Город, в котором умирают ангелы

Из собственных размышлений меня вырвал пиликающий звук пришедшего сообщения. Я достала из кармана телефон и, заметив номер отправителя, с неудовольствием прочитала:

"Сладкая странная девочка. Сегодня я видел сон с твоим участием. Ты так кричала и просила продолжать, что я не удержался и кончил... в тебя. Доброе утро!"

Сергей Сташевский был в своем репертуаре. Я поморщилась и удалила сообщение.

Чертов Сташевский!

Сообщение выбило меня из колеи больше, чем я думала. Вслед за развязными словами парня, осевшими в голове, возникли воспоминания о Феликсе — таком же чертовом извращенце, с которым я на свою голову столкнулась неделю назад. Случайно или нет? С учетом моих личных способностей искренне верить в первое было глупо.

За неприятными мыслями, я не заметила, как вышла на Главный проспект. Полчаса неторопливой прогулки по направлению к выезду из города, и я поняла, что не ошиблась в своих предположениях. По ту и эту стороны дороги мелькали яркие вывески заведений общепита. Но, правда, у большинства на двери висела табличка "закрыто".

Я прошла еще минут десять, не отчаиваясь, и, наконец, нашла, что искала.

Небольшая уютная кофейня с домашним интерьером и окнами-витринами в пол. Над дверью горела белым неоновым светом вывеска со странным названием "Астрэйа", ниже висела табличка "Открыто".

Ведомая интуицией, я зашла внутрь под тихий перелив дверного колокольчика.

Здесь было необычно.

Всего пятнадцать столов в три ряда, но все разные. Квадратные, прямоугольные, круглые. Пластиковые, кованые, из светлого дерева, из темного дерева и из дерева, покрытого лаком. Возле столов стояли стулья, кресла и небольшие диваны. Тоже почему-то разные, но, кажется, все антикварные. Удивительным образом они сочетались и гармонировали друг с другом. У дизайнера, спроектировавшего интерьер, был тонкий вкус.

Слева от входа находился круглый камин с открытой топкой, в конце зала устроили барное место: стойку из белого рубленного камня с пятью табуретами из нержавейки. Я удивленно хмыкнула, заметив на стене за барной стойкой рядом с меню большие деревянные часы с кукушкой. Резные, явно ручной работы, сделанные филигранно.

На стенах в классическую сине-красно-зеленую шотландскую клетку висели постеры и фотографии в белых рамах. Все такие же разные, как столы со стульями. Что-то про космос, что-то про кино, несколько акварельных пейзажей и масляных репродукций на бытовую тему, пару советских военно-трудовых плакатов и кажется чей-то автограф.

Посетителей было трое. Я обратила внимание на женщину с куцым пучком на голове и в очках с толстой оправой за столом рядом с барной стойкой и мужчину с дремавшим на ходу ребенком в середине зала. Судя по расслабленным позам, ленивым жестам и телодвижениям, они были завсегдатаями.

По наитию, не особо задумываясь, я выбрала первый стол у окна в правом ряду. С двумя диванами с высокими спинками друг напротив друга.

Скинув сумку с ноутбуком рядом с собой, взяла в руки меню, с интересом обнаружив в углу стола стопку свежей прессы: газета-"столичный" вестник, несколько журналов со сплетнями и что-то про спорт.

С меню я справилась быстро. Ассортимент "Астрэйи" был небольшим, но с многообещающей подписью внизу каждой страницы — "Содержание меню меняется три раза в неделю".

Карта напитков впечатлила сильнее. Кофейня предлагала только кофе и чай, но в стольких разных вариациях и с таким количеством добавок, присыпок и сиропов, что я опешила, почувствовав себя деревенщиной с узким кругозором. Две трети из всех рецептов я не пробовала, а о половине названий даже никогда не слышала. И снова внизу стояла надпись — "Мы можем приготовить напиток по вашему индивидуальному рецепту, с любым вкусом, который Вы выберете".

