Егор смотрел на кровь, хлещущую из ампутированного плеча командира: рот раскрыт, глаза остекленели... Я подошла, примерилась и отвесила ему хорошего пинка. Егор упал руками прямо в грязь, смешанную со свежей кровью. Тут же вскочил, поспешно вытирая ладони о колени. Попятился.

— Иди к ребятам, Гош!

Десантник кивнул, как маленький; неловко повернулся и побежал к дому.

Док бесстрастно взирал на нас. Сказал — словно думал про себя:

— Похоже, понадобятся еще наручники...

И не одни. Я села на землю и стала смотреть, как он перевязывает командира. Жаль, что это не поможет.

И так жалко крови, что утекает в землю просто так...

Смеркалось сегодня очень рано. Как будто и не рассветало.

Стрельба стихала. Док стоял, глядя то на тяжело дышавшего командира, то на дом. Впервые я видела его в нерешительности. Хотя вижу-то его, конечно, всего третий день.

— Мне... надо идти, Ангелочек, — сказал Док, показывая на дом, словно объясняя, куда. — Может, еще кого вытащу.

Или еще кого убью.

Я уткнулась подбородком в подтянутые к груди колени.

— Надо идти, — он наклонился к командиру. Темнота сгущалась, и глаза Дока слабо мерцали. — Ты побережешь его, Ангелочек?

От смерти?

От самой себя?

— Береги его, — велел Док и быстро двинулся вниз. Очень быстро. Как будто перелетал гигантскими прыжками: раз — и он у подножия холма. Раз — у корпуса. Он так и не оглянулся, но я все же поостереглась придвигаться к раненому, пока Борис не скрылся в доме. Лишь потом коснулась пальцем шеи командира. Кожа обжигала. В горячих венах билась кровь. Кровь. Много крови...

Вышло пятеро. Егора среди них не было — хорошо это или плохо, я даже не знала. Десантники валились на траву рядом со мной. Кто-то беспрерывно матерился. Я сидела, глядя, как внизу несколько человек быстро перебегают от одного угла здания к другому. Закладывали заряды. Когда грянул взрыв, пришел Док.

Свалил рядом со мной сумки. Посмотрел вниз, на медленно оседавшую пыль. Взглянул на меня — и быстро склонился к командиру.

— Умер?

Я кивнула.

— Умер?!

Рука его метнулась, сдергивая меня с земли, как пушинку.

— Я же тебе говорил...

— Эй, Док, — устало сказал кто-то. Я вцепилась когтями в сдавившую мое горло руку — он даже не почувствовал этого.

— Он умер, — сказала я, глядя в горящие глаза Дока. — Он просто умер. Люди смертны, знаешь...

— Просто умер? — повторил он раздельно.

— Док, чего ты к убогой привязался?

— Просто, — сказала я.

Его пальцы разжались, и я рухнула на землю. Завозилась, отползая подальше. Док быстро осматривал шею командира, руку, особенно внимательно — повязку с запекшейся кровью на культе. Я машинально терла горло. Не глядя на меня, Док выпрямился, скомандовал:

— Чего разлеглись? Раскладывайте костры! Вставайте-вставайте, если не хотите кончить, как остальные в подвале...

— Так мы же их всех подорвали...

— Кто там считал — всех-не всех?

Со стонами, с руганью, уцелевшие поднялись, разбрелись по вершине холма, собирая ветки и камни. Я наблюдала, как выкладываются защитные круги — первый, второй, третий. Пришедшие снизу дэсы были вынуждены ждать, пока им не откроют тропинку. Внутри зажгли обычный костер — благо, сушняка завались. Я смотрела вверх, на тающие в беззвездном небе искры. А если кому-то придет в голову сегодня полетать — чтобы узнать, что такое происходит рядом с Центром?

Док, остановившийся за моей спиной, тоже задрал голову.

— Не волнуйся, Ангелочек, купол защиты мы поставили...

Кто-то из дэсов уже спал. Кто-то ел, переговариваясь тихо. Док, как заведенный, мерил шагами поляну.

Потом пришел и сел — тесно со мной рядом.

