел в сторонку и устроился на обрезке древесного ствола, валяющемся неподалеку.

Пассажиры же быстро и сноровисто принялись устраивать бивак. Растянули самовольно извлечённый из броневика тент, развели костёр. Также без спросу завладели котелками, которые наполнили водой и... Федьку погнали за дровами. Как младшего. Он слегка озадачился происходящим, но решил, что пока не стоит ни на чём настаивать или возмущаться — надо немного потерпеть и понаблюдать. Тем более — никто ничего нарочно обидного по отношению к нему не проделывал.

К столу — тряпице с разложенной снедью — его позвали вовремя, а ложка теперь у него всегда при себе. Служивого тоже не забыли накормить, хотя, к себе не звали, а отнесли ему отдельную порцию. Так, за готовкой да кормёжкой прошло больше двух часов, а потом появилось новое лицо, на этот раз — мужчина из местных.

— Сейчас отпалка будет, — заявил он, едва поздоровавшись. — А ну, залезайте все в машину и позакрывайте двери.

Фёдору опять пришлось всех упаковывать обратно, да сверх того, ещё двоих. Благо, ехать в таком состоянии не предполагалось, да и вообще это всё планировалось ненадолго. А потом началась канонада. Только взрывы звучали вдалеке, и никакие осколки ни по чему не стучали. Видимо, расстояние, выбранное для остановки проезжающих, оказалось достаточным. Но аппаратура броневика послушно построила карту приведённых в действие мин — ох и много их тут понаставили.

— Ну вот, теперь опять можно летать через Плесецкий перевал, — мужчина сопоставил картинку на дисплее с той, что, что была у него на визорах, и довольно крякнул: — Все сработали. Знай наших! Можете дальше ехать — "баньши" мы ещё вчерась заставили отработать. После Лучковой пади веток порубанных увидите много, так не пугайтесь.


* * *

Федька не первый раз ведёт бронетранспортёр по этой дороге — папу с мачехой он к Янтарному морю вёз здесь же, причём, совсем недавно. Ему вообще тогда позволили рулить сколько угодно, пока хватит сил. Поэтому он без особых затруднений выбрал и подходящую скорость: такую, чтобы и печёнки из людей не вытрясти, и не плестись, как черепаха. Следы недавних боёв немного портили пейзаж: то огромная воронка, которую не вдруг объедешь, то завал из толстенных деревьев. Один раз даже пришлось останавливаться и пилить неохватные стволы — благо механическая пила всегда лежит в отведённом ей месте.

Вообще-то, пилил один из пассажиров — крепкий парень Викула. Тут часто встречаются старинные имена. Обрезки — какие откатили руками, навалившись всем экипажем (а именно так теперь воспринимались пассажиры), а какие оттащили машиной, зацепив тросом. Хорошая подобралась команда. Жаль было расставаться, когда ребята дружно вышли прямо перед Нифонтовкой и оставили их с Мелкой вдвоём. Как-то даже чего-то стало недоставать.

А теперь им сворачивать налево. Туда, где раньше Фёдору бывать не приходилось. Поэтому ещё раз изучил карту, порасспросил спутницу и проверил лишний раз машину. А потом, въехав в реку на броде, повернул вниз по течению и включил водомёт. Так получалось немного длиннее и чуть медленнее, чем по суше, но менее утомительно. Опять же, хоть так, хоть этак, сегодня им до места не добраться. Зато ночевать около воды значительно приятней, чем посреди степи.

Узкое русло, как и обещала карта, было мелководно и не особо извилисто, зато берега имело топкие, заросшие кустарником. Слева изредка попадались маленькие пристани — деревянные мостки и сарай рядом с ними. Наверное, для лодок. Но людей видно не было. Спутница мучила старинную, неказистого вида мобилку, подолгу ожидая ответа, но отозвался ей только Скопцов, с которым она обменялась буквально парой фраз.

— Ни наши, ни кто из соседей не отзываются, — пожаловалась она, передавая свой музейный образец для подзарядки — от её телефона веяло десятилетиями безупречной службы.

— Попробуй со шлема выйти в сеть, — посоветовал мальчик. — Хотя, там как-то сложно соединяться, даже я не во всём разобрался. А то — порули, пока я поковыряюсь в настройках и подключениях.

Все-таки со всякими хитрыми приспособами он — дитя городской цивилизации — управляется уверенно. Поэтому, выбрался через люк на крышу, водрузил на голову свой трофей и приступил к изучению его свойств не как разведывательного оборудования, а как средства дальней связи.

— Селивёрстов! Мишка! Ты где? — вдруг ожили наушники встревоженным голосом взрослого мужчины.

— Это не Селивёрстов, — испуганно ответил Федька.

— А почему у тебя его шлем? — спросили с того конца.

— Трофейный, с убитого...

Некоторое время слышно было только дыхание собеседника.

— А где тело? — наконец человек справился с волнением.

— Похоронили их, пятеро там было. Сейчас, минуточку. Дам координаты. И вот ещё — никаких документов при тех разведчиках не было, поэтому могила безымянная.

Поковырявшись в своих визорах, Федька "качнул" то, что нужно, на шлем и отправил весь блок информации, добавив от себя:

— Там пока не закончено разминирование, поэтому обязательно свяжитесь с нашими, если пойдёте.

— Спасибо... — на том конце помолчали. — Найду суку, что его убила... из под земли откопаю...

— Меня зовут Нах-Нах. Я скоро освобожусь — тогда и встретимся, — Федька тоже имеет гордость и никакой вины за собой не чувствует.

— В бою? — вдруг потускнел собеседник.

— В бою.

— Ладно. Встретимся — расскажешь, — совсем другим тоном ответил мужчина.

— Да я не помню ничего, — сознался мальчик. — Меня тогда газовой гранатой достали.

— А-а... ну, прощевай, Нах-Нах.

Вот такой разговор. Несколько минут ушло на то, чтобы отдышаться после обмена буквально несколькими словами.

Связаться со своими Мелкая не смогла и через шлем.


* * *

Хутор, к которому они подъехали, лежал в руинах. Туда и бросилась Мелкая, оставив в машине даже неразлучную свою винтовочку. Поняв, что случилось недоброе, Федька растерялся. Некоторое время он в нерешительности сидел на месте, но потом взял себя в руки и вышел следом. Осмотрел поля, окружённые лесом — не знает он, что на них растёт.

Посреди хутора разверзлась не очень глубокая, но широкая воронка, заполненная чем-то вроде лунного грунта, во всяком случае стеклянные шарики были очень похожи. Будто громадный окурок затушили — все вдавлено в землю до полного превращения в пыль. По краям — только груды битого камня, стоящие короба печей и немногие стен -, глинобитные, покосившиеся.

А дальше — как отрезало, абсолютно целые с виду постройки, только без окон и крыш, хотя стропила почти везде на месте, но на них — ни единого листа покрытия. Странным было это соседство полного уничтожения и практически нетронутости.

Девочку он нашел в одной из полуразрушенных комнат наполовину уцелевшего дома — она стояла неподвижно и беззвучно плакала. Тут и там на полу виднелись бурые пятна. Не найдя, что сказать и не понимая, что делать, дети так и не двигались, пока снаружи не донеслось энергичное тарахтение мотоциклетных двигателей. Настолько энергичное, что, когда Федька выбрался наружу, четыре парня в кожанках уже были рядом и держали в руках стволы.

Нет, прямо на него не направляли, но понятно было: чуть он дёрнется — мигом изрешетят. Впрочем, продолжалось это буквально несколько секунд, потом ребята словно сдулись, заглушили двигатели и скорбно свесили головы.

— Где они? — спросила девочка откуда-то сзади.

— Похоронили рядом с бабушкой, — ответил тот, что старше.

За Федькиной спиной захрустели под ногами обломки, а сам он, повернувшись, последовал за подругой.

Восемь свежих холмиков и один старый в окружении явно посаженных людьми клёнов. Скамейка, столик. Маленькое семейное кладбище. На столбиках разные имена, но одна фамилия.

— Ты не сумлевайся, — сказал один из парней. — Тех, что приходили зачищать, мы на второй день всех положили возле Ночкиных. На вот, выпей за упокой, — он протянул тыквенную фляжку.


* * *

Девочку так и оставили плакать на скамейке, а сами отошли, чтобы не мешать.

— Ты кто таков? — спросил у Фёдора старший из парней. Не враждебно, но и без признаков приветливости.

— Воевали вместе. А почему соседи на звонки не отвечали? — вдруг пришло в голову неожиданное воспоминание.

— Из ближних, считай, всех поубивали. Положили ракеты аккурат прямо в дома, когда и по городу вдарили. Живы остались только те, кто поверил предупреждению и ушёл. Но жилья целого на всю округу не осталось. Так а звать-то тебя как?

— Фёдор я, Матвеев, из Ново-Плесецка, — называть глупую задиристую кличку в этой ситуации показалось неправильным.

— Это Нах-Нах, сговоренный мой, — Мелкая появилась неожиданно и бесшумно, словно тень. — Спасибо, мужики. Старосте передайте, что, если кто урожай уберёт, то я возражать не стану и ничего за это не потребую. А сама в Плёткино подамся.

— К беспортошным, что-ли? — недоуменно поднял бровь старший из мотоциклистов. — Батюшка твой не одобрил бы, — добавил он укоризненно.

— Пока жив был, да в силе, да с сынами — мог и не одобрить, — возразил владелец фляжки. — А как сейчас сложилось, думаю, он только рад такому решению. Верно ты рассудила, не сумлевайся. А урожай я соберу и, за что продам, так половину тебе переведу. Ты уж наши традиции не ломай, — посмотрел он со смешинкой в одном глазу.

Пока местные обсуждали одним им известные проблемы и перечисляли погибших соседей, Федька выяснял в сети, что это за место такое, Плёткино.


* * *

Ехали степью. Вела машину Мелкая — Федька нарочно научил её этому нехитрому делу, чтобы отвлечь от тяжких дум. Сам же он продолжал разбираться в том, почему это подруга сделала такой непонятный ему — чужаку — выбор. Местные-то сразу всё поняли. Нет, спросить он тоже спросит, но сначала узнает хоть что-нибудь самостоятельно.

Поисковик работал неважно — видимо сеть ещё "не пришла в себя" после трёхсуточной отключки. Или часть серверов не успела полностью войти в строй. Помогла интерактивная карта — разделы, касающиеся географии функционировали быстро и надёжно. Так вот — Плёткино оказалась школой-интернатом, работающей по колониальной программе восьмилетнего образования.

Разумеется, не забыл он и отцу позвонить, сообщить о том, что на обратном пути сделает крюк. Это просто-напросто было принято к сведению. Похоже, папа умышленно ведёт себя с ним, как с ответственным человеком и всячески потакает контактам с аборигенами. Опять вспомнилась встреча с Ёжиком буквально в момент прилёта сюда, на Прерию.

Двести с небольшим километров покрыли всего за четыре часа — грунтовка через степь была ровной, прямой и не особенно пылила. Потом полчаса по извилистым лесным дорожкам через два неглубоких брода и — они на месте среди как попало рассыпанных домов всех возможных размеров и стилей. Мелкая уверенно подрулила к трёхэтажному кирпичному строению с вывеской "Дирекция". Поскольку спешить домой Феде ни капельки не хотелось, он предложил девочке вещи пока оставить в машине, а самой узнать, что тут и как. А он проводит. Интересно было глянуть, что это за такая за колониальная школа.

В прохладном фойе их окликнула техничка:

— Вы что здесь забыли, огольцы! Какой класс?

— Шестой, не сговариваясь отозвались оба.

— Третий корпус, урок геометрии. Бегом марш.

Сколь ни крутым и взрослым чувствовал себя Фёдор, каким бы искусным воином и боевым командиром ни была Мелкая, но выполнять распоряжения такого рода оба привыкли беспрекословно.

Урок действительно только начался. Учитель махнул на них рукой, как на назойливых мух, словно вметая в класс и посылая на свободные места. При этом он даже не отвлёкся от изложения материала. Ребята тоже никак не отреагировали на появление новеньких, только сосед по парте переставил на другую сторону от себя охотничью переломку. Блиин! Как же, оказывается, соскучился Федька по обычным урокам... и тема интересная.

На перемене староста внёс прибывших в журнал. Мелкая оказалась Ниной Утковой. Дела. Потом — география и история средних веков. Ужин... после которого Федю забрали к себе мальчики, а Нину — девочки.

"Я что, в школу поступил?" — ошалело подумалось, едва голова коснулась подушки.

Подъём, зарядка на огороде с лейками, плотный горячий завтрак из четырёх блюд — все вкуснейшие, уроки: алгебра, биология, химия... что? Она же в нормальных школах с восьмого класса! Спохватился только после обеда, когда выдалась свободная минутка. Позвонил папе, и всё ему рассказал.

— Знаешь, сынок. В городе ещё не скоро откроется школа, так что, молодец. Правильно решил. А броник пригонит Женя Ветлугин, ему как раз попутно. Послезавтра заглянет.

Почесав задумчиво репу, поднял глаза и увидел, как с подносом в руках от раздачи отходит Ёжик. И девочка с ним рядом парой лет старше. Махнул им рукой, показывая, что уже поел и освобождает место за столом.

Жизнь опять сделала крутой поворот.

Глава 5. В далёких Виловых горах

— Игорёша! Пойдём скорее, сетка пропала, — Оксана зашла в кабинет и встала так, чтобы было видно её всю — ух, хороша! Пора откладывать в сторону дела и вспоминать о том, что он немного женат и слегка соскучился по своей изящной и охочей до утех супруге. А незаконченные дела от него никуда не денутся. Одним словом, пора крепить семейные узы со всей возможной тщательностью.

— Куда пропала? — переспросил, сладко потягиваясь, и выныривания из захватившей его работы по расшифровке поз и жестов мегакотов. — Что!? Сетка пропала? Бегом в укрытие!

Пробегая через патио, шуганул "дежурную" мегакошку, расположившуюся на ночлег рядом с чашей фонтана, потеряв несколько секунд, чтобы объяснить дурёхе — не в дверь нужно идти, а в подвал. Потом, закрыв за собой все три люка, пожалел, что не прихватил со стола распечатанные изображения, потому что рассчитывать на нежность любимой в ближайшее время не приходится, а спать он не сможет, встревоженный полученным известием. Мог бы ещё поработать с собранными материалами.

Дежуривший у аппаратуры слежения Макс как раз закончил священнодействовать у плитки, где заваривал кофе, и теперь наполнял три чашечки и одну пиалу ароматным умеренно крепким напитком — Анфиска тоже его уважала. Да, та самая мегакошка, которую только что, чуть не за шкирку втащили в подземелье, отрытое в толще глиняного пласта.

Приткнувшись кое-как в тесноте среди стеллажей, заполненных наспех собранными приборами, дули на горячий кофе и смотрели на Анфису. Она нынче и объект исследований, и добрая соседка, и источник разных неожиданностей, на учёном языке именуемых открытиями. Понимает многое в человеческой речи, но иногда путается.

На самом деле Игорь любит арбузы. Не в смысле есть, а само растение. То есть, выращивать и выводить сорта с новыми свойствами. И не просто так любит, он — потомственный арбузовод из старинного рода лучших арбузоводов планеты. Но судьба сыграла с ним шутку — откуда-то от черта на куличиках пришёл в эти земли прайд мегакотов и настойчиво заявил о желании сотрудничать именно с ним. Если хоть кто-то может это объяснить — пусть избавит его от мук непонимания.

Разумеется, и арбузы, и руководство хозяйственной деятельностью посёлка — всё сразу отошло на задний план, потому что, прежде всего, Игорь — учёный. И объект исследований прибыл к нему сам, практически заявив о категорическом намерении быть всесторонне изученным. Это ничего, что самому ему идёт лишь шестнадцатый год — возраст дело наживное. Но о своих познаниях в биологии он самого высокого мнения и ему нравится их расширять.

Что это семафорит Анфиса? Увеличить вкус?

— Макс, добавь в пиалу ещё сахара.

— Не, пусть размешает, я нормально положил. Держи ложку, хвостатая!

На лапах у мегакотов достаточно развитые пальцы, способные к удержанию предметов. Но моторика не наработана. Все это знают и с интересом следят за тем, как "разумная животная" мучается с мелким предметом. Сердобольная Оксанка не выдерживает первая, и подает подруге отвёртку с ухватистой ручкой. Теперь — другое дело. И жест, означающий благодарность.

Считается, что признаком разума является способность к абстрактным рассуждениям. Так вот, этой способности у мегакотов не обнаружено. Вернее, знание языка друг друга таково, что разговоров на отвлечённые темы пока вести не удаётся. Или они не хотят? Непонятно. И, что обидно, не с кем эту проблему обсудить. Мало того, что на Прерии почти нет других учёных, так ещё и заняты все вокруг со страшной силой. Чего-то боятся, чего-то ждут, к чему-то готовятся. И это самое, похоже, началось.

— Что слышно в эфире, Макс? — вернулся Игорь с небес на землю.

— Сетка срубилась, вещательных станций тоже нет, сигналов много, но они шифрованные. А наши датчики, и вообще всё излучающее, я повыключал от греха.

— А по нашим каналам ничего необычного не было?

— Нет. Правда в конце дня по сейсмике опять "грузовик" засекли. Тот самый, которого на самом деле никогда нет. Вывести тебе записи?

— Нет, не сейчас, — Игорю неудобно при Анфисе разглядывать то, что подсмотрели их приборы, наблюдающие за объектом исследования — прайдом мегакотов. Были бы у него визоры — тогда другое дело, а тут придётся смотреть с экрана у всех на виду в тесноте наскоро вырытого погреба-убежища. — Я лучше про петарды почитаю.

А ты, Оксаночка, укладывайся — вон на стеллаже нижняя полка свободна. Заполночь уже.


* * *

На плато в Виловых горах решительно ничего не происходило. Ничего такого, ради чего, получив условный сигнал, стоило покинуть жилища и попрятаться в лесах, оставив в посёлках немногочисленных дежурных в наспех отрытых убежищах. О том, что далеко на востоке прогремела короткая трёхдневная война, узнали только из сообщения об её окончании. Молодёжь — от юнцов до детей среднего школьного возраста, за единичными исключениями составляющая здешнее население, вернулось по домам, словно с пикника. Единственным, что сумел отметить Игорь, было резкое потепление в отношениях между его женой Оксаной и мегакошечкой Анфисой — они провели вместе целых три дня и всё это время общались, чудесным образом наладив взаимопонимание.

Эта парочка стала часто прогуливаться по окрестностям, что особой тревоги не вызывало, учитывая наличие у женщины оружия, а у мегакошки — прекрасного обоняния, отличного слуха, зорких глаз и знания ею и окрестностей, и окрестных хищников. Сама-то Оксана — землянка, и по части того, как себя вести на просторах Прерии, не особо продвинута. Горожанка по рождению и воспитанию, она бывает, то излишне осторожна, то чересчур беспечна. А вот Анфиса — местная. Недавно считавшаяся дикой тварью из дикого леса — плоть от плоти, кровь от крови этой самой планеты. Ну, не всей планеты — только фауны, но и это немало.

Игорю, занятому важными исследованиями, нет никакого дела до того, как проводят время барышни, хотя, сегодня Оксана как-то странно выразилась... да, точно!

"Анфиса рассказала про сына дерева. Такой забавный, в капочку, и усики у него шкодные", — прощебетала она, целуя мужа в щёчку, вся такая нагулявшаяся, пахнущая горечью степных трав и тёплыми лучами Гаучо.

Разумеется, занятый своими глобальными мыслями, Игорь пропустил обычную женскую ерунду мимо ушей, но тренированная память услужливо подкинула непроработанную информацию в момент засыпания, когда разум находился на границе яви и грёз.

"Дерево!". "Усики!". Что за хрень?! Вероятность того, что жена тронулась рассудком нулевая. Если честно, ей и трогаться-то особо нечем — она проста и непритязательна, и ни о чём, кроме самых элементарных житейских вопросов, никогда не разговаривает. Ну, там, выкройки, тесьма, пуговицу пришить. Абсолютно счастливое существо, живущее сегодняшним днём и радующееся маленьким человеческим радостям.

Вышел в патио, где под внутренним балконом милая обычно строчит наряды себе и остальным женщинам, а тут в самом разгаре примерка — Анфиске подгоняют то ли передник, то ли халатик с огромным карманом. Смотрится весело, но клапан нужно чуток повернуть. Ага, мегакошка подала ножницы — знает уже это слово. Ба! Она и на клавишу ввода может ногтем надавить! Это же важнейшие наблюдения!

Забыв о том, зачем он сюда пришел, Игорь принялся делать записи.


* * *

Сын дерева. Интересное название. Веет от него чем-то таинственным, исконным. А рассказала о нём та самая кошечка, что так охотно помогает Игорю, "наговаривая" слова мегакошачьего сигнального языка моргалуса. Почему сигнального? Так похож он на оптический семафор, где используются сочетания всего трёх символов: правый глаз закрыт, левый или оба. Разговор выглядит, словно моргание — вот и закрепилось за ним такое название. А ещё эти твари достаточно часто общаются жестами или сменой поз, оттого, второй язык, кивалус, у них тоже в ходу.

Собственно, расшифровка их, этих языков, и занимает нынче первого и единственного на целой планете учёного, занявшегося общением с заявившими о своей разумности существами. Традиционно считалось, будто мегакошки вообще не издают звуков. Однако сейчас, когда с ними удалось познакомиться поближе, выяснилось, что маленькие котята пищат, а некоторые варианты ворчаний, мурчаний и рычаний способны издавать даже взрослые особи. Однако, кроме как для передачи настроения или предупреждения, акустическая система общения этим видом разумных не используется. Голосовой аппарат у них примитивный, и применяют они его неумело.

В общем — достаточно необычные братья по разуму. Горизонтальноходящие, немые, имеющие пригодные для удержания предметов целых четыре конечности, но никакими инструментами не пользующиеся. Хотя, о верёвках у них какие-то представления есть. Согласитесь — слабый признак материальной культуры. Так вот! Формальные признаки разумности, как бы отсутствуют, а поведение настолько целесообразно, что просто оторопь берёт. И разобраться в этом вопросе предстоит ему, молодому пятнадцатилетнему учёному — величие и уникальность поставленной перед собой задачи просто переполняют Игоря.

Разумеется, информация о том, что исследуемые толкуют о неком сыне дерева, никак не может быть пропущена добросовестным исследователем.

— Анфиса!

— Так нет её. Одноухий сегодня пришёл к нам для общения. Сидит у Макса в мастерской, мультфильмы смотрит.

Игорь вышел на кольцевой балкон, опоясывающий внутренний дворик, и направился на звуки, доносящиеся из распахнутой двери. Тут в заставленной приборами комнате работал проектор, рядом с которым восседал один из старших котов ближнего прайда и, время от времени, давил на клавиши грубого наскоро собранного пульта, меняя просматриваемые записи.

— Плохо он попадает на наши кнопки, — объяснил местный изобретатель а, заодно, и мастер на все руки, уже год как сбежавший с ГОКа Макс. — Пришлось вишь какую рогопегу делать, — показал он на неказистую коробку. — Но приспособился котейка сразу. Сообразительный.

— Сообразительными называют тварей бездумных, а этот обладает интеллектом, — Игорь не преминул навести ясность в столь небрежно затронутом вопросе.

— Зануда ты, — сморщился мастер. — И как Оксанка тебя терпит!

— А я её не перебиваю, — улыбнулись. — Ну что, Одноухий, поработаем? — это уже коту.

Ответный кивок в переводе не нуждается.

— Как по-вашему будет "дерево"?

Последующие часы были посвящены наименованиям сотен пород деревьев, изображения которых нашлись в записях. Но общего термина из этого богатства выделить так и не удалось. Оказалось что и для травянистых растений и для кустарниковых и даже для лиан не было общего названия — только видовые. Что любопытно, и на панорамных снимках, где деревья и кусты были запечатлены издалека, Одноухий четко различал редколесье, поросль, чащобу, бор — то есть уверенно характеризовал общий тип растительности, но отдельных деревьев назвать не смог:

— Не видно, что это, — отвечал он удивлённо. Или уверенно указывал породу растения.

Утомлённый бесплодными потугами расспросить о сыне Дерева, и не зная, какое слово для этого применить, учёный отправился спать, пополнив словарь моргалуса парой-тройкой сотен новых слов.

— Знаешь, милый, — щебетала Оксанка, — Анфиса собирается обзавестись котятами. И она хочет зачать их по-нашему, по-человечески.

— Это как? В миссионерской позе? Просит сделать приспособление, которое удержит её на спине?

— Ой, она об этом не подумала. Надо будет её предупредить, — жена взмахнула своими ресницами-веерами.

— Тогда, что для неё означает "по-человечески"?

— То есть от котика.

— Не понял. А разве обычно получается от кого-то другого?

— Нет, ну ты ничего не понимаешь! Когда кошке наступает пора беременеть, то все коты прайда вносят посильную лепту в это ответственное дело. Бывает, что и соседи приходят помочь, если живут недалеко, или просто пути этих групп пересеклись.

— Тогда скажи мне прямо, что придумала Анфиска?

— Она хочет, чтобы котик у неё был только один. И волнуется, что он не сможет за период зачатия добиться нужного результата.

— Не, ну в чём тут проблема? Не в этот раз, значит в следующий, — Игорь действительно не понимает.

— У мегакошек это бывает всего несколько раз за всю жизнь. Говорит, около десяти. И не каждый такой период завершается успехом. Поэтому коты очень стараются и ужасно переживают, если не справились.

— Ой, ну ладно про эти бабские заморочки. Ты мне лучше расскажи, каким словом Анфиска дала тебе понять, что говорит именно о дереве? Ну, у которого сын с усиками?

— Не помню. Она как-то так показала, что я сразу поняла.

— А что ещё рассказала она про это дерево, что показала?

— Что оно сильное, может защитить, накормить и перенести на другое место.

На этом Игорь и отстал от благоверной. Налицо явные признаки религии — иначе откуда взяться образу существа, способного сделать для прайда всё, о чём только можно мечтать? Насколько он помнит, именно с образа божества заступника и начинались все более-менее распространённые религии. Потом это создание наделяли и карательной функцией, но уже позднее, когда приступали к решению задач объединения больших групп людей, и нужно было их как-то дисциплинировать.

"Вот и признаки абстрактного мышления налицо, — подумал он обрадованно. — Ай да я! Ай да молодец!"


* * *

Желание как можно скорее поделиться с окружающими своими открытиями заставило молодого исследователя с самого утра заняться размещением полученных материалов в сети. Разумеется, начал он с поиска по контексту "Мегакоты" и сразу залетел на сайт с этим названием. Оказалось, что открыт он недавно. И кем бы вы думали? Тем самым Стёпкой Асмоловым, что увёл у Игоря Деллку. Нет, за это он на парня уже давно не серчает — нафига ему такая задавака и заноза в заднице?! Но каков фрукт! Устроился этот кадр, как выяснилось, ни много, ни мало, Представителем Президента. И все данные по первому контакту с мегакотами уже выложил в сеть. Да ещё издал указ о признании этих тварей разумными — вот так прямым приказанием без никаких отсылок к научным фактам.

Указал, правда, Игоря в качестве первооткрывателя, то есть никакого научного приоритета себе не присвоил. Однако, подобная торопливость настоящему учёному совершенно не к лицу. Но вот дальше... дальше на сайте было достаточно просторно для того, чтобы разместить все факты, надёжно установленные наукой в лице Игоря, выложить программу-переводчик, отлаженную Максом, и присоединить к ней словарь — теперь, достаточно качнуть этот софт на визоры, и можно более-менее успешно переговариваться с теми, кого недавно считали неразумными животными.

Сам же исследователь продолжал изучение моргалуса, не уставая удивляться его богатству и, в то же время, странному отсутствию в нём обобщающих понятий. Первой зацепкой в поиске стало слово "камень". Оно было сложным и однозначно предупреждало: нельзя кусать. Виды же минералов мегакотов не интересовали — всё многообразие горных пород описывалось одним единственным коротким выражением, из чего однозначно следовало — до каменного века исследуемым ещё очень и очень далеко. Впрочем, для песка, глины и гальки понятия существовали.

Занятый своей кропотливой работой Игорь мало внимания обращал на окружающее, постепенно переложив обязанности поселкового старшины на Тоху — въедливого подростка, прибывшего с ГОКа. Язык мегакотов стал для него сверхзадачей. Раньше, ещё в период своего ученичества, Игорь специализировался на генной инженерии, а не на лингвистике. Вот и не мог никак сообразить, чего же не хватает главному средству общения этих созданий. То есть — слов много, а полноценно поговорить с ними никак не получается. Беседа похожа на обмен короткими формализованными уведомлениями.


* * *

Облом ждал его в сети на том самом официальном сайте, посвящённом мегакотам. В разделе "всякая всячина" в ленте "анекдоты" появилось много повествований, начинающихся словами: "Куцый рассказал". Вот тут и излагались легенды о Дереве, которое, как выяснилось, исцеляло и убивало врагов. Из отложенных, похожих на птичьи яиц, производило на свет свои уменьшенные подобия, очень быстро бегало... и вообще могло решительно всё.

Испытав восторг от подтверждения собственной гипотезы, Игорь впервые обратил внимание на подпись под сообщениями. Оксана Арбузова. Так это всё Оксанка, ладушка его выспросила у одного из котов ближнего прайда! Но как? Если его глубоко научные и систематические исследования языка всё ещё не позволяют передать такие понятия, как "стремительный натиск" или "унылая скука дальней дороги", не говоря о "паршивом самочувствии".

Ощутив себя морально раздавленным, встал из-за рабочего стола и заглянул в спальню — жена набирала какой-то текст, уверенно оперируя своими немудрёными визорами.

— Что-то пишешь? — спросил ласково.

— Ага, Куцый сегодня рассказывал как Дерево подкидывало котят хвостом. Чёрт, ну не нахожу я слов, чтобы описать эту забавную сценку! Он вообще, такой шалунишка, этот Дерево!

— Э-э... Ксюш! А как это слово на мегакотячьем формулируется?

— Какое слово?

— Ну, дерево.

Оксана стукнула ногтем по спинке кровати, а Игорь надолго задумался, поняв, что она точно ответила на его вопрос. Не растение, и даже не материал подразумевали коты, давая такого рода определение странному существу. Речь шла о впечатлении от удара по нему. Вот и попробуй, разберись в этом глубоко чуждом языке!

Однако, данное определение настолько конкретно, что ни об абстрактном мышлении ни, тем более, о системе верований — уже никакой речи не идёт. Облом.

Глава 6. Зализывая раны.

Не думала, не гадала, а только вдруг ни с того, ни с сего для Дары началась мирная семейная жизнь. Нет, столь не вовремя возникшие отношения они с Вадимом не оформили — среди столпотворения, царящего в Ново-Плесецке об этом и думать было страшно. Всем некогда, всем не до того. Занятые весь день Матвеевы, уступили паре ограниченных в подвижности раненых свою спальню на первом этаже, чтобы не нужно было подниматься вверх по лестнице. Сами же хозяева, случалось, и дома не ночевали. Ленка пропадала в госпитале — там сейчас ужас, что творится. А Кирилла припахивали буквально повсюду, где требовались расторопность и распорядительность — надо было устроить тысячи горожан, вернувшихся к разрушенным домам, и разместить тысячи военнослужащих — участников переставшей карать карательной экспедиции.

Всю эту массу народа требовалось накормить и организовать на разборку завалов. При этом скандалы возникали по любому поводу — люди, буквально ещё вчера стрелявшие друг в друга, оказывались в одном и том же месте, и отличить их по внешнему виду было проще простого.

В результате в просторном доме Дара и Вадим оказались одни под охраной двух огромных псов. Раненые, не годные ни на что, кроме как раз в день сходить на перевязку. Госпиталь располагался сразу за пологим холмом, через который вела дорога, гордо именуемая объездной. По ней и везла девушка своего суженого в обычной кресле-каталке. Сломанную ногу ему подправили, после того как он снова её разбередил во время ночного боя в лесном госпитале. А вот у неё швы на ягодицах уцелели, как ни волок он её ими прямо по земле, когда тащил в укрытие.

Только перевалили вершину, впереди открылась широкая панорама: слева развалины Сити, справа вдали аэродром, а совсем далеко и точно спереди на фоне мохнатых гор неторопливо летит параплан, подгоняемый ранцевым двигателем, пристроенным за спиной пассажира.

— Надо будет обязательно раздобыть себе такой же, — Вадим даже не сомневается, что подруга правильно поймёт, о чём он ведёт речь. Вообще, этот несносный мужик в последнее время сделался самоуверенным и нахальным.

— А ты хоть летать-то на этом пробовал?

— Я очень хорошо это умею, даже призы брал на соревнованиях. Только вот не знаю, как насчёт двигателя? Хорошие обычно работают на водороде. Где его взять в этой глуши? Водород-то.

А вообще самая лучшая модель Игл Экс Три в спортивном варианте — такое позволяет вытворять... — хорошо, когда Вадим увлечён описанием того, что ему близко. Тогда он говорит зажигательно — приятно слушать. Однако прямо сейчас Дара почувствовала в недалёких зарослях справа от дороги чьё-то внимание к себе.

Она никогда раньше не встречалась с этим существом, но слышит болезненное любопытство, направленное на кресло-каталку.

Остановились. Дара выслушала до конца сравнение моделей Дзетта Полтора и Яхум Приз для пилотажа параплана при энергичных вертикальных маневрах, а потом попросила своего спутника поставить автомат между коленей стволом вверх, удерживать его двумя руками и ни в коем случае не применять. Подложила под колёса каталки камни, и отправилась навстречу неизвестному. Тут недалеко — нет и полусотни шагов.

Её намерение поняли, и её ждали. Обогнув плотную купу мелкой поросли самшита, Дара встретилась глазами с огромной, не меньше Мангула, кошкой. Неприятного вида тварь с короткой шерстью бледного грязного цвета и беспорядочными бесформенными пятнами. Ну вот! Она-то думала увидеть здесь кого-нибудь из мохнатиков! А это оказался мегакот. Они, вообще-то не такая уж редкость на Прерии, но, благодаря своей осторожности, редко попадаются на глаза человеку. Поэтому, наверное, и не считаются опасными.

— Хочешь рассмотреть кресло-каталку? — спросила, сделав вид, что ничуть не испугалась, хотя сердечко-то ёкнуло.

Совершенно человеческий кивок в ответ вообще поставил её в тупик. Неужели, действительно разумная тварь?

— Подожди, я сейчас подвезу эту штуку поближе. Ты ведь не хочешь больше никому показываться на глаза?

Снова кивок.

Ошеломлённая, Дара сделала то, на что в здравом уме и твёрдой памяти не способен ни один уроженец этой планеты — она повернулась спиной к расположившемуся в нескольких шагах от неё хищнику и удалилась, что, по всем канонам, просто обязано спровоцировать немедленное нападение.

— Ваденька, посиди, пожалуйста на камушке. Мне эта каталка очень нужна ненадолго.

Оперевшись на костыль, любимый доковылял до нагретого лучами Гаучо валуна и утвердился на нём. Как же всё-таки хорошо, что он иногда выполняет её просьбы, ни о чём не спрашивая. Только смотрит при этом непонятно, со странной смесью чувств, в которых присутствует решительно всё — от смирения до уважения. И, главное — доверие. Оно заметно всегда.

Пропустив шедшую по дороге машину, потащила каталку за кусты, понимая, что мегакотик терпеливо её ждёт. А потом состоялся довольно утомительный диалог: сначала она покатала зверюгу, что было не слишком просто, учитывая изрядный вес кота и отсутствие асфальта под колёсами. Потом — наоборот: мегакот покатал её — у него на передних лапах оказались вполне приспособленные к хватанию пальцы. Потом этот скотина попытался увезти кресло-каталку уже без неё, и они повздорили — каждый тянул предмет раздора в свою сторону. Ситуацию усугубил приковылявший на своём костыле Бероев, увидев которого мегакот отпустил спинку кресла и рванул в кусты. Обернувшись и заметив поднимаемый для стрельбы автомат, Дара завопила: "Брось" и попыталась перекрыть ему вектор стрельбы.

Разумеется, оружие тут же полетело на землю, предусмотрительно поставленное на предохранитель, а девушка, продолжая начатый порыв, схватила суженого за руки. Так он, гад, заржал. Картина, которую она увидела обернувшись, искупила всё — сразу четыре мегакота волокли похищенную каталку куда-то вдаль. Причём передние удерживали её задней лапой, энергично перебирая остальными тремя.

— Думала, ты мне доверяешь, — буркнула Дара, пытаясь сдержать улыбку.

— Доверяй, но прикрывай, — хмыкнул Вадим и ухитрился чмокнуть её в ухо, покачнувшись и едва не упав.

— Чего такой довольный? — Дара не удержалась и всё-таки тоже усмехнулась. — Радуешься, что каталку спёрли, я же вижу. Не ценишь ты заботу!

— Ну ладно тебе, волшебница моя. Покатала и будет. — И тут же сменил тему: — Нее, ты видала, чо вытворяют?! Хозяева, блин.

— Это не хозяева, милый. Обычные лесные коты. Дикие звери, как ты правильно предположил сначала, — Дара уютно устроилась между лап Бероева, стараясь принять на себя часть его веса о стороны травмированной ноги. Но он её отогнал, опершись на костыль.

Оставшийся до госпиталя километр ковыляли больше получаса, время от времени хихикая при воспоминании финальной сцены разыгранной с их участием комедии.


* * *

Старт парапланериста с набережной Вадим наблюдал с выражением страдания на лице. Парнишка где-то Дариного возраста всё сделал по правилам — встал лицом к ветру, несколькими быстрыми шагами натянул стропы лежащего на мостовой купола, дав тому наполниться и воспарить, и только потом включил двигатель и взлетел, оторвавшись от земли на очередном шаге, когда нога его не достала до земли. Выполнил плавный набор высоты и уход в сторону материка прямо над Белым Городом.

— Он что-то сделан неправильно? — спросила Дара.

— Всё верно, прекрасный взлёт. Только академический какой-то, без вдохновения, без шика, — Вадим не договорил, но на лице его читалось: "Посмотрела бы ты, как это проделываю я!"

— Для местных это не спорт, милый! Транспорт на небольшие расстояния. Вот они и летают по делам, а не выкаблучиваются. Помнишь, Маруся так же прилетела в Глухую долину.

— Помню. Ещё ранец с двигателем у неё был какой-то незнакомый. А я даже не расспросил о нём...

"Из-за тебя", — звучало в недоговорённой части фразы.

Вымученно улыбнувшись, Дара присела рядом со своей судьбой, как она про себя называла этого парня:

— Нам нужно объясниться, — грустно сказала она. — Понимаешь, у этой планеты очень много тайн...

— ...и ты — одна из них, — попытался перевести разговор в шутку Бероев.

— Не так, — она мягко положила руку ему на колено. — Мне довелось прикоснуться к нескольким. И я обязана их хранить. Иначе мне не откроются остальные.

— Понимаю, — он мягко привлёк жену к себе, — но злюсь и тревожусь. Ну не могу я оставаться спокойным, когда ты идёшь в прайд хищников, подстерегающих людей у самой дороги.

— Они просто подсматривали. Любопытные, как все кошки. Кстати, местные их не особенно-то боятся. Считается, что разойтись миром с этими созданиями нетрудно. И ещё некий Игорь Арбузов вывесил в сетке объяву, что они разумны и, кажется, ищут контактов с людьми. Предик сразу и откомментировал, что господина Арбузова знает лично, за его адекватность ручается и просит враждебности к этим созданиям не проявлять. Прямо так и сказал — они, скорее всего, станут появляться то там, то тут, но не с целью охоты на людей. Владельцев собак это касается в первую очередь. Ну, и любителей охотничьих трофеев.

На набережной появилась девушка с хитрой формы ранцем за спиной, и в лётном шлеме. Она выпустила из укладки купол, да так ловко, что ветер сам расправил прямоугольное полотнище, наполнил его и приподнял над головой. Бесшумно раскрутились выставляющиеся по обе стороны спины пропеллеры, взятые в дуги и закрытые решётками. Глаза Вадима расширились при виде изящного отрыва и быстрого набора высоты.

— Вот это настоящий мастер, — сказал он одобрительно. Но дальше ничего радостного не последовало — девчонка ровно и стремительно ушла прямо в океан буквально в нескольких метрах от вершин плавных валов.

Стайка мальчишек промчалась мимо на скейтбордах. Гаучо, прикрытый очередным облачком, перестал припекать.

— Ты ведьма? — ошарашенная этим вопросом, девушка даже глаза прикрыла, чтобы не ляпнуть сгоряча чего-нибудь обидного.

— Знаешь, иногда это слово звучит, словно ругательство. Иногда — как признание наличия неких недоступных другим возможностей. Мне оба варианта не нравятся. Просто иногда я чувствую чуть больше остальных.


* * *

Разбудило Дару грозное ворчание Мангула. Вывернувшись из объятий Вадима, она набросила халатик, презентованный хозяйкой дома, и поспешила на террасу — почуяла, что пёс "при исполнении".

Незнакомый юноша её лет вошёл в ворота и был "взят в плен" собаками.

— Мангул, Патри! — раздался за её спиной голос хозяина дома Кирилла Матвеева, торопливо спустившегося по лестнице со второго этажа. — Свой. Не трогать.

Собаки подчинились и удалились к своим лежанкам, всем видам выражая покорность воле человека и гордость за честно исполненный долг.

— Заходи Кузьмич! — продолжил хозяин. — Напотчую тебя горячим прерианским завтраком, раз уж ты так вовремя.

Паренёк кивнул в знак приветствия и вкатил следом за собой каталку, которую на днях умыкнули лесные коты. На сидении лежал ранец с пропеллерами и большой гладкий шлем, похожий на яйцо.

— Э! Что! — появился Бероев в просторных трусах, надетых наизнанку, но с автоматом в руках. Ногу, "обутую" в аппарат Илизарова, он опёр коленкой о табуретку и с интересом уставился на поклажу пришедшего. — А какой системы двигатели? — спросил он опуская ствол. Потом спохватился своего "нетоварного" вида, смутился и с отчаянием во взоре произнёс: — Не уходите одну минуточку. Я только костыли возьму. Всего пара вопросов.

— Спасибо, Кирилл Сергеевич! — ответил пришедший Кузьмич. — И вы, сударь, действуйте без спешки. Отказаться от завтрака — выше моих сил, — в неторопливости и основательности ответа почувствовалось желание продолжить общение.

— Оденься! — прошипела Дара Вадиму, и затолкала его обратно в спальню. Смущали её эти наспех надетые трусы — казалось, что весь мир по этому признаку догадался чем они сегодня занимались. Но, лучше бы она сдержала этот порыв души — Бероев, кажется, совсем утратил чувство реальности — он отлучился буквально на пару минут и вышел на террасу, одетый в парадную форму, да ещё и со знаками различия младшего сержанта, весь из себя такой военный-военный.

Гость и Кирилл, обернувшись, удивленно глянули на Бероева, а потом почти одинаково прищурились, скрывая неодобрение, а то и что похуже. Дара сразу ощутила волну их недовольства и заговорила, привлекая к себе внимание мужчин.

— Ух, Вадь! Какой ты красивый! А почему ты никогда раньше не надевал эту форму? Уже три месяца на Прерии и ни разу не показался мне в этом великолепии?

Гость откинулся на спинку стула, и в его глазах появилось если не понимание, то вполне дружественный интерес:

— А по какому поводу парад? — спросил он прямо.

Младший сержант, скорее всего, просто не заметил этих метаморфоз и ответил серьезно и даже торжественно:

— Узнать хочу, что за мотор вы используете для полётов?

А Дара поняла, насколько её милый истосковался по небу, если от одного вида парапланного прибамбаса в конец потерял берега.

Кирилл продолжал таращится на друга, как на некоего чудика, а гость даже улыбнулся, словно полностью успел прочувствовать ситуацию:

— Знаете, Вадим. По части полётов под куполом и всяких технических тонкостей с этим связанных, вам лучше потолковать с моей супругой — она не то, чтобы фанатка, но очень хорошо разбирается и считает, что в местных условиях это практически идеальное транспортное средство. Собственно, данный тип ранец-мотора она и разработала, так что технику вам будет намного удобней с обсуждать ней.

— Понял, — кивнул тот, тяжело опершись на костыль, но не делая попытки сесть. — Надо же, никогда бы не подумал, что столь сложное устройство может быть разработано в условиях захолустной планеты, — Вадима продолжало "нести". — А, как полагаете, сможет ли она изготовить и для меня нечто подобное?

— Это можно обсудить. Однако, боюсь, платой за приобретение подобного устройства для вас станет труд инструктора — с транспортом у нас дела обстоят неважно, а культуру парапланеризма необходимо преподавать — всё-таки не велосипед. Тут требуется более солидная подготовка. Скорее всего — потребуется вводить эту дисциплину в школьный курс, иначе люди так и будут мерить ногами безбрежные просторы нашей захолустной планеты.

Похоже, речь гостя произвела на Бероева неизгладимое впечатление. Он оглянулся и аккуратно опустился на стул.

— Я готов приступить к обучению школьников прямо сейчас, — сказал твердо и с нажимом, будто давая торжественное обещание.

Кирилл ухмыльнулся, а гость напротив кивнул вполне серьезно:

— Прямо сейчас не получится, да и с ногой у вас... А вот через через месяц-другой, полагаю, у нас появится достаточно аппаратов для организации обучения воздухоплаванию в одной из старых лесных школ. Если дело пойдёт хорошо — распространим опыт шире.

Глава 7. Капитан Савельев.

Василий Савельев, вечный капитан, поморщился от невнятного гула за стенкой и продолжил штудировать список погибших, представленный стоявшим тут же навытяжку молодым сержантом Гаврилко.

Ещё недавно, командуя взводом, он помнил в лицо, и по прозвищам всех ребят в роте, и почти каждого из них — по фамилии и имени. Но, чтобы возместить потери роты, не только ободрали как липку разведку батальонов — просто начали брать всех желающих, обладавших хоть какими-то специальными навыками. Потери среди этого набора, естественно, были еще большие, и теперь в списке встречалось немало незнакомых фамилий, а ему, временно исполняющему обязанности командира роты досталась куча работы, после которой мучительно тянет напиться.

Хотя, казалось бы, писать похоронки незачем, и отсылать тоже — портал-то накрылся. Следовательно — связь с Землей потеряна, скорее всего, навсегда. Однако начальство, новое, назначенное Представителем Президента, требовало отчетов. Да и то сказать, у погибших парней могли остаться родственники — как среди личного состава других подразделений, так и среди местного населения. Поэтому списки готовились тщательно, проверялись и перепроверялись, чтобы оставалось совсем немного "белых пятен" — пропавших без вести. Впрочем, о судьбе последних догадаться было нетрудно. Здесь на Прерии говорят так — за два дня не обнаружились, считай всё — искать незачем. Это не Земля, тут человек далеко не Царь зверей, а лакомое блюдо для представителей весьма агрессивной фауны.

— Кто там, в коридоре? — спросил Савельев сержанта, устало потирая шею и пытаясь в очередной раз прислушаться к неясному шуму. Стены здания, предоставленного тому, что осталось от роты, были сделаны со всей основательностью, свойственной местным, так что звуки из других помещений проникали в комнату весьма неохотно.

— Да баба одна, — передернул плечом Гаврилко, — требует, чтобы допустили к начальству, да так убедительно, что выдворить никак невозможно.

— К какому начальству? — нахмурился Василий, с трудом соображая — пара бессонных ночей давала о себе знать.

— К вам, товарищ капитан!

Откинувшись на спинку массивного кресла, Савельев на мгновение прикрыл отяжелевшие веки, но тут же спохватился, кивнул Гаврилко — совсем ведь юнец — свежее личико, даже усики лишь пробиваются едва-едва. Недаром за глаза его Гавриком зовут.

— Пригласи.

— Есть!

— И пусть зайдет лейтенант Фролов, и... кто там сегодня дневальный?

— Антипов, товарищ капитан!

— Вот. Антипова тоже позови. Или нет, стой. Позовешь их позже, минут через... — и сообразив, что не знает, сколько понадобится времени этой скандальной особе, махнул рукой: — Сам их вызову.

— Есть!

— Давай, сержант, посетительнице скажешь, чтоб поднималась, а остальных шугани. Поздно уже, всё остальное завтра. Понял?

— Так точно! Разрешите идти?

Гаврик ушел, и Василий все же прикрыл глаза — совсем ненадолго, пока женщина добирается. Это ведь только кажется, что от приёмной до кабинета два шага, а на самом деле, прямого сообщения тут нет из-за пролома, оставленного попаданием снаряда. Надо сперва спуститься на первый этаж, по кругу обойти и только потом...

Проснулся он рывком и сразу выпрямился, удивленно оглядываясь и ощущая себя гораздо бодрее. Женщина, да что там, девчонка молодая, восемнадцать от силы, чинно сидела перед его столом, выпрямившись и глядя с сочувствием. Одета несколько патриархально, но широкая юбка и блуза в талию ей к лицу.

— А-а, пришли, — пробормотал капитан, чтобы сказать хоть что-то.

— Уже минут сорок как, — кивнула посетительница, отвечая настолько же низким, насколько и мелодичным голосом, никак не вяжущимся с её хрупкой фигуркой.

— Что ж не разбудили? — без капли раскаяния осведомился капитан, хватая стакан с остатками давно остывшего чая и опустошая его одним глотком.

— Дак куда спешить, товарищ капитан, коли я уже здесь. И потом, сон для мужчины — первейшее дело. Ну, разбуди я вас! Как со злым да голодным говорить? Ведь не уважите!

Едва не поперхнувшись от её рассуждений, Савельев глубоко вздохнул, отгоняя остатки дремоты и резонно заметил:

— Так я же только выспался, а от голода это, увы, не спасает.

Посетительница улыбнулась с видом весьма загадочным, и неторопливо вытащила из стоявшего на полу баула завернутый в одеяло котелок емкостью литра эдак на три.

Грациозно встав, она ловко отодвинула наваленные перед капитаном бумаги, и водрузила закопчённую посудину на стол. Савельев и слова вымолвить не успел, как крышка была поднята, и запах горячего варева намертво заклинил в глотке даже намёк на звуки возмущения, наполнив рот слюной. Только сейчас вспомнил, что с утра ничего не ел, а точнее, со вчерашнего обеда. Начальство, как всегда, излило на него своё раздражение, поручив самую неприятную работу, которой не видно ни конца, ни краю. Так что подумать о своем было некогда, не то, что поесть, а ведь уже поздний вечер, если не ночь.

— Ложка имеется? — Осведомилась гостья сурово, но тут же сунула её ему в руку, сама себе ответив: — Да откуда! Что это я? Приятного аппетита, товарищ капитан!

Он еще порывался что-то возразить, но насмешливо-сочувственный взгляд, и иронично изогнутая бровь девицы, отбили охоту разговаривать. По крайней мере, до тех пор, пока не утихнет не на шутку разыгравшийся аппетит.

— Вы тоже... давайте... — отрывисто предложил он, накидываясь на всё ещё горячую похлебку из мяса, овощей и незнакомых специй.

Полагал, что девица откажется из вежливости или скромности, но та и не подумала отнекиваться — достала вторую ложку и заработала ею не хуже него самого. Остановились только вычистив посудину до донышка. После чего девушка живо убрала котелок обратно в баул, достала термос и налила в его стакан горячего отвара. Кружка для себя у неё, как выяснилось, имелась, и тоже была наполнена. Разбираться, что за это зелье, капитан не стал, а выпил его мелкими глотками, радуясь, что вкус, хоть и незнакомый, но очень приятный. А посетительница уже вновь сидела напротив, убрав термос и свою кружку, словно и не было только что этой странной трапезы.

— Я по делу. По личному, — решительно произнесла она, скрестив руки на груди.

— По личному... И что за дело такое? Ко мне, или...

— Не к вам, а к вашему солдату, или он разведчик...? Звания не довелось узнать.

— Ничего, найдем. Главное — имя ведь знаете. — А про себя взмолился, чтобы того парня не оказалось в списках павших. Понравилась ему девушка, а разыскивает она наверняка родственника — вон как уверенно держится. — А дело-то какое?

— Имени не знаю, не довелось, — девица перекинула косу, толщиной с его кулак на другое плечо, и спокойно завершила: — а дело простое — жениться ему надобно на мне. Да поскорее.

— Жених? — улыбнулся капитан. И крякнул, сообразив, что имя жениха невеста знала бы наверняка.

Девица, однако, подтвердила правильность его мысли ободряющей улыбкой и пояснила:

— Детки у нас будут. А двойня, или тройня покамест не ведаю, срок маловат, но в нашем роду по-другому никогда не бывало. Однако, не положено мне нового парня себе искать, не дав сперва настоящему родителю шанса стать мне мужем, а деткам нашим — отцом.

— О как! То есть вы не требовать пришли...?

— Так зачем требовать? На что он мне, если без желания? Или я себе не найду никого? Теперь-то! Когда мужчин на Прерии стало едва ли не в три раза больше, чем женщин! Выбирай — не хочу. Но вот обсказать всё, как есть, человеку надобно, чтобы мог он выбор свой сделать. Тем более, что ничего худого я от него не видела. Так что зовите.

— Да как же я...? — Савельев вскочил и развел руками, — кого звать-то, если имени нет? И вы уверены, что он в моем подразделении?

— Уверена, он при мне вас поминал. Сказал, что капитан у них суров, а теперь вот ещё и белый, будто кулич пасхальный. Поспрашивала среди служивых — все на вас показали. Вас-то ведь Василием кличут.

Интересное кино! Имени полюбовника не спросила, а его значит...

— Постойте! А как вы узнали, что дети будут, если пройти могло максимум три недели?

— Дело нехитрое, — улыбнулась девушка, — не забивайте голову. Лучше зовите.

— Да кого?

— А всех, — махнула она рукой. — Заодно на остальных погляжу, может сразу кто другой мне шибче приглянется.

Капитан закусил губу. Многое он повидал, да и не редкость визит забеременевшей девицы в воинскую часть, но вот чтобы так спокойно, да ещё без фанатизма... Ну, словно одолжение делает! Даже не так — милость оказывает.

Он усмехнулся и надел визоры.

— Савельев говорит. Слышь, Андрюх, строй охламонов, на смотр прямо на плацу. Всех! Все ты правильно понял. Короче, буду через пять минут, и не один. Так что... Вот правильно. Ну давай.

— Ну что ж, барышня. Пойдемте выбирать.


* * *

Не то чтобы капитану особенно сильно нравилась эта ситуация, абсолютно нереальная в совсем недавнем прошлом, но... Он то и дело оглядывался, проверяя, идет ли за ним девица, или все это нелепие привиделось ему в дурном сне.

Нет, правда, даже забавно. Да и ребятам, замученным на разгребании завалов в городе, где им же предстояло теперь жить, угнетенным поисками под развалинами тел, опознаниями и захоронениями товарищей — требовалась хоть какая-то разрядка. Почему бы и не такая! "А может, свадьбу сыграем? — размечтался он, — и все будет хорошо, как в сказке!" А у самого перед глазами, вовсе не кареглазая гостья с женихом в форме разведчика, а совсем другая, с глазами синими, как небо после грозы. И о том, что встреченная в бою веснушчатая оторва в дочери ему годится, думать не хотелось. Мелкая нахальная девчонка, которую давно пора выкинуть из головы. А всё равно лезет в мысли тот страшный день, вспоминается та клятва — содрать шкуру со снайпера и разорвать на мелкие кусочки голыми руками. И — заслоняя всё — видится снова её щербатая улыбка, да колдовские бездонные глаза.

Андрюха встретил его в предбаннике, быстрым шепотом осведомляясь, что стряслось, да с любопытством заглядывая через плечо друга. Ну а что, девичьим вниманием ребята не избалованы, не до того было. К тому же обещанный Полпредом бал, куда будут приглашены "все незамужние девушки королевства", как выразился один из бойцов, наделенный литераторскими талантами — только через два месяца. Как раз начнётся сезон дождей. А ребята, ходили слухи, уже ждут и готовятся.

— Жениха будем искать гостье нашей, — ответил он Фролову. И спохватившись, повернулся к девушке:

— Зовут-то как?

— Так не знаю, — ответила, будто несмышленому, — говорила же.

— Да не его! Вас как величают?

— А, так Иволгины мы, Настасья я, Захаровна. И еще... Товарищ капитан!

Он кивком подбодрил чуть порозовевшую необычную гостью, выжидательно подняв брови.

— Я сказать хотела, — медленно произнесла она, окинув его неожиданно ласковым взглядом, — если чего, вы мне сами очень по вкусу пришлись. Это для сведения.

Челюсть у него дрогнула, пытаясь отвалиться, так что пришлось стиснуть зубы, а Андрюха за спиной закашлялся.

Но только грубо или легкомысленно отвечать на такое нельзя. У местных тут просто так никто слов на ветер не бросает, это он уже чётко себе затвердил. И девушка не из тех, кто бросается на первого встречного, это тоже нетрудно определить. Так что, глубоко вздохнув, ответил прямотой на её откровенность:

— К сведению принимаю, Настасья Захаровна, да вот воспользоваться благосклонностью вашей никак не смогу.

Что уж она в его взгляде прочитала, непонятно, но кивнула с достоинством и пониманием:

— Жаль, товарищ капитан.

— Э-э. Я ребят подготовлю сначала, вы не против?

— Как же без этого, — серьезно кивнула она. — Ступайте, я тут подожду.

Хмыкнув на столь милостивое разрешение, капитан вышел на плац, слушая команды Андрюхи.

Прохаживаясь перед своими бойцами, уже почти оклемавшимися за прошедшие три недели, он вглядывался в лица и судорожно раздумывал, как приступить к изложению столь деликатного вопроса. Наконец, вздохнув незаметно, заговорил:

— Ну что, орлы залётные! Разговор пойдет неформальный. Н-да. К нам прибыла гостья, с которой все вы сейчас познакомитесь. Зовут ее Настасья Захаровна, фамилия Иволгина.

Пристальный взгляд никаких результатов не дал. Ни один из бойцов при названном имени не дрогнул, и в глазах разведчиков разве что любопытство зажглось.

— Приказываю вести себя вежливо, с пониманием. Команды "вольно!" не было, Грачев! Так что разговорчики оставьте на потом.

Пашка Грачев — неформальный лидер, шут и балагур — вытянулся в струнку, пряча улыбку. Феноменально везучий и опытный разведчик, он всегда находил повод для веселья в самых, казалось, гиблых ситуациях. Рядом с ним задумивый Ленька Павлов — стихоплет и мечтатель. Уж не от него ли "ничего худого" Настасья не увидела? И красавчик к тому же, не то, что Пашка, чью рожу, да и гладко выбритую голову, украшало несколько абсолютно несимметричных довольно неприятных на вид шрамов. Или Борька Шувалов, которым впору детишек пугать. Ну может еще молчун Олег Антипов — от него можно ждать любой выходки — все знали, как охоч до прекрасного пола здоровяк с левого фланга. Впрочем, что попусту гадать?

— Слушай мою команду. Шаг вперед все, у кого было тесное общение с местным населением во время или сразу после конфликта.

Недоуменное молчание и переглядывание. Хотя вон Бражников ухмыляется. Дошло видать.

— Ну. Я жду! Что, Антипов?

— Вы имеете в виду — интимные отношения, товарищ капитан? — Олег невинно поднял брови, ожидая ответа.

Савельев едва сдержался от ответа по существу вопроса, казарменный юмор в данном случае отчего-то показался неуместным, а лишь передернул плечами и кивнул:

— И их тоже!

И тут же весь строй шагнул вперед. Глаза насмешливые — развлекаются сукины дети! Но и удивляться тут нечему, мужская солидарность и товарищество — другого и не ожидалось.

Пора запускать Настасью, да смотреть на реакцию ребят. Хотя, чего тут смотреть, уже вообще неясно.

— Встать в строй! И посмейте мне повеселиться! Лейтенант Фролов! Зовите гостью!

— Слушаюсь, тарищ капитан!

Андрюха промаршировал к крыльцу, откуда через пару мгновений появилась девица. Только капитан на неё не смотрел. Он глаз не сводил с Пашки, побледневшего так, что загорелое лицо стало каким-то серым, а шрамы и вовсе выделялись белыми полосками. Впрочем, парень быстро пришел в себя и теперь, наоборот, потемнел лицом так, что капитан невольно испугался, не хватил бы лучшего бойца удар.

"Что ж ты натворил, Паша, отчего так пугаешься? О чем умолчала хлебосольная Настасья?"

— Знакомьтесь, господа бойцы. Настасья Захаровна любезно согласилась нас навестить, так что прошу откровенно отвечать на вопросы, коли такие у неё возникнут.

— Слушаемся, товарищ капитан! — подчёркнуто неуставно гаркнул строй, заметно повеселев. Лишь Грачев, теперь пошел пятнами да не спускал тревожного взгляда с совершенно уверенной в себе девушки. Эк его забрало! А Настасья словно не видит, идет себе вдоль строя, да реально знакомится. Вот цирк!

Идея уже не казалась капитану такой забавной, а Пашку стало откровенно жалко. Он-то не знает, что от него никто ничего требовать не собирается.

И когда будущая мамаша дошла до Грачева, который стоял предпоследним, капитан внутренне собрался, ожидая чего угодно.

Пришлось напрячь слух, чтобы услышать, о чем они.

— Настя, — протянула девушка руку высокому разведчику.

— Павел, — севший голос Грачева резанул по нервам. — Будем знакомы?

Остальным гостья отвечала: "Приятно познакомиться", или "Очень приятно", или еще "Доброго здоровьичка". А тут серьезно глядя в глаза парня, сказала эдак гордо, вздернув подбородок:

— А это вам решать, Павел. Можете быть просто знакомцем, а можете и мужем. Это уж как пожелаете. Неволить не стану. — И она оглянулась на любопытно вытянувшую головы шеренгу. — Вон вас сколько, красавцев, один другого лучше. Авось полюблю другого.

— Ты мне это сообщить пришла? Или еще чего? — возмутился Грачев.

— А еще будут детки.

— Детки? — рявкнул разведчик.

— Ага. — Словно не замечая его терзаний, Настасья забавно сморщила носик и кивнула. — Двое или трое — не знаю. В роду нашем, либо так, либо этак. Мы вообще...

— Товарищ капитан! — Грачев не на шутку разозлился. — Разрешите отойти! Поговорить надо — с ней!

— Идите. — Капитан, сердясь на самого себя, глянул на Андрюху и кивнул: "Командуй!". Лейтенант повернулся к бойцам и рявкнул: — Рота, равняйсь! Смирно! Вольно! Напра-во! Сержант — ведите в расположение.

Только когда все ушли, капитан устало кивнул подошедшему другу:

— Что скажешь?

— А чего говорить, — Андрюха вытряхнул из мятой пачки сигарету, предложил Савельеву и, пожав плечом на жест отказа, закурил сам. — Свадьбу сыграем.

— Ой ли?

— Блин, ты чо, Вась, не видел ничего?

— А что?

— Так идиотски только влюбленные себя ведут. Ладно, пойдем что ли. У меня коньячок есть. Местный, весьма недурственный.

— Пойдем...


* * *

Позже, расставшись с Фроловым, капитан вышел на плац и долго стоял в темноте, разглядывая звезды. В голову лезли непривычные мысли о жизни, о превратностях судьбы, о любви и о смерти. Ещё он почему-то сегодня сильно завидовал Грачу, которому, казалось, можно лишь посочувствовать. Вот, всё у парня сложилось, как у людей — и девушка совершеннолетняя, и сама его разыскала. Детишки опять же будут. А у него — не пойми что!

А там, на Земле, осталась старушка-мать, думать о которой он себе запрещал, чтобы не сорваться. Но всё же нет-нет, да вспоминал, утешаясь мыслью, что всё у неё хорошо. Если что — сестренки в обиду не дадут. Выросли уже совсем близняшки. У них в роду такое тоже случалось, прямо как и у Настасьи, правда, через поколение, и о тройнях он точно не слыхал.

Через еще не оборудованный толком, зато высокий забор беззвучно перемахнула черная тень, и капитан едва удержался от выстрела, разглядев контуры человека. Видимо, Василий совсем растворился в ночи, поэтому Грачев его и не приметил, или расслабился, отвлекшись на внутренние переживания? Это он зря.

Савельев кашлянул негромко, и Грачев замер, постоял так немного, потом повернулся и пошел к командиру.

— Проводил?

— Так точно!

— Вольно, боец. Хорошая девушка?

Пашка неопределенно хмыкнул и кивнул:

— Женюсь я, капитан — детки же. Я их не брошу. Сам без отца рос.

— Что, вот так, просто? Из-за детей?

— А чего усложнять? И меньшей причины порой довольно. — Грачев усмехнулся чему-то своему. — А вам, Василий Петрович, чего не спится?

— Уснешь тут. Думаю. Семья у меня там осталась.

Где это "там", уточнять не пришлось, и так понятно.

— Любимая?

Мотнул головой.

— Пойду я, — сделал шаг назад Грачев, — ребята ждут. Теперь проходу не дадут.

"И все из-за вас!" — послышалось Савельеву в ухмылке бойца. Мол, устроили представление.

— Может, ты первый, Паша, но не последний. Девчонок конечно мало, ну так у нас в полку их вообще, считай, нет, а жить хочется всем. Давай, спокойной ночи.

— И вам, капитан! И у вас всё будет. Найдете её, точно вам говорю!

— Кого? — дернулся Савельев.

— Ну не знаю, — растерялся Грачев, — Марусю местную, или там Алёну. Поверьте, девчонки тут... Да вы сами видели. Пойду.

Сердце капитана пропустило удар, и он лишь махнул рукой. Вернулся к себе — оставаться под открытым небом резко расхотелось. И гадай теперь, чего знают парни? Случайно Грачев первым назвал это имя, или говорил с другим смыслом, типа сам такой, а не один я. Впрочем, не всё ли равно?

Не станут ребята дразнить Грача, это он зря опасается — все с понятием. За последние три недели что-то изменилось в сознании бойцов: от Земли их отрезало, войну, считай, проиграли. Да что там, всыпали им за дело, причём — за дело. И всем пришлось крепко задуматься, и о прошлом, и о будущем здесь, на Прерии. Пока — задуматься. А у некоторых, у кого и раньше тонкая струнка в душе была, мог и перелом произойти, как у Пашки Грачева.

А как шагнули-то разом... Стервецы.

Уснуть удалось не сразу, но всё же что-то изменилось, так что часа четыре до утра капитан проспал очень крепко, даже без сновидений. И утром, на плацу, обозначая задачу на день, видел в лицах ребят что-то новое, надежду, что ли. Так и хотелось найти эту Настасью, да сказать спасибо. Только Грачев вряд ли это оценит. А храбрая девочка. Пошла ва-банк. Ведь наверняка и страшно было, и не по себе — перед толпой его охламонов. Да и рассуждения про других мужиков, судя по всему, были блефом. И ему симпатию высказала только от нервов, не иначе. Грачеву об этом знать незачем. Как и то, кому досталось приготовленное для него угощение.


* * *

Приняли его сразу, без задержек, хотя, судя по выходившей из приемной группе военных и гражданских, дел у майора Сержио Моретти явно хватало. Однако немолодой и без признаков военной выправки, старший лейтенант, сидевший за столом у двери в кабинет, словно узнал вошедшего с первого взгляда и сразу проводил к начальству. "Ну да, метка теперь на мне", — сообразил Василий, прикоснувшись к седому виску. С другой стороны было приятно почувствовать, что его ждут — даже порученца предупредили.

В первый момент поразила молодость начальника службы безопасности вооружённых сил целой планеты, и закралось даже подозрение в его компетентности. Что усугубилось началом беседы с "дежурных" вопросов, как бы для разогрева.

— Вы ведь, Василий Петрович, командуете разведвзводом? — и примолк, ожидая, как будут развёрнуты его мысли новым подчинённым. Показалось, что это обычная игра в "Я начальник — ты дурак".

— Я исполняю обязанности командира роты! — вызывающе ответил гость. — Хоть от неё как раз взвод и остался. Если собственно разведку считать — три полных отделения, — немного сбавил он обороты, уловив во внимательно следящих за ним глазах признак удовлетворения.

— Не будем ходить вокруг, да около, — закруглил вступление хозяин кабинета и протянул тоненькую папку. — Ознакомьтесь прямо сейчас, — и пододвинул к себе какой-то справочник, показывая, что он не торопит.

Листы писчей бумаги, покрытые рукописным текстом с помарками и исправлениями — это было настолько непривычно, что сразу стало ясно — экземпляр единственный, даже черновика нет потому, что это как раз он и есть. Содержание же захватывало — анализ последних событий с точки зрения не просто очевидца и участника, а человека, терпеливо собравшего огромное количество разрозненных фактов, увязав их друг с другом. Вся информация была "снизу".

Скосив глаз, Савельев убедился, что начальник делает выписки тем самым почерком, что и у составителя прочитанных им бумаг.

"Матёрый разведчик", — пришло понимание.

— Ознакомились? — Моретти сразу заметил интерес гостя к своей работе. — И как вам?

С трудом удержавшись от одобрительного замечания в адрес полноты и чёткости изложения изученного обзора, Василий сдержанно заметил:

— Впечатляет. Казалось — тихая, патриархальная планета... — он не договорил, поскольку эпитеты, просившиеся на язык, стилю беседы никак не соответствовали. А начальство он теперь уважал вовсе не по долгу службы. Пусть уж лучше оно высказывается — явно ведь не затем его сюда позвали, чтобы он делился своими впечатлениями.

Для начала начальством было озвучено предложение уйти в отставку. После ознакомления с бумагами это озадачило Савельева настолько, что он, кажется, изменился в лице. А Моретти кивнув каким-то своим мыслям, поспешил объясниться:

— То, что вы прочитали, в нашей деревне известно многим. Другое дело — сделанные выводы. Но и они далеко не бесспорны. Так что, ни в какую страшную тайну я вас не посвятил. Тем не менее... насколько вы уверены в своих людях? — вдруг переключился он на конкретику.

— Как в самом себе, — ни секунды не раздумывая, ответил Савельев.

— Прекрасно. Капитан, ваша цель — ГОК — серьезный стратегический объект, крайне важный для будущего всей Прерии. К сожалению, сильно замусоренный. Очистить его от всякой мрази — непростая проблема. Ещё труднее не упустить тысячи привезённых туда недорослей, не позволить гулять по планете бандитскими шайками... Тем не менее задача перед вами ставится исключительно разведывательная — никакой самодеятельности или геройства. Только информация.

— Если надо, превратимся в тени, товарищ майор.

— Надо, капитан. Очень надо. Действуйте. И не дайте ребятам увлечься, война закончилась.

— Так точно!

— Отлично, капитан, я надеюсь на вас. Подробную информацию и план взаимодействия получите в штабе перед выходом. Теперь — об общей подготовке. Вас будут учить ходить. Вскоре прибудет инструктор. Когда он доложит о вашей готовности, тогда и обсудим корректировки к плану.

— Ходить? — Сказать, что Савельев озадачен — всё равно, что вообще промолчать. Но возмущаться, кипеть и негодовать не спешил. Ждал пояснения, прежде чем делать выводы, уже немного привыкая к манере изъясняться своего нового начальника.

— Я здесь четыре месяца, Василий Петрович. — Моретти встал и подошел к окну, выглянув на улицу, словно кого-то ждал. Стало заметно, что он слегка прихрамывает. Но вот совсем не хотелось сейчас думать о нем, как о недавнем враге, как и о том, где он получил свое ранение. Повернувшись к Василию, майор снова подошёл к столу, однако садиться не стал. Смотрел прямо в глаза, и чувствовалась в нем какая-то усталость и горечь. — Пять случаев гибели людей от хищников. Аборигены разработали целую систему подготовки детей к хождению в лесу, в горах, в прерии. Словом — туда, куда им нужно. Собственно, тех, кто её осилил, эту науку, и регистрируют обычно, как новорожденных. Как правило — года в четыре. Ужасная путаница со статистикой! У медиков одни цифры, у администрации — другие. Зато из пяти погибших ни одного местного жителя. Вам ведь не требуются небоевые потери?

— Мне и боевые ни к чему.

— Мне тоже нужны верные люди, а не павшие герои. Ясно?

— Так точно!

— Вот и славно, капитан... Скажу по секрету, здесь я один в лес не пойду, — добавил Моретти, словно желая уменьшить официальность общения. — Можете идти.

Уже выходя из кабинета начальника, капитан услышал, как тот принял вызов на визоры. Голос Моретти изменился, стал мягче, спокойней.

— Боюсь, не получится, милая, буду сегодня очень поздно... Что? Какой тест? Что значит, не рад?

Василий осторожно прикрыл за собой дверь, пряча улыбку. Говорят, жена у командира просто красавица.

А у него внятный приказ, который действительно необходимо исполнить. Мысленно прикидывая план действий и способы его осуществления, Савельев выкинул из головы все посторонние мысли. Сделать надо много чего, и в кратчайшие сроки, да ещё придется "ходить" под присмотром какого-нибудь местного сморчка-следопыта. Но на этот раз капитан был полон энтузиазма. И ребята обрадуются, как пить дать. Нет ничего хуже, чем вот так — заниматься не своим делом, перебирая бумаги, да пребывать в подвешенном состоянии. С этого дня его часть официально на службе у новой родины. И это настоящий подарок судьбы.

Андрюхе, ожидавшему возле комендатуры в стареньком раздолбанном джипе, он широко улыбнулся и коротко оповестил:

— Мы снова в деле.

— Рад, что тебя это радует, капитан.

— А чего такой кислый?

— Да недотянул ты всего два дня. Плакал мой ящик коньяка.

— На что спорили, охламоны?

— На твою радостную физиономию, Вась. Точнее на её отсутствие. Радости, имею в виду.

— Скотина ты, а не друг!

— Не без этого.


* * *

На лавочке у входа в "расположение" скучал юный толстячок с головой, забинтованной "шапочкой". Чудовищное ружьё, стоящее рядом, поражало взор искушённого человека древней исконной мощью. Мальчишка встал при виде подъехавших офицеров.

— Капитан Савельев? — спросил он, буравя военных угрюмым взглядом.

— Ага, — нарочито разгильдяйски ответил Василий. И тут же продолжил, глядя на этого неповоротливого увальня: — О чём кручинишься, детина? — хорошее настроение по-прежнему руководило им.

— В школу опоздал. А теперь, из-за вас, так отстану, что вообще могу целый год пропустить, — в голосе мальчишки слышалась ненависть. — А ну, выводи сюда своих бойцов — на прогулку пойдём. Да смотри у меня, чтобы с боезапасом. И сам с помощником — в общий строй. Пять минут. Время пошло.

Офицеры переглянулись — словно старшина из училища посмотрел на зелёных курсантов из-под жидких опалённых бровей. Кажется, это и есть обещанный инструктор по "ходьбе" — Моретти веников не вяжет — не успел прозвучать приказ...

— Не позволено ли мне будет поинтересоваться, как обращаться к досточтимому учителю? — Савельев решил ещё раз попробовать шутливый тон. К ненависти местных было не привыкать — радости мало, но удивления давно не вызывает. Поражает скорее противоположное отношение к проигравшим оккупантам — Настасья та же, или Моретти.

— Колобок я. Что? Вы ещё здесь?! Бегом исполнять!

Савельев, двинувшийся первым, избежал воздействия суровой длани новоиспечённого наставника, а замешкавшийся на долю секунды Андрюха чуть не огрёб по загривку, едва успев перехватить руку. Некоторое время они мерились силами, отчего лейтенант Фролов перестал снисходительно улыбаться, уважительно покачал головой, и одобрительно похлопал паренька по предплечью ближе к локтю — рука Колобка тут же повисла как плеть, а парнишка уставился на неё, удивительно выпучив глаза.

— Товарищ командир, разрешите провести беседу с приданым инструктором?

— Построение через час на плацу. — Василий внимательно посмотрел на обоих мальчишек, двадцати четырех и четырнадцати лет — поняли ли, что шутки кончились? — Быть обоим. Фролов, покажешь инструктору Колобку, что у нас тут и как, и зайдешь ко мне перед построением.

И уже уходя, бросил с полуоборота:

— Не переживай за учебу, Колобок, не можешь — научим...

Андрей нашел Савельева минут через сорок в курилке. На вопросительный взгляд просто кивнул головой, но против обыкновения не улыбнулся. Понаблюдал, как командир выуживает из пачки курево и не отказался от предложенной сигареты.

— Значит, не показалось... "ПТРС"?*

— Он самый. Только что из госпиталя... Годный парнишка, толк будет.

— Даже так...

— Брось командир, первый раз что ли на вшивость проверяют?

Василий решительно поднялся, отбрасывая едва раскуренную сигарету:

— Значит, присмотришь за ним. И за ребятами тоже... и повнимательней, раз говоришь, что парень годный. Пошли.

_____________

*ПТРС — Противотанковое самозарядное ружьё обр. 1941 г. системы Симонова.


* * *

"Ходить мы не умеем!" — ехидно думал Савельев, вышагивая следом за инструктором, которого нарочно поставил в середину основной группы. Разумеется, никаких указаний от этого парня выслушивать никто не намеревался — ему просто указали место. Карта есть, маршрут понятен, остаётся пройти заданные пункты и вернуться назад. Для тренированных разведчиков — чисто прогулка на свежем воздухе.

Поначалу была надежда, что здоровяк со своим полуторапудовым противотанковым ружьём элементарно не выдержит заданного темпа, но, увы, мечта не сбылась. Не удалось его оконфузить. Теперь остаётся уповать на изобретательность балагура Пашки Грачёва — наверняка придумает какой-то новый розыгрыш, или творчески применит нечто из арсенала старых армейских шуточек.

Вдруг Колобок, словно споткнувшись, рухнул, не забывая, однако, выбросить ствол ещё дальше вперёд и, не успел капитан набрать воздуха в грудь, чтобы насмешливо поинтересоваться причиной падения, грохнул выстрел.

Где-то над головой идущего далеко впереди Грача в ветвях мелькнуло жёлто-пятнистое тело, но исчезло из виду также быстро, как появилось.

Шедший следом за инструктором Лёнька, похоже, не приметил этого мимолётного видения — он поравнялся с пареньком и протянул ему руку, помогая встать.

— Забыл поставить на предохранитель? — спросил сочувственно.

Протянутую руку толстячок принял, а на вопрос не ответил.

— Павлов, проверить, что было на том дереве, куда стрелял господин инструктор, — поспешил распорядиться капитан. Столь тонкого по понятиям кадровых военных оскорбления парень явно не заслужил. Не растяпа он, и нечего подкатывать к нему с подобными сочувствиями.

Естественно, основная часть бойцов, не понявшая, кто и почему стрелял, мгновенно залегла, замаскировалась и вела круговое наблюдение. А Павлов стремительно вскарабкался по стволу и пропал из виду. Чуть погодя оттуда выставился толстый конец перебитой выстрелом ветки:

— Паша, потяни, а я выпутаю, — попросил Лёнька. А ещё через несколько секунд, он докладывал: — Тащ капитан, тварь тут сидела когтястая, вот отметины, — боец показал характерные царапины на коре. — А этот, — кивок в сторону инструктора, — господин Колобок то есть, сук и перешиб. На стволе вот ещё царапины остались, — сбросил он изображение на визоры командиру, — так я для масштабу свою ладонь приложил.

Картинку посмотрели все, присвистывая при виде глубоких борозд, оставленных впечатляющих размеров лапой.

— Что скажешь, инструктор? — Савельев уже представил себе двухметровую кошку на Пашкиной спине, распахнутые в ужасе глаза Настасьи...

— Мамка леопардиха нас скрадывала. Забежала вперёд и затаилась, — растолковал происшествие толстячок.

Грачёв громко сглотнул — видимо представил себе то же самое, что и ротный.

А ведь отошли всего несколько километров от города.

Капитан некоторое время колебался, вспоминая почти мольбу Моретти о нежелательности небоевых потерь, а потом спросил:

— И часто тут встречаются кормящие самки леопарда?

— Дык, нету у них расписания. А вообще — зверь сторожкий и очень непростой.

— Приступайте к исполнению своих обязанностей, инструктор, — заключил Савельев. — Рота! Слушать господина Колобка!

Парнишка спокойно, будто всё идёт по плану, кивнул, секунду помедлил, а потом произнёс:

— Начнём, пожалуй, с основы. С движения по тропе, имеющей по сторонам просматриваемые подходы. Прошу господ военнослужащих проследовать вот сюда, как раз участок подготовлен именно для занятий такого рода.

— Так это что? Полигон? — возмутился Андрюха. — А леопардиха — муляж?

— Полигон, конечно, — кивнул инструктор. — Но животные этого не знают, так что прошу прощения за внеплановый визит незваной гостьи.

— А искусственные препятствия будут?

— Не-е. Вполне достаточно естественных. Итак, прошу следовать вправо.


* * *

Прощались с инструктором через четыре дня. Не особенно тепло, кстати. Парень так и остался сам по себе — молчаливый и недовольный.

— Скажи, как ты того леопарда приметил? — задал волнующий всех вопрос Пашка Грачёв.

— Не знаю. Почуял как-то.

— То есть, ты эмпат? — попытался уточнить Борька Шувалов.

— Не-е. Куркули мы... — мальчишка смущённо улыбнулся, — ...то есть, люди вполне приличные. Прощевайте, служивые, — он отвесил общий поклон и исчез, шагнув за угол крайнего дома.

Глава 8. Рустамка-каботажница.

На Лесопилке, как местные окрестили это разросшееся село в устье реки Белой, было шумно и людно. Сюда и доставил транспортный самолёт роту капитана Савельева. Для соблюдения скрытности решили лететь не до конечной точки — ГОКа, а прибыть в ближайший пункт, где появление двух с лишним десятков подтянутых мужчин не станут событием, о котором будут рассказывать внукам — маловато на Прерии людных мест. А отсюда до конечного пункта имеется регулярное сообщение вверх по реке

Капитан Савельев повёл личный состав устраиваться в тихом месте, чтобы не смущать местное население выправкой и опрятным воинским видом подчинённых — всего месяц прошел после окончания войны, оставившей в душах людей не самое дружелюбное отношение к армейским. А тут налицо все внешние признаки боевого подразделения... горячие головы встречаются повсюду.

Определяться же с "оказией" до ГОКа Василий направил лейтенанта Андрея Фролова, уповая на располагающую внешность, сдержанные манеры и на то, что, хоть и молод он, но рассудителен. Умеет обуздать рефлексы превосходного рукопашного бойца и не сломает руку толкнувшему его невежде — случались у других инциденты, чего греха таить.

Потоптавшись на пристани Андрей насчитал у причалов аж семь более менее приличных посудин среднего размера. Настоящий порт, едва ли не круче, чем в Ново-Плесецке. В отдалении на рейде можно было разглядеть и парочку крупных кораблей, а уж от множества лодок и катеров вообще в глазах рябило. Ничего похожего на контору или диспетчерскую нигде не обнаружилось, как не нашлось и щита с расписанием или, хотя бы, объявлениями. Этакий муравейник, роящийся хаотично и бессистемно.

Здесь толклось много молодёжи, бестолково отвечающей на простейшие вопросы. С трудом удалось понять, что две большие группы как раз готовились отплывать куда-то — то ли на освоение новых земель вглубь материка, то ли в уже заложенные некими "первопроходцами" селения. Кто-то стремился на некие верфи.

Однако никто вверх по реке не отправлялся и ни о какой подобной оказии слыхом не слыхивал. Сильно пахло свежим деревом, шла погрузка пиломатериалов, работали лебедки, сновали тележки. Заметив чуть дальше по берегу рынок, лейтенант решительно направился прямо туда, надеясь, что местные располагают более точными сведениями о нужном ему суденышке. Народу здесь крутилось немало. Продавали, покупали или вовсе меняли. От обилия товаров просто разбегались глаза.

От жары пересохло в горле, так что первым делом Андрей оценил местное пивоварение. Выпив маленькую кружку, решил не связываться с бородатыми соседями, косо на него поглядевшими, а попытать счастья у невзрачного мужичка, торгующего семечками, вяленой рыбкой и орешками — сразу видно, что человек тут "работает" постоянно и должен хорошо знать обстановку.

На вопрос, не знает ли тот что-нибудь о судне, собирающемся в ближайшее время идти в сторону ГОКа, дедок помедлил, подсыпая товар из большого мешка в лоток на прилавке, почесал за ухом, а потом закатил глаза к небу, изображая задумчивость. Лейтенант намёк понял и поинтересовался ценой на орешки, похожие на толстые запятые. Отведал, похвалил, да и купил пару стаканов, что стоило просто смешные деньги.

— Шхуна трёхмачтовая новой постройки, — махнул торговец в сторону причалов. — Вишь, бермудская, вся из себя обуженная. Вот она ополдень и повезёт на ГОК харчевой припас. В аккурат, как костяной жир погрузят, так и тронется.

Фролов посмотрел на указанное судно, "срисовал" его, мысленно усмехнувшись "даденной" дедком сумбурной характеристике.

— А ты, я вижу, в наших местах человек новый? Так вяленых мятликов отведай.

Сообразив, к какому стилю беседы сподвигает его дедок, Андрей не стал упрямится и купил истекающую янтарным жирком рыбку. К рыбке взял кружечку пива средних размеров.

— Так, как полагаете, возьмет капитан шхуны пассажиров?

— Так как не взять? — раздумчиво произнёс дедок. — А к пиву ещё луньки хорошо идут, добавил он приветливо. — Опять же Рустамка-каботажница никому не отказывала в подвозе.

Фролов закурил сигарету и присел рядом на свободный ящик.

— Она на судне сейчас? — осведомился деловито.

— Сомневаюсь. У Рустамки дела всегда найдутся. Шустрая дивчина.

Ласковый тон и довольно прищуренные глаза старика заинтересовали лейтенанта.

— Красивая?

— Эх, молодежь! Ну как тебе разъяснить-то?! Скинь я годков двадцать, уж не упустил бы.

Под лунька лейтенант взял большую кружку пива — он уже убедился, что при неторопливой беседе получается запросто выяснить всё, что нужно. Да и напиток здешний ему понравился, и рыбка с ним сочетается великолепно. А до полудня ещё есть время.

— На том конце она нынче, где скобяной товар, — заключил дедок. Видать оценив, что этим клиентом куплено и съедено для одного раза достаточно, он подсказал, как разыскать шкипера. — Ты не сумлевайся, служивый. Наша Рустамка завсегда до места довезёт.

Сообразив, что его натурально "посылают", Андрей двинулся, куда указано. Учтивый разговор, доброе пиво и замечательная рыба привели его в благодушное расположение духа. Спросил только напоследок:

— А узнать-то её как? Есть какая примета?

— Да не боись, мил человек. Признаешь сразу. Видная она.

Случай познакомиться с шкипером представился гораздо раньше, чем он ожидал.

Едва миновал тряпичный ряд, был едва не сбит груженой тюками тележкой и обруган ловко управляющимся с нею парнишкой лет двенадцати:

— Чо встал на проходе? Места что ль мало вокруг?!

Успел отскочить, виновато улыбнувшись, но сердитый взгляд заслужил. Да-а, не любят тут чужаков.

А потом повернул голову и увидел её, да так и застыл, восхищенный формами и статью. Это вам не симпатия капитана, в которой весу как в овечке. "Вживую" Рустамка выглядела намного эффектнее, чем её фото в "базе".

Рослая статная девица шла легкой, словно танцующей походкой, и смотрелась просто улётно в обтягивающей тельняшке и красном платке-бандане, из-под которого выбивались упругие черные локоны. На ней были широкие штаны то ли из шелка, то ли еще из какого легкого струящегося материала, расцвеченного всеми оттенками зеленого, кожаные сапожки с короткими голенищами на устойчивом каблуке, да красный ремень с навешанными на него ножами, приспособами непонятного назначения и пистолетом в кобуре — ну чем не пиратка?

На восхищенный взгляд Фролова девица ответила своим — насмешливым.

— Чего зеваем, красавчик? Городской, что ль?

— Не местный, — кивнул он. — Рустамка, не так ли?

Девчонка удивленно подняла брови и остановилась:

— Смотри-ка! И имя мое вызнал. А сам-то кто?

— Андрей Фролов, к твоим услугам!

— Ну и чего так смотришь, Андрейка?

— Угостить хочу... мороженым, — улыбнулся лейтенант, — есть тут кафе какое-нибудь?

— И кто растрепал, что я люблю мороженное? — подняла красавица бровь. — Впрочем, а почему бы и нет. Хоть и не умеешь ты девчонок клеить, боец, а от мороженного я не откажусь. Это тебе правильно сказали. Вон туда идем, сразу за рынком.

Пока шли, Андрей расспрашивал её о том, почему выбрала такую работу, да где училась судовождению, а Рустамка охотно делилась впечатлениями о разных испробованных профессиях, и как ни одна ей так и не приглянулась, если не была связана с кораблями. Зато в море она себя чувствует уверенно — хоть под парусом, хоть под мотором.

Смотрела прямо и открыто, без капли кокетства, что шло вразрез с первым впечатлением и внешним видом. И ведь как хороша, чертовка! Захоти девица — никто не устоит. Так что загадку по имени Рустамка, ещё предстояло разгадывать. А загадки лейтенант любил.

Сидя напротив за столиком кафе, Рустамка продолжала рассказывать, а он все больше помалкивал. Потому что глядеть, как она уплетает мороженное, оказалось сущим удовольствием. Завораживающее зрелище! Может, поэтому, когда на выходе они столкнулись в дверях, он не удержался и просто поцеловал девушку. Ожидал пощечину или гневный взгляд, но та посмотрела удивленно:

— Быстрый какой!

— А чего медлить? Жизнь коротка, — философски заметил Андрюха, стараясь не показать страха, что она его сейчас возьмёт, да и пошлет куда подальше.

— Может, и в койку сразу пригласишь?

— Почему бы и нет, — само вырвалось. И по закону подлости, чтобы уже все испортить окончательно, добавил: — как раз у меня полчаса свободных.

Вот теперь он точно заслужил и пощечину, и все остальное, но девчонка снова удивила: широкий замах правой... и он уже приготовился принять звонкий шлепок по щеке, после которого широко и добродушно улыбнётся, но мигом позже "срисовал" как привычно пальчики левой руки ухватили ремешок болтавшегося на поясе дамского ридикюльчика. От хлёсткого удара снизу-вверх от пояса практически ушел и даже почти смог пропустить его вскользь. Но именно что "почти" и "практически" — в реальности в зачёт это ему не пошло.

В голове брызнул короткий фейерверк, сквозь который он с удивлением воспринял встречу всей плоскости тела с тяжёлой дверью, только что распахнутой, но вдруг стремительно пришедшей к нему спереди. Потом что-то тяжко хрястнуло, и он оказался на полу среди обломков поверженной им лавки, рядом с упавшим столом. Это что ж у неё в этой сумочке такое? — судя по ощущениям не меньше "бульдога" тридцать восьмого калибра...

Плавно, как в замедленной съёмке, отворилась сбившая Андрея с ног дверь, открывая вид на стоящую на крылечке Рустамку, которая прятала в футлярчик на поясе небольшой гладкий предмет.

Лейтенант перевел взгляд с побелевшей как стена девушки, на зажатое в собственной руке лезвие ножа (в наспинных ножнах был — и когда только рука успела его выхватить?) Лезвие, хвала Всевышнему, было чистым. Убрал, не глядя, оружие и, наконец, смог отвести глаза от возвращающегося на щечки девушки румянца, чтобы тут же заглянуть в жерло чуть ли не пищали уставившейся на него от барной стойки. Впрочем, это чудовище уже отодвигалось в сторону, а хозяин выпивки, как ни в чем ни бывало, возвращался к протиранию стаканов.

Вовремя, крайне неприятное ощущение вызвало созерцание глубин почти орудийного жерла. Ну и калибр! Сюда что, Кинг-конг время от времени заходит опрокинуть кружечку да по тыковке кому под настроение настучать? Релаксационные размышления прервала пришедшая в себя Рустамка.

— Не зашибся, Андрейка? — глянула она на него из-под круто изломанной брови и повернулась уйти, не дождавшись ответа.

— Не стоит беспокойства Рустама Кондратьевна , — бросил он во вздрогнувшую спину, с трудом расцепив сжатые челюсти — Хотя, спасибо Вам за доброту... за ласку...

Девушка не оборачиваясь встряхнула плечами: — "обращайтесь, мы завсегда пожалуйста", — и злополучная дверь снова плавно, как в замедленной съёмке закрылась, скрывая вид на спускавшуюся с крылечка Рустамку.

— Э-э...? Что! Не понравилось девушке мороженое? — ехидно спросил мужичок за соседним столиком, откладывая в сторону вертикалку и возвращаясь к своей наваристой солянке.

— Быть того не может, — откликнулся опоясанный фартуком официант, заново пытаясь расправить на руке помятое полотенце, но поняв тщету своих усилий, отправился к стойке за новым. — У нас завсегда пломбир самый лучший. А ты, любезный, — это уже лейтенанту, — ступай, откуда явился. Чай, донесут тебя ноги. Ишь, здоровенный какой, а вздумал девушку забидеть.


* * *

Савельева нашел во дворике возле сарая, куда пристроились разведчики на обед и отдых. Ребята гуторили в стороне, то ли в карты играя, то ли еще что, а капитан наблюдал, как пацаненок лет двенадцати вырезает что-то на токарном станке.

— Нашел? — спросил, не оборачиваясь.

— А чо там искать, — с досадой ответил Андрюха, — трёхмачтовая шхуна с бермудскими парусами через полтора часа повезёт на ГОК продукты.

Капитан резко развернулся и уставился на друга:

— Э-э... Что?

— Хозяйка судна, говорят, никому в подвозе не отказывает, а места там вполне достаточно.

— Да не о том я, ты чего натворить успел?

— Почему сразу натворить? — трогая языком расшатавшийся зуб, ответил Фролов. Сплюнул с досадой, отметив про себя, что слюна уже не такая красная. И то хлеб. — Со шпалой встретился, под погрузчик сунулся по дурости.

— Интересно, — хмыкнул Василий. — Пусть Антипов обработает рожу-то, и лед что ли приложи. Хозяйку спроси. Её тут Аленой зовут. И поешь, парни уже отобедали, через час выдвигаемся.

— Ладно.

— А с ребрами что?

— С чего ты... да то же самое, упал. — Андрюха постарался не морщиться. — Не думаю, что сломаны.

— Все равно, пусть Антипов проверит.

Олег Антипов был не только молчуном и бабником, но и недоучившимся хирургом, потому в роте исполнял обязанности "медицины", если не было других вариантов. Покачав головой, сразу расспрашивать лейтенанта о подвигах он не стал, наложил на ребра тугую повязку, обработал и залепил пластырем царапины на лбу и скуле, а под глаз приложил лед и велел так держать не менее сорока минут.

Парни в историю со шпалой ни на секунду не поверили и веселились, высказывая предположения одно круче другого, заставляя Андрюху злиться и вяло огрызаться, оттого что несколько версий, особенно у Пашки Грачева и Молчуна, были очень недалеки от истины.


* * *

На борт каботажника Андрей поднимался сразу за капитаном, хотя до сих пор не решил, как себя вести со шкипером.

— Здравствуйте, барышня. Вы, полагаю, хозяйка судна? — услышал он голос Савельева и, лишь ступив на палубу, сам смог разглядеть Рустамку.

— Она самая, — бойко ответила мастерица работать кистенём и, заметив лейтенанта, лишь на миг удивленно расширила глаза, а потом одарила широкой безмятежной улыбкой. — А ваши бойцы уже и повоевать успели, капитан? — невинно осведомилась она.

— Успели, — косо глянув на друга, подтвердил Василий, — так где нам размещаться?

— А вот и шпала, — громко шепнул соседу на ухо Грачев. И в ответ на ледяной взгляд лейтенанта сделал уставное выражение морды лица, хотя глаза смеялись.

— Да кто здесь, кто там, — отвечала хозяйка судна, — а раненого могу и в каюту проводить.

— Обойдусь, — буркнул Фролов, и, поймав задумчивый взгляд капитана, тепло улыбнулся, — со мной все в порядке, благодарю за заботу.

И заговорщически подмигнув сузившей глаза каботажнице, потопал на корму вслед за Грачевым и Молчуном. Ничего — сейчас действительно не время, но не будь он Манул, если не найдет возможности поговорить с ней по душам. Потом.


* * *

Рустамка не подавала никаких команд, не крутила штурвал и не тянула шкоты. Вообще, кроме неё и пассажиров на борту никого не оказалось. Девица приветливо махнула паре парней на пирсе, и те подошли к причальным тумбам.

Накнопала что-то на пульте, прикреплённом к предплечью — заработали лебёдки и ослабили натяжение канатов. Ребята на берегу освободили петли, которые тут же втянулись обратно. За бортом забурлила вода, и корпус стал плавно двигаться к середине реки. Девушка изредка что-то нажимала на пульте, а послушный её воле кораблик развернулся носом вверх по течению и потихоньку двинулся вперёд.

Паруса побежали вверх по мачтам. Синие, словно небо. Ветерок наполнил их и скорость заметно возросла. Затих мотор под палубой, вода шелестела, расступаясь перед носом. Широкая гладь реки, одинокая чайка за кормой, буйный изумруд берегов и лёгкий крен на правый борт.

Хозяйка судна что-то к чему-то привязала, а потом устроилась неподалеку от фок-мачты, поглядывая вперёд и изредка подавая какие-то команды нажатиями кнопок.

Плавание прошло без происшествий, и через несколько часов команда уже прощалась с хозяйкой суденышка, чтобы нырнуть в джунгли.

Андрей, замешкавшись, сходил на пристань последним. Уже на берегу, обернувшись к Рустамке, пожелал удачного плавания, добавив тихо:

— До скорого свидания, красавица!

— Не дождешься! — на побледневшем лице каботажницы выделялись огромные глаза, — или ты из непонятливых?

— Я настойчивый, а ты мне глянулась.

— Зато ты мне — нет! Свободен!

— Раньше надо было думать, — мрачно ответил Андрей. — Прежде чем драться.

— И что теперь? — вздернула она подбородок, — что ты мне сделаешь, землянин?

— Женюсь!

Резко развернувшись, лейтенант зашагал к своим, оставив девушку в растрёпанных чувствах растерянно смотреть ему вслед.

Глава 9. Лесная школа

Припоминается, что Марина собиралась отдать его в кадетский корпус... или что-то наподобие. Учебное заведение для мальчиков — будущих военных. Закрытую школу с очень жёсткой дисциплиной. Федька ещё сильно переживал по этому поводу, вспоминая "доброту" тётушки, которую долгие годы считал матерью. Так вот! Он был неправ, когда злился на неё. Она — просто ангел по сравнению с ним самим, по собственной воле и без малейшего принуждения оказавшимся здесь, в Плёткино. В колониальной школе, обучающей деток обоего пола по программе восьмилетнего образования.

Для начала следует отметить, что никакой дисциплины здесь нет и в помине. Даже заданий на дом не задают. Всё значительно хуже — тут нет выходных, а понятие "свободное время" отсутствует совершенно. С утра до вечера сменяя друг друга без перерыва следуют уроки, хозяйственные работы и так называемые "прогулки", длящиеся иногда час, а иногда и пару-тройку суток. Пешком в составе разновозрастной группы, имея при себе оружие, фляжку и нож, приходится быстро идти через дикие места и тащить на себе харчи на всю дорогу. Это притом, что хищников или просто недружелюбных животных с пути никто не отгонял. Да ещё и имитаторы нападения, швыряемые неожиданно из, казалось бы, безобидных мест, всякими замаскированными катапультами, шли непременной нагрузкой.

Эти набитые всякой требухой мешки нужно не только поразить из личного оружия, необходимо ещё и увернуться от них, потому что они довольно больно ударяют куда попало. А ведь в стволах решительно всех членов прогулочной команды — боевые патроны, и не ты один отстреливаешься. Тут немудрено и на товарищеский жакан нарваться, а то и дружественную картечину отловить. В сотнях километров от ближайшей больницы.

Исконному горожанину Фёдору, дитю асфальта и знатоку лучших сортов туалетной бумаги — часто бывает страшно. Но сейчас он в ужасе — все мальчики класса стоят перед ним полукругом и смотрят недоверчиво. У каждого в руках заряженное оружие, что, вообще-то, здесь — норма жизни. Но не при такой же недружелюбной диспозиции!

— Так ты землянин? — вопрос задал Фитиль, прозванный так за вспыльчивость.

— Да, — а чего юлить? Марина вообще не терпела лжи, и его приучила.

— Космодесантного полка воспитанник?

— Нет.

— А откуда у тебя бронетранспортёр?

— Папин. Он мне дал, чтобы Мелкую домой отвезти.

— Так ты её отвёз?

— Ага. Только нет у неё больше дома. Она решила сюда перебраться.

— Мелкая — это Нинка, что ли? Почему ты её так называешь?

— Она сама так мне назвалась — снайпер Мелкая.

Парни запереглядывались.

— Слушай, ерунда получается, — нить разговора перехватил староста класса. — Ну-ка, толком объясни, почему она не в Палкино поехала, где училась раньше, а сюда. И ещё — каким таким снайпером она была, и, опять же, где?

— Ну, я с фланговым дозором шёл, когда сопровождали беженцев из города, а как ручей перешли, нашу группу повернули к холмам, то есть, налево. А уж там её отряд нас и остановил и назначил меня в прикрытие, а остальных — копать. Её там Мелкой звали.

— То есть, ты за наших воевал, землянин?

— Да чего там воевал! — Федька небрежно махнул рукой. — Всего-то два раза и стрельнул. Одиночным и очередью. Очередью попал, — он непроизвольно потрогал штопку на груди куртки.

— То-то я смотрю, мешком на тебе клифт висит, вроде как с убитого, — несмотря на небрежность фразы, в словах Фитиля не слышится презрения. — Автомат тоже трофейный?

— Нет, мачеха дала поносить, пока не вырасту... только в этот момент до Федьки дошло, что, поскольку остальные дружно повернулись лицами к нему, значит заднее для них направление должен наблюдать именно он. А там, на дальнем конце прогалины, шевельнулись кусты. Движение это произошло высоко, и обширно — то есть, зверь сюда ломится немаленький.

Тревожно махнул рукой, указывая на опасность, и... Фагор как-то очень знакомо прижался к ногам:

— Кажется, слоносвин.

— Ни хрена тебе не кажется, землянин! Он самый и есть. Жёлуди на дубах поспели, — группа дружно ушла вправо в кусты, на ходу меняя заряды в стволах. Федька тоже сменил магазин, не забыв и патрон в стволе — вместо мягких тупоносых он приготовился к стрельбе бронебойными.

Увы, мирно разойтись не вышло — уж очень хороший нюх оказался у зверя. И настроение далёкое от дружелюбного. Да и не удивительно. Если Фёдор правильно помнил, ещё Ёжик ему говорил, что эта тварь — единственная на Прерии, которая нападает всегда.