— Доброе утро, — внимание привлек подоспевший к моему столику мужчина. — Вам помочь с выбором?

Я подняла голову и вздрогнула, попав в плен удивительно-неопределенного цвета светлых глаз.

Ему было навскидку лет тридцать на вид. Высокий — почти метр девяносто, поджарый, с коротко-стриженными светло-русыми волосами, забавными бакенбардами и молочно-белой кожей. У мужчины были канонично-идеальные черты лица, притягивающая приятная улыбка и аура абсолютного очарования.

— Здравствуйте, — я промямлила в ответ, пытаясь справиться с внезапно возникшей робостью от чужого присутствия и подавить в себе приступ безотчетного страха. Такой же идеальной красотой вылепленного из камня шедевра обладал незнакомец на похоронах Насти Комаровой из падения. С небольшими отличиями.

— Помочь с выбором? — обезоруживающе улыбнулся мужчина. Я подумала, что он понимал, какое впечатление производил на окружающих. И не то, чтобы пользовался этим, скорее не отвергал и не смущался, принимал как данность.

— Наверное. Я здесь впервые. Что посоветуете на завтрак?

— Сегодня у нас прекрасные свежие круассаны с ванилью и корицей.

— Давайте. И к ним...

— Чай?

— Может быть, — я неловко развела руками и улыбнулась. — Пусть тоже будет на ваш выбор.

— Я сумею вас удивить.

Мужчина достал из кармана брюк небольшой блокнот и карандаш, записал заказ и, пообещав, что он будет готов в течение пяти минут, удалился.

Я с облегчением выдохнула. Голос у мужчины тоже был каким-то особенным — как гипнотическая музыка, вызывающая мурашки и окутывающая блаженным состоянием комфорта. Может быть, он тоже был ведающим? Как те, кто прислуживал Феликсу?!

Воспоминания о главе "столичных" ведающих уронили настроение снова куда-то в сторону плинтуса или ниже. Чтобы отвлечься, я отложила меню и взяла в руки местный вестник.

На первой полосе крупным шрифтом был напечатан заголовок статьи: "Самоубийство, как избавление. Единственный оставшийся в живых участник местной рок-группы ушел из жизни вслед за своими сотоварищами".

Я пробежала взглядом по тексту, с каждым новым прочитанным словом каменея изнутри:

"В течение последнего месяца наш вестник внимательно следил за серией убийств, которая всколыхнула молодежную неформальную тусовку. Друг за другом от руки неизвестного погибали молодые люди — участники местной готик-рок-группы. Жестокий маньяк расправился с пятью участниками-основателями и десятью претендентами. Единственным оставшимся в живых до недавнего времени стал Глеб Архангельский, талантливый соло-гитарист присоединившийся к группе последним. Однако накануне нашему корреспонденту стало известно, что вслед за своими товарищами в начале недели он ушел из жизни. Глеб вскрыл себе вены, видимо таким образом выражая солидарность погибшим друзьям. Напомним вам, что музыкантов убили, перерезав молодым людям горло.

Следственные органы по результатам вскрытия сообщили прессе о том, что смерть Глеба признана самоубийством, и дело за отсутствием состава преступления было закрыто".

Под текстом статьи напечатали черно-белые фотографии погибших в ряд. Шестнадцать портретов юношей, в последнем из которых я узнала гота Глеба из моего падения. Интуиция громко внутри проскандировала о том, что юношу убили. Из-за меня.

— У вас такое лицо.

Я вздрогнула, подняла голову и с удивлением заметила — мой заказ уже принесли. На столе находились чайник с чашкой и тарелка с тремя круассанами, аромат от которых вызывал безотчетное слюноотделение. Рядом с моим столом снова стоял тот красивый незнакомый мужчина.

— Какое? — не справившись с собой, хрипло уточнила я.

— Как будто только что узнали, что невольно причинили кому-то вред.

Я посмотрела на него в упор, пытаясь понять, насколько мужчина был в курсе этой ситуации. Может, его послал Феликс, догадавшийся о моей лжи?

— Я умею читать людей, — будто отвечая на невысказанный вслух вопрос, объяснился мужчина и протянул руку для приветствия. — Сэм. Или Семен. Кому как больше нравится.

Когда я промолчала в ответ, мужчина бесцеремонно улыбнулся, убрал руку и неожиданно для меня занял место напротив, за столом.

— Я — хозяин кофейни. А вам, кажется, очень нужна компания.

— А как же посетители? — растерялась я.

— С утра их обычно немного. Ребята справятся.

— Оксана. Можно Ксана. Но не Ксюша!

— Договорились, Ксана. Обещаю остаться самым ненавязчивым соседом в мире.

Пока я ела первый круассан, запивая его чаем и поглядывая то и дело на прочитанную статью в газете и портрет Глеба, Сэм хранил молчание. Рассматривал меня с интересом, подмечая нюансы внешнего вида: перчатки, неброскую одежду, отсутствие макияжа и укладки, немаркую сумку с ноутбуком. Я не заостряла на этом внимания, полностью поглощенная собственными воспоминаниями.

Неделю назад у меня не было даже иллюзорной возможности выбора. Я соврала Феликсу по многим причинам. Попытка спасти и сберечь себя — далеко не самая значимая из всех.

Я сказала, что вижу и знаю будущее. Это — мои личные способности. И с их помощью я могу назвать имя убийцы Насти Комаровой. Если он освободит меня.

Феликс выдвинул условие — я должна была доказать правдивость своих слов. Проще простого. Я попросила протянуть его руку. Феликс приказал сделать это своему бугаю, оставшись наблюдать в стороне. Я дотронулась до ладони шкафоподобного мужчины, поймала мыслеобраз будущего и, посмотрев в упор на старика, назвала с показным хладнокровием адрес "столичной" химчистки, в которой лучше всего справлялись с пятнами от вишневого сока. Внутри все тряслось от страха и отвращения.

Феликс ядовито расхохотался, за один шаг преодолел разделяющее расстояние и со спины с небывалой для его возраста силой сдавил шею своей шестерке. В комнате прозвучал хруст. Мужчина на моих глазах задергался, пытаясь освободиться. Старик держал крепко. Я старалась сидеть молча и невозмутимо.

Через минуту все закончилось. Бугай умер.

Феликс так легко выпустил его из своей хватки, будто отбросил в сторону сломанную игрушку. Мужчина кулем свалился на пол. Из кармана его брюк выпал открытый маленький пакет вишневого сока. Брызги попали мне на ноги и Феликсу на халат. Старик заметил это и смачно выругался. А потом осознал.

Я еще раз назвала адрес химчистки. А затем сказала, что Настю Комарову убил ее парень-гот Глеб. Это был мой пропуск на свободу. Своеобразная индульгенция.

— Сэм, — расправившись с круассаном, я, наконец, не выдержала молчания. Собственные мысли угнетали. — А почему у вашей кофейни такое странное название — "Астрэйа"? Это что-то значит?

— Ксана, можно на "ты"?!

— Конечно.

— В древнегреческой мифологии была такая богиня — дочь Зевса и Фемиды. Она жила среди людей, покровительствовала справедливости и была сестрой стыдливости. Астрея одной из последних среди богов покинула землю, когда люди по преданиям начали жить грабежом, и даже приязнь между братом и сестрой стала редкостью.

— Честно говоря, не вижу связи с кофейней на Главном проспекте, — с сомнением прокомментировала я.

— Значит, тебе понравится другое объяснение, — мужчина хохотнул. — Я назвал так кофейню в честь главного астероида астероидного пояса — "Астрея", — заметив мой шок, Сэм добавил, — или вот еще одно. Меня настолько впечатлила любовь пастушки и пастуха в романе д"Юрфе(26*), что я решил назвать в его честь свое заведение.

— В честь д"Юрфе?

— В честь названия романа. "Астрея". Неужели не читала?

— Увы, но, нет.

— Тогда, признаюсь, — мужчина явно вошел в раж. — Я — масон.

— Что?!

— В разные исторические периоды название "Астрея" носили масонские ложи.

— Не верю! — я не выдержала и заливисто расхохоталась.

С Сэмом было легко, приятно, не навязчиво. В его компании я почти забыла о глодавших изнутри переживаниях и с аппетитом доела два оставшихся круассана, допила весь чай из чайника.

А потом мой взгляд снова упал на статью в вестнике и фотографию Глеба. Я вмиг помрачнела.

— Ксана, — заметив перемену в настроении, с беспокойством обратился Сэм. — Что случилось? Я смогу понять и не осудить. И, клянусь, твоя тайна не выйдет за пределы моей кофейни.

Феликс убил Глеба. Чтобы доказать каким-то Комаровым свою власть, непричастность к смерти их дочери и внучки, выразить полную поддержку и показать пример в назидание остальным. Чтобы боялись, помнили и уважали. Я не была настолько наивной, чтобы не догадаться обо всем.

Но Феликс убил Глеба не потому, что знал или подозревал его в смерти Насти Комаровой, а потому что так сказала я. Соврала. Для себя и своей выгоды.

Подозревала ли я о таком исходе событий, когда неделю назад озвучила старику — главе "столичных" ведающих, имя невиновного юноши?! Хотела бы я сейчас с полной уверенностью, ответить, что нет.

— Ты знаешь Феликса? — решилась, спросить вслух и расставить точки над "i" спустя пять минут тяжелого повисшего над нашим столиком грозовой тучей молчания.

— Из Червоточного квартала?! — деловито переспросил Сэм.

— Наверное.

— Слышал.

— Ты работаешь на него?

— Нет, — с абсолютной убежденностью ответил мужчина. Я не засомневалась ни на секунду в том, что он сказал мне правду. — Я работаю только на себя. И защищаю только свои интересы. И своих друзей.

— Я убила человека, Сэм, — его лицо ни одним мускулом не дрогнуло от этой фразы. Не расслышал? Не понял? Не осознал? Что-то внутри меня злобно усмехнулось и заставило с ядом в голосе схватить газету и, показав пальцем на фотографию Глеба, рассказать дальше, — вот этого человека. Тут написали, что он вскрыл себе вены, но это — неправда. Я сказала Феликсу, что парень грохнул свою подружку и намеревался сбежать из страны. Вот Феликс его и задержал.

Мужчина взглянул на фотографию, потом взял у меня из рук газету и прочитал статью. Через пару минут он снова посмотрел на меня — спокойно, серьезно, как и обещал, без осуждения:

— Но на самом деле этот Глеб никого не убивал, верно?!

— Да. Кажется, он просто пытался спастись.

Сэм промолчал, что-то обдумывая. По его лицу я поняла, что мужчина пытался решить что-то внутри себя. Кажется. Хотел мне что-то рассказать, но никак не мог придумать правильные слова. В его глазах я увидела знакомую тень чувства вины, только усиленного в миллион раз.

Наконец, Сэм заговорил:

— Знаешь, Ксана. Я был на войне. Даже не на одной, если честно. И там я тоже убивал. И не всегда по приказу сверху. И хотя это прозвучит более чем цинично и неправильно, для каждой смерти от моей руки была причина. Я уверен, что у тебя тоже была причина, чтобы убить этого человека. Ты не похожа на того, кто наслаждается насилием и забирает чужую жизнь из прихоти.

— Причина была. Но она все равно меня не оправдывает.

— Она не оправдывает тебя чуть меньше, чем, если бы ее вовсе не было.