— Сколько их там было?

Я пожала плечами.

— Сколько вампиров вы вообще создавали? — не отставал он.

— Трех. Остальных...

— Ясно. Остальных приобщили эти трое.

Я промолчала. Не все. Не все трое.

— Этот ваш Зимин тоже был в Убежище?

— Он умер... раньше.

— Тебе их жалко?

Я поглядела на него:

— А тебе?

Он встал и снова принялся наматывать круги по поляне.

Этой ночью нас никто не потревожил.

— Город. Ты помнишь, что такое город, Ангелочек?

Немного.

— Там есть люди. Есть маги. Есть вампиры, и прочая, как говорят люди, нежить, — сказал Док. — Ты можешь выбирать, с кем ты будешь. Здесь у тебя выбора нет.

Мы смотрели с холма на развалины НИЦЭМа. Они дымились. Вряд ли там кто-то остался живым...

Из живых.

Я могла закрыть глаза и увидеть их — если они были. Я не хотела. Ни видеть. Ни знать.

— А здесь... — я показала рукой. — Оставите так?

Док мрачно улыбнулся. На мгновение блеснули белые крепкие зубы.

— Мы должны были найти архивы. И помочь местному населению. Архивы вы уничтожили. А местное население спасения не желает. Так что оба вопроса сняты с повестки дня. А что до остального...

Он окинул взглядом потрепанных десантников. Большинство из них смотрело в светлеющее небо, ища глазами долгожданный вертолет.

— Каждый имеет право... если не на жизнь, то хотя бы на существование. Иначе бы тебя давно не было в живых.

Я смотрела на него из-под козырька кепки.

— И тебя — тоже?

Док молча надел темные очки.

Мы услышали стрекот вертолета.

Часть третья

М Е Р Ц А Н И Е

'Там есть люди. Есть маги. Есть вампиры,

и прочая, как говорят люди, нежить. Ты

можешь выбирать, с кем ты будешь'.

'Кобуци'

— Вот таким вот образом, — подытожил свой рассказ Келдыш и с сознанием выполненного долга откинулся на спинку кресла. Взгляд Шрюдера был забавным — если б только начальник с таким выражением смотрел на кого другого. Ярость, отвращение, и — растерянность?

Генрих молчал так долго, что уставившийся на раму окна Игорь попытался начать медитировать. Не получалось. Очень мешали эмоции — свои собственные и Шрюдера.

— Поправь меня, поправь, если я ошибаюсь. Ты приехал в Светлогорск. Узнал о существовании младшей Мортимер. Добился над ней кураторства. Сводил (без проведения соответствующих законных процедур) к Слухачу. Получил странный вердикт и никого о нем не поставил в известность. Позволил Мортимер похитить... заткнись... Нашел в столице (или это она тебя нашла?). Спрятал — ото всех. Позволил ей сбежать. Позволил прыгнуть в Котел. И — в конечном итоге — мы получили то, что мы получили.

— Мы имеем то, что нас имеет... — пробормотал Игорь.

— Вывод: ты всеми силами поспособствовал, чтобы она завладела этой своей (в кавычках) магией. И что, что я должен теперь с тобой сделать?!

Ловец серьезно обдумал этот чисто риторический вопрос. Спросил с интересом:

— Генрих. Ты посадишь меня в тюрьму?

— Еще чего! Я что, должен все это один расхлебывать? Скажи мне только одно — почему ты нас не позвал?

— Я звал.

— Когда уже беседовал с Мортимер на краю Котла?

Келдыш устало потер лицо.

— А чем бы вы мне помогли?

— То есть?

— Вся ваша... наша магия была там бессильна. Вы годились только чтобы разбирать завалы. Это судьба.

— Судьба, значит? — Шрюдер барабанил пальцами по столу. — С каких это пор ты стал у нас фаталистом?

— С тех пор, как увидел, как девчонка берет то, что ей оставила мать. Кстати, как она там?

Шрюдер моментально выставил вперед руки:

— Ну уж нет, нет! Теперь ты не приблизишься к ней ближе пятисот метров! Я лично за этим прослежу! И... кстати насчет 'кстати' — мадам Мортимер будет здесь с минуты на минуту.

Игорь вскочил, перехватил злорадный взгляд Шрюдера и со стоном рухнул обратно.

— Может, вернемся к вопросу о моем заключении? Причем немедленном?

Шрюдер взглянул на дверь, пригладил волосы и вышел из-за стола:

— Добрый день, Лидия! Рад вас видеть!

— Не могу о себе сказать того же.

Игорь крутнул кресло и обреченно поднялся навстречу Мортимер. Начальник поддерживал гостью под локоть, но все равно было видно, как тяжело она двигается. Шрюдер бережно усадил ее в кресло у стола.

— Чай? Кофе? Сок?

— Чистой воды, если не трудно.

Мортимер расправила складки юбки и подняла глаза на Игоря. Удивительно, как это сидящая старая, маленькая, больная женщина умудряется смотреть на него свысока. Надо бы перенять.

— Ну что ж, мальчик...

Позвякивающий посудой Шрюдер оглянулся. Сказал осторожно:

— Полностью, просто полностью разделяю ваши к нему чувства, Лидия, но прошу вас... Келдыш все еще нужен нашей службе.

Ноздри бабушки Мортимер дрогнули.

— Очень жаль. Садитесь.

— Спасибо, — пробормотал Келдыш и плюхнулся в кресло. Мадам Мортимер слишком часто заставляет его чувствовать себя нашкодившим ребенком.

И не его одного, подумал он, наблюдая, как Шрюдер торопливо тащит воду и коробочку конфет.

— Как здоровье, Лидия?

— Вашими молитвами.

Она приняла стакан левой рукой, чтобы было не так заметно, что правая плохо слушается. Медленные, осторожные движения, медленная, растянутая речь. Но все равно — по сравнению с тем, что было...

— Ваша внучка думает, что это я организовал вам инсульт, — сказал Игорь, чтобы немного ее взбодрить. Мортимер хмыкнула и поставила стакан.

— Она вам льстит! К сожалению, кроме злодейки-старости обвинять мне некого.

— Вы уже видели внучку?

— Разумеется.

— Как она?

Мортимер прореагировала точь-в-точь, как Шрюдер:

— Ну нет! Никаких контактов с Агатой! Я вам запрещаю!

— Вот именно! — поддержал ее Шрюдер. — Я только что об этом говорил!

Два гневно-предупреждающих взгляда скрестились на Келдыше. Он ухмыльнулся. Да, так гораздо лучше. Привычней.

— Что мы предполагаем делать дальше? — спросила Лидия.

Шрюдер присел на край стола.

— Как вы понимаете, возникает ряд проблем. Девочка должна обучаться в столице...

— Мы переезжаем, — тут же среагировала Лидия.

— Видимо, для нее придется организовывать отдельный курс. Методика обучения людей, получивших дар в таком возрасте и таким... м-да, образом, недостаточно разработана...

Бабушка Мортимер фыркнула:

— С каких это пор индивидуальное обучение стало для вас проблемой?

— Агату ждет огромное количество тестов, испытаний и экзаменов... вы ведь понимаете, что природа такой магии...

— Недостаточно изучена, да! — подхватила Лидия. — Говорите прямо: моя внучка — явление уникальное. Что дальше?

Шрюдер откашлялся:

— Возможно, придется — для ее собственного душевного и психического спокойствия — сменить фамилию. Хотя бы временно.

Молчание. Шрюдер виновато развел руками:

— Здесь не провинция. Столица. Что вы хотите? Много тех, кто помнит...

Лидия вздохнула.

— Думаю, это не проблема. Что-то еще?

— Основное я сказал. Оставшееся тоже не слишком приятно, но вполне решаемо. Ну, раз вы так на это смотрите...

— Ты не упомянул еще одну проблему, — подал голос Игорь. Оба взглянули на него. Ловец смотрел в пространство, рассеянно потирая свое кольцо.

— Какую?

— А захочет ли Агата всем этим заниматься?

— У меня к вам серьезный разговор, Ловец.