Вывалившееся из зарослей чудовище пошло в атаку, набирая разгон, а деревьев, способных удержать напор подобной туши, близко не оказалось.

Как поступили бы правильные земные дети? Разумеется, разбежались в разные стороны в расчёте на то, что хотя бы части из них удастся спастись. Эти же аборигены готовились к стрельбе, устраивая стволы своих ружей в развилки деревьев и согласовывая, кто вслед за кем и куда станет целить. Федька поступил так же. У него самая большая дистанция уверенного поражения, ему и начинать.

— Ду-дук, ду-дук, ду-дук, — начал он примерно с сотни метров, теми самыми двойками, при которых вторую пулю уводит ещё не слишком далеко, и метя в правый глаз. Старался давить на спуск плавно, только завершив прицеливание. Не зря старался — скотина рухнула ещё до того, как по ней открыли огонь остальные. Вот и всё. Надо собрать гильзы. Они тут не мусор, а будущие патроны. Их предстоит перезарядить.

Когда вырезали из туши печень и разделили на всех ещё теплые куски, никто даже слова не молвил — кажется, парни только что на полном серьёзе приготовились достойно по-мужски принять смерть, и еще не до конца осознали избавление от нее. Первым пришёл в себя Фитиль — взглянув на вымазанное свежей кровью лицо виновника спонтанной трапезы, без явного удовольствия жующего самый большой — почётный — ломоть. Он, усмехнувшись, произнёс:

— Жила-была на свете матушка свинья, и было у неё четыре сына, четыре розовых весёлых поросёнка. Четвёртого звали Нах-Нах. Такого, как он, проказника, свет не видел — все звери в лесу страдали от его шуточек. Даже волки обходили этого шалуна стороной.

"Блин! — подумал Федька, — опять догнало меня местное погоняло. Или Нинка проговорилась, а парни ей не поверили? И только сейчас вспомнили".

Прогулку прекратили по техническим причинам — надо было тупо тащить в школу мясо.


* * *

Что-то неуловимо изменилось в отношениях Федьки с одноклассниками — они стали как-то теплее. Чаще подсказывали, подсунули растрёпанную брошюрку по началам химии, дали ссылки на материалы по алгебре. Если случалось оцарапаться — пластырь отыскивался мгновенно. Чуть погодя сообразил, что аптечка в кармане — это тут в порядке вещей. Как и причиндалы для чистки оружия. В час самоподготовки — один единственный за целую неделю — удавалось не только подогнать то, что "зевнул" на уроках, но и с папой поговорить по визорам.

Товарищи же помогли перелить горючку из канистр в заметно освободившиеся баки бронетранспортёра — гоняли машину по школьным делам, причём без спросу. Вообще-то для чего-нибудь интересного можно было урвать часок-другой после отбоя, но сил для этого просто не оставалось — спал, как убитый. Подставили Федьку девочки. В бане они мылись раньше мальчишек, которые почему-то несколько задержались сегодня, отчего прибыл он к дверям мойни первым, причём, в одиночестве.

Как раз несколько одноклассниц с обкрученными полотенцами головами покинули помещение и мило, словно по одному шаблону, улыбнувшись ему, прощебетали:

— Ну чего сидишь? Нет там больше никого. Иди, плещись!

Он и пошел, автоматически отметив пустой предбанник и отсутствие одежды на крючках. А вот, когда вошёл в мыльню, понял, что его подкололи. Мелкая как раз отполоскала волосы и откинув их назад, уставилась на него с немалым удивлением. Он тоже оторопел настолько, что не заметил летящий в голову ковшик. Впрочем, до соприкосновения черпачка с виском дело не дошло — девочка остановила удар.

— И как я тебе? — спросила застенчиво, даже не пытаясь прикрыться руками.

Пришлось заинтересованно осмотреть её с ног до головы и выразиться одобрительно, пламенея при этом ушами:

— Очень красиво. А почему ты меня ковшом не отоварила?

— Мы же сговоренные, — и взглянула озорно. — По нашим традициям это почти супруги.

— Почти, это насколько?

— Считается, что ничто между нами не грех. То есть, я должна принять от тебя, всё, что ты пожелаешь. Или сговору конец.

— Это, как тыкву послать, только от парня к девушке? Ну, если я тебя хватану по-хамски, так, что нельзя стерпеть.

— Примерно. Интересно, откуда они узнали про нас? Ты не говорил?

Федька отрицательно покрутил головой. Он ещё не вполне пришел в себя. А вот Мелкая явно собралась с мыслями, и теперь ноздри её гневно раздулись.

— Мальчишки с девчонками явно действовали в сговоре. А про то, что мы друг другу не чужие, просто не догадываются. Вот и ждут сейчас, когда я завизжу. Как поступим? — и взглянула с любопытством.

— Потри мне спинку, — вдруг решился мальчик. — Только быстро — выйдем из бани под ручку с победным видом. Я придумал, как отомстить пацанам.

— Ну и я подруженькам тоже этого просто так не спущу, — девочка прищурила левый глаз, отчего показалось, будто она целится. — Наклонись, голову тебе намылю. У меня тут как раз набодяжено.


* * *

Часть секрета этой подставы выяснилась уже в предбаннике — кто-то так переложил Ниночкины вещи, что заметить их сразу не получалось. Вот почему Федька ничего и не заподозрил. Да уж! Провокация была подготовлена тщательно, с проработкой мельчайших деталей. И, чтобы озадачить шутников, пред очи зрителей, собравшихся посмотреть на сконфуженных мальчика и девочку, они вышли с победоносным видом, держась за руки.

Напряженные взгляды мальчишек и девчонок сверлили их с интересом и тревогой. Все чего-то ждали. А вот фиг им, а не запланированный результат!

— Баня свободна, мальчики, — прощебетала Мелкая. — Спасибо, что подождали, пока мы управимся.

И, мирно беседуя, ребята удалились. Очень хотелось оглянуться и посмотреть на то, что происходит сзади. Но нельзя — иначе не осуществятся коварные планы мести.

Федькина затея была проста и незамысловата — он честно и искренне отвечал на расспросы товарищей, что обстоятельства взаимоотношений с женщинами настоящие мужики ни с кем не обсуждают. И не поддался ни на какие высказывания о том, что это они с Ниночкой так долго там делали. Пропускал мимо ушей все версии сочинённые чтобы раздразнить его, и только самодовольно улыбался. Парни мрачнели от этого молчания, воспринимая его за высокомерие более искушённого человека по отношению к неопытной молодёжи, а Фитиль просто кипел от распирающего его негодования. Но ничего по существу высказать не мог, отчего почти бесился. Ну вот не колется эта скотина Нах-Нах!

Как Мелкая отомстила подругам? Он при этом не присутствовал. А только девчата с утра выглядели надутыми, и на Федьку смотрели с огромным любопытством. Создавалось впечатление, что им не терпится выведать у него самое главное — ту страшную, но чарующую юное воображение "глупость", о которой в этом возрасте девочки уже думают, а мальчики — не очень.

Видимо, Нинка осталась не удовлетворена достигнутыми результатами, потому что буквально через три дня она заявилась после отбоя в спальню мальчиков и заявила:

— Нах-Нах! Пошли! Мне нужен твой ствол.

— У меня калибр больше, — ввязался неугомонный Фитиль.

— Не в калибре ствола мужское достоинство, а в умении правильно им пользоваться, — парировала Мелкая.

Федька на двусмысленность диалога не повёлся — он, и не помышляя о грешном, экипировался по-походному и выскользнул следом за подругой со словами, произнесёнными вроде как про себя: "Да, командир". Ту часть пути, что просматривалась из окон, они прошли почти в обнимку. А вот на границе леса произошла заминка.

— Такое дело, Феденька, — заговорила девочка. — Удивительный случай произошел, когда я этим летом была в оздоровительном лагере. С трудом понимаю, что это за странность. Той ночью было также светло, как и сегодня. Наш инструктор тихо выбралась из расположения и двинулась через лес одна. Мы испугались, что она сгинет — землянка же бестолковая. И отправились прикрывать. А она, словно танцевала, и никто её не тронул, хотя лев к ней подкрадывался. Туры, а они довольно агрессивны, будто нарочно, отвернулись. Инструктор же никого не тревожила, и мы, идя за нею следом, слышали, как, то там, то тут, что-то происходило, но это не угрожало нам, а как будто проходило мимо, занятое своими заботами.

Сегодняшняя ночь очень похожа на ту, и я хочу её снова повторить. Но только мне страшно... одной.

Сказать, что Федька ничего не понял — маловато будет. Однако — он ведь взрослый человек. А тут — девочка просит о помощи. Хорошая, кстати, девочка. И не чужая. Да еще и нравится ему. Серьёзно, надо сказать, нравится. Вот сколько всякого разного успел передумать, пока длилась пауза после довольно бессвязного объяснения.

— Так мне делать-то чего? — уточнил он для ясности.

— Держись в паре-тройке шагов позади, и прикрывай. Мало ли на кого наскочим. Моя-то мелкопулька не всякого зверя возьмёт.

И она побежала. Легко и не слишком быстро. Парень взял тот же темп, зорко поглядывая по сторонам. Пока двигались по открытому месту, ничего, кроме кочек и путающейся в ногах травы ему особенно не мешало. Потом ветки кустов начали хватать за руки. Затем лоб встретился с гибким, но шершавым суком. И, наконец, под ноги буквально бросился пенёк, зацепившись за который, Федька едва не рухнул. Наблюдение за окрестностями, постоянно прерывалась заботами о равновесии тела и целости глаз. Особенно мешали прорывающиеся сквозь просветы в листве лучи ночного светила — они безбожно путали картину, заставляя ошибаться в оценке расстояния.

Когда это, наконец, завершилось, парень взмок не на шутку. Расставаясь с подругой у входа в спальни, с удивлением увидел, что она довольно улыбается.

— Спасибо, Нах-Нах. Ты — настоящий друг, — сказала Мелкая. Показалось, что она его сейчас поцелует. Не-а! Даже не подумала.


* * *

— Ну как? — встретил его вопросом Фитиль.

Почудилось? Или другие мальчики тоже не спят?

— Чего как? — невинным голосом ответил Федька.

— Как оно прошло? Ты ж вон как запыхался!

— Ну так всё просто замечательно, — улыбнулся "погулявший", чувствуя непередаваемую радость оттого, что эта лабуда, наконец, завершилась, и можно лечь спать.

Когда он пристраивал голову на подушке, показалось, будто все обитатели комнаты перевернулись на другой бок. Мелкая отомстила не только девочкам.


* * *

Последствия эта история имела неожиданные. В следующий банный день Федьку никто из одноклассников не торопил. Даже, показалось, будто парни его нарочно придерживают бестолковыми вопросами и нелепыми просьбами. А ушедший раньше остальных Фитиль вернулся очень быстро, держась за голову.

— Шайкой, — ответил он на молчаливый вопрос повернувшихся к нему соседей по спальне. — И ковшиком добавила.

Федька не спеша поднялся, буквально кожей чувствуя, как теперь уже на нём скрещиваются взгляды.

Медленно подошел и, глядя в перепуганные и виноватые глаза, сказал:

— За такое положено... — однако, взяв себя в руки, спрятал в карманы сжатые до побелевших костяшек кулаки. Как ему казалось, спокойно и зловеще продолжил: — Но я сначала узнаю, что ты говорил и что делал...

Опасаясь самого себя, боясь, что не сдержится и вот-вот наотмашь врежет, крутанулся на каблуках и порывисто двинулся в сторону выхода из спальни. В спину ему раздалось беспомощное:

— Так я не к Мелкой...

Фёдор слегка притормозил, ухватившись за косяк, и окатил Фитиля уничижительным и слегка брезгливым взглядом:

— И что это меняет? — словно по капле выцедив презрительный вопрос, вышел, сокрушенно покачав головой.

Девичья спальня встретила Фёдора заливистым хохотом, переходящим в повизгивание. Растерянный, он стоял посредине прохода и совершенно не знал что делать — стоило ему только открыть рот в попытке произнести извинения, как на всех присутствующих нападала падучая. Даже Мелкая, бросавшая на него виноватые взгляды, не могла оторваться от общего веселья. Наконец на помощь окончательно смутившемуся мальчику пришла Белка — темно-рыжая и веснушчатая оторва с двумя косичками толщиной в руку, едва переведя дух, выдала:

— Ты это... не серчай... и передай этому... я ж думала — он с добрыми намерениями... — тут часть присутствующих не улежала на кроватях и сползла на пол, а Фёдору пришлось дожидаться пока собеседница восстановит дыхание, — Уфф... а он: "ты мне в больницу апельсинов принесёшь?"

После этой фразы присутствующие надолго выбыли из вменяемого состояния и пришлось их покинуть.

Встречали "парламентера" насторожено:

— Не мужики, чтоб я еще раз..., то ну его нафиг! — выразил Федька скопившееся на душе и только тут заметил отсутствие виновника "торжества" — а где этот любитель экзотических фруктов?

В ответ посыпались ухмылки — "в больничку поковылял!", "а че, сильно залетел?", "обиделась девчонка?". Оставалось только махнуть рукой, — "пусть не парится", — и тут же сползти по стенке, заржав под недоуменными взглядами от собственного невольного каламбура.


* * *

Чего не отнимешь у ребят, это умения действовать дружно. Дважды провели они достаточно сложные многоходовые операции для того, чтобы поставить своих одноклассников в неудобное положение. Скажем, для того, чтобы задержать в мыльне именно Мелкую, ей в последний момент предложили необычное, но просто великолепное мыло для головы. Помогли намылиться, и предупредили, что нужно посидеть так несколько минут. Зато волосы потом будут — чистый шёлк. Сами же быстро слиняли.

Не обманули, кстати. Действительно — прекрасное оказалось средство, и волосы после него волшебно сияли. Федьку тоже разыграли в несколько действий, да так, что он ничего не заподозрил. А вот вторую девочку, которую Фитиль попросил "оставить" для него, одноклассницы задержали маской для лица. Она тоже новенькая в этом классе. Та самая Белка, что приехала вместе с Ёжиком. Остальные здесь уже давно. Многие — с первого класса — сыгранность демонстрируют просто великолепную.

В этом году в школу поступило много ребят, раньше учившихся в других местах. И наоборот, немало старых товарищей ещё в начале лета перебралось куда-то далеко на запад в неосвоенные земли, поэтому классы не переполнены, и свободные кровати в спальнях есть. Ожидается, что скоро привезут ещё деток из города, где по-прежнему сложная обстановка не только со школами, но и с пристанищем для людей.

— Нах-Нах, к директору!

Нифига себе, в святое время, в час самоподготовки! Это здесь не в обычае. Интересно, что стряслось? И Мелкую тоже вызвали.

— Такое дело, ребятки! — Сан Саныч смотрит на "деток" строгим взглядом. — Среди учеников циркулируют слухи, что вы — супружеская пара. В тоже время преподаватели не заметили в вашем поведении ничего, подтверждающего, что это действительно так. По роду деятельности мне полагается учитывать обстоятельства подобного рода и реагировать на них самым решительным образом, вплоть до поселения вас в отдельное помещение на двоих, дабы дурным примером вы не побуждали в остальных даже мысли о том, что это может быть несерьёзно.

Извольте выложить всё, молодые люди, — и посмотрел на Федьку. Будто почувствовал, что Марина выжгла в нём даже малейшую способность лгать. Впрочем, здесь, на Прерии, ему показалось, что прямота — не такое уж редкое качество среди людей.

Переглянулись смущённо.

— Мы — сговоренные, — сказала Нина таким тоном, как будто это всё объясняло. Действительно, понимание блеснуло в глазах директора и он неожиданно улыбнулся:

— Если я правильно помню традиционные здешние шалости, вас свели нос к носу голыми в бане. Живут, живут старинные обычаи! Но, такое дело, ребятки! Сотрясать за это мозг своему товарищу — совсем не дело. Как-то бы помягче следовало сделать внушение. Ну, да, что случилось, то произошло, — Сан Саныч побарабанил пальцем по столешнице. Видимо, это его недостаточно успокоило — он вскочил и прошелся по кабинету.

— Крепкому, спаянному коллективу вы противопоставили завидные коварство и единодушие. Росли вместе?

— Воевали, — вздохнула Мелкая, и заплакала. Разумеется, в Федькин воротник. Директора сунувшегося к ней со стаканам воды, словно не заметила. Взрослый мужчина явно почувствовал себя не в своей тарелке. К его чести, надо сказать — он не пытался сделать занятый вид или провозгласить какое-то важное утверждение — нормальный дед, сочувствующий натерпевшимся малолеткам. Но и словами утешения тоже не сыпал. Просто подал платок.

Выйдя из здания дирекции, ребята присели у крылечка — до конца самоподготовки оставалось ещё несколько минут.

— Уверена, что захочешь за меня, когда я вырасту? — спросил Федька тревожно.

Мелкая только плечами пожала и посмотрела с такой тоской во взоре, что вылетели из головы последние из имевшихся мыслей.

Странные существа эти женщины. Но интересные. А уж здешние обычаи — это просто упасть — не встать. Вместо клизмы за аморалку, пусть и предполагаемую, директор выступил в роли сводника. Хотя... если не можешь предотвратить — постарайся хотя бы организовать по-человечески. Даже вон ясельки детские работают на окраине школьного посёлка. И деток в них чуток поболее, чем учительниц среди педагогов. То есть, старшеклассницы, если случится им дать жизнь новому человеку, обучение не прерывают.

Нет, не беспортошные здесь делами заправляют, а безбашенные какие-то...

Ход Федькиных мыслей прервала Ниночка:

— Вон Белка из здравпункта возвращается. Апельсины носила Фитилю, — и, после того как они отсмеялись, с надеждой добавила: — Если луна будет ночью — побегаем?


* * *

Хуже всего Федьке было на уроках труда. Он почти ничего не умел. Если с молотком с грехом пополам, справлялся, то топор его категорически не слушался. Пропилы уводило, рубанок проскальзывал, а к токарному станку просто не подпускали. Над первой сделанной киянкой издевались даже девочки, а рамку заставили собственноручно отнести на кухню и торжественно спалить в очаге. Увидев однажды, как забежавшая на минутку в кабинет труда незнакомая девчонка быстренько вытесала и ошкурила мешалку, понял, где теперь предстоит ему проводить часы самоподготовки.

Он ведь даже копал хуже всех, набивая мозоли, там где остальные вообще не напрягались. Что интересно — никакие подсказки не помогали до тех пор, пока руки не привыкали к инструментам. А вот то, что он умел — стирать и зашивать одежду — делала за него Мелкая, продолжая разыгрывать одноклассников. А он никогда не отказывался побегать с ней часок в лунную ночь.

Организм постепенно привык к нагрузкам, которые поначалу воспринимались, как запредельные. Напряженная школьная жизнь, заставляющая ценить буквально считанные минуты свободного времени, казалась вообще единственным возможным вариантом существования. Особенно непривычная поначалу необходимость с неослабным вниманием следить за ходом урока, сделалась теперь частью его существа. Потому, что догонять пропущенное приходилось за счёт сна. Иначе вывалишься из идущей дальше группы, чувствуя себя остолопом, одиноким и всеми брошенным на обочине пути познания.

Глава 10. Новые ученики.

Примерно через четыре месяца после прибытия Федьки в школу, как раз завершился сезон дождей, объявили, что ожидается большая группа учеников из города. С ними приедут и преподаватели двух новых предметов (вздох разочарования): "Парапланеризм" (восторженные повизгивания в аудитории) и "Оружие и боеприпасы" (одобрительный понимающий гул).

— Группу прикрытия, для встречи новичков, формирует Нина Уткова, — заключил своё выступление директор. Впрочем, ему пришлось отреагировать на поднявшийся недоуменный ропот: — Городские же ребята. Если не обеспечить их безопасность, пока не подтянем до нормального уровня, возможны потери.


* * *

Кроме парней-шестиклассников, Мелкая пригласила двух девушек постарше. Долговязую семиклассницу Стебель, и улыбчивую веснушчатую выпускницу Марусю. Федька отметил у обеих нарезной длинноствол с оптикой, что навело на мысли об их недавнем военном прошлом. Но ничего уточнять не стал, предпочитая уделить время сборам и экипировке. Глядя на то, как он готовится в путь, и товарищи перестали обидно зубоскалить по поводу приезда ни к чему неприспособленных неженок, а занялись тем же.

В последнее время Федька взял за привычку всегда носить с собой маленький столярный топорик, совершенствуясь во владении им каждую свободную минуту — перерубить, затесать, ошкурить — с детства незнакомые ни с каким ручным инструментом руки требовали упорных тренировок в том, что для остальных было также естественно, как дышать. Парни, кстати, относились к этому с пониманием, даже подкалывать перестали.

И вот теперь он колебался — брать эту не слишком удобную вещь в пеший переход до границы прерии, или не брать? Всё-таки взял. Наверняка придётся чего-нибудь ждать, а ценить время на вес золота он уже давно привык.

Поднялись заполночь. Срубали приготовленную для них в столовой перекусь, и двинулись. Отсутствие взрослых нисколько не смутило привыкшего за последнее время к разным "неправильностям" мальчика — здесь вам не там.

Колонну вела Мелкая. Старшие девочки оказались где-то среди ребят, а замыкающим поставили Нах-Наха. Пляшущие лучи ночного светила, прорвавшиеся в просветы между листьями окруживших тропу лесных исполинов, сосредоточенное сопение товарищей впереди. Федьке легко — он привычный. Уверенно выбирает, куда поставить ногу, без труда уклоняется от ветвей и не забывает внимательно смотреть по сторонам. То быстрым шагом, то лёгким бегом, колонна движется почти бесшумно. Изредка хрустнет что-то, или хлюпнет. Но это не топот ребячьего стада, а так — отдельные неудачи — с кем не бывает?

И он держится наравне с опытными лесовиками! И Фагор, превратившийся из толстолапого большеголового щенка в молодого поджарого кобеля-подростка, деловито трусит рядом.


* * *

К аэродрому — ровной грунтовой полосе на границе леса и прерии — вышли на рассвете. Тут их поджидал начальник "аэропорта" Рагим, сидя на приступке рядом с небольшой будкой, установленной на краю грунтовой полосы. Впрочем, значительно сильнее обрадовались колодцу, рядом с которым устроили брызги-визги и питьё-мытьё.

— Борт прошёл перевал, считай, заходит на посадку, — сообщила Мелкая, подойдя со стороны будки. Пока она пила и умывалась, Федька по хозяйски отцепил от пояса девочки фляжку и наполнил её свежей водой. Продолжая играть супругов на глазах почтеннейшей публики, они здорово вошли в образ — никто уже внимания не обращал на подобные выходки, полагая что они просто получают удовольствие от общения, не замечая окружающих.

Парни изредка пофыркивали, а вот девочки смотрели на Нах-Наха, как на верх совершенства, томно и мечтательно — подруга продолжала мстить своим одноклассницам за ту давнюю подставу, всячески выказывая заботу, расположение и доверие к старому боевому товарищу. Ну и что, что, придержал за попу? Если ему это нравится, так и пусть!

Но и перегибать с подобного рода демонстрациями было нельзя — если позволить себе больше — девушка тихо, по змеиному, шипела, обворожительно улыбаясь для остальных.

— Давайте приколемся, — вспыхнул Фитиль. — Встретим городских почётным караулом.

Мысль настолько понравилась, что парни тут же принялись репетировать построение в редкую шеренгу и взятие "На! Краул!" своих разнообразных карамультуков. Нах-Наха от участия в спектакле отстранили по причине непредставительности его кургузой стрелялки. Наученный сдержанности за почти полгода общения с этой братией, Федька "забыл" обидеться, что его не приняли в игру. Стебелёк и Мелкая отнеслись к затее прохладно, зато Маруся приволокла из будки бумажные салфетки, из которых принялась устраивать парням кокетливые манишки, приводя внешний вид "роты почётного караула" к некому единообразию.

Пузатый двухмоторник подошёл с юга, сразу попав в створ полосы — что называется, сел сходу. И пробег завершил буквально в полусотне метров от той самой будки, рядом с которой собрались встречающие.

— С аппарели будет выгрузка, — прокричал Рагим в спины рванувшей для построения ватаге.

Когда неторопливо опускающаяся дверь-трап коснулась своим концом земли, шеренга огольцов уже замерла в строю, держа свои двустволки на вытянутых руках, пуча глаза и надувая щёки. Продолжающие крутиться пропеллеры не создавали особого шума, да и напор воздуха от них был слабым. Вообще-то, контролируя ближнюю кромку лётного поля, Федька что-то пропустил в этом спектакле, но услышав знакомый голос, прорычавший: "Здорово братцы!", обрадовался не на шутку. Это же Вадим Бероев — тот самый, что встречал их в день прилёта с Земли и несколько дней жил в папином доме.

— "Здорово, братец!", довольно стройно рявкнула шеренга встречающих. Надо же! Когда успели сговориться? Знал он, что парни в их классе дружные, но тут, просто высший пилотаж! Но ещё большая неожиданность — все три пришедшие с ними девчонки, окружившие прибывшую... тоже девчонку, и щебечущие радостно о чём-то, всё на свете позабыв.

Одноклассники опять не подвели. В тот момент, когда стало понятно — руководство невменяемо, власть от Фитиля, распоряжавшегося представлением, перешла к старосте, который всегда командовал любыми серьёзными делами. Лёгкими кивками он "нарезал" парням сектора наблюдения, а Федьку подозвал к себе.

— И что с этим делать? — спросил он с выражением страдания на лице.

По аппарели спускались десятки мальчиков, таща большие чемоданы, пузатые баулы и чудовищные сумки. А также сумочки, пакетики, свёртки и тюки.

— Багаж! — охнул Нах-Нах. — Двадцать километров по лесным дорогам! Петя! Я идиот! Я же городской, значит должен был сообразить! Знаю ведь, сколько барахла берут с собой эти люди!

Чувствуя себя ничтожеством, размазнёй и сопляком, мальчик взглянул в наполненные ужасом глаза Мелкой — она тоже всё поняла. Для неё — командира, провалившего поставленную задачу — осознание своей оплошности было просто невыносимо.

Словно финальный удар по крышке гроба её репутации, члены экипажа откуда-то из глубины грузового отсека подкатили штабель разнокалиберного груза. Благо, староста мигом организовал перекладку этого "богатства" на землю. Если на руках тащить ещё и это — неделя занятий надёжно пропущена.

Голова заработала, мысленно складывая килограммы и умножая их на километры. Невольно вспомнился грузовик, вчера привозивший перегной на школьный огород — здоровенный деревянный ящик на огромных колёсах. Ещё водитель его о чем-то толковал с Ёжиком. С Ёжиком!

— Петя, — подскочил он к старосте, — у тебя должен быть номер Белки.


* * *

Десять минут звонков и переговоров, и можно небрежно сказать:

— Грузовик подтянется через полчаса, — чтобы поймать такой взгляд подруги, от которого хочется колотить себя в грудь кулаками, издавая на всю округу грозный, но призывный клич.

Оттянуть от Бероева радостного Фагора, который, кажется, сейчас дырку пролижет в его щеке. Солидно поздороваться, спросить о делах и планах. Ну и осмотреть новичков хотя бы поверхностным взором.

Прилетели четыре с лишним десятка парней и всего несколько девушек. В основном — выглядят старше встречающих — последний или предпоследний класс, если считать по программе колониального образования. Одеты разнообразно, но стиль спортивный. У некоторых на поясах кобуры с этими... новомодными... станнерами, кажется. Игломёты, если говорить прямо и не выделываться. Барсука таким можно напугать, или енота, если отыщешь. Один только низкорослый с армейским автоматом и одет в форму. Почему-то со знаками различия. Уж не сын ли это космодесантного полка? Ещё и ленточка полосатая, кажется, орденская.

Сегодня Федька с необычной ясностью понял, что мир городов и общество аборигенов Прерии, это словно разные цивилизации, говорящие на одном языке, читающие одни книги, но живущие по совершенно разным законам и преследующие отнюдь не одни и те же цели. А он — одно из связующих звеньев в той каше, что сейчас заваривается. В общем, надо подойти, познакомиться, пока не случилось чего. Да хоть та же Мелкая, потерявшая всю семью! Чего можно от неё ждать по отношению к врагу?

— Привет! Меня Фёдором зовут, — протянул он руку мальчишке.

— И меня Фёдором, — смущённо улыбнулся парнишка. Кажется, годиком-другим младше. Но руки не подал — справа за ремень заправлен пустой рукав.

— Э-э... а как же ты с автоматом управляешься?

— Дело навыка. Не буду сейчас показывать, а то эти городские с перепугу тоже за стволы схватятся — они, на самом деле, здорово нервничают.

"Уфф, — облегчённо подумал Федька, если назвал приезжих городскими — значит наш парень", — а вслух ответил:

— Я тоже городской, и тоже нервничаю. Чтобы не путаться, зови меня Нах-Нахом. Погоняло мне такое прилепили.

— С таким погонялом городских не бывает, — ответил новый знакомец, и поправил лямки висящего за спиной солдатского вещмешка. Другого багажа при нём не оказалось, что окончательно уверило в принадлежности паренька к числу правильных пацанов.

Остальные новенькие интересовали сейчас Федьку не в части их навыков, увлечений или иных высоких достоинств, а исключительно, как определённая масса, занимающая некоторый объём — ожидаемый грузовик велик — но и людей немало. А ещё и груза изрядно. Если прибавить к этому багаж...

По всему выходило, что проблемы их далеко не закончились. Пора снова пошептаться со старостой и кивнуть Мелкой, чтобы подошла. Так уж получилось, что здесь и сейчас командует он — Нах-Нах.


* * *

В результате погрузки барахла в прибывший грузовик было установлено, что ранее сделанные оценки страдали избыточным оптимизмом. С учётом настоятельной необходимости отправки всех приехавших девчонок и пары откровенных хлюпиков, некоторое количество баулов пришлось привязать на крыше. Оставшиеся четыре десятка новичков должны были следовать пешком. Причём все они настояли на необходимости иметь при себе ручную кладь, каковую никак не могли сдать в багаж... — пока это выяснялось и согласовывалось, Нах-Нах держал Фитиля, порывавшегося "разобъяснить" этим недоумкам, что они категорически неправы — всё, что пацаны намеревались волочь двадцать километров, вполне можно было привязать всё к той же крыше.

Но обошлось без мордобоя. Возможно, кряжистая фигура Бероева, грозно зыркавшего в сторону самых горячих спорщиков, охладила пыл и снизила накал страстей.

Окончательно спор решил аргумент самого решительного из нежелающих расстаться со своими вещами:

— Чего вы паритесь? Мы же сами понесём!

Перед отправлением водитель грузовика предупредил о том, что в этих местах на днях замечали шерстистых носорогов, так что — лучше не слишком громко топать. Приезжие как-то сразу поутихли и без особых препирательств начали движение.

Поначалу ничего страшного не происходило. Охранять вытянувшуюся чуть не на сотню метров колонну было не особенно трудно, распределившись внутри неё через несколько человек. Среди зыбкой тени редкого степного леса было жарко и сухо. Кейсы, саквояжи спортивные сумки и даже рюкзаки, в которые было небрежно напихано что-то угловатое — всё это тянуло руки, натирало плечи или резало спины. Нах-Нах, шедший замыкающим, видел эти мытарства, льющийся пот и бесконечные попытки пристроить поклажу поудобней.

Надежда пообедать в школе становилась всё слабее и слабее — через четыре километра требования привала звучали непрерывно. У ближайшего источника воды — скромного озерца со стоячей водой прибывшие рухнули как попало, постанывая и проклиная всё, что попадалось им на глаза. Отдых обещал быть длительным.

Шедшая впереди юная спутница Вадима передала Марусе своё непонятное ружьё и отправилась вместе с Мелкой вправо к густым кустам. Мелкая винтовку оставила Нах-Наху. "Надеюсь, они знают, что делают", — подумалось с некоторым недоумением. Впрочем, головы девчат вскоре показались на водной глади. Одноклассники машинально распределили сектора наблюдения и даже тех, кто отправлялся в кустики с целю уединиться, конвоировали. Однорукого Фёдора уже приняли за своего, но в охранении бивака не задействовали.

— Пошли, поможешь мне, — обратился к нему Нах-Нах, расчехляя топорик. Понимающе переглянувшись со старостой, он двинулся в прямостойный подлесок за жердями для носилок. Ещё трое мальчишек отправились в другую сторону — драть луб. Дальнейший путь станет пыткой, если не сделать достаточное количество носилок, причём с лямками через плечи. То есть, потребуется примерно четыре десятка жердей, а это отнюдь не пять минут работы.


* * *

Тот факт, что к вечеру их горемычная процессия всё-таки добралась до школы — это просто чудо. Ну и водила грузовика — мужик с понятием, доставив багаж, вернулся и чуть ли не на полдороге принял полный груз новичков, установив их в кузове плечом к плечу вместе с их драгоценной "ручной кладью". Охрана добралась пешком — что для них полуторачасовая прогулка! Правда, примкнувший к старожилам однорукий Фёдор в конце пути выглядел утомлённым, но держался вполне на уровне. Как же здорово, когда нет обузы!

— Завтра после ужина Дара с мужем приглашают нас к себе на чай после отбоя, — шепнула Мелкая, прощаясь у дверей спален.

— Это та, с которой ты бегала купаться?

— Ага. Наш инструктор. Помнишь, я тебе рассказывала?

— Так она и есть жена Бероева и учительница парапланеризма?

— Полётам нас будет учить Вадим. А она — военному делу. Понимаешь, название дисциплины нарочно выбрано такое, чтобы можно было подумать, будто для охотников. На самом же деле знания нам преподадут более обширные.

— Война ведь закончилась, — не понял Нах-Нах.

— Чем лучше мы будем готовы, тем меньше вероятность, что случится следующая, — показалось, будто его собираются поцеловать, но не решаются. Ну и пусть — не хватало ему ещё и нежностей!

Глава 11. Ночные прогулки.

Странно стал вести себя Фагор. Он пропадал на несколько часов — примерно через день, пропуская даже время кормления. Нах-Нах встревожился, приметив это. Пёс не худел, беспрекословно слушался команд, но верёвку, которой привязал его хозяин, перегрыз, и смылся, чтобы через несколько часов снова оказаться на своём обычном месте.

— Ты же с ним не охотишься, — объяснила Мелкая эту странность. — Вот он и занялся тем, чем ему по породе положено.

— Ему по породе положено стада пасти, а не за дичью гоняться, — парировал мальчик. И утонул в направленном на него бездонном взгляде, наполненном... нет, не нежностью. В ехидном взгляде "сговоренной" плескались сомнения: сказать, или не сказать. Она явно что-то знала, и было это не из числа девчачьих глупостей.

— Побегаем сегодня ночью? — вдруг спросила она неожиданно.

— Ты же с Дарой теперь носишься по ночам, — подруга давненько не приглашала его в лес и, скажем прямо, мальчика это устраивало. Впрочем, не дождавшись ответа на свои слова, он кивнул:

— Побегаем.


* * *

— Ты же городской, Федя, — толковал долговязый Сашка, окликнувший его возле сарая. — Тебе нужно нас держаться, а не заигрывать с этими кривобокими сельчанами.

— Вас держаться — это как? — Нах-Наху стало не на шутку интересно, что это удумал недавно прибывший из Ново-Плесецка подросток.

— Ясно как! Навалять по шеям деревенщинам, что носы позадирали — пусть знают наших и имеют уважение.

"Не лечится. В отвал", — промелькнула в голове печальная мысль. Однако, ответил, подумав:

— Навалять — это дельно. Чур — мне первому, — снял с плеча и поставил к стене автомат. Рядом положил нож и топор. Снял и бросил на землю куртку, и как врезал...

Огрёб он по-полной — Сашка оказался сильнее, ловчее и драться мастер. Хотя и сам без фингала не остался, но Федьку отделал — только держись. Губу расквасил и сбежал, шипя через плечо, что они ещё встретятся и уж тогда... непонятный какой-то этот городской. Чего грозиться-то, если им и сейчас никто не мешает? Они же за сарай отошли. Впрочем, и фиг с ним. Пора на ботанику.

А вот на уроке случилось непонятное. Этот самый мальчик, с которым только что подрался — единственный шестиклассник из вновь прибывших, заявил молоденькой учительнице, что он "в гробу видел тычинки и пестики вместе со всеми крестоцветными, и вообще ботанику считает никому не нужной чепухой".

Почему Касым-пекарь и Минька-скотник появились в классе, да ещё так быстро, было непонятно, но кивнула Клара Семёновна именно им и как раз на Саньку, которого тут же под белые рученьки мужики и уволокли. Вернулся он минут через десять. Смирный и внимательный.

— Что это было? — спросил Нах-Нах на перемене у Панаса, с которым сидел за одной партой.

— Как что? Порка. У нас же классическое образование, а не фигли-мигли. С телесными наказаниями — всё чин-чинарём.

— Что? Меня тоже могут высечь? — не поверил Фёдор.

— Хе! Ты сперва попробуй, заслужи. Санька, вон, слёту отметился, а некоторые бестолочи так и доучиваются ни разу не поротыми... увядают старые традиции, слабеет дух школярский, — вздохнул Панас так тяжко, что, несмотря на нереальность произошедшего, Нах-Нах невольно поверил в его искренность.


* * *

Сегодня Мелкая двигалась не так быстро, как, припоминается, в прошлые их пробежки. Привела на край просторной прогалины и позвала за собой на дерево. Устроились довольно удобно, просматривая залитое лунным светом пространство. Ждать долго не пришлось — маленький олень или крупная газель неслась стремительно, почти не касаясь травы, а за ней маячили тени вытянувшихся в беге хищников. Потом откуда-то выскочил ещё один силуэт и, разогнавшись за несколько мощных рывков, как-то хитро, по-волчьи, прыгнул, полоснув жертву клыками по горлу.

Кувыркание падающей добычи, прибытие загонщиков, пир — всё это было отлично видно. Федька смотрел и не верил собственным глазам — его пёс, Фагор, только что сработал из засады на дичь, загнанную стаей крупных лесных котов.

— Прайдом, — шепнула Мелкая. — Сейчас подтянется молодняк. Впрочем, можно подойти поближе, если хочешь. Они не станут убегать. Но картина не очень аппетитная для твоей чувствительной души, — странно, слова насмешливые, а голос спокойный, ничуть не издевательский.

— Интересно, а как собаке удалось приручить этих тварей и заставить выгнать оленя на него?

— Не знаю. Ты снимал на свои визоры?

— Конечно.

— Вот и покажем учителю на зоологии.

— Как? Прямо на уроке? Меня же выпорют, если сорву занятия.

Девочка вздохнула и взъерошила ему волосы:

— Какой же ты у меня ещё маленький, Нах-Нах. Расти скорее, — сухие губы на миг прижались к щеке. Если это поцелуй, то уж очень невнятный.

— Ты чего? — не понял мальчик.

— Ладно, проехали. Бежим обратно, а то будем на уроках носами клевать.


* * *

— Обычно мегакоты держатся в пределах некоторых территорий, считающихся их охотничьими угодьями. К человеческому жилью не приближаются, поскольку исключительно осторожны. Так что, Матвеев, сделанные тобою кадры весьма интересны. Особенно тем, что произошли эти события в непосредственной близости от крупного поселения. Считай, на нашем школьном дворе. Поэтому, к завтрашнему дню приготовь короткое сообщение об этом виде. Минут на десять, не больше. Только самое главное.

Вот так! Ничего не узнал, зато нарвался на поручение. Эх-х! Дурная голова ногам покоя не даёт! Это ведь опять после отбоя придётся трудиться, собирая в сетке разрозненные сведения об этих нечасто встречающихся тварях.

Впрочем, ночью в бытовой комнате он был не одинок — Мелкая присоединилась к нему, используя вместо визоров, которых у неё отродясь не было, трофейный шлем. Собственно, поисковик закинул обоих на один и тот же сайт. Едва заглянув в него, ребята уставились друг на друга округлёнными глазами.

— Они разумны, — выдохнула Ниночка.

— Коты моего пса приручили, — охнул Федька, и "качнул" программу-переводчик. — Что? Попробуем пообщаться с тварями лесными?

— Нет. Сегодня нужно подготовить сообщение для урока зоологии, — Мелкая, как всегда, деловита и последовательна. А ещё она придирчиво рассматривает свой шлем. Точно, вот же светодиоды-фонарики по краям передней части: — Кажется, и на это устройство программа встанет. Так что насчёт следующей ночи, Нах-Нах?

Из спальни мальчиков донёсся грозный рык. Когда Федька туда вбежал, Фагор сидел на Санькиной койке поверх натянувшего на себя одеяло хозяина и угрожающе ворчал. Впрочем, остальные проснулись, включили свет и столпились вокруг.

— Интересно, что это затеял наш новенький? — староста согнал с кровати пса и откинул байковое полотнище. — Мурашей решил подсыпать Нах-Наху, — вырвал он из рук злоумышленника заткнутую ваткой бутылочку. — Не помню уже, — добавил смущённо, — первый класс или подготовительная группа? Парни — имеем клинический случай прогрессирующего инфантилизма. Как будем лечить?

— Страшными сказками на ночь, — уверенно откликнулся Фитиль. — Устраивайтесь, ребята, поудобнее. Сегодня у нас "Черная рука".

— Нафиг, — откликнулся Панас. — Ты ещё "Репку" расскажи.

— Уговорил, — ничуть не смутился записной заводила класса. — Итак, посадил дед репку. Выросла репка чёрная-пречёрная... Нах-Нах, скотина, выключи свет и закрой дверь с той стороны, а то настроение у слушателей неправильное.

Последнее, что заметил Федька — рука старосты, тихонько вытряхивающая мурашей на Санькину кровать за спиной её отвлекшегося хозяина. Да уж, по сыгранности с этим классом некому потягаться — очень дружные ребята. Понимают друг друга без слов.

Вскоре до бытовой комнаты долетел вопль покусанного Саньки, потом остальные тоже перетряхивали свои постели — ночь выдалась весёлая.


* * *

Сделанное Федькой сообщение о разумности мегакотов зоологичка записала и отправила директору. Сан Саныч отреагировал мгновенно — короткий ролик в начале следующего урока крутнули во всех классах, после чего занятия были сорваны окончательно — даже в столовой тема бурно обсуждалась, а уж легенды об этих неприятных с виду тварях... во многих семьях хранились свои предания, а тут их разом все и припомнили — такие, в которых участвовали представители заинтересовавшего ребят вида. Дело в том, что наличие интеллекта объясняло многие моменты...

— ...схватились сразу два кота за ружьё Силантия и повисли на нём — шесть-то пудов не вдруг удержишь. А остальная стая давай рыбу есть прямо с вешала. Только не по вкусу она им пришлась, потому что солёная. Они и ушли, а дробовик дед потом с дерева сымал — высоко его затащили, чтобы он в их не стрелил.

— ...лежит тот младенец на крыльце, а по всему телу следы зубов, но не прокусы, а, вроде как, щипали его. То есть, на манер, как кошка котёнка за шкирку таскает, а кожа-то и не оттягивается. Как уж они его дотащили до жилья — никто так и не понял. Брата моего, Евсташку, который в будущем году в школу пойдёт — он-то не помнит, потому что маленький был. А я своими глазами видел, и следы мы потом смотрели до самого места, где носорог родителей его стоптал.

Программу-переводчик скачали все, у кого имелись визоры, после чего толпы контактёров отправились прочёсывать окрестности, желая побеседовать с неожиданно выявившимся разумным видом. Разумеется, намерения у всех были самые добрые, но осуществиться им не довелось — вторая сторона на встречу не явилась.

— Жалко, что броневичок отогнали, — сказала Мелкая ближе к вечеру. — Коты с перепугу аж к Рогозовым озёрам ушли. Далеко это, на ногах туда и обратно не обернуться, а на параплане ночью не шибко-то полетаешь.

— Час закатный, час восходный, — улыбнулся Федька. Успеем полсотни километров пролететь под куполами. Только Бероева нужно предупредить, чтобы он не хватился инвентаря и не поднял бучи.


* * *

— Они где-то недалеко, Нах-Нах. Мне даже кажется, что следят за нами, — сумерки уже опустились, и в небе проявились звёзды. Луговина, на которую приземлились ребята, недавно покинута какими-то крупными копытными — трава частично выщипана, частично примята, кучи навоза то там, то тут. Гладь озера с одной стороны и густые заросли со всех остальных. Тихо, будто всё вокруг затаилось, ожидая чего-то от внезапно появившихся здесь незнакомцев. — Ну что? Посигналим?

— Посигналим. А что передавать?

— Обычно, сначала здороваются, — белозубая улыбка Мелкой видна даже в потёмках.

Активировав программу-переводчик, Федька так и сказал:

— Здравствуйте.

— Выражение в базе отсутствует, — ответили визоры.

— Приветствую, — попробовал мальчик другой вариант.

Опять не нашлось нужного слова. Некоторое время ребята перебирали всё, что приходило им в голову, вплоть до "Салфет Вашей милости" — глухо.

— Попробуем сообразить, что могут говорить друг другу при встрече незнакомые дикие звери, — ехидничала Мелкая.

— Конечно же: "Удачной охоты", — озарило мальчика. — Это же классика!

— Слова "удачный" в базе нет, — отозвались визоры.

— Успешной?

— Нет.

— Хорошей?

— Нет.

— Обильной?

Перебор прилагательных продолжался также безуспешно, пока не попробовали слово "большой" — вот тут всё сразу и нашлось, после чего ребята принялись передавать эту короткую посылку во все стороны, крутясь на одном месте и стараясь не угодить в навозную кучу. Часа два трудились — бесполезно. Никакого интереса к себе так и не приметили — ни одна тень не промелькнула в слабом свете звезд. А потом сразу три мегакота вынеслись из недалёкой заросли и бросились прямо на них, хрипя тяжёлым дыханием и чуть не спотыкаясь на ходу. Вываленные языки болтались тряпицами, бока вздымались, а в считанных шагах сзади из мелколесья выломился... слоносвин.

— Проклятье! Ну сколько же можно! Я ведь даже мушку не различаю в темноте! — вскричал Федька. — Мелкая! Бегом в воду — занырнёшь в камыши и отсидишься.

Улёгся на живот — не на что здесь, посреди ровного места, ствол положить. Да и рожок его коротышки булл-папа — не слишком удобная опора, потому что торчит вниз у самого плеча, оставляя на весу весь ствол. Девочка же и не подумала никуда мчаться. Она что-то подложила под цевьё Федькиного автомата, и потом мазнула пальцем по мушке и прицельной планке — и они замерцали, став различимыми.

— Ду-дук, ду-дук, ду-дук, — заговорил Т022 короткими двойками. Глаз несущегося на него зверя, в которые целил раньше, в потёмках не разглядеть, но он помнит их место на фронтальном контуре — в который раз уже выносит на него подобную ряху!

Клыкастый кошмар рухнул, замерев буквально в двадцати шагах от детей. Федька спокойно поднялся, подобрав с земли опустевший магазин, который руки сменили сами, без участия разума. Ниночка, отложившая свою бесполезную мелкашку, но удерживая лупарь — пистолет под ружейный патрон, едва не выбивший Федьке локоть, когда он пробовал из него стрельнуть — медленно приседала, расстёгивая брюки.

— Ты чего? — испугался мальчик. — Не сейчас же!

— Отвернись, дурак! У меня живот скрутило.

Смущённый Нах-Нах, достал нож и пошёл добывать печень — они ведь сегодня пропустили ужин, чтобы перелететь сюда до наступления темноты.

— Большая охота, — сказали визоры.

Крупный кот стоял, высунув язык, загнанно поводя боками, и моргал. Программа перевода исправно сообщала: — "еда", "спешить", — а потом неуверенно хрюкала и добавляла: "неизвестное выражение", "неразборчивый символ", "знак не прочитан", "еда" ...

Потом они с Мелкой купались в тёплом ночном озере, причём без одежды.

— Нечего трусы мочить, мы же сговоренные, — сказала девочка, раздеваясь на берегу.

Потом на сухом взгорке дикие твари из дикого леса окружили ребят плотным тёплым кольцом, устроившись вокруг, чтобы переварить сытную трапезу. Выставленный дозорный ходил, покачиваясь от обжорства, но зорко поглядывая по сторонам осоловелым взглядом.

На первый урок они успели, пропустив и зарядку на огороде, и плотный завтрак из четырёх блюд. Всё-таки, порядки тут в Плёткино сильно отличаются от тех, что бытуют в земных школах — никто ни о чём не спрашивал... до самого обеда. А уж тут пришлось выкладывать всё, кроме эпизода с Нинкиным животом. Впрочем, городской Санька, посмотрев на визорах записи со шлема девочки, куда-то подозрительно заторопился.


* * *

— Нинка! А как же ты со своим Нах-Нахом живёшь, если он такой маленький? — Маруся со Стебельком решили выпытать у подруги самые главные "обстоятельства", пользуясь, во-первых, тем, что они старше и "опытней", а во-вторых — близким знакомством, окрепшим во время учёбы на снайперов в одной небольшой группе.

— Поклянитесь хранить нашу тайну, иначе не отвечу, — Мелкую, похоже, и саму распирает от желания поделиться хоть с кем-нибудь своим секретом — она явно не собирается замыкаться в себе, да вот как-то не сошлась тут ни с кем достаточно близко, чтобы разговаривать на столь трепетные темы.

— Клянёмся, — разумеется девчата и не думают упрямиться и мгновенно принимают условия.

— Я тоже ещё маленькая, — фыркает Нинка. — Нет, не так, как вы подумали — тут как раз всё в порядке. Но только мне пока этого самого как-то не хочется.

— Ой, темнишь подруга! Неужто он к тебе не лезет и рукам воли не даёт? — недоверчиво щурится Маруся. — Не похоже это на парней!

— Так он же не здешний. Воспитан по-городскому. А они совсем другие. Ну, то есть заторможенные и нерешительные. Я его даже нарочно подразнила, когда готова была на всё для него, а он не понял и вообще не среагировал.

— Ну-ка, ну-ка, выкладывай, когда это ты, такая маленькая, что тебе даже ничего не хочется, была готова для него на всё? — изогнула бровь Стебелёк.

"Спалилась", — поняла Мелкая. И почувствовала, как загорелись щёки.

— Я в него по уши втрескалась, — шепнула она чуть слышно, покраснев до корней волос.

— Тяжёлый случай. Придётся лечить! — Маруся посмотрела на долговязую Стебель.

— Ты чо!? — недоуменно воскликнула та. — Это ж, считай, дар судьбы!

— Дар — это если взаимно. А он к тебе как относится? — пихнула Маруся Нинку.

— Словами не говорит. Он действует.

— Что-о? Ты ж говорила — не было у вас ничего.

— Так ничего и не было, если не считать, что пару раз он жизнью рисковал для моего спасения.

— Ну это ещё не любовь. Просто мужик, как мужик, — усмехнулась Стебель. — С другим бы просто ни одна дура... ой, чего ты пихаешься, — зыркнула она на Марусю.

— Много ты понимаешь: "ни одна дура...". Вовсе даже наоборот — всё, как сдуру, и выходит. Вспомни инструкторов наших — смотрят друг на друга, облизываются, и несутся сломя голову в разные стороны.

— Не так всё, — тряхнула головой Мелкая. — Я с ним, словно дома. С папой, с мамой, с братьями, — смахнула она невольную слезинку. — Мне уютно, когда он рядом.

— Нет, это тоже не любовь, — покрутила головой Маруся. — Это привычка. Она для семейной жизни хороша, а не для пучины страсти. Хотя, слушай, мне как батюшка сказал, что отдаст меня только по любви, если я буду хорошо учиться, так у меня сразу такие способности к наукам проявились — сама не ожидала. Последний класс вон уже, а любви, как не было, так и нет.

Девушки переглянулись и хихикнули. Старшей из них, шёл шестнадцатый год, а младшей — четырнадцатый.

Глава 12. И снова слоносвин.

— Нах-Нах, Мелкая! — преподаватель математики, приняв вызов по визорам, с интересом оглядел класс. — А-а, Матвеев и Уткова! Срочно пожалуйте на полётную площадку с оружием.

Про оружие мог бы и не говорить — никто с ним в этой школе не расстаётся. Хотя, после подобного уточнения понятно, что "жаловать" следует вприпрыжку, и обязательно захватить побольше патронов, завернув для этого на семь секунд в жилой корпус.

Тут с поляны для уроков мотопарапланеризма уже стартуют преподаватель Бероев и старшеклассница Маруся, а Дара Руслановна, что читает "Оружие и боеприпасы" смущенно улыбаясь, подаёт Ниночке свою странную винтовку:

— Не подходит твоя мелкопулька для этого дела. Справишься? Не забыла, как с ней обращаться? — распихивает она по карманам подруги странные четырёхпатронные обоймы.

— Седьмой класс, группа девочек, атакованы слоносвином на пятом маршруте у Обгаженных Скал, — быстро ввёл их в курс дела директор. — Зверь ранен, разозлён. Выручайте, ребята! Егеря по земле раньше вас не поспеют, а из тех, кто действительно хорошо стреляет и, одновременно, способен лететь — только вы готовы.

Хорошо, что не одни патроны прихватили они по дороге, тем более, что Нинка всё равно их с собой не берёт, поскольку сменила ствол на более мощный. Главное — разведчицкие шлемы надели, трофейные. С аппаратурой, что в них понапихана, значительно легче обнаружить опасность даже в густом лесу.

— Жалко, что Дара в тягости, — сказала Мелкая, уже когда набрали высоту и легли на курс вдогон за товарищами, — вот уж она бы показала класс!

А Федьке страшно. Он при виде таких монстров трижды чуть не обгадился со страху, каждый раз считая своё спасение чудом. В данном же случае ему предстоит самому ввязаться в схватку со зверем. Остаётся только коситься на подругу, завидуя её сосредоточенности и самообладанию. Сразу видно: воин, командир. Кремень-девочка — не чета ему, сопляку, тщащемуся подражать здешним, взращённым в спартанской суровости сверстникам. А впереди уже видно, как Маруся и Бероев расходятся в разные стороны, чтобы повернуть навстречу друг другу.

— Проклятая листва — ничего не разглядеть, — ругается преподаватель, — и наугад по качающимся деревьям стрелять нельзя — ребятишки на ветках.

— Попробую сесть на тропу у скалы, — откликается Маруся. — Там, кажется, есть просвет.

— Проходим над целью, — докладывает Мелкая. — Нах-Нах, ты хоть что-то видишь?

— Стволы ружей — то есть металл — дают отметки. Остальные картинки размыты листвой, — Федька уклоняется от вершины чего-то развесистого и широколистного, видит зеркальце воды правее. — Сажусь, тут пятачок подходящий.

— Это болотина, дурак! — взвизгивает Мелкая.

Но, менять что-либо уже поздно. Можно лишь попытаться угадать ногами на поваленный ствол. Увы, подобное мастерство под силу только таким искусникам, как Маруся или Бероев, хотя... — попытался "положить" купол на вершину деревца на краю прогалины, чтобы повиснуть, но в результате ничего не вышло — вляпался в напоённую водой жижу, уйдя в неё до подмышек. Не глубже, скорее всего, благодаря разведённым локтям. И автомат, который пытался уберечь, макнул-таки в это вязкое тесто.

Попытка подтянуться за стропы увенчалась полным "успехом" — купол послушно собрался у самого загривка, как раз позади увязшего и тянущего вниз ранца. С трудом продираясь руками через густую пульпу, отстегнулся от привязной системы и достал с пояса нож. Кругом взбаламученная вода, перемешанная с грязью. Хотя, чего уж там — трясина.

Нож. Отрезанная стропа, к которой привязывается запасной магазин. Бросок в сторону недалёкого чахлого куста — нет зацепа. Вторая попытка — опять неудачно. Вот же зараза! Ему нужно торопиться, пока эта животина не постряхивала девчат с деревьев — некогда сегодня мутызгаться в этой идиотской болотине! Ха! Идея! Перевязал верёвку, укрепив её за переднюю часть автомата. В этой ситуации торчащий сзади магазин способен сыграть роль крюка. Есть зацеп, вытягиваемся. Только аккуратно, без рывков, чтобы не отломать рожок. Всё. Вылез. Дальше — на брюхе, потому что грунт здесь проминается, выпуская наверх воду, и запросто может снова "пропустить" его вниз. Он всё ещё в болотине, не развороченной его падением, но зыбкой и коварной.

Так где, наконец, эта скотина-слоносвин? Ведь совсем рядом верещит, скрытый от взора загущённым подлеском. А автомат в плачевном состоянии... первый-то выстрел сделает, а перезарядится ли, неизвестно — весь уляпан грязью.

Плюх — следом за ним точно на освобожденное место свалилась Мелкая. Но купол опал удачно — можно дотянуться до края полотнища. Тянем-потянем — вытащили Нинку. Хотя, всё относительно — она вылезла из трясины по пояс, а он настолько же в неё погрузился. Твёрдой-то опоры под ногами, как не было, так и нет. Опять же куст, до которого добрался, подался вместе с кочкой — ничего надёжного вокруг!

Но, настоящий боец — он и есть воин. Девушке всё пофиг. Она решает поставленную задачу — уже пристроила ствол винтовки на плечо парню и целится куда-то за Федькину спину. Бум-м. Верещание, как отрезало. Уф-ф. Цель достигнута — чудовище повержено, а загнанные на деревья семиклассницы свободны. Где-то там, за спиной. Теперь можно выбираться из грязи уже без поспешности и спасать пострадавший параплан.


* * *

Поранившуюся о сломившийся сук Степанидушку одноклассницы утащили за полкилометра на голый из-за крутизны склон, откуда Бероев умудрился стартовать, прикрепив пострадавшую к себе. Маруся тоже сумела сесть, не поломав себе ничего — она вообще словно чувствует движение воздушных потоков и летает так, будто родилась с куполом над головой. Только вот к развязке не поспела — оказалась далековато от места событий.

Нах-Наха и Мелкую отмывали у скудного родника, поливая водой из походных кружек. Ну, так, слегка оттёрли сверху, а потом заторопились домой. Топать-то больше десятка километров и отнюдь не по асфальтированной дорожке. Впрочем, у чистого озерца с удобным твёрдым входом в воду ребят оставили — им надо было срочно мыться как следует, потому что забравшаяся под одежду грязь начала раздражать кожу.

Маруся осталась, чтобы прикрыть "голубков" от возможной опасности — слоносвин мог быть не один, да и других хищников отсюда никто не прогонял.

— Не буду на вас смотреть, — ухмыльнулась "охранница", заступая на пост. — Купайтесь в своё удовольствие, — и скрылась неподалеку, растворившись среди листвы.

Отполоскали купола, оплакали порезанную стропу, постирались и сами поплавали, настороженно поглядывая на наготу друг друга и избегая прикосновений. Словно привыкали к чему-то запретному, но не для них, если наедине. Оба чувствовали себя скованно и усиленно делали вид, будто ни капельки не смущены. Даже разговаривали исключительно по делу. Дожидаясь, пока просохнет одежда, почистили и смазали оружие, обсудили особенности винтовки, из которой сегодня стреляла девочка. Вот просто боевые товарищи в момент короткой передышки, и всё тут.

— Одеваемся, — вдруг сказала Мелкая, — и через минуту была полностью экипирована, словно солдат, поднятый по тревоге. Впрочем — Федька от неё не отстал. Только потом спросил:

— Куда такая спешка? Маруська, что ли, решила за нами поподглядывать? — завертел он по сторонам головой, пытаясь угадать, откуда подобралась эта шельма.

— Она всю дорогу с нас глаз не спускает, любопытина. Нет, какие-то мужики приближаются целой толпой. Наверное, егеря подоспели. Им, вообще-то, должны были дать отбой, — засомневалась она на секунду, — ну да как подойдут — узнаем.

Федька надел шлем и осмотрел окрестности через его аппаратуру: где-то далеко среди зарослей что-то невнятное как бы обнаружилось, но разобрать кто — с такого расстояния немыслимо. Видно только, что приближаются и, судя по плану местности, по звериной тропе, ведущей как раз сюда, к воде.

— Как ты их учуяла? — спросил он с недоумением. — Это какая-то ваша аборигенская хитрость? Научишь меня?

— Не получится. Мне кажется — мужчины вообще не могут так чувствовать. И это не хитрость и не наука, а, словно проснуться. Дара Руслановна как-то раз показала... не знаю, как объяснить. Словно прикосновение к чужому сознанию. Только это не всегда. Помнишь, как коты на нас добычу навели? Я ничего не воспринимала, пока не увидела. А сегодня, наверное, что-то сдвинулось в сферах небесных — весь мир, будто на ладони.

— Ты и меня чувствуешь? — Нах-Наху стало неудобно, потому что о некоторых вольностях по отношению к Нинке он немножко мечтал.

— Ага. Ты такой забавный, особенно там, на болотине. Понимаешь, обычно, если кто в такой зыбун вляпается, то начинается ужас, паника, дерганина. А из тебя попёрла досада на глупую задержку, не позволяющую врезать как следует этой свинье-переростку. Потом — ушат ледяного спокойствия и яростная сдержанность.

— А про то, что я о тебе недавно думал...?

— Забавные вы, городские! — недобро ухмыльнулась Мелкая. — Ишь, распереживался, будто маменькин сынок! Не ссы, прорвёмся, — вдруг заключила она с неожиданной резкостью, словно он заговорил о неприличном. Хотя, да. Марина, что воспитала Федьку, этих тем не просто избегала. Хуже! Вела себя так, будто их вообще не существует. Если бы мачеха с отцом иногда не мурлыкали у него на виду, обмениваясь обещающими взглядами, он до сих пор считал бы то, что происходит между мужчиной и женщиной, чем-то грязным и противоестественным. Недостойным, в общем.

Парни тоже добавляли к этому изрядную лепту брезгливости, обсуждая девчат так, будто осуждают их чуть ли не за всё на свете. Презирают и всячески стремятся... а вот в отношении устремлений начинались намёки, недоговорки или откровенное хамство. Не на это ли его отношение так резко изменилась Мелкая — минуту назад рассудительная и доброжелательная девочка вдруг стала насмешливой и высокомерной.

"Нырнув" в шлем, Федька убедился, что неясные размытости приблизились и стали различимы, как довольно многочисленная группа вертикальноходящих теплокровных. Надо же, откуда она их учуяла?!

Разговаривать дальше уже расхотелось, и ребята принялись сворачивать просохшие купола. Лететь обратно им не светило — выкупанные в трясине ранцевые двигатели даже включать было боязно без полной ревизии. А грузовик, посланный из школы за мясом, сейчас только грузят — так что лучше чуток подождать, чем топать многие километры с тяжестью на спине. Тем более, что и во времени не выиграешь, как бы ни торопился.

— Чего прячетесь, вояки? — строго обратилась Мелкая в сторону зарослей. Голос чёткий, просто командирский какой-то, легко преодолел пару десятков метров, оставшихся до рубежа, на котором расположились визитёры, остающиеся под прикрытием заросшей мелколесьем опушки. — Мы — маленькие детки, севшие передохнуть на бережку лесного озера. Сегодня не кусаемся, — продолжила она насмешливо. Вернулась к ней бедовость... как только оделась.

Больше десятка мужчин в удобных пятнистках, появились из зарослей, где явно маскировались, стараясь подобраться незаметно. Единообразный внешний вид, чисто выбритые лица — сразу понятно — воинское подразделение. Федька не удивился, что девочка пришла к сходному выводу. Тем более — дальнейшая её речь заинтересовала и его самого:

— Командир, охранение выставлено, так что предлагаю личному составу подойти поближе и расположиться на отдых. — Мелкая была серьёзна и спокойна. — Я же, тем временем, доведу до вашего сведения обстановку.

Деликатные формулировки явно уставных слов произвели на пришедших благоприятное впечатление — они, обмениваясь какими-то своими знаками, подошли и уселись тут же на бережку.

— Э-э, Василий-если-без-чинов! — уверенно обратилась подруга к старшему, — через сорок минут в трёхстах метрах в том направлении, — махнула она за спину, — пройдёт грузовик до Плёткино. Будут места в империале.

На серьезном лице командира промелькнула тень узнавания.

— Снайпер Мелкая? Если запамятовали, капитан Савельев к вашим услугам, — ответил мужчина, галантно снимая форменное кепи и обнажая идеально белую шевелюру.

— Лейтенант Фролов, — тут же сверкнул улыбкой подошедший к командиру высокий разведчик, даже руку протянул для рукопожатия — Мелкой, — и снова здравствуйте... детишки.

И тут Федька разом его узнал. Это же тот, который их тогда остановил по дороге с войны. И Мелкая чуть отшатнулась, но былого испуга заметно не было, только лапу проигнорировала, видимо припомнив, как этот парень облобызал ей ладошку при прошлой встрече, и не стала давать повода для повторной галантности, вообще отвернувшись от лейтенанта.

— Познакомьтесь, капитан, — обратилась она к Савельеву. — Это Нах-Нах, четвертый поросенок, если не в курсах.

Федька ухмыльнулся, но сам ничего говорить не стал. Приятно было посмотреть, как слегка озадачился матерый разведчик Фролов на вызывающую нелюбезность Мелкой. Впрочем, переглянувшись с капитаном, понимающе улыбнулся, и почти одновременно с Савельевым произнес:

— Здорово, Нах-Нах.

— Привет, Нах-Нах.

— И вам не хворать! — деловито кивнул мальчик.

После чего, командир негромко многозначительно кашлянул, и лейтенант, подмигнув Фёдору, мгновенно шагнул назад, круто развернулся и потопал к остальным, уже располагающимся на бережку.

— Позвольте поинтересоваться, — понизив голос, сразу продолжил капитан. — Отчего нам надобно в Плеткино?

— А-а, — Мелкая по-прежнему сурова. — Так на местности отмечена повышенная активность слоносвинов, набежало откуда-то их нынче небывало много. Похоже, на миграцию. На всякий случай напомню — зверь этот, хоть и не хищник, а жрёт всё подряд, отличается раздражительностью и гоняет от себя любую живность. В общем — нападает он обязательно. Советую применять против него бронебойные пули.

— Такие и применяли, — дослушав до конца, спокойно кивнул капитан. — Вон, Андрюха — лейтенант Фролов, одного-таки завалил, часов пять назад. Но, честно говоря, еще раз встретить подобную орясину, а тем более большее количество оных — желания не испытываем. Так что, спасибо. Воспользуемся вашим предложением. Что ещё?

— Что ещё? — взгляд Мелкой чуть потеплел. — Егеря тут запросто могут встретиться. Прощевайте, мы к дороге перейдём, ну и охранение своё прихватим.

— Охранение? — цепкий глаз капитана быстро обежал ближайшие кусты, озерцо, даже ветки высоких деревьев.

И только тут Федька вспомнил и этого дядьку — он же догнал их после блокпоста на дороге! И ведь представился тогда. И хоть бы что щёлкнуло в голове, когда Мелкая назвала его "Василий-если-без-чинов". Но почему-то почти стёрся из памяти тот случай, в отличии от запугиваний наглого лейтенанта.

— А, — вырвалось у Фёдора против воли, — вы же как раз про неё спрашивали!

— Про кого? — насторожился седой командир.

— Боюсь, ничем больше не можем быть вам полезны, — с Мелкой словно сдуло задиристость и непринуждённость. Тон ледяной, брови насуплены, взгляд — уколоться можно.

Капитан задумчиво кивнул, пробормотав: "Плеткино, значит?", и помог девочке навьючить на себя ранец-мотор.

— До свидания, ребята.

Федька, отошедший на пару шагов даже оглянулся, уловив в его тоне не просто прощание, а прямое намерение свидеться снова. Но Савельев уже отвернулся, оглядывая окрестности и держа оружие наготове. Серьезный мужик.


* * *

— Почему мы так быстро ушли? — полюбопытствовал Нах-Нах, когда они миновали поворот.

— Им ведь искупаться хочется, — как от кислого скривилась Мелкая. — Кто вас, землян, разберёт! Вдруг застесняются.

— Они-то? — усомнился Фёдор, снова вспоминая первое знакомство с лейтенантом. — А этот, как его...

— Давай не будем про него, — передернула плечами Мелкая, словно поняв, о ком он хочет поговорить. И когда парень кивнул, указала вверх: — охранение нас покидает.

Проследили за лёгким взлётом Маруси — у неё-то параплан в полном порядке, а вертикальный старт с использованием тянущих винтов в режиме импеллера — это вообще захватывающее зрелище. Тоскливыми взглядами проводив удаляющийся купол, пошли туда, где грузовик оставил единственную на всю округу колею — теперь, до самого сезона дождей, этот след будет считаться дорогой.

Глава 13. Встретились два одиночества.

Пропущенные уроки — всегда плохо. Тут, в Плёткино, никто никого не подтягивает и не устраивает дополнительных занятий для отстающих. Желающий — догонит. Несмотря на занятость учеников в течение всего периода бодрствования, тот, кому надо, способен урвать часок вместо сна или приёма пищи. Вот и сейчас пропустившие новый материал Федька и Нина засели в бытовой комнате жилого корпуса, чтобы просмотреть сделанные для них записи сегодняшних уроков.

Зашла Стебелёк:

— Что там у вас случилось с Маруськой? На ней же лица нет!

— Было лицо, я видел, — машинально отмахнулся Нах-Нах.

— Ничего вы, мужики, не понимаете, — тут же набросилась на него Мелкая. — Было с ней что-то не так, я сама видела, когда она взлетала. Но ведь нормально добралась, правда?

Пока мальчик припоминал, что же такого особенного приметила его сговоренная, с улицы через окно неслышной тенью впорхнула сама Маруся:

— Девочки! Как я вам? — хмыкнула она, покрутившись перед замолчавшими подругами. Камуфляжные штаны, серая футболка, не мешковатая, как обычно, а обтягивающая уже неплохо оформившуюся фигурку. Широкий кожаный ремень с бляшкой. Волосы, стянутые в тугой хвост у затылка, роскошной копной прикрывают спину. Взгляд веселый и решительный.

— И куда собралась? — первой поинтересовалась Стебель, обходя её по кругу, — красотка наша!

— На свиданку! — улыбнулась во весь рот Маруся, показывая калитку между передними зубами. — В окно гляньте — ждет, касатик.

Девчата рванули к окну, на которое указывал кивок, и тут же сползли на пол.

— Сюда глянул!

— Да сколько ему лет?!

— Капитан Савельев! — кивнула Мелкая, заодно сообщая новость Федьке, оставшемуся сидеть на месте. — То-то он тебя, Марусь, разыскивал. Как позвал-то?

— А никак, — Маруся подбоченилась, словно репетируя разные позы. — Сама что ль без понятия?! Кого ему еще ждать? А что спрашивал — это понятно. Обещалась ему давеча — в любое время, как пожелает.

— Ну ты офигела! Кто ж такие обещания мужику дает?! И что — вот прямо пойдешь и дашь, что ли?

— Ну а что? — хмыкнула Маруся. — Завидно чтоль? Ладно, ладно, шуткую я так, для храбрости. Порвать он меня обещался, на мелкие клочки. Голыми руками.

— Кто бы меня порвал, — флегматично откликнулась Стебель, и тихонько вздохнула.

— В прямом смысле — порвать? — уточнила Мелкая.

— А когда успел пообещать? — вмешался Нах-Нах. — Чем ты ему так нАссолила? Это когда возвращалась с войны в город?

— Раньше. Ещё когда воевали.

— Это как? — воскликнули девчата хором.

— Колонна, в которой он следовал, нарвалась на нашу засаду.

— Ведьмин студень? — охнула Мелкая и прикрыла рот ладошкой. — А почему он остался без ожогов?

— Потому, что колонна оказалась длинная, а он в головной заставе был. Ну да у нас сюрпризов было наготовлено много — очень уж шумно они двигались, так мы ещё кое-что дополнительно подтянуть успели. В общем, крутилась его коробочка, как уж на сковородке. Чуть не ушла. Ну а потом — картина маслом. Куча пацанов у меня, словно на ладони, тычут беспомощно во все стороны своими автоматами, а я, будто в тире. Так парень этот оказался бешеным, но вменяемым. Хоть и скрипел зубами, но сдачу оружия скомандовал и хлопцев своих обратно увёз. Очень он хотел мне тогда в глаза посмотреть. Заодно и, того — порвать на кусочки. Мужики его едва не хлопнули, но послушались, на мою голову. Посмотрел... — не договорив чего-то, Маруся замолкла.

— Понравился? — понимающе хлопнула её по плечу Стебелёк. — Да молчи уж, неча лжу речи.

— Окстись, долговязина. Да я едва не описалась, когда встретилась с ним взглядом. Уж вроде наших вокруг тьма, а он один и безоружный, а волосы на затылке зашевелились. Как уж тогда сил хватило язвить, да куражиться, до сих пор не пойму.

— А чего тогда пойдешь, вдруг опять так же глянет? — среди молчания Федькин вопрос прозвучал очень логично и спокойно.

Маруська перестала скалить насмешливые гримасы и слегка побледнела:

— А то и пойду, что обещалась. Прощевайте, в общем. И пусть не думает, будто я его боюсь.

Загомонили все разом, но Стебелек была громче и решительней остальных:

— Меня слушай! Значит, диспозиция у нас будет такая...


* * *

— Товарищ капитан! — обратился Федька к прохаживающемуся вдоль аллеи седому. — Соблаговолите следовать за мной, — на этом "соблаговолите" особенно настаивала Стебелёк, утверждая, что чрезвычайно важно применить именно это устаревшее слово.

Мужчина остановился перед Федькой, удивленно приподняв бровь.

— Куда же это, достопочтенный Нах-Нах?

— Вам туда, — парнишка махнул рукой в сторону молодых берёз, где маячил женский силуэт в традиционной для этих мест длинной юбке. Вот только обтягивающую серую футболку и кожаный ремень Маруся сменить отказалась — мол так разговаривать ей будет привычней.

Поглядев, как ещё больше потемнело загорелое лицо капитана, как он на мгновение замер, а потом решительно направился в сторону девушки, Нах-Нах подумал было, что не стоит оставлять их одних, но послушав сердитый эфир, тактично удалился.


* * *

Маруся впервые не знала куда девать руки и вообще немножко злилась на девчонок, заставивших надеть Федькины визоры. Словно ей может что-то угрожать — здесь-то! Когда мир установился уже полгода назад.

Да ничего он не сделает! Однако приближающийся враг, или бывший враг, вызывал даже не просто мандраж, а крупную паническую дрожь. Что-то скажет? Или опять просто посмотрит? От этой мысли ощутимо засосало под ложечкой. И то верно, с тех пор как разглядела его на берегу, кусок в горло не лез.

Оставалось взяться руками за пояс, чтобы не дрожали, и ждать, надеясь, что держится достаточно прямо, а хвост на затылке растрепаться не успел.

А он, гад, идет, хоть и решительно, но как-то нарочито медленно. Или кажется ей оттого, что хочет скорее покончить с этой ритуальной нафиг никому не нужной встречей? Отвернулась, словно не особо ей интересно, когда он там подойдет. Место тут удачное, полянка прямо перед беседкой, закрыта с трех сторон живой изгородью. Девки, конечно, его из прицелов не выпустят, а остальным нечего тут смотреть.

— Добрый вечер! — голос капитана едва не заставил подпрыгнуть. Нашла время глазеть по сторонам!

— Кому добрый, а кому не очень, — ответила бойко, разглядывая в упор его жилетку-разгрузку, да пересчитывая карманы. Неплохо выглядит, надо бы себе такую же завести. Сшить, вроде, не проблема...

— А что же так? Настроение плохое, или так рада меня видеть?

Насмешка в его голосе, живо заставила взглянуть в эти наглые глаза. И опять словно током прошибло, даже дыхание перехватило. Но взгляда не отвела и через мгновение "отпустило".

— Нормальное у меня настроение, капитан. Давай уже к делу. Обещалась встретиться, когда пожелаешь, и вот она я, вся перед тобой.

А он смотрит непонятно, то ли с любопытством, то ли оценивающе. Или может не её оценивает, а расстояние для удара? Разведку ножом работать учат в первую очередь. Если решится — ничто её не спасет.

— К делу — так к делу, — легко согласился капитан. — Может, в беседку пройдем?

— Это еще зачем?

Он как-то весело ухмыльнулся и пожал плечом:

— Страшно? — и тут же пояснил, не дав ей высказаться. — Так наблюдают же. Не удивлюсь, если держат на мушке. Неприятное, знаешь ли, чувство. Впрочем, потерплю.

Оставалось покраснеть, и еле заметно кивнуть:

— Убедил. Пойдем в беседку, — и топать впереди него, ощущая взгляд не только на затылке, а и на всем теле сразу.

И мысли в голове так и норовят свести с ума. Чего же ещё ему от неё надо? Что рвать на клочки не будет — это она уже догадалась, не дура.

— Присядем?

В беседке — довольно просторно, вдоль решетчатых стен, оплетенных гибкими растениями, идут скамейки.

— Постоим, — нечего ему тут рассиживаться.

— Ладно. Как скажешь.

Остановился он очень близко. Маруся даже вспомнила, как читала одну книгу про жесты, и там говорилось, что жители густонаселенных мест — городов — позволяют себе вставать к собеседнику более близко, чем селяне. Потому для него может такое расстояние и нормально, а ей некомфортно, да только сделать шаг назад не позволяет гордость.

— Говори уж скорей, чего надо, да и разойдемся.

Судя по его широкой улыбке, сказала она совсем не то, что следовало:

— Так быстро хочешь от меня избавиться? Эх, Маруся!

— Капитан...

— Знаешь, мы уже так хорошо знакомы, что вполне можешь звать меня по имени.

— Не нравится мне твое имя, — фыркнула девушка. И не то чтобы соврала, но правда же, у них дома Васькой кота звали.

В его глазах она прочла странный интерес, и по позвоночнику поползли мурашки.

— Вот как! Не нравится мое имя? Н-да. Это проблема.

— Издеваешься? — вспыхнула Маруся. — Никакая не проблема, привыкну, — что он её, за вертихвостку принимает? Она не городская, чтоб ломаться по такому дурацкому поводу. И нечего ему так тепло ей улыбаться, не на свидании, в самом деле. Потому сказала довольно резко: — Давай, Василий, говори уже, что там нарешал насчет меня! — вот, назвала — и нет уже внутри протеста.

— Много нарешал, — спокойно ответил он. — Но для начала извиниться хочу.

— Хотеть не вредно, — усмехнулась она, обретая утраченную было уверенность. — Хочешь — извиняйся.

А ей не извинений хотелось услышать, а про то, чего он там такого "много нарешал". Но этого ему знать не надо.

— Маруся! — взгляд стал серьезным, а голос торжественным. — Прошу прощения, что был несдержан и опустился до угроз, кои осуществлять в мои намерения не входит.

— То есть, рвать на кусочки и кожу с меня сдирать больше не хочешь? — уточнила она, вздернув подбородок.

— Не решил еще...

Вот теперь она на шаг все же отступила:

— Это извинение по-твоему?

Капитан молча смотрел, кусая нижнюю губу, словно раздумывал-таки, каким образом сдирать с неё кожу, а потом неожиданно спросил:

— Тебе сколько лет? — и тут же торопливо добавил: — Не говори, если не хочешь. Знаю, что женщины не любят этот вопрос.

— Глупости какие! — то, что он причислил ее, Марусю к женщинам, было лестно, а вот то, что к таким — обидно. — Почти шестнадцать. Через месяц стукнет.

— А мне тридцать пять. В тот день исполнилось.

В какой день, поняла без подсказок, и вдруг так погано стало на душе, так горько, что оставалось отвернуться, делая вид, словно что-то послышалось. Вот так и увидишь вдруг во враге живого человека — со своими мыслями и проблемами, с днем рождения, встреченным не в кругу семьи, а на поле боя под прицелом винтовки. А как же семья, кстати?

— У тебя семья где? На Земле осталась?

— Да, — и уточнил, словно ей это интересно: — мать и две сестренки — чуть постарше тебя.

— Жалеть я тебя не буду, не надейся! — буркнула она.

— Всё верно... Врагов не жалеют — их уважают, презирают, ненавидят...

— Так, вроде, ты уже не враг, — неуверенно сказала она, снова глянув в глаза. Вот не стоит этого делать, сердцем чует, а непроизвольно получается, словно притягивает.

Таких глаз, как у него Маруся не встречала больше. Зеленые такие, с коричневыми прожилками, умные, тревожащие. Будто прямо в душу заглядывает. Испытующе на этот раз:

— Но и не друг?

Копируя его, грустно кивнула. И тут же спохватилась. Спросила воинственно:

— Ну вот, извинился, пусть и не по-людски, а дальше чего?

— На задании мы, утром уйдем. Так что заодно хочу и попрощаться.

— А почему утром? Почему не сейчас?

— Так вечер уже, а ночью в здешних лесах стра-ашно, — протянул он, пытаясь шутить. — а утром оказия до боен Вязовникова. Дальше, говорят, грузовики ходят через Плесецкий перевал. Марусь, ты вот что. Дождись меня, а?

— Это как?

Он еще несколько секунд раздумывал себе чего-то, потом вздохнул:

— Как задание выполним, я еще загляну сюда. Не возражаешь?

— А чего мне возражать? Я тут не хозяйка, чтоб у меня разрешения спрашивать. Да и не принято это здесь. Это я тебе для сведения. Понравилось — заходи, конечно. Готовят-то тут вкусно.

— Понял. Ну, до встречи?

И руку протянул.

Пожать, или нет? Как-то это не по-женски, пожимать мужикам руки. Маруся замешкалась, а он все не убирает, ждет.

Ну а чего она мнется? Сунула в его лапу свою ладошку, да сразу и пожалела. Потому что этот гад вдруг взял и поцеловал ей руку — прямо как в кино. Губы у него оказались мягкие, как у лошади. И от прикосновения по коже побежали мурашки ...

Вырвала руку, посмотрела на него, а сказать ничего не смогла. Ну не обзываться же. Он все-таки на двадцать лет старше — полагается проявить уважение.

Капитан еще раз быстро и пристально взглянул девушке в глаза, а потом просто развернулся и ушел. Даже словечка напоследок не сказал! Попрощался, называется!


* * *

— Не, ну скажи, что эти городские не козлы, — раздался в наушниках инфракрасной связи возмущённый голос Стебелька. — И для кого, спрашивается, ты так прихорашивалась? Нет, я понимаю — Нинкин поросёнок — дитя дитём, но этот-то — здоровый лоб. Ему внуков пора нянчить, а он все вокруг да около, и ни разу в цель!

К этому моменту Федька включил ранее отключенный инфракрасный канал в шлеме, заметив, что капитан беседку покинул и даже кивнул ему на прощание. Федька от него и не прятался и тоже кивнул.

Едва поняв, что убивать девчонку Седой не будет, Нах-Нах слушать эфир скромно не стал, но подошел поближе. А подруги, включая Нинку, видимо такой деликатностью не страдали.

— Не трож Нах-Наха, — вдруг взбеленилась Маруся. — Перерос он поросячий возраст и стал настоящим... — девчата вдруг в три голоса захихикали в канале связи.

— Кабаном, — подытожила Стебель, раньше других подыскавшая правильное слово.

Ухмыльнувшись, мальчик пошел разыскивать Мелкую. Маруська пусть со своим капитаном сама теперь разбирается, понятно же, что ничего плохого он ей не сделает. А вот Маруся ему... — фиг поймёшь этих женщин. Такое, иной раз выкинут — диву даёшься!

И вообще — хорошо то, что хорошо кончается. Шпионские игры — это здорово, а к завтрашней работе по математике надо все же подготовиться как следует.


* * *

Капитан Василий Савельев думал, что не заснет в эту ночь после встречи с Марусей, однако усталость взяла свое, и до утра ему снились какие-то странные сны, наполненные светом и красочными пейзажами морского побережья и горных хребтов. Снилось такое впервые — с тех пор, как он ступил на землю Прерии. До этой ночи либо бессонница мучила, либо кошмары, где он снова и снова переживал тот страшный день, то жуткое противостояние, окрещенное местными "Ведьминым студнем". Но в эту ночь безумный жар зверского средства его не тревожил.

Проснулся Василий еще до восхода солнца, и немного полежал с закрытыми глазами, чувствуя прилив сил и невольно улыбаясь от воспоминаний. Новых, не тронутых страшным зверем по имени Война. Его Маруся... А он-то надеялся на чудо. Казалось, стоит увидеть её, как наваждение пропадет. И эта совершенно глупая, ненужная и нелогичная влюбленность, возникшая в стрессовой ситуации — просто исчезнет. И он ещё посмеется, называя себя дураком, запавшим на малолетнюю селяночку, на вражеского коварного снайпера.

Всё получилось не так, как увидел её, так "влип" ещё сильнее. Никуда не делось это необъяснимое чувство. Никуда!

И ведь ни кожи, ни рожи, как говорится. Ну, то есть кожа-то у нее как раз удивительная, словно светящаяся сквозь веснушки и легчайший золотистый загар. Да и личико симпатичное, да что там — её щербатая улыбка заставляет сердце сбиваться с ритма, и даже жаль, что вчера ни разу не улыбнулась, а он так ждал... Ещё этот её хвост, распушившийся за плечами, почти до пояса, лишь прядка шелковистая пшеничного цвета выбивается, падая на глаза — так и хотелось поправить прядку и погладить Маруську по макушке. И обидно, что ни хрена пока не может себе позволить, даже с самыми чистыми намерениями. А эти ямочки на щеках! Этот упрямый подбородок с маленьким едва заметным шрамом с правой стороны! Личико её намертво запечатлелось в его сознании, и ничем его оттуда не вырубить.

Фигурка у неё очень даже, это в пятнадцать-то лет. Теперь он её хорошо рассмотрел, хоть и старался не слишком откровенно пялиться. Чересчур худенькая, пожалуй, что для местных не так уж характерно, и грудь маловата на его вкус, так ведь глядишь — через годик — полтора весу наберет, а там можно уже и...

Что будет можно через полтора года, он старался не додумывать. В конце концов, дело совсем не в вожделении, хотя отрицать такие желания смыла нет — здесь всё сложнее. Она нужна ему вся такая, как есть. Немного жестокая, немножко испуганная, нахальная, робкая, страстная, честная, храбрая — эпитетов в голову приходило очень много, и не факт, что все они верны. А, самое главное, что как и многие местные, она — настоящая. Живая и трепетная. Без грамма притворства, без ложной скромности, или напротив — развязности. Без нарочитой манеры казаться глупее, или умнее. Личность, словом. Таких на Земле ему как-то не встречалось, а тут, похоже, на каждом шагу. "Живут они здесь" — вспомнилась фраза из какой-то байки.

А заметил бы он эту девчонку, не столкни их судьба в своей иронично-садистской манере, встреться они, допустим, вот так просто — как с той малявкой, подружкой Нах-Наха? И, кстати, они еще младше его Маруси, а вот жеж... Или показалось?

Одна беда, уверенности, что он ей нужен, или хотя бы нравится — как не было, так и нет. И страшно упустить, у местных-то все просто и быстро, вспомнить ту же Настасью, или эту Мелкую.

А может, она уже и не девушка, и жених есть — какой-нибудь деревенский увалень. Ему бы прямо спросить, уж Маруся бы ответила. Да только не стоит её пугать раньше времени, приручить бы сперва! Даже подумал было завербовать в свою группу под любым предлогом — чем она хуже Колобка! Только отбросил сразу эту мысль. Пусть учится, школьница ведь еще. Занятия по математике у неё завтра важные. Эх!

Но кое-что сделать можно уже сейчас. И нечего время терять, да раздумывать. Капитан бесшумно поднялся, стараясь не разбудить Андрюху, с которым делил небольшую комнатку над хозблоком. Утренняя прохлада бодрила, Василий потянулся всем телом, хрустя суставами. Эх, хорошо! И у колодца никого. Раздевшись по пояс, облился ледяной водой, крякнул, отряхиваясь на манер собаки.

На вызов через визоры мальчишка отозвался сразу. Буркнул заспанным голосом, что сейчас будет, и отключился.

Василий устроился в той самой беседке, вертя в руке сигаретку и не решаясь закурить. С одной стороны — сплошные нервы с этими девчонками, с другой — не хотелось травиться, когда вокруг такой чистый воздух, что дышится полной грудью.

Нах-Нах пришел не один, с собакой — вот уж монстр. А говорили, собак на Прерии нет — не выживают мол. Василий собак любил и скучал по своему Трезору, оставшемуся дома... А вот ведь и этот зверь пусть и похож размерами на лохматую пони, а вполне себе пес.

— По вашему приглашению Фёдор Матвеев прибыл, товарищ капитан! Сидеть, Фагор!

Василий улыбнулся мальчишеской выправке и серьезному доброжелательному взгляду. Бойкий малец, и псина у него послушная. Хозяин голоса не повышал, а кобель сразу уселся на входе в беседку, вывалив язык и с любопытством косясь на чужака.

— Здорово, Фёдор. Куришь?

— Нее, давно бросил, — мальчишка уселся наискосок от капитана.

— Молодец, — удивления нет. Здешние дети взрослеют рано. — Дело у меня к тебе, уважаемый Нах-Нах. Деликатное.

— Да понял я, товарищ капитан. И согласен исполнить, если хорошее дело. Насчет Маруськи что ли?

Оставалось весело хмыкнуть и подтвердить, что да, насчет неё.

— Есть у неё кто, а?

— Родителей нет, — нахмурился Федька, — дядька есть, дальний родственник и... И всё, наверное. Село их разрушено, как у моей Мелкой. Дядька вроде жив.

— Понял. Спасибо, друг, только я сейчас не про родню.

— Понял, — тем же тоном ответил Фёдор, но не удержался, ухмыльнулся. — Про эти, шуры-муры?

— Ага. Есть у неё кто?

— Ну как же. — Федька снова нахмурился, припоминая. — Пашка Бессонов в неё влюблен, только кроме синяков другой ласки не видел. Однако отступаться не хочет. Мишка Власов тоже не прочь, да только все не решается. Маруська на него и не глядит, а он городской. Еще...

— Стоп, стоп. Ты мне про реальное что-то, а не про тех, кто слюни пускает.

— А это реальное, — возразил укоризненно Фёдор. — Вы что, девчонок не знаете? Они за секунду все могут решить-надумать. Раз — и в дамках.

— Значит, Маруська пока ни с кем не сошлась?

— Неа, Мелкая бы знала. Нина Уткова, вы ведь её знаете уже — она со мной дружит, — и без перехода, Федька, оглянувшись на Фагора, спросил: — Так мне позвать её?

— Кого это?

— Да Маруську. А то она с рассвета в засаде. И так из-за сегодняшней решебной работы ночь не спала — мне Мелкая сказала.

Капитан поднялся, стараясь не показывать удивления:

— В какой такой засаде? Далеко это?

Мальчишка почесал пятерней затылок и выдал:

— Ну, метров сорок будет.

Та-ак.

— И кого выслеживает?

— Так известно кого, — смутился парнишка, красноречиво глянув на капитана.

— Чего ж тогда... Зови уж.

Разведчик, блин. А с другой стороны, она-то — снайпер. А не просто так — погулять вышла.

— Тут я, — Маруська бочком обогнула Фагора, и, не сводя глаз с капитана, велела: — Ступай, Нах-Нах, и пса своего забери.

Василий сделал к ней шаг и протянул руку:

— Доброе утро, как спалось?

— Дак этот балабол уже сказал ведь тебе, что не спала я, — и руки за спину спрятала.

Вот ведь, не понравилось ей вчера, как он руку поцеловал! И капитану вдруг стало смешно от её настороженного вида и всей этой ситуации. И на душе сделалось легко.

Дождавшись, пока Нах-Нах отойдет подальше, он тихо спросил:

— Все слышала?

Девчушка дрогнула, но глаз не отвела:

— Всё.

— Будешь моей?

Отступила на шаг. Плохо. Не стоило так прямо — в лоб. Но теперь уже поздно.

— Не спеши, подумай. Тебе ведь доучиться надо, да и подрасти немного. Поверь, мне все равно сколько ждать.

Молчит, только смотрит своими глазищами, и что у неё на уме — не поймешь.

— Марусь! Ну хоть моргни, что поняла, а? Я ведь надолго сейчас уйду.

Девчонка вдруг судорожно вздохнула, в два шага преодолела расстояние, чмокнула, дотянувшись, в щеку, и ускользнула настолько быстро, что поймать он её не успел. Так и стоял еще минут пять в ступоре, чувствуя себя полным болваном. Правда, что уж там — болваном счастливым.

Главное, приняла к сведению. То есть, всё что мог, он сделал. Правильно, или нет — другой вопрос.

Удивился, что нет еще и шести, когда возле кухни столкнулся с поварихой.

— Давай сюды своих, — проворчала молоденькая толстушка, жестикулируя половником. — Ксаверий поснидал, через сорок минут в путь.

Поели быстро — даже будить ребят не пришлось. К его возвращению они уже полностью оделись и даже умылись, судя по мокрым волосам.

Загрузились в просторный грузовик, еще раз уточнив, что довезут их до самых боен, да покинули территорию гостеприимной школы еще до пробуждения местной ребятни.

Устроившись на ящике у задней стенки кузова, Василий все вспоминал поцелуй Маруськи, снова и снова ощущая на щеке осторожное и быстрое касание её губ. Вот как понять — было это ответом на его вопрос, или просто не захотела огорчать? Хоть и обещалась не жалеть, но с них, девчонок, станется. А ты гадай.


* * *

Этот ящик на огромных колёсах некоторое время подпрыгивал на корневищах лесных великанов, но, вскоре, выкатил на простор прерии и пошел мягко, словно поплыл, и довольно ходко — примерно, как быстро бегущий человек.

Парни сразу запросились из душного помещения на крышу.

— Нефиг делать, пыль глотать, — сказал, как отрезал, бородач, держащий похожий на корабельный штурвал руль. — Вы поглядите, что там деется, а потом глупости измышляйте.

Несколько человек высунулись из окон, чтобы полюбоваться густым шлейфом, тянущимся позади.

— Летит кто-то, — озадаченно сказал лейтенант Фролов. — Вроде как на нас заходит.

Водитель тут же остановил свой деревянно поскрипывающий экипаж и вышел на боковое крылечко. Личный состав, разумеется, мгновенно залёг и привёл оружие в готовность к поражению воздушной цели.

— Ну чего спужались, служивые?! Маруська это, шельма.

Собственно, все уже разглядели девушку, висящую под куполом параплана. Она артистически утвердила ноги прямо на крыше грузовика и озорно улыбнулась.

— Эй, капитан, держи подорожники, — запустила она прямо в Савельева увесистый мешок. — Чебуреки тут, ещё горячие. Отведаешь — не забудешь.

Василий поймал левой рукой гостинец, правой удерживая автомат, вгляделся в её довольное и одновременно сосредоточенное лицо, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Но девчонка на него уже не смотрит:

— А ты, Ксаверий, варежку-то захлопни, сажай обратно своих пассажиров и трогай — мне нужно, чтобы купол надулся. Давайте, вояки, шевелитесь живее, больше огня! Я на урок должна поспеть, а ветер не попутный.

Бойцы запрыгивали уже на ходу, довольно улыбаясь. А капитан провожал взглядом быстро набиравшую высоту фигурку. И жалко было, что не скоро ещё свидятся, так что и поблагодарить её как следует сразу не получится.

— Хороша девка, — услышал он голос Борьки Шувалова, — чистый огонь, а, капитан?

Василий глянул на говорливого разведчика, и тот улыбаться перестал. Да и остальные как-то сразу поскучнели. Даже чебуреки брали молча, лишь Андрюха похвалил вслух, и то осторожно:

— Вкуснятина, капитан, попробуй. — И встав совсем близко, произнес еле слышно, одними губами: — Для тебя же старалась. Чтоб не забыл.

— Её забудешь! — буркнул в ответ Василий, но последний чебурек взял. Правда, вкуса почти не почувствовал. Парапланеристка скрылась уже вдали, обратившись сперва в маленькую точку, и Савельев отошел от окна.

Усевшись на ящик, откинулся к стенке грузовика и закрыл глаза. Ехать еще долго. Кто-то из бойцов легонько ткнул сержанта в плечо — глянь, мол: закаменевшее лицо капитана разгладилось, голова склонилась чуть на бок, а уголки рта тронула лёгкая, по-детски-трогательная, мечтательная улыбка, враз сделавшая его лет на десять моложе. Савельев спал.

Глава 14. Нах-Нах. Тяжело в учении... и в жизни не легче

Средних размеров коптер приземлился у самой школы во время занятий, поэтому всего несколько человек были свидетелями тому, как из него вышли трое военных, мегакот и очень красивая элегантно одетая молодая женщина, заметно беременная. Компания проследовала в дирекцию, а вскоре по всем каналом прошло уведомление об изменении графика занятий — шестой, седьмой и восьмой классы начинали прыжки с парапланами. Новость вызвала бурю возмущения среди пятиклассников, а четвероклассник Ёжик нагло залез между Мелкой и Панасом, прикинувшись своим среди соучеников Нах-Наха — шестиклассников.

Прыгнул не хуже других — во время его проникновения в грузовой отсек преподавателю заговаривали зубы староста класса и Белка, а Федька перекрывал сектор обзора. Разумеется, в момент выхода Бероев засёк "зайца" и даже схватил за рукав... который и вернул уже на земле. Потом мальчишку высекли, ибо нефиг, и включили в график занятий по вертикальному взлёту, потому что упражнение по раскрытию купола в свободном падении он выполнил.

Мегакот расхаживал по всей территории в ярком многоцветном жилете и никому не позволял себя гладить. Держал дистанцию. На попытки "поговорить" с помощью программы-переводчика, которые предпринимали немногочисленные здесь владельцы визоров, установившие программу перевода с "моргалуса" на человеческий, реагировал, хлопая глазами, но никакой связи между ответами и заданными вопросами уловить не удавалось. И вообще, животина эта не особенно мозолила глаза. Старалась прятаться или вообще уходила неведомо куда.

Гостья, а про неё точно знали, что она журналистка Диана Моретти, разговаривала потихоньку то с преподавателями, то с ученицами... старшеклассники при виде её откровенно пускали слюни. Даже с животиком она выглядела королевой.

Пацаны в классе с любопытством поглядывали на Федьку и явно старались держаться к нему поближе. Казалось, в рот заглядывали, угадывая, куда он пойдёт и что скажет. Создалось впечатление, как будто все ждут каких-то событий и предполагают, что без Нах-Наха тут никак не обойдётся. Народ не желал пропустить ничего интересного.

Однако, всё шло, как обычно до тех пор, пока не улетел коптер и не увёз прибывших на нём гостей.


* * *

Фагор опять куда-то запропастился. Уже отбой, а его нет. Он ведь ещё далеко не взрослая собака, хотя и вышел из щенячьего возраста, вырос прилично, но до кондиций настоящего волкодава ему пока далеко.

— "Не иначе, вернулся прайд мегакотов, — подумалось. — Позвали пса поохотиться".

И Федька отправился на поиски.

Вообще-то выходить из помещений после наступления темноты считается неправильным — попасть на зуб ночному хищнику можно и прямо на территории школы. Но он же не раз бегал с Мелкой по лесу, и никогда ничего не случалось. Не случится и сегодня. Так что — прочь любые страхи и вперёд.

Насторожённо крадучись и чутко прислушиваясь, мальчик то и дело замирал в нерешительности. Ему чудились невнятные тени и зловещие шорохи. Некоторые голоса он узнавал — уроки зоологии не прошли даром. Но шарахнувшаяся из кустов лань чуть не заставила остановиться ушедшее в пятки сердце. Потом напугал медвежка-листоед, зыркнув из темноты. Неслышная тень ночной птицы, упавшей на добычу в траве, заставила тело непроизвольно сжаться от страха. А потом, кажется запах, заставил забраться на дерево и затаиться. Вытянутое, как у ящерицы, тело полосатого амфициона дошло по его следу до подножия ствола, неся голову над самой землёй.

Несколько минут томительного ожидания и убеждения себя в том, что эти охотники по деревьям не лазят — то есть незачем открывать пальбу — и преследователь удалился, скрывшись в зарослях. Совсем ушёл, или спрятался, подкарауливая, когда он спустится вниз — поди, разбери. Эти твари горазды устраивать засады. Если, наконец, прекратить надувать щеки от спеси и самоуверенности, надо признаться — глупостей он сегодня наделал выше крыши. Начиная с того, что вообще пошёл в ночной лес, заканчивая тем, что не прихватил с собой разедчицкого шлема, который наверняка позволил бы разглядеть тепловой контур зверя.

И, хотя до построек школы отсюда буквально рукой подать, самое лучшее, что можно сделать — это до самого рассвета остаться на месте. Уж очень страшно одному на ночной Прерии!

Устроился поудобней почти стоя, распределив вес между двумя удобно расположенными сучьями и, оперевшись задом о третий так, что плечо касается ствола. Руки свободны, чтобы держать автомат готовым к немедленному открытию огня. Так и оставался, чутко прислушиваясь и напряжённо всматриваясь — темнота нынче всё-таки не полная. Спутник — ночное светило — подкрашивает облака, рассеивающие слабое сияние настолько, что привыкшие к темноте глаза способны кое-что узнавать.

Конечно, можно без проблем связаться через визоры с Мелкой — наверняка она его охотно выручит и отведёт домой. Но как-то это неправильно — это он должен её защищать, оберегать и удерживать от опрометчивых поступков, а не она его. В принципе, ничего не стоит и пацанам позвонить — уж на большую группу с фонарями в руках ночной зверь вряд ли нападёт. Однако, тогда столь тяжело заработанной репутации крутого перца придёт полный и окончательный социализм, как иногда выражается папа.

Нет уж, дождётся рассвета и вернётся, храня загадочное многозначительное молчание. Вариант беспроигрышный, хотя и страшноватенький.

Так и таился в ветвях, вздрагивая от каждого шороха, пока не увидел её. Женская фигурка неслышимо скользила, едва касаясь ногами травы. Не Мелкая, покрепче женщина, хотя девически грациозна и легка. И явно в положении — животик хоть и не велик ещё, но прекрасно просматривается. Когда она поравнялась с зарослями, в которых предполагалась засада, Федька навел туда оружие и напрягся, чтобы на первое же движение изрешетить амфициона. Однако, похоже, его там не было. Во всяком случае не шелохнулась ни одна веточка.

Некоторое время мальчик колебался, а не вернуться ли в школу, раз никто тут его не подкарауливает, но к окончательному решению прийти не успел — крепкий мужчина направлялся следом за неизвестной. Мягко и неслышно он шел по следу... бросок из кустов, Федькина очередь вспарывающая вытянувшееся в прыжке тело хищника и ответная стрельба — парень среагировал не на зверя а на открытие огня. Спасло Нах-Наха только то, что, во-первых, автомат у неизвестного был поставлен на предохранитель — это дало долю секунды, чтобы начать перемещать тело за древесный ствол. А во-вторых, эта гадина всё-таки достала мужика, вцепившись зубами в набитый автоматными рожками подсумок. Словом, пули прошли мимо.

Потом шипящий от боли Бероев возмущался тем, что тупой, но твёрдый коготь полосатика крепко прошёл ему по рёбрам, боку и бедру. Ещё он извинялся перед Федькой за глупые рефлексы. А потом спросил:

— Твоя — что, тоже к Хозяину бегает?

— Так Вадим Петрович! Сами понимаете — не для нынешнего нашего положения разговор, — решил Федька поднапустить туману, чтобы, с одной стороны, добраться до дому в компании со взрослым, а с другой — не дать понять, что даже представления не имеет о чём его спросили.

— Охота, — сказали визоры. Это программа переводчика с мегакотячьего засекла чей-то сигнал.

— Еда, — ответил он машинально. Это слово означает приглашение к обеду.

Несколько мегакотов появились прямо из-за дерева, на котором он недавно сидел, и проследовали к туше амфициона. Не дикий лес, а проходной двор какой-то!

Глава 15. Альдебаранский таракан

Надо признаться — приключения на Федькину долю выпадали редко. В основном занимался он учёбой, в бешеном темпе навёрстывая то, чему в земных школах отродясь не уделяли никакого внимания. Скажем, в четвёртом классе детки могли сварить мыло, выделить из жира стеарин и натереть чёрного пороха. Откуда для этого взять кислоту, щёлочь или селитру? Этому тоже учили, но позднее. Как раз в шестом. А теперь представьте себе пацана, умеющего добыть всё необходимое для создание взрывчатого вещества, но само его изготовить не умеющего.

Вот во избежание этого парадокса и приходилось Нах-Наху крепко заниматься пропущенным материалом. Тем более, что ботаника предметно изучала растительный мир не только по научной классификации, но и по системе Жюль-верновского Неда Ленда — то есть съедобности внимание уделялось в необходимую меру. А плетение корзин уже после третьего класса считалось давно пройденным... заполнять эти лакуны было необходимо обязательно, иначе то и дело ощущал себя недочеловеком. Понятно, что "приключаться" было решительно некогда.

На это наложилось воспоминание о том, что давным давно, ещё до войны, дал он самому себе обещание научиться танцевать танго. А хореографию в Плёткино не преподавали. То есть нужно было действовать самостоятельно. Разумеется — методом подражания. И кроме того, что удалось скачать из сетки, здесь для занятий не нашлось решительно ничего.

Мелкая, выслушав его убедительную речь (вот настоящий друг!) не отказалась стать, как он выразился, учебным пособием. Поначалу — такая фигня получалась... с падениями, разбитыми коленками и оцарапанными локтями. Но несколько танго из самых известных фильмов они разучили. Зрители (а куда ж здесь без них?) перестали покатываться от смеха, хотя никто не торопился присоединиться к танцующим.

— Если я с кем такое отожгу, — объяснил Фитиль Панасу, — так после этого однозначно — сговорят за меня девку. Нах-Нах-то уже давно с Нинкой супругами живут — им всё пофиг.

— Не. Не живут, — отозвался Петя-староста. — Им предлагали поселиться отдельно, а они не стали. Значит, женихаются пока. Но про то, что Федьке всё пофиг, если для Мелкой старается — это да. Будто сговорились уже.

— А может и сговорились? — встряла Белка.

— Тю на тебя, с какого перепугу сговорились? Он же городской, к тому же землянин. Нет у них такого обычая — смолоду сговариваться. Хотя, это ему тоже пофиг, — уважительно сказала Одуванчик, теребя свою пушистую косичку, — если для Нинки. Он для неё даже в зыбун прыгнул. Рассказывала она как он сам погружался, а её вверх тянул. С таким любая сговорится не задумываясь.

— Она с куркулиного куста, — заметил Петя-староста. — У них там обычно родители сговариваются, чтобы деток оженить. Тогда, выходит вообще ерунда. Не бывало ещё, чтобы городской папенька согласился на подобное. Так что, если сговорились, то сами. Точно. И разрешения не спросили. Вообще — делают, что хотят! Но посмотреть приятно.


* * *

С тех пор, как дело с танцами пошло на лад, Мелкая стала бросать на партнёра уж очень взрослые взгляды. Федьке порой делалось от них не по себе. Надо сказать, он и сам испытывал доселе незнакомые чувства, весьма смущавшие его. В общем, затея с танго имела далеко не простые последствия...

— Федя, полетели купаться? Очень хочется поплавать, — вообще-то занятия парапланеризмом воспринимаются, как время отдыха — идёшь себе заданным маршрутом, "собирая" контрольные точки. С одной стороны, задачи раз от разу сложнее и сложнее, с другой — получается всё очень хорошо, что у Нах-Наха, что у Мелкой.

— Вадим Петрович! Учлёты Матвеев и Уткова просят разрешения на внеплановую посадку у Хорькова озера. Очень уж искупаться захотелось, — Федька и не думает отказывать подруге, тем более — урок последний и до наступления сумерек осталось не меньше часа.

— Посадку разрешаю. Только вернитесь засветло, — Бероев и раньше был с понятием, а после разговора о Хозяине и чудачествах некоторых девушек, стал к этой паре шестиклассников относиться с большим уважением. Ну и понимает, что девчонка, разгуливающая одна по ночной Прерии, и сама в беду не попадёт, и спутника своего не пустит. А уж после застреленного амфициона он и мальчика считает человеком осторожным и предусмотрительным.

Плотный песчаный пляж, Нинка, вбежавшая в воду обнажённой... в общем, нет надобности мочить трусы — Нах-Нах тоже решил купаться в костюме Адама. Поплавали немного, поныряли и выбрались на берег.

— Ой, а ты по-прежнему на меня не реагируешь, — Мелкая выглядит озадаченной. И смотрит как раз на то место, которое непроизвольно хочется прикрыть рукой.

Однако, этот порыв Федька сдержал. И вообще, ему нужно немедленно на что-нибудь отвлечься, иначе он обязательно среагирует.

— Ты куда уставился?

— След незнакомый.

Девочка повернулась, всматриваясь в тонкую полоску мокрого песка на самой границе с водой:

— Незнакомый. Ни на что непохожий, — озадачилась она.

Одевание и вооружение после этого прошли в автоматическом режиме, отчего Федьке сделалось жалко — возникло понимание, что ему сделали предложение, которым он не воспользовался. Был ли он в состоянии сделать это — кто знает? Но ведь даже не попытался — трус несчастный.

Вообще-то науку чтения следов они тоже изучают, но с прирождённой охотницей Мелкой ему не сравниться. Поэтому просто изготовился к стрельбе и стал прикрывать. Девочка же осмотрела не только отпечатки на песке, но и в траву заглянула, чуть ли не вынюхивая там что-то, ведомое ей одной. Сделала знак "много" из мегакотячьего языка кивалуса, а потом отвела друга подальше от этого места, где принялась маскироваться, жестами требуя от своего товарища того же самого. Вообще-то парню, как обычно, досталась задняя полусфера, но картинку со своего шлема подруга ему транслировала — все, что он увидел, было из "вторых глаз", так сказать. Уши, правда, собственные работали.

Больше всего это было похоже на попадание артиллерийского снаряда или ручной гранаты в устье впадающего в озеро ручья, на берегу которого собственно и находился их пляжик. До динамита, которым иногда глушат рыбу, картина никак не дотягивала, да и звук не столь выразительный. А ведь они находились близко...

Уши успели зафиксировать удар, глаза — взлетевший из зеркала озера фонтан воды с песком и илом. Еще, кажется, на фоне всех этих эффектов мелькнуло что-то продолговатое и... всё. Нет! Фонтан был наклонён в сторону берега.

Когда Нах-Нах обернулся, столб уже опадал и больше ничего видно не было. Из всех достопримечательностей наблюдались только обворожительно квадратные глаза Мелкой. Федька искренне надеялся, что выглядит менее ошарашенным, но, все же, старательно прищурился. Так, на всякий случай.

— Будем надеяться, что аппаратура увидела больше, чем наши глаза.

— Ага! Аж целых два с половиной кадра есть! — заявила Мелкая, уверенно копаясь в памяти шлемов.

Просмотрели — из первого кадра вытянуть удалось немного — камера не смогла отреагировать на быстрое движение, и картинка "размазалась".

Все что удалось понять из увиденного (больше всего это напоминало фотографию летящего метеора) то, что у этого метеора есть несколько лап, продолговатое тело и, кажется, хвост.

Вторая картинка вышла не в пример лучше. Камера, поняв, что съемкой видео тут не взять, переключилась на"мгновенную фотографию". Так что весь центр экрана занимала громадная, килограмм на пять-семь рыбина, снятая с точностью до мельчайших чешуек и разлетающихся капелек воды.

Только в углу наблюдался тоже несколько смазанный от движения кончик членистой лапы, увенчанной таким себе... коготком.

Как ни странно, самой приличной фоткой стал третий кадр, уже с Федькиного шлема — видимо хитрая техника успела между собой договориться о нужных для съемки выдержках и упреждениях. Или просто на курсе ухода смещение относительно объектива было удачнее. Более всего их "рыболов" членистым обтекаемым телом походил на таракана. Ага, альдебаранского — размером с крупную собаку. За телом явно тянулся скорпионий хвост. С приличным таким жалом на конце. Судя по размазанности хвоста — им еще и рулили в полете... Летающий таракан. Мрак!

Клешней не наблюдалось и, вообще, чем он там рыбку держал — этот неизвестный науке зверь — было непонятно. Лап насчитали три, но, наверно, их было всё же больше, а то число какое-то... несимметричное. Все эти детали рассмотрели, естественно, много позднее, а пока просто поахали (про себя и, опасливо косясь в сторону кустов, куда улетело это чудо).

Буквально через десяток минут тут же появились мегакоты, пришедшие по суше. Они спокойно напились, причём явно учуяли людей, потому что котята числом три штуки подбежали поиграть к спрятавшимся ребятам. У взрослых это беспокойства не вызвало — старый знакомый прайд не опасался ни Федьку ни Мелкую. Взлёт двух парапланов тоже не произвёл впечатления на хвостатых — наблюдали они уже эту процедуру, обожравшись слоносвинятины в ночь знакомства.


* * *

Уже дома, рассмотрев во всех подробностях сделанные кадры, Нинка взъерошила несколько подзапущенную Федькину шевелюру и ухмыльнулась:

— Теоретически, этого создания просто не должно существовать, — сказала она задумчиво. — Но, смотри, оно не холоднокровное, хотя и не теплокровное — видишь, какой градиент температуры от центра к периферии. Конечности вообще сливаются с окружающей средой. Жалко, что Гаучо стоял низко — ультрафиолета в его лучах было маловато, но, мне кажется, панцирь эту часть спектра поглощает активней, чем у обычных членистоногих.

— Нин, откуда ты столько всего знаешь? — невпопад спросил мальчик. — Я бы и не задумался над подобными вопросами.

— А не знаю, — улыбнулась она смущённо. — Только, вот, смотри, возле головы какое-то странное преломление лучей, Похоже на коронный разряд или поток ионов вокруг накопившего статический заряд металлического предмета в грозу.

— Он еще и радиоволны может излучать?!

— Не зафиксировано, во всяком случае наши шлемы передачу не засекли, но саму их работу эта зверушка почуять могла.

— Зверушка? Да это скорее автономный модуль тактической разведки. Намутили что-то военные, вот он и бродит еще с войны. Все сходится — быстрый бронированный, малозаметный.

— Ага и очень голодный! — хихикнула Мелкая. — Без подзарядки от электрической сети перешел на питание рыбой!

— Ну-у...

— Мда-а... — синхронно протянули ребята, переглянулись с пониманием и Мелкая продолжила:

— И еще! Нас мегакоты унюхали, а тварь эту — нет.

— Может из-за того, что она вылезла из воды?

— Может. Или её запах им знаком и не вызывает опасения? Знаешь, Нах-Нах, давай пока не будем никому рассказывать про эту встречу. Что-то мне подсказывает — так будет правильно.

— Ты почувствовала эту животину?

— Сама не поняла. Какое-то незнакомое ощущение присутствовало, но слабое, прохладное и бесстрастное. Обычно слышны эмоции, а тут их словно и не было.

— Интересно, а ты насекомых воспринимаешь? Муравьёв, например, или пчёл?

— Никогда не прислушивалась, но обязательно попытаюсь. Даже самой стало интересно. Отличная идея, между прочим.

— Однако, агрессии или иной опасности, исходящей от этого существа ты не восприняла. Так что нет необходимости предупреждать остальных. В принципе, можно и не говорить о нём никому, а то ведь толпой повалят этого кузнечика выискивать, да выяснять, кто он таков. Думаю, нужно распечатать пару кадров на бумаге, чтобы показать котам и спросить, знают ли они его?

На том и расстались. Про попытку соблазнения не разговаривали вообще — похоже, Нинка экспериментально убедилась в том, что поторопилась, и успокоилась на этом.


* * *

Утром выяснилось, что все записи вчерашней встречи из памяти шлемов пропали. Ребята посидели немного с карандашами и бумагой и намалевали нечто, удовлетворившее обоих. Прайд отыскали без особого труда — Фагор привёл их уверенно. Так вот, на вопрос о том, знают ли коты что это за создание, ответ последовал мгновенно: "дерево сын дерева".

Разумеется, поисковик сразу направил ребят на раздел "Легенды и сказания" обширного правительственного сайта о мегакотах. Тут среди мешанины преданий и поверий, бытовавших среди местного населения об этих разумных, ранее таковыми не считавшихся, нашлось и несколько коротких сообщений некой Оксаны Арбузовой, якобы записанных со слов, собственно, этих достаточно немногословных существ.

И как раз сын Дерева в них фигурировал. Но, сколько ребята ни напрягались, ни усиков, ни "капочек" на шкуре прыгуна из воды они припомнить не могли.


* * *

Никогда ещё Федька не учился с таким желанием. Три раза были каникулы длиной в целую неделю. Школу в этот период покидали не все — по ближним хуторам разъезжались ребята, часто прихватывая с собой закадычных друзей или подруг. Да ещё за городскими прилетал транспортник. Но проводы им уже не потребовались, как и встреча — сами дошли налегке большой толпой и до взлётной полосы и обратно.

Федька вырос из кучи своих вещей, которые отдал — что-то Ёжику, что-то однорукому Фёдору. Взамен получил новое бельишко со школьного склада и обноски старшеклассников — те, что рано было пускать на ветошь. Штаны и куртка с убитого стали ему впору, как и ботинки, которые больше не спадали без подмотки портянок. Кровь громилы-папеньки проявила себя в полную силу. Пока не столько поперёк, сколько вдоль — он здорово вымахал, но и на силушку, начавшую гулять по жилочкам, тоже не обижался. Во всяком случае, попытайся Мелкая снова его соблазнить... не попыталась.

Она не торопилась расти — только волосы отпускала. Поначалу носила короткую женственную стрижку, а не ёршик, как Стебелёк. Явно подражала Даре Руслановне и не смотрела на Маруську, заплетавшую косы. А теперь, то и дело сама пыталась что-то заплести — добавлялось у неё медленно, но густо.

Так вот, Федька на каникулы домой не ездил, а оставался в школе, подтягивая "реальные" дисциплины. Витьё верёвок, выделку кож, вырезание ложек и свистков — начиная с программы детского садика. Тут учили решительно всему, даже — чем заменить в лесу потерянную пуговицу. Ну и схемы рассчитать по методу контурных токов или узловых потенциалов, или, как с разъёма на разъём перейти при непредусмотренной конструкторами стыковке электронных узлов разных поколений.

С такой ерундой, как ремонт проводки, даже девочки не просили помощи мальчиков... если это был не флирт.

Впрочем, Мелкой ехать на каникулы было некуда — может быть поэтому и Федька воздерживался от поездки домой. Однако, приближение длительного летнего отдыха чувствовалось. Прежде всего по тому, как оплыла в недавнем прошлом точёная фигурка преподавателя "Оружия и боеприпасов". Семейство Бероевых ожидало пополнения как раз в самом начале лета.


* * *

— Нин! У тебя никаких планов на каникулы нет? — Нах-Нах постарался спросить, как бы между делом, будто совсем невзначай.

— Не очень определённые. Хочется попутешествовать — слышала, что это интересно, но сама раньше никогда не пробовала.

— Вот здорово! Возьмёшь меня с собой? — Федька уже "принял подачу" и "обрабатывает мяч".

— Отчего не взять, вдвоём веселее, — Мелкая продолжает подыгрывать.

— А маршрут ты уже придумала?

— Не так, чтобы весь от начала до конца, однако, очень хочу заглянуть к Оксане Арбузовой. Мы немного переписывались о том, о сём. Теперь охота на неё саму посмотреть.

— Отличная мысль, Ниночка. Мне ужасно нравится. Хотя, до тех Виловых гор есть ещё много интересного. Да хоть бы то же Янтарное море. Кстати, а если пройти по нему на настоящем пароходе? Как тебе мысль?

— Здорово. Надо узнать, сколько стоят билеты, — Мелкая полезла было в за шлемом, которым часто пользовалась для связи с сетью, но у Федьки уже возник план:

— Нафиг деньги! Наймёмся помощниками стюарда и доедем на всём готовеньком. Ёжик в порту многих знает — попрошу его подсказать, к кому обратиться.

— Здорово! До Ново-Плесецка отсюда оказиями всего два дня пути, хотя, городских ведь повезут на каникулы — с ними и доберёмся, — девочке явно понравилась эта затея.

— Во! Пока то, да сё, перекантуемся у моих, — вот так без неловкостей он и затащит сговоренную в отчий дом. Пусть теперь попробует поотнекиваться. А представить наречённую отцу и мачехе определённо нужно уже не в качестве боевого товарища, а как человека, которым он дорожит. О большем пока говорить не стоит, но закрепить короткое знакомство просто необходимо, чтобы, в случае чего у старшего поколения не случилось шока. — Кстати, Нин, а ты искупаться не хочешь?

Взгляд, которым окинула его девушка выражал что-то незнакомое. Страх, обречённость и любопытство сочетались в нём в равных пропорциях — она поняла, чем это совместное купание должно завершиться.

— Очень хочу, — ответила она с выражением твёрдой решимости. Зачем-то потрогала свою косичку, встала и пошла. До Хорькова озера отсюда нет и трёх километров — по местным масштабам — доплюнуть можно. В том, что ведут его именно туда у Федьки не было ни малейших сомнений.


* * *

Быстро добежали — тропинка торная, светло. В случае чего и затемнать не боязно — ночи нынче лунные, а на небе — ни облачка. Это Федька так прикинул обстановку. Волновался он. Да и подруга трепетала — это очень заметно, особенно когда давно присматриваешься и примечаешь жесты и мимику. Даже походка у Нинки меняется в зависимости от настроения.

Интересно, она его также "читает" по внешним приметам, или напрямую чует настроение? Сегодня, наверное, чует.

Ритуал, в общем-то пройденный — сначала символическое купание нагишом, потом — выход на берег... а вот и нет — замерла девушка по пояс в воде. Идущий следом парень притормозил и погладил её рукой между лопаток, примеряясь, как бы повернуть лапушку к себе и...

— Слышу прохладное внимание, — вдруг произнесла она бестрепетно, но сосредоточенно. — Вон в той стороне, — махнула рукой туда, где они прятались в прошлый раз.

— Следов на песке не было. Я посмотрел, — ответил переключившийся на новый объект Нах-Нах.

— Не было. А таракан этот вон там — камень добросить можно. Глядит на нас и чего-то ждёт.

Посмотрев на лежащие неподалеку от обреза воды оружие и одежду, Нах-Нах сделал несколько шагов вперёд и встал между подругой и источником возможной угрозы. Нет, отсюда он в один прыжок до автомата бы не дотянулся, но так почему-то спокойней. Даже мысли в голове зашевелились. Насекомый тут сидит явно не для того, чтобы напасть — нет в его настроении угрозы, иначе подруга бы почувствовала. Внимание, она сказала, прохладное. Так этот скот всего-навсего за ними подглядывает!

Захотелось подойти и врезать. Но привычка сдерживать подобные порывы уже сделалась второй натурой.

— Чего тебе от нас нужно, Дерево! — обратился Федька в указанном направлении, по-прежнему не видя "собеседника".

— Что-то изменилось в отклике, — вдруг произнесла Нинка.

И тут ожили оставленные на берегу визоры. Их слабый сигнал донёсся отчётливо.

— Наблюдатель больше не слышен, — сообщила Мелкая. А Нах-Нах выбрался на сушу и ответил на вызов.

— На вас никто не нападёт, — послышался суховатый незнакомый голос. И всё. Связь прервалась.

— На нас никто не нападёт, — повторил Федька вслух.

— Знаешь, я уже накупалась. Вернёмся? Как раз успеем к ужину.

— Действительно, айда домой.

По дороге к школе ребята не разговаривали.

"Вот ведь какой малости достаточно для того, чтобы в корне изменилось настроение. А ведь такая решимость была у обоих!" — рассуждал мальчик. Кажется, девочка думала то же самое. Они иногда переглядывались, смущённо улыбаясь.

На то обстоятельство, что визоры определили и запомнили номер, с которого был сделан звонок, внимания никто не обратил.

Глава 16. Ожидание Маруси.

Маруся любовалась на фотку капитана, которую так ловко удалось раздобыть, вручив ему на прощание "подорожники". Всю серию кадров шлем Нах-Наха снял безупречно, да вот только действительно хороший снимок, где капитан не был бы уж очень удивленным, оказался лишь один. Хотя, ей больше и не надо.

Фотографию отпечатала, заламинировала и хранила в нагрудном кармашке в снайперской книжке. Ровно по размеру получилось, хоть и не подгадывала. Доставала лишь тогда, когда никого не было рядом. На снимке капитан вышел задумчивым и решительным, и в глаза смотрел прямо, как тогда.

Никто из девчонок об их утренней встрече не знал, а Нах-Нах... если его не спросить, так он обычно и не скажет. Нет, в его умение специально сохранить секрет верилось мало, однако ж — вон, сколько времени прошло, а никто её о капитане не спрашивает, напротив даже — пытаются свести с Власовым, что учится с ними с этого года. А тот и рад стараться, то букет цветов подбросит на кровать, то предложит на озеро слетать, хотя на него в воздухе смотреть страшно. Маруське удавалось отделываться от этого поклонника вежливо и не слишком обидно. Он вообще-то забавный, особенно когда смущается.

Хотя все равно неловко было встречать его тоскливый взгляд — прямо как у Фагора, когда тот просится у Федьки на охоту с мегакотиками. Пришлось переключать внимание мальчишки на Стебелька. Получилось не очень — Стебель от неожиданности дала парню в ухо, а Маруську позже чуть не убила. Вот только эффект вышел неожиданно положительный. Мишка теперь просто фанатеет от Стебелька. Если бы ещё эта каланча была к парню поласковей, совсем хорошо бы вышло. Но не судьба — сваха из Маруси оказалась никакая.

Заглядывался на неё не только Власов — замечала, конечно. Однако теперь на фоне Савельева все парни казались сущими детьми, даже те из городских, кто постарше на год-два — и ничего она с этим поделать не могла. Правда, не очень-то и старалась.

Ей бы увидеть ещё раз седого капитана хоть одним глазком, да разобраться в чувствах своих перепутанных. Да увериться — правда ли он ей такое предложил, или послышалось с перепугу. Все же самой себе Маруська честно признавалась, боится она его, как огня. Вот ни к кому такого не испытывала, чтобы сердце замирало и в пятки проваливалось и дыхание перехватывало от одного взгляда. А тут — поди ж ты! Никогда не считала себя трусихой. Вот и сделала фотографию, чтобы привыкнуть, чтобы научиться страху своему в лицо смотреть. Приём известный, от деда ей достался. Должен сработать.

Да только уже больше двух месяцев прошло, от капитана ни слуху, ни духу, а её всё не отпускает. Как посмотрит на фотку, так и нахлынет: "Будешь моей?" — вот что запомнилось ярче всего... И почему сразу не сказала "да"? А вдруг передумает и в другой раз не спросит? От таких мыслей становилось ещё тоскливей. Даже дышать приходилось с усилием, словно что-то стискивало грудь.

Хорошо хоть учеба занимала действительно очень много времени — не оставалось досуга, чтобы горевать и сомневаться. И ещё почему-то жутко хотелось, чтобы хоть что-нибудь произошло.

Впрочем, некоторые странности всё-таки случались. Не так давно подошел к ней Нах-Нах и спросил: "О чем ты мечтаешь?". Маруська хотела было высказать на этот нескромный вопрос, что думает, во-первых, о самих таких вопросах, а во-вторых, о тех, кто их задаёт. Да, сама не ожидая, оробела. Увидела вдруг, как вымахал и повзрослел парень, недавно ещё казавшийся мальчуганом. И смотрит серьезно. Но от язвительности всё равно не удержалась — ляпнула в шутку: "В джакузи понежиться!". Хотя саму эту джакузи отродясь в глаза не видела. Парень задумчиво кивнул и потопал прочь. Опрос, что ли, проводит? Кто его разберет!

Она бы забыла об этой впопыхах смороженной глупости, да только недели не прошло, как привезли в школу эту самую джакузи. Переполоху было! А от кого — никто не знает. И записка еще была, переданная директору ухмыляющимся водителем, а там лишь два слова: "Для девочек".

Сам-то Ксаверий лишь головой мотал, мол, не знает ничего, его дело маленькое — доставить. Нах-Нах вообще глаза расширил, так что добиться от него не удалось ни одного внятного слова. Да и Мелкая всё время рядом с Федькой крутилась, никак не выходило застать его одного.

Джакузи эту, недолго думая, установили прямо в баньке, взамен старой лохани, которую именовали ванной, но по назначению использовали редко. Подключали новинку к электричеству и водопроводу старшеклассники под руководством Вадима Бероева. Даже умудрились с первого раза сделать всё правильно. С тех пор в баньку очередь — только однажды Маруське и удалось понежиться, и то — чисто из принципа, купаться она предпочитала в чистом озере, до которого лету отсюда всего несколько минут. И ведь никому не выскажешь свои подозрения, что без капитана тут никак не обошлось.

Не успела оправиться от этого случая, как произошел второй. Собрались как-то внеурочно всей своей снайперской бандой патроны снаряжать для Марусиной Моси и Стебельковой Драгуновки — тут много работы со стреляными гильзами, с их доводкой на вальцах, вот и сходились компанией, чтобы по операциям разложить работу. Вообще-то в Плёткино из их прошлогодней учебной группы только Маруся со Стебельком учились, да вот Мелкая нынче перебралась сюда — остальные-то в других школах. Ну и Нах-Нах вечно рядом с Нинкой крутится — куда ж без него!

Тут между делом ни с того ни с сего зашел разговор о вине, будто кто из них в этом разбирается. Однако, каждый какую-нибудь марку да назвал. Стебелек вообще всех удивила, перечислив не меньше десятка. Но когда Марусю попросили высказаться, она твердо заявила, что лучше коровьего молока напитка не знает, да посетовала, что при школе коров не держат, а только коз. А козье молоко — совсем не то.

Корову доставили через три дня. Девки еще ржали, мол как по заказу для Маруськи. А она пыталась прожечь взглядом удивленного не меньше всех Нах-Наха, да снова сунуться к деду Ксаверию. Только старик, как и в прошлый раз, знать ничего не знал.

Мучиться дольше девушка не смогла, и все же зажала Нах-Наха как-то вечером в темном углу, пока Мелкая ушла в эту самую джакузи. Партизан из Федьки оказался классный, отпирался целых двадцать минут, да только и Маруся не собиралась сдаваться.

— Ладно, — вздохнул парень, — не отвяжешься ведь.

И все рассказал. Получил он послание на шлем от разведчика Павла Грачёва. То есть подписи не было, это Федька сам его вычислил позже по каким-то отцовским каналам. В послании была просьба — узнать, о чем мечтает Маруся.

— Да кто этот Грачев? — чуть не плача спросила девушка, оседая на пол.

— А в роте у твоего капитана он.

И Федька, ловко воспользовавшись её озадаченным состоянием, просто удрал. А она сидела и недоумевала, зачем разведчику вытворять этакое? Уж если бы капитан хотел, наверное, сам бы спросил. И что это за Грачёв такой? Откуда ему Марусю знать, и с какой стати посылать такие дорогущие вещи? Правда, вроде как не ей, а школе. А все равно, непонятно.

Молоко теперь младшим классам доставалось, они же и за коровой следили, но и Маруське кружечку всегда наливали, если просила.

С тех пор она за словами следила так строго, что вообще боялась разговаривать, даже когда Нах-Наха рядом не было — вдруг передадут. А потом надоело, и взяла с него очередную клятву — прекратить это немедленно, и больше никаким мужикам, за кого бы они себя ни выдавали, её желаний не передавать.

— А если сам капитан Савельев поинтересуется? — спросил этот поганец, сверкая смешинками из глаз.

— Запрещено! — рявкнула Маруся, почувствовав, как загорелись щеки. — Пусть меня спрашивает — лично!

— Так и передам, — кивнул Нах-Нах.

— Врезать тебе? — взвилась девчонка. — Не посмотрю ведь, что таким кабаном вымахал! — И, опомнившись, совсем тоненьким голоском: — Не надо, не надо, пожа-а-алуста! Федь, ты же такой хоро-о-оший!

В общем, угрозами и мольбами упросила Федьку никому ничего про неё не передавать.

Так что в последнее время странного или необычного больше не происходило. И от этого тоже делалось тревожно: вот, позабыта, позаброшена! А ведь скоро лето, а у неё как-никак выпускной класс, и если капитан так и не появится, пусть пеняет на себя. Отправится Маруся для начала в путешествие по островам на мотопараплане, как и задумывала раньше. И никто ей не нужен! Да и некуда, если по правде сказать, ей деваться. Лавровка разрушена. Родительский дом стерт с лица земли, будто и не было его. Дядька уехал работать на верфи. Оно конечно, Маруся не пропадет, руки на месте, пристроится где-нибудь. Но это еще решить надо, чего ей в жизни хочется, а определиться всё как-то не удавалось. И снова в этом винила она капитана. Чего он себе там думает? Может, и забыл уже о ней? Рассердился, что так и не дала ему ответа? А как дать ответ, если он на глаза не показывается?

Восьмому классу осталось сделать последний рывок, а потом неделя — и всё, конец урокам — школьники разъедутся. Выпускники зарылись в учебники, планшетники, а у кого были — в визоры. Последние денёчки, когда поблизости имеются преподаватели — есть, возможность в живую спросить, обсудить, вызнать. А потом — всё. Соображай и разбирайся сама.

Только сегодня вечером ничего у Маруськи не училось. Страдала она. Страдала по-настоящему и очень сильно. Она ведь наврала тогда капитану про свой возраст — само как-то вырвалось, что шестнадцать лет ей будет через месяц, а ведь тогда ещё чуть не полгода оставалось, и на самом деле день рождения у неё только завтра, двадцатого мая. И никто, ни одна живая душа об этом не знает.

Ну и чего теперь? Сама ведь виновата. Надо было раньше думать, и как-то в разговоре упомянуть, а теперь уже поздно, да и нельзя — жалости ей не нужно.

И заснуть сегодня никак не могла до самого утра, так и вертелась на измятой постели, чувствуя себя измученной и одинокой как никогда. Вроде рядом девчонки, с которыми вместе училась с первого класса, а все равно, словно одна она на целом свете. От отчаяния, прежде чем убрать фотографию в кармашек, совершила еще один безумный поступок — взяла и поцеловала своего капитана. Впервые! И вроде никто не видел, все спят, а чуть не задымилась вся, так стало жарко. Пришлось срочно прятать фотокарточку и бежать среди ночи умываться холодной водой, только это мало помогло. Вернувшись, легла тихонько на живот, и, уткнувшись носом в мягкую подушку, неожиданно для самой себя заревела. Беззвучно, чтобы никого не разбудить. Но так её разобрало — ведь с самой войны не плакала. А теперь сотрясалась всем телом, и никак не могла успокоиться. Потом, конечно, всё же заснула, вся в слезах и соплях, да и проспала всё на свете.

Глава 17. День рождения Маруси.

— Радуйся, сплюшка-сопюшка, у вас в восьмом сегодня первый урок отменили, — влетела в опустевшую спальню Стебелек, громким голосом вырвав Марусю из самого прекрасного сна.

— Отвяжись, досмотрю, — пробормотала та сонным голосом, надеясь разжалобить подругу.

— Было бы что досматривать! А ну вставай! Дара Руслановна заметит, что тебя нет — будешь потом краснеть. Думаешь, ей легко просыпаться, когда роды уже на носу?

— Не ори, встану щас, минуточку еще, — простонала девушка, натягивая на голову одеяло.

— Не дождешься! — Одеяло было безжалостно сорвано. А следующие слова, сказанные куда как более тихим и вкрадчивым голосом, заставили подпрыгнуть заспанную ученицу: — Что, любовник приснился?

— Совсем обалдела?! — Меткий бросок подушкой Стебелек не пропустила. Успела поймать и швырнуть обратно.

Самое неприятное, что она угадала, сон Марусе приснился совсем неприличный, жаль не удалось разглядеть, с кем она так самозабвенно целовалась. Но во сне ведь можно, и вообще — это только её личное дело!

Утихомирились девчата быстро, Стебелёк даже помогла с косой — Маруся теперь заплетала не две, а одну, и доходила она ей почти до пояса. Ни у кого в восьмом классе таких длинных волос не было. А когда распустит, так и попу прикрывали. Подруги уговаривали укоротить, но девушка только улыбалась. Не рассказывать же, в самом деле, семейную традицию, что косу только в день свадьбы отрезают — в знак того, что всё — назад дороги нет. Почему так повелось, неизвестно, а только рассказы бабушки Маруся запомнила, и нарушать обычая не собиралась. Особенно теперь — когда никого из родни не осталось в живых.

На урок, однако, успела — все только-только расселись. Оказалось, и правда — не зря. Было интересно — сначала короткий итоговый обзор с разными интересными вкусностями. А потом простой и лёгкий письменный опрос с забавными подсказками — умела их любимая преподавательница так строить урок, что обо всем остальном забываешь.

Маруся справилась одной из первых, сидела, скучала, поглядывая в окно — там, в отдалении, на площадке стоял незнакомый коптер, и было любопытно, кто к ним пожаловал. Уж не Представитель ли Президента? Говорят, он запросто может вот так в любую школу прилететь.

Замечтавшись, Маруся слегка подпрыгнула от громкого стука в дверь.

— Войдите, — спокойно ответила Дара Руслановна, и все обернулись на выход, оторвавшись от своих работ.

Никто не заходил, потому преподаватель, велев им сидеть тихо, и продолжать работать, вышла сама. Все сразу зашумели. Лишь Верка Муромцева, Марусина соседка по парте, хмурилась, дописывая последний ответ — сердилась на Мишку Власова, который громким шепотом спрашивал Марусю, как ответить на совсем непонятное седьмое задание. Подсказала, не жалко. Радостно было, что вчерашняя тоска испарилась бесследно. Только надолго ли? А тут и Дара вернулась.

— Маруся, все написала? — спросила она, держась за поясницу. Тяжело ей дохаживать. Живот уже совсем большой.

— Ага.

— Тогда сдавай работу и можешь идти — там к тебе пришли.

Вроде и любимый предмет, а так приятно, что отпускают пораньше. Гадая, кто мог её позвать, Маруся показала незаметно язык Верке, подхватила рюкзак и, положив на край учительского стола свою работу, поспешила к двери, сдерживаясь, чтобы не побежать вприпрыжку.

— До свиданья, Дара Руслановна, — весело попрощалась она и выскользнула из класса.

В пустынном коридоре, свернув по привычке направо, в сторону лестницы, недоуменно замерла, никого не увидев. А услышав за спиной шаги и вовсе окаменела, не решаясь не то, что повернуться, а даже вздохнуть полной грудью.

Для гостя это не оказалось проблемой, просто взял за плечи сильными руками и развернул к себе лицом.

— Ну, привет, — сказал негромко. И насмешливая улыбка заиграла на губах. А у неё внутри просто кошмар творился, руки-ноги вмиг сделались словно чужими и взгляд не смогла поднять выше второй сверху пуговицы. — Ты извини, время не рассчитал. Забыл, что с утра занятия... Посмотри на меня, пожалуйста!

Помотала головой, не в силах ответить. Отступила бы, убежала, если б только могла.

— Ну хорошо, пойдем тогда.

Капитан Савельев взял её за руку, да так крепко — не вырвешься, и решительно повел к лестнице. Пришлось почти бежать, поспевая за его широким шагом. Сердце билось где-то в горле, а от его руки по всему телу бежали огненные ниточки.

Коридоры пустовали — до конца урока оставалось еще пять минут. Так что до самого выхода из школы, к счастью, никого не встретили.

— Стой, — опомнилась девушка на крыльце, отнимая руку, и охнула, встретившись, наконец, с внимательным взглядом зеленовато-карих глаз. — У нас еще история сегодня, — пробормотала еле слышно.

— Вот оно как!

— Последний урок, пропустить никак нельзя.

Говорила, а сама не могла отвести взгляда, да и капитан перестал улыбаться, смотрел пристально, словно чего-то ждал.

— Во сколько заканчивается? — спросил участливо. И ей, наконец, удалось вздохнуть.

— В полвторого, — прошептала — голос куда-то пропал.

Но он услышал, кивнул спокойно:

— Хорошо, встретимся в той беседке в два. У вас же еще обед?

Сглотнув, закивала. И быстро отвела взгляд, когда он снова повернулся.

— Ладно, беги. Я еще дела тут некоторые улажу. Как раз к двум поспею. Маруся?

Если бы она только посмела коснуться его, поцеловать, как тогда, в щеку. Но решиться так и не смогла.

— Приду.

И резко развернувшись, ворвалась обратно в школу вместе с громким звонком, извещающем о конце урока.

"Как отсрочка от казни" — пронеслось в мозгу смешное сравнение, хотя на душе было как угодно, но только не весело. Влетев с разбегу в пустой класс на первом этаже, Маруся без сил опустилась на лавку, так как ноги отказались её держать. Обхватив рюкзачок, начала мелко дрожать и стучать зубами. Только спустя пять минут удалось себе скомандовать: "Прекратить истерику, курсант!" Помогло только со второго раза. Встала, осмотрела своё отражение в зеркальце — бледная вся, и глаза испуганные с расширенными зрачками. Пришлось постоять, подышать глубоко, прислонившись лбом к стене, и медленно идти обратно на второй этаж. Занятие по истории должно было проходить в том же кабинете.

— Ты где была? — набросилась на нее Стебелек. — Я ищу тебя — седьмой сегодня вместе с восьмым занимается. Говорят, к тебе приходил кто-то?

Удалось вяло отмахнуться. А от дальнейших расспросов спас приход директора, который самолично преподавал у них историю. На его уроках царила тишина, даже когда он замолкал. Рассказывал всегда не просто интересно, а удивительно. Часто приводил для примера истории из жизни, иногда забавные, иногда печальные. Сейчас как раз пошла речь о первых поселенцах на их планете, с какими проблемами столкнулись, и почему их стали называть аборигенами. Материал уже давно пройденный, но очень увлекательный. Перед окончанием школы не худо и повторить. Да и для седьмых классов интересно.

Маруся хоть и смотрела на директора, не отрываясь, а не понимала ни слова, словно говорил он на другом языке. И нельзя сказать, что думала о другом — в голове все смешалось, и нормальных мыслей там просто не осталось. Только какие-то обрывочные, будто кадры, надерганные из всей прошлой жизни.

Пришла в себя только концу занятия, но опять не слушала, только ерзала на стуле, да считала секунды, оставшиеся до конца урока, поглядывая украдкой на часы Стебелька.

Вскочила, едва прозвенел звонок, и, стушевавшись под взглядом директора, снова села.

— Завтра у восьмого класса занятий не будет, — объявил он и, переждав радостный рев учеников, продолжил: — а у седьмого только один урок, потом уже будете заниматься самостоятельно. Кому нужны дополнительные занятия с учителями, подойдите сейчас, запишитесь. В четверг у вас будет инструктор по вождению катеров, не пропустите. А теперь можете бежать обедать.

Стебелек догнала её только у столовой:

— Ты куда так рванула, бешеная? Думаешь, я не проголодалась?

— Лучше скажи, сколько времени, — пропыхтела Маруся, занимая им столик. Ни часов, ни визоров у неё самой никогда не было. Определялась обычно по солнцу или старинной мобиле, таскать которую при себе в школе откровенно ленилась. А у Стебелька теперь эти самые есть, командирские часы.

— Без двадцати два. А что, спешишь куда-то? О! Мелкая, Нах-Нах, сюда! К нам! Мы уже заняли! — Она замахала рукой, призывая неразлучную парочку. И добавила для Маруси: — можешь не торопиться, занятий у вас на сегодня больше нет.

Федька с Нинкой, держа в руках по два подноса, подошли, усаживаясь напротив. Так уж повелось, что обедали всегда вчетвером, и кто первый пришел, тот брал еду на остальных.

— Курица жареная, обожаю, — обрадовалась Стебель. — А кстати. Вы слышали, что будет вечером?

— Нет.

— А что? — в один голос ответили Мелкая и Нах-Нах.

— Директор всех собирает в актовом зале в семь часов. Какое-то объявление будет делать.

— Я возможно, не приду, — тут же сообщила Маруся, вгрызаясь в куриную ножку. У кого от нервов может и пропадает аппетит, а у неё так все наоборот.

— Я тебе не приду! Сказали всем, значит всем!

— Ну Стебелек, отмажешь как-нибудь.

Попрепирались немного, пока голод не взял своё. И некоторое время ели молча.

— Видели коптер? — спросил вдруг Нах-Нах.

Мелкая удивленно на него взглянула, а Маруся едва не подавилась. Пришлось срочно запивать курицу соком.

— Я видела, — кивнула тем временем Стебель, — может, из-за этого собирают? А кто прилетел, не знаешь?

— Нее, не знаю. У нас еще урок с Ниной, а вы бы выяснили пока. У вас же всё на сегодня?

— Это у восьмого всё, — вздохнула Стебелек, — а у нас еще геометрия. А потом мы на озеро собирались. Марусь, пойдешь с нами? Чего головой мотаешь?

— Не пойду, — ответила с полным ртом.

Стебель даже есть перестала.

— Слушай, подруга, колись, давай, что у тебя за дела такие?

— Сколько времени? — перебила та, проглотив остатки салата.

— Без трех минут два, а что?

Но Маруська, уже выскочила из-за стола и помчалась к выходу, ловко маневрируя между столиками.

— Да что с ней такое? Вы не в курсе?

Нах-Нах покачал головой, внезапно догадавшись, кто мог прилететь на коптере.

— Странная она, — хихикнула Мелкая. — Если б я её хорошо не знала, подумала бы, что влюбилась.


* * *

Выбежав на крыльцо, Маруся первым делом глянула на коптер и испугалась — вертушки на месте уже не было. Не дождался, что ли? Или не он на нем прилетал?

К месту встречи бежала быстрее вихря и влетела в беседку с разбегу, не останавливаясь, позабыв обо всех своих страхах.

Капитан её поймал на лету, да так и не выпустил из объятий.

— Ты чего? — спросил, широко улыбаясь. — Пожар где?

Маруська тут же смутилась и спрятала лицо у него на груди, пытаясь отдышаться:

— Думала, ты улетел, — глухо призналась она куда-то ему в подмышку и смутилась еще больше.

Объятия стали ещё крепче, а через несколько секунд он её отпустил. И она сразу отступила, ощутив перемену.

— Марусь, — взгляд серьезный и в то же время ласковый, отчего по спине у девушки побежали мурашки. — Ты же любишь сразу к делу. Так вот — я за ответом приехал.

— К-каким ответом? — знала ведь прекрасно, только страшно и одновременно неловко стало — да и вдруг он уже что-то другое имеет ввиду?

— Времени у тебя было достаточно... Или повторить?

— Да, — пискнула она.

Но он не понял:

— Моей будешь?

За тонкой стенкой вдруг послышались шаги и голоса, и Маруся дернулась, оглядываясь.

— Да уж. Людно тут становится, — кивнул капитан, — пойдем, прогуляемся в лесок?

— Я винтовку не взяла, — спохватилась девчонка.

— Я же с тобой, — хмыкнул он.

У него за плечами висел автомат, и Маруся согласно кивнула:

— Пойдем, — и когда он снова взял её за руку, сделала вид, что так и надо. Хотя для неё это было что-то совершенно новое. Даже отец за ручку её только в детстве водил. А вот Мелкая с Федькой все время так, но ведь они пара.

— А ты изменилась, — сказал Савельев, когда они отошли на приличное расстояние и вышли к невысокому открытому холму.

От его слов сразу стало жарко щекам, ведь за полгода у неё только грудь увеличилась немного, бедра стали чуть шире, талия тоньше, а рост и вес совсем не прибавились.

— А ты нет, — буркнула, отнимая свою руку.

К её удивлению, он только хмыкнул, да преспокойно улегся на траву, блаженно потянувшись.

— Не спал ночь, — пояснил как-то насмешливо, щуря глаза от лучей Гаучо, — вот теперь отосплюсь, пока ответа твоего жду.

— Ты чего? — девушка даже ногой топнула, и сама удивилась, что сердится.

— Или готов уже — ответ-то? — он приподнялся на локте и, сорвал травинку, с интересом глянув на ее лицо.

— Готов, — кивнула строго.

— Это хорошо, — и капитан снова вытянулся во весь рост, закинув руки за голову, и даже глаза закрыл. — Тогда усложним тебе задачу. Ты же любишь трудности, а, Маруська?

— Что значит "усложним"? — спросила осторожно, ощущая растерянность и немного обиду.

— Если "Да" — поцелуешь меня. По-настоящему. Если "Нет" — просто повернешься и уйдешь.

Как будто можно по-другому целовать!

-Я жду!

Вот ведь гад какой! Маруся заозиралась, ища предлог как-то избежать такого издевательства, но так ничего и не придумав, осторожно опустилась возле него на колени. А капитан продолжал лежать неподвижно и даже глаз не открывал. От такой близости дышать стало сразу трудно, и, пытаясь отвлечься, стала его рассматривать, пользуясь случаем, пока не смотрит. Невольно удивилась, какие длинные у него ресницы — черные, в отличие от седых волос. И брови тоже черные, густые. Захотелось провести по ним пальцем, разгладить морщинку на лбу.

Под глазами залегли темные круги — видно, и правда, ночь не спал. Почему, интересно? Подбородок гладко выбрит, а на шее, где отчетливо выделятся кадык, есть шрам...

— Марусь, — простонал он, чуть приоткрывая глаза. — Да я помру, пока дождусь!

— Я щас! — шепнула она.

Тихонько вздохнув, обреченно посмотрела на его рот и, зажмурившись, ткнулась губами куда-то в подбородок. Испугалась, что по-настоящему не получилось, и она всё испортила. И даже охнуть не успела, как в следующее мгновение оказалась лежащей на спине, а он навис сверху и сам её поцеловал. В животе ёкнуло от первого в жизни поцелуя, а он еще и куснул за нижнюю губу, не больно совсем, наоборот... Только слишком быстро это закончилось. Не успели мурашки охватить её всю, как он уже вскочил и поднял её с земли, очень неромантично дернув за руку.

— Целоваться ты не умеешь, — сообщил он довольным голосом, — но раз уж всё выяснили, можно и возвращаться.

— Я научусь! — вырвалось у Маруси, помимо воли.

Он засмеялся, но почти сразу смех оборвал, и притянул девушку к себе. Положив её руки себе на талию, сам обхватил ладонями её лицо и тихо шепнул:

— Куда ж ты денешься?! — но тут же добавил серьёзно: — Сколько тебе лет? Напомни-ка.

— Шестнадцать, — теперь она это может говорить с полным правом. И торопливо добавила: — А Карина и Воробушек в четырнадцать поженились, ну, прямо там...

— Это где "прямо там"?

Вот точно, последнее она зря сказала.

— В лесу.

— А как же землеройки? — спрашивал серьезно, а глаза смеялись.

— Наверное, их там не было, — буркнула она.

— А здесь есть?

— А здесь... А зачем? Ты что? Я это...

— Пойдем, милая, я всё понял.

— Что ты понял?

Он снова взял её за руку и неторопливо повел назад.

— Потерпим еще немного, да? Пока школу не закончишь.

— Так через десять дней выпуск! — воскликнула она.

Капитан остановился и оглянулся на холм:

— Ну, если хочешь прямо сейчас...

— Да нет же, — ощутив, как загорелись щеки, уже почти привычно спрятала лицо у него на груди, — просто мне надо знать, куда дальше.

— А что бы ты хотела? — он погладил её по голове, и оказалось, что это тоже очень приятно, она даже дыхание задержала.

— Не придумала еще... Надо слетать в Лавровку, но там все уничтожено...

— Знаю, — тихо сказал он. — Может, тогда ко мне сначала? Дом, правда, еще не достроен, но жить уже можно. А там решим?

— Да, — вздохнула она благодарно. — Скажи только где, я на параплане...

— Нет уж, не скажу. Сам за тобой приеду, поняла? И никакой самодеятельности.

— Но я же...

— Обещай!

— Ладно, — буркнула Маруся недовольно, потому что он перестал её гладить. — Буду сидеть на крылечке школы и ждать тебя.

— Вот и умница. Правильно. — Он чмокнул ее в нос. — Пойдем, у меня для тебя ещё сюрприз есть.

— Ещё? — Удивилась девушка, и уточнила: — такой же, как джакузи и корова?

Настало время капитана удивляться.

— Как ты сказала? Джакузи и корова?

— Да-а-а. А это что, не ты?

— Вот по дороге и расскажешь!


* * *

Про джакузи даже весело получилось, непонятно только, почему капитан не улыбался. А когда дошла до истории с коровой, то сама замолчала, почувствовав ком в горле. У них дома была почти такая же...

— Поня-а-атно, — протянул капитан странным голосом. — Будет им джакузи!

— Кому? — она постаралась отогнать грустные мысли, тряхнув головой. — А хочешь, покажу? Она у нас в бане. Правда, там всегда очередь. Но вдруг...

— Тебе же не понравилось?

— Нее, не так. Просто на озере привычней. А это как... Как другая жизнь. Ну, не знаю. А там еще пузырьки щекотятся.

— Как, как? — он снова широко улыбался, и она обрадовалась.

— Ну так, по всему телу. Я еще испугалась сначала.

Он вдруг глубоко вздохнул и заговорил о другом:

— Ты ведь сейчас никуда бежать не должна?

— Нее. Только вечером директор зачем-то собирает. Надо в семь часов быть в главном зале. Но я могу не ходить — Стебелёк мне потом всё расскажет.

— Да нет, сходи, — капитан остановился и вздохнул. — Понимаешь, Марусь, я ведь ненадолго. Через полчаса коптер меня заберет.

— Понимаю.

— Ну-ну, не сердись. Эй, посмотри на меня.

— Не сержусь я. У тебя дел, наверное, много, да?

— Точно. С трудом вырвался.

— И ждут уже, и так задержался? — продолжила она развивать свою мысль.

— Да-а, — ответил он осторожно.

— И проблем всяких много, не знаешь, как все успеть.

— Верно.

От его пристального взгляда стало не по себе, но всё равно договорила:

— А тут еще какую-то малявку целый час ждать пришлось, да еще потом развлекать.

— Та-а-к, — протянул он. — Понятно.

И от его тона оставалось только втянуть голову в плечи, уже жалея о сказанном.

— Похоже, я что-то упустил. Да, Маруся?

— Нет, я не то хотела сказать...

— Всё ты правильно сказала, — с досадой перебил он. — Только вот в одном не права. Ты для меня не малявка, а самый дорогой человек. Так уж вышло. И что там час! Я ждать готов, сколько потребуется. Хоть два года, хоть пять, как решишь.

— Пять? — переспросила она, чувствуя, как от счастья закружилась голова.

— Э-э. Это я для примера, — пробормотал он. — Хватит и двух, как считаешь?

— А говорил, что десять дней, — улыбнулась она. Обида уже куда-то исчезла, и непонятно было, что на неё нашло.

— Марусь, тебе никто не говорил, что ты очень коварная маленькая женщина?

Он вдруг подхватил её за бедра и поднял вверх. Так что теперь она смотрела на него сверху вниз, опираясь о широкие плечи.

— Нее. Я не коварная. Я одинокая.

Она улыбнулась, чтоб он не подумал, что она серьезно.

Но он, видимо, всё равно так подумал, потому что сам сразу улыбаться перестал и опустил её на землю.

— Ты сюрприз вообще хочешь, или так и будем стоять посреди леса?

— Хотела, и получила уже.

— Да?

— Ты ведь приехал!

С минуту он смотрел на неё, будто заново увидел. А Маруся пожалела, что не взяла у Нах-Наха шлем. Потому что её Василий сейчас гораздо красивее, чем на той фотке. И совсем не готова оказалась к тому, что её снова поцелуют, да ещё так, словно капитан торопился очень, или сердился. Так, что она забыла даже, где находится, а потом пыталась отдышаться на ходу, когда он уже молча повел её к школе.

И первый, кого встретили, был Мишка Власов. Увидел их, посмотрел круглыми глазами, развернулся резко и зашагал прочь.

— Твой приятель? — поинтересовался капитан.

— Одноклассник, — буркнула Маруся. — Не знаю, чего это с ним.

— Не знаешь? — хмыкнул Савельев.

— Ты сюрприз обещал, — напомнила она быстро.

— А говорила — не надо.

— Я так не говорила!

— Шучу я, пошли.

Сюрприз заставил её взвизгнуть совсем как городскую, и броситься капитану на шею. Тот с радостью её поймал и поинтересовался:

— Ты рада?

— Ага, ага, только поставь меня. А как его зовут?

— Её, это девочка. Как назовёшь, так и будут звать, месяца еще нет.

— А как ты нашёл такое чудо? Это ведь... Их и нет почти на Прерии. И дорогущие.

— Чего не сделаешь ради любимой женщины, — пробормотал капитан. — Только может, я заберу её? Будет ждать тебя дома...

— Нет! — Маруся прижимала совершенно белого щеночка к груди и мотала головой. — Нет, пусть будет со мной. Пожа-алуйста, Вась! Я справлюсь. Я у Нах-Наха посоветуюсь!

— Ну, если у Нах-Наха... Проводишь хоть до коптера?

Они вышли из сарая, куда привел её Савельев за сюрпризом, и направились к снова стоящему на парковочной площадке коптеру. Народу в школьном дворе было уже много, видно закончились уроки у младших, но Маруся никого не замечала. Прижимая к груди теплый белый комочек, шла рядом с капитаном совершенно обалдевшая от счастья.

Когда он уже собирался залезть в кабину, и повернулся, чтобы попрощаться, Маруся всё-таки не сдержалась. Теперь-то можно.

— У меня сегодня день рождения!

— Знаю, — спокойно кивнул он. И на её изумленный взгляд, усмехнулся: — Черкесова Мария Романовна, неужели вы думаете, что разведчик не сможет добыть такой пустяковой информации, как дата вашего рождения?

Погладил по голове, как маленькую, и залез внутрь коптера. Пришлось срочно отбегать и смотреть, как взлетает вертушка.

— Ну и как назовешь? — знакомый голос раздался совсем рядом, когда коптер уже превратился в точку на горизонте.

— А-а, Нах-Нах! Ты чего это здесь делаешь?

— Да так, урок вот прогулял. Мелкая теперь убьет. Так как назовешь?

Маруся окинула его подозрительным взглядом:

— Чтоб ты прогулял урок?! Чем занимался?

— Да так, неспокойно со зверьем за периметром школы. Козу вон задрали прошлой ночью.

Маруся вдруг покраснела и сердито поглядела на парня, не забывая, однако, гладить спящего на руках щенка.

— Следил, выходит?

— Да я и не видел ничего. Почти, — Федька ухмыльнулся и поспешно отступил на пару шагов. — Я ж не на вас смотрел, а вокруг. А то идёте, ничего не видите и не слышите.

— Если кому-нибудь скажешь...

— Марусь, ты оглянись. Вас уже вся школа увидела.

Она послушно оглянулась, и тяжело вздохнула:

— Да уж.

— Так как назовешь? Поженим их потом с Фагором?

— Дурак, она маленькая еще. И не торопи, я еще не придумала. Ты мне лучше скажи, чем кормить её. И убери своего любопытного пса! Отстань, Фагор!

Глава 18. Возвращение в город.

Последнюю четверть учебного года Нах-Нах делал детскую кроватку. Мелкая его об этом попросила. Вообще-то устройство нехитрое, если кто хоть немного умеет работать с деревом и способен пользоваться немудрёными столярными инструментами. Учитель труда на высказанное пожелание откликнулся адекватно — с материалами, крепежом и прочим — никаких проблем не было. А, если действовать продуманно и старательно... получилось всё равно только с третьего раза, и то в значительной мере благодаря Ёжику, который хоть и парой лет моложе, зато с детства возле лодок — вот он-то и приходил помогать своему другу. Всё-таки, как ни крути, навыка у Федьки было маловато.

Разумеется, о том, что он делает и для кого, знали все, и немало придирчивых взглядов ощупало Нинкину фигурку на предмет, а не собирается ли она друга своего сделать папой? Похоже, последний акт мести одноклассницам за осеннюю подставу был проведён по всем правилам. Хотя, матрасик принесла Стебелёк — сама сделала. Потом это, дополнилось комплектом пелёнок-распашонок-ползунков, изготовленных уже собственноручно Мелкой — вот уж подружки передумали всякого, когда она это шила у них на глазах.

Конечный результат — кроватку, набитую детским приданым — перед отъездом на каникулы перетащили к Бероевым, и сразу всё встало на свои места. Дара Руслановна как раз дохаживала последний месяц. Или предпоследний — Федька такие тонкости на глаз оценивать не умеет — большой живот, он и есть большой живот.

Потом — короткие сборы, прощание с друзьями и утренний бросок через лес на взлётно-посадочную полосу. Пузатому транспортнику отсюда около двух часов до Ново-Плесецка. Толпа школяров — в основном городские, вывалила по аппарели на бетон столичного аэродрома задолго до полудня. Фагор неохотно взялся на поводок, а Мелкая выглядела слегка встревоженной.

Многих ребят встречали. Иных даже с машинами. Но ни за кем, кроме Нах-Наха не прибыли на белом бронетранспортёре. Хотел броситься на грудь отцу, даже подбежал радостно, как без малого год назад на Земле... и остановился в нерешительности — что-то не так.

— Ну и вымахал ты, верста коломенская. Это ж сколько в тебе росту нынче? — обнялись без вешания на шею, похлопав друг друга по спине. — А вас, сударыня, почту за честь видеть гостьей в нашем доме, — это уже Нинке предназначена самая изысканная офицерская галантность.

— Как ма себя чувствует? — Федька сократил слово "мачеха" до двух букв, и уже давно так к ней обращается, когда случается переговорить через визоры. Лена не возражает, а ему, почему-то, приятно. Отцу же, похоже, и вовсе нет до этого дела.

— Кажется, она немного перехаживает, — озадачился отец. — Хотя, пока в пределах обычного разброса. И, ты знаешь, у нас ведь будет двойня.

— Знаю. Она мне уже хвасталась. И сказала, что мальчик и девочка.

Доехали быстро. Расстояния тут невелики. Конечно, первыми гостей встретили собаки — Мангул строго взрыкнул на Фагора, показывая, кто тут хозяин, а Патри облизала Федьку. На Нинку они покосились недоверчиво, но "ничего не сказали". На террасе был накрыт горячий прерианский завтрак — обязательная каша с подвяленными фруктами, твёрдый сыр, мягкое масло и пушистый белый хлеб. Растолстевшая Леночка выглядела безоблачно, весело и непринуждённо отправив "мальчиков" мыть руки.

За едой Федька откровенно хвастался своими успехами в математике и физике — в этих предметах он действительно чувствовал себя уверенно. А потом папина жена посмотрела смущённо и тихонько охнула:

— Наконец-то, — сказала она с лёгкой улыбкой на лице. — Поехали, Кирюша. Нам пора.


* * *

Папа увёз мачеху в родильный дом, а Федька принялся осматриваться в доме, таская подругу повсюду за собой. В общем-то, ничего здесь особенно не изменилось, если не считать появления в одном из шкафов достаточно большого количества детских вещичек. Мелкая, кстати, придирчиво их перебрала, после чего вернула на место, ничего не сказав. Она сегодня выглядела задумчиво.

Заглянула и в хозяйскую спальню, а потом долго проверяла чуланы и кладовочки. Слазила на чердак, антресоли и в гараж.

Отец вернулся озабоченным:

— Акушерка велела, чтобы раньше вечера не трезвонили — не быстрое это дело, говорит. Приказано позвонить в шесть.

После этого папа слонялся по дому, готовил обед, дав сбежать борщу и обуглив отбивные. Федька отскабливал сковородку и наблюдал за подругой — давно не видел он её такой... насторожившейся. Буквально в первые дни знакомства она демонстрировала столь же высокую степень сосредоточенности и собранности. Потом это уже не было заметно так ярко.

День прошёл в бестолковой беспредметной суете, мытье посуды и кухонной плиты, разговорах ни о чём, кормлении собак, и ещё Фагора прогуляли по тихим "задним" улицам. Пса смущал поводок — то есть он не пытался вырваться, но вид имел оскорблённый и недоуменно поглядывал на хозяина. Встретившегося мегакота собака заинтересовала — папа рассказал, что два или три прайда заходят в город и даже ловят грызунов, хотя многие люди опасаются этих сильных хищников. Другое дело — детишки, если улучат момент, могут даже подойти, чтобы погладить "кису".

— Вижу тебя, — произнёс Федька настоящее приветствие на "моргалусе", переведённое визорами в последовательность вспышек фонариков подсветки.

— Вижу тебя, — ответил кот. — Новый волк, — кивнул он на собаку.

— Волк охотник, — поддержал беседу Нах-Нах. И добавил: — Короткая лапа, — демонстративно указав на поводок.

Кот приблизился к севшему около хозяйской ноги Фагору, и тело его, как-то задвигалось. А потом и пёс стал немного отвечать неуклюжими шевелениями.

— Пробуют жестами переговариваться, но что-то у них неважно получается, — заметила Мелкая.

— Верёвка, — вдруг перевели визоры, а морда кота потянулась к поводку. Фагор просительно заскулил.

— На охоту просишься? — полюбопытствовал мальчик и увидел столь интенсивное помахивание хвостом, что сомневаться в положительном ответе никто бы не стал.

— Охота, — снова проморгал кот.

— Одна охота, — Федька решил сразу ограничить длительность будущей прогулки своего четвероногого друга.

— Одна охота, — подтвердила приглашающая сторона.

— И ещё. По городу собаку полагается водить на поводке.

Ответный кивок.

— Тогда я провожу вас до периметра. Иначе некому будет отстегнуть карабин от ошейника.

Новый жест согласия.

Отсюда до проволочной изгороди, которой обнесён Ново-Плесецк, километра полтора. Считай — рукой подать. Так что обернулись быстро. Отец оттирал от пола в гараже разлитое масло, но огорчённым не выглядел — его занимали совершенно другие мысли.

О том, что у Федьки появились братик и сестричка сообщил радостный рёв папы около половины восьмого. Даже дед Степан, живущий по соседству, заглянул узнать, что тут такое стряслось. Вот его-то Мелкая и усадила на кухне за стол с осчастливленным родителем. Тут же появился коньяк и богатые закуски. Мужики поднимали тосты за новорожденных Алину и Дмитрия, за их матушку и батюшку, а ребята "понюхав пробку", то есть лизнув чисто символически, отправились на боковую.

Вообще-то Нинка, выбирая себе спальню, отдала предпочтение комнате с узкой койкой, из чего однозначно следовало — в гости к себе она никого не ждёт. Ну, понял, не дурак. Однако, вышло несколько иначе — Нах-Наха на его кровати подвинули, умостились рядышком и приступили... к допросу.

— У Лены ведь раньше не было деток?

— Наверно. Она же совсем молоденькая.

— Это у вас в городе она молоденькая, а у нас такие кобылицы уже имеют по двое-трое ребятишек. Да, не о том речь. Ты, Федька, скажи, может у вас тут бабушка есть, или тётушка, или в соседях опытная мамка?

— Родни нет, а про соседок я у папы спрошу.

— Завтра уже спросишь. Я к тому, что готовились твои папа и мачеха к рождению деток с большим энтузиазмом, но бестолково. В общем, не станем спешить наниматься на корабль помощниками стюарда, а погостим здесь подольше, пока у предков дела с малышами не наладятся.

— А ты-то откуда знаешь, чего да как? Ведь не было у тебя своих!

— Братишка рос, когда я уже соображала. У нас старшая сестра и нянька — одно слово. Ладно, кончай тарахтеть — спи ужо, — Мелкая ловко подвернулась под его руку и затихла, прижавшись ягодицами к животу. Уютная такая и мягонькая. Впрочем, по руке шлёпнула сразу, едва попытался разобраться, где там у неё что.


* * *

Откуда и когда появился Фагор — никто не заметил. Утром он лежал в углу веранды, раздувшийся от сытости и только слабо шевельнул хвостом при виде хозяина. Остальных приветствовал открытием глаза. Папенька довольно жмурился, уплетая завтрак и сообщил, что сегодня он, как и вчера, тоже взял отгул потому, что намерен сделать кое-какие покупки. Так что приглашает ребят пройтись с ним по магазинам.

В торговом центре Белого Города было пустынно. Редкие сохранившиеся отделы были набиты чем попало безо всякой системы, но, в основном, сущими безделушками. Федька старался всё примечать, поэтому обратил внимание, что повсюду торгуют одними и теми же сортами мыла, зубной пасты и кое-какими гигиеническими принадлежностями вроде расчёсок и зубных щёток. Остальное же систематизации не поддавалось: клюшки для гольфа, гофрированные хоботы противогазов, цветные мячики и воздушные порео, фата, искусственные цветы, фарфоровые вазоны и дорожные бювары... папа искал детскую кроватку. Безуспешно. Не нашлось её и на барахолке, растянувшейся вдоль расчищенной от завалов набережной Сити. Было уже хорошо за полдень, когда, объехав все торговые точки, отец утёр пот с лица и тяжело вздохнул.

— Не огорчайтесь, Кирилл Сергеевич! — прощебетала Мелкая и кукольно хлопнула ресницами. — Феденька сделает. Я сама видела какую кроватку он изготовил для Бероевых — просто прелесть! — и "написала" на лице выражение восторга.

В магазине стройматериалов из деревянного нашлись только штапики:

— Так строятся же все, — развёл руками продавец. — Лесовоз на Лесопилке как раз грузится, а до его прибытия — только то, что сами нарубите в лесу.

На строительном дворе в самом углу лежало несколько корявых сучковатых брёвен, видимо, служивших поперечинами при перегрузке штабелей, что подтверждали следы тросов на их разлохмаченных боках.

И тут облом.

Возвращался Нах-Нах домой пешком. Папа помчался объезжать знакомых, а Нинка заторопилась готовить обед. Жаркий Гаучо накалил землю, заставив припомнить былую тенистость заросших высокими деревьями улиц внешней окраины Сити. Сейчас же на оставленном войной огромном пустыре то там, то тут возводились дома, лежали кучи песка и щебня и штабеля досок. Вот они, будто мёдом намазанные, притягивали к себе взгляд мальчика.

Один из домов выглядел совершенно достроенным — одноэтажное бунгало, опоясанное кольцевой тенистой верандой. И рядом в тени — одинокая доска. Доска Федькиной мечты. Длинная широкая сороковка возлежала на заметно торчащих из-под её края поперечинах. Ровная поверхность ласкала взор однородностью. Ни трещин, ни сколов даже на ровно обрезанных торцах. Совершенство увиденного завораживало. Пред внутренним взором непроизвольно возникла схема раскроя, последовательность обработки и сборки...

— Слюной захлебнёшься, — послышался насмешливый голос с террасы. "Беременная девушка", — вспыхнула в голове "неприличная" мысль. Неказистая лицом хозяйка, тем не менее, смотрела на пацана приветливо, сжимая в руке одноствольную переломку двадцать четвёртого калибра. Рядом стоял незнакомый мегакот "одетый" в ремённую сбрую с футлярчиком на груди и с интересом наблюдал за развитием ситуации.

— Я... это... братик у меня вчера родился и сестрёнка. Так они маленькие совсем... стушевался Федька.

— Ясен пень, маленькие, если вчера родились. Ты сколько рос, пока в такую жердину вытянулся? — "успокоила" девушка. Нет, понятно, что женщина, но сказать это язык не поворачивается. По всем ухваткам — аборигенка. А одета по городской моде.

— Доску эту купить хочу, — наконец отыскал он нужное слово.

— Покупай. Сколь дашь?

Федька нырнул в визоры, чтобы посмотреть, что там у него осталось от денег, которые ещё до войны отец давал на карманные расходы, да всю сумму и предложил.

— Интересно, а почему именно столько, — полюбопытствовала беременная.

— А у меня больше нет, — признался Нах-Нах.

— Тогда это дорого, — развела руками незнакомка. — Я ведь не грабительница, чтобы жмотиться, когда речь идёт о приобретении подарка для новорожденных. Понимаю, чай, как неуютно вновь пришедшим в этот мир без собственного пиломатериала.

Девчонка явно прикалывалась — это стало ясно, как Божий день. Но зажимать доску не собиралась. Поэтому обижаться не следовало, а стоило развить успех, потому что жизнь нынче непроста, а изобилия столярного инструмента в папином доме не наблюдается.

— В таком случае, позвольте выразить надежду на то, что в доме, где недавно шло строительство, отыщется продольная пила, — сделал Федька следующий ход, копируя вчерашнюю папину чопорность.

— Несомненно! Как же в домашнем хозяйстве без столь необходимой утвари?! — подхватила собеседница предложенный тон. — Сочту за честь предоставить вам её во временное пользование. Кстати, вы окажете мне огромную услугу, если поможете избавить дом от оставшихся после окончания работ саморезов — валяются повсюду — всё время на них натыкаешься. Кстати, позвольте отрекомендоваться: Аделаида Ланская.

— Фёдор Матвеев, — Нах-Нах вытянулся, щёлкнул каблуками и кивнул на гусарский манер.


* * *

Ножовка, рубанок и мешочек саморезов — невелик груз, если бы не шестиметровая сороковка шириной аж целых тридцать сантиметров. К счастью, мимо проходил Глызя из седьмого класса — он и пособил дотащить эту тяжесть до дому. Папа подъехать не мог — умчался по окрестным хуторам выспрашивать насчёт кроватки.

Вернулся он только вечером, потому что ещё и к ма заезжал в больницу — полюбоваться на потомство. Говорит — красавцы. Впрочем — Федька принял это к сведению без особого понимания — ну что, скажите, можно разобрать в этих сморщенных личиках! И вообще — он пилил. Вручную распустить на рейки и планки эдакую махину — это вам не пуп царапать. И ведь нигде нельзя перекосить. Зато шуруповёрт очень помог — это не отвёрткой ковыряться. Кроватки замечательно встали в просторной родительской спальне — успел за те дни, что Лена с малышами оставалась в роддоме.

Откуда и кто приволок матрасики — уже и не приметил. Но пришлись они точно в нужный размер. И вообще, Мелкая столько всего перестрочила на мачехиной швейной машинке...

Возвращать инструменты Нах-Нах отправился под вечер. Заодно и Фагора прогулять — в отличие от Мангула и Патри этот сторонник вольной жизни рассматривал пространство двора исключительно, как место для сна — даже метки собачьи здесь не ставил, считая, видимо, эту территорию конурой. Шугали его в школе, если пытался делать свои делишки в пределах окультуренной территории.

Поэтому, если кто куда собирался, пёс сразу приносил свой поводок и смотрел столь пронзительно, что не взять его с собой было совершенно невозможно.

Вообще-то домашние любимцы тут на Прерии — редкость. Стоит какому зазеваться или сбежать от хозяина — мигом попадает на зуб ближайшему хищнику. Так что отбор по сообразительности среди местных собак проходит жёстко. В лесу взрослый пёс вообще от хозяина не отходит потому, что знает — огнестрел сильнее любых клыков. Фагор, правда, ещё и с мегакотами научился как-то сотрудничать. Им его клыки требуются, чтобы завалить крупную дичь. Непонятно, как они при этом оберегают собаку? Сами-то могут на дерево залезть...

Вот такие мысли шевелились в Федькиной голове, когда он постучался в знакомое бунгало.

— Заходи! — отозвался незнакомый мужской голос. — Двигайся на звук.

В затемнённой гостиной сразу на трёх больших мониторах шла трансляция какой-то стрелялки, а общая картина событий воспроизводилась голографическим проектором. Молодой парень с беременной девушкой болели за одну из команд настолько увлечённо, что просто махнули гостю, типа: "Садись и не отсвечивай".

— Сейчас, смотри, колонна входит в зону поражения ЭмЭмок, — вскрикнула Аделаида и сунула в руки мальчика тарелку. Но он, завороженный разворачивающимся действом, так и держал её на коленях, следя за событиями.

Самоходки съехали с дороги, встав близко друг к другу, и задрали вверх длинные двойные стволы.

— Минатор беспилотники послал разведывать местность, — ответил парень и запустил руку в ту самую тарелку. Чуть слышно заворчал Фагор.

— Так их порубят сейчас, я видела, как Хома самонаводящиеся лазеры туда пихал, — ответила хозяйка, проследив за тем, куда скользнули маленькие силуэты.

— Нифига! На них кисея накручена, не сработают опознавалки, — мужчина слегка "приглушил" всплеск оптимизма своей подруги. Действительно, силуэты разведчиков беспрепятственно миновали зону, где виднелись отметки этих самых лазеров.

Федька уже понял, что это не фильм, а стратегическая игра, которую ведут друг против друга два игрока: "Минатор" и "Хома". Судя по строке комментариев, проследить за этой схваткой в виртуале собралось немало болельщиков, не скупящихся, кстати, на подсказки. В качестве поля битвы использовалась территория единственного материка планеты, причём... возникало впечатление, будто делается попытка переиграть события начала прошлой осени — ту самую трёхдневную войну.

"Минатор" играл за нападающую сторону — у него была современная техника и одетые в форму солдаты, среди которых имелись и запечатанные в тяжёлую броню бойцы.

Противная сторона пользовалась практически не повторяющимися устройствами, назначения которых не удавалось угадать ни по внешнему виду, ни по названию. Персонажи носили треухи, ватники и бороды лопатой.

Итак! Беспилотники провели разведку, и артиллерия приступила к работе. Интересно было наблюдать со стороны за тем, что почувствовал на собственной шкуре сидя в обнимку с Мелкой в земляной норе. Снаряды ложились одновременно по шестнадцать штук, подбрасывая разом участки земли площадью в несколько соток. В воздух взлетали обломки и ошмётки. На одном из экранов возникали сообщения: "Цель уничтожена", на втором: "Макет разрушен". Впрочем, иногда отмечались и более печальные события, например: "Потерян маневренный миномёт", "Полоса выведена из строя", "Нештатная сработка минного поля".

Присмотревшись к обозначениям на тактической карте "Хомы", разобрал, что обрабатываемая зона обозначена, как "Район ложных целей", и на душе полегчало.

Однако, события происходили во многих местах, отчего с обеих сторон росли цифры потерь и уменьшалось количество оставшихся в живых.

— Рота глубинной разведки сбила зенитное прикрытие Плесецкого перевала.

— Ночник отбомбился по полевой кухне. Двое убитых.

— Обстрел севшего вертикальника реактивными миномётами. Ущерба не нанесено — промазали.

Множество событий постоянно держало зрителей в напряжении, но дело явно шло к финалу — обе стороны были обескровлены и гостинцев друг для друга у них оставалось мало. Взглянув на счётчик времени, Федька понял, что виртуальная война длится уже второй месяц и, только что, последние существенные скопления войск переместились, отрываясь друг от друга.

Обе стороны выдохлись.

— Ну что, Хома! — послышался суховатый голос Минатора. — Ты ведь сейчас введёшь в дело Нах-Нахов.

— Конечно, — ответил бархатный баритон.

— Тогда мне пора предлагать мир. В строю почти половина личного состава, но воевать больше нечем.

— Ну а Прерия потеряла около трети населения. Считай, вдесятеро больше, чем ты. Печальный итог.

— По крайней мере проверили, — согласился Минатор. — Хотя, если бы твои лучше подготовились... извини. Это я перегибаю. Основные потери понесли некомбатанты. В таком цейтноте прятать беженцев почти невозможно.

Все оторвались от экранов. Да уж! Удручающее впечатление произвела на всех инсценировка, промоделировавшая иной вариант развития недавних событий.

Хозяева включили свет и обратили взоры на низкий столик, уставленный пустыми и чисто вылизанными блюдами, перевели взгляды на Фагора, сыто вытянувшегося в сторонке.

— Это твоя собака? — спросила Аделаида.

— Ага, — оставалось только смущённо кивнуть.

— Большая, — озадаченно протянул парень. — В неё много входит. Кстати, — меня зовут Степаном.

— А меня...

— Нах-Нах! Скотина! Куда ты запропастился? Тебя пришлось с собаками искать! — в проёме распахнутой двери стояла Мелкая, а рядом с ней — Мангул и Патри.

— Они тоже проголодались? — улыбнулась хозяйка.

— Нин, извини, заигрался, — виновато протянул Федька. — Я больше так не буду, — вдруг вспомнил он с детства знакомую формулировку. — Знакомься, это Аделаида Ланская, а это Степан... Ланской.

— Уткова, Уткова, — по мужски представилась Мелкая, пожимая руки хозяевам. И тут же, поглядев на круглое пузико новой знакомой, добавила: — О кроватке для малыша заранее похлопочите, а то нифига нет в магазинах. Ладно — Феденька у меня рукастый, сделал сразу для обоих двойняшек, — тут же, без перехода, обращаясь уже к своему товарищу: — А ты, оболтус великовозрастный, марш домой немедленно, — и продолжила встревожено: — тут, всё-таки, город, а не лес! Всякое может случиться. Я же боюсь за тебя.


* * *

Когда за "гостями" захлопнулась дверь, Стёпка посмотрел на Деллку и спросил:

— Что это было за стихийное бедствие?

— Тебе же русским языком сказали — Нах-Нах. Правда, при первом знакомстве он в этом не признался.

— Ты мне русским языком объясни, Нах-Нах — это кто?

— Пойдём баиньки. Расскажу тебе сказку про четвёртого поросёнка.

— Так я жрать хочу.

— Так, слушай, Ланской! холодильник-то, чай, не заколочен. Пойдём, покажу, где там лежат языки в мясном желе, слабосолёная кефаль и баночка светлого. А салатик для меня этот зверь оставил.

Фыркнув на шутливое обращение жены, Степан Асмолов отправился куда послали.


* * *

Леночке очень страшно. Началось это сразу после возвращения из свадебного путешествия, когда милый и спокойный Ново-Плесецк встретил их блокпостами и баррикадами. Нет, стрельбы на улицах не было, но колючие напряжённые взгляды одетых в военную форму недавно мирных жителей, нервотрёпка с продуктами и суета в больнице, куда она поступила на работу — всё это тревожило и заставляло ждать недоброго.

И эти странные местные с их ужасными ружьями не казались больше безобидным символом патриархальности, а выглядели дикими зверями, случайно заглянувшими в человеческое жильё. Потом была война и много раненых, тревога за мужа и ужасные волнения за судьбу пасынка, за которым она в панике просто не уследила.

Впрочем, этот короткий кошмар закончился благополучно — мальчишка ответил, едва восстановилась связь, и даже сказал, что возвращается домой. И Кирилл тоже не пострадал — только вымотался и осунулся. Казалось бы — можно успокоиться, но она почувствовала в себе новую жизнь и опять испугалась, что осталась без маминой поддержки среди послевоенной разрухи в неразберихе, в воцарившемся в доме цыганском таборе — вернувшиеся в город беженцы нашли на месте своих жилищ только руины, пепелища и завалы. Кирилл привёл сразу четыре семьи сослуживцев "перекантоваться", как он выразился.

Постепенно и они "рассосались". Одни уехали куда-то в сёла, другие отстроились заново. А она осталась потолстевшая и несчастная, чувствуя как в животе пинаются двойняшки. Нет, тревоги она не выказывала, чтобы не огорчать мужа, приходящего с работы усталым и издёрганным. Он изо всех сил старался успокоить и приободрить её, притаскивая купленные или выменянные на барахолке детские вещички. А, добыв где-то сразу пару горшков, вид имел победоносный и гордый. Вокруг царил дефицит — из продажи исчезли многие привычные вещи. Зато продуктов опять было много: качественных и доступных.

Жизнь вокруг как-то налаживалась и приближался срок родов, когда из своей лесной школы вернулся пасынок, вымахавший ростом чуть не с Кирилла. Выглядел он диким, словно превратился в аборигена. Да ещё и девчонку привёз. Вот эта заноза и встревожила Лену не на шутку.

Дело в том, что, будучи психологом, она умеет многое примечать. И не заметить того, что девочка крутит мальчишкой, как хочет, не могла. А он — чисто телёнок — тянется за ней, словно на верёвочке. Впрочем, не полагаясь на впечатление от краткой встречи — пора было в роддом — ничего рассказывать Кириллу она не стала. Наверное — правильно сделала. Потому что эта самая мелочь приехала встречать её из больницы вместе мужчинами. И снова помыкала пасынком, показывая, как нужно держать младенца, чтобы не уронить головку. Помыкала она, впрочем, и Кириллом, движением брови велев вести к машине супругу а потом и занять водительское место.

Дома тирания Федькиной подружки обрела ещё более зримые очертания — она вела себя полноправной хозяйкой, указывая, что делать с обкакавшимся малышом, как держать его после еды, чтобы не задохнулся от отрыжки. Как поступать, когда орёт и как пеленать, чтобы успокоился. Сама же она делала всё неторопливо, но всё время, объясняя, какие пелёнки обязательно нужно гладить, а какие — не стоит. Уверенно готовила купленное на рынке молоко, втолковывая, сколько держать при какой температуре — одним словом, уверенно и безапелляционно исполняла роль бабушки.

Наметилась проблема с грудным молоком — его элементарно не хватало на двоих горластых проглотов. А на коровье, пусть и со знанием дела приготовленное, они соглашались неохотно. Опять Кирилл мотался по городу, выискивая или кормилицу, или у кого какая смесь осталась, или другой вариант.


* * *

Выйдя из ванной, Лена прислушалась, не начали ли детишки свой обычный ор в ожидании кормления. Несмотря на урочный час в доме было тихо. Подозрительно тихо. Ворвавшись в спальню и обнаружив пустые кроватки, метнулась на террасу, а тут...

Мегакошка развалилась на подстилке, где когда-то возлежала со своими щенками Патри. И также, как когда-то, эту зверюгу дудолят: один котёнок и двое её чад, которых осторожно придерживают Федька и Нинка.

— Ма, Анфиса согласилась подкармливать Димку с Алинкой, — улыбнулся пасынок. Её немного распирает, поэтому ей даже в радость.

Придерживаясь за косяк тихонько сползла на порог, не выпуская из горла вопль возмущения. Сердце ёкнуло, когда звериная лапа с толстыми крепкими ногтями на концах неловких пальцев пошевелила дочку, устраивая её удобней.

— Это Федька догадался, — гордо добавила Ниночка. — А к обеду у вас уже накопится достаточно на обоих, — добавила она участливо. — На полдник я им молочка сделаю. А Хлястик уже подрос, его в обед грудью можно не подкармливать, — объяснила она. — Дадите из бутылочки, на которую я надела большую соску. Только подогреть не забудьте.

— Э-э... а она теперь тут будет жить? — поинтересовалась Лена.

— Да. Вы с Кириллом Сергеевичем станете её прайдом. Уходя на охоту она оставит Хлястика на ваше попечение. Зато и за двойняшками присмотрит, если понадобится куда-то сбегать.

— А вы с Федей тоже станете для неё семьёй?

— Ненадолго. Через три купания уедем путешествовать. Оформляемся на "Перкаль" на рейс до Чёрного приборщиками пассажирских кают.


* * *

— Привет, Анфиса, — вернувшийся с работы Кирилл увидел кошку, торопясь в ванную — Ниночка приучила его умываться перед тем как целовать жену всякий раз, когда приходит откуда-то.

Ответный кивок и моргание, переведённое визорами: "Знаю тебя". Это формулировка приветствия между знакомыми.

— Па, откуда ты знаешь эту кошку, — поинтересовался Федька, когда все уже сидели за столом.

— Так она из свиты Самого, — ответил отец, многозначительно указывая пальцем в потолок.

— Странно, а почему она живёт не в резиденции, а у Степана и Аделаиды Ланских?

— Как ты сказал? Ланских? — захохотал Кирилл, не донеся до рта ложку. — Фёдор! Ты уже большой мальчик, но чудишь невообразимо. Ланская — Деллка, а муж её — Асмолов.

— Кирюша! А отчего ты так хорошо разбираешься в делах этой семьи. Только не говори мне, что по долгу службы. — К Леночке вернулось устойчиво радостное настроение, и ей захотелось попроказничать, проявив шуточную ревность.

— Ты не поверишь, Ленок, но именно по этому самому долгу. Пользуясь разницей в фамилиях Деллка прикинулась простушкой и подала заявку на выделение земельного участка под застройку. Из неё сразу попытались вытянуть на лапу, а Кузьмич об этом прознал, и спустил на эту компанию нашу свору.

— Э-э... а кто у нас Кузьмич?

— Так Представитель Президента на Прерии Степан Кузьмич Асмолов.

— Это у него Фагор ужин сожрал! — ужаснулась Мелкая.

— Только не говори мне, кто этого Фагора туда привёл, — старший Матвеев начал тихо сползать под стол. Впрочем, нахохотавшись, он сделал серьёзное выражение лица: — Изучишь правительственный сайт и сдашь мне зачёт по персоналиям должностных лиц. Чтобы нам не приходилось краснеть за твои выходки. Тут, сам знаешь, что на всю нашу планету — одна большая деревня. Не хватало ещё, чтобы ты заработал какую-нибудь кличку — местные их мигом, знаешь ли, цепляют.

Федька потупился и покраснел. И покосился на Мелкую — не ляпнула бы. Но ответный взгляд его успокоил.


* * *

Лене спокойно и радостно. Димка с Алинкой спят в своих кроватках — впереди часа три покоя до самой кормёжки. Хлястик свернулся на коврике в углу и затих, обняв ополовиненную бутылочку. Теплый Кирилл поглаживает её по макушке, а в распахнутое окно смотрят яркие звёзды.

— Лен, тебе не кажется, что у Фёдора очень странные отношения с этой девочкой.

— Кажется. Действительно. А что тебя настораживает?

— Такое впечатление, что они супруги, прожившие, не расставаясь, долгую счастливую жизнь.

— Дети ещё. Разучивают свои будущие роли, заодно, узнавая друг друга. Она — заботлива и предусмотрительна, а он — защитник и добытчик. Удивительно только, как они так удачно действуют без близости.

— Не уверен, что у них ничего не было. Видел, как Нина выходила из его спальни.

— Не было, — Лена улыбнулась. — По другому бы она себя вела, точно тебе говорю. У них сейчас очень сложный период — оба и хотят, и боятся. Причём, не последствий или чьего-то гнева, а друг друга и самих себя.

— Не путай меня. Как это можно бояться самих себя?

— Кирюш! Они же ещё совсем дети. Когда думают, что их никто не слышит, он её Мелкой зовёт, а она его — Нах-Нахом.

— Что?! Мой сын Нах-Нах? — Матвеева словно пружина подбросила. Впрочем, дернувшись, он затих и принялся беззвучно ржать.

— В чём дело, милый?

— Ты не представляешь себе, какие байки о нём ходят! Нет, врут конечно. А, может, и не о нём, а о ком-то другом. Молва приписывает Федьке аж трёх убитых слоносвинов. Да быть того не может!

— Слоносвин, это кто? — зевнула Леночка.

— Это страх и ужас. Не стану тебе рассказывать на ночь, а то не уснёшь. Спокойной ночи, радость моя.

— Спокойной ночи. А радость будет послезавтра, мой сладенький.


* * *

Разумеется, информацию о заинтересовавшем её животном Лена без труда отыскала в сетке, как только покормила мужа, а потом и детей. Изображение, выведенное на большой кухонный экран впечатляло.

— Чем же такого гиганта можно завалить? — невольно поёжилась она.

— С переднего ракурса только вот в эту область, — показал Федька. — Главное, чтобы пули были бронебойные. Ну и патронов уходит больше рожка.

Леночка покосилась на пасынка. Кажется, не обмануло Кирилла отцовское сердце. Тогда и Нинкина влюблённость в этого долговязого нескладёху совершенно понятна. Коварная, предусмотрительная, дальновидная, она смотрит на Федьку такими обожающими глазами! Мечтательными — вот какими. И каждый раз, почему-то, теребит короткую косичку на затылке.

Глава 19. Бал.

— Кирилл Сергеевич! Не откажите! Решительно нечем больше придать блеск такому мероприятию, а ваше с супругой танго, тогда, на набережной, запомнили многие, — убеждает отца незнакомец с официального вида кейсом.

— Увы, Михал Михалыч, мы сейчас не в форме, — папа уже поймал взгляд ма, отрицательно покачавшей головой.

Мелкая тоже смотрит на Федьку, и видно, как глаза её становятся квадратными от переполняющего душу желания — вот ведь пристрастилась, понимаешь, танго танцевать!

— Пап, мы с Ниной тоже любим этот танец. Говорят, у нас, более-менее, получается.

Гость, однако, смотрит недоверчиво — уж больно худосочны эти подростки... хотя...

— Не покажете? — в глазах смесь надежды и сомнения.

— Отчего же нет? — Нинка переводит свой разведчицкий шлем в режим трансляции, а Федька кивает головой на дверь. — Извольте. Только здесь тесновато.

Отожгли они с настроением — прямо во дворе, включив музыку на трофейном шлеме. Парня чуть смущало, что отец тоже вышел посмотреть и, скрестив руки на груди, наблюдал за ними непроницаемым взглядом. Впрочем, музыка и ритм так захватили, что на зрителей внимания просто не оставалось. Да и Мелкая сегодня была просто огонь — загорелась видно желанием всех удивить.

— Прекрасно, — Михал Михалыч аж подпрыгнул, когда они замерли, тяжело дыша под последние звуки аккомпанемента. А отец широко улыбнулся и подмигнул, показав большой палец. — Значит так, молодые люди...

... так крепко влипнуть Федьке раньше не доводилось ни разу. Раут, посвящённый встрече промышленников и военных в представительстве президента должны были посетить многие заметные люди Прерии. С супругами.

Первым следствием принятого приглашения оказалась полная Федькина занятость в детской — ма готовила Мелкую к выходу в свет, а папа утюжил сыну брюки и рубашку — не столь ловок Кирилл Сергеевич управляться с малышнёй.

Какое-то время обстановка в доме была авральная, а потом потянулись томительные минуты ожидания.

— Ты хто? — ошарашено спросил Нах-Нах незнакомую красавицу, вышедшую на террасу, и с удовольствием увидел, как глаза её становятся знакомо квадратными — она только что получила незабываемый комплимент. Конечно, он её узнал. И не узнал. Платье, всё-таки, достаточно открытое, так что приметные местечки взору доступны... захотелось пробежать по ним губами. Впрочем, придётся обождать. Кажется, сегодня этого не миновать в любом случае.


* * *

Распорядитель чинно объявлял имена прибывающих, а Нах-Наха с Мелкой провели незаметно, велели раствориться в толпе и не отсвечивать до тех пор, пока не начнутся танцы. Потом была скучноватая речь о том, что планета осталась в изоляции, но, тем не менее, должна быть всегда готова... а для этого необходимо... длинный перечень компонентов и материалов, которых здесь отродясь не было, содержал крайне ограниченное количество знакомых Федьке слов. Мелкая держала его под руку и позволяла прогуливать себя вдоль столов с закусками и напитками.

Время от времени она здоровалась с кем-то из ребят и девчат в белых курточках обслуживающего персонала — ни одного знакомого Федьке лица. Появилась Стебель под ручку с представительным мужчиной и удивлённо уставилась на пару малолеток.

— Не узнавай её, — шепнула Нинка, чувствительно сжав локоть. — На меня сегодня все цыкают, чтобы не лезла к ним.

— Кто — все-то?

— Учились вместе, — на лице её нарисовалась задумчивость.

Впрочем, длилось это недолго — настал их час. Разумеется, когда зазвучала музыка, они вышли как будто одни из собравшихся. Нинка заученно отзывалась на музыку, но ни озорной зажигательности, ни страсти в её движениях на слышалось, да и у Федьки не было того азарта, как во дворе — под взглядом отца. Осознание, что на них смотрят все эти чужие люди... Впрочем, к середине танца, музыкальный ритм своё дело сделал — потихоньку разошлись, забыли о зрителях, или те сами замерли, наконец, оценив выступление по достоинству, и перестали отвлекать. Глаза Мелкой привычно засияли, движения стали быстрыми, улыбка дразнящей, так что он на самом деле вдруг ощутил влечение к ней, хорошо не растерялся, а сумел вложить все чувства в танец. Финальный "почти поцелуй" вышел просто на ура, так что после завершающего аккорда их оглушили взрывом бурных аплодисментов.

После этого затанцевали многие пары, а к Нинке стало не пробиться. Показалось, что молодые офицеры скоро прямо здесь начнут стреляться за право покружиться с Мелкой. Впрочем, красивых женщин, умеющих танцевать, хватало. Как говорится — главное было поднести фитиль. Через некоторое время, дыша, словно загнанная лошадь, примчалась Нинка:

— Прикрой меня скорее, пока снова не пригласили, — выдохнула она и получила из рук ближайшего белокурточника стакан лимонада. Федька бы тоже подал, но ему это оказалось не так удобно, потому что перестал бы заслонять подругу, потянувшись за напитком, и он замешкался. Сам же незнакомый парнишка так старательно делал вид, будто никогда не встречался со спутницей Нах-Наха, что стало ясно — абориген — совсем не умеет притворяться.

— Ощиплю! — вместо "спасибо" сказала ему Нинка так незаметно, что её перекошенный в сторону рот было видно с противоположного края зала.

Неподалеку средних лет офицер объяснял штатскому помоложе, чем не подходят предлагаемые ткани для современной амуниции. Чуть в стороне рассуждали о недостатках доступных сортов бездымного пороха, а в компании, к которой примкнул Степан Асмолов, прикидывали возможности имеющегося парка средств доставки для того, чтобы выводить на орбиту снаряды реактивных миномётов.

Взрослые гости отдавали должное угощению, отчего делались веселее и непринуждённей. Где-то заспорили, где-то заржали. Становилось скучно, тем более — танцы пошли по принципу "каждый сам за себя". Ребята потихоньку ушли с раута. Нинка натёрла ноги в туфельках, пусть и не на высоких, но всё равно непривычных каблуках. Ехать на Федькиных руках она отказалась наотрез, а пошла босиком.

Настроение у обоих оказалось неважным, и намерение Нах-Наха пройти губами по некоторым местам, улетучивалось с каждым шагом. Непонятно откуда, но он чётко понимал — что-то не так, но требовать объяснений бесполезно.

Глава 20. Её личный капитан.

Мир Маруси, еще недавно такой сумбурный и беспокойный, полный одиночества и неясных тревог о будущем, и, тем не менее — такой простой и понятный, перевернулся. Не то чтобы это было как-то заметно внешне. Нет, всё вокруг осталось прежним, но сама она стала другой. Более едкой, что ли, саркастичной, а в худшие минуты — дерганой, обидчивой, незнакомой самой себе. Мысли о своем новом положении — девушки капитана Савельева — не просто смущали — пугали, не давая нормально спать и мешая сосредоточиться на учебе.

И Стебелек еще подливала масла в огонь. Лучшая подруга, называется! Фекла в тот день влетела в спальню, вернувшись с озера, и с порога спросила:

— И чего хотел этот старый пень?

— Ничего, что он мой... парень? — разозлилась Маруся.

— Парень? Эй, да он мужик, прошедший огонь и воду, и медные трубы. Он в три раза тебя старше! — Стебелек, плюхнувшись на соседнюю кровать, вытаращилась на неё, как на чудо. — В отцы ведь годится!

— Неправда! Ему всего тридцать пять.

— А я о чем говорю — двадцать лет разница! — и Фекла вдруг спросила совсем другим тоном, с жадным любопытством: — Ну и как — было чего?

— Обалдела! Нет, конечно!

— А чего покраснела? Колись, подруга!

— Не твое дело!

— Значит, этим самым не занимались?

— Нет! — Маруся сама уже чувствовала, как горит всё лицо, и даже шея и уши. Не удержалась прихвастнуть, видя живой интерес Стебелька:

— Целовались только.

— Не, ну ваще, есть на свете справедливость? — воскликнула та, рухнув на подушку и горестно глядя в потолок. — У одних всё просто — гуляют себе вместе, ни на секунду не расстаются. У других вообще — один подход — и дитё скоро народится. Даже лучшая подруга целуется с красавцем-разведчиком. Одна я, как три тополя на Плющихе! Слышь, Марусь! А он, наверное, опытный... Целовался-то как?

— Определись, долговязина! Чего сказать-то хотела? То — старый пень, а то — красавец-разведчик.

Стебелек горестно вздохнула и выдала:

— Да какая разница, если вы так втрескались друг в друга. Вот увидишь, не успеешь оглянуться, замуж позовет. А там и дитём наградит.

— Ты что такое говоришь-то! — Маруся от смущения не знала куда деваться, подхватила с пола из корзинки Найду, как она назвала щеночка, уткнулась пылающим лицом в теплую шкурку. — Он вообще сказал, что два года подождем.

— Во, дура-а-ак! А ты чо — согласилась?

— Не знаю.

— Не, Марусь, ты меня поражаешь... Ой, что это у тебя!!!

Наигравшись вволю с проснувшимся резвым и зубастым щеночком, обессилевшая от смеха Стебелек выдала вердикт — капитан вовсе не такая сволочь, и она даже не против отдать за него свою подругу. И хоть до полного доверия в глазах Феклы Савельеву было еще далеко, Маруся порадовалась её словам. И без того страшно переживала, а уж реакции подруг боялась нешуточно.

Мелкая тоже удивила. Пришла тихая и спокойная, присела на кровать Маруси, осторожно погладив заснувшую Найду.

— Мне Нах-Нах рассказал про подарок капитана... Любишь его, да?

Оставалось только счастливо кивнуть, да зарыться с головой в подушку, под тоскливый стон Стебелька.


* * *

К концу учебного года мода на подарки для будущего младенца двух любимых учителей достигла апогея. Старались — кто во что горазд. Мелкая с Федькой конечно всех обогнали, соорудив такую люльку, что все обзавидовались. Особенно парни. В мастерскую не заглядывал только ленивый — полюбоваться на завершающие штрихи в работе с колыбелькой. Думали, что раз он городской, да еще прямиком с Земли — ничего у него не выйдет. Ага. Нах-Нах взял упорством и вещицу сделал — загляденье.

Мелкая нашила кучу детского приданного. Всяких распашонок, ползунков, подгузников и пеленок.

Стебелек скооперировалась с парнями-выпускниками, одноклассниками Маруси — и они вообще, такое учудили, что Маруся ахнула, случайно узнав о секрете, который вообще-то особой неожиданностью ни для кого и не был. Ни больше, ни меньше — домик двухэтажный поставили, в излучине ручья между клубничной плантацией и школьным орешником. Правда, ходили слухи, что там не обошлось без Рустамки-каботажницы, и Ксаверия, навозивших материала. Да и вообще только такие сосредоточенные на своих проблемах люди такие, как с зимы ударенная пыльным мешком Маруся, сумели остаться не в курсе происходящих событий. Стебелек только посмеялась и сказала, мол, сама виновата, что перестала по сторонам смотреть.

— Но ведь ты же могла сказать! Если б я только знала! — попыталась Маруся упрекнуть подругу.

— Если бы, да кабы, во рту выросли грибы, — засмеялась Стебель. — Ну колись, ты-то чего подаришь? Небось придумала что-нибудь такое, о чём никто и помыслить не мог.

Маруся внутренне ахнула, а снаружи лишь ухмыльнулась:

— Ага, так я тебе и сказала!

И в панике утопала думать. Ага, она одна, похоже, ни о каком подарке не позаботилась! Даже младшие всем классом игрушки, да погремушки готовят. Да такие, что диву даешься. И тоже, якобы в тайне. Стараются малявки. Что-то из дерева, что-то из металла, что-то из пластмассы и полимеров, или еще из тряпок и упругих наполнителей. И всё ведь — эксклюзив — ручная работа. Каждый стежок на своём месте.

Надо сказать — кукольное дело в Плёткино имеет давнюю традицию и множество приверженцев. Такой тут пунктик. Группа школьниц постарше изготовила полдюжины очаровательных кукол, да еще с полным гардеробом каждая. И ведь не просто наобум, а со смыслом. Тут и городская девица, и аборигенская молодуха, и богатая леди, и скромного достатка селянка, и пиратка. И гардеробы у них соответственные. Например, в одной — все узнавали Рустамку-каботажницу. А в другой — ту леди-журналистку, что наведывалась как-то в школу.

Маруся единственная не разделяла всеобщего восхищения:

— А чего одни девки? — спросила насмешливо. — Хоть бы одного кавалера сделали!

Одним словом, довела девчонок до слез. Правда, двух дней не прошло, как отмстили ей знатно, можно сказать, с особым цинизмом. И у кого там такой талант — делать кукол похожими на людей?

Пришли две пигалицы, когда она как раз проводила ревизию куполу своего параплана . Обновляла и проверяла перед тем, как покинуть школу.

— Ну, чего вам?

— Сделали, — выдохнула русоволосая.

— Как ты и сказала, — кивнула более боевая брюнеточка.

— Что-то я не улавливаю, — усмехнулась Маруся, проверяя крепление строп. — Чо сделали-то?

— Мужика склеили, — рыженькая глянула насмешливо. Её подружка напротив, равнодушно цыкнула через дырку от недавно выпавшего молочного зуба, сунув руки в глубокие, до колен, карманы мешковатых штанов.

Заинтриговали, слов нет.

Пришлось идти. В спальне девочек-пятиклассниц царил порядок, полка с куклами в самом углу, за занавеской. Все пятеро малявок-художниц смотрели на выпускницу выжидательно.

Отдернули занавеску. Маруся обвела кукол насмешливым взглядом, стараясь не показать, как это всё ей нравится, как бы хотелось, чтобы у неё самой такие были. И вдруг замерла с открытым ртом, забыв о малышках.

В правом углу, они — Маруся и капитан Савельев. Как живые! Даже её коса через плечо именно нужной толщины и длины, и его седые волосы во всей красе! Прямой спокойный взгляд, еле заметная улыбка, кривящая уголок рта... Высотой в стандартные пятьдесят сантиметров, как и остальные куклы, но ведь тут...

Девушка так и опустилась на кровать, не находя слов.

И очнулась только тогда, когда рыжая девочка тронула её за плечо.

— Его мы никому не будем дарить, но тебя подарим. У нас тут задание от Стебелька.

— Э-э? — не поняла Маруся.

И тогда ей продемонстрировали нижнюю полку, догадаться о существовании которой было непросто.

— Только это — секрет!

И вот они — все перед ней, как на ладони. Вся группа выпускников прошлого лета из группы Дары. И до чего талантливо! Вот хмурится Колобок, скалится в улыбке Клим, озорно поглядывает Воробушек. Вот Анка-пулеметчица закусив губу, смотрит вверх, вот Мелкая со вздернутым подбородком, Стебелек... Все тут! Все — десять.

Не заметила, как осталась одна вся в слезах. Шмыгнула носом, решительно закрыла занавеской нижнюю полку — как было. Потом задернула верхнюю, лишь на миг пристально вглядевшись ещё раз в лицо капитана. Вздохнула, пожалев, что сама так не умеет, и пошла к себе ещё более угнетённая — злилась, что у кого-то теперь будет её личный капитан, и еще оттого, что у самой до сих пор не возникло никаких идей.

Не иголка в стоге сена, а целый большой удобный дом, с обрешёченными тенистыми террасами вокруг, с резным крыльцом, сараем, лягушатником для малышни — встал, как будто всегда тут был на живописной окраине школьного городка неподалеку от короткой аллеи с беседкой.

Слышно, как внутри деловито постукивает киянка по стамеске терпеливого резчика — какую-то красоту выделывает кто-то из четвероклассников.

— Если честно, не только мы стараемся, — призналась нехотя Стебелек. — Как ни придем, а тут что-то новое, и никто не признается.

Девчонки сразу принялись за генеральную уборку в доме. Сдавать жилье завтра, а уезжать из школы — послезавтра.

Детская Марусю очаровала, вспомнились слова Фёклы, что капитан непременно наградит её дитём, и так вдруг захотелось этого.

— Мебели мало, — сказала за спиной Стебель. — Ну, чтобы им самим по-своему сделать захотелось, а то ведь неинтересно — на всём готовом. Ну, разве что кровать. Её уж мы постарались соорудить на славу. Пошли — посмотришь!

Кровать на полкомнаты впечатлила.

— Это ж на сколько человек? — вырвалось невольно.

— На двоих! — усмехнулась Стебелек. — Ну, и место для маневров. Эй, ты чего, подруга? Можно подумать, будто это мне, а не тебе, послезавтра с мужиком обниматься.

— Может и тебе, — буркнула Маруся, пулей вылетая из спальни. — Ты мне лучше кухню покажи! Там тоже нет мебели?

— Обижаешь. На кухне есть всё. Но это мы просто народ остановить не сумели... И потом кухня ждать не может.

Там действительно было всё — плита, столы, стулья, тумбочки, шкафы, посуда. Даже двойная раковина и вода течет — водопровод и канализацию подключили к школьной системе.

Маруся покинула дом в глубокой задумчивости. Посидела немного на скамейке у самого ручья, бросая в воду шишки. Спокойное место выбрали ребята, просто молодцы. Одно удовольствие будет здесь деток растить. Уже завтра обрадуют учителей...

Потом Стебель позвала — продукты подвезли, пора идти готовить праздничный обед на завтра — на всю толпу, что придет на новоселье, да забивать внушительный погреб разными деликатесами.

А вечером её ждал под подушкой сюрприз — хорошо, что заметила неправильность и заглянула под неё. Там лежала фигура капитана. А ведь могла раздавить! Или не могла? Что за материал, кстати? Вроде бы не пластмасса... И кто из этих пигалиц такой художник? И откуда знают о ней с капитаном?

Испугавшись, что кто-нибудь заметит подарок, быстро перепрятала его в рюкзачок. И лежала с закрытыми глазами, мучительно думая, отблагодарить мелких проказниц, или отругать? Придумали тоже!

Под боком сопела Найда, на соседних кроватях тихо посапывали одноклассницы, а ей не спалось: две ночи — и жизнь изменится. И как всё будет — подумать страшно. И подарок для Дары до сих пор не придумала. Стыдно-то как!


* * *

Праздник удался на славу. Бероев выглядел обалдевшим, недолго, но всё же. А вот Дара, похоже, растрогалась до слёз — не от дома, его она рассматривала, радостно улыбаясь, а от подарка пятиклассниц. Сумели же угодить. Полочка со снайперской группой Дары теперь находилась в маленьком кабинете новой владелицы. Кроме этой полки, там пока имелось только кресло.

Во дворе жарились шашлыки, звучали песни. Набились сюда не только старшеклассники, а вообще полшколы. Даже некоторые учителя и директор пришли. Правда, хозяйка жилища быстро утомилась, тяжело это — праздновать, когда живот такой большой, да еще младенец постоянно дерётся внутри. Вот и ушла она в свою новую спальню, отдохнуть.

Там её и застала Маруся, да не одну. Рядом с женой сидел Вадим Бероев, поглаживая супругу по животу и что-то тихо говоря то ли мамаше, то ли будущему чаду.

Маруся отпрянула, смутившись. Но Дара тут же позвала — заходи, мол.

Краснея и смущаясь, девушка остановилась на пороге.

— Я тут это. Тоже с подарком.

— Маруська, не стоило, — слабо запротестовала Дара, и ахнула, когда на пол была выпущена Найда. — Что это?!

А маленькая белоснежная предательница, шустро заковыляла к нагнувшемуся к ней Вадиму. Лизала розовым язычком его руки и в нетерпении махала не только коротким смешным хвостиком, а и всей своей задней частью.

Во-от, выбрала хозяина! К ней-то псинка такого энтузиазма не проявляла. Правильно значит решила? Даже горечь от поступка куда-то исчезла, и на душе стало легче.

— Я это, — сказала хрипло, — не готова еще к оседлой жизни. Буду путешествовать, наверное — а её куда ж? А у вас дом. И потом, уважьте просьбу — коли щеночки будут, оставите мне одного?

— Конечно, Марусь, — Вадим подхватил щенка на руки, хохотнул когда Найда попыталась зубами ухватить его за подбородок. — А зовут её как?

Хотела ответить как капитан — мол, ваша, сами называйте. Но не смогла:

— Найда.

— Красавица наша, — Дара тоже погладила белый комочек. — Маленькая какая!

— Так я пойду?

И, не дожидаясь ответа, Маруся поспешила на двор, а оттуда незаметно выбралась на аллею, да и бегом в спальный корпус. На душе было снова тоскливо, как представила, что станет отвечать капитану. Рассердится ведь.

— Ну ты балда, — сказала Стебель, устраиваясь вечером на своей кровати. — И не притворяйся! Знаю, что не спишь!

— Отстань!

— Что капитану своему скажешь, подумала?

— Отвяжись, говорю.

— Ну-ну, не кисни. Ты кстати правильно сделала. Ну куда тебе, шебутной, щенок сейчас? Ни дома, ни стабильности, непонятно, женится на тебе капитан, или так — поматросит и бросит.

Утешила, называется!

Маруся в долгу не осталась, и поругались они всласть, пока не пришла Мелкая и не призвала их к тишине.

Зато на душе стало легче, и заснула Маруся быстро, мечтая, чтобы скорее наступило завтра.


* * *

Утром проснулась, на удивление, бодрая и отдохнувшая, хоть и рано её нынче подняли. Можно сказать, с петухами. Началась суматоха, прощания. Все разъезжались, кто — куда. Пришли и Бероев с Дарой из своего нового дома. Слышался в толпе громкий голос директора. Сан-Саныч что-то внушал малышне, садившейся в грузовик Ксаверия.

Первыой ушла колонна ребят, отправлявшихся на самолете в Ново-Плесецк. Маруся распрощалась с Мелкой и Нах-Нахом, даже Фагора обняла. На душе стало грустно. Потом Стебелек бодро пожелала ей счастья и отбыла в джипе с близнецами — Матвеем и Сеней. А куда — не сказала.

А капитана всё не было. Как ни вглядывалась девушка в небо, никаких коптеров над школой не крутилось.

К полудню школьный двор опустел окончательно. Уходя в свой дом, возле девушки остановилась Дара.

— А ты чего, Марусь? Ждешь кого?

Кивнула неопределенно. Ну не говорить же, что уже почти и не ждёт, не хватало еще расплакаться.

— Пойдем с нами, пообедаем, — предложил Вадим, с видом собственника нежно обнимая Дару за плечи. — Сообщат нам, когда за тобой приедут.

Помотала головой:

— Нее, я уж тут посижу.

— Ну смотри, если что — приходи. Недалеко ведь.

И они ушли.

А вскоре никого во дворе не осталось. Странно и тихо сделалось вокруг. Только Сан Саныч где-то в школе, повариха, да несколько младшеклассников, сирот, что решили на лето здесь остаться. Или нет, ребятня, вроде, уже умчалась на озеро — погода чудесная, самое время искупаться.

Ожидание постепенно становилось невыносимым. И почему она на своем не настояла? Не выяснила, где находится этот его строящийся дом. Летела бы уже на параплане, ловя восходящие потоки и наслаждаясь красотой, раскинувшейся далеко внизу, а не сидела здесь, позабытая всеми. В голове роилось коварные планы — слетать тоже искупаться, или пойти на кухню, да пообедать. И пусть капитан тревожится, когда приедет, да хоть на миг испугается, что не дождалась. Но только купаться не хотелось, не то настроение, а при мысли о еде к горлу подступала тошнота. Да и разве сможет она сейчас заснуть?

Вот и сидела, как обещалась, словно приклеившись к ступеньке школьного крыльца. А рядом лежал рюкзак, котомка с вещами и мотопараплан. Солнце припекало — пришлось надвинуть шляпу с широкими полями низко на лоб.

Каково же было её удивление, когда из школы вышел Сан-Саныч и дунул прямиком к ней.

— Марусь, тут тебе телефонограмма, я записал. Правда, подумал, озорничают, не ожидал, знаешь ли, что кто-то остался. Вот и не пошёл сразу.

Внутренне сжавшись, взяла из его рук записку.

"Марии Черкесовой. Марусь, не смог вырваться. Буду не раньше пяти. Дождись, пожалуйста".

— А когда звонили? — спросила каким-то чужим голосом, чувствуя одновременно и обиду, и радость — не забыл, просто дела.

— Часа полтора назад. — Сан-Саныч с грустью оглядел двор. — Куда мелкие делись, не видала?

— Так, на озере.

— А-а, ну к обеду будут. И как только чуют, что время кормежки...

Он ушел, а Маруся глянула на солнце, снова опускаясь на ступеньку. Всего час дня, судя по всему. И как провести оставшиеся четыре часа она себе не представляла. Ну ладно, хоть предупредил.

И тут услышала стрекотание коптера.

Ведь понимала, что капитан без причины не стал бы вводить её в заблуждение, а сердце в груди рванулось, и забилось как бешеное. А вдруг всё же смог вырваться?!

Захотелось побежать сломя голову на площадку для коптеров, но словно примерзла к крыльцу. И ноги ватные — не встать.

Вот вертушка приземлилась. Отсюда её не видно, но девушка представила, как капитан выбирается, идёт своей размашистой походкой к школе. Наконец над холмом показалась голова, а потом и вся высокая фигура военного, но в груди сразу стало тоскливо. Не он!

По мере приближения солдата, потихоньку начала его узнавать. Это один из разведчиков капитана, но вот кто именно сказать не могла. Рожа бандитская, в шрамах, хотя приветливая улыбка меняет её до неузнаваемости.

Дошёл молча, притопнул каблуками и выдал, блестя озорными глазами:

— Младший сержант Грачёв прибыл по приказанию капитана Савельева!

Маруся вздохнула и поднялась.

— Ну, прибыл, и чего? — спросила, подбоченясь.

— Приказано вас забрать и доставить в пункт назначения!

— Младший сержант Грачёв, зовут-то тебя как? И не мог бы ты изъясняться без этих уставных штучек?

Грачев усмехнулся и протянул руку:

— Павел.

— Маруся. — Девушка пожала протянутую руку, подхватила рюкзак и параплан, благосклонно глянула на то, что разведчик взял её котомку и спросила: — Ну что, идём? Или голодный?

— Идём. Обед нас ждёт на месте. Капитан обещался быть как только, так сразу.

— Ясно. Мы поедем в его дом?

— Ага, туда.

В коптере она устроилась в салоне у окна, а Грачев сел в кабину к пилоту. Она этому порадовалась — разговаривать не хотелось и ещё нужно было держать марку. Не так она представляла новую встречу, ну да что уж там. Разве не пора привыкнуть уже, что всё в жизни идёт не так, как мечтаешь.

А вот посмотреть, куда они летят, и где находится дом капитана, было интересно. Разве что уже покрывшиеся буйным цветом пепелища на местах, где раньше стояли деревни, вызывали тоску. Хорошо не такую острую, как вначале. И кое-где уже виднелись новые посёлки, недавно отстроенные. Задумалась, и как-то внезапно увидела внизу Нифонтовку, а вскоре коптер пошёл на снижение. Обрадовалась. Она очень боялась, что капитан решит поселиться в городе. А ей было бы трудно ему тогда признаться, что хочется жить подальше от суеты.

Дом увидела не сразу. Вертушка села на ровную площадку возле круто уходящего вверх склона. Выпрыгнула на землю, не дожидаясь, что Грачёв поможет ей выбраться.

Замерла, пока разведчик отдавал пилоту какие-то инструкции.

Потом мужчина обернулся к ней и махнул рукой за её спину:

— Тут недалеко, сразу за скалой. Сама мешок донесешь? Меня вызывают...

— Не проблема, — кивнула, подхватывая котомку. Проверила, заряжена ли винтовка, и отошла подальше, глядя как Павел забирается обратно в кабину.

Только когда коптер поднялся в небо, а потом превратился в точку над вершинами деревьев, сдвинулась с места. Глянула вниз, на пенящиеся на перекате воды Нифонтовки. Удобная тут площадка. И снизу, и сверху прекрасные подходы с воздуха и отличный обзор, а ещё на параплане стартовать отсюда удобно. Едва заметная тропинка ведёт за скалу, куда указал провожатый.

Обогнула эту каменистую естественную преграду и сразу, как на ладони, увидела на склоне горы дома. Один, поближе, двухэтажный, с опоясывающим балконом-террасой словно тянулся в сторону реки. Как и площадка для коптера, он держался поодаль от склонов, красуясь на ровном месте. Чуть дальше, в паре сотен метров, виднелся второй дом, тоже двухэтажный, прилепленный к горе на манер кавказской сакли и частично встроенный в сложный рельеф. Казалось даже, что он отчасти нависал над пропастью. И там имелся балкон-терраса, а вниз от второго дома сбегала тропинка к небольшой пристани, у которой покачивался на воде катер.

Чем ближе подходила, тем сильнее билось сердце — в одном из этих домов ей предстояло жить. Понять бы ещё — в котором.

Миновать первый можно было с любой стороны, пройдя между кучами и штабелями разных стройматериалов. А капитан говорил, что дом не достроен, значит, это его? Но почему тогда из окон тянет таким приятным запахом? А потом увидела на крыльце молодую красивую женщину в переднике, помахавшую ей рукой.

— Привет. Проходи скорей, всё готово. Меня Настя зовут. А ты Маруся?

— Ага, — кивнула насторожено. И мысли нехорошие сразу закружились — с какой стати у капитана такая симпатичная кухарка. Но оставила сомнения при себе, проследовала за девушкой внутрь, и смутилась, заметив у неё большой живот. Да ей же рожать скоро! И сразу почему-то просветлело на душе.

Сбросив вещи у порога, прошла в большую светлую кухню, вполне обжитую. Помыла руки и уселась за стол.

— Какой срок уже? — спросила, с вожделением глядя на поставленную перед ней глубокую миску дымящегося борща с большим ляпом сметаны посередке.

— Через пару недель должна рожать, — неуверенно улыбнувшись, поведала женщина и поставила себе такую же миску. — Жду-не-дождусь своих непосед.

Маруся взяла кусок ноздреватого хлеба, размешала в борще густую сметану и с блаженством проглотив целую ложку — проголодалась всё-таки — с удивлением воззрилась на хозяйку.

— Непосед? — спросила, дожевав.

— Ага. Вот так повелось в нашем семействе, либо двойня, либо тройня, по-другому не бывало. Но чтобы сразу четверо... Впервые такое.

— Четверо? — не поверила своим ушам Маруся. О таком она слышала в первый раз.

— Ага. Видела бы ты физиономию их отца, когда я вышла из кабинета врача и ему это самое сообщила. Точь-в-точь как у тебя!

— Так есть с чего, — усмехнулась девушка, косясь на действительно большой живот. — Не боишься тут далеко от людей на таком сроке? Спина болит?

Настя в ответ отложила ложку, потерла поясницу:

— Потягивает нынче с утра, да моего ещё носит незнамо где. Ты-то в родах понимаешь чего?

— Принимала трижды сама, — призналась Маруся и покраснела: — правда, два раза у коровы, и только один раз у соседки. Фельдшерицу не успевали позвать, ну меня и поставили, так сказать, к горнилу. Страху натерпелась, так и годков мне тогда было около десяти.

— Ой, как мне повезло, — обрадовалась Настя. — Ведь подсобишь коли что, по-соседски?

— А дом капитана...

— Ага, следующий. С выдумкой поставлен. У вас там и двор в трёх уровнях, за ним ещё и луг хороший, а дом прямо в скалу встроен. На уровне второго этажа есть пещеры — вот капитан их тоже оборудовал для хозяйства. Пашка с ребятами там помогали, а потом капитан ему и предложил, мол, стройся рядом, место хорошее, да и спокойнее с соседом. Я и уговорила его, что капитан дело говорит. Тут и сутолоки городской нет, и дорога, что через перевал идёт, считай под боком, и материал по реке как раз до порогов ловко подвезти. Большой разумник твой Василий Петрович — всё обмозговал в лучшем виде.

И Паша мой доволен, всегда, говорит, мечтал на природе жить. А какой вид из окон открывается, ты подойди, глянь.

— Настасья! — Маруся прервала бурный монолог хозяйки, заметив как та поморщилась. — А ну говори честно, когда схватки начались!

Женщина потупилась, потом подняла на гостью виноватые глаза:

— Дак всю ночь. — И добавила торопливо: — Но срок-то через две недели только, так врач сказал. Да и коротенькие совсем они — схватит и отпустит.

— Как часто?

— А уже и не знаю, зачастили. То пять минут пройдет, а то и полчаса ничего нет.

Маруся быстро доела борщ и поднялась.

— Пойдем-ка, покажешь, где тут в случае чего можно рожать.

Глаза Настасьи стали совсем испуганными, но женщина быстро взяла себя в руки.

— Думаю, при баньке в самый раз будет, — сказала она дрогнувшим голосом, — там у меня чистота, что в твоей операционной. К дому пристроена, позади. Затопила её с утра, так что, ежели желаешь с дороги...

— Это хорошо, кивнула Маруся, следуя за хозяйкой.

Та по дороге показала ей детскую, пристроенную к спальне. Марусе очень понравились две двойные колыбели, подвешенные к потолку, широкий пеленальный столик, белый шкаф, разукрашенный, как и стены комнаты, разными забавными рисунками.

— Это я сама разрисовала, — сказала Настя, — чтобы не скучать, пока Паша в разъездах, навожу тут уют, как мне охота.

— Красиво, — кивнула Маруся.

Предбанник ей тоже понравился. Была тут и скамья подходящая, да с такими толстыми столбиками, что как раз в них ногами роженица и упрется, в случае родов. И вода рядом — горячая и холодная. И чистота такая, что заходить боязно.

— Я сейчас вот что, — решила она, — обегу вокруг, зайду со двора, в баньке попарюсь и сюда выйду. Отцу-то когда сообщила, что схватки начались?

— Думаешь, пора? — смутилась Настя.

Оставалось тяжело вздохнуть и попросить чистое платье или халатик. А потом вдруг дошло, что Паша и Грачев, возможно, одно лицо. Имена у них, во всяком случае, совпадают.

И когда Настя подтвердила догадку, едва не сорвалась — ведь мог же он на том самом коптере Настасью в больницу отвезти. Но сдержалась, незачем её волновать, да и отца тоже, а народ местный крепкий, авось все будет хорошо. И в чистом поле бабки рожали.

Подбадривая себя такими мыслями, Маруся готовилась к приёму родов. Внутри противно подрагивало, четверня всё же, как они пойдут? Но виду показывать, что волнуется, нельзя.

— Позвонить ему можешь? Есть здесь связь? Что такое?

Настасья вдруг вся согнулась и часто задышала, хватаясь за стену. А следом раздался характерный звук — и, опустив глаза, Маруся со вздохом наблюдала за всё растущей прозрачной лужей.

— Воды отошли? — хрипло спросила Настя, тяжело дыша, как после бега.

— Ага, они самые. Хорошо, что светлые! Так есть связь?

— Есть. Там, на втором этаже, в спальне.

Метнулась на второй этаж, нашла небрежно брошенные на стол визоры, и, активировав их, задумалась. Кому звонить? Капитану — так его контакта у неё нет... есть, визоры-то Грачева. Только зачем его тревожить? И Грачева встряхивать незачем, только суета от этих мужиков, а помощи в таком деле — никакой. Пусть лучше, чем заняты, тем и занимаются. Рустамке? Та кого хошь найдет, да только и растрезвонит всем... Оставалось одно — Ольге Петровне.

Та откликнулась сразу.

— Это Маруся, теть Оль! У меня тут роды, четверня, банька что надо. В доме есть всё необходимое.

— Далеко? Погоди, отслеживаю твой сигнал, — спокойно отозвалась Яга. — Ага, Нифонтовка. Не там ли дом капитана Савельева, деточка?

— Ага, тут он, соседний.

— Роды уже начались? Воды отходили?

— Ага, отходили. Не уверена, сколько продлится, но подстраховать бы.

— Ну, Марусь, тебе уж не впервой. Не тушуйся там, а я скоро буду, кого надо прихвачу. Это ты удачно позвонила. Я как раз закончила все неотложные дела.

Договорившись с Ягой, Маруся метнулась обратно к роженице, застав Настю в очередной схватке.

— Как часто? — спросила, мягко массируя ей поясницу.

— Да вот, третья уже... Как ты ушла.

— Ну и отлично, — улыбнулась Маруся во весь рот. — Где простыни? Застелем сейчас эту лавку. Я позвонила, медицина вот-вот будет, не дрейфь!

— Как хорошо, что ты здесь! — выдохнула Настя.

— Отставить лирику. Ты бы и сама позвонила, знаешь же. О, опять? Давай-ка, уже ложись, я посмотрю.

Но сразу не получилось. Раздобыв чистое домашнее платье, Маруся все же обежала дом, и прошла через баньку в предбанник, умудрившись вымыться за несколько минут, скинув с себя дорожную одежду. Настасью застала уже лежащую на лавке. Сходу вставила ей в зубы подходящей формы веточку, отхваченную по пути вокруг дома от куста и обёрнутую кожаной полосой, что отрезала от ремня и вымыла в баньке. Сбегала на кухню, поставила на огонь большую кастрюлю с водой, замочив в ней нож, ножницы подходящего вида и несколько очень плотных прищепок — сойдут за зажимы.

А сама осторожно, дождавшись окончания схватки, проверила, что там и как делается у Настёны. Оказалось, всё не так уж радужно, раскрытие уже большое, вот-вот начнётся потужной период, а Яга так быстро не успеет. Оставалось молиться, чтобы положение у детишек было правильное, и чтобы лезли они культурно, по очереди и желательно головкой вперед. Потом, помяв живот со всех сторон, удалось определить, что первый идет точно головкой — и вздохнула с облегчением.

Хорошо, визоры с собой захватила, отзвонилась Яге, что всё уже начинается, наскоро объяснив, чтобы входили через баньку.

— Поняла тебя, уже летим. Со мной Люська и Михалыч. Требует тебя.

Маруся просияла. Михалыча она знала хорошо.

— Доложить обстановку, — услышала знакомый бас.

— Раскрытие почти полное, первый идет головкой, всё под контролем, — отрапортовала она.

— Потуги?

— Еще нет, но вот-вот.

— Ладно, не дрейфь, Маруська.

Отключилась, бросаясь к Насте.

Та смотрела ясным взглядом, очередная схватка только закончилась.

— Летят? — спросила тревожно.

— Ага, Михалыч. Дыши, Настенька, опять началось, да? Дыши, родная. Ага, вот так!

— Я... его... боюсь, — призналась роженица, тяжело дыша.

— Да его все бояться, — весело сообщила Маруся.

Глянула как дела, сбегала за закипающей водой.

"Может успеет прилететь доктор, и сам всё сделает?!", — промелькнула в голове трусливая мысль.

Настя не выдержала, застонала на очередной схватке. И Маруся метнулась к ней, уговаривая потерпеть, и пока не тужиться, а дышать. Время бежало незаметно, скоро она поставила ступни роженицы на столбы лавки, велела упираться в них. А потом уже действовала инстинктивно. Командовала четко, громко, и Настя оказалась послушной, всё выполняла как полагается.

И вот, оглянуться не успели, как первый малыш оказался на воле. Показала матери.

— Посмотри! Кто у тебя первенец?

— Мальчик, — выдохнула Настя, слабо улыбнувшись. — Ой!

— Это плацента, быстро же... Не бойся, милая, второй ещё ждёт.

Срочно пережала пуповину первому теми самыми прищепками — держат намертво, перерезала между ними.

Пока смотрела, куда бы пристроить первого, в баньке раздался благословенный шум — входящие снесли пустое ведро, что стояло справа от входа. Ждать их Маруся не могла — сунула парня в руки матери, велев держать, но вторая головка появиться ещё не успела, как в предбанник ввалился Михалыч в белоснежном халате, оттер её плечом, велев самой держать малыша.

Маруся подхватила ребенка, постелила на второй лавке напротив пару простынок, поставила рядом тазик с теплой водой и стала аккуратно обмывать кричащее чудо.

А потом в хрустящем халате, белоснежной шапочке и плотной маске появилась худенькая девушка Люся, отчего стало и вовсе не страшно. Врач-микропедиатр при приёме сразу стольких малышей — это очень кстати.

Лишь когда все четверо карапузов уже лежали рядком, обихоженные, сопящие маленькими носиками, Маруся перевела дух. Посмотрела на Настю, удивилась и обрадовалась, что та выглядит умиротворенной и бодрой.

— Кого подержать хочешь? — спросила с усмешкой, — девчонку, или пацана?

— Первого, — призналась смущенно женщина, бросив на Михалыча испуганный взгляд.

— Да не съем, — заметил он, — ну ты молодца, Настасья. Вся в мать. Ни разрывов тебе, ни других проблем. Кровопотеря в норме. Всем бы такое здоровье. Я тут и не нужен был, Маруська бы справилась.

— Вот тебе первый! — Маруся дала матери мальчишку. — Я их по номерам подписала.

Все улыбались, глядя на мать и малышей.

— Ой, — Настя глянула виновато, — у меня там борщ со сметаной и котлеты с пюре. Вы поешьте.

— Дело говоришь, — кивнул врач. — Значит так, Люську я вам оставлю до утра. А потом уж извините, заберу.

— Спасибо, — закивала Настя, — как раз мои сестры приедут. Раньше я их звать не стала.

— Тоже близняшки?

— Ага, им уже по двадцать три.

— Семейные?

— Нее.

— А самой-то сколько?

— Двадцать.

Яга тоже зашла чуть позже навестить новоиспеченную мать с потомством. Поцокала языком над детишками.

Спросила:

— Имена, что, не придумала? Девять месяцев же было. Я вас, Иволгиных знаю, заранее ждете тройню, али двойню. Или так и будешь — по номерам?

— Придумали,— призналась Настя. — Только по четыре имени для мальчиков, и столько же для девочек — не уверены были, кто родится. Так что Паша приедет, пусть сам называет.

Посмеялись дружно. Потом Михалыч с Ягой отобедали, помогли Насте перейти наверх, в детскую, где уже покачивались в колыбельках малыши. Первый и Второй, Третья и Четвертая. Люся хлопотала над карапузами, а Маруся прибрала предбанник, отмыла где чего наляпали, выстирала и развесила сушиться использованное бельишко, да еще и красоту в предбаннике восстановила "всё как было". А тут настала пора прощаться с Михалычем. Проводили Ягу с врачом, да и сами с Люсей сели обедать.

Скоро, осторожно придерживаясь за стенку, спустилась Настя, улыбаясь так блаженно, что просто радость за нее брала — отмучилась.

— Все спят, — объяснила она, — а мне так есть захотелось! Больше всего — горячего чаю.

— Садись-садись, — обрадовалась Люся. — Михалыч сказал можно, там у тебя всё в порядке. Сейчас я чаек тебе сделаю, с молочком.

— Спасибо. А потом помоюсь пойду. Банька не остыла ещё?

— Я сейчас дров подброшу. Вы тут как? Справитесь? — спросила Маруся, глядя, как хлопочет худенькая докторица.

— Ой, — всплеснула руками Настя, — ты ведь дома своего ещё не видела! Иди, конечно. Знала бы ты, сколько я ребятишек соседских вынянчила, не сомневалась бы!

Маруся прихватила свои вещи и вышла во двор, полной грудью вдыхая чистый вечерний воздух.

От взгляда вниз, на долину реки Нифонтовки захватывало дух. Вот ведь, действительно, выбрал Василий местечко — переход горной теснины в равнинную низменность. Гаучо окрасил верхушки деревьев алым, и девушка спохватилась — сколько же времени длились роды? По всему выходило, что не больше трех часов — это первые-то, да еще четверня — удивительно. Да и потом часа два-три прошло. Уже почти восемь, а капитана всё нет — не светятся в доме окна. И хорошо, а то бы приехал в самый разгар событий, а ей не до него.

Но заходить в дом без Василия не решилась. Дождется во дворе.


* * *

То ли роды так благотворно подействовали, то ли сытный обед, то ли ожидание, но незаметно для себя Маруся задремала, и очнулась резко — со стороны дома Грачевых донёсся знакомый шелест импеллеров коптера. Ночь ещё не вступила в свои права, но сумерки сгустились — зажглись самые яркие звёзды.

Оставив вещи, побежала всё же навстречу, прихватив оружие. Обогнула дом Настасьи и почти добралась до скального выступа, за которым находилась "парковка", как из-за неё вынырнули две высокие тёмные фигуры. И сердце ухнуло вниз, когда первый споткнулся, увидав её. Словно и не ожидал!

— Привет, Маруся, — поздоровался Грачев.

Удалось сглотнуть и буркнуть:

— Ты бы поспешил к жене, Павел. Родила ведь, а ты как на прогулке.

Матерное выражение постаралась не заметить, с удовольствием прислушиваясь к топоту новоиспеченного папаши.

— Ну привет, — хохотнул Савельев, подходя очень близко, — здорово ты его. Помогала?

— Ага. И врач был. — Позволила себя обнять, и сразу вырвалась, увернувшись от поцелуя. — Пойдем, дом свой покажешь.

— Наш дом, Маруся, — поправил капитан с едва заметной досадой в голосе, — а ты чего ж не зашла?

— Тебя ждала, — призналась тихо.

— Прости, что так поздно...

— Да ладно, капитан, я ж понимаю. Грачат завтра уже посмотришь, хорошо?

— Конечно.

Было обидно, что за руку взять не попытался. Но с другой стороны, пока не зашли во двор, нужно было следить, не появится ли какой хищник.

— Погоди! — Савельев распахнул дверь в дом, зажег свет на террасе, а потом спустился и внезапно подхватил Марусю на руки. — Обычай, — усмехнулся в её удивленные глаза, внося в дом.

— Вещи во дворе забыла, — пробормотала она, когда её поставили на пол.

— Я схожу, — он не шевелился, глядя прямо в глаза, и казалось — сейчас поцелует. Даже внутри всё сладко замерло, но капитан развернулся и пошел за вещами, оставив её в смятении разглядывать прихожую.

Василий запер дверь, и улыбнулся широко:

— Вот ты и дома!

— Ага, — так странно она себя чувствовала, что больше ничего не смогла сказать. Никак не удавалось осознать, что это и её дом. — Покажешь?

— А ты не слишком устала? Или голодная?

— Настя накормила.

Теперь он взял её за руку, повел по лестнице наверх. И ей стало интересно, и немного боязно — сразу в спальню поведёт? Ведь проигнорировал же первый этаж.

Василий провел её по коридору и открыл первую же дверь:

— Твоя комната.

Смотрела во все глаза — узкая кровать, застеленная лоскутным одеялом, стол со стулом перед окном, встроенный в стену шкаф, тумбочка, зеркало. На столе ваза с цветами. Глянула на капитана, стараясь скрыть разочарование. А он как раз складывал её вещи и взгляда не заметил.

— Нравится?

— Очень, а ещё что тут есть?

— Может, завтра? — спросил с сомнением. — Устала ведь.

— Не так уж я устала, да и подремать успела.

Уточнять где, он не стал, повел по коридору дальше, открывая двери:

— Тут гостевая — на всякий случай. А это еще одна. Тут удобства. Моя... спальня.

Во все комнаты заглядывала мельком, а тут застыла на пороге. Потом шагнула внутрь, оглядываясь и отчаянно делая вид, что не замечает огромную кровать. Не меньше, чем у Бероева с Дарой Руслановной. Которая "для маневров". Мода сейчас что ли такая? Сама комната угловая, большая, двухсветная. Стол перед боковым окном такой же как в "её" комнате, стульев, тумбочек по обе стороны от изголовья кровати, шкафов — всего по паре... А кровать, откуда ни глянь, занимает центральное место, и не смотреть на неё абсолютно невозможно. Тем более, что покрыта она каким-то пушистым покрывалом, которое так и хочется погладить рукой.

— Нравится? — опять задал вопрос капитан странным голосом, всё еще стоя у неё за спиной.

Кивнула, не доверяя своему голосу.

— Я тебя не тороплю, — пробормотал он тихо, обнимая её за талию и крепко прижимая к себе спиной.

Чувствуя, как трепыхается в груди сердце, Маруся нервно сглотнула, вытянула шею и тут же охнула, ощутив на ней прикосновение его губ. Не торопит — как же! Хихикнула совсем неромантично и невольно расслабилась, когда от нового поцелуя — в затылок, всё внутри стало плавиться, словно сливочное масло под лучами Гаучо. А когда он осторожно прихватил зубами мочку уха, смеяться сразу расхотелось.

"Неужто, всё сейчас и случится?" — испуганно пискнул внутренний голос.

— Я помню, — наконец ответила почему-то шёпотом, — два года, да?

И пожалела о своей шутке, потому что её сразу отпустили.

Развернулась, чтобы посмотреть в лицо капитана, замерла, увидев растерянный взгляд и плотно сжатые губы.

— Я так рада, что ты не торопишь, — и она уткнулась ему в грудь, спрятав смеющиеся глаза, — а можно мне спать с тобой, здесь?

— Как хочешь, — после паузы ответил капитан. Не слишком ласково, надо сказать.

Пришлось действовать самой, раз он такой непонятливый.

— Ты тогда отвернись, я разденусь.

— Я лучше душ приму, — сообщил он как-то напряженно и быстро вышел.

Теряя решимость, Маруся упрямо вздохнула. Скинула с себя всё прямо там, где стояла, и залезла под одеяло. Вот ведь страсти какие африканские! И сколько ей ещё так трястись?

Но вернулся он быстро. И уже в халате — видела сквозь ресницы. Постоял над её вещами, и вдруг громко спросил:

— Марусь, давай поженимся?!

— А ножницы есть? — вздохнула в ответ.

— Зачем?

Засмеялась, глядя в его удивленное лицо уже открыто:

— Обычай семейный. Пока косу не отрежу — согласие не действительно. То есть — баловство одно, а не замужество.

— Давай утром отрежем, — помолчав, предложил он. — Ты там как, совсем без ничего?

Пришлось молча продемонстрировать, откинув одеяло, хоть и трусила ужасно. Зато другого приглашения не потребовалось. Скинув халат, что заставило Марусю невольно зажмуриться, Василий подошел и заставил её сесть на кровати. А сам устроился сзади, спокойно так, словно всё было в порядке вещей.

— Для начала, — произнес хрипловато, — расплетем твою косу. Раз уж завтра придется с ней расстаться...

— Ладно.

А потом всё и случилось. Очень медленно и нежно. Отчего хотелось даже заплакать. И больно было совсем немножко, да и вообще понравилось так, что захотелось немедленно повторить, что было встречено насмешливой улыбкой и тихим одобрительным смехом. Впрочем, смех тут же оборвался и ей предложили на этот раз делать самой всё, что пожелает, и нагло улеглись на спину, закинув за голову руки. Сердясь, всё же приняла вызов и очень неумело попыталась воспроизводить то же, что и он.

Однако то ли получалось у неё плохо, то ли возилась долго, покрывая поцелуями его плечи, грудь, живот, периодически сдувая лезущие всюду волосы, но инициатива была отобрана, сама она обозвана маленькой садисткой, повалена на кровать и использована по назначению уже совсем не так нежно, как в первый раз. Впрочем, это ей тоже понравилось, а если честно, даже больше чем в первый раз — потому что закончилось таким взрывом где-то внутри, что, наконец, пришло понимание, "что все в этом находят".

Проснулась она поздно, и не могла вспомнить, когда заснула. Василия рядом не было, а на тумбочке лежала записка, прижатая визорами:

"Люблю тебя, маленькая. Косу отрежем вечером. После еще одного раза!!! Постараюсь вернуться не поздно. Я на связи".

Три восклицательных знака заставили весело хмыкнуть. Ну, раз ему нравится, можно с косой потянуть до замужества. Это уж она немножко слукавила про недействительное согласие. Потянулась довольно и поспешила встать. Пора было заняться нормальным осмотром дома, да почувствовать себя хозяйкой. Потом еще сбегать к Насте — навестить малышей. Обед еще сготовить — одним словом, дел впереди немало.

Не удержалась, и, активировав визоры, сразу нашла контакт своего жениха. Задумалась, что бы такое написать — тоже с тремя восклицательными знаками. Писала, и снова стирала, то слащаво получалось, то неприлично, то вообще смешно. В итоге решив, что всё это глупости, написала по-простому и скинула сообщение:

"Мне понравилось, жду еще одного раза!!!" Пусть знает.

Хотела отложить визоры, но они тут же тренькнул ответ, заставив её громко рассмеяться:

"Только одного???" и плачущая рожица.

Вот уж не будет на такое отвечать. И вообще — она в душ — надо изучить его устройство.

Глава 21. Маруся. Выбор пути.

В доме Грачевых царил переполох. Доктора Люсю Маруся уже не застала, зато познакомилась с Настиными сестрами. Леся и Сонька оказались веселыми и симпатичными, да ещё абсолютно одинаковыми. Близняшки даже нарядами не слишком отличались. Прошлой весной они вернулись с Земли, получив там высшее образование, и теперь преподавали в маленькой школе, организованной на их же энтузиазме аж где-то в районе реки Черной.

— Это Настасья удачно отстрелялась, — говорила Леська, — как раз у учеников каникулы начались. Мы уж с Соней всё гадали — дотерпит Настёна, или нет.

— А это правда, что у вас всё двойни да тройни? — задала Маруся волнующий вопрос.

Сестры переглянулись и залились веселым смехом.

— Правда, правда! — ответила более степенная Сонька, — наши с Настькой отцы были близнецами. А вот сама Настька у нас в семействе урод. Одна-одинешенька. С детства твердила, что вот как вырастет, так сразу всех переплюнет, мол, троень давно не было, а у неё будет. Так ведь сбылось!

— А ваши отцы...

Девчонки посуровели, но ответили:

— Погибли, оба.

— В войну... — кивнула Маруся горестно.

— Да не-ет, — удивилась Леська, — давно уж. Рыбацкое дело у нас тоже в семейном обычае, так что отцы наши в шторм сгинули лет десять тому назад. Никто тогда не вернулся с промысла.

— А мы сами и войны-то не видели, — призналась Сонька. — Это вдоль Большого Хребта воевали, а на дальнем-то западе и бомбами никого не бомбили, и десантов никто людям на головы не бросал. Это Настасья у нас в тот момент под Ново-Плесецком была в Рыбаковке. Вот в партизаны и подалась — самая отчаянная. Да только удача у неё такая, что в плен попала в первый же день. Она и выстрела ни одного сделать не успела. Продержали её в какой-то пещере все три дня, страху натерпелась, а потом тот парень, что пришел освобождать — накормил, напоил, да спать уложил. Теперь вот отцом стал.

— Я бы убежала, — сказала Маруська. — Чего там, в пещере сидеть?!

— Да как бы ты сбежала? Если тебя на цепь посадить, будто дикого зверя, куда ж ты сбегёшь!

— Это где ж такое было? — ужаснулась Маруся. — И откуда они цепь взяли?

— Да потому как красивая у нас Настька, — вздохнула Леся, — вот командир и присмотрел её для себя, чтобы, стало быть, утешила его. Потому никто её и не тронул, хотя вела она себя, как классическая дура: и в лицо плевала и обзывала всяко разно, и до чего дотянется, камень там, ветки — всё в пленителей своих швыряла. Ну чисто дикая кошка. Повеселила народ, одним словом.

А цепь — так от пса командирского осталась. Зверюга, хоть и здоровая, натасканная людей искать, да рвать на клочки, а задрал его амфицион первой же ночью. Вот цепь и пригодилась для нашей сестренки, да еще ошейник строгий — с шипами внутри.

— Все равно, — покачала головой Маруся, — неужели за день нельзя было с цепью разобраться?

— Да с цепью-то что-то сделать можно, а выйти — всё одно бы не вышло, — кинулась защищать сестру Сонька... или Леся? Нет, Сонька, у Леси — две косички, а у её точной копии — одна. — Только сбоку от входа вояки еще и какую-то пищалку пристроили. Стоит подойти, она так орет, что в глазах темно и колени подгибаются — никак дальше не пробраться.

— "Завеса", — понимающе кивнула Маруся, — это хорошо, что не упрямилась. Если на предупреждающий сигнал объект не реагирует — взорвётся и в фарш посечет осколками. Это если в зоне поражения нет цели с отметкой "свой".

— Ага! — дружно кивнули двойняшки. — Вот и сидела Настенька на цепи в уголочке тихонечко — дожидалась, у кого терпения больше. У мины этой чертовой или у рыськи, что её себе на завтрак наметила... Ну, или у неё, потому как сама понимаешь — без воды сидеть — удовольствие ещё то. Киска сдалась первой — ей и достался заряд, а Настасье деваться особо некуда было, она ж не знала, сколь там тех зарядов прилажено...

— Хорошо, что вообще вспомнили про неё, — поежилась Маруся, — мы же их в те дни много положили. Могли и не уцелеть охотники до красивых барышень.

— Вспомнили, как же! — хохотнула Леська. — Этот разведчик, а теперича супруг, он вообще случайно на неё наткнулся, потому как сам на всю голову раненый, искал, где бы полежать без сознания. Вот он мину и отключил, заполз в пещеру, чтобы схорониться от зверья, да на нашу Настьку и наткнулся.

— Освобождать побоялся, — ухмыльнулась Соня, — очень уж Настасья его крыла заковыристо, да всякие страдания обещала нечеловеческие, да горести непереносимые сулила до конца жизни. Он впечатлился речами её яркими и сознания лишаться погодил, а накормил какой-то краюхой, воды принес, а потом и сомлел, считай, у неё на руках. А про то, как перевязывала его, да как потом у них сладилось — сестрица нам не докладывала.

— Прямо на цепи сладилось?

Тут интересный разговор прервала сама героиня истории, появившаяся из детской.

— Ну а чего, цепь-то не мешала! Лесь, я их там всех накормила, пока пусть спят. Привет, Марусь.

Настя устроилась за столом, с благодарностью принимая чашку чая с молоком.

— Вчера только капли были, — пожаловалась она, — а сегодня течёт из меня — хоть залейся. В четыре глотки не справляются. Пришлось ещё сцеживать.

— Радуйся, дура, — философски усмехнулась Соня, — было бы хуже, если бы не хватало.

— Так что там с цепью? — нетерпеливо спросила Маруся. — Он заставил?

— Её заставишь! — хохотнула Леська.

— Да нет, — смутилась Настя, — само как-то вышло. — И добавила, словно это всё объясняло: — Я ему голову перевязывала и болтала. А он так внимательно слушал...

— А-а! А потом чего?

— А потом сбежала.

— С цепью?

— Ага. Цепь-то он сразу от камня отстрелил, только вот с ошейником хотел, как рассветёт разобраться, чтобы не оцарапать, — Настя зажмурилась, вспоминая. — А я ночью и ушла к своим.

— Не проснулся?

— Не. Умаялся, бедолага. Мы же всяко разно пробовали.

Сонька поперхнулась чаем:

— Ты чего говоришь-то такое при ребенке!

— Уже можно, — покраснела Маруська.

Все три девицы уставились на неё с недоверчивым любопытством, пришлось срочно заслоняться большой кружкой с молоком и делать очень увлеченный вид.

— Так вот, — прервала молчание Настасья, выручая соседку. — Дошла я до наших, цепь мне мужики сняли, сказали, что война закончилась и чтобы я домой возвращалась. В Рыбаковку, стало быть. Только потом поняла я, что от того, как согрели мы с парнем друг друга, и другие последствия образовались.

Она красноречиво погладила свой сильно уменьшившийся живот.

— И что?

— Ну как что — собралась в дорогу и прямо к твоему капитану. Суровый мужик, пришлось его сперва накормить, а то не подступиться было. И только потом уже про отца моих детей спрашивать. Да вот беда — имени-то спасителя своего я не знала.

— А капитан откуда знал?

— И он не знал. Построил своих ребяток, да и предложил выбирать.

— А ты?

— А что я — от страха себя не помню. Сразу его увидела, да и он меня признал, так и смотрел, словно убить хочет. Иду я вдоль строя этих красавцев...

— Прям-таки все красавцы? — перебила Леська.

— А то я видела? — буркнула Настя. — Можно подумать, я кроме Пашки ещё кого-то другого замечала. Не перебивай!

— Ну-ну, дальше! — подбодрила Соня.

— Иду, значит, коленки подкашиваются. До Пашки дошла, сказала про деток.

— Прямо так и сказала?

— Прямо так. Он взбесился почему-то, попросил капитана, чтоб позволил меня увести. Ну, думаю, всё — скажет, что сама виновата. Да и прав будет.

— А что — ты его заставила?

— Соня!

— А я чего? Дальше давай!

— Ну вот, повел меня. "Где, — говорит, — твой дом?" Я сказала. Так молча и шли. А уже вечер наступил. Довёл до самого крыльца, да и говорит: "Если ещё раз увижу, как мужикам глазки строишь, сниму ремень и выдеру!" "По какому такому праву?" — спрашиваю. "А я не по праву лупить буду, — говорит, — а по заднице, — да ещё так смотрит, что мороз по коже. — Будешь моей, а женой ли, или ещё как — без разницы"

— Ой, девки! Караул, что деется! — вздохнула жалостливо Леська. — Ну а ты что?

— А я чего? Спрашиваю — на цепь посадит, или согласия спросит.

— А он?

— Сказал, что подумает, но цепь ему больше нравится.

— Во, даёт!

— Нормальный мужик, — хихикнула Леська. — А дальше?

— Так всё, ушёл. А вскорости пришел весь при параде, ну и поженились мы.

Все дружно вздохнули, а Леська спохватилась:

— Пойду, племяшек гляну.

Маруся тоже засобиралась — обед готовить, да стирку устраивать. Девушки Иволгины ей очень понравились, но захотелось побыть одной. Да ещё мысль была на параплане пролететь по ближним окрестностям — осмотреться чего тут, да как нынче стало — места-то знакомые.


* * *

С обедом справилась быстро, потом проверила сообщения, принятые на визоры и приуныла.

Капитан справлялся про свой подарок, мол, не видел нигде щенка. И ещё спрашивал — не нужно ли ей чего привезти. Маруся горестно вздохнула и решила пока не отвечать. Вечером объяснится, а может, он просто забудет.

Снарядилась в полет, и радостно стартовала под уклон к реке навстречу ветру. Как же она соскучилась по чувству полёта! Целых два дня без неба! Пошла над кромкой леса и прерии вдоль дороги, ведущей к бойням. Заметила пару пылящих грузовиков. Через часок показалась деревенька, утопающая в садах и без следов войны. Раньше Маруся обычно мимо неё пролетала, а тут решила завернуть и познакомиться — как-никак ближние соседи в этой стороне.

Знакомцев в селе не встретила, так это не беда. Познакомилась чуть не со всеми — тут копёшки ставили для евражек, чтобы привлечь этих грызунов... дед Ерофей подробно втолковывал, какая от этого корысть здешним яблоням. Радуясь привычной с детства обстановке артельного труда поработала вволю, поудивлялась на нескольких мужиков, в которых распознала военных. Деловитые, умелые, и незаметно, чтобы находились здесь по неволе. Да и местные на них спокойно глядят, вроде как на своих. Сжились, стало быть.

Вот в тощем лохматом Антошке сразу признала аборигена, да только тот как увидел девушку, так весь расцвел, улыбки начал расточать — ну чисто павлин вокруг павлинихи. Пришлось приструнить, прямо сказав, что сговоренная уже. Расстроился парень, но отворачиваться не стал, принес целую горсть крупной малины:

— Возьмешь?

Засмеялась, съела прямо с его рук.

А он сразу эти руки и распустил.

Пришлось врезать непонятливому, а потом самой и лечить, прикладывая к скуле лёд. Не заметила, как время пролетело, если бы Гаучо на запад не начал клониться, могла бы затемнать у весёлых соседей.

Заторопилась домой, и ветер поднялся попутный — быстро долетела, а всё равно раньше своего Савельева обернуться не успела.

Капитан сидел во дворе на скамейке в расстегнутой куртке, курил, и смотрел прищурясь.

Вздохнула, по-быстрому складывая купол. Не привыкла она ни перед кем отчет держать, а вот же, теперь придется. Была пара мыслей, как его задобрить, да только от них сразу сделалось жарко, да и боязно — как-то примет? Эти подкаты она лучше оставит до другого случая.

— Поел? — спросила вместо приветствия, заходя во двор.

— Тебя ждал.

И непонятно, упрек это, или наоборот. И продолжает сидеть, вытянув ноги. Разве что сигаретку отбросил.

— Зря ждал, я уже пообедала, — весело сказала Маруська, хотя внутри стало неуютно от его взгляда. Поэтому слишком близко подходить не стала, замерла в трех шагах от скамейки.

— Где это ты пообедала?

А вот после этого вопроса с металлическими нотками, словно она его подчиненный, стало понятно, что её ласковый капитан изволит нешуточно серчать. И хоть не верилось, что может с ним поссориться, а очень было на это похоже.

И нет, чтоб ответить нормально, да только внутри возмутилась — сам-то неизвестно где пропадает! Потому и сказала насмешливо, само как-то вырвалось, думала, за шутку сойдёт:

— Ты меня ещё на цепь посади!

— А нужно?

Вот не думала, что до этого дойдёт. Да будь он чужим, уж ответила бы. Но это же её личный... и вообще — собственный капитан!

— Если как Настасью, так я не против, — фыркнула она. — Только со мной не пройдёт, сбегу же по-любому!

И взглянула в его глаза, мысленно умоляя: "Не надо!" А чего "не надо"? — самой бы понять. Ускользает мысль, не даётся.

Сколько длился этот взгляд, когда она тонула в нём как в омуте, сказать трудно.

Василий моргнул и её отпустило.

— Кушать пойдем, — сказала, быстро обходя скамейку и взбегая на крыльцо, — у меня готово всё, сейчас разогрею.

Услышала позади его шаги, вздохнула с облегчением.

— Знаешь, Марусь, — начал он, застыв на пороге, — если ты думаешь...

— Эй, капитан, — она оглянулась, оценив по достоинству его хмурую физиономию, и кивнула на стол. — Если тебя так уж сильно тянет поругаться, то я согласная. Но сначала накормлю, понятно?

Своего она добилась — на его лице обозначилась насмешливая улыбка:

— Вот так, значит?

— А по-другому с тобой нельзя, меня уже просветили.

— Кто, интересно? — пробормотал Савельев, но за стол сел. И даже хлеб нарезал, пока грелась еда.

Маруся и себе положила, но больше смотрела, с каким аппетитом ест Василий, кидая на неё странные взгляды. Не успел доесть, поставила перед ним кружку горячего чаю, а сама налила себе молока, да быстро сполоснула тарелки.

— Теперь можно? — Спросил капитан.

— Ругайся, — вздохнула Маруся. — Только ремнем меня нельзя.

— Почему это? — смешинки в глазах капитана придали ей бодрости.

— Дак не маленькая уже. Обижусь и сбегу.

— Это плохо, — согласился он, — ремнём не буду. Ты мне скажи, куда щеночка дела, не понравился?

— Видел же, — Маруся посмотрела жалобно, — подарка для Дары Руслановны не было, а все дарили, и только я ничего не придумала. А Найда как увидела Вадима Бероева, так ну к нему ластиться, да хвостом вилять...

— Расстроилась?

— Да не-е, попросила, коли будут щеночки, мне одного подарить. А сейчас-то не к спеху. Правда?

— Точно. Тем более, что дома тебе не сидится. Вот что ты сегодня такого делала, что мужу рассказать не хочешь?

Маруся прижала ладошки к горячим щекам:

— А разве ты уже муж?

— А разве нет? — хмыкнул он. — Или прошлую ночь уже забыла?

Теперь и шее стало горячо:

— Да разве забудешь такое! Только коса-то на месте. А её в день свадьбы отрезать положено.

Ей даже показалось, что разговором капитан наслаждается, вон как глаза блестят, а ругаться вроде как и раздумал. Права была Настёна. Первейшее это дело — мужика накормить.

— Обязательно обрезать?

— Если только сильно-сильно любишь, — вздохнула. — Так что придётся.

Он улыбаться перестал и откинулся на спинку стула, не сводя с неё пристального взгляда.

— Точно ремнём нельзя? — уточнил с каким-то сожалением.

Ну вот, только расслабилась!

— Запрещено! — сказала как можно решительней. — Ты, если не раздумал, так ругай, словами.

— А так не интересно, — ухмыльнулся он. — Ты мне лучше добровольно расскажи, чем сегодня занималась.

— Ладно. С чего начать? Про цепь или про деревню?

— Давай про цепь, — серьёзно кивнул он.

Рассмешить его рассказом про приключения соседки не удалось, но слушал с интересом. Только усмехнулся, когда закончила:

— Повезло Грачёву — такая девушка досталась!

— А тебе что — не повезло? — возмутилась Маруся.

— Да как тебе сказать — ремнём нельзя...

— Ты это сейчас что? — спросила осторожно. — Издеваешься, да?

— Немножко, проницательная ты моя, — признался он, ухмыльнувшись. — Ты, Марусь, не отвлекайся. Тебе про деревню еще рассказывать.

Пришлось рассказать про полёт в деревеньку, про копёшки для евражек и про то, чем её кормили, да с кем познакомилась. Утаила лишь Антошку и то, как тот кормил её малиной. Ясно же, что капитану это не понравится.

— Вот чую, Маруся, не учили тебе допросов вести.

— Ну и чего? — хлебнула молока, с любопытством глядя на жениха — что ещё выдумал?

— И врать ты не умеешь — уж прости.

— Врать???

— Или не надо было рассказывать так подробно, или уж рассказала бы всё, а не подавала знаки, что жаждешь чего-то скрыть.

— Какие знаки?

— Неважно. Потом научу. Может быть. Ну и чего такого я не должен знать?

— А уверен, что что-то было?

— А то! Колись уже, милая.

Маруся вздохнула и, набрав в грудь воздуха, выпалила на одном дыхании:

— Был там Антошка, парень, угостил малиной, пытался обнять, получил по лицу. Приложила лёд.

— Сразу дерешься? — рассмеялся Василий. — Парень-то понравился, небось? Иначе бы не скрыла.

Взглянула исподлобья и буркнула:

— Мне многие нравятся, а люблю я только тебя!

— Уверена?

— Ты же сам понять можешь — правда или нет!

— Знаю, что правда, только страшно.

— Тебе? — поразилась она.

— Да, милая. Слишком уж у нас хорошо всё, а жизнь давно научила, что так не бывает. Понимаешь ли?

— Ага. А я тебя боюсь, — сказала тихонько. Признаваться — так самое время. Только струсила сразу, и отвела взгляд. Вдруг рассмеётся и не поймёт.

Услышала, как он встал, обошёл стол и, взяв её за руку, заставил подняться. А потом схватил на руки и закружил по кухне.

Она даже засмеялась от неожиданности:

— Поставь, голова кружится.

— Поставлю, если кое-что пообещаешь, — кивнул он, останавливаясь.

— Чего?

— Сообщай мне, когда куда-нибудь собралась. Хоть записку напиши. Хорошо?

— Обещаю, — кивнула серьёзно.

Когда поднялись наверх, Савельев, идущий впереди, замер возле её маленькой комнаты.

— Она по-прежнему твоя, Марусь. Я пойму, если захочешь спать здесь до свадьбы.

— А когда свадьба?

— В воскресенье.

— Вдвоём тут будет тесно, — вздохнула она, глянув на него искоса.

— Думаешь? — усомнился капитан. — Может, проверим?

— Знаешь, Вась! Мне вот Стебелёк завидует, что я тут с тобой обнимаюсь, а ты меня в маленькую комнату!

— Ну-у, — протянул он, — если Стебелёк завидует, то оно конечно.

— И ещё. Только не смейся! Кровать у тебя там как раз "для манёвров"!

— Уговорила! Пойдем в мою. — Он поцеловал её в нос и подхватил на руки. — Устроим манёвры!


* * *

Утром записки не было, как и капитана. Визоры всё также лежали на её тумбочке, а она даже не спросила — это ей, или как?

Проведав Настёну, её сестер и малышей, столкнулась с Ольгой Петровной. Яга залетела передать лекарства, выписанные Михалычем.

— Тёть Оль, а пойдём, посмотришь, как я живу?

— Не сегодня, Шельма, нет у меня времени совсем.

— А что за спешка?

— Дак повсюду то же, что и тут. Вроде как война была, а через девять месяцев выходит, что совсем другим народ в это время занимался.

— Роды?

— Именно. Просто эпидемия началась. Только на этот раз надеюсь до больницы успеть.

— А кто?

— Да ваша Дарка.

Маруся аж подскочила:

— Дара Руслановна! — охнула она. — Я с вами!

Даже про параплан свой забыла.

— Только-только мне сообщили, — хмыкнула Яга, поднимая вертушку в воздух, — Ксаверий на своей таратайке удумал её в город везти, да растряс дорогой. Велела остановиться и ждать меня. Нет, чтоб сразу вызвать! Уж обождала бы Настена своих лекарств, тут-то у вас всё путём.

— Давайте быстрее, теть Оль!

— Да куда уж быстрей! — проворчала Яга, закладывая крутой вираж. Многотонная махина грузового коптера вела себя в её руках будто мотылёк.

Пока долетели до дороги, да высмотрели внизу грузовик Ксаверия, у Маруси семь потов сошло от переживаний. Казалось бы, ну подумаешь, роды, эка невидаль, так ведь нет. Даже с Настиной четверней её таким волнением не скручивало.

Маруся стрелой метнулась к кузову, едва коптер коснулся земли. Увидела внутри Дару и замерла на мгновение, испугавшись её измученного вида.

А потом встряхнулась, бросилась поднимать с тючка сена, быстро задавая вопросы.

— Марусь, — на бледных губах боевого инструктора появилась улыбка, и в душе бывшей ученицы стало теплее. — Ты что, понимаешь в этом что-то?

— А то! Позавчера аж четверых приняла. Сама! — это пусть капитан думает, что она врать не умеет!

— А Яга?

— Тут я. Ну что тут, Марусь?

— Успеем, тёть Оль, — сказала уверенно — для Дары. А в душе этой уверенности не было.

Яга всё поняла по взгляду. Подхватила роженицу с другой стороны. Повели к коптеру, поддерживая.

— А что же Вадим Петрович? — спросила Маруся, чтобы отвлечь Дару.

— Уехал он в город с утра. Ничего ведь не предвещало, что начнётся. Не надо ему пока знать.

— Конечно — не надо, — горячо поддержала бывшая ученица. — Вот родим, тогда...

Устроив пассажирку в салоне, Яга шустро запрыгнула в кабину и взлетела. "С Ксаверием попрощаться забыли", — подумалось Марусе, которая считала схватки, — "так он не обидится — с понятием".

— Как вы там, Марусь? — Яга закончила переговоры по рации и подмигнула Даре.

— Через три минуты, по пятьдесят секунд.

— Поняла, — спокойно кивнула Яга. — Михалыч уже ждёт.

— Это плохо? — устало откидываясь на спинку, спросила Дара.

— Это хорошо, Дара Руслановна! Скоро будете держать на руках маленькое чудо.

— Скорей бы, — ответила та еле слышно.


* * *

Маруся ходила перед палатой, сжимая кулаки. Третий час пошёл, как Дару внесли сюда на носилках, а её просто взяли и выставили. Мол, своих хватает, тем более, что образования у неё нет. На правду не обижаются, да и какая разница, что она чувствует. Лишь бы с Дарой всё было хорошо!

Вот пока ходила тут, заодно про капитана вспомнила. Что записки не оставила, визоры не прихватила, да хотя бы в свой старенький мобильник могла б его контакт забить. Можно, конечно, Нах-Наху позвонить, у него папаша любого пробить может, но только позже. Зачем ребят волновать раньше времени. Да и совсем не хочется поднимать кипеж из-за такой ерунды.

Из палаты выглянула миловидная девушка в колпаке и маске, болтающейся на одном ухе, и приветливо спросила:

— Ты Маруся?

Кивнула, так как голос внезапно пропал.

— Зайди.

И сразу до неё донесся плач ребёнка, и внутри разлилась такая радость! Поспешно напялив на себя протянутый акушеркой халат, прошла прямо к родильной кровати, где лежала Дара, придерживая у груди ещё не обмытое красненькое существо.

— Знакомься, Ева, это Маруся, — сказала довольная мамочка. И уже другим тоном: — визоры я не взяла, сообщи всем, ладно? И Вадиму. И... спасибо тебе.

Маруся кивнула, уточнять, кому — всем, не стала. Просто отправила сообщение всей снайперской группе: "Дара Руслановна родила маленькую Еву". А потом уже попросила Мелкую передать новость Вадиму. Уж разберутся с Нах-Нахом, как его найти.

С Дарой она просидела еще два часа — ранний послеродовый период опасен кровотечением, потому роженицу некоторое время держат в родильном. Говорили обо всём, Маруся даже призналась, что замуж выходит.

— За капитана? — спросила та.

Вот откуда все знают? Даже не удивишь! Но всё равно приятно. Маруся улыбнулась во весь рот: "Ага".

— Рада за тебя, то-то ты вся светишься!

— Нее, это я из-за Евы.

— Из-за Евы ты по-другому.

Не стала спорить. Уж что-что, а видит Дара куда больше, чем остальные — в их группе это известно.

Потом, уже когда мать и ребенка перевели в послеродовую палату, Маруся побежала в город — чтобы найти Ксаверия, да забрать оставленный в кузове тючок с детскими вещами.

Тот еще не доехал, и она ругала себя последними словами, что не взяла параплан. Без него — как без рук. Так бы долетела, встретила на полпути. А теперь — сиди у дороги, глотай пыль, да вдаль смотри. Вспомнила, что голодная, с утра не ела, но боялась пропустить грузовик — вот-вот покажется.

Через десять минут, попеняв Ксаверию, что так медленно плетётся, бегом вернулась в больницу. Да только к Даре её не пустили. Мол, поздно уже, шастают тут всякие, да и не одна она — с мужем. Но вещи передать не отказались.

Пора было возвращаться домой, а вот как?

На такси коптерское у неё денег не хватит. Тревожить Ягу совестно — что такого срочного, если с утра можно сесть на попутный грузовик до Нифонтовки? К дяде Ляпе обратиться, так то же самое. Не семеро ведь по лавкам ждут её, непутёвую, а один капитан.

Так и брела по городу, поглядывая по сторонам, не встретится ли кто знакомый. Стемнело, тускло горели фонари, освещая дома, работали ещё не закрывшиеся кафешки, откуда тянулись дразнящие запахи готовой еды. Только просить ни у кого сегодня не хотелось, да и к знакомым заходить. Хотелось только скорей вернуться к своему капитану, ощутить крепкие объятия, увидеть его чуть насмешливую улыбку.

Навалилась усталость, даже винтовка чувствительно оттягивала плечо. Вот лучше б её забыла, чем параплан!

И что теперь капитан скажет? Этот вопрос она уже раз сто себе задавала, и все сто раз отмахивалась. Нельзя об этом думать, а то совсем хреново на душе. Потому что кругом она неправа, и ничего с этим поделать не может.


* * *

Никого так и не встретилось, но Маруся всё бродила, обойдя, казалось, уже весь город. В такие минуты многое передумаешь о себе — кто ты вообще в этой жизни, и кем хочешь быть, кроме как женой капитана. Засесть дома и воспитывать детишек? Конечно, ей этого хочется, детей, в смысле, но надо же ещё что-то делать. Иначе многому ли она сумеет научить чад своих?

А что она умеет? Воевать? Если понадобится — да. Сможет. Но строить на этом жизнь не хочется, тем более — пока портал закрыт, воевать-то и не с кем. Куда занятней роды принимать. Рожать-то никогда не перестанут, пока люди есть. Вот права Яга — даже в войну этим занимались — слышала в роддоме о том, сколько в эти самые дни новых людей появилось. Настоящий бум.

Но вот только правильно её выставили из родовой — образования нет. Пойти учиться? А куда — к тому же Михалычу? А преподаёт ли он где? Или только при больнице работает? Узнать надо. Неплохо бы у него поучиться. Только вот не в городе работать, а принимать вызовы и лететь на дом. И лучше не на параплане, а как Яга — на своем коптере. И быстрее выходит — а в этом деле иной раз дорога каждая минута — и с собой можно возить всё необходимое. Но кто ей коптер раздобудет? У капитана просить — так нет у него лишнего. Да и тот, что есть, явно для какого-то дела даден. Заработать — когда еще получится. И потом, летать на нём — тоже выучиться надо. Куда ни погляди — а ничего вот так сразу у неё не выйдет. Значит, получится постепенно, просто всему этому нужно обязательно выучиться и заниматься своим делом.

Решено, станет акушеркой! Нравится ведь ей это дело. Да и не просто акушеркой, а фельдшером ещё, чтобы всех лечить. Особенно деток.

Сегодня же расскажет Василию о своих планах. Интересно, что-то он ответит?

Очнулась и поняла, что стоит на набережной уже неизвестно сколько, и основательно продрогла на свежем ветру, дующем с океана.

Пришлось отругать себя за тупость — вот чего дурью маялась и время теряла, когда кругом столько людей, к которым можно обратиться за помощью... Дотянула вот до полуночи. Оставалась топать домой к Ольге Петровне. Заодно узнает о планах на завтра, вдруг будет по пути.

Дом нашла быстро, отстроилась Яга на старом пепелище, а где живёт первая торговка Прерии — это всякий знает. Сильно обрадовалась, увидев в окошке свет — не придётся будить людей среди ночи.

Постучала.

Младший сын Яги — Василий, распахнул дверь и посмотрел не столько удивлённо, сколько обрадованно:

— Маруся, заходи! — скомандовал бодро. Спать он, похоже, еще не собирался.

— Привет, Вась, а где Ольга Петровна? Спит? — она прошмыгнула на кухню, села за стол, обняв себя руками. Подумала и сняла винтовку, прислонив к стене.

— Какое спит! — Василий тут же выложил на стол кусок холодной буженины, хлеб и кружку киселя. — Улетела вечером на Лесопилку, а оттуда ещё куда-то, обещалась завтра днём заглянуть.

Маруся кивнула, отпила немного, а есть не смогла, хотя с утра крошки во рту не было. Вот не лезло ничего.

— Рассказывай! — парень уселся напротив, положив локти на стол, посмотрел пристально.

— Пустишь переночевать? — попробовала усмехнуться.

— Уже пустил, — отмахнулся он. — Ты лучше не тяни, а сразу начинай.

— Что начинать? — притворилась непонимающей.

— Говори, что стряслось, да не ври. Врать тебе, Маруся, не нужно! У тебя в жизни и без выдумки всегда случается куча интересного.

— Ну чего пристал? Утром уйду.

— А того. Нравишься ты мне, вот чего.

Испуганно на него взглянула и поняла, что не шутит.

— Я замуж на днях выхожу!

Он усмехнулся:

— Проходили! Не успеешь глаз на девчонку положить, а какой-нибудь сопляк её у тебя из-под носа уводит.

— Не сопляк он. А капитан разведчиков.

— Ну-ну, не горячись. Да я вообще не в том смысле. Ты мне просто как человек нравишься, — выкрутился Василий, — так что по-любому — рассказывай.

Подумала Маруся, да и выложила всё. Как у Дары роды начались, как параплан забыла дома. И что вернуться надо было вечером, а теперь на попутке утром придется ехать, да только к завтрашнему вечеру домой и поспеет.

— А что — ждут?

Кивнула потеряно и сжала губы. Проняло вдруг от Васькиного сочувствия. Залпом допила кисель — легче стало.

А Василий встал, накинул куртку, потянул с гвоздя свой слонобой.

— Поехали, Маруся! Довезу с ветерком. И только пикни мне, что не надо, свяжу веревками, да всё равно отвезу на расправу к твоему капитану, ясно?

Маруся попыталась улыбнуться:

— А если я спать хочу?

— Ремня ты хочешь! Пакуй буженину, да и хлебца с собой прихвати — знаю, что любишь его — только сегодня испёк.

— Сам? — удивилась она, ощущая, как стремительно поднимается настроение, и стараясь не зареветь.

— Сам, конечно. Видишь, какой хозяйственный, а девушки меня не любят.

— Полюбят ещё, — пробормотала Маруся, хватая винтовку и пакет с провизией, — вот я тебя уже люблю!

— Правда? — и хоть темно было во дворе, она знала, что парень улыбается. — Бросишь капитана?

— Не-е-е. Я тебя как брата люблю, в хорошем смысле.

— А бывает в плохом?

Ответить не успела, заревел Васькин монстр, заведенный дистанционно. Потом мотор стал работать глуше, мощные фары осветили двор.

— Запрыгивай!

Маруся последовала совету, устроилась на верхотуре "монстра", вспомнив, что ни разу ещё не каталась на нём, а ведь хотелось — чего лукавить? Удивилась, когда Васька накинул на неё легкое шерстяное одеяло, да подсунул под голову подушку.

— Спать же собиралась, — проворчал. — Погнали?

Спать ей расхотелось, смотрела на звёзды, откинувшись на кресле. Гадала, где какие созвездия. Вот проходили в школе, а что она запомнила? Созвездие Кентавра, разве что. Нападения хищников не ждали, не дураки они, чтобы становиться на дороге у подобного "монстра", но винтовку всё равно держала наготове, привычка. Да ещё подсчитывала, когда доедут при такой скорости. А потом погрузилась в какое-то оцепенение.

Верно рассчитала — первые лучи Гаучо показались, когда впереди обозначился брод через Нифонтовку.

Встрепенулась.

— Отсюда дойду!

— Сиди уж. До места довезу, — проворчал Васька и, не тормозя, въехал в реку. Ну да, его высокой машине всё нипочём, только колеса и погрузились. Вездеход!

Уже медленнее поехали вдоль берега по едва заметной тропке, ломая кусты и объезжая особо крупные камни.

У Маруси сердце быстрее забилось при виде знакомой пристани, а потом и дома показались. Сначала Настин, а за ним и её!

"Перебудим ведь всех!" — спохватилась запоздало. Да уж теперь ничего не поделаешь. Увидела, как на крыльцо Грачёвского дома выскочила то ли Сонька, то ли Леська, а от второго дома по тропинке спускается капитан.

Сердце ухнуло вниз, а Васька как раз и затормозил, да спрыгнул на землю, обходя своего "монстра", чтобы помочь ей спуститься. Только капитан успел первым. Отодвинул спокойно Ваську, и протянул руки. У Маруськи внутри испуганно ёкнуло, когда встретилась с ним взглядом. Забыла даже поворчать, что не маленькая и сама может спуститься — скорее нырнула в объятия любимых рук.

Капитан поставил её на землю, и лишь потом повернулся к Ваське.

— Василий, — протянул руку.

— Аналогично, — кивнул Васька, усмехнувшись, — получите, распишитесь.

— Зайдешь? — спросила его Маруся. — Устал ведь. У нас и комната есть свободная.

Васька перевел взгляд с неё на капитана и обратно и качнул головой:

— Некогда, дела сегодня. В другой раз с удовольствием. — Кинул взгляд наверх и присвистнул: — А это что за красотки?

Маруська оглянулась:

— А это Сонька и Леська, близняшки. Хочешь, познакомлю?

— Не сегодня! — усмехнулся Васька, — а то сразу вспоминается мечта идиота.

Пояснять, что он имеет в виду, не стал. Запрыгнул в машину и дал задний ход, не заморачиваясь с разворотом.

— Домой! — коротко велел ей капитан и ласково шлёпнул пониже спины, подталкивая Марусю к тропинке. Внутри от его спокойного тона всё сжалось, а от шлепка наоборот — развернулось. Душа наполнилась непонятными предчувствиями, и почему-то захотелось "на ручки".


* * *

Савельев догнал её в пару шагов, едва скрылся за поворотом "монстр" его тёзки, крепко взял за руку и повёл наверх. Но заметив, что приходится буквально волочить за собой вконец уставшую Марусю, остановился, глянул внимательно в её бледное лицо. Наклонившись, сердито поцеловал в губы и подхватил на руки.

Когда она обняла его за шею, и доверчиво прижалась всем телом, еле заметно подрагивая, вся злость, накопленная капитаном за сутки, полные тревог и поисков — показалась глупой и эгоистичной, а внутри защемило от нежности, которую Василий испытывал разве что к сестрам, да и то когда-то очень давно. Правда, сейчас его чувства были далеки от братских.

Странно было, что при такой любви, он испытывает сильную страсть. Ведь где-то вычитал, что чем сильнее духовное чувство, тем слабее будет потребность в плотском воплощении, а вон, однако, как. Невеста едва живая, да и сам ночь не спал, а на уме только одно желание — донести её прямо до кроватки, раздеть и всячески свою эту страстную любовь продемонстрировать.

— Ругать будешь? — послышался тихий шёпот Маруси, а шею защекотало её тёплое дыхание.

— А надо? — спросил осторожно. И опустил-таки на землю — дошли.

— Заслужила, — кивнула девчонка, и словно это уже обычное дело, прижалась щекой к его груди, обхватив руками за талию. — Ругай. А я так постою, ладно?

Савельев поднял руку, чтобы погладить её по голове, но замер, не донеся двух сантиметров, не зная, как поступить. Непедагогично как-то — ласкать и одновременно выяснять отношения. Долгую минуту боролся с собой, потом вздохнул, проведя ладонью по шелковистой головке, по толстой косе, которую придется скоро отрезать. В ответ она мурлыкнула и прижалась ещё сильнее, разрушая все его благие намерения.

— Давай потом, — прошептал он, — как отдохнёшь...

— Нет! — услышал Василий и тут же встретился взглядом с омутом темно-синих в предутреннем свете глаз. — Давай уж здесь. — И снова уткнувшись ему в грудь, пояснила: — Кормить я тебя сейчас всё равно не смогу, устала очень. А нести ссору в спальню... то есть в дом — не хочется.

— Вон оно как, — скрывая улыбку, серьёзно покивал Василий. Оговорка про спальню понравилась. Да и вообще Маруся не уставала его удивлять. Вздохнул, понимая вдруг, что жизнь впереди будет какой угодно, но только не скучной. И вроде, навоевался, и хочется тихого семейного счастья, ан нет. Не судьба. А судьба нежно прильнула к его груди, и похоже пытается заснуть прямо в таком положении. Да уж, еще та у него судьбина, только не променяет он её ни на какую другую. Больно стало вдруг от мысли, что Маруся понравилась бы его сестренкам, да и матушке тоже. Но нельзя об этом думать.

— Вась? — нетерпеливо-сонный голос заставил его встряхнуться, вздохнуть и снова подхватить на руки свою будущую супругу.

— Значит так, — проговорил он, направляясь к крыльцу. — Поступила ты, Маруся нехорошо, потому что нарушила обещание. Хоть бы визоры мои взяла. А в остальном ругать тебя незачем. Ты же у меня взрослая уже, а?

— Визоры мне не нужны, у меня мобильник есть, — буркнула Маруся.

Капитан даже споткнулся. Знать бы раньше!

Но не стал комментировать, до дома донес, ногой захлопнув за собой дверь. Передохнул немного возле лестницы, да и понес сразу наверх.

— Дальше! — скомандовал невнятный голосок, когда он вздумал притормозить у маленькой спальни.

Хмыкнул весело.

Уложив в большой спальне на широкую кровать, снял с неё ботинки и носки, а дальше замер, глядя как она уткнулась в подушку, обняв её обеими руками, и засопела, засыпая.

Хотел оставить её так, чтобы не соблазняться — пора уже лететь на службу. Но пожалел, не выспится ведь нормально. Раздел до трусиков, стараясь не потревожить сон, укутал в одеяло, как маленькую. Постоял немного, разглядывая бледное усталое личико.

Не стоит ей рассказывать, что вернулся домой он вчера рано, хотел провести с ней больше времени. Что, не застав, выяснил у соседок, куда делась невеста. Поняв, что роды — это надолго, вернулся в часть, в Ново-Плесецк. Заодно послал одного бойца покараулить Марусю у роддома. Решил сам её увезти. Но этот кретин, разведчик, мать его, Марусю упустил. И что оставалось делать? Побродил по городу, в надежде, что столкнется с ней случайно. Но чуда не произошло, а куда она могла пойти, он не знал.

Вернулся домой только ночью, во втором часу, уверенный почему-то, что она ждёт его дома. Но дом оказался пуст. И только понимание, что Маруся не пропадёт, заставило его не бросаться снова на её поиски, а просто подождать и постараться не слишком беситься от неизвестности. Заодно настало время подумать над тем, какие они разные. Практически инопланетяне. И привыкать придется не один день, а может — и не один год. Пока ещё у них все наладится...

И по всему выходит, что у него два пути — можно Марусю переделать, она сама на многое готова, а можно принимать такой, какая есть, самому приспосабливаясь к её привычкам. И сколько ни думал, сидя в темном дворе собственного дома, куря сигареты одну за другой, а всё равно второй вариант был ему гораздо ближе. Да, не молод, да — привычек дурных уже много. И кажется, поздно уже меняться самому. Но когда в жизни появляется смысл жить...

Василий грустно улыбнулся своим ночным терзаниям, и, нагнувшись, убрал непослушную прядку с лица спящей невесты. Нет, не стоит ей всего этого рассказывать. И про ревность умолчит, которая вспыхнула при виде парня, что доставил её домой. Ясно же, что просто приятель, у Маруси всё на лице написано. Вот что от неё не отнимешь — это честности. А это совсем немало для начала семейной жизни.

Взяв листок бумаги, он чиркнул несколько слов, положил на тумбочку, осторожно коснулся губами её виска, и стремительно вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.


* * *

Маруся проснулась далеко за полдень и сначала не поняла, где находится. Давно она не высыпалась так хорошо. Потянулась, зевая от души, и нырнула под одеяло, обнаружив отсутствие на теле большей части одежды. И сразу всё вспомнила. Ахнула, поняв, что так и не объяснила ничего капитану. И увидела записку.

Там значилось всего несколько слов:

"Вернусь голодный и злой в три часа дня".

Испуганно хмыкнув, девушка решила поверить ему на слово, и одевшись, побежала вниз — готовить. Оставалось до его прихода всего ничего, да и у самой аппетит прорезался. Немножко нервничала, чувствуя, что её ожидает серьезный разговор. Иначе с чего бы ему писать такое?

Хорошо, холодильная камера была забита продуктами, и в груди потеплело от сознания, что капитан для неё старался. Да и дом достроил, а ведь она так и не успела его исследовать. Пещера какая-то еще есть.

Как раз вынимала из духовки дымящийся казан с пловом, издающим дивный аромат, когда услышала шаги на крыльце. Вовремя!

Савельев вошёл стремительно, так что застал её тянущейся за тарелками, и сразу пристал с объятиями, целуя в шею.

— Эй, сначала еда, — попыталась вывернуться Маруся и не показать, как ей нравиться, когда он так обнимает. Покраснела, увидев, как его рука легла на её грудь. Сказала торопливо, чтобы скрыть смущение: — И вообще ты обещал быть злым.

— Ах обещал? — Василий отпустил её с явной неохотой, отобрал тарелки и помог накрыть на стол. Сам достал и нарезал хлеб и, следя за невестой непроницаемым взглядом, дождался пока она наполнит тарелки. — Смотрю, ты здорово готовишь, котёнок.

— Ты ешь! — смутилась Маруся, не привыкла как-то, что за еду хвалят. Но сама не удержалась, набив полный рот — и от голода, и от нервов: — Вкушно!

С первой порцией расправились быстро, и когда капитан задумчиво посмотрел на казан, девушка подняла вопросительно брови, и он кивнул.

— Чай? — спросила Маруся, положив добавки на обе тарелки.

— Угу.

Вторую порцию ели медленней, и она удивилась, что даже молчать ей с капитаном приятно. Только убрав тарелки, она подвинула к себе большую кружку с чаем и замерла, делая вид, что рассматривает чаинки на дне.

— Поговорим? — спросила, вздохнув.

— Ну ты уж на меня посмотри, а то мне ужасно нравится твоя макушка, но глаза гораздо больше.

Хихикнув, она подняла взгляд:

— Ты меня раздел? — и прежде, чем он ответил, поспешно добавила: — Я просто проснулась и ничего не помню, только что ты меня на руках принес. А потом что?

— Хм, потом ты заснула, а я поехал в часть.

— А-а, — она улыбнулась, чуть покраснев. И все же призналась: — я просто подумала... Только не смейся! Вдруг чего-то было, а я всё проспала.

К её смятению смеяться он не стал, но ответил как-то очень ласково:

— Я бы тебя обязательно разбудил.

— Ужасно рада, что есть дом, — быстро сменила тему Маруся. Всё-таки страшно неловко было обсуждать эти вопросы с ним. Интереснее, чем со Стебельком, но вот гораздо страшнее что ли. — Я еще не всё видела, но обязательно посмотрю.

— Марусь.

— Да?

— Ты расслабься. Ругать мне тебя не за что, я же вчера уже сказал, а поговорить бы хотелось. Значит, наш дом тебе нравится?

— Ага. И кровать большая. Ой, ну то есть — кухня. Я не то имела в виду...

— Кухня — да, тоже большая. Ты не спеши.

— Ну вот, хорошо, что есть дом, где мы можем растить детей.

— А что? Уже? — Савельев вспомнил, что их соседка довольно быстро и уверенно определила, что понесла... но тут как-то совсем рано.

— Да нет, — смутилась Маруся, — ну что ты всё об этом?! Я вообще думаю, годика три подождать с детьми. Если получится, конечно.

— Конечно, — кивнул он.

— Учиться решила.

— А вот это интересно!

Она вгляделась в его глаза с подозрением, не смеётся ли. Но, как и всегда, ничего определить не смогла. Очень уж непонятно смотрит. И внимательно, словно ему и правда интересно.

— Я тут думала много, ну, когда по городу бродила ночью. И решила учиться на фельдшера. Там три года, а потом можно и деток завести, — и, посмотрев на озадаченное лицо своего капитана, испуганно спросила: — или ты хочешь сразу?

— Да нет, вполне приемлемо, — улыбнулся он. — Как раз и хотел узнать, что ты думаешь о будущем.

— У нас есть три месяца до начала занятий, — оживилась Маруся. Глянула искоса и, наконец, выпалила самое сложное: — Не хотелось бы расставаться, пока это возможно. Запиши меня в свой отряд, знаешь ведь, что подготовка у меня есть. Будем вместе работать и, главное, ездить в твои командировки. Ведь они часто случаются и бывают длинные. Ну как?

— Отличный план, — усмехнулся он.

— Так ты возьмешь меня к себе в подразделение? — насупилась Маруся.

— Возьму, — кивнул капитан. — Инструктором по ходьбе — пополнение у меня из землян. Подходит?

— Ага. Но потом, к осени, я уволюсь и уеду в училище.

— А что так грустно?

— Тогда и наступит разлука до самых каникул, — вздохнула она, подозревая, что ему это не понравится.

— Не наступит, — Василий вынырнул из визоров. — Посмотрел я про твоё училище. Я смогу тебя навещать время от времени.

— Значит, не против?

— Только за. Какие еще мысли бродят в твоей головке?

— И ещё, — решилась она. — Мне подарков не нужно.

— Совсем? — прищурился Василий.

— Ну... Понимаешь... Цветы я люблю, когда они растут, а не когда сорваны. А вещи... это довольно сложно объяснить...

— Постарайся, это важно, — показалось? Или в его глазах мелькнули весёлые бесенята?

— Я из-за этого не любила жить дома, потому что там было слишком много всего такого, что нужно хранить, с чего необходимо протирать пыль, выхлопывать, стирать, раскладывать по своим местам. А мне всегда хватало того, что умещалось в рюкзаке...

— Ты, словно ветерок, — кивнул Савельев с понимающей улыбкой, — в любой момент готова сняться с места и улететь. Ну, а если мне очень-очень захочется тебя порадовать?

— Если очень -очень, тогда можно, — вздохнула Маруся. — Только давай — очень-очень редко.

— Вот и договорились. — Савельев откинулся на спинку стула и поинтересовался: — Ну а пойдут детки. Сколько ты бы хотела, кстати?

— Двух? — неуверенно спросила она.

— Вполне. А им ведь нужна детская и чистые пелёнки.

— Много пелёнок, — подхватила Маруся, — в большом шкафу. А ещё — кроватки, пеленальный столик и игрушки, — она посмотрела на лучезарно улыбающегося капитана, озорно сверкнула глазами и подытожила: — Курсант Маруся доклад закончила.

— Не курсант Маруся, а инструктор Савельева... впрочем, это только с завтрашнего дня, после ЗАГСа, если ты согласишься взять мою фамилию.

— Уже завтра! — ахнула она. И возмутилась: — конечно соглашусь.

— А теперь спать? — спросил он.

— Так день же. Ой, ты же не спал всю ночь?

— Ага.

— А я выспалась уже.

— Ну ты ведь не откажешься... спеть мне колыбельную?

Фыркнув в ладошки, Маруся покраснела:

— Пойдём.

Глава 22. Белый пароход.

— Итак, молодые люди, вы намерены добраться на этом корабле до Чёрного, отрабатывая в пути стоимость проезда, — пассажирский помощник убедился, что обе головы согласно кивнули, и продолжил: — Похвальное намерение. Но ведь следовать в указанный пункт "Перкаль" будет далеко не прямым ходом. Поездка может изрядно затянуться.

— Посещение портов восточного побережья и Янтарного моря тоже входит в наши планы проведения летних каникул, — улыбнулся Федька.

— Хм. С согласием отца и опекуна тоже всё в порядке, хотя, признаюсь сразу, ими я мог бы и пренебречь — слишком не хватает рабочих рук, особенно, на малооплачиваемые специальности. Со своей стороны, даже могу предложить продлить турне до Жёлтой. В принципе — как раз на все каникулы и получится поездка. Представьте себе: сначала бескрайние равнины западного побережья, потом живописные мангры устья и полноводный неторопливый поток, что огибает северную кромку Виловых гор, пробираясь через густые, кишащие жизнью джунгли. Океанский корабль беспрепятственно поднимается на несколько сотен километров вверх по течению. И всё это время вы в белоснежных кителях и фуражках с вот такими крабами царите на прогулочной палубе, отвечая на встревоженные вопросы пассажиров, — мужчина посмотрел на ребят таким орлом, что невольно захотелось присоединиться к его стае... или, как это у орлов называется?

Кажется, Ниночка уже готова была согласиться со столь убедительными аргументами, но Федька решил немного поупираться для порядка:

— Боюсь, столь лестное предложение нам просто не осилить. Мы ведь учащиеся и испытываем настоятельную необходимость вернуться в школу к началу учебного года. А аэродромов в указанных местах я не припомню.

— Разделяю вашу озабоченность, юноша, — пассажирский помощник просиял каким-то внутренним светом. — Но, позвольте обнадёжить. С частью обслуживающего персонала у нас заключён контракт, по условиям которого пароходство обязуется развести всех по школам на гидропланах. В частности к вам в Плёткино отправится Фёкла Одинцова. Так что и в отношении вас, полагаю, никаких проблем не возникнет. Так, как поступим?

Ребята переглянулись.

— Знаешь, Федя? Ксения Арбузова, с которой я хотела встретиться, всё равно перебирается в Ново-Плесецк со своим мужем. Поэтому конечный пункт именно в Чёрном — это не критично. А если уж Фекла Максимовна уверена, что вовремя доберётся до школы, то и нам беспокоиться не о чем, — Нинка посмотрела уверенно и спокойно. — Мы согласны на контракт по времени до начала занятий.

— Тогда, сударыня, пожалуйте в третий кубрик. А вы, сударь, в четвёртый. Свободных мест достаточно — выбирайте любое. Собаку поселите в вольере для любимцев пассажиров — всё равно они пустуют. На занятия вас вызовут по внутренней связи.


* * *

— Лёша, Веня, Клим, — представились Федьке соседи по кубрику. Из двадцати коек свободными оставались семнадцать и, назвав своё имя, Нах-Нах принялся оглядываться. Увы, вызванный на визоры план корабля однозначно уведомил об отсутствии в этом помещении иллюминаторов, поэтому выискивать их тут бесполезно. А иных пожеланий, кроме как место у окошка, у него и не было.

Ребята, в принципе, незнакомые. Однако здоровяка Лёху он точно встречал среди обслуги на рауте в представительстве. И Веню — это его Нинка обещала ощипать. Говорила ещё, что были они когда-то в одной группе, а ведь она раньше училась в Палкино. Вот и отыскался хороший повод завести пристойную знакомству беседу — что может быть естественней, чем сравнить обычаи разных школ?

— Я из Плёткино. Слыхали, небось, про такое место? — и слегка так нос задрал чтобы подумали, будто хорохорится.

— К нам в Розгино тоже с полста душ городской школоты забросили, — Клим не договорил, но все трое ухмыльнулись.

— Ты-то сам, наверное, поначалу с прогулок не вылазил? — пробасил рослый толстячок Лёша. Федьке оставалось только кивнуть. — Вот. А мы, как раз такие группы и водили, вместо того, чтобы самим учиться.

В речах соседей по кубрику отчётливо прозвучал упрёк за принадлежность к ни на фиг не годной плеяде "городских" и, рассудив, Федька сделал виноватое выражение лица, намереваясь не предпринимать больше глупых попыток поговорить. Но было уже поздно. В беседу вступил Вениамин. Со зловещим выражением лица и потусторонними нотками в голосе он произнёс:

— Должок за тобой, горожанин! Танцу бесовскому нас обучишь — тогда и квиты будем.

Оставалось только кивнуть и пожалеть очередной раз об этом несчастном рауте в представительстве. Впрочем — это ведь Нинка тогда танцевать захотела на паркете да под оркестр, так что деваться ему было некуда. Это, как под катком — терпи и не пищи.


* * *

Ново-Плесецк — конечный и начальный пункт любого океанского рейса. Поэтому пассажиров на стоящем под погрузкой судне не было. Стюардов тренировали на немногочисленных членах команды, портовых работниках, оказавшихся на борту по делам службы, и грузчиках. Речь об элементарном обслуживании типа принеси, унеси, прибери, подотри — тех компонентах сервиса, проделывать которые следует непринуждённо, вежливо и с настроением. Не то, чтобы уж особенно сложная работа, но требует и навыка, и знаний... где что взять, в основном.

Наполнение судовых трюмов проходило уже давно. Разнокалиберные товары завозили прямо с причала через раскрывающиеся в борту двери. Грузовой помощник подолгу разбирался с каждым ящиком и дело продвигалось медленно. Но к указанному в расписании сроку всё работы завершили и отправились в путь ранним утром, дав прощальный гудок на выходе из Плесецкой бухты.

Гаучо выставил из океана только самый свой краешек, но команда пассажирского обслуживания выстроилась на прогулочной палубе и наслаждалась первым выходом в океан — он действительно для всех был первым, если не считать наставнической пары, которая дрыхла в своей каюте. И, чего бы им не дрыхнуть, если на борт судна поднялось всего два пассажира. Оба — без мест в каютах. Так называемые, палубные. Молодой бородач и хорошо подросший поросёнок на шлейке, удерживать поводок от которой было тяжеловато.

Нах-Нах давненько приметил, что в отсутствии внешних команд и мальчики и девочки слушаются распоряжений Стебелька, которую здесь упорно именуют только Фёклой Максимовной. И сейчас по единому движению брови этой долговязой девицы свинтуса водворили в загон на корме, а бородача — в мягкое полукресло за столик под тентом. Его накормили горячим прерианским завтраком и осведомились о том, что подать на обед... но тут и наступил облом — человек выходил в Йориковке, до которой оставалось всего ничего:

— Вон за тем мысом как раз и будет, — пояснил мужик, взмахнув рукой. — Дайте вздремнуть, сколь осталось времени, — и снова взмахнул рукой, как бы отгоняя подальше всех слетевшихся на него стюардов.

После первой остановки случались и другие. С "Перкаля" сгружали ящики, на борт принимали тюки, и судно бежало дальше. Стюардов изредка тренировали в открытии бутылок, наполнении бокалов — множество ритуалов связано у людей с употреблением алкоголя. Тем не менее, свободного времени у ребят оставалось уйма, и посмотреть на живописные берега удавалось без торопливости и со вкусом — реальной работы у команды молодых людей не было.


* * *

Нинка выбралась на пустынную палубу, устроилась рядом с Федькой на скамеечке, и протянула ему разведицкий шлем:

— Послушай о чём в кубрике толкуют. Наводи вот сюда, — показала она пальцем на участок внешней обшивки. — Я уже настроила, — после чего водрузила к себе на голову второй шлем и сориентировала его именно так, как и показывала.

— Нехорошо, что мы Мелкой ничего не сказали, — кажется, это голос одной из юных стюардесс... точно, Аннушки.

— Ты про то, что нам Лаврентий наплёл? — забасил здоровяк Лёха. — Хе-хе! Эт точно. Она бы своему городскому сразу передала на какую туфту нас подписали, а он бы корчился от хохота. Потешался над легковерием и наивностью косолапых аборигенов. Правильно, что не сказали. Тем более — видел Лаврентий Мелкую, и приказания помалкивать не отменил.

— Говорить, или не говорить — дело десятоё. Тем более — есть у меня подозрение, что Нах-Нах поболее нашего в курсах, и Мелкая с ним заодно, — вступила Стебель.

— А с чего ты взяла, будто он Нах-Нах?

— Я это с дерева видела, когда зимой пыталась слоносвина успокоить.

— Точно! — послышался чей-то звонкий хлопок по лбу. — Говорили же — плёткинских семиклассниц эта тварь на ветки загнала. То есть ты тоже на тех деревьях торчала. Слушай, неудобно тогда...

— Неудобно на стенке спать, а ничего худого никто Феденьке не сделал. Но то, что эту парочку прислали нам на усиление — говорит о многом. То есть — не зря мы паримся. Явно намечается нечто важное, и наше присутствие это, или страховка, или возможность неожиданного хода.

— А кто за ниточки дёргает? — полюбопытствовала Галочка.

— Лаврентий — он ведь Фадеича человек. А тот — мужик правильный, — вдруг твёрдо доложил Вениамин.

Больше ничего интересного через звукоусиливающую аппаратуру разведчицких шлемов расслышать не удалось.

— Это девчата из моего выпуска. Знаешь, из снайперской группы, которую перед войной подготовила Дара Руслановна, — счастливо улыбнулась Нинка.

— Лёша, Клим и Венька — тоже девчата?

— Ой! — хихикнула Мелкая. — Ты не поверишь! Ребята ни разу не возмутились, случись кому обратиться ко всем со словами: "Девочки". Хмыкнут про себя иной раз. Особенно, Колобок.

— Это Лёхино погоняло?

— Ага. А Венька — Воробушек. Или Воробышек — его то так, то этак называют.


* * *

Просто так бездельничать, однако, не приходилось. Уроки танго, которые Федьке и Нинке пришлось регулярно проводить — лишь часть развлекательной программы. Разминки в тире со служебными пистолетами, что носили вместе с несколько петушиного фасона формой: белоснежный китель и шорты у мальчиков, юбки у девочек. Разумеется — на ногах гольфы с кисточками. На голове — фуражка с белым чехлом и черным лаковым козырьком. Всё для того, чтобы пассажиры ни на секунду не забывали: они находятся в море в окружении учтивых и предупредительных моряков.

"Перкаль" делал частые долгие остановки, принимая новый груз и отдавая ящики, добравшиеся до адресата. В этот период на борту случались и люди с берега. Ребята буквально набрасывались на них, окружая заботой, предлагая напитки, закуски, или серьёзное угощение. Шаг за шагом навыки обслуживания совершенствовались.

Ещё юных официантов развлекали в рубке, знакомя с навигационным оборудованием и аппаратурой управления. На посту корабельного энергетика представили в лучшем виде схему подключения установок потребителей и указали узловые точки. Основные машины и механизмы также были не просто описательно изучены, но и некоторые тренировочные действия с ними провели. Сначала научились вываливать за борт тяжеловесный предмет сложной формы. Потом — поднимать надувную лодку с подвесным мотором.

Одним словом, подготовка стюардов не ограничивалась только традиционными видами сервиса. Худо-бедно управляться с кораблём их обучили. За год жизни на Прерии Федька уже настолько привык быть взрослым ответственным мужиком, что элементарно ничему не удивлялся. Остальные же ребята и вовсе чувствовали себя в своей тарелке.

Рейс же проходил в режиме передвижного мелкооптового рынка. Остановка в укромной бухте, подваливающие к борту плавсредства, погрузка, выгрузка, торг, разговоры о предстоящих сделках... грузовой помощник крутился как белка в колесе, общаясь с жителями прибрежных сёл. Тут же — мелочная торговля мылом, спичками, ружейными капсюлями и зубными щётками. Рядом быстренько накрывался стол с угощением — мол, на борту "Перкаля" всегда рады дорогим гостям.

Живописные берега закрытых бухт, короткие переходы среди брызг океанской воды под яркими лучами Гаучо, познавательные лекции по истории взрывателей морских мин или о конструкциях судовых корпусов. В таком режиме "Перкаль" проходил сотню километров далеко не каждый день. Поэтому Федька пришёл к выводу, что одного рейса им действительно будет достаточно на все каникулы.


* * *

В бухту Мятлика корабль вводила Мелкая, пользуясь подсказками гидролокатора. Вахтенный, разумеется, контролировал ситуацию, но вмешиваться в действия "курсанта Утковой" ему ни разу не понадобилось. Уверенно проследовав нешироким проливом, Нинка отыскала место с подходящей глубиной и встала на якорь — причалами здешние порты не оборудованы.

От берега сразу отделилась надувная лодка с подвесным мотором, и лихо понеслась навстречу прибывшим. Народ в ней выглядел одухотворённым и энергичным... подрулив к пассажирскому трапу сразу восемь молодых людей взбежали на палубу:

— Привет саскачеваны! — Аннушка поймала ладошкой "очередь" приветственных хлопков. — Марш за стол, проглоты, пока оладушки горячие! О багаже не беспокойтесь, его доставят в ваши каюты самые предупредительные на свете портье.

— Кто такие "саскачеваны"? — полюбопытствовал Федька, пока вместе с Лёхой, Венькой и Климом затаскивал поклажу из лодки в кубрик.

— Это тоже специальное подразделение, которое готовили одновременно с нашим. Что-то вроде охраны. Хотя, ты знаешь, может быть, и разведка, — Клим не уверен. — Нам друг о друге не всё известно. Знаю только, что вечно они куда-то уходили или приходили чёрт-те откуда. Девочек к ним не брали.

Прибывшие представились капитану судна, а вовсе не кому-то из его помощников. Как выяснилось — их задача — осуществлять охрану. Ребята эти буквально через несколько минут стали восприниматься как часть судового имущества, ничем не выделяясь среди обстановки — ни одеждой, ни оружием. А работы, к которым их привлекали, были связаны с деятельностью в трюмах и внутренних помещениях.

Буквально вслед за прибытием саскачеванов совершил посадку коптер, из чрева которого выбрались старые знакомые — парни капитана Савельева.

— Здравствуйте, наставник! — церемонно приветствовали они Лёшку-Колобка. А Федьке подмигивали: — Привет Нах-Нах.

Командир группы появился из пилотской кабины. А следом за ним выбралась, разумеется, Маруська. В лёгком летнем платье, в ажурной шляпке и туфельках из трёх ремешков, она поглядела на подруг сияющим взором, сняла головной убор и тряхнула короткой плотной стрижкой вместо косы.

— Второй готов, — ухмыльнулась Гаечка. Феклуша, делай ещё одну зарубку на своём кровоточащем сердце.

Марусины рюкзак и Мосеньку в каюту отнёс Лёха. Туда же чуть позже доставили обед на двоих — ситуация на "Перкале" менялась стремительно. Появилась первая занятая каюта.

Вскоре плавно подошёл классический понтон — четыре надувных колбасы, скрепленных настилом. Снова пожаловали не местные жители, а некое воинское подразделение с огромным количеством имущества. Чуть погодя с севера прилетел довольно крупный самолёт, из которого посыпались парашютисты. Впрочем, это оказались мотопарапланеристы, по очереди севшие на коптерную палубу судна.

Дальше события разворачивались в том же духе: прилетали коптеры, подходили другие суда. Каюты "Перкаля" наполнялись военными, среди которых встречались как женщины военнослужащие, так и одетые по городской моде супруги офицеров. Ужин в салоне, произошедший этим вечером, потребовал от группы стюардов работы уже нешуточной. За богато накрытыми столами собралось блестящее общество. Апперитив, закуски, три смены блюд, десерт — вполне достойная трапеза прошла на высоте.

Федьку прикалывала полная осознания собственной значительности Маруськина физиономия рядом со своим седым супругом. Вообще-то выглядела она великолепно и держалась прекрасно, но испуг во взгляде нет-нет, да проскальзывал, когда она тайком косилась на Савельева.

Застолье подзатянулось. Мужчины занялись рассуждениями на какие-то воинственные темы и заметно увлеклись отличными коньяками:

— Грех жаловаться на то, что мы не вступили в бой, — рассуждал майор с символикой связиста. — Но так беззубо, как десант под Ново-Плесецком, наш полк бы ни в коем случае не выглядел.

— Боевые части под столицей, на мой взгляд, проявили себя даже чересчур активно, — парировал пожилой мужчина в штатском.

— Отчего же чересчур, Евсей Елисеевич! — развёл руками молодцеватый полковник. — Не более, чем рекомендовано наставлениями...

— ... и сначала нарвались на минирование развалин Сити, а потом попытались уничтожить беженцев, не успевших достаточно удалиться, — ответил Андрюха Фролов из Савельевской команды. — Спасать раненых из разбившегося вертикальника показалось им недостаточно героическим делом.

— Андрюх! — улыбнулся всё тот же майор. — Действия командования оставим на разбор штабных аналитиков. Не станем их судить. Но даже спецура в действиях против неподготовленных жителей выглядела откровенно бледно. Верно?

Его оппонент набычился и заперекатывал желваками под скулами. А порывавшегося встать с места капитана Маруся гладила по руке и что-то жарко шептала ему на ухо.

— Вы, товарищ майор, вместе с вашим комполка правильно не стали тутошних жителей обижать, — вдруг проговорил сидящий с краю здоровяк с украшенной шрамами бритой головой. — Жаль, что возникшее незнание боевого потенциала живущих на Прерии селян крепнет, ширится и обращается в непоколебимую веру. Потому, что, против тренированного, натасканного бойца мирный житель этой планеты — вовсе не пустое место, а достойный уважения противник.

— Пугаешь ты, Пашка, меня зря. Да я со своей ротой раскатал бы тут всех в блин, — майор здорово разгорячился.

— Это ты, Никита, оттого так уверенно заявляешь, что на сотни километров в округе нет ни одного селения, отчего твоё утверждение проверке не поддаётся даже в игровом варианте, — укоризненно проговорил Савельев. — Вот не сможешь ты набрать хотя бы горсточку местных пейзан или детей пейзанских, чтобы погоняться за ними по тутошним лесам.

— В группу обслуживания набраны молодые аборигены, находящиеся на каникулах, — с любезной улыбкой объявил пассажирский помощник. — Они всегда готовы к услугам наших дорогих гостей и, если это понадобится, в состоянии исполнить роль беженцев.

— Ой! — радостно всплеснула руками Маруська. — Я тоже местная, я тоже хочу поиграть.

А её седой капитан посмотрел озадаченно на свою юную супругу и досадливо пожал плечами. Кажется, отказывать спутнице жизни в её маленьких желаниях он ещё не научился.


* * *

— Нах-Нах! Мне нужен твой ствол, — Мелкая заглянула в кубрик "мальчиков" и в привычных выражениях позвала друга побегать. Надо сказать, сия решительная и весьма двусмысленная фраза произвела на парней непростое впечатление — то, что между этими детками давно сложились весьма доверительные отношения приметили все, но, чтобы девушка вот так повседневно позвала партнёра для... этого самого, это как-то тут не принято. Тем более — молоды оба чересчур. Никто ничего не сказал, но стремительно рванувшего на зов подруги Федьку проводили завистливыми одобрительными взглядами.

Едва спустились по пассажирскому трапу к причаленным внизу шлюпкам, ступеньки сзади вздрогнули под весом Фагора — пёс никогда не пропускает возможности погулять.

— Э-э..., ребята! Я слышал, что не в обычае на Прерии прогулки по ночам, — сидящий при лодках солдат с неудовольствием воспринял просьбу отвезти двоих недорослей на берег.

— Мы как раз затем и направляемся туда, чтобы разогнать всякое зубастое зверьё, — улыбнулся Федька. — Ведь из игрового оружия, которым мы будем располагать завтра, от амфициона не отбиться. И брать с собой реальную стрелялку на азартное игрище — слишком рискованно. Поди отличи спрятавшегося противника от затаившегося хищника!

Придумывая на ходу это "обоснование", Федька и не подумал, что обманывает доверчивого парня — эти слова сорвались с его губ для того, чтобы успокоить человека, искренне встревожившегося судьбой малявок неразумных — ну не растолковывать же ему, что Мелкая "слышит" кое-что такое, необычное. Ведь каждому рассказывать о подобном не станешь! Вот и получается как бы не ложь, а некая модель, объясняющая не вполне обычное поведение.

— Хм. Ну, садитесь. А можно мне будет посмотреть, как вы это делаете? Ну, зверей разгоняете?

— Конечно. Гони, Шеф! — Наверное, Нах-Нах поспешил с согласием. Не сообразил, что девушка может быть желает не просто побегать по ночному лесу, а планирует побыть с ним наедине. Но теперь уже ничего не поделаешь: слово сказано — надо выполнять. То есть тащить этого солдатика за собой.

Зажужжал мотор, и лодка пошла к берегу, покачиваясь от движений здоровенного пса, устраивающегося на недостаточно жёстком днище. Лунная дорожка на глади воды, таинственная тень огромных деревьев, осеняющих береговую кромку. Нос судёнышка с тихим шуршанием вполз на мягкий песок и при выходе на сушу людям не потребовалось даже мочить ноги. Маленькая группа "гуляющих" быстро приняла простое построение — впереди Нинка, в трёх шагах сзади Нах-Нах с автоматом. Громадный Фагор буквально льнёт к ногам хозяина, а незнакомый солдатик не отходит от них ни на шаг — он прекрасно себе представляет, какие зверушки могут разгуливать поблизости.

— Ствол вправо держи, и сними автомат с предохранителя, — шепнул Федька парню. — В случае чего — собака предупредит. Но сама она на зверя не бросится. Приучена, что стреляет всегда человек.

Мелкая бежала легко, даже приплясывала. Пологий склон, поднимаясь, из песчаного стал глинистым, а потом травянистым. То справа, то слева виднелись густые заросли, но входить в них никто не собирался — девушка явно знала, куда движется. То и дело под ногами чувствовались каменистые участки, а панорама залива за спиной оставалась открытой и делалась всё шире и шире. Огоньки парохода выглядели уютными и милыми.

Наконец — пришли. Очень ровное каменистое место — Федька нарочно оглядел его при свете визоров, догадавшись, что задумала подруга.

— Надоело мне смотреть, как ты других девочек тискаешь, — вдруг заявила Нинка. — Здесь и сейчас — моя очередь, — она положила на грунт свой разведчицкий шлем и включила музыку. Федька отдал автомат солдату, хряснул о землю кепкой и горделиво отвёл руку — ему тоже давненько хотелось станцевать танго именно с Нинкой. А тут им надёжно никто не помешает.

И они пошли разыгрывать сцену страсти. Сегодня парень "наезжал", а девушка ускользала... хотя, не убегала совсем. Изредка её ловили, когда она позволяла это партнёру — такой вот орнамент сегодня у них выткался под резковатый аргентинский мотив. Не чересур страстный, кстати — каменистую почву под ногами никто не ровнял, так что думать о постановке ступни приходилось на каждом шаге.

— Холодное внимание, — вдруг шепнула девушка в момент, когда прогнулась, повиснув у парня на руке.

— Таракан, что ли, досюда добрался? Не жалко, — подмигнул парнишка. — Пущай завидует, — очень уж душевно у них сегодня пошло.

Потом солдатик контролировал акваторию, а ребята у него за спиной стояли обнявшись и переводили дух.

— Он очень напуган, — шепнула Мелкая, кивнув на служивого. — Но изо всех сил старается этого не показывать. В этом плане между нашим сопровождающим и Фагором сейчас полное взаимопонимание. Можно сказать — гармония. Они побаиваются того, что творится вокруг, но надеются друг на друга. Только, понимаешь какое дело — я сегодня воспринимаю окружающий мир очень широко и чутко. Так вот — никаких опасностей вокруг нет. Все в страхе умчались и попрятались — они боятся того самого альдебаранского таракана, который за нами подглядывает.

Федька слушал это объяснение не слишком внимательно — он наконец-то заполучил Мелкую в объятия и ему позволено беспрепятственно поглаживать её по спине — слышно, как под нежной кожей пружинят мышцы, как проходит лёгкая дрожь вдоль позвоночного столба.

— Феденька! Мне кажется, эта тварь, что за нами подглядывает, реагирует на мои чувства, — вот теперь уже и ответные объятия сделались нешуточными. В мальчика буквально вцепились.

— Ты чего перепугалась? Не съест она нас, говорено же было. Помнишь?

— Точно, я тогда думала, что ты меня... ну, того самого.

— А я сегодня тоже хотел... того самого. Но, как только эта тварь обозначилась, мне стало неуютно. По моему, она нарочно подглядывает всякий раз, как у нас появляется желание?

Нинка вдруг тихонько рассмеялась:

— Альдебаранский таракан изучает ритуалы размножения разумных млекопитающих?

Федька прыснул:

— Слушай, что-то я сегодня размножаться не готов. Где, ты говоришь, он затаился — наблюдатель этот?

— Вон там, — махнула Нинка на высокую траву. Метров семьдесят, думаю.

Нах-Нах повернулся, куда указали:

— Эй, Гость с Альдебарана! Прерианец Нах-Нах приветствут тебя. Пожалуйста, покажи личико — мы не обидим тебя.

— Он пропадает, — вдруг сказала Мелкая.

— Постой, о наш инопланетный друг! — воскликнул Федька с драматическим надрывом в голосе. — Мы не станем настаивать на лицезрении твоего облика, если этого не одобряют обычаи народа, к которому ты принадлежишь. Но высокое счастье общения доступно разумным и без соблюдения скучных формальностей!

— Перестал пропадать, — нервно хихикнула Мелкая.

А Федька слегка озадачился. Как-никак — налицо признак двусторонней связи. И, сказать по-правде, имеется некоторый ресурс для для развития ситуации.

— Уважаемый Гость, — снова послал он голос в направлении невидимого наблюдателя, — мы с подругой исполним для вас мелодичное и слегка задумчивое танго "Кумпарсита". Просто так. В знак предрасположенности продолжать общение.

— Внимание усилилось. Объект приблизился, — Нинка озорно взглянула на мальчика. — Когда-нибудь я тебе за это откручу причинное место, но сейчас помогу выполнить обещанное. Ты скотина, Нах-Нах, — завершила она одобрительно и выбрала нужную мелодию.


* * *

Раньше именно это танго получалось у ребят не очень. Ну так — размяться, ритм поймать, прочувствовать синхронность. На этот же раз музыка захватила души, а тела словно сами нашли резонанс. Две минуты танца, и они почти потеряли сознание от охватившего обоих желания.

— Ты настоящая скотина, — Нинка схватила Федьку губами за ухо. — Бегом купаться, или я тебя порву.

Когда добежали до воды — одежды на них уже не оставалось. Разгорячённые тела плюхнулись в залив, подняв тучу брызг. Поплавали поныряли, успокоились.

— Вон там таракан забил пакицета, — вдруг махнула девочка рукой куда-то вправо. — Он действительно охраняет нас, я это отчётливо понимаю. Ой Федька! Ну почему я с тобой вечно попадаю в разные ситуации от которых мне и страшно, и смешно и вообще голова идёт кругом?

— Это потому что у меня от тебя всё время голова кругом идёт, — ответил Федька и, прихватив Нинку за короткую косичку, мягко потянул за собой на буксире подальше от берега. С одной стороны от огней замершего в ночи корабля сюда тянулась жёлтая световая дорожка. Другая дорожка, серебристая, шла от ночного светила, которое иногда называли Спутником с большой буквы, а иногда луной — с маленькой. На берегу темнела лодка, к которой от возвышенности осмотрительно и неторопливо приближались забытые впопыхах солдат с Фагором. Ребята же в воде интенсивно взаимодействовали с целью воссоединения, но без твёрдой опоры под ногами это как-то не здорово получалось у них — едва они достигали подходящего взаимного расположения тел, как голова одного погружалась, и приходилось прерываться, чтобы хватануть воздуха — оба были нешуточно запыхавшись и задержать дыхание толком не могли.

— Опять не ладится, — девочка, наконец, успокоилась. Да и паренёк подрастерял задор.

— Да, видимо придётся нам воссоединиться в другой раз. Как я понимаю, внимание Альдебаранского таракана тебя больше не смущает! То есть причина нашей сегодняшней неудачи связана с неготовностью к взаимодействию в трёхмерном пространстве.

— Ага. Ну да я просто перегорела на сегодня. Зато у нас начало получаться целоваться.

— Спасибо вам, уважаемый Гость с далёкого Альдебарана, — повернулся Федька в ту сторону, куда непроизвольно косилась подруга. — В вашем присутствии мы чувствовали себя в полной безопасности. Вероятно, завтра нам не удастся порадовать вас танцем, потому что мы будем заняты. Нас пригласили поиграть друзья вот этого достойного человека... э-э...

— Бори, — поторопился отозваться со стороны лодки служивый.

Зазвонили Федькины визоры, и он поторопился на сушу.

— Завтра в районе игры местные хищники не станут нападать на людей, — проговорил суховатый невыразительный голос.

— Завтра на время игры хищники будут отогнаны, — повторил вслух Нах-Нах. — Отвернись, Боря. Нине нужно одеться.


* * *

— Ну што? Было? — кажется, весь девчачий кубрик не спит в ожидании возвращения Мелкой со свиданки. Это не одноклассницы, которых она интригует, поэтому тут никаких попыток отшутиться нет и в помине.

— Нет. Но за косичку он меня уже потянул. И мы потом даже, кхе-кхе, кое-что предприняли. И вообще, не торопите нас. Сегодня нам потребовалось некоторое время на решение дипломатических вопросов.

— Не пойму я тебя, Нинка, — протяжно вздохнула Анька. — Ведь, как я поняла, ты уже чуть не год принадлежишь ему со всеми потрохами. И всё ещё девка.

— Так мне с ним и без этого скучно не бывает.


* * *

— Так что, ты говоришь, делали эти юнцы на берегу?

— Сначала танцевали, товарищ майор. Потом тискались, потом снова танцевали. Ну и купались ещё голышом. Разговоры у них были странные с гостем каким-то Альдебаранским. А только зуб даю — ни надурить меня они не пытались, ни сами с ума не посходили. Я и увязался-то за ними чтобы глянуть, не собираются ли эти огольцы тайком прикопать какую-нибудь хитрость на завтрашнюю игру.

— Это ты верно сделал, Боря. Хвалю. Мы ведь тоже проследили за окрестностями. Вот, послушай, какой звук уловили гидрофоны, когда эти юные голубки купались:

Прокрученная запись сочетала писк с последующим выделением пузырьков.

— Анализатор указывает на сходство с ситуацией атаки моржа косаткой. Есть ряд совпадений. По всему выходит — альдебаранский таракан устранил от купальщиков опасность, исходящую от пакицета.

— То есть, детки полезли в воду, где их поджидала эта кровожадная выдра-переросток? — начал солдат.

"Вон там таракан забил пакицета", — прозвучал из динамиков голос Ниночки...

— Отлично зная, что эту выдру кто-то непременно забьёт, — завершил эту мысль офицер.


* * *

Утром договорились о сценарии игры. Группа стюардов и стюардесс, переодетых беженцами, высаживается на берег. Их задача — перевалить через хребет — ближайшую к берегу гряду холмов. Всего в группе четыре юноши и шесть девушек, вооружённых имитаторами автоматов. Выстрел получается озвученный, а попадание фиксирует аппаратура по появлению лазерного пятнышка на теле противника.

Следом отправляется группа прочёсывания. Вот с её численностью возникли некоторые затруднения. Желающих набралось около полусотни человек — личный состав высадившегося здесь на юге космодесантного полка не участвовал в боях, а энергия в молодых организмах кипела. Ну и хотелось военным показать, что подготовлены они на славу, и вообще — знают своё дело.

Собственно, против выхода в погоню трёх групп человек по шестнадцать-семнадцать, никто не возражал.

Ребята утром немного поспорили брать ли в команду Федьку. Землянин всё-таки. Боевой подготовки с навыками маскировки у него нет. Какое-то время парень слушал спор, копя обиду и оттачивая внутри себя злые слова. Но вдруг понял — разговор-то идёт, словно перед настоящим боем. Таким, в котором можно погибнуть. Почему-то сделалось страшно. А вступилась за него Стебелёк:

— Вы чё, девочки. Нам же без него некому будет след тропить. Главное, Мелкая, на последний этап его правильно сориентируй. Чтобы не вздумал отрыть окоп и встать в нём насмерть, а продолжал отходить, меняя азимут.

Ещё заминка случилась, когда Нинка-Мелкая, Вениамин-Воробушек и Галочка-Гаечка появились в разведчицких шлемах.

— Откуда это у вас? — озадаченно спросил затеявший спор майор.

— Трофеи.

— Так вы что? Воевали?

— А куда нам было деваться, улыбнулся Лёша, которого сегодня называли исключительно Колобком.

Когда лодка с "беженцами" отчалила, парни из группы преследования заметно оживились:

— Ладно, хоть боевые ребятишки. А то думал — просто сгоним детвору в кучу. Эти хотя бы посопротивляются. Что, поднимаем беспилотники?

Услышав о таком, капитан Савельев хотел было возмутиться, что это нечестно. Но стравил пар и успокоился. Договаривались обойтись без имитации тяжёлых вооружений, а в средствах разведки никаких ограничений не упоминалось. Х-ха! Две группы сразу ушли наперехват коптерами.


* * *

Воспоминания о структуре старой учебной группы у ребят сохранились очень хорошо, судя по тому, что с возвращением в строй Маруси, к ней вернулась и власть командира первого отделения, раньше всегда замещавшего инструктора. А командир второго отделения Стебелёк привычно принялась выполнять при ней роль правой руки. Собственно, давно сложившееся распределение обязанностей не испортил даже Федька, пристроившийся рядом с Мелкой и принявшийся копировать каждое её движение.

Выгрузившись из надувнушки, команда проследовала вглубь берега и скрылась в кустах. По условиям игры у них есть час, в течение которого средства наблюдения преследователей не работают. А места здесь — уникальные. Собственно, оригинальность ландшафтов вообще характерна для этой планеты, то есть нет ничего особенного в самом факте неповторимости местных условий. А главным свойством именно этой местности является то, что море и река здесь никак не могут решить, кто же из них главный. Протоки в путанице островов могут оказаться как пресными, так и солёными. Острова же не наносные, а каменистые — словно части расколотого огромного блюда, разделённые трещинами-проливами. Сверху над ними смыкаются кроны высоченных деревьев, внизу каменистые расщелины чередуются с глинистыми промоинами, и невозможно понять, попал ты на остров или на материковый мыс. С равной вероятностью можно было угадать и на материковую сушу в промежутке между двух разных речушек.

Направляла группу Мелкая, а страховал её Колобок. Остальные вели себя послушно и чутко, следуя за головными, словно привязанные. Минут за двадцать выбрались к бобровой плотине, перегородившей довольно солидное русло. Также, прячась под огромными кронами, добрались до самой большой хатки, построенной лесными трудягами. На попытку проникновения в жилище, хозяева ответили мгновенным нападением: а надо сказать, прерианские бобры крупнее земных и достигают в весе килограммов сорока. Особо страшных когтей у них нет, но зубы мощные, да и силёнки в телах немало. Веслообразный хвост тоже может неожиданно оказаться в деле.

Нах-Нах и подумать не мог, что между людьми и дикими животными возможен такой натуральный мордобой. То есть, чтобы не быть укушенными, что легко привело бы к потере конечности, бобров нужно было вырубать ударом кулака. А те, между прочим, сражались за свой дом, причём, не на жизнь а на смерть. Чужаки же пришли не затем, чтобы убивать — бобры им были нужны живые и даже свободные. Просто, чтобы не мешали.

Пока мальчики выдерживали натиск обороняющихся, время от времени сваливая самых решительных, девочки успели накинуть верёвки на конечности этих защитников своей собственности — так бобров и повязали. Плотина, канал, две хатки — многослойные конструкции из брёвен, замазанных глиной и илом — всё это досталось людям. Пленников же сложили в тени.

— Скорей всего, искать нас начнут коптерами, — открыла совещание Маруся.— Хотелось бы узнать, до чего дошла пытливая мысль учеников из Палкино и Розгино за примерно девять месяцев, прошедших с того момента, когда мы расстались, — лёгкая улыбка со щелью между передними зубами выглядела милой насмешкой над странно сложившейся ситуацией.

— Ой, девочки! — словно крылышками картинно взмахнул руками Клим и кукольно захлопал ресницами: — У нас тут такая прелесть, такая прелесть... — народ зафыркал оттого, как удачно он передразнил Гаечку. — Ну, в общем, очередной вариантик глушилочки для слаботочненькой электронички. Коптеры же нынче чисто вручную не управляются, в любой цепи имеется электронный регулятор. Если он накроется — лететь не получится потому, что окажется невозможно управлять машиной. Так вот эта "морковка" как раз даёт один коротенький электромагнитный импульс. Выпуливается она из подствольника и срабатывает метрах в трёхстах от места пуска. Соток пять накрывает так, что там все пэ-эн переходы деградируют на несколько минут. Некоторые — навсегда. Разве угадаешь заранее?

— Так этой морковкой вообще можно свалить коптер, — схватилась за голову Стебелёк. — Какая же это будет игра, если с жертвами?

— Свалим машину на малой высоте и низкой скорости, чтобы плюхнулась на авторотации. Местечко для этого Шурочка уже выбрала ровное и мягкое и оборудовала приманкой из пары уголковых отражателей. Исполнительное устройство там находится в полной готовности и вступит в игру по акустическому сигналу. То есть, считай, ловим на живца. А второго "зайчика" на ступенчатом склоне сейчас разворачивает Аннушка. Как раз на третьей террасе встречного склона и монтирует.

— Время, время! — захлопала в ладоши Стебелёк. Погоня уже выходит. Все в хатку. Выдох через воду. Сидим, не отсвечиваем.

Последней через входной "сифон" в хатку "вошла" Анка-Пулемётчица. Она сняла с лица компактную, с ладонь, дыхательную маску:

— Видела, как импеллеры рябили воду. Соперники-то наши сразу вцепились в оставленный след, — доложила она. — Как-то обидно — будто детьми малыми нас считают и даже не ждут никаких хитростей.

— Не всех наставники заставляют думать за противника, — ухмыльнулась Гаечка. — Некоторые ограничиваются изучением инструктивных материалов.

— Вас Дара что? На генштабистов учила? — невпопад брякнул Федька.

— Ага, — улыбнулся Воробушек. — И на дипломатов тоже, чтобы соображали, когда объявлять войну, а когда прекращать.

Народ нервно захихикал, вспоминая что-то из своего прошлого. Впрочем, смешки превратились в булькание — все опустили в воду тростины с пробитыми перегородками, чтобы выдыхать через них воздух.


* * *

С того самого момента, как два коптера с группами преследования поднялись с вертолётной палубы "Перкаля", парни из команды капитана Савельева не спускали глаз с контрольных экранов — ни один из них и не подумал присоединиться к игрокам. Двоякое беспокойство руководило ребятами. С одной стороны "армейские" — этот как бы они сами с их многолетней выучкой и опытом. С другой — Андрюха поставил на беглецов. На тех, за которых выступает жена командира. А чем они в большинстве своём ей обязаны, парни уже сообразили.

Тем не менее, результат этой встречи интересен просто сам по себе. Да, хотя бы чисто теоретически. Опять же к Колобку разведчики относятся с уважением. Особенно Грачёв. Сложный комплекс чувств испытывают бойцы разведроты к этим школярам.

Вот идущий головным коптер засёк своей чуткой аппаратурой отклики из густого леса и стремительно пошёл высаживать группу на открытый пятачок поблизости от отметок. Второй аппарат отсекая уходящих беженцев нашёл подходящую террасу на склоне. Энергичная посадка, и вдруг — сразу с обеими машинами пропала связь. Пришлось срочно поднимать третий аппарат и гнать к месту событий, чтобы убедиться — все живы и не побились, но сами коптеры лежат на земле и даже не думают взлетать. Системы управления отказали напрочь.

Убедившись, что связь с оружием игроков тоже отсутствует, как и возможность проконтролировать не были ли поражены сами бойцы из оружия условного противника, посредник объявил обе группы выведенными из строя.

— Ну вот, остались только те, что отправились в погоню на лодке, — улыбнулась Мелкая. Играем в честные кошки-мышки?

— Э-э... а бобров-то нужно развязать, — Федька повернулся в сторону пленников и слегка озадачился — звери уже перегрызли верёвки и теперь снова продолжали заниматься делами, прерванными вторжением захватчиков.

— Они всегда возвращаются к работе после того, как получат по мордасам, — успокоил остальных Колобок. — Возле нашей деревни эти трудяги иногда устраивали подтопление. Ну взрослые и посылали ребятишек плотины обнизить. А они драться лезли. Не ну не стрелять же в них за просчёты в расчётах! Наваляем этим меховикам, чтобы не мешались, вытолкаем из плотины бревно-другое да и оставим в покое.

— Я думал, что диких зверей, если они мешают, обычно убивают, — удивился Федька.

— Городской, — вздохнула Галочка.

— Он учится, — улыбнулась Маруся. — Нах-Нах! Идёшь замыкающим. Когда впередиидущий замаскируется, сделаешь ему замечания, уголки подоткнёшь и продолжишь движение прежним азимутом до тех пор, пока дорога не пойдёт под уклон. Тогда остановишься и доложишь руководителю игры, что вышел на заданный рубеж, а от остальных оторвался в лесу и тупо шел на запад, пока не понял, что заплутал. Ну а мы вдоль твоего следа покараулим преследователей.

Нормальный мальчишка на подобное распоряжение, конечно, обиделся бы. Но не он. Не Федька Матвеев, который уже около года упорно учится на аборигена. Вы когда-нибудь били морды бобрам? Вот. И нечего мнения разные иметь о том, о чём отродясь не слыхивали. И вообще — его сегодня назначили живцом — это он чётко сообразил. Работёнка посильная — справится.


* * *

Впереди довольно долго маячила спина Колобка. А потом — пропала. Нах-Нах хорошенько осмотрелся в разведчицкий шлем — умеет Лёшка маскироваться, хотя сам большой и даже, кажется, что толстый. Вот буквально на глазах — пара десятков секунд вдумчивой работы — и уже не догадаешься ни о чьём присутствии... но, стоп! А це хто? Сразу семеро крадутся навстречу, перетекая от укрытия к укрытию. Если бы не система распознавания образа в шлеме, невооружённым глазом и не заметил бы!

А вот видят ли они его? Должны видеть. Наверняка у них аппаратура ничуть не хуже. Только вряд-ли полагают, что сами обнаружены. Интересно, а как на этом можно сыграть? Увы, никакие мысли в голову не лезли, кроме: "сместиться вправо". Зачем вправо? Не понял. Под ногой что-то хрустнуло, и раздавшийся звук окончательно подтвердил, что Федька демаскирован.

Тупо пошёл вперёд, сокращая дистанцию, но, через полсотни шагов залёг и отполз за полусгнивший выворотень.

— Куда он делся? Неужели обнаружил нас и залёг? — звукоусилитель отётливо донёс голоса соперников спереди.

Федька подумал и пополз влево.

И вдруг поднялась стрельба. Кто, в кого, из чего? — непонятно. Имитаторы у всех одинаковые и голоса "оружия" отличить друг от друга невозможно. А потом поступило распоряжения руководителя:

— Игра завершена уничтожением личного состава преследующих. Всем собраться на берегу у лодок.


* * *

Федька думал, что сразу вслед за игрой будет проведен разбор полётов, однако всё оказалось совсем не так. Стюарды, добравшись до судна, сдали игровой инвентарь, переоделись в служебную униформу и приступили к работе — приближалось обеденное время. Забавный расклад, если подумать — победители обслуживают побеждённых, подавая смены блюд, наливая напитки и подкладывая салфетки.

Что-то в этой нарочитой несправедливости было систематическое, умышленное, не первый раз уже встреченное пареньком за время общения с аборигенами. И всякий раз он брал себя за горло и поступал "по взрослому", не выказывая обиды. Что любопытно — ни разу об этом не пожалел.

Обед, посуда, скатерти, салфетки — десяток человек обслуги на примерно сотню гостей — это только успевай, не зевай, поворачивайся. Потом разнести напитки тем, кто на прогулочной палубе, поставить дополнительные кресла, пару игровых столиков развернуть... Приметил только спортивный коптер на лыжах, появившийся на посадочной палубе, да мегакота, что обычно обретался вокруг Представителя Президента Степана Асмолова. Но самого его во время обеда в салоне не приметил.

Он вообще-то на Маруську смотрел, как той было неловко оттого, что Колобок и её саму и её капитана угощал-потчевал, подливая, да подкладывая. Но ничего, обошлось без неловкостей. Савельевские ребята вообще с Лёшей учтивы, да и он вроде как угадывает, кому чего и сколько.

Так в хлопотах и прошёл день, а вечером...

— Мальчики! Идите к нам, — Стебелёк заглянула в кубрик к ребятам да вот так запросто и позвала всех. И стюардов и саскачеванов.

У девчат тесновато, зато на стенке спроецировано изображение из каюты "Люкс", куда посылают только старших из обслуги — наставников. Впрочем, сейчас их там нет и вообще всё это выглядит, как совещание, которое, собственно, Представитель Президента и проводит.

— Как видите, господа, вопрос о том, как организовать наземную часть системы обороны, не так-то прост. Сегодняшняя с позволения сказать игра, показала, что делать ставку на профессиональную армию в этом вопросе было бы опрометчиво.

— Отчего же опрометчиво, Степан Кузьмич! — возражает полковник. — У местных оказался сюрприз, о котором никто в войсках даже не догадывался. Да знай наши ребята о чём-то подобном, разве приблизились бы они на коптерах на опасное расстояние к имитатору электромагнитного импульса!

— Начнём с того, что это был не имитатор, а эмиттер — боевое устройство, а не муляж. И оно выполнило свою задачу — два коптера требуют замены остродефицитных электронных узлов. Заметьте, летательные аппараты детки вывели из строя в момент посадки — уже на земле, а не в воздухе, что было значительно проще, но вело к риску гибели людей.

— А расстрел преследователей из засады вы полагаете вообще само-собой разумеющимся результатом? — Вмешался Евсей Елисеевич. Он сегодня в мундире и при генеральских погонах.

— Да. Кстати. Почему армейская аппаратура не засекла никого из беженцев? — встрепенулся майор.

— Потому, что беженцы знакомы с принципами работы этой аппаратуры, — улыбнулся Представитель Президента. — Они уже обманывали её в трёхдневной войне. Эти стюарды — не просто школьники, решившие провести свои последние каникулы в путешествии, выполняя несложную работу в оплату за проезд. Это опытные боевые командиры, сумевшие после двухмесячного обучения успешно провести ту самую компанию, что вызвала столь нелицеприятную критику вчера за ужином. И выступали они тогда отнюдь не за регулярные силы, оснащённые по последнему слову техники.

А теперь поставьте себя на моё место. Профессиональная армия ни в войне, ни в игре не показала особенных преимуществ перед наскоро обученными формированиями, вроде этого. Разного рода групп, прошедших ту или иную подготовку, разумеется, было больше. Наспех собранные, чем попало вооружённые, проинструктированные редкими среди мирных жителей знатоками тех или иных военных специальностей — все они оказались весьма эффективны. Собственно, именно эта команда отличилась прежде всего тем, что заставила неприятеля израсходовать впустую просто огромное количество боеприпасов.

— Это что, Степан Кузьмич! Уж не по принципу ли народного ополчения ты собираешься армию формировать?

— В том и беда, Евсей Елисеич, что я и сам не сообразил ещё, как нужно поступить. Однако, надеюсь, господа военные с пониманием отнесутся к тому факту, что сами они не являются решающей силой на поверхности планеты.

— Боюсь, это положение справедливо и в околопланетном пространстве, — вдруг самокритично выступил задиристый майор-связист. — Слишком много неясного выявлено по результатам анализа деятельности системы позиционирования. Особенно — по временным сдвигам. Возникло даже подозрение, что среди тех, кто мешал работе аппаратуры наведения, возникла некоторая рассогласованность, отчего они частично нарушили планы друг друга.

Федьке стало скучновато подслушивать:

— Нин! А ведь дикие звери сегодня действительно не мешали играть.

— Ты к тому, что обещал станцевать для этого, который подсматривал?

— Для него или нет, но я очень хочу с тобой станцевать.

— Жди меня на палубе, — Мелкая довольно улыбнулась и полезла под койку в рундук.

Федька заторопился к себе, чтобы надеть те самые танцевальные брюки и рубашку.


* * *

Парень из радиогруппы, что менял транслируемые по громкой связи музыкальные записи, даже и не подумал отнекиваться. Ровный деревянный настил, огни ночного освещения прогулочной палубы, Нинка в струящемся платье. И первые аккорды, бросившие ребят в объятия друг друга, чтобы через мгновение отправить их бок о бок под рвущий сердце ритм. Всего несколько обжигающих страстью минут и острое разочарование, когда музыка закончилась — так мало они успели... и тренкнули Федькины визоры:

— Сегодня в море тоже безопасно, — суховатый и невыразительный голос сказал это внятно. — Нинка, прижавшаяся к щеке мальчика, отлично расслышала эти слова.

— Альдебаранский таракан где-то рядом, — шепнула она озорно. — Приглашает поплавать. Но сегодня я бы надела купальник и не стала тратить время и силы на разные глупости.


* * *

Солдатик, сидящий около лодок, спросил:

— На берег отвезти? Как вчера?

— Спасибо, мы прямо отсюда спустимся в воду и поплаваем, — Федька положил на банку толстое полотенце и подал Нине обе руки.

— Сам меня возьми выше запястий, — ответила она. — И опусти в воду, как будто чайную ложку.

Бесшумно без единого всплеска погрузившись, девочка некоторое время не показывалась на поверхности, и лишь спустя примерно минуту выставила наружу нос и рот.

— Метрах в десяти держится под корпусом судна, — доложила она спокойно. Федька к этому моменту уже свесил ноги за борт и аккуратно на руках перенёс своё тело в воду. Так бесшумно, как у Мелкой, у него не получилось, однако ни лодку он не раскачал, ни брызг не поднял.

Визоры у него, хотя и крутые, но тащить их в воду Федька даже и не подумал. С момента покупки с ними чего только не случалось — проверять, потеряли они герметичность или нет — ни малейшего желания он не испытывает потому, что в случае отрицательного результата заменить их новыми вряд ли удастся — подвоза радиоаппаратуры с Земли нет и не будет, а на Прерии ничего подобного не изготавливают. Ни к чему они ему в воде. В общем, оставил солдатику на сохранение. Ну а шлемы разведчицкие ребята и не подумали брать с собой. Спокойно и неторопливо отплыли в сторону берега и остановились, когда оперлись ногами о дно.

— Вообще-то я заметно остыла, — Нинка прижалась к плечу мальчика. — То есть нет у меня больше той остроты желания, что вспыхивает во время танго.

— У нас с тобой уже не в первый раз так получается, — улыбнулся он. — Наверное, будем пользоваться этим приёмом, пока сможем... ну... останавливаться. И это... слушай... а мальчишки на Прерии, кроме как с бобрами, ещё с какими зверями дерутся?

— Я не знаю про всех. Скопцов рассказывал, что на Эолке в одном из хуторских кустов хозяйки саблезубого тигра гоняли метлой. На юге лисиц хворостинами лупят, если те к курям подбираются. Медвежек-листогрызов из садов шугают хлопушками. Броненосцев от грядок пацаны отваживают, наваливаясь толпой. Федь, мы с тобой ещё маленькие. Ничего, считай, не видели. И вообще, я уже на сегодняшний вечер достаточно остыла. Поплыли обратно.

Полотенце, в которое Федька завернул подружку, вытащив её из воды, вызвало у Нинки звук, похожий на мурлыкание.


* * *

Утром Воробушек не вышел на работу. Он сидел в кубрике с идиотским видом и "нюхал пробку".

— Рыжая его папой сделала, — шепнул Федьке Колобок, на чьи граблеподобные пальцы без посторонней помощи почти невозможно натянуть белые официантские перчатки. — Они поженились часа через два-три после того, как война началась. И, как видишь, результативно. Вы-то с Мелкой, надеюсь, не станете так торопиться с детишками? — и строго так поглядел на Нах-Наха.

Собственно в этот день все многочисленные гости разъехались и разлетелись с судна, а сам "Перкаль" после бестолковой трёхдневной стоянки покинул бухту Мятлика так и не позанимавшись здесь ни торговлей, ни доставкой грузов. Как будто именно этот участок маршрута был выделен под то, чтобы военные посидели за основательно накрытыми столами и размялись на берегу взрослыми играми.

Уже через пять часов в очередном заливе началась погрузка-выгрузка кучи тюков и бойкая лодочница выговаривала грузовому помощнику за неправильные напёрстки в его лавке.


* * *

По мере продвижения "Перкаля" на юг, на борту его появлялось всё больше и больше пассажиров. Солидные семейства нефтепромышленников юга ехали по своим делам с секретарями, охраной и домочадцами, занимая просторные многокомнатные апартаменты. Обогнув южную оконечность материка судно вошло в Янтарное море. Горы отступили от берега и потерялись вдали. Густые низкорослые леса, просторные пляжи, травянистые равнины и, изредка, решётчатые вышки буровых. И часу не проходило, чтобы не показалось на берегу какой-нибудь постройки, возведённой руками человека.

В здешних бухтах, не слишком хорошо укрытых от непогоды, имелись причалы, к которым и подходили ненадолго. Никакой мелочной торговли больше не велось — в посёлках имелись магазины. Старая основательная благоустроенность крошечных береговых поселений, отсыпанные щебнем дороги, ведущие во все стороны, просторные дома — всё это производило благоприятное впечатление. Количество свежих продуктов на столах, и раньше бывшее не маленьким, теперь просто зашкаливало в плане разнообразия — неведомые раньше лакомства подавались ежедневно.

Разумеется, всё это изобилие стюардам приходилось изучать. Где растёт, как приготовить, с чем подать.


* * *

— Слышь, землянин! Вопросы у нас к тебе образовались, — вся группа саскачеванов "прихватила" Федьку в кубрике. Смотрят парни на него неприветливо, а особенно неодобрительно глядит их предводитель — Цикута.

— Не, ну глазастые же вы, чуваки. Я скоро год среди местных тусуюсь. Стараюсь, понимаешь, ничем от них не отличаться, а поди ж ты, никак окончательно не мимикрирую.

— Это из-за наглости твоей городской. Ты даже уважаешь нахально, а не по нашему, не по-людски. Ну да это не вопрос, а вовсе наоборот. И ты меня с панталыку не сбивай, а расскажи, какую-такую отличку ты приметил между нами и вами — городскими?

Федька сел на койку и схватился за голову:

— Ну, ты и спросил!

— Вот, видишь! — сказал Цанга Штифту. — Вот вроде и по нашенски резанул, а всё одно не так.

— Эй, вы меня что, изучаете? — Нах-Нах даже озадачился.

— Ясен пень. Щща, опыты ставить начнём. Фуга! Накапай эфиру на ватку!

Посмотрев на ухмыляющиеся рожи, Федька и сам улыбнулся:

— Ты прав, Цикута. Есть отличка. Какие-то вы тут по сёлам совсем не такие, как мы, городские.

— Во-во! И я о том. Какие-то вы, городские, не такие как мы. Так что — базар в сторону и давай по-делу. В чём разница?

Поглядел Федька в упёршиеся в него любопытные глаза, да и увял:

— Вы, если знаете ответ и сейчас меня проверяете, так я сразу сдаюсь. Вернее, не готов я сегодня, потому что сам ответа не знаю.

— Мы тоже не знаем, — вдруг сознался Фуга. — Но чуем разницу. Понимешь, Нах-Нах, не умеешь ты уважать, и всё тут. Вот как будто вредность из тебя лезет и чувство противоречия прёт.

— Точно, — подхватил Штифт. — Я всё время хочу тебе по роже дать. Одна беда — не за что. В общем — поступки у тебя правильные, а сам ты — ... ёлки, и оскорбить-то тебя не за что. Ну, понимаешь, у нас в школе тоже городские учились. И уж если какая гадость в них имеется, так та и есть. А ты, зараза, скользкий.

— Погодите, парни! Давайте эмоции отодвинем подальше, а сами чуток поработаем мозгами, — у Федьки где-то в глубине сознания что-то мелькнуло. — Я, говорите, уважать не умею? А другие городские умеют?

— Конечно умеют. Как по морде дашь, выручишь чем-то или тему сложную объяснишь — тут сразу тебе респект и уважуха.

— Так и я умею, — с облегчением вздохнул Нах-Нах.

— Не свисти, — скривился Цикута. — По харе тебе хрен дашь — по морде твоей наглой видно, что вцепишься как бульдог и отмахиваться будешь, пока кровью своей не захлебнёшься. Объяснять тебе науки разные вроде как без надобности — сам смекаешь. Что же касается помощи... даже и не знаю. Равнодушный ты. Вот нет в тебе благодарности к людям за добро. И сам если кому помогаешь, на ответную любезность не рассчитываешь. Верно тебя Нинка скотиной называет. Не умеешь ты никого уважить — всё-то в тебе, понимаешь, для себя.

— Так это, получается, вы во мне выделили такое чужеродное свойство. Неблагодарность мою скотскую обнаружили, — Федька с удивлением огляделся вокруг. — Тогда вопрос про отличие между вами, аборигенами и нами, городскими, кажется мне надуманным. По всему выходит — разница заключена в чувстве благодарности. У вас оно есть, а у нас — нету.

— Ерунду мелешь. Такие, как ты, свиньи неблагодарные, и среди нас имеются. То есть ты — частный случай. А мы тебя про общее отличие спрашиваем.

— Не, ну вы гады просто натуральные! Совсем ведь замордовали! Отпустите меня, я ещё маленький и нифига ваших философий не понимаю. Не проходили мы пока таких высоких материй.

— А верно, парни. Малец ведь только в седьмой перешёл, а мы его по-взрослому пытаем, будто своего ровесника.

— Потому, что ведёт он себя не как малец, а по-взрослому, — вклинился Штифт. — И девчата, кроме как на него, ни на кого даже и не смотрят. Не, ну я не знаю, что с ним вообще надо сделать! Слушай, Нах-Нах! Хочешь, я тебя рукопашному бою стану учить?

— Отзынь от мальца, Штифт, — остановил товарища Цикута. — Козе понятно, что ты ищешь благородного предлога настучать ему по лицу... — пиликнуло что-то на переборке. — ... у трапа что-то не так — канал связи отрезало...

В это мгновение "посиделки" завершились, а парни помчались наверх, разбираться с непоняткой.

Бэмц! — бегущие впереди Цикута и Цанга влепились друг в друга и отлетели в разные стороны, словно кегли. Наклонившийся Федька увидел идущее ему в лоб колено, но пистолет, столько времени бесполезно болтавшийся в кобуре, уже в руке. Его рукоятка нашла коленную чашечку, а рефлекторно уходящая вверх голова — солнечное сплетение здоровяка, оказавшегося у выхода. Впрочем, сильные руки уже ударили парня с обеих сторон по рёбрам и, кажется, какое-то время дышать ему не суждено. Тем не менее, оба тела — Федькино и здоровяка — вывалились на палубу, причем почему-то подлетевшие вверх ноги так через верх и пошли, отчего сам Федька, оказавшись на спине, увидел другого здоровяка, тянущего Ниночку за косичку.

А пистолет-то — по-прежнему в руке. Выстрел — и возникло отверстие во лбу чужака. А рядом ещё чужаки. Выстрел, другой, третий... робы саскачеванов, форменки членов команды, кителя стюардов... стрелять нельзя, но в руке зажат тяжелый предмет, а одетый не по-нашему мужик наводит на Колобка ствол пистолета-пулемёта.

Хрясь!


* * *

— А теперь, Кирилл Сергеевич, посмотри совмещёнку по кадрам. Видишь, подошли катера, вроде как с грузом. А вот парни, за которыми мы столько гонялись, поднялись на палубу. Сам понимаешь, оружие тут носить вообще в обычае, так что никаких подозрений ни у кого это не вызывает. Но вот — бац, обезоруживают стюардов и тычутся в запертую дверь рубки — видно, что что-то пошло у них не по плану. Теперь — попытка шантажировать запершихся вахтенных самой маленькой девчонкой и... синхронно замедляем...

Вот вылетает кувырком твой сынуля и в это время на шлюпочной палубе совершенно случайно разбивает себе голову о стойку шлюпбалки автоматчик, готовый подстрелить Федьку.

Теперь, парень ни секунды ни в чём не сомневаясь, укладывает подряд четверых из пистолета, словно палкой по штакетнику: тр-р-р-р, — и всё. В этот момент, обрати внимание, ещё один автоматчик на шлюпочной палубе насаживается затылком на рычаг, а два других закалываются собственными штык ножами. Сосчитал? Прошло шестьдесят пять сотых секунды. Команда, обслуга и выскочившие из кубрика саскачеваны уже бьют чем попало деморализованных нападающих. В этой неразберихе никто не видит расчехляемый пулемёт на втором подошедшем катере. Тем более — не наблюдает гибель его расчёта.

— А отчего они погибли, Алексей Павлович?

— Съёмка не зафиксировала эти моменты. Вот, видно, как нападающие поворачивают ствол, а вот уже всё кончено. Позднее на мёртвых обнаружили гематомы, но без явных внутренних повреждений.

— Выходит, Федька связался с чем-то неведомым? — Капитан Матвеев выглядит озадаченным.

— Или невидимым. Не желаете досье на сына своего посмотреть? А то он у нас давненько по картотеке проходит среди личностей, от которых ожидать можно решительно всего. Этакий незашореный ребёнок растёт, понимаете ли.


* * *

— Ты скотина, Нах-Нах! Думаешь только о себе. А если бы тебя убили? Ты обо мне подумал?

— Нина! Он же тебя за косу схватил! Тебе было больно!

— Дурак! Они просили всего-навсего судовую кассу. Ну какой идиот станет из-за такой трухи, как деньги, рисковать жизнью?! Мы и не думали оказывать сопротивление — там было-то надо немного подождать, а потом они бы уехали. Этот ритуал уже сто лет известен — ты чо! Мы же проходили эту тему. В общем — всё. Послезавтра делаешь нам ребёнка... то есть, я тоже поучаствую, конечно. Но с твоей безголовостью я боюсь вообще остаться вдовой ещё до наступления замужества.

— А почему послезавтра?

— А потому что мне своё девичество ещё нужно как следует оплакать.


* * *

— Слышь, Цикута! Мы ведь так и не договорили разговор про уважение. Как я понял, мы, городские, и вы, местные — людей уважаем по-разному.

— Вот цеплючий ты, Федька. Мы же как раз и пытались тебе втолковать нечто подобное, а ты оказался вообще неспособен к восприятию этой категории.

— А вот не надо "ля-ля". Ты вместо объяснений меня вопросами терзал. Так что, кончай отнекиваться, обучай уважению.

Надо сказать — в кубрике сейчас не только саскачеваны, но и парни из стюардов, то есть — снайперы. И именно они наблюдают за разговором с особым интересом.

— Ну ладно, — после столь решительных слов пацана, почти в одиночку положившего целую банду, Цикута почувствовал себя ему несколько обязанным. — Вот, давай, для примера скажи — кого ты за что уважаешь?

Вот тут Федька и задумался.

— Мачеху уважаю — она научила меня никогда не забывать второй магазин. Это трижды спасло мне жизнь.

— Хм, — приободрил товарища Клим. — Но ведь не только её... то есть мачеху, ты уважаешь. Давай, вспоминай.

— Тётку ещё. Сама никогда не врала и мне не давала. Теперь из-за этого я постоянно нарываюсь на всякие затруднения.

— Фью-ить! — присвистнул Фуга. — С такими привычками — жить тебе ярко и нескучно.

— И не дол... — начал было Цанга, но тут же получил от Зыри по затылку и захлопнулся. — Ты дальше рассказывай. Кого ещё уважаешь? — продолжил подзуживать Цикута.

— Нинку уважаю. Она за всю войну ни одного бойца не потеряла, а уничтожила её группа больше десятка врагов.

— Это ты неправильно выразился. Нинку ты любишь, а уважение тут ни при чём.

— Ну, не знаю. У меня к ней много разных чувств. В том числе даже животные. Но если кто её обижает — с катушек слетаю.

— Ты Феденька нас от темы-то не отвлекай. Мелкая — она вообще неповторимая вселенная, но базар не про неё, а про то, как ты уважаешь людей. Вот отца своего ты уважаешь?

Нах-Нах призадумался.

— Нет. Не уважаю. Я хочу быть таким же, как он. Смелым, сильным, уметь красиво танцевать и чтобы самая лучшая женщина меня любила.

— Интересно, чего из перечисленного у тебя нет? — тихонько спросил Воробышек.

— Да! — спохватился Федька. — Действительно. Чего это я тут пузыри пускаю?! Так, Цикута! Научишь ты меня правильно людей уважать, или будешь разными вопросами уводить от основной темы?

— Да, ты бы не тянул резину, — поддержал Нах-Наха Колобок. — Давай, объясняй, за что надо правильно уважать?

— Ну... это... за дела, конечно? В смысле, уважать людей нужно за то, чего они делают.

— Так-так, — приободрил "выступающего" Зыря. — А за что такое, за что Федька людей уважает, он не должен их уважать?

— За слова, разумеется.

— Вот, свинтус ты наш бестолковый, — разулыбался Воробушек. Мачеха тебе про второй магазин словами напоминала — за это её уважать неправильно.

— Так она мне его прямо в руку каждый раз совала, — подскочил Федька.

— А вот за это ты мачеху свою уважать вполне даже можешь, — добродушно пробасил Колобок. — Мы тебя правильно поняли, Цикута?


* * *

— Реального чувака реально уважают за реальные результаты, — заключил Колобок длительную разборку, в результате которой Цикута и его приспешники были окончательно запутаны в понятиях "уважение" и "уважительность". Клим с Воробушком время от времени подкидывали в топку дискуссии какое-нибудь новое положение, выковыривая из словарей определения терминов "респектабельность" или "статус"... сасакачеваны один за другим вспоминали о неотложных делах и покидали кубрик — снайперы, дружно жонглируя понятиями, плющили их интеллектом.

— Цикута, мне не очень важно правильно думает мужик, или неправильно. Тем более — всем вокруг глубоко до лампочки любые, даже самые трепетные его чувства. И верно это до тех пор, пока поступает он как мужик, — добавил Колобок вслед предводителю дружественного племени, скрывающемуся за дверью кубрика. — Но ты, Нах-Нах, действительно какой-то не такой, как мы. Есть в тебе городская безалаберность, есть. Так что не подумай, будто мы тут и взаправду на твоей стороне. Просто своих в обиду не дают, даже, если они неправы.

— Лёш! Саскачеваны нам тоже не чужие, — встрял Клим.

— Зыря! — взревел Колобок. — Ты только ещё и меня, пожалуйста, не путай. Развели тут, понимаешь, антимонии!


* * *

Вопрос о том, где сделать своего будущего малыша, Федька с Ниночкой обсуждали довольно тщательно. Дело в том, что судно миновало нефтяные равнины крайнего юга, оставило по правому борту устья рек Эолка и Ярновка и теперь шло мимо просторов прерии, заросших жухлой травой — остановки не предвиделось до завтра, до самой Лесопилки. С одной стороны, занять на несколько часов одну из пустующих кают никаких проблем не составит. С другой — Нинке хотелось, чтобы свидетелем этому великому событию стали сами звёзды. А их ночью должно было появиться на небе видимо-невидимо, потому что ни луны, ни облаков — не предвиделось.

По всему выходило — лучшее место для первого совместного грехопадения — шлюпочная палуба. Тем более — там и не ходит никто. Правда, набегающий встречный поток воздуха создаёт изрядное давление на не ограждённом пространстве, но от него несложно укрыться, если залезть в шлюпку и спрятаться за её бортами. Но тогда сверху оказывается чехол, который вид на звёзды перекрывает, отчего затея сразу теряет всю привлекательность.

Если, скажем, покрытие убрать — так это сразу становится видно на обзорном экране, что в течение считанных минут неминуемо приведёт к визиту боцмана. С другой стороны, обманывать системы видеонаблюдения Федька умеет. Ну, не самые навороченные, но здешнюю определённо сможет. В общем — эта ночь для ребят должна стать очень важной. Можно сказать — решающей.


* * *

Ну вот, наконец-то на монитор обзорной системы выведен стоп-кадр. Тент со второй шлюпки правого борта аккуратно скатан и уложен в кокпите поверх банок. Мягко. Не жарко и не холодно. А над головами бездонное небо Прерии, полное ярких звёзд, доброжелательно поглядывающих вниз.

Федька осторожно скользнул рукой по нежному плечу выжидательно поглядывающей на него подруги, заглянул в дорогие глаза и увидел в них...

— Фагор, уходи отсюда.

Огромный собачий язык слюняво прошелся по Федькиному затылку и Нинкиной щеке. Шлюпка заметно качнулась под лапами шестипудового пса, и твёрдые собачьи когти застучали по настилу палубы. Ребята проводили взглядами обиженно трусящего кобеля, переглянулись и хихикнули.

— Сбил с настроения, собака, — пробормотала Мелкая. — Обними, поцелуй, и я снова начну таять.

— Ничего, — Федька снова осторожно скользнул рукой по нежному плечу, заглянул в дорогие глаза, увидел в них одобрение и призыв продолжать. Значит — пуговички...

...добрался уже до пояска, когда Нина вдруг задрожала и прижалась к мальчику всем телом:

— Это он...

Чуть шею себе не сломал, чтобы развернуть голову почти в зенит и разглядеть забравшегося на шлюпбалку здоровенного членистоногого. Гребень на голове, большие ячеистые глаза. И ведь, совсем рядом, буквально в считанных метрах, гад такой, сидит и пялится. Ног-рук толком не видать — он ими держится. А вот как этого насекомого прогнать? Оно же с собаку размером. Нет, помельче Фагора, но бросаться на него с метлой или воплем: "брысь", как-то боязно.

Толком еще не раздетая Нинка выглядывает из-за плеча и ни о каком делании ребёнка даже не помышляет. Дрожит и постукивает зубами.

— Он что, угрожающую мысль думает? — первейший вопрос.

— Ничего он не думает. Он ждёт, когда мы приступим.

— А мы не приступим, пока он на нас пялится, — продолжил Нах-Нах развивать и без того понятную мысль.

— И не подумаем, — ответила Мелкая.

Забурлюмкали отложенные в сторонку визоры.

— Он не нападёт, — произнёс суховатый бесстрастный голос.

— Так мы и не боимся нападения, — ответил Федька. — Но он нас смущает, этот ваш таракан.

— Смущает — это означает, что в его присутствии вы не можете выполнять запланированные действия, хотя фактически он ничем вам не мешает. Так называемое таинство соития, почему-то столь важное для самок мягкотелых. Искренне жаль. Наблюдение за вашими брачными танцами значительно обогатило наши познания о млекопитающих, как вы себя называете.

Пока длилась эта тирада, таракан уполз.

— Нифига себе. Нас, оказывается, изучали Альдебаранские тараканы, — нервно хихикнула Мелкая. — Надеюсь, ты убедил их больше не делать этого. А то, знаешь, как-то отвлекают от главного.

На этот раз девушка долго вела себя скованно и, хотя откровенно не отбивалась, но в ответ на прикосновения будто замерзала. Пришлось чуть не час рассказывать, как она чудесно хороша, прежде чем прикосновение к пуговкам перестало вызывать у неё ступор.

— Не, ну вы что, не могли места себе поспокойней найти? — боцман, не задумываясь, шлепнул парня ладонью по заднице. А ладонь у него — ого-го!

— Тут звёзды, Сергей Петрович, — пискнула Мелкая, прячась под Нах-Наха.

— Ага. Тебе звёзды, а кавалеру твоему пущай ветром в задницу ревматизьм надувает. Ох и придумщица ты, Нинка, ох и фантазёрка! Впрочем, сёдни тут несильно сквозит. Ладно, радуйтесь. А камеру я, так и быть, отключу.

Проводив глазами крупную фигуру хозяина верхней палубы, ребята снова приступили... было видно, что Нинка держится на одном упрямстве и подыгрывает Федьке исключительно ради выполнения ранее запланированного мероприятия. Только начала оттаивать...

— Вот, держите одеяло! Боцман велел принести, пока у парня задница на ветру не отмёрзла. Успеха вам, ребята! — и Анка-Пулемётчица, весело хмыкнув, скрылась за углом надстройки.

После этой, четвёртой по счёту интермедии, Мелкая тихонько дрожала и на прикосновения к пуговкам реагировала невнятным ворчанием. Нах-Нах притянул её поплотнее к себе, укутал роскошным одеялом и успокаивающе поглаживал по макушке, пока они оба не задремали.

Проснулись рано утром прекрасно выспавшиеся, взглянули друг на друга с улыбкой и отправились по своим кубрикам. У девочек оказалось пусто, зато у мальчиков сразу на нескольких экранах рассматривались, анализировались и комментировались вчерашние действия Нинки и Федьки.

— Не, ну кто так расстёгивает, — возмущалась Стебелёк. — Это же сдохнуть можно от нетерпения, пока он хоть до чего-нибудь доберётся.

— Ох, Феклуша, и не говори! Вот ведь с этого ракурса отчётливо видно, как этот ваш ни на что не годный Нах-Нах беспомощно, словно слепой сосунок, теребит поясок, который застёгивается совсем в другом месте, — вторил ей Цанга.

— Да не, вы чо, не поняли. Они же ведут себя, словно пара старых супругов, решивших понадсмехаться над нами, распустившими сопли и слюни девственниками и девственницами, — взвился Клим: — Вдумайтесь в эти слова: "Хочу, чтобы свидетелем этому были звёзды!" — вот и всё, что Мелкая сказала. А Галка сразу: "Ах, у них сегодня будет любовь! Ах, и конечно на шлюпочной палубе!". А они пошептались чуток, поёрзали капельку, пока устроились, да и задрыхли в своё удовольствие, посмеиваясь про себя оттого, что чуть не два десятка идиотов и идиоток не отрываясь будут всю ночь пялиться на экраны, дожидаясь от них исполнения этого самого!

Федька бесшумно прикрыл дверь и посмотрел в смеющиеся глаза подруги.

— А фиг с ними, со звёздами, — ухмыльнулась она. — Ты мне лучше объясни, почему они не засекли момента, когда мы вылезли из шлюпки? Кто по всем каналам наблюдения повесил стоп кадры?

— Ох, и не говори, — ухмыльнулся Нах-Нах. — Столько странностей вокруг этих брачных танцев! Давай будем внимательней смотреть по сторонам. А дитятю рожать пока погодим — тебе надо немного мышечной массы поднабрать. Я тебя нынче, когда тискал — сообразил — очень уж ты у меня костлявенькая. — И увернувшись от подзатыльника, быстро добавил: — а попка что надо! Ну, Ниночка!..

Глава 23. Минатор.

"Перкаль" деловито резал форштевнем воды Янтарного моря. Справа, на востоке, поднимался нежаркий ещё Гаучо. Слева издалека приближался парусник с тремя мачтами и высокими треугольными парусами ярко-желтого цвета. Пустынно было на прогулочной палубе в этот ранний час. Только Нинка с Федькой, обнявшись, любовались безбрежным простором и наслаждались спокойствием раннего утра.

— Да, ребятки! Отожгли вы не по-детски, — поднявшийся по трапу Цикута подошёл к "голубкам" и посмотрел на них одобрительно. — Это надо же было такую бучу поднять — всех перебаламутили. Мы же всю ночь глаз с вас не спускали, всё хотели поглядеть... — он не договорил и широко дружелюбно ухмыльнулся. — В общем, понял я, в чём отличка между нами и тобой, городской. Ты берегов не видишь, когда чего затеешь.

— Уж прости нас. Но мы нешутейно собирались воссоединиться, — не способен Федька сознательно вводить человека в заблуждение. — Да, видать, не время ещё.

Нинка хихикнула и посмотрела на саскачевана честными глазами:

— Слушай! Вот мы снайперы. Минёров знаю, миномётчиков... других специальностей группы. А про вас — только странное название. Это правда большой секрет? То, чем вы занимаетесь.

— Правда, — улыбнулся Цикута. — Даже мы сами правильного названия не знаем. Хотя, можно придумать: что-то вроде приборной разведки. Чуткие датчики, умные анализаторы, сбор и обработка огромных массивов данных. Хотя, это я только самое понятное объяснил. Такое, чтобы лишнего не умничать.

— А если на примере? — продолжила любопытствовать Мелкая.

— На примере? Хм. Видишь парусник? Давай я про него всё выведаю просто для наглядности, — из футляра, похожего на ножны, парень извлёк зонтик. Развернул его, сориентировал куда-то вверх и через считанные секунды выдал: — Шхуна "Ассоль", порт приписки Ново-Плесецк, хозяйка, она же капитан, Рустама Кондратьевна Иволгина. Экипаж — один человек. Следует из Чёрного на Лесопилку с грузом копры. Пассажиров на борту нет. Несёт утренние паруса, потому что у шкипера хорошее настроение и ветер по прогнозу не сильнее трёх баллов.

Могу дать изображения с камер авторулевого, ритм сердца шкипера и артериальное давление. Отчёт о маневрах, состояние двигателя, перечень задействованных электроприборов и их режимы.

— Покажи вид на нас со стороны, — попросил Федька. Через секунду изображение спроецировалось на ближайшую поверхность.

— Красиво, — Мелкой понравилось. — То есть, вы знаете всё-всё?

— Нет, конечно. Например, ума не приложу, зачем тебе, Нах-Нах, дважды звонил Минатор.

— Минатор? — покопавшись в памяти, Федька припомнил игрока, что в стратегической игре противостоял Хоме. Это, когда они так переиграли трёхдневную войну, что виртуальные боевые действия продлились больше месяца. — А когда он мне звонил?

— Последний раз сегодня ночью, прямо в шлюпку.

— Таракан? — Нах-Нах и Мелкая переглянулись.

Проверить стек входящих — минутное дело. Действительно, имело место несколько звонков с одного и того же номера, разумеется безымянного, потому что никто этого корреспондента и не подумал никак назвать. Просто в голову не пришло. Но сам номер определился и был зафиксирован.

— А что, до этого Минатора можно дозвониться?

— Никому ещё не удавалось — не определяется номер, хоть тресни, — досадливо махнул рукой Цикута.

— Тогда, как поняли, что звонил именно он?

— Сравнением голоса. Нет, не сомневайся, этот результат достоверен. А только есть несколько абонентов, вычислить которых не удаётся ни в какую — всё-таки мы не волшебники.

Подождав, пока саскачеван уйдёт, Федька подал команду вызвать этого странного абонента.

— Что-то случилось? — знакомый сухой голос не передал никаких эмоций.

— Ничего неожиданного, — поспешил Нах-Нах успокоить собеседника. — Мне ужасно захотелось узнать: кто вы и почему с таким вниманием относитесь к нашим брачным танцам? Вы ведь изучаете военное дело, а не биологию.

— У вас неожиданный взгляд на вещи. Кажется, по обычаю вашей расы мне следует рассмеяться. Ха. Ха. Ха.

— Лучше хи-хи-хи, — ухмыльнулась Мелкая, прижавшаяся к Федьке щекой и всё расслышавшая. — Это передаёт отношение превосходства знающего над незнающим.

— Принято, хи-хи-хи, — откликнулись на противоположном конце. — Итак, я исследователь. Интерес к вам двоим возник потому, что именно ваша пара продемонстрировала некоторые черты, характерные для ульев разумных существ, оставаясь мягкотелыми. А изучаю я разумность, как явление. То есть, прежде всего — разнообразие форм общения и объединения разумных существ в коллективы. В ваших отношениях мне почудились признаки нового, ранее не встречавшегося и не описанного другими исследователями.

— Вы упомянули нашу расу. То есть, сами вы что? Негр? Но я думал, будто они смеются также, как мы.

— Простите за невольную неточность. Под расой я полагал иной биологический вид разумных существ.

— Вы мегакот? — охнула Нинка.

— Нет. Я, скорее, таракан, если пользоваться вашей терминологией.

— И вы принадлежите к роящимся тараканам? — Мелкая крепко вцепилась в близкую ей тему — она вообще здорово сечёт в биологии и относится к ней с интересом.

— Кажется, мне пора использовать эмоциональное восклицание, — отозвался сухой безэмоциональный голос. — Мне крайне нежелательно отвечать на поставленные вопросы. Более того, я уже наговорила столько лишнего, что всерьёз опасаюсь за сохранение своего инкогнито.

— Саскачеваны! — теперь охнул Федька. — Они всё слушают и пишут!

— Хи-хи-хи. У них сегодня ничего не получается.

— А вы он или она? А то в ваших ответах присутствуют оба варианта отношения к себе.

— Ха-ха-ха. Ну, ты и спросила! Право, даже и не знаю, как поступить дальше. С одной стороны, общение с вами полезно, с другой — мне совершенно не хочется продолжать информировать вас. Тем более — из уже сказанного вы можете построить достаточно жизнеспособные модели. И вот ещё что. Если будете в другой раз звонить по этому номеру, скажите, чтобы пригласили исследователя.

Связь оборвалась.

— Вы о чём разговаривали? — словно чёртик из табакерки на палубе снова появился Цикута.

— Да сами не поняли, — огорчённо махнул рукой Федька. — Такое впечатление, что этот Минатор косит под инопланетянина и только мозги собеседникам рыхлит.

— Тогда, зачем он звонил?

— Это я ему звонил. Хотел узнать, для чего он за нами подсматривает.

— Ты звонил? Как? Откуда знаешь номер?

— В визорах определился, — Федька глянул и крякнул от огорчения: — Пропал номер-то. Вот незадача!

— Да, полно тебе расстраиваться, — вдруг улыбнулся саскачеван. — Он обычно вообще не виден. Шифруется этот Минатор так, что завидки берут, — и подмигнул озорно, жестом показав, как записывает карандашом на бумажке. — Так зачем он за вами подсматривает?

— Сказал, что ему интересно, — отрезала Нинка.

Парусник по левому борту заметно отстал, зато справа проявилась тонкая полоска берега. Жизнь на корабле потихоньку набирала темп — на палубе появились пассажиры, потянуло съестным с камбуза. Пора накрывать завтрак. Ребята отправились переодеваться в форму стюардов.


* * *

На Лесопилке к борту оставшегося на рейде судна подогнали баржу, на которую нужно было выгрузить множество ящиков. Другая баржа с тем, что предстояло принять на борт, ожидала своей очереди неподалеку. Пассажиры дружно покинули судно — за редкими исключениями все они как раз сюда и направлялись. На одном из катеров съехали на берег и Федька с Нинкой. Суету пристани и многолюдье пристроившегося рядом рынка обошли стороной, оказались на улице посёлка и двинулись по ней не торопясь, любуясь разнообразием двухэтажных, в основном, домиков, которыми тут всё застроено. Обращала на себя выдумка, с которой местные зодчие возводили коттеджи. И ещё красота изгородей, окружавших приусадебные участки. Тут, как и следовало ожидать, царило дерево, уступая место камню только на покрытиях дорожек.

— Куркулиное село, — заметила Нинка. — Видишь, как всё добротно и основательно. На века. Для детей и внуков, — что-то она сегодня выглядела расчувствовавшейся. Сейчас, в разгар дня, кривая улица производила впечатление сонливости. Покрытая ёршиком коротко подстриженной травы с промятыми огромными колёсами грузовиков колеями, засыпанными щебнем, она сохраняла постоянную ширину, что намекало на некую организованность. В то же время, сама она изобиловала плавными бессистемными поворотами, хаотически меняя направление.

Поздоровались со старушкой, сидящей на лавочке у ворот.

— Знакомая? — спросил Федька.

— Так заведено, — ответила Нинка. — Тут уже не город, где всех не упомнишь. Это у пристани или на рынке не наздравствуешься, а здесь — глубинка. Вспомни, даже у мегакотов имеется форма приветствия для незнакомца.

Идти в обнимочку становилось жарко, и ребята сначала взялись за руки, а потом просто пошли рядом. Фагор трусил следом, обнюхивая разные места по одному ему известной системе и кое-где оставляя метки. Нах-Нах откровенно скучал, а вот его спутница выглядела умиротворённой и радостной — достаточное основание для того чтобы топать и помалкивать.

Девочка сняла с его лба визоры, отключила их и положила в свой нагрудный карман:

— Если исключить недоказуемые факторы, — начала она прямо на ходу, — а именно — внешний вид выпрыгнувшего из воды таракана и то, что я чувствую чужое внимание к нам, то образ Минатора оказывается вполне представимым с точки зрения обычных понятий. Это группа лиц обоего пола, общающихся с остальными от имени одного существа. То есть через один и тот же речевой синтезатор. Думаю, эти лица заняты исследованиями нашего общества. И общества мегакотов... стоп, стоп, стоп, — прервала она сама себя. — Конечно, мегакотов. Ведь ты помнишь, в каком месте состоялся первый контакт! Там, где у этих разумных водопой!

Погоди, не перебивай, а то я мысль упущу, — вцепилась она в руку и не собиравшегося открывать рта Федьки. — Ведь по мнению Игоря Арбузова, а он сейчас более остальных продвинулся в изучении этого вида, с тех пор как мегакотов занесло на Прерию с нашей Земли, прошло не менее десяти тысяч лет. И, при отсутствии разума, вероятность их выживания в течение такого периода представляется ему совершенно ничтожной.

— Стой! — встрепенулся Федька. — Как это их занесло? И, главное, кто это сделал?

— Вот неуч царя небесного! — воскликнула Мелкая. — Ой, прости Федя, всё время забываю, что ты с Земли, — тут же спохватилась она, пытаясь исправить ситуацию со случайно нанесённой другу обидой.

— Кончай извиняться. На вопрос отвечай, — направил подругу в нужное русло Нах-Нах. И она сочла за благо послушаться.

— А, ну есть теория, что портал, который разбомбили в войну, в незапамятные времена соединял Землю и Прерию. Это уже потом он сместился на стационарные орбиты, а раньше через него можно было посуху ходить. Поэтому многие древние живые организмы оттуда перебрались сюда и сохранились, почти не изменившись. Представители так называемой мегафауны живут здесь, а там они вымерли, потому что их или люди перебили, или вытеснили более сообразительные звери. Так уж получалось, что борьбу за место под Гаучо всегда выигрывали более разумные существа — те, кто гибче менялся, приспосабливаясь к условиям обитания.

— Тогда получается — мегакоты разумно переселились туда, где им не угрожал человек, — констатировал парень. А тут их и начали изучать некие неизвестные Минаторы.

— Пожалуй, — согласилась Нинка. — Сам Игорь пишет о том, что возникнуть и обрести разумность этот вид мог в других условиях. И только потом попал на Прерию. Важно другое — если Минатор присматривает за котами, как учёный, интересующийся путями разума, то при попадании нас с тобой в поле его зрения вполне вероятно, что он проявил любопытство к не совсем характерному для нашего вида поведению. Это я про то, как мы с тобой выглядим в глазах окружающих.

— А мне нравится эта затянувшаяся шуточка, — Федька чмокнул Нинку в щёчку. — Таракан же, скорее всего — действительно — разведывательно-боевой модуль, используемый для наблюдения за объектами и их защиты. Помнишь, когда возникла угроза твоей жизни, сколько бандитов погибло? Ну, тех, на шлюпочной палубе?

— Какая же ты скотина, Нах-Нах, — ласково сказала девушка. — Всё понимаешь, но молчишь, как рыба об лёд.

— Ты, дочь земли, где не бывает зим! Не поминай о льде в речах своих, — Федька наклонился и дотянулся губами до губ подруги, не дав ей ответить.

— Хм, оказывается, это вкусненько, если не пытаться подражать тому, что показывают на видео, — Нинка явно осталась довольна. — Можешь в другой раз делать так же всегда, как только захочешь. Но вообще-то лапы у тебя шершавые и хватать меня нужно не так энергично, а то сначала больно, а потом синяки.

— Ты мне подсказывай, — парень провёл ладонью по её спине. — Это ты мои чувства различаешь напрямую, а я про тебя знаю только то, что читаю на лице. Но я понятливый.

Далеко впереди показалось многолюдье рынка — улица привела их обратно, описав широкую петлю.

— Итак, под псевдонимом "Минатор" скрывается группа лиц инопланетной национальности? — спросил Федька.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — откликнулась Нинка. — Учитывая легенду о Хозяине, в существование которого лично я категорически верю, мы можем однозначно признать эту версию рабочей.

— Стой! Хозяин, это который вроде снежного человека?

— Сам ты вроде снежного человека. А я их чувствовала. Они поразумней будут нас с тобой. Только другие. И нехорошо о них лишнего трепать. Это я с тобой, как сама с собою могу рассуждать, а вон Дара Руслановна своему Бероеву ничего про них ... ой!

В её нагрудном кармане забурлюмкали выключенные визоры. Ребята переглянулись и хмыкнули.

— Слушаю, — Федька выковырял из нинкиной жилетки средство связи и водрузил его себе на нос.

— Вы интересно увязали факты, — сухой голос Минатора прозвучал, как всегда, безжизненно. — Мне было бы удобней, если бы сделанные заключения остались известны узкому кругу лиц. Тому самому, который знаком с ними сейчас.

— Не думаю, что это сложно, — откликнулась Мелкая, прижавшаяся щекой к лицу мальчика. — Но у нас иногда будут возникать вопросы, которые захочется с кем-нибудь обсудить. Если — с вами, то всё так и получится, как вы хотите.

— Это возможно, — связь прервалась.

А в визорах остался зафиксированный номер.

— Интересно, о чём ты собралась толковать с инопланетянином, который нас изучает?

— Вот нетерпеливый ты какой! Ну откуда же мне заранее знать? Жизнь такая большая, а мы с тобой — такие маленькие.

Глава 24. Утренние паруса

Нинке очень хотелось на рынок — вот чувствовалось это, и всё тут. Но идти туда она категорически не желала. Учитывая, что оба позыва совместились в одном теле в одно и то же время, Федька избавил подругу от разрывавших её на части мук и завёл в кафе, расположенное с краю. Мелкая обречённо уселась за стол и потребовала пива. Себе маленькую кружку, а спутнику — среднюю.

Жаркий день, прогулка по свежему воздуху и прохлада напитка, совместились в первом глотке наилучшим образом — замечательно пошло. Обычно Федька к этому равнодушен... от рыбки, орешков и сухариков Мелкая отказалась категорически. Ребята просто утолили жажду и двинулись дальше. В торговых рядах спутницу натурально тянуло к прилавкам, но она держалась за руку Нах-Наха, словно за становой якорь, и ни на шаг не уклонялась от середины прохода.

— Ты чего? — спросил Федька, покупая у торговавшего при выходе дедка пару стаканов похожих на запятые оршеков.

— Ну, я тренируюсь на беспортошную, — жалобно протянула Нинка. — Понимаешь, мне тут всего хочется, потому что нравится. И есть на что купить, — бедная чуть не плакала. — Мы когда приезжали сюда с мамой, не меньше мешка всяких полезных вещей покупали. И красотульки разные, игрушки... — кажется, сейчас всхлипнет. — Но всё моё сейчас у меня в одном рюкзаке. Что ни купи — придётся расстаться с чем-то другим, — она жалобно посмотрела на друга.

— Ну, у меня есть ещё примерно вот столько места в мешке, — Федька показал два сложенных весьма неслабых кулака. — Я готов сохранить для тебя любую милую твоему сердцу вещицу, — сказал, и не пожалел — глаза подруги сверкнули искренней благодарностью. А через полчаса берестяной бурачок и кожаная шкатулочка, посопротивлявшись, устроились под клапаном его рюкзака. Впрочем, шопинг на этом не завершился — Мелкая покупала крючки, пуговицы, молнии и какие-то хитрые замочки, наполняя ими шкатулку. А в бурачок — соли. Как раз вошла килограммовая пачка.

Да, потяжелела ноша за спиной, зато подруга довольнёшенька. Уж вволю наспорилась из-за цены. Поперебирала товары, критикуя их качество и взывая к совести продавца. Нах-Нах смотрел и диву давался. Никогда раньше не примечал за Нинкой такой бойкости и нахрапистости. Хотя, тогда, на войне, она легко строила основательных мужиков, крутила, как хотела их отрядом, заставляя людей непрерывно перемещаться и работать. Тогда она тоже ему нравилась. И вообще — изменчивость ей к лицу.

Не удержался и на выходе с рынка чмокнул её в губки. Так, мимолётно, легонько совсем.

— Мелкая у тебя коряга, — послышался насмешливый голос. Группа ребят постарше, где-то класс десятый-одиннадцатый, расположилась на ящиках неподалеку от пристани. Федька привычно "рассосал" вскипевшее в нём раздражение. Взял подругу за кончики пальцев и, словно в танце, провернул перед собой, демонстративно разглядывая со всех сторон.

— Ничего ты не понимаешь, — буркнул он недовольно, как бы про себя. — Девочка на все времена. А чего это вы тут поджидаете?

— Погрузки на "Перкаль". Следуем в Винниково по контракту. Подрядились батрачить на виноградниках, — парень, попытавшийся задрать Нах-Наха, с любопытством посмотрел ему прямо в глаза.

Мелкая сняла с плеча снайперку и через прицел направила взор в сторону судна:

— Погрузку не завершили, — сказала она через пару секунд. — В смысле, пакеты с лесом подают в трюм. Подвиньтесь мальчики. Мы с вами посидим — нам тоже туда. Расскажете, кто такие, из каких мест, почему выбрали в жизни этот путь, — кажется, после "разгона" у прилавков, она ещё не перешла на мирные рельсы и по инерции продолжает действовать боевито и напористо.

Вытряхнула из Федькиных карманов орешки и разделила на десяток почти взрослых мужиков. Уверенно и непринуждённо устроилась на ящике и с интересом посмотрела на парней, мол: "я вас внимательно слушаю". Те немного замялись, глядя на эту самоуверенность озадаченно, но до неловкости или хамства дело не дошло.

— Снайпер Мелкая! Позвольте отрекомендоваться, Борис Шувалов, — этого бойца из Савельевских ребят трудно не узнать — его обликом впору пугать детишек. Настолько зверская ро... лицо, в общем, такое. Нинка тоже его сразу узнала. Подала руку ладошкой вниз — под поцелуй, конечно, который не замедлил последовать. — А малыши эти с ГОКа. Неорганизованные совсем и бестолковые, — принялся объяснять ситуацию боец. — Пока стаю ужасных волков не увидели, всё норовили разбежаться. Представляете, всю дорогу чуть не силком удерживали их рядом с собой. Когда бы не коты — все поразбежались бы. У-у-у! Гады! Думал всю кровушку из меня выпьют, пока не довел до пристани их. А они, поганцы, при шкиперше удумали разговаривать матом. Так четверо потом тащились за лодкой вплавь на шкертах, пока не прикусили языки свои поганые.

Так что первоначальную педагогическую обработку мы, как могли, провели. А у вас на "Перкале" по-прежнему, плети практикуют для вразумления? — спросил он заинтересованно.

Нинка внутренне страдала, сдерживая смех. Поэтому отвечать пришлось Федьке.

— Знаете, мнения судовых воспитателей разделились. Сейчас проводятся сравнительные испытания эффективности плетей и розг. Очень вовремя вы доставили экспериментальный материал, уважаемый Борис.

На этом месте Мелкая залилась колокольчиком и, начавшие было вытягиваться лица будущих пассажиров, прояснились.

— Вот зря ты так, — попрекнул её мальчик. — До Винниково ещё в Лагерное заходить, да в Черное. Представляешь, что они за это время натворят от безделья в дальней-то дороге?

— Ой, — виновато примолкла девочка. — Борис! А вы с нами поедете?

— Нет, сдадим группу пассажирскому помощнику, и — обратно.

— Нам вас будет не хватать, Борис, — промурлыкала Мелкая с таким тоскливым выражением, что Федьку даже по сердцу резануло. Понимает, что это игра на публику, но кусочек ревности вылез откуда-то из глубины организма и уколол в самое сердце.

В этот момент из-за корпуса "Перкаля" показалась шхуна с жёлтыми парусами. Та самая, что отстала от них в открытом море. Рядом с круным грузопассажирским судном она выглядела хрупкой и изящной. Невольно все взгляды устремились на парусник, поэтому прихода лейтенанта Фролова никто сразу и не заметил. Никто из штатских. А вот Шувалов на приближение начальства отреагировал незамедлительно:

— Группа сопровождаемых ожидает погрузки на судно, — доложил он как-то лениво.

— Понял тебя, — одобрительно высказался прибывший. Оценил, что рядовой не устраивает демонстрацию знания уставов — не любят этого местные. Андрей улыбнулся краем рта старым знакомым и потёр еле заметный шрам на подбородке. — Здравствуйте, снайпер Мелкая, привет Нах-Нах.

На приветствие Нинка ответила прохладным кивком, исполненным королевского величия, и спрятала ладошки за спину. Федька же простодушно улыбнулся и пожал протянутую для приветствия руку.

— Утренние паруса, — кивнул Шувалов в сторону причала.

Желтые полотнища соскальзывали с мачт, пропадая где-то внизу, а за кормой шхуны вспенился небольшой бурун. Вытянутый корпус плавно повернулся и, замедляясь, заскользил к причалу.

— Утренние, говоришь? А вечерние — какого цвета? — лейтенант так и впился взглядом в швартующийся кораблик.

— В тот раз синие были, тащ лейтенант. Ну, помните, осенью, после вашей встречи со шпалой? — в голосе Шувалова послышалась неприкрытая насмешка, проигнорированная, словно её и не было.

Лейтенант двинулся туда, где парни с пирса подхватывали баграми петли выползающих из бортов парусника причальных канатов. Вот с палубы на помост перекинулся сходень, и на него ступила женщина, перед которой в тот же миг и оказался Андрей Фролов.

— С прибытием, Рустама Кондратьевна, — обратился он к прибывшей. — Давно не виделись. Не откажите в любезности, соблаговолите мороженого откушать.

Лишь на мгновение у ярко одетой капитанши неодобрительно сузились глаза, но в следующий миг красавица уже задорно улыбалась:

— Привет, Андрейка. Знаешь, не откажусь. У меня как раз есть свободных полчаса.

Фролов скрипнул зубами, вспоминая досадную оплошность прошлой встречи и, галантно пропустив даму вперёд, пошёл рядом, приноравливаясь к её легкому шагу.

— Рустама Кондратьевна! А может, попробуем всё сначала начать? — спросил серьёзно, как только отошли от толпы у пирса.

— Для начала, коли в приятели набиваешься, изволь звать Рустамкой, и никак иначе, — спокойно ответила девушка, и свернула к знакомой кафешке.

Официант встретил их радостно-удивленной улыбкой, а кабатчик нахмурился, да поставил поближе своё слонобойное ружье.

Лейтенант на эти метаморфозы обслуги едва заметно поморщился, а Рустамка, похоже, и не заметила. Заказала себе три фисташковых шарика мороженного, с орехами и каплей терника в сладком сиропе. Андрей попросил чашку кофе — повторять за девушкой сегодня не считал нужным, а к мороженному он был равнодушен.

Глянув на него сквозь ресницы, Рустамка ухмыльнулась, и запустила в рот первую ложечку любимого лакомства, выразительной пантомимой демонстрируя неземное блаженство.

— Знаешь, Андрейка, — сказала она с чувством, — зря ты отказываешь себе в таком удовольствии. Ну что тебе этот кофе, который только пригубил и не пьёшь? — И более холодно добавила: — А будешь смотреть таким голодным взглядом, так я просто встану и уйду.

— Извини, — криво усмехнулся он, — задумался о своём. Не нравлюсь я тебе?

— Ну почему же? — девушка положила в рот вторую ложечку лакомства, и голос её снова стал задорным и даже ласковым, — ты очень симпатичный, даже слишком. У меня-то запросы куда как скромнее. Вот зачем я тебе, лейтенант? Ты парень видный, тебе любая будет рада кинуться на шею. А мне вот, уж прости, ни за каким чёртом ты не сдался.

— Так я об этом и толкую, — кивнул Андрей, с виду нисколько не расстроенный. — Только я не отступлюсь. Будешь моей, и детишек мне нарожаешь не меньше четырёх.

Девушка от этих слов, напротив, заметно побледнела и даже забыла о мороженом, хотя парень не повышал голоса, высказывая свои взгляды на дальнейшую жизнь.

— Вот что ты такое говоришь, а? — расстроенным голосом спросила Рустамка, придвигаясь к нему ближе и понижая голос. — Пойми, боец. Коли сказала — нет, оно и означает — "нет", и другого не жди.

— Ты мне пока что "нет" не говорила, милая, — с легкой усмешкой возразил лейтенант, — и все твои протесты звучат крайне неуверенно. Скажи еще, что я не прав.

Рустамка вырвала руку, которую накрыла широкая ладонь Фролова, и сердито принялась ковыряться в вазочке с мороженным, безжалостно разрушая красоту и превращая все в однородную массу:

— Не, ну что ты за человек? — пожаловалась, вздохнув. — Тебе русским языком говорят...

— Скажи, за что ударила в прошлый раз? Ведь словами могла сказать. Я бы понял.

— Ой ли? Гляжу я на тебя, солдатик, и вот честное слово — не верю ни секунды. Так что, если полезешь сегодня — огребешь по-новой!

— Не надо так грубо, счастье моё, — укоризненно качнул головой Андрей. — Допустим, не огребу. Я предпочитаю учиться на своих ошибках.

— Силой возьмёшь? — округлила она глаза.

— Эй, — запротестовал лейтенант, — послушай, солнышко, разве я давал повод думать так? И хватит уже дуться. Кушай спокойно мороженное. Я ж не монстр какой инопланетный. Коли не готова покуда к разговору, посидим по-простому, как хорошие знакомые.

— Не привыкла я притворяться, — слабо запротестовала капитанша, но ложечку с лакомством послушно положила в рот. — Ну, хорошо, о чём тогда поговорим?

— Молчание, как понимаю, в качестве отдыха не рассматривается?

— А какой смысл молчать, если перед тобой человек, который умеет разговаривать? — искренне удивилась Рустамка.

Андрей широко улыбнулся и глотнул чуть остывший напиток, оценив набравший плотность вкус. Кофе в этой кафешке был обычным, но вкусным, как и всё на этой планете. Девушка нравилась ему по-прежнему сильно. Нет — не по-прежнему, а по-новому. И эта непосредственная манера общения, и желание показаться неприступной, и затаенная печаль в глубине больших карих глаз, и робкое желание ему нравиться, всячески подавляемое по непонятным ему причинам — всё это притягивало как магнитом, лишало покоя и укрепляло в решимости взять сию крепость, во что бы то ни стало. И пусть осада будет длиться сколь угодно долго — отступать он не собирался.

— Твоя правда, — согласился он. — Так о чём поговорим?

— Да о чём тебе будет угодно. Вот давеча подруга моя замуж выскочила, да сразу четверню родила — можешь себе такое представить?

— Удивительно, — осторожно согласился разведчик и мягко поинтересовался: — неужто такое вообще на свете бывает?

— А то как же. В родне Иволгиных — постоянно. Ну то есть, четверни-то у нас еще ни разу не бывало, а вот тройни и двойни... Сама-то Настасья одна на свет появилась у моих тетки с дядькой, но обещала во всеулышание произвести на свет тройню — на полном серьёзе. Не для красного словца. И смотри-ка — сдюжила. Сразу четверых!

— Да уж, — заинтересованно кивнул Андрей.

— Вот — ей того и надо было, сестрице моей двоюродной — замуж выйти и детей воспитывать. А я другая. Мне дороже свобода. — Неожиданно заключила девушка.

— Ну и что с этой свободой делать хочешь?

— Что и прежде. Ходить под парусом, или на моторе. Возить грузы. Места разные видеть, с людьми встречаться и общаться. Брызги, закаты, ветер... тихие рассветы, шквалы и штили. Прерия большая, а я даже материк ни разу не обогнула — не всё ещё увидела.

— И ни капли не хочется иметь дом, семью, куда можно всегда возвратиться, где тебя ждут и любят? — усомнился он.

— Таких домов много, — отмахнулась она, — везде родня, друзья, повсюду меня рады видеть.

— А любовь?

— Нечестно так спрашивать, — ощетинилась она, — любовь нужна всем, только не для меня она. Вон, Делке со Степкой повезло, считай. И у Саньков настоящее. И у Настасьи, хотя с ней у меня сомнения. Я пока глазами своими не увижу, не поверю. А мне не достаточно только её одной — я большего хочу. Подавай мне простор, наполненный ветром парус и чистый горизонт. Видать на роду написано одной быть, но это и нормально.

— Да с чего ты это взяла-то?

— Просто так получается. И не смотри на меня так, ты мне не пара!

— Вот еще новости! А это с какого перепугу?

— Землянин ты, Андрюша, а ещё завоеватель. — Рустамка нахмурилась и буркнула. — Может все и забыли, а я...

Она вскочила из-за столика, и стремительно направилась к двери.

Ругнувшись, лейтенант расплатился, и бросился следом.

Однако догонять не пришлось — Рустамка ждала его на улице, но только лишь для того, чтобы сказать:

— Не ищи меня, боец! Видеть тебя не желаю.

— Ну прости, душа моя, — возразил он, — зато моего желания хватит на двоих.

— А хочешь, — качнувшись к нему, прошептала девушка, — я правда с тобой любовью займусь? Есть тут у меня гнёздышко. Если пообещаешь, что отстанешь.

— Хочу, — кивнул он, оглядев её с жадностью. — Но обещать, что отстану не могу — потому как, а вдруг мне понравится?

— Что значит вдруг? — возмутилась девушка и тут же опомнилась, покраснев: — Да знаешь, кто ты?!

— Ага, сладенькая, я гад и сволочь. Потому и не отстану — нравишься ты мне, хоть тресни!

Резко развернувшись, Рустамка было шагнула прочь, но Андрей попытался удержать её за руку. За что и поплатился. Не так, как в прошлый раз, но кулачок девушки чётко попал во всю ту же многострадальную скулу.

— Гад ты, Фролов! — резко заявила она. — Ещё раз руки распустишь — стрелять буду. Стой, где стоишь!

И зашагала прочь, оставив Андрея возле кафешки, раздосадованного, но весёлого.

— Зря ты так, — крикнул он, не пытаясь даже нарушить приказ красотки. — До встречи, судьба моя!

— В следующей жизни, — не обернувшись, махнула она рукой.

А он недоверчиво покрутил головой. Надо же — хотела от него откупиться. Словно это смогло бы его остановить. И даже жаль, что он решил быть с ней честным, что уж скрывать. Да только как бы ни хотелось самому ускорить события, а легко и быстро ничего не получится. Точно. Завоёвывать эту девушку придётся долго. И если она полагает, что он, лейтенант Фролов, сдастся — так это совершенно напрасно. И первый раунд за ним. Потому как он не только заявил о своих намерениях, но и разжился новой информацией.

Пожалуй, настало время навестить семейство Грачёвых и поближе познакомиться с женой друга — в хорошем смысле, конечно. Как там, в старинном фильме? "ДитЯм — мороженое, жене — цветы". Хотя малышня до мороженного еще не доросла. А вот мамаша может вполне оказаться любительницей оного, как и её колючая подружка... э-э... двоюродная сестра.

Глава 25. Медовые тайны

Посадку коптера на судно Федька видел от начала до конца — пилот уверенно зашёл с кормы и четко притёрся к середине площадки. Небольшая, похожая на игрушку машина с лыжами, сразу встала на место, как тут и была. Из кабины выбрался Степан Асмолов — Представитель Президента, в силу непредвиденных обстоятельств оказавшийся сейчас в роли несменяемого властителя с чрезвычайными полномочиями. А с пассажирского места — мегакот, которого именовали Котиком, и Сержио Моретти — руководитель службы безопасности.

В своё время, изучив по указанию отца правительственный сайт на предмет того, "кто есть кто", Нах-Нах больше никого не путал, несмотря на то, что внешних признаков высокого статуса гостей не наблюдалось. Он просто распахнул перед прибывшими дверь кормового салона и подал им по кружке свежего лесопильского слабого пива.

— Фёдор Матвеев? — впился в него глазами Моретти.

— Он это, он, — успокоил спутника Стёпка и добавил уже в адрес стюарда: — Нину Уткову ещё пригласи, да сам приходи сюда. Надо потолковать.

Пропустив в дверях пассажирского помощника, Федька отправился на поиски подруги, встретив по пути любопытный взгляд Цикуты, попавшегося ему навстречу в коридоре.

— Итак, — представив присутствующих, начал Степан, — судя по данным приборного наблюдения, вы, молодые люди, вступили в контакт с Минатором, который к нашему человечеству не принадлежит, а является представителем неизвестной инопланетной расы. Не скрою, этот контакт для нас крайне важен с точки зрения не просто установления связей с ближайшим окружением, но и для обмена научной информацией и, не скрою, нас интересуют технологии. Возможно, тот материал, из которого иномиряне делают свои пудреницы, окажется идеальным полупроводником, основой нашей будущей электронной промышленности, — он улыбнулся. — Хотя, предложить взамен мы можем немногое. В основном — продукты.

Но, в любом случае, не начав диалога, даже намёка ни на какие возможности подобного рода мы не получим. Поэтому, чтобы не тянуть кота за хвост, прошу вас передать нам канал связи с этим самым Минатором. Ну и познакомить с ним, разумеется.

Федька — простая душа, уже потянулся к визорам, но выражение Нинкиного лица его остановило. Подруга сомневалась, это читалось с первого взгляда.

— Знаете, Степан Кузьмич, — начала она, покосившись на замершего в нерешительности Федьку, — мы с вами, несомненно, принадлежим к одной общности, и наши интересы во многом совпадают. Но, уверена, найдутся и различия в понимании нужд и потребностей как всего населения планеты, так и отдельных групп, его составляющих. Поэтому, прежде чем обсуждать прозвучавшее предложение, нам хотелось бы ознакомиться с вашим видением целей и задач, стоящих перед возглавляемыми вами органами управления.

— Э-э... — не понял Степан, а на лице его нарисовалась обида.

— Да, — поддержал Мелкую Федька. Но дальше развивать эту мысль был не готов, поскольку ему и в голову не пришло что ещё можно добавить к сказанному. Впрочем, перед внутренним взором неожиданно встал так себе коготок, которым выпрыгнувший из Хорькова озера таракан придерживал пойманную рыбку: — а как они всех бобров передушат? Ну, тараканы эти инопланетные. Вдруг у них такой обычай? Бобров душить?

Нинка посмотрела на друга странным взглядом, а Сержио Моретти — недоумевающим. Степан же заметно повеселел:

— Детишки! Кончайте прикалываться. Нет, я понял бы выступление Нах-Наха, но ты, Мелкая, человек совсем другого склада. В чём дело? Почему такие иголки из тебя полезли?

— Да учёный это... — бросился защищать подругу Федька.

— ...Наши брачные танцы исследует... — добавила Нинка.

— ...Танго ему особенно нравится... — продолжил парень.

— ...А я тебя хотела на "пассадобль" раскрутить... — перебила его сговоренная.

— ...А я тебя на "ча-ча-ча", — сознался Нах-Нах.

Ребята глянули на следящих за их перепалкой высоких гостей и синхронно ухмыльнулись.

— Мне хотелось этого Минатора порасспросить о разумных роящихся и о биоценозах с участием членистоногих, — созналась девочка. — А тема технологии полупроводников мне незнакома.

— А мне про мегакотов, — добавил мальчик. — Думаю, интересующие вас вопросы нам не потянуть — мы ещё даже школу не закончили. А ни с кем другим этот чудик говорить не станет. Хотел бы — сам позвонил бы, — добавил он добивающий аргумент.

— Про мегакотов — это интересно, — оживился Степан. — Нам на планете народу не хватает, а этим существам нужны кормильцы-защитники. Ты рассуждения Арбузова на эту тему читал?

— Нет.

— А мои соображения?

— Нет. Вообще — давненько не заглядывал на тот сайт. А в чём идея?

— Да простая идея. Создавать адаптированное оружие и инструмент, проводить обучение, и встраивать их в наши производственные цепочки на те уровни, которые осилят.

— По-людски, то есть, хочешь обойтись с хвостатыми, — почесал затылок Федька. — Так чо, Нин?

— А я, как ты, — откликнулась Мелкая.

— Вот, — подбил итог Нах-Нах. — Контакта я вам, мужики, не дам, потому что тогда он просто пропадёт. А как дело какое будет — обращайтесь, — где-то на самом краю памяти у него промелькнуло любопытное впечатление. Мимолётное и неотчётливое. — Так нам можно идти? — вопросительно посмотрел он на визитёров.

— Да, конечно.


* * *

Когда за ребятами закрылась дверь, Моретти чуть заметно улыбнулся:

— Знаешь, Кузьмич. Ребятишек в ту группу, где прошлым летом готовили девочку, отобрали самых сообразительных из лучших школ. Вообще-то их планировали отправить на запад, чтобы при самом ужасном варианте развития событий с них могло начаться новое человечество Прерии. Элитный, так сказать, генофонд. Собственно, не ошиблись — они и во время боевых действий оказались на высоте. Но ты скажи мне, что это за охламон вдруг среди них затесался? По отзывам учителей — середнячок.

— А это Нах-Нах, Серджио! К сожалению, не могу в явном виде выделить наиболее яркие черты этого легендарного персонажа — мне, чтобы врубиться пришлось выслушать целую череду детских сказок. Но, если не усложнять, — с ним не пропадёшь. А девочка, как ты заметил, умная. И пропадать не собирается. Поэтому будет с ним.

— Легендарный? Да он всего год на Прерии.

— За это время посвящённый ему раздел фольклора обогатился пятью новыми притчами. Правда, в них действует не кабан, а человек. Но имя народная молва сохранила. Так что, если не сломает себе шею, будет видной фигурой, как и Цикута, который сейчас принесёт нам чаю из трав, какие сам любит.

Открылась дверь и впустила старосту саскачеванов, обряженного в белый китель стюарда. Он быстро захлопотал у пыхтящего на сервировочном столике самовара, заливая кипятком шепотки сушёных трав.

— Подслушивал? — спросил Моретти.

— Ни одного слова не пропустил, — согласно кивнул парень. — Только канала слежения со стороны Минатора так и не засекли. Но нюхом чую, был он сегодня.


* * *

Плавание по Янтарному морю проходило совершенно не так, как вдоль восточного побережья материка. После Лесопилки заходили только в Лагерное, Чёрное и Винниково, каждый раз делая длинные переходы. Везде принимали и ссаживали пассажиров и выгружали пиломатериалы. Визиты на берег для членов команды продолжались недолго и для Федьки прошли в ожидании Мелкой, которая быстренько отыскивала пасеку и проводила всё отпущенное для прогулки время "прислушиваясь" к пчёлам.

Деду в Чёрном она указала на улей, из которого вот-вот вылетит рой. Права ли была? Да кто же знает? Ребята торопились на "Перкаль" и дожидаться предсказанного события не могли.

— Знаешь, Федя, я действительно и от насекомых могу кое-что воспринимать, — сказала она после этого. — И нашего таракана теперь слышу уверенней.

— А разве он всё ещё поблизости? Мне казалось, что он куда-то запропал с той ночи, когда наши товарищи так и не дождались от нас воссоединения,.

— Во-первых, их двое. Во-вторых, время от времени один кормится в море, пока второй прячется на корабле. В принципе, я, наверное, смогла бы даже отыскать его, но мне кажется, что это неправильно.

— А почему неправильно?

— Какие-то они не такие, как мы. Не знаю, как это назвать, но для них превыше всего — долг. Или можно это назвать поведенческой программой. И, если случай их обнаружения в ней не предусмотрен, предугадать поведение этого создания невозможно. При таких размерах тела вариант замереть и прикинуться сухим сучком вряд ли даёт заметный маскирующий эффект. Поэтому — даже нападение с их стороны возможно.

— Если трупы нападавших, найденные на шлюпочной палубе, считать их рук делом, ну, когда те бандиты пытались ограбить наш корабль, то мне совсем не хочется обнаруживать этих тварей, — согласился Федька.

В последнем на их маршруте порту Янтарного моря в Винниково на борт судна взошло несколько семей — люди за тридцать с кучей детворы. После этого стало весело и очень беспокойно — эти ребятишки не походили на городских, не было в них ни капризности, ни заносчивости. Знали они толк и в оружии, и в том, как себя вести. Но и организованности аборигенов Федька в них не заметил. Той, что царила в Плёткино, или у саскачеванов, не говоря о группе стюардов. Вежливые, но своего не упустят — как-то так про них, можно сказать.

— А это и есть куркули, — объяснила Мелкая. — Я воспитана точно также. Мы же с тобой учимся в школе у беспортошных, у тех, что живут хорошо, потому что у них всё есть. Вот ты и отвык от проявлений прижимистости. А нам, куркулям, всё время чего-то хочется, или не хватает.

— Не понял, — тряхнул головой мальчик. — У нас что, самая богатая школа на планете?

— Нет, конечно. Не знаю, как объяснить. В общем, это связано не с достатком, а с отношением к нему. Беспортошные довольны тем, что у них есть, а куркули — нет. Даже, если у них всего поровну.

На этом Федька расспросы закончил — незнакомы ему те понятия, которыми оперирует подруга: опять он почувствовал себя маленьким неискушённым и отсталым.


* * *

У стюардов прошло занятие по изучению мёда. В Винниково приняли на борт изрядное количество хмельного напитка с таким названием. Причём имели место два сорта: "Правильный" и "Неправильный". Так вот, в кладовые нагрузили "Неправильный", а бутылочку "Правильного", далеко уже не полную, достал из своих запасов пассажирский помощник, чтобы курсанты могли сравнить и никогда эти продукты не путали.

Оказывается, в краю виноградников, где содержащие сахар вещества доступны пчёлам в больших количествах поблизости от давилен, они делают просто огромные сборы, куда настоящего цветочного нектара попадает сравнительно немного. То есть — мёд получается неправильный. Зато из него выходит вполне себе ничего медовуха и так называемый хмельной мёд, про который в старину говорили: "Мёд стоялый".

В тонкости технологии ребят не посвящали, сказали — имеются справочники, если будет нужно — сами найдут. А вообще-то технология сложная, длительная и связана с тщательным соблюдением темпа брожения. Ребятам же следовало научится правильно определять качество и учитывать особенности опьянения — в большинстве случаев у перебравших сильно заплетались ноги до самого протрезвления, зато язык молотил без умолку. Хотя, встав из-за стола, большинство просто засыпало. Это же свойство значительно сильнее проявлялось у напитка приготовленного из мёда редких на планете и очень опасных чёрных пчёл. Буквально после глотка человек получал полную анестезию на всё тело, оставаясь в сознании. Как-то к слову пришлось — помянули и золотистых пчёл, и седых. Это местные виды, живущие на свободе. А на пасеках разводят привезённых с Земли.

Забавно, но не многие из ребят, хоть они и местные, знали об этом.

Глава 26. Разведка боем

Оказывается, для того, чтобы выйти в планетарную сеть, совсем не нужны визоры. Трофейных шлемов более чем достаточно. Более того — начинка этого предмета экипировки, вроде бы имеющего одну цель — "защитить мозги", оказалась еще той головоломкой. Никак она в нужную Федьке конфигурацию не складывалась, но — "не имей сто рублей...". Для одного знакомого саскачевана все потуги техники сохранить военную тайну оказались на пару "хмыков". Уважительных, впрочем.

Как пояснил, возвращая шлемы, Цикута — если есть прямой доступ "к железу", то от вскрытия любой защиты может помочь только приведение этого "железа" в полностью неработоспособное состояние. Например — зарядом взрывчатки. Или термитной шашкой. Но умельцу, который заблокировал большую часть функций, по уверению саскачевана, не понадобился даже прямой доступ. Обошелся дистанционным. И, кажется, Федька догадывался, кто это мог быть.

Но, так или иначе, "чудо враждебной техники" сдалось перед применением неконвенционных мер и покорно открыло доступ к благам цивилизации. Цикута (вопреки собственным словам) уверял, что надежно защитил устройство от внешнего вмешательства, и теперь можно смело пользоваться всеми имеющимися в нём функциями.

Не за просто так он это сделал, разумеется. Хотя от денег отказался наотрез: его интересовало другое — информация. Так что посетив персональную страничку и с трудом пережив приступ ностальгии — все его "сетевые друзья" остались в другой галактике, отчего место, в котором он раньше отдыхал душой, теперь напоминало осенний лес, где под ногами шуршала листва прошлогодних фраз, Федька на скорую руку набросал сообщение родителям и ломанулся на один неприметный сайтик — отрабатывать наладку оборудования. Не любил он это дело — быть должным.

Сайт оказался, как и предупреждали, игровым порталом. "Он там только "для своих", — рассказывал Цикута, — в основном вояки балуются. Игра "с полным погружением" — типа для поддержания формы, а вот нам туда хода нет. Уж не знаю, как они умудряются определить кто логинится, но никак не удаётся прорваться, а ты у них сойдешь за своего. И землянин, и повоевал. А без пригляду такое подозрительное место оставить ну никак нельзя".

На вполне логичный (и ехидный) вопрос — "Так вы, вроде, тоже не грибы собирали. За что ж вас оттель попёрли, а?", — саскачеван шмыгнул носом и буркнув — "за багюзерство, за что ж исчо?". И разразился полуторачасовым инструктажем: как отвечать на вопросы анкеты, обходя все заложенные в тексте ловушки, как выбирать параметры персонажа, как вести беседы в логе игры и прочее. Завершалась лекция неожиданным, — "Ты, это, береги там себя", — после чего Цикута отвел виноватый взгляд.

Вот теперь, стоя возле массивной виртуальной двери с бойницами по краям, Федька неожиданно вспомнил эту странную виноватость, и по сердцу пробежал неприятный холодок предчувствия. Идти определённо не хотелось. Но и отступать было никак нельзя. Разумеется, понятно, что его банально взяли "на слабо", но что это за взрослый мужчина, если отступает по столь мизерной причине?

Внутри все ожидаемо пошло не так, как думалось. Из рассказанного Цикутой верным оказалось только присутствие покрытого шрамами сержанта-ветерана за таким же старым регистрационным столом — исцарапанным и со следами ожогов. Да рык — "Звание, фамилия, номер части, место последней боевой операции?!"

Слегка присев от акустического удара, Федька только и смог проблеять — "эээ... доброволец... наверное...", и полностью потерявшись, вместо попыток сформулировать ответы на остальные вопросы, банально "слил" нужное место из "черного ящика" шлема.

Совершенно зверская морда лица сержанта вдруг приобрела человеческое выражение, а глаза вроде как даже стали виноватыми:

— Шуруй в раздевалку, шкафчик М-24, там разберешься, — буркнуло это чудовище, зарываясь в разложенные на столе бумаги.

Не понял, а где обещанное душемотательство на полтора часа, для определения пригодности кандидата? Но Федька отчего-то был уверен, что через миг сержант восстановит душевное равновесие и рявкнет что-то вроде: "Ты еще тут малек?!", поэтому задерживаться не стал и на максимальной скорости умёлся в указанном направлении.

Внутри "раздевалки" всё было более-менее ожидаемо — удивила только детализация мелочей. Разработчики не поленились даже прорисовать на петлях шкафчика пятна ржавчины, причём, не повторяющиеся. И паучка в углу.

Федька подул на это зыркающее из угла девятью глазенками чудо. "Чудо" в ответ скукожилось, поджав лапки, и рвануло искать себе более спокойное место, переждав "порыв бури".

Восхитившись уровнем проработки игровой логики, осмотрел внутренности совершенно пустого "шкафчика" (размером он был с хорошую комнату). Искомое обнаружилось на открытой дверце. Обычный сенсорный дисплей, на котором висело меню персонажа. В качестве такового там была, кстати, знакомая по зеркалу в душевой фигура с вполне узнаваемой физиономией...

Странно, он ведь своей фотографии не присылал, про рост, вес и прочее и вовсе речи не шло. Откуда? От неразрешимого вопроса отвлекли настройки параметров персонажа — потянул пальцем в сторону ползунок "сила", и фигурка мигом покрылась бугрящимися мышцами. Вышло гротескно. Пришлось заодно тянуть и ползунок "рост", а потом процедура просто захватила так, что кажется на время "выпал" из реальности.

Раньше он не сильно увлекался играми, не до того было. Марина не слишком уважала людей стремящихся добиться превосходства над другими в придуманном мире, оставаясь при этом полными ничтожествами в настоящем. Фёдор большей частью разделял это убеждение, но относился к игроманам скорее с жалостью. Как к пьяницам. Человек вроде и может ещё сам взяться за ум и направить свою жизнь в другое русло, но не хочет, и от этого дальнейшая его судьба совершенно ясна всем, не исключая его самого.

А тут вдруг оказалось, что ему самому очень не хватало этой возможности — уйти от реального мира с его неумолимыми законами в мир выдуманный, сбросить, казалось бы, незаметный груз собственной "взрослости" и просто... поиграть. Забыться? Да, пожалуй. От этого понимания стало резко не по себе — именно с такого желания начинают свой путь алкоголики и наркоманы. Тем тоже сначала хочется избавиться от окружающего хотя бы на время, уверяя себя, что "один раз можно, брошу, как только захочу". Но если ты не в силах справиться с внешними проблемами и ищешь в забытьи убежища от реальных забот, то преодолеть тягу к стакану или, тем более, к дозе, не сможешь. Ни-ког-да.

Федька усиленно затрусил головой, выгоняя оттуда неприятно взрослые и вообще-то какие-то "не его" мысли. Вот какие только формы порой не принимает банальный страх! Как оказалось — трусость может прикинуться даже глубокомудренной рассудительностью и подвести под нужный ответ целую философскую базу. Только бы не делать то, что страшно! А ведь он тут, вроде как, на задании? Вот и нужно делать то, за чем пришел! — а не изобретать обоснования для сачкования.

Оглядев уже критическим взглядом результат своего вдохновения, Фёдор не удержался от смеха — к телу качка-супермена была приделана крохотная, будто кукольная, голова мальчишки. Пришлось снова лезть в настройки и с немалым трудом разыскивать там ползунок "возраст". Выставив его на "21", не смог удержатся от присвиста обалдения — жаль, что в жизни он вряд ли когда-нибудь будет выглядеть так круто, но если этим всерьез озаботится прямо сейчас...

Федька с трудом прогнал мысль стать таким же красивым: Мелкая его и таким... хм, находит привлекательным. Ему другие тоже не нужны, а в текущей жизни главная сила находится в голове, а не в мышцах. Гораздо лучше уметь попадать в глаз на сотню метров, чем быть способным согнуть в дугу лом. И хватит об этом!

Со вздохом убрал картинку перса и озаботился поиском входа в игру. Как обычно, нужная кнопка нашлась самой последней, несмотря на громадный размер и приметное расположение. Вскочило сообщение "Внимание, игра ведется только с полным погружением. Все ощущения абсолютно реальны! Спасибо что выбрали наш мир. Согласны получить незабываемые впечатления, став обычным солдатом на поле боя? Да/нет". Оставалось только хмыкнуть над столь незамысловатым подходом — как помнилось Федьке, любая новая "вирт-игрушка" заявляла о собственной "неотличимости от реальности и незабываемых впечатлениях". Что в лучшем случае означало крохотное улучшение текстур в виде нового типа облаков или подправленной "физики".

А вот следом за утвердительным ответом, прямо поверх "картинки", ломая всю красоту виртмира, полезли системные сообщения — запросы на запуск программ, подключение модулей, синхронизацию каналов и прочая цифробуквенная белиберда. Как и положено военным, давать нормальные названия активируемым кускам кода они даже не пытались. В общем-то, все понятно, но настораживал один момент — не было никакого сообщения о закачке и установке новых программ. Это что выходит — все нужное уже находится на месте? Остается только включить?

Ну и чудят вояки — встраивают игровую приставку с полной виртуализацией прямо в шлемы. Зато тогда многие загадки становятся понятны — как и положено разведчику, Федька отложил получившийся вывод на отдельную полку, а затем одним махом подтвердил все запросы.

Перед глазами вместо дверцы шкафа вспыхнули две быстро вращающихся цветных спирали. Постепенно их мелькание замедлялось и уже через пару десятков секунд оставалось только шагнуть в прямоугольник двери, прорывая радужную пленку, по которой еле ползли перетекающие друг в друга разноцветные разводы.


* * *

Виртмир порадовал. Да что там порадовал — поразил до самой глубины души! "Надо же, не обманули!" — только и сумел подумать Фёдор, пытаясь совладать с отвалившейся нижней челюстью.

Какие там текстуры?! Под ногами была совершенно настоящая трава, в которой стрекотали самые натуральные кузнечики, там же наверняка ползали по своим делам и прочие жуки-букашки, совершенно не обращая внимания на попирающего их мир пришельца. Щеки обдувал легкий ветерок, приносящий с собой запах пыли и трав — неповторимый аромат нагретой солнцем степи, от висящего на плече автомата веяло нагретым металлом и смазкой, камуфляж добавлял обертоны свежего пота.

Фёдор, не в силах противостоять искушению, присел на корточки чтобы пропустить между пальцами травинку. Самую обычную травинку, "овстюк", как тут говорят. Колосок древнего предка пшеницы был с разным числом зернышек на противоположных сторонах, с обломанными или неравномерно объеденными кем-то волосками. Тихо выпадая в осадок, от уровня детализации, парень окинул взглядом колышущееся вокруг море точно таких же "овстюков". У них что, тоже свой внешний вид и судьба, или детализация выполняется, только если обратить внимание на отдельный объект?

Но тут виртмир напомнил о своей "реальности" еще раз, и все красоты и восторги разом отошли на задний план. Ожила связь в шлеме, и незнакомый голос одной фразой, в которой нематерными были только предлоги, четко поставил ближнюю задачу — быстро и скрытно занять отмеченный на тактической карте пункт наблюдения и обороны, "и не зевать там!". Пришлось выдвигаться, матеря про себя при этом "историческую достоверность" антуража — уже практически сухая трава колола ладони, а скрытые в ней мелкие камешки норовили пребольно подвернуться под колени.

Очередной рык в ушах заставил отбросить излишнюю осторожность и вернутся к прямохождению, точнее прямобеганью, но легче не стало — автомат норовил попеременно, то отбить спину, то заехать под ребро, а для усмирения его эволюций не хватало рук. Потому как непонятно зачем повещенный на пояс штык-нож уже успел съехать вперед и пару раз приложиться по самому дорогому, отчего Фёдор непроизвольно чуть опять не перешел на ползание, а вторая рука придерживала подсумок. Третей руки, чтобы утихомирить основное оружие, как известно, природой не предусмотрено.

С подлянками штык-ножа удалось разобраться уже практически добежав до места. Фёдор вспомнил, наконец, рассказы отца и что нужно делать — сдвинув непоседливое оружие набок сунул кончик ножен в карман штанов. Сразу стало легче, и освободившаяся рука призвала к порядку автомат. Получать по ребрам четырьмя килограммами не самое приятное занятие.

"Окопчик наш — последняя квартира..." — несмотря на понимание, что он в игре, Федьку не на шутку начало трясти. Очень уж натуральной была окружающая действительность, и это потихоньку, подспудно, убеждало — "все по-взрослому". Начнись прямо сейчас стрельба, и не факт что он бы выдержал, а не ломанулся куда глаза глядят, стараясь убежать от неизбежной смерти, или не скорчился на дне гадского окопчика совершенно беспомощный от ужаса.

Очень уж ситуация была знакома и узнаваема. Фёдор явно попал в "прикрытие" снайпера, только не в ближнее, на этот раз. И ведь тогда он не боялся, только потому что ничего не соображал, а вот сейчас, при повторном прогоне ситуации, и догнал его запоздалый страх. Очень волнительно было понимать, что у него одно назначение — вовремя заметить и предупредить, а вот дальше скорее всего "всё". Война для него будет закончена быстро, а победители (если у них не будет других дел), просто насыплют сверху выброшенную при строительстве этой канавки землю в виде невысокого холмика. Который разроет первый же четвероногий любитель дармовщинки — чего ведь еде пропадать? А строители окопчика явно не перетрудились — сделали его настолько мелким, что из него разве что ягодицы не торчат.

Вот такие, приблизительно, рассуждения способны сделать трусом самого храброго человека. Но время шло, по траве ползали букашки, норовя время от времени залезть за шиворот, шуршала и пересвистывалась всякая живность, кажется, из-под ближней кочки таращил любопытные глазенки мышонок, не решаясь выбраться наружу по своим делам, проходили регулярные прищёлкивания по каналу связи "тут... тут...". А вот противника не было. И страх постепенно отошел на задний план, сменившись некоторым фатализмом. Опять жара, сухая глотка и неимоверная скука. В панораме колыхалось море травы, в котором плавали, едва заметно для глаза смещаясь, травяные же кочки...

Движущиеся кочки?! Еще не успев сбросить непонятное оцепенение Фёдор полоснул длинной очередью "приблизительно куда-то в ту сторону", потому что первые же столбики земли и травы, выбиваемые пулями, напрочь скрыли цели и сбили прицел. Продолжая стрелять, заячьим зигзагом рванул в подмеченное ранее укрытие — оставаться на прежнем месте было невозможно. Еще миг назад краем глаза отметил, что вокруг не свистят пули и не встают "столбики" ответного огня. Зато слева прилетели "фаерболы" подствольных гранат и легли треугольником вокруг его позиции, но не взметнули вверх огненные кусты, а выпустили бодро расползающиеся облачка.

Знакомо. Оставалось только рвать жилы, стараясь проскочить до того как облако газа сольется в единую пелену. А вот с этим были явные проблемы. "Добивая" рожок Фёдор только отметил, как заторможено и неуклюже двигалось его тело, как медленно оно выполняло повороты, а желанное укрытие, к которому так рвалась душа, маячило где-то на горизонте. Не добежать.

И не добежал. Что-то охватило и намертво зажало лодыжки, отчего со всего разгону плашмя ляпнулся на землю, выбивая дух и теряя автомат. Вдохнуть не дали. Тут же на спину навалилась тяжесть, а горло сдавила петля — как бы не ремень его собственного оружия. Пользуясь свой многократно возросшей силой, Фёдор смог перевернутся на спину и даже вроде сбросить того, кто держал ноги, но помогло это слабо. Оставшийся за спиной противник от всей души двинул пяткой в пах, парализуя всякое сопротивление ошеломляющей болью, а потом, обвив своими ногами бедра, еще сильнее затянул на шее ремень.

Перед глазами резко возникло "звездное небо", на котором то и дело мелькали вспыхивающие звезды, а гул не имеющей оттока крови поднялся в ушах до громкости рева водопада.

"Отвоевался, — подумал Федька, теряя сознание, — придавили как клопа".

Глава 27. Молчание дорого... обходится

С неба пролился небольшой водопад и, едва, отфыркиваясь от попавшей в нос воды, Федька успел подумать: "С фантазией разработчики подошли к "возрождению"", — как его дернули вверх, отчего связывающий кисти пластик иммобилизатора больно врезался в тело, а на противоположную голове точку пришелся импульс ускорения. Такой, что аж дух перехватило — пришлось бодро семенить туда, куда тянули. Его пленители оказались со знанием анатомии... и своего дела. Ковылял, прихрамывая разом на обе ноги, да по-цыплячьи подпрыгивая. Ноги связали хоть и не так туго, как руки, но всё равно не шагнёшь как следует.

Мысль о сопротивлении в голову не то, чтобы не пришла, просто не успела оформиться, когда за простую заминку (не разобрался с какой ноги шагать — здорово мешала короткая веревка, связывающая щиколотки), левый бок познакомился с чужим прикладом. Не сильно. Экономно так, но почка не только "ёкнула" но и, такое впечатление, что оборвалась нафиг. Скособочившись, засеменил ещё быстрее, оставив "на потом" все мысли о качании прав.

Ковылять пришлось недалеко, а обращались с ним сноровисто, словно опытные грузчики с тюком — беззлобно и эффективно, но по наработанной за годы привычке, чётко контролируя любую мелочь. Прижали с разгона грудью к деревцу — ствол в руку толщиной очищенный от веток, но с оставленными в нужных местах сучками. Это, судя по тому, что кисти рук, вздернутые сильно выше головы, как раз на такой сучек и нацепили. Между стволом и торчащими вперед локтями тут же просунули палку, и оказался Фёдор полностью зафиксированным в положении "стоя на цыпочках": палка не даёт отклониться назад а, просунутый между связанными запястьями сучек над головой — вниз. Нос же упёрся в ствол дерева.

Правда, простоял Федька в таком положении недолго. Буквально пару секунд, пока под выдвинутые вперёд колени не просунули еще одну палку. Затем оба конвоира зашли с боков и хекнув: "Ну и здоров, лось!", — дёрнули его тело вверх, сняв стянутые запястья "с крючка", чтобы, плавно опустив, снова зацепить, но уже ниже. Пока один из них удерживал тело за подмышки, второй быстро оттянул щиколотки назад, пока палка между колен тоже не уперлась в ствол дерева. Нажав своей ногой Федьке на пятки, мучител,ь не обращая внимания на его сдавленное мычание, двумя ударами вбил в землю колышек, зафиксировав ноги связывающей их веревкой в натянутом положении.

После этого вся суета была закончена, и два парня — на вид не старше двадцати лет — открыто и по-доброму улыбнулись выпучившей глаза жертве, да и пошли себе дальше обустраивать лагерь. Вся процедура, если верить висящим перед глазами часам, заняла у них от силы пятнадцать секунд. Профессионалы.

Федька попробовал первым делом распрямить руки, чтобы опереться на колени, а не висеть буквой "зю" на врезавшемся в запястья пластике. Но не тут-то было, едва начал распрямлять уже нывшие ныть от напряжения бицепсы, как пришлось мигом подтягивать тело выше — вбитый сзади между пятками колышек чувствительно уперся в копчик.

М-да, в такой позе точно не заснешь. Поерзал, пытаясь найти положение поудобнее — такового не находилось. Силы рук пока хватало, чтобы держаться, но запястья резало уже невыносимо, незаметное ранее давление палок на внутреннюю (и очень нежную) сторону локтей и коленей становилось жутко неприятным, а стопы, вынужденные опираться о землю подъемом вместо ступней, тянуло как больной зуб. А ведь и одной минуты ещё не прошло, как поставленное в неестественную позу тело начало скулить, словно побитая собака и молить о пощаде.

Хуже всего было от понимания, что это всё очень надолго и у него нет ни малейшей возможности облегчить своё положение, а располагающиеся прямо перед глазами на отдых люди, его и за человека-то не считают. Они даже не смотрят в его сторону, хотя врагам, вроде как, положено издеваться над попавшим в плен героем, и наслаждаться его муками. Но, похоже, происходящее для них — рутина, а закипающая на костерке вода и перспектива получить по кружке кофе приносит им куда большее удовольствие. Неправильные Федьке враги достались. Не киношные.

И от этого понимания и тоски он, кажется, слишком выразительно заскулил через забитый в рот кляп. О чём мигом пожалел. Забыл, что никогда не бывает так плохо, чтоб не могло стать ещё хуже.

От "кашеваров" отделился один человек и замер напротив скрючившейся вокруг древесного ствола фигуры. Не слишком высокий, не чересчур крепкий на вид молодой парень. В чём-то даже симпатичный. Но от его ледяного взгляда все потроха Фёдора пронзил такой холод, что даже боль отступила. Подошедший безразлично потыкал пальцем в дрожащие от напряжения мускулы — так хозяйки тыкают в куски мяса на базаре — и спокойным голосом произнес:

— Что, уже готов говорить? Быстро же ты спёкся. Вот только расспрашивать тебя пока никому не хочется. Так что ты подумай, поразмышляй — чем можешь быть полезен. Учти, герой, если ты заставишь меня потратить лишнее время, то я буду сильно огорчён, а тех, кто меня огорчает, хоронят в закрытом гробу. Это если есть чего хоронить. Понял? — и он приблизил лицо, внимательно глядя в глаза. И вдруг совершенно искренне и радостно улыбнулся. — Не понял? Значит, придется объяснять. Ох и порадовал ты меня парень!

И от души поцеловав передернувшегося от отвращения мальчика, бросил в сторону:

— Командир, я за дровишками схожу? Заодно и пару полешек прихвачу...

— Давай, — ответили от костра.

И, шепнув на ухо: "Никуда не уходи", — "рыбоглазый" пропал из поля зрения.

Оказывается, невозможность стереть со щеки чужие слюни бывает мучительней кола в заднице.

Пережив приступ ярости, Фёдор сразу впал в апатию. Собственное бессилие многократно усиливало боль, просто выжигая волю. К чему сопротивляться, если его сведения никому не нужны? К чему этот балаган? Хоть бы просто убили, да и всё.

Тело, которому вроде бы, по уверениям "опытных", следовало затечь и перестать беспокоить своего хозяина, открывало все новые горизонты страданий — болели такие мышцы и уголки, о существовании которых Фёдор даже не догадывался. Но сильнее всего его душу терзало понимание собственной глупости — что мешало честно принять бой в том окопчике и там же сдохнуть, но попытаться прихватить с собой хоть кого-то из нападающих? Трусливое желание выжить привело его в плен, а ведь можно было хотя бы прицельно расстрелять последний рожок, а как дошло бы облака газа — пустить себе пулю под подбородок. Что в итоге выгадал он, попытавшись уцелеть?

За всеми этими самокопаниями Фёдор прозевал появление рядом нового персонажа.

— Зря ты его разозлил парень, — сказал мужчина лет двадцати пяти, присаживаясь рядом на корточки, чтобы заглянуть мальчику в глаза. Фёдор тоже вскинул голову, чтобы посмотреть на неожиданного "сочувствующего". Открытое волевое лицо, карие глаза и выгоревшие, соломенные волосы. Наверняка обычно добрый, а сейчас еще и какой-то виноватый взгляд. Было в нем что-то неуловимо знакомое, от многих сослуживцев и друзей отца исходило точно такое же чувство покоя и безопасности. Подобное впечатление производят уверенные в себе люди, привыкшие решать вопросы, полагаясь исключительно на собственную силу.

— Ваши, недавно убили его друга. Хорошим парнем был Колька. Эх! — "сочувствующий" махнул рукой и отвел виноватые глаза. — Ты только его не раздражай. Отвечай на вопросы, от тебя ведь толком ничего не надо. Что ты там можешь знать, ведь правда? Ну вот, главное здоровье сохранишь, мамку порадуешь. А там отсидишь сколько положено, да живи себе, девушек люби... будет чем. Главное героя из себя не разыгрывай, ведь за минуту геройства потом можно всю оставшуюся жизнь провести лежа в собственном дерьме, понимаешь? Питаясь через зонд в заднице. И даже сдохнуть уже не получится...

От этих слов у Федьки просто душа оборвалась. Он неожиданно ярко и совершенно четко понял — всё, что говорит этот дядечка — чистая правда, причем, если и искаженная, то в меньшую сторону. Более того, "сочувствующий" действительно за него переживает и не желает ему такой судьбы. Но вот только его слова...

Выжить любой ценой. Слизняком, лижущим сапоги победителям, предателем, в глаза которому смотрят со страхом и беспомощностью, а в спину с презрением и ненавистью. Не важно кем и как, главное — выжить! И в ответ на эту мысль, вместо отвращения, он вдруг почувствовал практически неодолимое "Да!" — его измученное собственной беспомощностью тело каждой своей дрожащей от боли клеточкой хотело жить! Действительно, не важно, как и какой ценой — просто уцелеть сейчас и жить дальше.

И как ни странно, но именно это желание жить вытащило наружу другое чувство — гнев. На себя, на свою слабость, на то, как легко он отринул гордость и собственную правоту. "Да это же Добрый и Злой полицейский! — ошарашено подумал Фёдор, от удивления забыв и о боли, и о желании жить, — меня банально разводят на эту древнюю как мир уловку!"

Еще миг до того болтавшийся в полной пустоте собственной беспомощности и ненужности, полной бессмысленности дальнейшего сопротивления, мальчик неожиданно обрел точку опоры — в ненависти. В желании поступить наперекор собственной слабости и чужой силе, готовой в любой момент его сломать.

И видимо что-то такое отразилось в глазах, отчего "сочувствующий" вдруг запнулся на полуслове, и в его ответном взгляде проступило понимание тщетности усилий. Удивительно, но Фёдор не увидел в глазах врага разочарования или гнева на упрямого мальчишку, даже досады там не было. Только безмерная тоска и детская обида на жизнь. Таким взглядом порой смотрят на свое любимое сверхсущество умирающие собаки, будто спрашивая: "Как же так, Хозяин? Как же ты будешь дальше... без меня".

Но прошел тот миг, когда можно заглянуть в самую суть человека — взгляд стал просто взглядом умного, внимательного и немного уставшего от жизни и её тупой подлости человека. Врага.

— Жаль. — Сказал он спокойно, больше не стараясь давить на эмоции. — Мне действительно жаль, что ради непонятных идеалов и собственной гордости ты решил сдохнуть героем. Вместо того, чтобы жить... просто жить. Самое главное, что не умрешь ты героем, скорее всего и вообще не умрешь — никому твоя жизнь не нужна. А вот жить дальше, скорее всего, будешь слизью, которая готова на что угодно из страха перед легким пинком. Не понимаешь? Я объясню.

И снова в глазах "сочувствующего" Фёдор не увидел ни злобы, ни ненависти, только сожаление. Даже когда тот быстро протянул обе руки к его голове и левое ухо будто обдало кипятком.

— Вот, смотри. Это была часть тебя, которая теперь больше не часть тебя. И это уже ничто не сможет изменить. Никогда. Ты понимаешь — ни-ко-гда.

Фёдор понимал. Глядя на окровавленные пальцы, держащие прямо перед глазами отрезанную мочку уха. Его уха. И всем своим существом чувствовал нереальность, точнее совершеннейшую невозможность произошедшего. Но глаза глядели на лезвие ножа, по которому плыли розовые разводы крови. Чувствовал, как на плечо капают горячие капли. И это восприятие того, чего не может быть, наполняло душу леденящим ужасом, просто стирая и делая неважным совершенно всё — от чувств и убеждений, до гордости, самоуважения и просто желания жить.

— Ну, я так не играю... — раздался наигранно-обиженный голос со стороны, и ледяные тиски ужаса, сдавившего сердце, слегка разжались, зато тело самостоятельно забилось в дрожи от предвкушении боли. — Я тут пол леса перерыл, подыскивая хорошее полешко, а наш Миротворец развлекается?

Голову бесцеремонно дернули вверх. Заглянув в расширенные от ужаса глаза, "рыбоглазый" довольно кивнул и улыбнулся каким-то своим мыслям. Отчего у Фёдора вдоль позвоночника потек ручеек холодного пота.

— Не вышло значит у тебя с твоей психологией... — протянул "рыбоглазый", и Фёдору даже сквозь пелену страха, застилающего сознание, почудилось сожаление в его голосе.

"Сочувствующий" в ответ безнадежно махнул рукой, заодно отбрасывая в сторону кусочек Федькиной плоти и, плюнув на пальцы, принялся вытирать их о грязный носовой платок. А вот нож он, почему-то, перед тем как убрать в ножны, вытер одноразовой медицинской салфеткой. Разлившийся от неё запах шмурдяка показался отупевшему сознанию мальчика особенно неуместным в степи.

— Ну, тогда придется по-простому, без всякой психологии, — решительно заявил "рыбоглазый", поднося полено к лицу пленного. — Как оно тебе нравится? Долго выбирал, все думал, что кто-то поумнеет, но не судьба. Значит, придется вам свести близкое знакомство. И нечего на него так таращится! Обычное полено, Буратины из него точно не выйдет, а вот выйдет ли толк? Сейчас посмотрим!

Двумя быстрыми движениями выдернув палки, резко дернул Фёдора в верх и сразу толкнул назад. Удара о землю онемевшее за все это время тело просто не почувствовало, только сыпануло из глаз искрами, когда затылок встретился с грунтом. Легонько пнув под ребра заставили перевернутся на живот. Подумал было рвануть подальше, но занемевшее тело не слушалось, и подняться вышло только на четвереньки. "Рыбоглазый" легко нажал стопой между лопаток заставив ткнутся носом в землю, а потом и вовсе уселся на поясницу, отгибая голову двумя руками назад — за волосы, и захватив шею в сгиб локтя.

— Я понимаю голубчик, что ты готов уже все мне рассказать и расколоться, как то полешко, до самой опы, — зашипел он в ухо. — Но дело в том, что мне совершенно не нужен поток вранья, который ты там себе обдумал и заранее приготовил. А потому — говорить ты будешь, только когда будешь готов говорить. Чистую правду, можно сказать — на грани откровения. Более того, говорить её ты будешь, когда я решу, что ты готов говорить.

Голову резко выпустили, отчего Фёдор ткнулся со всего маху носом в землю, зато наступили на сгиб ноги с обратной стороны колена.

— А ножку мы немного приподнимем... — комментировал свои действия "Рыбоглазый", — вот под неё поленце наше и подложим...

"Давай", — буднично раздалось сверху над сжавшимся от ожидания непонятно чего Фёдором, а потом на ногу прыгнули...

Самым жутким в произошедшем была не боль. В первые мгновения её не было, или она была столь сильна, что вообще не воспринималась. Тяжелым свинцовым ужасом придавил затрепыхавшееся сердце мокрый хруст, воспринятый даже не ушами, а скорее всего, прошедший через тело. Этот жуткий звук и новое ощущение необратимости произошедшего оказалось многократно сильнее. Ледяной ужас уже не промораживал внутренности, он плескался внутри, не находя выхода — кляп не позволял излить его даже в крике.

Казалось, ещё миг — и сердце просто остановится, превратившись в ледышку в этих тисках, но потом пришла боль. Хотя вернее будет сказать — боль, которая просто огнем выжгла разлившийся по телу мертвый холод. Но она тоже не имела выхода и теперь все внутренности превратились в сплошной пульсирующий огонь. Кажется, он всё же, кричал, забыв про воткнутый в рот кляп, и только благодаря этому бушующее внутри пламя начало угасать.

Когда стало возможно отвлечься от внутренних ощущений, Фёдор осознал, что ему опять задирают голову вверх, ухватив за волосы, но в этот раз он совсем не чувствует боли. Точнее, эта боль совсем не воспринимается на фоне лавы, плещущейся внутри черепушки. И совершенно не было никаких сил даже плюнуть в маячившую перед глазами рожу "Рыбоглазого".

— Да, я всё понимаю, — ласково сказал палач, размазывая по щеке мальчика слезы вместе с грязью, — ты уже согласен, и всё такое... Просто надо повторить, поверь мне. Это чтобы ты понял намёк — насколько хуже будет, если ты только попробуешь что-то недоговаривать.

На вторую ногу наступили, а под голень сунули полено. Прежде чем прыгнуть на лодыжку несколько раз нажали, видимо рассчитывая сделать ожидание более мучительным, но Фёдор уже не имел сил на переживания и тупо ждал повторения случившегося.

И дождался! В этот раз ощущения были намного сильнее, хотя, казалось, что это невозможно. Отвратительный хруст, потом ужас, потом боль. Последняя, казалось, дошла до такого крещендо, что дальше только смерть и... исчезла. От ноги по телу теперь прокатывались не волны боли, а нестерпимого блаженства, мир наполнился светом и красками. Фёдор вдруг понял, что он любит даже этого несчастного человека, который опять дергает его за волосы и вообще зря он так ненавидел всех этих людей — они ведь просто выполняют свой долг. Ненависть разрушает...

Тело резко перевернули на спину, и теперь волны счастья катились к голове сразу с двух сторон, это было так замечательно! А небо... как давно он не видел такой изумительной голубизны....

— И чего мы лыбимся? — часть небесной синевы заслонила голова "Рыбоглазого", но и это было хорошо — Фёдор от души улыбнулся своему палачу. В глазах последнего мелькнуло нешуточное беспокойство пополам с ужасом. Мальчик огорчился, что расстроил этого замечательного человека, но перестать улыбаться не смог. Заслоняющую небо рожу перекосило еще больше, а потом преграда между ним и облаками исчезла.

— ...ять! Что делать? — послышалось издалека, как сквозь вату.

— Опиаты являются естественными антагонистами эндорфинов, — донеслось со стороны.

— Быстро колите ему блокаду! Только минимальную дозу.

И краски мира начали потихоньку блекнуть, небо теряло свой цвет, и вместе с этими изменениями понемногу возвращалась боль.

— Какой... интересный... пациент... но.. не... таких... обламывали... — в такт словам "Рыбоглазый" пинал то одну то другую голень, и Фёдор просто всем телом слышал как трутся друг о друга края сломанных костей. Тело выгибало дугой, еще больше усиливая эффект, но с каждым разом волна ощущений становилась все ниже, а боль притуплялась. Уже и дышать можно почти свободно...

Видимо это заметил и "Рыбоглазый". Ухватив Фёдора за кисти рук он зачем-то одним ударом ножа рассек пластик иммобилизатора и быстро завел кисти к голове ладонями вверх после чего уселся прямо на грудь, придавив кисти коленями, а руки от локтей до плечь своими лодыжками.

Задумчиво посмотрев вниз, на зажатую между его ног голову Фёдора, "Рыбоглазый" вытряхнул из пачки сигарету и не спеша закурил.

— Признаю свою ошибку, — сказал он, выпуская струю дыма прямо в глаза мальчика, — голени тебе сломали практически зря...

Он еще раз со вкусом затянулся, и стряхнул пепел.

— Вот только я бы на твоем месте этому сильно не радовался, — новая затяжка и новое стряхивание пепла, — потому, что теперь придётся начинать всё сначала, — "Рыбоглазый" с грустью посмотрел на сигарету и быстрым движением сунул её Фёдору в подмышку. Там, оказывается, в ходе предыдущей возни, оторвался рукав и образовалась приличного размера прореха. От дикой, ошеломляющей боли тело выгнуло дугой, а крик не дошёл даже до кляпа — застрял где-то ниже, перехваченный судорожно сжавшимся горлом.

— Понимаешь, — доверительно сказал мучитель, пытаясь вытряхнуть из пачки новую сигарету. Получалось это у него не очень, потому что тело под ним билось как в припадке, — Есть много методик, а я грешным делом, начал с самой простой и не слишком неприятной. Но теперь видимо придется применить другие средства.

Протянув руку вперед, "рыбоглазый" одним движением вывернул кляп, буркнув — "нам понадобится поддерживать вербальное общение" и, схватив Федькину голову двумя руками будто в тиски, медленно надавил большими пальцами на глаза.

Кажется, Федька кричал.

И не столько от новой, необычной боли (последний час познакомил его с большим разнообразием форм и оттенков этого ощущения), сколько от страха потерять зрение и навсегда остаться в этой пронизанной огненными всполохами темноте. А ещё там было очень одиноко.

Из горла вместо крика вырвалось лишь слабое сипение, не принесшее никакого облегчения, и тут давление на веки пропало.

— Что-то я совсем голову потерял, — донеслось сверху, — надо же хоть один глаз оставить, а то, когда объект не видит того, что с ним делают, большая часть эффекта насмарку.

И палец по новой впился теперь уже только в одну, левую глазницу. В этот раз крик вышел просто на загляденье — с переходом в клекот. Федька уже начал было "уплывать", теряя сознание, когда давление на глаз (вызвав жуткую вспышку боли) резко ослабло, а вместо этого пальцы, будто щипцы, резко скрутили верхнюю губу. Подействовало похлеще нашатыря.

— Ты наверно думаешь, что сейчас тебе было страшно? — поинтересовались у Фёдора, пока он мучительно заглатывал воздух. Не дождавшись, а в принципе и не ожидая ответа, "Рыбоглазый" снова затянулся папиросой и покатал ее между пальцами. Увидев вытаращенный на нее в страхе глаз мальчика, он нарочно поднес её так близко, что прижег ресницы, а потом ещё и поднял веко и поводил тлеющим огоньком над зрачком... чтобы со смехом убрать опасность подальше со словами: "Не переживай, я могу долго не повторяться..."

— Для того, чтобы человек испытал настоящий страх, не нужно практически ничего. Даже папиросы. Достаточно просто отобрать какую-либо неотъемлемую потребность организма и дать понять, что вернуть её можешь теперь только ты. Например — сон. Самые отъявленные мазохисты или истовые фанатики ломались, если их лишали сна. То же самое можно сказать про темноту, тишину или возможность вытянутся в полный рост. Но это всё очень долго, а у нас с тобой нет столько времени. Но от этого возможности не становятся менее богатыми. Например — можно дать человеку понять, что этот конкретный его вздох — последний.

В этот момент "Рыбоглазый" слегка сместил центр тяжести и попросту уселся всем весом Фёдору на грудь. И тот действительно понял, что этот вздох — последний. Даже новые сильные мышцы были не в состоянии поднять вес пусть и не особенно крупного взрослого человека.

Лёгкие горели, но ещё больше терзал душу панический ужас и ледяное дыхание смерти. Если раньше страх хватал изнутри, то теперь Фёдор чувствовал, как его накрывает смертная пелена. Этот ледяной могильный холод напрочь парализовал волю, только где-то внутри билось нестерпимое желание жить.

— Знаешь, — попыхивая сигареткой "Рыбоглазый" с интересом наблюдал, как Фёдор разевает рот, будто выброшенная на берег рыба, в мучительной попытке вздохнуть, — я бы с удовольствием сейчас услышал от тебя — фамилию, имя и кличку, позывной в радиосети, дату и место рождения, место жительства и последнее место регистрации, численность и принадлежность базирующейся бандгруппы, имя, фамилию, кличку главаря банды и его личный позывной в радиосети бандформирований, наличие и местонахождение минно-взрывных средств на базе и вокруг нее, местонахождение тайников с оружием боеприпасами и другими материальными средствами. Но ведь ты все это и так расскажешь, причём не мне, а любому, кто спросит... Верно, мой хороший?

"А ведь он прав, — отстранённо подумал Фёдор, разглядывая тёмные кольца, плывущие перед глазами, — расскажу. И плевать мне на гордость и чужие жизни. Уже плевать. Хочется просто, чтобы всё скорее закончилось". В глубине души шевельнулось презрение и гадливость к самому себе, но быстро затихло, завёрнутое в смертный саван равнодушной апатии.

— Так вот, — продолжали разглагольствовать сверху, на миг приподняв задницу и давая сделать вдох, но тут же опуская её назад и заставляя выдохнуть такой желанный и сладкий воздух. — Всё это ты и так скажешь. Я далек от политики, но хочу одного, — в голосе Рыбоглазого вдруг прорезались настоящие чувства, и в душе разом трепыхнулась надежда, нет не на освобождение, а на то, что палач увлечётся и отпустит его из этого мира. Впрочем, враг моментально взял себя в руки и продолжил тем же насмешливым голосом: — Я хочу, чтобы любой гаденыш, вроде тебя, ссался в штаны при мысли, что он может взять в руки оружие и чего-то там требовать его с помощью. Оружие не делает червяка воином, и место червей — в земле. Копаться или разлагаться! Но никак не стрелять в хороших парней, которым они не достойны даже сапоги вылизывать! Эй, ты куда собрался?!!

Последний возглас прошел будто сквозь вату, но боль, скрутившая уши, опять вернула Федьку на эту землю. На грудь больше не давило, и можно было сделать аккуратный вдох.

— Ага, — довольно кивнули сверху, пока Фёдор судорожно пытался надышаться, — страх мы прошли, теперь вернёмся к боли.

Нагнувшись вперед, "Рыбоглазый" ловко накинул на пальцы обеих рук какие-то петли и взял в руки небольшую коробочку.

— Высоковольтный блок взрывмашинки отсоедини, а то скопытится... — посоветовал неизвестный доброхот.

— Не учи отца детей делать! — огрызнулся "Рыбоглазый", а дальше Федьке стало не до того.

Мышцы рук и груди начали сами собой сокращаться, причем так быстро, что не успевали расправляться до того, как приходил следующий импульс. Казалось, что каждое крохотное мышечное волокно превратилось в бешено извивающегося червяка, вцепившегося крохотными зубами в своего соседа. Боль была не такой сильной, как когда ломали кости, но гораздо более мучительной. Холодный пот крупными каплями стекал по лбу, и не только от навалившейся боли, но и от понимания, что она может длиться сколь угодно долго. Ведь она не настолько сильна, чтобы погасить сознание.

Кажется, он опять кричал, но воздух отказывался покидать легкие. А когда всё вдруг закончилось, непосильным трудом оказалось расцепить зубы. Во рту — будто землю ел, на языке и нёбе оказалось полно крошки из эмали, отколотой с зубов.

Перед глазами опять появилась "сочувственная" физиономия с рыбьими глазами.

— Парень, может хватит? Тебе разве не достаточно и надо продолжить? — в поле зрения вплыл штык-нож соединенный в кусачки для проволоки, — У тебя ведь много пальчиков, их хватит на долгое-долгое развлечение...

Тут ничего не выражающий взгляд видимо подметил что-то важное:

— Черт, после фокусов Миротворца это не действует... — и тут же переключение на старый тон: — А может начать сразу с самого главного "пальчика"? Ты ведь парень видный, наверняка пользуешься успехом у девушек, должен дорожить самым дорогим. Ведь так?

Глава 28. Танец на лезвии

Откинувшись назад "Рыбоглазый" ухватился одной рукой за пряжку Федькиного ремня, сноровисто её расстегнул и запустил руку дальше, туда, где в ужасе сжалось в комочек "самое дорогое". Фёдор, напрочь позабыв что нельзя показывать врагу свой страх и совершенно потеряв голову от паники, начал сопротивляться, что не вызвало у его мучителя ничего, кроме смеха.

— Развлекаемся? — этот вопрос, заданный холодным, безэмоциональным голосом, и предупреждающее шипение: "атас, модера черти принесли!" — прозвучали практически одновременно. Давление на грудь и руки исчезло, Фёдор даже не поверил, что стал свободен.

— В ходе выполнения задачи захвачен пленный. Проводятся оперативные мероприятия по получению информации.

— Информации, говоришь? Хм! — в голосе вдруг прорезался целый букет эмоций, главной из которых была неприкрытая издевка, — что-то я никаких вопросов не слышала.

Любопытство, пробужденное услышанным диалогом, оказалось столь сильно, что растеребило даже вымотанную до предела Федькину душу. Собрав последние силы, он повернул голову чтобы взглянуть на новое лицо. Женщина. Удивление смыло даже боль и усталость. Действительно женщина, пожилая, где-то тридцати трех — тридцати пяти лет, не слишком высокого роста с широкими бедрами и приличного размера грудью. Лицо овальное, простоватое, с конопушками, волосы выгоревшие до платинового цвета. Одета почему-то в коричневый мешковатый комбинезон, непонятно как, но только подчеркивающий плавные изгибы фигуры. На голове танкистский шлемофон, через плечо автомат на ремне — хозяйка держит оружие очень привычно и даже немного властно.

И вообще — от вновьприбывшей волнами расходится ощущение силы. Но не жесткой и всеподчиняющей а, скорее, обтекающей и игривой. Будто струи воды под солнцем или морские волны. Впрочем, силы оттого не менее серьезной — вода она тоже может... обрушится на берег кипящим валом или пройтись сокрушающим всё на своем пути потоком. Но для этого ей нужны веские причины. И, судя по тому, как с опаской переглядываются и бледнеют отнюдь не робкого десятка мужики, эти причины имеются.

Всю эту "картинку" Фёдор схватил разом и воспринял скорее шкурой, чем осознал умом. Не до рассуждений было — всё его существо охватило понимание того, что в мире нет прекраснее этого голоса или широкой кисти, уверенно охватывающей цевье оружия пальчиками с поломанными ногтями и заусеницами. Он всей душой любил эту непонятно откуда взявшуюся женщину, уверено и бесстрашно стоящую в кольце матерых волков. Любил просто потому, что её появление означало передышку.

Поняв, что никто сейчас не рискнет сдвинутся с места, Фёдор перевернулся и, поскуливая как побитый щенок, прополз немного вперед, чтобы в конце этого трудного пути охватить руками тонкую щиколотку незнакомки. Какая там гордость! Так хорошо, как в тот момент, когда он потерся мокрой от слез щекой о голенище, не было очень давно. Наверное вечность.

— Объект необходимо сначала подготовить, склонить к сотрудничеству, — продолжал бубнить "Рыбоглазый", косясь на разыгрывающуюся у него под ногами драму. — А вопросы не задавались потому что...

— ...Ценность данного объекта, как источника получения информации, нулевая, — ехидно перебила говорящего женщина.

— Что малыш, — ласковая рука осторожно погладила Федьку по голове и даже почесала за ухом, — небось не раз играл в разведчика? Хотел быть сильным и храбрым, представлял как идешь за линию фронта, чтобы взять языка. Но вряд ли думал о том, что этого языка надо еще и допрашивать... а потом, скорее всего, и убивать абсолютно беспомощного, сломленного пыткой человека, просто потому что так надо.

Федька не слышал, что ему говорят — было достаточно того счастья что давала рука, поглаживающая по голове, и звука голоса. Имелся бы хвост — вилял бы сейчас им изо всех сил, поскуливая от удовольствия.

Зато "Рыбоглазый" очень даже всё расслышал и пошел красными пятнами:

— Намерены вмешаться в игровой процесс? — холодно бросил он.

— Нет, — с сожалением ответила женщина. — Раз информации ноль, то просто заканчивайте — у вас еще задание не закрыто.

И, мягко освободив сапог, сделала два шага назад. Но глядела она все это время не на "Рыбоглазого", а на "сочувствующего", причем с жалостью и тревогой. "Сочувствующий" от этого взгляда вздрогнул, как от удара бичом, но поиграв желваками на скулах, шагнул вперед вынимая из ножен на поясе финку.

Фёдор смотрел на него улыбаясь — ему действительно было хорошо. И было совершенно не важно, что сейчас закончится — игра или жизнь.

— Вот только один момент, — модератор слегка притормозила его врага и щелкнула пальцами.

Федька тут же для себя решил что эта тетка точно фея — после её щелчка его будто живой водой омыли — сразу пропала вся боль в истерзанном теле, да и само тело как бы сжалось? Любопытство опять оказалось сильнее всего — подняв руку к глазам Федька с удивлением увидел свою обычную мальчишескую кисть и тонкое предплечье, весьма далекое от той перевитой мышцами конечности что была у него ещё миг назад.

Облегчено вздохнул — боль больше не мешала вдыхать полной грудью — и попробовал сесть — не хотелось умирать лежа, даже в игре. Но тут вновь обретенное тело подвело, и Федька, просто посмотрел в глаза замершему с ножом в руке "Сочувствующему".

Мужик выглядел плохо. Костяшки на руке, сжимавшей оружие, побелели, у него заметно дергалась щека, а глаза были совершенно сумасшедшими:

— На жалость давишь, с-сука!

"Какие же красивые у неё ресницы! Особенно когда она их прикрывает, пряча жалость во взгляде".

— Эх, разведчик! Не догадался. Или не хотел догадываться?

"Сочувствующий" дернул щекой, сплюнул и крутанувшись на каблуках побрел сквозь кольцо расступившихся товарищей. Модераторша облегченно вздохнула, подмигнула обалдевшему Федьке и вдруг оранжевый "ярлычок" над её головой сменил цвет на темно-синий. Тут, хотелось сказать: "все дружно ахнули", но это не соответствовало действительности — компания собравшихся закономерно умела держать себя в руках. Однако, по вытянувшимся лицам и тому, как резко стало вокруг пустовато, (только "Рыбоглазый" остался на своем месте, но тоже внутренне натянулся как тетива на арбалете), Федька понял, что происходит что-то неординарное.

— А куда это Вы собрались? Я бы попросила Вас, молодой человек, остаться и прояснить пару спорных моментов лично и неофициально, — такой недавно милый голос теперь был полон ледяной вежливости. Убийственной вежливости.

"Сочувствующий" втянул голову в плечи, будто на него с неба упал пыльный мешок, но нашел в себе силы кивнуть, не оборачиваясь. Дескать — "согласен на лично и неофициально". И резко повернулся, отправляя в полет сразу несколько стальных рыбок.

И тут до Федьки дошло что всё таки он в игре. Потому что в не в игре самая тренированная женщина всё же уступает в силе и ловкости мужчине, а летящий нож невозможно отбить голой ладонью. Да ещё с таким звуком будто сталь столкнулась минимум с костью. Но, тем не менее, отраженное лезвие воткнулось прямо перед ногой, а когда мальчик отвёл от него глаза, оба "поединьщика" уже не двигались.

"Модер" стояла спиной, отведя в сторону кисть, а на её кулачке висел "Сочувствующий", сложившись пополам и выпучив глаза.. Мозг привычно дорисовал картинку — шагнув в сторону женщина оставила на месте кулачок, на котором и повис крепкий, да ещё и наряженный в броник мужик — легкий тычок женской руки "на раз" погасил всю энергию его броска. Такое возможно только в игровой динамике, когда сходятся очень различающиеся по уровню игроки.

В реальности для такого фокуса "барышня" должна была весить килограмм триста и иметь габариты если не гигантопетака, то сумоиста. Тут модерша, прервав Федькины размышлизмы, убрала кулачок и "Сочувствующий" прилег в травку, свернувшись в позу эмбриона.

— Вот только не надо мне тут провинциального театра, — насмешливо сказала женщина, быстро отступая от поверженного противника. — "Не верю" что не умеешь блокировать боль и в реале, а уж в виртуальном мире...

Тут скорчившаяся фигура резко прыгнула вперед, а Федька чуть не отбил себе грудь отпавшей челюстью — горизонтальный бросок-полет больше чем на пять метров из положения лежа! Да такое показывают только в дешевых китайских боевиках.

Но вся прыть пропала даром. Модерша легко отбила один удар и уклонилась от другого. Некоторое время они танцевали, и этим вихрем стоило полюбоваться — разведчик работал сразу двумя ножами умело комбинируя режущие удары с колющими, женщина легко уклонялась или отбивала высверки лезвий голыми руками. И каждый раз раздавался тот самый костяной стук.

Кажется, она специально издевалась над противником, показывая всю бесполезность его попыток, а тот прекрасно это понимал и "вёл" свою партнершу в определенную точку пространства. Федька даже понял куда именно, но только успел открыть рот для предупреждения, как стоявший до того столбом "Рыбоглазый" буквально взорвался движением, атаковав сбоку.

Дальнейшее глаз зафиксировать просто не успел... или мозг не смог поверить в увиденное. Но Федьке показалось, что на ноге модерши возник лишний сустав... или это колено умело сгибаться в направлении, непредусмотренном природой?

В любом случае "ответ" получился настолько быстрым, что глаз за ним не успел — будто конь лягнул. И чрезвычайно тяжело... будто конь лягнул. "Рыбоглазого" буквально унесло с места на несколько метров и уронило на грунт уже поломанной куклой (оба ножа и ботинки при этом упали в траву там, где он стоял в момент удара).

— А вот нефиг! — задумчиво прокомментировала модерша произошедшее. Тело неудачника-нападавшего содрогнулось, выплеснуло изо рта немного крови и растаяло. Выгоревшие брови на женском лице нахмурились, сойдясь на переносице:

— Ладно, с этим потом разберемся... — прокомментировала взятый фраг, и обернулась к прежнему противнику. Тот всеми силами пытался наколоть её глаз на остриё, но никак не мог сдвинуть его на два оставшихся сантиметра. И это несмотря на то, что женщина держала перехваченное лезвие всего двумя пальцами (указательным и средним) будто палочку в китайском ресторане.

— А чего это я собственно не в свое дело лезу? — поинтересовалась она риторически, ломая лезвие возле гарды теми же двумя пальцами. — Тут и так есть кому показать, где раки зимуют.

— Эй малыш! — Модерша беспечно повернулась боком к переводящему дух противнику и накинула себе на голову капюшон. У Федьки тут же зашевелились волосы на затылке — под тканью отчетливо зажглись два огонька в тех местах, где положено было быть глазам, — Вставай да и покажи, что легко обижать только связанного.

Огоньки вдруг замигали, а потом начали менять темп — правый все больше замедлялся, а левый — частил, сама темнота под клобуком тоже подернулась рябью и пошла кругами как вода. "Вокруг только тени", — всплыло в голове, и Фёдор поднялся с земли, попутно выдернув из земли воткнувшийся туда метательный нож.

Еще минуту назад непослушное тело обрело... нет, не силу — откуда она у тринадцатилетнего пацана? А какую-то гуттаперчевую гибкость. Он был совершенно уверен, что сможет изогнуться назад так, что голова пройдет между колен. Или пролезть в любую дырку, куда едва проходит голова. Спокойно вышел и встал напротив противника, хотя не так — партнера. Ведь что может угрожать резиновому человеку в пластилиновом мире? Ничего. А без ожидания боли любой бой превращается... в танец.

"Потанцуем?" — сами собой шепнули губы и, скривились от досады, заметил ужас в глазах напротив — "ну зачем же так, переживать? Это сковывает...". Первый шаг, второй, поворот — ничего сложного. Для того чтобы понять где будут руки — достаточно видеть положение ног. Ну и слушать музыку рассекаемого клинком воздуха.

Партнер был хорош, но зря он пытается вести — Фёдору от этого значительно проще держатся там, где нет его оружия: пропустить выпад мимо себя, поднырнуть, изогнутся или чуть подправить мах. Пытающийся навязать свою волю и ритм, тратит больше сил — гораздо проще подстроится под чужое движение. Но всё равно он хорош — продуманные и отточенные комбинации, немалый опыт, которого у Фёдора просто нет, и вот уже лезвие щекоча скользит по коже — это даже не больно, каучук — он плотный, его сложно даже поцарапать, не то что прорезать. Впрочем, не стоит подставляться под уколы, да это и несложно — не приспособлена анатомия человека под подобное движение: оно заранее видно по положению тела. Так что, и уклонится легко.

В материале партнера Федька не уверен, поэтому свои движения завершает проводя по телу обушком, а не лезвием. Но, тем не менее, "Сочувствующий" вздрагивает каждый раз так, будто его действительно режут. И потом движется скомкано, словно в ожидании боли — "не бойся, этот мир не настоящий. Тут ничто не в силах тебе повредить. Кроме тебя самого", — шепчут губы, но партнер не слышит, он — будто далеко-далеко.

И двигается уже гораздо медленней. Устал? Как можно устать в пластилиновом мире...? Бери его и мни, как тебе хочется. Почувствовав себя всемогущим, Федька смеётся и, отбросив бесполезный нож, начинает просто танцевать, словно мотылек вокруг лампы — не давая огоньку лезвия коснутся крыльев, но и не удаляясь — тут ведь так весело!

Жаль, конечно, что только ему... Он начинает двигаться быстрее, пытаясь показать как надо. Это ведь так легко! Не слышит... он скован собственной выучкой с раз и навсегда забитой программой и уже не в силах ничего изменить. Заключён тюрьму своего тела в момент, когда надо отринуть старые законы и навязать этому миру свои. Он ведь пластилиновый, он поддастся... Не слышит... грустно.

Грустно становится не только Федьке. "Сочувствующий" убирает нож и опускается на колени. По его щекам текут слезы, и мальчик останавливается, не зная, что ему делать — ведь было так хорошо как же кому-то может быть плохо? Такая несправедливость рушит всю картину мира, и крылья за спиной пропадают. Он просто стоит и сморит, как женщина обнимает рыдающего мужчину, будто ребенка и прижимает его лицо к своей груди. И даже чувствует странный укол — неужели это ревность? Впрочем, может и зависть...

Дальнейшее занимает немного времени — взмах рукой и, рядом с обнявшимися появляется пульсирующая радугой арка. Модератор спокойно нагибается и поднимает вцепившегося в нее проигравшего на руки, словно он трехлетний малыш, а не взрослый мужчина. Шаг сквозь радужную пленку, и арка исчезает, оставив Фёдора в непонимании — а дальше-то что делать?

Впрочем, пребывал он в одиночестве недолго — люди кругом. И этим людям тоже хотелось выговориться и как-то сообщить всем остальным своё мнение о произошедшем. На Фёдора обрушился вал внимания, сопровождаемый выкриками с мест и похлопываниями по разным частям тела. Особенно доставалось плечам и волосам. Последние норовил взъерошить каждый встречный. "Ну, даешь, пацан!", ".. как держался то...", "ты ещё свое испытание вспомни — смех...", "да уж, не до смеха было...", "орел, с таким можно и в разведку...", "ага, пусть подрастет тока...", "... а то в разведку можно, а по бабам нельзя!" — и дружное ржание.

Фёдор, стоял посреди этого тайфуна слов и не мог понять, что происходит. Ведь вокруг были враги, для которых он стал своим? В руки сунули кружку, — "на вон, хлебни должно отпустить...", а уверенный голос сообщил, — "а ну отвалили от мальца. Дайте мужику спокойно вздохнуть". Благодарно кивнув, мелкими глоточками выпил содержимое кружки, не чувствуя вкуса.

На последнем глотке понял, что вокруг стоит гробовая тишина. Отодвинул закрывающую обзор кружку и полюбовался на вытянувшиеся лица присутствующих. "Полкружки спиртяги глоточками... ", — ошалело присвистнули сбоку, "надо модера звать, это серьезно..." — прошептали сзади.

— А с чего вы взяли, будто он знает, что такое спирт и как его пьют? — поинтересовался низкий грудной голос, от которого Федька вздрогнул от счастья, а за спиной снова трепыхнулись крылья. А вот лица новых знакомцев сделались донельзя виноватыми.

— Идем малыш, нам надо о многом поговорить, — на плечо легла мягкая рука и ласково но уверенно развернула его в сторону переливающегося пленкой прохода.

— Эй малец! — негромко окликнули в спину, заставив оглянутся, — мы это... тут тебе по крупному задолжали. Так что если что — обращайся, как к своим.

Кивнув, что предложение понято и принято, Федька шагнул в радужный пузырь. И только одна мысль кольнула тревогой — очень уж сочувственными были взгляды у парней, оставшихся с другой стороны портала....

Глава 29. О сколько нам открытий чудных.

Мир за радужной пленкой ударил по органом чувств яркими красками и ощущениями. Если ранее мир был реальным... хм, пожалуй даже слишком реальным, то за границей портала... Наверно, человек начинает видеть мир таким после удаления катаракты — вместо цветных пятен и размытых контуров — яркие краски и невероятно четкие образы. И способность видеть разом вокруг сразу всё — полная картина вместо "подглядывания в замочную скважину".

Точно такое же "бельмо" словно сняли и с остальных чувств. Федька стоял на пологом склоне холма. Ниже, из подножия бил ключ, журчание которого звучало краше любой музыки. Цветочек, торчащий из травы в пяти метрах, благоухал тоньше самых дорогих духов, разливая в воздухе целую симфонию ароматов. И делал это, в отличие от творений парфюмеров, совсем ненавязчиво.

Из травы поднялась в воздух бабочка, и воздух запел под крыльями этого крохотного чуда. Федька замер в восхищении, наблюдая за феерией музыки и танца, соединенных в полет.

— Мир приветствует тебя, малыш.

Из травы поднимались всё новые кусочки радуги и спешили к холму со всех сторон. Их было так много, что воздух заставляли петь миллионы крохотных крылышек, а весь остальной пейзаж скрылся под струями ярких красок. От этой красоты Федьке почудилось, что вокруг бушует разноцветная метелица, что он сейчас умрет, задохнется, забыв, как дышать. Оставалось только зажмуриться, но волны дуновений миллионов крылышек прокатывались по телу, смывая боль и усталость, заставляя расслабиться даже самые мелкие мускулы. А внутри тем временем всё нарастала грозная и торжествующая мелодия воздушного водопада, своими завораживающими нотами по-новому укладывая что-то в голове.

Очнулся он, уткнувшись носом в мокрую ткань, обтягивавшую, надо сказать, выдающегося размера эээ... грудь, а по голове его, тем временем, гладила ласковая рука. Мир сразу пришел в норму: вьюга улеглась, стрекотали кузнечики, изредка выпархивая из травы, стремительными росчерками проносились над склоном птицы, выхватывая этих смельчаков что называется "на взлете", журчал ручеек. Странный и живой окружающий мир больше не сжимал Федьку в объятиях, но внимательно поглядывал на него через опущенные ресницы. Пришлось освобождаться от объятий, дарующих ни с чем несравнимое тепло и покой — мужчине не пристало предаваться телячьим нежностям, а уж тем более так откровенно проявлять слабость. Отпустили его, казалось, с сожалением и мудрой усмешкой, напоследок поцеловав в макушку, отчего решимость быть взрослым и суровым чуть не пропала вовсе.

— Я что — умер? Это рай? — поинтересовался Фёдор, пытаясь скрыть смущение и "незаметно" стряхнуть с ресниц лишнюю влагу.

— Это рекреационная зона, малыш, — произнес женский голос, от которого вдоль позвоночника прокатилась теплая волна, напрочь смывшая желание возражать и утверждать, что он совсем не "малыш". — Надо же где-то сбросить напряжение после боя и заново порадоваться красоте мира и тому, что ты жив.

Будто почувствовав его настроение, сзади прижалось мягкое тело, буквально растворив его в своем тепле и плавных изгибах. Вырываться из кольца охвативших рук не хотелось. Ум напрасно уверял, что это и не получится, если сама не отпустит — сердцу не прикажешь, а в данный момент оно не хотело вырываться, да ещё люто жалело, что и тетка и мачеха отнюдь не стремились к проявлению "бабских чуйств". А биологической матери он не помнил.

— В этом нет ничего искусственного, — тёплое дыхание шевельнуло волосы на затылке, и захотелось, чтобы эти мгновения длились вечно. — Приблизительно так воспринимают мир дети. Всем нам, взрослым и умудренным, очень хочется вернуться в детство, с его более зеленой травой и яркими впечатлениями. А уж после только что преодоленных трудностей и опасности — особенно сильно. Это тоже... способствует восприятию мира во всей его полноте. Поэтому после схваток все обязательно попадают сюда.

И правда. Наконец проморгавшийся Фёдор увидел у склона холма "старых знакомых". Группа споро разворачивала бивак — рядом с горкой рюкзаков расстелены коврики и на них сноровисто накрывалась "поляна", чуть дальше два мужчины успели снять слой дерна, и теперь в яме горел огонь, который скоро превратится в угли, а рядом стоял котелок с маринованным мясом.

Прямо на его глазах, под приветственные возгласы, "из воздуха" вышла еще одна группа и, споро составив оружие в пирамиду, да покидав рюкзаки в общую кучу, влилась в нарастающую радостную суету. Все присутствующие старательно не замечали две фигуры, стоящие в обнимку на склоне холма буквально в пяти десятках метров. Даже случайных взглядов не бросали.

Из нового "портала" метров за триста вдруг вывалилась настоящая стая из восьми оборотней и атакующим клином рванула к ручью, но никто не кинулся к оружию, напротив — приближающихся встречали десятки сочувствующих глаз. Оборотням явно крепко досталось — шкура на всех висела клочьями и была испятнана подпалинами, многие хромали, а то и вовсе держали лапы на весу, прыгая только на трех. Уши на крупных головах разодраны в лохмотья, а языки от усталости вываливались из длинных собачьих пастей, роняя капли слюны. Но тела были скорее человеческими, деформированными под волчьи конечности, чем по-настоящему звериными.

Атакующий клин приблизился к костру, теряя скорость, и ведущий самец бесцеремонно сунул лапу в котелок, выдергивая оттуда кусок мяса. Моментально его проглотил и отправился к ручью — запивать. Остальные члены стаи мигом организовали колонну по одному и спокойно дожидались своей очереди. Видно так устали, что сил на вроде как положенное выяснение отношений у них просто не было. Или это была не киношная стая? Возражения нашлись только у одного из "зрителей":

— Да чего ж вы сырое хватаете? — замер в растерянности от такого набега один из "поваров".

— Брось цепляться, им так надо. Видать рейд был еще тот... — ответил второй, забивая колышек под шампуры, — а как отоспятся, так и мясо будет готово.

И верно — оборотни проглотив по куску и запив его водой уже располагались на земле укладываясь вповалку меховым кружком, в центре которого на манер суслика торчал столбиком бдительный часовой. Зевая при этом во всю пасть так, что чуть не вывихивал себе челюсть. Перед глазами мальчика справа вынырнула изящная кисть, большой и средний пальцы громко щелкнули — "часовой" прямо посредине зевка завалился на спину и, мигом скрутившись в меховой клубок, задремал прямо на головах у спящих товарищей.

— Путь отдыхают, рейд у них вышел действительно еще тот — тут не до следования букве устава... — опять щекотнуло макушку дыхание.

Из нового портала тем временем вывалился с десяток "беговых" кошек, типа гепардов, в не менее потрепанном состоянии. Эти тоже направилось к костру где, солидно помахав когтистыми лапами в ответ на приветствия и налакавшись из ручья, образовали еще один "меховой коврик", совершенно не обращая внимания на сопящих рядом "собачьих".

С тяжелым топотом, от которого затрепыхались все внутренности, но почему-то совершенно без ожидаемого металлического лязга, прискакал отряд тяжелой рыцарской конницы. Эти, закованные в помятый и пожёванный металл башни, "уставу" следовали от и до, образовав в центре круг из копий, мигом соорудили шатер, в который почему-то потащили наковальню, жаровню и что-то похожее на гармошку. Через секунду из шатра начали доноситься звонкие удары по металлу.

— Из доспеха и так непросто вылезти, а уж если по нему долго и старательно лупили, пытаясь добраться до начинки... — пояснили сверху, Фёдор кивнул — из шатра показался первый освобожденный от скорлупы рыцарь, без доспеха это был заурядный среднего роста парень, лет двадцати трех, хорошо развитый, но без признаков ожидаемой гипертрофированной мускулатуры. Обтягивающий шерстяной костюм вроде спортивного, остроносые сапоги на ногах — свистнув, рыцарь бодро побежал в сторону, уводя за собой табун уже рассёдланных лошадей. Остальные его товарищи по одному заходили в шатер.

Тут, отвлекая внимание, из поднебесья рядом с костром плюхнулся настоящий дракон. Зашипев, выдернул у себя из подмышки обломок рыцарского копья и погрозил им в сторону "шатра". Стоявшие вокруг него фигуры так и остались неподвижными статуями, лишь лязгнули в ответ кулаками по нагрудникам. Дракон фыркнул, аккуратно сложил крылья и, свернув губы трубочкой, подул на костёр — дрова под его дыханьем моментально рассыпались на ярко красные угли, а повара кинулись нанизывать мясо на шампуры. Почти десятиметровая, вместе с хвостом, рептилия скептически посмотрела на шестнадцатилитровый котелок с мясом и превратилась в человека. Ну как в человека — покрытую бронированной чешуей двуногую фигуру ростом с мужчину, зато с костяным гребнем посреди головы, и торчащими из пасти клыками. Его тут же хлопнули по плечу (видимо по больному, потому что в ответ раздалось шипение, складывающееся в слова, которые разве что на заборах пишут), извинились и всунули пару пустых шампуров — давай участвуй, дескать, угли прогорают.

С неба беззвучно ударил световой столб, а когда Федька наконец протер глаза, на том месте, куда упал этот широкий луч, оказались три фигуры — две девочки-кошечки — нэки, таращащие на все происходящее глазки-блюдца, цеплялись за паренька видимо сторонника большего реализма или отыгрывающего неизвестную Фёдору расу. Больше всего он походил на смесь человека и кошки, даже шерсткой покрыт также, и на морде присутствуют более светлые пятнышки, лапы с когтями, зубы кошачьи, а вот хвоста нет — оторвали что ли?

В общем смесь характерная для фэнтези, да и двигается юноша грациозно, словно человек, а не нелепо — как вставшая на задние лапы кошка.

— Читтеры, — усмехнулись сверху, и ободряюще прижав Фёдора напоследок, — пойду встречу, пока они тут не поставили всё с ног на голову. Я быстро.

В затылок опять чмокнули, и женщина стремительно сбежала вниз по склону. Фёдор аж залюбовался удивительной грацией движения.

— Мама! Мама! — хором закричали девушки, забыв про всякую солидность, мячиками запрыгав вокруг модерши. — Смотри, какие у нас хвостики! И как мы умеем ими двигать, правда здорово?!

Парнишке видимо тоже хотелось подойти и обняться, но в то же время он всеми силами старался сохранить "взрослую" солидность. А через миг его колебания оказались роковыми — хвостики близняшек, которыми "они так замечательно владели", и раньше мотыляло из стороны в сторону, отражая внутреннее состояния хозяек, а теперь видимо амплитуда оказалась уж очень удачной. Попало замешкавшемуся кавалеру аккурат пониже пупка. Да-да, именно туда.

Выпучив глаза, отчего они стали ничуть не меньше блюдец его подружек, пострадавший прижал ушки к голове, а лапки — к пострадавшему месту и беззвучно открыл пасть. Во рту у него оказались приличного размера клыки, видимо "заходящие" за противоположные челюсти, и длинный язык который он вывалил в попытке сделать вдох.

— Ой, Зяблик! — две няшки дружно кинулись к кавалеру, а их "хвостики" совершили новое угрожающее движение, но тут модерша оказалась на высоте, моментально ухватив эти непослушные части тела. Что явно спасло страдальца от "добавки". Общими усилиями бедолагу усадили, тот только выпучивал глаза и пытался сделать вдох. Федька его хорошо понимал — ему тоже не раз перепадало хвостом, когда на Фагора вдруг находило радостное настроение, а уж "хвостики" девчонки себе соорудили на загляденье — в руку толщиной. С собачьими и не сравнить.

Понаблюдав за процедурой примирения в "межвидовой семейке", в ходе которого парнишку с двух сторон лизали в щечки и чесали за ушками в четыре руки, точно, как кошки: вот в роль-то вжились! Одна из девушек нацелилась было даже на пострадавшее место, но тут же получила подзатыльник от второй, вместе с красноречивым взглядом в сторону десятков заинтересованных наблюдателей.

Так что троица продолжила свои извинения, не выходя за рамки общественной морали. Федька испытал некое подобие белой зависти — смог же парень свести с ума девчонок настолько, что у них даже не возникло соперничества. Более прагматичный народ у костра начал заключать пари — через сколько времени троица удалится с глаз подальше и в какую сторону пойдет.

— Дети, дети...

Оп-па, замечтался, а модерша уже некоторое время стоит рядом. Правда смотрит не на него, а на троицу — в глазах счастье и гордость. Хм, а такие ли чувства должна испытывать мать при созерцании подобной картинки? У Федьки слишком мало опыта, чтобы ответить на этот вопрос.

— Называй меня Доктор или Хранительница. — Кажется его сомнения поняты несколько неверно. Или наоборот?

— "Доктор", значить — а соответствующее научное звание у вас поди тоже есть? А вокруг у нас видимо палата или целая клиника? — разогнавшись Фёдор прикусил язык, если еще минуту назад казалось, что способность трезво мыслить к нему вернулась, то после собственного спича эта уверенность была здорово поколеблена — надо было молчать в тряпочку!

— Дети-ёжики. Какой прекрасный возраст, чуть что — иголки в стороны. А иголки-то мяконькие... — Хранительница с улыбкой Джоконды потрепала Федьку по макушке. От первого движения он отшатнулся, но на второе уже не хватило духу — хотелось свернутся клубочком и замурлыкать. Только пусть еще погладит. — Ничего, еще затвердеют.

Даже с некоторой грустью в глазах женщина убрала руку:

— Умный мальчик. Только я психолог, а не психиатр, — подмигнула и улыбнулась, показывая, что не сердится. — А вот научное звание действительно есть — член-корреспондент, пожалуй.

Хранительница присела на склон холма рядом и обняла мальчика за плечи, притянув к себе и взъерошив волосы.

— Вот в главном ты совершенно прав — все, кто здесь есть, так или иначе не избежали моего профессионального внимания... — и, когда он уже подумал, что продолжения не будет, добавила: — И помощи. После некоторых событий... словом, пришлось всё бросать и начинать заниматься ПТСР.

"Посттравматическое стрессовое расстройство" — вспомнил Федька. В их семье эти слова не были отвлеченным термином, — "или посттравматический синдром, вьетнамский синдром, афганский — если вспоминать древнюю историю... А так, после каждого нового "события" вроде проигранной войны, у этого явления появляются новые имена. Теперь вот выходит есть "прерианский"... сходится. Но это-то как раз и подозрительно".

— Что-то непохожи они на людей, опустившихся и спившихся в попытке успокоить свою совесть. — Задумчиво сказал мальчик, окидывая взглядом лагерь.

Запах жарящегося мяса вызывал урчание в желудке. Молодежь веселилась и перебрасывалась шуточками. Те, кто постарше, видимо успели опрокинуть по рюмочке и теперь вели неспешные беседы. Особенно сюрреалистической выглядела парочка — командир разведчиков и вожак оборотней — устроившаяся за шахматной доской, на которой вместо фигур стояли налитые стопки. Там явно шел интенсивный культурный обмен.

— Больше похожи на людей, крепко уверенных в нужности своей работы и не испытывающих в отношении этого особых эмоций, — завершил мысль Федька, непроизвольно скрипнув зубами — боль скрутила голени, достав аж до позвоночника.

— А при чём тут вообще совесть? — Ответила ласковым голосом Хранительница, поднеся к ногам мальчика раскрытую ладонь. Рука её засветилась мягким светом, и скручивающая ноги судорога сменилась теплом и успокоением. — Сознание, а тем более названый тобой его модуль, не имеет никакого отношения к этому расстройству психики.

Прислонившись к теплому и непередаваемо мягкому боку, Федька вместе с волной благодарности почему-то ощутил и прилив коварства:

— Думаю у вас наверняка есть теория, объясняющая это...

— И к тому же с немалым успехом применяемая мной на практике, — скромно продолжила женщина.

"Бинго!" — Федька не знал, радоваться ему или испытывать к себе чувство брезгливости. Потому искренне радовался — это приятнее. В своё время отец его учил: "Совершенно любого человека можно заставить рассказать что угодно. Достаточно просто спрашивать о том, что ему интересно. В этом собственно и заключается весь секрет — интерес спрашивающего тоже должен быть искренним. Это сложно", — как оказалось, такой простой и наивный прием безотказно работает и против на порядки лучше подготовленного человека. И теперь ему будут, что называется, вещать.

— Всё дело в том, что жизнь порой заставляет человека действовать противоестественно. Хотя и мирная жизнь — отнюдь не сахар в этом плане, но особенно часто такое бывает всё же на войне. Более противоестественное занятие сложно придумать — человеку положено стремиться сохранить свое здоровье и жизнь — это инстинкт, заложенный до рожденья и подкрепленный болью в личном опыте. Но есть и другой инстинкт, он заставляет отдельную особь жертвовать собой ради других, ради сохранения потомства, не только своего, но и чужого. Этот инстинкт — назовем его условно "альтруизм", или "инстинкт сохранения рода/вида" — не менее могущественен, вот только поддерживается он уже воспитанием и обучением. Думаю, ты и так знаешь, что каждый мальчик — будущий мужчина и защитник своей семьи и родины. Проявляет это и закон о всеобщей воинской обязанности, и престиж военной службы.

И вот на войне два этих базовых инстинкта входят в кардинальное противоречие. Возникает стрессовая ситуация. Стресс — это когда инстинкт требует выполнения определенных действий, но сама возможность действия заблокирована: или физически, или императивами другого инстинкта. Такое состояние опасно само по себе — если в нем находиться долго, то можно умереть или нанести необратимый ущерб здоровью. — Хранительница сделала паузу, а Федька кивнул. В сказанном для него действительно не было ничего непонятного.

Опыт с крысом, сидящим в одной клетке — за стеклянной перегородкой с мелкими дырками (для прохода запаха) — с голодной кошкой, им показывали. Если крыс имел возможность отбежать подальше в угол, то он некоторое время дрожал от страха, но видя, что никто его не ест, постепенно наглел, принимался расхаживать по клетке и внаглую трескать сыр на глазах возмущенного кота. А вот если ставилась специальная перегородка, не дававшая крысу шевельнуться, то дело приобретало другой оборот — подергавшись в тщетных попытках убраться от опасности, крыс терял всякую связь с реальностью и вообще переставал на что-либо реагировать. Приходилось поднимать центральную перегородку и кормить кота — не пропадать же добру.

— Такое возможно, только если императивы обоих инстинктов близки по силе. Но в том-то и дело, что мало кто от природы имеет сниженный порог самосохранения — такие особи банально отсеиваются естественным отбором. Увы, но люди с превалированием альтруистической мотивации тоже отсеиваются, но уже отбором социальным. Решение, разумеется, было найдено — дисциплина. В состоянии стресса человек вполне способен выполнять определенные действия с минимальным участием сознания — приказы, если по-простому.

Только до этого необходимые действия должны быть заучены до уровня условных рефлексов. К сознательному анализу и принятию сложных решений подготовленный таким образом человек, разумеется, не способен. Научили колоть — будет колоть, научили стрелять — будет стрелять. Именно поэтому в бою в первую очередь стараются выбить командиров противника — в реальном сражении, в состоянии настоящей опасности, человек даже знакомый приказ, отданный незнакомым голосом, может не воспринять. И подразделение превращается в толпу. Готовую, как к паническому бегству, так и к такой же безудержной и самоубийственной храбрости — смотря что возобладает в этот момент. Но толпа всё равно останется толпой — к осознанным действиям она не способна.

Федька опять кивнул и щекой почувствовал заинтересованный взгляд. Кажется, в этом месте ему следовало начать возражать и рассказывать, что храбрость — есть качество личности, а не внешних обстоятельств и палки инструктора. Но в том и дело, что изложенное не слишком отличалось от того, чему его учили... дома и в школе. Да и самого себя он считал не слишком смелым. Скорее согласился бы с утверждением, что каждый раз пугается настолько сильно, что вообще перестает испытывать не только страх, но и остальные эмоции. Отчего действует исключительно рассудочно.

— Со временем те, кто уцелел, накапливают опыт и вырабатывают особые защитные механизмы. Вот здесь-то и подстерегает ловушка: воспринимая мир в состоянии адреналинового флёра, человек максимально старается сохранить ясность мышления, "отбрасывая" мысли и чувства, которые напрямую не способствуют выживанию. Заменяет, так сказать, подавленный опытом и гормонами инстинкт самосохранения рассудочной деятельностью. Активно "вытесняя" в подсознание всё, что в текущий момент может помешать выжить.

Но действие против собственной природы имеют свою цену. Вместе с "лишней" информацией в подсознание сбрасываются сильнейшие эмоции, тем самым буквально вырывая куски собственного "я" из души. Например, в обычной ситуации, человек, узнавший о смерти друга, испытает массу сильных чувств — горе, обиду на судьбу, одиночество. Под их давлением он будет стремиться выполнить какие-то действия — вспоминать ушедшего, помогать его семье или переосмысливать собственную жизнь. Всё это растягивается во времени, с которым многое негативное уходит, оставляя только светлые воспоминания. В конце концов весь жизненный опыт говорит — человек смертен. Нужно лишь время, чтобы с этим смириться.

А вот в бою времени нет. И видя падающего друга, боец будет анализировать новую опасность и прикидывать (и выполнять) действия по её нейтрализации — подавить огневую точку, укрыться, доложить командиру. Все остальные переживания — потом, после боя, до конца которого надо ещё дожить. А потом он будет удивляться собственному бездушию и мучиться чувством вины — ведь все сильные эмоции уже вытолкнуты из сознания и не спешат возвращаться назад. И пришло понимание, что они должны быть с тобой, как и ощущение собственной неправильности.

Чем больше таких эпизодов, чем сильнее происходящее отличается от имевшегося раньше опыта — тем больше кусков души уходят в подсознание, оставляя за собой зияющие раны. Они мешают испытывать сильные чувства — человек теряет способность радоваться жизни, несмотря на то, что на войне сильнее всего старался именно выжить. Он не может заводить дружеские отношения — все его друзья остались в прошлом, а те, что сейчас живы — отдаляются и становятся чужими. Он испытывает чувство вины перед погибшими, не понимая, почему остался жив — эта информация тоже сброшена в подсознание, но мозг всё равно пытается вытащить её наружу, причиняя дополнительные страдания. Потому что память раз за разом извлекает из своих хранилищ самые жуткие эпизоды из прошлого.

Ведь обработка критических ситуаций и анализ оптимальности действий — важнейший фактор выживания. И человека начинают посещать спонтанные воспоминания — звук, запах, вспышка. Любое событие может сыграть роль спускового крючка, вытаскивающего наружу то, что происходило, порой, десятки лет назад. И заставить пережить эти кошмары заново, вместе с испытанными тогда чувствами — десятки, сотни раз. В снах и в галлюцинациях наяву.

Со временем раны всё же зарастают, а воспоминания блекнут. Так случается, если жизнь вокруг убеждает, что все понесенные потери и пережитый ужас были не напрасны. Человек меняется, но живет дальше без груза прошлого. Но вот если война проиграна... Тогда количество потерявшихся между жутким прошлым и серым настоящим увеличивается в сотни и тысячи раз.

Такие люди ищут забвения в наркотиках и алкоголе, но не находят его. Наиболее сильные стараются пережить всё заново, чтобы вытащить наружу воспоминания, не дающие им существовать...

Фёдор давно сообразил, что понимает очень малую, и возможно незначительную часть информации. Все же медицинская терминология — она не для ученика средней школы, а при "переводе" многое теряется, и хорошо если не суть. Но последняя фраза вызвала некоторое переключение в мозгу:

— Вы проводите моделирование ситуаций схожих с травмирующими в надежде что зацепится тот самый "крючок", и нужное само всплывет в сознании? Ведь весь этот мир, его реализм — он как раз для этого и предназначен! — выпалил Федька, не в силах сдержать в себе такую простоту найденного им решения.

— Умный, малыш... — рука опять взъерошила волосы, но в этот раз не вызвала прилива щенячьего восторга. В душе мальчика, казалось, всё заледенело:

— А почему тогда сюда пустили меня? Я что — тоже...?

— Почти наверняка — нет, — спокойным и уверенным голосом ответила Хранительница, но в её словах еле уловимо мелькнул некоторый подтекст, второй слой. — У детей и подростков практически нет барьера между сознанием и подсознанием — с разной скоростью течения личного времени. Они как бы... живут здесь и сейчас, что ли. Потому и псих травмы у них другие, да и просто взросление тела и изменение социального положения, активное формирование личности — всё это не дает почвы для возникновения подобного синдрома. Так что я сильно удивилась, когда ты вообще заявился в эту группу.

— Значит... — Федьке казалось, что у него внутри застряла ледышка и теперь холод пробивается наружу, заставляя леденеть губы. — ...значит я тут ни причём, но тогда...

— Да, малыш, — рука видимо хотела погладить по вихрам, но так и зависла в нерешительности, — я тебя подставила. Ты мне очень сильно помог с одним пациентом — я уже не знала, что еще сделать, чтобы зацепить его "крючок". Точнее просто не догадывалась, где он.

Видимо — это и называется "гора с плеч". Федька прочувствовал, как внутри быстро тает кусок льда, и провел полную ревизию своего отношения к ситуации. С удивлением обнаружив, а точнее — совершенно не обнаружив у себя никаких претензий. Его глупость и наглость использовали, чтобы сделать доброе дело и сшить чью-то разорванную в клочья душу? Ну так это просто значит, что его приняли как взрослого, безо всяких скидок на возраст. Жизнь — она вообще штука сложная, и тут не в игрушки играют. А что он думал несколько по-другому — так сам дурак. И прилетело за дурость тоже по-взрослому.

Селяви!

Глава 30. Вопросы о главном

Покатав в голове приятную мысль о наступившей взрослости: "Всё верно, вон ведь и разведка не как с сопляком говорила. Да и Хранительница правду рубанула в глаза -не стала ему врать", — мигом решил воспользоваться ситуацией — обхватил рукой талию, да прижался головой к мягкому. Над головой раздался вздох — кажется сегодня "камень с души" упал не только у него, после чего его щелкнули по носу, а Хранительница вскочила, легко вывернувшись из объятий:

— Ладно, раз все точки нал "и" расставлены и взаимопонимание установлено, то перейдем к вопросу о компенсации. — Докторша, начавшая весело и задорно, вдруг резко посерьезнела. — Спрашивай!

— Любой вопрос? — в такую лафу Федьке совершенно не верилось, где-то тут была ловушка. Наверняка.

— Совершено любой! — решительно тряхнула головой Хранительница. — А вот насколько глубоко смогу ответить... Но я буду стараться. Так что — не прогадай!

— Есть ли жизнь на Марсе? — Ляпнул Федька первое, что пришло в голову, закружившуюся от перспектив.

Хранительница на пару секунд подвисла от такого вопроса.

— Теперь есть! — ехидно ответила она ему, и заговорщицки подмигнула, глядя на его расстроенную физиономию, говорящую: "Как же я не подумал?!", — но если не принимать во внимание населения станции "Прима" и экспедиции "Купол", а ставить вопрос об сохранившихся аборигенных формах жизни планеты... Слушай, тебе точно нужен ответ на этот вопрос? А то ведь комплексная экспедиция нужна, а она найти ответ может хоть завтра, а хоть и через три сотни лет.

— Да не особо, — разочарованно протянул Федька.

— Ну и зря! — еще ехиднее заявила Хранительница, — мог бы пожить лишних пару сотен лет. Сам понимаешь, собрать такую экспедицию совсем не минутное дело, да и сами исследования — вещь не быстрая — пришлось бы озаботится, чтобы ты лет до трехсот дожил, — и заговорщицки подмигнула, вредина такая, а у Федьки чуть душа не оборвалась — не врёт ведь. Но и не договаривает. Например, а вдруг дожидаться результатов пришлось бы в криогенной заморозке?

— Не, не стоит, — протянул мальчик, — на Мелкую ведь такое долгожительство не распространяется?

— Умный малыш, — рука опять прошлась по волосам и даже почесала за ухом, отчего Федька просто обалдел, — умеешь слушать музыку. Так, глядишь, скоро и танцевать научишься.

Сердце ухнуло в пятки, очень уж прозрачный был намек: "Когда танцуешь с Дьяволом — слушай музыку", — но язык опять отработал быстрее головы:

— Вы -демон? Почем нынче души?

А смеялась Хранительница заразительно, совсем не солидно, зато искренне.

— Души, как и всегда — даром. Их люди сами губят, никакой необходимости покупать нет, насколько я знаю. Что до первого вопроса, — на лице опять появилась улыбка, — то лучше задай другой, а то заблудимся мы в этих дебрях. Оно нам надо? Спрашивай лучше то, что тебя по-настоящему волнует.

"Что волнует? А это мысль!"

— Хорошо. Почему у нас с Мелкой... — изложение вопроса длилось довольно долго. Некоторое время Хранительница просто выслушивала его путанные объяснения, потом сама начала задавать вопросы. К концу беседы Федька понял, что выболтал не только то, чего не собирался говорить, но и даже то, о чём раньше никогда не задумывался.

— Резюмирую: у тебя следующая проблема — несмотря на то, что она тебе нравится, как человек и как девочка, никакого влечения, кроме душевного, ты к ней не чувствуешь, и волнуешься, почему никакой сильной реакции на особу противоположного пола тоже почти никогда не наблюдается. Так?

Оставалось только смущенно кивнуть.

— Знаешь, — задумчиво протянула Хранительница, — я ведь не семейный психолог...

"Вот блин, опять облом", — мелькнула паническая мысль.

— ... но ничего сложного мне тут не видится! — неожиданно повернулся разговор, аж как-то даже обидно стало от осознания тривиальности собственных проблем.

— Немного наводящих вопросов — вы ведь друг друга без одежды видели?

— Ну да... когда купались. И в бане, и в озере...

— И?

— И ничего... почти.

— Да я не о том — вы ведь совершенно друг друга не стеснялись. Не смущались не краснели. Так?

А вот с этого ракурса Федька на ситуацию глядеть не пытался, а что — выходит надо было?

— Так.

— Ага. Ну, тогда всё более-менее понятно, — Хранительница покачалась с пятки на носок, видимо подбирая выражения. — Понимаешь, для формирования влечения... в смысле физиологического влечения, важным фактором является наличие некоторой недоговоренности, некоторой тайны. Слишком велика в этом процессе роль воображения и степени идеализации партнера. То есть желание должно просыпаться от одного намека, от мелькнувшего из-под одежды чуть большего, чем обычно видно. Или от просветившего платье солнца — воображение мигом дорисует нужный "идеальный" образ. А вот если всё и так ясно — воображению просто негде развернуться. Всё и так понятно. И от идеала далеко. Собственно, поэтому столько табу в этом вопросе, да и женские наряды, при всей их откровенности, всегда оставляют место для воображения. Это целое искусство.

Федька потрусил головой — вот те раз, выходит своей поспешностью и любопытством они больше навредили себе — не дали развиться желанию? Вот засада-то!

— А вы еще и "предназначенные друг для друга" и, как ни странно, от этого делается только хуже. Как ни хороши картинки и фильмы в визорах, — Федька густо покраснел, но Хранительница продолжала лекцию, не обращая внимания на пациента, — но любой понимает, что жизнь далека от экрана, а вот самому и в первый раз... Да. И интимная близость далеко не самое важное, гораздо важнее близость духовная. Всё это дает немалый повод и для волнения, и для воображения, и для идеализации. Ведь принять партнера целиком не в состоянии даже любящий человек. Любят-то как раз обычно некий образ, а не живого человека. И замена идеала на понимание и приятие реального характера — процесс длительный и далеко не всегда успешный.

С "предназначенными", всё наоборот. Это редкий случай действительного совпадения, и каждый в такой паре даже не понимает, а чувствует — по-другому и быть не должно. И никаких сомнений или волнений, в том числе и стеснительности, у них нет.

Хранительница замолчала и задумалась, что-то сопоставляя, и разволновавшийся Федька всё же решился на вопрос:

— И ничего нельзя поделать?

— Да фигня вопрос! — отмахнулись она от него, продолжая ковырять носком берцев нереально зеленую траву, но увидев вытянувшуюся физиономию пациента, Доктор всё же снизошла до пояснений: — Проблема реально не новая. Например, в ситуациях, где у мальчиков всё время перед глазами обнаженное женское тело...

И увидев выпученные глаза собеседника, рассмеялась:

— Да в балетной школе, скажем — все эти поддержки, тренировки в трико. Так вот, в этом случае механизм формирования влечения переходит со зрительного восприятия на уровень условно-рефлекторный, да и всё.

Оставалось только тряхнуть головой, чтобы мысли улеглись. Действительно — всё просто "условно-рефлекторно", бац! И в дамки. Вот только понять бы — о чем вообще сейчас говорили-то, а? Впрочем, бросать на полпути объяснения было не в характере Доктора.

— Что такое эрогенные зоны знаешь? — буквально пятью словами Хранительница смогла поставить Федькины мозги на место. Вот только при виде его энергичных кивков головой брови собеседницы почему-то сошлись к переносице, — ну и где же они по-твоему у женщины?

— Ну так это... там! — выдавил Федька, полыхнув ушами.

— Хм. До "там" — это ещё нескоро, и спешить не следует. А поближе чего знаешь?

И заметив смущение, посмотрела серьезно:

— Тогда запоминай. Прежде всего — это губы, и в меньшей степени — щеки, веки. Когда женщина испытывает желание, губы от прилившей крови меняют цвет и форму. Эти изменения, к слову, также говорят о гормональном балансе и приближении времени для зачатия. Подобного рода сигналы мужчинами считываются подсознательно и сильно влияют на привлекательность женщины в ваших глазах. Отчего с очень давних времен применяется имитация этих сигналов.

— Губная помада! — хлопнул себя по лбу Федька.

— Ага, как и весь остальной макияж. Но есть и обратная связь — воздействуя на эти места, можно также стимулировать половое возбуждение.

— Поцелуи? — сколько нового оказывается скрывается за всем известными вещами.

— Именно! Собственно, поэтому людям доставляют удовольствие поцелуи. Еще важная зона — район уха.

— Женщины любят ушами! — выдал Федька прописную истину и тут же стушевался под жалостливым взглядом.

— Хм, боюсь в этой поговорке речь скорее идет об ещё одной стадии ухаживания, которую вы тоже выпустили... Во всяком случае, постарайтесь говорить вашей избраннице на ушко что-нибудь приятное, перед тем как переходить к более тесному контакту. Слова тут не сильно важны, главное то, что думаешь, когда говоришь их.

Кажется, сегодня день сюрпризов — женщины что, сплошь и поголовно телепаты? Нет, его Мелкая — точно, но выходит, что и остальные тоже? Вот это засада, а мужики-то и не в курсе!

— Так от уха переходим к шейке, плечам и прочему — здесь все индивидуально, поэтому надо просто двигаться и следить за реакцией.

На некоторое время Докторша опять выпала в астрал, но относительно быстро вернулась назад:

— Точно! Это вполне может помочь. Я про тайные отношения, которые совсем не тайна. И про то, как заставить вас, ребятки, чувствовать смущение — надо просто заниматься этим на глазах у других.

Теперь в астрал вышел Федька. А с другой стороны Докторша была совершенно права — от одной мысли, что они с Мелкой, да у всех на глазах... ну, это... поцелуются по настоящему (дальше этой крамольной мысли воображение идти отказывалось), так вот — от одной этой мысли явно обозначилось шевеление. И не только надежды в душе.

— Ага, — кажется, от профессионального взгляда ничего невозможно укрыть, но Хранительница довольна, — ведь есть еще одна-очень чувствительная зона, на которую можно воздействовать, совершенно не нарушая норм самой строгой морали!

Кажется, у Федьки глаза стали оловянными — такого поворота он точно не ожидал. А ведь, чего греха таить, считал себя весьма подкованным в этом вопросе. Но что же это за эрогенная зона, которую можно ласкать при всех и везде, не вызывая порицания? Разве что ухо... да и то, если шептаться, например, в опере — запросто можно получить по шее.

Но от таких сведений, он бы точно не отказался — это ж какие перспективы! И Мелкая будет в восторге — есть в ней нечто такое... авантюрное.

— Это рука.

Федька тряхнул головой, он точно не ослышался?

— Эх, молодой человек, забыты находки старой галантности. А ведь на самом деле дамы протягивали ручку для поцелуя не просто так. И, кстати то, как это делалось — очень четко характеризовало отношения. Например, незнакомый, или не слишком приятный человек мог рассчитывать только на руку в перчатке. А вот рука без нее — это было уже серьезно. Просто на кисти очень много приятных мест, но расположены они не равномерно. Вот смотри.

Фёдор с волнением взял в руки протянутую кисть. Что сказать — изящная ручка, и привычные мозоли от рукояти оружия её совсем не портят. У Мелкой уплотнения практически на тех же местах, только ладошка не в пример меньше. Но тут Хранительница решительно ухватила его второй рукой за палец и начала показывать.

— Смотри, на наружной стороне кисти наиболее чувствительны разве что места между пальцев — собственно именно поэтому ладонь обычно подавали наружной стороной и либо держали ладонь плоско, а пальцы сжатыми, либо все же пальцы сгибали, позволяя мужчине коснуться губами... ага, именно здесь. Внутренняя сторона ладони гораздо более богата на рецепторы, поэтому ладонью вверх — руку протянуть могли разве что любимому мужу. Запястье вообще под вопросом и требует осторожности — там рецепторов ещё больше, но может быть уже слишком сильно, или просто щекотно, а это способно перечеркнуть все достигнутые ранее успехи.

Обращаю внимание на ещё одно место — весьма чувствительна боковая поверхность пальцев. Можно просто взять вашу избранницу за руку и не спеша прижимать или поглаживать её пальчики с боков своими... На мужчин это кстати тоже действует, пусть и в меньшей мере, так что любая минута вместе может быть проведена не без приятственности. Даже если не искать уединения и энергичных движений.

— Эээ... а сколько времени нужно... ну чтобы...

— Часа два.

— Сколько?!

— А куда вы, собственно, торопитесь, молодой человек? — Голос Хранительницы звучал насмешливо. — У вас вся жизнь впереди, и не стоит нестись вперед, перепрыгивая через ступеньки. Настоятельно рекомендую делать следующий шаг, только достигнув совершенства в предыдущем упражнении — ваша избранница вам только спасибо скажет. Поверьте, на её долю выпадает достаточно много трудностей, чтобы ценить моменты счастья.

После такой отповеди оставалось только взять... эээ, наглядное пособие, и начать отрабатывать упражнение со всем тщанием. Впрочем, через миг Федька позабыл обо всем на свете — по спине пробежали ледяные мурашки, и он понял, что за спиной у него кто-то стоит. Опавшая на траву спереди черная тень убедила в реальности, и совсем не прибавила оптимизма. Губы Хранительницы тоже сурово сжались.

— Не стой за спиной, — бросила она.

Неизвестный под странное шипение спокойно сделал четыре шага вниз по склону и предстал во всей красе. Черная фигура в ниспадающем плаще. На голове странной формы шлем, естественно тоже черный. От всей фигуры веяло мощью и эмоциональным холодом. У Федьки аж волосы на голове зашевелились, и он вцепился в руку Хранительницы как утопающий в соломинку. Хотя было совершенно непонятно, что его так напугало — ну явился игроман в черном глухом шлеме, ну стоит... дракон и тот на морду будет пострашнее, а вот поди ж ты.

Тут неизвестный поднял кверху руки в перчатках (тоже черных, разумеется) и поднял вверх переднюю часть шлема. Легче не стало. Зрелище было откровенно жуткое — совершенно безжизненные лицо и взгляд. Такие могли быть у статуи, но даже у них не бывает такого "пустого" выражения. А здесь полностью расслабленные лицевые мышцы. Не так, как у клинических идиотов, по-другому. Но от этого не легче.

— Посмотрел? А теперь иди, поиграй с братом. Потом поговорим... — Федьке наверно показалось, но в голосе Хранительницы прозвучала... нежность?

Так или иначе, но этот ужас послушался и, развернувшись, потопал в сторону недавней троицы. Девочки-нэки опять прыгали мячиками, а парнишка приветственно делал лапкой, предусмотрительно держась подальше от их хвостиков. Неужели они рады этому лишённому эмоций существу?

— К-кто это был? — голос почти не подвёл, но, кажется, на это не обратили внимание.

— Минька-то? Это тот самый случай, когда сапожник без сапог... — Хранительница щелкнула пальцами, и жуткая фигура превратилась в тощего десятилетнего пацана с перепутанными русыми вихрами, который удалялся от них гордо и независимо держа голову, при этом шмыгая носом и обиженно, совсем по-детски оттопырив нижнюю губу.

— Понимаешь, все знания психологии при общении с родными не действуют совершенно. Точнее, для их применения нужна некоторая отстраненность, а когда имеешь дело с собственным ребенком... У нас теперь сложный возраст. Детей всегда привлекают мамины вещи, но мои-то игрушки живые... пришлось объяснить, что их нельзя трогать. А тут его ещё заинтересовало откуда дети берутся. Ты не сердись на него, ладно?

Вид смущенной и оправдывающейся непонятно в чем Хранительницы ошарашивал. А ещё сбивал с толку её взгляд, направленный на уходящего — полный странной смеси жалости, гордости и надежды. Для матери сын все равно самый лучший, пусть даже он умственно отсталый. Федька успокаивающе погладил её по ладони.

— Ты не смотри как он выглядит. Он очень быстро развивается последнее время. А эмоционально тоже, думаю, наверстает. Всё у нас будет хорошо.

— А что, он не знает откуда дети берутся? Или он инкубаторский? — ляпнул Фёдор, чтобы отвлечь от неприятной темы. И тут же пожалел о своем длинном языке. Но Хранительница, хоть и посмотрела странно, но совершенно не с обидой а скорее с удивлением.

— Да понимаешь, конкретно с ним не всё так просто. Не то, чтобы инкубаторский, но как-то у нас в семье всё с этим запутано.

Федька глянул на мальчишескую фигуру, прошедшую половину пути, потом на троицу и мысленно хмыкнул — а ведь они, выходит, все немножко родственники. Действительно "запутано", похлеще чем в греческих мифах.

— Вообще-то, "мамой" называют еще и свекровь. Если заслужила. Ну, или если есть желание подлизаться, — насмешливо сказали над ухом, а Федька слегка выпал в осадок от очередного сеанса чтения мыслей. Но тут мир преподнес еще один сюрприз.

Дело в том, что Минька-то ушел, а вот его тень на склоне холма — осталась. Федька уже давно косился на этот "глюк текстур", как вдруг тот пришел в движение, поднялся, превратившись в сотканную из мрака мальчишескую фигуру, которая тряхнула вихрами, приветствуя, и порысила вдогон ушедшему. Через пару секунд она хлопнула Миньку по плечу и к троице они подходили уже вдвоем и заметно веселей.

— А это кто?

— А это как раз его отец. Ну... некоторая его часть.

Оставалось только во все глаза пялиться на мирно беседующую странную семейку — два брата, один из них с двумя женами, и отец — все одного возраста... Действительно — здорово всё запутано.

Отстраненные размышления прервал вздох над ухом:

— Молодой человек... У вас вроде как невеста есть, и она наверняка уже все глаза выплакала, а вы тут старым теткам напоминаете о том, что не такие уж они и старые.

Оп-па, как-то он действительно забылся, а ведь всё это время чужую руку из своей не выпускал. Бросив косой взгляд на Хранительницу, Федька убедился, что результат его действий налицо — на щеках румянец, глазки блестят, а губы... так и захотелось их поцеловать, но сдержался, и только коснулся губами ладони возле основания большого пальца.

Над головой вздохнули, и ласково потрепали за волосы.

— Ох и пострел! Завидую я твоей девочке. Не обижай её.

— Еще вопрос можно? — и дождавшись кивка продолжил: — А мог я тут умереть?

Взгляд Хранительницы стал внимательным:

— Если теоретически, то есть такое явление — психосоматическое расстройство. И травма, полученная в виртуальности, вполне может проявиться и в реале. Шутки подсознания. Этот мир реален ровно настолько, насколько ты признаешь его законы. Тебе просто не повезло с воображением — слишком оно богатое. Впрочем, и в реале допрос строится больше на психологическом давлении так, чтобы воображение допрашиваемого усиливало боль. Если человек не ломается психологически — ничего не выйдет, не стоит и пробовать.

— Именно поэтому меня потом нож не резал? Потому что я не верил, что он может порезать?

— Нож не брал... наверно потому, что ты девственник, — и, увидев вытянувшуюся Федькину физиономию, расхохоталась. — Извини, напутала — это только для женщин важно. Именно у них эффект "не прорезаемой кожи" пропадает после начала половой жизни. Так что не переживай, и запомни то свое состояние — оно вполне действенно и в реале, если понадобится.

И с сомнением оглядев ошарашенного мальчика добавила:

— Ты только это... не увлекайся и учти, что против пуль "цигун" не шибко помогает.

— Так это что получается? Всё, чему научился здесь...?

— Психосоматика? Это действует в обе стороны. Тут ты скован ограничениями и рефлексами твоего реального тела, но если тебе удастся выйти за границы возможностей, то это вполне потом можно использовать где угодно. Человек способен очень на многое, главное — он должен верить. Впрочем, я, кажется, вещаю банальности.

Хранительница задорно подмигнула, а Федька вспомнил тот удар, отбросивший Рыбоглазого — "скован ограничениями реального тела", говорите? Впрочем читтерство еще никто не отменял, а уж какие перспективы оно открывает для прокачки в реале. Вот только синяки и шишки похоже будут настоящими, а "выйти за границы" окажется ненамного проще, чем в том же реале, и копыта отбросить тоже выходит можно.

— Умереть же довольно сложно. Человек ведь не верит в собственную смерть, даже умирая по-настоящему. И спектр ощущений здесь напрямую зависит от воображения.

— Это в теории, а на практике?

— А на практике, если долго убеждать и сильно при этом стараться, — Хранительница спрятала виноватый взгляд, но нашла в себе силы продолжить, — то, принимая во внимание, что ты сейчас на кардиоводителе и аппарате искусственного дыхания — таки да, шанс был.

— Вот черт, — вскочил Федька, — Нинка там наверняка с ума сходит!

Хранительница только кивнула в ответ, прикусив губу.

— Что нужно чтобы выйти назад?

— Просто пожелай этого и скажи мысленно: "Выход".

Только и оставалось, что схватиться за голову — этот мир ведь действительно реален ровно настолько, насколько в него веришь, но это верно и в обратную сторону — не прорисовали разработчики кнопку "выход", вот и верил, что выхода отсюда нет.

Федька полюбовался на радужную пленку портала, окинул взглядом окружающую красоту и почти готовые шашлыки, да помахал рукой остающимся — как ни хотелось остаться, но его ждут.

— Ты это... Заходи если что, — бросила в спину Хранительница.

Федька вздрогнул. Видимо это было его последнее испытание — сможет ли он перебороть себя и вернутся в этот чудесный мир? Чудесно красивый и чудовищно жестокий. Реальный.

И для себя понял — вернется, правда нескоро. И не потому, что мир приобрёл над ним власть, скорее наоборот — он тут очень многое узнал и о мире и о себе самом. Но это был всего лишь один шаг, а на лестнице познания оставалось ещё очень много ступеней.

Утвердительно кивнув, он сделал второй шаг.


* * *

В сознание привел неприятный писк и настойчивый мужской голос:

— Ты меня слышишь? Нагни голову. Вот и хорошо... А теперь — спи!

— Скотина! — маленькие кулачки совершенно нечувствительно ударили в грудь. — Если ещё раз умрешь, я тебе этого не прощу!

"Мелкая бушует!", — подумал Фёдор, мысленно улыбаясь.

— Он тебя сейчас, скорее всего, не слышит. Потом поговорите. — Увещевал мужской голос.

— А можно я тут посижу? — опять Нинка.

— Отдохнула б. Он все равно проспит часов двенадцать, — горестно вздохнул мужчина, но, видимо, до здравого смысла не достучался. — Оставайся.

Мальчик провалился в сон, чувствуя, как губы растягиваются в счастливой улыбке.

А когда проснулся, рядом лежала спокойная и ласковая Мелкая, отчего на душе стало сильно не по себе. Но, видимо, выяснение отношений она решила отложить до того момента, когда Фёдор сможет нормально говорить — дико болело горло и мучил кашель. Оставалось пить сырые яйца и рассасывать домашнее масло.

Зашел Цикута и, уставив в пол виноватый взгляд подбитых глаз, пытался говорить что-то вежливое и извинительное. Но, получив на визоры пакет с докладом, так и замер посреди фразы соляным столбом. Непонятно, что он там такое углядел? Федька набросал лишь общие положения — для чего предназначена игра, контингент и прочее, не вдаваясь в личные интимные подробности, но проторчал он у них в палате минут двадцать, не шевелясь.

Федька, ухитрившийся под шумок завладеть ладошкой Мелкой, успел уже полюбоваться и на её удивленные глаза, и на румяные щечки, и на пылающие от смущения уши, а уж как она облизывала вдруг пересохшие губки... Увы, дотянутся до них своими губами не было никакой возможности — задеревеневшие мышцы спины отказались слушаться. А потом саскачеван умёлся, не сказав ни слова, а следом за ним выскочила за дверь и Мелкая, розовея румянцем и сверкая глазами.

Вот и ладно. Действительно не стоит торопиться и прыгать через ступеньки.

Глава 31. Дети, дети

Звонок на визоры поступил неожиданно. Знакомый суховатый голос без вступления заявил:

— Нужна твоя помощь, Федя.

— Я вас слушаю... Чем могу быть полезным? — отвечать пришлось сдержанно и обтекаемо, потому что дело было в кубрике при соседях — случилось это незадолго до того, как тут обычно ложатся спать.

— Ваше судно ещё долго не сделает остановки — впереди длинный переход вне видимости берегов, — собеседник начал несколько издалека, сразу излагая "от печки", — а мои братья, находящиеся на борту, должны пройти линьку. В этот период они чувствуют себя крайне неуверенно до тех пор, пока не затвердеют новые панцири. С одной стороны их будет удручать собственная уязвимость, с другой — они достаточно сильны и стремительны, чтобы нанести вред и себе и другим. К тому же им потребуется кое-что из... как бы это выразить... включить в рацион некоторые доступные на берегу продукты, которые в океане не так-то просто отыскать. А вот среди судовых припасов они отыщутся запросто.

— Хотите, чтобы я поухаживал за ними и подержал взаперти?

— Да. Но дело осложняется тем, что они немного разумны. То есть — не абсолютно предсказуемы.

— Хотите сказать, что от них можно ожидать некоторой свободы воли? Не обязательно дружелюбной? — Федька снова вспомнил коготок а, заодно, и хвост, увенчанный чем-то травмоопасным.

— Да, примерно так. То есть — они дисциплинированные ребята и, по отношению к тебе и Нине, у них строгий приказ охранять. Но я прошу не создавать ситуаций, которые они могли бы оценить ошибочно.

— То есть — соблюдать осторожность?

— Да. Это крайне важно. Подчиняться они будут беспрекословно, только вот... — Хранитель снова замялся.

— Они немного разумны, — "подсказал" Федька. — Могут и ссамовольничать.

— Да. Тем не менее, надеюсь, что жизнь твоя опасности не подвергнется. Если, конечно, ты не вызовешь их раздражения.


* * *

"Тараканов" Федька разыскал в непосещаемой кладовке — судя по всему с запорами двери эти создания справлялись без проблем. Навела на них Нинка по своему чутью. Сама-то девочка держалась сильно позади, как он её и просил. Она вообще считала за благо ему не перечить и, если чего-то хотела, выражала желание просительно. Разумеется, ей ни в чём не отказывали. Но в данном случае приближаться к инопланетянам она вовсе не собиралась. Только уговаривала друга и самому держаться от них на расстоянии, насколько возможно.

Впрочем, в корабельных переходах, пустующих в связи с ночным временем, выполнить это удавалось не всегда. Пока шли в корму, успел хорошенько всё разглядеть. Первое впечатление — мультяшные кузнечики, стоящие на задних ногах на человеческий манер. Голова сидит на крепкой короткой шее: яйцеобразная, острым концом назад. Пара фасеточных глаз и, кажется, небольшие глазки, создающие круговой обзор. Невысокий гребень, словно на пожарной каске. Рот не как у людей — жвала... подробно Федька не рассматривал — картина неприятная и откровенно отталкивающая. Туловище обтекаемой формы разделено на четыре секции. Основных конечностей шесть: две ноги и четыре руки, причём руки разного назначения — две для хватания, а две словно для терзания предназначенные, очень шипастые. Хвост изрядного размера увенчан жалом-крюком. Годится и для плавания на манер головастика, и драться им можно, и рулить.

Впрочем, двигаться "тараканы" предпочитали на четырёх. Или на шести. Участие "рук" в этом процессе было изменчиво.

Цвет панцирей настолько тёмный, что хочется назвать его черным. Но всё-таки — зелёный. При появлении мальчика в поле зрения этих прячущихся среди швабр и канатов созданий, они сохранили неподвижность. А на приглашение следовать за ним, кивнули в манере лесных котов и пошли.

Поместил их Федька в корме, в хорошо проветриваемом помещении для любимцев пассажиров, до сего момента единолично занимаемом Фагором. Друг на друга новые соседи не прореагировали — создалось впечатление, что раньше встречались. Ну да — пёс частенько тусовался среди котов, а эти создания за ними явно присматривали. Могли пересекаться. Выбор же пристанища не случаен — это помещение находится в Федькином заведовании — попросту говоря, он должен его прибирать и содержать в порядке — это из-за того, что здесь живёт его собака.

В двух вольерах имеются норки-укрытия, куда новые питомцы могут спрятаться в случае, если заглянет посторонний. А входная дверь никогда не заперта. Фагор умеет открывать её с любой стороны, а потом доводчик закрывает. Так что место удобное. С виду, вроде доступное, а на самом деле весьма хорошо укрытое от посторонних глаз. И, главное, сюда можно носить корм, не возбуждая ни чьих подозрений, как будто для собаки — жрёт Федькин любимец столько... хороший у него аппетит, и входит много.

Едва управился с устройством подопечных, а инструкции они выслушали внимательно и кивнули, и направился в кубрик, как на палубе ему на шею бросилась Нинка.

— Феденька! Как страшно! Они такие ужасные! Я их боюсь, — а сама дрожит и прячется в его объятиях, словно ищет защиты.

Погладил по спине, крепко подержал за попу, полез руками куда не следует — тает и млеет. Даже не думает отбиваться. Только не дрожь страсти в ней сейчас, а мандраж выходит. Подумал, и не стал пользоваться беспомощным состоянием подруги, добиваясь полного единения, а отвёл её в буфетную и напоил чаем из местных трав. Очень вкусную смесь составляет и хранит в большой жестяной коробке Цикута. Он, кстати, тоже зашёл, пряча в футляр свою раскладную антенну-зонтик. Посмотрел на ребят, ничего не сказал, а налил себе чашечку и присел рядом.

— Нехорошо это, таить секреты от своих, — сказал он с попрёком в голосе.

— Хорошему парню, которого своим считают многие, очень трудно жить на свете, — улыбнулась порозовевшая и пришедшая в себя Мелкая. — Не все, с кем он пересекается, думают одинаково, — объяснила она саскачевану. Расскажи лучше, что засёк? Интересно ведь, насколько плотно вы нас своим колпаком накрыли.

— Были передачи с судна. Частота не наша, код неизвестный. Несколько коротких посылок. Как раз в то время, когда вы вышли из кубрика, чтобы пообжиматься. Ты ведь, Ниночка, не веришь в случайные совпадения?

— Верю. Но в данном случае могу доложить, что обмен был связан с действиями моего... Феденьки. Так и запиши в своём отчёте. Какая-то неизвестная мне аппаратура продолжала фиксировать наши брачные танцы. То есть — чего он у меня потрогал, и как я к этому отнеслась.

— Э-э... и как? — полюбопытствовал слегка ошеломлённый Цикута.

— А вот обстоятельства своих взаимоотношений с парнями, женщина с другими мужчинами не обсуждает. У неё для этого имеются подружки.

— Философ ты, Нинка, — улыбнулся саскачеван. Перевёл взгляд на Фёдора и добавил: — Ну, в общем, мужик, ты всё понял.

Если честно, так ничегошеньки Нах-Нах не понял. Поэтому смолчал, и никакого жеста не сделал. Нарочно. Для непонятности. Нет, ну почему все вокруг умные и взрослые, и только он один — сосунок непонятливый, нифига не просекает.


* * *

Кроме занятий по устройству судна и по управлению им, было несколько уроков навигации и прошло обучение сварочному делу. Выяснилось, что электрической дугой можно поистине чудеса творить. А иногда — даже обходиться без неё за счёт контактного прогрева или действуя эрозионными методами. В этой области Федька изначально от товарищей не отставал, поскольку, как и они, оказался у истоков познания.

Тараканы сбросили старые панцири, которые сразу были выброшены за борт — Минатор попросил. Сами же насекомые отсиживались в норках и на глаза не показывались, хотя оставленную еду прибирали чисто. Ещё примерно через неделю Мелкая сказала, что они перепрятались обратно в кладовку. Через часок позвонил их брательник и дал знать, что миссия завершена.

Этим же вечером, принеся корм собаке, Федька застал Фагора, лежащего на спине раскинув лапы и с выражением неописуемого удовольствия на морде. А оба инопланетянина разбирали колтуны свалявшейся шерсти у него на пузе.

"А ведь, действительно, собака последнее время просто шелковится", — отметил про себя мальчик.

Его появление всё изменило — пёс — не такое существо, которое будет прохлаждаться рядом с едой — Фагор высвободился из объятий чесальщиков и деловито проследовал к миске. Зелёные, словно кузнечики, насекомые отодвинулись в стороны и приняли смиренный вид.

— Мы подождём, — сказало одно из них.

— А вы способны разговаривать? — мальчик не на шутку удивился.

— Да, и понимаем речь.

Дальнейшего диалога не последовало — не пришло в голову ничего такого, о чём можно было бы спросить. Видимо от неожиданности.

Потом собака доела свою порцию и снова улеглась, на этот раз — набок. Тараканы приступили к работе, поедая очёски, а парень удалился.


* * *

Тараканов Федька назвал Тип и Топ — надо же было как-то к ним обращаться. А тут получается удобно: скажешь "Типтоп", и хотя бы один из них или отзовётся, или сам появится. А то и оба. Особой надобности в них, конечно не возникало, но было интересно пообщаться. Для начала пригласил ребят на разучивание танца "пасадобль": нужно было отыскать место, с которого им было бы удобно наблюдать, сохраняя скрытность.

Эти парни обрадовались и попросили Нах-Наха и Мелкую закрепить на себе несколько датчиков — колечко на палец и браслетики на запястье и щиколотку. На вопросы же эти создания часто отвечали невпопад или отмалчивались. Надёжно удалось выяснить у них только то, что мама у них большая, а сами они родились тут, на Прерии. Ни откуда тут взялась мама, ни то, сколько ещё представителей их вида присутствует на планете, ни даже, как называется их вид — ничего не удалось добиться. Вернее, самоназвание переводилось как "Люди", а звучание самого слова ухом не воспринималось.

— Детский сад, какой-то, — охарактеризовала их Мелкая. Она немного привыкла к ужасному виду новых знакомцев, а любопытство у неё ого-го! Вцеплялась в руку своего парня, бледнела, но не убегала.

Понятно, что встречи эти происходили без свидетелей и, о ужас, начинались всегда с обнюхивания, похожего на медосмотр — в столь многое количество мест умудрялись эти твари сунуться своими усиками-антеннами.

— Мне кажется, что основная цель контакта с нами заключалась вовсе в том, чтобы помочь Типу и Топу в линьке, — как-то сказал Федька подруге. — Скорее всего, они берут какие-то пробы, используя своё острое обоняние.

— Не, кажется. Так оно и есть. Думаю, Исследователь наблюдает за многими факторами, в том числе и за уровнем гормонов в наших организмах, — улыбнулась Нинка. Изучают они нас.

— Изучаем, — подтвердил Тип. Или Топ? Нет, Тип — у него правая терзательная конечность короче.

— Изучайте лучше ваших изучат, — выплыла из Федькиной памяти странная фраза. Но тут же подумалось, что это невежливо, и ради того, чтобы рассеять впечатление от собственной неучтивости, он продолжил: — А почему у тебя правая лапа короче левой?

— Не отросла еще.

— Постой, она что, была оторвана?

— Нет, откушена. Наша основная специализация по рождению — охранять, наблюдать и докладывать. Вот я один раз и встретился с нападающим, свойств которого не знал.

— А отращивание оторванной руки — это у вас от природы, или наука так продвинута, что позволяет... ну... это самое... восстанавливать утерю части тела?

— Регенерировать, — подсказала Мелкая.

— Во-во, регенерировать.

— Мама смачивала мне повреждённое место из сосуда, который доставил покрытый шерстью двуногий мягкотелый, похожий на вас.


* * *

Выйдя на палубу, Нинка взяла друга за пуговицу:

— Хочешь однорукому Фёдору восстановить руку? — спросила она прямо.

— Хочу, — кивнул парень.

— Мы не в волшебной стране. И у тех, кто владеет технологией регенерации конечностей нет ни одной причины помогать нам, — сказала она, и всхлипнула. — Но, если для того, чтобы уговорить их помочь Фёдору понадобится трахнуться в присутствии Типа и Топа... ты ведь тоже сможешь? — она смущённо подняла глаза. В этот момент засигналили визоры.

— Тебя, — парень отдал устройство подруге. Звонил Минатор.

Слушая собеседника, девочка выглядела спокойной и ни капельки не смущалась, а потом, дав отбой, сказала:

— Однако, торопиться не надо. Исследователь рекомендовал сначала разучить "ча-ча-ча".

"Перкаль" скользил по широкой речной глади среди покрытых непроходимыми джунглями берегов. Каникулы подходили к концу — уже завтра пара летающих лодок должна была забрать стюардов и развезти их по школам. Было немного жаль — как-то сдружился Федька с ребятами, хотя и были они преимущественно девочками.

Глава 32. И снова бой

Вызов застал Федьку прямо посреди занятий. В земных школах учителя сильно этого не любят и требуют всю отвлекающую технику выключать, но тут нравы свободнее, а ученики — ответственней. Да и визоров на весь класс — пара штук, это если не считать их с Нинкой шлемов, но в них на занятия не шибко-то походишь. Разве что на практику.

Но ежели звонят, значит приключилось чего. И сердце ушло в пятки ещё до того, как со словами: "Нах-нах, это тебя", — драгоценная игрушка совершила короткий перелет из одного угла помещения в другой. Увиденное оптимизма не прибавило.

— Привет, малыш, — появившаяся перед глазами Хранительница выглядела слегка взволновано и немного тревожно, — твой шлем далеко? А то тут ко мне один твой знакомец заявился. Прям не знаю, что делать...

Даже не разобравшись, присутствует Хранительница тут вживую, или сообщение шло в записи, мальчик бросил: "Пять минут", — и отправив визоры в обратный перелёт, пулей вылетел из класса мимо остолбеневшего учителя. Кажется, это и называется "сорвать урок"? Впрочем, в данный момент данное обстоятельство его не волновало, как и реальная возможность познакомиться с физическими аспектами "классического" образования. Перспектива "порки на конюшне" как-то блекла перед ближайшими задачами и их возможными последствиями.

Вихрем ворвавшись в общую спальню, с облегчением увидел шлем висящим на положенном месте и, пока сражался с подбородочным ремнем одновременно устраиваясь на кровати, мучительно думал: "Эх, это не огороженная бортиком койка на корабле — есть немалый шанс свалиться на пол. Может сразу туда улечься?" Но тут двери распахнулись, и чуть не пыхая дымом из раздувающихся ноздрей да сжимая побелевшие кулачки, ввалилась Мелкая.

— Нах-нах, скотина свинская! Ты куда, ирод, собрался?! Ты вообще помнишь, что обещал?!

"Надо же, вроде как еще ни разу и не того, а какие слова знакомые — будто уже не один десяток лет женаты!" — не в силах сдерживать разлившееся в груди счастье, Федька улыбнулся, что называется, от уха до уха, что привело Мелкую в состояние ступора.

— Да ты... ты... — девочка просто не находила слов и, кажется, сама не знала, что ей делать — наброситься ли на сговоренного с кулаками, или вылететь назад, хлопнув дверью.

— Золотце, а где твой шлем?

— Федька-однорукий попросил... Сказал, что... Ой! — чем-чем, а неспособностью соображать быстро Нинка никогда не страдала, и прижав ладошки ко рту, плюхнулась на ближайшую койку, вытаращив в ужасе глаза.

— Не боись, мы своих не бросаем. Жди меня и я вернусь... — последнее язык ляпнул видимо самостоятельно и не шибко подумав, потому как глаза девочки стали еще больше, а губы сурово поджались. Захотелось поцеловать каждую складочку, но перед глазами вспыхнула радуга, и все сантименты из головы мгновенно вымело. Осталась только одна мысль: "Успеть!".

Мимо звероподобного сержанта Федька прошел "на рысях" — тот только дернул головой, разом и приветствуя, и указывая направление — и ссыпался по ступенькам: "Странно, вроде не было раньше тут никаких лестниц", — в раздевалку. И только увидев знакомую щуплую фигурку перед дверью открытого шкафчика, понял, что он не имеет ни малейшего представления, что делать дальше.

— Привет, Нах-нах, — слегка удивленно поприветствовал его однорукий тезка и вернулся к конструированию персонажа, — а я и не знал, что ты тут подвисаешь.

— Ты это... Антис... — дыхание после бега сбилось, а сердце колотилось где-то в горле, — не ставь параметры, отличные от текущего состояния. А то я с этим тут уже крупно накололся. Чем ближе к реалу, тем больше толку и меньше геморроя.

— Во оно как... — внимательный взгляд просто уколол, но собеседник был аборигеном и без всяких переспросов поверил в информацию, нежелательную для него лично. — Жаль. А мне-то хотелось... Подумалось, что хоть тут можно будет почувствовать себя снова целым.

Его спокойствие могло обмануть кого угодно, но горькая улыбка сказала Фёдору, что отговаривать паренька совершенно бессмысленно. Антис отстегнул ремень от антабки и завязал его хитрым узлом — автомат повис на петле, охватывающей плечо — и тряхнул оружие за цевье. Затвор маслянно лязгнул, досылая заряд.

— Пошли чтоль? — и решительно ткнув в дверцу шкафчика, шагнул в открывшийся проход.

Как Федька смог шагнуть следом, он и сам не понял.


* * *

От открывшейся перспективы просто дух захватывало — судя по карте, отразившейся на внутренней части забрала Федькиного шлема, забросило их куда-то далеко в горы. Хорошо хоть — не в одиночестве. На том же тактическом плане щедрой россыпью были набросаны как синие, так и красные метки. Красных больше. А вот зрительно видно было мало — бездонный провал справа — наклоненный под шестьдесят градусов склон с гигантскими "ступеньками" выходов более твердых пород, на котором они сейчас стояли, да пыльная острая щебенка под ногами. Справа, метрах в восьмистах, маячил такой же "гребнистый" противоположный склон ущелья, практически без признаков жизни, если не считать за таковые колючие цветочки, цепляющиеся за голые камни. Вниз, на дно не такой уж бездонной расщелины, если верить карте — всего-то сто восемьдесят метров — смотреть не стоило. Во-избежание.

Оба паренька сглотнули вязкую и отчего-то горькую слюну, да встав на четвереньки, бодро двинулись вверх и вперед по склону в сторону ближайшей синей метки. Перемещаться на четырех было на удивление легко, и склон совсем не казался крутым. Это если не смотреть на пройденный путь, а то от мысли, что возможно придётся спускаться, по хребту пробегал предательский холодок. Так что Федька предпочитал поглядывать на маячившую впереди тощую спину.

Вот ведь, мальчишка — и в чем только душа держится! А единственной рукой-ногами перебирает так, что не угнаться, и ведь близость бездны его совершенно не сковывает. Стараясь отвлечься, Фёдор сосредоточился на мелких деталях, и отметил, что напарнику горы действительно знакомы, судя по ловко заткнутому за ремень стволу автомата, рядом с которым на спине лежала скатка маскировочной накидки и непонятная штуковина, напоминающая выкрашенный в зеленое тубус для чертежей. И это при том, что у Антиса всего одна рука — пустой рукав так и был заткнут за пояс, а сам Нах-нах, будучи и старше, и сильнее, заслужил уже не один встревоженный взгляд, когда неловко цеплял оружием камни или спускал вниз небольшие "лавинки" из щебня.

Стараясь отвлечься и предоставить рукам с ногами двигаться самостоятельно (это у них вроде неплохо получалось) без участия кружащейся от высоты головы, Фёдор решил прояснить давно интересовавший его вопрос:

— Слышь, тёзка...— шедший впереди мальчишка распрямился, бросил назад озабоченный взгляд и скинул поклажу на небольшую площадку, видимо решив устроить короткий привал, которому Нах-нах был несказанно рад. — А чего тебя прозвали так...скромно?

В гало-сериалах, которые Фёдор посматривал еще будучи "землянином", "антисами" называли всяческих заучек и прочих неприметных личностей. Которые, в случае опасности планете, могли переходить из материальной формы существования в энергетическую, и в одиночку расправиться с флотом вторжения.

Антис в ответ только криво ухмыльнулся:

— Так "Анти-Сильвером" сначала величать хотели. Поскольку не одноногий, а однорукий. А потом погоняло само сократилось. Как-то так оно...

Федька скрипнул попавшей на зубы пылью, сплюнул и про себя пообещал разобраться как следует и настучать кому надо по тыкве. После возвращения, естественно. То, что ровесники порой бывают весьма жестоки, он знал скорее теоретически, но и спускать такого глумления не собирался.

У него-то самого одно прозвище служило достаточным предупреждением, а наличие сговоренной останавливало даже тех из завистников, что любят ударить словом исподтишка. За своих девчата стояли горой — мигом выведут на чистую воду и ославят на всю ивановскую. Это помимо того, что могут по-свойски и темную организовать. А тут выходит — неприметному и не слишком рвущемуся на первые роли однорукому пацану без знакомых и просто земляков приходилось не в пример хуже. Запомним.

— Думаю, не всё так просто. Замкнутые коллективы такого рода имеют прямо сверхъестественные способности по распознаванию внутренней сути личности. И относятся соответственно, — знакомый насмешливый голос раздался сверху, прямо над головой задумавшихся каждый о своем мальчишек, и заставил подпрыгнуть, вскидывая оружие.

Но стрелять было не в кого — там нависал только "гребень" скального выхода, да и на тактической карте рядом имелась только одна отметка — синяя. Доротозействовались.

Легкое шуршание, вызванное непонятно чем, (ведь, в отличие от некоторых, из-под ног Хранительницы камешки вниз водопадом не скатываются) и перед ними, если судить по отметке на дисплее, появляется непосредственное начальство.

— Явились — не запыли... Ох, поросята, это ж надо было так изгваздаться! Вы что тут, на брюхе ползали? — судя по веселью на лице и облегчению в глазах, Хранительница им действительно рада. У Федьки аж камень с души упал.

— Ну-ни-хрена-себе-пельмень! — совершенно по-бабьи всплёскивает руками их командир, в полном обалдении уставившись на висящий на левом плече Антиса "тубус". В ответ тот только вымучено улыбнулся, дескать: "Ну, вот так оно вышло..." Кажется, у этих двоих есть какие-то тайны, которые до сведения Фёдора забыли довести?

Но тут Хранительница хмыкнула и застыда небольшой статуей, отвлекаясь от происходящего. Нах-нах мигом запустил процесс сканирования. После вмешательства саскачевана шлем сохранил все свои документированные (и не очень) способности, а вот об иерархии забыл напрочь, так что уговорить его начать прослушивание "командирского" канала, (да ещё и не сообщая об этом) было легко. Чуть поднапрягшись, Фёдор продублировал вывод информации напарнику.

— "... патруль сил самообороны", — это Хранительница докладывает, значится, о прибытии.

— "Да ... машу ... на... в ...", — кажется, командир "синих" явно не в восторге от невесть откуда взявшегося подкрепления, но быстро берёт себя в руки: — "Так, вижу где вы. Занимайте позицию на левом клыке — будете нашими глазами. Себя ничем не выдавать. Это приказ".

— "Выполняем" — Пошли ребятки... — Хранительница без видимого усилия, как будто обычное ружье, забрасывает на плечо ремень "Корда" и легко скачет по камням в сторону выхода из ущелья. А вот на Антиса переговоры влияют как-то странно, мальчишка заметно побледнел, а кулак на ремне автомата сжал так, что костяшки побелели. Приходится его слегка встряхнуть приобняв за плечи: "Ты как?", — мальчик в ответ прикусывает губу, но кивает уверенно: "В порядке!" — и пристраивается следом за ведущей.

Фёдор с сомнением посмотрел ему в спину — кажется, до напарника только сейчас стала доходить вся "реальность" происходящего вокруг, но делать нечего — и, выдержав положенную дистанцию, пристроился замыкающим. По дороге с интересом бросал взгляды на крепкую фигуру, несущую совершенно неподъемный вес, и припоминал голос, произносивший столь заковыристые обороты и команды — он вроде тоже был женским. Или всё же померещилось? Эмансипация на марше, блин.

Не выдержав несправедливости картины мира, на следующем привале Нах-нах снова не сдержал язык за зубами:

— Скажи честно — ты человек?

В ответ Хранительница звонко рассмеялась и, прижав мальчика к себе, взъерошила ему волосы:

— Вот только Неписью меня ещё не называли.

Федька почувствовал, как к щекам (и не только) приливает кровь. Обтягивающая выдающуюся грудь ткань пахла пылью и солнцем, разжимать объятия не хотелось, а называть Хранительницу "имитирующей поведение персонажа программой" он совсем не хотел. Неудобно получилось.

Сверху вновь хмыкнули, потрепали ему волосы, не забыв почесать за ухом, и напоследок поцеловали в затылок.

— Значит так, парни. Я чуток возвращаюсь и ползу вверх — там есть хорошая позиция для пулемёта, а вы ползете дальше по карнизу и располагайтесь на выступе. Снизу вас заметить не смогут, но заворачивайтесь в накидки на совесть и над краем не высовываться. Успеха, малыши.

Их вдвоем на пару с возмущенно пискнувшим одноруким впечатало в теплое и мягкое, с которым совсем не хотелось расставаться. Увы, ненадолго — взгромоздив на плечо два с половиной пуда, Хранительница козочкой запрыгала по уступам, а они поползли дальше, стараясь держатся как можно дальше от края обрыва, находившегося от локтя в двух ладонях.

Расположились по всем правилам — завернувшись на манер гусениц в маскировочные накидки и натянув респираторы. Перед собой на телескопических прутиках растянули еще один полог для создания эффекта "тюлевой завесы", ну и на случай, если придётся стрелять.

Чего сильно не хотелось. Камеры на верхних торцах "прутиков" показывали резерв противника — с десяток пятнистых фигур расположились чуть больше чем за километр от входа в ущелье. Этого самого, где на верхушке одного из охраняющих вход утесов они и обосновались.

Достать до этого то ли резерва, то ли штаба, из автомата — не стоило и надеяться, а вот пулемет Хранительницы мог вполне. Оглянувшись, Нах-нах полюбовался на занавешенную накидкой щель под еще одним скальным карнизом выше по склону. Хорошо устроилась командир, со знанием дела. Её теперь даже сверху не достать — практически готовый дот. Вот только, если действительно придется стрелять и их обнаружат... Чересчур хорошее воображение мигом нарисовало, как очередь из гауссовой пушки входит в скалу ниже того места, где они лежат, и вся плита разом отламывается и летит в пропасть...

От подобных размышлений даже пальцы на ногах поджимались. Но постепенно такое завершение сегодняшней эпопеи становилось чуть ли не более желанным нежели всё длящееся и длящееся ожидание.

Ведь дальше, в глубине ущелья, в каменном лабиринте шёл самый настоящий бой. Не яростный — с героическими атаками и прорывами, а вялый, похожий на шахматы. Но вот только фигуры на этой доске были живыми, и каждый их "шаг" оказывался связанным с нешуточным риском и преодолением. Напряженность происходящего выдавал эфир, заполненный тяжелым дыханием и разговорами на "военно-уставном". Изредка связь доносила невольно вырвавшийся стон: "Зацепили с-с...", — после чего радиоомен взрывался матерными командами, а горное эхо — интенсивной стрельбой. Гасли метки на экране, как правило, беззвучно.

Видеть эту картину, на которой шесть десятков "красных" неспешно пытались сломать сопротивление восьми, а теперь уже шести, "синих", отжимаемых всё дальше и дальше по направлению к каменному мешку одного из отнорков ущелья, было просто физически невыносимо. От вмешательства удерживало лишь понимание его полной бесполезности — пока они по всей этой верхотуре через каменные гребни и расселины доберутся до места событий, победители успеют не только поделить трофеи, но и сесть в эвакуационный транспорт. В горах расстояния меряется совсем по другому тарифу. Три километра по карте тут могут потребовать и полдня пути. Атаковать же резерв не менее глупо — никакой помощи они обороняющимся этим не окажут, слишком далеко он от центра событий. Только, если резерв двинется вглубь ущелья, вот тогда... Но пока атакующие прекрасно справлялись и без резерва.

Всё изменилось в один миг.

— Воздух! — рявкнула в канал Хранительница, опередив на пару судорожных ударов сердца захлебывающуюся дробь разрывов кассетных бомб, которые ощущались почему-то не ушами, а ладонями. Две синих и почти с полтора десятка красных меток погасли под всплеск непередаваемого мата и проклятий косоруким штурмовикам и подлому противнику, умудрившемуся перенаправить удар собственной авиации.

— Цель скоростная, низколетящая. Военный транспорт, есть сброс десанта. Три коробочки где-то полвзвода тяжелой пехоты... — скороговоркой дублировала тактический канал Хранительница. — Поправка — одна коробочка — недолёт два километра до входа в дефиле. Точки приземления остальных...

— Вот и приплыли, а вершина была так близка... — сказал в ответ голос, от интонацй которого у Федьки по хребту пробежали мурашки. — "Эн-пэ", в бой не ввязываться, сейчас здорово тряхнет, потом под шумок хватаешь своих сосунков за шкирку и деру. Вот вам маршрут отхода. Ты, понятно, прикрываешь, и удачи вам!

— Есть! — отозвалась Хранительница.

На карте пунктиром обозначился извилистый, уводящий в сторону проход. А Нах-нах неотрывно смотрел, как красные метки исчезали внутри "коробочек" сброшенной транспортом бронетехники, а на их место в атакующих порядках вставала тяжелая пехота в своих экзоскелетах, позволяющих стать неуязвимыми для стрелкового вооружения. Наконец перестроение было окончено, и атакующие мощно двинулись вперед. Попытки сдержать их продвижение заполошными очередями крупнокалиберного пулемета, похоже, успеха не принесли — вал наступающих неудержимо катил вперед.

— Ребятки, держимся зубами за воздух. Сейчас будет здорово трясти! — от Хранительницы и: "Вправо на три часа по стене стекает туман!", — по перехвату связи противника — прозвучали практически одновременно.

"Туман? В горах это обычное явление, зачем о нем докладывать? Может, это дымовая завеса? Рассчитывают в дыму оторваться? Но для электронной начинки "коробочек" это слабое препятствие" — только и успел подумать Фёдор, как его кошмар стал реальностью.

Карниз, на котором они лежали, разом будто исчез, заполняя душу не рассуждающим страхом падения с высоты, а потом резко прыгнул назад вверх, "поймав" только начавшие лететь вниз визжащие от ужаса тела — как ракетка шарик для пинг-понга — ровно на половине движения. Затем твердая миг назад скала превратилась в бьющуюся в судорогах шкуру неизвестного животного, стараясь, если не сбросить раздражающие её комки протоплазмы, то хотя бы вытрясти из них всю душу.

Неистовый рёв, терзавший уши, прошёл ничего не значащим рефреном на фоне судорог взбесившейся тверди. Когда всё закончилось — никто из ребят, кажется, даже и не понял. Но команда: "Отходим быстро!", — заставила вскочить, а потом инстинктивно рухнуть на четвереньки. Они ведь находились в зоне видимости противника.

И если стены ущелья превратились в берега реки, в которой вместо воды текла пыль, то со стороны устья прекрасно просматривался резерв, спешно занимавший места на броне последней коробочки. К счастью противнику было явно не до них.

Федька кинул взгляд на тактическую карту — почти все "красные" отметки погасли, а рядом с теми, что ещё остались, появились "часики" со стремительно перемещающимися стрелками. Насколько он помнил, такой символ обозначает, что состояние раненого критическое и времени на оказание медицинской помощи очень мало. Синих меток осталось четыре, не считая, разумеется, тех трёх, что застряли на вершине утеса. "Часиков" ни у кого из них не было, но общий набор медицинских символов возле отметок оптимизма не добавлял.

— Отходите по этому маршруту! — перед глазами уже в канале их отдельно взятой группы появился пунктир пути отхода, — я прикрываю. Бегом!!!

Тряся звенящей головой, Фёдор было подумал, что Хранительницу, похоже, придавило, раз она так разоряется, и стоит посмотреть, что там и как, вместо того, чтобы драпать... Как увидел, что напарник резко сел, зажав ступнями свой "тубус", и дернув его, растянул почти вдвое. И тут же зашипел: "Держи за край, не видишь — руки не хватает".

Федька вцепился в конец, уставившейся ему прямо в лицо трубы, машинально отметил нарисованный на боковой поверхности желтый трилистник и отстраненно подумал, что если Антис сейчас нажмет на спуск, то ему, Нах-наху, оторвёт бошку только так. Странные порой мысли приходят в критических ситуациях....

Но тут напарник от всей души дернул оружие на себя, заставив рухнуть на колени, и принялся, шипя сквозь зубы, крутить одной рукой несколько кружков с циферблатами, а потом резко вскинул разложенный "тубус" на плечо, и последняя мысль оказалась очень даже своевременной. Едва успел рухнуть набок, как под крик Хранительницы: "Вашу мать, отставить!" — и лай захлебывающегося в длинной очереди "Корда", раздался негромкий хлопок. И в сторону резерва унёсся "светлячок" стартовавшей ракеты.

Противник эту суету тоже не оставил без внимания — со стороны коробочки протянулась вереница светящихся шаров и хлестанула по склону за спиной, заставив скалу в который раз забиться в припадке. Но пулемёт даже на миг не запнулся, а по каналу группы донёсся спокойный голос Хранительницы: "Вспышка прямо", — и почему-то ироническое хмыканье.

Федька всё пытался вспомнить, что значит эта странная команда, и что по ней нужно делать, но память смогла выдать "на гора" только издевательскую фразу про "расплавленное железо и казенные сапоги". Причём тут сапоги, он так и не вспомнил, но на всякий случай зажмурился, в ожидании обещанной "вспышки".

К слову — совершенно напрасно. Никакой вспышки не было. Просто на весь мир разом упала тьма. Словно выключили свет.

Глава 33. Покой нам только...

"Очнулся?" — ласково спросил знакомый голос, в котором почему-то вдруг прорезались скрежещущие нотки.

"Да", — хотел ответить Фёдор, но пересохшие до корки губы, кажется, даже не шевельнулись. К ним поднесли какой-то сосуд с восхитительно пахшей прохладной водой, но внутрь из неё попало не слишком много — горло было чуть ли не в худшем состоянии чем губы.

— Потерпи, — ласково попросила Хранительница. — После того, что вы тут натворили, Миру, — она так и произнесла "мир" с большой буквы, — просто не хватает ресурсов. Так что мы сейчас попрыгаем собственными лапками вниз, а там, глядишь, Админ выйдет из обморока и отправит нас подальше от этого филиала Аида...

Против этого Фёдор не возражал, и грудь по кругу стянуло чем-то похожим на толстенный резиновый шланг, а в плечи вцепились руки больше похожие на кисть скелета из кабинета биологии. У того конечности тоже состояли из одних костей, но вот кажется у того скелета последняя фаланга не заканчивалась приличного размера коготком?

От мыслей на тему, насколько шагающий транспортный кибер на ощупь неотличим от нежити, отвлекло то самое "попрыгали", которое оказалось буквальным описанием процесса. Твердая, но явно неметаллическая поверхность под спиной и ниже куда-то провалилась, а желудок наоборот "воспарил", норовя покинуть тело. Потом желудок вместе с сердцем ухнул в пятки, когда Федькин "носитель" приземлился на несколько метров ниже. Но за этим опять последовал толчок и новый полёт, приземление с разворотом градусов на сто сорок, и новый провал. После такого никаких американских горок и даром не надо.

Судя по восторженно-нецензурному писку со стороны спины — Антис-громовержец тоже очухался и в полной мере переживает всю эту погоню за черной кошкой в темной комнате. Надо будет позже с ним крупно поговорить на тему что за дрянь читерскую он сюда приволок, и как додумался применить. Исполнитель явно уже сам себя наказал, а вот до вдохновителя, пожалуй, добраться стоит — спички детям не игрушка.

На этом месте произошел уже горизонтальный, а не вертикальный прыжок, и по волосам и всему телу будто легким ветерком прошлось — видимо так выглядит переход в рекреационную зону на ощупь. "Резиновый шланг", охватывающий грудь, дернул мальчика вверх, и через миг под ногами оказалась хрустящая трава. Убедившись, что падать он не собирается, манипулятор убрался, а знакомые руки прижали Фёдора к уже таким родным выпуклостям и быстро начали сматывать слои намотанного на глаза и голову бинта.

— Резко глаза не открывай, сначала через веки посмотри, — произнёс грудной голос, и сердце, ёкнув, провалилось в пятки.

Слишком озабоченный голос был у Хранительницы, а Федька очень уж "вовремя" вспомнил, что она говорила про "психосоматику" и "игры подсознания" — остаться слепым не хотелось просто жутко. И от этой жути чуть челюсти не залязгали. Но тут сильные руки сжали плечи и пришлось, собрав всё имеющееся в наличии мужество, осторожно раскрывать глаза.

Первый взгляд облегчения не принёс — перед глазами было темно и плавали цветные пятна. Крепко зажмурившись и прошептав про себя молитву, опять приоткрыл веки — всё те же пятна. Чуть не взвыл от отчаянья, но тут одно из плавающих пятен превратилось... в защёлку разгрузки. Да и остальные "пятна" оказались именно пятнами на камуфляже. Облегченно всхлипнув, мальчик уткнулся носом в живот Хранительницы и замер так, пока ноги не перестали подгибаться от пронзившего его облегчения. Погладив его по голове, женщина с беспокойством заглянула в глаза, улыбнулась увиденному и пошла разматывать тезку.

Фёдор обессилено примостил пятую точку в траву и огляделся по сторонам сквозь всё ещё плавающие перед глазами пятна. Да-а, на прежний рай увиденное явно не тянуло. Максимум — чистилище.

Просто не могло быть в раю такой реальной, а не райской, выгоревшей травы и безжалостно палящего с неба солнца. И уж точно там не могло быть двух неспешно кипящих и поднимающихся всё выше грибов...

Грибов?! Тряхнув головой, пытаясь отогнать жуткое наваждение, Фёдор ещё раз присмотрелся к округе. Увы, но даже местность он узнал — первый гриб вздымался рядом со входом в ставшее памятным ущелье, второй поднимался откуда-то из глубины каменного лабиринта. Кажется, второй был пониже и пожиже, хотя может, это было следствием времени или перспективы.

А вот очнувшийся тезка Нах-наху совершенно не понравился. Стоял весь, будто кол проглотил, и, не отводя взгляда, смотрел на выстроившийся метров за тридцать отряд из женщин в камуфляже без знаков различия. Отряд как отряд, женщины как женщины — мало чем отличные от начинающих понемногу приходить в себя мужиков-разведчиков, старых знакомцев и не очень...

А ведь точно! В расположившихся напротив группах явно присутствовало что-то неуловимое, но в тоже время объединяющее. А с другой стороны — ничего в них не было "эдакого", просто женщины разного возраста.

Крайняя справа — стройная девушка лет восемнадцати-двадцати. Красивая, несмотря на необычный разрез глаз, непривычный овал лица и две странные косички на голове. Крайней слева — небольшого роста женщина лет сорока пяти, с добрым, домашним и очень уставшим лицом. Посреди строя возвышается настоящая великанша — вокруг этой тетеньки впору хороводы водить. Глянешь на нее и сразу вспомнишь — "есть женщины в русских селеньях...", есть. Такая не то что коня на скаку, такая и слону хобот завяжет на двойной морской узел. Но опять же — открытое лицо с простой улыбкой и вздернутый веснушчатый нос — просто тётя Клава-повариха, ей бы для полного сходства вместо чего-то смертоубойного — черпачок на длинной ручке в руки дать.

Фёдор пробежался еще раз по лицам — почти все улыбаются, некоторые машут приветственно или подмигивают. Вот только чего вдруг тезка пятится от них назад, а сам — белее мела? Неужели из-за того, что от строя напротив отделилась молодая женщина лет двадцати трех, почему-то с гитарой за спиной вместо оружия, и теперь идёт к ним?

Нах-нах успокаивающе обнял тезку за плечи и с удивлением обнаружил, что тот едва сдерживает дрожь. Через миг их обоих сграбастала и прижала к себе Хранительница, но взглянув на нее, мальчик увидел, что и она далека от безмятежного спокойствия, а смотрит на подходящую с некоторой опаской. Да что ж тут творится-то?

— Волчонок, ты дошёл... — у нее была улыбка совершенно — пожалуй даже — безумно счастливого человека.

— Ага! — кивнув, Антис сделал решительный шаг вперед, но всей его решительности хватило только на этот шаг.

Женщина плавно отшагнула назад, сохраняя дистанцию метров в пять, и виновато улыбнувшись, развела руками.

Тёзка тоже замер как в копанный — бледность на его щеках начала сменяться лихорадочным румянцем:

— Успел аккурат к шапочному разбору — война уже десять дней как кончилась.

— Волчонок... И война кончилась, — женщина опять не смогла сдержать улыбку, снова осветившую её лицо изнутри. — Вот девчонки-то обрадуются. Нашёл, о чем жалеть! Войну без него закончили!

Женщина с видимым усилием согнала улыбку с лица и кивнула на пустой рукав:

— Это пока шел?

— Д-да, леопард... Точнее просто поцарапал немного, руку уже потом... — тёзка повесил голову. Говорить о том, что он позволил поцарапать себя какому-то леопарду, ему было невыносимо стыдно.

Но дальнейшие разговоры сбил старшой команды "красных". Рискнувший подойти к озабоченно рассматривавшей восьмерку странных женщин Хранительнице:

— Уважаемая, не находите, что применение столь мощного оружия, как и его наличие — это несколько... выходит, как за рамки как игры, так и реконструкции?

— А уточню, — глаза модераторши на миг устремились куда-то вдаль, видимо она обратилась к тому самому "админу" по внутренней связи, или через чат.

— Самодельное взрывное устройство мощностью до пятидесяти тонн было изготовлено диверсионной группой в районе высот 457 и 452 из топливного запаса обнаруженного домика геологоразведочной партии. При попытке уничтожения группы силами разведроты ХХХ-го полка, данное СВУ было применено, потери составили... Впрочем, это опустим — и так сами всё на своей шкуре прочувствовали... Так-с, тактический ядерный заряд типа "Нона"... э-э-э, это тоже пожалуй опустим... мощностью до сорока килотонн, находился в распоряжении данной группы и мог быть применен указанным способом при других обстоятельствах... На этом пожалуй всё — жалоба на ход игрового процесса отклоняется, как несоответствующая действительности. Претензии об моральном и сопутствующем ущербе не принимаются.

С "лежбища котиков", где приходили в себя после всех перипетий "красные", раздался удивленный свист: "Ну нехренасе вооружены местные боты!". "И сами они себе ничего тут, а интересно с ними можно..."

— У тебя и при жизни шансов было немного — повернувшись в сторону нежданных "восхищенцев", женщина одарила их счастливой улыбкой, — я ведь старше по званию, боец.

Над миром разом повисла мёртвая тишина, с которой были не в силах справиться и ожившие в траве кузнечики. Только старший "красных", враз посерьёзнев лицом, рискнул нарушить молчание:

— Хотелось бы поинтересоваться...

— Ну разве что намекнуть, — подмигнув, собеседница достала из-за спины гитару и начала подкручивать колки.

От общей группы отделился один из бойцов. Внимательно глядя на инструмент, бросил:

— Откуда?

— С бою взято. — Ответили ему, не прерывая настройки. Боец потемнел лицом и, видимо хотел что-то сказать, а может и нарушить заколдованный пятиметровый круг, но его командир сделал легкое движение кистью и боец замер на месте. Слова так и остались несказанными.

Вместо них зазвучал перебор струн.

Мы были карою небесной,

Мы были платой за грехи,

Припевом для веселой песни

И ржавым лемехом сохи,

Мы были гордостью и славой,

Рукою, кистью и плечом,

Мы были стаей волкодавов

И для замков любых ключом.

— Главное слово тут ребятки: "Были"...

Узкая ладонь с изящными пальцами прихлопнула струны, спокойный взгляд карих глаз обежал присутствующих и почему-то остановился на Фёдоре. Нах-наху стало немного не по себе — все вокруг явно понимали в происходящем больше него.

— А можно всё же немного конкретнее?

— Можно. Теперь, пожалуй, всё можно, — утвердительно кивнув, она провела рукой по наружной стороне плеча, будто отряхивая пыль. Все в онемении уставились на появившуюся эмблему. И только Фёдор опять ничего не понял — что такого для всех остальных было в оскалившейся голове серого волка?

— Волчица... — слово прошелестело по рядам вместе с шорохом одежды разом вскочивших на ноги бойцов, и снова повисла тишина.

— Да, ребятки, — в этот раз улыбка была грустная, — а вы всерьёз думали, что против вас воевали исключительно бородатые деды с двустволками? Так немного разочарую — в этот раз спецназ ГРУ был отнюдь не на вашей стороне. На чьей стороне были вы? Думаю сами разберётесь.

— Мы не знали. Такому противнику проиграть неудивительно.

— Э нет. Войны выигрывает в первую очередь народ. А уж война с технически превосходящим противником — очень человекозатратная вещь. Немногих профессионалов на ней приходится беречь. Мал золотник, да дорог... Беречь не просто так, а чтобы в нужный момент решительно бросить на стол. Тут конечно да... тут мы кое-что можем, но не так, чтобы слишком. А войну всё равно выигрывают именно бородатые деды, или вот такие пацаны — под множеством взглядов Антис прикусил губу, но лишь сокрушенно покачал головой. Фёдор почувствовал, что краснеет, но счел за благо промолчать.

— Да брось, — присоединившийся к разговору был спокоен и уверен в собственной правоте. Чтобы понять это Нах-наху хватило взгляда, — если б не эти трусливые крысы, отдавшие уже готовую победу...

Женщина грустно усмехнулась:

— А тебе понравилось гореть, братишка? — и дождавшись понимания на лице собеседника, прикрыла глаза и, качнувшись с пятки на носок и обратно, неспешно продолжила: — А ведь всё шло именно к этому. Нас банально сдали, слив по агентурным или техническим каналам информацию о том, что в распоряжении инсургентов имеется отряд с тактическим боезарядом. Ну и приблизительное место дислокации, естественно. Всё ради того, чтобы, когда возникнет риск захвата спецбоеприпаса, мы его применили.

Все, не сговариваясь, уставились на медленно кипящий и переливающийся огненно-черным гриб. Медленно-то медленно, но за время разговора он подрос ещё на треть.

— Как же так?

— А вот так — это жизнь, ребятки. И отдавать её приходится порой за гораздо меньшее. А уж ради такого намёка...

— Но ведь в реале вышло по-другому?

— Ага, ну как же не пошутить напоследок? — женщина улыбнулась в тридцать два зуба и с нежностью посмотрела на зардевшегося Антиса. До Нах-наха, кажется, начала понемногу доходить суть произошедшего. — Когда группа была уничтожена, вашим досталось всё — документы, награды, даже фотографии и прочие неопровержимые свидетельства, что ядрён-батон у нас был. Причём в пределах тех самых суток, что нас ловила вся королевская конница, вся королевская рать. Вот только самого спецбоеприпаса — не досталось. Ничё так, шутка вышла?

— А бомбу...

— Да вот этот волчонок и унёс, пока мы следы путали. О том, что в группе не восемь человек было, а девять, никто так и не понял, пока не стало поздно. Так что можете познакомиться с человеком, который действительно выиграл эту войну.

Невесело усмехнувшись, "волчица" ещё раз пробежалась взглядом по присутствующим. Большинство отворачивалось.

— Ну а дальше, думаю, и вам несложно будет сложить два и два. Слушаю.

Повисла пауза, но командир бросил быстрый взгляд на того, кто ещё недавно утверждал, что "победу отобрали", и боец через силу начал складывать "два и два".

— Дано: у противника имеется в наличие минимум один, весьма вероятно — два и более тактических боезарядов мощностью до сорока килотонн. Местоположение их неизвестно, и в обозримом будущем локализовано быть не может. Любым из них можно нанести удар по двум целям — ГОКу или Космопорту, сделав продолжение операции в стратегическом плане абсолютно бессмысленным. Предотвратить это технически невозможно.

Командир кивнул, и боец, вздохнув, продолжил:

— Далее. Почти треть личного состава — нетранспортабельные раненые. Один полк рассеян по громадной территории. Второй — охраняет тех самых раненых, из-за чего практически полностью потерял мобильность.

"Добавь ещё тот вертикальник, что сел на полуостров, — раздалась реплика из зала, — эти умники вообще отказались выполнять приказы, пока не будет их письменного подтверждения, в виду сбоя системы связи. Так, не отрывая жопы, всю войну на месте и просидели!"

"Докладчик" кивнул и продолжил:

— Вся авиация выбита, или не рискует вылетать из-за чёртовых воздушных мин, которых на всех местных буграх оказалось чуть ли не больше, чем деревьев. Последние сохранявшие хоть какую-то мобильность резервы понесли большие потери от минных засад. По сути — все имеющиеся силы локализованы в городе и никуда оттуда не могут двинуться из-за раненых и отсутствия транспорта. Условия для применения оружия массового поражения...

— Как по сидящей утке, — прервал "докладчика" командир, и тут же задал видимо живо интересовавший его вопрос: — А где вторая "Нона" из положенных по штату на группу?

— Без понятия, капитан, — с усмешкой развела руками женщина, — нам изначально выдали только одну. Где-то в другом месте, видать, была.

Командир понимающе хмыкнул и поинтересовался у остальных присутствующих:

— Ну что, орлы, еще вопросы есть?

Вопросов не было, а сами орлы выглядели слегка ощипанно. Капитан уважительно похлопал ребят по плечам, но не сказав ни слова, просто отошел в сторону, и увёл с собой остальных. Видимо решил, что сейчас не время для разговоров. Сказано уже было и так слишком много.

— Ладно, пойду и я, Волчонок, — женщина, имени которой Нах-нах так и не узнал, почему-то выглядела виноватой, хотя должно было быть совсем наоборот. — И не мучай себя больше вопросами, мог ли ты кого-то спасти, если б остался. Думаю, сегодня ты всё понял. И что мог сделать, и что на самом деле сделал. А что до нас... то восемь жизней в обмен на несколько десятков тысяч — это... об этом мы даже мечтать не могли. Так что, не поминай лихом, а я пойду, девчат порадую.

"Отпусти их, малыш", — одними губами прошептала Хранительница.

Антис с трудом проглотил комок, но все же смог попрощаться:

— Бывайте, думаю ещё свидемся.

— Э, нет! — сверкнула ему в ответ улыбка. — Тебе уж точно спешить некуда. Так что лет через сто — не раньше! — и женщина было повернулась к ожидавшей группе, когда, хлопнув себя по лбу, рысью подбежала обратно.

— Слышь, Царица всея Прерии, будь человеком, — говорившая смотрела Хранительнице прямо в глаза, и Нах-наху показалось, что между ними происходит больше, чем говорится словами, — мы тут все слегка кое-кому задолжали, а как отдавать?

— Да что ж это за день такой?! — шутливо всплеснула руками модерша, — сначала "имитационной программой" называют, потом "человеком" стать просят...

— Значит нет? — повесила голову "волчица".

— Значит "да", — отрезала в ответ Хранительница, отбросив шутливый тон, — самой мне с этим возиться долго, но есть у меня, кого попросить — сделаем!

И ответив на благодарный кивок, задумчиво проводила взглядом уходящую в темный портал группу.

— Да что ж за день сегодня такой, если мне про базовый принцип сообщества напоминают. Да еще кто?

— Что за принцип? — заинтересовался незаметно подошедший капитан, продолжая смотреть на то место, где секунду назад погасла арка портала.

— Сложно перевести... — Хранительница поковыряла носком сапога траву и задрала голову вверх, — "благодарность" не подходит, потому как подразумевает "ответная", "историческая справедливость" — тем более, а "Воздаяние", хоть и ближе всего, почему-то имеет исключительно негативную окраску.

И разом переключилась на дела насущные:

— Надеюсь, понятно какой уровень секретности у всего, что вы сегодня узнали?

— "После второй бутылки!" — хором ответил с десяток мужских голосов.

— Что? — кажется Хранительница была слегка сбита с толку.

— Такое после второй бутылки только самым близким друзьям рассказывать. И то — лучше не надо.

— Тёть, я пожалуй пойду? — Антис рискнул привлечь к себе внимание, подёргав за рукав задумавшуюся над такой формулировкой модершу. — Поиграл, со своими встретился, пойду теперь, наверно?

Мозолистая рука взъерошила ему волосы.

— Беги, там у тебя уже пятый прогулянный урок заканчивается.

Фёдор тоже оценил эту информацию и опустился на одно колено, протягивая вперёд сложенные лодочкой руки:

— Ваше Величество, разрешите мне удалиться? А то и у мня... э-э-э... пятый урок в прогуле...

— Вот ведь... язва. А я-то, наивная, думала, что никто не заметит! "Очень приятно, царь". Тьфу! — и вдруг приняв величественную осанку, Хранительница вытащила из воздуха громадный меч. — Мой рыцарь! Стерпите этот удар и ни одного более!

Грозное лезвие прошелестело, описывая дугу, и Фёдор судорожно припомнил состояние, нужное для того, чтобы сделать кожу непрорезаемой. Кажется, у него даже получилось, во всяком случае, упав на плечо, клинок не пошёл дальше до пупка. А в следующий миг Нах-наха выкинуло в реал.

Глава 34. Седьмой класс. Начало осени.

Ева насосалась молока и уснула, отвалившись от груди на мягкую мамину руку. Дара переложила дочку в кроватку и укрыла сверху мягонькой байковой пелёнкой. Встретилась взглядом с Вадимом: понятно, ждёт. И надо же, как раз в это время откуда-то издалека донёсся зов. Тот самый, которого она не слышала уже около года, с тех пор, как последний раз была в глухой долине в двух днях пути от Йориковки.

— Мне надо идти, — смущённо сказала мужу и увидела в его взоре разочарование.

— Хозяин?

Кивнула в ответ и стала быстро собираться, чувствуя укор в глазах любимого. Кожу на спине словно пощипывало. Но, до упрёков дело не дошло.

— Если задержусь...,

— ...молоко в бутылочке в холодильнике. Подогрею, — всё-таки Бероев — отличный мужик. Не зря её так к нему тянет.

Поцеловала его и выскользнула в ночь. Лучи ночного светила сегодня дают короткие тени, отчего редкие заросли за ручьём пронизаны столбиками почти вертикальных лучей. И тут, совсем рядом, буквально в нескольких шагах от их нового дома прячется один из мохнатиков. Интересно, кто? Хотя, не так уж и прячется — крупная фигура легко угадывается впереди.

— Здравствуйте, Бушмейстер.

— Здравствуй Дара. Рад, что ты и сама осталась жива и дала жизнь новому человеку, — в его голосе чувствуется некоторая натянутость. Он выглядит встревоженным и осматривается по сторонам.

— Какая-то опасность? Тебе нужна помощь?

— Конечно. Иначе бы я не пришёл, — на лице мохнатика угадывается озорная улыбка. — Познакомься с Риатором, — справа из глубокой тени шагнула ещё одна фигура, далеко не столь атлетически сложенная, но явно принадлежащая взрослому мужчине.

Новый знакомец сразу встал так, чтобы оказаться на свету — не стар, не молод, никаких особенностей в облике. Только взгляд наполнен тёплым спокойствием. Дара невольно протянула ладошку для рукопожатия и на мгновение почувствовала коготки, появившиеся между мягкими пальцами. Они не укололи и не оцарапали, а обхватили и тут же пропали.

— Надо представить нас кое-кому, — продолжил Бушмейстер. — А вот и они, — показал он на две фигурки, длинную тощую и мелкую, появившиеся со стороны спальных корпусов школы.

— Нах-Нах и Мелкая, — воскликнула Дара. — что они опять натворили?

— Натворить им только ещё предстоит... хотя, ты права, кое-что эти ребятишки уже успели. Хе-хе! У парня вообще нет тормозов, на одном везении существует. Наши даже ставки делают на то, как он в очередной раз выкрутится из переплёта, в которые попадает раз за разом. Есть в нём какая-то склонность действовать вроде бы и неразумно, но с результатом намного лучше ожидаемого.

— Он старается поступать взросло, — откликнулась Дара. И вдруг поняла, что рядом никого нет. Вернее, оба мохнатика по-прежнему здесь, но стали невидимы.

— Добрый вечер, Дара Руслановна. Это вы нас позвали? — Федя с Ниной уже рядом.

— Будем считать, что я, — незачем усложнять ситуацию. — Мне нужно кое с кем вас познакомить. Повесьте оружие на ремень.

— Это так страшно? — улыбнулась Мелкая, пристраивая винтовку в положение для переноски.

— Не хочу испытывать ваши рефлексы, — улыбнулась учительница. — И сравнивать соотношение разумного и заученного. Считайте, что вас охраняют, — Дара повернулась. — Это Риатор. Он хочет с вами потолковать. А мы с его товарищем будем прикрывать.

Мелкая посмотрела туда, где стоял Бушмейстер, и кивнула. А Федька с любопытством уставился на проявившегося "снежного человека".

— Рад познакомиться. Фёдор Матвеев к вашим услугам, — произнёс он учтиво. — Ещё меня можно называть "Нах-Нах", — я откликнусь. А это Нина Уткова, которая также откликается на прозвище "Мелкая". Мы ученики этой школы и ничего не умеем такого, чтобы могли указать в качестве наших профессий.

— Очень приятно. Моё имя Риатор, что, также, является и прозвищем, и кличкой. Таков обычай нашего народа. А по профессии я врач. Мне хотелось бы осмотреть одного из ваших товарищей, твоего Федя тёзку. Но, так уж получилось, что необходимо, чтобы нас кто-нибудь представил.

Завизжавшая Мелкая повисла на шее мохнатика:

Вы приделаете ему новую руку? Вас Минатор прислала? Мы его сейчас приведём!

— Кхе-кхе! — Федька погладил подругу по спине, и она отлипла. — Насколько я понимаю, вы — инопланетянин, обратился он собеседнику.

— Это же можно сказать и о вас, мой юный друг. Но нельзя сказать о вашей спутнице. Надёжней будет определить меня, как человека другой расы. Это, примерно, то же самое, что было бы верно с вашей стороны по отношению к мегакотам.

— Да? — мальчик постоят несколько секунд в раздумье. — А ведь действительно так удобней для души. Люди — они и есть люди. Просто я — Хомо. А вы...?

— Идалту.

— Как я понимаю, корни вашей расы происходят не с этой планеты?

— Нет. Мы издалека. И уже давненько имеем возможность навещать другие звёздные системы, не проводя в дороге всю жизнь. Прерия, лишь один из миров, где мы иногда гостим.

— Благодарю вас, Риатор. Если хотите меня о чём-нибудь спросить — готов ответить.

Чопорность ритуала знакомства, кажется, позабавила собеседника.

— Скорее, у меня будет просьба. Хотелось бы поскорее встретиться с пациентом, желательно на этом месте.

— Идём скорее, — Нинка тут же потащила парня за руку. — Приведём Фёдора. Ну, давай, звони. Пусть уже одевается — небось спать завалился.

— А вы, Дара Руслановна, — обратился Нах-Нах к учительнице. — Проводить вас домой?

— Спасибо, Матвеев. Не стоит. Я немного побуду тут. Хочу перекинуться словечком-другим со старым знакомым, — слева насмешливо фыркнули.


* * *

Однорукий Фёдор копался довольно долго, минуты четыре.

— Ну чего, — появился он на крыльце и посмотрел на друзей заспанным взором.

— Внеочередной медосмотр, — брякнул Нах-Нах.

— У секретного доктора, который проездом и инкогнито, — Мелкая уже настроилась на Федькину "волну" и подыгрывает ему.

— Скотство какое. Не высплюсь же!

— Так шевелись. Топаем в сторону клубничника.


* * *

Силуэты Дары и ещё одного Идалту виднелись чуть в стороне на стволе поваленного дерева. Риатор же устроился на разножке у раскладного столика с незнакомой аппаратурой.

— Садись, — указал он однорукому на свободную табуреточку рядом. — Я — Риатор. А ты давай сюда свою культю, — от недавней чопорности не осталось и следа. Теперь под развесистым каштаном находился сухой деловитый врач, не склонный ни к нежностям, ни к сантиментам. И полными плотоядного аппетита глазами взирал на приведённую жертву.

Мальчик же, заметно оторопело взирал на острые кошачьи ушки. Нет, не кошачьи — раковины начинались сбоку головы, как у людей. Но шерсть, клыки во рту...

— Кто это? Хозяин!?

— Да нормальный дядька, — отреагировал Нах-Нах. — Просто издалека. Кончай кобениться, нам тоже спать охота, а прикрывать вас кому-то нужно.

Вдвоём с подругой они в два счёта слупили с жертвы куртку и стянули футболку, обнажив торс, и усадили паренька на табуретку ампутированной рукой к медику. А тот принялся цеплять к разным местам датчики, поглядывая на картинки и цифры, возникающие на компактном экране.

— Дрожишь, шкерт! — воскликнул он чуть погодя. — А ну, накиньте на него куртку. Кстати, с адамитами мы не слишком часто проделывали подобные мероприятия и, как правило, в условиях стационара. Ну что, будем руку выращивать? — упёрся он взглядом в пациента.

— А вы можете? — с недоверием посмотрел однорукий Фёдор на необычно разговорчивого дикого зверя.

— Зачем, скажи на милость, я бы звал тебя, если бы не мог? — ушки на голове врача сделали стригущее движение а из глаз так и брызнуло веселье.

— Будем выращивать, — ответил мальчик. — Даже, если потом вы меня съедите.

— Врач упал с разножки и покатился хохоча.

— Ребята, Идалту нельзя смешить, — сказала подошедшая Дара, оставившая собеседника вдалеке на древесном стволе. — Они были бы непобедимы, если бы хохот не лишал их способности сопротивляться. Ева ворочается, — добавила она повернувшись в сторону недалёкого дома, — а Вадима Петровича никакой пушкой не разбудишь. Так что ребятки, Фёдора вам придётся сопровождать на процедуры и прикрывать во время собственно процесса лечения. Идалту сейчас не могут присылать сюда для этого своих людей — какая-то у них политика с расой, считающейся куратором Прерии. Ну и, сами понимаете, надо постараться обойтись без огласки.

— Положитесь на нас, Дара Руслановна, — кивнула Мелкая. — Звонок Феденьке на визоры — и мы всё сделаем.

— Ай! — воскликнул однорукий.

— А я не обещал, что будет не больно, — заметил Риатор. — Готов?

— Готов... Ай!

— Лучше вскрикивать, чем скрипеть зубами. Только громкость звучания необходимо снизить, а то, мало ли кто услышит. До спальных-то корпусов рукой подать. Готов?

— Готов... Ох-х-х!

— Да. Так уже лучше. Готов?

— Федя, — Мелкая слегка сжала руку друга, — слева тридцать полосатый амфицион, — она принялась накручивать на свою мелкашку глушитель. — Если не смогу завалить его по-тихому, стрелять придётся тебе.

Со стороны бревна донёсся тихий хлопок. Дара и Нинка оторвали приклады своих винтовок от плеч.

— Буш завалил зверя, — объяснила учительница. — Ну, я побежала домой. Сейчас коты сбегутся ужинать.

— Не сбегутся. Ушли они на закате и Фагора взяли с собой.

— Ох-х-х!

— Вот и хорошо. Ребята, подержите пациента. Сейчас будет действительно больно. А ты, малыш, возьми капочку в зубки.

— Ы-ы-х!

— Прекрасно. Ростовое поле очистили от эпителия — можно и за дело приниматься. Готовься, герой. Зудеть это место будет непрерывно и очень сильно. Как только утихнет боль, так сразу и зачешется. А трогать нельзя, а то рука вырастет кривая.


* * *

Федька приблизился к одиноко сидящей фигуре.

— Здравствуйте, Буш!

— И тебе здоровья. Любопытствуешь? И ничего не боишься?

— Наоборот, трушу так, что перед самим собой неудобно. Просто подумал, что если бы вы хотели мне недоброго — давно бы сделали. А, если я не подойду, то другого раза может и не представиться.

— Интересный расклад. Выходит, страх у тебя ускоряет ход мыслей. А это врождённое или научил кто? — огромный покрытый шерстью собеседник Нах-Наха чуть подвинулся и хлопнул лапой рядом с собой, приглашая присесть. Федька и присел, но лицом в другую сторону, чтобы контролировать заднюю полусферу.

— Не могу сказать уверено, — признался он честно. — Возможно, это мне подсказали уже тут на Прерии. Да, пожалуй. Мальчик один, совсем маленький. В минуту опасности взрослые остались нас прикрыть, а он стал меня уводить. Спокойно так, деловито.

— Увёл?

— Нет. У меня было оружие которое справилось с опасностью, а остальные об этом не догадывались. Только вот почему вы меня об этом спрашиваете?

— Я готовлю бойцов. Методика обучения их хладнокровию в минуту опасности — важный элемент воспитания воина. Твой вариант известен, однако важны детали.

— Но ведь вы наверняка обучались этому профессионально, а со мной всё получилось случайно. Странно, когда взрослый спрашивает о таких вещах подростка.

— Язык мне хочешь развязать, юноша? — Буш скосил на парнишку лукавый глаз. — Забыл, что ли — разумное существо учится всю жизнь. И, вот ещё — слишком близко мы от школы устроились. Собственно, это из-за того, что Дара кормящая. А в другой раз ведите пациента сразу к Хорькову озеру. Не будем больше тревожить молодую мамочку.

— Да. Туда и дорога открытая, и само место хорошо просматривается, и от жилья далеко — Фёдору можно будет кричать, сколько влезет.

Фыркнули.


* * *

Утром, выбегая на зарядку, с удивлением увидел, что на скамейке у крыльца его поджидает Представитель Президента собственной персоной. А рядом сидит Мелкая и смотрит скептически.

— Подслушали вчерашние переговоры, — спросил подходя.

— Конечно, — и не подумал отпираться Степан Кузьмич, которого звали обычно Стёпкой — восемнадцать лет парню. — И мнемона засекли наши средства космического наблюдения как раз около Плёткино. Похоже на посадку корабля-невидимки. А потом, через четверть часа зафиксировали звонок к тебе на визоры с неопределяемого номера и приглашение голосом, который ну точно не синтезатор Минатора.

Степан просительно поглядел на Нах-Наха, покосился на Мелкую и нормальным человеческим голосом продолжил:

— Может, расскажете? Сами понимаете, каково это управлять планетой, на которой столько тайн.

Федька встретился взглядом с подругой и понял — она хочет ответить. Не иначе — подготовила резкую отповедь. Кивнул ей в знак согласия и присел рядышком.

— Понимаешь, Кузьмич, — начала Нинка неожиданно мягким тоном, — у нас на Прерии очень много тайн. Как я понимаю, ты заподозрил скрытое присутствие двух других инопланетных рас, имеющих более высокий чем у нас уровень развития. Но забыл про мегакотов, которые на протяжении многих тысячелетий разумного существования создавали не вполне понятное нам сообщество. Расселяясь повсюду, живя скрытно малыми, редко распределёнными практически по всей суше группами, эти создания достаточно активно обмениваются информацией. Во всяком случае прайды, пришедшие в Ново-Плесецк были как-то уведомлены своими соплеменниками из Виловых гор о перспективности контактов с людьми...

— ...с Хомо, — вмешался Нах-Нах. — Мегакоты — тоже люди.

Двое котов, составлявших охрану главного начальника планеты, одобрительно кивнули.

— Ну да, — согласился Стёпка. — Это что, выходит, у них тоже имеется государство?

— Организация, — подтвердила Мелкая. Централизованная она, или аморфная — не помешало бы в этом разобраться как следует. А тебе сразу подавай могущественных инопланетян. Нет, чтобы сначала изучить толком то, что находится у нас под носом. Вот скажи мне, сделай милость, почему на планете нет не только глистов, а и вообще кишечных паразитов крупнее микробов? Отсутствует целый класс живых организмов, а биосфера функционирует.

— Почему?

— Это я узнаю, когда вырасту.

— ???

— Хочу заняться изучением биоценозов. Их тут тысячи, мне думается. На ферме Краснова сельскохозяйственные культуры пытаются включать в эти системы — вроде, получается кое-что. И где-то в цепях питания нужно отыскать звено, уничтожающее кишечных паразитов. Ведь наверняка их не раз завозили с Земли с домашним скотом.

— Тоже немаловажная тайна. А про вчерашнюю встречу не расскажете?

— Стёп! Ну нас же прямо попросили — не болтать лишнего.

Представитель президента вздохнул. Глянул озорно:

— Фёдору однорукому хотите выпросить протез? Такой совершенный, что не отличить от нормальной конечности?

— Почти угадал, — согласился Нах-Нах, — только речь идёт не о протезе, а о... — тут Мелкая зыркнула на него, и пришлось замолчать.

— Понял. Регенерацию затеяли, — кивнул Стёпка. Ладно, успокою Моретти, что тут у вас никакой не антиправительственный заговор. Айда завтракать, мне за сегодня надо добраться до самых верховьев Жёлтой.

— Стой! Куда? — вцепилась в него Нинка. — Мы тут, понимаешь, всё тебе разболтали, а ты нам самого главного секрета так и не открыл. Ну, про награду однорукого Фёдора. Он молчит, словно рыба об лёд, — девочка с удовольствием посмотрела на скривившееся как от кислого лицо своего друга, — а я просто сгораю от любопытства.

— Ну, он не отдал десантникам штуку одну — утащил её чёрт-те куда, да так и не нашёлся. Сначала-то не один был, но группа, с которой он этим занимался, вся полегла, да и сам Фёдор сохранился не полностью. Военные же, поняв, что эта... вещь от них ушла, сразу пошли на переговоры. А охота за тем устройством была очень серьёзная.

Федька согласно покачал головой, и Мелкая успокоилась..


* * *

В этот же день после окончания утренних уроков, едва ребята приблизились столовой, сам директор школы махнул им рукой, показывая, чтобы шли в беседку, стоящую чуть на отшибе. Тут ждал их накрытый стол и Серджио Моретти.

— Здравствуй, Нина. Здравствуй, Федя. Сан-Саныч категорически запретил отрывать вас от занятий. Велел побеседовать в обеденный перерыв. Так что — прошу.

Поздоровавшись, дети сели и сразу приступили к трапезе — не в обычае тут чваниться при харчах, а аппетит поспел как раз к сроку.

— Не буду терять времени и ходить кругами, — так же не стал тянуть резину и гость. — Предлагаю вам поступить на работу в службу безопасности в качестве штатных агентов.

Нах-Нах и Мелкая даже замерли с не донесёнными до рта ложками. А новоявленный рекрутёр первым делом пообещал им вполне приличное жалование, сверх которых накинул щедрые командировочные до самого окончания обучения в школе. Не увидев во взорах собеседников заинтересованности, предложил в качестве рабочего оборудования служебные визоры для девочки — вещь, ставшая редкостью после потери связи с метрополией. Когда и эти посулы не произвели должного эффекта — сделал ещё один решительный шаг, пообещав выдать ребятам служебные мотопарапланы, причём немедленно.

Поскольку ногу на Федькину ступню Ниночка поставила сразу, то с согласием он не торопился, ожидая речей подруги. Наконец опустели стаканы с компотом, и она заговорила:

— Если вы полагаете, что поступая на службу, я дам клятву, на основании которой буду вынуждена изложить интересующие вас сведения, то ничегошеньки из этого не получится, потому что в первый день войны присягнула на верность людям, живущим на планете, пообещав защищать их. И слову своему не изменю. Только ничего про исполнение приказов или законов ни я, ни мои товарищи не обещали. Вот такая у нас коллизия.

— Хм! А ведь не далее, чем сегодня утром Фёдор отнёс к категории людей ещё и мегакотов. То есть взятые вами на себя обязательства теперь распространяются и на них, — парировал шеф службы безопасности, демонстрируя отличную осведомлённость обо всём, что происходит.

— Знаете, — вмешался мальчик, — к числу людей я отнёс и тех, кем вы интересуетесь. Если мне придётся присягать, то я использую те же слова клятвы, что и снайпер Мелкая. Потому что тогда и они окажутся у меня под защитой, — и он гордо напыжился, заработав одобрительный взгляд подруги.

Коты — тоже наши люди? — почесал затылок Моретти. — И любые инопланетяне, ступившие на поверхность Прерии? Вы не подозреваете, что они могут быть опасны?

— Нам известно, зачем они тут, — парировал Нах-Нах.

— Блажен кто верует, — нервно забарабанил пальцами по столу шеф безопасности. И такого бардака, как у вас в школе, я вообще нигде не видел, — добавил он раздражённо, делая круговой жест рукой.

Мальчики — семиклассники расположились вокруг беседки, дружелюбно держа ружья не на ремне, а в руках. И, если староста выглядел спокойным, то Фитиль переминался с ноги на ногу, а Панас откровенно хмурился.

— Шестой отдельный взвод мобильных миномётов, — узнал мужчина знакомые лица. — Рад был повидаться. Прошу прощения — у меня ещё дела, — заторопился он, поднимаясь из-за стола.

— Ну, вы даёте! — повернулся к одноклассникам Федька. А чего не сказали, что тоже воевали?

— Ты лучше спроси, кто здесь не воевал, — ухмыльнулся Фитиль. — Мы, чай, не городские, — и получил подзатыльника от Панаса:

— Их тоже немало взялось за оружие, так что ты нос-то не задирай. Так слушай, Мелкая, а что это за присяга у вас была?

— Я убью, украду, обману — но вырву победу у коварного врага, — это старшеклассница Стебелёк подошла со своей Драгуновкой. И сразу все заулыбались — острый язык Фёклы Максимовны в школе ценили.

— Нет, ну совершенно невозможно работать. Сплошная круговая порука — никого не тронь, — шутливо развёл руками Моретти.

— Так, Серджио, мы и тебя никому не выдадим, — ухмыльнулся Петя-староста.

— А чего он из-под вас добивался? — Стебелёк вопросительно посмотрела на Нах-Наха.

— Чего-чего! Чего мы на наших ночных прогулках делаем? — нашлась Мелкая.

— У-у, нечестивец! Ишь, чего удумал! — и, повернувшись в сторону удаляющегося гостя, добавила: — женатый человек, а туда же!


* * *

Вести Фёдора на следующую перевязку пришлось только через день. В ночь, конечно. И никакого звонка на визоры, чтобы сообщить о необходимости встречи, никто не делал. Мелкая зашла в спальню мальчиков и сказала:

— Федя, нам пора.

Фитиль досадливо крякнул:

— Нет, ну что ты нашла в этом городском? — и увял, встретив непонимающий взгляд девочки. — Понял, понял. Молчу, молчу.

В коридоре Нинка придирчиво осмотрела спутника с ног до головы через разведицкий шлем:

— Жучков на тебя не посадили, так что, порядок, — сказала она и чуть порозовела. — Теперь проверь меня.

Осматривая подругу через аппаратуру, строящую картинку, снятую в разных участках спектра, Нах-Нах неожиданно понял, что видит её практически обнажённой. Вернее, не так — одежда тоже на месте, но она ничего не скрывает. В нём тут же сформировался червячок желания и принялся становиться всё больше и больше. Поняв, что его сейчас видят точно также — насквозь, он смутился.

— Да ладно тебе, — ухмыльнулась Мелкая. — Мне даже приятно. Жаль, что не время сейчас, — и непритворно вздохнула.


* * *

Однорукого Фёдора на наличие устройств слежки проверял Нах-Нах, пока Мелкая стояла "лицом к стенке" — ей не трудно, если парень попросил. Смешной он, её Федька. И не хочется, чтобы становился другим. Нет, он не наивный и даже не простой, а милый и искренний. Незачем напоминать ему, что обзор у шлема круговой — и без неё знает. Зато получается этакий ритуал подчинения: он велел — она исполнила. Мама говорила, что это сильно укрепляет семью — такие небольшие символические проявления смирения.

Ну а потом до самого Хорькова озера ничего примечательного не происходило. Риатор "потрошил" всё ту же культю, пациент шипел и шмыгал носом, а ребята оглядывали окрестности. Через аппаратуру это получалось прекрасно — всё как на ладони. Поэтому появление рядом Буша оказалось для мальчика неожиданностью — не видел он его на сформированной шлемом картинке. А вот девочка ничуть не удивилась. Мило улыбнулась и поздоровалась с пустым местом, через миг оказавшимся не пустым.

Некоторое время все трое охраняющих ни о чём не разговаривали, а потом Нах-Нах потихоньку принялся "докапываться".

— В прошлый раз вы упоминали, что занимаетесь преподаванием, — начал он "для разогрева". Не стоять же молча, в конце концов, рядом с настоящим инопланетянином!

— Преподавать, учить, обучать, воспитывать, трудиться на педагогическом поприще, дрессировать, натаскивать, — заговорил Идалту. — Какие ещё варианты ты можешь предложить для того, чтобы определить мой род деятельности? — а сам посмотрел пытливо.

— Это вы с моей помощью хотите наш язык подучить? — повёлся Федька. И, увидев ответный кивок, призадумался. Помолчав немного, продолжил: — Передавать другим свои знания, навыки... — опять остановился ненадолго: — и, наверное, вкладывать в учеников понимание чего-то важного?

— На вашем языке лучше всего это передаётся фразой: "Делиться с детьми частичкой своей души". Так вот, это не совсем про меня. Я, всё-таки, солдат. Вдалбливаю в курсантов умения и навыки. А вот до высокого звания наставника мне, пожалуй, не дорасти. Имею ввиду — вожака младшей стаи.

— Получается, работа воспитателя детского садика у вас очень ценится? — встряла Мелкая.

— Она самая сложная и ответственная, — кивнул Бушмейстер. — По нашей традиции ею занимается сам глава клана — человек облечённый всей полнотой ответственности в окружении малыша. Хотя, знаю, на Земле к дошкольным педагогам и учителям младших классов отношение не столь уважительное. А мы не жалеем сил на то, чтобы отобрать для работы с детьми людей, наделённых высокими достоинствами. Вот в последней группе у меня парнишка был — не самый, прямо сказать, лучший снайпер из него получился. Но при контакте с Дарой он проявил себя просто с удивительной стороны: чуткость, артистизм, сопереживание — разве без этого можно успешно работать с детьми? Ой! — смутился Идалту. — Ты страшный человек, Нина. Взяла, и всё выпытала.

— Не всё, — ничуть не смутился Федька. — У нас задача от руководства — узнать из чего ваша раса делает свои пудреницы и выведать технологию производства этого материала.

— И за это ты готов почистить мою винтовку? — фыркнул Буш.

— Я почищу! — чуть не подпрыгнула Мелкая.

— Не дам, — отмахнулся мохнатик. — На ходу подмётки режете. Ребята, вам никто не говорил, что вы настоящие мастера добывать совершенно секретные сведения методом непринуждённого допроса во время обычного трёпа? А пудреницы мы не применяем. Для ухода за шерстью лица используются другие средства, а не порошки, от которых хочется чихать. Нет! Ну что делается! Опять разболтал секретную информацию!

Так, перешучиваясь, и дождались завершения работы врача. Обратную дорогу однорукого Фёдора кособочило, и сам он покачивался на ходу:

— С нервными окончаниями сегодня разбирались. Риатор сказал, что дальше легче пойдёт, и перевязки понадобятся реже.


* * *

Учёба в седьмом классе мало чем отличалась от того, что было в прошлом году — та же круговерть и состояние непрерывной занятости. Правда, подросшие и окрепшие организмы уже не настаивали на обязательных десяти часах сна, отпущенных для этого школьным распорядком. Однако — сопровождение однорукого Федьки на лечение к Хорькову озеру каждые два-три дня этот "запас" выбирало. Пока Риатор колдовал над культей, Федя с Нинкой болтали с Бушем. И разговорили-таки человека. Как-то раз он рассказал им о своей планете — о природе, в основном. В его представлении она сплошь состояла из заливов, проливов и бухт, в которых водится самая вкусная на свете рыба, а по берегам расположены просто райские кущи, где ветви ломятся от истекающих медовым соком плодов. Он давненько там не был — всё служба да служба, и, по большей части, не под небом других планет, а в болтающихся в пустоте коробках, набитых такими же, как он существами.

По косвенным данным Федька чётко уловил, что искусственная гравитация на кораблях Идалту — в порядке вещей, а межзвёздные перелёты занимают считанные недели, если не дни. Правда, эти догадки были зыбкими.

Отношения с Нинкой у него стали чуть-чуть натянутыми — он и сам не звал её купаться наедине, и от её приглашений отказывался, поскольку боялся попасть в неудобное положение — он бурно реагировал не только на неё, но и на воспоминания об их прошлогодней непринуждённости, а, тем более, о предпринятых летом попытках воссоединиться. Ситуация эта сохранялась недолго — однажды под утро какой-то внутренний толчок вырвал его из сладкого сна, и он понял — зовут.

Неслышно выбрался в коридор — точно. Подруга в лёгком халатике поверх ночнушки ждала его. Молча взяла за руку, повлекла за собой в изолятор, дверь в который изнутри подпёрла палочкой. И жарко прижалась всем телом к парню. После этого он порвал и халатик, и рубашку, и... ещё что-то. Всё произошло быстро и настолько неказисто, что Федька просто оторопел.

— Молодец, — шепнула ему на ухо Мелкая и счастливо хихикнула. — С тобой шутки плохи — раз, и в дамки.

— Я тебе очень больно сделал? — вдруг пришла к Федьке в голову запоздалая мысль.

— Очень. Молодец! — несколько парадоксальный ответ озадачил Нах-Наха.

— Э-э... так мы поженились! — обрадовался парень. — Давай попросим поселить нас вдвоём.

— Мы просто познакомились поближе, так что не будем торопиться. А сейчас быстро разбегаемся — есть ещё час до побудки. Поспи, — и она, легонько поцеловав его, выскользнула за дверь.


* * *

После этого случая Нинка довольно долго не звала Федьку уединиться, а на его приставания отвечала мягкими отказами. Хотя всё остальное было по-прежнему — они разлучались только на время сна. Ну и в классе сидели за разными партами — так как получилось в день их первого приезда в Плёткино: он с Панасом, она с Одуванчиком. Шли дни, учебная нагрузка возрастала, выходы на сопровождение однорукого Фёдора к доктору Риатору продолжались, а произошедший эпизод начинал уже казаться чем-то нереальным, волшебным и феерическим. И вдруг снова среди ночи — зов.

Нах-Наха словно что-то толкнуло. Он быстро выскользнул в коридор и уверенно двинулся к той же двери. Тёплые объятия, мягкие губы и подруга трепещущая в руках. Он попытался быть осторожным и нежным, но продолжалось это недолго — Мелкая дала ему пинка, мол, нечего тянуть, давай, действуй! Всё получилось быстро и ярко.

— Сладенький мой, — прошептала Нина. Снова поцеловала его, на этот раз благодарно. И улизнула.

"Два поцелуя вместо одного в прошлый раз, и плюс — ласковое слово вместо похвалы", — рассудил парень. Но решил не приставать с расспросами — не он в их паре барышня, в конце концов! Чуть подождёт — и всё ему расскажут. Нинка не то, чтобы болтушка, скорее наоборот. Но ей обязательно понадобится с кем-нибудь всё это обсудить. А с кем, как не с ним?


* * *

Вальцевали гильзы к автомату Нах-Наха. Тонкие жестяные, они заметно деформировались после выстрела и, во избежание задержек при стрельбе, следовало вернуть им правильную форму. Увы — каждая третья была не в состоянии этого пережить — лопалась.

Немного засиделись за монотонной работой, забурчали голодными животами, и Фёкла послала парня на кухню сварить картошечки и отрезать буженинки — кушать захотелось всем, а работа у Федьки спорилась хуже, чем у девчат.

— Ты скажи мне, подруга, чем прыщики вывела. Я уже замучилась подбирать средства от них, — Стебелёк принялась за расспросы, едва за парнем закрылась дверь.

Нинка порозовела но не ответила. И этого оказалось достаточно:

— Так что, свинтус твой тебя уже распечатал! Не, ну где в жизни справедливость и мой принц на белом коне?! — и, спохватившись, продолжила. — А не рано ты сдалась?

Внимательно выслушав продолжительное молчание, Фёкла приободрилась, потом сникла и, наконец, спросила о том, о чём хотела:

— Ну и как оно, это самое? Также, как у Маруськи? Волшебно и неподражаемо, аж слов не находится, чтобы описать?

— Нет. Сначала меня сминают, будто пустой конфетный фантик, потом отбойный молоток и сразу взрыв. Я на полсекунды теряю сознание и быстро убегаю. Чувство такое, словно умерла и родилась снова.

— А это... подготовка, ласки, нежные слова? Он же должен тебя уговорить!

— Мы не в кино, Феклуша. И не в романе. Встречаемся только тогда, когда оба уже не можем сдерживаться — даже минута промедления невыносима. Так что эти уси-пуси нам без надобности.

— Ну ка не крути мне шарики! С чего это вдруг такое совпадение? Нет, понятно, если бы обнимались, нежились — тогда, наверно, да. Можно что-то почувствовать. Но вы же не бываете наедине — никогда не мурлычете, не обжимаетесь.

— Время от времени у парней уровень гормонов в крови становится очень высоким. Таким, что может башню снести. Ну а я научилась этот момент подмечать. Когда Феденька начинает изнывать от нетерпения — вот тут и у меня что-то срабатывает в ответ на его желание. То есть в это же самое время я готова на него наброситься и просто бешусь, если он медлит.

— Слушай, а почему вы не поселитесь вдвоём? Тогда, наверно, это происходило бы ярче, да и в более спокойной обстановке.

— Да ну тебя, — отмахнулась Мелкая. — Куда уж ещё ярче, если получается полный фейерверк! И потом — он тогда каждый день начнёт приставать, а отказывать ему у меня не получится — я же просто таю в его лапищах. А начни он мять меня регулярно — все краски сразу поблекнут. И потом — нам вообще пока нельзя жить взрослой жизнью — мы всё ещё маленькие. Вернее — в разных источниках про это пишут по-разному насчёт того когда уже можно, но вот так уж получилось... — она прервалась, взглянула на подругу и смутилась.

— Ну, Нинка, знала я, что ты рассудочна и коварна, но как ты могла так нечестно поступить с парнем?! Поманила, понимаешь, а теперь отмеряешь ему счастье только по большим праздникам и то напёрстками.

— Редко это бывает, да, словно праздники. Но только не заикалась бы про ты напёрстки. Потому, что этого самого счастья получается куда как поболее — мне в это мгновение кажется, что вот-вот лопну.

Стебелёк некоторое время осмысливала услышанное, потом хохотнула и покраснела:

— Могуч, говоришь, кабаняра твой. Ну-ну, — глаза её подёрнулись мечтательной дымкой. — И куда он пропал с нашей жратвой? Небось пробует кусок за куском, пока ложка по дну не заскребёт.

Глава 35. Готов на всё.

— Можно на пару слов, госпожа инструктор, — Андрей Фролов догнал её у входа в административный корпус и загородил дорогу, улыбаясь самым радостным образом. — Маленький презент.

Маруся скептически глянула на игрушку, болтающуюся на верёвочке перед самым её носом, но брать не спешила.

— Что понадобилось, лейтенант? Говори уж прямо. И тушканчика этого убери.

— Ну почему сразу "понадобилось"? — запротестовал он, — и это не тушканчик, а умная мышка, которая ползает по полу и находит любой потерявшийся предмет. Кольцо, например, или заколку.

Инструктор Савельева, уперев руки в бока, окинула насмешливым взглядом и тушканчика, и его дарителя:

— Во-первых, кольцо потеряла вовсе не я, а капитан. А я как раз нашла. Во-вторых, ни разу ты не подходил ко мне, если тебе чего-нибудь не было бы нужно. А тут ещё и с подарком. Колись, лейтенант, или отойди с дороги.

— Ну вот, никто не верит в мои чистые порывы, — притворно огорчился Фролов. — Капитан занят, а у меня коптер. Хочу тебя до дома добросить.

— Это с какой же такой стати? — удивилась Маруся. — Что-то раньше ты обо мне так не беспокоился.

— Ладно, скажу. Хочу к вам в гости напроситься. Капитан отослал к тебе. Грачёв вообще никого к своей жене не подпускает, ревнивец хренов. А мне жутко любопытно, как вы там устроились. Да на малышей глянуть.

— А-а, ну так я не против, — жена капитана пожала плечом и, ловко обогнув Фролова, взбежала на крыльцо. — Я сейчас забегу доложиться и через пятнадцать минут буду готова. Здесь и встретимся?

— Что? Уже хватает всего пятнадцати минут? — невинно поинтересовался разведчик. И тут же поднял руки, отступая: — да шучу я, Марусь. Всё, договорились!

Девчонка покачала головой, провожая его взглядом, вздохнула и вошла в здание. Недавно отремонтированные помещения еще хранили запах свежего дерева, который ей очень нравился. Капитана она нашла в кабинете. Ворвалась, забыв постучать, и замерла, покраснев — незнакомый мужчина, повернул к ней голову, удивленно приподняв бровь, а капитан, подмигнув едва заметно, холодным тоном поинтересовался:

— Почему без доклада? Где пожар?

А она-то не поняла, чего это сегодня, ни с того, ни с сего, дежурный Ленька хотел её задержать, но успел только состроить страшную рожу!

— Прошу прощения, — пробормотала, и опомнилась, вытягиваясь в струнку: — Разрешите обратиться, товарищ капитан?

— Слушаю.

Никогда ещё капитан так с ней не разговаривал — словно с чужой — даже и при других. И было от этого страшновато и немного неловко. Словно она ребенок, а тут взрослые перед ней, а она вот взяла и прервала важный разговор. Хотя, собственно говоря, именно это и случилось. Чего не было — это обиды. Потому что сама кругом виновата. Вот кто её просил врываться в его кабинет?

Капитан кашлянул, и она выпалила, снова опомнившись:

— Прошу разрешения сопровождать лейтенанта Фролова в сторону Нифонтовки.

— Разрешаю, — кивнул он, показывая всем видом, что разговор окончен.

— Разрешите идти?!

— Идите, товарищ инструктор!

Вылетая из кабинета, и чувствуя, как горят щеки, Маруся услышала, прежде чем окончательно захлопнуть дверь:

— Бардак у вас тут, Василий Петрович, как я посмотрю...

Ну вот, поставила мужа в неловкое положение перед этим придурком. Посетитель ей не понравился сразу. Одет в гражданку, черноволосый, смуглый и взгляд какой-то наглый, бестрепетный. Рассматривал её пристально и чуть насмешливо, словно букашку какую.

Фролов уже ждал, Маруся буркнула ему, что готова, да молча потопала к коптеру. Жаловаться лейтенанту не хотелось. На душе было неуютно, поэтому даже порадовалась, когда Андрей сел в кабину к пилоту, а ей предоставил салон в полное распоряжение. Наверное, настроение почувствовал.

Хороший у капитана друг. Даже странно, что муж его ни разу не приглашал домой. И вообще, странно, что сам Андрей никогда к ним не заглядывал. Невольно, вращаясь среди солдат с Земли, проникаешься этими мещанскими устоями с приглашениями, а ведь на Прерии всё по-простому — гостям всегда рады, были бы люди хорошие. И ей бы как раз и надо это им внушить. А не самой становиться такой же странной, как они.

Долетели быстро, и Маруся тряхнула головой, отгоняя грустные мысли.

Вспомнила, что обед вчера не приготовила, обошлись бутербродами по случаю позднего возвращения, а потом почему-то обоих потянуло проверить удобство кровати в маленькой комнате. И конечно допроверялись — в итоге чуть не проспали на службу.

Так что гостя и угостить нечем.

— Сразу к Настасье заглянем, — решила она.

Уж соседка всегда с горячим обедом. Удивительно, как управляется с домом и четырьмя крикунами? Ведь сёстры уже уехали — закончились каникулы в школе — пора настала выходить на работу. И у Грачёва на службе командировка за командировкой, так что Настасья порой совсем одна. И хоть бы пожаловалась — так нет. Радостная, как ни зайдёшь. Правда, говорит, детки ей достались спокойные. Ночью спят аж шесть часов подряд.

Фролов одобрительно кивнул:

— Эх, давно я Настасью не видел. Уж и забыл совсем, как выглядит.

— Вот ей и подари своего тушканчика. Подрастут детки и будут играть.

— Для неё у меня другие подарки, — он показал большую спортивную сумку, наполненную до отказа. — А мышку зря не берешь. Я же от чистого сердца.

— Да не нужна она мне... Ой, а у нас гости.

— Да ты что!?

Маруся не стала обращать внимания на ненатуральное удивление шедшего позади Фролова:

— Вон, видишь лодка незнакомая? — у пристани виднелось небольшое плавсредство.

В просторной прихожей дома Грачевых вкусно пахло жареным мясом и чем-то ещё. У Маруси сразу забурчало в желудке, который после вечерних бутербродов ничего не получал. А пустой чай в кабинете капитана — не в счет. Настасья и Рустамка сидели за столом и весело приветствовали Марусю. Но при виде лейтенанта обе замолчали.

— О, у нас гости, — сияя радостным любопытством, Настасья вскочила. — Как раз вовремя, мойте руки и за стол!

Рустамка тоже было поднялась, но разглядев гостя, опустилась на место, потребовав, чтобы Маруся села рядом. А гость, одарив всех широкой улыбкой и заверениями в стиле: "Как давно я мечтал о домашнем обеде", устроился рядом с хозяйкой напротив её сестры.

Ели молча, очень уж вкусный грибной суп приготовила сегодня Настасья. Жаркое с пюре всем тоже очень понравилось, никто не отказался от добавки.

— Пойду, пожалуй — заторопилась Маруся, — пора и мне обедом заняться. Капитана кормить надо. Лейтенант, а вы...?

— Иди, иди, Марусь. Позже к вам загляну.

Едва она вышла, Настасья поставила свою чашку на стол и поднялась:

— Вы тут не скучайте, лейтенант. И мяса себе ещё кладите. Пашка ночевать сегодня не будет, дела у него, так что ешьте на здоровье. А деток попозже посмотрите, как покормлю этих оглоедов.

— Я помогу...

— Ты чего, Рустамка, справлюсь. Лучше за гостем поухаживай, мастерскую Пашкину покажи.

Хозяйка упорхнула, что-то напевая, и в кухне Грачевых повисло молчание. Рустамка разглядывала стол, допивая свой чай, потом глянула на нежданного гостя и первой заговорила:

— Ну и чего такой довольный, Андрейка? Думаешь, тебе тут рады?

— А разве нет, милая? — и тут же добавил, не давая ей ответить. — Так ты тут до воскресенья задержишься?

— Вот уж не твоё дело, милый, — фыркнула она, и поднялась, собирая посуду. — Ты как, гостюшка, доел, или ещё голодный?

— Можно сказать, объелся, — Андрей протянул ей тарелку, — а как на тебя посмотрю, опять аппетит просыпается. Зверский.

— Обойдёшься, — усмехнулась красавица, и принялась намыливать тарелки. — Сам же отказался. Разве нет?

Он тут же вскочил и оказался у неё за спиной.

— Разве я отказался?

— А ну ручонки убрал! — Рустамка застыла, ощутив прикосновение к талии, и вздохнула полной грудью, когда Фролов послушно отступил на шаг. — И вообще... Иди пока на улицу, покури, что ли. Нечего сверлить меня взглядом!

— А потом? — вкрадчиво спросил он. — Погуляем вместе?

— Потом и посмотрим. Не мешай.

Он вышел, и девушка бессильно опустилась на скамью, с тоской поглядела на закрывшуюся дверь. Вот как ей бороться, если от одного воспоминания о нём, сердце трепыхается, как пойманная уклейка. А как вошёл, как глянул, так и совсем рассердилась на себя. Слишком уж обрадовалась, сама того не желая.

Вздохнув, поднялась, быстро домыла посуду, да тихонечко поднялась наверх. Настасья, лежа на широкой кровати, кормила уже девчонок. Одна малышка, видно наевшись, лежала рядом и сосала палец, вопросительно глядя на тётку. Вторая доедала обед, интенсивно работая ротиком, в блаженстве закрыв глазки. Оба мальчонки сладко посапывали в люльке, привешенной к потолку.

— Я посплю немного вместе с ними, — тихо проговорила Настя, улыбнувшись. — После обеда и у них и у меня такой сладкий сон. А ты могла бы тоже...

— Я немного погуляю, не беспокойся за меня. Спи, конечно.

Рустамка порадовалась полумраку хозяйской спальни — не видно, как горят щеки.

Помогла запеленать девчонок, управляясь не хуже Настасьи, потом забежала в комнату, выделенную ей сестрой, заглянула в свою сумку, размышляя, не одеться ли понарядней, но промучившись минут десять, плюнула. Не будет она ради него прихорашиваться, ещё чего не хватало!

Поняв, что тянуть дальше — как-то глупо и совсем уж по-детски, отложила зеркальце на тумбу и тихо спустилась вниз. В кухне быстро убрала хлеб в хлебницу, посмотрела, выискивая, что бы ещё тут сделать, но всё было в порядке. Задержалась еще на мгновение возле сумки, оставленной Андреем у порога. Но, что там внутри, посмотреть не решилась.

На улице её встретил щебет птичек, и сильный запах цветов — Настасья разбила садик за домом, и как раз пришло время цвести очень пахучим синим цветам. Рустамка к цветам относилась равнодушно и названия их не помнила, но этот пряный запах ей очень нравился.

Андрея она увидела за домом возле этого самого садика. Раздевшись по пояс, он преспокойно загорал, лежа на широкой скамейке. Футболка и камуфляжная рубаха небрежно брошены на спинку. Словно почувствовав её присутствие, парень потянулся и одним гибким движением вскочил на ноги.

— Долго ты, милая, — Фролов схватил футболку, прижав её к животу, и кивнул на скамью, — поговорим?

— Оденься, боец, — Рустамка подняла бровь, замерев в пяти шагах от него.

Андрей чуть помедлил, лениво разглядывая девушку, но просьбу всё же выполнил. Но как только она оказалась в зоне досягаемости, схватил за руку выше локтя и потянул, вынуждая крепко прижаться к своей груди.

— Можно? — спросил он севшим голосом, почти касаясь её губ своими.

Рустамка даже возмущения не почувствовала, словно и не ждала от него иного поведения. И желания сопротивляться на этот раз не появилось, может потому, что спросил, и это её умилило. Более того, близость лейтенанта явно начала волновать — отказ, уже вертевшийся на кончике языка, остался не произнесенным. Слишком уж соблазнительным оказалось ожидание поцелуя. Давно она никого не целовала. А ведь любила это дело когда-то. Тот поцелуй в дверях кафе не в счет, слишком внезапный он был и короткий.

И сейчас, неожиданно для самой себя, решилась — потянулась вперед, ощутила неожиданную мягкость его губ, а потом стало не важно, кто кого целует. Не только Фролов изголодался по женской ласке, прижимая её к себе всё сильнее, терзая на спине тельняшку, будто хотел разорвать её или, как минимум — сорвать.

Рустамка тоже не отставала, обхватив сильную шею и теребя волосы у него на затылке.

И тут мягкое и податливое женское тело под руками разом превратилось в каучуковую куклу, или пожарный шланг в который дали под давлением воду... (Было у него во время учебы такое приключение, товарищи попросили "подержать"). Голова девушки резко откинулось назад, а все тело резко "хлестнуло" как распрямляющаяся ивовая ветка, и полетел Фролов как от того шланга. В этот раз, впрочем, не так далеко и не так больно — успел сгруппироваться. Опыт все же. И язык с губами успел убрать от лязгнувших зубов — считай, дважды повезло.

— Стоило ли одеваться, — пробормотал, Фролов, приподнимая зад с лавки на которую секунду назад приземлился и стараясь выиграть время на оценку ситуации. Его не услышали. А ситуация напрягала — стоящую напротив девушку колотила крупная дрожь и явно не от любовного томления, губы серые, кулачки судорожно сжаты так, что даже костяшки пальцев побелели, затылок откинут назад, тело выгнуло дугой, глаза безумные. "Эпилептичка? Контуженная? Вот черт... Кляп можно сделать только из поясного ремня, а то или язык себе откусит или зубы поломает"— принял решение лейтенант, прокачав ситуацию.

— М-мы т-так не договаривались! — Рустамка еле расцепила сжатые челюсти, а Фролов про себя облегченно вздохнул — может и обойдется.

— Эй, только не говори, что я тебе безразличен, — осторожным и успокоительным тоном начал говорить он, одновременно плавно смещаясь поближе и прикидывая, как лучше будет подхватить тело, если девушка упадет. — Часто это с тобой?

— Не надо, — попятилась она от него, затравлено озираясь. — Тебе не понять!

Фролов замер как вкопанный. В глазах Рустамки плескались волны ужаса и паники, плечи тряслись, а вот левая рука твердо и уверенно легла на близко знакомую сумочку на поясе. И в этот раз не на крепление, а на застежку клапана. Андрей плавно попятился и, упершись в скамейку, сел, широко разводя руки в стороны.

— Милая?

Она покачала головой и отступила ещё на шаг:

— Пожалуйста, уезжай, и не ищи меня больше.

Разворот, стремительная пробежка. Каблучки простучали по крыльцу, хлопнула дверь в дом.

— Ты же знаешь, что я не отступлюсь, верно? — растерянно проговорил он, усиленно пытаясь понять, что теперь делать. Немного выждав, поднялся и тоже пошел в дом, хотя и разум и интуиция разом орали об опасности. Ну да у пьяных и влюбленных есть свой ангел хранитель. Авось пронесет.

Нашел Рустамку в одной из комнат. Девушка лежала на кровати лицом вниз. Зайти не решился, оставшись подпирать дверной проем.

— Андрей, — голос её звучал глухо, — надо было мне тебе сразу сказать... Молчи, дай договорить, пока не передумала, — приглушенный вдох. — Если б не твоё намерение вот так сразу жениться, ты бы и не узнал... Мне не повезло в войну — не так как сестре, у той скорее наоборот, везение. Вон — племянников полон дом... Мне ничего этого больше не надо, понял?

Мучительно захотелось курить, а еще лучше напиться, но сейчас точно не время.

— Мы справимся! — заявил Андрей, игнорируя разливающийся внутри холод. — Вместе справимся. Просто выходи за меня. За детьми все забудется.

— О. Да ты у нас герой? — Рустамка поднялась, встала, как ни в чем не бывало, и между мокрыми ресницами опять заплясали озорные искорки. — И скольких же детишек ты хочешь, герой? — и не давая ответить: — Пойду ка я к Насте. Неудачное время ты выбрал для встречи, боец. Я тут не на отдыхе. Мне надо помогать с детьми.

— Да что там помогать, — запротестовал он. — Грач все уши прожужжал, что Настя сама справляется, да ещё весь дом содержит в чистоте, садик и трех коз. Врал, выходит?

— Мужчины! — фыркнула девушка. — Думаешь легко ей? Да тебя на пять минут оставь с малышами — взвоешь.

— Деточка, — хмыкнул он принимая игру, — да я ротой командовал, было дело. Что мне четыре крохи! Лежат себе тихонько в кроватке, только корми да пеленки меняй. Это не восемьдесят лбов, с интеллектом тех же грудничков, зато в броне и, между прочим, с оружием.

Рустамка даже рот приоткрыла, слушая его возмущенную речь — на пару секунд забыла, куда шла.

— Да ты точно герой, — хмыкнула весело. И кивнула головой на выход, — а пошли, присмотрим за детьми вместе, пока Настя принимает душ.

Он моргнул растерянно и тут же широко улыбнулся:

— Пойдём.

Пока шли к спальне хозяев, удивленно косился на довольную чем-то девушку. Ведь только что в глазах светилась безнадега и отчаянье, а тут и улыбка, и озорные огоньки вернулись во взор.

Настасья к их приходу как раз проснулась и пеленала крохотного пацана

— Оставь их — в душ ступай! — скомандовала Рустамка, — мы с Андрейкой присмотрим.

Сестра окинула взглядом лейтенанта, сделала одной ей ведомые выводы и кивнула:

— Вот спасибочки.

— Ты смотри и запоминай, как пеленать, — велела Рустамка.

— Тоже мне — искусство, — хмыкнул добродушно Фролов, разглядывая личики девчонок, мирно сопящих во второй люльке. — Портянки закручивать, небось, посложнее будет.

— Лучше посмотри, сейчас на втором покажу.

Он вздохнул, послушно стал смотреть и не пожалел. Очень уж ловко у Рустамки получалось. Раз, раз, раз — и готово. Лежат уже два кулёчка на кровати, глазками хлопают. Залюбовался, как она им рожицы строит, как смеётся, став совсем другой, нежной, ласковой — и куда девалась неприступная красотка! Пацаны загукали в ответ, пуская пузыри.

— Тебе свои нужны, — вырвалось у него.

— Ага. И тоже сразу четверых, да? Правда, малыш, этот дядька говорит сущий вздор? — просюсюкала она младенцу. — Ему-то гордость и удовольствие, а мамке забота вся, да ещё дом, да пеленки...

— Глупости не говори, — отмахнулся он. — Уж чем, чем, а воспитанием детей я займусь лично.

Отвела взгляд, скрыв коварную улыбку. Заодно пытаясь прийти в себя от полоснувшей душу боли — говорит уже о детях, как о решённом, не верит, что не бывать этому.

Когда Настасья вернулась, одетая в просторные шаровары и широкую рубаху, все четыре сверточка были разложены по люлькам, а сестра с лейтенантом, стоя по обе стороны от кровати, покачивали их, стараясь усыпить.

— Это Паша так придумал — прямо над изножьем кровати повесить. Ну-ка, посторонитесь! — Настя, забралась на кровать, легла поудобнее и толкнула ножкой сначала одну люльку, потом другую. — Вот так! Чтобы ночью качать их, не вставая.

Следующий час прошёл весело. Женщины возились с мелюзгой, а Фролов, развалившись в кресле и украдкой наблюдая за Рустамкой, развлекал их байками из богатой событиями солдатской жизни. Особенно много внимания заслужил отец малышни, Павел Грачев. В какой-то момент его прогнали покурить, пока детей кормят. Вернувшись, Андрей застал спящее царство в двух люльках, и серьезно рассматривающих его дам.

-Думаешь, справится? — с сомнением спросила Рустамка.

— Да тут ходу час с небольшим. Обратно будет даже быстрее. Ничего, я с Пашкой уже оставляла.

— Не боялась?

— Маруська рядом, и мы недолго. Они и проснуться не успеют.

Фролов переводил взгляд с одной на другую, чувствуя себя пустым местом:

— Эй, мне кто-нибудь объяснит?

Сёстры опять многозначительно переглянулись, и он невольно отметил, как они похожи, только Настасья строже, а Рустамка всё же красивее сестры, ярче как-то.

— Да вот, попросить тебя хотели, — неуверенно начала Рустамка. — Ты ведь не прочь на ночь остаться?

— Я? — у него даже голос внезапно охрип. Кашлянув, ответил, скрывая радость: — С удовольствием останусь. Что надо делать?

— Мы хотим в село смотаться, — ответила Настасья. — Прикупить кое-что, да и просто чуть-чуть проветриться. Так часика четыре надо за детишками приглядеть. Я их покормила хорошо, так они спать будут часов шесть, может даже, и делать ничего не придется.

— Понял-понял, — закивал Андрей, — присмотрю в лучшем виде.

— Если что — проснуться там, заплачут — так молоко запасное в холодильнике разлито по бутылкам и даже соски надеты, — обрадовано приступила Настасья к инструктажу. — Погреть надо так...

Андрей слушал вполуха, не веря своему счастью. Подумаешь, несколько часов придется провести в комнате со спящими куколками. Почитает заодно. Зато, какой бонус в глазах Рустамки! То есть, конечно, это лишь один из первых шагов — завоевать её даже сложнее, чем Андрей думал в первую встречу, но когда его останавливали трудности?

Сёстры Иволгины — троюродные, как понял Фролов — собирались недолго. Да и что собираться, когда всего-то решили прошвырнуться в соседнюю деревеньку. Моторка у Насти не слишком вместительная, но юркая. На такой плоскодонке хорошо обходить каменистые островки, которых на Нифонтовке великое множество. Захватив по вместительной котомке, наспех рассказали лейтенанту, как при необходимости подоить коз, да и отбыли, велев напоследок в случае чего обращаться к Марусе.

Андрей проводил взглядом лодочку, полюбовавшись, как ловко управляются с ней девчонки, помахал ответно рукой Рустамке, выглядевшей счастливой и какой-то умиротворенной, вздохнул и вернулся в дом. Дети мирно посапывали в двух подвесных люльках.

Включив визоры, начал придирчиво выбирать себе книгу в каталоге. Читать он любил с детства, мать приучила его к этому совсем маленького. Мало кто разделял его увлечённость: что тогда, когда был ребенком, что сейчас, когда повзрослел. А потом, когда столкнула судьба с Василием, обрадовался, что не один такой. На том поначалу и сошлись с Савельевым — делились впечатлением о прочитанном. Оказалось, что во многом вкусы у них совпадают. Бывало и наоборот, расходились во взглядах и спорили до хрипоты, отстаивая каждый свое мнение. А тут на Прерии, когда захватчиков стали воспринимать менее остро, не раз видел он книги в руках местных — настоящие, бумажные в твердых и мягких обложках. Такие книги он на Земле только у матери и видел — совсем малышом. Потом родители развелись, и он остался с отцом. Книг у в его доме не держали, но мальчик читать не перестал — открыл для себя целый мир богатейших виртуальных библиотек, рано получив в подарок простенький планшет.

К его удивлению, в электронных книгах на Прерии недостатка тоже не оказалось, вот и накачал себе художественной литературы самых разных жанров. Фролов был всеядным в этом плане, были бы герои интересными и сюжет увлекательным. Хотя жизнь вокруг бурлила и была похлеще любого романа, но порой без книги казалась пресной. Не хватало ему чего-то без чтения. А то и заснуть не удавалось, особенно теперь, когда мирная жизнь все больше и больше вступала в свои права.

Выбрав незнакомый фантастический роман начала века, Андрей улегся на хозяйскую кровать и погрузился в придуманный мир. До него не сразу дошло, что какое-то невнятное хныканье доноситься из люльки. Здорово он расслабился. Вскочив одним гибким движением, лейтенант сходу определил источник звуков и ловко выдернул, кажется, мальчишку. Подумав, быстро определил причину беспокойства. А по его довольно-таки туманным представлениям о младенцах, причиной недовольства оных могло быть три обстоятельства. Либо ребенок голоден, либо болит животик, либо надо менять пеленки. Последнее проверить проще всего, что он и сделал. Удовольствие от собственной сообразительности омрачал лишь не слишком приятный запах, да необходимость как-то ликвидировать его источник. А малыш, точнее Павлик, как следовало из маленькой бирки на правой руке, довольно гукал и болтал ручками и ножками, радуясь обретенной свободе.

Высвободив ребенка из грязных пеленок, Фролов понес его в баню, держа на вытянутых руках. Чуть беспокоило то, что за спиной раздавалось ещё чье-то хныканье. Невольно подумалось, что пара-тройка расторопных рядовых в помощь ему бы сейчас не помешала.

Вымыть пацана оказалось не так-то просто, однако — справился, в конце концов, ощущая шевеление волос на затылке. Оставшиеся три ребенка начинали беспокоить не на шутку. Мокрый по пояс после водных процедур, он влетел в спальню хозяев с сияющим чистотой Павликом на руках и был встречен многоголосым рёвом.

Чуть расслабился, убедившись, что удрать из люлек они неспособны. Предстояло решить, что сделать в первую очередь — запеленать Павлика, или заняться мытьем остальных.

Выбрал первое. Пеленки нашел не сразу, так что стойко терпел хватание за нос, щеки и уши... потом пальчик попал ему в глаз и выдавил скупую мужскую слезу.

Наконец Павлик был уложен на чистую пеленочку и преспокойно пустил струю прямо в лицо новоявленной няньке. От ругани галантного лейтенанта удержало только присутствие двух дам — пусть совершенно крохотных и красных от крика, но кто их знает, что они там слышат и запоминают.

Раздобыв новую пеленку и высказав в корректных выражениях довольному Павлику, что он думает о таких подставах, Фролов запеленал малыша в свежие простынки. Вроде бы сделал всё правильно, а спустя пару секунд ручки младенца оказались на свободе. Игнорировать крик остальных дольше показалось немыслимым, потому Павлик отправился в свою люльку в виде, как есть. А на кровать был передислоцирован его братишка. Согласно бирке на ручке, этого звали Мик. Удивительное дело — стоило ребенка распеленать, как крик прекращался, словно щелкнули переключателем. Поэтому обеих девчонок Андрей уложил на кровать рядом с Миком и распаковал. Расчет оказался верным, троица довольно гукала, пытаясь своими телодвижениями измазать в собственных испражнениях всё вокруг, зато захныкал оставленный в люльке Павлик.

— Ну и что мне с вами делать? — грозно спросил Фролов. Девчонки — Аня и Леся, как следовало из бирок, тут же заревели. Мик держался, скривив ротик, а Павлик в люльке удивленно замолчал.

Тяжело вздохнув, решил начать с девчонок. Мик — парень, потерпит. Вот только не оставлять же его на кровати. Ещё упадет. Решил просто — прямо как был, на испачканных пеленках, сунул в девичью кроватку, велев ждать. Боясь упустить хоть секунду, подхватил ревущих девчонок подмышки и рванул в баню. Уложив ту, что называлась Аней, в корыто для белья, быстро отмыл над тазиком Лесю. Потом устроил готовую особь на брошенное в корыто полотенце и вымыл вторую сестрицу, заодно обнаружив ещё одну неприятность — мало того, что во время водных процедур вымок по самую макушку, так еще умудрился измазаться в детской неожиданности, видимо, когда нес их в баньку, прижимая к бокам.

Раздевшись по пояс, подхватил хрупкие тельца сестричек и рванул в спальню. Оттуда не доносилось ни звука и это заставляло вставать дыбом короткие волосы на затылке лейтенанта.

Подозрения подтвердились. Если Мик всё еще находился в люльке сестер, пусть и перемазанный в чем-то коричневом с ног до головы, то Павлик исчез.

То есть это было лишь первым впечатлением, заставившим разведчика похолодеть. Ребенок обнаружился на кровати между подушек. Совершенно голенький, он мирно посапывал, сунув в рот большой палец руки. Как он умудрился выползти и спрыгнуть из люльки с высокими бортиками, оставалось загадкой. То ли девочки оказались более спокойными, то ли печальный опыт с Павликом давал себя знать, но запеленал их лейтенант на совесть — так туго, что обе не могли даже голову повернуть, не то, что вытянуть ручки. И только сонно хлопали глазками.

Павлик недовольно заворчал, когда почувствовал, что его лишают свободы, но Фролов безжалостно запеленал и его. Было видно, как малыш напрягается, пытаясь вырваться. Убедившись под насмешливым взглядом няньки, что это невозможно, мальчик захныкал, но почти сразу угомонился. Все трое в чистую люльку поместились свободно, так что осталось позаботиться о Мике. На второго мальчишку было страшно смотреть, не то, что брать в руки, но делать нечего.

С мытьем Мика Фролов справился в рекордные сроки, запеленал не менее крепко, чем остальных, которые всё ещё безмятежно спали в чистой люльке в полном составе, и принялся за мытье пострадавшей люльки девочек, краем глаза следя за тугим сверточком на кровати.

Отодрать от деревянных бортиков налипшее нечто оказалось не так просто — успело присохнуть, но и с этим справился быстро. И скоро уже мальчики мирно спали в люльке девочек, а Леся с Аней — в люльке мальчиков. Убрав грязные пеленки — сбегал в баню и замочил их в тазу — Фролов еще раз убедился, что детки спят, а Павлик не успел распаковаться.

Уфф. Управился. Теперь можно и прилечь.

Голова едва успела коснуться подушки, как один из младенцев издал писк, потом всхлип, а затем и полноценный рёв. Определив, что плачет одна из девочек, лейтенант выхватил её из люльки и бросился в кухню, пока та не перебудила остальных. Попытался укачать на руках. Успокаиваться маленькая не желала. Глянув в визоры, Фролов убедился, что время кормежки вроде как настало. А заодно обрадовался близкому возвращению мамаши. Надо же, как быстро время пролетело. Оглянуться не успел. Скоро девицы избавят его от этих монстриков. А пока предстояло вспомнить, что ему насчёт еды говорила Настасья.

Держа под мышкой пищащий свёрток, разведчик исследовал холодильник, без труда разыскав приготовленные бутылочки с молоком, увенчанные сосками. Сунул одну в рот девчонки — та было замолкла, но тут же сморщилась и разразилась новым плачем. Ругнувшись, сообразил, что молоко холодное, и вспомнил рекомендации Настасьи. Поставив кастрюлю с водой греться, лейтенант установил туда бутылочки и охнул от боли. Пригревшаяся малышка недаром замолчала. Каким-то образом её ротик оказался возле груди полуобнаженного няньки, и она впилась деснами в сосок.

Оторванная от находки, она обиженно захлопала глазками и снова заплакала, а следом многоголосый плач донёсся из спальни. Пришлось спешно возвращаться. Сунув девчонку к сестре, Фролов попытался успокоить детей, не столько качая, сколько тряся люльки — как ни странно, помогло. Появилась надежда, что дети проспят те несколько минут, пока греется их еда.

Монотонное покачивание успокаивало натянутые нервы. О том, как их накормить — всех сразу или по очереди, думать раньше времени не хотелось. Как с ними справляется Настасья, Фролов представлял с трудом, чувствуя, как растет его уважение к Пашкиной жене. Ведь успевает как-то всё... Опомнился он поздновато. Бутылочки успели нагреться так, что их и в руки-то не возьмёшь. Заполнив раковину холодной водой из бака, сунул бутылочки туда для охлаждения — все сразу. Раздался треск и вода окрасилась равномерным мутно белым цветом. С ругательством Фролов поторопился извлечь питание из раковины, с радостью обнаружив, что две порции остались целыми. Ничего, скоро вернётся мать, так что хватит им и по половинке.

К тому времени, как две бутылочки охладились до нужной температуры, обстановка в спальне снова накалилась.

— Терпите, мужики! — рявкнул Андрей, и пока мальчишки испуганно молчали, сунул соски в жадные ротики девчонок.

Те принялись энергично сосать, а Павлик и Мик снова ударились в рёв. Не успел Фролов на них отвлечься, как, обернувшись, обнаружил, что высосано всё до капли. Довольно причмокивая, прожорливые сестренки нисколько не переживали, что оставили братьев без обеда.

Чувствуя панику и острое желание позвать Марусю, Андрей стиснул зубы, подхватил пацанов, убедился, что девочки заснули, и отправился на задний двор искать козу. Оказалось, что два ребёнка на руках сильно осложняют поимку упрямого животного. Пришлось возвращать малышей в дом. Большая сумка у порога заставила выругаться в очередной раз.

Зато в голову тут же пришла замечательная мысль. Ведь из чего делают мороженое — из молока. Наполнив растаявшей массой пломбира бутылочки, Фролов запихнул остальное мороженное в морозилку, а изготовленный "продукт" сунул ненадолго в еще горячую воду в кастрюле.

Мальчикам угощение понравилось. Правда, спустя несколько минут, их обоих вытошнило в многострадальную люльку.


* * *

Козу поймать не удалось. Наглая стервозина оказалась очень хитрой тварью — легко забиралась на крышу сарайчика с уступа скалы за домом и так же легко прыгала вниз. Андрей же сильно потерял в мобильности, даже если держал обоих отпрысков своего сослуживца одной рукой. Оставлять их голодных рядом с мирно спящими сестрами просто боялся, а класть на землю точно не стал бы — никто не отменял летающих хищников. Их птицами-то назвать язык не поворачивался... и кто знает, живут ли здесь землерои?

Напоив мальчиков слабым подслащенным чаем, как вычитал на каком-то форуме в визорах, отнес их в люльку и обнаружил уже не спящих и вовсю рыдающих девчонок. Парни тут же подхватили эту кантату. Оказалось, что деток пора снова мыть и перепеленывать. Сначала одну, потом другую, а потом оказалось, что первая уже снова мокрая, а он даже не приступил к мальчишкам.

Спустя час Фролову было уже плевать и на гордость и на желание кому-то чего-то доказывать. Мирный дом Грачевых начал казаться ему натуральным филиалом ада. И он решительно набрал номер Маруси, чтобы попросить помощи.

В этот момент он и заметил, как Павлик, подтянувшись на руках, переваливается через бортик люльки. Рванув вперед, лейтенант успел подхватить ребёнка, и отшагнув назад услышал и почувствовал, как что-то смачно хрустнуло под ногами. Это от модных визоров лейтенанта остались одни осколки, обломки, да воспоминания. Удачно он наступил. Сил ругаться не было. Смеяться тоже.

В бане грязные пеленки уже не помещались в таз и валялись в углу, а чистые почему-то закончились — может зря он их так часто пеленал, да что теперь поделать! Рёв детей не прекращался ни на минуту, натурально сводя с ума. Потому как едва удалось успокоить одного, как начинал заливаться другой. А больше всего измучил самый молчаливый Павлик, ломая все представления лейтенанта о трехмесячных карапузах. Он просто исчезал, стоило выпустить его из виду хоть на минуту. А по той причине, что пеленать детей больше было не во что, ручки, как и все остальные части тела оказались у малыша свободными, что делало легко осуществимыми любые диверсии.

В очередной раз выудив мелкого негодяя из-под кровати и ужаснувшись виду ещё недавно такой чистенькой спальни, Андрей принял кардинальное решение и перенес всех отпрысков Грачева в баню, где расстелил на чисто выскобленном теплом полу большую простынь, позаимствованную прямо с кровати, и позволил им ползать, или лежать — кому что нравится. Благо здесь ни спрятаться, ни упасть, ни что-то своротить — было решительно невозможно. Пришлось только таз, пару корыт, да грязное белье поднять на полки и закрыть двери на задвижки.

Слыша за спиной многоголосый рёв, Фролов вышел во двор, тщательно заперев дверь, и рванул к Марусе.

Спасибо, что на входной двери жена капитана оставила записку, не пришлось терять время на поиски внутри дома.

"Я на связи — слетаю навстречу девчонкам, они задерживаются. Если что — звони"

Вот тут он рассмеялся. Наверное, от отчаяния. Позвонить он не мог, а мысль, что "девчонки задерживаются" добавила седых волос в его коротко стриженную шевелюру.

Заглянув в баню, увидел хнычущих малышей в разных углах. И быстро закрыл дверь, пока не заметили его. Сложилось стойкое впечатление, что он им не нравится, и когда они видят лейтенанта, то вопли становятся только сильнее. Предстояло срочно изловить козу, пользуясь затишьем.

Если вы имеете представление о козах, то можете представить себе эту картину, учитывая, что до сего дня бравый разведчик не имел дела с козами, как и с прочими домашними животными. Однако будучи ловким и сильным, в конце концов с задачей он справился, вот только подоить её никак не удавалось. Стоило отпустить рога, чтобы взяться за вымя, как негодяйка тут же норовила удрать. Оставалось просто тащить её в баню, да и то сказать — дольше оставлять детей без присмотра было нельзя.


* * *

— Учлёт Уткова! Передайте мне управление!

— Есть, Вадим Петрович! — Нинка неохотно отпустила штурвал легкомоторника и вздохнула — самолёт только-только начал ей подчиняться, а уже всё — сажать его будет не она, а инструктор. Таков на сегодня план полёта.

Однако, двигатель прибавил оборотов, а сама крылатая машина, выполнив энергичный вираж, легла на курс северо-восток и принялась разгоняться.

— Какие-то проблемы у брода через Нифонтовку. Попросили всех, кто способен прибыть туда быстро, поторопиться. Сейчас, диспетчер уточняет в чём дело, — сообщил Бероев по внутреннему переговорному устройству.

Нинка взглянула на проплывающие внизу вершины деревьев, и занялась оружием. В этом году вместо мелкашки она получила со школьного склада тридцатьшестёрку. Вообще-то, сначала попробовала двадцатьчетвёрку, но отдача у той оказалась великовата для неё. Сильнее даже, чем у винтовки-штатива Дары Руслановны. Пришлось брать "мальчуковый" калибр. Благо, достался ей довольно длинный ствол, весьма дальнобойный если использовать пули-турбинки. В смысле — попадать из него удаётся далеко.

— Ничего не пойму, — Вадим Петрович прибавил к этой тираде несколько невнятных междометий, явно проглатывая слова гневные и неправедные. — Какой-то солдат один против четырёх деток, но никак не может с ними справиться. Зато координаты даны чёткие. Глянь по карте.

— Есть! — Нинка затребовала на свой шлем план местности и быстро отыскала нужный пункт: — Ой! А тут раньше не было никаких домов, — она скинула изображение на визоры пилота.

— Точно! Не было. Год с небольшим тому назад мы тут всё исходили с Матвеевым. Нет, не с твоим, — спохватился он вдруг. — С отцом его и будущей мачехой. А вот я и узнаю у него, кто, кто в теремочках живёт.

Последовала пауза, а потом Бероев хмыкнул:

— Савельев тут обитает с Марусей, и один из его солдат. Тоже женатый. А вот насчёт происшествия всё также — непонятки одни.

Мелкая накнопала Марусин номер, но она оказалась занята — наверно, разговаривала с кем-то. Тем временем внизу блеснула река, и мотор сбросил обороты — начался заход на посадку. Крошечный биплан, энергично теряя высоту, выполнил короткий вираж, в котором ещё провалился вниз. Затем выровнялся, немного задрал нос и притёрся к земле всеми тремя "ногами". Слева довольно крутой склон вверх, справа ещё один склон вниз к реке, а впереди — дом, рядом с которым какие-то кучи. И все они стремительно приближаются. К счастью, движение прекратилось незадолго до встречи с этими препятствиями.

— Никому никогда не рассказывай про эту посадку, — Бероев вытер пот со лба и выбрался из кабины с автоматом наперевес. — Во-первых, тебе не поверят. А во-вторых, если кто попробует — точно гробанётся.

Мелкая кивнула и с тридцатьшестёркой наперевес рванула вслед за учителем к дому, сместившись вправо за штабель досок — она взяла под контроль дверь и пару ближайших к ней окон. Кивнула товарищу, который тут же прополз на брюхе за кучей песка и подобрался вплотную к углу строения. Следующей перебежала Нинка — она достигла лестницы на террасу и укрылась за столбом.

Замерли. Прислушались. Откуда-то доносился дружный рёв нескольких младенческих глоток. Переглянулись, и по Нинкиному кивку Вадим взлетел наверх. Девочка последовала за ним через считанные секунды и первой ворвалась в детскую: пустые колыбельки, расколотая бутылочка с соской, разлитое молоко, скомканные пелёнки, да раздавленные визоры — вот и всё, что их тут ожидало.

В кухне на плите булькала вода в широкой кастрюле. Особого разгрома тут не наблюдалось, если не считать пары поваленных табуреток. В душевой плавали в корыте несколько грязных пелёнок, и на полу стояли лужи воды. А младенческие голоса доносились откуда-то снизу. Сорвав штору и распахнув окно, Мелкая подала инструктору конец полотнища, по которому легко спустилась вниз — тут поблизости не было лестницы. Бероев уже собирался сигануть следом, но девочка подставила лестницу — это оказалось значительно удобней. А потом они ворвались в предбанник.

Здесь точно посередине была "установлена" коза, каждая конечность которой надёжно крепилась верёвкой к чему-нибудь капитальному. То же касалось и головы — крепкие туго натянутые шнуры от рогов тянулись вверх к крюку, освобождённому от светильника. Четыре голозадых младенца вопили на охапке соломы, а некто ужасно военного вида, стоя на четвереньках, манипулировал рядом с выменем.

Пока Вадим Петрович пучил глаза и беззвучно хлопал ртом, Мелкая присела рядышком с главным действующим лицом и отобрала у него бутылочку, в горлышко которой пытались протолкнуть козью дойку.

— Вы, товарищ лейтенант, неадекватно соотнесли диаметры сопрягаемых деталей, — произнесла девочка строгим голосом.

Тем временем "отмер" Бероев. Он подал лейтенанту двух младенцев, ловко пристроив каждого на одной из рук. Сам "экипировался" точно также, и мужчины проследовали в ванную. Опытный папка Вадим Петрович — сразу видно. Деток быстренько обмыли и сложили в просторную корзину для белья. Тем временем на кухню подоспела Нинка с подойником. Как раз по бутылочке на каждую маленькую, но такую громкую глотку и вышло.

— А погреть? — Андрей Фролов впервые раскрыл рот с того момента, как пришла долгожданная помощь.

— Коза погрела, — улыбнулся Вадим. — А где их матушка? — кивнул он в сторону сосущих малышей.

— В Запорожку они пошли на лодке за свежей сметаной. Обещали вернуться через два-три часа, да всё нет их и нет. Маруся полетела разыскивать. А позвонить ни ей, ни Настёне с Рустамкой я не мог. Случайно раздавил визоры. Если бы не вы — не знаю, что и делал бы. Понимаешь, тот запас питания, что был припасён я перегрел немного — недоглядел, вот вода и закипела. Я студить — а бутылки возьми, да и лопни. Побёг искать козу — а она пасётся. И тикает от меня, будто я зверь какой, — Андрей огорчённо вздохнул. — Насилу загнал, скотину дикую, в одну из пристроек. Там и повязал.

Мелкая сокрушённо покачала головой — она умудрялась одной рукой держать бутылочку, а второй смазывала кремом пах и подмышки малыша. Вадим кормил сразу двоих. Четверть часа — и детки спокойны и благостны. Их, всю кучу, сложили поверх Фролова — надо навести порядок в колыбельках.

Потом Нинка дозвонилась-таки до Маруси и выяснила, что дядька Зиновий с Запорожки идёт вниз по Нифонтовке лодкой и возьмёт с берега и Рустамку, и Настёну, которые заболтались по пути и налетели на камень в реке. Так что плоскодонка ихняя утонула вместе с подвесным мотором, а пешком тут вдоль реки никак не пройти — скалы. А ещё девчата утопили свои визоры — не сыщи их Маруся — сидели бы в ущелье над рекой и зубами стучали, пока мимо кто не проплыл.


* * *

Вадим Петрович позвонил всем, кому следует, и доложил обстановку. Диспетчера успокоили народ, начавший уже стягиваться к "кризисной точке". Потом прилетела на своём параплане Маруся, а вслед за ней и капитан Савельев подоспел на коптере — притаранил восемь бутылочек витаминизированного молока. Не забыл он и отца семейства прихватить. Потом подошла и лодка с Рустамкой и Настёной. В доме Грачёвых стало многолюдно и Маруся увела Мелкую к себе — есть в доме свободная комната.

— Послезавтра в училище уеду, — рассказывала она, хлопоча на кухне. — Занятия начинаются.

— А на кого учиться?

— Фельдшером буду. Твёрдо решила. А ты так и собираешься стать биологом, как раньше хотела?

— Ага. Только вот непонятно, как на Землю попасть. У нас-то тут на Прерии университетов нет.

— Нет — так будут. В городе нынче уже начали потихоньку оборудовать лабораторный корпус. Правда, в основном, по части материаловедения. Но, думаю, года через два, как раз как ты школу закончишь, то и для ботаников и зоологов появится оборудование. Вообще-то, криминалисты располагают кое-какими возможностями уже сейчас, — понятно, что Маруся пытается успокоить подругу.

— Знаешь, всё-таки учиться хотелось бы по какой-нибудь старой проверенной системе в устоявшейся научной школе. У людей, давно работающих в интересующей меня сфере. А создавать целое научное направление, нахватавшись отрывочных сведений из разных источников — вряд ли я на это способна. Тем более, ещё и деток хочу родить Феденьке, и хорошими людьми их воспитать, — Нинка пересыпала с доски на сковородку нарезанные овощи.

— Далеконько ты, однако, поглядываешь, подруга, — Маруся процедила бульон и вернула кастрюлю на плиту. — С виду — крошка-малышка, а такие большие мысли думаешь! Ты погоди, вот начнёте с Нах-Нахом жить, как муж с женой — и совсем по-другому у тебя голова заработает. Трепет появится, томление духа и совсем иные желания. Поверь моему опыту — совсем другим человеком себя чувствуешь. Будто выбрала, наконец, свою судьбу, решилась.

— Не, Марусь. Не буду я по-другому думать. Читала ведь об этом. Но, кто предупреждён, тот вооружён. Если бы я была тварью неразумной — тогда другое дело. Но, понимаешь, иметь способность к аналитическому мышлению и не пользоваться ею, мне кажется глупо.

— Не пойму я тебя, — нахмурилась хозяйка, помешивая поджарку на сковороде. — Ты собираешься заделаться великой учёной, стать этакой академической метёлкой, у которой всё разложено по полочкам? Час мужу, два — детям. Потом наука и обязательный восьмичасовой сон?

— Нинка хихикнула: — Да ну тебя, Шельма! Не доводи мою мысль до абсурда. Во-первых, ученой я собираюсь стать не великой, а самой обыкновенной. То есть — просто рядовым исследователем. Не хочу я жизнь по минутам расписывать. Ну а Федьке никакой час не требуется — он у меня шустрый.

— Погоди. Так вы уже попробовали, выходит. И, как я понимаю, тебе это не очень нравится.

— Да терпимо, в общем. То есть — даже не так уж неприятно.

— И зачем тебе терпеть, если никакого удовольствия, — поразилась Маруся.

— Доигралась я. Дразнила парня — а у него горомоны зашалили. И все устремления в мою сторону. Знаешь, как это чувствуется! Страшно стало — а вдруг он не ко мне начнёт приставать? Девчата нынче хорошеют просто на глазах — у парней начисто крыши сносит.

— Не, Федька твой — мужик надёжный. Напрасно ты поторопилась — сама ещё не готова к таким чувствам просто потому, что не вполне созрела.

— Да не во мне проблема, и не в Федькиной надёжности. У него мозги набекрень делаются, а я его люблю спокойным и уравновешенным. Ну и потом, говорят, со временем придёт и опыт, и полнота чувств. В общем, знаю, что не надо было нам так рано начинать...

— Ой, не договариваешь ты что-то, Нинка. Явно ещё что-то есть. Вот почему ты думаешь, что точно знаешь про своего парня, будто он дуреет из-за тебя? Нет, что мальчики в этом возрасте начинают громоздить одну глупость на другую, это я отлично помню. И взгляды их, словно раздевающие, и мерзкие выходки, и показное хамство — всё так... неужели даже Нах-Нах начал портиться? Он ведь будто из твёрдого сплава выкованный — такой всегда галантный и за словами следит.

— Эх, Марусенька. Вот погоди — проживёшь ты со своим капитаном бок о бок хотя бы годик, начнёшь по повороту головы чувствовать, о чём он думает — тогда и поймёшь... хотя, да, внешне по Федькиным поступкам ни о чём не догадаешься.

— Знаешь, а ведь ты права, действительно со временем приходит понимание. Я ведь поначалу ужасно боялась своего капитана.

Девушки переглянулись, хихикнули, и принялись заправлять суп. Запахи разнеслись такие, что просто закачаешься. Вечерело. По тропинке от Грачёвского дома поднимался Савельев, а с террасы махнул рукой Вадим Петрович — пора возвращаться в школу.


* * *

Освобожденный от обязанностей няньки Фролов был отправлен к реке — купаться, а после накормлен Рустамкой, кидающей на него странные взгляды. Как только доел, она строго велела идти в выделенную для неё самой комнату — отдыхать. Протестовать даже не пришло ему в голову, которая пребывала словно в тумане. Даже на приветствие попавшегося на лестнице, ведущей на второй этаж, отца семейства, ответил лишь кивком, предпочтя проигнорировать усмешку. Только вяло удивился, что Пашка не выразил желания его прикончить за издевательства над детьми.

Усталость навалилась, едва лёг. Подумалось, что Рустамка — умница, мало того, что накормила, и слова плохого не сказала, так еще заставила умыться в реке, выдав на смену штаны и майку хозяина дома. И теперь не надо было беспокоиться, что испачкает кровать, застеленную белоснежными простынями. С этими мыслями, стараясь уловить едва заметный цветочный аромат, идущий от подушки, и явно принадлежащий Рустамке, Андрей отрубился — в прямом смысле слова. Что уж так повлияло на его выносливость, казавшуюся ему раньше неисчерпаемой, он сам бы ответить не мог, но проспал крепким сном несколько часов кряду.

Разбудила его всё та же Рустамка. Тихо вошла в комнату и позвала его шёпотом. Он услышал и сразу сел на кровати, встряхивая головой и стараясь быстрее прийти в себя.

— Что?.. — голос со сна был хриплым и Андрей прокашлялся. — Всё в порядке? Как дети?

— Отлично всё, — хмыкнула девушка. Она положила на стул стопку его одежды. По виду — выстиранную и выглаженную. — Твои визоры, боюсь, уже не восстановить. Я их потом Деллке заброшу, может что-то сможет сделать с инфой...

— Спасибо. А ты...

— Собирайся быстрей. Вадим Бероев через десять минут отбывает. Тебе лучше лететь с ним.

Фролов вскочил и шагнул к девушке, следящей за ним с мягкой улыбкой на губах. Но та сразу отступила к двери, перестав улыбаться:

— Не надо. Не сейчас!

— А когда? — вырвалось у него мучительное.

— Не знаю, — покачала она головой и посмотрела на него с грустью, — ты хороший, я уже поняла, только дай мне время. Не ищи со мной встреч, очень тебя прошу.

Лейтенанту хотелось зарычать от безнадеги, которую ощутил всем своим существом. И почему она так ему дорога стала, сказать бы не смог. А не отпускает, хоть плачь!

— Как я могу не искать с тобой встреч? — спросил глухо, глядя на неё с тоской. Понимая, что прощается надолго, и уже почти смирившись с этим. Не мог он отказать ей в такой просьбе и это просто убивало.

— Не знаю, — покачала она головой, и спокойно смотрела, как он делает еще пару шагов к ней.

Ободренный этим спокойствием, подошел совсем близко, но целовать не решился. Лишь порывисто схватил ее руку и поднес к губам тонкие длинные пальчики с коротко подстриженными ногтями. Не отняла, и то хлеб.

— Милая, — не выдержал он, чувствуя её волнение — его невинные ласки не оставили девушку равнодушной. — Может, передумаешь? Готов жениться хоть завтра. Хочешь останусь?

— Нет. Мне нужно время.

— Сколько? Неделя, две, три? Сколько, любимая?

Она глубоко вздохнула, глянув с укоризной:

— Я не знаю.

— Но как я пойму, что время пришло, если ты запрещаешь встречаться? Письмо напишешь? Позвонишь?

Она вдруг протянула ладонь и ласково погладила его по щеке, заставив лейтенанта закрыть глаза, чтобы не упустить ни одной сотой ощущений от внезапной ласки, и не спугнуть её тем огнём, что Рустамка могла бы прочесть в его взгляде.

— Я сама к тебе приду. На свой Ассоли в Ново-Плесецкий порт. Как увидишь алые паруса, знай — я твоя!

— Но...

— Молчи! Одевайся быстрей, я предупрежу Вадима, чтоб тебя подождал. Прощаться не будем!

И Рустамка выскользнула из комнаты, оставив Фролова бессильно сжимать кулаки и буравить язвительным взглядом закрывшуюся дверь. Алые паруса! Вот ведь дерзкая девчонка! Похоже ему предлагается поверить в чудо и поставить себя на место той самой Ассоли, которую давным давно воспел его любимый писатель Грин. И именем которой, видать, не спроста, назвала своё судёнышко Она. Как мило!

Однако, стоило поспешить. Некрасиво заставлять ждать спасителя Бероева и Мелкую. Если бы не они... Разведчика передернуло, и он бросился переодеваться.

Глава 36. Сезон дождей.

В ноябре и декабре на Прерии разверзаются хляби небесные и идёт ливень. Перерывы случаются редко и ненадолго. В этот период лучше всего сидеть под крышей. Сырость делается всепроникающей и, чтобы просушить одежду и не допустить разведения плесени, в домах часто затапливают небольшие печки.

Когда нужно перейти из спального корпуса в учебный, или забежать в столовую, пестрые зонты и разноцветные накидки оживляют пустынную обычно территорию школы Плёткино. Но, стоит стайке учеников добраться до места — и снова никого не видать. Только усыпляюще шуршит дождь.

Хуже всего в это время Вадиму Бероеву — уроки парапланеризма сами собой прекратились, потому что мотор-ранцы давно изучены и обихожены, купола и стропы осмотрены до последнего шва, до последнего крепления. А проводить полёты в такую погоду никто не будет.

Потетёшкаться с дочкой? Так она не всегда бодрствует — монотонные звуки падающих капель действуют на ребёнка умиротворяюще, и она частенько гостит у Морфея. Домашние дела — их не много. Домик сделан на совесть — нечего в нём ремонтировать. Хотя, протопить гостевые, расположенные на втором этаже было бы кстати. Давненько никто не поднимался наверх — пока Ева маленькая, значительно удобней обитать вблизи кухни и "удобств", для чего они с Дарой и детской кроваткой перебрались в гостиную.

Взяв как следует поленьев, что давно запасены под навесом, поднялся по лестнице, и толкнул дверь гостевой комнаты. Надо же! Заперто! А ведь в доме отродясь не было ни одного не то, что замка, даже простого запора. Если только палочкой изнутри подпереть, чтобы закрыться... так нет у них сейчас гостей. Когда бы какая молодая парочка задумала уединиться (а подобного рода беспардонность в этих краях вполне себе в порядке вещей), мимо него бы они незамеченными не прошли. С другой стороны именно эта комната для любви подходит не очень — тут стоят две узкие койки у противоположных стен.

Наклонился и приготовленной для растопки лучинкой поковырялся в щели под дверью.

Почувствовал препятствие и толкнул его... не подалось — словно в стену упёрся. Тогда всунул палочку на всю длину и попытался "зайти" к преграде сбоку или с тыла. Получилось! Непонятный предмет утопился в пол, и дверь легко подалась.

Суть препятствия сразу стала ясна — от половой доски отстала приличного размера щепка и уперлась в нижнюю кромку дверного полотна. Получился своеобразный подпружиненный запор.

Вадим наступил на щепку — та послушно встала в положение "открыто". Отпустил — вернулась в позицию стопора.

Всё вроде бы и верно и даже подтверждено экспериментом, откол не выглядит свежим и так далее, вот только... от этой правильности по хребту вниз сползала капля холодного пота. Сделав "техничный" вдох, Вадим постарался отстраниться от ситуации: их учили с точностью до мельчайших деталей восстанавливать картину увиденную даже краем глаза. Теперь предстояло узнать, чего стоила его учеба в ситуации максимально близкой к боевой.

Особых усилий не понадобилось — секунда, и все нужное память покорно вернула. Все же хорошо их, оболтусов, учили! Хмыкнул, вогнав непокорную щепу на место, и потопал к печке, заодно прокручивая в голове сложившуюся ситуацию.

В последнее посещение Вадимом этой комнаты никакой трещины в доске и в помине не было. Да и весь остальной интерьер... Нет, даже кровати заправлены так же как раньше: до последней складочки. Да вот только за две недели предметы не останутся на своих местах с такой точностью — матрас просядет, подушка оплывет, да и одеяло которое никто полмесяца не трогал, улежится и будет выглядеть совсем по-другому чем только что застеленное.

Только что застеленное! Значит, есть большой шанс, что неведомый или неведомые, по-прежнему здесь! Поэтому, подготавливая печку к растопке, Вадим даже начал что-то беспечно мурлыкать себе под нос — если "гости" тут, то незачем им нервничать. А если они будут меньше нервничать — то и ему спокойней. Чтоб там ни говорили про его достижения как рукопашника, но полено (единственное его средство самообороны) слабое оружие даже против ножа в руках бойца, умеющего с ним обращаться. Человек же решившийся на Прерии залезть в чужой дом, ни неумелым, ни слабо вооруженным быть не может. Не те тут нравы.

Органы чувств, тем временем, приносили все больше информации, подтверждающей что, как минимум, в комнате недавно побывали чужие:

Во-первых, печка которая не топилась пару недель, пахнет совсем не так, как та в которой всего сутки назад горел огонь. На этом выводе Вадим внутренне расслабился — кто бы ни был здесь, намерено причинять вред никому в доме он не собирался. Глупо для этого тут ночевать, да еще и печку топить. Глупо, учитывая остальные способности незнакомцев по скрытию пребывания.

Во-вторых, и в самой комнате витало ощущение чьего-то присутствия, хотя это точно был не запах, но все равно, сама комната в которой недавно жили, воспринимается совсем по-другому чем заброшенная. А вот это уже нехорошо — если "гость" еще тут, то неожиданным визитом можно запросто спровоцировать его на недружелюбные действия. Не хотелось бы. Принимая во внимание что цели визитера непонятны, а вот возможности, в части маскировки на площади, не превышающей размером большой шкаф (в некоторых небедных домах), пожалуй заставят сделать сепукку даже киношного ниндзя. От зависти. Значит, и боевые навыки следует полагать на уровне.

В третьих — пыль. Нет, следов на нетронутой пыли не было, но и самой пыли тоже, а вот это уже само по себе след. Хотя, сейчас, при такой влажности к старым наслоениям ничего не прибавляется, но в эту комнату не заходили уже давно — не было причины.

Все, следует считать факт чужого проникновения доказанным и, пока руки поджигают растопку, есть время подумать — кто? А из этого делать вывод о целях.

Это однозначно не животное. Они кроватями не пользуются, а если и пользуются то за собой точно не застилают. Но и человек... Человек способный так скрываться — зачем ему вообще лезть в чужой дом? Человек с такой подготовкой спокойно переночует и под открытым небом и с комфортом устроится в любом подсобном помещении.

Нет, вывод неверен. Дети, особенно местные, наблюдательней взрослых. Они везде побывают и подметят что угодно! Следовательно, требовалось помещение, куда нет доступа этим непоседам. Принимается за рабочую версию.

Но цели подобного "поселения" остаются неясными: Желающему навредить нет смысла столько ждать. Слежка? Да на кой? Тем более, что подслушивать и следить удобней с расстояния, а не устроившись у объекта на голове. Буквально на голове.

Остается мистификация или "страшная тайна". Вадим, уже почти успокоившись, мысленно перебрал всех сорванцов в школе способных на подобную дерзость, и тут, за миг до сделанного вывода, болезненно кольнула интуиция. Логика только подтвердила вывод — опять мимо. Те, кто способен такое провернуть, никогда бы этого не сделали, просто из уважения к себе и привычки поступать прямо. Нужна была бы комната — просто зашли бы, поздоровались и, спросив разрешения, поднялись наверх. И никаких мотивов секретничать для них Вадим не видел. Это не говоря уже о том, что для сокрытия любой тайны в их мирке требовалось проведение хорошо скоординированной операции прикрытия — слишком открыто здесь живут — всё на виду.

А малышня что могла рискнуть "похулиганить" просто из лихости и желания поиграть — не прошла бы сигнальные контура вокруг дома. Они, в отличие от местных сигналок, по зубам разве что группе имеющих боевой опыт дивов. Да и игрунью Найду нельзя сбрасывать со счетов — щенок обязательно бы приметил подобное проникновение и непременно включился в затею своих двуногих друзей — а это достаточно шумно.

Вадим чуть не почесал в затылке — опыт и подготовка визитёра не совмещались с совершенно детской безбашенностью и уверенностью, что "все обойдется и будет хорошо". Чудовищный труд и нетривиальный подход (сам Вадим не знал, как обойти установленную защиту) — и все ради простого любопытства? Нет, действия (а точнее бездействие) "визитера" человеческой логике решительно не поддавались...

Человеческой... По спине опять пробежал холодок. Ведь если отброшены все очевидные варианты, то оставшееся предположение и следует считать верным. Насколько б безумным и фантастическими оно ни казалось. Старый и добрый "принцип Оккама". А это значит, что "визитер" почти стопроцентно сейчас находится за его спиной.

Вадим с тоской глянул на не менее тоскливую картину за окном, решительно захлопнул дверцу печи и деловито направился к выходу, замешкавшись на пороге чтобы не наступить на доску. Дверь за собой прикрыл аккуратно, по-хозяйски.

И только спустившись вниз, и накапав себе пятьдесят грамм успокоительного, пятилетней выдержки, присел в любимое кресло и вновь обратился к картинке, которую уловил боковым зрением и заставил себя "не фокусировать внимание, забыть" в тот же момент как увидел:

Меньше секунды, когда взгляд пробегал по унылой природе за окном, одновременно фиксируя отражение комнаты в темном и закапанном дождем стекле. Точнее — самый его краешек. Там, где законы оптики слегка позволили заглянуть под кровать дальше, чем мог увидеть прямой взгляд...

Под кроватью было темно как у негра в жжжж-елудке, отчего "изображение" проявлялось медленно, будто программа распознавания на пределе своих возможностей выделяла нужное на сложном фоне. Первой "проявилась" когтистая лапа. Левая, покрытая короткой шерстью она невольно внушала уважение размером и уверенностью, с которой лежала на полу — Хозяин конечности был совершенно спокоен и готов действовать.

"Хозяин" именно так, с большой буквы. Ведь одних когтей, которые торчали на лапе между пальцами вопреки всему известному из курса биологии, было достаточно чтобы понять — ничего похожего на Земле точно нет. Не конечность, а шипастый кастет".

Следом "проявились" почему-то вибрисы и очень подвижные кошачьи уши — за миг наблюдения они успели дважды поменять положение. С такими "локаторами" не надо никаких приборов, чтобы контролировать перемещение всех живых в доме: от жильцов до мышей и ласточек, свивших гнездо под стрехой.

Потом проступили контуры круглой, покрытой шерстью, как и пальцы, головы и глаза. Вот эти самые глаза (цвет установить было невозможно) смотрели прямо на Вадима чуть насмешливо, чуть с любопытством, но самое главное — с безмерным удивлением и уважением. Тут двух мнений быть не может — все его хитрости пропали даром, но, тем не менее, были оценены по достоинству.

"Так вот ты каков, Хозяин, — пришла в голову очевидная мысль, и первый глоток самостоятельно растекся по пищеводу, финишировав в желудке. — Не захотела Дара, чтобы ты мок в дождевом лесу. Спрятала в доме".

В нерешительности отхлебнул еще, прислушиваясь к мыслям. Забавно — даже ревность внутри не шевельнулась. Другое чувство он обнаружил в себе — умиление. Наверное, это в нём не улеглись отцовские чувства после общения с дочкой. А тут — такая киса!

А ещё внутренний голос подсказал — родина Хозяина совсем не тут. Не на Прерии.

Наверху очень тихо, как-то тактично, хлопнуло закрывающееся окно. "Гость" пошел погулять, или наоборот вернулся. Тогда их там теперь двое.

"У Прерии много тайн".


* * *

— Слышь, медицина, ты конечно не от мира сего, но это чересчур даже для тебя! — Буш, для убедительности потрусил лапой, в которой "скрестив лапки и высунув язычок" висел Риатор и, не дождавшись ответа сообразил, что в таком положении собеседник к общению неспособен — оно предназначено природой исключительно для перетаскивания детишек в зубах. Пришлось выпустить добычу и самому слезть с ветки на которой он еще минуту назад поджидал этого ротозея. Этот недотёпа так ведь и не заметил ничего, пока его не "закогтили". Одно слово — медицина.

Разговор "по душам" продолжился на мокрой траве. Тихую ярость у Буша вызывало то, что до этого романтика так и не дошла серьезность ситуации.

— Так ведь сколько можно мучиться от глупой ревности? Он ведь по-прежнему считает, что его самка делит ложе с другим, несмотря на то, что кормит его ребенка! Это ж надо такое подумать! И всё из-за того, что природная ограниченность нюха делает эту проблему для Адамитов неразрешимой самостоятельно...

Буш чуть не взвыл в голос. Он-то наивно полагал, что Риатор не вовремя выпал в астрал, увлекшись очередной своей мыслью, "и теперь её думал", просто-напросто прозевав приход хозяина! А этот мыслитель, оказывается... "подумал" заранее! Бли-и-ин, хуже дурака с инициативой, может быть только инициативный гений!

— Слышь, сводник, межгалактического масштаба, ты хоть понимаешь, что натворил? — М-да, тут пороть уже поздно, тут придется разъяснять.

— Самец Дары обладает хорошо развитым логическим мышлением. Он поймет, что нас связывают не сексуальные интересы — вероятность такого вывода более девяносто восьми процентов. И угроза разрушения семейной ячейки следующий раз встанет только минимум через семь лет! — увлечено озвучивала свои выводы "наука".

— Ага, а учитывали ли вы в своих выводах, о, глубокомысленнейший, что парень хоть сейчас и не при делах, но в своё время пошел в "Хранители спокойствия" отнюдь не по принуждению? — ехидно ужалил Буш и тут же пожалел о своем сарказме — такое огорчение нарисовалось на физиономии у медика! — И лучше б он думал, что не в состоянии удовлетворить свою самку как мужчина, чем подозревал инопланетное вторжение... Космополит ты наш, хренов, тебе что такие два слова как "ответственность перед видом" не известны? А у них между прочим зубастик на руках! Очень им нужны были твои подсказки.

Кажется, под конец Буш всё же перешел на рычание, но спохватился — на Риатора стало жалко смотреть.

— Я хотел, как лучше... — только и смог тот проблеять в собственное оправдание.

Буш махнул лапой, стряхивая повисшие на вибрисах капли (дождь лил от души грозя промочить даже непромокаемую от природы шерсть) — какой смысл винить этого кабинетчика, если совершенно ясно, кто на самом деле виноват в случившемся? Не уследил...

— А вышло, как всегда. Ладно, садись и будем думать, что теперь делать дальше. Но очень прошу — как только у тебя появится следующая "гениальная" идея, посоветуйся перед её реализацией со мной. Я, как никак, все же твой куратор, а не на оборот. А ещё лучше — поговори с Дарой, у неё ума явно побольше, чем у нас двоих вместе взятых.


* * *

Итак, на втором этаже кто-то обитает. Тихий скромный постоялец, возможно — двое. Знает ли о нём Дара? Несомненно. Только вот сама она наверх не поднималась ни разу, сколько он помнит... пару недель — точно. Потому что Вадим безвылазно сидит дома, общаясь, кроме супруги, только с дочкой и собакой. Совсем домоседом заделался. А ведь подходит время отдавать чадоньку в ясельки — она уже садится и ползает. Немного тревожно за малышку — как-то она будет там себя чувствовать с чужими тётями? Крохотуля ведь! Накормят ли её как следует, вовремя ли сменят ползунки?

С другой стороны — нянечки опытные и внимательные. Молодые мамы отзываются про них одобрительно.

Знал ли Вадим полтора года назад, когда только прибыл на эту планету, какого рода мысли будут его занимать?!

Улыбнулся сам себе и, прихватив проснувшуюся дочурку, захлопотал по хозяйству. Интересуют Еву открывающиеся дверцы, за которыми скрываются разные предметы. Любит она смотреть, как моют посуду. Обожает стучать по столешнице алюминиевой кружкой. А еще — волочиться по полу за Найдой, ухватив ту за хвост. Потом вместе с собакой-подростком скулит под входной дверью — просится наружу в переполненный дождевой водой лягушатник. Кстати, а есть ли подобный маленький бассейн в ясельках? Ведь дочке его будет ужасно не хватать.

Расставляя по местам утварь, Вадим обратил внимание на множество банок из-под варенья, собранных в сумку. Насколько он понял, подобную посуду здесь на Прерии принято отправлять обратно — туда, где её впоследствии снова чем-то наполнят. Из школы подобные вещи забирают от задней стороны столовой, когда подвозят продукты. Там под навесом это всё обычно и складывают. Но речь, собственно, не об обычаях этой не слишком изобильной планеты, а о количестве скопившихся на кухне пустых банок.

Дело в том, то ни он, ни Дара на сладкое особенно не налегают — не могли они за полгода, что живут здесь, столько слопать. Три-четыре баночки, это куда ни шло, но никак не полтора десятка. С новоселья они тоже остаться не могли — он потом, ожидая жену и дочку из роддома, всё тут вычистил и вынес лишнее.

Скажете мелочь? Мелочь. Но именно из таких деталей и складывается правдивая картина. Потому, что в Глухой долине, там, где опытные следопыты Лука и Маруся обнаружили свежие следы Хозяина, его будущая супруга перекапывала груду продуктов в поисках баночки варенья как раз, когда собиралась встречаться с этим существом.

Вот и понятно, для кого лакомство. И предположение о том, что жене известен их "квартирант", превратилось в уверенность.

Для надёжности заглянул в шкафчик — не так уж велик запас угощения. Потом пересчитал пустые банки и сравнил с количеством прошедших дождливых дней — цифры коррелируют. Теперь уверенность в том, что Дара не поднимается наверх, исчезла, зато пришло понимание, что она не ходит на второй этаж, когда он может это видеть... или Хозяин сам таскает банки с кухни?

Закряхтела дочурка, и все мысли разом вылетели из головы. Не на горшок ли просится, проказница?


* * *


* * *

Ночи в сезон дождей наполнены непроницаемым мраком — низкие облака усугубляют темноту, наполненную пеленой непрерывно сыплющихся с неба капель. Постоянный убаюкивающий шелест — вот и всё, что воспринимается, сколько ни вглядывайся в происходящее за окном. Напрасно Вадим старался, подбирая положение одного из зеркал большого трюмо так, чтобы наблюдать через него хотя бы за одним из участков прилегающей к дому местности. Ничего не разобрать.

Беззвучно спит Дара. Ева в кроватке тоже спокойна — изредка издаст короткий чмокающий звук, и снова не слышно её. Даже Найда больше шумит, изредка начиная перебирать лапами и поскуливая при этом — не иначе, охота ей снится.

Вдруг что-то изменилось — за окном словно включили освещение. Слабое, невнятное, оно позволило привыкшим к мраку глазам увидеть неясные контуры ближайших деревьев. Это на втором этаже включили свет. Стало ужасно интересно. Боясь шевельнуться, чтобы не потревожить чутко спящую жену, Вадим позволил себе только немного шире приоткрыть глаза.

Два силуэта, закутанные в блестящие от воды накидки, появились со стороны спальных корпусов. Один легко поддался определению — шлем на голове при столь незначительных размерах фигуры — это может быть только Мелкая. А вот рядом с ней явно не долговязый Нах-Нах и не её подруга Стебелёк, тоже довольно высокая, а какой-то среднего роста парнишка. Почему не девчонка? По походке видно. И голова закрыта капюшоном, хотя в таких условиях лица всё равно не разглядеть.

Спокойно так шагают, приближаясь прямо сюда...

— Иди ко мне, мой сладенький, — промурлыкала Дара в самый интересный момент. Продолжить наблюдения дальше оказалось решительно невозможно — Вадим довольно долго был очень занят. А потом за окном снова стало темно.

Вот и ещё одна деталь легла в мозаику — оказывается, к Хозяину ходят совсем другие люди, причём его, непосвящённого, нарочно отвлекают в периоды этих визитов.

Утром пересчитал банки на кухне. Тоже есть сдвиги — пропала одна полная, но зато появилась новая пустая. Итак, неведомая жизнь идёт мимо него своим чередом. Нет, чувства опасности в душе так и не возникло, но стало обидно. Оказывается, не только у Дары от него, но и у Мелкой от Нах-Наха имеется тайна. Вот с кем стоит потолковать, а то в прошлый раз разговора у них толком не получилось: это когда он пытался проследить за женой, гуляющей в одиночку по ночному лесу. Тогда этот мальчишка, в основном, слушал и спрашивал, а он изливал ему душу, жалуясь на странности спутницы жизни.


* * *

Догадки, зыбкие видения и неясные контуры — отличные основания для сомнений и терзаний. И совершенно непригодные данные для анализа. Аппаратура слежения, что он вчера насторожил дополнительно к правильно сориентированному зеркалу, решительно ничего не зафиксировала. Оставалось прийти к выводу, что и ночные силуэты за мокрым окном, и отражение в стекле там, наверху в пустующей гостевой — всё это плод разыгравшегося воображения. Это, если довериться аппаратуре, что рекомендовано практикой разведывательного дела. Если же довериться своим чувствам — следует предположить, будто некий гений в области технических средств слежения искусно водит его за нос.

К такого рода заключениям следовало прийти Вадиму после объективной оценки сделанных наблюдений. Если бы не изменение количества баночек с вареньем... Скорее всего, неизвестный "противник" не принял в расчёт возможность того, что столь прозаическую деталь, как изменение домашних запасов невинного лакомства, кто-нибудь примет в расчёт.


* * *

Учёба в седьмом классе проходила ничуть не легче, чем в шестом — свободного времени у Федьки не было. Поэтому разучивание новых бальных танцев с Мелкой проходило медленно — то надо было осваивать работу с лубом, то плетение шнурков, то разбираться с устройством оснований временных укрытий — к жизни в условиях отдалённости от цивилизации деток тут готовили не менее старательно, чем к использованию её достижений.

Ребята, приехавшие на учёбу из города, поглядывали на Нах-Наха с изрядной долей высокомерия, удивляясь упорству, с которым он постигает "древние" технологии. Пока судьба не свела их на десятом "прогулочном" маршруте — самом сложном и продолжительном. Началось всё с того, что сезон дождей начался в этом году чуть раньше, чем ожидали, и накрыл группу в самой дальней точке, в низине среди болот и озёр. А из местных ребят в команде оказался только Панас, выполнявший роль ведущего, да Федька — полуфабрикат аборигена ещё кое на что годился.

Визоры и мобилки у всех быстро отказали — ни у кого не было моделей, способных работать в сырости — а кроме оружия, ножей и фляжек имелись только остатки взятой в дорогу провизии. Это в условиях, когда повсюду вода, уровень которой быстро повышается.

Отсидеться на дереве? Можно. Но не два же месяца! А постройка плотов при помощи одних только ножей — дело небыстрое. Робинзонадка вышла запоминающаяся, дня на четыре. Построенное плавсредство — плетённая корзина, обтянутая корой — довезло всех в целости и сохранности до самого Хорькова озера, ставшего частью обширной водной системы. А уж оставшиеся пару-тройку километров пробежали пешком, торопясь к ужину. Против норматива опоздали всего на один день.

Зато городские ребята, от души хлебнув дождевой водицы, совсем иначе стали относиться к Федькиным "чудачествам".

А ещё Нах-Нах окончательно сделался в классе своим. Начал без слов понимать ребят: кивок, жест, взгляд — и всё ясно. Если в прошлом году его "признали", то в этом окончательно приняли. Даже "подтянули" его до начального уровня по своей военной специальности — миномётчика.

Словом — время летело быстро и интересно. На каникулы же они с Нинкой обязательно навещали в городе па и ма. Леночка особенно настаивала на этом. Ей, молодой мамочке, общение с опытной нянькой Мелкой требовалось как воздух.


* * *

Сегодня Вадим не стряпал — они с Евой осваиваются в ясельках, для чего она сначала побыла там вместе с папой. На другой день — осталась на часок с чужими тётями и другими детками. А сегодня время её пребывания продлилось целых три часа. Сейчас она сидит у папы на ручках, держится за его шею и пронзительно всхлипывает.

Ведь играла, колотя мягкой игрушкой по толстому ковру пока не увидала родителя. А потом — бросилась к нему ползком, прилипла всем телом и заревела от полноты чувств. Сам же Бероев заскочил в столовую заморить червячка. Свободное место отыскалось рядом с Мелкой и Нах-Нахом. Ева мигом перекочевала "к дяде" и принялась овладевать его ложкой — как раз удобный случай притащить себе еды. Тем временем, Ниночка доела и заторопилась, оставив друга "на боевом посту".

— Дружите? — спросил Бероев, невольно провожая взглядом гибкую девичью фигурку.

— Ага, — не любит Федька обсуждать эту тему, потому и ответил коротко.

— Видел я её на днях неподалеку от своего дома с каким-то парнем, — брякнул Вадим не подумав. И отметил, как изменился в лице собеседник.

"Вот идиот! — подумал он про себя. — Не хватало ребятишкам ещё шекспировских страстей! Нужно срочно менять тему", — а вслух продолжил:

— Ты делом рукопашным не хотел бы заняться как следует? А то — заходи после отбоя на часок — разомнёмся на террасе.

Федька некоторое время молчал с сосредоточенным видом. Такое впечатление, будто прикидывал что-то в уме.

— Хотел бы, — ответил он, наконец. Хотя какой нормальный мальчишка сказал бы иначе! — Позвоню после ужина, чтобы уточнить время, — добавил он совершенно по-взрослому. Чуть помолчал, а потом, как будто что-то сообразил, продолжил тем же тоном. — А с Нинкой я серьёзно разберусь. Спасибо, что сказали, Вадим Петрович.


* * *

Заниматься с мальчишкой оказалось неожиданно интересно. Жилистый, гибкий и стремительный — он был очень серьёзным противником даже без особых тренировок. Нет, Федька не пытался ничего продемонстрировать. Он действительно учился, усваивая связки, вникая в коварство обманных движений, проникая разумом в узоры захватов, подсечек, бросков. Но быстрота движений не могла укрыться от взгляда опытного преподавателя рукопашного боя. Не так уж трудно понять, что только за счёт скорости этот долговязый нескладёха — по-настоящему опасный боец.

— Думаю, это из-за занятий танцами, — смущённо ответил Федька на прозвучавшую похвалу. — Приходится поворачиваться, иначе Мелкую не удержать. Шустрая она у меня.

Последние слова были сказаны с таким теплом, что у Вадима отлегло от сердца — не серчает мальчишка на подругу. Он, хоть и старается себя держать как взрослый, но невольно проговаривается, не умея прятать чувства.

— Мальчики! Идите пить чай, — позвала Дара. — Хватит вам уже друг друга мутузить.

На веранде посреди накрытого стола красовался самовар. Пышные булочки, разноцветное варенье в розетках и сразу три заварочных чайника. Нет, не хрусталь или фарфор — обычная для местного быта тяжеловатая обливная керамика. Но удобная и, если расколешь, не жалко.

Откуда самовар? Да разве сообразишь, кто из учеников и откуда припёр его ещё весной, когда полшколы обустраивало для них этот дом? Куда интересней присутствие тут Ниночки Утковой, на коленях которой устроилась Ева. Весёлая болтовня о том, о сём, проказы малышки, попрошайничающая Найда — было уютно и никто никуда не торопился до тех пор, пока Дара и Мелкая не встрепенулись разом и не начали спешить: одна — укладывать дочку, вторая — вернуться в жилой корпус и лечь спать, потому что, как внезапно выяснилось, уже поздно.

Внутри у Вадима снова прозвенел звоночек — все, кроме него, что-то знали и действовали согласованно, отвлекая главу семьи от чего-то, произошедшего где-то неподалеку.

Утром он внимательно осмотрел дом снаружи, уделив особое внимание местам, через которые удобно забраться на балкон, куда выходит окно памятной гостевой. Дождь, конечно, многое смыл, но чьи-то ботинки оставили различимые вмятины на деревянных перекладинах решётки, защищающей террасу со стороны, противоположной той, где они с Федькой вчера упражнялись. Тем более, ничего нельзя было рассмотреть с веранды, где чаёвничали.

Говорила ему Дара, что у Прерии много тайн. Но ёлки ж зелёные! Почему они, эти непонятности, опять происходят у него под носом?! И, что обидно, этот балабол Нах-Нах полностью в курсе, но от него ничего не добьешься.


* * *

— Знаешь, Ваденька. Сегодня после моего урока перекинулась словечком-другим с одноруким Фёдором. Паренёк всерьёз задумывается, чем ему заниматься в будущем. Столько всяких профессий перебрали, а ничего не придумали такого, чтобы отсутствие конечности совсем не мешало работе. Может быть у тебя отыщется подходящая идея?

— Тут и думать нечего — пускай поступает в диспетчеры. Работа важная, ответственная и для настоящих мужиков.

— Ой, ну надо же! Как я сама не сообразила?! А давай, пригласим его на чай. Например, послезавтра. И Нинку с Нах-Нахом для компании. Поговорим в спокойной обстановке. Вот чувствую я — не хватает мальчишке обстоятельной беседы со старшими, неспокойно у него на душе.

— Договорились. Заодно и рукопашкой займёмся. Недолго, пока самовар поспеет.


* * *

— А ты был прав, Бушмейстер. Дара — действительно мудрая женщина, — Риатор запустил длинный язык в банку с вареньем и, словно ложечкой, зачерпнул немного сладкого содержимого. Подержал его во рту и с наслаждением проглотил. Убедившись, что осталась только половина, протянул посудину товарищу.

— Да уж, не ожидал от неё подобного коварства, — ушки куратора широко разошлись, что говорило о силе охватившего его чувства. Только невозможно понять: вожделение лакомства или душевные качества хозяйки дома вызвали такую реакцию. — Конечно, за разговором в присутствии мужа она вызнает у твоего пациента, что он ужасно стесняется своего увечья и ему неудобно в бане среди одноклассников. А потом пригласит мальчишку приходить мыться сюда. А ему ужасно понравится душевая на втором этаже.

В результате — однорукому больше не придётся карабкаться в темноте по мокрой решётке, а ты продолжишь лечение в условиях сухого светлого помещения. Только смущает меня Вадим. Он сложит все детали и догадается не только о нашем присутствии, но и его причинах. Ну, не дурак он, чтобы не понять, зачем калека регулярно посещает инопланетян.

— Боишься, что помешает?

— Не боюсь. Не помешает и не расскажет никому — он с большим понятием парень. Наоборот, станет всегда вовремя уходить или отворачиваться, делая вид, будто ни о чём не подозревает. Если бы в подобном положении оказался Нах-Нах — ничего страшного. Он уже вытравил из себя способность обижаться. А вот как подобный обман воспримет Бероев? У него просто может не хватить душевного пофигизма, чтобы безболезненно перенести обман со стороны любимой женщины. А так не хочется, чтобы между этими ребятами пробежала кошка!

Ушки Буша печально опустились, глаза наполнились грустью, а язык нырнул в банку и зачерпнул оттуда, словно лопатой. При виде подобного святотатства Риатор сделал ушами "ножнички", но сказал о другом:

— Полагаешь, надо познакомиться и объясниться?

Его товарищ сделал полноценный глоток:

— Ерунда получается, а не тайная миссия. И Терм будет недовольна.

— Она сможет нас простить. Тоже ведь человек, как выразился Нах-Нах, — Риатор полным страдания взглядом проводил последнюю порцию варенья, исчезнувшую в глотке куратора. Не язык у Буша, а экскаваторный ковш. — Тут ведь вот ещё какой момент не стоит забывать: Вадим — агент разведки, и его резидент сейчас является шефом службы безопасности. Как-то сработает его чувство долга, если он будет знать о нашем присутствии здесь наверняка? Одно дело не сообщить о смутных догадках и совсем другое — утаить достоверную информацию.

— Ага-ага! Представь себе, медицина! Вот стукнул он начальству, а то — возьми и пришли сюда группу захвата. В дом, где у него жена и ребёнок. На окраину поселения, где живут весьма решительные и непосредственные вооружённые дети. Сможешь ты предугадать, как развернутся события? И Вадим не может. Но рисковать Дарой и Евой не станет ни в малейшей степени.

— Постой, Буш! Причём тут школьники? С какого перепуга они бросятся отбивать чужаков, если и не подозревают о нашем присутствии?

— Подозревают или нет — это о-очень большой вопрос. Регулярных отлучек твоего пациента по ночам, да ещё и в компании с Нах-Нахом и Мелкой, вряд ли никто не заметил. А легенда о "Хозяине" известна всем. Так вот! Хозяин этим деткам намного ближе, чем присланные властями вооружённые люди в форме. Тут не город, где никому ни до чего нет дела, а объединяться и организовываться ребятишки умеют.

— Думаешь, кто-то догадался о нашем присутствии? — Риатор внимательно осмотрел опустевшую банку и убедился, что вылизана она безупречно.

— Тут и думать нечего. Вспомни, сколько сортов варенья мы с тобой перепробовали? Большинство из них — домашние. И появилось это разнообразие сразу после осенних каникул — детки не забыли прихватить из дома угощение для нас и нашли повод поднести гостинцы любимой учительнице, отлично понимая, кому они в конце концов достанутся.

— Ужас, как всё сложно! — медик озадаченно опустил ушки. — То есть школьники обо всём догадались... Почему же они не пытаются нас выследить? Детки же!

— Выследить Хозяина? Ты что, не изучал местного фольклора? А ну ка, немедленно приступай — всё равно бездельничаешь!


* * *

Если ребёнок ещё на ходит, это не означает, что он остаётся на одном месте — передвижение на четвереньках предоставляет маленькому человеку немало возможностей для изучения окружающего мира. Поэтому, оставлять его без присмотра следует или в кроватке, или в манеже — за решётчатыми перегородками. Разве предугадаешь, куда заведёт кроху всепоглощающая страсть исследователя-экспериментатора. Вот и сегодня Вадим, устроив Еву на дневной сон в надёжном месте, погрузился в информацию о погоде — снимки из космоса показывали, что дождевые тучи уже покинули часть материка и зона вёдра неуклонно приближается к Плёткино.

Разумеется, в прогнозах гидрометцентра звучали предположительные нотки, но общая тенденция завораживала обещанием близких полётов. Приятно было наблюдать за перемещениями воздушных масс, увлекательно. Одним словом, отвлёкся он на некоторое время.

То обстоятельство, что в сооружённой стараниями Нах-Наха кроватке Евы не нашлось, ввело молодого отца в ступор. Недолгий, впрочем. Рано или поздно все дети дорастают до того, что оказываются способными вылезать из мест, куда их сажают, чтобы ограничить подвижность. И с каждым это обязательно происходит в первый раз — так что — случилось, несомненно, знаменательное событие в жизни дочери. Только вот куда она подевалась?

Прислушался — тишина. Это очень тревожный признак. Значит ребёнок чем-то занят. И самый главный вопрос — чем? Помещения первого этажа Вадим обежал мгновенно — в пределах, ограниченных закрытыми дверями обнаружить пропажу не удалось, зато на второй ступеньке лестницы, ведущей наверх заметен влажный мазок — где-то здесь дочура намочила ползунки, но, увлечённая форсированием новой для себя преграды, не просигналила о необходимости переодеть её в сухое.

На втором этаже внимание сразу привлекла приоткрытая дверь той самой комнаты, куда Бероев некоторое время старается не заглядывать. Вопроса о том, как ребёнок-ползунок справился с запором, даже не возникло — если Вы были папой, ничему подобному удивляться не станете. А вот дальше... уфф, целая и невредимая Ева вытащила из шкафа незнакомые приборы с проводочками, увенчанными пуговками датчиков. Как раз одну из этих пуговок она прямо сейчас тащит в рот. И именно в этот момент сверху на ребёнка начинает вываливаться саквояж с незнакомой эмблемой.

Стремительный бросок наперехват, и рука Вадима легла поверх мохнатой лапы, тоже ухватившей падающую сумку.

— Простите, если сделал вам больно, — только и сообразил он сказать, извлекая крошечный датчик из-за дочкиной щеки и любуясь клыкастой улыбкой мохнатого "зверя", вылезающего из шкафа. — Искренне сожалею, что доставил вам неудобство, — невольно добавил он, видя из сколь маленького отсека выбирается гость.

— Да уж, полочка для шляп у вас тесновата, — ответил мохнатик, подняв одно ухо вверх, а второе направив в сторону. — Вот, читал я, что когда-то в старину у вас, адамитов, в моде были кивера и цилиндры. В те поры, уверен, здесь было значительно просторней.

Тем временем Вадим стянул с ребёнка мокрые ползунки и, достав из кармана передника сухие, принялся за надевание их на Еву. А та неведомым образом дотянулась до уха гостя из шкафа и сомкнула на нём свои пальчики. Вторая же рука ухватилась за клык.

— Ева, отпусти дядю. Ему же больно.

Девочка послушалась, но только для того, чтобы вцепиться в щёки незнакомца, который подхватил её за бока, после чего надевание ползунков получилось запросто.

— Меня зовут Риатор, — тем временем представился нежданный помощник. — Как вы, вероятно, догадались, я врач. И, поскольку случай привёл вас в мои лапы, извольте снять футболку — займёмся медосмотром. Это просто невообразимо скучно, оставаться в бездействии, когда вокруг столько народу, — продолжая разглагольствовать, он привязал Еву за ногу к ножке кровати, ограничив таким образом зону перемещений. Облепил датчиками её папеньку и с надеждой впился взглядом в экран одного из приборов. — Увы мне, всё в пределах нормы, — ушки на мгновение опали, но через секунду снова встали торчком и сориентировались в направлении двери. — Ваша супруга возвращается. Ох и попадёт нам! Впрочем, если быстро сбежите, может и пронести.

Вадим с дочкой на руках спустился вниз по лестнице и сделал занятой вид. Дара застала его за полосканием ползунков.


* * *

Рука у Фёдора полностью отросла только через шесть с лишним месяцев — как раз закончились весенние каникулы и, вернувшийся после недолгой отлучки "однорукий" выставил кисть из рукава.

— Протез соорудили, — объяснил он приятелям. Впрочем, зря старался. Все понимающе кивали и делали согласное выражение лица. Школьный фельдшер тоже не сказал ничего определённого. Сделал какую-то запись в карточке, но никому её не показал.

Слишком долго все ожидали этого чуда, поэтому и приняли его буднично. Или нарочно старались "не гнать волну", чтобы не пришлось вслух высказываться о Хозяине — существе легендарном, но не одобряющем огласки. Несомненно, копилка сказаний о нём пополнилась новым преданием, которое долгие годы будут пересказывать в семьях, в узком кругу близких родственников или надёжных товарищей.

Сами же мохнатики ушли не прощаясь. Исчезли, будто их и не было никогда. Собственно, о том, что они больше не вернутся, Дара догадалась, увидев, что на полке с вареньем количество банок одномоментно уменьшилось наполовину. Обычно они брали по одной, а тут — сразу девять утащили.

Глава 37. Весенние каникулы

— По классике это считается двадцать четвёртым калибром — не слишком большим для охотничьих ружей, — объясняла Маруся, разбирая на столе лёгкое и изящное длинноствольное ружьё. — У нас на Прерии такие носят девушки, стройные женщины и крепкие подростки. Как раз такие как ты сейчас, Федя. То есть для самообороны вполне пристойное оружие, особенно, учитывая, что навеску пороха и его любимый сорт каждый способен подобрать себе индивидуально.

Вошедший на пустующую в этот час веранду капитан полиции Кирилл Сергеевич Матвеев заметил, что сын занят чем-то интересным с незнакомой девочкой, и решил не мешать — здесь на Прерии дети много внимания уделяют изучению оружия и боеприпасов — так что нет причины им мешать. Оглядевшись, встретился взглядом с армейским капитаном, расположившимся неподалеку, и увидел в его взоре предложение присоединиться.

— Кирилл.

— Вася, — мужчины пожали друг другу руки.

— Мне кажется, вы на Прерии около года? — у Матвеева сегодня отличное настроение и впервые за последние месяцы выдался беззаботный день.

— Давай на "ты", Коршун, — улыбнулся армейский. — Нет, меня ты раньше знать не мог, а вот тебя мне показывали издалека, когда я своих орёликов возил на соревнования. Ты-то, я вижу, давненько в этих краях, — кивнул он на салатовые шорты и цветастую рубаху, завязанную на пупке форменным узлом.

— Шестой... да что я? ...седьмой уж год в этих местах. Обжился, женился, сына вон с Земли забрал, — кивнул он в сторону Федьки.

Взглянув на Нах-Наха, Василий перевёл взор на собеседника:

— Я думал — он местный.

— Знаком, что ли с Фёдором? — Кирилл сделал какой-то знак содержателю кафе.

— Ага. Нормальный мужик. И моя к нему серьёзно относится, — кивнул Савельев на Маруську.

— Постой, есть уже у Федьки коряга. И если он её обидит, я ему, засранцу, ноги повыдергаю, — вскинулся Матвеев. А Василий заржал и, положив руку на плечо собеседника, удержал того от подскока:

— Маруся не дочка мне, а жена. С сыном твоим они учились в одной школе. И, это, фиг ты ему теперь что повыдергаешь — его рукопашке сперва Меф учил, и потом Манул. У меня в роте ребята на равных спарринги с ним проводят, как со взрослым.

— Чёрт! — хлопнул себя по лбу Кирилл. — Понимаешь, близнецы в доме — постоянный вихрь хлопот. С работы бегу на подмену жене, пока она совсем не свалилась с ног. А тут сынок наведался с невесткой — нам с супругой вроде как каникулы на сегодня. Совсем за делами домашними мозги загустели — ведь мог же сообразить, что неоткуда у тебя здесь взяться дочери, — в этот момент подошёл содержатель кафе и стал переставлять на столик с маленького подноса графин, рюмки, закуски...

— Раздели со мной радость отдохновения, Вася. Этот коньяк с берегов Янтарного моря впитал в себя тепло закатных лучей Гаучо. И раздобыть его можно только у Фомы. Исключительно во второй половине дня.

Мужчины выпили по рюмочке. Следуя примеру Кирилла, Василий положил на язык какой-то подвяленный фрукт и прикрыл глаза от удовольствия. Послеполуденный зной буквально давит на землю в двух шагах, сразу за пределами тени навеса, а тут вполне себе уютно, и лёгкое движение воздуха приносит свежесть от протекающей неподалеку речушки.

— А вот теперь смотри! — доносится голос Маруси. — Пуля типа "Дартс" для крупнокалиберного зенитного пулемёта ложится в этот ствол, как будто всегда тут была. Нет, заряжать охотничье ружьё обычной конической рискованно — может разорвать. А у этой стрелки мягкий поясок — видишь, даже рукой проталкивается по стволу. Остаётся сообразить, как снарядить обычную охотничью гильзу, чтобы не допустить прорыва пороховых газов.

— Это что, малыши соображают, как из дробовика винтовку сделать? — приподнял бровь Матвеев и разлил по второй.

— Они много чего соображают там в своей колониальной школе, — размягчённо согласился Савельев. Только дробовиков с сужающимися стволами на планете не уважают, потому что жаканом или пулей стрелять становится рискованно. — Так говоришь, коньячок этот только здесь бывает, и именно после полудня?

— До захода Гаучо, — донеслось от барной стойки. — В другое время его пить — деньги на ветер.

С улицы зашёл Представитель Президента. По местному обычаю все дружно сделали вид, что не узнали его. Фома плеснул в собачьи миски под стойкой чего-то из холодильника, и два "случайно" заглянувших сюда мегакота заработали языками, восполняя недостаток влаги в организмах.

— Привет, Маруся, — пришедший выложил на стол какую-то железяку. — Здорово, Нах-Нах. Вот какая у меня затворная рама выпилилась. Ну-ка, совмещаем, — ребята принялись чем-то позвякивать и скрежетать. Потом у них хрустнуло...

— Зашло! — обрадовался Федька.

— Входит и выходит, — разулыбалась Маруська. — Ты беги Стёпка, пока тебе от жены не влетело, — подала она поставленную на соседний стул корзинку с бутылочками. — Мы сегодня же машинку отстреляем и всё тебе про неё расскажем, — Представитель Президента заторопился, а Фома принёс ребятам жёлтый напиток в высоких бокалах. В наступившей тишине можно было расслышать даже шипят лопающиеся пузырьки газа.

Мужчины разлили по следующей.

— Вась, ты понял, что это было? — спросил Кирилл, кладя на заплетающийся язык пластиночку вяленой икры.

— А чего я? Ты же у нас местный, — Савельев тоже заметно размяк от доброго коньячка.

— Не. Федька может и станет местным, а я так до конца тутошнюю фишку и не просекаю.

— Дык, чего просекать-то? — отозвался из-за стойки Фома. — Окромя Степашки-тирана конструкторов стрелкового оружия на планете нет и отродясь не бывало.

— Допустим, — Василий с любопытством посмотрел на просвет бутылку с солнечным напитком и, убедившись, что не всё ещё кончено, продолжил. — Но причём здесь Марусенька?

— А кому прикажете работать над вооружениями снайперских формирований, как не ей, пока Бероева и дочку выкармливает, и в школе преподаёт!

— Не, ну знал я, что тут одна большая деревня, но чтобы настолько! — Кирилл тоже проверил уровень жидкости в бутылке и снова наполнил рюмочки. — Но причём тут мой сын, может быть ты и это знаешь, мил человек? — обратился он к содержателю заведения.

— Ну ты спросил! — поскрёб в затылке Фома. — А только, на мой взгляд, Нах-Нах — он никогда лишним не бывает.

Маруся с Федькой ушли и унесли с собой ружьё. На веранде стало совсем тихо. Оба посетителя приняли ещё по одной и дальше не торопились.

Нега, истома, умиротворение — вот что читалось в их взглядах. Продолжалось это довольно долго. До тех пор, пока на веранду не вернулся Представитель Президента.

— Кирилл, Сергеевич! Вы не будете возражать, если я поговорю с вами о Фёдоре? Нет-нет, Василий Петрович! Вы нам совершенно не помешаете, тем более, что в курсе вопроса.

Заручившись согласным кивком, Степан получил от содержателя кафе толстостенную кружку с чем-то прохладным, и устроился на свободном стуле:

— Проблема заключается в том, что Фёдор общается с инопланетянами, но наотрез отказывается сообщить хоть что-нибудь определённое про свои контакты. Надеюсь, вы понимаете, насколько важно для нашего небольшого человечества, оказавшегося в изоляции, наладить хоть какие-то контакты с соседями. Но всё упирается в его непробиваемое упрямство.

Мы по-разному пытались к нему подъехать, от убеждения до вплоть почти неприкрытого подкупа — ничего не помогает. Методы же устрашения или принуждения, как полагают знающие Нах-Наха люди, применять к нему вообще бесполезно — в ярости он непредсказуем. Может быть вы сможете хоть чего-то добиться, пользуясь отцовским авторитетом?

— Авторитетом? Знаете, пока мы с ним находимся в согласии, действительно можно заподозрить, что моё слово для него что-то значит. Собственно, до сих пор никаких противоречий и не было. Но рявкнуть на сына или топнуть ногой я уже позволить себе не могу. Попросить? Уговорить? Это вряд ли, — Кирилл вздохнул. — Его воспитала моя сестра, а это гарантия того, что характер у парня твёрдый. Он может обгадиться от страха, но не отступит. Если он что-то полагает своим долгом — ничего с этим поделать невозможно.

Кабатчик тоже пристроился к столику беседующих мужчин:

— Вот на этом и сыграйте. На чувстве долга. Только слов ему про это никаких не говорите — расколет он любую хитрость — не забывайте с кем он дружит!

— А с кем он дружит? — Кирилла заинтересовало мнение местных о Ниночке.

— У его малявки репутация одного из лучших командиров — дядя Илья рассказывал, как она руководила отрядом, расставляя настолько хитроумные ловушки, что... — Фома остановился, неуверенно поглядев на Савельева.

— Да чего уж там, — кивнул капитан разведчиков. — Видел я одну группу в игре. На своей территории да при такой изобретательности... не, ну ты поверишь, Кирилл, они морды набили диким бобрам и в хатке спрятались. Сынок твой, кстати, тоже с ними в тот раз был. Собственно, мне об этом Маруся рассказала — а то бы я и не догадался о подобной хитрости. И, кстати, Кузьмич! Не кати на парня такую большую бочку — самое-то главное он мне про инопланетян рассказал — я же писал в отчёте.

— Да помню я, — махнул рукой Представитель Президента. — С этим и не спорит никто, только всё время получается, что нужно заниматься чем-то более срочным.

— Эй, вы о чём? — вскинулись Кирилл и Фома.

— Рассказал Фёдор, что у расы, сильно опередившей нас в развитии, самая уважаемая работа — педагогическая, — принялся объяснять Василий Савельев. Например — дошколят вводит в общество сам глава клана. А людей в вожаки младшей стаи отбирают настолько придирчиво, что редко кто признаётся годным для такой ответственной роли. Что же касается Наставников — то их слову вообще никто не перечит.

— То есть Наставники управляют их обществом? — удивился Кирилл.

— Про то, кто и как управляет этим народом, он ничего не знает. И вообще, говорит, не так-то это просто — разговорить взрослых мужчин, если им неинтересно — усмехнулся капитан разведчиков. — Короче, ничего-то Нах-Нах не скрыл. Просто сам он мало чего выяснил. Отстал бы ты от него, Кузьмич. Не станет он рисковать успехом лечения друга ни для каких, хоть бы и самых высоких интересов.

— Анархист, чёртов, — ухмыльнулся Фома. — Так слушай меня, Кузьмич. Ты зазови этого Федьку на лето к себе в помощники. Вроде как поработать в каникулы. Ну и нагружай парня задачами, для нас важными. Он, ясное дело, потихоньку втянется в дела, прочувствует проблемы и уж тогда с корешами своими, инопланетянами, быстро найдёт темы, действительно нужные. Знаешь ведь, что увлечённый мальчишка ни о чем, кроме своей страсти говорить толком не может.

На веранде стало тихо.

— Так ты предлагаешь применить к Федьке тот же приём, что вы и на мне опробовали? — дошло до Степана.

— Не ты первый, не ты последний, — ухмыльнулся содержатель заведения.

Эпилог

Фёдор вглядывался в синюю даль, вдыхая аромат чуть соленого морского бриза. Он и не думал, что соскучился по прошлогоднему путешествию на белом пароходе. Ан, вон оно как. Снова тянет. Жаль, что на этот раз плавание совсем короткое — один переход от острова Полигон до Ново-Плесецка. Это часов семь-восемь для быстроходной шхуны.

Лёгкий ветер наполнил полотнища жёлтых утренних парусов, заставляя судёнышко шустро резать воду острым форштевнем, покрывая за час километров по двадцать пять. Четырнадцать узлов для парусника — это о-го-го какая скорость. Под стать знаменитым "пенителям моря" — чайным клиперам.

Остаётся получать удовольствие, пользуясь короткой передышкой в делах. А они ох, как непросты. Коварный тиран Стёпка Асмолов добился-таки своего — запряг Нах-Наха в кибитку государственных забот. Причём, сделал это цинично, можно сказать — взял на слабо: Предложил приработок на последние летние каникулы. Всего-то на всего — поработать помощником. Пятым или десятым — не важно. На этих постах сейчас трудится довольно много молодёжи: тот же Цикута, что старше Федьки на пару-тройку лет. И Бахром, что двумя годами младше. Хотя, основная масса ассистентов — люди солидные. Многие ещё с довоенным опытом работы в аппарате.

Задачу Федьке поставили из числа не самых важных — запасы материи для куполов парапланов подошли к концу, поскольку подвоза с Земли нет уже почти два года. А транспорт этот для перемещения людей на малые расстояния оказался настолько удобным, что отказываться от него совершенно не хочется.

Так что пришлось приниматься за изучение вопросов, связанных с получением синтетических волокон. Полиэтилены, полистиролы, полипропилены, полиамиды — целая отрасль познания. Так вот — синтезом материалов для получения сверхпрочных волокон или плёнок на Прерии никто не занимался, и никакого оборудования нужного для этого, нигде нет. То есть — всё достижимо, если постараться. Да вот только сил и времени приложить необходимо много, создавая почти с нуля целую отрасль хозяйства.

Последняя надежда была на производства острова Полигон, на ознакомление с которыми Федька потратил неделю. Увы — выделываемое здесь углеволокно годилось только для обтягивания жёстких конструкций — крыльев дельтапланов и несущих поверхностей легкомоторных самолётов.

Невольно пришла в голову мысль посоветоваться с Минатором. Уж продвинутые в технике инопланетяне смогут подсказать... или привезти. Возможно — не даром. Но это, в любом случае, уже можно обсуждать и даже торговаться. Одним словом, то, о чём Представитель Президента просил Нах-Наха осенью, теперь пришло к нему в голову уже в виде собственной идеи. Похоже, груз ответственности за взятую на себя работу поменял приоритеты в его голове. Забавно было это осознавать.


* * *

Рустамка-каботажница, шкипер этого судна, о чём-то щебетала с Нинкой на камбузе — они, заняв руки стряпнёй, перемывали кому-то косточки и жаловались на то как трудно... обычный бабский трёп Федьку сегодня не интересовал. Он мыслил о глобальном.

Часа через полтора после выхода шхуна повернулась так, что паруса опали и стали слегка трепыхаться, будто флаги. А потом поползли вниз, убираемые лебёдками в ящики. Капитанша ходила от мачты к мачте, отцепляла и заново крепила тросы, присматривала за тем, как ткань ложится в предназначенные для хранения места, расправляя и подтягивая.

А потом на мачты взлетели совсем другие полотнища. Они снова наполнились ветром и путь продолжился. Теперь алые паруса гнали судно к далёкому ещё не видимому отсюда берегу. Почему-то Рустамка сегодня поставила именно их. Кстати, сколько их у неё? Он видел жёлтые и слышал о синих. Лёгкие и очень прочные. Кажется, будто из тончайшего невесомого шёлка. А ведь как раз о необходимости поиска такого материала он только что подумывал попросить совета у Минатора. Надо же — оказывается, есть и поближе знающие люди.

Мягкое прикосновение к плечу, заставило отвлечься от белопенных барашков волн. Вовремя Мелкая, он уже почти заскучал! Обернулся с улыбкой. И с трудом удержался, чтобы не выпасть за борт. Это оказалась не подруга. Нет, он конечно же знал про саблезуба со странным именем Мешок, что занимал соседнюю с их каюту, но так близко наблюдать страшного зверя еще не доводилось. Унял возникшую тяжесть в низу живота — привычный симптом страха. Сглотнув, вежливо поинтересовался:

— Чем могу служить, господин Мешок.

"Поговорить надо", — прозвучало прямо в голове.

— Со мной? — подумал, что померещилось.

"Желательно с обоими, раз уж вы неразлучны, — холодно подтвердил зверь, не спуская с него странного, гипнотизирующего взгляда, — после ужина в моей каюте".

Развернувшись, зверь спокойно убрался в сторону комового люка, а Федька тряхнул головой и ущипнул себя за руку.

"Нинка обалдеет", — подумал парень оторопело.

"Сомневаюсь", — ехидно сказал голос в голове, но уже не такой ясный, словно собеседник теперь стал дальше. А саблезуб внезапно оглянулся и, кажется, подмигнул.

"После ужина, — подумал Нах-Нах, — это уже скоро, — аппетитные запахи готовящейся еды отчетливо доносились до его ноздрей. — Однако, надо поторопиться расспросить шкипера о том, откуда она берёт ткань для парусов. Непохоже, что из старых запасов — всё привозное слишком дорого, чтобы тратиться на три комплекта оснастки.

Что же касается предстоящего "разговора" — это вообще невероятно. Саблезуб приехал на Полигон с двумя прайдами мегакотов, которые там, в Виловых горах, загоняли для него дичь, которую потом совместно поедали — такой вот неожиданный симбиоз открылся между двумя видами кошачьих в период контакта. Хотя, сам тигр проживал отдельно — говорят, что он не уважает шума и колготни малышей, которых немало прибавилось за время, когда кормящие кошки-мамы этих двух прайдов жили в человеческих домах, защищённые от нападений бесчисленных хищников.

Рустамка думала, что зверь так и останется на острове, но перед отплытием он царственно взошёл на борт, не спрашивая, куда направляется судно. Перечить ему никто не стал — просто загрузили ящик мороженой рыбы, дабы животина не оголодала и не начала поиски пропитания среди пассажиров и членов команды. Эту крупную кошку наблюдали около двух лет и не напрасно нарекли Мешком — исключительно флегматичное создание, старающееся лишний раз не побеспокоиться. И панически убегающее от назойливой детворы. Даже подумалось: а не этого ли "экземпляра" гоняли метлой хозяйки где-то на Эолке?

Аборигены очередной раз удивили Федьку своей терпимостью даже к диким зверям, если от них не исходит непосредственной опасности. Мелкая рассказывала, что даже ужасных волков детишки умудряются отгонять, правда, получается это слаженными действиями группой.


* * *

Ну вот, ужин съеден — пора отправляться в каюту саблезуба. Нинка чуть побледнела, но не показывает виду, будто ей страшновато. Федьке тоже некуда деваться — он тут, как-никак, представитель сильной половины человечества — надо держать лицо... морду ящиком, короче, и вперёд. Забыть о галантности, а не пропускать даму вперёд, вежливо распахнув перед ней дверь.

В тесной каюте почти всё пространство занимает тело тигра, растянувшегося на полу. Поздоровались и, следуя приглашению, присели на привинченную к стене койку.

"Вы — хорошие ребята, — зазвучала в голове мысль. — Мне хотелось бы сделать для вас что-то приятное. Или полезное. Говорите, есть у вас какие-нибудь непростые желания... нет, Нина, воскрешать мёртвых я не могу. А вот если ты хочешь где-то побывать, или повидаться с кем-то..."

— Три желания? — "догадался" Федька.

"Не в количестве дело, — снова передал мысль саблезуб. — Я, всё-таки не волшебник. Но раздобыть какую нужную вещицу, или доставить вас в любое место — это запросто"

Мелкая взяла друга за руку и несколькими пожатиями дала понять: "я с тобой", — то есть отдала инициативу и обещала поддержку.

Призадумался. Да ничего такого ему, вроде, и не требуется. До Ткачёвки, где выращивают шелкопрядов, они и сами доберутся, тем более, что для дела так будет полезней — поглядит, что за дороги ведут в те края, есть ли подходящее место для посадочной площадки.

А вот на Землю бы он смотался — уже два года после потери связи не было ни одной весточки от Марины — папиной сестры, вырастившей Федьку до двенадцати лет. Тогда, до переезда на Прерию, он не испытывал к ней тёплых чувств и расстался без сожаления, даже с какой-то злобной радостью. И только оказавшись в лесной школе начал понимать, сколько душевных сил отдала ему тётка. Прохладная, несколько дистанцировавшаяся, она вылепила из него то, что сейчас нравится Мелкой и вызывает уважение у остальных. Наверное, научила в любой ситуации сохранять холодную голову. Точно, постоянно напоминала о том, что всегда нужно думать...

Строгая и требовательная, беспощадная ко лжи или проявлениям малодушия — он ведь в жизни невольно копирует её и... а ведь ей сейчас немного за тридцать. Точно, на четыре года старше отца, только что отметившего тридцатилетие. Совсем ведь молодая женщина — как-то сложилась её судьба?

— На Земле хочу побывать, проведать родственницу, — сформулировал Федька желание и почувствовал одобрительное пожатие Нинки, так и не выпустившей его руку.

"На недельку до второго", — промурлыкали в голове мысли саблезуба.

— Пожалуй, как раз будет, — согласилась Мелкая, отпустила друга и принялась кнопать на своей мобилке, одновременно напялив на себя снятые с друга визоры.

А Нах-Нах вдруг вспомнил свою прошлую жизнь: интересные игрушки-головоломки, книжки с яркими картинками, гантели и эспандеры, сказки на ночь и удобные мягкие кроссовки... сейчас, оглянувшись на недавнее прошлое взглядом взрослого человека, он вдруг понял, сколь много делала для него Марина, и какой неблагодарной свиньёй был он сам. Нет, не напрасно так прилипла к нему поросячья кликуха!

Так, это... вернуться обратно мы сможем только вдвоём? А то тётка у меня на Земле осталась совсем одна. Вдруг согласится сюда переехать? — спросил неуверенно.

"Если пожелает, отчего же ей не переехать, — зазвучала в голове мысль саблезуба. — Заберу из точки прибытия всех, кого вы с Ниной будете держать руками — и тётушку, и её любимую кошечку"

— А точка прибытия, она где? — забеспокоился паренёк.

"Возьмитесь за руки. Отлично. Теперь представь себе нужное место..."

Нифига себе! Они с Мелкой стоят посреди сквера, через который он ходил из дома в школу. Тут нынче лето, так что одежда на них подходящая. Только вот Нинкина переломка и автомат у него на плече... и ножи в ножнах на поясах... прохожие смотрят с недоумением.

Не подумал, "хладноголовый". Однако, надо пошевеливаться — срочно прятать всё в рюкзак. Длинный ствол тридцатьшестёрки немного торчит. Не страшно — замотать носовым платком, и поди, пойми, дуло это выглядывает из-под клапана, или ручка половника?

Конец.


247


 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх