Троя на двоих

От моря, песчаный пляж переходил в классическую равнину укрытую ровным слоем травы, цветов, и всяких невысоких и более высоких кустиков, словно шикарный ковер зеленого цвета расстелили и высыпали на него россыпь всяких разноцветных кусочков — очень мило и приятно. Но самым забавным было явление посреди этой равнины — скала! Вот только скалы и не хватало для полноты впечатления. Она была довольно высокой глыбой с крутыми склонами, которая высилась своей вершиной посреди этой равнинности далеко от своей семьи — горных цепей дальше, в глуби острова. Одинокая, солидная, аккуратная скала, на которой не было никаких крупных сосенок и дубов — но вот дикий виноград, какие-то мхи и лишайники, и кустики зеленели среди серых камней, поблескивающих и светлыми разводами. И на той скале проживали хищные орлоподобные птицы. Там жили предатели мерзкие и обманщики! Там жили белоголовые грифы — когда они сидели далеко, или парили высоко — то белая голова была хорошо заметна, и почему-то Лешка решил, что это классический белоголовый орел! Идиот потом обиделся на грифов, когда разглядел и узнал, увидел, что никакие это не белоголовые орлы, а это — грифы. Он их и так недолюбливал, брезгуя падальщиками, а после того, как лопухнулся, и вовсе незаслуженно фыркал на этих вполне нормальных птиц. Беркуты там еще жили — а это были самые крупные и солидные орлы. Вот это были аквилы в полный рост, Лешка ничего не понял из этой цепи: кто там ястребы, кто орлы, кто беркуты, а кто вообще коршуны и соколы. Зубриков был дурачок, который иногда к знаниям мира применял свою особую: абсолютно дебильную и непостижимую систему упорядочивания знаний. Он отмахнулся от попытки Рината ему пояснить эту орнитологию, у Лешки была своя ненормальная птичья азбука: 'Аквила — орел — на букву 'а', беркут — самый крутой орел, на букву 'б' — а остальные, это третьи лишние, не буду даже заморачиваться. Ты даже не говори мне, что самые маленькие из этих ястребиных именно ястребы! Дураку понятно, что они, потому что — на букву 'я' начинаются'. Ринат посмотрел на Лешку чуть удивленными глазами и заметил: 'А так и есть. Соколы издавна приручались и ястребы. Они маленькие, на руке не так трудно таскать'. Плевать хотел Лешка на всю эту мелочь — он восхищался беркутами, особенно черно-белыми беркутами, когда по черному цвету оперения шли классные белые вставки на хвосте, по телу и крыльях — очень здорово эти 'самолетики' смотрелись в небе.

Весь смысл отдыха на этом чудесном заповеднике Сардинии был в том, что можно было устроиться на равном расстоянии от всех этих многообразий — на зеленой травке и тогда тебя окружало настоящее богатство природы — и это здорово шибало по мозгам. Николашка даже не смог там своих девчонок повалять. А собирался хорошо оторваться, но когда они его привели, и усадили у небольшого родничка...

Ник замер и понял, это место силы. О таком он слышал, когда сопровождал учителя. О таких местах могли говорить старые шаманы, которые не жадили на знания, если видели нормального человека, даже такому пустышке как Николас дозволялось подслушивать беседы Алекса и разных шаманов с шести сторон света. Север и северо-восток совершенно пока не занимали внимание Зубрикова, впрочем, к британским дру он уже прикоснулся — уж прикоснулся, так прикоснулся этой весной. А что там шаманили на побережье Балтики разные финны, и литы и латы, и приуральские хантеры манси, и коми, и прочие башкиры? Зубриков даже представить себе не мог, что там могло этакое сохраниться с древних времен.

Ник совсем не лез в эти тайные и интересные дела, он просто спокойно их воспринимал с детства: ну, тайны и тайны, ну, шаманы и шаманы, и что? Он не прикасался к этому, спокойно это не принимал, как и свой военный изъян — он был довольно посредственный стрелок. Все эти арбалеты ему не давались. Но зато он ножичками ловко обходился. И быстро нашел себе подружек из сестричек — тех, что также обожали ножички и мечи, и не трусили схлестнуться с ним, таким ловким. Братишек пятнать царапинами не очень хотелось, а вредным девчонкам можно немножко жизнь испортить. Однажды эта парочка — Ленка и Каська — его и торкнули как следует. Тогда Кассия его не слабо поцарапала ножом в поединке, и не успел он опомниться, как она встревожено вскрикнула: 'Ой, сейчас я быстро залижу!' — и принялась зализывать рану, но кровь не останавливалась, и тогда и подскочившей Ленке досталось попить его кровушки, пока он стоял и чувствовал, что что-то с ним не так, что-то его странно колотит, и во всем виноваты эти лизуньи — вредные занозы.

Давно это было, уже года три прошло, если не четыре, эта троица успели за это время распознать вкус друг друга. И кровь они теперь мешали по новому, старому как мир способу связи мужчины и женщины.

Сейчас они лежали в траве и просто смотрели в небо. И было им невероятно приятно от близости. Ник лежал посередине, рядом пристроились подружки. Они молчали, и шалить как-то расхотелось. Но это же были амазонки — а они всегда были шальными. И вот Кассия внезапно охрипшим голосом обрадовала его: 'У меня будет маленькая. Я дочку хочу, как у Апфии'.

Ник лежал и ничего не понимал. Потом ему сделалось неуютно и страшно.

— А мальчик у меня будет, — успокоила его Леночка, которая почувствовала настрой своего парня и решила взбодрить. — Такой же, как ты — негодяй и хитрец, хотя, хитрость от меня ему достанется. А негодяйство ты обеспечишь, Николас.

И вот тогда Николашка понял, что дело серьезное, и надо думать о будущем, надо посоветоваться с командиром и Апфией.

— А девочку я Беллой назову, — призналась Касси.

— И будет она прекрасна, как война, — пробормотал оглушенный этой темой Николас, и добавил дурацкую шутку, быстро переиначив старую поговорку учителей 'Хочешь мира — готовься к войне': 'Хочешь дочку, готовься к Белле'.

— И как война она будет прекрасна тоже, — негромко прошептала Кассия и не стала развивать эту тему. Ей были ещё непонятны и странны те явления, которые посещали её во сне. Но она была сообразительная девочка — и рогатый образ распознала сразу — её это ничуть не испугало, ещё чего! Чтоб напугать амазонку надо, наверное, одну её застать и спустить на неё орду всяких мерзавцев. Да из засады! Вот тогда да — каждый испугается.

— Ты точно с нами в Арборею? — в который раз уточнила Елена.

— Ага, — в очередной раз обрадовал подругу Ник. — Муторно там будет, хоть и грязные они паскудники все поголовно.

— И чего такого напряжного? Иногда я очень просто понимаю слова Павла, — совершенно серьезно выдала Елена. — Если он сказал, что 'нет ни эллина, ни иудея', это значит, что всех их надо уничтожить. Просто всех уничтожить, сделать так, чтобы не было ни одного: ни эллина, ни иудея. Самая простая сторона этих слов — пришел христианин — он убивает или изгоняет эллинов и иудеев, варваров и рабов, обрезанных и необрезанных, либо делает их христианами. До фоминизма этим дикарям невозможно дорасти. Их дети — способны. Дети чистые. А все эти сардинцы — всех их можно с нашей земли прогнать, нечего им рядом с нами жить.

— А как же тогда то, что просто все равны, и все едины в вере?

— Так сестренка об этом и говорит, — немного с оттенком злобным рассмеялась Кассия. — Все равны. Все умрем. Рано или поздно, но все уйдем. Как Спаситель. И вернемся, как он. Просто завтра уйдут эти, послезавтра другие — какая разница, позавчера италийцы умирали.

Ник усмехнулся — не в первый раз ему было симпатичны их забавные рассуждения. Сам он не мудрил и не любил вдумываться в тонкости веры. А эта парочка могла занять вечер беседами на богословские темы. И всегда ему было приятно слушать, задавать простенькие вопросы, и убеждаться — славные они девчонки, крепкие, хоть и занудные иногда, как легат Алекс. И ему всегда было интересно с ними. У девчонок были свои забавные своеобразные интересности.

Очень скоро Ник убедился в том, что у амазонок свои методы ведения войны. Поход амазонок это нечто особое. Если легион выступал на противника как слитый в единое целое организм, амазонки предпочитали работать группами. Не было выхода из Трои двух сотен воительниц. Амазонки были скрытницы и сами себе на уме затейницы. Десять девочек, как бы на пикничок отправились — нагрузили пару лошадок припасами, и выбежали на прогулку, а лошадки побежали рядом с хозяйками, повезли тючки с припасами. Один десяток ушел из Трои, за ним другой, а там и еще нашлись любительницы пошастать по окрестностям — воскресенье, выходной день, отчего с утра не прогуляться на пикничок, мест чудесных много в округе, их только найти надо. Внимательный враг, если бы таковой лазутчик оказался в Трое, быстро бы заметил одну важную особенность: все амазонки выходили через ворота башни Слона, от них начиналась дорога уходящая на запад Сардинии в сторону Арбореи. Не скоро, но и не так долго, чтобы начать злиться на этих чертовок, враг смог бы подсчитать точное количество 'отпускниц-курортниц, любительниц отдохнуть на природе' — двадцать групп покинули цитадель в течении пары часов.

Апфия сразу начала 'строить' засланного казачка — погрозила Николашке пальцем и усмехнулась:

— Вынюхивать навязался? При штабе ошиваться писарем будешь? Смотри мне, суслик штабной, свой доклад легату Алексу сначала мне на проверку доложи.

— Обязательно, — фыркнул Ник. — Я не суслик, правила стука знаю, конечно, предоставлю доклад на уточнение деталей.

— Не суслик он, — продолжала потешаться над агентом Апфия. — Это вон для этих похотливых балбесок ты не суслик, а какой-нибудь котик, или там мышонок. А для меня ты — суслик — поэтому веди себя как суслик, чтоб я тебя не замечала.

— Понял, принял к исполнению, — вытянулся в струнку Николашка и изобразил вид лихой и придурковатый, какой и подобает истинному лейтенанту, настоящему помощнику командования в любом начинании.

Но скоро оказалось, что капитан-легат была хитрейшая бестия, она внимательно выслушивала точку зрения нового штабного помощника, при составлении плана операции, который начинался с обсуждения и уточнения деталей марша, выдвижения отряда корпуса на противника.

Ник уяснил для себя массу ценных сведений, и понял, наконец, важное — Корпус амазонок это не Легион. Они реально воевали другим оружием, с другими доспехами, и во многом методы амазонок были отличны от методов легионеров. Особо это не грузануло Ника — понятное дело, они же девчонки.

— Апфия, вы очень интересные, а почему ты своих помощниц не делегируешь в легион, посмотреть, как мы операции планируем, чтобы потом легче было совместные операции ловчей и лучше составлять, — спросил Ник у командира амазонок.

Апфия не стала шутить над мальчиком, вопрос этот был обсужден с сенаторами, все было учтено в серьезном разговоре, продуманно и результаты её очень порадовали.

— Дурачок ты Николя, учись, пока я жива. Корпус амазонок это как Флот. Мой муж сейчас балует Легион, участвует в его совершенствовании, потому легионеры принимают участие в операциях флота. Но ты знаешь, пронырливый суслик, ты отлично знаешь: у флота есть своя, морская пехота. Так и амазонки. Мы всегда будем наособицу. Мы не просто разные: ты мужчина, а я — женщина. Мы очень разные, молодой человек. Заруби это себе на носу. Я из тебя дури много выбью, маленький прощелыга.

И дури из Николашки выбили предостаточно. Сначала он подумал, что Апфия — никакая не фурия, а обыкновенная ненормальная соплюшка, которая ничего не понимает в логистике и устройстве маршевой дисциплины. Фифа психованная вознамерилась давануть почти восемьдесят километров за сутки: сначала по главной преторианской дороге до места, где стоял городок Сардар, а потом на север от него по более простой, средней шириной в четыре метра, дороге проселочного типа. У римлян такие дороги связывали поселения — вики — не города, но вполне приличные и важные пункты жизни людей. Первый удар корпус наносил по местечку Крукурис, который был отдален от Трои на семьдесят восемь километров. Ник посмотрел на карту и покачал головой — дать по отличной широкой, камнем умощенной, преторианской дороге пятьдесят шесть километров за день казалось нормальным. Но потом, на ночь глядя, ночным маршем еще и на севере по проселочной дорожке дать двадцать два километра — вот это казалось напряжным. Ведь там, в непосредственной близости к врагу, придется давать бой — после суточного перехода. Она дурная, как и все амазонки! Только ознакомившись с характером марша амазонок, Ник признал, что эти торопыги хитры, и вполне способны справиться с задачей. Сам он легко сдал нормативы агента и сто километров за десять часов намотал, чуть не сдох потом, но он ведь по удобной и ровной дорожке стадиона бежал, не по обычным римским дорогам.

Апфия тщательно подготовилась к маршу. Главная дорога на запад охранялась и курировалась амазонками тщательно, на ней уже были созданы посты через каждые двенадцать-пятнадцать километров, до самого залива Ористано, до западного побережья острова. Посты были не просто местом для наблюдения за окрестностями, там можно было отлично передохнуть, место наблюдения за округой всегда располагалось рядом с рекой, чтобы можно было привести себя в порядок: помыться, искупнуться, попить и приготовить себе еду. И лошадки на этих постах могли получить порцию свежей зелени, хотя для них уже соображались в конюшнях какие-то особые смеси и добавки кормовые: попаданцы хорошо загрузили главного министра хозяйства, сенатора Елену Павлову. Озадачили её по полной, и она согласилась, что всякие витамины и микроэлементы из одной травы и кукурузы не выжмешь. Когда Нику пояснили, что амазонки выходят на марш без доспехов, в обычных легких туниках, а все грузы повезут сопровождающие лошади — он покивал головой: 'Хитрые лентяйки! Хорошо устроились, вот отчего они тут такой комплекс конюшен сообразили. Понятное дело, с конем иногда быстрей и легче, чем на своих двоих. 'Мы особые, мы особые' — никакие вы не особые, а просто особы хитропопые!'. Но в полном офигении он остался после того, как узнал маршрут, по которому амазонки решили вернуться в Трою. Апфия Павлова была в первую очередь капитаном, и всегда находила для своих матросиков возможность размять косточки. Пока девочки уходили на запад по дороге, её каракка уходила до залива Ористано. Городишко Крукурис стоял на какой-то реке, мелкой наверное, она даже пока имени не имела, забыли у уточнить у бандитов, но река была — города всегда на реке базировались, без этого никак. Речушка Крукурис текла с арборейских гор сначала на юг по щедрым на хорошую землю долинкам, а потом поворачивала на запад, где и впадала в залив Ористано. Ник был готов поверить во всё. Да, Люцик побери, у него самого в сундуке хранился особый кожаный мешок, который он аккуратно и бережно смазывал маслом и жиром, зато всегда мог взять на дело, надуть и сплавиться на этом кожаном 'плотике' по воде в случае необходимости. 'А лошади?' — только и спросил он у Апфии. Она посмотрела на этого дуралея и рассмеялась: 'Виноватые всегда найдутся. Уж я найду, кому с лошадками по дороге назад тюхать, расслабились у меня, мерзавки, мальчиков своих втянули в женское дело. Смотри мне, суслик, подкачаешь — тебя и отправлю пешком обратно в Трою'. Николашка покосился на подруг, которые сделали умные и потусторонние лица, словно речь шла вовсе не о них, не про него, и вообще: 'Мы не такие какие сякие. Мы честные и порядочные амазонки'.