— Звучит пугающе, — заметил Келдыш. Они медленно шли по тихой улице, Лидия довольно чувствительно опиралась о его руку. Пожилая женщина молчала, и он вопросительно посмотрел сверху на ее седой затылок. Нерешительность — не в характере старшей Мортимер.

— Думаю, — произнесла она медленно, — для всех нас лучше, если вы действительно не будете видеться с Агатой.

Келдыш трагически заломил бровь.

— Вы хотите, чтобы я бросил вашу внучку?!

Лидия сердито сжала его руку:

— Перестаньте... шут! Я говорю серьезно.

— Вижу. А могу я узнать причину?

— Не хочу, чтобы вы заморочили ей голову.

— Я не собираюсь втягивать ее ни в какие опасные предприятия.

— Вы и раньше... не собирались. Речь о другом.

— Угмм? — Келдыш огляделся и осторожно перевел ее на другую сторону тротуара. — Чувствую, мне предстоит нечто неприятное. Давайте-ка лучше присядем. А то телосложение у меня нежное, ноги могут подкоситься...

— Шут, — снова пробормотала она, но, благодарная за его заботу, уже не так сурово. Она теперь быстро уставала. Келдыш сел-прилег на скамью рядом, вытянув ноги и заложив за голову руки. Поглядел искоса.

— Слушаю вас внимательно.

Мортимер потерла немеющую руку, сосредоточенно глядя перед собой.

— Постараюсь объяснить. Вы слишком много времени провели вместе...

Келдыш поднял брови:

— Много? Несколько дней?

— Не перебивайте. Ночей, между прочим, тоже.

— Если вы думаете...

— Ничего такого я не думаю.

— А я бы на вашем месте подумал, — пробормотал он себе под нос.

— Не перебивайте, я сказала! Я прекрасно помню, какой сама была в этом возрасте. Знание жизни, как у слепого щенка, мужчин — и того меньше. Современные девушки более развиты, но Агата... Тем более, у нее нет отца. Вполне естественно, что в такой... сложный момент она потянется к человеку, который покажется ей опорой. А когда он еще красив, как черт... перестаньте ухмыляться! И такой романтический полузлодей-полугерой... Девочки влюбляются не в конкретного человека, а в свои собственные фантазии. Ах, это все женские глупости, вы не поймете!

Келдыш все косил на нее глазом.

— Попробую перевести с... 'женского'. Вы боитесь, что ваша внучка в меня влюбится, и не одобряете этого?

— В этом возрасте влюбиться — раз плюнуть.

— Прошу прощения, — вежливо поинтересовался Келдыш. — Вы что, таким образом собираетесь отшивать всех возможных кандидатов?

— Речь пока идет только о вас.

— Понимаю-понимаю. А как насчет моего кураторства? Его еще никто не отменял.

— Вы же прекрасно знаете, что ваш статус теперь чисто номинален. Думаю, вы с радостью переложите ответственность на могучие плечи головного СКМ.

Он помолчал. Сел прямо и деловито потер руки.

— Так. И каков ваш план? Мне исчезнуть с глаз долой — из сердца вон?

Лидия посмотрела на него с подозрением, но все же ответила:

— Это не годится. Начнутся расспросы, приукрашивания воспоминаний и прочая женская ерунда. Просто дайте ей понять, что вы, как взрослый мужчина, не интересуетесь школьницами.

— Каким же это образом?

— Черт возьми, Келдыш! — рассвирепела Лидия. Не только на его показную непонятливость, но и на саму нелепость и неловкость ситуации. — Вы же наверняка умеете бескровно, без прощальных речей, отделываться от надоевших подружек! Звонки все реже, 'завал' на работе, неотложные дела, поездки, обещание встретиться как-нибудь, где-нибудь...

Он смотрел непонятно. Да-а, у мадам Мортимер богатый жизненный опыт. Интересно только — со стороны 'надоевших' или с противоположной?

— Думаете, этого будет достаточно?

— Разумеется. У Агаты сейчас появится новое окружение, новые знакомые, да что там — целый новый мир...

И, по мнению мадам Мортимер, он в этот новый мир никак не вписывается.

Келдыш криво усмехнулся: