Когда на лесной дороге слышится дальний перестук копыт, мы укрываемся в чащобе и пережидаем, пока обоз — или всадники — не минуют нас. Иногда сталкиваемся с такими же, как мы, бродягами. Мы осторожно огибаем их, делая большой полукруг. Они поступают так же. В нынешние времена иной убьет и за медный полугрош, и рисковать никому не хочется.
Вчера мы перешли границу княжеств. Типек никак не отличается от Камуша — те же леса, те же заморенные деревушки, окруженные голыми тоскливыми полями. О границе свидетельствует лишь одинокая таможенная застава на большаке. Мы обходим ее лесом. Бывалый Вишка, показывая на север, уверяет, что там, в неделе хода — большая река. Кто-то называет ее Перекатной, кто-то — Ручейницей. Далеко на восходе она впадает в Срединный океан, отделяющий друг от друга материки. Южнее окружающих устья болот на побережье когда-то стоял большой торговый город — Талазена. Но уже много лет, как его смыли огромные волны, часто приходящие из океана. Где-то там, в болотах, живут племена троллей и, говорят, даже орков, успевших вовремя уйти из Талазены и сменивших ремесленничество на жизнь предков — охоту и собирательство. И те, и другие настроены враждебно и не пускают к себе людей. Однажды Храм даже пытался воевать нелюдей-язычников, но знающие трясины как свои пять пальцев орки и тролли в два дня разгромили немногочисленные храмовые дружины. Больше к ним не совались.
Что за рекой — Вишка не знает. Когда-то он слышал сказки про диких кочевников на мохноногих лошадях, пожирающих друг друга живыми. Еще где-то там стоял во времена империи свободный торговый город, но кто там жил и как он назывался, Вишка не знает. Говорят, на него упал с неба огонь и сжег дотла. А к северу от устья Ручейницы стоит мрачный заброшенный замок, где когда-то давно жил Майно, враг всего рода человеческого. Сейчас его населяет безымянный ужас, и туда не рискуют соваться даже тролли. Впрочем, может, и его уже смыли океанские волны.
Кочерга рассказывает, что в Караграше, что за степями на границе Камуша, обитают другие дикие племена, в том числе свирепые харазги. Харазги ездят на чудовищных зверях в пять саженей вышиной и с длинными носами, а воевать ходят с большими, в стену высотой, домами. С крыш тех домов они и прыгают в осажденный город, а таскают дома те же длинноносые звери. Харазги вырывают и едят у пленников сердца. Я чувствую, что это такие же сказки, как и живоеды-кочевники, но спорить с Кочергой не хочется.
Деревеньки, между тем, становятся немного богаче. Вернее, не столько богаче, сколько чуть менее голодными. Изредка нам даже подают куски черствого ржаного хлеба, а то и куриное яйцо. В одном из трактиров я долго колю дрова. Поленья, даже самые вязкие и крученые, раскалываются от одного удара, разлетаясь по всему двору. Я чувствую, что работа непривычна для меня, однако топор, пусть и колун, в руке я держу определенно не в первый раз. Топорище явно не той формы, к которой привыкла рука, но все равно уверенно лежит в ладони. За работу трактирщик кормит нас обедом. После полусырого беличьего мяса и плохо испеченных корений лепешки с кашей — с конопляным маслом! — и кусочками солонины кажутся объедением. Возможно, будь я один, мне предложили бы остаться в работниках, но троих слишком много. Хозяин колеблется, он не уверен, брошу ли я своих, но в конце концов не спрашивает. И правильно — я все равно не остался бы. Не то, чтобы я так привязался к случайным спутникам, но мне здесь не место, я знаю точно.
Зур Харибан спрыгнул с коня, не глядя бросил повод подбежавшему слуге и подошел к расшитому золотом и серебром шатру. С каменным лицом он дождался окончания обыска. Только беззаконные тарсаки могут позволить бабам лапать воина, явившегося для важных переговоров. И предводителем у них тоже баба. За те три года, что он вел за собой гуланов, Повелитель Ветра так и не смог привыкнуть к такому непотребству. И как только их терпит великий Курат?
Симана словно прочитала его мысли. С едва заметной ухмылочкой она еще раз провела руками по бокам вождя, слегка прижалась грудью. Тот с трудом удержался, чтобы не отвесить ей оплеуху, и неподвижно уставился прямо перед собой. Когда-нибудь гуланы разорвут глупые мирные договоры и соберут под своими стягами дружественные племена, чтобы раз и навсегда избавить степи от бабской напасти. Но сейчас не время проявлять характер. Настроение Тароны меняется, словно... словно у женщины, и нарываться прямо сейчас не следует. Пусть тарсачки считают его недоумком. Когда-нибудь потом они поплатятся...
На лице симаны отразилось разочарование. Она отступила на полшага и коротко кивнула. Две другие телохранительницы молча убрали копья, позволяя гостю войти. Зур с силой отдернул полог и прошел в шатер. Все так же мысленно он ухмыльнулся. В последнее время он носил под кольчугой традиционную гуланскую рубаху с длинными широкими рукавами. Не то, чтобы он так уж уважал обычаи предков, но рукава уж очень удобно скрывали ножны на предплечье. Что бы ни думали надменные дуры, он вооружен. Он не собирался нападать на Тарону, но без доброго клинка под рукой ему всегда становилось не по себе.
Королева, с уютом расположившаяся на мягких коврах, одетая по-домашнему — в короткую набедренную повязку и полупрозрачную накидку — милостиво кивнула ему. Ее миндалевидные глаза щурились, на матово-темной коже играли отблески светильников.
— Приветствую могучего предводителя гуланов! — сказала она глубоким бархатным голосом. — Был ли добрым твой путь, о Зур Харибан?
И опять, уже не в первый раз, вождю почуялась скрытая насмешка в приветствии. В присутствии Тароны он никогда не мог избавиться от чувства, что она исподтишка посмеивается над ним. Тварь...
— Спасибо, путь оказался на редкость добрым, — ответил он, учтиво склоняя голову. — Милостивы ли боги к тарсакам в последние дни?
— Спасибо и тебе. Боги щедры, как всегда. Садись, воин, твой путь долог, ты устал.
Тарона дождалась, пока гость присел на корточки и слегка шевельнула пальцами. Тут же засуетились рабы, в большой серебряный кубок с тихим плеском полилось белое караграшское вино. Вождь взял его в руки, сладострастно вдохнул терпкий аромат и с сожалением отставил в сторону. Потом. Сейчас ему нужна ясная голова.
— Я готова выслушать тебя, о нежданный, но все равно дорогой гость, — томное выражение внезапно сошло с лица королевы. Она уставилась на гулана немигающим взглядом черного гуара. — Чем вызван твой визит к нам в эту пору? Ведь в последний раз мы договорились, что встретимся весной для окончательного...
— Нет времени! — не выдержал Зур. Оскорбленная тарсачка чуть слышно прошипела что-то сквозь зубы, ее глаза превратились в щелки. — Извини, королева, но мне не до приятных слов. Пусть они выйдут!
Он кивнул на скорчившихся у стенок шатра слуг.
Тарона испытующе посмотрела на него, потом махнула рукой. Слуги один за другим выскользнули наружу. Симана, вальяжно развалившаяся поодаль от королевы, даже не пошевелилась. Ее поза не обманывала вождя — он знал, что девка оторвет ему голову быстрее, чем он успеет выхватить кинжал. Он посмотрел на охранницу тяжелым взглядом, потом перевел его на Тарону.
— Зула останется, — безмятежно пожала плечами ему королева. — Мы, тарсаки, считаем, что кому-то все равно надо доверять. Ей я доверяю. Если есть что сказать, говори при ней.
Симана ласково улыбнулась вождю. Она неторопливо извлекла из ножен короткий метательный клинок, поставила острием на подушечку указательного пальца и принялась, балансируя, удерживать его в вертикальном положении. Зур до хруста сжал кулаки, но опять сдержался.
— Твоя воля, королева, — сухо кивнул он. — До меня дошли слухи, что северяне собирают войска.
— Вот как? — удивленно подняла бровь Тарона. — А до меня доходят совсем другие слухи. Например, что северяне присылают переговорщиков для заключения мира. Тогда, в Граше, посланник Тилос утверждал, что князья готовы платить золотом, и новые гонцы подтверждают...
— Уловка! — бросил вождь. — Они пытаются заговорить нам зубы, а сами хотят исподтишка ударить в спину!
— Интересно... — Тарона задумчиво покусала нижнюю губу. — И откуда же дошли до тебя такие слухи? Перелетные птички напели?
— Мои воины ходили на север охранниками караванов, — сквозь зубы ответил вождь. — Во всех тавернах только и разговоров, что о неурожаях и южных дикарях. Надвигается голод, но оружие дорожает, бронники дерут неслыханные цены. Кузнецы завалены заказами, у них не хватает времени даже на то, чтобы толком подковать лошадь. В городах моих людей стража не выпускала с постоялых дворов. Одному, что возмутился, переломали ребра. Они потратили кучу денег, чтобы развязать кое-кому языки и вызнать, что князья под руководством храмовников собирают ополчение. Достаточно?
— Достаточно. — Тарона снова покусала губу. — Ты хочешь сказать, что нам надо выступать раньше?
— Да! Не дожидаясь, пока они поднимут ополчение и не сметут нас одного за другим!..
— Одного за другим... Н-да. Знаешь, мой дорогой Зур, ты никогда не умел просчитывать даже на ход вперед. — Тарона лениво потянулась. Ее высокая грудь почти выскользнула из глубокого выреза накидки. Против своей воли вождь уставился на ее прекрасное тело. Королева едва заметно усмехнулась. — Ну сам посуди — как они станут с нами воевать? У них нет могучей конницы, как у нас. Они едва выставят одного конного на десятерых пеших. А может, и меньше, учитывая голодные годы. Думаешь, они пешком сунутся в бескрайние безводные степи и глиняные пустыни? Ох, сомневаюсь. А жрать толпа плохо вооруженных землекопов будет воздух? Да и всех людей княжеств не хватит, чтобы захватить наши бескрайние просторы. Нет, мой милый Зур Харибан, они не способны на вторжение. Скорее, они как-то прослышали про наши намерения и готовятся отсиживаться в своих каменных городах...
Вождь втянул воздух сквозь сжатые зубы. Слова Тароны отскакивали у него от лба. Дура-тарсачка либо не понимает очевидных вещей, либо просто играет с ним.
— Степи не такие уж и безводные, — проговорил он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — У них найдутся знающие люди, способные отыскать колодцы. И просторы наши им захватывать не придется — достаточно отсечь нас от пастбищ, и мы сами протянем ноги. Ты должна понять...
— Я ничего тебе не должна! — яростно оборвала его Тарона, вскакивая на ноги. — Заруби себе на носу, гулан!
Ее глаза пылали, ноздри раздувались. Телохранительница подобралась, не сводя с вождя напряженного взгляда. Бессознательным движением Зур потянулся к спрятанному в рукаве кинжалу, но тут же опомнился, сделав вид, что почесывает запястье. Вспышки внезапной ярости, которыми славилась Тарона, можно переждать. И он переждет... сейчас. Но не потом. Стоит только покончить с Севером, и тогда...
Тарона успокоилась так же внезапно, как и вспыхнула.
— Прости меня, вождь, — медленно проговорила она, неторопливо усаживаясь на ковер. — Но я немного разочарована. Слухи, что ты принес, не стоили твоего личного путешествия. Мог бы просто послать гонца. Пойми меня правильно — возможно, князья и в самом деле окажутся настолько глупы, что пойдут на нас войной. Тем хуже для них. Но сейчас я не собираюсь предпринимать ничего. Идет большое осеннее кочевье, тараманы растянуты по степям на месяц пути. Скоро зимнее половодье, реки разольются, и мы должны перегнать отары на летние пастбища как можно быстрее. Овцы — не лошади, и мы не можем, подобно гуланам, перегнать их за две руки дней. Я пошлю разведчиков перепроверить твои слова, но пока моя душа спокойна. Ты услышал меня?
— Я услышал тебя, о королева тарсаков! — из последних сил сдерживаясь, пробормотал гулан. — Я вижу, что действительно напрасно потратил твое и свое время. — Он поднялся на ноги и повернулся к выходу, но остановился. — Жду ответа не позже, чем до конца половодья, Тарона. Потом... потом начну поднимать племена без тебя. Юг справится с глупыми князьями и без тарсаков. Услышала ли ты меня?
— Я услышала тебя, — кивнула Тарона. — Теперь можешь идти.
Зур пробкой вылетел из шатра. Почти сразу снаружи раздался топот копыт нескольких лошадей. Тарона задумчиво смотрела на колыхающийся полог, теребя ворс ковра.
— Зула! — наконец сказала она.
— Да, момбацу сама? — почтительно спросила телохранительница.
— Что думаешь насчет сказанного?
— Нападать на наши степи, — тарсачка постаралась тщательно выбрать слова, — для северян действительно глупо. Но отчаявшийся может решиться на все, даже на самоубийство. Я бы не стала забывать слова мужлана.
— Да уж, мужлана! — усмехнулась Тарона. — Ты видела, как этот кобель смотрел? От одного взгляда можно забеременеть. И в то же время он презирает меня и ненавидит за то, что вынужден общаться с женщиной не просто как с равной, но как с вождем. Интересно, каков он в любви?
Она хмыкнула и немного помолчала. Зула ничего не ответила. Она хорошо знала госпожу и понимала, когда следует говорить, а когда держать язык за зубами.
— Да... — наконец пробормотала Тарона. — Забывать его слова мы не станем. Зула, кто из разведчиц сейчас в лагере? Пришлешь мне двоих. А потом того... от Барадаила. Надеюсь, он уж проспался после вчерашнего. И объясни своим умелым симанам, что обыскивать надо полностью. У нашего гулана определенно что-то припрятано в рукаве... Да, постой. Что ты там начала говорить о северянине?
Две осьмицы — недели, как на восточный манер начала привыкать Элиза — маленький отряд болотными тропами шел к известной лишь Тилосу цели. В джунглях наступил сезон осенних дождей, и каждый день аккуратно проливалось два-три могучих ливня. Топи разбухли и поднялись, и без того едва заметные тропы скрылись под разлившимися озерцами. Тилос шел саженях в тридцати впереди, осторожно прощупывая шестом трясину. Элиза настояла, чтобы ей позволили идти рядом. Впрочем, ее чувство опасности не проснулось ни разу — Тилос великолепно знал местность и не уклонялся от твердых мест, хотя и скрытых иногда неглубоким слоем воды.
Джабраил большую часть дороги двигался сам, хотя все чаще и чаще опирался на Ленару с Мирой. Старик ощутимо сдавал, дорожные тяготы пригибали его к земле. Он не жаловался, но заметно спал с лица и с трудом переставлял ноги. Парни, по очереди несшие сундуки с записями и закладкой, тоже осунулись, но шагали все так же бодро, что и поначалу.
Вскоре после их поспешного бегства из Чаттаги, на вторую или третью ночь, горизонт окрасило далекое зарево. Компания укрывалась от ливня под могучей широколистой пальмой, в небе сверкали зарницы, гром гремел почти непрерывно. Однако Тилос, встрепенувшись, вышел под секущие по прогалине струи дождя и уставился на северо-запад. Постояв так пару минут, он вернулся обратно и по-собачьи встряхнулся. Во все стороны полетели брызги.
— В Чаттаге чужие, — почти безразлично сообщил он. — Сработал один из моих сюрпризов в штабном бараке. Возможно, он отбил у них охоту шастать по лагерю, и лаборатории останутся целыми.
Мира едва слышно охнула. Джабраил выглядел потрясенным, и даже Элизу, успевшую свыкнуться с Чаттагой, пробрал неожиданный озноб. Впрочем, это могло случиться и из-за мокрой одежды, насквозь продуваемой неприятным сквознячком.
