вавилон 5 кн 2

Похоже, Гвинн готова была принять боевую стойку и сразиться с ним лицом к лицу, возможно, чтобы решить вопрос о приоритетах, возможно, просто чтобы выбить из него дурь. Но легкое прикосновение руки Галена к ее плечу утихомирило Гвинн. Виру даже стало интересно, то ли Гален просто умеет быть очень убедительным, то ли здесь замешано некое волшебство. Гален внимательно осмотрел Вира с ног до головы, а потом спросил:

— Тогда в чем ты желаешь участвовать, Вир Котто?

— Я не пойду против Примы Центавра.

— Ты должен что-то сделать. Ты не можешь просто сбежать подальше от всего того, что ты увидел здесь сегодня.

— Я буду следить за событиями. Я буду знать все, что здесь происходит. Я выясню все, что нужно выяснить, и удостоверюсь, что дело не зашло слишком далеко... Ну, а если все-таки зашло, то я смогу... я смогу...

— И что же ты тогда сможешь? — поинтересовался Гален.

— Тогда я смогу вернуть все на свои места.

Гален покачал головой. Слова Вира, похоже, показались ему не очень убедительными, да Вир и сам понимал, что не стоит Галена за это винить. Речь, произнесенная Виром, и в самом деле звучала не слишком убедительно. Он и сам не слишком верил в то, что действительно сможет все это сделать. Нужно было срочно найти новые аргументы.

— Слушайте, ведь дело еще и в том, что вы нуждаетесь во мне.

— Неужели? — в глазах Галена отразилось холодное удивление.

— Да вы же сами об этом сказали. Вы нуждаетесь во мне, чтобы что-то там собрать воедино. Потому что у меня есть связи, потому что я могу стать... противодействием. Я действительно могу все это, только не надо спешить. Все должно делаться постепенно. Ну, вот теперь, к примеру, я могу прилетать и ходить здесь повсюду, когда это будет нужно.

— Возможно, просто прилетать и ходить будет крайне недостаточно.

— Тогда что, по-твоему, будет достаточно, Гален? — раздраженно спросил Вир. Но прежде, чем техномаг успел ответить что-нибудь, Вир поднял руку, останавливая его, и продолжил. — Нет. Можешь не отвечать. Я и сам знаю, что нужно делать.

— И что?

— Достаточно того, что я это знаю. Давай оставим это мне.

— Давай не будем, — твердо возразил Гален.

Их глаза встретились, и Вир понял, что Гален и в самом деле не настроен позволить ему самому разобраться с ситуацией. Техномага явно не вдохновляло предложение просто сохранить в тайне знание о тьме, накрывшей Приму Центавра. Очевидно, он больше склонялся к мысли представить публике из первых рук неопровержимые доказательства. Но Гален также явно понимал, что своим публичным выступлением он вынесет приговор Приме Центавра. Альянс не станет рассматривать Дракхов как обыкновенную раковую опухоль, которую можно удалить с помощью тонкой хирургической операции; скорее всего, они уничтожат и опухоль, и пациента, и затем станут похлопывать друг друга по спине и поздравлять с отлично выполненной операцией.

Молчание нарушила Гвинн, которая заговорила вдруг, словно прочитав мысли Вира.

— Ты желал знать, чем мы отличаемся от Дракхов, Вир? Дракхи просто прикрылись твоей расой, подставив ее под огонь, и им дела нет, что с вами в результате случится. Жизнь или смерть всей Примы Центавра для них ничего не значат, все для них едино, если только эти жизни или смерти не смогут послужить их собственным интересам. Мы не желаем быть вестниками, слова которых приведут к гибели Примы Центавра, если только нужда не заставит нас и в самом деле рассказать обо всем. Дай нам убедительные доводы, что все может быть улажено по-другому, — и мы не станем обрекать на гибель ваш мир. Но ты должен дать нам хоть что-нибудь — иначе и мы не сможем ничего тебе обещать.

И Вир выложил им все, что было у него на уме.

То, что он рассказывал, вся его стратегия, по большей части была импровизацией, которую он сочинял прямо здесь, на ходу. Он хорошо понимал, что им потребуется время, и постарался в первую очередь как можно убедительнее изложить именно это. Техномаги терпеливо слушали его, тщательно обдумывая услышанное, и когда он закончил, переглянулись между собой. Виру показалось, что они бессловесно переговариваются друг с другом. Он не был уверен, хватает ли их могущества для того, чтобы общаться подобным образом, да, впрочем, сейчас это не сильно его и заботило. Главное, и единственно важное сейчас было то, чтобы убедить их не обрекать Приму Центавра на гибель, дать его народу шанс выжить. Конечно, с каждым новым днем отсрочки Дракхи будут все больше укрепить свое влияние... Но каждый новый день отсрочки означает и еще один день жизни для миллиардов жителей его родной планеты, а пока они будут живы, будет жива и надежда.

— Хорошо, Вир, — сказал, наконец, Гален. — Я по-прежнему не одобряю...

— Я не прошу вас об одобрении, — оборвал его Вир. — Я прошу лишь о молчании.

— На некоторое время.

Вир склонил голову в знак согласия.

— Да. Хотя бы на некоторое время.

— Что ж, удачи тебе, Вир, — сказал Финиан. — Потому что слишком многое теперь будет зависеть от твоей способности на деле выполнить все то, что ты тут наговорил.

— Неужели вам могло показаться, что я сам этого не понимаю? — спросил Вир, и слова прозвучали несколько более раздраженно, чем ему хотелось. Впрочем, учитывая обстоятельства, он надеялся, что ему и это сойдет с рук. — А теперь, прошу простить меня...

Он повернулся с намерением уходить, но Гален внезапно остановил его.

— О, Вир... еще одно дело...

Вир резко обернулся, его терпение лопнуло, как подгнившая резина.

— Что, Гален? Какое "еще одно дело" ты собираешься обрушить на меня теперь? Напомнить, чтобы я был осторожен, потому что рискую теперь не только своей жизнью, но и жизнью миллионов своих соотечественников? Что я не очень то должен полагаться на ваше обещание сохранять молчание? Что там, за стенами этого дома, жители Примы Центавра блаженно дрыхнут, не подозревая, что мы тут вынуждены устраивать подпольный заговор, чтобы попытаться спасти их от полной аннигиляции, и я, в результате, может, вообще больше никогда не смогу спокойно заснуть? Что мой лучший, а может, и единственный в мире настоящий друг, носит на плече одноглазого паразита и мучается каждый день и каждый час своей жизни, и облегчение сможет обрести теперь лишь в могиле, и я ничего, абсолютно ничего не могу с этим поделать, а значит, не должен и волноваться по этому поводу? Ты это хочешь мне сказать?

Гален ответил с необычайной мягкостью.

— Нет, Вир. Я собирался напомнить, что тебе, возможно, захочется избавиться от динамика у себя в ухе. Ему незачем оставаться там вечно, а тебе незачем отвечать на вопросы, которые могут прозвучать в ухе в самое неподходящее время.

— Ох. Хм...

Вир обнаружил, что ему не удается найти иных слов, кроме "Ох" и "Хм", чтобы ответить Галену. Он вытащил устройство из уха, положил его на стол, и ушел, не оборачиваясь больше.

— Этот человек, — сказал Финиан, — наша последняя лучшая надежда на мир в галактике.

— В таком случае, в обозримом будущем я вряд ли смогу спокойно спать по ночам, — мрачно ответила Гвинн.

* * *

ЧАСТЬ II 2269 — 2273

Выдержки из <Хроник Лондо Моллари — дипломата, императора, мученика и глупца, собственноручно написанных им самим>.

Опубликованы посмертно. Под редакцией императора Котто.

Издано на Земле. (с) Перевод, 2280

— — Фрагмент, датированный 18 марта 2269 года (по земному летоисчислению) — —

Как мне жаль, что я не смог найти способ предотвратить это.

Увы, бедный Вир. Мне кажется, происшедшее было неизбежно. Он снова появился здесь, с очередным из своих регулярных визитов на Приму Центавра, в компании Мэриэл. И отбыл отсюда уже без нее. Вообще-то, будь на месте Вира кто-нибудь другой, я бы без сомнений счел подобный исход наилучшим из всех возможных. Но Вир... С каким удивительным мужеством он перенес удар. Внешне он сохранял полное спокойствие, но я ему не верю. Люди, подобные Виру, отдают свое сердце целиком, не слушаясь мудрых советов разума, и он не мог совершить более горестной ошибки, чем отдать свое сердце Мэриэл.

Но потерять Мэриэл вот так, отдать ее... этой... персоне? Уф. Какие бы сложности ни были у меня с Мэриэл, какой бы ядовитой гадиной я не считал ее, мне очень горько видеть, какую боль испытывает Вир... несмотря даже на то, что я по-прежнему считаю происшедшее, возможно, самым лучшим из всего, что могло бы приключиться с ним.

— — — — — Глава 1 — — — — —

Дурла нагнулся вперед на стуле, он явно решил, что неправильно расслышал слова, сказанные Виром.

— Я... что? — переспросил он.

— Вы хотите ее? — спокойно повторил Вир. Он говорил с удивительным налетом тоски и презрения, которых Дурла никак не ожидал от Посла Центавра на Вавилоне 5. Возможно, он просто недооценивал его. Но прежде чем вносить какие-либо поправки в ранее сложившееся у него представление о Вире, требовалось до конца понять, о чем же это Вир спрашивает.

— Хотите ли вы Мэриэл? — еще раз повторил Вир.

— Посол, — медленно, тщательно подбирая слова начал Дурла, — если даже оставить в стороне вопрос о моих личных желаниях и пристрастиях... Леди Мэриэл — свободная женщина. Нельзя торговать ею.

— Ох, уж эти женщины, — пробормотал Вир. — Как ими сказано, так нами и сделано. Конечно, — добавил он печально, — ведь у них есть отвратительная привычка все время находить способ, как дать нам понять, чего же они хотят, чтобы самим потом именно это от нас и услышать, а?

Министр Дурла не мог поверить, что перед ним тот же самый человек, с которым он чуть меньше года назад встречался на Вавилоне 5, в Зокало. Вир выглядел теперь таким... пресытившимся. Таким уставшим от жизни. Дурле также казалось, что когда они встретились впервые, Вир испытывал перед ним определенный трепет. Теперь, однако, Посол говорил с ним как со старым закадычным другом. Дурла не был уверен, следует ли ему приветствовать такой налет фамильярности, хотя не мог однозначно утверждать, что ему это не по нраву. Он не понимал до конца, в чем причины такого поведения Посла. Ему казалось, что он сумел до конца раскусить Вира, и, соответственно, расценивал его как безобидного шута. Если он ошибся в этом, значит, вполне могло оказаться, что на самом деле Вир Котто представляет собой угрозу. Но с другой стороны, это также означало, что на самом деле Вир мог оказаться очень полезным. Слишком рано еще было делать окончательные выводы.

— Конечно, — продолжал Вир, — вас, должно быть, тоже раздражает, сколько внимания уделяет вам Леди Мэриэл.

— Да, она кажется... очень дружелюбной, — осторожно подтвердил Дурла. — Но я бы не стал приписывать это чему-либо сверх обычной принятой в обществе вежливости.

Но правда, конечно, была спрятана куда глубже.

Еще в юности Дурла познакомился с Мэриэл и безнадежно влюбился в нее. Он всегда вожделел к Мэриэл, как ни к одной другой женщине. Именно для того, чтобы произвести на нее впечатление и вызвать интерес с ее стороны, Дурла вытащил Мэриэл из забвения — из того плачевного состояния, в котором она пребывала после развода с Лондо Моллари — и обеспечил ей работу под руководством Канцлера Лионэ, позднее ставшего Министром. Своим нынешним положением, тем, что к ней вернулся статус в обществе, она целиком и полностью была обязана Дурле, и теперь он молчаливо — что, похоже, оказалось глупостью с его стороны — ожидал от нее внимания и благодарности.

Свой восхищенный взор Мэриэл устремила почему-то вовсе не на Дурлу, а на Вира Котто, и вообще непохоже было, чтобы Дурла произвел хоть какое-нибудь впечатление на гордую красавицу. И это вызвало в нем пароксизмы ярости.

Когда Дурле, наконец, удалось успокоиться — а на это ушло несколько месяцев — он решил, что с него довольно ухищрений и обходных маневров. Под тем предлогом, что ради благополучия Лондо Моллари необходимо вернуть Вира Котто на Приму Центавра и восстановить отношения Посла с императором, Дурла устроил для Вира и Мэриэл приглашения периодически посещать Приму Центавра, в качестве его персональных гостей. Во время этих визитов он просто из кожи вон лез, чтобы завоевать внимание Мэриэл, чтобы поразить ее своей властью и влиянием при дворе. Ведь, в конце концов, именно власть ее всегда и прельщала.

И тем не менее, у Дурлы сложилось полное впечатление, что все его усилия остались совершенно напрасными. О да, Мэриэл была с ним вежлива и очаровательна... но говорила беспрестанно только о Вире и о том, каким он удивительный человек, пока, наконец, Дурла не начал спрашивать себя, а чего ради он вообще, собственно говоря, старался. Он дошел до того, что подумывал отказаться от попыток завоевать Мэриэл, потому что ему, видимо, никогда не понять, как работает ум женщины.

И вот теперь, совершенно внезапно, Вир попросту забрел в его офис, плюхнулся в кресло возле стола Дурлы и начал болтать о чем-то. И посреди разговора ни с того, ни с сего огласил вдруг свое <предложение> насчет Мэриэл. Дурла хотел было подумать, что это просто некая абсурдная шутка. После всего того, что он сделал ради этой женщины, после всех его хитрых планов, включая назначения на должности нужных людей... Не может быть, чтобы все произошло вот так просто, не так ли?

— Это нечто большее, чем простая вежливость, уверяю вас, — сказал Вир. Он нервно заерзал в кресле, словно ему вдруг стало очень неуютно. — Могу ли я рассчитывать на ваше благоразумие, Министр?

— Конечно! Безусловно, — ответил Дурла.

— Потому что у меня тоже есть гордость, как и у каждого мужчины. А ситуация, в которую я попал... ну... не слишком обрадовала бы, наверно, никого.

— То, что вы скажете, никогда не выйдет за пределы этой комнаты, — заверил его Дурла.

Вир наклонился вперед, сплел свои пальцы и тихим голосом — словно опасаясь, что кто-то может подслушать их — поведал Дурле:

— На самом деле, эта женщина беспрестанно твердит мне о вас. Как только мы остаемся наедине, или даже в компании с кем-нибудь еще на Вавилоне 5, она не говорит ни о чем и ни о ком, кроме как о вас.

— Когда она остается со мной, то говорит только о вас, Посол.

Вир махнул рукой.

— Прикрытие, всего лишь прикрытие. Она коварна, эта Леди Мэриэл, и не в ее характере было бы говорить о вас столь страстно, когда вы находитесь поблизости. Но последнее время она постепенно перестает следить за своей маскировкой, вы, должно быть, и сами заметили.

Дурла обдумал слова Вира, и понял, что тот, пожалуй, прав. Мэриэл действительно последнее время по-другому смотрела на Дурлу. Ее рука, прикасаясь к его плечу, стала задерживаться чуть дольше, чем обыкновенно. Она определенно стала более кокетливой.

Дурла боялся вновь обрести надежду... не смел позволить себе...

А Вир тем временем продолжал:

— Но что она говорит мне, когда мы остаемся наедине... — он покачал головой. — Все ее настоящие чувства сразу выплывают наружу. Попросту говоря, она хочет быть с вами, Дурла. Просто смертельно хочет быть с вами. И, грубо говоря, я устал это выслушивать. Выслушивать, как она чахнет без вас. И что касается нашей сексуальной жизни, — Вир грустно фыркнул. — Как вы думаете, каково мне выслушивать ее вопли: <О, да, да, Дурла, да!>, в тот самый момент, когда меньше всего хочется слышать о ком-то другом, кроме себя? Говорю вам совершенно искренне.