|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Вавилон 5
Легионы огня.
Книга II Армии света и тьмы.
— — — — — Краткое содержание Книги 1 — — — — -
2262 год. Крупномасштабная провокация, затеянная жаждущими мести Дракхами, полностью удалась: объединенный флот Межзвездного Альянса наносит удар по Приме Центавра. Планета лежит в развалинах. Однако это лишь прелюдия к началу осуществления коварного плана Дракхов, рассчитанного на десятилетия. Выполнение намеченного плана приведет к гибели всех миров, оказавших сопротивление Теням в ходе последней галактической войны и вынудивших старшие расы уйти за Предел. Дракхи должны занять их место и получить полное господство в Галактике.
Ключевую роль в осуществлении их планов призвана сыграть Прима Центавра. Действуя тайно, не считая нужным афишировать свое присутствие, Дракхи прежде всего стремятся поставить под свой контроль политическое руководство Примы Центавра. Угрожая уничтожить остатки центаврианской цивилизации, взорвав заложенные ими термоядерные фугасы, они принуждают императора Лондо Моллари вступить в симбиотическую связь со Стражем — полуразумным существом, продуктом передовых биологических технологий Дракхов, которое теперь навечно поселится на плече Лондо. Находясь в телепатической связи со своими хозяевами, Страж обеспечит им контроль за действиями императора Примы Центавра.
По распоряжению Дракхов Лондо назначает на ключевые посты в Правительстве Центавра угодных им людей во главе с Министром Внутренней Безопасности Дурлой, одержимым жаждой реванша в отношении Альянса. Однако мятежный дух Лондо не может смириться с ролью безвольного раба Дракхов. Он пытается найти способы помешать осуществлению их планов, и с помощью своего верного сподвижника, посла Центавра на Вавилоне 5 Вира Котто предотвращает организованное Дракхами покушение на жизнь Президента Межзвездного Альянса Джона Шеридана. При этом самому Виру Котто приходят на помощь представители таинственной и могущественной расы — техномаги.
Однако подобное неповиновение Дракхам со стороны Лондо Моллари не может остаться безнаказанным. Платой оказывается изгнание с Примы Центавра и Вира Котто, и еще одного, самого близкого к Лондо человека — его жены Тимов. Единственным утешением Лондо остается его воспитанница — осиротевшая дочь лорда Рефы Сенна...
ЧАСТЬ I
________
2267 — 2268
Выдержки
из "Хроник Лондо Моллари — дипломата, императора, мученика и глупца, собственноручно написанных им самим".
Опубликованы посмертно. Под редакцией императора Котто.
Издано на Земле. (с) Перевод, 2280
— — Фрагмент, датированный 14 декабря 2267 года (по земному летоисчислению) — —
Сегодня мои "хозяева" довольны мною.
В ретроспективе, в это очень трудно поверить. Сегодня я выказал открытое неповиновение Дракху, который называет себя Шив'кала. Он приказал мне убить Вира Котто, моего бывшего помощника и, согласно предсказанию Леди Мореллы, будущего императора Республики Центавра. Он — один из немногих в этой галактике, чье присутствие в списке живых позволяет мне хоть изредка ощутить что-то похожее на радость. Шив'кала желал смерти Вира, поскольку в разговоре со мной Вир упомянул его имя, то есть продемонстрировал знание того, что знать не следовало.
Такой трус, этот Шив'кала. Такой подлый трус. Хотя, что с него взять, таковы все твари, имеющие обыкновение прятаться в тени, это может подтвердить любой, кому хоть раз в жизни доводилось выковыривать из земли валун и наблюдать, как в панике разбегаются прятавшиеся под ним букашки.
Конечно, сам Шив'кала никогда в этом не признается. Трусы всегда больше всех стараются внешне выглядеть спокойными и уверенными. Они считают, что тогда никто не заметит их страх.
Один раз — ну хотя бы один только раз! Я бы все отдал, чтобы только увидеть, как страх, который Шив'кала носит внутри себя, отразится на его ужасном, морщинистом, синевато-сером лице.
Представления не имею, где и как Вир мог узнать это имя. Точно так же не представляю, что могло навести его на мысль явиться сюда, в великий дворец Примы Центавра, и спросить меня о Шив'кале. Очевидно, у Вира есть какие-то тайные союзники, хотя мне и неизвестно, были ли они столь же прилежными учениками Теней, как и мои хозяева. Как бы то ни было, они втянули его в эту историю, подговорили произнести передо мной пресловутое имя, и таким образом, воспользовались Виром в своих целях. Это было крайне безрассудно, и я лишь надеюсь, что Вир сумеет найти способ жестоко отомстить им за попытку выставить его на заклание.
Когда Шив'кала потребовал убить Вира, я осмелился выказать открытое неповиновение. Да, именно так. Я махал мечом и изрыгал угрозы. У меня не было ни малейшего представления, действительно ли у меня есть хоть какие-нибудь шансы претворить эти угрозы в жизнь, но я очень старался, чтобы они прозвучали искренне. И Шив'кала — к некоторому моему удивлению, должен сознаться — не стал настаивать. По правде говоря, сам не знаю, что бы я стал делать дальше. Осмелился бы и в самом деле атаковать Шив'калу? Попробовал бы искромсать его, зная, что смерть Дракха не только мне принесет боль и мучения, но вполне вероятно, окажется фатальной для всей моей возлюбленной Примы Центавра? Ведь, в конце концов, заложенные Дракхами термоядерные фугасы никуда не исчезли. Простым нажатием кнопки могут быть уничтожены миллионы моих подданных.
В руках у Дракхов козырный туз.
Впрочем, мне кажется, они не станут торопиться. У меня такое впечатление, что я представляю собой для Шив'калы некий экспериментальный проект. Ему, похоже, интересно, сможет ли он найти какой-нибудь способ сломить меня. Сломить мой дух, разрушить мою душу — конечно, при предположении, что душа у меня до сих пор осталась. Впрочем, даже если во меня и сохранились еще остатки души, то настолько почерневшие и прогнившие, что с трудом различимы невооруженным взглядом.
Я не понимаю до конца, почему это так важно для него. Возможно, будучи сломленным, я смогу оказаться более полезным для Дракхов. С другой стороны, насколько мне известно, у Шив'калы что-то вроде пари с его приятелями-Дракхами насчет того, можно ли вообще сломить меня. Эти Дракхи так любят играть в свои маленькие игры, и в этой игре я не более чем пешка, которую они передвигают с клетки на клетку.
Даже не король. Всего лишь пешка.
Вир, как и Тимов, приехал сюда помочь мне. Это просто удивительно, как может со временем перевернуться наше восприятие окружающего. Когда я был молод, я так много мечтал о том, чтобы стать императором, и так мало думал о Тимов. Когда я впервые прибыл на Вавилон 5, то встретил там Вира, но совершенно не обращал на него внимания. О! Даже о себе самом я думал очень мало, и потому все время топил свои горести в выпивке.
Просто удивительно, как сильно все изменилось. Теперь Вир стал для меня последней надеждой, единственным шансом на лучшее будущее, который еще остался у моей возлюбленной Примы Центавра. А Тимов, к которой я относился с таким презрением, теперь представляется мне одной из благороднейших женщин, одно только знакомство с которой было незаслуженно огромной честью для меня. Что же касается меня самого...
Что ж... Я по-прежнему слишком мало думаю о себе. Даже интересно, почему многие вещи могут так сильно измениться, в то время как другие остаются, как это ни прискорбно, абсолютно неизменными.
Дракхи замышляют нечто, похоже, какой-то новый коварный план. По их поведению я всегда точно угадываю, когда что-то такое начинает происходить. Шив'кала, тот Дракх, который выступает в роли главного моего тюремщика, каждый раз резко меняет обычную манеру вести себя, когда его привлекают к осуществлению очередного тайного замысла. Впрочем, пока что у меня действительно нет ни малейшего представления о том, что они замыслили на этот раз.
Мое мнение таково, что часто у пленников и их тюремщиков возникают между собой отношения любви-ненависти. Мне кажется, отношения между мной и Шив'калой теперь именно таковы, по крайней мере, до некоторой степени. Например, я люблю ненавидеть Шив'калу. В конце концов, именно Шив'кала настоял на том, чтобы я назначил этого мерзавца, Дурлу, на пост министра Внутренней Безопасности. Дурла, в свою очередь, расставил преданных ему людей на все ключевые посты, и в результате я понемногу оказываюсь в изоляции от всех потенциальных союзников. Я одновременно и самый могущественный, и самый бессильный из всех жителей Примы Центавра.
И только Сенна, юная девушка, дочь покойного лорда Рефы, только она одна во всем огромном дворце еще может доставить мне радость. Я взял ее под свое крыло, выучил ее, сделал ее моим собственным персональным проектом. Мой замысел был крайне прост: я чувствовал, что если смогу спасти эту девочку, то, возможно, это означает, что я в состоянии отыскать шанс спасти и всю Приму Центавра.
Но девушка оказалась и еще одним козырем в руках Дракхов, хотя сама она об этом и не догадывается. Она всего лишь еще одна пешка в той великой игре за власть и отмщение, которую продолжают вести Шив'кала сотоварищи. Продолжая держать ее у себя на поводке, Дракхи постоянно напоминают мне о том, что я и сам нахожусь под их властью. Можно подумать, что для этого недостаточно было поселить у меня на плече эту миленькую одноглазую тварь, именуемую Стражем.
Я раздумываю о том, какой могла бы сложиться моя жизнь. Думаю обо всех тех возможностях, которые открывались передо мной в юности. Я всегда обещал себе, что если только власть окажется в моих руках, я не пойду ни на какие компромиссы, добиваясь своих целей. Между тем в реальности я всю свою жизнь занимался именно тем, что постоянно шел на компромиссы. Хотя нет... на самом деле все было еще хуже. Когда кто-то идет на компромиссы, он, по крайней мере, получает что-то в обмен на свои уступки. Я не получил ничего, вообще ничего. Моя власть — это лишь иллюзия; мои попытки обезопасить Приму Центавра оказываются пустой тратой времени...
Ба!
Опять я ловлю себя на том же самом. Слишком часто в последнее время я, увлекшись, сразу скатываюсь к тому, что начинаю жалеть самого себя. В этой жизни легче всего погрязнуть в чем-нибудь, будь то в алкогольном ступоре или в отчаянии, вызванном психологически. Вместо того, чтобы величать меня императором, следовало бы присвоить мне титул "Великий Погрязчик" — хотя бы из простого стремления к тому, чтобы название соответствовало действительности.
А между тем можно и нужно сделать еще так много. Ведь я все еще на многое способен. Шив'кала хотел сам решить судьбу Вира, но я посмел угрожать ему, и добился своего — Дракх и в самом деле пошел на попятную. Никогда еще за очень долгое время я не был столь близок к тому состоянию, которое можно было бы назвать триумфом. И я почувствовал, что вновь обретаю надежду. Именно это, конечно, опаснее всего в нынешней ситуации. Раз появилась надежда, то кто знает, что будет дальше? Надежда может внушить ложную веру в то, что все образуется, и все будет хорошо.
А может, и будет. Может, наконец, так оно и будет.
Если бы только я знал, что же замышляют Дракхи. Если бы только я знал, что Вир сможет остановить их.
Конечно, это, на первый взгляд, находится за пределами возможного, даже при всех положительных качествах Вира, при том, что он был самым преданным другом и соратником, о каком я только мог мечтать. Но есть и предсказание Леди Мореллы о том, что Вир будет следующим императором, которое, как ни странно, дает мне некоторое чувство душевного комфорта. Из всех известных мне личностей у Вира, пожалуй, наилучшие шансы хорошо исполнить свою работу.
Но если Дракхи действительно вынашивают на ближайшее будущее некие планы отмщения, потребуется настоящий герой, чтобы помешать им. При всем моем уважении к Виру, при том, что благодаря моим заботам он здорово повзрослел за последние годы, определение "герой" по-прежнему меньше всего к нему подходит.
И, конечно, самое страшное, что я даже не в состоянии никого предупредить. Даже если намечается удар против Межзвездного Альянса, для меня невозможно послать сигнал тревоги ни Шеридану, ни кому-либо из его людей. Единственной возможностью для этого было бы попытаться вновь использовать Вира как посредника, но благодаря заботам Шив'калы Вир теперь отправился в изгнание.
Я должен найти какой-то обходной путь.
Мой Страж зашевелился — алкогольный туман, которым я одурманил его, начинает рассеиваться. Как всегда, я должен спрятать этот дневник и удостовериться, что опасная игра, которую я веду, не будет раскрыта. Мои исторические заметки — это тоже в своем роде маленький бунт, часть той борьбы, благодаря которой живы еще моя душа и мой дух.
Но это и не более чем очень маленький бунт, скорее даже просто фига в кармане, как любят выражаться земляне. И по правде говоря, я теперь не больший герой, чем Вир. Стыд, потому что центаврианам очень нужен сейчас именно герой. И будем надеяться, что герой все-таки придет.
И будем надеяться, что меня не принудят стать его палачом, когда — и если — он придет.
— — — — — Глава 1 — — — — -
Вир стоял перед гигантскими энергетическими вратами, издававшими оглушительный треск. Повсюду вокруг него по земле были разбросаны мертвые тела. А по другую сторону ворот прорисовывалось нечто настолько темное, настолько злое, что страх парализовал Вира. А ведь всего несколько дней — или часов? — назад он клялся самому себе, что никогда больше в жизни ничего не будет бояться, и ничто не сможет больше испугать его. Теперь он посмеялся бы над собственной самоуверенностью, не будь он так испуган, и мысли его унеслись назад, к тому периоду в совсем недавнем прошлом, когда...
Виру казалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как однажды он, дрожа мелкой дрожью, стоял перед техномагами. Строго говоря, даже и не перед самими техномагами. Его бросило в дрожь, когда в темном коридоре Вавилона 5 тени вдруг начали сгущаться вокруг него самым зловещим образом.
Это произошло, когда Вир шел поговорить с техномагами от имени Лондо. Ему сразу показалось, что с этой миссией что-то не так. Лондо потребовал от Вира, чтобы тот проинформировал техномагов о том, что он, то есть Лондо, желает встретиться с ними.
Только это. Больше ничего. Сказать им, что Лондо хотел бы договориться о встрече. Начало, середина, и конец предписания. Но, оооххх, как затряслись его колени! Как перехватило дыхание в груди! И все из-за такого простейшего приказа, при исполнении которого он должен был выступать не более чем посыльным Лондо Моллари.(1)
Теперь, поразмыслив над этим своим давнишним приключением, Вир пришел к выводу, что та личность, которую он тогда из себя представлял, выглядела весьма забавно, в чем-то даже по-шутовски. Да, каким милым и очаровательным он был! И всегда действовал в угоду другим, не заботясь о себе.
Но эта личность мертва.
Она умерла не вдруг. Наоборот, шел удивительно медленный процесс постепенного отмирания, исчезновения той очаровательной и забавной личности. Последний смертельный удар по ней нанесло совершенное им убийство императора Картажи.
Хотя нет. Со второго взгляда, все было совсем не так. Та, прежняя личность, которую представлял из себя Вир Котто, окончательно умерла в тот день, когда он издевательски помахал пальчиками отрубленной голове мистера Мордена, когда голова эта украсила собой пику в саду императорского дворца. О, конечно, когда-то он сам заявил вслух, насколько сильно жаждет именно такого поворота событий, но ведь не то, чтобы он говорил это всерьез. Потому что, по правде говоря, еще совсем недавно от одного только вида обезглавленного тела ему сделалось бы дурно.
Но вот теперь он стоял и радовался, глядя на поверженного врага. Нет сомнения, Морден являл собой воплощенное зло, но все же... подобная казнь была отвратительна. И тот, прежний Вир никогда не испытал бы такой радости и удовлетворения от созерцания ее последствий.
Другое дело Вир нынешний.
Многое в этом мире могло послужить причиной того, чтобы Вира охватил страх. Звездолеты Теней, или техномаги, или зрелище того, как Лондо сползает во тьму, в то время как он, Вир, безуспешно пытается предотвратить неминуемое.
Но, пожалуй, из всего, с чем ему доводилось сталкиваться, по-настоящему ужасало его лишь одно — попытки поразмышлять о будущем. Если всего за несколько лет он из забавного очаровашки превратился в нынешнюю инкарнацию Вира Котто, то, о Великий Создатель, в кого же он превратится еще через несколько лет?
Заставив себя оторваться от этих бесплодных размышлений, Вир нынешний был решительно настроен более к ним не возвращаться. У него хватало иных, более насущных забот: он летел куда-то в тесном космическом челноке, принадлежавшем представителям той самой расы, при встрече с которыми он съеживался от ужаса всего несколько лет назад.
Где-то на подсознательном уровне он и сейчас чувствовал, что ему следует опасаться даже приближаться к звездолетам техномагов. Тем не менее, в течение одной только последней недели произошло множество событий, изменивших Вира. Он обнаружил, что вновь обретенная, страстная и счастливая любовь его жизни, Мэриэл, на самом деле просто играла с ним. Она держала его за дурачка, просто использовав его положение для того, чтобы наладить связи с широким кругом дипломатов и послов на Вавилоне 5. Зачем ей это было нужно, Вир мог только догадываться, и он подозревал, что не в последнюю очередь это связано со шпионажем. А затем Вир еще выяснил, что Лондо замешан в связях с прислужниками ушедших из нашей галактики Теней, существами, которых называют Дракхами. Одного из этих Дракхов звали Шив'кала, и одного только простого упоминания этого имени оказалось достаточно, чтобы Вир очутился в темнице под императорским дворцом на Приме Центавра. Если бы Лондо не вмешался и не освободил его, Вира, наверно, уже не было бы в живых.
Интересно, какую цену пришлось заплатить Лондо, чтобы Вир вышел на свободу? Что он пообещал Дракхам исполнить взамен? Какую еще часть своей души — конечно, если у него вообще осталась еще душа — Лондо отдал, чтобы Вир мог продолжать петлять по запутанной тропе своей собственной судьбы?
Вир не мог припомнить, когда он последний раз спал спокойным, крепким сном. Однако, как только он зашел на корабль техномагов, женщина по имени Гвинн усадила его и безапелляционно приказала уснуть.
— Спи, — резко сказала она.
Зловонный запах темницы до сих пор преследовал Вира.
— Не может быть, чтобы вы это серьезно, — ответил он. — Спать, моя дорогая колдунья, это самое последнее, на что я сейчас способен. Однако, все равно спасибо.
В этот момент Гвинн прикоснулась двумя пальцами к его вискам, и внезапно каюта куда-то поплыла. Веки стали такими тяжелыми, что Вир оказался не в состоянии удержать их, и в одно мгновение он провалился в забытье. То, куда он провалился, однако, не имело даже отдаленного отношения к мирным сновидениям. Образы Мэриэл, Лондо, Тимов, Дурлы, беспорядочно накладываясь друг на друга, боролись за то, чтобы завладеть Виром. И еще там был Лондо, седой и уставший, постаревший на много лет, и в руке он сжимал бокал, наполненный каким-то ликером. Похоже, он кого-то ждал.
И вот кто-то начал приближаться к Лондо. И это оказался Вир собственной персоной, и он протягивал руки, его руки охватывали горло Лондо, и он начинал душить императора. Впрочем, это уже были не руки Вира — они почему-то превратились в руки Нарна, а Вир оказался выброшенным куда-то, наблюдая со стороны, как Г'Кар возвышается над Лондо, и в глазах Нарна ясно читался вынесенный императору смертный приговор... нет, не в глазах. В глазу.
И еще там был Дурла, и он танцевал... Да. Он танцевал с Мэриэл, а Канцлер Лионэ тем временем наигрывал какую-то бессмысленную мелодию, которую Вир не мог разобрать. Почему-то и Мэриэл, и Дурла были залиты кровью.
Неподалеку стояло огромное зеркало. Вир посмотрел в него, и увидел самого себя, облаченного в императорский белый мундир. Он обернулся, и там стоял Лондо, но Г'Кара нигде поблизости не было. Лондо выглядел в точности, как при первой встрече с Виром. Он был так молод. С того дня прошло всего девять или десять лет, но, Великий Создатель, что это было за десятилетие! Лондо выглядел удрученным из-за разбившихся надежд на возрождение величия Республики Центавра, и тем не менее, если сравнивать с тем, каким он в конечном счете станет, сейчас его можно было бы назвать беззаботным. Лондо поднял стакан, протянул его в сторону Вира, и вдруг опрокинул, выливая содержимое на пол.
Кровь хлынула из стакана и разбрызгалась во все стороны. Брызги крови покрыли лицо Лондо, его руки и тело. Лондо опустил стакан и направился к Виру, протягивая к нему свои окровавленные руки. Вир начал пятиться, один шаг, другой, и уперся спиной в стену. Деваться было некуда, путей к отступлению не было. Мэриэл и Дурла протанцевали через зал на балкон, затем через балконные перила и скрылись из вида. Вир раскрыл рот, чтобы закричать, но обнаружил, что кричит не своим голосом. Помимо воли, его ртом воспользовались миллионы душ, чтобы вскрикнуть одновременно. А за балконом, с которого улетели Дурла и Мэриэл, Вир видел Приму Центавра... Точнее, гигантский пожар, охвативший всю планету. Иссиня-черный дым заменял собой небо, и гигантские алые языки пламени стремились дотянуться до черного небосвода...
Вир, вздрогнув, проснулся.
Увиденный во сне кошмар все еще стоял у него перед глазами, и Вир подумал, что, видимо, разбудил себя, закричав во сне. Впрочем, оказалось, что это не так. Похоже, вообще ничто больше не в состоянии было ужаснуть Вира.
— ...глупость, — донесся до него чей-то голос. — Согласись, Кейн, твои действия нельзя назвать иначе, чем глупостью. Предполагалось, что мы будем заниматься вовсе не этим. — Похоже, голос принадлежал женщине, той, которую звали Гвинн.
— Это приключение, Гвинн. Если нас не интересуют приключения, то давайте будем использовать наши способности иным, более подходящим образом. Например, стоять на перекрестке и вытаскивать кроликов из шляпы, в которую благодарная публика будет в ответ бросать свои монеты. — Это был голос Кейна. Уж он-то запомнился Виру слишком даже хорошо. Несмотря на то, что Кейн однажды спас ему жизнь, Вир дошел уже до того, что начал ненавидеть этого техномага. Именно Кейн упорно настаивал на том, что Вир должен знать правду, и каждый раз познание этой "правды" делало жизнь Вира все более и более невыносимой. Явно стоило бы объяснить Кейну, сколь блаженным бывает неведение.
— Финиан, скажи ему, что так нельзя. Мы должны вернуться, — потребовала Гвинн.
— Я не знаю, должны или нет, — ответил Финиан, последний из этого трио техномагов. — Требуется изучить сложившуюся ситуацию. Мы попали в некую ситуацию. Мы не должны ретироваться, не разобравшись в ней как следует.
— Вечно ты соглашаешься с Кейном! Говорить с тобой просто бесполезно.
— Если ты заранее была в этом уверена, зачем вообще нужно было утруждать себя обращением в мой адрес? — резонно спросил Финиан.
— Потому что я такая же дура, как и ты, вот почему.
— Значит, нам очень повезло, что ты летишь с нами. Кто еще согласился бы оказаться в компании таких дураков?
Гвинн фыркнула и отвернулась от них. И тут же встретилась глазами с Виром, и заморгала от удивления.
— О, Вир, ты уже проснулся. Джентльмены, он проснулся.
— Мне казалось, ты говорила, что он проспит еще по меньшей мере час, — сказал Кейн и подошел ближе к Гвинн.
— Я действительно считала, что он будет спать.
— Спать, — ответил Вир, — это слишком сильно сказано.
Он повнимательнее присмотрелся к троице техномагов, поражаясь и их сходству между собой, и тем различиям, которые все-таки были между ними.
Капюшоны у всех троих были сейчас откинуты назад, и Вир обратил внимание, что волосы, или, по крайней мере, то что оставалось от волос, у каждого из них были уложены одинаково. Во всех трех случаях, волосы были пострижены настолько коротко, что скорее это можно было охарактеризовать словом "побриты", а не "пострижены". Та часть волос, которая не была выбрита наголо, образовывала на голове три полосы, расходившиеся трезубцем от некоей точки прямо надо лбом.
Из них троих, Гвинн была самой высокой, и, безусловно, выглядела наиболее надменной. Она и в самом деле не отличалась снисходительностью к чужим слабостям, и если бы кто-то в ее присутствии рискнул сказать глупость, то скоро обнаружил, как глупо с его стороны было так рисковать. Виру оставалось только надеяться, что его поведение по классификации Гвинн не относится к глупостям. Темнокожий Кейн обладал заостренным подбородком, который он, казалось, постоянно выпячивал вперед, бросая кому-то вызов, и глубоко посаженными глазами, так что при разговоре собеседнику при всем желании невозможно было по глазам Кейна прочитать его мысли и чувства. В противоположность Кейну и Гвинн, Финиан был низеньким, круглолицым, с удивительными голубыми глазами, которые казались то ли печальными... то ли хитрыми... "Как все плохо", — с лукавой иронией говорили эти глаза.
— Итак, Вир, — начал Кейн, радостно потирая руки, словно он только что принял приглашение посоревноваться в разгадывании необычайно красивой шахматной задачи, — Ты готов помочь нам спасти галактику?
Глаза Гвинн округлились, и она с явным неодобрением покачала головой. Кейн сделал вид, что ничего не заметил.
— Ты это уже говорил, — ответил Вир. — Но вновь, как и прежде, не раскрываешь мне никаких деталей. Я так полагаю, что тебе, как бы это сказать... лень рассказывать мне об этом. Я имею в виду, об этой вселенской спасательной операции.
— Сейчас мы направляемся на планету К0643, где центавриане ведут археологические раскопки, — сообщил Кейн. — Ну, а когда прибудем на место, там и...
— Там что? — оборвала его Гвинн. — Я считаю, нам просто необходимо обговорить все прямо здесь и сейчас, Кейн. Когда мы выясним истинный характер этих раскопок — или, точнее, когда подтвердятся наши опасения насчет них — что, по-твоему, могли бы мы после этого предпринять? Вот ты все говоришь, "спасти галактику", так, будто речь идет о каком-то веселом пустячке. Тебя что, не волнует, что ты выходишь далеко за пределы выданных нам полномочий, а?
— Должно быть, в той же мере, что и тебя, — вклинился в разговор Финиан.
— Ох, помолчи, Финиан. Я отправилась с вами только для того, чтобы он, — и она ткнула пальцем в Кейна, — не вляпался в какую-нибудь неприятность.
— Да неужели?
Гвинн, вздрогнув, обернулась. В разговор техномагов вклинился не кто иной, как Вир, причем он даже и не пытался скрыть сарказм в своем голосе.
— Совершенно напрасно вы волнуетесь, этого не будет, — продолжил Вир. — Потому что еще не было случая, чтобы Кейн вляпался в какую-нибудь неприятность. Каждый раз вместо него в неприятность вляпываюсь я. Почему-то именно мне каждый раз выпадает честь расчистить ему дорогу, чтобы он мог спокойно реализовать свои планы. — Вир поднялся с кресла, и, произнося свою речь, то и дело тряс головой, словно пытаясь проснуться, не в силах поверить, что все это происходит наяву. — Вот, было покушение на Шеридана, и Кейн легко мог бы его предотвратить. Но нет, он стоял и наблюдал, как я едва жизни не лишился, пытаясь сам справиться с этой проблемой и вмешался лишь в самый последний момент. А потом явился и наговорил мне про "великую тьму" на Приме Центавра, и так хотел убедить меня в этом, что в результате я очнулся в самой темной камере самой темной темницы...
— И несмотря на все это, вот он ты, здесь, с нами, — возразил Кейн.
— Огромное за это спасибо, — съязвил Вир.
— Вообще-то, я бы хотел напомнить, что...
— Ну хорошо, хорошо, я признаю, что по крайней мере однажды, ты уж точно заслужил мою благодарность. Может быть, и не однажды, просто про остальные случаи мне неизвестно, — оборвал Кейна Вир. — Но суть теперь не в этом. Суть в том, что на самом деле в данный момент я вовсе не возражаю, чтобы меня вновь втравили в какую-нибудь опасную историю.
— Вот как? — Финиан поднял одну из своих несуществующих бровей. — Я лично никак не могу представить себе тебя в качестве героической личности.
— Конечно. Но я очень устал, и я сыт по горло, — заявил Вир. — Иногда мне кажется, что любой герой — это просто трус, который слишком устал бояться.
— Пожалуй, это не лишено некоторого смысла, — признала Гвинн.
— Только я бы хотел подчеркнуть, что хотя я не против снова полезть на рожон, но я вовсе не хочу опять лезть туда в одиночестве. В этот раз ты, Кейн, будешь там бок о бок со мной. И вы двое. Вы тоже. Кейн сам говорил, что он из числа послушников. Я так понимаю, что он в основном прячется где-то... Где-то там, в тайном месте, где вы прячетесь. Значит, он не так уж много времени проводит в миру, то есть он не такой уж опытный... прошу без обид...
— Нет проблем, — спокойно ответил Кейн.
— Так вот, Кейн не такой уж опытный, — продолжил Вир.
Кейн громко кашлянул.
— А вот повторять свои слова совершенно незачем, — проинформировал он Вира.
— Ох. Извиняюсь. Ну так вот, Кейн не такой уж... ну... В общем вы сами знаете, не какой он. Я имею в виду, в отношении техно-магии и всяких там техно-магических штучек. Но вы двое, вы...
— Вообще-то, я тоже из числа послушников, — заявила Гвинн.
— Вы? — не мог поверить Вир. Он повернулся к Финиану.
— Повинен в том же, — со вздохом сообщил Финиан и глуповато кивнул.
— О, за-ме-ча-тель-но. Лучше не бывает, — сказал Вир. — Мы лезем куда-то в самое пекло, и с нами нет ни одного опытного техномага. — Он потер себе переносицу и повторил. — Замечательно. Очень хорошо. Что ж, в таком случае, напомните мне пожалуйста: почему мы летим именно на К0643?
— Потому что Дракхов что-то интересует на этой планете, и возможно, это что-то как-то связано с Тенями. Да, и еще потому, что в последнее время там постоянно погибают землекопы, которые, видимо, приближаются к этому чему-то.
— Да, хорошо, конечно. Естественно. Если есть в нашей галактике какое-нибудь место, где само зло витает в воздухе, и где люди гибнут ни с того, ни с сего, то это как раз то самое место, которое я всю жизнь мечтал посетить.
— Тогда тебе очень повезло, — ответил Кейн.
— Я пошутил.
— Я тоже.
Вир покачал головой и, отнюдь не первый раз в своей жизни, спросил себя: "Почему я?" И как всегда, ответа не последовало, хотя он и представил себе мысленно, что слышит, как сама Судьба неистово хохочет, покатываясь со смеху по полу, настолько развеселили ее неприятности Вира.
Хохочет... Да, теперь он наяву слышит, как Судьба хохочет над ним. Вир стоял перед энергетическими вратами, и его мысли вернулись от прошлого к настоящему, и он слышал не просто смех, он бы скорее определил это как жуткий вой. И не просто вой, он слышал слова, словно призраки, населявшие, если верить легендам, эту планету, завывая, потусторонними голосами кричали ему, высмеивая его амбиции...
— Безнадежная, бессильная козявка! И ты возомнил себя избранным? Возомнил, что из всех людей лишь ты, ты один в состоянии спасти галактику? Да чем же ты лучше остальных? Почему считаешь, что заслуживаешь жизни больше, чем все те, чьи тела видишь вокруг себя, кто умер, узрев ту мощь, ту силу, что выросла сейчас пред тобой?
— Ничем. Ничем я не лучше, — сказал Вир, и он знал, что это правда.
А завывание становилось все громче, и Вир почувствовал, что его ноги отрываются от земли, его затягивало в объятия смерти. Вир еще успел с удивлением обнаружить, что он, оказывается, вовсе не был готов к тому, чтобы встретить смерть именно здесь и сейчас...
— — — — — Глава 2 — — — — —
Вир и сам не знал, что он рассчитывал увидеть по прибытии в зону археологических раскопок на планете К0643, но то, что предстало там перед его глазами, разительно отличалось от любой из фантазий, приходивших к нему в голову.
Пустые здания. Множество пустых зданий.
Над всей зоной раскопок витал дух запустения, по крайней мере, так казалось Виру и техномагам, когда они шли по узким улочкам городка. Хотя, пожалуй, "улочки" — слишком сильное слово для обозначения тех мест, по которым они шли. Тропинки и дорожки беспорядочно и бессистемно пересекали поселение, но среди них не было ни одной мощеной. В некоторых местах они становились настолько узкими, что попадись им навстречу случайный прохожий, у Вира и его спутников возникли бы серьезные проблемы с тем, как разминуться с ним. Впрочем, ни одного прохожего им так и не повстречалось.
Хотя кто-то живой в этом поселении все-таки был. Об этом можно было судить по звукам, долетавшим до них. Здесь постоянно дул пронизывающий ветер, холодный, пробиравший Вира до мозга костей. В конце концов они все-таки начали натыкаться на компании, собиравшиеся на перекрестках или в импровизированных барах. До Вира доносились отдельные слова из их разговоров, и слова эти настораживали. Чаще всего он слышал "пропал", "погиб", "исчез", "страшно".
"Погиб". Чаще всего произносилось именно это слово.
Было и еще одно слово, которое упоминалось, пожалуй, не менее часто. Это было слово "привидения".
Привидения.
Было время, когда, услышав о них, Вир просто саркастически посмеялся бы. Но годы службы на Вавилоне 5 заставили его серьезнее относится к тем вещам, которые на первый взгляд относились к области сверхъестественного. У него выработалось убеждение, что на земле и в небесах скрыто гораздо больше тайн, чем предусматривалось раньше самыми смелыми положениями его философии. Он прожил несколько лет в таком месте, которое слишком часто посещали то люди, похищавшие чужие души (2), то кошмарные монстры из неизведанных царств Вселенной.
Для жителей маленького городка на планете К0643, похоже, грань между реальностью и фантазией, между хорошо понятным и абсолютно необъяснимым стала расплывчатой. Что касается самого Вира, для него эта разделительная черта уже давно была стерта полностью. Он давно уже смирился с тем, что с ним может случиться все, что угодно. Вир чувствовал, что только с таким мироощущением у него сохраняется шанс выжить, поскольку именно все что угодно — в той или иной мере — как раз и имело обыкновение случаться с ним.
— Эй, а я тебя знаю.
Вир вздрогнул, услышав слова, обращенные к нему. Он обернулся, и увидел перед собой центаврианина, только что вышедшего из одного из пабов. Основной приметой этого человека можно было бы назвать как раз абсолютную непримечательность. И тем не менее Вир мгновенно узнал его.
Несколько месяцев назад этот центаврианин был использован как невольное орудие покушения на Джона Шеридана, Президента Межзвездного Альянса. Сам он даже и не подозревал о том, какое место отведено ему в коварном замысле, но орудием убийства, каковым ему предстояло стать согласно плану Дракхов, он не стал лишь благодаря вмешательству Вира. Звали этого центаврианина Рем Ланас, и именно он стоял сейчас перед Виром, и на лице его было написано искреннее изумление.
Не успел Вир что-либо сказать, как Рем Ланас схватил его за грудки. Поначалу Вир решил было, что это нападение, но затем он осознал, что на самом деле Ланас умолял его о чем-то.
— Пожалуйста, — говорил Рем Ланас, — ну, пожалуйста, не отправляй меня назад на Вавилон 5. Ты... ты ведь сказал, что все это может остаться только между нами. Не говори никому, что я здесь. Я... если надо, я улечу отсюда... Я...
— Успокойся! Ради всего святого, успокойся! — сказал Вир, крепко ухватив Ланаса за плечи. — Не волнуйся! У меня нет ни малейшего намерения сдавать тебя властям. Что ты вообще здесь делаешь?
— Работаю, — ответил Ланас, явно озадаченный таким вопросом. — А что случилось? Разве здесь можно заниматься чем-нибудь другим? И кстати... А ты-то сам что здесь делаешь?
— Ну... В общем, мы прилетели сюда, чтобы... проверить кое-что... До нас дошли слухи, что в этом месте... завелись привидения. И мы решили, что интересы республики требуют... выяснить, что же здесь происходит, как бы дико ни звучали утверждения о привидениях, — Вир заставил себя усмехнуться, чтобы подчеркнуть, какими абсурдными кажутся ему самому подобные слухи.
Ланас подозрительно посмотрел на Вира.
— Кто это "мы"? Имперская охранка?
— Что? Ох! Нет, нет. "Мы", это я и мои... — Вир оглянулся, протягивая руку в сторону техномагов...
Их не было. Позади него не было вообще никого.
Вир молча уставился на свою протянутую руку, и после секундного размышления закончил фразу:
— ...пальцы. Я и мои пальцы. Да, именно так, — и он пошевелил пальцами, чтобы Ланасу было их лучше видно. — Хотя, правильнее будет сказать, мои пальцы и я. Я даже дал имена каждому из них. Хочешь, я тебе их назову?...
— Нет, нет. Я... все понял, — осторожно сказал Рем Ланас, явно опасаясь ненароком обидеть своего спасителя, который, к сожалению, по всем признакам оказался не совсем в своем уме.
А Вир неожиданно поинтересовался у Ланаса заговорщическим тоном:
— Похоже, здесь гораздо меньше людей, чем я рассчитывал увидеть. Отчего это так?
Ланас огляделся по сторонам, словно озабоченный тем, что кто-то может их подслушивать, и шепотом ответил:
— Не здесь.
— Не здесь? Что ты имеешь в виду? Что все ушли куда-то в другое место?
— Нет, давай поговорим не здесь. Идем со мной.
И он, повернувшись, быстро зашагал по тропинке. Вир пошел следом, замешкавшись лишь на мгновение, чтобы бросить еще раз взгляд через плечо и лишний раз убедиться в отсутствии каких-либо признаков персон, ранее сопровождавших его.
* * *
Через несколько минут Вир уже сидел в маленьком помещении, предоставленном в качестве жилья Рему Ланасу. Мягко говоря, оно не радовало глаз. Несколько предметов мебели в однокомнатном жилище в огромном, построенном из готовых блоков здании — вот и все, что имелось в распоряжении Рема Ланаса.
— Извиняюсь, но не могу ничего предложить тебе выпить. Я не ждал гостей. Да даже если бы и знал о том, что ты собираешься прибыть сюда, все равно не смог бы ничего достать. Министр Дурла распорядился установить здесь очень строгие порядки.
— Вот как.
— Да. Он не хочет, чтобы мы тратили его драгоценное время и его деньги на выпивку. Он считает, что вся наша жизнь здесь должна включать только работу, сон и еду. И больше ничего.
— И вы с этим смирились? — ужаснулся Вир. — Но ведь жизнь гораздо богаче! Ведь можно еще...
— Можно еще пойти к проституткам. Он присылает их сюда в изобилии.
— Ох, — Вир понимающе покачал головой. — Да. Хм... Присылает их сюда?
— Да. Он считает, что это позволяет нам в достаточной степени расслабиться и развлечься, — Ланас пожал плечами. — Видимо, министр полагает, что это менее обременительно для бюджета, чем ликер. Дешевле.
— Какая бережливость с его стороны, — сказал Вир.
— На самом деле, есть еще программа поощрительных бонусов, где они...
Вир поднял руки и вымученно улыбнулся.
— Это... это все очень здорово. Я уже понял. Мне в самом деле незачем знать больше, чем ты уже сообщил. Я бы даже не расстроился, если бы узнал еще меньше. — Вир прокашлялся, а затем добавил. — Итак, ты собирался рассказать мне о...
— Да, — кивнул Ланас. Несмотря на то, что в комнате не было никого, кроме них двоих, он понизил голос. — Если учесть все эти таинственные исчезновения и тех, кто просто уволился, рабочих осталось сейчас втрое меньше, чем было раньше. Плюс от этого в том, что оставшимся существенно подняли зарплату, просто чтобы удержать нас здесь. Ну а минус, конечно, в том, что, возможно, мы никогда больше не увидимся со своими любимыми. — Он пожал плечами. — Я понимаю, звучит безумно. Но здесь приходится свыкнуться с мыслью о том, что люди вокруг тебя то и дело исчезают.
— Да. Я тебя вполне понимаю, — сказал Вир, вспомнив о внезапном исчезновении техномагов. — И у тебя есть какие-нибудь соображения о том, почему это происходит? Какие-нибудь зацепки?
— Ничего. Совершенно никаких. Я знаю только одно. У нас есть основная зона раскопок, где мы ухитрились зарыться глубоко под поверхность этого неприкаянного мира. И по ходу дела исчезло множество людей. Некоторые бежали, некоторые просто пропали. И у нас нет ни малейшего представления, что мы ищем, и что здесь происходит. Но я скажу тебе, что произвело на меня самое сильное впечатление. Министр Дурла однажды приезжал сюда с инспекцией, чтобы ознакомиться с условиями, в которых мы пребываем. Пока он был здесь, я несколько раз видел его, и каждый раз, когда я его видел, замечал что-то в его глазах.
— Ты имеешь в виду, ресницы?
— Нет, — Ланас раздраженно помотал головой. — Я имею в виду его взгляд, его выражение... Такое впечатление, что он был очень доволен самим фактом существования этих раскопок, по каким-то причинам, которые никто из нас не в состоянии понять. По крайней мере, я точно не могу.
— И он даже не дал вам ни малейшего намека на то, что вы ищете.
— Нет. Единственное, что он сделал, это увеличил смены. Теперь мы копаем круглосуточно. Днем и ночью. Прямо сейчас Безумная Команда продолжает копать.
— Безумная... Что?
— Ну, просто мы их так прозвали. Безумная Команда. Компания особенно рьяных копателей, которые в конце концов стали работать вместе. Говорят, что все они бывшие преступники или что-то в этом роде. Привычные к тяжелой работе. И здесь смогли показать себя. Наслаждаются тем, что все делают быстрее и лучше остальных. Такое впечатление, что самим себе что-то пытаются этим доказать. — Ланас замолчал и снова пожал плечами. — Впрочем, не стоит мне гадать, какие мотивы могут быть у других людей. Как начнешь задумываться об этом, так сразу и спрашиваешь себя, почему вообще кто-то что-то делает, верно?
— Ох, я... Да, я определенно соглашусь с тобой в этом, — ответил Вир.
— В любом случае, чем бы ни оказалось то, что мы здесь раскапываем, если кто-нибудь и доберется до него, так это будет Безумная Команда. Они заявляют, что всегда нутром чуют опасность и с радостными воплями бросаются прямо на нее. Один из них... Кажется, его зовут Цирил... все время повторяет, что он мечтает встретиться с самой Смертью, чтобы врезать ей по пузу, а затем оставить на память о себе нехорошую татуировку у нее на интимном месте. Лично мне кажется, что лучше не стоит злить Смерть; но опять же, это не мое дело. В любом случае, если и есть на свете одержимые люди, так это наша Безумная Команда. По их требованию, к раскопкам было проведено освещение, чтобы можно было работать по ночам. Я, на самом деле, как раз этим и занимаюсь. Я ведь неплохо разбираюсь в электронике... хотя, учитывая, при каких обстоятельствах мы познакомились, я не удивлюсь, если ты думаешь, что я ни в чем хорошо не разбираюсь. Ну, как бы то ни было...
Внезапно, жуткий гул пришел откуда-то из глубины, заставив задрожать стены дома. Вир даже и представить не мог, в чем здесь может быть дело. Звук был таким низким, таким всепроникающим, что на мгновение ему показалось, будто это вернулся флот Теней, заполонив собою все небо. Пролетая, их тяжелые крейсера создавали именно такую вибрацию. Но Ланас, в отличие от Вира, не смутился ни в малейшей степени.
— Да, и вот такое тоже случается все чаще, — сказал он, когда гул стих.
— Землетрясения? Откуда? Здесь что, проходит какой-нибудь разлом?
— Не то, чтобы мы это знали наверняка. Кажется, нет. Но землетрясения все равно случаются. Никто не знает, чем они вызваны.
`Мы знаем'.
Вир, удивленный и смущенный, поднял взгляд.
— Вы знаете? — переспросил он.
— Нет, я только что сказал, что мы не знаем, — Ланас, похоже, был совершенно сбит с толку. — Разве я неясно выразился?
`Мы выяснили это, Вир. Выбирайся оттуда немедленно. События разворачиваются гораздо быстрее, чем мы предполагали.'
Для Вира исчезли всякие сомнения, потому что он почти наверняка знал, кто мог давать подобные комментарии прямо у него в мозгу. Он вскочил на ноги, и сквозь стиснутые зубы бросил Ланасу:
— Мне надо идти. Благодарю за гостеприимство.
— Но я не был особенно гостеприимен...
— Ты не пытался угрожать мне, терроризировать меня, бросать меня в тюрьму. В наши дни этого мне достаточно, чтобы считать, что обстоятельства сложились удачно. Все было прелестно. Должен идти. Пока.
Рем Ланас в растерянности смотрел, как Вир опрометью бросился к дверям, и те едва успели разъехаться в стороны перед ним. А затем покачал головой и пробурчал про себя:
— Я слышал, что на Вавилоне 5 люди становятся странными. Но до встречи с Виром Котто даже и не подозревал, насколько странными.
* * *
Выскочив из здания, Вир начал озираться по сторонам. Он глянул вправо, затем влево, и в этот момент его схватили за плечо, заставив слегка вздрогнуть от неожиданности. Трое техномагов стояли в точности там, куда только что смотрел Вир, секундой ранее.
— Как вы это делаете! — воскликнул он с раздражением.
— Маги никогда не раскрывают свои фокусы, — сообщил Кейн.
— Но ты не маг. Ты лишь послушник.
— Это правда, — признал Кейн.
— Не бойся, Кейн, — задорно сказал Финиан. — Когда мы справимся с этим делом, никто уже не посмеет назвать нас послушниками.
— Я очень за вас счастлива, — саркастически заметила Гвинн. А затем повернулась к Виру и сказала. — Вир, ты посол. Ты центаврианский чиновник высокого ранга. Ты обязан заставить их немедленно прекратить раскопки.
— Великолепная идея, — заявил Вир. Помолчал и, так и не дождавшись от техномагов новых комментариев, добавил. — И какую же причину я должен им выдвинуть для обоснования своих требований?
— Если они не остановятся немедленно, то темные силы смогут обрести такую мощь, которой у них не должно быть. И став могущественными, они повсюду станут сеять смерть и разрушение.
— Моим соплеменникам это, возможно, покажется не слишком убедительным, — осторожно заметил Вир.
— Вир, — нетерпеливо воскликнул Кейн, — время не на нашей стороне!
— Тогда почему бы вам самим не остановить эти раскопки! Вызовите несколько привидений пострашнее, и распугайте этих людей, чтобы они разбежались куда-нибудь подальше. Они и без того уверены, что здесь водятся призраки. Или... или просто заколдуйте всех, внушите, что им срочно нужно вернуться на Приму Центавра. Выиграете себе еще немного времени. Я не знаю, вам виднее, что именно, что угодно!
— Наш мандат однозначно гласит -наблюдать, и никаких действий сверх этого, — резко возразила Гвинн. Очевидно, из всех троих, она была наиболее ярой сторонницей четкого следования протоколу. — Каждый из нас действует от имени всех остальных, для того, чтобы обеспечить защиту нам всем, но до тех пор, пока нам не будут даны новые инструкции, мы обязаны не выходить за пределы...
— К примеру, мне было дано поручение предпринять шаги по спасению жизни Шеридана, — добавил Кейн.
— Хорошо, хорошо, отлично, — сказал Вир, чувствуя, как стремительно иссякает его терпение. — В таком случае почему бы вам не поторопиться с получением новых инструкций? Ну, махнуть своей... ну, волшебной палочкой, или чем там еще, и выяснить, имеете ли вы право вмешаться в нынешнюю ситуацию. Такую ситуацию, когда, как вы сами только что сказали, вот-вот с привязи могут сорваться все возможные разновидности Зла, какие только ни на есть в нашей галактике, а мы с вами здесь торчим и рассуждаем о внутреннем устройстве техно-магической службы спасения.
Но слова Вира вовсе не показались Кейну забавными.
— Я и мои товарищи прилагаем все усилия для того, чтобы связаться с техномагами и проинформировать их о текущей ситуации, но в настоящее время...
— Прилагаете все усилия? — Вир обвел изумленным взглядом всю троицу. — Что это значит, "прилагаете все усилия"? Что, возникли проблемы?
Все трое послушников, в свою очередь, глядели друг на друга с досадой и неуверенностью.
— Предпринятые нами попытки вступить в контакт с техномагами пока что... не достигли цели, — наконец, признался Кейн.
— Не достигли цели? Как не достигли? То есть, какой еще цели?
— Нам не дотянуться до них, — с унылым видом пояснила Гвинн. — В этом месте действуют какие-то силы, которые нейтрализуют наши заклинания связи.
— Забудьте о заклинаниях! Возьмите телефон! Используйте какие-нибудь стандартные средства!
— Никакими "стандартными средствами связи" нельзя связаться с техномагами.
— Ну, ладно, ладно, — совсем скиснул Вир. — Еще одно доказательство их крутизны... когда они вам нужны, связаться с ними невозможно. Ждите ответа.
— Мы будем продолжать свои попытки, — сказал Кейн. — Но пока что, ты должен в свою очередь сделать все, что в твоих силах.
— Отлично, отлично, как всегда, — продолжал бурчать Вир. — Конечно, я найду, кто здесь главный, и использую весь свой авторитет, чтобы попытаться прикрыть эту лавочку, по крайней мере хоть на какое-то время. Но предупреждаю сразу: кто бы ни руководил здесь раскопками, вряд ли он воспримет меня всерьез. Большинство людей меня никогда не воспринимает всерьез.
Кейн выступил вперед и положил руки Виру на плечи.
— Мы воспринимаем тебя всерьез. Мы очень рассчитываем именно на тебя, Вир. Мы уверены в тебе. Если здесь не справишься ты, то не справится никто.
— Никто не смеет указывать мне, что я должен делать, — пророкотал Ренегар.
Основной особенностью этого центаврианина был квадратный подбородок, такой огромный, каких Вир не встречал больше ни у кого. Но Ренегар и весь был большим и мускулистым, его волосы были пострижены слишком коротко, что противоречило традиции и представлялось чересчур дерзким, учитывая его пост. У него были толстые губы, маленькие глазки, а его руки выглядели такими могучими, что, казалось, он в состоянии легким движением разорвать Вира напополам. А когда Ренегар говорил, его низкий дребезжащий голос исходил откуда-то из глубин его тела, чуть ли не от самых колен.
Короче говоря, это оказался такой человек, с которым Виру очень не хотелось бы вступать в пререкания.
Ренегар сидел за столом в своем офисе, при этом и стол, и офис казались слишком маленькими для его огромной фигуры. В кабинете царил беспорядок. Вир ни за что бы не подумал, что на этом парне может лежать ответственность за что-нибудь хоть мало-мальски важное, не говоря уж о раскопках, курируемых самим Дурлой, Министром внутренней безопасности.
— Но я вовсе и не указываю вам, что делать, — поспешил заверить Ренегара Вир.
— Это большое облегчение, — ответил Ренегар. Голос его, тем не менее, не стал ни на йоту более дружелюбным. В нем звучало такое же раздражение, как и в первые минуты, когда Вир, постучав, вошел в его кабинет.
— Но! — храбро продолжил Вир, — я уверен, вы наверняка должны знать, что с этой планетой что-то не ладно. Люди, занятые на осуществлении вашего проекта, исчезают в пугающем количестве.
— Центавриане так мягкотелы, — в голосе Ренегара явно прозвучало отвращение. — Это наша извечная проблема. Если только решение задачи сопряжено хоть с малейшими трудностями, мы сразу отворачиваемся. Я бы сказал, отлыниваем. В этом отношении, к сожалению, приходится восхищаться Нарном. Говорите о них, что хотите, но когда мы их завоевали, они с этим так и не смирились. Пусть им и пришлось потратить многие и многие годы, но они продолжали бороться за свободу, и в конце концов добились своего. Мы бы так не смогли. Если бы кто-то нас завоевал, то вместо того, чтобы сражаться за свою свободу, мы бы только ворчали и умирали, и тем бы дело и кончилось.
— Я так обрадован возможностью обсудить с вами этот вопрос, — сказал Вир. — Вы даже не представляете, насколько он важен. Но прямо сейчас, если не возражаете, я бы хотел сфокусировать внимание на другом. Люди исчезают не потому, что они бегут отсюда из-за скуки, или усталости, или просто потому, что все им опостылело. Отнюдь нет. Здесь обитает великое зло, и ваши люди оказались в огромной опасности. Ужасной, кошмарной опасности.
— И вам это стало известно... но как? — осведомился Ренегар.
— Из компетентных источников.
— Каких источников?
Вир попытался припомнить, на какой ступени общественной лестницы располагается Ренегар. А затем попытался изобразить из себя высокомерного вельможу, или по крайней мере, кого-то напоминающего высокомерного вельможу, и сообщил Ренегару:
— Из таких источников, которые предпочли не раскрывать себя в данное время.
— То есть вы не можете мне их назвать.
— Именно так.
— И эта ужасная опасность, которая угрожает всем нам... Про нее вы тоже не можете мне ничего сказать.
— Боюсь, что так.
— И вы ждете от меня, что я прикажу приостановить работы по этому проекту на основании одного только вашего распоряжения. Скажите мне, Посол Котто, вы знакомы с Министром Дурлой?
— Мне... доводилось иметь с ним кое-какие дела, — сказал Вир, пытаясь несколько приукрасить правду.
— Если Министр Дурла дает какие-либо указания, то эти указания всегда предельно конкретны. Он очень точно изложил мне, что требуется сделать здесь, и к какому сроку это должно быть сделано. И он никогда не забывает своих указаний. Поэтому я предпочитаю к ним прислушиваться. Свои указания вы согласовали с Министром?
— Нет.
— И как вы полагаете, что будет, если вы попытаетесь это сделать?
Притворство никогда не относилось к числу умений Вира.
— Я сомневаюсь, что Министр будет склонен прислушаться ко мне.
— Тогда почему я должен проявить б?льшую склонность?
— Потому, — сказал Вир с неожиданной горячностью, — что вы находитесь здесь, а Министр — нет. Потому что ему, — и Вир указал пальцем в ту сторону, где, по его представлению, во многих-многих парсеках отсюда, находилась Прима Центавра, — нет дела до жизни тех, кто находится здесь. Но я подумал, что, возможно, жизнь этих людей может оказаться небезразлична вам, поскольку вы несете за них прямую ответственность. Поймите, пока мы болтаем здесь, расхаживая по кругу и переливая из пустого в порожнее, риск продолжает расти, с каждой ушедшей минутой. Скоро уже будет слишком поздно. Может быть, даже сейчас уже слишком поздно. Разве вы не понимаете? Ведь ваши люди не просто исчезают. Они погибают!
На какое-то мгновение показалось, будто Ренегар засомневался. Но затем его лицо, как и его сердца, вновь обрели твердость.
— У меня нет доказательств.
— Вы слышали мои слова, и вы видели своими глазами: ваше население тает. Что еще нужно?
И в этот самый момент, в очередной раз подтверждая давно уже сложившееся у Вира убеждение о любви Великого Создателя к черному юмору, раздался взрыв. Судя по грохоту, взрыв произошел где-то в районе раскопок, и, похоже, это был не просто взрыв. Словно в планету врезалось огромное небесное тело, и от этого столкновения вся планета начала раскалываться на части. Офис тряхнуло с такой силой, что у Вира не было ни малейшего шанса устоять на ногах. Только что он стоял перед столом Ренегара, и вот он уже лежит на спине. Но и Ренегар, сидевший в кресле, оказался не более удачливым, чем Вир. Кресло, поменявшись с Ренегаром ролями, теперь уже само оседлало могучего центаврианина, прижимая его к полу.
Как ни странно, это оказалось только к лучшему, потому что огромный кусок потолка, обвалившись, обрушился на то самое место, где только что сидел Ренегар. Возможно, получив такой удар, он и сумел бы выжить, но уж точно, получил бы сотрясение мозга, если не что-нибудь похуже.
Ренегар, проявив удивительную прыткость для персоны столь внушительных размеров, выбрался из-под кресла и вскочил на ноги. Он в замешательстве смотрел на Вира, и Вир с мрачным удовлетворением отметил про себя, что впервые с момента их встречи, Ренегар не выглядел чопорным или самодовольным. Очевидно, предостережения Вира касательно надвигающейся катастрофы стали гораздо весомее после того, как катастрофа внезапно действительно произошла.
Все инстинкты, какие только имелись у Вира, подсказывали ему, что сейчас самое время убираться отсюда к чертовой бабушке. Бежать обратно к тому месту, где тайно приземлился корабль техномагов, и улетать прочь из этого мира, так далеко, как только можно убраться человеку, или не-человеку. Но Вир знал, что он достиг такой точки в своей жизни, когда инстинкты уже не могли ему хоть чем-нибудь помочь. Биологические импульсы, призывавшие к самосохранению, к осторожности, — всем этим требовалось сейчас пренебречь. И не столько ради Примы Центавра, сколько ради самого Вира. Потому что не было возможности, абсолютно никакой возможности, следуя своим инстинктам, вернуться на Вавилон 5, спрятаться в своей каюте, натянуть одеяло на голову и притвориться, что ему нет дела до тьмы, окутавшей его мир и угрожающей его народу. Так вот и бывает, когда узнаешь, кто таится во тьме, понял Вир. После этого не знаешь, в какую сторону смотреть. Потому что если случайно начнешь глазеть на тень, то рискуешь побледнеть, заметив, что тень в свою очередь смотрит на тебя, и подскочить, увидев, что тени, встревожившись, начали надвигаться на тебя. А когда смотришь на свет, он не только ослепляет своей яркостью, но еще и напоминает, что ты должен сделать все возможное, чтобы уничтожить тьму. И свет не склонен прощать тебе бездействие.
— Что... происходит? — выдохнул Ренегар. Дребезжание продолжалось, становилось все более резким с каждой секундой.
Вир начал различать некий аромат. Запах, который возникает при освобождении в воздухе огромного количества энергии, например, после происшедшего неподалеку удара молнии, когда выделяется большое количество озона. Прислонившись спиной к стене, Вир уперся ногами в пол и заставил свое тело подняться. И немало изумился, что, когда он после этого заговорил, голос его звучал спокойно и уверенно.
— Что происходит? — Вир перекрикивал грохот, одновременно пытаясь устоять на подкашивающихся ногах. — Я скажу тебе, что происходит. Происходит именно то, о чем я предупреждал. Выбирайся отсюда, если хочешь жить. Улетай с этой планеты. Постарайся добраться до Примы Центавра, — голос Вира становился все громче, все резче, — и передай Министру Дурле, что вся эта затея с раскопками была сущим бедствием. И помни, что некий Вир Котто оказался единственным, кто пытался предупредить тебя о надвигающейся катастрофе. Помни, Ренегар, кто твои настоящие друзья. Когда-нибудь это может спасти тебе жизнь. А теперь беги. Беги!
Ренегар столь яростно кивнул головой, что на мгновение Виру показалось, будто его голова держится не на шее, а, подобно голове Мистера Мордена, на пике, воткнутой в землю. А затем, без лишних слов, Ренегар выбрался из своего офиса. Вир последовал за ним. Но дальше их пути разделились: Ренегар, пошатываясь, поскольку земля продолжала колебаться, направился в сторону космопорта, а Вир повернул в противоположном направлении.
Он должен все увидеть собственными глазами. Он должен знать, чему он посмел бросить вызов, он должен сам стать очевидцем того, что происходит сейчас на этой планете. И хотя все его чувства вопили, умоляя его повернуть в обратную сторону, Вир заставлял себя идти прямо навстречу опасности. Понять, в какую именно сторону нужно для этого идти, было несложно. Неподалеку разливалось в небе некое свечение, и различимы были все новые выбросы энергии, мелькавшие в воздухе, подобно разрядам электричества.
И там вырастала некая конструкция.
Вир не мог различить толком, что это было такое. Но оно было в самом центре раскопок, виднелась верхняя кромка этого объекта, она была округлой и...
...и она поднималась.
Вир резко остановился, но вовсе не из-за вида вырастающего из-под земли таинственного сооружения. Просто он заметил неподалеку лежавшего на земле центаврианина. Если говорить точно, то заметил он лишь верхнюю половину тела этого человека; нижняя половина так сильно обгорела, что в ней невозможно было признать что-то, ранее составлявшее часть живого организма. Выжить с такими травмами невозможно, и тем не менее центаврианин до сих пор был жив. Единственным уцелевшим глазом он смотрел на Вира и тянулся к нему с немой мольбой.
Вир почувствовал, что его вновь обретенным смелости и решительности сейчас предстоит выдержать первое испытание. Потому что рядом лежал огромный камень, а этому бедолаге надеяться явно было уже не на что. Если у Вира есть хоть капля сострадания к нему, ему надлежит взять этот камень и размозжить голову агонизирующему центаврианину.
Вир нагнулся и подобрал булыжник, крепко сжал его и подошел к распростертому телу умирающего. Затем поднял свои руки как можно выше над головой обреченного и взглянул вниз, в его искаженное смертельным ужасом лицо.
— Прости меня, — прошептал Вир, и тут камень выскользнул из его внезапно ослабевших пальцев. Камень ударился об землю вплотную к голове центаврианина, который явно не мог понять, что Вир собирается делать, если он к этому времени вообще мог еще понять хоть что-нибудь.
Земля продолжала содрогаться, и Вир, покачнувшись, отступил на шаг. Он теперь оказался на небольшом возвышении, которое закрывало ему обзор еще минуту назад... И увидел еще нескольких тяжко травмированных центавриан. И еще он увидел трупы. Множество, огромное множество обгоревших трупов. Вир еще отступил, заткнув себе уши, чтобы не слышать крики предсмертной агонии, раздававшиеся, как ему показалось, отовсюду. Он попытался убедить себя, что надо продолжить свой путь, что непосредственной угрозы сейчас больше нет. Что бы ни случилось с этими несчастными душами, все это произошло в одно мгновение, при первом, самом мощном выбросе энергии.
Но что могло высвободить такую энергию, что могло вызвать подобный выброс, — этого Вир даже и не пытался еще начать отгадывать.
А грохотание продолжало нарастать, и Вир вдруг понял, что теперь источник его находится, как ни странно, у него над головой. Что-то опускалось с небес, что-то огромнейшее. Воздух вокруг был полон дыма и пыли, поднятой выбросом, и Вир не мог разглядеть в вышине ничего, кроме огромных, расплывчатых силуэтов, которые, тем не менее, с каждой секундой становились все больше и все четче: они приближались. "Корабли Дракхов", — раздался комментарий у него в голове, и Вир сам не знал, откуда пришло к нему это понимание. Но в истинности догадки он не усомнился.
Вир огляделся, в надежде, что вдруг перед ним материализуется кто-нибудь из его приятелей-техномагов, появившись прямо из ниоткуда. Но их не было, и у Вира промелькнула паническая мысль: "А что, если они погибли? Что, если они подобрались слишком близко к месту раскопок, и были убиты, когда нечто, чем бы оно ни было, освободилось?"
Он попытался убедить себя, что такого быть не могло. Ведь, в конце концов, они же техномаги. Но затем напомнил себе, что они не адепты, а всего лишь послушники. Вовсе не факт, что они владели всеми знаниями и умениями своих наставников. И лишь опытный техномаг может позволить себе ничего не бояться...
"Но если им нет нужды чего-либо опасаться, зачем же они бежали за Предел? Зачем покинули нашу галактику?"
Чтобы происходящее во Вселенной обрело хоть какой-то смысл в его глазах, Виру еще предстояло отыскать ответы на очень многие вопросы. И среди них этот вопрос являлся для него едва ли не самым простым. Ответ на него был очевиден: "Затем, что у них просто-напросто головы соображают получше, чем у тебя".
Но хотя Вир прекрасно сознавал весь идиотизм своих действий, он продолжал двигаться вперед. Словно ему требовалось доказать что-то самому себе. И правда, ведь первый тест он провалил. Он бросил бедолагу-центаврианина, обрек его пройти через последние судороги мучительной смерти. Но ведь вокруг было множество других, таких же изуродованных жертв; что же ему делать, всем им размозжить головы? С каких это пор он стал Его Превосходительством Верховным Палачом Примы Центавра?
А идти... это, по крайней мере, было то, что он мог сделать. То, что он должен сделать. Просто поднять одну ногу и поставить ее перед собой. А потом проделать то же самое с другой ногой. И еще раз. Просто идти, чтобы увидеть, что там, впереди, игнорируя ужаснее зрелище, разворачивающееся вокруг него и над ним. Вир продолжал отдавать приказы самому себе: "Просто иди. Для того, чтобы просто идти, не требуется какая-то исключительная храбрость."
В вышине появлялись все новые и новые корабли. А в голове у Вира раздавалось, он мог поклясться в этом, что-то, звучавшее как... пение. Множество голосов, слившихся в единый хор, хотя ни одного слова, пропетого этим хором, Вир понять не мог, по крайней мере, на сознательном уровне. Но своими инстинктами, даже, пожалуй, своей душой Вир чувствовал, о чем поют эти голоса, и о чем повествуют эти слова, и душа у него холодела. Эти голоса, казалось, звучали отовсюду и ниоткуда, все одновременно, и почему-то Вир знал, что они исходят от быстро приближающихся звездолетов.
Перед Виром лежали огромные груды камней, и он сообразил, что это развалины строений, располагавшихся по кромке раскопок. Он вскарабкался по ним, пытаясь не задумываться о тех людях, которые, возможно, оказались погребены под развалинами, поскольку он все равно не мог помочь им ничем, разве что продлить ненадолго их агонию. Он еще никогда не чувствовал себя таким бессильным.
У Вира вновь возникло чувство, что он не более чем пешка в какой-то великой игре, размаха которой он не мог себе даже представить. В нем начал понемногу закипать гнев. В обычных обстоятельствах, он обычно прилагал все усилия, чтобы поскорее и поглубже похоронить это чувство, поскольку выказать свой гнев, или — и того хуже — поддаться ему, означало позволить себе вступить на путь, ведущий к катастрофу. Хотя иной раз и случалось, что он начинал действовать, поддавшись своим чувствам, например, во время Нарнского кризиса, но в тот раз он действовал тайно, прикрываясь чужим именем, в надежде, что его не поймают, и риск, сопряженный с такими действиями, представлялся ему достаточно абстрактным. Если бы его вдруг застукали за оказанием помощи Нарнам, тогда могли бы возникнуть неприятные последствия. (3) Но сейчас опасность была прямо здесь, рядом с ним, и, вполне возможно, что эта непосредственная угроза поможет ему справиться с чувством бессилия.
Сейчас Вир хотел как следует разозлиться, разозлиться настолько, чтобы довести дело до конца, чтобы остановить ту мерзкую, зловещую силу, которая подчинила себе Приму Центавра. Гнев помогал ему преодолевать каменные завалы, хотя он несколько раз падал и зд?рово ушибался. Гнев заставлял его игнорировать тот факт, что техномаги, похоже, пропали. Гнев подвигнул его поднять взор и бросить проклятие в адрес мрачных звездолетов, неизвестной Виру конструкции, низко летевших теперь над поверхностью планеты. И гнев, наконец, привел его на границу зоны раскопок.
Леденящая волна ужаса накатила на него при виде открывшегося взору зрелища и заставила застыть на месте.
— Зона перехода, — прошептал Вир.
Похоже, это действительно была зона перехода, хотя подобных ей видеть Виру еще не приходилось. Она была огромной, постепенно поднимавшейся откуда-то глубоко из-под земли, где, очевидно, была до этого захоронена. Сама по себе эта конструкция была настолько темной, что, казалось, она поглощает весь свет, который падает на нее. Она вовсе не выглядела элегантной, как обычные зоны перехода, это было нечто зазубренное и несимметричное, словно архитектор, проектировавший ее, восторгался хаосом, предпочитая случайные нагромождения деталей симметрии и изяществу форм.
Энергетические выбросы с треском срывались с разных частей этого колоссального сооружения. Рядом с ним маячили три черных корабля, таких гигантских размеров, что Вир даже представить не мог, какова численность экипажа этих звездолетов. Они висели над зоной перехода, просто парили в вышине, и казалось, каким-то образом переговаривались с поднимавшейся конструкцией.
А затем энергия, бушевавшая в ней, вдруг выплеснулась, сильнее, чем прежде, и Виру почудилось, что где-то в глубине своего подсознания он услышал чей-то зловещий зов, раздавшийся из недр зоны перехода. И на этот зов ответили! Никогда в своей жизни он не слышал ничего более жуткого. Все более мощными становились потоки энергии в зоне перехода, и корабли, скопившиеся поблизости, начали дребезжать в унисон с ней. Это походило на неестественную, извращенную любовную игру между ними, интенсивность которой все нарастала, словно в ожидании финального экстаза.
"Самое время думать о сексе", — выругал себя Вир. Однако не мог не признать, что мысль его позабавила и, как бы это ни казалось ненормально, позволила снять напряжение, в котором он пребывал последние часы.
И в этот момент новый толчок сбил его с ног.
Энергетические врата громко взревели, словно ринувшийся в атаку хищный зверь, и Вир спросил себя, уж не станет ли он сейчас свидетелем еще одного выброса темной энергии. У него в голове возникли два соображения, оба из которых пришли, конечно, уже с опозданием. Во-первых, если именно то, чего он опасался, сейчас и произойдет, то он забрался как раз на самую передовую, где новый выброс испепелит его в доли секунды. Во-вторых, он вспомнил о предсказании Леди Мореллы, которое гласило, что Вир будет править после Лондо. Сам Лондо утверждал, что это предсказание делает Вира ни много, ни мало, как неуязвимым. Но в данный момент неуязвимым себя Вир вовсе не чувствовал.
Врата открылись, в них начало затягивать камни и обломки, валявшиеся вокруг, и Вир почувствовал, что его сил может не хватить, чтобы удержаться на месте. Из земли торчало что-то вроде искривленной балки, которая, казалось, держалась достаточно прочно. В любом случае, Виру было не до выбора. Он обхватил балку обеими руками, понимая, что от того, насколько крепко он в нее вцепится, сейчас зависит его драгоценная жизнь, а открывшиеся врата продолжали реветь со звериной яростью. Позади сверкающих потоков энергии начинало проглядывать нечто. Виру подумалось, что он различает там... гиперпространство? Или что-то иное? Да, да, определенно, это было не гиперпространство. Ему уже много раз доводилось пролетать через гиперпространство, и он хорошо знал, что можно ожидать по ту сторону зоны перехода. Но то, что начинало проглядывать позади этой зоны, не было похоже ни на что, виденное им ранее.
Вир почувствовал, что невероятной силы поток, несущийся к вратам, начинает отрывать его от земли, и уже вытянул его тело по горизонтали. Он попытался дергать ногами, в надежде зацепиться ими за что-нибудь, и в конце концов ему удалось обхватить балку одной ногой. Приложив все свои силы, он подтянул себя к балке, и намертво вцепился в свой якорь всеми конечностями.
Возле зоны перехода скапливались корабли. Их было уже гораздо больше, чем те три, которые он заметил вначале, и с каждым мгновением прибывали все новые. Пять, шесть, десять... Вир сбился со счета. Звездолеты один за другим пролетали в гигантские грохочущие энергетические врата, и каждый раз, когда они проходили зону перехода, Вир вновь и вновь слышал у себя в голове тот же неестественный, жуткий крик, словно что-то, скрытое за вратами, приветствовало каждый новый прибывающий звездолет.
Земля вокруг него была усеяна изуродованными мертвыми телами. А по другую сторону энергетических ворот находилось что-то настолько темное, настолько злое... о, Великий Создатель, да как мог он, хоть на одно мгновение, подумать, будто он уже слишком устал, чтобы бояться чего-нибудь?
Вир помнил, что храбрый человек — это не тот, кто ничего не боится, а тот, кто делает то, что должен, невзирая на свой страх. Но как назвать человека, который не только парализован страхом, но, честно говоря, даже и не представляет, а что же он вообще должен делать. Единственное, что пришло ему в голову, так это что не по Сеньке оказалась шапка, как зачастую говорили Земляне.
В своем охваченном горячкой воображении Виру казалось, что он слышит где-то в глубине страшных врат голоса, обращавшиеся именно к нему. Эти голоса смеялись, и смех был смешан с издевательскими словами, полными презрения к его амбициям, словно они кричали ему:
— Безнадежная, бессильная козявка! И ты возомнил себя избранным? Возомнил, что из всех людей лишь ты, ты один в состоянии спасти галактику? Да чем же ты лучше остальных? Почему считаешь, что заслуживаешь жизни больше, чем все те, чьи тела видишь вокруг себя, кто умер, узрев ту мощь, ту силу, что выросла сейчас пред тобой?
— Ничем. Ничем я не лучше, — сказал Вир, и он знал, что это правда.
И как только Вир признал этот факт, планета, похоже, решила покончить с ним. Ему показалось, что врата внезапно решили удвоить свои усилия, будто специально пытались добиться, чтобы Вир, наконец, прекратил свои попытки сопротивляться неизбежному. Оторванные конечности и фрагменты тел, которые еще продолжали валяться повсюду вокруг него, подняло в воздух и засосало во врата. Балку вырвало из земли, и от нового толчка ослабли объятия Вира... Хотя продолжать держаться за балку, которая больше не могла служить якорем, все равно было бессмысленно. Вир полетел кувырком, беспорядочно размахивая руками и ногами, и в рычании ворот он, казалось, слышал теперь нотки триумфа.
И тут, внезапно, прямо перед собой он увидел еще одну дыру, миниатюрную и явно стремившуюся поймать его на лету.
В последний момент Вир осознал, что это был люк некоего небольшого корабля, и этот люк был открыт, и находился прямо у него на пути. Безостановочно кувыркаясь в воздухе, Вир не в состоянии был ничего толком разглядеть, но ему показалось, что он заметил фигуру Финиана, стоявшего в люке. А в следующее мгновение он уже был внутри корабля, хотя и продолжал по инерции нестись вперед, пока не врезался в дальнюю переборку.
В течение долгого времени Вир не мог сдвинуться с места. Он лежал там в переплетении каких-то рук и ног, завязанный в узел, словно акробат. Рядом, и в самом деле, был Финиан, который, однако, не стал тратить время на то, чтобы разобраться, в каком состоянии находится Вир. Вместо этого он просто бросился в переднюю часть корабля, с криками:
— Кейн! Он здесь! Мы поймали его! Улетаем!
Кейн в ответ пробурчал нечто, чего Вир уже не смог разобрать, но зато хорошо услышал, как Гвинн и Финиан одновременно воскликнули, явно шокированные:
— Что?!
Внезапно корабль тряхнуло еще раз. И хотя голова у Вира все еще шла кругом, он с ужасающей ясностью понял, что происходит: их затягивало в открывшиеся врата.
Вир прокувыркался в переднюю часть корабля. Гвинн и Финиан, которые явно были в ужасе от происходящего, стояли рядом с Кейном, пытавшимся, сохраняя полное спокойствие, контролировать корабль. По крайней мере, именно так расценил его действия Вир. Хотя то, перед чем сидел Кейн, мало соответствовало пульту управления в обычном понимании этого слова. Не было никаких рукояток или кнопок, перед Кейном находилась простая гладкая, поблескивающая черная панель. Никаких разделительных линий, пояснительных надписей. Вир не видел никаких указателей, в каком случае к чему здесь надо было бы прикасаться, и тем не менее Кейн управлял кораблем с очевидной уверенностью.
— Кейн, наша миссия заключается лишь в сборе информации! — говорила Гвинн, и по ее виду было ясно, что она повторяет это, наверно, уже в сотый раз. — Ни у кого и в мыслях не было, чтобы мы становились героями!
— Или мучениками, — добавил Финиан. Похоже, он изменил своему обычаю во всем становиться на сторону Кейна.
— У меня тоже нет ни малейшего желания становиться ни тем, ни другим... но то, что я должен делать, я делаю, — ответил Кейн.
Гвинн сжала кулаки с явным намерением сотворить ими что-то совершенно немагическое, например, поставить Кейну фингал под глазом. Впрочем, если именно это входило в ее намерения, то с осуществлением замысла она промедлила слишком долго. Потому что ворота оказались уже прямо перед ними, и свернуть на какой-либо другой курс, чтобы пролететь мимо них, было уже явно невозможно.
Корабль по спирали затягивало во врата, словно в гигантскую воронку, и Вир вновь услышал голоса, смеявшиеся над ним...
* * *
Смертельная тишина повисла над зоной раскопок на К0643, нарушаемая время от времени лишь завываниями порывов постепенно стихавшего ветра, да всхлипываниями безногого центаврианина, бессильно наблюдавшего, как кровь вытекает из его тела. Поразительно, но его не уволокло вихрем, порожденным открывшимися вратами, но выбросило на скальные обнажения, где он и застрял неожиданно для самого себя, зажатый среди каменистых уступов, созданных безразличной к нему природой.
Звали его Цирил, и это он искал встречи со смертью, чтобы врезать ей по пузу.
Однако теперь его энтузиазм по поводу этой встречи угасал, как угасала и сама его жизнь. И когда его всхлипывания, наконец, умолкли, ничто не нарушало больше тишину. Одни только насмешливые завывания ветра продолжали раздаваться над планетой К0643...
— — — — — Глава 3 — — — — —
Вир отлично знал, что полагается испытывать при полете в гиперпространстве, и сейчас его ощущения были совсем другими.
Хотя внешне все было очень похоже. Но несмотря на это, даже Вир, не будучи закаленным в боях ветераном космических странствий, чувствовал различия. В отличие от полета в гиперпространстве, во время которого штурман должен придерживаться тщательно размеченной трассы, сейчас некая таинственная сила сама толкала корабль вперед в определенном направлении. Если бы они находились в атмосфере какой-либо планеты, можно было бы сказать, что их несет сильный попутный ветер.
— И куда мы летим? — спросил Вир.
Гвинн даже не удосужилась обернуться в его сторону, но Финиан бросил взгляд на Вира и пробурчал:
— Правильнее спросить не "куда", а "зачем".
— Затем, что именно это мы и должны были совершить, — ответил Кейн. Его слова прозвучали как комментарий стороннего наблюдателя, несмотря на то, что номинально именно он вел корабль.
— То, что и должны были совершить? — переспросила Гвинн и взглянула на Финиана, явно в надежде хоть от него получить какие-нибудь пояснения, но тот в ответ лишь беспомощно пожал плечами, показывая, что пребывает в таком же тумане, что и Гвинн. — Ты хочешь сказать, что получил некие... особые инструкции? — Снова обратилась она к Кейну.
Вира уже не в первый раз поразила разница между этими послушниками и теми техномагами, с которыми ему и Лондо довелось иметь дело в прошлом. Нынешние его компаньоны не утруждали себя тем, чтобы постоянно изображать из себя всемогущих полубогов, снизошедших до общения с простыми смертными, что сквозило обычно в каждом слове каждого техномага.
Из нынешних троих компаньонов Вира, лишь Гвинн, на первый взгляд, была близка к тому, чтобы ее отношение к окружающим можно было назвать высокомерным. Но по молодости лет ее эмоции постоянно брали верх над холодным разумом и прорывались наружу, что не казалось удивительным в тех чрезвычайных обстоятельствах, в которых они оказались.
— Ну? — настойчиво повторила Гвинн, решив, что Кейн чересчур медлит с ответом.
Кейн повернулся и устремил на нее странный, будто невидящий взгляд. И голос его звучал теперь так, будто приходил из другого времени и пространства, возможно, из другого измерения.
— Я все это видел.
Виру сразу же вспомнилось, как однажды Кейн сказал ему, после одного особенно туманного своего изречения: "Я люблю загадывать загадки".
"Вам это удалось", — сказал ему Вир в тот раз. Теперь, несмотря на все пережитое им за последние месяцы, он готов был повторить то же самое еще раз. Потому что он вновь совершенно не понимал, что имеет в виду Кейн.
Впрочем, важным было не это, а то, как отреагировали на слова Кейна Гвинн и Финиан. Для них комментарий Кейна, очевидно, имел огромное значение. Все возражения были сняты, любые дискуссии мгновенно прекратились, словно по команде "Стой!" Лишь Гвинн голосом, который явно выдавал, насколько она поражена, переспросила:
— Ты уверен?
— Да.
— Очень хорошо.
Виру стало даже несколько обидно за Гвинн; ей словно пришлось дать "добро" по тем вопросам, по которым на самом деле у нее не было права голоса. Хотя, возможно... возможно, она просто намекнула Кейну, что стала несколько лучше понимать причины, почему он позволил их кораблю влететь в энергетические врата, открывшиеся в зоне перехода, вместо того, чтобы попытаться увести его в безопасное место.
Финиан просто кивнул. Виру очень хотелось бы чувствовать себя столь же оптимистично. Ему очень хотелось спросить, что, где и когда видел Кейн, но он был стопроцентно уверен, что техномаги не станут приветствовать любые такого рода вопросы.
Корабль внезапно тряхнуло, и на мгновение Виру показалось, что они подверглись атаке, попав под залп бластерных орудий. Но Кейн, сохраняя невозмутимое спокойствие, пояснил:
— Мы выходим из Дымохода.
— Дымоход? Что за Дымоход? Никогда не слышал о Дымоходе, — сказал Вир.
— И не должен был слышать. До сих пор это считалось чисто теоретической концепцией, — ответил Кейн.
— Ах, вот как. Ну, конечно, — понимания у Вира явно не прибавилось.
Финиан не выдержал и решил сжалиться над ним.
— Это технология Теней, — пояснил он. — Грубо говоря, Дымоход — это некая червоточина в гиперпространстве. Или, если пожелаешь, некое подпространство, подсистема. Есть точка входа, есть точка выхода, никаких ответвлений. Когда используешь Дымоход, то остаешься невидим для любых других кораблей, путешествующих в гиперпространстве одновременно с тобой. В общем, технология узко специальная, но если хочешь создать скоростную трассу от одной точки к другой, то весьма удобная.
— И в какую же точку мы попадем? Я имею в виду, по завершении нынешнего полета, — спросил Вир.
— Я не знаю, — признался Кейн. Но еще несколько минут, и мы...
Кейн внезапно смолк и уставился вперед, на главный обзорный экран, равно как и Гвинн с Финианом. Вир потянулся, чтобы увидеть, что же такое привлекло их внимание. Хотя у него не было ни малейшего представления, что он там может увидеть, но — учитывая реакцию техномагов — то, что он увидел, никак не соответствовало его ожиданиям.
— Ничего, — сказал он. — Я... не вижу ничего.
Так оно и было. Корабль техномагов вынырнул в обычное пространство, но перед ними не было ничего, абсолютно ничего. Огромный кусок пустоты.
— Именно такого эффекта и добивались те, кто это построил. Чтобы ничего не было видно, — проинформировала Вира Гвинн.
— Ах. Отлично. Значит, надо полагать, я, как всегда, оказался на высоте.
— Сбавь скорость, Кейн, — предложила Гвинн, проигнорировав реплику Вира. Впрочем, вполне возможно, она на самом деле его просто и не слышала. — Наш корабль довольно небольшой, и не похоже, чтобы здесь ждали нашего появления. Если повезет, то мы проникнем внутрь так и не замеченными.
— А если не повезет? — с нескрываемым любопытством поинтересовался Вир.
Техномаги, все трое, взглянули на него с таким выражением, что Вир понял — лучше было не спрашивать. Но, к несчастью, он по-прежнему не понимал, что же происходит. Очевидно, налицо была некая угроза, какая-то нависшая над ними опасность... но он ничего не видел. Более того, темные звездолеты, летевшие ранее впереди них, тоже куда-то исчезли. Куда они могли деться? И в чем заключалась надвигающаяся на них угроза? Казалось, вокруг не было никого и ничего...
И в этот момент, он взглянул на экран снова... и заметил присутствие этого. Хотя, правильнее было бы сказать не присутствие, а отсутствие этого, чем бы оно ни было.
Повсюду были звезды... а там, куда они летели, их не было.
В космосе впереди них был, иного слова не подберешь, разрыв. В пространстве зияла пустота на многие сотни миль вокруг. Здесь не сияла ни одна звезда. Здесь не было вообще ничего, но совершенно очевидно, что это ничто все-таки было чем-то. Какой-то определенной геометрической формы у этого не было. Это было огромным, и имело настолько неправильную форму, что хотя Вир теперь, пожалуй, сумел бы даже невооруженным глазом прочертить его граничную линию, но по-прежнему не смог бы подобрать ни одного подходящего образа, на который это могло бы быть похоже. Но по крайней мере, он теперь заметил это нечто. Или ничто.
— Теперь и ты видишь, — одобрительно сказал Финиан. Возможно, Вир просто принимал желаемое за действительное, но ему казалось, что Финиан искренне пытается хоть как-то его поддержать.
— И что же я вижу? Или, может быть, правильнее спросить, чего я не вижу?
— Нуль-поле, — ответил Финиан. — Можешь считать это некоей переносной черной дырой... За тем исключением, что в нее можно не только влетать, но и вылетать. Нуль-поле поглощает весь спектр излучения, его не обнаружить с помощью энергетических сенсоров или иных сканирующих технологий, известных нам. Нуль-поле в состоянии обмануть любой наш прибор, который будет упорно свидетельствовать, будто бы здесь ничего нет. А люди, даже если они оказываются в окрестностях этого поля, увы, не так уж часто утруждают себя тем, чтобы наблюдать собственными глазами, и чересчур полагаются на технику...
— И это говорит техномаг, — съязвил Вир.
Некоторое время все молчали, а затем Финиан сказал, усмехнувшись:
— Маэстро, туш!
— Итак, мы заходим? — спросила Гвинн у Кейна. Это несколько удивило Вира; до сих пор, судя по поведению Гвинн, ему казалось, что она себя считает начальником. Но теперь, похоже, она передала эти функции, по крайней мере номинально, Кейну.
Кейн молча кивнул.
Вир пожалел, что у него нет при себе какого-нибудь оружия.
— Держи.
Словно прочитав мысли Вира, Кейн порылся в складках своего плаща и вытащил нечто тяжелое и круглое, размером примерно с кулак Вира. Вир повертел это устройство так и сяк, пытаясь найти какие-нибудь тайные знаки. Но на первый взгляд, ничего не было.
— Это камень, — констатировал Вир.
— Правильно.
— Тогда зачем он мне нужен?
— Я подумал, что тебе может понадобиться оружие. Насколько я тебя знаю, ты должен был подумать о том же.
— Да, но... — Вир в недоумении уставился на свою ладонь. — Камень? Зачем мне камень?
— Естественное оружие. По большому счету, единственное оружие, которое матушка-природа сочла возможным предоставить в распоряжение человека, — сказал Кейн. — Оно тебе пригодится.
— Спасибо. Извини, что ничего не дарю тебе взамен, — пробурчал Вир, пряча камень в карман своего камзола и напоминая самому себе, уже не первый раз, что связаться с техномагами, возможно, было не самым лучшим решением в его жизни.
Воцарилась тишина; они приближались к нуль-полю. Внешне казалось, что техномаги волнуются не больше, чем обычно, но Вир резонно заключил, что именно внешне. Они просто не имели желания выказывать свои эмоции, когда рядом находился кто-то не из их братии.
— До входа в нуль-поле... одиннадцать секунд, — объявил Кейн. Вир еще раз бросил взгляд на пульт управления, но по-прежнему не заметил там никаких признаков наличия хронометра. Но тем не менее он не усомнился в точности оценки, сделанной Кейном. — Десять... девять... восемь...
Вир напрягся, и на мгновение засомневался, а не потребовать ли от техномагов развернуть проклятый корабль в обратную сторону, чтобы вернуться на К0643. Они нашли нечто, спрятанное Тенями; нечто такое, последствия обнаружения которого будут очень серьезными. Вместо того, чтобы рисковать собственными шеями, возможно, было бы более мудрым решением убраться отсюда подобру-поздорову, чтобы успеть предупредить...
Кого?
Лондо? Но Лондо изгнал его с Примы Центавра. Возможно, что по прошествии некоторого времени, страсти утихнут, и их отношения смогут нормализоваться, но сейчас, когда Вир все еще стряхивал с себя пыль, собранную им со стен центаврианской темницы, к которым он был прикован по приказу Лондо, это время определенно еще не настало.
Предупредить Шеридана? Альянс? Но технологии Теней были обнаружены сейчас лишь потому, что центавриане предприняли раскопки на одной из заброшенных планет, смысл которых не объяснить никакими разумными доводами. Вир точно знал, какими окажутся последствия раскрытия этой информации: он, Вир, подставит под удар собственный народ. Будет объявлено, что центавриане — в лице собственного правительства — связались с ужасными тварями, которые некогда были слугами своих жутких хозяев. И самое противное, что, скорее всего, так оно и есть. Только вот объявлять об этом во всеуслышание сейчас совершенно незачем, поскольку в результате будут испорчены отношения со всеми разумными расами Межзвездного Альянса.
Нет, влияние Теней, каким бы оно ни было, должно быть ликвидировано по-тихому, изнутри. Если Альянс хотя бы заподозрит, что центавриане заключили союз со слугами Теней, его войска заявятся к ним, чтобы еще раз разбомбить Приму Центавра, и на этот раз не остановятся до тех пор, пока не превратят их планету в необитаемый астероид.
Прима Центавра должна остаться в стороне от нынешней ситуации. Вир не должен допустить ни единой возможности, чтобы кто-нибудь попытался связать это... что-бы-то-ни-было, с именем Республики Центавра. Потому что в противном случае последствия будут фатальными, и ответственность за них падет на него, Вира.
Но просто повернуться и игнорировать затею, участником которой он поневоле теперь стал, тоже было нельзя. Если здесь и в самом деле замешаны технологии Теней, и эти технологии будут теперь использованы против других рас, то только бессовестный человек мог бы стоять и наблюдать все это, не попытавшись ничего предотвратить. К тому же, вздрогнув, подумал вдруг Вир, а где гарантия, что эти технологии не будут использованы и против самой Примы Центавра?
Он прошептал что-то самому себе, и Гвинн, наконец, обратила на него внимание, несмотря на то, что Кейн продолжал обратный отсчет.
— Что ты сказал? — спросила она.
— Слова, которые я часто слышал от матери, — ответил ей Вир. — Нашу старинную поговорку: "Единственный вариант — это не выбор".
Гвинн кивнула.
— Хорошие слова.
— Три... два... один.
Пространство вокруг них словно растягивалось, как если бы они пытались протолкнуться сквозь гигантскую стену, сделанную из чистого желатина или болотной жижи. Вир молился, чтобы нуль-поле оказалось в состоянии лишь обеспечивать невидимость и не предусматривало какие-нибудь более изощренные способы защиты от непрошеных гостей.
Но ничего не случилось. Они прошли внутрь.
На этот раз даже техномаги охнули, увидев то, что открылось их взору. И это совсем даже не понравилось Виру. Меньше всего ему хотелось бы иметь дело с испуганными техномагами. Но, с другой стороны, упрекать их за это он никак не мог.
Сооружение, скрытое под покровом нуль-поля, было столь огромно, что разум Вира отказывался воспринимать его размеры. Рядом с ним Вавилон 5 выглядел бы просто микроскопически. Да что там Вавилон 5, многие планеты показались бы карликами в сравнении с ним.
База Теней — а Вир пришел к выводу, что это именно она — больше всего напоминала невероятных размеров коралловый риф. Грубая и неровная поверхность базы, испещренная многочисленными входами, простиралась перед ними во все стороны, уходя, казалось, в бесконечность.
— Эксха'Дам, — выдохнул Финиан.
Вир посмотрел на него с недоумением.
— Что?
— Эксха'Дам, — повторил Финиан. — Считалось, что это легенда... миф. База Теней. Такая база, после которой никакие другие уже не нужны. Такая огромная, что...
— Это они ее так назвали? — кивнул Вир, указывая в одном из направлений.
Глаза Финиана округлились.
Там, в дальнем конце Эксха'Дама, наблюдалась некая активность, хотя Вир пока еще не мог толком разобрать, что же там происходит. Во всяком случае, там собралось множество кораблей Дракхов. И, к удивлению Вира, там, похоже, виднелась еще и некая небольшая планета — спутник Эксха'Дама. Вот только...
И тут он понял.
— Великий Создатель... — пробормотал Вир. — Это... это же не планета...
— Это планетоубийца. Облако Смерти, — пояснил Кейн.
— Как?
— Облако Смерти. Теоретически, оно окутывает планету, и обрушивает на нее разрушительный смертельный удар.
— Что-то типа... масс-драйверов?
— Облако Смерти, — сказал Финиан, — похоже на масс-драйверы примерно так же, как детская игрушечная пушка похожа на боевую тяжелую артиллерию.
Это сравнение ужаснуло Вира. Лондо присутствовал на штабном военном крейсере, когда центавриане применили масс-драйверы против Нарна (4), и его рассказ об эффекте применения этого оружия был столь ужасен, что Вир поневоле задумался — кем же надо было быть, чтобы изобрести подобное. Но теперь он видел перед собой нечто неизмеримо худшее.
— Вы сказали "теоретически", — пролепетал Вир. — Значит ли это, что на практике Облако Смерти еще ни разу не применялось?
— Мы так понимаем, что его создание было близко к завершению, когда Война Теней закончилась, — ответил Финиан. — Но, естественно, наша информация вряд ли была всеобъемлющей. Мы техномаги, а не ясновидцы. Мы не знали, где оно создается, насколько близко к завершению его строительство. (5)
— Судя по его виду, очень близко, — заметила Гвинн.
— Именно поэтому мы и проявили такой интерес к раскопкам, начатым центаврианами, — пояснил Финиан. — Мы полагали, что Дракхи озабочены поисками утерянных технологий Теней, и подозревали, что раскопки инспирированы ими как часть этих поисков.
— Дракхи. Слуги Теней.
— Да. Но даже в самых худших своих предположениях, мы никогда не думали...
— Я думал, — сказал Кейн с тем же странным отстраненным выражением в голосе.
Да, конечно. Он ведь это уже "видел". Вир по-прежнему чувствовал, что с его стороны добиваться сейчас дополнительных пояснений окажется, скорее всего, неосмотрительным.
— Ну, и что мы будем делать? Как мы это остановим?.. — спросил он.
А затем они услышали это.
В космосе не бывает звуков, но они услышали это. Возможно, Эксха'Дам был окружен чем-то вроде атмосферы, или нуль-поле обладало способностью передавать звуковые колебания, Вир не знал, да это было и неважно. Важно то, что раздался оглушительный грохот, который словно заполонил все вокруг них.
Казалось, будто их захватило ударом мощнейшего урагана. Не то, чтобы их начало бросать из стороны в сторону, но раздававшийся повсюду грохот заставлял Вира чувствовать себя так, будто все его зубы собираются вот-вот выпрыгнуть из его рта. Хотя, нет... Пожалуй, и того хуже. Будто его череп собирается вылететь вон из его головы.
Облако Смерти пришло в движение.
— Вот и ответ на твой вопрос, мистер Котто, — мрачно сказала Гвинн. — Мы не остановили это.
— Создание Облака Смерти не было близко к завершению, — сказал Финиан изменившимся голосом, поскольку не в силах был скрыть ужас, вызванный внезапным открытием страшной правды. — Оно уже было завершено. Им оставалось лишь привести его в действие. Если бы Тени сделали это во время войны...
— То мы были бы к этому готовы! — воскликнул Вир, поддавшись панике. — Ворлоны помогли бы нам спастись! Уж лучше бы они использовали его в тот раз. Тогда у нас были бы хоть какие-то шансы противостоять ему! А сейчас шансов нет никаких!
— Вир...
— Я... Прости, Кейн, — Вир сумел-таки взять себя в руки. Он глубоко вздохнул, напомнил себе, что сейчас абсолютно не то время, чтобы позволить себе распуститься. Гвинн просто констатировала очевидный факт. Они не остановили Облако Смерти. Оно двигалось в окружении флота Дракхов, и уже выходило за пределы нуль-поля.
— Они собираются провести испытания, — внезапно сказал Вир.
— Что? — не поняла Гвинн.
Но Финиан тут же горячо поддержал Вира.
— Да. Да, готов поспорить, что Вир прав. Какими бы ни были их планы по использованию этой штуковины, они не станут сразу же напрямую посылать его на поле боя. Сначала они проведут испытания. Кейн, мы уже отследили, где находимся?
Кейн кивнул, глядя на схему расположения звезд, которая возникла, надо полагать, по его команде на ближайшем экране.
— Мы находимся вблизи системы Далтрон. Здесь есть один обитаемый мир... седьмая планета от звезды, население около трех миллиардов. Находятся на начальной стадии освоения космических технологий.
— Мы должны предупредить их, — сказал Вир.
Гвинн покачала головой.
— Нам не успеть добраться туда вовремя. А если пошлем предупредительный сигнал, Дракхи перехватят его, и поймут, что мы здесь. Мы утратим преимущество внезапности.
— Мы вовсе не должны просто послать им предупредительный сигнал! Мы должны убедить их начать...
— Начать — что? — холодно возразила Гвинн. — Экстренную эвакуацию? Вир, планета — это не круизное судно, с которого можно попрыгать в спасательные шлюпки, когда придет беда. К тому же, ты сам слышал: освоение космических технологий находится на начальной стадии. У них нет кораблей ни для защиты, ни для бегства. И даже если бы мы смогли сообщить обо всем Альянсу, они слишком далеко. Им не успеть. Никому не успеть.
Вир не знал, что приводит его в большее расстройство: то ли безысходность ситуации, то ли хладнокровие и бесстрастность Гвинн. Не выдержав, он взорвался:
— И что, вас это совсем не волнует?
— Волнует? То, что я не в силах предотвратить? Нет, мистер Котто. Такие вещи меня совсем не волнуют. Я предпочитаю думать лишь о том, что я могу предотвратить. Например, о возможном окончании строительства еще одного планетоубийцы.
— Еще одного?
— Да. Примерно вот такого, — и Гвинн протянула руку, указывая Виру на обзорный экран.
Вир почувствовал, что у него сводит желудок. Там, в отдалении, были видны некие строительные конструкции. Зная теперь, как выглядит Облако Смерти, Вир сразу понял, для чего они могут предназначаться. Эти конструкции окружали второго и третьего планетоубийцу. Среди них шныряли какие-то корабли.
— Они быстро учатся, эти Дракхи, — безрадостно констатировал Финиан.
— Это лишь роботы-строители, или аналогичные машины, которые они уже успели привести в действие, — сказал Кейн. — Не думаю, что слишком много Дракхов осталось надзирать за ними. — Он помолчал, а затем добавил. — Я проведу нас внутрь.
Вир не сразу осознал смысл сказанного Кейном. Но осознав, вновь внутренне содрогнулся. Они собирались проникнуть в Эксха'Дам, с совершенно очевидной целью: разрушить его.
— Я засек несколько основных источников энергии, — продолжил Кейн.
— Я думал, наши сенсоры не работают.
— Не работают с внешней стороны нуль-поля, Вир. Но теперь, когда мы проникли внутрь поля, оно нам больше не помеха. Я подведу корабль к ближайшему входу... или, по крайней мере, к тому, что мне представляется входом. Однако, все равно, как я полагаю, мы окажемся достаточно далеко от тех мест, где сейчас могут находиться Дракхи. Если повезет, мы сможем забраться внутрь и выбраться обратно без особых проблем.
— А как насчет каких-нибудь защитных устройств? — спросил Вир. — Несомненно, Тени должны были напичкать ими...
— Вовсе не обязательно, мистер Котто, — перебила его Гвинн. — нуль-поле, несомненно, самым эффективным образом предотвращало обнаружение базы. А в том маловероятном случае, если бы кто-то сумел пробраться сквозь поле, сами корабли Теней более чем успешно справились бы с любым незваным гостем. Так что на самом деле более вероятно, что они не видели необходимости встраивать какие-либо дополнительные ловушки в конструкцию базы.
— А если все-таки встроили? — не смог удержаться от вопроса Вир.
На этот раз ему ответил Финиан:
— К счастью, у нас есть отличный план, как справиться с любой ловушкой, которая может поджидать нас на пути.
— Да? В самом деле? — похоже, Вира несколько воодушевила эта новость. — И что же это за план?
— Мы пошлем тебя первым.
Вир, опешив, уставился на Финиана, и на мгновение заметил лукавый блеск в его глазах. Однако только на мгновение, а затем взгляд техномага вновь стал серьезным. Хотя Виру очень бы хотелось, чтобы все это оказалось лишь шуткой.
— Меня другое волнует, — резко сказал Кейн. — Предположим, что нам удастся выбраться отсюда живыми... тогда, если допустить, что какие-то Дракхи все-таки остались на Эксха'Даме, с нашей стороны будет большой глупостью, если мы позволим им увидеть лицо мистера Котто. Что знает один Дракх, то со скоростью мысли становится известно и всем остальным. И вовсе незачем им знать своих противников в лицо. Вир... Мне необходимо скрыть твою внешность. Ты готов?
Вопрос прозвучал несколько неожиданно. Вир помедлил мгновение, затем кивнул. А еще затем, занервничав, спросил:
— А это больно?
— Вряд ли.
Откуда-то из недр своего плаща Кейн вытащил черную маску с веревочными завязками и вручил ее Виру. Вир несколько удрученно посмотрел на нее.
— А получше у тебя ничего нет?
— Или ты предпочитаешь просто ящик вместо головы? — поинтересовался Кейн.
— Может, еще голосование устроим? — спросил Финиан. — Потому что если нужно выбирать, что ему одеть...
— Нет, не стоит, — Вир со вздохом натянул маску и решил, что, да, определенно, он отнюдь не в восторге от того, что считается юмором у техномагов.
* * *
Тот факт, что проникнуть в Эксха'Дам действительно оказалось так просто, как они и рассчитывали, казалось бы, должен был несколько уменьшить опасения Вира Котто. Но ничего подобного. Наоборот, у Вира окрепло убеждение, что катастрофа неминуема. Он пришел к выводу, что с каждой секундой шансы на то, что их обнаружат, все возрастают, и если их не нашли до сих пор, значит, все меньше времени остается до того момента, когда их все-таки засекут.
Тем не менее, техномаги вели себя так, будто пребывали в полной уверенности, что их не обнаружат. И Вир не мог не восхищаться уверенными действиями Кейна. Он провел их маленькое судно по хитросплетению внутренних путей базы, становившихся чем дальше, тем все уже и уже, до тех пор, пока дальнейший полет не перестал быть возможным. В отличие от высказанной ранее шутки Финиана насчет того, что Вир будет служить им в качестве ходячего ловушкоискателя, теперь трио послушников вполне серьезно предложило ему остаться на борту корабля.
Вир энергично замотал головой.
— Я намерен довести это дело до конца, — решительно заявил он. — Кроме того, если объявятся Дракхи и решат выяснить, кто же сидит в этом корабле... нет, уж лучше мне попытать счастья c вами, чем без вас.
— Очень хорошо, — коротко ответил Кейн.
Шлюз, ведущий наружу, открылся, и Вир едва не задохнулся от хлынувшего внутрь воздуха. Как бы абсурдно это ни звучало, каким бы нелепым ни казалось даже ему самому это предположение, но... сам воздух здесь был пропитан запахом Зла. Вир понимал, что это абсурдно. Абстрактные моральные концепции не могут отражаться в химических формулах состава атмосферных газов. Конечно, Вир мог наградить затхлый воздух любым эпитетом, какой счел бы подходящим. Но как ни крути, не могло быть вариантов, чтобы воздух сам по себе был злым.
И все-таки он был таковым.
Не то, чтобы запах был слишком мерзким. Но когда Вир попробовал набрать этот воздух в свои легкие, то почувствовал, как тьма проникает не только в его тело, но и в саму его душу. Ему захотелось вытолкнуть прочь этот кислород. Захотелось, чтобы его стошнило, чтобы избавиться от той мерзости, что проникла в его кровеносную систему. Его охватило желание каким-нибудь образом захватить корабль, и рвануться напролом прочь из этой адской обители Теней, так быстро, как только возможно.
Усилием воли Вир все-таки заставил себя последовать за тремя начинающими магами со слабой надеждой, что, может быть, это все-таки не самая страшная, и не самая последняя, ошибка в его жизни.
Стены здесь мало походили на творение чьих-либо рук, более напоминая стены какой-нибудь естественной подземной пещеры. По пути Вир то и дело натыкался на них ладонями, и каждый раз быстро отдергивал руку. От стен веяло лютым холодом. Впрочем, и здесь дело было не только в этом. При каждом прикосновении стены словно начинали вытягивать из Вира тепло. Хорошо еще, что этот эффект проявлялся лишь при непосредственном соприкосновении.
Кейн, Гвинн и Финиан двигались вперед столь уверенно, что Вир с трудом поспевал за ними. Проходы переплетались, образуя запутанный лабиринт, но техномаги с легкостью находили в нем путь. Вир очень завидовал им. И даже вопрошал в глубине души, уж не прозевал ли он свое истинное призвание. Может быть, ему самому следовало бы стать техномагом. И тогда, вместо того, чтобы бороться с паникой, возникавшей от одной только мысли об этих колдунах, магия которых базировалась на научном фундаменте, он сам был бы одним из них и сам нагонял дрожь на... ну, на людей, подобных ему.
Всего на одно мгновение Вир позволил себе поддаться этой сладостной мечте. Улыбнувшись, он завернул за угол... и обнаружил, что техномаги исчезли.
— Ох, только не теперь, — тихо простонал он.
Впрочем, на этот раз Вир был абсолютно уверен, что они исчезли не для того, чтобы просто остаться незамеченными. Скорее, дело было в чем-то более прозаичном, а именно, в том, что, размечтавшись, он не туда повернул и оказался с техномагами в разных коридорах. Но это вовсе не означало, что все пропало, поскольку у Вира было некоторое представление о том, в какую сторону они направляются.
В общих чертах концепция была такова. Они добираются до главного генератора энергии и, предположительно, взрывают его к чертям, а затем каким-то образом сматываются. Если повезет, то такой взрыв мог бы вывести из строя всю базу Теней... и, в совсем уж идеальном случае, оставить им достаточно времени, чтобы сделать ноги прежде, чем катастрофа охватит всю базу целиком.
А найти этот главный генератор, по всей видимости, будет не слишком сложным делом. Вир довольно хорошо слышал в отдалении постоянный вибрирующий гул, который к тому же медленно пульсировал с такой регулярностью, словно там находилось сердце некоего живого организма. Вир недолго думая попросту и направился в сторону источника этого гула.
Похоже, техномаги были правы во всем. Их появление не подняло на базе тревоги, им не встретились никакие неожиданные ловушки. По всей видимости, Тени были слишком уверены в своих силах.
Вир размышлял об этом как раз в тот момент, когда, повернув за угол, столкнулся нос-к-носу с Дракхом, который шел ему навстречу.
Виру моментально вспомнилось, как, будучи ребенком, он во время похода в лес внезапно столкнулся нос-к-носу с диким зверем. Вовсе не со свирепым хищником, но все же с диким зверем, своим в этом лесу, в котором Вир был чужаком. А потому зверь, несомненно, обладал определенными преимуществами. К счастью, в этот самый момент из-за спины своего остолбеневшего сына вдруг материализовался отец Вира, который сказал, спокойно и уверенно:
— Не волнуйся. Зверь точно так же испуган встречей с тобой, как и ты встречей с ним.
Именно так случилось и теперь. Дракх был застигнут врасплох. Все опасения Вира насчет того, что он, возможно, включил нечто вроде сигнала тревоги, развеялись при первом же взгляде на лицо противника. Его выражение с полной очевидностью говорило, что Дракх никак не рассчитывал, что может встретить здесь чужака; он просто шел по своим делам, и вдруг обнаружил, что стоит лицом к лицу с незваным гостем.
Вир, таким образом, на мгновение получил преимущество внезапности. Потому что он, по крайней мере, был готов к тому, что могут возникнуть осложнения, в то время как Дракх был совершенно не подготовлен к встрече. Вир бросил свое тело вперед, оттолкнувшись одной ногой, мобилизовав всю свою силу и храбрость и качнувшись от бедра, как учил его отец, в те времена, когда окрестные мальчишки имели обыкновение колотить его. Его правый кулак врезался прямо в голову Дракха, и Вира поразил болевой шок, пронзивший всю руку от кулака до самого плеча.
Дракх слегка качнулся назад, но иных признаков того, что он почувствовал удар, не проявил.
Поняв, что он оказался в очень неприятной ситуации, Вир отступил на шаг назад, в то время как Дракх, наоборот, двинулся на него, и при этом издал такой ужасающий крик, что Вир словно прирос к полу. Но сразу вслед за этим серокожее чудище вдруг застыло на месте, и его глаза широко раскрылись от изумления. Его взгляд был устремлен в какую-то точку прямо за плечом у Вира.
Если бы Вир умел соображать хоть чуточку быстрее, он бы использовал вновь возникшее на мгновение преимущество. Но вместо этого он просто оглянулся, чтобы посмотреть, что же могло так поразить Дракха. И в то же мгновение почувствовал, что кровь заледенела в его жилах.
У него за спиной стояла Тень.
Вообще-то, Виру никогда не доводилось наяву встречаться с Тенями, разве что в самых мрачных эпизодах своих самых мрачных ночных кошмаров, и все же он сразу понял, что видит перед собой воина Теней, в тот же самый момент, как тот вынырнул из мрака. Он услышал вопль в своей голове, словно вскрикнули разом тысячи душ, отправленных на адские муки, и одновременно раздался скрежещущий звук, возникающий при передвижении когтистых лап по каменному полу.
На лице Дракха отразилась смесь изумления и радости, и он замер, явно ожидая от Тени чего-то типа приказа. И в этот момент голова Дракха вдруг резко дернулась, поскольку две руки вдруг схватили ее за виски. Глаза чудища вновь округлились, на сей раз от недоумения, почему Тень не приходит к нему на выручку.
А затем Тень исчезла. Она не скрылась в сумраке, из которого прежде возникла; она просто исчезла. Дракх не понял, что же такое произошло, да у него и не было на это времени. Он потерял сознание и начал оседать на пол, и тогда Вир увидел Гвинн, стоявшую за спиной у Дракха. Ее длинные тонкие пальцы отпустили голову Дракха, и тело этого слуги Теней шлепнулось на пол с очень порадовавшим Вира глухим стуком.
— Я... потерялся, — запнувшись, сказал Вир.
— Конечно, — ответила Гвинн, тоном, который ясно свидетельствовал, что она терпеть не может дураков. Вир чувствовал себя именно таким дураком, и потому вполне мог понять ее раздражение. — Идем.
Вир последовал за Гвинн, и на сей раз держался как можно ближе к ней, так что несколько раз даже наступил ей на пятки.
Туннели, по которым они проходили, похоже, становились все шире, а шум впереди — все громче. Вир прищурился от внезапно ставшего слишком ярким освещения, и неожиданно решил поинтересоваться:
— Кейн заявил, что он "видел" все это, когда доказывал, что мы обязаны проникнуть сюда. Что он имел в виду?
Гвинн промолчала в ответ.
— У него что... было что-то вроде психического видения? Так? Он каким-то образом заглянул в будущее?
— Не стоит, — сурово обратилась к нему Гвинн, — слишком далеко совать свой нос в дела магов. Ответы на твои вопросы могут тебе не понравиться.
— Не совать свой нос?! — Вир едва сдержался, чтобы не нагрубить. — Если ты до сих пор этого не заметила, то я уже по уши увяз в делах магов! Так что прости меня, но я имею полное право задать вам парочку вопросов.
— Так и быть, — лукаво ответила Гвинн. — Я дарую тебе прощение.
Вир на мгновение застыл на месте и спросил себя, не напрасно ли он вообще побеспокоил ее.
Тем временем они миновали высоко вознесшуюся над их головами арку. Источник гула, который стал теперь настолько оглушительным, что Вир даже начал волноваться, сможет ли он в случае чего обойтись в дальнейшем без слуха, определенно находился совсем неподалеку.
Зал в котором они очутились, оказался огромным. Но никакого генератора в нем видно не было. Вокруг повсюду возвышались колонны, вот только никакой симметрии в их расположении не наблюдалось. Их ряды то, казалось, сходились друг с другом, то вдруг разбегались в разные стороны. Вир решил, что больше всего это похоже на гигантскую паутину, сложенную из камня... вот только камнем этот материал не был. Колонны были сложены из какого-то пористого черного материала, который слабо светился изнутри голубоватым сиянием.
— Кейн! Финиан! — Позвала Гвинн, и два ее компаньона появились из разных частей энергоблока.
— Вир натолкнулся на Дракха. Очевидно, не все они собрались на другом конце базы, как мы надеялись.
— Значит, нам стоит поторопиться, — резонно заметил Кейн.
— Ну и ладно, и что же нам в таком случае делать? — спросил Вир. — Могли бы вы... ну, не знаю, махнуть рукой, что ли, и взорвать это место?
— Боюсь, что нет. Наши технологии не предназначены для разрушения. С их помощью мы можем только созидать.
Глаза Вира округлились.
— Вы шутите.
Однако Кейн и Гвинн кивком подтвердили слова Финиана.
— Ну, хорошо, — пробормотал Вир. — А как насчет того, чтобы использовать ваши способности, чтобы создать на месте этой базы огромное пустое пространство?
— Вир, этим должен заняться ты.
— Я! — Вир, раскрыв рот, уставился на Кейна. А затем, поняв, что возражать бесполезно, взмахнул руками и спросил. — Ну ладно, ладно. Отлично. И что же я должен делать?
— Взорвать все это.
— Как?
— Как можно быстрее.
И Кейн указал пальцем куда-то за спину Вира.
Вир, предчувствуя, что лучше бы ему этого не делать, все-таки обернулся.
И увидел, что там уже стоят несколько Дракхов, и все новые продолжают подходить из разных боковых коридоров. Их было уже, должно быть, с дюжину, а может быть, и больше, ближайшие из Дракхов, вошедшие через ту же арку, откуда появились Вир и Гвинн, находились всего ярдах в двадцати от них.
— Возможно, у нас проблемы, — пробормотал Финиан.
Вир решил, что техномаг несколько приукрашивает действительность. На них быстро надвигалась сплошная темно-серая масса, подобно океанской волне, и при виде ее Вир начал пятиться.
А потом Вир обнаружил, что и он, и техномаги вместе мчатся куда-то сломя голову.
А потом они повернули куда-то. А потом еще, и еще.
Вир не знал, куда ему смотреть, но, похоже, то же самое чувствовали и Дракхи. Потому что внезапно весь зал оказался наполнен многочисленными Вирами и техномагами, и теперь уже никто не мог разобрать, куда смотреть, и кто есть кто.
— Быстрее! Быстрее! — шептал Кейн, подталкивая Вира в спину, чтобы заставить его еще ускориться. А затем техномаги вдруг рассыпались в разные стороны, и внезапно Вир оказался один посреди толпы.
Дракхи за все это время не издали ни звука, но тем не менее, оказавшись в центре хаоса, двигались в унисон друг с другом. В руках у них появилось что-то вроде миниатюрных пистолетов, но Вир не мог толком разобрать, что же это такое на самом деле. Это оружие очень напоминало обычные бластеры, но все-таки несколько отличалось от них.
Внезапно Вир почувствовал резкое движение воздуха, и что-то маленькое и предположительно смертельное просвистело возле самого его лица, промахнувшись мимо буквально на волосок. С металлическим лязгом снаряд вонзился в стену позади Вира, и голова его машинально обернулась вслед, чтобы увидеть, что же это было и где оно окончило свой полет. Просвистевший мимо него снаряд оказался похож на небольшой металлический дротик, длиной примерно с палец, он был тонким, острым и смертельно опасным. Он вонзился в камень, как жук в паутину, и до сих пор дрожал после этого столкновения.
Вир не мог не оценить по достоинству качество иллюзий, созданных техномагами. Если бы настоящий Вир был единственным из Виров, поддавшимся ужасу, его легко бы вычислили. Но вместо этого все многочисленные Виры сломя голову носились по залу с одинаковым выражением страха и трепета на лице. Некоторые из них даже были поражены дротиками и двигались, как и подобает смертельно раненым. Благодаря тому, насколько естественно они скрючивались, шатались и спотыкались, ни об одном из смертоносных дротиков нельзя было сказать наверняка, застрял ли он в материальном теле, или пролетел, не причинив вреда, сквозь иллюзию. Вир даже представить не мог, насколько сложной должна быть технология, позволяющая создавать такие совершенные голограммы.
Да и времени на размышления у него не было. Вместо этого требовалось сконцентрироваться на одном и только на одном: выйти из этой безумной свистопляски в таком состоянии, когда его голова по-прежнему будет покоиться на его шее.
И надо было выполнить поручение техномагов. Петляя по этому странному залу, Вир пытался по пути заметить что-нибудь вроде уязвимого места. Не то чтобы он понимал, что он будет делать дальше, если такое место все-таки отыщется. Вряд ли он увидит там щит с надписью: "Нажмите эту кнопку, если вы хотите разрушить Базу Теней".
Вир кинулся налево, потом направо, снова направо... и внезапно обнаружил, что находится, похоже, уже в совсем другой зоне. Слышно не было по-прежнему ничего, кроме оглушительного гула генерируемой энергии, но зато он увидел здесь нечто весьма интересное. Пульт управления всегда выглядит именно как пульт управления, какая бы технология ни была применена при его создании, именно это пришло сейчас Виру в голову при виде того устройства, перед которым он оказался. Что еще более важно, неподалеку он увидел парящее в воздухе голографическое изображение объекта, который он узнал сразу: это было одно из Облаков Смерти, строившихся рядом с Базой. С ужасом Вир осознал, что этот планетоубийца находится уже на заключительной стадии создания, возможно, даже практически готов.
Маленькие строительные роботы шныряли вокруг него, демонстрируя хорошо скоординированную бурную деятельность. Но они, однако, действовали не совсем сами по себе. За ходом строительства надзирал Дракх, следивший, чтобы каждый из многочисленных роботов выполнял предписанную ему миссию эффективно и без сбоев.
Вир понял все это, потому что Дракх сидел прямо здесь, перед ним, выполняя свою работу. Он обернулся и увидел Вира, и пару мгновений они молча глазели друг на друга.
А затем Дракх издал злобный рык, и из складок своего одеяния выхватил устройство, которое Вир мгновенно идентифицировал как дротикометательное оружие.
Реакция Вира была чисто машинальной. Будь у него время на размышления, он бы, наверно, даже и не вспомнил, что в кармане у него лежит камень. Но сейчас он с удивлением обнаружил, что камень, мгновение назад лежавший позабытым в его кармане, вдруг оказался у него в кулаке, и как раз когда Дракх начал поднимать руку со своим оружием, Вир уже изо всей силы метнул в чудище свой снаряд. Камень ударил по голове Дракха, и тот, издав яростный вой, повалился назад себя. В падении палец его судорожно нажал на спусковой крючок, и дротик вонзился прямо в грудь самого Дракха. Последний сдавленный протестующий хрип раздался из ротового отверстия слуги Теней, и он затих.
Все это произошло настолько быстро, что Вир не успел даже испугаться. Воцарившееся вокруг спокойствие подсказало ему, что техномаги, по-видимому, увели Дракхов в противоположном направлении. Он переступил через упавшего и быстро подошел к пульту управления. Некоторое время он рассматривал его, пытаясь понять, что есть что. Роботы, занимавшиеся сборкой Облака Смерти, остановились, болтаясь в космосе в ожидании новых инструкций.
— Сюда.
Вир непроизвольно подскочил от звука голоса Кейна, прозвучавшего, казалось, непосредственно в его ухе. Кейн стоял прямо у Вира за плечом, также изучая пульт управления. На его лице не было заметно никаких признаков замешательства — Вир готов был поклясться, что Кейну все это уже хорошо знакомо. Он указал на несколько кнопок в определенной последовательности:
— Сюда... Потом сюда... А потом положи руки вот здесь и просто скажи ей, что ты от нее хочешь. Она отзовется.
— Ты уверен? Я ведь не Дракх...
— От тебя не требуется быть Дракхом. Тени проектировали эту станцию таким образом, чтобы управлять ею было максимально просто. Даже самая невежественная личность, после самой скромной тренировки, в состоянии справиться с этим.
— Ох. Отлично, — вообще-то, нельзя сказать, что выслушав эту информацию, Вир чувствовал себя польщенным, но и принимать позу оскорбленного времени не было. Он прикоснулся к кнопкам в том порядке, как указал ему Кейн, и положил руки на нужную панель. Поначалу, казалось, ничего не происходит, несмотря на то, что Вир постарался так сконцентрировать свою волю, что его затылок, казалось, вот-вот лопнет.
— Просто помни о том, кто здесь теперь отдает приказы, — посоветовал ему Кейн.
Вир кивнул, а затем понял, что испытывает трудности с тем, чтобы просто сфокусировать свои мысли на том, чтобы выбрать нужные приказы — возможно, из-за того, что чересчур нервничал. Надо с чего-то начать. Роботы мешали ему толком разглядеть Облако Смерти.
— Пошли вон, — твердо приказал им Вир, и, действительно, роботы начали разлетаться прочь от Облака Смерти.
Но роботы, конечно, не были основной заботой Вира. Он отдал команду им в какой-то мере просто для пробы, как подготовку к более масштабному, а в идеале, даже финальному приказу. Он набрал полную грудь воздуха, а затем приказал Облаку Смерти:
— Выдвинуться на позицию для атаки.
Сначала показалось, что ничего не происходит, но затем Облако Смерти начало плавно и грациозно скользить вперед, обволакивая дальний конец Эксха'Дама, настолько четко выполняя маневр, что можно было подумать, будто Вир всю жизнь тренировался управлять Облаком Смерти.
Это помогло ему успокоить нервы, сфокусировать все свое внимание на дальнем конце Базы Теней, а затем тихим и спокойным голосом отдать короткий приказ:
— Огонь.
И ничего.
Вир сразу подумал, что, должно быть, Облако Смерти все-таки было еще слишком далеко от завершения и не оснащено взрывными компонентами оружия. Ведь и в самом деле... как это может быть? Когда они первый раз заметили это Облако, оно, на первый взгляд, представляло собой не более чем голый остов. При всей мощи передовых технологий Теней, казалось просто немыслимым, чтобы какое-нибудь оружие массового уничтожения могло быть приведено в боеготовность за такой короткий...
И в этот момент Облако Смерти слегка вздрогнуло: его орудия дали залп — прямо по дальней части Базы Теней. Даже несмотря на огромное расстояние, отделявшее их от зоны разрушений, Вир почувствовал, как задрожала База от нанесенного удара.
Последовали новые удары и новые залпы по Базе, поскольку Облако Смерти, действуя теперь по командам некоей заложенной в него автоматической программы, постепенно перелетало от одного уцелевшего куска базы к другому. Затем, на голографическом изображении, Вир увидел, как новые взрывы начали происходить уже внутри самого Эксха'Дама. Вибрация становилась все более сильной, несмотря на то, что зона опустошений по-прежнему находилась за многие и многие мили от них.
— Теперь самое время уходить, — сказал Кейн таким спокойным голосом, что можно было подумать, будто разрушение базы не в состоянии никак задеть его.
Вир кивнул головой.
— Да... Да, наверно, ты прав.
Он повернулся, чтобы отправиться в обратный путь, но Кейн внезапно отпихнул его в сторону. Вир полетел на пол, удивляясь, что же такое происходит, почему Кейн внезапно набросился на него. А затем услышал какой-то шорох, некое "пфффт" в воздухе, а за ним еще, и еще. Он приподнялся слегка и стал озираться по сторонам, чтобы понять, что же происходит.
Кейн стоял, с изумлением глядя вниз, на свою грудь, из которой торчало три дротика. Кейн оттолкнул Вира в сторону, должно быть, именно тогда, когда каким-то чудом ухитрился заметить выстрел и принял на себя первый дротик, предназначавшийся, очевидно, Виру. Второй и третий дротики все еще колыхались, видимо, только что вонзившись в грудь техномага. Вир, к своему ужасу, сразу увидел, в чем была их ошибка: лежавший на полу Дракх, которого они сочли убитым, все еще пытался дергающимися пальцами удержать свое оружие.
Все это произошло с молниеносной быстротой, и у Кейна не было времени ни увернуться, ни произнести какое-нибудь спасительное заклинание. Он попытался опереться на посох, но вместо этого, теряя силы, опустился на колени, а Дракх обратил свой взор на Вира. Тот, в отчаянной попытке спастись, бросился в сторону, а Дракх выпустил еще два дротика. Дротики пролетели мимо, но Вир оступился, рухнул на пол, и вдруг обнаружил, что смотрит прямо глаза-в-глаза лежавшему на полу Дракху. Чудище пошевелило лапой, сжимавшей оружие, и вот уже в глаза Виру смотрело дуло дротикометателя.
— Я не могу умереть, — прошептал Вир. — Ведь Лондо именно так выразился. Я неуязвим.
Но Дракху было глубоко наплевать на Судьбу, на центаврианские предвидения, на Лондо Моллари. Он нажал на спусковой крючок. Оружие в ответ издало странный насмешливый звук — тот, который до ужаса хорошо знаком солдатам всех армий всех цивилизаций. Этот звук означал, что боеприпасы кончились.
Дракх произнес некое слово, и Вир не сомневался, что на его родном языке оно означало самое страшное проклятье. А потом Дракх попытался встать на ноги. Но в этот момент комнату свирепо тряхнуло, и Дракх снова шлепнулся на спину. На этот раз он уже не поднялся. Чудище издало звук, который вполне можно было расценить как предсмертный хрип, и голова его бессильно откинулась набок.
Кейн все еще стоял на коленях, и в растерянности смотрел на металлические штыри, торчавшие из его груди. Схватив техномага, Вир стал пытаться поднять его на ноги с криками:
— Идем! Скорее! Назад на корабль!
— Не думаю... что у меня это получится, — тихо отозвался Кейн.
— Ах, вот как! — заорал на него Вир. — Ну, а я не думаю, что у меня получится вернуться к твоим техноприятелям и сообщить им, что я бросил тебя здесь! Потому что в этом случае последнее, что я узнаю в жизни, будет то, что если бы я все-таки дотащил тебя, то, возможно, они смогли бы тебя спасти! А потом я обнаружил бы, что моя голова подарена кому-то в качестве сувенира и используется вместо шляпы! Нет уж, спасибо!
Кейн попытался еще что-то сказать, но Вир не слушал его. Проявив удивительную физическую силу, наличия которой он в себе никак не ожидал, Вир поднял Кейна на ноги и потащил, накинув одну руку мага себе через плечо, чтобы обеспечить поддержку. Они выбрались из командной рубки и поплелись по коридору, и Виру даже думать не хотелось о том, что будет, если они опять встретят какого-нибудь Дракха, потому что на этот раз у них нет уже совершенно никакой защиты.
Кейн слабел с каждой минутой, и Вир подумал про себя, надеясь в глубине души, что какое-нибудь божество все-таки захочет прислушаться к его мыслям: "Пожалуйста. Пожалуйста, дай нам вернуться на корабль без каких-нибудь новых проблем. Ну, пожалуйста".
Они завернули за угол, и там стоял Дракх. Вир замер, едва не выпустив Кейна от неожиданности. Уголком глаза он заметил, однако, что у Кейна на лице появилась мрачная усмешка, и подумал на мгновение, уж не привело ли ранение к тому, что техномаг лишился рассудка.
Но тут Вир понял, что Дракх почему-то не двигается и не реагирует на их появление. Он не видел Вира и Кейна, хотя они стояли прямо там, куда был направлен его пустой взгляд. А затем Дракх осел на пол, и позади него оказалась Гвинн.
— Мы тут потолковали немножко с этим Дракхом, — сообщила она.
И тут Гвинн заметила состояние Кейна, и ее темные глаза округлились. На мгновение с нее слетел налет невозмутимости, но она смогла быстро взять себя в руки. Бросившись к Кейну, Гвинн подхватила его вторую руку, набросив ее себе на плечо. Теперь они с Виром вдвоем помогали Кейну добраться до корабля, действуя слаженно, хотя и не обменявшись ни единым словом. Базу трясло все сильнее, и в конце концов рядом с ними откуда-то вырос Финиан. Он бросил взгляд на Кейна, но тоже не сказал ни слова.
Они полувбежали, полувскарабкались в корабль, и шлюз позади немедленно закрылся.
— А как же остальные Дракхи! — выкрикнул Вир.
— Если ты еще не заметил, мистер Котто, это место вот-вот взорвется, — съязвила Гвинн.
— Я знаю. Я сам это и устроил.
— Поздравляю, — совсем не поздравительным тоном сказал Финиан, усаживаясь за пульт управления. Все свое внимание он сосредоточил на том, чтобы поскорее привести корабль в движение, разве что бросал то и дело тревожные взгляды на Кейна. Кейн, в свою очередь, уставился на дротики в своей груди с таким видом, будто изучал тело какого-то постороннего пациента.
— Выньте из него эти штуки! Разве вы не можете ему помочь? Махните своей волшебной палочкой или чем там еще! — кричал Вир со все возрастающим волнением. Больше всего его сбивало с толку то пугающее спокойствие, с которым действовали сейчас послушники.
Гвинн некоторое время глядела на Вира с таким видом, будто собиралась объяснить ему нечто огромной важности. Но, очевидно, изменила свои намерения, и вместо этого молча склонилась над Кейном, осматривая дротики. А затем подняла глаза, взглянув Кейну прямо в лицо, и просто покачала головой. На лице Кейна была печаль, словно он чувствовал себя виноватым перед Гвинн.
Вир хотел броситься вперед, но тут корабль рванулся с места, как дикий зверь. Финиан управлялся с судном далеко не так спокойно и уверенно, как Кейн. Его челюсти были сжаты в мрачной решимости, и он прокричал сквозь зубы:
— Держись!
Вир, который к этому времени уже валялся в дальнем конце корабля на груде чего-то, оказавшегося, к счастью, не слишком жестким, решил, что этот совет последовал в классических традициях — "хорошая мысля приходит опосля".
На обзорном экране он видел быстро удалявшуюся Базу Теней, а затем неожиданно она полностью исчезла. Сначала Вир не понял, что произошло, но затем вспомнил: нуль-поле. Они вынырнули из него, и база скрылась, исчезнув назад в свою защитную невидимость.
Одновременно Вир увидел на обзорном экране место их назначения. Зона перехода была перед ними прямо по курсу, и, чувствуя приближение корабля, оживала, вспыхивая огнями.
За мгновение до того, как корабль прошел в открывшиеся врата, они увидели позади себя, как нуль-поле внезапно раскрылось. Огромные куски Эксха'Дама разлетались в разные стороны. Но Вир успел заметить еще и фрагмент разрушенного планетоубийцы, разорванного на куски силой взрыва, виновником которого он сам и был. Огромный огненный шар, очевидно, подпитываемый начавшейся цепной реакцией и продолжающейся детонацией Эксха'Дама, рос на месте Базы, все быстрее и все шире, так что Вир уже пришел к выводу, что им не успеть ускользнуть от него.
Но в этот момент пространство словно растянулось вокруг них, они миновали зону перехода и неслись по Дымоходу со скоростью, превышающей всякое воображение.
Вир поднялся с пола и быстро подошел к Гвинн и Кейну. Лицо Кейна было мертвенно-бледным, его глаза затуманились.
— Сделайте же что-нибудь! — снова пристал Вир.
Гвинн не выдержала:
— Ты думаешь, я не сделала бы уже что угодно, что было бы в моих силах! — сердито воскликнула она. — Если бы только можно было помочь ему... Если бы можно было избежать всего этого...
Какие-то нотки, прозвучавшие в голосе Гвинн, натолкнули Вира на догадку:
— То, что он "видел"... То, что, по его словам, он видел... он ведь знал, что сумеет уничтожить Базу Теней лишь ценой собственной гибели, не так ли?
— Да, — тихо ответил Кейн. — Конечно, я видел не все. Но достаточно. И это сработало.
— А все ли из вас...
— Видят будущее? Видят события, которые еще не произошли? Нет, Вир. Лишь некоторые. Некоторые из числа исключительно опытных техномагов, адептов высшей ступени... Но чтобы послушник? — Гвинн покачала головой и взглянула на Кейна едва ли не с благоговением. — Такого еще не было никогда. На нем лежит благословение.
Вир беспомощно взмахнул руками.
— И это вы называете благословением? Великий Создатель, да хотя бы вытащите из него эти штуки!
— Слишком... поздно, — прошептал Кейн. — Не выйдет ничего... только много-много крови. Вир... тебе надо знать... ты должен знать... только ты можешь остановить...
Вир склонился к Кейну.
— Что остановить?
На мгновение взгляд Кейна прояснился.
— Не беспокойся. Ты уже знаешь.
— Что? Я... Я не понимаю.
Он с трудом сумел разобрать ответ Кейна:
— Это хорошо. Я... обожаю загадки.
Тень улыбки застыла на лице Кейна, его голова упала набок. Он был мертв.
Вир вздохнул.
— Тебе это удалось, — сказал он, наклонился и закрыл глаза Кейна.
— — — — — Глава 4 — — — — —
Они вынырнули из гиперпространства, и увидели, что на огромной скорости несутся прямо к поверхности К0643. Финиан едва успел вздернуть нос корабля, чтобы избежать катастрофы, и судно взмыло вверх почти по вертикали, словно ракета "земля-воздух".
— Что-то не так! — крикнул Финиан.
— Ох, а теперь что? — спросил Вир, размышляя, сколько еще испытаний он сегодня в состоянии вынести. Он пытался хоть как-нибудь отвлечься от созерцания лежавшего на полу трупа Кейна. Гвинн по-прежнему стояла рядом с погибшим и, склонившись над ним, нежно провела ладонью по его щеке.
— Это не мы! Это зона перехода!
Вир сразу заметил, о чем говорит Финиан. Раскрытые врата по-прежнему искрили энергией, но теперь гораздо более свирепо, чем прежде. Вся конструкция ходила ходуном, на ней появились трещины. Она начинала вспучиваться, содрогаясь от неведомого давления, источник которого был Виру непонятен. А затем колоссальная арка начала разваливаться. Через мгновение ее огромные осколки уже бомбардировали землю в округе. Врата, грохоча, разрушились полностью.
— Избавились от лишних хлопот, — пробурчав, прокомментировал Финиан.
— Но чем это вызвано? — поинтересовался Вир.
— Не чем. Кем, — неожиданно ответил Финиан, выравнивая траекторию корабля. — Гляди.
Видимо, чтобы проиллюстрировать свои слова, он переключил обзорный экран на увеличение, и на нем появилась одинокая личность, стоявшая на вершине скалы. Незнакомец был одет в хорошо уже знакомую Виру длинную робу, на голову надвинут капюшон, правая рука крепко сжимала посох, безошибочно выдававший техномага. Левую руку он упер себе в пояс в несколько вызывающей манере, словно стоя здесь, он уже чересчур долго дожидался появления отставшего от расписания рейсового автобуса.
— Это тот, о ком я подумала? — спросила Гвинн.
— Подозреваю, что да.
— Кто? Кто это? — Вир тоже хотел знать.
Но техномаги не ответили. И, как это ни печально, Вира это совсем не удивило.
Финиан направил судно к подходящей посадочной площадке с внешней стороны раскопок. Глядя на обзорный экран, Вир заметил, что незнакомец в плаще спускается со скалы, чтобы встретиться с ними. Несмотря на многочисленные завалы и обломки, усыпавшие местность, незнакомец быстро приближался к ним уверенной походкой.
По правде говоря, Вир до сих пор не мог поверить в реальность всего случившегося за последние часы. После приключения с Элриком на Вавилоне 5, он жил в приятной уверенности, что никогда не увидит вновь ни одного техномага. (6) И нисколько не жалел о том, что встреча с ними больше не состоится. Но вот теперь он по уши увяз в их делах. И даже начал с мрачным интересом размышлять, не спросить ли про адресок пункта вербовки техномагов, чтобы самому официально записаться в их ряды.
Не успел корабль толком приземлиться, как Гвинн и Финиан уже выстроились, словно почетный караул, ожидая появления встречавшего их техномага. Гвинн аккуратно и почтительно уложила тело Кейна на полу, и сняла свой собственный верхний плащ, чтобы накрыть им убитого. И теперь они с Финианом в нетерпении стояли у двери. Как только она раскрылась, незнакомец в капюшоне вошел внутрь.
Он откинул капюшон, и Вир увидел перед собой довольно странного вида личность. Вошедший был совершенно лысым, с волевыми челюстями и пронизывающим взглядом. В глазах его поблескивало лукавство, словно он давно уже знал страшную тайну, что вся вселенная есть результат космической шутки, изюминкой которой является смерть.
— Гален, — сказал Финиан вместо приветствия и поклонился. Так же поступила и Гвинн.
Гален одним взглядом окинул корабль, мгновенно вникнув в ситуацию, включая присутствие Вира на борту и смерть Кейна.
— Жаль, — сказал он. — У него был потенциал. Итак, — продолжил Гален, обозначая этим конец периода траура, — не соблаговолите ли вы трое... извиняюсь, вы двое... объяснить мне, какого черта, по-вашему, вы здесь делали?
— Я тоже это делал, — вклинился Вир.
— О да, но с тобой особый разговор. Так что не беспокойся. До тебя очередь тоже дойдет.
— Ох. Спасибо. Это утешает.
Гвинн широкими мазками обрисовала картину происшедшего. Тот, кого она назвала Галеном, вполне возможно, был высечен из мрамора, судя по выражению его лица и его реакции на все услышанное. По мере того, как Гвинн продолжала излагать события, он то и дело бросал взгляд на накрытое плащом тело Кейна. Вир, конечно, знал почти все из того, что рассказывала Гвинн. Но был один пункт в ее повествовании, который оказался для него новостью.
— Уже перед самым отлетом, — сказала она, — я сумела схватить Дракха и поставить перед ним несколько вопросов, так, что уклониться от ответов он не смог. Они собираются использовать Облако Смерти...
— Планетоубийца Теней, — сказал Гален, просто чтобы получить подтверждение своей информации.
— Да. Планетоубийцы должны стать сердцевиной боевого флота Дракхов. Они модернизируют свои корабли, готовятся сами, но все же именно планетоубийцы должны окончательно изменить баланс сил в их пользу.
— И каковы их намерения по использованию планетоубийц?
— Дракхи считают, что в уходе Теней виноваты Джон Шеридан и его жена, Деленн, — сказала Гвинн.
Гален медленно кивнул.
— Возможно, поскольку именно Шеридан и Деленн велели им уходить. В конечном счете, нужно отдать должное Теням по крайней мере за умение покинуть пирушку, когда вас об этом попросят. — Слова звучали дерзко, и Вир мог поклясться, что в них добавлено очень много яда. Гален явно ненавидел Теней, и Виру оставалось только гадать, какие страдания лично ему пришлось вынести от их рук... или клешней... или не-знаю-чего. — Как вы думаете, Дракхи последуют их примеру? Уйдут, если их попросить?
— Я сильно в этом сомневаюсь, — сказала Гвинн.
— Я тоже. Что ж, продолжайте. Они обвиняют Шеридана и Деленн...
— И по этой причине намереваются наказать те расы, представителями которых они являются. Дракхи планируют использовать Облако Смерти против Земли. К настоящему моменту они, должно быть, уже провели испытание Облака на Далтроне 7. Если оно функционирует именно так, как я подозреваю, то на этой планете сейчас не осталось никого живого. Ни зверя, ни птицы, ни жука... Никого. Эта судьба уготована и Земле.
При этих словах у Вира одеревенела спина, а заодно и несколько жизненно важных органов. Но бесстрастное лицо Галена даже не дрогнуло. Можно было подумать, что Гвинн доложила ему, будто Дракхи намерены выйти на орбиту вокруг Земли, послать землянам сообщение, полное грязных ругательств, и улететь обратно.
— А как насчет Минбара? — спросил Гален.
— Чума. Они намерены уничтожить сердце Межзвездного Альянса с помощью чумы.
В первый раз тяжесть ситуации отразилась на лице Галена. Такое впечатление, что он знал, как можно разобраться с Облаком Смерти, но биологическое оружие представляло собой неразрешимую проблему.
— Они создали новый вирус чумы? — спросил он.
— Нет. У них нет технологий, позволяющих создавать или выращивать новые вирусы. Дракхи еще не настолько продвинуты. Но в умении копаться в чужом мусоре им нет равных, и они достаточно ловко осваивают новую технику и строительные технологии. Впрочем, повторить процесс создания вирусов, использованный Тенями, им не под силу. Тем не менее, им удалось унести с Эксха'Дама значительный запас уже выращенных микроорганизмов.
— Насколько значительный?
— Вполне достаточный для уничтожения всего населения целой планеты.
К удивлению Вира, Гален вздохнул с облегчением.
— Что ж, значит, нам очень повезло.
Вир не мог поверить своим ушам.
— Повезло! Да они же собираются уничтожить Минбар, а вы говорите, что нам повезло!
— Ну... конечно, только в том случае, если вы не минбарец, — уточнил Финиан. Гвинн взглянула на него с таким грозным видом, который ясно свидетельствовал: она предпочла бы, чтобы Финиан оставил свои комментарии при себе.
— Если запасов вируса достаточно для уничтожения лишь одного мира, это означает, что ситуация не выйдет за определенные рамки, — пояснил Гален. — Благодарите судьбу, что уничтожена будет не сотня миров.
— И вы позволите этому случиться?
— Я сделаю, что могу. Все, что могу.
— Но этого все равно может оказаться недостаточно!
— А что сделаешь ты, Вир Котто? — резко спросил Гален. — Прима Центавра раскроет свое двуличие в этом вопросе? Проинформирует Альянс о том, какую помощь она оказала Дракхам в поисках базы, на которой те небезосновательно рассчитывали получить новое оружие? Ты позволишь предъявить своему миру обвинение в причастности к покушению на уничтожение нескольких планет? Ты сделаешь все это, Вир Котто? Или просто сделаешь то, что в твоих силах?
Вир отвернулся. По сути дела Гален просто озвучил его собственные мысли, но признавать правоту этих слов, когда они прозвучали из уст техномага, очень не хотелось. Даже теперь, когда на кону были миллиарды жизней, основной заботой Вира все равно оставался его собственный мир, необходимость избежать угрозы Приме Центавра и ее народу, в массе своей невинному.
— Я считаю, что ответил на твой вопрос, — ледяным тоном продолжил Гален. — Берегись, посол... какую бы плохо ты не относился к Теням, их слугам и их... технологиям... все это будет выглядеть бледным по сравнению с моими чувствами.
— Я в этом сомневаюсь, — ответил ему Вир.
Гален улыбнулся.
— Сомнение — самая лучшая вещь на свете. Очень хорошо, Вир Котто. Я махну своей волшебной палочкой, и пуфф! Прима Центавра больше не будет иметь никакого отношения к этому делу. Я уже уничтожил злосчастный артефакт, который был раскопан вашими стараниями. Следы, которые могли привести к вам, стерты.
Изумленный Вир указал пальцем на груду валунов, которые когда-то были созданной Тенями зоной перехода.
— Так это ваша работа?
— Конечно, моя.
— Я думал, техномаги не могут использовать свои способности для разрушения. По крайней мере, они мне так сказали, — и он указал на Гвинн и Финиана.
— Это действительно так... для них, — сказал Гален. — Однако всегда можно найти... варианты.
— А среди этих вариантов есть спасение Земли и Минбара? — Мысль о том, что родные миры Деленн или Шеридана будут уничтожены, приводила Вира в ужас, а сознание того, что отчасти в этом виновна Прима Центавра, было уже просто невыносимо. Но по крайней мере, пусть это останется его ношей, и только его. Пусть ему хоть в этом повезет.
Пусть хоть немного повезет.
— Такой вариант... есть. Вполне реальный вариант. И ты, Вир Котто... можешь утешаться тем, что если бы не твое вмешательство, все вышло бы намного, намного хуже. Настолько хуже, что никому бы уже и в голову не пришло интересоваться вопросом, а не замешана ли во всем этом деле Прима Центавра. Скорее всего, во всем Межзвездном Альянсе не осталось бы ни одного мира, который мог бы поинтересоваться этим вопросом.
Гален развернулся и пошел куда-то, ни сказав больше ни слова. (7) Вир начал озираться по сторонам, в недоумении, что же должно последовать дальше. Финиан положил руку нему на плечо и сказал:
— Положись на Галена. Если кто и сможет совладать с нынешней ситуацией, то только он. Нет во Вселенной никого, кто боролся бы с наследием Теней с большей самоотверженностью, чем Гален. А что касается тебя, Вир... — Губы Финиана сжались. — Славная маскировка.
Вир вдруг осознал, что до сих пор ходит в маске, врученной ему Кейном. Чувствуя себя глуповато, он торопливо стянул ее с лица. Гален, обернувшись, высокомерно покачал головой.
— Отправляйся домой, Вир Котто, — сказал он.
— Домой? — Вир в свою очередь покачал головой. — Вы не понимаете. У меня больше нет дома. Приме Центавра нет дела до меня, а Вавилон 5... Если я никогда не вернусь туда...
— То очень многие возможности окажутся безвозвратно упущены, — закончила вместо него Гвинн.
— Что за возможности?
— Ну, начнем с того, — вступил в разговор Финиан, — что у тебя все еще осталась масса незавершенных дел. Тебе кажется, что ты больше не нужен на Приме Центавра, и в данный момент, возможно, это действительно так. Но, тем не менее, ты все еще остаешься Послом Примы Центавра на Вавилоне 5. И вряд ли тебя сместят с этого поста: на Приме Центавра его рассматривают сейчас как никчемный, а потому не станут затевать ненужную шумиху с заменой посла. Но Посол Центавра на Вавилоне 5 по прежнему может сделать многое. У тебя есть связи, оставшиеся в наследство из прошлого... Да и если обратиться к настоящему, разве тебе не удается успешно налаживать новые?
Вир подумал о Ренегаре и Реме Ланасе, оба из которых, несомненно, должны были проникнуться определенной степенью уважения к Виру после нынешней катастрофы. Он предупреждал их о том, что должно произойти. И наверняка они это запомнят. И следующий раз прислушаются к его словам. И привыкнут доверять ему, насколько вообще возможно в наши дни кому-нибудь доверять.
Кроме них, можно было найти и других союзников, центавриан мыслящих, и нее просто мыслящих, а свободомыслящих, многие из которых были еще очень молоды — в свое время они помогли Виру, когда он искал пути для организации тайной помощи Нарнам во время войны.
Еще мгновение назад он чувствовал себя ужасно одиноким, но теперь вдруг начал понимать, что это отнюдь не так. Он просто чересчур полагался на свою привязанность к Лондо и свои способности повлиять на императора. И если Лондо отвернулся от него, что ж, надо просто с этим смириться. Но это отнюдь не означает, что все потеряно, если только он сам не допустит, чтобы и в самом деле все оказалось потеряно. Да, по его самолюбию и его имиджу в глазах других рас, входящих в Альянс, был нанесен ужасный удар стараниями его двуличной возлюбленной, Мэриэл... но ее тоже можно превозмочь. А может, даже и использовать к своей собственной выгоде.
Так что и в самом деле были возможности, просто до сих пор он не хотел замечать их.
— Да, — медленно сказал Вир, в то время как мысли продолжали вихрем проноситься у него в голове, — Да, у меня есть... связи.
— Тогда мы будем на связи, если что.
Вир кивнул. Поначалу он не уловил подоплеку этих слов. Но затем понял и быстро обернулся со словами:
— И на какой же связи вы...
Но никого уже не было. Ни Финиана. Ни Гвинн. Ни того, кого называли Гален. Не было и корабля.
Корабля, который доставил его сюда.
— Ну, и что же мне теперь делать? Идти на Вавилон 5 пешочком? — закричал Вир. Но ответить на его вопрос было некому. А затем, и физически, и ментально, он пожал плечами. В конечном счете, техномаги, пусть даже начинающие, уже успели до чертиков надоесть ему своими фокусами. Ему нужно искать другие способы вернуться на Вавилон 5... И когда он вернется, что ж, именно тогда и начнется настоящая работа. Работа, которая в конечном счете приведет его...
Куда? Куда она его приведет?
Он ведь сказал Лондо Моллари, что останется его другом... даже если Лондо станет его врагом. У Вира родилось неприятное предчувствие, что его активность приведет именно к такому развитию событий гораздо быстрее, чем ему того хотелось бы, и придется выяснять, являются ли истиной его слова, произнесенные просто в эмоциональном порыве, или нет.
И что самое неприятное, ответ на этот вопрос, скорее всего, его не обрадует.
Выдержки из "Хроник Лондо Моллари".
— — Фрагмент, датированный 9 января 2268 года (по земному летоисчислению) — —
"Пир во время чумы". Если я не ошибаюсь, мой бывший друг Майкл Гарибальди по аналогичному поводу выразился однажды именно так. Уверяю вас, именно это у нас и состоялось.
Празднование шло в режиме нон-стоп. Естественно, я не мог в этом участвовать. Наоборот, официально я должен был бы осудить и объявить это неприемлемым, но высказанное таким образом публичное осуждение вызвало бы ответную реакцию в виде праведного гнева со стороны моего возлюбленного народа. В конце концов, они ожидают адекватной поддержки от своего императора. Разве могу я посметь хотя бы намекнуть, что их радость по поводу несчастья, обрушившегося на других, попахивает дурным тоном и может оказаться не совсем уместна, и — страшно сказать — недальновидна.
Нет пророка в своем отечестве. Нельзя говорить людям то, что они не хотят слышать — они вам этого не простят.
И кроме того, учитывая сколь многие хотели бы сбросить меня с этого проклятого трона, я, несомненно, последний, у кого может быть хоть какое-то право на подобные замечания, не так ли?
Сейчас, когда я пишу эти строки, по земному летоисчислению прошла, должно быть, уже неделя, может быть две, с тех пор, как Дракхи распылили вирус над злосчастной Землей (8). Не могу сказать точно, сколько прошло времени, потому что по большей части я провел эти дни в алкогольном дурмане. Как всегда, отчасти это объясняется тем, что так я могу на время избавиться от постоянной опеки моего маленького друга, используя его неспособность устоять перед ликером. Но отчасти благодаря такому своему поведению я номинально принял участие в праздничной лихорадке, охватившей Приму Центавра и постепенно превратившейся в оргию буйного веселия. Однако такие поступки всегда рискованны, поскольку они, к несчастью, всегда привлекают к себе внимание Судьбы и ее треклятых сестер, Злой Иронии и Торжествующей Справедливости.
В течение последних нескольких теперь уже лет, Прима Центавра все больше и больше отгораживалась от мира и уходила в изоляцию. Мы словно окружили себя коконом и навесили на нем огромные щиты с надписями, призывающими всех держаться от нас подальше. Если Межзвездный Альянс не желает общаться с нами, то и мы в равной степени проявляем антипатию по отношению к ним. И как это всегда случается с народами, замкнувшимися в себе, мы занялись самокопанием, пытаясь понять самих себя, осмыслить свой духовный опыт и политическую историю. Мы искали ответы, пытаясь понять, как и почему на нас обрушилась такая злосчастная и отвратительная участь, почему нас разбомбили и отбросили в каменный век. Нашлись некоторые, кто начал во всеуслышание заявлять, и чем дальше, тем чаще, что гнев Великого Создателя навлекла на нас наша готовность водить компанию с "низшими расами". Мы позволили себе расслабиться, выхолостить наши высокие цели. Тот факт, что мы не в состоянии прийти к согласию насчет того, какими же могут быть эти самые "цели", похоже, не смущает этих философов. Альянс разгромил нас, потому что такова была воля Великого Создателя. Какое странное смешение паранойи и духовного смирения.
Но можно эти рассуждения повернуть и по-другому. Из них можно сделать и такой вывод, что если бы мы обрели волю вновь посвятить себя поклонению Великому Создателю, восстановлению Примы Центавра и поняли, наконец, что единственным другом любого центаврианина может быть только другой центаврианин, то... почему бы и нет, возможно, тогда Великий Создатель мог бы вновь сменить гнев на милость. И, если мы будем вести себя именно так, то он может вновь привести нас к величию. И что еще более важно, в этом случае он своим гневом и своей могучей дланью покарает наших врагов.
Именно исходя из подобных соображений Министр Дурла предложил назначить своего бывшего учителя религии, по имени Валлко, на вновь созданный пост Министра Духовности. Курьезная концепция для поста Министра, как мне казалось, и я был уверен, что это назначение вызовет в обществе шум.
Что ж, я был прав. Я всегда оказываюсь прав. Это мое проклятие. Ну, по крайней мере... одно из многих.
К несчастью, этот шум оказался ни чем иным, как шумом ликования и всеобщего одобрения, причем многие были уверены, что эта новация, безусловно, положительная, станет шагом вперед к улучшению положения многочисленного слоя беднейших жителей Примы Центавра. Министр Дурла искренне хотел как-нибудь поддержать Министра Валлко на начальном, самом трудном этапе становления его ведомства, и планировал для этого объявить посещения духовных собраний обязательными для граждан. Но оказалось, что в этом нет необходимости. Службы, которые проводит Валлко, неизменно собирают толпы прихожан, у храмов выстраиваются очереди желающих попасть внутрь, по крайней мере, так мне докладывают. Сам я не посетил еще ни одной службы.
Министр Дурла презирает меня за это. Ну и пусть. Я каждый раз отвечаю ему, что раз уж Великий Создатель вездесущ, то разве в тронном зале он присутствует в меньшей степени, чем в храме у Министра Валлко? Наоборот, у Великого Создателя гораздо больше оснований присутствовать как раз таки в тронном зале, поскольку именно здесь средоточие власти и силы Республики Центавра, а потому именно здесь наиболее сильным должно быть влияние Великого Создателя.
Возможно, правда, что эти мои слова звучат для Дурлы не столь убедительно, как можно было бы ожидать, поскольку мы же оба знаем, что это чепуха. Сила и власть есть всюду. Конечно, Министр Дурла считает, что он сосредоточил их у себя, и я уверен, что он про себя называет меня старым дурнем, полагающим, будто у него руках еще что-то осталось. Но, конечно, на самом деле подобные слова с еще большим основанием можно было бы отнести к самому Дурле, хотя я и не намерен лишать его этих сладостных... иллюзий.
Сам Министр Дурла, конечно, следует желаниям Министра Дурлы. Он не пропустил еще ни одной службы Министра Валлко. Похоже, он считает, что проявит мудрость, регулярно появляясь в рядах прихожан на этих службах, и, вполне возможно, в этом он прав. Народ воспринимает Дурлу как верного соратника Валлко, и тем самым начинает ставить его в один ассоциативный ряд с самим Высшим Существом. Это весьма хитрый, весьма мудрый маневр, и он относится к числу таких поступков, которые я могу оценить по достоинству, поскольку сам в свое время наверняка поступил бы аналогичным образом.
Ведь, в конце концов, прошло еще совсем немного времени с тех пор, как я сам намеревался создать у всех впечатление, будто техномаги благословили меня. Я хотел добиться этого, чтобы облегчить себе продвижение вверх по ступеням власти. Даже смешно, что теперь эти события вспоминаются мне, как невинные забавы.
Новости о несчастье, обрушившемся на Землю, пришли как раз во время одного из духовных собраний, проводившихся Валлко. Судя по всему, прихожане просто с ума посходили от радости. У Валлко ушло довольно много времени на то, чтобы успокоить паству, и последующие его слова были необычайно сдержанными и тщательно подобранными. Дословно он сказал следующее:
— Не подобает центаврианам, не соответствует нашим обычаям и не вменено нам в обязанность радоваться несчастьям других. Вспомним нашу славную историю — всегда мы относились к другим расам с жалостью и состраданием. Конечно, не все расы могли по достоинству оценить ту жалость и сострадание, которые проявляли мы к ним, они отвергали нашу руку помощи. И здесь первыми на память, естественно, приходят Нарны. Но даже по отношению к ним — и по отношению ко многим другим расам, деяния которых противоречили интересам великой Республики Центавра — мы всегда делали только то, что должны были сделать. Ни больше, ни меньше.
Но мы никогда, ни при каких обстоятельствах не радовались, когда рушились жизни и гибли другие расы. Гордость и величие — да, мы были гордыми и великими, но это наше естественное состояние, этого от нас и следует ждать, ибо такими сотворил нас Великий Создатель, который желает и требует, чтобы гордостью были наполнены все наши свершения. Когда мы совершаем деяния, достойные нашего величия, мы поступаем так во имя и во славу Великого Создателя.
Но чтобы находить удовольствие и радость в боли и страданиях других... нет, мои добрые друзья, это нам не подобает.
Нет, мы будем... молиться. И молитва наша будет продолжаться дни и ночи, столько, сколько мы, жители Примы Центавра, сочтем нужным. Потому что, поймите, когда Альянс напал на нас, они не понимали, что выступили против избранных, против возлюбленных детей Великого Создателя. И они разгневали Великого Создателя. И теперь заплатили за это страшную цену. Конечно, мы не можем и не должны просить Великого Создателя смягчить свой гнев против них, ибо кто ж мы такие, чтобы оспаривать его волю? Он делает то, что должен, и так же поступим и мы все. Так что, мои добрые, милые друзья... мы будем молиться, чтобы Великий Создатель наставил на путь истинный бедные души землян. Чтобы он позволил им, и их союзникам, понять ошибочность избранного ими пути. Потому что тогда Великий Создатель освободит их от чаши страданий, которую в противном случае им придется испить до дна. Более того, он будет счастлив избавить их от этой участи, потому что, в конечном счете, Великий Создатель милостив и милосерден... как и мы с вами, созданные по его образу и подобию.
Итак, молитесь, друзья мои. Молитесь громко и ободряюще. Возвысьте свои голоса и вознесите шум радости к чертогам Великого Создателя, дабы он услышал ваши голоса и понял, что вы искренни в своих молитвах.
Такова была речь Валлко, и ничего не скажешь, выступил он блестяще. Какими бы отвратительными не считал я тех, кто прикрывается словами и духом Великого Создателя для достижения собственных целей, должен признать, что люди, подобные Валлко, обладают определенным шармом и мастерством, которым я могу лишь позавидовать.
Прима Центавра хотела радоваться несчастьям Землян. Но у Землян по-прежнему много друзей и преданных союзников, и ни один из них не станет закрывать глаза на то, что добрые центавриане устраивают очень шумное, очень пьяное и крайне несвоевременное празднование на фоне гибели всех тех, кто имел несчастье застрять на Земле, когда Дракхи распылили над ней свой вирус.
И Валлко ухитрился найти возможность позволить центаврианам выплеснуть свои эмоции, и при этом не вызвать раздражение, а может, даже и гнев других рас, что могло бы затем обрушиться на нас новыми испытаниями. Празднование пошло в направлении, указанном Валлко, и оно оказалось бурным донельзя. Но в то же время наши намерения и цели, ради которых все это затевалось, состояли теперь не в том, чтобы что-то отпраздновать, а напротив, в том, чтобы продемонстрировать надежду на возможность умилостивить гнев Великого Создателя в отношении наших мучителей.
Очень ловко. Очень изобретательно. Очень, очень эффективно.
В конце концов, лишь тонкая черта разделяет трагедию и фарс. Уж я то должен знать. Ведь я пересекал, а иногда даже и вовсе стирал эту черту множество раз.
Даже сейчас, я все еще слышу "рыдания", доносящиеся снаружи. Весь город залит огнями, и так уже с утра до ночи много дней подряд. Не знаю, откуда у моего народа оказалось столько энергии.
Какая-то часть моей души жаждет ворваться в самый центр этой пирушки и сказать им правду.
О, да. Да, я знаю правду, потому что сам Шив'кала все мне рассказал. О том, что именно наши рабочие, наши землекопы раскопали врата, за которым Дракхи нашли своего планетоубийцу. Не будь у них этого оружия, они никогда не посмели бы напасть на Землю. На нас, гордых центаврианах, лежит ответственность за попытку уничтожения человечества. Дракхи жаждали мщения, и все человечество должно было теперь расплатиться за деяния некоторых своих представителей. Дракхи жаждали получить возможность нанести удар по Земле и покарать людей за то, что лишь благодаря им Война Теней закончилась именно так, а не иначе — безвозвратным уходом Теней из нашей галактики. Между тем именно Тени принесли в наш мир тот мрак, которым окутана Прима Центавра и по сей день, спустя долгое время после того, как сами Тени ушли за Предел. И в принципе, нам бы следовало целовать людям ноги и приложить все усилия, чтобы отыскать возможность помочь им в поисках вакцины.
Но вместо этого мы лицемерно веселимся, делая вид, будто молимся о том, чтобы люди исправились и выжили.
Я не знаю, зачем Шив'кала все это мне рассказывает. Возможно, он наслаждается моей беспомощностью, желая лишний раз указать мне мое место и напомнить, насколько я бессилен в такие моменты. Возможно, он просто садист. Возможно, он вновь устраивает мне испытания.
Испытания. Я так устал от них.
Я устал от слишком многого. Но если верить пророческому сну, в котором я гибну от рук Г'Кара, то моя судьба решится еще не раньше, чем через десять лет. И я не могу просто пройти через эти годы изнуренным и бездеятельным. Я должен найти способ сделать хоть что-нибудь.
Сенна по-прежнему представляется мне очень интересным проектом. А Вир...
Вир... Я должен найти способ, как вернуть его ко двору. В этом я абсолютно уверен. Да, конечно, последний его визит обернулся катастрофой, но я полагаю, что он достаточно умен, чтобы впредь держать свой язык за зубами и никогда больше не упоминать имени Шив'калы. Но как убедить моих тюремщиков в том, что следует позволить Виру вернуться?
И еще Тимов. Как быть с ней?
В течение многих недель я постоянно ловлю себя на том, что начинаю размышлять, удастся ли мне когда-нибудь еще услышать хоть слово от нее. В глубине души я продолжаю надеяться, что она каким-то образом все-таки разгадает эту шараду. Что она поймет — я сфабриковал обвинения ради ее собственного блага, что не от хорошей жизни, а лишь от отчаяния я вынужден был изгнать ее с нашей планеты, ибо иного способа уберечь ее от смерти не было.
Как все это глупо выглядит, будучи изложенным здесь, на бумаге. Оказывается, способность к самообману не ограничена ничем. Ведь у Тимов нет ни малейших причин считать мои действия чем-либо иным, нежели тем, чем они кажутся внешне. Я никогда ее больше не увижу.
Что ж... Может, это и к лучшему.
Да. Да, именно так.
Что касается двух других моих жен, то если я их никогда больше не увижу, это будет даже более чем хорошо. Но Тимов... Я буду скучать по ней. Хотелось бы верить, что она, наоборот, отнюдь не будет скучать по мне, и если это в самом деле так, то я не буду иметь ничего против.
Празднования — извиняюсь, "молитвы" — продолжаются за стенами дворца, шумно и пьяно. Конца им, похоже, не будет. Но я все равно не стану в них участвовать. Я должен остаться в стороне, должен быть выше этой суеты. Конечно, я бы мог забраться в какое-нибудь изолированное помещение и запереться там, чтобы не слышать это громогласное веселье. Но я не могу заставить себя поступить подобным образом. Понимаете... несмотря на все случившееся, я все еще люблю расу Землян. Я верю, что они преодолеют и эти новые испытания. На самом деле, я даже думаю, что они обгонят нас. Я вижу, где теперь Республика Центавра, и вижу, где теперь Земляне, и понимаю, что их звезда только еще начинает возгораться. А наша звезда... она, увы, наоборот, тухнет. Конечно, никто из моего народа так не считает. Да и с чего бы вдруг? Я и сам не хотел бы себе верить. Но я чувствую свою правоту, возможно, потому, что являюсь теперь воплощением духа Центавра... и еще я чувствую, что моя собственная звезда, где-то далеко в глубине моей души, тоже начинает постепенно выгорать.
А празднования продолжаются.
Продолжилось бы это веселье, если бы я мог выйти к народу и объявить им всем, что, скорее всего, все они вскоре угаснут, просто пока еще не догадываются об этом? Впрочем, я все равно не в силах сказать им такие слова, которые они не пожелали бы услышать, поскольку, честно говоря, я и сам не желаю в них верить. Несмотря ни на что, во мне продолжает теплиться надежда на лучшее будущее моего народа, хотя, сказать по правде, куда сильнее я надеюсь на лучшее будущее Землян.
— — — — — Глава 5 — — — — —
Лондо обнаружил, что с годами жизнь любого человека постепенно становится похожа на четко установленный ритуал, и особенно быстро это происходит, когда ты занимаешь пост Императора. Поэтому для него было настоящим шоком, когда однажды утром он обнаружил, что привычный ритуал грубо нарушен неожиданным исчезновением Дунсени.
Дунсени имел честь быть личным слугой, камердинером и мажордомом Лондо. Он с незапамятных времен сохранял верность Дому Моллари, и насколько помнил себя Лондо, Дунсени всегда был при нем. Впервые он появился в Доме Моллари после того, как отец Лондо выиграл Дунсени в карточную игру, во время одной необыкновенно удачной партии. Семейство Моллари не ожидало многого от Дунсени, поступившего к ним в услужение при столь странных и двусмысленных обстоятельствах, но в результате отец Лондо был приятно удивлен. Дунсени за необычайно короткий срок сумел заработать репутацию эффективного, предупредительного и достойного слуги, заслуживающего полного доверия.
В те времена Лондо был еще младенцем. Даже в самых ранних его воспоминаниях, Дунсени всегда представал очень старым человеком. Дунсени обладал высоким ростом, тихим голосом и пронизывающим взглядом, который, казалось, моментально подмечал все, что могло потребовать его внимания, с тем, чтобы удовлетворить нужды хозяев настолько быстро и эффективно, насколько только это возможно. Его волосы, уложенные в традиционной манере и постриженные с подобающим почтением на средней высоте, были седыми всегда, сколько помнилось Лондо. Дунсени всегда одевался в черный костюм, без каких бы то ни было украшений, и застегивал его на все пуговицы до самого воротника. Император подозревал, что если бы он мог перенестись назад в прошлое, то выяснил бы, что Дунсени на самом деле значительно моложе, чем казался. Но тем не менее, теперь у него уже сложилось полное впечатление, что Дунсени лишен возраста. Дунсени был бессмертен. Он пришел в этот мир стариком, и останется таким... ну, видимо... навсегда.
В начале своего правления Лондо позволил Дунсени остаться в Доме Моллари, но затем все чаще стал замечать, что ему не обойтись без услуг личного камердинера, и на этом посту он не мог себе представить никого, кроме Дунсени. Оказалось, существует масса вещей, которые он не может доверить никому, кроме доказавшего свою преданность слуги. Просьбы, а затем и приказы Лондо становились все более частыми, так что Дунсени начал вежливо, но настойчиво жаловаться. Он указал Лондо, что с годами не становится моложе, даже если внешне это и не заметно, но наоборот, разрываться между Домом Моллари и императорским дворцом ему становится все труднее, чисто физически.
— И всего то! — воскликнул Лондо. — Проблема, которую ты передо мной поставил, решается очень просто. — Лондо так живо хлопнул в ладоши, словно он перемешивал колоду карт, и объявил. — Я назначу тебя своим личным камердинером, освободив от любых других обязанностей. Ты вместе со своей семьей переедешь жить во дворец, и никакие утомительные переезды не будут тебя больше беспокоить, ладно? Это тебя удовлетворит? Или тебе еще нужно обсудить мое предложение со своей женой и детьми?
— Моя жена ушла в лучший мир во время эпидемии Легочной Гнили, поразившей наш город три года назад, Ваше Величество, — спокойно ответил Дунсени. — А мой единственный сын погиб во время нападения Альянса на Приму Центавра.
— Ох, — смутившись, сказал Лондо. Он вдруг почувствовал себя ужасно, хотя ни за что не смог бы отгадать, почему. Возможно, просто потому, что за все это время ни разу не удосужился задать Дунсени такой простой и вежливый вопрос, "Как там поживает твоя семья?" Конечно, успокоил Лондо сам себя, Дунсени должен был бы сам ему обо всем рассказать. Но он продолжал просто молча выполнять свои обязанности и для Дома Моллари, и для императора.
Лондо прокашлялся и одернул свой мундир, хотя и без того на нем не было ни единой складки.
— Мне... очень жаль. Прими мои искренние соболезнования, Дунсени.
— Это для меня много значит, Ваше Величество, — ответил Дунсени с абсолютно невозмутимым выражением. Лондо так и не смог понять, действительно ли в ответе Дунсени была заложена доля сарказма. Впрочем, решил он, старику позволительно выражаться столь двусмысленно, даже перед самим императором.
— Значит, решено? — спросил Лондо.
Дунсени слегка поклонился.
— Разве я могу пойти против воли того, кто носит белый мундир?
И с тех пор Дунсени круглосуточно находился в услужении лично у Лондо, а для исполнения обязанностей по семейным поместьям были наняты другие слуги, подбор которых осуществил сам верный и преданный Дунсени. Каждое утро, когда Лондо просыпался, Дунсени уже был рядом. Он следил за тем, чтобы в порядке была одежда Лондо, чтобы была приготовлена ванна, занимался маникюром императора, надзирал за тем, как пробуют блюда, подаваемые к его столу — не то, чтобы Дунсени сам их пробовал; эта рискованная почетная обязанность была поручена другому, постоянно взвинченному типу по имени Фрит, но именно Дунсени следил, чтобы все блюда были действительно проверены.
Время шло, и обязанности Дунсени становились все шире. Теперь уже он планировал распорядок дня Императора и следил за прибытием и убытием тех, кто желал получить аудиенцию у Лондо в любое время дня. Вскоре уже всем стало известно, что для того, чтобы повстречаться с Лондо, нужно сначала побывать у Дунсени. Нельзя сказать, что Дунсени пытался ограничить доступ к Лондо. Далеко не так. Он просто организовывал очередь просителей, решал, кому из них отдать предпочтение, изучив, какие вопросы Лондо обычно считает наиболее важными и срочными. Ни разу не вышло так, что Дунсени ошибся в своей оценке.
Это даже привело к мини-скандалу, когда пару раз Лондо, раздумывая над решением некоторых вопросов, оборачивался к своему старому камердинеру и спрашивал, что тот думает по поводу той или иной ситуации, вынесенной на рассмотрение императора. Возможно, это вызвало бы даже и еще более бурную реакцию, если бы суждения, которые Дунсени высказывал императору, не были столь точными, справедливыми и достойными. При всем желании трудно было найти повод, чтобы высказать какие-либо претензии в адрес Дунсени, а его популярность в определенных кругах служила только на руку императору.
Так что не удивительно, что когда однажды утром Лондо проснулся от нежного прикосновения к своему плечу, но открыв глаза, увидел перед собой лицо не своего верного слуги, а некоего незнакомца, то издал вопль, совершенно недостойный императора.
Перед ним стоял юноша, примерно семнадцати или восемнадцати лет от роду. На нем была черная униформа, которую пересекал красный шарф, а его глаза блестели, не мигая, как у хищника, выглядывающего, притаившись, из джунглей.
— Ты кто такой! — вскричал Лондо. Он наполовину привстал в постели, слегка раздосадованный из-за непроизвольно вырвавшегося у него визга, но твердо намеренный мобилизовать хотя бы часть того достоинства, которое приличествовало занимаемому им высокому посту. — И что ты здесь делаешь?
— Я — Трок, — ответил юноша. — Я служу Министру Лионэ в рядах...
— Пионеров Центавра, да, да. — Лондо нетерпеливо махнул рукой. Он слишком хорошо знал, кто такие Пионеры Центавра и чем они занимаются. Это была молодежная организация, созданная пять лет назад. Пионеры Центавра подчинялись Канцлеру Кастигу Лионэ и так рьяно служили во благо Примы Центавра, что зачастую заставляли Лондо слегка нервничать.
И тут что-то щелкнуло у него в голове, и брови императора изогнулись в недоумении.
— Министр Лионэ? Я полагал, что Пионеры Центавра подчиняются Канцлеру Лионэ. Я полагаю, речь идет об одном и том же Лионэ? О Канцлере Департамента Развития?
— Да, о том самом Лионэ.
— Тогда с каких же пор он стал министром?
— Его назначение было одобрено Министром Дурлой. Разве с вами не консультировались, Ваше Величество?
— Нет, с Нашим Величеством не консультировались.
— Существуют ли проблемы с этим назначением, Ваше Величество?
Этот вопрос прозвучал как сигнал тревоги в голове у Лондо.
Он не знал, что этот Трок здесь делает. Он не знал, куда делся Дунсени. У него создалось впечатление, что ему бросили вызов — посмотреть, как он продержится, если будет отрезан от информации. Но одну вещь он все-таки знал наверняка — в присутствии сего отрока ему совершенно точно не хочется выказывать, что же на самом деле у него на уме. Этот "Пионер Трок" с равным успехом мог бы явиться к нему в облике трехглавого монстра, с головой Дурлы на левом плече и головой Лионэ на правом.
— Одна проблема, если быть точным, — холодно ответил Лондо. — Не был соблюден протокол. Уж по меньшей мере, о таких назначениях меня должны уведомлять по установленной форме, чтобы я ненароком не попал в глупое положение из-за досадной ошибки. А что, если бы я при всем честном народе обратился к Министру Лионэ как к Канцлеру? Несомненно, в такой ситуации кто-то из нас почувствовал бы себя сильно смущенным, не так ли?
— Да. Несомненно, Ваше Величество, — лицо Трока оставалось совершенно непроницаемым. Лондо взял себе на заметку, что с этим молодым человеком никогда нельзя будет играть в карты. И тут же вспомнил, что у него по-прежнему нет ни малейшей идеи насчет того, что этот юноша делает в его личных покоях.
— Где Дунсени? — резко спросил Лондо.
На какую-то долю секунды легкая тень изумления промелькнула на лице Трока. Лондо не смог понять, было ли это результатом кратковременной потери самоконтроля, или Трок намеренно позволил себе эту "ошибку", дабы таким способом начать поиски путей к тому, чтобы снискать доверие императора.
— Я думал, вы в курсе, Ваше Величество.
— Конечно, я в курсе, — сказал Лондо. — У меня просто такая странная причуда. Я наслаждаюсь, слушая, как люди рассказывают мне о тех вещах, которые мне и без того известны. И потому еще раз... где Дунсени?
— Дунсени проинформировал Министра Дурлу о своем желании удалиться на покой. Возраст начал давать о себе знать, и ему необходимо пожить более спокойной жизнью. Министр Дурла проконсультировался с Министром Лионэ, и они пришли к выводу — исходя из соображений безопасности, ничего больше — что наилучшим вариантом будет назначить одного из Пионеров Центавра в качестве вашего нового камердинера. Мне выпала честь быть избранным на эту должность. Следует ли мне немедленно устроить ванну для вас, Ваше Величество?
— Мне все равно, — ответил Лондо, — устроишь ли ты ванну мне, или утопишь в этой ванне себя. Мне Дунсени не говорил ничего о своем желании удалиться на покой.
Трок слегка пожал плечами.
— Возможно, он боялся, что разочарует вас, Ваше Величество, и потому не решался лично побеседовать с вами.
— Возможно. — Лондо, однако, не стал обсуждать вслух иной вариант развития событий, про который он с не меньшим основанием сказал бы: "Возможно". А именно, что Дунсени, "возможно", принудили уйти на покой по тем или иным причинам. Если действительно окажется, что дела обстоят именно так, Лондо твердо намерен был с этим что-нибудь сделать.
Он поднялся с постели и жестко приказал:
— Можешь быть свободным, Трок.
— Сир, если вас не устраивает, как я справляюсь с обязанностями вашего камердинера...
— Здесь не применимы слова "справился" или "не справился", потому что я просто не предоставил тебе возможности приступить к этим обязанностям. Не будет никаких решений по этому вопросу до тех пор, пока я лично не переговорю с Дунсени.
— Но, Ваше Величество, приказ Министра Лионэ совершенно четко гласил, что я...
— Ахххх, — сказал Лондо, туго затягивая пояс своего халата. — Как быстро растет этот ваш Лионэ. Кто бы мог подумать, только что он был Канцлером — и вот уже Министр... А сейчас — подумать только! — Кастиг Лионэ уже стал нашим императором!
На лице Трока вновь промелькнуло выражение недоумения, на сей раз совершенно искреннего.
— Но, Ваше Величество, вы — наш император, — медленно и четко проговорил он, словно опасаясь, что Лондо об этом позабыл.
— И ты мне об этом говоришь! — воскликнул Лондо голосом, в котором сквозил сарказм. — Мне почему-то показалось, что у тебя в голове путаница по этому вопросу, поскольку приказы некоего Лионэ ты ставишь выше, чем мои. А может, ты просто ошибся, Трок? Может такое быть?
Трок открыл рот, очевидно, чтобы что-то сказать, но затем снова закрыл его и молча кивнул.
— Да, мне кажется, я прав, и ты действительно ошибался. Так что ты немедленно уйдешь отсюда. Конечно, можешь и остаться, если считаешь, что дальнейшие возражения пойдут на пользу твоему здоровью. Но на этот случай я бы хотел тебе напомнить, Трок, что мне уже доводилось казнить людей с куда более привлекательной внешностью и куда более хорошими связями, чем у тебя. Правда, мне уже давно не доводилось казнить несовершеннолетних... Но тем приятнее будет вспомнить, каково это, — и Лондо пожал плечами, демонстрируя, насколько незначительной представляется ему подобная потеря в масштабах мироздания.
Троку не потребовалось дополнительных намеков. Он покинул покои императора.
* * *
Лондо, одетый в плащ с капюшоном, под которым ему удалось скрыть свою всем известную внешность, громко стучался в двери дома Дунсени. Это было маленькое, непритязательное жилище, которое в незапамятные времена было передано в распоряжение Дунсени отцом Лондо, в знак признательности за безупречную службу. На этот раз Лондо услышал шарканье ног, медленное приближение неторопливых шагов, которые он узнал столь же безошибочно, как узнал бы свой собственный голос.
Дверь открылась, и выглянул Дунсени. Поначалу показалось, что он слегка смутился, но затем, когда Дунсени узнал пришедшего, лицо его прояснилось.
— Ваше Величество, — сказал он. — В каком качестве я мог бы услужить вам на этот...
Лондо нетерпеливо махнул рукой.
— Не надо разводить со мной церемонии, Дунсени. Мы слишком давно знаем друг друга. Для тебя я сейчас просто Лондо, как это и было всегда.
— Хорошо, Лондо.
Возникла пауза. Оба стояли и молча смотрели друг на друга. Наконец, Лондо не выдержал:
— Ну? Ты и дальше будешь заставлять меня стоять на пороге своего дома и не пригласишь войти внутрь? Так-то ты ведешь себя со своим императором?
Дунсени окинул Лондо пристальным взглядом.
— А где же белый мундир? Инкогнито?
— Слова, слова, слова. Вообще-то, я мог бы и не спрашивать твоего дозволения, чтобы войти в дом... который предоставила тебе моя семья.
— Да, я помню об этом. Твоя щедрость всегда была безграничной.
Так ответил Дунсени, и все равно не сдвинулся с места и не дал Лондо зайти в дом.
— Дунсени, — сказал Лондо ровным голосом, — что здесь происходит? Я из третьих рук узнаю, что ты решил оставить службу у меня. Почему? И почему мы стоим здесь так, будто я пришел к тебе в качестве уличного торговца, чтобы попытаться всучить тебе какую-нибудь ненужную безделушку?
— Потому, — ответил Дунсени. — Мне прятать нечего.
Лондо в недоумении моргнул. Он не имел ни малейшего представления, на что мог намекать Дунсени.
А затем, внезапно, словно вспыхнул огонек, и до него дошло.
Кто-то, находясь где-то поблизости, следил за ними. Или, по крайней мере, у Дунсени были веские основания считать, что так обстоят дела. Оставаясь снаружи, на виду у всех — возможно, тех, кто имел на вооружении портативные подслушивающие устройства или даже установил поблизости переносные "читатели губ" — Дунсени гарантировал, что никто не сможет его ни в чем обвинить.
Очевидно, по лицу Лондо Дунсени заметил, что тот все понял, и едва заметно кивнул в ответ. Лондо попытался, не поворачивая головы, пробежать глазами по окрестностям, но на первый взгляд, ничего подозрительного не было. Мимо проходили прохожие, но никто из них не уделял им особого внимания, не подозревая, что здесь сейчас стоит сам император — персонификация великой Республики Центавра. Впрочем, шпионы могли быть где угодно. К примеру, по соседству располагалось еще несколько домов, некоторые из них были многоэтажными. Оттуда, из одного из многочисленных окон, за ними вполне мог кто-нибудь следить.
— Я желаю, — тихо сказал Лондо, — чтобы ты вернулся ко мне на службу в качестве моего личного камердинера.
Дунсени ответил ему медленно и выверенно, словно его слова были тщательно отрепетированы. Он был стар, это так, но лишь сейчас Лондо впервые заметил, что Дунсени действительно стар.
— Как я уже сказал Министру Дурле... Я служил вам многие, многие годы, и я почувствовал, что мне пора на покой.
— Ты заболел? Или какая-нибудь немощь?
— Как я уже сказал Министру Дурле... Я служил вам многие, многие годы, и я почувствовал, что мне пора на покой.
Дунсени слово-в-слово повторил сказанную ранее фразу, и именно эта точность, а не сами произнесенные им слова, без сомнения, должны были прояснить Лондо истинное положение дел. Было ли это сделано для того, чтобы избавить императора от советов Дунсени, или просто для того, чтобы еще более изолировать его, или чтобы найти способ приставить к нему шпиона в лице одного из Пионеров Центавра... неважно, что конкретно было причиной. Тихо и осторожно Лондо спросил:
— Тебе угрожали? Он угрожал тебе?
— Как я уже сказал...
— Министру Дурле, да, да, я знаю! Ты выразился предельно ясно!
— Лондо... — И впервые в голосе Дунсени промелькнула искренняя трагическая нотка. — Я ведь действительно старик. Я надеюсь, хорошо служил тебе. Но не проси у меня того, что выше моих сил.
— Если тебе угрожали, то я могу...
— Защитить меня? Если бы мне угрожали... заметь — я вовсе не говорю о том, что мне действительно угрожали, я рассуждаю чисто теоретически... Считаешь ли ты, что смог бы защитить меня, если бы мне угрожали, а, Лондо?
Глаза Дунсени, казалось, пронзили саму душу Лондо. Им обоим был известен ответ, который Лондо так и не посмел произнести вслух. Дунсени печально улыбнулся и пожал плечами, и произнес слова, которые резанули Лондо своей простотой и истинностью:
— Я не уверен, что сумеешь защитить даже самого себя.
Вот так. И самое противное, что он прав.
— Я молюсь, чтобы твоему царствованию сопутствовала вся удача, какая есть в нашем мире, Лондо Моллари. У тебя никогда не будет более стойкого соратника, чем я. Но если ты не станешь возражать, то я бы предпочел впредь оказывать тебе поддержку... со стороны.
Ответ Лондо прозвучал не громче, чем шелестящий шепот:
— Конечно. Да будет так, как ты пожелаешь.
Дунсени кивнул с выражением искренней благодарности. Лондо отступил на шаг и позволил двери тихо закрыться.
В конечном счете, действительно получилось, что он предстал перед стариком кем-то вроде уличного торговца, попытавшегося создать ложное представление, будто на самом деле он некая важная персона, от которой многое зависит. Как оказалось, торговец из него получился никудышный.
* * *
Когда дверь во внутренние покои императора распахнулась, Сенна, естественно, ожидала увидеть перед собой самого Лондо. И потому заморгала в изумлении, когда внезапно перед ней предстал один из этих противных Пионеров Центавра. Со своей стороны, молодой человек осмотрел Сенну таким взглядом, будто изучал под микроскопом странную бактерию.
Хотя, нет. Нет, он не просто изучал ее. Похоже, он ее оценивал, и даже более того — ему, кажется, пришлось по нраву то, что он увидел. Не удивительно... голубое платье Сенны было богато украшено золотой парчой, и очень выгодно подчеркивало женственность ее фигуры. Высокие скулы и спокойный пристальный взгляд вполне приличествовали бы особе королевской крови, и царственная осанка еще более усиливала это впечатление.
Сальный взгляд Трока мог смутить кого угодно, и Сенне хотелось с воплями убежать отсюда прочь по коридору, куда-нибудь подальше, чтобы попытаться отмыть свое тело, заляпанное этим взглядом, будто липкой грязью. Но протокол требовал от нее в подобных ситуациях спокойных и правильных слов, и потому она просто спросила:
— Что ты здесь делаешь? Ведь это личные покои императора.
— Я Трок, его новый камердинер.
— Где Дунсени? — требовательно спросила Сенна.
— Не здесь.
Сенна раздраженно нахмурила брови.
— Да ты просто кладезь информации, как я погляжу.
— Ты Сенна, не так ли? — спросил Трок после некоторого молчания. — Дочь Лорда Рефы. Император подобрал тебя на улице и поселил во дворце, четыре или пять лет назад. Обучил тебя, одел, накормил. Он зовет тебя "юная леди" так, словно это некий важный титул. Если все сложить, получается, что ты ему вроде дочери, которой у него никогда не было.
Сенна насмешливо поаплодировала.
— Какая литания, Трок. Но вот ведь несправедливость. Ты знаешь все обо мне, но я ничего не знаю о тебе.
— Я Трок, Пионер Центавра. Все остальное неважно.
Но Сенна, похоже, не была склонна удовлетвориться таким ответом.
— О, я так не думаю, — сказала она и надвинулась на Трока. — Если все остальное неважно, то как же ты стал императорским камердинером, после того как Дунсени столько лет верой и правдой отслужил на этом посту?
— Ты выглядишь, как настоящая императрица, — ответил Трок.
Это был совсем не тот ответ, на который рассчитывала Сенна. Он застал девушку врасплох, и на мгновение она сконфузилась, а это, в свою очередь, разозлило ее, потому что меньше всего Сенне хотелось хоть ненадолго растеряться в присутствии этого Трока.
— Спасибо, — сказала она с явным возмущением в голосе.
— Всегда пожалуйста.
Сенна повернулась, чтобы уйти, но даже затылком она чувствовала на себе взгляд Трока, устремленный прямо на нее. Было что-то пугающее в этом взгляде, что-то, грозившее ей гибелью. И еще в этом взгляде сквозила — хотя, возможно, это лишь дорисовало Сенне ее воображение — твердая решимость исполнить любой приказ своих хозяев. Девушка чувствовала, что Трок с легкостью перешагнет — или раздавит — любого, кто будет стоять между ним и указанной ему целью.
Что-то подсказало Сенне, что единственный способ совладать с Троком — это быть по возможности более агрессивной с ним. Вновь повернувшись к нему лицом, девушка смело взглянула юноше прямо в глаза. Вместо того, чтобы покорно стоять, ошеломленной непреклонным и неподвижным взглядом Трока, она решила взять инициативу в свои руки.
— И много вас таких? — спросила она.
— Только я, — ответил Трок.
— Я имела в виду, сколько Пионеров Центавра несет службу?
— Ах. Виноват. Эта информация засекречена.
— Почему?
— По приказу Министра Лионэ.
— А почему, — настаивала Сенна, наступая на Трока, — Министр Лионэ засекретил эту информацию?
— Так нужно, — ответил Трок. Как ни прискорбно, такой ответ казался ему совершенно вразумительным, хотя Сенне в нем прямо глаз резал классический пример зацикленности в логике. Потому, что потому. Если Трок даже этого не видит, они могут простоять здесь хоть целый день, бродя кругами по одним и тем же вопросам.
— Я не понимаю, — сказала Сенна, предпринимая последнюю попытку разорвать замкнутый круг. — Зачем засекречивать подобную информацию? Министр рассказал о каких-нибудь причинах, заставивших его принять это решение, помимо внезапно возникшего желания посекретничать?
— Источники силы могут быть разными, — ответил Трок, и Сенна, не ожидавшая от него каких-либо откровений, вновь оказалась застигнута врасплох. — Можно пересилить количеством, а можно пересилить неожиданностью. Скрыть свою численность, значит, обеспечить себе дополнительное преимущество перед теми, кто тебе противостоит.
Сенна почувствовала неприятный холодок у себя внутри.
— Но, Трок, — сказала она, придав своему голосу несколько обиженное выражение, — неужели ты считаешь меня своим врагом?
Трок ответил не сразу, и Сенна почувствовала, что холодок, пробежавший по ее коже, превращается в настоящий мороз. На мгновение Трок показался ей хищником, раздумывающим, стоит ли наброситься на беспечную жертву.
— Я считаю тебя просто Сенной, — сказал он, наконец.
— Леди Сенной, — поправила она.
На долю секунды Трок показался удивленным.
— Меня не проинформировали, что император пожаловал вам формальный титул.
— Ни я, ни император не считаем возможным докладывать обо всем первому встречному.
— Императору не следует засекречивать подобные решения.
— А по-моему, это тебе, Трок, не по рангу судить, что императору следует засекречивать, а что нет. Более того, — Сенна прищурила глаза, — ты ведь так и не дал мне прямого ответа на вопрос о численности вашего клуба любителей секретов, так что не тебе жаловаться на некую секретность.
Трок слегка склонил голову, а на лице у него появилась безрадостная улыбка.
— Леди Сенна права во всем.
И в этот момент сзади раздался хорошо знакомый голос:
— Так, так, так... уже познакомились, не так ли?
Сенна насторожилась, когда услышала, каким тоном говорит Лондо. В его словах был намек на веселость, но девушка мгновенно распознала в голосе императора фальшь. Сенна уже слишком хорошо изучила дворцовые нравы и поднаторела в искусств слышать то, что не было произнесено вслух. Она обернулась, и увидела, что приближается император, и его шаги были необычно медленными и размеренными. Совсем не такой бывала его походка, когда он пребывал в хорошем настроении.
— Да, Ваше Величество. Вы, как всегда, точно все подметили, — сказала Сенна. — Это Трок, и он только что сказал мне, что стал вашим новым камердинером.
В коридоре повисла тишина. В конце концов ее нарушил голос Лондо, глухой, словно императору приходилось силой выдавливать из себя слова:
— Насколько я понимаю, дела обстоят именно так...
— А Дунсени?
И снова тишина. Лондо выждал долгую паузу, и наконец, ответил коротко:
— Его здесь нет.
Сенне показалось, что она уловила краем глаза, как на лице Трока промелькнула удовлетворенная улыбка.
— Я тут погулял по дворцу, Трок, — начал Лондо. Он подошел к юноше, сложив руки на груди, и продолжил. — Знаешь ли, я давно уже не ходил вот так вот просто по своему дворцу. Захаживал только в несколько залов, которые кажутся мне... самыми уютными. Но сегодня я обошел весь дворец, и знаешь, что я заметил? Внушительное количество черных мундиров, какие обычно носят Пионеры Центавра. И самое страшное — внутри этих мундиров я заметил живых Пионеров! Причем некоторые из них стояли на весьма ответственных постах, вот как. — Лондо кивнул Сенне. — Ты тоже заметила это, Сенна?
По правде говоря, до сих пор Сенна внимания на это не обращала. Она вообще в последнее время мало обращала внимания на то, что вокруг происходит. Она уже вышла из того возраста, когда ей положено было заниматься с учителями. А участие женщин в жизни центаврианского общества было весьма ограниченным, и потому вдруг выяснилось, что ей просто некуда девать внезапно образовавшееся свободное время. Девушка в ее возрасте обычно занималась исключительно поисками своего будущего мужа, который был бы в состоянии обеспечить ей нужный социальный статус, однако такие вопросы Сенну совершенно не интересовали.
Потому все свое время она посвятила самообразованию. Поскольку у нее не было больше наставников, наполнявших ее ум новыми знаниями, Сенне пришлось самой заняться поисками информации, и теперь она с жадностью проглатывала любое печатное слово, которое попадало к ней в руки. Своими сердцами Сенна чувствовала, что ей выпало жить в такие времена, которые навсегда будут вписаны в летописи, а потому чувствовала, что ей необходимо ознакомиться, насколько это возможно, со всей предшествующей историей Примы Центавра. Она разбиралась со всеми философскими школами, концепциями познания, всеми мировоззрениями, выработанными мыслителями прошлого.
А теперь вдруг поняла, что увлекшись прошлым, все свое время посвятила вопросам, которые не имели никакой непосредственной связи с тем миром, который окружал ее в настоящем. И, пожалуй, подобное поведение с ее стороны можно считать очень глупым. Какой толк знать все о событиях далекого прошлого, если она нерадива в попытках применить свои знания для оценки событий, происходящих здесь и сейчас.
Впрочем, одним из основных правил выживания в этом настоящем было никогда не выдавать, что ты знаешь и чего ты не знаешь. Если знание — это сила, то утаивание знания — или отсутствия этого знания — это еще большая сила.
— Да, Ваше Величество, — не моргнув глазом солгала Сенна. — Я обратила внимание на... быстрое распространение Пионеров Центавра.
— И что ты думаешь по этому поводу, а?
— Что если понадобится какая-нибудь помощь, то никто во дворце по-прежнему ее не окажет.
Сенна и сама не понимала, что заставило ее высказать такое ехидное замечание, но по всей видимости, оно привело в восторг императора, потому что тот позволил себе громко рассмеяться, и объявил:
— Отлично сказано, Сенна! Просто отлично!
В то же время, и это не удивительно, слова Сенны нисколько не порадовали Трока. Впрочем, ему не было равных в умении держать все свои чувства при себе и не позволять им проявиться внешне. Он лишь слегка поджал губы — и это единственная реакция, по которой можно было судить о том, что он все-таки расслышал слова Сенны.
— Как она остроумна, наша юная леди, ты согласен, Трок?
— Безусловно, если таково мнение Вашего Величества, — осторожно ответил Трок.
— Прелестно, — и голос императора вдруг стал резким и желчным столь же внезапно, как до этого стал радостным. — Как приятно сознавать, что мое мнение все еще имеет вес при решении некоторых вопросов. Трок, можешь подождать меня в моих покоях. Мне нужно обсудить с Леди Сенной несколько вопросов, которые касаются только нас двоих.
— Но, Ваше Величество, я... — машинально начал протестовать Трок.
Лондо даже и микросекунду не стал терпеть этого.
— Мне показалось, Трок, — чеканя слова, сказал он, — что ты не слишком хорошо усвоил, в чем заключаются обязанности камердинера, раз позволил себе хоть на долю секунды замешкаться в исполнении такого простейшего приказа, как удалиться в мои апартаменты и дожидаться там моего появления. Это что, слишком сложное задание для твоего пионерского ума?
Трок опять открыл было рот, но быстро понял, что император не только не ждет от него какого-либо ответа, но напротив, разумнее всего сейчас будет просто исполнить полученный ранее приказ. Он развернулся и молча закрыл за собой дверь.
В то же мгновение, когда дверь захлопнулась, Сенна повернулась к императору и воскликнула:
— Ваше Величество, и вы в самом деле так это и оставите!
— Оставлю что? — поинтересовался Лондо с удивительно спокойным лицом. — Люди приходят и уходят. Дунсени предпочел уйти.
— Я в это не верю. И вы не верите.
Лондо усмехнулся.
— А тебе известно, что в не таком уж далеком по меркам мироздания прошлом, народ Примы Центавра не верил, что наш мир может быть круглым?
— Да, я знаю об этом.
— И разве наше неверие сделало мир плоским?
— Нет, — согласилась Сенна. — Но какое это имеет отношение...
— На самом деле, Сенна... прямое, — Лондо положил руку ей на плечо. — Есть битвы, в которых можно и нужно побеждать, а есть такие, в которые лучше не ввязываться. В первом случае, ничто не должно тебя остановить. А в последнем, ничто не должно тебя спровоцировать.
— Вы говорите, что...
— Я говорю, что наш мир можно считать огромной школой, и в этой школе ты выучишься гораздо большему, чем все то, что тебе преподавали в течение последних нескольких лет. Впрочем, в этой школе ты сама выбираешь и предметы, и учителей, и то, какие уроки ты у этих учителей выучишь. Тебе понятно?
— Думаю... что я все поняла. Вы говорите о...
Лондо поднял палец и прижал его к губам Сенны.
— Нет, нет, нет, — призвал он. — В великой школе жизни этот экзамен вовсе не является устным. Его принято сдавать молча. Какие бы мысли ни родились у тебя сейчас, лучше оставить их при себе. Учись действовать, а не говорить.
Очевидно, высказав все, что ему хотелось высказать, Лондо удовлетворенно кивнул, в большей степени самому себе, и собрался уйти в свои личные апартаменты.
А Сенна внезапно почувствовала, что сейчас она задаст императору еще один вопрос. Слова словно сами собой вырвались у нее, хотя она даже и не попыталась остановить их...
— Чего вы боитесь?
Сенна могла поклясться, что буквально глазами видела, как эти слова слетают у нее с губ. Она пыталась схватить их, пыталась вернуть их, затолкать обратно к себе в рот, но естественно, ничего не получилось. Лондо обернулся и устремил на нее тот твердый, подчас немигающий взгляд, который он нередко демонстрировал.
И к ее изумлению, ответил:
— Темноты.
Простота этого ответа вновь застала Сенну врасплох, уже в третий раз за последние несколько минут.
— Ваше Величество... По-моему, это не удивительно. В определенной степени все мы боимся темноты.
— Это верно. Это очень даже верно, — сказал Лондо, а затем погрозил ей пальцем и продолжил: — Но я — один из тех немногих, кто знает, почему мы все боимся темноты. Другие не знают. А если говорят, что знают, значит, они просто исключительные глупцы... или, наоборот, слишком много знают. И я возлагаю на тебя обязанность выяснить, кто из них относится к первым, а кто ко вторым.
— На меня? — Сенна была теперь уже совершенно сбита с толку, и потому не нашла ничего лучше, чем спросить: — А как же вы?
— Я? — фыркнул Лондо. — Да я и в своих многочисленных имперских одеяниях даже разобраться не могу. Как же мне повезло... что теперь у меня есть Трок, который просто из кожи вон вылезет, чтобы не позволить мне сделать хоть один ложный шаг.
— Да. Теперь у вас есть Трок, — повторила Сенна, не в силах сдержать горечь в своем голосе.
— Между прочим, этот молодой человек еще не женат, Сенна, и у него интересные перспективы. Далеко не самая плохая партия.
Сенна не могла поверить своим ушам.
— Трок? Не может быть, чтобы вы это серьезно, Ваше Величество.
— А ты еще не задумывалась об этом, Сенна? В нашем обществе женщины могут добиться власти и влияния только через удачное замужество... Уцепившись за своего могучего партнера. Ты уже достигла такого возраста, когда от тебя будут ждать именно этого. Никто не сочтет странным, если ты начнешь бродить по коридорам власти, внимательно присматриваясь к окружающим и интересуясь всем, что происходит вокруг.
— У меня нет интереса к завоеванию влияния и власти, Ваше Величество.
— Вот ведь незадача, — тихо сказал Лондо, улыбнувшись. — Я обращаюсь с подобными словами к тебе, а между тем ты — единственная во всем этом дворце, кто не интересуется влиянием и властью. За исключением разве что кухонного персонала. — Он задумался на мгновение, а затем добавил: — Пожалуй, по размышлении я должен признаться, что погорячился насчет кухонного персонала. Они все смотрят туда же.
— Как бы мне хотелось, чтобы Тимов была здесь, — сказала Сенна.
— Мне тоже.
Сенна вопросительно взглянула на императора.
— Говорят, что она устроила заговор против вас. Это правда?
— Я не знаю, — ответил Лондо, и в глазах у него промелькнула тень сожаления, из чего Сенна заключила, что он ответил не совсем искренне. — Это, должно быть, позорно — не позволять себе доверять никому из окружающих.
— Вы можете доверять мне, Ваше Величество.
— Да, — согласился Лондо, но в голосе совсем не было слышно согласия. — А еще есть, к примеру, Трок, Дурла, прочие министры. И у всех у них свои собственные планы, все они перешептываются друг с другом, что-то обсуждают, затевают. Ведут между собой разговоры, в которые не собираются посвящать меня. А было бы здорово знать... о чем они там болтают. И очень жаль, что это невозможно. Что ж, спокойной ночи тебе, юная леди.
— Спокойной ночи, Ваше Величество.
Сенна смотрела, как император удаляется в свои личные покои, как дверь бесшумно закрывается за ним... и как ни старалась, не могла отделаться от впечатления, что он каким-то образом... уменьшился, поник...
И только много позже, когда Сенна уже легла в постель, ей снова вспомнились слова Лондо, и их истинный смысл, наконец, дошел до нее. Она резко села и с трудом поборола искушение броситься немедленно к императору, не взирая на поздний час, и спросить его, правильно ли она расшифровала его послание. Но затем поняла, что поступить так значило подрезать на корню возможность оказать ему ту помощь, о которой он просил, если только она правильно поняла его намеки. Поэтому она, наоборот, приказала себе снова лечь, хотя и знала, что не сможет больше заснуть. Сердца бились тревожно в ее груди...
* * *
Лондо лежал на кровати, глядя на потолок, скрывшийся во тьме. И, как всегда, чувствовал, что темнота в ответ глядит на него.
— Ты снова здесь, — сказал он резко.
Что-то шевельнулось возле стены, и одна из теней отделилась от остальных. Дракх, которого звали Шив'кала, медленно приблизился к императорскому ложу и остановился в нескольких футах от него.
— Мы всегда здесь, — сказал Шив'кала.
— Так я и думал. Что ж... В какой мере вы приложили руку ко всему этому?
— Приложили руку?
Лондо приподнялся на локте.
— Вы уже спланировали, какой несчастный случай произошел бы с Дунсени, если бы он не ушел по-хорошему? Какой?
Шив'кала рассмеялся. Это звучало скорее как зловещий вой, самый жуткий звук, какой только мог издать Дракх. Услышав его, Лондо почувствовал, как какая-то часть его разума требует срочно вернуться назад во младенчество и спрятаться в утробе матери; впрочем, даже и там, пожалуй, не нашлось бы убежища от этого ужасного звука.
— Дракхам, — сказал, наконец, Шив'кала, когда его веселье немного утихло, — нет дела до твоей наемной прислуги, Лондо.
— Так значит это не вы приставили ко мне Трока в качестве своего шпиона.
— Не строй из себя дурака, Моллари. На тебе сидит Страж. Какая нам может быть нужда еще и в шпионах?
— Я не знаю, — признался Лондо. — Я не знаю, зачем вы делаете многое из того, что вы делаете. А если в поисках ответов я пытаюсь пролить свет на вас, сама ваша черная сущность поглощает его.
— Твоя паранойя лестна, но совершенно излишня...
— В данном случае, — уточнил Лондо.
Шив'кала помолчал некоторое время, а затем сказал:
— Да. В данном случае. Чтобы приставить к тебе соглядатая, Министр Дурла не нуждался в подсказках с нашей стороны.
— Дурла. Ваш фаворит. Ваш охотничий пес. Если бы он знал...
— Если бы он знал... Ничего бы не изменилось.
— Тогда почему бы не рассказать ему обо всем? — спросил Лондо с ноткой вызова в голосе.
— Как пожелаешь.
Лондо вздрогнул.
— И вы расскажете? Расскажете ему о тьме, окутавшей нашу планету? Расскажете, что лишь благодаря вам он стал министром? Что он на самом деле служит не Приме Центавра, а прихотям Дракхов — слугам самых злых и страшных созданий, когда-либо живших в нашей галактике? Что вы вторгаетесь в его сны, внушая ему свои распоряжения, которые он потом начинает считать своими собственными?
— Конечно, — подтвердил Шив'кала. А затем вдруг понизил голос до свистящего шепота и продолжил. — А затем... я расскажу ему о тебе. О всем том, что ты сделал... и что еще сделаешь. О том, что он, Дурла, еще пользуется неким подобием личной свободы... а на тебе сидит Страж. О том, что ты одновременно самый могущественный и самый бессильный человек на Приме Центавра. Все это я расскажу ему, и после этого, каждый раз, когда ты будешь встречаться с ним взглядом, ты будешь вспоминать... что он все знает. И он будет видеть в тебе именно ту жалкую тварь, в которую ты и превратился теперь. Ты этого... хочешь?
Лондо ничего не сказал. Да и в самом деле, что здесь можно было сказать?
— Теперь ты понимаешь, Лондо, — подытожил Шив'кала, — что я защищал и защищаю тебя прежде всего от самого себя? И когда-нибудь... ты мне скажешь спасибо за это.
— Когда-нибудь... я тебя убью за это, — откликнулся Лондо.
— Полезно иметь хоть какие-нибудь желания, — ответил Шив'кала.
Раздался тихий шорох открывающейся двери, и Лондо сел, зажмурившись от неяркого света, хлынувшего из прихожей. Там стоял Трок, темный силуэт на светлом фоне.
— Мне показалось, вы разговаривали, Ваше Величество. Кто-то сумел проникнуть в ваши покои?
Лондо полуобернулся. То место, где только что стоял Шив'кала, было залито светом, проникшим в спальню, и не было никаких признаков того, что Дракх вообще появлялся здесь.
— Я... просто разговариваю сам с собой, — сказал Лондо.
— Ваш голос звучал так, будто вы ведете спор, Ваше Величество.
— Так и есть. Наверно, это оттого, — вздохнул Лондо, — что я не очень то нравлюсь самому себе. — Лондо поколебался немного, а потом все-таки спросил. — Ты все это время стоял у двери, Трок?
— Да, Ваше Величество.
— И для чего ты... так поступил?
— Я мог понадобиться, Ваше Величество.
И затем, когда Лондо отпустил Пионера Трока, освободив от службы на весь остаток ночи, он все лежал и пытался решить, кто же представляется ему более зловещим: Шив'кала... или Трок.
Выдержки из "Хроник Лондо Моллари".
— — Фрагмент, датированный 17 июня 2268 года (по земному летоисчислению) — —
Конечно, было бы здорово, если бы вдруг случилось так, что я смог вести этот дневник на регулярной основе. Но увы, я могу позволить себе делать записи, подобные нынешней, только тогда, когда мой "напарник" погружается в алкогольный дурман. А поскольку для этого мне самому нужно истребить изрядный запас алкоголя, то потом бывает очень трудно сосредоточиться на том, что же именно я пишу. Остается только надеяться, что будущие поколения сумеют разобрать мои начертанные от руки каракули. И надеюсь, что будущий читатель поймет, почему иногда мне приходится за один раз наверстывать сразу несколько месяцев, рассказывая лишь то, что отсеяла из происшедших событий моя память.
Сенна.
Я так горжусь ею. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять то, на что я мог указать лишь намеками. И она оказалась достаточно умной, чтобы не прийти ко мне после нашего туманного разговора и спросить напрямую:
— Вы хотите, чтобы я шпионила за ними! Вы хотите, чтобы я собирала информацию повсюду, где только возможно, любыми средствами, какие будут необходимы для этого, и передавала эту информацию вам! В конце концов, я "всего лишь" девушка, предположительно высматривающая мужчину, которого можно было бы взять на крючок. А мужчины склонны откровенничать с женщинами, на которых им хочется произвести впечатление.
Нет, она не задала мне ни единого вопроса, и все же я знаю, что она все поняла. На следующее утро за завтраком она смотрела на меня, и глаза у нее блестели от возбуждения. Возбуждения, вызванного духом конспирации, словно мы оба знали величайший секрет, о котором, однако, ни в коем случае нельзя было говорить вслух. Я, конечно, не мог дать ей никаких наставлений. Она все вычислила сама... Умница.
И что было с ее стороны еще умнее — она не ринулась в бой сломя голову. Она выжидала. Ведь, в самом деле, некоторым могло бы показаться странным, если после того холода, с которым она отнеслась к Троку при первой встрече, Сенна вдруг мгновенно изменила свое поведение. Уж по крайней мере, сам Трок мог быть кем угодно, но только не дураком.
Нет, действовать она начала потихоньку, исподволь. Это было нетрудно; обычно каждую неделю несколько раз случались оказии, когда мне удавалось пообедать вместе с Сенной, и естественно, при этом присутствовал Трок. Однажды вечером, когда Трок, едва заметив, что у меня опустел бокал, поспешил снова наполнить его вином, Сенна сказала — так, словно Трока и не было поблизости:
— Он очень внимателен, не так ли?
Это замечание нарушило тишину, царившую за столом. Я как раз поднес было ко рту полную ложку еды, но так и не успел съесть ее.
— `Он'? — недоуменно переспросил я.
А затем увидел, как Сенна многозначительно подмигнула, указывая глазами на Трока, и, естественно, сразу все понял.
— Ах. Ты имеешь в виду, Трок.
Трок мгновенно насторожился и навострил уши. Но надо отдать ему должное, столь же быстро вновь вернул себе невозмутимое выражение. Едва ли найдется кто-нибудь, кто сумеет превзойти его в умении скрывать от наблюдателя свои истинные мысли и чувства.
— Впрочем, — продолжила Сенна как ни в чем ни бывало, — будь он и в самом деле таким внимательным, то наверняка бы заметил, что в моем бокале вина нет вовсе.
— Обычно вы не просите налить вам вина, Леди Сенна, — сказал Трок.
— Леди никогда никого ни о чем не просит, — чопорно ответствовала Сенна. — Наоборот. Все спрашивают у леди, могут ли они чем-нибудь ей услужить.
Трок кивком подтвердил, что он взял это себе на заметку, и подошел к Сенне с бутылкой в руке.
— Леди, не желаете ли вы...
— А я уж думала, что ты никогда не спросишь меня о чем-нибудь, — сказала Сенна и весело рассмеялась.
А я подумал про себя, Великий Создатель, да она просто рождена для этого. И тут же вспомнил, кто был ее отец — покойный Лорд Рефа — и понял, что да, в самом деле, именно для этого она и была рождена. Учитывая, каково ее фамильное древо, оставалось только поражаться, почему я до сих пор ни разу не получил кинжал под ребро.
Впрочем, она ведь еще так молода, и у нее еще все впереди.
Получив свой бокал вина, эта мудрая девочка, блестящая девочка... она больше никакого внимания на Трока в этот вечер не обращала. Это, несомненно, убедило юношу, что замечание Сенны было не более чем мимолетным наблюдением, легкой шуткой, отпущенной в его адрес.
Но в следующий раз, когда мы обедали вместе, она уже по-настоящему вовлекла Трока в разговор. Я был удивлен — хотя, честно говоря, так ли уж удивлен? — что молчаливый Трок оказался чуть более разговорчив с Сенной, нежели со мной. На любой вопрос, который мог бы касаться его подноготной, я всегда получал вежливый, но крайне немногословный ответ. А вот Сенне он, слово за слово, поведал постепенно, кажется, всю свою родословную целиком. Он похвастался своими родителями, и услышав их имена, я моментально вспомнил, о ком идет речь.
Трок был из Дома Милифа. Милифа входил в ближний круг знакомых Министра Дурлы, в группу, члены которой именовали себя Новая Гвардия. Я был знаком с ними, и хорошо знал людей подобного типа. В свое время они состояли в оппозиции Императору Картаже... но действовали всегда тайком. Если кто-нибудь начинал говорить о свержении Картажи, или попытках как-нибудь повлиять на его безумное правление, которое разрушало Приму Центавра, Дом Милифа — вместе со многими другими такими же — оказывался в первых рядах, но только первых с дальнего конца. Да, они жаждали перемен, но только предпочитали, чтобы всю черную работу, необходимую для этих перемен, выполнили другие.
Да, я слишком хорошо изучил этот тип людей. Они начинали действовать лишь тогда, когда были уверены, что не подвергнутся при этом никакому риску. И раз уж Трок из Дома Милифа был поставлен ни больше, ни меньше, как на пост моего камердинера, и другие ему подобные продолжали прибывать на службу во дворец, значит, они решили, что здесь путь наверх, безусловно, лишен не только преград, но даже ухабов.
Поскольку одной из преград на этом пути в принципе должен был быть я, значит, меня они, очевидно, большой помехой уже не считали.
Помоги мне, Великий Создатель, потому что, вполне возможно, они и правы.
Я бы мог, конечно, приложить старания, чтобы заставить их изменить свое мнение, заставить их попотеть ради достижения своих целей. Но в данный момент я более склонен позволить событиям просто разворачиваться своим чередом, а самому довольствоваться лишь ролью их пассивного созерцателя. Пусть пошумят, все они, все те, кто рассуждает о необходимости вернуть Приму Центавра на путь величия и славы. В глубине своих сердец они просто хвастуны, которые никогда не перейдут от слов к делу, если только не будут уверены, что смогут нанести врагам такой удар, который одним разом покончит с ними, сокрушит до основания, не оставив ни единого шанса на возможность отмщения.
Сейчас, изложив все это, я подумал, что в результате у меня получилось довольно точное описание себя самого. Возможно, различия между Новой Гвардией и старой гвардией на самом деле гораздо меньше, чем готов признать кто-либо из нас...
Короче говоря, Сенна начала уделять Троку все больше внимания, и Троку это явно пришлось весьма по душе. Причем для него, возможно, оказалось более важно не то, что Сенна привлекательная и живая девушка, но то, что авторитет самого Трока среди приятелей-Пионеров несколько вырос, когда он появился перед ними под руку с "юной леди". Сенна проявила удивительное мастерство, не подпуская Трока слишком близко к себе, но в то же время постоянно поддерживая в нем уверенность, что их отношения становятся со временем все теплее.
А затем Сенна нашла способ периодически передавать мне все то, что ей удавалось узнать. Она каждый раз умела обставить дело так, что все выглядело естественно и случайно. Ну, к примеру...
— Ох, ни за что не угадаете, какие сплетни последнее время ходят по дворцу, — и расскажет мне в своей блестящей легкомысленной манере всю информацию, независимо от степени ее важности для меня. Конечно, в основном информацию бесполезную. Сенна, юная и неопытная, и в самом деле не может пока что с точностью отличить важное от неважного. Ей пока еще не под силу самой выбрать наиболее нужные сведения; она просто выбалтывает мне все подряд, возлагая на меня обязанность рассортировать все услышанное.
Так продолжается уже несколько месяцев, и теперь я начал гораздо лучше разбираться в текущей ситуации. Я начинаю чувствовать себя как паук в центре паутины, который наблюдает за насекомыми, порхающими вокруг, и пытается определить, кто же из них представляет собой самый лакомый кусочек.
Недавно, к примеру, Сенна рассказала нечто такое, что может оказаться необычайно полезным для меня. Нечто такое, что может позволить мне исподтишка манипулировать Дурлой и поможет мне безнаказанно вернуть Вира.
Я начинаю понимать, какую важную роль может сыграть сейчас Вир. Я обложен со всех сторон, за мной следят днем и ночью. Трок сопровождает меня постоянно, Шив'кала прячется в тени где-то рядом, а Страж устроился на моем плече навсегда, я самый поднадзорный из всех жителей Примы Центавра... возможно, вообще из всех обитателей всей Вселенной. Даже милая Сенна, она делает лишь столько, сколько она в состоянии сделать. Мне нужен кто-то извне, кто-то, обладающий свободой передвижения, кто сможет протянуть от меня спасательный трос во внешний мир.
Спасательный трос.
Какой интересный выбор слов, видимо, не случайный, поскольку часто в последнее время я чувствую себя так, будто молча иду ко дну.
Но теперь это не важно. Теперь Вир вернется, теперь он будет спокойно прилетать и улетать, когда будет нужно... И что самое смешное, с благословения самого Дурлы. Если только мне удастся все сделать правильно...
Кстати... Мне немного жаль, что я втянул Сенну в эту трясину хитрого шпионажа. Несмотря на свое происхождение, несмотря на свое обучение, она все еще юная и наивная. Но времена, в которые нам выпало жить, ужасны, и возможно, мои коварные происки в конечном счете пойдут лишь на благо ей. Чем скорее она научится врать, хитрить и манипулировать людьми, тем больше будет у нее шансов выжить. Кто знает, быть может, если она станет опытной в такого рода делах, я просто женюсь на ней. Женюсь на ней, а потом, конечно же, разведусь. Таким путем я смогу уравнять ее по статусу с остальными моими экс-женами.
— — — — — Глава 6 — — — — —
Вир обычно приходил в Сад Дзэн на Вавилоне 5, когда испытывал необходимость поразмышлять и помедитировать. И ни разу не случалось, чтобы он направлялся сюда с целью пустить кому-то кровь. Однако, так уж случилось, что именно это, похоже, и должно было теперь произойти.
Вир привык, что кто бы, когда бы и где бы ни заметил его появление, все старались обойти его стороной и избежать встречи с ним. Ведь, в конце концов, он был центаврианином, а эта раса имела в глазах большинства обитателей галактики отнюдь не положительный имидж. И Вир считал, что их можно понять. В самом деле, если одна раса разбомбила другую, оставив от цветущего мира одни только развалины, после этого трудно рассчитывать на прежнюю дружбу между ними.
Гален оказался прав: Прима Центавра не стала отзывать своего посла на Вавилоне 5. Считали ли там, наверху, что тем самым подбросили ему косточку или, наоборот, подвергли страшному наказанию, Вир сказать не мог. Он давно уже свыкся со статусом изгоя. Он привык к тому, что хотя он и считался послом Республики Центавра, но на деле его появление на большинстве дипломатических мероприятий отнюдь не приветствовалось. Но затем в его жизнь вошла Мэриэл, и все пошло по-другому. Очаровательная, веселая, Мэриэл притягивала к себе представителей мужского пола с той же легкостью, с какой звезда притягивает к себе космический мусор. И какое-то время Вир нежился, согреваясь в лучах отраженного ею света. Внезапно, ему стало казаться, что люди теперь смотрят на него по-другому, с некоей долей уважения. Когда он проходил по залу, все вокруг улыбались, махали ему рукой, хлопали его по плечу и хихикали. Да, они всегда хихикали или смеялись, и Вир воспринимал это как знак радости или счастья по поводу встречи с ним.
Они продолжали хихикать и смеяться. Но теперь это уязвляло Вира, потому что он узнал правду. Теперь он знал, что за его спиной Мэриэл сделала из него всеобщее посмешище. Когда люди смотрели на него, они видели перед собой всего лишь шута.
Мэриэл последнее время появлялась на станции гораздо реже, и это вполне устраивало Вира. Он понимал, что не может просто выбросить ее из своей жизни, разорвать их отношения — это не только насторожило бы Мэриэл, но и привлекло бы внимание того, кому она посылала свои донесения... некоего "канцлера", так к нему обращалась Мэриэл, хотя Вир и не знал, чем именно заведовал этот Канцлер.
Более того, он ведь был настолько без ума от Мэриэл, что если бы резко изменил свое отношение к ней, она не просто насторожилась бы, а наверняка поняла, что произошла какая-то крупная неприятность. Виру это было совершенно ни к чему, и потому он устроил так, чтобы, когда бы Мэриэл ни появилась на станции, он все время оказывался в отлучке. Естественно, поскольку Мэриэл рассматривала Вира как не более чем удобный подручный инструмент, она не слишком скучала по нему. Она продолжала оставлять ему видеопослания, в которых кудахтала что-то насчет того, как ее огорчает, что последнее время они стали как два корабля, проплывающие мимо друг друга в темноте. "Она очень плохая актриса", — решил Вир.
Но прошло несколько месяцев, и подобная игра в прятки утомила Вира. Сегодня Мэриэл в очередной раз должна была вернуться на станцию откуда-то оттуда, где она в очередной раз пропадала, и на сей раз у Вира не было желания покидать Вавилон 5, чтобы бес толку проторчать некоторое время в каком-нибудь отдаленном месте. Он устал просто так убивать время.
Впрочем, не только это. Холодное пламя гнева вспыхивало в нем с новой силой каждый раз, когда кто-нибудь из обитателей Вавилона 5 с улыбочкой интересовался у него, как там поживает Мэриэл. Об этом интересовались даже на Приме Центавра. К примеру, недавно он получил весточку от Сенны. В основном ее послание представляло собой пустую болтовню, пересказ свежих сплетен, и это было довольно странно, учитывая что Вир не мог даже припомнить, когда последний раз Сенна общалась с ним прежде. Нынешнее послание Сенны было направлено даже не из дворца; Вир определил это по частоте, на которой оно было передано. Оно было послано из некоего независимого общественного переговорного пункта, в котором всем желающим предоставляли услуги по отправке сообщений.
— Один из приятелей моего приятеля рассказывал, что ты сошелся с Мэриэл, — говорила Сенна. — Как интересно! Этот приятель моего приятеля сказал, что от Мэриэл без ума сам Министр Дурла. Так что тебе необычайно повезло, поскольку получается, что ты кое в чем превзошел самого Министра Дурлу, а это, как тебе известно, не под силу никому.
Так что даже на Приме Центавра, где он был персоной нон грата, знали о его злополучной связи с Мэриэл. Но наверняка никто там даже и не подозревал, что предполагаемый любовный успех Вира на самом деле слишком дорого ему обошелся. По сохранившимся еще жалким остаткам его репутации был нанесен жестокий удар, возможно, непоправимый.
Это соображение рождало у Вира пламенное желание каким-нибудь образом отомстить Мэриэл. Его воспитание подсказывало, что в текущих обстоятельствах небольшое количество приличного яда позволило бы самым великолепным образом урегулировать ситуацию. Но Вир не мог заставить себя пойти этим путем. Это было бы просто не в его стиле.
Но, с другой стороны, рисковать своей жизнью ради того, чтобы своими руками разрушить таинственную Базу Теней, — это ведь тоже было не совсем в его стиле. И убиение императора, которое он ненамеренно учинил над Картажей. Его стиль менялся столь стремительно, что он сам не успевал уследить за происходящими изменениями. Словно некий новый Вир стремглав мчался вперед, оставив старого Вира беспомощно разводить руками и понапрасну молить нового, чтобы тот не бросал его позади.
Интересно, во что он превратится, и понравится ли ему то, во что (или в кого) он превратится.
Тот Вир Котто, который впервые прибыл на Вавилон 5 много лет назад, можно считать, во многих отношениях был еще ребенком.
— Все дети когда-нибудь взрослеют, — сказал Вир сам себе, сидя на скамье в Саду Дзэн и глядя на песок у себя под ногами.
— Все, за исключением одного, — услышал он внезапно чей-то голос, настолько близко от своего плеча, что едва не взвизгнул от неожиданности. Вир вскочил со скамьи и обернулся, чтобы увидеть, кто же это сумел подкрасться к нему настолько бесшумно и незаметно.
— Гален!
Техномаг слегка склонил голову в знак приветствия.
— Он самый.
— Что вы здесь делаете?
— Разговариваю с тобой. Твое время почти на исходе, Вир Котто. И когда настанет срок, ты должен быть готов к этому.
— Готов к "этому"? Готов к чему? — Вир скептически замотал головой. — С тех пор, как техномаги начали пичкать меня своими советами, в мою жизнь вошла женщина, которая воодушевила меня, полюбила меня — или, по крайней мере, сделала вид, что полюбила — и как затем благодаря вам выяснилось, только для того, чтобы ей удобнее было шпионить за другими. Что я мог сделать, чтобы быть готовым к этому?
— Мэриэл просто манипулировала тобой, Вир Котто, как опытный кукловод своей марионеткой. Но в этом мире все мы связаны между собой тысячами нитей, и все мы то и дело дергаем эти нити, так что, получается, каждый из нас манипулирует каждым. Когда ты повзрослеешь, ты это поймешь, и сам станешь величайшим кукловодом.
— О, интересно будет на это посмотреть, — мрачно сказал Вир. А затем вздрогнул. — Погоди, как ты сказал? Кто еще не повзрослел?
— Питер Пен. Мальчик-землянин, который отказался становиться взрослым, и поселился в стране под названием Нет-нет-ландия... в нее можно попасть, если свернуть от второй звезды направо, и идти все вперед, и вперед до самого утра.
— У меня нет времени на сказки, — нетерпеливо сказал Вир. — Тебе что-то нужно. Что?
Гален встал и куда-то пошел. Вир машинально пошел следом, пытаясь попасть в ногу с техномагом.
— Ты должен вернуться, — сказал Гален.
Вир даже не стал гадать, куда он должен вернуться.
— На Приму Центавра.
— Да. Есть силы, которые торопятся привести наш мир к той судьбе, какой он воистину заслуживает. Однако на любое действие есть равное по силе и противоположное по направлению противодействие. Это непреложное правило Вселенной. Ты должен стать этим противодействием.
— Что ж, я бы рад, но есть еще одно непреложное правило Вселенной: я не могу вернуться на Приму Центавра, — сказал Вир уныло. — Да, у меня остались связи, я иногда посылаю весточку туда, а они посылают мне сюда. Но вам нужен кто-то такой, кто был бы свободен в своих передвижениях, кто был бы вхож в высшие круги Примы Центавра. Я не такой человек.
— Нет. Именно такой, — без тени сомнения возразил Гален, и его глаза сверкнули. — И ты должен придумать, как все это осуществить.
— Нет. Вы должны это придумать. В конце концов, это вы знаете ответы на любые вопросы.
— Нет, — тихо сказал Гален. — Ни один техномаг не знает ответа на все вопросы.
Вир закатил глаза и покачал головой.
— Я не знаю, чего вы от меня ждете, — сказал он, наконец. — Вы ведете себя так, будто я и в самом деле обладаю хоть каким-то влиянием. На данный момент если я и сумел повлиять на что-нибудь, то только с помощью Мэриэл.
— И что? Разве она не влюбилась в тебя? Разве она не помогала тебе?
Вир горько рассмеялся.
— Мэриэл помогала только самой себе. Она не станет... она... не...
И Вир вдруг умолк. У него начала вызревать некая идея.
— Вир Котто... ? — поинтересовался Гален.
— Тихо!!!
Если бы несколько лет назад кто-нибудь сказал Виру, что он прикрикнет на техномага, приказывая тому замолчать, Вир принял бы такого человека за сумасшедшего. Но что еще более поразительно, так это то, что техномаг и вправду замолчал. Он склонил голову с легким изумлением, но в целом, похоже, был более чем доволен тем, что мысль Вира, наконец, заработала в нужном направлении.
Вир медленно шел вперед, но мысли его витали далеко отсюда. Целый поток новых идей проносился у него в голове. Он резко обернулся, ожидая, что, скорее всего, обнаружит Галена исчезнувшим столь же внезапно, как это любили делать его соратники. Однако Гален по-прежнему стоял там, опираясь на свой посох и наблюдая за Виром с выражением некоего прохладного удивления.
— Можете вы заставить ее и в самом деле влюбиться в меня?
Гален моргнул в несколько совиной манере.
— Влюбиться.
— Да.
— В тебя.
— Да.
Поначалу техномаг не ответил ничего. И даже не пошевелился. Вир начал думать, уж не наложил ли кто-нибудь на Галена парализующее заклятие, когда тот, наконец, вновь заговорил:
— Ты хочешь, чтобы теперь Мэриэл стала твоей марионеткой.
Вир кивнул.
— Ты хочешь, чтобы я... заставил Мэриэл настолько влюбиться в тебя, что она будет готова исполнить любую твою просьбу, когда бы и о чем бы ты ее ни попросил, только бы не огорчить тебя.
— Именно так, — подтвердил Вир с мрачной решимостью.
— И тебе это нужно?.. Зачем?
— Вы хотите, чтобы я смог вернуться на Приму Центавра. Я пришел к выводу, что Мэриэл — ключ к решению этой задачи. Лондо об этом знал... Он всегда все знает, — Вир покачал головой с завистливым восхищением. — И он велел Сенне послать весточку мне, возможно, потому, что его собственные слова и действия постоянно под надзором. Вот почему она направила это послание не из дворца. Наверняка они рассчитывали, что уже одно это заставит меня заподозрить, будто здесь что-то не так.
— Дурак ты, Вир Котто, — тихо сказал Гален.
— Может быть. Но я такой дурак, который вам нужен. — Вир не склонен был больше позволять себе испугаться кого-либо, пусть даже техномагов.
— Ты просишь меня заставить эту женщину влюбиться в тебя. Я могу это сделать. Это вполне в моих силах. Я могу заставить ее полюбить тебя так страстно, что она готова будет содрать всю кожу с самой себя, только чтобы не подвести тебя.
— Я думаю, мы сможем обойтись без подобного, знаешь ли... самобичевания.
— И в самом деле. — Гален некоторое время раздумывал, а потом спросил еще раз. — И ты уверен, что готов ответить самому себе, зачем ты меня об этом попросил?
— Я уже сказал.
— Нет. Нет, — Гален покачал головой. Он подошел ближе к Виру, и хотя Вир был уверен, что все это лишь игра воображения, но Гален вдруг начал казаться ему все более высоким, широким и могучим с каждым шагом. — Ты, действительно, уже изложил мне свои мотивы. Но истина-то в том, что тебе просто хочется наказать Мэриэл, и ты видишь во мне лишь орудие своей мести. Ты ведь хочешь не просто превратить ее в свою марионетку. Ты хочешь унизить ее ради того, чтобы самому получить удовлетворение. Это недостойно тебя, Вир Котто.
— Ты ошибаешься, — упрямо сказал Вир. — И я не понимаю тебя. Вы, люди, техномаги... вечно вы выражаетесь так туманно, пророчески, мистически, таинственно... Не надо стоять здесь и заниматься психоанализом, выясняя, что же мы могли иметь в виду, когда думали, что бы ответить вам на вопрос, почему мы поступаем так-то и так-то.
— Я бы приберег таинственность для обсуждения вопросов вселенской важности, — возразил Гален. — Когда я говорю о дураках и их дурацких решениях, я предпочитаю не запутывать свою речь многозначительностью выражений. В чем дело, Вир Котто? Я переоценил тебя?
— Ты просто ошибся, вот и все.
— Как скажешь. И как отныне будешь говорить всегда, до самой могилы, — Гален вздохнул. — Ну что ж, очень хорошо, если именно этого мы желаем, это я тебе и обеспечу. Все те средства, какие ты пожелал получить в свое распоряжение. Но с одним условием. Когда ты вернешься на Приму Центавра... с тобой будет вот это.
Гален резко выбросил вперед свою руку, остановив ее буквально в дюйме от лица Вира, и внезапно произошла вспышка, так что Вир отскочил назад. Он увидел на лице Галена мрачное удовлетворение. И вздрогнул, заметив, что на ладони Галена появилось некое маленькое черное треугольное устройство. Судя по отблескам света на его поверхности, устройство изнутри мерцало мертвенным светом, впрочем, Вир не был уверен в этом полностью.
— Что это? — спросил Вир.
— Детектор технологий Теней, — ответил Гален. — Самого его не обнаружит ни одно ваше сенсорное устройство, какое бы ты ни придумал. Когда ты вернешься на Приму Центавра и будешь там ходить по дворцу, или еще где-нибудь, этот детектор пошлет сигнал, который даст мне знать, имеется ли в твоем родном мире что-нибудь, изготовленное по технологии Теней. Но, к сожалению, радиус действия этого прибора очень ограничен — Тени умели хорошо прятать свои устройства. Так что ты должен подойти почти вплотную к тому, что изготовлено по их технологии, чтобы этот детектор сработал.
— И как я сообщу вам, что именно я там найду?
— Этого от тебя не потребуется. Устройство само сообщит мне все, что нужно. Просто носи его повсюду с собой, и оно само сделает все остальное. А это, — и рука Галена вспыхнула еще раз, после чего на этот раз на ней оказался крохотный цилиндр внутри крохотной коробочки, размером не больше ногтя на пальце Вира, — позволит мне общаться с тобой во время охоты. Вставь его себе в ухо перед тем, как лететь на Приму Центавра. Его тоже не обнаружит ни один сканер. Ты не сможешь разговаривать со мной, но я смогу подсказать тебе, где и что искать, если какой-либо сигнал нашего детектора подскажет необходимость углубленной инспекции.
Вир взял цилиндр и сунул его себе в карман, а потом повертел в руках треугольник.
— Вы ищете неоспоримые доказательства присутствия Дракхов на Приме Центавра.
— Мы уже знаем, что они там присутствуют, Вир Котто. Мы хотим знать, насколько широко они там присутствуют.
— А почему вы не хотите сами посмотреть?
— На то у нас есть причины.
— И откуда только я знал, что именно так вы и ответите? — мрачно заявил Вир. — Что ж, скажите мне хотя бы... если там есть Дракхи... и они найдут меня, и все эти штуки при мне... как они поступят?
— Убьют тебя, почти наверняка.
Вир тяжело вздохнул.
— И откуда только я знал, что вы и теперь именно так и ответите?
— Если они и в самом деле убьют тебя, Вир Котто... Могу в утешение тебе сказать одну вещь.
— О, в самом деле? И какую?
Гален безрадостно улыбнулся.
— Мэриэл будет феерически горевать по тебе.
И с этими словами, он развернулся и пошел прочь, и полы его длинной робы мели по полу, и вот что странно, почему-то при этом не сдвинули с места ни одного из камешков, лежавших здесь под ногами.
* * *
Вир употребил уже полбутылки ликера, когда она прибыла.
Самое неприятное при взгляде на Мэриэл было то, что каждый раз при этом у Вира возникало сильнейшее желание забыть про все, что он успел о ней узнать. Ему хотелось снова поверить, что глядя на него, она забывает обо всем на свете, и лишь он один остается в ее голове и ее сердцах. Что он не был просто орудием в ее руках, шутом, которым она манипулировала столь же ловко, как и всеми остальными. Но увы, забыть все это никак не получалось, и Виру даже показалось, что несмотря на умение Мэриэл скрывать коварные планы, возникавшие в ее изощренном уме, он теперь замечает двуличие в ее глазах.
— Вир! — радостно воскликнула Мэриэл, войдя со своим багажом в каюту, которую они вдвоем занимали уже почти год. — Вир, ты здесь!
— Вир, Вир, Вир здесь, — эхом откликнулся он. Голос у него оказался несколько более пьяным, чем он ожидал. Некоторые слова получались не очень разборчивыми.
— Любимый мой, мы же не виделись целую вечность, — сказала Мэриэл, нагнулась к нему, взяла его за подбородок и мягко поцеловала.
Вир поинтересовался про себя, когда Гален собирается наложить на нее свое заклятие.
А потом он взглянул в глаза Мэриэл, по-настоящему взглянул... и увидел очень странное выражение в ее взгляде, устремленном на него. Виру показалось, как бы парадоксально это ни звучало, что глаза Мэриэл были одновременно и затуманены чем-то, и необыкновенно ясны. Словно... словно Мэриэл сейчас в первый раз увидела его... Увидела — и сразу...
"Великий Создатель", — ахнул Вир. — "Да ведь он уже..."
А Мэриэл тем временем прилегла на постель рядом с ним... и начала делать с ним это. Начала выделывать такие штучки, каких Вир даже и вообразить себе не мог, и он чувствовал себя так, будто переживает опыт пребывания вне своего собственного тела. Его заполонили ощущения, о которых он до этого лишь смутно догадывался по впечатлениям, оставшимся от самых интимных его сновидений, и он даже представить себе не мог, что может испытать нечто подобное наяву. Мэриэл была повсюду, и Вир изворачивался и крутился, пытаясь отодвинуться от нее, но это было невозможно. Невозможно было ни сдержать ее натиск, ни самому не поддаться этому натиску. Все его тело мучительно напряглось, словно каждая жилка раздулась, переполнившись разгоряченной кровью.
— Я люблю тебя, — снова и снова шептала Мэриэл ему на ухо, — мой дорогой, мой сладкий...
Вир пытался отпихнуть ее, но сил для этого взять было неоткуда. Он чувствовал, что голова у него уже перегружена эмоциями, и в конце концов отчаяние придало ему силы. Он сумел оторваться от Мэриэл и скатился на пол. Кое-как он добрался до ближайшего кресла, плюхнулся в него и глянул на Мэриэл, теперь уже полуобнаженную, все еще лежавшую, свернувшись, на постели. Ее глаза светились любовью, и она вновь начала подбираться к Виру.
— Довольно, — попросил он. — Просто... останься там. Хорошо?
Мэриэл взглянула на него, пораженная.
— Ты уверен?
— Да. Я уверен.
Вир встал и попытался привести свои растрепанные одежды хоть в какой-нибудь порядок. Это все, что он мог сделать, чтобы попытаться сфокусироваться на чем-нибудь хорошем и правильном, с учетом сложившейся ситуации. Его внутренний голос потешался над ним, приговаривая: "Хорошем и правильном? Ты же попросил техномага промыть мозги этой женщине, заставить ее влюбиться в тебя, чтобы утолить свою жажду мелкой мести, притворившись, будто в конечном счете это пойдет на пользу Приме Центавра. Так пользуйся плодами своих усилий, наслаждайся тем, что она предлагает тебе. Ты это заслужил, а она будет в восторге."
Но едва выслушав этот призыв своего внутреннего голоса, Вир приказал ему замолчать.
Неужели Гален и в самом деле промыл ей мозги? У нее не было того пустого, бессмысленного взгляда, какой можно было ожидать, если бы Мэриэл и вправду потеряла рассудок. Вир видел, что это совсем не так. Вся хитрость, весь ум, все лукавство, которые он привык в ней видеть и научился понимать, — все это по-прежнему было при ней. И это принесло Виру большое облегчение, потому что иначе Мэриэл стала бы бесполезной для него.
...бесполезной... для него...
Он попытался поскорее отринуть эту мысль, потому что та личность, у которой подобные соображения могли возникнуть, определенно была бы совершенно не по нраву Виру.
Да, ум Мэриэл никуда не исчез, но он тонул в той единственной эмоции, которая захлестнула ее, в том чувстве, которое излучал ее взгляд, устремленный на Вира: преклонение, ничем не омраченное восхищение. Вир не был готов к тому, что все произойдет вот так внезапно. В глубине души он никак не мог поверить, что техномаг в самом деле в состоянии исполнить его просьбу. Когда Мэриэл вошла в каюту и поцеловала Вира, он все еще подозревал, что это может быть некоей шалостью с ее стороны. Но пыл ее страсти быстро избавил его от этого заблуждения.
Вир почувствовал себя грязной скотиной.
Он начал убеждать себя, что все нормально. Что из них двоих Мэриэл зашла гораздо дальше, и ее руки были замараны гораздо сильнее. Эта женщина привыкла использовать секс и первобытные эмоции как оружие, как одно из орудий своего грязного труда. И если ее излюбленное оружие обернулось теперь против нее самой, то ей же хуже. Она не заслуживала ни малейшей крупицы жалости. Но, с другой стороны, Мэриэл настолько легко поддалась вновь возникшему чувству, что, по-видимому, сама не понимала, насколько неожиданным и неестественным было его возникновение.
Вполне возможно, все это дело показалось Виру таким отталкивающим именно потому, что Мэриэл не понимала происходящего.
Вир не имел намерения предаваться с ней постельным утехам, какой бы захватывающей ни представлялась подобная перспектива. Наоборот, он собирался чуточку дистанцироваться от Мэриэл, чтобы заставить ее прочувствовать те мучения, которые вынужден был пережить он сам. Впрочем, мысль об этом показалась ему заманчивой лишь в первый момент. А затем Вир осознал низменную суть подобного желания и почувствовал отвращение к самому себе. Надо найти Галена, и пусть он снимет с Мэриэл заклятие. Пусть вернет ее в нормальное состояние, чтобы она вновь могла...
Чтобы она вновь могла подрывать его репутацию. Очернять его, распускать о нем сплетни, делать его труды еще более неэффективными, чем они были сейчас.
Вир взглянул на Мэриэл. Дела обстояли в точности так, как сказал Гален: эта женщина явно готова была сейчас уничтожить себя, только бы не разочаровать Вира. Просто небо и земля по сравнению с той коварной стервой, какой она была еще несколько часов назад. Но Вир приказал своим сердцам зачерстветь, и начал уговаривать себя, что даже если ему теперь и не нравится все происходящее...
Что ж... уже завтра он, несомненно, будет смотреть на все по-другому.
— Разве ты не хочешь насладиться мною, Вир, любовь моя? — прошептала Мэриэл. — Позволишь ли ты мне показать, как сильно я люблю тебя?
Казалось, на оба вопроса невозможно ответить иначе, чем пылким согласием, но с решительностью и силой воли, наличия которых он в себе даже не подозревал, Вир сумел заставить себя отказаться от идеи поддаться чувству. И вместо этого он сказал:
— Я уверен, это было бы приятно.
— Было бы приятно? И все? — Мэриэл явно почувствовала огромное разочарование. — Вир, любовь моя, позволь, я покажу тебе... Позволь стереть все твои сомнения и подарить тебе безграничное...
— Мэриэл, я хочу... чтобы ты не прикасалась ко мне некоторое время.
— Не прикасалась... к тебе?
— Именно так.
Эти слова больно ранили Мэриэл.
— Не ласкать тебя? Не ощущать твою твердую плоть под моими пальцами? Не прикасаться к твоим щупальцам?
— Ничего, — твердо сказал Вир. — Видишь ли, сейчас... есть... много разных дел, которые мне нужно срочно уладить. Мне нужно сосредоточиться, и я не могу отвлекаться на... романтику. Так что мне нужно, чтобы мы пока что были порознь.
— Порознь? Но, любовь...
Вир так взглянул на нее, что Мэриэл словно увяла. Совсем тихим голосом она произнесла:
— Хорошо, Вир. Если тебе для счастья нужно именно это, значит, и мне для счастья нужно именно это. Я живу только для того, чтобы видеть тебя счастливым. — Мэриэл помолчала немного, а потом добавила: — А на завтрашней вечеринке мне тоже держаться подальше от тебя?
— На вечеринке?
— На приеме в честь посла Делгаши...
— Оххх, верно. Верно. — Вир в последние дни вновь перестал следить за календарем, поскольку вплоть до сегодняшнего вечера планировал на некоторое время покинуть Вавилон 5. — Нет, я думаю, тебе не стоит держаться подальше от меня на завтрашней вечеринке. Наоборот... — Вир почувствовал, что настроение у него улучшается. В конце концов, напомнил он себе, именно ради этого все и затевалось. — Наоборот, ты пойдешь туда под руку со мной... и будешь открыто восхищаться мной... и когда будешь тусоваться по комнате и болтать с разными послами, ты будешь всем им повторять, какой я замечательный. Какой я интеллигентный, какой... какой... — ум Вира не поспевал подобрать нужные эпитеты, и он просто закончил: — Ну, в общем... какой я есть. Все мои положительные качества.
— Все-все? Но тогда мой рассказ о тебе выйдет очень длинным, любовь моя. Нам придется задержаться на вечеринке гораздо дольше обычного.
— И это будет просто отлично, — ответил Вир, поудобнее устраиваясь в кресле. — Если повезет, проведем там всю ночь и следующее утро. Могу я в этом положиться на тебя, Мэриэл? Потому что это и в самом деле очень, очень важно для меня.
Мэриэл выглядела так, будто у нее перехватило дыхание. Ее реакция оказалась настолько экстремальной, что Вир испугался, уж не случилось ли с ней нечто вроде припадка. Когда она, наконец, смогла набрать воздуха в легкие, то сказала:
— Я справлюсь, Вир. Я не подведу тебя. Я буду тебя достойна.
— Это будет просто отлично, — повторил Вир.
— Вир, любовь моя, не хочешь ли ты, чтобы я... — Мэриэл поднялась с постели и с многозначительным видом направилась было к Виру.
-Нет. Нет, все в порядке, — поспешно отозвался Вир и попятился, не слезая с кресла, в результате чего сидел теперь едва ли не на его спинке. — Просто останься прямо там, где ты есть.
— Хорошо, любовь моя, — Мэриэл аккуратно уложила одеяло вокруг себя и осталась сидеть неподвижно на краю кровати. Ее большие круглые глаза смотрели на Вира с явным недоумением. — Разве тебе не уютнее будет здесь, рядом со мной, любовь моя? — Она указала на постель.
— Нет. Неееет, нет. Нет, мне здесь просто отлично, — ответил Вир. — Уютно и удобно.
— Хорошо, Вир. — Мэриэл прилегла, но по-прежнему не сводила с Вира восхищенного взгляда, и смотрела на него до тех пор, пока ночь своим мягким крылом не смежила ей веки. Глаза Мэриэл закрылись медленно и неохотно, и она заснула. Вир в одиночестве сидел в кресле, и пытался убедить себя, что он достиг, чего хотел, что этой ночью он добился отмщения. Что он ухитрился вернуть себе часть того, что похитила у него Мэриэл.
К утру, нижняя часть его спины выразила свое отношение к ночи, проведенной в кресле, тупой болью, заставившей Вира проснуться. Однако Мэриэл еще спала, и Вир некоторое время наблюдал, испытывая смешанные чувства, как ровно и спокойно вздымаются и опускаются прелестные холмики ее груди.
— Что я наделал? — прошептал он, в надежде, что вдруг сейчас неким магическим образом появится Гален и ответит на его вопрос. Но в тишине слышался лишь тихий звук дыхания Мэриэл, да гулкий стук сердец Вира.
* * *
Вир даже и в своих мечтах не представлял, что прием пройдет настолько хорошо.
Мэриэл была прежней, веселой и оживленной. Ни одна живая душа не заметила бы каких-либо изменений в ее поведении и ее манерах... до тех пор, пока она не дала пощечину помощнику посла Дрази.
Вир не видел, как это случилось, он стоял спиной к Мэриэл, когда произошел инцидент. Он стоял возле стойки бара, вливая в себя очередной заряд бодрости. Его самого забавляло, насколько высоко подскочила его норма потребления алкоголя с тех пор, как он сменил Лондо на должности посла. Всего несколько лет назад одного-единственного бокала было достаточно, чтобы низвести его до потери ориентации. А двух хватало, чтобы он впал в забытье и очнулся только на следующее утро, постанывая от ужасной головной боли (9). Теперь же ему требовалось выпить в несколько раз больше только для того, чтобы почувствовать, как по телу начинает разливаться приятное оцепенение.
Позади себя Вир слышал непрерывный поток болтовни, что всегда и бывало на подобных сборищах. А затем, с внезапностью оружейного выстрела, раздался безошибочно узнаваемый звук шлепка ладони по мягкой щеке. Вир поспешно обернулся, отчасти из чистого любопытства, отчасти оттого, что ему просто было скучно, потому что за весь вечер никто еще не подошел к нему, чтобы завязать разговор. Он даже подумывал о том, чтобы уйти пораньше. Когда Вир понял, что автором пощечины была Мэриэл, он едва не выронил свой бокал. Она стояла лицом к лицу с помощником посла Дрази, и щеки ее пылали от гнева. Помощник посла смотрел на нее, разинув рот от неприкрытого изумления.
— Как ты смеешь! — вскричала Мэриэл, даже не пытаясь понизить голос. Да это было и ни к чему: звука пощечины было более чем достаточно, чтобы немедленно привлечь внимание всех, находившихся в зале. — Как ты смеешь так оскорбительно говорить о нем!
— Но вы... он... Дрази не понимает! — лепетал несчастный помощник посла, и Вир сразу же сообразил, в чем было дело. Без сомнения, это был один из тех многочисленных индивидуумов, которым Мэриэл наговорила в недавнем прошлом массу унизительных слов о Вире. А теперь, наоборот, она распевала о нем хвалебные гимны, в полном соответствии с указаниями, данными Виром прошлой ночью, и такая внезапная перемена застала Дрази — и, без сомнения, всех остальных, кто был поблизости — явно врасплох.
Немедленно, дабы попытаться пресечь любое возможное углубление конфронтации, Капитан Элизабет Локли вкрадчиво, но твердо вклинилась между Мэриэл и Дрази.
— Есть проблемы? — спросила командир станции Вавилон 5. А затем, не дожидаясь ответа, повернулась к Мэриэл и добавила. — Я не привыкла снисходительно относиться к физическому насилию над дипломатами. Ну, вообще-то, к любому насилию, но над дипломатами в особенности. Дипломатические инциденты и такие маленькие неприятности как войны имеют обыкновение возникать как раз из таких неудачных свиданий. Потрудитесь объяснить мне, что спровоцировало вас на нападение.
— Это все он, — немедленно ответила Мэриэл. — И его лживые измышления насчет Вира.
— Но вы же сами говорили... — начал протестовать сконфуженный Дрази.
— Я говорила? Какая разница, какие глупости болтала я в прошлом? — риторически спросила Мэриэл. — Важно лишь то, что происходит здесь и сейчас. И тот простой факт, что Вир Котто это лучший мужчина во Вселенной... и лучший посол... и лучший любовник...
Вир слегка покраснел, услышав эти слова. Но затем он отметил, с каким уважением посмотрели на него все мужчины, услышавшие слова Мэриэл, то есть практически все, кто был в этом зале, и смущение тут же исчезло. Он даже расправил плечи и кивнул, подтверждая свой вновь объявленный статус.
— Вир лучший во всем, — продолжала Мэриэл. — И я не собираюсь стоять и молча выслушивать, как кто-то оскорбляет его. Вир — моя любовь и моя жизнь.
Мэриэл подошла к Виру и с любовью и нежностью провела пальцами по его подбородку. Вир улыбнулся и с довольным видом покачал головой, в то же время пытаясь сохранить спокойствие духа. "Она заслуживает этого, она сама виновата, просто повторяй это про себя, и все станет хорошо". Впрочем, похоже, совесть оставалась глуха ко всем уговорам.
Локли отвела Дрази прочь, и в течение всего остатка вечера различные дипломаты и послы, похоже, только тем и занимались, что заново оценивали Вира. Это была тонкая игра. В конце концов, они не знали, что Вир знает, какие гадости наговорила про него Мэриэл в предыдущие месяцы, и потому всячески притворялись, что те искренние симпатия и дружелюбие, которые они сегодня демонстрировали, были искренними и всегда прежде. Но Вира, конечно, это не могло обмануть, поскольку он знал, что они не знают, что он знает, какие гадости наговорила о нем Мэриэл. И потому ему приходилось изо всех сил притворяться, что их симпатию и дружелюбие он считал искренними не только сегодня, но и всегда прежде. Такая вот странная пляска теней, и Вир не мог не спросить себя, как же получилось, что его завлекли на эту танцевальную площадку.
В конце концов, Вир не выдержал. Вместо того, чтобы в очередной раз выслушивать, как Мэриэл восхваляет его многочисленные высочайшие добродетели, он извинился и выскочил в коридор. Ему просто требовалось хоть недолго побыть в стороне, ему требовалось... убедить самого себя, что содеянное действительно окупится в долгосрочной перспективе.
Его расчет был прост: если Мэриэл смогла быть столь убедительной с представителями различных чужих рас, насколько лучше сумеет она управиться с представителями своего собственного народа? А это означало, что если Вир сможет устроить так, чтобы Мэриэл начала говорить о нем с нужными людьми на Приме Центавра, то в скором времени ему удастся с триумфом вернуться на родину. Проблема только в том, чтобы понять, кто же эти "нужные люди". Лондо к их числу определенно не относился. Он ведь, в конце концов, был в свое время женат на Мэриэл. И на ней лежит ответственность за то, что Лондо едва не погиб... когда она "по незнанию" вручила ему куклу-ловушку, приобретенную на Вавилоне 5. (10) Лондо счел за благо развестись с ней. Так что у Вира были все основания считать, что император останется неподвластен чарам Мэриэл. К тому же Лондо провел очень много времени — обычно, пребывая в изрядном подпитии — развлекая собеседников кошмарными историями о том, какие у него были жены.
Важнее всего было то, что, насколько мог судить Вир, весь императорский двор, а может, даже и сам Центаурум, подмяли теперь под себя молодые агрессивные выскочки. А они принесли с собой дух высокомерия и самоуверенности. Женщины не пользовались большим уважением в центаврианских властных структурах, и насчитывалось лишь очень немного исключений. Так что вряд ли кто-нибудь воспримет Мэриэл всерьез. Впрочем, такое пренебрежение с их стороны Вир собирался обратить в преимущество.
С другой стороны, если подумать, какой она стала теперь... во что он ее превратил...
— Что, уже передумал?
Вопрос прозвучал у самого уха, и так напугал Вира, что, на мгновенье у него замерло правое сердце.
Бок о бок с ним стоял Гален, и смотрел на Вира очень мрачно... и слегка печально.
Вир машинально оглянулся направо и налево, словно разговор с Галеном требовал соблюдения строжайшей конспирации. Но поблизости никого не было, и к Виру закралось подозрение, что именно поэтому Гален и появился сейчас, в расчете на то, что никто не увидит их вместе. Впрочем, в данный момент Виру было все равно.
— Как вы это сделали? — спросил Вир без предисловий.
— "Это"? — Гален поднял свои почти незаметные брови. — Ты имеешь в виду, сделал так, что она увлеклась тобой?
— Да.
— Я поговорил с ней.
— Поговорили с ней? — Вир не понял юмора. — И что вы ей сказали?
— Четырнадцать слов. Нужно произнести всего четырнадцать слов, чтобы заставить кого-нибудь влюбиться.(11)
Вир подумал, что он, наверно, ослышался.
— И... и все? Четырнадцать слов? Я думал... Я считал, что потребуется какое-нибудь устройство, или еще что-нибудь такое... хитрое... техномагические штучки, которые перетасуют ее мозги, или... Четырнадцать слов? Всего четырнадцать?
— Это закон жизни, — ответил Гален. — Все решает качество, а не количество.
— Если вы... то есть, если я... — Вир никак не мог решить, как ему лучше выразиться, и Гален, похоже, не был склонен облегчить ему жизнь. — Если случится так, что когда-нибудь я передумаю... То есть, если такая Мэриэл станет мне больше не нужна...
— Так значит, твоя решимость все-таки уже дала трещину?
— Нет, — поспешил заверить его Вир. — Никаких проблем. Я по-прежнему вполне уверен в своей правоте, спасибо.
— Я очень рад, — сообщил Гален, хотя его голос явно свидетельствовал о другом. — Ответ на твой вопрос, Вир, — нет. То, что сделано, нельзя повернуть назад. Люди говорят что-то, потом жалеют об этом, и заявляют: "Я беру свои слова обратно". Но слова, сказанные вслух, нельзя вернуть назад, никогда. Никогда. Именно поэтому всегда нужно очень внимательно относиться к тому, что ты говоришь. Есть такой детский стишок: "палки от злости ломают твои кости, но слова во гневе не делают больнее". Но ведь это дети. Что они знают о природе вещей? Нет, Вир. Ты теперь навсегда останешься для нее величайшим приоритетом. Она не забудет ни одного из своих навыков, не потеряет ни одного своего умения... но твое благополучие и твои интересы станут для нее высшей ценностью.
Голос Галена, тон, каким все это было сказано, не оставляли сомнений в его отношении к случившемуся.
— Вы не одобряете, — помешкав немного, сказал Вир. — Вы сделали то, о чем я просил... но вы не одобряете.
— Я думаю... что когда ты запинался и смущался, то больше нравился мне. В тебе было больше шарма, — Гален холодно улыбнулся. — То, что ты сделал... что я сделал... мы просто лишили женщину свободы воли.
— А она? Что она сделала со мной? Как с этим, а? — вскипел Вир.
— Ахххх, — выдохнул Гален едва ли не с облегчением. — Ну вот, наконец-то ты сам об этом сказал. Я же говорил, что тобой движет лишь ущемленное тщеславие. Месть — вот твой главный мотив.
— Вы не ответили на мой вопрос, — Вир слегка повысил голос, хотя не вышел за пределы почтительного отношения к собеседнику. Сейчас ему меньше всего хотелось, чтобы Гален рассердился на него, а говорить с техномагом оскорбительным тоном было бы как раз лучшим способом добиться этого. — Обладая полной свободой воли, она предпочла унизить меня и превратить в свою марионетку. Если я в свою очередь ответил ей тем же... если заставил вас проделать с ней этот фокус... разве это хуже, чем то, что делала она?
— Нет.
— Ну вот видите? Именно так я и...
— Это не просто хуже. Это во сто крат хуже, — продолжил Гален, не обращая внимания на слова Вира.
Вир осекся. Он помолчал, но так и не нашел, что ответить, и просто нахмурился.
— Хочешь знать, в чем здесь кроется величайшая трагедия? — спросил Гален.
— Могу я заставить вас замолчать, если я не хочу этого знать?
Вновь не удостоив вниманием слова Вира, Гален продолжил:
— Никто, даже я, не в силах создать любовь из ничего. У человека уже должны быть какие-то чувства, эмоции. Горячие угольки, из которых я бы мог разжечь пламя. Что бы ты ни думал, Вир Котто... Но эта женщина уже питала некие чувства к тебе. Глубокие и истинные. Прошло бы еще немного времени — и эти чувства расцвели сами собой... Но этого нам теперь уже никогда не увидеть.
— Я не желаю слышать. Я не желаю знать. Любовь сейчас далеко не на первом месте в списке моих приоритетов, — сказал Вир несколько более резко, чем ему хотелось бы... и с большим пылом, чем требовалось. — На самом деле, учитывая, какой путь мне предстоит пройти, я сильно сомневаюсь, что хотел бы этой вашей любви, или знал, что с ней делать, если бы в самом деле столкнулся с ней.
— Что ж, значит, я, возможно, ошибался. Не одна, а две трагедии разыгрались здесь сегодня.
Вир вновь не нашел, что сказать в ответ.
— Удачи тебе, Вир Котто. Она тебе уж точно понадобится, — сказал Гален, повернулся и зашагал прочь.
— Постойте! — закричал Вир, кинувшись следом. — Я так и не понял, что вы...
Но тут он завернул за угол коридора, куда только что проследовал Гален, и обнаружил — нисколько этому не удивившись — что техномага уже нигде нет. Вир уже слишком хорошо привык к их внезапным появлениям и исчезновениям...
— — — — — Глава 7 — — — — —
"Приходи в Зокало (12), мы ждем тебя", — вот и все, что говорилось в послании Мэриэл.
В спешке направляясь в Зокало в ответ на ее призыв, Вир гадал, кем же могут оказаться эти самые "мы".
Прошедший месяц был для Вира очень странным. Мэриэл прекратила всякие свои отлучки с Вавилона 5. Вместо этого она оставалась безвылазно на станции, на которой, как выяснилось, у нее столько дел, что и не успеть со всеми ними управиться. Все ее время уходило на разговоры с теми, у кого хватало терпения ее выслушивать, о том, какими необыкновенными качествами обладает Вир Котто. К счастью, Мэриэл умела болтать столь очаровательно и непринужденно, что не превращалась в зануду. Зато Вир стал замечать, что даже незнакомцы подмигивают ему, дружески пихают его локтями в ребра. Зак Аллан снова стал при каждой встрече напоминать ему о том, что Мэриэл — это "целый миллион и еще мелочь в кармане", выражение, которое Вир находил бессмысленным, сколько бы раз его ни слышал.
Даже Капитан Локли, похоже, изменила свое отношение к нему. Поначалу она ничего не говорила, просто оценивала его взглядом каждый раз, когда ей случалось пройти мимо. В конце концов, Вир не выдержал, и сам спросил ее:
— Есть какие-нибудь проблемы, Капитан?
— Проблемы? Нет, никаких.
— Тогда почему вы каждый раз ведете себя так, будто... ну, не знаю... пытаетесь измерить мои габариты, что ли?
Локли слегка улыбнулась.
— Я извиняюсь. Я не думала, что это настолько заметно.
— Заметно? Что заметно?
— Мое удивление насчет того, как такой мягкий, непритязательный джентльмен сумел... как там она выразилась... — И пародируя голос и интонацию Мэриэл, Локли пропела. — "...довести взрослую женщину до слез экстаза одними только своими своевременными и нежными знаками внимания".
И Локли с самым невинным видом похлопала ресницами.
Вир почувствовал себя попавшим в иную реальность, поскольку, хотя они с Мэриэл и продолжали жить в одной каюте, чтобы создать у всех видимость близких отношений, но на самом деле Вир так никогда к ней и не прикасался. Поначалу Мэриэл переживала это очень болезненно, но постепенно смирилась с такой жизнью, привыкнув соблюдать ту дистанцию, которую Вир хотел сохранить между ними. Как только Мэриэл убедилась, что Вир и в самом деле желал именно этого, она с готовностью приняла его правила.
Виру удалось достать и разложить на полу дополнительный матрас. По ночам, лежа на нем, Вир слышал, как Мэриэл шепчет, призывая его к себе, искушает его, словно сирена из старинных земных мифов. Он то и дело вспоминал слова Галена, и говорил себе, что добровольно налагает на себя епитимью за свое деяние, в то время как тело умоляло разум выдать ему индульгенцию. "Ведь все равно никто не узнает. Она ведь все равно всем трезвонит, будто вы этим занимаетесь. Она хочет этого. Ты хочешь этого. Какая разница, почему у вас возникло такое желание. Не будь слюнтяем, воспользуйся моментом!" Темная сторона Вира не стеснялась высказываться громко и откровенно, в то время как его совесть определенно оставалась немой. В результате Вир без конца злился, и сам уже не помнил, когда последний раз сумел спокойно и крепко выспаться.
Да, это был очень долгий месяц.
"Приходи в Зокало, мы ждем тебя". Кто бы это мог быть?
Быстрым шагом Вир добрался до Зокало, наиболее популярного места встреч на Вавилоне 5, и огляделся по сторонам. Множество инопланетян жестами приветствовали его, он машинально кивал им всем в ответ, продолжая скользить взглядом по залу. В конце концов, он заметил Мэриэл, сидевшую за столиком, и с ней вместе был еще один центаврианин. Сейчас он сидел спиной к Виру, и потому нельзя было разобрать, кто же это такой. Но затем Мэриэл, заметив появление Вира, указала рукой в его сторону, и сидевший с ней за столом мужчина оглянулся.
У Вира перехватило дыхание.
— Министр Дурла, — сказал он, пытаясь сохранить веселый вид, но не в силах скрыть свое удивление. — Какая честь для нас. Я не знал, что столь... достопочтенная персона прибывает на Вавилон 5.
— Сейчас опасные времена, Котто, — ответил Дурла. — Я пришел к выводу, что в целях безопасности лучше не афишировать свои перемещения. У центавриан слишком много врагов. Все нас ненавидят.
Словно в ответ, полдюжины представителей различных рас прошли мимо их столика, и каждый из них тепло приветствовал Вира, подмигивал ему, а кто-то даже по-приятельски хлопнул по плечу. Можно было подумать, будто Виру довелось недавно проявить безграничное мужество, которое просто требовало теперь всеобщего уважения. Вир и сам был удивлен, с чего бы это, и понял, что сейчас не в силах даже взяться за решение этой загадки. Она показалась Виру самой трудной из всех, какие вставали перед ним за последний год, и лишь Мэриэл, как оказалось, точно знала ответ на нее.
— Все любят Вира, — констатировала она, видимо, чувствуя потребность подчеркнуть то, что и без того было совершенно очевидно, судя по поведению проходивших мимо.
— Да. Похоже, — сказал Дурла, и несмотря на то, что на его лице появилась вымученная улыбка, в этой улыбке не было ни капли теплоты, зато глаза Министра излучали зловещий холод. — Я как раз говорил с Мэриэл и об этом, и о некоторых других вопросах. Леди Мэриэл всегда была светской львицей, и старалась не пропустить ни одного раута. Но, похоже, теперь многое изменилось. Она говорит, что ей теперь более чем приятно проводить все свое время здесь, на Вавилоне 5... и все из-за вас, Котто.
— Министр проделал такой далекий путь, чтобы обсудить со мной, на каких вечеринках мне стоит побывать... Разве это не замечательно, Вир?
— Меня вынудили отправиться в эту поездку очень важные события, происходящие здесь неподалеку, — изловчившись, поправил ее Дурла. — Я просто подумал, что по пути мог бы сделать остановку на Вавилоне 5 и повидаться с нашим послом. И разве может быть лучший способ начать этот визит, чем обсудить успехи нашего посла с той женщиной, которую он называет своей... возлюбленной.
Именно этого и ждал Вир. Именно ради этого он все и затевал. В словах, сказанных Дурлой, он услышал все, что ему требовалось узнать.
Когда-то давно Вир был едва ли не самым простодушным индивидуумом, который не мог разглядеть ничего из того, что скрывалось под поверхностью, принимая за чистую монету все, что ему говорили. Но за годы, проведенные с Лондо, Вир накрепко усвоил, что люди редко высказывают напрямую то, что у них на уме. На самом деле, они, напротив, говорят все что угодно, кроме того, что на самом деле думают. Что бы там ни утверждал Гален, но на самом деле весь мир всегда вслушивается именно в подтекст, и Вир стал уже очень ловок в расшифровке этого тайного языка.
Он немедленно собрал воедино мозаику, каждый элемент которой представлялся вполне надежным. Он знал, что Мэриэл работала кем-то вроде шпиона или, по крайней мере, собирала некие сведения. Для этого она имела обыкновение много путешествовать по разным интересным местам, и собирала разнообразные полезные сплетни от всех тех, с кем она флиртовала... или чем она там еще с ними занималась. Но поскольку сердцевиной ее жизни стал теперь Вир, Мэриэл стала слишком много времени проводить на станции. Поскольку она регулярно посылала отчеты кому-то на Приму Центавра, естественно, этот кто-то заинтересовался, почему ее стиль изменился столь радикально.
Вир был более чем уверен, что Мэриэл не удосужилась проинформировать своего шефа о том, почему же она стала теперь настолько менее мобильной. Но при этом, скорее всего, разливала елей насчет того удивительного создания света, каким был Вир Котто. А это должно было породить еще большее недоумение.
Посылала ли она свои отчеты напрямую Дурле? Это представлялось Виру сомнительным; в той записи, которую Кейн продемонстрировал ему в доказательство двуличия Мэриэл, она обращалась к кому-то как к "канцлеру". А Дурла был министром уже в то время, когда Мэриэл отправляла свое послание, значит, она обращалась к какому-то нижестоящему чиновнику. Но тогда почему на станцию вместо этого чиновника прилетел сам Дурла?
Совпадение? Нет, не надо списывать на случайные совпадения то, что может сложиться в логическую цепочку.
Кроме того, Вир уже знал ответ. Сенна подсказала ему. Дурла был увлечен Мэриэл, и теперь Виру представился шанс использовать это его влечение на полную катушку.
Этот человек был влюблен в его женщину. Сам Министр Дурла вожделел к Мэриэл.
Вот что услышал Вир в словах, произнесенных Дурлой. И именно это ему и требовалось.
— Да, да, это правильно, — поспешно согласился Вир. Он устроился на стуле рядом с Мэриэл и обнял ее за плечи. Ее прямо-таки в дрожь бросило от этого прикосновения. Ее руки тут же сами собой полезли туда, куда не следовало, и Вир осторожно, но твердо вернул их на менее взрывоопасное место. — Я ее возлюбленный. Она — моя возлюбленная. Ну, что здесь еще сказать?
— И в самом деле, что? — холодно сказал Дурла. С очевидной, и в чем-то неудачной, попыткой смягчить момент, Дурла продолжил: — Я как раз говорил леди Мэриэл, как мы на Приме Центавра соскучились по ней. Уже слишком долго двор был лишен ее блистательного присутствия...
— Трагедия. Страшная трагедия, — подтвердил Вир. Он повернулся к Мэриэл и, решившись ринуться головой в омут, сказал. — Мэриэл, может, тебе стоит вернуться на Приму Центавра? Я же знаю, как ты соскучилась по круговерти светской жизни на нашей родине.
На самом деле, это было, конечно, сильное преувеличение. Мэриэл стала кем-то вроде изгоя с тех самых пор, как Лондо развелся с ней. Хотя ее миссия на Вавилоне 5, естественно, сама по себе в чем-то препятствовала возвращению на Приму Центавра, но главное все-таки было в том, что при дворе она, несомненно, по-прежнему рассматривалась как пария.
К счастью для Вира, Мэриэл ответила в точности так, как он и рассчитывал.
— К чему мне Прима Центавра, когда у меня есть ты.
— И все же, — возразил Вир. — Ведь Прима Центавра — это наша родина. Почувствовать под своими ногами землю нашей планеты, вдохнуть полную грудь ее замечательного воздуха...
— Вир, я и помыслить не могу, чтобы отправиться туда без тебя.
Великолепно. Даже если бы он сам написал сценарий и заранее отрепетировал с ней эту сцену, и то не вышло бы лучше. Вир повернулся к Дурле и воскликнул патетически, с отчаянием в своем голосе:
— Ну, что я могу сказать? Она и помыслить не может, чтобы отправиться туда без меня. Но боюсь, что я... как бы это помягче выразиться... отношусь к числу тех, чье появление на Приме Центавра будет неправильно понято некоторыми влиятельными персонами, включая, как это ни трагично, самого императора. Так что мне придется остаться здесь, в изгнании. — И Вир вздохнул настолько тяжело, насколько только позволяли его легкие.
— Да, это истинная трагедия, — подтвердил Дурла. Вир ждал. Он был уверен, что продолжение последует, и не ошибся в своих расчетах. — Мы должны с этим что-нибудь сделать.
— Но что же здесь можно сделать? — спросил Вир, демонстрируя полнейшее смирение.
— Да, что же здесь можно сделать? — словно эхо, повторила Мэриэл.
— Знаете, я... имею определенное влияние при дворе. И вполне может оказаться, что внезапная отлучка Посла из дворца окажется не более чем досадным недоразумением. Если позволите, я поговорю об этом с императором. Ведь, в конце концов, вы же наш посол. Вы должны всем окружающим демонстрировать величие Республики Центавра. Но если республика сама держит вас в неведении... Если вы можете приблизиться к сердцу нашей республики лишь настолько, и не ближе... Эффективность ваших действий в этом случае катастрофически падает.
— Именно так я и думаю! — воскликнул Вир, придав своему голосу оттенок изумления. — Вы и я, мы оба мыслим одинаково, Министр! Кто бы мог подумать!
— И в самом деле, кто? — мрачно откликнулся Дурла, но быстро просветлел. — И Леди Мэриэл будет сопровождать вас, насколько я понимаю.
— О, естественно. Естественно, — поспешил заверить его Вир. — Об этом можно было даже и не спрашивать... Хотя, знаете ли, лишний раз сказать об этом даже приятно.
— Да. Есть такие вещи, повторить которые никогда не бывает лишним. Ну, к примеру...
В разговоре возникла долгая пауза, и это начало беспокоить Вира.
— К примеру? — решился подсказать он.
— Ну... К примеру, всегда полезно еще раз поведать о наших успехах. Впрочем, и о наших неудачах тоже. То, как непредвзято мы можем относиться к самим себе. Мы же все понимаем, в каком положении находимся.
— Беспристрастность, это хорошо, — согласился Вир. — Я имел в виду, Министр, что, в конце концов, мы оба боремся на одной стороне, правильно? Все, что мы хотим, — это лучшее будущее для Примы Центавра.
— Абсолютно верно, — ответил Дурла. — Вот, к примеру, у нас были археологические раскопки, за которыми я надзирал. Общественные работы, позволявшие обеспечить занятость для многих благодарных центавриан. Но этот проект, похоже, провалился. Не буду вдаваться в подробности, но он закончился неудачей. Я бы даже сказал, трагической неудачей. — Дурла понизил голос и покачал головой. — Были потеряны жизни. Очень, очень печально. Вы... слышали что-нибудь об этом, посол?.. или нет?
В мозгу у Вира мгновенно завыла сирена, предупреждавшая об опасности. Знал ли Дурла о том, что Вир побывал на К0643? И если знал, то что именно? Интересно, Ренегар или Рем Ланас рассказали что-нибудь Дурле, или нет? Считает ли Дурла, что Вир имеет отношение к разрушению Базы Теней? Да и знает ли он вообще об этой базе?
Первым порывом Вира было немедленно начать что-нибудь говорить, и продолжать говорить без умолку. Так он всегда поступал, когда оказывался в затруднительной ситуации. Но еще никогда он не понимал с такой ясностью, как сейчас, что ему пора искать какой-нибудь другой способ действий. Сжав зубы, страшным усилием воли Вир заставил себя успокоиться и подумать, а подумав, решил, что для него в нынешней ситуации хуже всего было бы поддаться первоначальному порыву.
— Что же я должен знать об этом, Министр? — спросил он.
— Может быть, ничего. Может быть, очень многое.
— Что ж, — сказал Вир, сомкнув пальцы в замок и устремив на Дурлу спокойный, твердый взгляд, — в таком случае, мы сможем поговорить об этом более детально, как только вы выберите один из этих вариантов и дадите мне об этом знать. Я прав, Мэриэл?
И вновь он получил именно тот ответ, на который рассчитывал.
— Ты всегда прав, Вир, — сказала она, улыбаясь ему своей одурманивающей улыбкой. А затем повернулась к Дурле. — Ну разве он не великолепен? — спросила она.
— Да, он просто великолепен, — уныло согласился Дурла и поднялся из-за стола. — Очень приятно было поговорить с вами, Посол. И я буду ждать новой нашей встречи у нас на родине в самом ближайшем будущем.
— Взаимно, Министр, — ответил Вир. И вдруг, почувствовав необыкновенную отвагу, поинтересовался. — Эти проекты, о которых вы упомянули... Я бы хотел надеяться, что у вас нашлось, чем заменить их, учитывая, какая неудача постигла, по вашим словам, ранее начатые работы?
— О, да. Да, всегда можно найти запасные варианты, — ответил Дурла. — Ко мне постоянно приходят в голову новые концепции и новые идеи.
— Да что вы говорите! — Вир навострил уши. — А меня всегда интересовало... где великие люди, ну, вы, к примеру, черпают свои идеи?
Дурла слегка усмехнулся, словно этот вопрос — или, возможно, ответ на него — казался ему очень забавным. Он склонился вперед, опершись на стол, и с таинственным видом сказал:
— Во снах, Посол. Все новые идеи я черпаю в своих снах.
— Какое продуктивное использование вашего сна, Министр. А здесь, на Вавилоне 5, единственная награда, которая мне, в конце концов, досталась, это очень приятный ночной отдых, — сказал Вир.
Улыбка Дурлы постепенно растаяла. Казалось, губы просто исчезли с его лица.
— Как вам повезло, Посол. Желаю Вам не менее приятного дня... и вам, Леди Мэриэл.
Дурла взял ее руку и учтиво поцеловал пальцы, а затем повернулся и ушел прочь.
Вир, не сводя глаз, следил, как он уходит. Мэриэл, со своей стороны, казалось, забыла о Министре, как только тот попрощался с ней. Зато ее очень воодушевила возможность вернуться на Приму Центавра.
— Разве это не здорово, Вир? Ты и я, в самой гуще общества. И я появлюсь там под руку с тобой, и буду гордиться этим! Я буду счастливейшей женщиной на свете. Все будут с завистью смотреть на нас, и могу представить себе, что они будут об этом говорить!
Вир тоже мог себе это представить. Лондо будет насмехаться над глупостью Вира, подобно тому, как прошлый раз Тимов выразила свое удивление по поводу его связи со смертельно опасной женщиной. Дурла будет следить, не появится ли в отношениях Вира с Мэриэл какая-нибудь трещинка, в которую он мог бы вклиниться. Может быть, он даже и не станет ждать. Очевидно, у него уже когда-то были определенные планы на Мэриэл, но только теперь он почувствовал, что достаточно закрепился на высших этажах пирамиды власти, чтобы позволить себе заняться личной жизнью. Именно эта самоуверенность может создать чрезвычайные трудности для Вира. А ведь будет еще и множество других придворных, которые, скорее всего, все как один начнут интересоваться, как же это так вышло, что несколько смахивающий на шута Вир Котто прогуливается рука об руку с отвергнутой женой самого императора. Да, как только он с Мэриэл вернется на Приму Центавра, появится множество разнообразных возможностей... но каждая из этих возможностей, похоже, таила в себе множество подводных камней.
Мэриэл, тем временем, взяла его за руку и спросила:
— Ты доволен мною, Вир? Я вела себя с ним так, как ты этого хотел?
На Вира накатил приступ душевной боли, и он вспомнил о словах, сказанных ему техномагом. И от этого почувствовал себя подлецом. И вновь ему показалось, что это не он сам все придумал, что он просто не более чем игрушка в руках техномагов. А ведь всего несколько месяцев назад он представлял себя галактическим героем, бесстрашно бьющимся с Дракхами... ну, быть может и не бесстрашно, но все-таки дерущимся с Дракхами... в одиночку разрушающим секретные базы... ну, не совсем в одиночку, с помощниками. А вот теперь, заглянув в глаза Мэриэл, он увидел в них себя — не героя, а самого подлого их подлых центавриан.
* * *
Этой ночью он лег в постель и сразу заснул. Он спал недолго, но очень глубоко. Мэриэл просто стояла рядом и смотрела на него, она не сделала ни одного движения, не попыталась даже прикоснуться к нему. Верхняя часть ее черепа куда-то исчезла. От уровня ушей и выше ничего не было, значительная часть ее мозгов просто куда-то пропала. А по лицу ее катились слезы. Мэриэл плакала молча, не всхлипывая, просто по щекам из глаз бежали мокрые дорожки. Вир попытался дотянуться до нее, чтобы утереть слезы, но почему-то не мог двинуться с места. На некотором расстоянии позади Мэриэл появился Гален, он стоял, безмолвно качая головой.
Вир в ужасе проснулся. В другом конце комнаты крепко спала Мэриэл. Что-то заставило Вира подобраться поближе к ней, и когда он подошел, то увидел на щеках ее высохшие дорожки, оставленные слезами.
Вир сел, откинувшись, и задумался о четырнадцати словах, которых достаточно, чтобы заставить другого влюбиться в тебя.
Всего четырнадцать слов. Кажется, так мало.
Он наклонился вперед и прошептал на ухо Мэриэл:
— Прости меня.
Всего два слова. Но кажется, что их слишком много.
Все не так. И он знал это. И ничего с этим теперь уже не поделать, разве что забыться беспокойным сном, и пытаться вновь и вновь убедить себя, что содеянное им было правильно. Но, к несчастью, для этого не хватило бы слов и во всем центаврианском языке.
Выдержки из "Хроник Лондо Моллари".
— — Фрагмент, датированный 1 августа 2268 года (по земному летоисчислению) — —
Это оказалось так просто.
Дурла постоянно напускает на себя нарочито самоуверенный вид, но это именно что вид. Все понимают — он взлетел слишком быстро и слишком высоко. Пост министра, который он занимает сейчас, явился подарком, который моими руками вручили ему Дракхи, увидевшие в Дурле подходящее орудие для осуществления самых разнообразных своих замыслов. В результате, он занял свой пост, не имея опыта участия в дворцовых интригах, не зная все входы и выходы императорского двора. Впрочем, он оказался способным учеником... но все-таки лишь учеником.
Я же, со своей стороны, мастер-классы мог бы проводить по этой части.
Сделать так, чтобы Дурла решил нанести визит на Вавилон 5, оказалось проще простого.
Секреты — это основная валюта, имеющая хождение при дворе. Маленькие расследования, которыми баловалась Сенна, ее болтовня и услышанные ею сплетни, позволили мне выяснить все, что было нужно. Новая Гвардия, то есть Дурла и его прихвостни, все еще не смогли усвоить, что иногда полезно держать некоторые вещи при себе и не хвастаться ими направо и налево. Они все еще слишком молоды и глупы, и потому, когда один из них узнает нечто интересное о другом, он обычно начинает рассказывать об этом всем остальным. Между тем, что знают двое, то знает свинья. Важно только иметь уши, которые все это услышат.
Такие уши, которые есть теперь у меня.
Все произошло во время одной из моих обычных регулярных встреч с Дурлой, во время которых мы обсуждаем перспективы различных общественно значимых проектов. На сей раз он пришел получить одобрение для нового сооружения, за возведением которого будет надзирать недавно назначенный Министр Развития Лионэ вместе с Куто, Министром Информации. Проект нового сооружения был простым донельзя. Самое высокое здание в округе должно вознестись над городом, сверкая чистотой и белизной, и, что самое примечательное, в этой высочайшей башне не будет окон. По мне, так это вызовет у всех клаустрофобию, но Дурла настаивал, что тем самым они обеспечат защиту и безопасность для тех, кто будет работать внутри.
— Шпионы проникли повсюду, — многозначительно заявил он мне.
В здании должны разместиться разнообразные офисы и бюро, занятые восстановлением Примы Центавра и организацией общественных работ. Есть мнение, что будучи настолько хорошо заметным, это здание станет источником воодушевления для всей Примы Центавра. Предлагают даже дать имя этому сооружению, название, которое пришло в голову вечно веселому Куто во время одного из "мозговых штурмов". Он окрестил эту башню "Вертикаль Власти", и это имя — храни их, Великий Создатель! — так и прилипло. Жуткое имя, но им оно пришлось по нраву, и, в конце концов, это их бревно в глазу, так что, я думаю, им и положено обозвать это чудовищное сооружение по своему усмотрению.
Итак, вот он Дурла, в моем тронном зале, и он первым делом обратил мое внимание на то, что началось возведение Вертикали Власти.
— Она укажет нам путь, Ваше Величество, — убежденно сказал он мне.
— Путь? Куда?
— К звездам. К тому, что суждено нам судьбой. К тому наследию, которые мы оставим после себя.
— Так, так. Понятно. Ну, конечно, — и я тяжело вздохнул, — какой толк в звездах, если не с кем ими поделиться, а?
Я тщательно рассчитал, что таким комментарием смогу зацепить внимание Дурлы, и все сработало именно так, как я и рассчитывал. Дурла удивленно посмотрел на меня. Обычно я весьма мало внимания уделял нашим "обсуждениям". Он говорил, я слушал, время от времени кивал, одобряя все, что бы он ни предложил сделать. Мы никогда не болтали просто так и не вели светских бесед. Поэтому с моей стороны сказать что-то, мало соответствовавшее обычной моей реакции на непримечательный повседневный доклад, было крайне необычно.
— Как вы сказали, Ваше Величество? — спросил Дурла с удивлением.
Я вздохнул еще более тяжело.
— Мы говорим о наследии, Дурла, но что мы при этом на самом деле подразумеваем? Что будет нашим наследием — те достижения, за которые мы боремся? Те изменения, которые произойдут на Приме Центавра благодаря нашим усилиям?
— Конечно, — кивнул Дурла.
Но я покачал головой.
— То, что мы с тобой создаем сейчас, после нас кто-то другой может разрушить. Мы позволяем себе думать, будто мы создаем что-то вечное, но это конечно не так. Нет, — и я помахал пальцем, — единственное настоящее наследие, ради которого стоит бороться, — это семья. Наши возлюбленные. Люди, для которых мы значим больше, чем какие-то программы, или проекты, или даже императорский пост.
— Я... никогда не задумывался об этом, Ваше Величество, — сказал Дурла. По его виду я бы решил, что он не вполне понимает, к чему я клоню.
— У меня нет любимых, Дурла. Одна из моих жен навсегда возненавидела меня...
— Но, Ваше Величество, вы же сами попросили меня...
— Я знаю, Дурла, я знаю. Не волнуйся, я не собираюсь обвинять тебя в том, что наши отношения закончились так резко. — Я покачал головой. — У меня были веские причины поступить именно так, как я поступил, и заставить тебя сделать именно то, что ты сделал. Я ни о чем не жалею. Но ее больше нет. И у меня нет детей. Даггер, вторая из моих бывших жен, таится где-то в неизвестности. А Мэриэл...
Дурла вопросительно посмотрел на меня. Я понял, что, наконец, cумел полностью завладеть его вниманием. Спасибо тебе, Сенна.
— Что с ней, Ваше Величество?
— Я так понимаю, что она сейчас живет с моим бывшим помощником. Удивительно, не правда ли? — Я вновь покачал головой. — Он, конечно, не может понять ее так, как понимаю я.
— А что он должен понять, Ваше Величество?
Я отмахнулся.
— О, незачем тебе беспокоиться о таких вещах...
— Мне всегда хотелось научиться разгадывать тайны женского ума, Ваше Величество, — сказал Дурла, и на лице его появилось нечто настолько близкое к улыбке, насколько этот ужасный человек способен был изобразить.
— Что ж, — сказал я, потирая руки, словно мне очень приятно было поговорить на эту страшно интересную тему, — Мэриэл преклоняется перед людьми, обладающими властью. И в Вире, как я полагаю, она видит именно такого человека, поскольку он в течение долгого времени был близок ко мне. Мэриэл всегда будет стремиться отомстить мне, поскольку я оказался в ее глазах, понимаешь ли, кем-то вроде ангела смерти. Таковы уж женщины; когда их охватывает жажда мелкой мести, они даже не пытаются сопротивляться этому желанию. Что ж, — и я рассмеялся над тем, что собирался сказать дальше, будто сама мысль о чем-нибудь подобном была абсурдной. — Я готов держать пари, что если Мэриэл найдет способ появиться здесь, при дворе, чтобы добиться чего-то вроде успеха, а затем выставить этот успех напоказ перед моими глазами, что ж... в этом случае она от счастья почувствовала бы себя словно в раю. Ее сердца преисполнились бы радостью... не говоря уж о страсти, которую испытал бы на себе тот мужчина, который предоставил бы ей такую возможность. Но, увы! То, о чем мы говорим, это такие глупости! Я просто напрасно трачу твое время, Дурла, когда у тебя, я уверен, множество не в пример более важных государственных дел.
— У меня... всегда найдется время для обсуждения вопросов, которые вы считаете достойными обсуждения, Ваше Величество.
Его голос звучал сейчас подобострастно. Когда-то в давние времена Дурла всегда говорил таким тоном. Правда, в последнее время, в соответствии со своим резко возросшим статусом, он научился произносить свои речи самоуверенно и властно. Но сейчас в нем проглянуло что-то от старого Дурлы.
Учитывая все это, по моим прикидкам, должно было пройти не более десяти дней до того момента, когда он отправится на Вавилон 5, чтобы повидаться с Мэриэл. Правда, я немного волновался из-за того, что совершенно не мог представить себе, как развернутся события после этого визита. Потому что, по правде говоря, Дурла не относился к числу тех людей, которые могли понравиться Мэриэл. Это я знал наверняка. Да, он добрался до вершин власти, а Мэриэл была падка до людей, обладающих властью и могуществом, это все верно. Но ведь на самом-то деле Дурла был всего лишь марионеткой.
Сам он об этом, конечно, даже и не подозревал. Но вот Мэриэл наверняка это почувствует. Она обладает удивительным чутьем на власть, и ее инстинкты безошибочно подскажут ей, что Дурла — это всего лишь пустышка, за ним стоит кто-то другой (или другие), кто и обладает настоящей властью. А раз так, то Дурла будет ей неинтересен, хотя она, возможно, даже и сама не сможет до конца понять, почему же он ей неинтересен.
Я понимаю, что на сей раз вооружил Вира лишь крайне скудной информацией. Слишком многое ему предстоит домысливать и доделывать самому. Тем самым я предоставил ему возможность проявить себя, но не более чем возможность. Практически все он должен сделать сам, и я не в силах ничего подсказать ему. Я даже не знаю точно, в каких именно отношениях он состоит сейчас с Мэриэл, но могу только догадываться, что эти отношения несколько неестественны. И я не думаю, что Мэриэл перенесет свою "любовь" на Дурлу, если только не будет абсолютно уверена, что это каким-то образом позволит ей добраться до власти.
Так что Вир должен сам догадаться, что я даю ему шанс найти способ вернуться на Приму Центавра. Дурла появится на Вавилоне 5, чтобы отыскать возможность вернуть на Приму Центавра Мэриэл, а Вир должен будет не только подсказать ему такую возможность, но и обеспечить, что он сам станет частью этой сделки.
Так что, получается, я устроил ему что-то вроде испытания. По правде говоря, я совершенно не представляю, готов ли Вир к нему или нет. Но я начинаю, в определенной степени, верить в Судьбу. Если ему суждено вернуться на Приму Центавра, значит, он найдет способ. Но если не суждено, что ж, нет, так нет.
Так или иначе, Дурла отправился на Вавилон 5, и Дурла вернулся...
И сегодня на Приму Центавра возвращается Вир, ведя под руку Мэриэл. Они уже прибыли во дворец, и судя по всему, Мэриэл просто безумно увлечена Виром. Должен признаться, это произвело огромное впечатление на меня. Похоже, Вир превзошел сам себя. Конечно, может оказаться так, что Мэриэл просто симулирует, хотя зачем ей могло понадобиться ввязываться в такие махинации, остается совершенно непонятным.
Мне кажется, сейчас я уже мог бы позволить себе гордиться Виром и его действиями. Но, как это ни покажется странным, я не уверен, действительно ли стоит этим гордиться. Если мужчина смог завести Мэриэл так, что та всем и каждому твердит о своей вечной преданности этому мужчине, то его, пожалуй, следует опасаться. Я надеюсь, что не оказал самому себе медвежью услугу. Будет некая ирония в том, что я, пытаясь заручиться дополнительной поддержкой, вместо этого завел свою погибель прямо в собственное логово. В конце концов, я всегда считал, что погибну от рук Г'Кара. И никак не мог ожидать, чтобы мой величайший враг явился ко мне в личине моего лучшего друга.
Впрочем, Судьба имеет обыкновение делать свой выбор, не считаясь с нашим мнением.
— — — — — Глава 8 — — — — —
Поначалу Гвинн охватили сомнения, что она явилась в нужное место.
Она проделала долгий путь по улицам Гхеханы, самого неприглядного района на всей Приме Центавра, и уж без сомнения, худшей части столичного города. Маскируя свое присутствие с привычной легкостью, Гвинн без задержек дошла до нужного места. Не то, чтобы она была невидима. Но все, кому случалось бросить взгляд в ее сторону, просто не замечали ее; их взгляд скользил мимо, не отмечая никаких следов ее физического присутствия.
Это, однако, срабатывало не всегда. В Гхехане было слишком сумрачно, тени лежали повсюду вокруг нее. Как бы ни была Гвинн уверена в своих способностях, ей приходилось теперь уделять слишком много внимания тому, чтобы следить, не двигаются ли эти тени. И это не было паранойей с ее стороны. Дракхи, похоже, обладали способностью прятаться и выныривать из сумрака с тем же мастерством, что и их ушедшие за Предел хозяева. У Гвинн было очень нехорошее предчувствие, что Дракхи смогут без проблем обнаружить ее пребывание здесь.
Она остановилась возле здания с нужным адресом — где, как предполагалось, ее будет ждать Гален. Она положила руки на парадную дверь и закрыла глаза, чтобы не мешать своему разуму просканировать окрестности. Да. Да, Гален определенно был здесь, внутри. Она почувствовала магическую энергию, источником которой мог быть лишь он один.
Но дверь была заперта. Впрочем, она оставалось преградой для Гвинн лишь столько времени, сколько понадобилось для того, чтобы отдать короткий приказ:
— Откройся!
Дверь немедленно послушалась ее и отъехала в сторону. Интересно отметить, что эта дверь не была автоматической, и на всей Приме Центавра нашлось бы сейчас лишь трое людей, способных открыть ее, просто отдав соответствующий приказ. Одной из этих троих была Гвинн, второй находился сейчас внутри, и третий, насколько она понимала, скорее всего, тоже был там.
Она не ошиблась в своих расчетах. Когда дверь открылась, прямо перед собой Гвинн увидела Финиана, который поклонился ей, взмахнув своим плащом. Каким бы раздражающим ни бывало иногда поведение Финиана, Гвинн обрадовалась встрече с ним. Финиан долгое время пребывал в подавленном состоянии, тяжело переживая смерть Кейна, своего давнего и очень близкого друга. Дело зашло настолько далеко, что состоялся даже некий разговор касательно места Финиана в сообществе техномагов. В конечном счете, за Финиана высказался Гален, что показалось Гвинн очень странным. Нельзя сказать, что Гален провел много времени с Финианом — наоборот, они почти и не виделись ранее, и насколько ей было известно, вряд ли перемолвились друг с другом хотя бы десятком слов. И тем не менее Гален выступил в защиту Финиана столь страстно, что было единодушно решено дать юному магу какое-то время, чтобы прийти в себя.
Очевидно, ему это удалось, хотя Гвинн показалось, что она по-прежнему замечает следы скорби в его глазах.
— Где он?
— Ты так спешишь, что не хочешь даже вспоминать о правилах вежливости, Гвинн?
— Добрый вечер, Финиан. Где он?
— Наверху.
Гвинн последовала за Финианом по узким лестничным пролетам, ступеньки скрипели у нее под ногами. Запах сырости висел в воздухе; видимо, неподалеку была какая-то протечка. Гвинн также слышала, как повсюду в стенах шебуршатся какие-то вредители. Это строение она бы уж точно не стала использовать в качестве своего летнего домика.
На верхней площадке ей пришлось слегка нагнуться под низкими стропилами и перешагнуть через лужу грязи, и тогда они оказались в маленькой комнате, в которой сидел Гален. Перед ним находился голографический экран, изображение на котором постоянно менялось. Очевидно, решила Гвинн, на нем отображается сигнал с некоей портативной видеокамеры. В руке Гален держал некий маленький черный объект, который слабо мерцал в сумраке комнаты. Гвинн сразу же определила его как записывающее устройство, где сохранялись все образы, появлявшиеся на голографическом экране.
— Он вошел? — спросила Гвинн.
Гален кивнул.
— И при этом, пока что никаких неприятностей. Хотя, конечно, вечер еще только начался.
— Если его засекли, то правильнее будет сказать, что, наоборот, день уже завершился, — уточнил Финиан.
— Он знал, что рискует, — сказала Гвинн.
Глаза Финиана сузились.
— А если и знал, что из того? Значит, нас тогда уже ничто не должно волновать? Скажи мне, Гвинн, насколько далеко простирается твое хладнокровие?
Гвинн почувствовала, что ее терпение подвергается жестокому испытанию, и прилагала все усилия, чтобы сохранить самоконтроль.
— А теперь послушай меня, Финиан...
Ее оборвал резкий голос Галена:
— Будет лучше, если вы оба помолчите. — Он внимательно всматривался в голограмму. — Вир... пока ничего. Продолжай осмотр. Если замечу что-нибудь, требующее дополнительного изучения, я тебя сразу проинструктирую. Все понятно?
Голографическое изображение сдвинулось вверх и снова вниз. Должно быть, Вир кивнул.
Воцарилось молчание, а затем Гвинн тихо сказала:
— А ведь на самом деле он очень храбрый.
— Он делает то, что должен, — ответил Гален. — Ни больше, ни меньше.
— Как и все мы. Это напомнило мне еще об одном вопросе, Гален... Что слышно о странствиях "Эскалибура"(13)? Капитан... Как там его зовут?
— Гидеон.
— Он в курсе, что вы появляетесь здесь, когда исчезаете с его корабля?
— Нет. И не думаю, что его это волнует. Учитывая ситуацию на Земле, у него есть сейчас более неотложные дела, чем заботы о моем местонахождении.
Вновь все умолкли, а голографическое изображение тем временем продолжало меняться. Затем оно замерло. Вир зачем-то остановился. Гален склонился вперед и сосредоточенно сказал:
— Вир Котто. Ты слышишь меня? Все в порядке?
Никакой реакции не последовало.
— Вир, — повторил Гален, на этот раз с большей настойчивостью. — Вир, с тобой...
Но внезапно изображение вновь начало перемещаться. Оно несколько раз быстро помоталось из стороны в сторону, словно Вир вдруг задергался всем телом. А затем направилось вперед... Вир продолжил свой путь.
Гален впервые позволил напряжению, которое он, должно быть, все таки испытывал, проявиться внешне. Он откинулся на стуле и тихо вздохнул, но затем, собравшись, продолжил наблюдать голографическую картинку, проявляя не больше эмоций, чем каменное изваяние.
Гвинн, тихо, так, что, пожалуй, с трудом могла сама себя расслышать, спросила:
— Как ты думаешь, кто-нибудь подозревает, чем сейчас занимается Вир? Что он шляется там не из праздного любопытства?
— Если бы они заподозрили это, — так же тихо ответил Гален, — то скорее всего, Вир был бы уже мертв.
— А он об этом знает? — спросил Финиан.
Гален спокойно посмотрел на него.
— Будем надеяться, что нет.
И тут вдруг Гален резко выпрямился, словно в него ударил разряд электричества.
— Вир! — закричал он. — Не заходи в эту комнату! Там что-то есть... Там что-то страшное!
Что-то было не так. Вир явно больше не слышал инструкций техномагов. Напротив, он направлялся именно в ту комнату, против которой пытался предостеречь его Гален.
— Он не слышит, — констатировал Гален.
— Они знают. Наверняка они знают, — сказал Финиан. — И мы ничего не можем поделать, чтобы спасти его.
* * *
Всего несколько часов назад, Вир, не веря собственным глазам, обнаружил, что снова находится во дворце, в центре придворной круговерти. Толпа суетилась и кружилась вокруг, в точности, как ему запомнилось с прошлых посещений. В Главном Зале проводилось некое сборище, и Виру показалось, что Дурла и его приспешники от всей души наслаждались участием в нем.
Вир несколько смутился, когда понял, что едва ли не все знакомые ему лица отсутствуют. Лорды Тила и Суркел, Министр Даку, Старший Министр Суласса... даже старый Моркел пропал, а уж он-то был при дворе всегда. Моркел ухитрился выжить даже при Картаже, а это уже само по себе свидетельствовало о недюжинных способностях лорда. Но теперь все они исчезли, все до единого, и вместо них зал заполонили неприятные личности, очевидно, хорошо знакомые друг с другом, и все без исключения пребывавшие в большой дружбе с Министром Дурлой.
Дурлу, в свою очередь, казалось, больше всего заботило то, как себя чувствуют в этом зале Вир и Мэриэл. Он подводил к ним придворных, одного за другим, министров, канцлеров, нескольких Пионеров Центавра, и все они проходили перед Виром и Мэриэл нескончаемым потоком, от которого начинало рябить в глазах, и Вир подумал, что ему ни за что не удастся удержать в памяти всю эту череду лиц и имен.
Мэриэл, в свою очередь, была само очарование. Как бы ни пытались на нее навесить клеймо отвергнутой жены императора, оно явно не приставало к ней, особенно теперь, когда все видели, какие усилия прилагает Дурла для того, чтобы Вир и Мэриэл освоились в кругу придворных. Виру казалось, что Дурла твердо намерен продемонстрировать Мэриэл, каким уважаемым и могущественным он, Дурла, стал.
В то же время трудно пока что было предъявить какие-либо претензии к тому, как их принимают при дворе, решил Вир. Когда он получил вызов с Примы Центавра, гласивший, что император выразил намерение забыть их "разногласия" и вновь принять Вира во дворце с распростертыми объятиями, это известие вызвало у него двойственные чувства. С одной стороны, это означало возможность вернуться на планету, где он родился, и к которой по этой причине всегда испытывал сентиментальную привязанность. Это означало также возможность исполнить обещание, данное Галену. Он сможет своими глазами увидеть, насколько широко распространилось на Приме Центавра влияние Теней, если, конечно, оно там вообще было. Впрочем, Вир доподлинно знал — нечто там точно есть. Ведь их с Лондо "разногласия" и возникли как раз из-за того, что Вир упомянул некое имя, всего лишь одно только имя — Шив'кала. Очевидно, это имя ассоциировалось с чем-то темным и ужасным, и Лондо, мягко говоря, не хотел, чтобы оно стало широко известно. Одного этого уже было достаточно для подтверждения предположения, что нечто жуткое украдкой заполоняет Приму Центавра.
Лондо все еще не появился в Зале, и у Вира уже зародились сомнения, а собирается ли император вообще посетить мероприятие. В конце концов, хотя Вир подозревал, что именно Лондо срежиссировал историю с его возвращением, реальных доказательств этому у него не было. А если Вир за свою жизнь хоть чему-нибудь и научился, так это тому, что никогда нельзя наверняка угадать, что у Лондо на уме. Особенно у Лондо нынешнего, ставшего для Вира чужим. Конечно, случалось, что нет-нет, да и мелькнет в нем проблеск того, прежнего Лондо, которого Вир знал в старые добрые времена, но не более чем проблеск. Как будто Лондо, существо света, с головы до ног закутался в плащ из мрака, и лишь на короткие мгновения иногда приоткрывал свой плащ лишь для того, чтобы поскорее запахнуть его снова.
— Вир Котто?
Вир обернулся, и увидел перед собой человека, которого он хорошо знал по его частым появлениям на видеоэкранах, но с которым ему еще никогда не доводилось повстречаться лично.
— Министр Валлко. Да, я... именно тот, кого вы назвали. Я Вир Котто.
Министр Духовности внимательно осматривал Вира с головы до ног. Он был на голову ниже Вира, и все же Вир не мог избавиться от впечатления, что Министр возвышается над ним, как башня.
— Какое удовольствие, — сказал он, наконец.
— Встретить вас, — Вир закончил фразу, которую Валлко почему-то оборвал, как ему показалось, на полуслове. — Да, и мне тоже. Я видел некоторые ваши службы, Министр. Я имею в виду, молитвенные собрания. Ваши проповеди очень убедительны. Ваше ораторское искусство обладает огромной мощью.
Валлко слегка поклонился, не сводя при этом глаз с Вира.
— Я всего лишь орудие в руках Великого Создателя. Какими бы скромными талантами я ни обладал, все это Его дар, доставшийся мне.
Как-то, несколько месяцев назад, Гален сказал, что ему больше нравился запинающийся и смущающийся Вир, чем тот, каким он стал теперь. С тех пор Вир пришел к выводу, что и всем остальным, весьма вероятно, прежний Вир нравился больше. Да, в последние годы он стал мыслить более ясно, более отточенно, по крайней мере, так казалось ему самому. Если пожелать, он теперь вполне мог предстать в облике элегантного и уверенного в себе дипломата. Но в этом случае велика вероятность того, что собеседники останутся настороже, а сейчас было бы полезнее, чтобы все продолжали считать его прежним заикающимся недотепой. Лучше, чтобы тебя недооценивали, чем переоценивали.
Поэтому, обращаясь к Валлко, Вир решил добавить в свою речь наигранной неуверенности.
— Это весьма, эээ... скромно, — сказал он. — Самоуничижительно и, ну... ну и так далее.
— Спасибо, — ответил Валлко, и Вир заметил по глазам Валлко, холодным и любопытным, что у того уже сложилось некое мнение относительно Вира. — Очень важно, что все мы в главном мыслим одинаково. Всех нас заботит благо Примы Центавра.
— Безусловно, — согласился Вир, яростно тряся головой в подтверждение своих слов.
— И как вы полагаете, в чем заключается это благо?
Вир моментально прекратил трясти головой. Он заметил, что еще один или два министра, похоже, замедлили свое перемещение по залу и начали прислушиваться к их разговору.
— Кто? Я?
— Да. Вы.
Вир чувствовал, что его пытаются загнать в ловушку. Он рассмеялся, а затем, улыбнувшись, начал говорить:
— Я полагаю, что благом является то, что считает таковым, сами понимаете, Великий Создатель. Что же касается меня, я не знаю... Знаете ли, я полагаю, что есть много других, которые... ну, понимаете, более квалифицированы в этом вопросе... более способны порассуждать о таких вещах. А я буду более чем счастлив вооружиться их мнением по этому вопросу. Например, вашим. Или других людей, подобных вам. А как вы думаете, в чем заключаются интересы Великого Создателя? Кстати, он... ну, как бы это выразиться... общается с вами напрямую? В виде, например, громоподобного голоса свыше. Или, знаете ли... пишет вам письма. Шлет весточки. Очень хотелось бы знать, как это работает. Я бы в самом деле очень хотел узнать, — и Вир уставился на Валлко с любопытством, всем своим видом подчеркивая, как он предвкушает возможность получить ответ на столь интригующий вопрос.
Валлко тихо рассмеялся, словно Вир только что рассказал ему забавный анекдот.
— Я не настолько благословен, чтобы удостоиться чести напрямую общаться с Великим Создателем. Я получаю свои знания от тех, с кем Великий Создатель говорит лично. От величайших и мудрейших из нас. И еще есть... чувства, — несколько неохотно, как показалось Виру, признался Валлко. — Я чувствую, чего хочет Великий Создатель от своего народа, и эти чувства я и пытаюсь передать своей пастве.
— О да, к вам каждый раз приходит так много прихожан, — с восхищением сказал Вир.
— Не ко мне. Все, о ком вы говорите, приходят к Великому Создателю, в то время как я всего лишь Его посланец, который помогает пастве отыскать путь к Нему.
— Что ж, это... здорово, — сказал Вир, очевидно, не в силах найти иных слов. Он стоял с глуповатым видом, демонстрирующим неспособность отыскать тему для продолжения разговора.
Валлко еще раз обвел его взглядом снизу доверху и тихо хмыкнул. Вир расценил это как сигнал, означавший, что он свободен. Затем Валлко слегка склонил голову, прощаясь, и, едва отойдя от Вира, тут же оказался окружен многочисленными придворными, в сопровождении которых и пошел дальше по залу.
Провожая его взглядом, Вир вдруг заметил в углу Сенну, окруженную многочисленными Пионерами Центавра. Среди них он узнал Трока, с которым познакомился во время одного из предыдущих визитов на Приму Центавра. С тех пор, правда, Трок вырос едва ли не на полфута, и выглядел теперь еще более отталкивающе, чем при первой встрече. Похоже, Трок все свое внимание уделял лишь Сенне, которая тем временем заигрывала и очаровывала сразу нескольких окруживших ее Пионеров. Она бросила мельком взгляд в сторону Вира, и Вир решил, что сейчас она сделает все, что в ее силах, чтобы отбиться от осаждавших ее юношей, но, похоже, это было невозможно. Сенна едва заметно пожала плечами и выжидательно посмотрела на Трока, который болтал о чем-то, чего Вир не мог разобрать. Внимание Трока отвлеклось от Сенны лишь один единственный раз, когда мимо проходила Мэриэл. Она не сочла нужным сделать вид, что заметила Трока, но он отреагировал на ее приближение, слегка выпучив на нее глаза, прежде чем с видимым усилием вернул себя к действительности и снова обратился к Сенне.
— Более подходящего времени у тебя не будет.
Голос прозвучал прямо в голове у Вира, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Он уж и забыл совсем о динамике, находившемся у него в ухе, но голос Галена, громкий и чистый, заставил Вира вспомнить о порученной ему миссии. Гален, конечно, прав. Императора нет, никто из придворных больше не обращал особого внимания на Вира. Если он намерен прогуляться по дворцу, сделать это следует как раз сейчас.
— Ну хорошо, — пробормотал Вир, и только после этого сообразил, что связь у него односторонняя. Он проверил, на месте ли маленький треугольный детектор, который он прятал у себя под камзолом, и затем, стараясь выглядеть настолько беззаботным, насколько это было возможно, вышел из Главного Зала.
* * *
Вир блуждал наугад по коридорам дворца, продолжая прилагать максимум усилий, чтобы выглядеть беззаботным. Чтобы облегчить себе эту задачу, он решил потихоньку насвистывать разные мелодии, для чего ему пришлось изрядно напрячь свою память. Впрочем, он подозревал, что все равно переврал большую часть нот. Вир переходил из зала в зал, словно совершал по дворцу обзорную экскурсию. Время от времени в наушнике раздавался голос Галена.
— Вир... пока ничего. Продолжай осмотр. Если замечу что-нибудь, требующее дополнительного изучения, я тебя сразу проинструктирую. Все понятно?
Вир, чтобы показать свое согласие, поклонился в пояс, не особо надеясь, что простой кивок головой смогут уловить техномаги. Затем продолжил путь.
Он подобрался к такой секции дворца, в которой раньше еще никогда не бывал. В одном месте он услышал шаги, кто-то шел быстрой и твердой походкой. Гвардейцы. Конечно, никто не предупреждал его, что в эту часть дворца заходить нельзя... Но с другой стороны, никто и не говорил ему, что это дозволено.
Вир нервно осмотрелся по сторонам, заметил справа от себя огромную статую. Как ни смешно, это оказался император Картажа. При виде императора, убитого его собственной рукой, сердца Вира на мгновение замерли. Статуя представляла собой удивительно мощное, реалистичное произведение, мастерски изваянное. Безумная ухмылка Картажи была ухвачена скульптором и передана настолько замечательно, что у Вира не осталось сомнений — статуя была высечена еще при жизни императора. Но ее осквернили, кто-то накарябал слова прямо на груди изваяния. По крайней мере, Вир полагал, что это слова, поскольку перевести их он не смог. Надпись гласила: "Sic Semper Tyrannis".
Шаги все приближались. За неимением лучшего, Вир поспешил спрятаться за статую, пытаясь заставить себя срочно стать еще более худым, чем он уже был. Его ум лихорадочно соображал, пытаясь придумать правдоподобную историю на случай, если его все-таки обнаружат. Пожалуй, в этом случае стоит сказать, что он осматривал заднюю часть статуи на предмет возможных повреждений.
Из-за угла вышли двое Пионеров Центавра. Из своего укрытия Вир хорошо видел их.
Их лица были удивительно вялыми. Выражение их глаз было каким-то отсутствующим, словно их разум пребывал сейчас где-то в совершенно другом месте. А затем, прямо у Вира на глазах... это отрешенное выражение их лиц вдруг резко изменилось. Их шаг сразу замедлился, они взглянули друг на друга так, словно впервые друг друга заметили. Остановившись, Пионеры начали озираться по сторонам, явно несколько озадаченные тем, как вышло, что они очутились там, где они сейчас очутились. Затем один из них пожал плечами, второй ответил ему тем же, и они продолжили свой путь. Оба были настолько одурманены, что даже так ни разу и не взглянули в ту сторону, где прятался Вир, у которого не было ни малейшей идеи, как же можно расценить ту сцену, которую он только что наблюдал.
Вир выбрался из укрытия и направился дальше по коридору. Почему-то ему показалось, что становится холоднее, хотя он не мог понять, почему. Он готов был поклясться, что на самом деле воздух остается все тем же, ощущение идет чисто от его воображения. И совершенно неясно, чем это могло быть вызвано...
Вызвано...
Вы...
— Вир Котто! — Вир вдруг сообразил, что в наушниках у него гремит голос Галена. — Вир Котто. Ты меня слышишь? Все в порядке?
Поначалу Вир никак не прореагировал. Похоже, тело почему-то забыло о необходимости реагировать на команды, поступающие от мозга. Что-то совершенно помутило его сознание.
— Вир, — голос Галена становился все более озабоченным. "Как приятно, что он беспокоится обо мне", — апатично подумал Вир. — Вир, с тобой...
Вир все еще стоял на месте, и лишь невероятным усилием воли заставил себя двинуться дальше. Ноги почему-то стали словно чугунными, но с каждым шагом он все-таки продвигался все дальше и дальше по этому коридору, и вскоре уже снова смог идти, если и не твердой походкой, то по крайней мере с некоторой степенью устойчивости.
Возможно, это опять было лишь игрой воображения, но Виру показалось, что сумрак вокруг все сгущается и сгущается. Да что же это за чертовщина здесь творится? Похоже, он попал в некую блуждающую черную дыру.
Налево от него была комната. Вир заглянул в нее. Ничего. Еще один зал был справа, и там тоже ничего. Однако, с каждым шагом становилось все труднее фокусировать зрение. Он запоздало сообразил, что двое Пионеров пришли из поперечного коридора, а в эту часть дворца, вообще-то, и не заходили вовсе.
Каждый нейрон в мозгу у Вира требовал, чтобы он немедленно убрался отсюда подобру-поздорову. Но с другой стороны, он был уверен, что иной возможности побывать здесь ему, скорее всего, не представится. Так что надо идти дальше, и надеяться, что он сможет взять себя в руки и преодолеть это — чем бы "это" ни оказалось. Вир внезапно пожалел, что не прихватил с собой оружия. Появление такой мысли само по себе было уже крайне интересно, поскольку раньше он никогда не использовал ничего, кроме, разве что, камня.
А затем Вир вдруг сообразил, что больше не слышит Галена. Но, возможно, техномагу просто нечего сказать ему?
И тут он увидел дверь.
Его взгляд едва было не скользнул мимо этой двери, и уже одно только это было очень странно. С учетом того, что Вир находился во дворце, можно было констатировать, что сама по себе эта дверь ничего особенного не представляла. Обычная большая двойная дверь, украшенная по краю тонкой резьбой. Казалось, от нее исходит слабое красноватое мерцание, хотя Вир не был уверен, виновата ли в этом сама дверь, или некая игра света в коридоре.
Долгое время он простоял неподвижно, ожидая, не последует ли со стороны Галена хоть какой-нибудь комментарий.
Ничего.
Значит, судя по всему, комната совершенно безопасна и неинтересна. Либо, наоборот, Гален хочет, чтобы Вир зашел в нее и убедился, что внутри действительно нет ничего интересного.
В прежние времена, Вир поколебался бы. Или даже просто без раздумий направился в противоположную сторону. Но к этому моменту он прошел в своей жизни уже через слишком много испытаний, чтобы испугаться такого страшилища, как обыкновенная дверь. И к тому же... он неуязвим.
И тем не менее... Даже неуязвимость не означает, что следует пренебрегать элементарными мерами предосторожности.
Вир приложил ухо к двери, чтобы послушать, не слышно ли чего-нибудь внутри.
Дверь была холодна, как лед.
Вир моментально отдернул голову, в страхе, что из-за такого холода его ухо может просто примерзнуть к двери. К счастью, ухо еще не успело примерзнуть, но ощущение было чрезвычайно неприятное.
— Да что же здесь происходит? — спросил он вслух. Дверь была старинной работы, с резной ручкой. Открывалась и закрывалась она вручную, а не автоматически, как большинство дверей в новых частях дворца. Вир чувствовал себя, будто каким-то образом провалился назад во времени.
Он решительно взялся за ручку двери, собираясь открыть ее...
За всю свою жизнь Вир еще никогда не был так близок к смерти, как в этот момент.
* * *
Гален никогда не паниковал. Не позволял себе паниковать. Вот и сейчас, выражение его лица оставалось прежним, когда он повернулся к Гвинн и Финиану и сказал им:
— Мы должны найти способ сообщить ему. Его надо остановить.
— Как только мы попытаемся сделать это, Дракхи сразу узнают, что мы здесь, — спокойно ответила Гвинн. — Они смогли засечь нас на Базе Теней, а это была незнакомая для них территория. А здесь они хозяйничали уже несколько лет, и наверняка расставили повсюду свои детекторы. Они в ту же секунду узнают, что мы здесь.
— Но мы должны что-то сделать! Смотрите! — сказал Финиан, указывая на голографическое изображение, которое все еще плавало перед ними.
На нем были видны полупрозрачные контуры двери. И можно было разглядеть, что находится по другую ее сторону. Там стоял Дракх. Позади Дракха в запретном зале находилось что-то еще, огромное, темное и пульсирующее. Гвинн не могла даже представить, что же это может быть. Но она знала наверняка: через несколько секунд Вир тоже увидит это, и это будет последним, что он увидит в своей жизни. Потому что Дракх, судя по его позе, приготовился напасть на Вира сразу, как только тот попытается зайти в комнату. Вир был обречен. Дракх явно намеревался ликвидировать любого, у кого хватило бы любопытства и смелости сунуть свой нос в эту часть дворца.
— Времени нет. Они явно установили какие-то защитные барьеры против наших технологий, — сказал Гален.
Он склонился вперед, словно пытался преодолеть этот барьер и дотянуться до Вира хотя бы одной только своей силой воли. Он видел, как рука Вира приближается к ручке двери, с намерением открыть ее...
— Вир! — закричал Гален. — Вир... Вернись немедленно! Не заходи туда! Услышь меня, Вир! Вир!
* * *
— Вир!
Вир замер на месте, услышав этот нежданный крик, который словно взорвался у него в голове. Он обернулся и заморгал от неожиданности, словно сова, которую внезапно выставили на дневной свет.
— Лондо?
В дальнем конце коридора стоял император великой Республики Центавра, и Вир даже представить не мог, что ему сейчас ждать от этой встречи. Извергнет ли Лондо на него потоки ярости за то, что Вир посмел появиться в этой части дворца? Прочитает ли ему лекцию насчет коварства Мэриэл? Потребует ли ответа, как смел Вир вновь ступить ногой на Приму Центавра, когда ему было недвусмысленно сказано держаться отсюда подальше?
Лондо медленно приближался, слегка покачиваясь на ходу. Вир пытался понять, действительно ли Лондо до такой степени пьян, но, похоже, дело было вовсе не в этом. И наконец он сообразил: Лондо просто очень запыхался. Такое впечатление, что он сломя голову примчался сюда откуда-то издалека, чтобы не дать Виру войти...
...Куда?
Вир решил было еще раз взглянуть на дверь, но что-то подсказывало ему, что лучше этого не делать. Непонятно почему, но ему очень не хотелось, чтобы Лондо понял, что он едва не вошел в эту комнату. Хотя, быть может... быть может, Лондо уже это знал. Очень трудно было сказать наверняка. Теперь вообще ни о чем нельзя было сказать наверняка.
Лондо неторопливым шагом направлялся к нему, и Вир весь сжался, не зная, чего ему ждать. А затем вдруг Лондо резко ускорил шаг, и схватил своего бывшего помощника в объятия с такой силой, что Вир решил уже попрощаться с несколькими ребрами.
— Как это здорово, вновь увидеть тебя, — зашептал Лондо. — Ты даже и сам не понимаешь, как это здорово.
Лондо выпустил Вира из своих объятий, но тут же крепко схватил его за плечи.
— Ты, — решительно сказал Лондо, — всегда должен быть на моей стороне. Ведь это просто предопределено нам, не так ли, а?
— Ну, знаешь, Лондо, теперь я уже не совсем в этом уверен, — тихо сказал Вир.
— Ты не уверен? Почему?
Продолжая крепко обнимать Вира за плечи, Лондо повел его по коридору, прочь от таинственной двери. У Вира не оставалось теперь никакого выбора, кроме как идти в ногу с Лондо.
— Ну, видишь ли, — резонно напомнил Вир, — дело в том, что когда мы виделись прошлый раз, ты сам сказал мне, что нам следует дальше идти по жизни порознь, и наблюдать друг за другом издали. А как раз перед этим, ты оглушил меня этой бутылкой, потому что я сказал... — Вир почувствовал, что пальцы Лондо внезапно с такой силой впились в его плечо, что, казалось, еще немного, и рука Вира попросту окажется вырванной из сустава. — ...Сказал нечто такое, чего вслух произносить никогда не следует.
Тиски на плече ослабли, хотя и совсем немного.
— Что было, то было, — сказал Лондо. — Но ведь было-то еще в прошлом году, Вир. Все меняется.
— И что же изменилось, Лондо?
— А разве ты не заметил? По-моему, ты уже провел достаточно времени во дворце, чтобы успеть пообщаться со всеми. Чтобы познакомиться и поздравить всех этих разных новых министров и политиков, вождей Примы Центавра. У тебя ведь определенно сложилось некое впечатление о всех них, а?
— Что ж... — начал Вир. — Если оставить в стороне тот факт, что ни с кем из них я раньше не был знаком...
— О! А на мой взгляд, это вовсе не тот факт, который можно так запросто оставить в стороне. Ты больше не встретишь при дворе никаких знакомых лиц, Вир. А те лица, которые ты встретишь... они, похоже, все обладают неким дефектом зрения, поскольку смотрят сквозь меня, не замечая моего присутствия, словно я просто некое пустое место. И знаешь что, Вир? Знаешь, что происходит, когда слишком многие начинают действовать, будто ты не здесь, а где-то там, далеко-далеко? Знаешь, что бывает после этого?
— Что? Ты и в самом деле оказываешься... где-то там, далеко-далеко?
— Именно так, — вздохнул Лондо. — К несчастью, именно так и бывает. Я не жду от тебя, что ты постоянно будешь при мне, Вир, — Лондо остановился и повернул Вира лицом к себе, продолжая держать его за плечи, на этот раз в почти что фамильярной манере. — Но твой предыдущий визит завершился столь ужасно, столь бурно... Я просто хотел бы, чтобы ты знал, что отныне можешь прилетать и улетать отсюда по своему усмотрению. Отныне ты не чужак здесь.
— Но если это так, почему бы тебе было просто не пригласить меня ко двору? К чему все эти уловки?
— Уловки? — Лондо поднял брови. — Я не совсем понял, что ты имеешь в виду.
Но в голосе его явственно прозвучала нотка предостережения, и Вир мгновенно сообразил, что он совершает какую-то ошибку. Он не понимал, как и почему. Ведь они здесь вдвоем. Насколько мог заметить Вир, вокруг больше никого не было. За Лондо даже не шел эскорт гвардейцев. Ничто не говорило, чтобы кто-то шпионил за ними. Хотя... как мог теперь Вир быть в этом уверен? Подслушивающие устройства могли быть подложены везде, где угодно. Почему бы и нет? В конце концов, при нем самом находилось такое устройство, которое в данный момент транслировало все их разговоры Галену.
Вир незаметно подмигнул императору, и этого оказалось достаточно, чтобы Лондо понял, что Вир обо всем догадался. Вслух, однако, Вир мягко сказал:
— Я так полагаю, что "уловки" — это не совсем подходящее слово. Мне казалось, я спрашивал о том, почему ты не связался со мной лично и не сказал мне обо всем напрямую.
Лондо, в свою очередь, так же незаметно кивнул, выказывая молчаливое одобрение. Не произнеся ни слова, они обо всем договорились. Все остальное предназначалось просто для ушей тех, кто подслушивал их разговор.
— Мне не так-то просто ответить на твой вопрос, — произнес Лондо вслух. — Многое следует принимать во внимание в наши дни. Какой бы властью я ни обладал, я не могу не учитывать мнение некоторых других персон.
— К примеру, мнение Дурлы, — глухо сказал Вир.
Лондо слегка склонил голову.
— Дурла — мой Министр Внутренней Безопасности. Ты, Вир, по-моему, был дружен с Тимов. Мы оба знаем, что с ней в конце концов произошло.
— Но ведь...
Лондо не дал ему закончить.
— И не будем забывать, что ты базируешься на Вавилоне 5.
Вир не понял.
— И что?
— Ты проводишь слишком много времени, общаясь с представителями различных рас, входящих в Альянс. А их слишком много на Вавилоне 5. И я полагаю — заметь, это всего лишь мои домыслы — что Дурла не вполне уверен, в чьих интересам ты теперь действуешь.
— В чьих интересах я действую? — Вир горько рассмеялся. — Лондо, на Вавилоне 5 все ко мне относятся с подозрением, поскольку я центаврианин. Если бы не Мэриэл, сумевшая там очаровать всех и каждого, никто бы даже и разговаривать со мной не стал. И я доподлинно знаю, что хотя со мной теперь и разговаривают, но никто мне не доверяет. Может, мне стоит обо всем этом доложить Дурле...
— О, даааа.... Конечно, стоит, — в голосе Лондо сквозил едкий сарказм. — Тебе нужно немедленно пойти к Дурле и доложить ему, что Посла Центавра на Вавилоне 5 никто не уважает и никто ему не доверяет. Безусловно, это самым положительным образом скажется на твоем положении при дворе.
Конечно, Лондо был прав, но Вир не совсем понимал, какие отсюда могут последовать выводы.
— И что... что ты предлагаешь? — спросил он.
— Ты здесь, Вир. И пока что... этого вполне достаточно. Похоже, Дурла толерантно отнесся к твоему появлению, а раз так, то в ближайшее время ничего плохого тебя больше не ждет. Насколько я понимаю, Мэриэл производит здесь, при дворе, столь же магическое действие, что и на Вавилоне 5. Двор обновился полностью, сам видишь. В том клейме отвергнутой жены великого Лондо Моллари, которое висело на ней, эти новые царедворцы, похоже, не видят никакой проблемы. И не стоит удивляться этому, Вир.
— Да, конечно, не стоит.
— Конечно. Потому что, видишь ли, центавриане лишены чувства истории. Между тем один из Землян когда-то сказал: "Кто не учится на ошибках прошлого, обречен повторять их снова и снова" (14). Как видишь, — и Лондо громко хмыкнул, — для отсталой расы эти Земляне определенно чересчур хорошо соображают.
— Те слова, которые нацарапаны на статуе Картажи, их тоже сказал один из Землян?
Несколько секунд назад они как раз вновь прошли мимо этого изваяния, и теперь Лондо машинально оглянулся, хотя статуя уже скрылась за поворотом. На мгновение его брови изогнулись в смущении, но затем он вспомнил и улыбнулся.
— Аххх, да. Да, это так. Я сам написал их там.
— Ты сам? — Вир не сумел скрыть свое удивление. — Ты их там написал?
— Да. Я написал их там в честь тебя... Наш ответ земному Аврааму Линкольну. О, не делай такие невинные глаза, Вир. Ты же не думал, что я не смогу выяснить, откуда взялся Авраам Линкольн на Центавре? Что ты сумеешь скрыть от меня свою роль в организации спасения Нарнов (15)? Неужели ты полагал, что у меня нет собственных ресурсов, Вир? — Лондо сердито хмыкнул. — Должно быть, ты считаешь, что я величайший глупец на всей Приме Центавра.
— О, нет, Лондо! — запротестовал Вир. — Никогда!
— Хорошо, хорошо, — отмахнулся Лондо. — Судя по всему, это было бы очень правильное умозаключение. Впрочем, речь сейчас не об этом. Дело в том, что Картажа умер от твоей руки... — Голос Лондо стал мягче. — И что-то в тебе тоже умерло в тот день. Ведь так?
— Да, — тихо ответил Вир.
— Ну так вот... Когда Авраам Линкольн умер, его убийца выкрикнул: "Sic Semper Tyrannis" (16). Эта фраза на старинном земном языке, именуемом латынь, означает "Так всегда бывает с тиранами". Любой, кто станет тираном, может рассчитывать на такой же печальный конец. Слова, которые нам нужно помнить всегда. Мне... Да и тебе... ты ведь в конечном счете тоже станешь императором.
— Пророчество, — вздохнул Вир. — Иногда я начинаю сомневаться, стоит ли в него верить. Иногда я сомневаюсь, стоит ли вообще во что-нибудь верить.
— Я такими вопросами давно уже перестал интересоваться.
— Да? И на чем же ты остановился?
— Не верь ни во что, — ответил Лондо, — но принимай все.
Вир горько усмехнулся.
— И что тогда будет? Проживешь подольше?
— О, Великий Создатель, надеюсь, нет, — вздохнул Лондо. — Но пребывание в этом мире станет гораздо более сносным.
* * *
Министр Кастиг Лионэ, с трудом пробравшись сквозь толпу придворных, подошел к Мэриэл. Находясь с окружении сразу нескольких восхищенных слушателей, она с увлечением рассказывала им о чем-то, когда Лионэ положил ладонь ей на руку и сказал:
— Леди Мэриэл... Вы сможете уделить мне минутку?
— Вам, Министр? — Мэриэл одарила Лионэ той ослепительной улыбкой, от которой большинство простых смертных немедленно пали бы на колени. — О, вам я готова уделить даже две.
Она взяла Министра под локоть, и вдвоем они выбрались из толпы. Кастиг Лионэ повел Мэриэл, нежно, но напористо, к своему офису, расположенному в другом крыле дворца. По причине высокого роста, ему приходилось при этом едва ли не сгибаться, но он ухитрился очень ловко справиться со своей задачей, ни в малейшей степени не поставив себя при этом в глупое положение. Как только дверь офиса захлопнулась позади них, Лионэ повернулся к Мэриэл с мрачным выражением на лице.
— Не соблаговолите ли объяснить мне, миледи, — резко спросил он, — что за игру вы затеяли?
— Игру? — Мэриэл посмотрела на Лионэ с искренним удивлением. — Я не понимаю, министр.
— Предполагалось, что вы, Леди Мэриэл, — Лионэ ткнул в нее пальцем, — работаете на этот офис. Предполагалось, что вы обо всем докладываете лично мне. Но вместо этого, — в его голосе сквозила издевка, — вы в последнее время, похоже, обо всем докладываете лично Послу Котто, проводя большую часть времени под ним.
Мэриэл даже и бровью не повела.
— Уж не намекаете ли вы, Министр, что я перестала справляться со своей работой?
— Нет. Я так не считаю. Я прямо и открыто об этом говорю. Но объемы ценной информации о деятельности Альянса, которую вы передаете нам, снизились. Не нужно напоминать, что в обмен на ваши услуги наш офис прилагает максимум усилий, чтобы баланс вашего банковского счета удерживался на здоровой высоте. И вам не следовало бы об этом забывать, если только вы теперь не считаете, что личная фортуна Посла Котто позволит ему содержать вас на еще более качественном уровне.
— Вир не относится к числу богачей, Министр, и более того, я возмущена...
— А я возмущен той игрой, которую вы затеяли, Леди Мэриэл, — отрезал Лионэ. — Предполагалось, что Котто будет от начала и до конца служить всего лишь вашим прикрытием, инструментом, и не более того. Похоже, вы упустили это из вида и искренне в него влюбились. Это недопустимо.
— Женское сердце не подчиняется меморандумам и мандатам, Министр. Похоже, самое время напомнить вам об этом.
— А мне кажется, сейчас самое время напомнить вам о том, что Вир Котто...
— ...не подлежит обсуждению в этих стенах, Министр. Вир Котто — это часть моей личной жизни, а не моей работы.
— Личная жизнь — это та роскошь, которую вы не можете себе позволить, миледи.
— До тех пор, пока работаю на вас.
— Совершенно верно.
— Очень хорошо, — сказала Мэриэл, слегка пожав плечами. — Значит, я подаю в отставку, причем немедленно.
— В нашем ведомстве не так-то просто подать в отставку, миледи.
— Но только не мне.
— Нет. Всем. И вам в том числе. — Голос Лионэ стал более тихим и, что самое страшное, дружелюбным. — Вы шпион, Леди Мэриэл. А вокруг полно таких, кто не обрадуется, узнав, что их секреты утекали в этот офис. Я могу вас заверить, что в моих силах обеспечить, даже не прибегая к услугам моего ведомства, чтобы некоторые из ваших клиентов выяснили, кому они обязаны своими неприятностями.
Мэриэл все сильнее сжимала зубы, так, что в конце концов ее челюсти начали дрожать от напряжения. Затем она посмотрела Лионэ прямо в глаза.
— Вы не посмеете.
— Еще как посмею. И, миледи, пожалуйста, ответьте мне... Как по-вашему, сколько времени вы сможете после этого оставаться в живых? Вы сами, а заодно и ваш драгоценный Вир Котто. Судьба которого вообще-то меня совершенно не волнует.
Мэриэл промолчала. Молчание продолжалось довольно долго.
— Что вы хотите? — наконец, спросила она.
— Чем вы занимаетесь в свободное время, меня не волнует, миледи. Но я хочу, чтобы вы уделяли больше времени мне. Я хочу, чтобы все шло по-прежнему. А если нет... — и Лионэ улыбнулся. — Что ж, ничего и не будет. Только вот и вас тоже не будет. Вам это понятно... Леди Мэриэл?
— Вполне, — глухо ответила Мэриэл, и мрачное выражение ее лица являло разительный контраст с улыбкой Лионэ.
— Вот и хорошо, — ответил Министр. — Желаю вам насладиться сегодняшней вечеринкой. А я буду ждать от вас новых донесений... только не о том, какое замечательное впечатление произвел сегодня на всех Вир Котто.
Больше всего Мэриэл разозлил тот смех, который она услышала у себя за спиной, когда выходила из офиса Министра Лионэ. И она приняла твердое решение, что при первой же возможности Кастиг Лионэ обязательно заплатит ей за свою заносчивость.
— — — — — Глава 9 — — — — —
Лишь немногие бодрствовали во дворце на следующее утро, и одним из этих немногих был Вир. Он тихонько пробирался по коридору к выходу из дворца.
Виру казалось, что прошлым вечером ему удалось выжить лишь потому, что, когда он вернулся в выделенные им апартаменты, Мэриэл уже успела заснуть. Сон ее был беспокойным, и это показалось Виру необычным. Как правило, Мэриэл возвращалась с подобных мероприятий бодрая и довольная, и засыпала крепким сном тех, кто доволен своей жизнью и всем тем, чего в этой жизни им удалось достичь. Но в эту ночь она, казалось, выглядела несколько... неспокойно. Что-то явно тревожило ее, и Виру очень хотелось найти способ забраться в разум Мэриэл и выяснить, что же случилось.
Быть может, Гален...
Нет. Он отринул это предположение, даже не добравшись еще до убежища техномагов, укрывавшихся в Гхехане.
Несмотря на ранний час, улицы и закоулки этого района, являвшего собой неприглядную сторону Примы Центавра, кишели различными личностями, с большинством из которых Вир почел бы за счастье дела не иметь. Некоторые из них подозрительно смотрели ему вслед, но Вир старался не встречаться взглядом ни с кем из них. В детстве ему казалось, что если не смотреть в сторону опасности, то опасность сама минует тебя. Машинально Вир продолжал поступать так и поныне, хотя если бы он задумался, то наверно, просто посмеялся бы теперь над этими своими детскими мыслями. Впрочем, сейчас ему было не до смеха.
Вир точно знал, куда идти, Гален продиктовал ему адрес своего убежища. Наставления Галена стали вновь звучать в ухе Вира вскоре после того, как Лондо увел его прочь от загадочной двери. Возможно, это была лишь игра воображения, но Виру показалось, что теперь голос Галена звучит несколько нервно, а пожалуй, даже и с некоторым облегчением. Вообще-то, это не было приятным впечатлением. Вира бросило в дрожь от мысли, что он, вполне вероятно, побывал в центре чего-то такого, отчего сам вечно невозмутимый техномаг потерял спокойствие.
Вир старался не обращать внимание на зловоние, повсюду царившее в Гхехане. Только что прошел дождь, и улицы покрывал толстый слой грязи и слякоти. Пытаясь лавировать между лужами, Вир вдруг подумал, что если, паче чаяния, ему придется жить в Гхехане, то придется добыть какую-нибудь специальную обувь... или, по крайней мере, такую обувь, о состоянии которой можно было бы особо не беспокоиться.
Когда Вир уже совсем почти достиг места своего назначения, кто-то вынырнул из сумрака, и поначалу Вир подумал было, что это один из техномагов. Но нет, дорогу ему преградила какая-то мрачная личность, воззрившаяся на него с угрожающим видом.
— Дай мне денег, — сказала эта личность утробным голосом, искаженным длительным употреблением алкоголя.
Вир остановился.
— У меня... нет денег, — осторожно ответил он.
— Ну так найди, — проскрежетал его собеседник, и Вир заметил, как в руке у того появился какой-то очень подозрительный предмет.
Противник надвигался, и первым позывом Вира было убежать. Однако он вдруг сообразил, что, по причинам, размышлять о которых не было времени, он нисколько не боится. Не было страха, была лишь злость. Вместо того, чтобы отступать, Вир решил держать оборону.
— Убирайся отсюда, — резко сказал он.
Наступавший на него злоумышленник, смутившись, остановился. Вир понял, что поначалу в глазах этого несколько пьяного и весьма агрессивного центаврианина он, видимо, выглядел легкой добычей, и потому тот никак не мог взять в толк неожиданную перемену в позиции Вира.
— Чего-чего? — переспросил грабитель, и прозвучало это очень глупо.
— Я велел тебе убираться отсюда, — повторил Вир. — У меня есть куда более важные дела, чем терять время на разборки с тобой.
Раздался звук, который Вир безошибочно определил, как скрежет металлического лезвия, извлекаемого из ножен. В руке у грабителя появился клинок. Без лишних слов он снова пошел прямо на Вира.
Вир попятился, но не от страха, а лишь чтобы сохранить определенную дистанцию от нападавшего. Такую дистанцию, которая позволила ему поспешно нагнуться, сгрести полную горсть пыли и грязи и швырнуть ее, собрав все силы, прямо в лицо злоумышленнику. Ослепленный мужчина закашлялся и замахал руками, словно пытаясь уцепиться за воздух. Вир не стал терять время. Он ринулся в атаку и с размаху выбросил вперед правый кулак, вложив в этот удар все свои силы. Кулак врезался в подбородок мужчины, и Вир тут же понял, что бить костями по костям было очень глупой идеей. Он обхватил ладонью свой кулак и запрыгал от боли, не в силах сдержать отчаянный вопль. Впрочем, оказалось, что атакующий не в том состоянии, чтобы обращать внимание на вопли Вира: он осел вниз, и, похоже, потерял сознание, причем вовсе не от удара об землю. Нож выпал из его руки и застучал, покатившись по камням.
Прошло полминуты. Вир стоял, как вкопанный, и не отрываясь смотрел на мужчину, без чувств лежавшего всего в нескольких футах от него. Тревога от пережитого потрясения, наконец, взяла свое, Вира начала колотить дрожь, и он запоздало осознал, какой смертельной опасности подвергался. Но при этом к страху почему-то примешивалось еще и ощущение бодрящего веселья.
— Только пережив борьбу за свою жизнь начинаешь по-настоящему ценить ее, а?
Вир обернулся и увидел Финиана, стоявшего поблизости. В руках у техномага был нож, выпавший из руки грабителя. Финиан рассматривал его, любуясь отражениями на лезвии, длинном и прямом.
— Прелестный клинок. Хочешь взять его себе?
Вир начал было говорить "нет"... но вдруг, удивившись самому себе, услышал, как рот его произносит:
— Да.
— Ах. Вир Котто, герой. Что ж, попробуй, поиграй эту роль... походи по лезвию ножа, — драматически произнес Финиан, и протянул нож Виру. Вир проворчал что-то насчет неудачного каламбура, но тем не менее забрал клинок и сунул его во внутренний карман своего камзола. — Идем, — продолжил Финиан. — Сюда. — И, усмехнувшись, добавил. — Я так рад, что ты здесь. С тобой я буду чувствовать себя в безопасности.
Вир оставил колкость без внимания. Он молча проследовал за Финианом к зданию, где укрывались техномаги, и бросил напоследок еще один прощальный взгляд на своего поверженного противника. Как ни странно, тот, кто казался раньше таким огромным, теперь являл собой жалкое зрелище. А Вир... У него было такое чувство, что он, напротив, мгновенно вырос и раздался в плечах.
Финиан провел Вира к ближайшему строению, затем по узкой лестнице на верхнюю площадку, где, поджидая их, неподвижно стоял Гален, опершись на свой посох, и следил за Виром поблескивавшими глазами. Рядом с ним была Гвинн, и ее взгляд перебегал с Вира на Галена и обратно.
— Ты жив, — констатировал Гален, и в словах его явственно слышалось некоторое удивление. По понятным причинам, это не слишком воодушевило Вира. Гален повернулся и зашел в комнату.
— А разве предполагалось, что это будет не так? — спросил Вир, входя следом. Впрочем, он не был уверен, что хочет знать ответ.
— Ты был на краю гибели, — ответил Гален. — Смотри.
Голографическое изображение, записанное с помощью устройства, которое носил при себе Вир, возникло в воздухе прямо перед ними. Глаза Вира округлились, когда он увидел чудовище, стоявшее по другую сторону двери, которую он едва было не открыл, и еще очертания чего-то темного позади него. И вся решительность и уверенность, обретенные Виром во время уличного столкновения, все они куда-то испарились при одном только взгляде на этого... этого...
— Шив'кала, — внезапно вспомнилось ему. Он взглянул на Галена в ожидании подтверждения своей догадки, но ответила ему Гвинн.
— Вполне возможно, — сказала она. — Хотя мы не можем быть в этом уверены полностью. Впрочем, это еще далеко не самое неприятное зрелище из того, что тебе предстоит сейчас увидеть.
— Не самое неприятное? — предположение о том, что может быть нечто еще более ужасное, просто не укладывалась у Вира в голове. Когда он подумал о том, насколько близко в своем необдуманном любопытстве подобрался к самой сердцевине всего этого ужаса... к гнезду Дракхов...
Вир почувствовал, как в нем начинает закипать гнев, но не сознавал до конца, на кого же этот гнев направлен. Поначалу ему захотелось выплеснуть его на техномагов, втянувших его в смертельно опасное предприятие. Затем решил, что вместо них следует обрушить его на Лондо, который помогал создавать здесь такую обстановку, в которой могли таиться эти... эти твари.
— Так что же может быть еще неприятнее, чем это? — решительно спросил Вир.
— Не задавай такие вопросы, Вир... на которые ты на самом деле не хочешь знать ответы, — предупредил его Гален, но при этом сделал движение рукой, и изображение на голограмме изменилось. Теперь вместо ужасной морды чудовища, прятавшегося за дверью, на нем было другое, гораздо более знакомое лицо. Это был Лондо, довольный, улыбавшийся, или, по крайней мере, заставлявший себя улыбаться. Направлявшийся прямо к Виру с распростертыми объятиями и весельем, написанным на лице, и...
И с чем-то еще.
Вир склонился вперед, не вполне понимая, что же такое он заметил на Лондо.
— Что... что это? — прошептал он.
На плече у Лондо было нечто вроде мясной лепешки. Ее изображение, однако, было далеко не столь четким, как очертания самого Лондо. По мере приближения форма этого образования становилась все отчетливее. Оно походило на некую... опухоль, или... нечто непонятное. Вир покачал головой в смущении.
— Это... опухоль? Или... какая-то болезнь? Почему я этого раньше не замечал?
— Да, в самом деле, болезнь. Болезнь души, имплантированная Дракхами, — ответила Гвинн со скорбной интонацией в голосе.
— Его называют "Страж", — сказал Гален.
— Страж? Это... еще как-то называют? Что вы имеете в виду? Это ведь не может быть живое существо, это...
И тут Страж взглянул на него. Мясная лепешка шевельнулась, словно просыпаясь после забытья, и одинокий, злобный глаз, открывшись, воззрился прямо на Вира.
Вир вскрикнул от ужаса. Даже ему самому этот крик показался слишком жалобным, слишком слабым, достойным разве что маленькой девочки, но он не смог сдержаться. Сработал рефлекс. Он попятился, чувствуя, как слабеют ноги, и Финиан едва успел подхватить его, когда Вир уже начал падать. Всего несколько минут назад он нагло бросился прямо на вооруженного противника, и мысленно погладил себя по спине за храбрость. Но теперь он с визгом убегал от простой картинки, от существа, которого на самом деле даже и не было здесь.
Только вот это была не просто картинка, на которую он любовался. Он смотрел на тварь, угнездившуюся на плече человека, которому Вир когда-то полностью доверял.
Лишь два слова, которыми можно было описать увиденное, пришли к нему в голову: несчастный Лондо!
— Ч-чем оно занимается? Оно контролирует Лондо? Читает его мысли?
— Ну, как сказать. Страж не подменяет волю Лондо своей... но может наказать его так, что отказ от сотрудничества будет для Лондо очень... непривлекательным, — сказала Гвинн. Голос ее, казалось, пропитан отвращением; существо, определенно, страшило ее не меньше, чем Вира, хотя она и держалась чуть более хладнокровно. Но только лишь чуть-чуть, и от этого Вир почувствовал легкое злорадство. — И Страж не читает его мысли... но докладывает Дракхам обо всех действиях Лондо. Он связан с Лондо, слился с ним воедино, и они будут вместе до самой смерти.
Страшная правда обрушилась на Вира слишком внезапно, застигнув его совершенно неподготовленным. Глядя в единственный глаз этого страшилища, размышляя о том, что, должно быть, чувствует Лондо, когда постоянно и всюду носит на себе эту тварь, приросшую к его телу — и не имеет возможности ни побыть в одиночестве, ни расслабиться хоть на мгновение, — Вир почувствовал, как на него накатывает неудержимый приступ рвоты. Он едва успел добраться до угла комнаты, и там содержимое его желудка выплеснулось на пол. Приступы продолжались, пока выплескиваться стало уже нечему. Вир тяжело дышал, испытывая страшный стыд за вонючую лужу, оставленную им на полу и на своих ботинках. Он боялся теперь взглянуть в глаза техномагам. А когда все-таки поднял взгляд, то увидел, что Гвинн отвернулась; Финиан явно сочувствовал ему, а лицо Галена было непроницаемо.
Но похоже, что опорожнение желудка прочистило ему мозги и помогло обрести ясность мысли, как бы странно и мерзко это ни казалось. Он заставил успокоиться свое дыхание и даже не стал извиняться за потерю самообладания. В конце концов, что тут можно было сказать? Вместо этого он спросил:
— Эта штука... Страж... на него действует алкоголь?
— Алкоголь? — удивленно переспросила Гвинн. Виру показалось, что она никак не ожидала от него сейчас чего-либо напоминающего связную речь, тем более вполне оформленную мысль.
— Алкоголь. Может ли оно пьянеть. Если Лондо напивается сам...
— А ведь пожалуй, да, — сказал Гален. — Да. Страж должен быть восприимчив к алкоголю. Император тем самым получает возможность действовать с определенной долей приватности.
— И, похоже, эта тварь пьянеет куда быстрее, чем Лондо, — задумчиво продолжил Вир.
Теперь ему многое стало ясно. Теперь, когда мысленный образ одноглазого страшилища жег его разум, события последних лет внезапно представились с полной ясностью. Слова, которые говорил ему Лондо, его поведение, случайные, казалось бы, комментарии... Все теперь встало на свои места. И...
И Тимов... что ж, это ведь теперь тоже очевидно, не так ли. Лондо вынужден был изгнать ее, заставить расстаться с собой. Виру не померещилось, они действительно становились все ближе друг к другу. И результатом не могло не стать ее стремительное отлучение. Лондо специально подстроил все это, но не потому, что он действительно хотел расстаться с Тимов. Просто он не мог сблизиться с ней сверх определенных пределов. О каких интимных отношениях может идти речь, когда к твоему плечу прирос прыщ, наделенный собственным сознанием, который будет с интересом следить за всеми интимными моментами?
Теперь можно было понять, почему Лондо действует так, а не иначе... и посочувствовать ему... и...
Великий Создатель, во что же Лондо ввязался?
— Могли они подсадить на него эту тварь против его воли? — глухо спросил Вир.
Гален покачал головой.
— Нет. Он мог беспокоиться, бояться ее... но в конечном счете, связь со Стражем возникает у реципиента только тогда, когда он по своей воле позволяет этому случиться.
Какую же власть могли Дракхи иметь над Лондо? Как сумели вынудить его пойти на такое испытание? Возможно ли, что Лондо на самом деле одобрял подобное? Вир решил, что это немыслимо. Гордость Лондо слишком велика. Чтобы он позволил этой твари поселиться на себе, стать постоянным напоминанием, что он теперь не более чем марионетка таящихся в сумраке монстров? Ни при каких условиях не мог Лондо этого одобрить.
И если Дракхи каким-то образом все-таки сумели заставить его пойти на такое, какие же душевные муки пережил Лондо? Беспомощно стоять перед монстрами, пока эта... тварь заберется на него и поселится навсегда на его плече...
Вир испытывал полнейшее смятение мыслей и чувств. Подозрительность, страх, жалость и ужас боролись в его душе, пытаясь одержать верх друг над другом.
— Мне нужно поговорить с ним, — сказал Вир. — Я должен намекнуть ему, что я знаю. Я должен...
— Тебе так хочется поскорее умереть? — резко спросил Гален.
— Нет, конечно, нет, но...
— Узнав о Страже, ты приговорил себя. Ты сделал выбор.
— Гален прав, — сказал Финиан. Он не без сочувствия относился к переживаниям Вира, но совершенно очевидно, в данном случае твердо поддерживал мнение Галена. — Вспомни, что произошло, когда ты едва упомянул имя Шив'калы, одного из Дракхов. Если ты дашь Лондо понять, что узнал о присутствии Стража, Дракхи вряд ли позволят тебе после этого еще хоть один вздох.
— Именно один из вашей братии предложил мне упомянуть имя Шив'калы. А вы едва не послали меня во дворце прямиком в лапы смерти, — горячо возразил Вир. — Как приятно слышать, что вас вдруг начало заботить мое благополучие. Почему? Потому что, вам кажется, я еще понадоблюсь для каких-то иных смертельных трюков?
— У нас не было намерения посылать тебя в лапы смерти, — сказал Гален. — Мы потеряли связь с тобой. Без сомнения из-за воздействия какой-то технологии Теней. Я сожалею об этой недоработке.
— Недоработке! Да ведь если бы я зашел в комнату, то был бы уже мертв!
— А мы провалили бы свое задание, — холодно возразил Гален.
— Ха. Ха. Ха, — изрек Вир, даже не пытаясь скрыть, насколько несмешной ему показалась шутка Галена. Затем он снова повернулся к голограмме, изображение на которой несколько изменилось. Лондо положил руку Виру на плечи, и они в обнимку шагали прочь от убежища Дракхов. И теперь, со стороны, Вир видел Стража с еще более близкого расстояния, чем раньше. Вот он, буквально в нескольких дюймах от его лица, вперив в Вира свой немигающий, неестественный глаз, а он и не подозревает о присутствии этой твари ...
— Выключите это, — попросил Вир.
— Будет поучительно понаблюдать...
— Выключите это!
Гален с состраданием посмотрел на Вира, затем слегка махнул рукой, и изображение исчезло.
Долгое время никто не говорил ни слова. Наконец, Гвинн выступила вперед и сказала Виру:
— Теперь ты начинаешь понимать, против чего мы выступили.
— То, что мы сейчас увидели здесь, — подчеркнул Финиан, — есть результат всего лишь беглого осмотра дворца. Весьма вероятно, что мы заметили лишь верхушку айсберга. Дракхи внедряются в саму душу и сердце Примы Центавра.
— Сердце, пораженное тромбом. Душа, замаранная грязью, — сказал Вир. Он покачал головой, безуспешно пытаясь смириться с реальностью того, что он видел только что собственными глазами, и в истинности чего не сомневался ни на йоту. — Может, все же рассказать обо всем Лондо? Устроить дружескую попойку, вырубить этого самого Стража, и найти способ сказать ему, что я знаю?
— Абсолютно исключено, — убежденно сказала Гвинн, и остальные техномаги кивками подтвердили ее правоту. — Ситуация плоха не настолько, насколько мы полагали, а гораздо хуже. До сих пор мы сохраняли надежду, что с твоей помощью, благодаря твоему позитивному влиянию Лондо сможет встать на нашу сторону и помочь изгнать Дракхов. Теперь мы знаем, что это абсолютно исключено.
— Именно так, — подтвердил Финиан. — Лондо нельзя доверять. И точка.
— Все гораздо сложнее, — возразил Вир. — Несмотря на то, что здесь происходит — хотя на самом деле, теперь, когда я знаю всю правду, правильнее будет сказать, потому, что здесь такое происходит, Лондо был и будет моим другом. Ему...
— Нельзя доверять, — перебил Вира Гален, тем самым подчеркивая, что этот вопрос не подлежит обсуждению.
— Дело не в доверии. Мы должны помочь ему.
— Ты хочешь помочь ему? Тогда убей его.
Хладнокровие, с которым Гален высказал свое предложение, ужаснуло Вира.
— Убей его. Вот так просто, — скептически повторил он.
— Да. Вот так просто.
— Я лично не жду, что ты сделаешь это, Вир, — сказала Гвинн, бросив взгляд на Галена. — но поверь мне, убив его, ты действительно сделаешь ему великое благо.
— Забудь об этом. Он мой друг.
— Он их союзник. Все остальное неважно.
— Только не для меня, Гален. Только не для меня, — воскликнул Вир с пламенной силой в своем голосе и растущим нежеланием слепо подчиняться техномагам. — Знаете что? Знаете что? Ведь по сути вы не сильно отличаетесь от Дракхов. Проклятье, вы ничем не лучше Теней! Вы используете других в своих целях, и вам совершенно все равно, кто погибнет ради их достижения.
— Да, у нас с нашими врагами гораздо больше сходства, чем мы готовы признать, — сказал Гален, чем весьма удивил Вира. Он не ожидал, что его мнение, высказанное в пылу эмоций, кто-то сочтет возможным подтвердить. — Но, тем не менее, есть некоторые... различия.
— Ну, и какие же?
— У нас опрятная внешность, и мы лучше танцуем, — предложил Финиан.
Все уставились на него.
— Мне показалось, что ситуация много выиграет, если подбросить немного юмора, — извинился Финиан.
— Если только кто-нибудь и в самом деле сказал бы что-нибудь смешное, — съязвила Гвинн.
— Ну что ж, отлично, — сказал Финиан, явно обиженный тем, что его шутка встретила такой категорический отпор. — И что же ты предложишь нам делать?
— Информация должна исходить от тех, кому доверяют, — задумчиво сказал Гален, поглаживая себе подбородок. — Многие не станут доверять ничему, связанному с техномагами. Есть один приемлемый вариант. Я обо всем расскажу Гидеону. Он, в свою очередь, передаст полученные нами сведения Альянсу, и...
— И нас снова разбомбят, на этот раз вплоть до полного уничтожения? — встревожился Вир. — Если они обнаружат, что на Приме Центавра используются технологии Теней, если допустить худшее...
— Весьма правдоподобное допущение, — сказала Гвинн.
Вир открыто проигнорировал ее замечание и продолжил:
— То бомбы начнут падать на нас незамедлительно. И на этот раз они не остановятся, пока не сотрут нас полностью.
— Ну что ж, есть еще Шеридан, — предложил Финиан. — Гидеон доверяет Шеридану. Если он...
— Не надо Шеридана. Не надо Гидеона. Не надо никого, — сказал Вир, подводя черту под дискуссией. — Это внутренняя проблема Примы Центавра. И урегулируем ее мы сами, здесь, внутри. Вот и все.
— На карту поставлено много больше, чем благополучие Примы Центавра, — возразила Гвинн. — Мы говорим не о каких-то местных политиках, у которых карманы оттопыриваются от взяток. Мы говорим о целой расе, которая пытается использовать Приму Центавра как свой новый дом, используя для этих целей страшное биологическое оружие, в виде Стража посаженное на плечо императора вашего мира...
— Это правильно. Мой император. Мой мир. Мой! — Вир вполне недвусмысленно акцентировал это слово. — И я буду заниматься моими проблемами в моем мире, и мы решим эти проблемы сами. И я не хочу, чтобы кто-нибудь еще учуял, чем здесь пахнет. Потому что если это случится, они устроят здесь кровавую баню, и участвовать в этом я не желаю.
Похоже, Гвинн готова была принять боевую стойку и сразиться с ним лицом к лицу, возможно, чтобы решить вопрос о приоритетах, возможно, просто чтобы выбить из него дурь. Но легкое прикосновение руки Галена к ее плечу утихомирило Гвинн. Виру даже стало интересно, то ли Гален просто умеет быть очень убедительным, то ли здесь замешано некое волшебство. Гален внимательно осмотрел Вира с ног до головы, а потом спросил:
— Тогда в чем ты желаешь участвовать, Вир Котто?
— Я не пойду против Примы Центавра.
— Ты должен что-то сделать. Ты не можешь просто сбежать подальше от всего того, что ты увидел здесь сегодня.
— Я буду следить за событиями. Я буду знать все, что здесь происходит. Я выясню все, что нужно выяснить, и удостоверюсь, что дело не зашло слишком далеко... Ну, а если все-таки зашло, то я смогу... я смогу...
— И что же ты тогда сможешь? — поинтересовался Гален.
— Тогда я смогу вернуть все на свои места.
Гален покачал головой. Слова Вира, похоже, показались ему не очень убедительными, да Вир и сам понимал, что не стоит Галена за это винить. Речь, произнесенная Виром, и в самом деле звучала не слишком убедительно. Он и сам не слишком верил в то, что действительно сможет все это сделать. Нужно было срочно найти новые аргументы.
— Слушайте, ведь дело еще и в том, что вы нуждаетесь во мне.
— Неужели? — в глазах Галена отразилось холодное удивление.
— Да вы же сами об этом сказали. Вы нуждаетесь во мне, чтобы что-то там собрать воедино. Потому что у меня есть связи, потому что я могу стать... противодействием. Я действительно могу все это, только не надо спешить. Все должно делаться постепенно. Ну, вот теперь, к примеру, я могу прилетать и ходить здесь повсюду, когда это будет нужно.
— Возможно, просто прилетать и ходить будет крайне недостаточно.
— Тогда что, по-твоему, будет достаточно, Гален? — раздраженно спросил Вир. Но прежде, чем техномаг успел ответить что-нибудь, Вир поднял руку, останавливая его, и продолжил. — Нет. Можешь не отвечать. Я и сам знаю, что нужно делать.
— И что?
— Достаточно того, что я это знаю. Давай оставим это мне.
— Давай не будем, — твердо возразил Гален.
Их глаза встретились, и Вир понял, что Гален и в самом деле не настроен позволить ему самому разобраться с ситуацией. Техномага явно не вдохновляло предложение просто сохранить в тайне знание о тьме, накрывшей Приму Центавра. Очевидно, он больше склонялся к мысли представить публике из первых рук неопровержимые доказательства. Но Гален также явно понимал, что своим публичным выступлением он вынесет приговор Приме Центавра. Альянс не станет рассматривать Дракхов как обыкновенную раковую опухоль, которую можно удалить с помощью тонкой хирургической операции; скорее всего, они уничтожат и опухоль, и пациента, и затем станут похлопывать друг друга по спине и поздравлять с отлично выполненной операцией.
Молчание нарушила Гвинн, которая заговорила вдруг, словно прочитав мысли Вира.
— Ты желал знать, чем мы отличаемся от Дракхов, Вир? Дракхи просто прикрылись твоей расой, подставив ее под огонь, и им дела нет, что с вами в результате случится. Жизнь или смерть всей Примы Центавра для них ничего не значат, все для них едино, если только эти жизни или смерти не смогут послужить их собственным интересам. Мы не желаем быть вестниками, слова которых приведут к гибели Примы Центавра, если только нужда не заставит нас и в самом деле рассказать обо всем. Дай нам убедительные доводы, что все может быть улажено по-другому, — и мы не станем обрекать на гибель ваш мир. Но ты должен дать нам хоть что-нибудь — иначе и мы не сможем ничего тебе обещать.
И Вир выложил им все, что было у него на уме.
То, что он рассказывал, вся его стратегия, по большей части была импровизацией, которую он сочинял прямо здесь, на ходу. Он хорошо понимал, что им потребуется время, и постарался в первую очередь как можно убедительнее изложить именно это. Техномаги терпеливо слушали его, тщательно обдумывая услышанное, и когда он закончил, переглянулись между собой. Виру показалось, что они бессловесно переговариваются друг с другом. Он не был уверен, хватает ли их могущества для того, чтобы общаться подобным образом, да, впрочем, сейчас это не сильно его и заботило. Главное, и единственно важное сейчас было то, чтобы убедить их не обрекать Приму Центавра на гибель, дать его народу шанс выжить. Конечно, с каждым новым днем отсрочки Дракхи будут все больше укрепить свое влияние... Но каждый новый день отсрочки означает и еще один день жизни для миллиардов жителей его родной планеты, а пока они будут живы, будет жива и надежда.
— Хорошо, Вир, — сказал, наконец, Гален. — Я по-прежнему не одобряю...
— Я не прошу вас об одобрении, — оборвал его Вир. — Я прошу лишь о молчании.
— На некоторое время.
Вир склонил голову в знак согласия.
— Да. Хотя бы на некоторое время.
— Что ж, удачи тебе, Вир, — сказал Финиан. — Потому что слишком многое теперь будет зависеть от твоей способности на деле выполнить все то, что ты тут наговорил.
— Неужели вам могло показаться, что я сам этого не понимаю? — спросил Вир, и слова прозвучали несколько более раздраженно, чем ему хотелось. Впрочем, учитывая обстоятельства, он надеялся, что ему и это сойдет с рук. — А теперь, прошу простить меня...
Он повернулся с намерением уходить, но Гален внезапно остановил его.
— О, Вир... еще одно дело...
Вир резко обернулся, его терпение лопнуло, как подгнившая резина.
— Что, Гален? Какое "еще одно дело" ты собираешься обрушить на меня теперь? Напомнить, чтобы я был осторожен, потому что рискую теперь не только своей жизнью, но и жизнью миллионов своих соотечественников? Что я не очень то должен полагаться на ваше обещание сохранять молчание? Что там, за стенами этого дома, жители Примы Центавра блаженно дрыхнут, не подозревая, что мы тут вынуждены устраивать подпольный заговор, чтобы попытаться спасти их от полной аннигиляции, и я, в результате, может, вообще больше никогда не смогу спокойно заснуть? Что мой лучший, а может, и единственный в мире настоящий друг, носит на плече одноглазого паразита и мучается каждый день и каждый час своей жизни, и облегчение сможет обрести теперь лишь в могиле, и я ничего, абсолютно ничего не могу с этим поделать, а значит, не должен и волноваться по этому поводу? Ты это хочешь мне сказать?
Гален ответил с необычайной мягкостью.
— Нет, Вир. Я собирался напомнить, что тебе, возможно, захочется избавиться от динамика у себя в ухе. Ему незачем оставаться там вечно, а тебе незачем отвечать на вопросы, которые могут прозвучать в ухе в самое неподходящее время.
— Ох. Хм...
Вир обнаружил, что ему не удается найти иных слов, кроме "Ох" и "Хм", чтобы ответить Галену. Он вытащил устройство из уха, положил его на стол, и ушел, не оборачиваясь больше.
— Этот человек, — сказал Финиан, — наша последняя лучшая надежда на мир в галактике.
— В таком случае, в обозримом будущем я вряд ли смогу спокойно спать по ночам, — мрачно ответила Гвинн.
* * *
ЧАСТЬ II 2269 — 2273
Выдержки из <Хроник Лондо Моллари — дипломата, императора, мученика и глупца, собственноручно написанных им самим>.
Опубликованы посмертно. Под редакцией императора Котто.
Издано на Земле. (с) Перевод, 2280
— — Фрагмент, датированный 18 марта 2269 года (по земному летоисчислению) — —
Как мне жаль, что я не смог найти способ предотвратить это.
Увы, бедный Вир. Мне кажется, происшедшее было неизбежно. Он снова появился здесь, с очередным из своих регулярных визитов на Приму Центавра, в компании Мэриэл. И отбыл отсюда уже без нее. Вообще-то, будь на месте Вира кто-нибудь другой, я бы без сомнений счел подобный исход наилучшим из всех возможных. Но Вир... С каким удивительным мужеством он перенес удар. Внешне он сохранял полное спокойствие, но я ему не верю. Люди, подобные Виру, отдают свое сердце целиком, не слушаясь мудрых советов разума, и он не мог совершить более горестной ошибки, чем отдать свое сердце Мэриэл.
Но потерять Мэриэл вот так, отдать ее... этой... персоне? Уф. Какие бы сложности ни были у меня с Мэриэл, какой бы ядовитой гадиной я не считал ее, мне очень горько видеть, какую боль испытывает Вир... несмотря даже на то, что я по-прежнему считаю происшедшее, возможно, самым лучшим из всего, что могло бы приключиться с ним.
— — — — — Глава 1 — — — — —
Дурла нагнулся вперед на стуле, он явно решил, что неправильно расслышал слова, сказанные Виром.
— Я... что? — переспросил он.
— Вы хотите ее? — спокойно повторил Вир. Он говорил с удивительным налетом тоски и презрения, которых Дурла никак не ожидал от Посла Центавра на Вавилоне 5. Возможно, он просто недооценивал его. Но прежде чем вносить какие-либо поправки в ранее сложившееся у него представление о Вире, требовалось до конца понять, о чем же это Вир спрашивает.
— Хотите ли вы Мэриэл? — еще раз повторил Вир.
— Посол, — медленно, тщательно подбирая слова начал Дурла, — если даже оставить в стороне вопрос о моих личных желаниях и пристрастиях... Леди Мэриэл — свободная женщина. Нельзя торговать ею.
— Ох, уж эти женщины, — пробормотал Вир. — Как ими сказано, так нами и сделано. Конечно, — добавил он печально, — ведь у них есть отвратительная привычка все время находить способ, как дать нам понять, чего же они хотят, чтобы самим потом именно это от нас и услышать, а?
Министр Дурла не мог поверить, что перед ним тот же самый человек, с которым он чуть меньше года назад встречался на Вавилоне 5, в Зокало. Вир выглядел теперь таким... пресытившимся. Таким уставшим от жизни. Дурле также казалось, что когда они встретились впервые, Вир испытывал перед ним определенный трепет. Теперь, однако, Посол говорил с ним как со старым закадычным другом. Дурла не был уверен, следует ли ему приветствовать такой налет фамильярности, хотя не мог однозначно утверждать, что ему это не по нраву. Он не понимал до конца, в чем причины такого поведения Посла. Ему казалось, что он сумел до конца раскусить Вира, и, соответственно, расценивал его как безобидного шута. Если он ошибся в этом, значит, вполне могло оказаться, что на самом деле Вир Котто представляет собой угрозу. Но с другой стороны, это также означало, что на самом деле Вир мог оказаться очень полезным. Слишком рано еще было делать окончательные выводы.
— Конечно, — продолжал Вир, — вас, должно быть, тоже раздражает, сколько внимания уделяет вам Леди Мэриэл.
— Да, она кажется... очень дружелюбной, — осторожно подтвердил Дурла. — Но я бы не стал приписывать это чему-либо сверх обычной принятой в обществе вежливости.
Но правда, конечно, была спрятана куда глубже.
Еще в юности Дурла познакомился с Мэриэл и безнадежно влюбился в нее. Он всегда вожделел к Мэриэл, как ни к одной другой женщине. Именно для того, чтобы произвести на нее впечатление и вызвать интерес с ее стороны, Дурла вытащил Мэриэл из забвения — из того плачевного состояния, в котором она пребывала после развода с Лондо Моллари — и обеспечил ей работу под руководством Канцлера Лионэ, позднее ставшего Министром. Своим нынешним положением, тем, что к ней вернулся статус в обществе, она целиком и полностью была обязана Дурле, и теперь он молчаливо — что, похоже, оказалось глупостью с его стороны — ожидал от нее внимания и благодарности.
Свой восхищенный взор Мэриэл устремила почему-то вовсе не на Дурлу, а на Вира Котто, и вообще непохоже было, чтобы Дурла произвел хоть какое-нибудь впечатление на гордую красавицу. И это вызвало в нем пароксизмы ярости.
Когда Дурле, наконец, удалось успокоиться — а на это ушло несколько месяцев — он решил, что с него довольно ухищрений и обходных маневров. Под тем предлогом, что ради благополучия Лондо Моллари необходимо вернуть Вира Котто на Приму Центавра и восстановить отношения Посла с императором, Дурла устроил для Вира и Мэриэл приглашения периодически посещать Приму Центавра, в качестве его персональных гостей. Во время этих визитов он просто из кожи вон лез, чтобы завоевать внимание Мэриэл, чтобы поразить ее своей властью и влиянием при дворе. Ведь, в конце концов, именно власть ее всегда и прельщала.
И тем не менее, у Дурлы сложилось полное впечатление, что все его усилия остались совершенно напрасными. О да, Мэриэл была с ним вежлива и очаровательна... но говорила беспрестанно только о Вире и о том, каким он удивительный человек, пока, наконец, Дурла не начал спрашивать себя, а чего ради он вообще, собственно говоря, старался. Он дошел до того, что подумывал отказаться от попыток завоевать Мэриэл, потому что ему, видимо, никогда не понять, как работает ум женщины.
И вот теперь, совершенно внезапно, Вир попросту забрел в его офис, плюхнулся в кресло возле стола Дурлы и начал болтать о чем-то. И посреди разговора ни с того, ни с сего огласил вдруг свое <предложение> насчет Мэриэл. Дурла хотел было подумать, что это просто некая абсурдная шутка. После всего того, что он сделал ради этой женщины, после всех его хитрых планов, включая назначения на должности нужных людей... Не может быть, чтобы все произошло вот так просто, не так ли?
— Это нечто большее, чем простая вежливость, уверяю вас, — сказал Вир. Он нервно заерзал в кресле, словно ему вдруг стало очень неуютно. — Могу ли я рассчитывать на ваше благоразумие, Министр?
— Конечно! Безусловно, — ответил Дурла.
— Потому что у меня тоже есть гордость, как и у каждого мужчины. А ситуация, в которую я попал... ну... не слишком обрадовала бы, наверно, никого.
— То, что вы скажете, никогда не выйдет за пределы этой комнаты, — заверил его Дурла.
Вир наклонился вперед, сплел свои пальцы и тихим голосом — словно опасаясь, что кто-то может подслушать их — поведал Дурле:
— На самом деле, эта женщина беспрестанно твердит мне о вас. Как только мы остаемся наедине, или даже в компании с кем-нибудь еще на Вавилоне 5, она не говорит ни о чем и ни о ком, кроме как о вас.
— Когда она остается со мной, то говорит только о вас, Посол.
Вир махнул рукой.
— Прикрытие, всего лишь прикрытие. Она коварна, эта Леди Мэриэл, и не в ее характере было бы говорить о вас столь страстно, когда вы находитесь поблизости. Но последнее время она постепенно перестает следить за своей маскировкой, вы, должно быть, и сами заметили.
Дурла обдумал слова Вира, и понял, что тот, пожалуй, прав. Мэриэл действительно последнее время по-другому смотрела на Дурлу. Ее рука, прикасаясь к его плечу, стала задерживаться чуть дольше, чем обыкновенно. Она определенно стала более кокетливой.
Дурла боялся вновь обрести надежду... не смел позволить себе...
А Вир тем временем продолжал:
— Но что она говорит мне, когда мы остаемся наедине... — он покачал головой. — Все ее настоящие чувства сразу выплывают наружу. Попросту говоря, она хочет быть с вами, Дурла. Просто смертельно хочет быть с вами. И, грубо говоря, я устал это выслушивать. Выслушивать, как она чахнет без вас. И что касается нашей сексуальной жизни, — Вир грустно фыркнул. — Как вы думаете, каково мне выслушивать ее вопли: <О, да, да, Дурла, да!>, в тот самый момент, когда меньше всего хочется слышать о ком-то другом, кроме себя? Говорю вам совершенно искренне.
— Как... Как вам, должно быть, неловко от этого... И вы теперь признаетесь во всем этом мне... Но... — Дурла покачал головой. — Я не понимаю... Если она жаждет быть со мной, почему бы ей просто... Я имею в виду, она ведь не ваша невольница, не ваша собственность...
Виру явно стало еще более неуютно, чем раньше.
— Ну, вообще-то, должен признаться... в некотором роде, она моя.
Дурла прищурился.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, — сказал Вир и тяжело вздохнул, словно вынужден выдать Дурле страшную тайну, — Леди Мэриэл... как бы это лучше сказать... в чем-то лишена своей свободной воли.
Поначалу Дурла совершенно не понял, что же Вир может иметь в виду. Но затем сообразил, и хриплым шепотом спросил:
— Вы... шантажируете ее?
Подобное предположение, похоже, ошеломило Вира.
— Шантажирую? Вы обвиняете меня в том, что я шантажирую свою любовницу с целью заставить ее остаться со мной?
— Мои извинения, Посол. Я не хотел...
— Не стоит извиняться. На самом деле все почти что так и есть.
Дурла не знал теперь, что и сказать. С одной стороны, он находил действия Посла отвратительными. С другой стороны, он начинал испытывать едва ли не восхищение Виром Котто — за дерзкую наглость, не говоря уж о той беззаботности, с какой он все это излагал.
— Что вы, эээ... Как вы... то есть...
— Чем я ее шантажирую? — Вир пожал плечами. — С моей стороны было бы бесчестно рассказать еще и об этом, не так ли.
— Возможно. Однако прежде всего шантажировать ее было само по себе бесчестно с вашей стороны.
— Очень правильное замечание, — признал Вир. — Но с другой стороны, если мужчина страстно жаждет женщину, он ради обладания ею готов пойти на все. Кроме того... она служит еще одной важной для меня цели. Она улучшает мой имидж.
— Имидж? — И тут Дурла сообразил: — В глазах других обитателей Вавилона 5.
— Именно так. Вы все понимаете, Дурла, вы же видели ее. Мужчина, под руку с которым идет такая женщина, да еще буквально виляет хвостом перед ним... На такого кавалера любой другой мужчина поневоле начинает смотреть с завистью и уважением. Но давайте будем честными. — Вир склонился вперед. — Посмотрите на меня. Серьезно, посмотрите на меня. Разве я похож на того мужчину, который может соблазнить такую женщину, как Мэриэл? Конечно, у меня есть свои достоинства, но давайте будем откровенны: я не подхожу для нее. Понимаете, почему я не хочу, чтобы наш разговор вышел за пределы этой комнаты.
— Конечно, конечно. Потому что другие сразу решат, что она оставалась с вами просто из страха, что вы все время угрожали ей как... вымогатель. Итак... Вы определенно намекнули мне, что хотите избавиться от Мэриэл, какими бы ни были ваши намерения и цели. <Отдать ее> мне, как вы выразились, — Дурла откинулся в своем кресле, сплетя пальцы перед собой. — Но почему? Если я в этом мире хоть чему-нибудь и научился, так это тому, что никто и никогда не действует просто по доброте душевной. Проще говоря, все чего-то хотят. Чего хотите вы?
Вир снова тяжело вздохнул. Что-то в манерах Вира неуловимо изменилось, они утратили прежний лоск, и вполне возможно, что, наконец, начали проявляться его истинные эмоции. Не глядя на Дурлу, он сказал:
— Верьте мне или нет, Министр, но я был когда-то порядочным человеком. Человеком, который даже и представить не мог, как это можно, принуждать женщину к сожительству. Я... был другим человеком. Таким, который мне самому нравится гораздо больше. — Вир снова поднял взгляд на Дурлу. — В последнее время я посмотрел несколько молитвенных собраний, проводившихся Министром Валлко. Получил их записи на Вавилон 5 через нашу систему связи. А сегодня утром даже и лично побывал в храме. И услышал, как Министр Валлко говорит о том, чем должна быть Прима Центавра, и кем должны быть мы, центавриане. Чем должны мы руководствоваться в жизни, и как должна вдохновлять нас идея вернуть утраченное величие.
— Министр умеет произносить очень вдохновенные речи, — согласился Дурла, и грудь его слегка надулась от гордости. — А ведь это я предложил его кандидатуру. Нашего нынешнего Министра Духовности.
— Вот как. Я не удивлен, — Вир медленно и глубоко вздохнул. — В любом случае... Я раздумывал над его речью... над рассказом о том, кем мы когда-то были. И обнаружил, что меня охватила... ностальгия. Думаю, это как раз нужное слово. Ностальгия по тому человеку, который никогда бы не сделал то, что делаю теперь я. Мне кажется, это может показаться нелепым.
— Нет, что вы. Ничего нелепого я в этом не вижу.
— Конечно, главный вопрос, заинтересованы ли вы в Леди Мэриэл? — Вир поднял брови, изображая вопрос. — Так как, Министр? Интересна она вам?
Дурла едва сдерживал себя, чтобы не закричать <Да! Да! Всегда, сколько я себя помню! С того самого момента, как я начал вообще интересоваться женщинами, с тех пор я хотел ее, и только ее!> Но внешне он оставался само спокойствие.
— Было бы неправдой сказать, что она... непривлекательна. Пожалуй, многие назвали бы ее живой и выразительной. Признаюсь, в последнее время я был не слишком агрессивен в том, чтобы ухаживать за женщинами. Приходилось одновременно заниматься столькими вопросами. Очень трудно уделять время делам сердечным, когда ты перегружен делами государственными.
— О, несомненно, несомненно. И все же... тут есть одна проблема. Всегда ведь важен не сам человек, а отношение к нему окружающих, уверен, вы и сами это понимаете. Я пытаюсь поступить правильно, но мне вовсе незачем, чтобы люди думали, будто Леди Мэриэл бросила меня, отдав предпочтение вам. Я думаю, нам обоим ясно, как ко мне будут после этого относиться. — Дурла кивнул, а Вир продолжил: — Но мне совершенно не нужно и то, чтобы люди узнали об обстоятельствах, в силу которых Леди Мэриэл так долго оставалась со мной. Вам, с другой стороны, совершенно незачем, чтобы люди думали, будто вы подобрали женщину, выброшенную не только Императором, но и Послом Центавра на Вавилоне 5. Это, я так полагаю, может не слишком хорошо отразиться на вашей репутации.
— Согласен по всем пунктам.
Вир наклонился вперед с сосредоточенным видом.
— Насколько сильно она вам нравится? Я имел в виду, если говорить откровенно, то она вам не безразлична?
Дурла смотрел на Вира с подозрением.
— Что, — медленно проговорил он, — вы предлагаете?
Вир улыбнулся.
— Вы азартный человек? — спросил он.
— В определенных обстоятельствах, — ответил Дурла. — Скажите же мне, наконец, что у вас на уме.
Все годы, прошедшие после бомбардировок, на Приме Центавра систематически искоренялось все, что имело хоть отдаленное отношение к Земле, человечеству и к Межзвездному Альянсу в целом. В свое время, земляне и их противоречивая культура оказали большое влияние на центавриан и завоевали среди них огромную популярность. Но с тех пор, как Земля стала смертельным врагом, Валлко настойчиво призывал паству вернуться к центаврианским корням. Естественно, центавриане с радостью восприняли этот призыв, как и вообще всё, о чем говорил Министр.
Точнее, почти всё. Существовало одно важное исключение, которое как раз и должно было сыграть ключевую роль в плане Вира.
Покер.
Коварно прилипчивая карточная игра, правила которой столь гармонировали с традициями центаврианской культуры, что, независимо от призывов Валлко к культурной автаркии, никто — и особенно представители высших классов, среди которых игра была особенно популярна — не был склонен отказаться от развлечения, ставшего любимым способом времяпрепровождения на досуге. В конце концов родился слух, что на самом деле изобретателем покера был первый посол Центавра на Земле, который и обучил землян этой игре, завоевавшей у них впоследствии огромную популярность.
В тот вечер игра шла довольно оживленно. Лондо знал об этом, и сидя в тронном зале, размышлял о том, что в свое время он бы не задумываясь присоединился к игрокам. Но теперь, увы, он стал императором. И его участие в игре можно было бы расценить как непристойное, неподобающее поведение. Что люди подумают?
— Но ведь я же и в самом деле император, — произнес Лондо вслух, осененный внезапной догадкой. — Так какая разница, что люди подумают?
Лондо поднялся с трона и направился к двери. К нему тут же подскочил Трок со словами:
— Ваше Величество, мне казалось, вы говорили, что весь вечер проведете в этом зале...
— Именно так я и поступаю каждый вечер. Но я устал от однообразия. Жизнь слишком коротка, Трок. Идем.
— Куда, Ваше Величество?
Лондо повернулся к нему и сказал:
— В свое время, я был очень ловким игроком в покер. Я так понимаю, что сейчас как раз разыгрывается партия. Проводи меня туда.
— Ваше Величество, я не думаю, что...
— Я не думаю, что интересовался твоим мнением по этому вопросу, Трок, — решительно сказал Лондо. — Итак: выполнишь ли ты то, что я велел, или мне придется самому искать... и найти способ более наглядным и доступным образом выразить тебе мое неудовольствие?
Несколько мгновений спустя встревоженный Трок уже вел Лондо по длинному коридору, из дальнего конца которого до них доносился смех. Это было непривычно; Лондо не мог даже припомнить, когда в последний раз слышал во дворце что-то, хотя бы отдаленно напоминающее искреннее веселье. Дворец задыхался, погрязнув в интригах, закулисных маневрах, сделках, которые не сулили ничего хорошего добропорядочным жителям Примы Центавра.
Смех становился все громче, достигнув опасного для слуха уровня, и Лондо мог уже различить голоса отдельных личностей, разговаривавших друг с другом в насмешливом тоне, явно не в силах поверить в заявление, высказанное только что одним из них. Лондо даже разобрал несколько фраз, и среди них такие, как <Не может быть, чтобы он это серьезно>, <Смелый ход>, <Вы никогда не решитесь на такое>.
А затем внезапно все смолкли.
Поначалу Лондо решил, что собравшиеся просто заметили его приближение, но войдя в зал, увидел, что внимание всех присутствующих сконцентрировано отнюдь не на двери, а наоборот, на двух игроках, сидевших за столом. У него кровь застыла в жилах, когда он увидел, кто это.
Одним из них был Вир. Вторым — Дурла. Каждый из них, прикрывшись веером карт, напряженно всматривался в лицо противника. За столом также сидели Куто, Кастиг Лионэ и Мунфис, недавно назначенный Министр Образования и один из наиболее глупых людей, когда-либо встречавшихся Лондо, единственный в своем роде. Их карты были сброшены; очевидно, они уже не были участниками этой конфронтации.
Лондо не мог сказать, то ли он счастлив, то ли расстроен тем, что Вир оказался в такой компании. С одной стороны, чем лучше будут относиться к Виру министры, тем проще ему будет наносить визиты на Приму Центавра, а значит, тем больше вероятность, что в нужный момент Лондо сумеет отловить Вира, чтобы поболтать с ним. С другой стороны, меньше всего Лондо хотелось, чтобы Вир стал подобен этим жаждущим власти хищникам.
— Я пришел не вовремя? — поинтересовался Лондо.
Игроки, наконец, взглянули в его сторону и дружно начали подниматься с мест.
— Нет, нет, не надо этого, — сказал Лондо, жестом предлагая всем остаться на своих местах. — Я вот раздумывал, не присоединиться ли к вам... но, похоже, сейчас очень напряженный момент. Я полагаю, сделаны весьма высокие ставки?
— Можно и так сказать, — прокомментировал Вир.
Куто шевельнул своим грузным телом, чтобы повернуть лицо к императору, и пояснил:
— Посол поставил на кон свою любовницу.
— Что? — По началу смысл этих слов не дошел до Лондо, но затем он понял, и недоверчиво посмотрел на Вира. — И ты это... серьезно?
Вир кивнул.
Какую бы антипатию не испытывал Лондо к Мэриэл, но осознав происходящее, он почувствовал, как в животе у него образуется гложущая пустота.
— Вир, она свободная женщина. Ты не можешь ее <поставить на кон>...
— Вообще-то, могу. Она будет уважать долг чести, если до этого дойдет.
— Но как ты можешь использовать ее как... закладную!
— Потому что у меня кончились деньги, — резонно ответил Вир. — И кроме того... — Вир жестом предложил Лондо подойти поближе, и, когда тот так и поступил, показал свои карты. Лондо глянул — это были четыре короля.
— Ох. Вот как, — сказал Лондо.
— Посол явно хочет заставить меня еще раз пересмотреть ставки, — задумчиво сказал Дурла. — И теперь еще и сам император помогает ему в этом. Хммм. Принять ставку или нет? Весьма солидная сумма денег, да еще и женщина в придачу. Женщина, правда, не имеет реальной ценности, поскольку ее собственные ресурсы весьма ограничены. Однако она определенно имеет некую... ностальгическую ценность. Что сделано, то сделано. — Он еще раз бросил взгляд на свои карты и сказал: — Очень хорошо. Я отвечаю.
Вир триумфально выложил на стол свои карты, по его лицу от ушей до ушей расползлась улыбка. Дурла заморгал, явно пораженный.
— Такого, — сказал он, — я не ожидал...
— Спасибо, — сказал Вир, потянувшись за фишками, обозначавшими его выигрыш.
Но Дурла еще не закончил свою речь.
— ...Точно так же, как, очевидно, вы не ожидали... такого, — и, одного за другим, он выложил на стол четырех тузов.
За столом воцарилась тишина. Все замолкли, пораженные. Лондо переводил взгляд с одного игрока на другого, ожидая, что хоть кто-нибудь выскажется, прореагирует на происшедшее. И тут Вир рассмеялся. Он смеялся долго и громко, а затем перегнулся через стол и крепко пожал руку Дурлы.
— Отлично сыграно! — сказал он. — Просто изумительно! Я немедленно проинформирую Мэриэл.
— Вы — человек чести, Вир Котто, — формально заявил Дурла, — и самый грозный оппонент. У меня нет к вам иных чувств, кроме огромного уважения.
Вир грациозно поклонился и вышел из-за стола.
— Вииир! Одну минуту, — воскликнул Лондо, устремляясь за ним в погоню, и вместе с ним вышел из комнаты. Лондо уже открыл было рот, чтобы высказаться, но услышал звук шагов, приближавшихся из-за спины. Даже не обернувшись, Лондо бросил: — Трок, у меня личный разговор, если не возражаешь.
Трок, к этому времени уже успевший приобрести определенный опыт, безропотно подчинился, и растаял где-то позади них.
— Вир, — резко сказал Лондо, — Как ты думаешь, что ты натворил? Неужели у Мэриэл не найдется, что сказать по этому поводу?
— Вообще-то, нет, — холодно ответил Вир. — Она не станет возражать. Честно говоря, мне кажется, ей уже наскучило на Вавилоне 5, и она испытывает ностальгию по дому. А в чем дело, Ваше Величество? Не хотите, чтобы возникли лишние трудности, если Мэриэл будет торчать во дворце? Опасаетесь?
— Нет, не опасаюсь...
— А напрасно, — голос Вира внезапно стал более резким. — Она пыталась убить вас, Лондо. Мы оба знаем об этом. О, конечно, Мэриэл настаивала, что это был просто несчастный случай. Утверждала, что не имела представления об истинном назначении той злополучной статуэтки. Но ведь это неправда. — Вир говорил все более напористо. — Еще до прибытия на Вавилон 5 она знала, что вы собираетесь развестись с двумя из трех своих жен, и не собиралась испытывать судьбу. Она уже и раньше вела дела со Стоунером (1), и теперь договорилась с ним о доставке на Вавилон 5 артефакта <для перепродажи>. Когда Стоунер продавал артефакт торговцу, он сопроводил его запиской, что некая элегантная центаврианская дама проявит к данному товару большой интерес... Но не станет к нему прикасаться, а просто укажет пальцем, поскольку прикосновение любого центаврианина заставит ловушку сработать. Так что, Лондо, если вы испытываете к ней хоть какую-нибудь симпатию, то, на мой взгляд, совершаете большую ошибку.
Лондо был ошеломлен этим потоком информации.
— Откуда ты все знаешь?
— Она сама мне все рассказала.
— Она тебе рассказала?.. Но почему?
— Потому что я попросил ее об этом. Совсем недавно, честно говоря. О, не волнуйтесь так, Лондо. Она не собирается вам больше угрожать... У нее теперь есть... другие заботы.
— Вир, давай оставим в стороне все, что ты мне рассказал — а я должен признать, рассказал ты многое. Дело в том, что на самом деле не Мэриэл меня заботит, а ты.
— Я? А в чем дело? Я полагал, вы должны бы быть счастливы, что я избавился от Мэриэл.
— Вир, — сказал Лондо с жестом безнадежного отчаяния, — мне казалось, что ты счастлив с Мэриэл. Я думал, что, быть может, она изменилась. Но теперь я понимаю, — Лондо безуспешно пытался разглядеть на лице Вира какие-нибудь черты того прежнего наивного центаврианина, которого он когда-то знал, — что если кто и изменился, так это не столько Мэриэл, сколько ты.
— Я стал взрослым, Лондо. Вот и все, — ответил Вир. — Рано или поздно подобное происходит с каждым из нас. Ну... за единственным исключением. Питер Пен.
— Что? — Лондо моргнул в смущении. — Кто?
Вир махнул рукой.
— Не важно. Послушайте, Лондо... Со всем уважением к вам и вашему титулу... просто не вмешивайтесь в это дело, и все, ладно? Это просто не ваше дело.
И с этими словами Вир ускорил шаг и удалился в свои апартаменты, оставив озадаченного императора в полной растерянности.
Мэриэл уже почти закончила собирать свои вещи, когда прозвенел дверной колокольчик.
— Да? — спросила она, глядя, как дверь отъезжает в сторону, и заморгала от удивления, когда увидела, что за визитер пришел к ней. — Так. Чем обязана такой чести?
В комнату вошел Лондо, его руки были сложены за спиной.
— Привет, Мэриэл, — сказал он. — Хорошо выглядишь.
— Благодарю вас, Ваше Величество. Следует ли мне воздать вам почести, предписанные традицией? — И она, словно бездушная кукла, склонилась перед ним в реверансе.
— О, мне кажется, нет нужды соблюдать такие формальности между нами, моя дорогая. — Лондо медленно и осторожно приблизился к Мэриэл, словно видел перед собой не женщину, а бомбу, которую следовало обезвредить. — Итак, скажи мне, Мэриэл: Что за игру ты затеяла на этот раз, а?
— Игру, Ваше Величество?
— Я слышал, что в своих привязанностях ты переключилась с Вира на Дурлу. К чему бы это? Решила, что этот тип больше соответствует твоим лучшим надеждам на восхождение к вершинам мира?
— Если вы еще не в курсе, Лондо, — невозмутимо ответила Мэриэл, — я не присутствовала на той карточной игре, когда Вир проиграл меня Дурле. Моего мнения никто не спрашивал. Но Вир совершенно недвусмысленно дал мне понять, что речь идет о его чести. Так что иного выбора у меня не оставалось. Кроме того, — она пожала плечами — Дурла довольно симпатичный мужчина. И он, похоже, без ума от меня. У него неплохие позиции в правительстве. У Вира, конечно, есть шарм и юмор, но далеко он не пойдет. Так что в конечном счете все это очень выгодно для меня. Кроме того, я уже давным-давно потеряла всякие иллюзии насчет того, какова моя цель в этой жизни.
— И что же это может быть за цель?
— Как, Лондо... И вы еще спрашиваете? Конечно, осчастливливать вас, мужчин. Разве тебе было плохо со мной? — Мэриэл сладко улыбнулась, и нежно провела одним пальцем по подбородку Лондо. — Есть вещи, в которых мне нет равных.
— Включая умение манипулировать мужчинами, когда ты чувствуешь, что можешь потешить себя. Скажи мне правду, Мэриэл, если ты вообще в состоянии сказать правду, — ты приложила руку ко вчерашнему покеру? Все ведь было настолько искусно срежиссировано...
— Скажите мне, Лондо, какая нужда была мне <режиссировать> что-либо? — раздраженно спросила Мэриэл. Вся та приветливость, которую она пыталась сохранить, моментально исчезла. — Если бы я сама решила предпочесть Послу Министра, что могло бы помешать мне просто соблазнить Дурлу? Особенно, если, как вы говорите, ничто не удерживает меня при Вире, кроме заботы о собственных амбициях. К чему мне все эти сложности, зачем мне прибегать к некоей карточной игре, исход которой мог оказаться совсем иным?
— Я не знаю, — задумчиво сказал Лондо. — Но если я выясню...
— Если вы выясните что, Лондо? Ведь все довольны исходом того, что случилось вчера вечером за карточным столом. Единственный, кто, похоже, испытывает в связи с этим некие затруднения, это вы, а между тем вас это все никак не касается.
Лондо сделал шаг вперед, приблизившись вплотную к Мэриэл, и заявил:
— Вся эта история случилась на Приме Центавра. Я — император, я и есть Прима Центавра. Меня касается все, что происходит здесь. В этом деле что-то не так.
— На этой планете что-то не так, Лондо. Может быть, вам лучше позаботиться о судьбе Примы Центавра, а не о результатах некоей партии в покер.
Двери снова раскрылись, и вошел юноша, одетый в униформу Пионеров Центавра.
— Леди Мэриэл, — поклонился он. — Меня прислал Министр Дурла...
— Да, конечно. Вот этот чемодан, и еще вот тот, — указала она. — Я уже распорядилась, чтобы мои вещи, оставшиеся на Вавилоне 5, тоже были присланы сюда как можно скорее. — Мэриэл повернулась к Лондо и уставилась на него огромными и невинными глазами. — Что-нибудь еще, Ваше Величество? Или я свободна?
Челюсти Лондо совершили несколько движений, будто он разгрызал зубами орехи.
— Идите, — сказал он, наконец.
— С вашего позволения, — ответила Мэриэл, и склонилась перед ним в еще одном изысканном реверансе, а затем ушла прочь, оставив Лондо хмуриться в ярости и задавать самому себе без конца вопрос, что же такое здесь произошло.
* * *
Она не покидала его сны.
Впервые мысленный образ Мэриэл посетил его несколько лет назад, и велел ему начать раскопки на К0643. В последующие месяцы Мэриэл продолжала регулярно являться к нему во снах и давать различные указания. Она стала его путеводной звездой, мысленным образом, который заставлял его разум трудиться, находить пути к воплощению планов и прокладывать курс к тем высоким целям, достичь которых предстояло Приме Центавра.
Когда Мэриэл впервые явилась к нему во сне, на утро Дурла уже ничего из ее наставлений толком не помнил. Но в последующие недели и месяцы отдельные фрагменты срастались воедино. Связь между ними — только мысленная, конечно — становилась все прочнее, их разумы все более переплетались, с каждым мудрым советом, пусть даже мелочным, который он получал во сне. Дурла даже пробовал спать, установив рядом записывающее устройство, на тот случай, чтобы если он проснется в середине одного из своих пророческих сновидений, можно было бы по горячим следам записать все то, что он успел увидеть. Тем самым он гарантировал, что не упустит ни единой детали своих снов.
И во время почти что каждого из этих видений Дурла получал заверения от Мэриэл, что рано или поздно, она будет принадлежать ему. Все, что от него требовалось, это терпение и самоотверженность, и тогда она в конце концов придет к нему по собственной воле.
И вот это случилось.
Дурла с трудом заставлял себя верить в реальность происходящего.
Мэриэл стояла перед ним в его комнате, одетая в сорочку, настолько прозрачную, что — при определенном освещении — она казалась вообще невидимой.
— Приветствую вас, Министр, — сказала она.
Ноги Дурлы подкашивались, когда он входил в комнату.
— Приветствую вас, Леди, — произнес он, и запоздало понял, что голос его прозвучал несколько грубовато. Он заставил себя изменить интонацию: — Я полагаю, что вам следует знать... Если вы не желаете участвовать в этом...
Мэриэл медленно подошла к нему. Дурле казалось, что она скользит к нему по ледяному катку, столь незаметны были ее движения, столь грациозна ее походка. Мэриэл приблизилась к Дурле вплотную, и обвила руками его плечи.
— Я именно там, — тихо сказала она, — где всю свою жизнь стремилась оказаться.... И с тем мужчиной, о котором всегда мечтала.
— Это так... неожиданно, — ответил он.
Мэриэл лишь покачала головой.
— Для тебя, возможно. Для меня, не могло быть мгновенья более долгожданного. Дурла, я всегда восхищалась тобою издали... Впрочем, ты, конечно, и сам все понял, когда мы встретились на Вавилоне 5.
— Но ты почти все время говорила о Вире.
Мэриэл рассмеялась, и смех ее прозвучал, как хор хрустальных колокольчиков.
— Это лишь для того, чтобы ты стал чуть более ревнивым, мой милый Дурла. Несомненно, столь великий человек, как ты, должен был обо всем догадаться. Тот, кто сумел достичь подобных высот, тот, кто добился столь грандиозных свершений... — Мэриэл расстегнула верхние пуговицы его рубашки. — Дурла, ты величайший лидер нашей планеты. И это знают все.
— Все, в самом деле, а? — Дурла почувствовал, как от гордости раздувается его грудь... Впрочем, не только грудь.
— Конечно! Разве не ты вдохновляешь все замыслы, благодаря которым все мощнее и горделивее становится наша планета? Разве не ты надзираешь за их воплощением? Кто, если не ты, олицетворяет собой ту силу, что стоит за императором? Кто предлагает ему правильные решения и расставляет на нужные места тех людей, которые воплотят эти решения в жизнь? Разве есть у кого-то более ясное видение будущего нашего мира? Разве не твои речи будоражат души и сердца наших граждан? Разве не ты задумал построить Вертикаль Власти? Разве не ты сумел отыскать Валлко, который теперь воодушевляет на новые свершения всю Приму Центавра? И кто знает, какие великие планы еще таятся в твоей душе!
— Да, планы мои велики. — Дурла выждал паузу. — Хочешь, я расскажу тебе о них? Будут ли они интересны тебе?
— Как могут быть неинтересны мне эти планы, если в них отражается твое величие, — сказала Мэриэл, и ее теплое дыхание коснулось уха Дурлы. Ноги, казалось, сейчас перестанут его слушаться, и приходилось прилагать все усилия, чтобы устоять. — Но сейчас незачем говорить о таких вещах. Нам предстоит столь многое еще совершить... гораздо более интересного и приятного, — и Мэриэл обхватила ладонями лицо Дурлы. — Ведь ты так долго этого ждал... Не так ли?
Дурла кивнул. Его горло внезапно сжалось; он не мог произнести ни слова.
— Тебе незачем больше ждать, — сказала Мэриэл, и поцеловала Дурлу медленно и томно.
Их губы разделились, и Дурла прошептал:
— Ты знала... Не понимаю, как, но ты все это время знала...
— Конечно, я знала.
— О моих снах... и о том, какие обещания ты даешь мне во сне...
Тень сомнения буквально на долю секунды затуманила взгляд Мэриэл, но Дурла увидел в этом лишь знак подтверждения своей веры. И тогда он позволил себе полностью отдаться сладости этого мгновения, а Мэриэл прошептала поспешно:
— Да, в твоих снах... Все в твоих снах... И теперь твои сны становятся явью, Дурла... Прямо здесь, и прямо сейчас...
Мэриэл расстегнула что-то у себя на плече, и сорочка соскользнула с нее. А потом Дурла оказался на ней, словно изголодавшийся зверь, высвобождая все, что он сдерживал долгие годы...
А когда они истощили силы во взаимных ласках, Мэриэл позволила себе отвлечься от происходящего... И сразу же образ Вира заполнил ее душу и ее тело, и она задумалась, как же могло получиться, что все обернулось подобным образом.
Я плохо вела себя. Я вела дурную жизнь, на моей совести столько ужасных поступков, я использовала других людей в угоду лишь себе одной, и теперь мне пришло возмездие. Вир, любимый мой, сказал мне, что Дурла — ключ ко всему. Дурла расскажет мне все, что Вир должен знать. И я должна быть на стороне Дурлы, всегда, потому что это единственный способ узнать у Дурлы все то, что нужно знать Виру. Лишь тогда, когда я буду с Дурлой, Вир сможет добиться того, к чему он стремится, лишь тогда он сможет быть счастлив. Я люблю Вира, и я должна сделать его счастливым. Если я не смогу сделать Вира счастливым, я... просто умру.
Я должна оставить его и быть с Дурлой, потому что Виру нужно, чтобы я была здесь. Но даже если руки Дурлы будут обнимать меня, во время наших любовных игр, я буду думать, что это мой Вир обнимает меня. И однажды настанет день, когда мой Вир придет за мной, и мы будем с ним вместе и навсегда, до самой смерти и в послесмертии... А раз так, то нет разницы, что происходит здесь и сейчас. Это неважно. Я буду улыбаться и нашептывать ласковые слова, и говорить все те вещи, которые бессмысленны, если Вир не слышит их. Но эти слова одурманят Дурлу, и я узнаю у него все, у него не останется секретов от меня...
Кастиг Лионэ хочет видеть меня шпионом, и я буду шпионом. Дурла хочет видеть меня кем-то, и я буду тем, кем он хочет меня видеть... Но все это только ради того, чтобы быть тем, кем хочет меня видеть Вир. Вир, я люблю тебя, я так сильно люблю тебя... Приходи за мной поскорей, Вир. Я буду ждать тебя. И если потребуется, я буду ждать тебя целую вечность... И дольше, чем вечность...
И когда Дурла увидел, как слезы бегут по щекам Мэриэл, он сказал себе, что это просто слезы радости, и он поверил в Мэриэл, потому что так сладко было верить в нее...
* * *
Вир стоял на балконе, с которого хорошо было видно, каким чудесным образом преобразилась Прима Центавра. Но думал он о том, что ему нужно сделать, чтобы спасти свой народ, и на какие жертвы придется еще пойти ради этого.
Вир подумал о том, как теперь восхищается им Дурла. Ведь Вир сумел подарить ему то, о чем Министр Внутренней Безопасности вожделел еще с ранней юности; причем подарил это таким образом, что не уронил при этом ни его, ни своего собственного достоинства. За это Дурла будет вечно ему благодарен.
Он слишком хорошо знал тот тип людей, к которому относился Дурла. Тех, кто чувствовал себя хозяином Судьбы и действовал с уверенностью, что Судьба будет играть по их правилам и в конечном счете подарит им все, чего они жаждут, если только они попросту выживут. Поначалу Вир, возможно, еще немного дрожал при мысли о возможных последствиях, но он знал, что Дурла не станет слишком глубоко допытываться у Мэриэл о том, почему она с такой готовностью направила свою страсть на другого — ведь, как говорят Земляне, дареному коню в зубы не смотрят.
Он должен все оставить в себе. Весь мрак, всю ложь, все то жуткое, что таилось во тьме, — со всем этим Вир может и должен справиться сам. Он сам и все те, кого он сумеет сделать своими союзниками — добровольными и не очень. Потому что если Шеридан или Альянс почуют, что происходит на его родине, то Прима Центавра действительно кончится в огне (2). Вир был в этом более чем уверен. Он не вынесет, если планетарные бомбардировки повторятся, он не может допустить, чтобы этот ужас вернулся вновь. Он сделает все, что в его силах, чтобы предотвратить такое ужасное развитие событий.
Между тем пока что события развивались наихудшим образом.
Вир провел некоторую предварительную разведку. Он посетил таких людей, как Рем Ланас и Ренегар, тех, кто смог выжить во время ужасной трагедии на К0643. Они помнили, что Вир пытался предупредить их, и пришли к выводу, что если Вир Котто о чем-то предупреждает, то игнорировать его слова, значит подвергать свою жизнь смертельной опасности. И до них доходили слухи, смутные слухи, истории, рассказанные друзьями друзей их друзей. Истории о том, что на Приме Центавра появились запретные зоны, где разворачивались очень, очень секретные работы, но на эти работы не берут первых попавшихся рабочих, о нет. Очевидно, министры не были довольны тем, как обернулись раскопки на К0643, и поскольку требовались найти козлов отпущения, таковыми были назначены рабочие. Должно быть, заявляли министры, сами рабочие вели себя крайне безответственно, и никакое руководство, никакая организация работ не могла уже спасти дело.
Итак, теперь шли какие-то другие работы, работы совершенно секретные, и похоже, что их осуществление возложили целиком и полностью на Пионеров Центавра. Молодежь Примы Центавра, ее надежду на будущее, бросили на реализацию темных, внушающих ужас планов, о сути которых Вир пока даже и не догадывался.
Виру требовалось знать больше, но и Ренегар, и Ланас отнеслись к его просьбам, мягко говоря, несколько нервно, по крайней мере, поначалу. Впрочем, Вир был уверен, что они могут и должны помочь ему, и рано или поздно изменят свое мнение. Ведь они уже убедились на собственном горьком опыте, что на их родной планете происходит что-то ужасное. И они не одиноки — с каждым днем становилось все больше тех, кого начинало волновать, что на Приме Центавра что-то не так.
Вир доподлинно знал, что именно было не так в их мире. Но чувствовал, что еще не готов рассказать об этом другим. Время придет, но не сейчас. А сейчас Виру срочно требовался кто-то, кто сумеет изнутри узнать обо всем, что происходит в его мире. И потому он не уставал повторять себе, что у него нет иного выхода. И когда его начинали в связи с этим мучить вопросы морали, он повторял себе, что речь идет о падшей женщине, и Мэриэл просто расплачивается теперь за свою злобную сущность. А ведь тот, кто служит простым орудием этого возмездия, не может этим своим поступком запятнать свою душу.
Так он размышлял, и чувствовал, как порывы не по сезону холодного ветра пронизывают его насквозь. Вир плотнее запахнул свой халат и взглянул в безоблачное ночное небо, и не мог отвести от него глаз, пока не почувствовал, что не в силах и дальше молча терпеть. И тогда сказал сам себе вслух ту правду, которую знал он, и только он.
— Я проклят, — сказал Вир в пустоту вокруг себя, и не было вокруг никого, кто мог бы услышать эти слова и что-нибудь возразить на них.
Выдержки из <Хроник Лондо Моллари>.
— — Фрагмент, датированный 5 мая 2270 года (по земному летоисчислению) — —
Идиоты. Ослепшие идиоты.
Неужели они и в правду рассчитывали, что никто так и не заметит, как они продвигаются вперед по избранному пути? Неужели верили, что Шеридан и его союзники останутся в блаженном неведении относительно того, что здесь происходит?
Я прекрасно знал, что на орбите Примы Центавра регулярно появляются спутники, осуществляющие сканирование нашей планеты. На Приме Центавра невозможно осуществлять никакую секретную деятельность. За нами надзирают так, будто мы дети, которые в любой момент могут сунуть зажженную спичку в тюк с шерстью. Они беспокоятся, как бы сами себя не угробили... А ведь именно так и произойдет, если мы будем пытаться производить вооружение, которое может быть использовано против них — действуя подобным образом, мы вынудим их нанести превентивный удар и уничтожить нас.
Но Дурла и его мудрейшие соратники все-таки начали возрождать военное производство на континенте Ксонос, том самом, где в далекие времена обитали Ксоны — вторая разумная раса Примы Центавра, уничтоженная нами столетия назад. (3) На Ксоносе возвели заводы, которые Дурла объявил производством сельскохозяйственных машин. Сельскохозяйственных! Как же, так Шеридан этому и поверит. И конечно, на меня сразу же свалили обязанность пытаться пригладить перышки Альянсу, уверяя их, что, нет, нет, мы, центавриане, мирные люди, которые не испытывают никакой враждебности к кому бы то ни было.
Я уверен, что Шеридан просто пропустил мои слова мимо ушей. Он заявил, что требует демонтировать сооружения, возводимые на Ксоносе. Потому что они убеждены — речь идет о строительстве военного объекта. Дурла то и дело впадает в истерику. Валлко раздувает в народе гнев против этих новых притеснений со стороны Альянса. Куто пытается выставить все происходящее в положительном свете, но даже и приблизиться не сумел к успешному решению проблемы — я подозреваю, что это не его вина, дело было безнадежным изначально.
А сегодня...
Сегодня я едва не убил Трока.
Его планы насчет Сенны становились все более грандиозными, и хотя она оставалась вежливой, а иногда даже позволяла себе помучить Трока легким флиртом, но всегда тонко чувствовала грань, которую нельзя переходить, и продолжала держать своего кавалера на некотором расстоянии, не допуская чрезмерного сближения с ним. Я заметил эту особенность поведения Сенны уже несколько месяцев назад, а уж если я заметил, то Трок и подавно. И его очень расстраивает, что их отношения с Сенной дошли до определенной черты, но ни дюймом дальше.
На прошлой неделе он обратился ко мне с ходатайством — он просил дозволения жениться на Сенне. Поначалу, когда Трок зашел в тронный зал, я подумал, что он просто собирается исполнить некоторые обязанности, лежащие на нем как на моем камердинере. Представьте себе мое удивление, когда вместо этого он заявил:
— Ваше Величество... Я бы хотел поговорить с вами о женитьбе.
Я недоуменно уставился на него, а затем ответил:
— Трок, я допускаю, что и в самом деле свыкся с тобой как своим камердинером, но, честно говоря, не вижу никакой необходимости формализовать наш союз подобным образом. Мне кажется, это не поднимет имидж императора.
Ах, Трок. У него начисто отсутствует чувство юмора.
— Нет, Ваше Величество. Я имел в виду женитьбу на вашей воспитаннице, Сенне.
Должен сознаться, до сих пор Сенна казалась мне лишь подростком, впрочем, равно как и Трок. Но сейчас, услышав его слова, я сообразил, что действительно, и Сенна уже давно вошла в возраст невесты, и Трок по всем параметрам вполне подошел бы на роль ее жениха... Вот только я не совсем был согласен с таким союзом.
Трок говорил очень формально, в полном соответствии с тем, как предписывалось традицией.
— Я желаю вступить в союз с Сенной. Я принадлежу к достославному Дому Милифа, и мой отец...
— Я все знаю о твоем Доме, Трок, — нетерпеливо оборвал его я. — Я знаю твою родословную. Ты желаешь стать мужем Сенны? А ты знаешь, что это повлечет за собой? Ты готов взять на себя ответственность?
— Да, Ваше Величество. Я полагаю, из нее выйдет отличная первая жена.
— И в самом деле, — язвительно сказал я, отнюдь не считая свои слова выданным Троку дозволением жениться. — А как сама Сенна к этому относится?
Трок был явно озадачен.
— А разве это имеет значение?
— Не всегда, — признал я. — Но в данном случае это важно для меня.
Я повернулся к одному из гвардейцев и велел ему немедленно привести ко мне Сенну. Не прошло и нескольких минут, как она уже появилась в тронном зале. Передо мной стояла совершенно взрослая женщина. Я испытывал перед ней некоторую неловкость; в последние месяцы ей пришлось проводить большую часть времени в обществе Пионеров Центавра, которые в последнее время заполонили буквально все уголки дворца. За исключением служанок, женщин во дворце практически не осталось. Пожалуй, я бы мог облегчить ей жизнь, подыскав других особ женского пола, имевших шансы стать ее подругами. Но сейчас, видимо, уже несколько поздновато размышлять о подобных материях.
— Сенна, — сказал я, — Трок обратился ко мне с просьбой о женитьбе.
Глаза Сенны удивленно блеснули, и она ответила:
— Я искренне надеюсь, что вы будете счастливы вдвоем, Ваше Величество.
Я повернулся к Троку и сказал:
— Сразу видно, как хорошо она училась грамматике.
Однако Троку явно было не смешно. Впрочем, ему никогда не бывало смешно, так что нельзя назвать его нынешнее поведение неожиданным.
— Сенна, — сказал я, чувствуя, что дальнейшее затягивание вопроса делу не поможет, — хочешь ли ты выйти замуж за Трока?
Ее взгляд перебегал с Трока на меня и обратно, и затем, вежливо, но решительно, она ответила:
— Раз уж вы меня об этом спросили, Ваше Величество... У меня нет иных чувств к Троку, кроме уважения и дружелюбия. Но я не желаю выходить за него замуж, нет. Я ни в коем случае не хочу оскорбить его. Просто сейчас я еще не готова обсуждать вопрос о замужестве с кем бы то ни было.
— Ну вот, Трок, по-моему, все ясно, — сказал я, поворачиваясь к нему.
Трок взглянул на меня так, будто внезапно ослеп.
— И... все? Не будет никакого обсуждения?
— Она сказала <нет>. Мне не кажется, что в этом ответе была хоть какая-нибудь неясность. Нет, значит, нет, и я подозреваю — поскольку речь идет именно о Сенне — что любые наши разговоры не смогут превратить это <нет> в <да>. Сенна, в то же время, совершенно недвусмысленно выразила надежду, что вы останетесь друзьями. Я, естественно, ожидаю, что ты с уважением отнесешься к ее просьбе.
— Но ведь слово женщины ничего не значит при решении этого вопроса! — настаивал Трок, несколько резковато, на мой взгляд.
— Во многих случаях, да, — согласился я. — Но сейчас случай особый. Сейчас решение принимаю я, а для меня мнение Сенны гораздо важнее твоего. Вот и все.
Но, как оказалось, это было не все. В тот же день, несколько позднее, когда я проходил мимо апартаментов Сенны, до меня донеслись звуки разговора, проходившего на повышенных тонах. Я сразу же узнал оба голоса; Сенна и ее расстроенный кавалер явно не сходились во мнениях по некоему вопросу. Первое, что пришло мне в голову, это дать возможность Сенне самой справиться с ситуацией. В конце концов, она теперь независимая молодая женщина, имеющая свое суждение по всем вопросам, и к тому же до сих пор она более чем успешно управлялась с такими субъектами, как Трок.
Но затем раздался резкий звук, который мог означать лишь одно — один из споривших ударил другого. Сенна вскрикнула, и то, что я услышал вслед за этим, не могло быть ничем иным, как свидетельством того, что один из спорщиков упал на пол. Я подошел к двери, но она не открылась. Разозлившись, я сделал недвусмысленный жест гвардейцам, и в ту же секунду они выступили вперед и силой взломали дверь. Я вскочил внутрь, опередив гвардейцев, что, конечно, было нарушением протокола, но я сомневаюсь, что они посмели бы остановить меня.
Как я и подозревал, на полу лежала Сенна. Над ней, со сжатыми кулаками, возвышался Трок, и кричал:
— Ты опозорила меня перед лицом императора! Ты мне... — и тут он заметил меня. Он немедленно встал по стойке <смирно> и начал: — Ваше Величество, это...
Я не был склонен выслушивать его объяснения, да и вообще слушать его. Мне не было сейчас дела, кто стоял за Троком, насколько они могущественны и опасны. Всего два быстрых шага, и я уже был перед ним. Возможно, я позволил себе проявить несправедливость, но в этот момент Трок являл собой для меня олицетворение крушения моих надежд, в нем воплотились все высокомерие, недоброжелательство и стремление к власти, которые проявляли все те, кто окружал меня. Все это сконцентрировалось и персонифицировалось в этом человеке.
Я отвел за спину кулак и с размаху обрушил его на Трока. Приятно признаться, что это оказался впечатляющий удар, особенно с учетом того, как мало я практиковался в кулачных боях. Голова Трока резко откинулась назад, и он без единого звука повалился на пол. Признаюсь, поначалу это молчание привело меня в некоторое замешательство. Трок полными злобы глазами смотрел на меня, и даже не поднес руку к подбородку, чтобы потереть ушибленное место. Очевидно, он не желал доставить мне удовольствие видеть, как ему больно.
— Мне кажется, — резюмировал я, — что время твоей службы в качестве моего камердинера подошло к концу, Трок.
— Но Министр Дурла...
— Министр Дурла работает на меня, — прогремел я. — Я буду решать! А не он! И не ты! Я! А Министр Дурла подыщет для тебя другую должность, и я могу лишь посоветовать, ради сохранения твоего здоровья, чтобы новое место службы избавило тебя от необходимости общаться с Сенной. А теперь — прочь с глаз моих!
Трок поднялся на ноги. Нельзя сказать, что слишком медленно, но и не слишком быстро. Несколько секунд он смотрел мне прямо в глаза, но я не позволил себе хоть на чуточку смягчить свой взгляд. А затем он потупил взор, что я отметил про себя не без некоторого самодовольства, и после этого, без лишних слов, удалился.
— С вами все в порядке, юная леди? — спросил я.
— Со мной... Ваше Величество, вам ни к чему было спасать меня, — ответила Сенна. — Я и сама смогла бы справиться с ним. — Она печально улыбнулась и приложила ладонь к лицу, в том месте, которое ярко раскраснелось от удара Трока. — Но я рада, что мне не пришлось этого делать.
— Не будем об этом. Он навсегда исчез из твоей жизни, и это к лучшему. Я прослежу, чтобы мой приказ был исполнен в точности.
Завтра я поговорю с Лордом Дурлой, и прослежу, чтобы Трок получил назначение, благодаря которому будут исключены его контакты с Сенной. Впрочем, я надеюсь, что это не отразится на ее отношениях с другими Пионерами Центавра. Хотелось бы мне, конечно, чтобы круг ее друзей состоял из более достойных людей, но по крайней мере, Пионеры — это мужчины примерно одного с нею социального положения и одного возраста. А это что-нибудь да значит.
Ах, если бы только мне удалось уладить проблему с Альянсом столь же легко, как мне удалось избавиться от Трока. Резкий удар по лицу, и больше уже ничего не требуется. Но политика, это, увы, нечто несколько более сложное.
По крайней мере, так мне казалось.
А может, мне и в самом деле при случае врезать Шеридану по носу, и тогда все и в правду будет улажено.
— — — — — Глава 2 — — — — —
— Мистер Гарибальди примет вас немедленно.
Секретарша была настолько великолепна, что Лу Велч с трудом заставил себя отвести взгляд от нее.
— Просто дух захватывает, — пробормотал он.
— Прошу прощения?
— Этот офис, — поспешно сказал Лу, жестом обводя пространство вокруг себя, — от него просто дух захватывает. — Он поднялся с кресла и продолжил: — Я и Майкл, мы виделись последний раз уже так давно... Боже, даже каюта, где он жил, была меньше, чем эта приемная. Он далеко пошел.
— Да. Это так. — Лицо секретарши оставалось приветливым, но улыбка постепенно превратилась в неприятную усмешку. — И если вы и в самом деле зайдете, я уверена, мистер Гарибальди будет счастлив лично рассказать вам, насколько далеко.
— Хммм? Ох! Да, верно, — сказал Лу, и вошел в кабинет.
Гарибальди, раскрыв объятия, поднялся из-за стола, лицо его расплывалось в улыбке. Велч не мог не восхититься тем, в какой прекрасной форме поддерживал себя Гарибальди. Он полагал, что годы, проведенные на посту управляющего конгломератом <Эдгарс/Гарибадьди Энтерпрайзес> могли расслабить Майкла, но одного взгляда хватило, чтобы рассеять его опасения. Гарибальди, выйдя навстречу Лу, выглядел подтянутым и резким, как плеть.
— Лу! Лу, как здорово... — начал говорить он, и тут его глаза прищурились.
— Что-то не так? — спросил озадаченный Лу.
— У тебя волосы, — ответил Гарибальди (4).
— Ох. Это, — самодовольно улыбнувшись, Велч, прихорашиваясь, провел пальцами по густой копне черных волос. — Я сделал кое-что.
— Кое-что. Ага, — сказал Гарибальди.
— Кое в чем поменялся с вами ролями, Шеф (5). Сумел хоть в чем-то посрамить самого Гарибальди, а?
— Ничего подобного. Я просто вооружился новым секретным оружием, — с невозмутимым видом парировал Гарибальди, имея в виду собственную лысую макушку. — Своей головой я могу теперь отразить свет прямо в глаза своего противника и, таким образом, ослепить его. Ну, и, кроме того, если я окажусь на необитаемом острове, я смогу привлечь внимание пролетающих судов, посылая в них своим затылком солнечных зайчиков. А ты, Лу, на необитаемом острове застрянешь, и будешь собирать себе на обед крабов в песке своими буклями. Садись, садись. Могу я предложить тебе выпить что-нибудь? Содовую воду, или что-нибудь в этом роде?
— Нет, нет. Я в порядке, спасибо, — сказал Велч.
Гарибальди вернулся за свой стол и плюхнулся в кресло.
— Итак, — сказал он, сложив ладони и сплетя пальцы. — Почему бы тебе не рассказать мне, как поживаешь, чем занимаешься.
— Ну, Шеф, знаешь ли... Ведь это ты разыскал меня и пригласил на Марс, чтобы поговорить, — медленно произнес Велч. — Почему бы тебе самому не сказать для начала, зачем я тебе понадобился?
— Ну, для начала, тебе незачем звать меня <шеф>, — ответил Гарибальди. — Мы больше не на Вавилоне 5. Зови меня <Майкл>. Или даже просто <Майк>.
— Хорошо, Шеф.
Гарибальди закатил глаза, но затем снова приобрел серьезный вид.
— Ну ладно, — смирился он. — Начнем с того, что сам Президент Кларк предложил тебе стать своим персональным телохранителем... Но затем ты подал в отставку, во время разразившихся... неприятностей. (6) И с тех пор работал как консультант по вопросам безопасности во многих небольших фирмах. И помимо прочего, заработал себе репутацию непревзойденного следопыта. Тебя кличут <Призраком>. Ты прославился умением оставаться незамеченным до тех пор, пока сам того желаешь.
— Я неразличим в толпе, — пояснил Велч. — Все дело в волосах.
— Да, конечно. Я в этом уверен, — подтвердил Гарибальди. — Возможно, ты об этом и не догадываешься, но на самом деле ты уже несколько раз работал на <Эдгарс/Гарибадьди>. На некоторые из наших небольших дочерних предприятий.
— Я об этом не знал.
— Я все же думаю, что на самом деле знал.
— Ну, вообще то, знал, — признался Велч. Он склонился вперед, изображая крайнее любопытство. — Ну, так в чем дело, Шеф? Ты ведь не пригласил бы меня сюда только для того, чтобы узнать, чем я сейчас занимаюсь.
— Взгляни сюда, — сказал Гарибальди. Он нажал кнопку, и на компьютерном экране позади него появилось изображение, аэрофотосъемка некоего строительства. — Что ты об этом думаешь?
Велч нахмурился, изучая изображение. Пока он стоял, уткнувшись в экран, раздался сигнал Интеркома Гарибальди. Он хлопнул по переговорнику и ответил:
— Да?
Раздался бодрый голос его секретарши.
— Позвонил клиент, которому назначено на одиннадцать часов. Он немного опаздывает, но пообещал прибыть, как только сумеет. Он приносит огромнейшие извинения за любые возможные неудобства.
— Нет проблем. Сообщите моей жене, что обед, возможно, придется отложить на полчаса, ей годится?
— Да, сэр.
— Твоя жена, — Велч удивленно покачал головой. — Никак не могу поверить, что ты произнес именно эти слова. Странно... В свое время мне казалось, что у тебя пошли дела с этой дамочкой из Корпуса Пси... Как ее звали?
— Талия, — ответил Гарибальди бесцветным голосом.
— Да. Ты о ней что-нибудь слышал? Что там с ней сталось?
Гарибальди долго думал, прежде чем ответить.
— Она... Изменилась (7). Так что ты думаешь об этом? — и Гарибальди указал жестом на изображение на компьютерном экране.
Велч мгновенно сообразил, что он нечаянно сунул нос в слишком деликатные вопросы, и твердо решил, что с его стороны будет не слишком мудро настаивать на более подробных ответах. И потому решил вернуться к фотоснимку на экране компьютера.
— Что ж... похоже на некую военную фабрику. А где это находится?
— На Ксоносе. Пустынном материке на Приме Центавра. Снимки были сделаны разведывательным спутником Альянса, примерно неделю назад. Центавриане настаивают, что здесь будут производиться сельскохозяйственные орудия. Средства для очистки земли.
— Пожалуй, этой продукцией действительно можно очистить землю, — медленно сказал Велч. — Но конечно, земля будет заодно очищена и от всех тех, кто на ней раньше жил.
Велч побарабанил пальцами по столу.
— О чем задумался, Лу? — Спросил Гарибальди.
— О том, что это уж слишком явно похоже на военную фабрику. О том, что если бы они и в самом деле хотели замаскировать это строительство под производство сельскохозяйственных орудий, они запросто могли бы этого добиться. Я думаю, что на самом деле эта фабрика выглядит в точности так, как они и рассчитывали. Они знали, что вы осуществляете наблюдение?
— Думаю, да.
— Тогда это определенно фальшивка.
Гарибальди кивнул.
— Точно. Они начали такое строительство, которое не могли не засечь наши спутники, с тем, чтобы мы с ними погрязли в спорах относительно этой фабрики, в то время как их подлинные замыслы так и останутся для нас тайной.
— И то, что на самом деле они замышляют, это — ...?
— Мы не знаем, что это, — признался Гарибальди. — И именно это Президент Шеридан хочет поручить нам выяснить.
— Нам?
— Для начала, Лу, он действительно хочет поручит нам лишь эту небольшую задачу. Межзвездный Альянс занят препирательствами с Примой Центавра по поводу этого строительства. Ну и пусть. Ежели затея со строительством ничего за собой не таит, то и беспокоиться незачем. Если же, все-таки, что-то там есть, то Президент желает первым узнать об этом, и — если повезет — принять превентивные меры прежде, чем ситуация выйдет из-под контроля.
— Похоже, он намерен проявлять прямо-таки отеческую заботу о несчастных центаврианах. Что, есть какие-нибудь особые причины для этого?
— Не знаю, стоит ли в данном случае говорить, что он заботится о центаврианах. Но то, что ему хотелось бы избежать опустошительной войны, это точно. И еще мне кажется, что, памятуя о том, какими были его личные отношения с Лондо Моллари в старые добрые времена, он очень хочет, чтобы император сумел справиться с проблемами Примы Центавра.
— Ты имеешь в виду, повернуть все так, чтобы центавриане чувствовали себя не разбитыми и раздавленными, а готовыми к новой войне?
— Нет, не совсем так, — сказал Гарибальди. — Короче, как бы то ни было, но Президент хочет отправить на Приму Центавра команду, которая была бы, с одной стороны, дипломатической миссией, а с другой стороны...
— Шпионской.
— Именно. По желанию Президента в эту команду войдут лишь несколько надежных людей, которые с давних пор знают Лондо, и потому, можно надеяться, сумеют в нужный момент воззвать к его ностальгическим чувствам, чтобы переговоры не зациклились в бесплодных дебатах. И в то же время эти люди должны быть достаточно циничны и подозрительны, чтобы суметь трезво оценить происходящее, выяснить, что же на самом деле там творится, и сделать все, что может потребоваться с учетом реальной ситуации. Президент настаивает, чтобы в этом принял участие я. А мне показалось неплохой идеей, чтобы такой человек, как ты, прикрывал мою спину и посматривал по сторонам. Итак... Могу ли я рассчитывать на тебя, Призрак?
— За эту работу мне хорошо заплатят, или я приму в ней участие просто по доброте душевной?
— Конечно, просто по доброте душевной.
— Тогда я в деле.
Гарибальди рассмеялся.
— Лу, я пошутил. Не сомневайся, тебе хорошо заплатят. Считай, что контракт с тобой уже заключен.
— Ужасно. Мне становится все интересней. Это даже возбуждает, Шеф. Мы вдвоем против всей Примы Центавра. Похоже, у них нет шансов.
— Ну, вообще-то, я решил, что лучше, если нас будет нечетное число. Мы полетим втроем.
Вновь прозвучал сигнал Интеркома.
— Прибыл посетитель, которому было назначено на одиннадцать.
— Мне подождать в приемной? — спросил Велч.
— Нет, нет, все нормально. На самом деле, прибыл третий участник нашей группы. Пусть войдет, — добавил Гарибальди, обращаясь в Интерком.
— Третий из тех парней, что отправятся на Приму Центавра?
— О, да, — сказал Гарибальди. — Он умеет великолепно маскироваться. Вряд ли кто-нибудь его засечет. Он в состоянии обойти Приму Центавра по экватору, и никто ни разу не обратит на него внимания.
Дверь открылась, Велч обернулся и поднялся с места. От удивления он даже моргнул. Вошедший сделал несколько быстрых шагов, остановился, поклонился, прижав при этом кулаки к груди.
— Приветствую вас, Мистер Гарибальди. И Мистер Велч, если не ошибаюсь?
Велч был настолько удивлен, что даже не попытался скрыть свой скептицизм. Он повернулся к Гарибальди и спросил:
— И это он годится для тайной миссии на Приме Центавра? Это его-то там не заметят?
— Поверьте мне, Мистер Велч, — сказал Гражданин Г'Кар, чистокровный Нарн по происхождению. — На Приме Центавра даже вы не сумеете заметить меня.
— — — — — Глава 3 — — — — —
Редко случалось так, чтобы Лондо позволил себе выказать перед Дурлой свои чувства, но сейчас был как раз один из этих редких случаев. Император поднялся с трона, раскрыв рот от удивления.
— Вы уверены? Действительно он?
Дурла кивнул, выражая полную убежденность в истинности своих слов.
— Без вопросов, Ваше Величество. Положительная идентификация при прохождении таможенного контроля.
— Меня не удивляет, что он послал Мистера Гарибальди, — медленно сказал Лондо, сойдя с трона и вышагивая по тронному залу. — И Лу Велч, я смутно припоминаю его. Он явно прибыл сюда как дублер Мистера Гарибальди. Но Г'Кар? Здесь?
— Его невозможно не узнать. Я был там, когда он разорвал свои цепи в стремлении бросить вызов Картаже. Ничего более поразительного я в жизни не видел. (8)
— Вполне возможно, что за все время существования Вселенной не было ничего более поразительного, — ответил Лондо. — Я не могу решить, то ли Шеридан чересчур умен, то ли, наоборот, удивительно глуп, то ли и то, и другое сразу.
— Так что же нам делать, Ваше Величество?
Услышав этот вопрос, Лондо, казалось, был поражен до глубины души.
— И ты у меня спрашиваешь, что делать? Министр, я ошеломлен. Шокирован и повергнут в ужас. Я привык, что это ты рассказываешь мне о том, что будет дальше, и что есть что. Чему же я обязан нынешней честью?
— Вы преуменьшаете свой вклад в наше общее дело, Ваше Величество, — сказал Дурла.
— Я точно знаю, каков мой вклад, Дурла. Не делай из меня дурака. Это может дорого обойтись тебе. Или Мэриэл уже успела посвятить тебя в тонкости искусства обмана?
Эти слова Лондо явно задели Дурлу за живое.
— Я не вижу необходимости оскорблять Леди Мэриэл, Ваше Величество.
— Поверь мне, Дурла, — убежденно ответил Лондо. — Никто не в силах оскорбить Леди Мэриэл. — Он махнул рукой, показывая, что тема закрыта. — Ну, да ладно. Попросту говоря, они соблюли все мыслимые и немыслимые правила приличия. Они прибыли сюда, чтобы провести переговоры. Так давайте проведем с ними переговоры. Я уверен, что Шеридан выбрал именно этих персон потому, что надеялся сыграть на моих чувствах, заставив вспомнить былую дружбу.
— И... Ему это удалось?
Лондо саркастически хмыкнул.
— Что бы я ни делал и с кем бы я ни дружил, Дурла, я всегда, во всех своих поступках, мыслях и действиях прежде всего помню и думаю об интересах Примы Центавра. И ты это прекрасно знаешь.
Дурла вежливо поклонился.
— Как скажете, Ваше Величество.
— Да, — тихо ответил Лондо, далеко не так уверенно, как ему бы хотелось, — как я скажу...
* * *
Когда они подошли к лестнице при парадном входе во дворец, Г'Кар несколько замешкался. Гарибальди заметил это и повернул назад, заставив гвардейцев, составлявших их эскорт, остановиться. Взяв Г'Кара за руку, Гарибальди спросил:
— Все в порядке?
— Просто... Некоторые неприятные воспоминания, — нехотя ответил Г'Кар. — Странно. Я думал, у меня никогда больше не будет проблем с ними. Но почему-то каждый раз, как только решаешь, что прошлое можно забыть, возникают новые обстоятельства и заставляют нас переосмыслить все, что мы знали раньше. Интересно, не правда ли?
— Да, очень интересно, — согласился Гарибальди. Казалось бы, они говорили об абстрактных вещах, но, судя по встревоженному выражению лица Гарибальди, он так не считал. — Может, нам лучше задержаться здесь?..
Г'Кар решительно тряхнул головой.
— Нет, со мной все в порядке. Не волнуйтесь. Учитывая, какие испытания мне довелось пережить, мне кажется, я смогу преодолеть некоторую неприятную ностальгию и пройти эту лестницу.
Г'Кар глубоко вздохнул, и несколько мгновений спустя они вошли во дворец.
В соответствии с протоколом, несколько министров стояли при входе в ожидании встречи с ними. Г'Кар безуспешно пытался заметить в их строю хоть одно знакомое лицо. Никого... за единственным исключением. Он задержался на мгновение, всматриваясь в это лицо...
— Мы знакомы, сэр?
— Пожалуй, скорее, нет, сэр. Я Министр Дурла, — ответил центаврианин. Видимо, именно он возглавлял делегацию, поскольку взял на себя труд представить прибывшим всех остальных министров и канцлеров. — Император считает своим долгом как можно скорее встретиться с вами, — сказал Дурла, завершив церемонию приветствия. — Прошу вас, сюда, пожалуйста.
Они проследовали вслед за эскортом по длинным дворцовым переходам, и Г'Кар не мог не отметить, как настороженно смотрят на них гвардейцы, стоя на своих постах. Хотя нет, не на них... на него. Они смотрели только на него. Г'Кар даже начал подозревать, уж не рассчитывал ли Шеридан, включив его в состав делегации, что своим присутствием он просто создаст прикрытие для всех остальных, отвлекая именно на себя все внимание центавриан. Все будут так увлечены слежкой за ним, что вряд ли смогут столь же пристально наблюдать еще и за Гарибальди с Велчем.
Они шли, и в тишине раздавался лишь стук шагов, пока, наконец, Валлко, которого Дурла представил как Министра Духовности, не обратился вдруг к Г'Кару:
— Я так понимаю, что на вашей родной планете вас почитают едва ли не пророком.
— Я слышал об этом, — согласился Г'Кар. — По правде говоря, не могу сказать, что мне нравится этот статус. К счастью, мне кажется, я сумел убедить свой народ относиться ко мне более реалистично.
— А именно?
— Как к советнику. Как к поборнику сдержанности и... не побоюсь сказать, как к мудрецу. Но я ни в коем случае не желаю, чтобы меня почитали в качестве бога, или даже просто религиозного лидера. Я более чем доволен тем, что в роли лидеров выступают другие, а я просто стою рядом и либо аплодирую, чтобы поддержать их решимость, либо делаю, что могу, чтобы направить их усилия в нужное русло.
— Сдержанность, — вступил в разговор еще один Министр, который Г'Кару был представлен как Лионэ. Похоже, ухватившись за первую фразу, он не услышал больше ничего из того, что изрек Г'Кар в дальнейшем. — Как странно слышать это из уст Нарна. Вас считают очень воинственной расой, которая слово <сдержанность> почитает чуть ли не как ругательство.
— Представьте себе, Министр, до меня тоже доходили подобные слухи. Впрочем, я слышал и другое, например, что центавриане — это тошнотворное скопище лживых, хищных ублюдков. — Министры в один голос возмущенно охнули, а Гарибальди метнул на Г'Кара испепеляющий взгляд, который Нарн, впрочем, проигнорировал. Он говорил с такой обезоруживающей улыбкой, что трудно было поверить, будто он пытается кого-то оскорбить. — Теперь, конечно, если кто-то пытается повторить подобную клевету, я немедленно вмешиваюсь и говорю: <Нет, нет! Нельзя верить слухам!> О, конечно, центавриане несколько раз сажали меня в тюрьму, и выкололи мой глаз, и оставили своими электрическими плетями столько шрамов на моей спине, что я до сих пор не могу нормально спать. Но разве это может быть причиной, чтобы осуждать целую расу? Конечно нет! Такие несправедливые обобщения ни в коем случае не допустимы в цивилизованном обществе, вы согласны, Министр?
Лионэ, башней возвышавшийся над всей делегацией, похоже, готов был задушить Г'Кара голыми руками, зато Дурла лишь улыбнулся, выказывая вежливое любопытство.
— Всем сердцем, Господин Посол.
— О, прошу вас, пожалуйста... не называйте мня больше <Посол>. Достаточно просто <Гражданин Г'Кар>.
— Да будет так, Гражданин Г'Кар. Сюда, пожалуйста.
Они миновали еще один коридор, и Г'Кар отметил про себя, что Лу Велч постоянно хмурится на что-то. Он попытался понять, что привлекло такое внимание Велча, и сразу заметил: это были молодые люди в черной униформе, которые, похоже, держали под своим контролем весь дворец. Все в черном, с красным шарфом, перекинутым через плечо, словно лента почетной награды.
— Кто это? — резко спросил Г'Кар, указывая на очередного юношу с горящим взором, мимо которого они только что прошли.
— Пионеры Центавра. Наша молодежная организация, — ответил Министр Лионэ.
— А, понятно. Гитлер Югенд, — тихо заметил Лу Велч.
Лионэ смущенно посмотрел на него.
— Что вы сказали?
— Да так, ничего, — Велч явно не имел ни малейшего желания развивать эту тему. Лионэ покачал головой, выражая свое мнение о землянах как чрезвычайно загадочной расе.
Их пропустили в тронный зал, который оказался пуст. <Лондо всегда имел слабость к эффектным выходам>, — подумал Г'Кар, и предчувствие не обмануло его. Спустя несколько секунд в зал ворвался Лондо, исполненный такого энтузиазма, что его появление походило на вторжение белоснежного торнадо.
— Мистер Гарибальди! — громогласно воскликнул Лондо, словно Гарибальди находился где-то на противоположном конце города. — Гражданин Г'Кар! Мистер Вэлш!
— Велч, — поправил его Лу Велч.
— Ах. Да какая разница? Вы ведь здесь, какими бы ни были ваши имена. Садитесь, садитесь. — И вслед за этим Лондо сделал жест в сторону центавриан, сопровождавших делегацию Альянса. — Вы можете быть свободны.
Г'Кара порадовало, что министры в ответ переглянулись в явном недоумении.
— Ваше Величество, — осторожно начал Дурла, — если вы собираетесь обсуждать вопросы, затрагивающие Приму Центавра, разве мы не должны присутствовать при этом, чтобы отстаивать интересы нашего народа?
— Я и есть наш народ, — ответил Лондо. — Это одна из тех тяжких нош, которые я с успехом несу на своих плечах. Дурла, когда старые друзья встречаются, чтобы поболтать друг с другом, это и есть не более чем дружеская вечеринка. Если вдруг в компании с нами окажутся еще и министры, то все мероприятие сразу превратится в обычные формальные переговоры. Они все равно состоятся, но не сейчас. Впрочем, можете быть уверены, что если я почувствую, что разговор, паче чаяния, коснулся каких-нибудь щекотливых вопросов, и мне необходимо на всякий случай проконсультироваться, я немедленно пошлю за любым из вас. А теперь можете идти.
— Но, Ваше Величество... — снова начал Дурла.
Что-то в поведении Лондо неуловимо изменилось.
— Мой тебе совет, Дурла. Не обманывай себя, будто когда я говорю <можешь>, у тебя еще остается некая свобода выбора.
Пытаясь сохранить достоинство, Дурла отвесил легкий поклон и направился к выходу, жестом указав остальным министрам следовать за собой. Один за другим, они покинули тронный зал, и лишь гвардейцы остались внутри.
Гвардейцы остались внутри. Для Г'Кара одного лишь этого факта оказалось достаточно, чтобы убедиться — Лондо все-таки не собирается говорить им ничего сверх того, что можно было бы без проблем повторить в присутствии Дурлы. Он начал подозревать, основываясь не только на случайных комментариях Лондо, но и на своем доскональном знании того, как делается центаврианская политика, что Лондо все время находится под чьим-то пристальным наблюдением.
— Итак, — сказал Лондо, потирая руки, — как долго вы планируете пробыть здесь, а? Если хотите, я могу организовать для вас тур по Приме Центавра. Сможете своими глазами посмотреть на наши достижения.
— Вообще-то... именно об этом мы и хотели поговорить, — сказал Гарибальди, пытаясь устроиться поудобнее в своем кресле. Наконец, он склонился вперед, сложив руки на коленях. — Как вы уже знаете, нас прислал Президент...
— Да, да, Шеридан проинформировал нас о вашем визите. Излишне говорить, как нас радует забота Альянса о нашем благополучии, столь рьяная, что вам постоянно хочется лишний раз проверить, как там у нас дела. Знаете ли, это очень воодушевляет, когда видишь, что о тебе так заботятся.
Гарибальди проигнорировал сарказм.
— Фабрика на Ксоносе...
Г'Кар внимательно следил, какой окажется реакция Лондо. Моллари несомненно обладал исключительным талантом не раскрывать свои карты перед собеседником, но Г'Кар позволял себе надеяться, что к данному моменту он уже изучил Лондо достаточно хорошо, чтобы понять, когда тот начнет говорить откровенную ложь. Впрочем, сейчас Лондо смотрел на Гарибальди большими невинными глазами.
— Вы имеете в виду строительство нашей крупнейшей сельскохозяйственной фабрики. Я уже говорил об этом с Президентом Шериданом. Мы, как выражаетесь вы, земляне, вложили свои мечи в орала, Мистер Гарибальди. Хотели бы вы прямо сейчас обсудить, как мы будем теперь пахать?
— Есть мнение, что на самом деле дела обстоят не совсем так, как вы нам поведали.
— Иначе выражаясь, вы думаете, что мы лжем.
— Вовсе не иначе выражаясь, — вступил в разговор Г'Кар. — Вы выразились предельно точно, назвав вещи своими именами.
К удивлению Г'Кара, Лондо рассмеялся.
— А, теперь мне понятно, зачем вы взяли его с собой, — сказал он, указывая на Г'Кара. — Он не будет церемониться со мной, рискуя вызвать мой гнев, а вам предоставит роль милых и очаровательных собеседников. По крайней мере, настолько милых и очаровательных, насколько это в ваших силах. Как говорят земляне, добрый следователь и злой следователь.
— Послушайте, не надо передергивать...
Лондо поднялся с трона.
— Мистер Гарибальди, если я откровенен с вам до конца, то я уже не в силах быть еще более откровенен. Если я ничего не скрываю, значит, мне нечего показать вам сверх того, что я уже показал. Вам предоставлена полная свобода осмотреть любое место на Приме Центавра, и изучить все, что вы пожелаете изучить. Прошу вас, проведите инспекцию наших строительных работ на Ксоносе... Я организую транспорт для вас, он будет готов доставить вас туда уже завтра утром.
— А почему не сегодня вечером? — тут же спросил Гарибальди.
— Пожалуйста, можно и сегодня вечером. Как скажете, — пожал плечами Лондо. — Просто я подумал, что вы, возможно, устали с дороги, и захотите придти в себя, прежде чем приступить к инспекции. Но если вы хотите отправиться прямо сегодня... — и Лондо повернулся было к гвардейцам, чтобы отдать приказ.
— Нет, нет, все в порядке, — остановил его Гарибальди. — Нас вполне устроит отправиться туда завтра. Не нужно никого напрягать. Вы правы, мы лучше используем это время, чтобы отдохнуть.
— Вот и хорошо, — охотно согласился Лондо. — Ваши гостевые палаты уже подготовлены, а завтра... Завтра мы отправимся на Ксонос. А теперь, если позволите... неотложные государственные дела, сами понимаете, ну и все такое...
— Благодарим вас, Ваше Величество, — формально сказал Гарибальди.
— <Ваше Величество>? — переспросил Лондо, и вид у него был одновременно и радостный, и удивленный. — О, пожалуйста, Мистер Гарибальди. Мы уже слишком давно друг друга знаем, вы и я. Вы, и ваши коллеги, вполне можете обращаться ко мне просто... — Лондо выждал драматическую паузу. — : <Ваше Высочество>.
* * *
— Зачем нам ждать до завтра? — спросил Велч.
Гарибальди был занят тем, что доставал из чемоданов те несколько комплектов одежды, которые он взял с собой. Велч, багаж которого был скромнее, чем у Гарибальди, уже развесил свои вещи в гардеробе.
— Потому что здесь попросту ничего быть не может, — решительно заявил Гарибальди. — Потому что если люди с готовностью позволяют вам проинспектировать нечто — будь то их квартира, их корабль, их планета, что угодно, не важно что, — это значит, они уже благополучно припрятали то, что вы ищете, в таком месте, где, по их мнению, вы никогда не сумеете этого найти.
— Так значит, ты считаешь, что их готовность идти нам навстречу — это просто доказательство того, что им есть, что скрывать?
— В какой-то мере, — подтвердил Гарибальди. — У нас остается лишь две версии, Лу. Либо центаврианам и в самом деле нечего скрывать... Либо что-то у них все же есть, но не здесь.
— И тогда встает вопрос — если, конечно, им есть, что скрывать... Где они это прячут?
— Ага. И что, есть какие-нибудь идеи?
Велч посвятил некоторое время раздумьям, шагая взад-вперед по комнате, и почесывал у себя за ухом, словно пытался пощекотать свои мозги, чтобы заставить их работать активнее. Наконец, он спросил:
— Ты веришь в интуицию, Шеф?
— Зачем спрашивать, ты ведь давно меня знаешь?
Велч усмехнулся, но сразу снова стал серьезным.
— Эти детки. Пионеры Центавра. Они здесь повсюду, ты заметил?
— Да, я заметил. Прямо наваждение какое-то. За какой угол не заверни, всюду наткнешься на одного из них. И все равны, как на подбор, словно клоны одной и той же модели.
— Возможно, они и есть ключ ко всему. Или уж, по крайней мере, о них стоит узнать поподробнее.
— И что же у тебя на уме?
Велч вышел на узкий балкончик и жестом пригласил Гарибальди присоединиться. Когда тот тоже вышел, Велч указал:
— Видишь их?
Гарибальди посмотрел в ту сторону, куда указывал Велч. Там небольшой отряд Пионеров Центавра шел куда-то в сторону города. Они шли в ногу, с настолько великолепной выправкой, что и в самом деле можно было подумать, будто это просто многократно повторенная одна и та же персона.
— Несколько минут назад я уже любовался ими со своего балкона. Были и другие отряды, и все они шли в том же направлении, а некоторые, наоборот, шли им навстречу, но тоже с той же самой стороны.
— И ты хочешь их выследить.
— Именно. Шеф, надо посмотреть, куда они все направляются. Выяснить, что там такое происходит.
— Хорошо, — согласился Гарибальди. — И когда?
Внезапно на Велча напал приступ кашля, чересчур громкий и долгий. А затем, с нарочито преувеличенными хрипами в горле, он сказал:
— Мне кажется, я ухитрился простыть. Похоже, завтра мое самочувствие будет просто отвратительным.
— Я не забуду передать твои извинения, — ответил Гарибальди.
* * *
Г'Кар услышал тихие шаги позади себя, и ему даже не потребовалось оборачиваться, чтобы понять, кто это.
— Приветствую, Ваше Высочество, — сказал он.
Лондо подошел, заложив руки за спину, и лицо его выражало явное недоумение.
— Просто <Лондо>. Ты, Г'Кар, как никто другой, должен понимать, что сейчас ко мне лучше всего обращаться просто <Лондо>. Мне сказали, что ты здесь, внизу. Есть ли на то какие-нибудь особые причины? Неужели те комнаты, что предоставлены в ваше распоряжение, настолько плохи, что даже темница выглядит лучше?
Дело в том, что они и в правду находились сейчас в темнице. В подземелье, упрятанном глубоко под дворцом. Г'Кар стоял в дверях одной из наиболее ужасных камер, и в воздухе здесь царил такой смрад, что Лондо приходилось бороться с позывами к рвоте. Он отчетливо услышал, как где-то рядом крохотные когтистые лапки скребут по полу, и подумал, что же это за твари могут бегать здесь.
— О, нет, наши комнаты просто великолепны, — ответил Г'Кар. — Я просто предаюсь воспоминаниям... о том, как, будучи вдали от родного дома, получил в свое распоряжение убежище.
Поначалу Лондо не понял, что имеет в виду Г'Кар, но затем внезапно сообразил.
— Ну конечно. Та самая камера. Та, в которую бросил тебя Картажа. (9)
Г'Кар кивнул. На самом деле он даже дружески похлопал дверь камеры, словно был счастлив снова увидеть ее.
— Ты, наверно, скажешь сейчас, что пути вашего Великого Создателя неисповедимы, Лондо. И я, пожалуй, соглашусь с этим. Картажа бросил меня сюда в надежде сломить волю врага Примы Центавра. Но что мы видим теперь? Картажи давно уже нет, зато я выжил и стал гораздо более грозным, чем он мог себе представить. Я здесь многому научился. И это помогло мне стать тем, кем я стал теперь.
— И... кем же ты стал теперь? — спросил Лондо.
— То есть... стал ли я твоим врагом? — вопросом на вопрос ответил Г'Кар.
— Да.
— Ах, как это прелестно, когда дела обстоят именно так, как они обстоят между нами, Лондо, — Г'Кар повернулся к императору. — Когда мы наедине, нам не нужно стесняться в выражениях, тебе и мне. Нет, Лондо. Я не враг тебе.
— А если бы ты все же был мне враг, то сказал бы этом?
— Хороший вопрос. Нет. Скорее всего, нет.
— Понятно, — вздохнул Лондо. — Ты отвратительно честен, Г'Кар. Эту черту я когда-то находил очаровательной. Но теперь она меня просто раздражает. И скажи мне еще... Если бы ты был мне друг, об этом ты бы мне сказал?
— Конечно, — ответил Г'Кар.
Настало молчание.
— Ты, — сказал Лондо, — раздражаешь меня в десять раз больше, чем любой другой индивидуум из всех, с кем мне довелось в жизни встречаться.
— Вот видишь? — ответил Г'Кар. — Какие еще нужны доказательства нашей дружбы? У кого еще, кроме друга, хватило бы смелости вызвать у тебя столь сильное раздражение?
Лондо рассмеялся низким, грудным смехом.
— А не выпить ли нам, Г'Кар? Поднять бокалы за старое доброе время? В память того, какими мы были когда-то, какими бы мы ни были тогда... или, может, какими мы когда-нибудь снова будем?
— Мне, — живо откликнулся Г'Кар, — это представляется просто великолепной идеей.
И он повернулся спиной к тому месту, которое было когда-то его тюрьмой, и последовал за Лондо в личные апартаменты императора. Но на полпути его ожидала еще одна удивительная встреча.
— Леди Мэриэл! — воскликнул он, увидев, как она приближается к нему навстречу с дальнего конца коридора. — Какое удовольствие вновь видеть вас!
— Взаимно, Г'Кар, — мягко ответила Мэриэл. — До меня дошли слухи, что вы вновь почтили нас своим присутствием.
— А вы, — Г'Кар переводил вопрошающий взгляд с Лондо на Мэриэл и обратно, — вновь в фаворе здесь, при дворе?
— Смотря что подразумевать под этими словами, — сказала Мэриэл со своей обычной ослепительной улыбкой. — Безусловно, в фаворе... хотя и не у императора.
— Ну разве она не очаровательна? — весело спросил Лондо и рассмеялся, словно в голову ему пришла некая абсурдная мысль, которую он, тем не менее, собирался теперь высказать вслух. — Знаете, нам нужно почаще собираться втроем. Вместе у нас всегда все получается так забавно.
— Да, помнится, прошлый раз ты после этого едва не умер, — напомнил Г'Кар.
— Да, да, я знаю. Но ведь в этом-то и кроется вся прелесть, а? В ощущении того, что может случиться все, что угодно. А знаете, — и Лондо заговорщически понизил голос, — на самом деле я тут подумал о том... вы, наверно, посмеетесь... Я на самом деле подумал о том, как бы это выглядело, если бы ты, Г'Кар, и ты, Мэриэл, забавлялись вдвоем.
— Что! — воскликнула шокированная Мэриэл. — Лондо, да как ты мог подумать?
Лицо Г'Кара выражало не меньший скептицизм.
— О, что поделать, моя дорогая, — обратился Лондо к Мэриэл. — Воображению не прикажешь. Оно иногда рисует такие замечательные картины. Ну вот, к примеру, будто во время того памятного приема в мою честь Г'Кар угостил тебя виноградом. Передать кому-то виноградную гроздь — это старинный нарнский обычай, который составляет часть нарнского придворного этикета. И виноград при этом символизирует собой сексуальность, или что-то в этом роде. Так, Г'Кар? Да? Или нет? Я правильно излагаю? (10)
— Да, я слышал об этой старинной традиции, — с самым невинным видом откликнулся Г'Кар. — Но иногда, Лондо, виноград — это всего лишь виноград.
— Да, и об этом я тоже слышал, — ответил Лондо. — Впрочем, в любом случае, что было, то было, и уже прошло. Мэриэл... Так ты составишь нам компанию?
— О, нет, Ваше Величество, не думаю, что у меня получится, — сказала Мэриэл. — Мне сейчас лучше поскорее добраться до постели. Ведь есть и другие, кто нуждается в моем... внимании.
— До постели, вот как. Г'Кар... — и он жестом пригласил Нарна следовать дальше, — Я надеюсь, тебя не оскорбили мои маленькие фантазии.
Они шли дальше по коридору, в то время как Мэриэл удалялась в противоположном направлении.
— Нет, Лондо, нисколько.
А Лондо, понизив голос, но, впрочем, в не менее дружелюбной манере, сказал:
— Я же знаю, Г'Кар, что вы провели тогда время вдвоем. Пожалуйста, не оскорбляй мой ум предположениями, будто я мог не заметить того, что было настолько очевидно. Я бы не хотел, чтобы мы снова поссорились из-за женщины, которая столь мало значит для меня. Мы же понимаем друг друга, да? Вот и хорошо. Итак... Известно ли тебе, что я, будучи императором, владею лучшей на всей Приме Центавра коллекцией вин?
— Почему-то, — ответил Г'Кар, — я нисколько этому не удивлен.
— — — — — Глава 4 — — — — —
Как совершенно очевидно было Лу Велчу, поездка на Ксонос гарантировала отсутствие вплоть до самого позднего вечера Гарибальди, Г'Кара и Лондо — плюс многочисленных охранников и иных сопровождающих. Именно на это он и рассчитывал, потому что в дневное время Плащ был не настолько эффективен, как вечером. Но уже ранним вечером все было бы отлично, а ночью... что ж, ночью и вообще слов нет. Ночью ни у кого не будет даже и единого шанса заметить его, как бы кто ни старался. Каким-то образом Плащ растягивал и видоизменял тени вокруг, так что они начинали скрывать Велча, и при минимальных усилиях со своей стороны Лу оставался не замечен никем.
<Плащ>, возможно, был не совсем подходящий термин. Но Лу не имел представления, как его правильнее назвать. Может, <паутина>. Или <экран> — это довольно точно передало бы суть дела. Однако слова <Плащ-невидимка> не просто именовали эту вещь, но придавали ей определенный шарм.
<Призрак>. Когда Лу Велч слышал свое прозвище, это всегда ужасно его забавляло. Если бы они знали. Если бы хоть кто-нибудь знал.
Весь день Лу Велч, естественно, провалялся у себя в комнате. В конце концов, раз уж он сказался больным, меньше всего ему было нужно, чтобы кто-нибудь увидел его, лоснящегося здоровьем, шляющимся по дворцу. И потому с утра и до вечера он, закрывшись в комнате, читал, разрешая только приносить себе еду — и когда к нему приходили, ложился в кровать и, укрывшись, издавал разные отвратительные звуки, услышав которые, слуги старались поскорее оставить еду и убраться восвояси.
Но как только Велч заметил, что солнце клонится к горизонту, он сразу решил, что настала пора выдвигаться.
Он бережно вынул драгоценный Плащ из потайного отделения своего чемодана и аккуратно разложил его на кровати. Ему никогда не забыть тот день, когда он наткнулся на этот Плащ, исследуя на Цигнусе 4 останки разбившегося звездолета. Велч работал там на электростанции, и его служебной обязанностью было являть собой гарантию безопасности предприятия. Его нанял эксцентричный владелец, уверенный в том, что орды безумных марсиан — не настоящих жителей Марса, а маленьких зеленых человечков с антеннами на головах — рано или поздно должны попытаться захватить его фабрику. И что удивительно, однажды сенсоры и в самом деле засекли, что в атмосферу планеты проник некий чужой корабль, который спикировал вниз и исчез столь же быстро, как и появился. Велч, вместе с поисковой командой, был отправлен с инспекцией к месту возможной катастрофы, дабы убедиться, что безумные марсиане со своими лучами смерти не высадились там в целях завоевания довольно непривлекательного Цигнуса 4.
Велч действительно обнаружил упавший звездолет. Ничего подобного до этого видеть ему не приходилось. Он слегка напоминал те странные шипастые корабли, которые были показаны в выпуске Межзвездных Новостей несколько лет назад (11), но были и существенные отличия. Похоже, этот корабль начинал создаваться на той же технологической базе, но затем строительство пошло в ином направлении.
Внутри корабля Велч нашел тело пилота. Никого подобного ему он тоже до сих пор никогда не встречал, даже на Вавилоне 5. Пилот был серокожим, и ужасным просто до жути. По-видимому, он погиб при падении корабля, и, надо признаться, прямо-таки осчастливил этим Лу Велча. У него сразу возникло ощущение, что до тех пор, пока это существо дышало, от него лучше было держаться подальше.
Он велел своим людям, на случай какой-нибудь непредвиденной опасности, не приближаться к упавшему звездолету, а сам продолжил исследование корабля. И именно тогда наткнулся на Плащ.
Поначалу он не понял, что же это такое. Но тем не менее ухитрился чуть не до смерти напугать самого себя, когда, заметив великолепное, серебристое полотно, не удержался от искушения взять его в руки, чтобы рассмотреть получше. И тут же испуганно взвизгнул, потому что предплечья и кисти рук у него неожиданно исчезли. Велч отпрянул, уверенный, что навсегда изувечил себя, но тут же заметил, что руки моментально рематериализовались. Он уставился на них с глупым видом, повертел ладонями у себя перед глазами, словно для того, чтобы убедиться, что они действительно никуда не исчезли. А затем еще раз взял полотно в руки, на этот раз несколько более осторожно. Он обернул им свою руку, и рука исчезла, но на этот раз Велч уже не стал так пугаться.
Никогда еще в жизни Велч ничего подобного не видел, и он был не без оснований уверен, что ничего похожего современная наука создать не в состоянии. Ближайшей аналогией можно было бы считать <кожу хамелеона>; впрочем, ее эффект заключался лишь в том, что тот, на кого она была наброшена, в глазах смотрящего полностью сливался с ландшафтом позади себя. Проведя несколько экспериментов, Велч выяснил пределы возможностей своей новой находки. Плащ оставался неактивным, пока пребывал в сложенном виде. Но как только его разворачивали, он моментально начинал действовать — и это оказалось жутко неудобно, потому что однажды Велч, не подумав, бросил Плащ где-то в своей спальне и затем полдня пытался на ощупь отыскать проклятую штуковину.
Кроме него, никто из команды так и не узнал о замечательной находке, а у самого Велча не было ни малейшего желания добровольно признаваться в своем приобретении. Наоборот, он тщательно прятал его, и лишь очень осмотрительно использовал в последующих заданиях. Во многом благодаря этому Велч, как сказал Гарибальди, сумел завоевать себе определенную репутацию, хотя люди и не подозревали, благодаря чему он сумел эту репутацию завоевать.
Итак, нынче вечером, здесь, на Приме Центавра, Лу Велч завернулся в Плащ с головы до пят. Посмотрев на себя, он убедился, что прекрасно видит свое тело. Это была одна из загадок Плаща, которую Велч пока что не смог разгадать... если укутаться в Плащ целиком, можно по-прежнему видеть себя, оставаясь незримым для окружающих. Но стоит только хоть какой-то части твоего тела высунуться наружу, и для тебя самого тут же становится невидимым все остальное — то, что осталось закутанным. Конечно, благодаря этому свойству можно было легко контролировать качество маскировки. Но принцип работы оставался неясен. Возможно, Плащ каким-то образом ухитрялся заставлять свет изгибаться вокруг себя, оставляя внешних наблюдателей в убеждении, что они видят вещи позади укрывшегося в Плаще. Но если бы это и в самом деле было так, то свет не смог бы доходить до глаз того, кто прятался под Плащом, и он, оставаясь невидимым сам, был бы еще и абсолютно слеп. Так что, очевидно, тонкая технология, использованная при создании Плаща, была основана на иных эффектах. На каких именно, даже и предположить было сложно.
Велч не сомневался, что если он передаст Плащ в какую-нибудь лабораторию, работающую на Земное Правительство, или куда-нибудь еще в этом роде, то там, скорее всего, выяснят, на основе каких принципов этот Плащ действует. Но он также был уверен, что в этом случае ему никогда уже больше своего Плаща не видать, и потому не был склонен позволить столь важному приобретению ускользнуть из своих рук.
Итак, Лу Велч вышел из комнаты, посмотрел направо-налево и пошел по коридору. Навстречу приближались два гвардейца. Чтобы убедиться в собственной безопасности и в том, что Плащ нормально функционирует, Велч состроил страшную рожу и сделал неприличный жест гвардейцам. Но они не обратили никакого внимания на его присутствие и не удостоили его даже взглядом.
Замечательно.
Лу направился в сторону главного входа во дворец, и в одном месте по пути услышал звук множества юношеских голосов. Если только он не слишком сильно ошибся в своих выводах, это был отряд Пионеров Центавра, как раз покидавших свои посты во дворце. Лу поздравил себя с тем, что сумел угадать с выбором времени для своей вылазки, которое, очевидно, не могло оказаться более удачным.
И в самом деле, вскоре он заметил впереди отряд из полдюжины Пионеров. Велч не мог не отметить про себя, что их поведение мало походило на естественное поведение тинэйджеров. Не было добродушного поддразнивания, не было юношеской бравады, не было напыщенности или задиристости, столь характерных для подростков любой расы. В их речи не проскальзывало никаких слов, которые можно было бы отнести к молодежному сленгу, их разговор шел в сухом деловом стиле. Их голоса оставались достаточно тихими, очевидно, для того, чтобы их Пионерские дела не стали достоянием чужих ушей. Определенно, Велч ни за что не пожелал бы стать одним из них, даже если бы сам был тинэйджером.
Выйдя из дворца, эти Пионеры направились в ту же сторону, куда и большинство других отрядов, ранее замеченных Велчем. Лу шел за ними следом, шаг-в-шаг. Как и всегда, он старался идти не суетясь, не размахивая руками и не позволяя никаких хотя бы слегка небрежных движений, из-за которых он мог бы высунуться из-под Плаща. Меньше всего ему хотелось сейчас внезапно материализоваться вблизи от этих юношей. Незачем говорить, что это могло бы совершенно некстати привлечь к нему их внимание.
Пионеры направлялись в город, и взгляд Велча привлекла огромная башня, возвышавшаяся в самом его центре. Он слышал, как кто-то говорил о ней, когда они только приземлились на Приму Центавра. Они называли эту башню <Вертикаль Власти>. Предполагалось, что она является не просто архитектурным шедевром, но и являет собой некий символ. По мнению Лу, символ того, какое бельмо для своих глаз могут своими руками создать люди прямо в центре своей столицы, если они очень, очень, очень постараются.
Пионеры продолжали шествие, и Лу следовал за ними. Чем дальше они углублялись в город, тем сильнее он беспокоился. Да, его нельзя увидеть, но это вовсе не означает, что его нельзя почувствовать. Правда, прохожих на улицах было немного, но если он ослабит бдительность, то кто-нибудь из них вполне может врезаться в него. Поскольку никому из встречных, естественно, возможность оказаться на пути у Велча даже и в голову не могла придти, ему приходилось самому прилагать все усилия, чтобы оставаться на шаг в стороне от прохожих. Однажды он даже чуть не погиб, когда упустил из виду, что водители видят его ничуть не лучше, чем пешеходы, и не станут останавливаться, пропуская его при переходе через улицу. Только быстрые рефлексы да немного удачи помогли ему успеть вовремя отскочить в сторону.
Из-за этого приключения, чуть не обернувшегося для него несчастьем, Велч потерял из виду Пионеров. На мгновение он даже подумал, что миссия провалилась, но, завернув за угол, снова заметил отряд и со всей возможной скоростью бросился догонять. Удача сопутствовала ему, потому что в этом переулке прохожих сейчас не было вовсе. В противном случае, он бы, возможно, так и не сумел догнать Пионеров; разве что, подобно невидимому футбольному судье на линии, стал бы сбивать с ног всех, кто оказался у него на пути.
Путешествуя по городу, Велч обратил внимание на то, какими глазами смотрят люди на Пионеров Центавра. Если раньше он считал, что от одного только вида их униформы и выправки любого нормального человека должно в дрожь бросать, то теперь отметил про себя, что грудь каждого центаврианина выпячивалась от гордости, когда мимо проходил отряд этих юношей. Велч не мог поверить своим глазам. Но от истины никуда не денешься... молодежи Примы Центавра так хорошо промыли мозги, что превратили ее мужскую половину в лишенных совести образцовых маленьких солдат, готовых без раздумья исполнить любой приказ. Велч, как человек военный, пусть и не состоящий сейчас на действительной службе, очень уважал субординацию и беспрекословное подчинение приказам командира. Но он также знал, что принося присягу, солдат, по крайней мере в Вооруженных Силах Земного Содружества, не отставит в сторону мораль и не станет бездумно исполнять все, что ни прикажет ему старший по званию, неважно, насколько аморальным будет приказ. Хотя ему еще и не довелось увидеть Пионеров Центавра в действии, но по их глазам, по их манере вести себя, он понял, что для этих деток нет никакой ценности ни в ком и ни в чем, кроме своей организации и ее руководителей.
Он заметил, что они направляются к некоему прямо-таки неописуемому сооружению, которое даже безотносительно к передвижениям Пионеров Центавра, не могло не привлечь к себе внимания. На нем не было никаких вывесок, которые могли бы указывать, что именно там находится место сбора. Но в то же время, не только преследуемый Велчем отряд направлялся ко входу в это сооружение, но и одновременно несколько других выходили оттуда им навстречу. Лу становилось все более и более интересно, что же такое может скрываться в этом здании. Возможно, ничего. Возможно, что-то очень важное. Но он не сумеет разобраться в этом как следует, если не проникнет внутрь и не осмотрит все своими глазами...
Впрочем, Велч решил, что нельзя просто взять и зайти туда. Пусть он и был невидим для глаз, но на входе могли стоять какие-нибудь хитрые сенсоры, которые засекут проникновение. Поэтому Велч выбрал подходящую позицию вблизи дверей и начал ждать, сказав себе, что в его распоряжении еще уйма времени. Он прислонился к стене и от скуки машинально начал тихонько насвистывать какую-то мелодию, но затем спохватился и заставил себя замолчать. Очень вовремя; мужчина, проходивший мимо, уже начал с беспокойством озираться по сторонам. Но когда шум прекратился, он пожал плечами и продолжил свой путь.
Раздвижные двери на входе в здание снова открылись. Появились двое Пионеров, увлеченные разговором о ком-то или о чем-то, именуемом Морбис. Это название ничего не говорило Велчу, но на всякий случай он постарался запомнить его, взяв себе на заметку на будущее. В ту секунду, когда Пионеры миновали дверной проем, вход начал закрываться вновь, и в этот момент Лу рванулся вперед. Дверь на мгновение автоматически остановилась, детекторы зарегистрировали присутствие Лу, несмотря на то, что он был невидим. Но никакая тревожная сигнализация при этом не сработала. Похоже, детектор просто определял, когда следует открывать и закрывать дверь. Секундная заминка механизма закрытия не привлекла внимания Пионеров, по причине своей краткости. Один из них, похоже, все-таки заметил краем глаза нечто странное, потому что он в сомнении остановился и оглянулся на вход. Но двери уже вновь скользили, закрывая проход, и бдительный отрок списал эту заминку на сбой механизма и отправился дальше по своим делам.
Внутренность здания не показалась Велчу особо впечатляющей или импозантной. И несмотря на это, некоторые ее черты Лу сразу же взял себе на заметку. Меблировка была строгой и утилитарной, но то, что имелось, содержалось в идеальном порядке. Все было вычищено до блеска. Из разных кабинетов доносились голоса: небольшие группы Пионеров Центавра вели разговоры между собой, но их поведение внутри этих помещений не отличалось от того, что было снаружи. Все разговоры были сухими и деловыми. Очевидно, у Пионеров никогда не возникало потребности повыпендриваться... ни малейшего намека на легкомыслие.
Велч двигался очень осторожно. Он меньше всего хотел бы наткнуться на кого-нибудь в одном из узких переходов. Это было бы крайне неудачным развитием событий. Но даже и так, двигаясь с максимальными предосторожностями, он сумел составить представление о нижних этажах здания. В основном они состояли из серии небольших приемных. Многие из них были сейчас пусты, в других сидели вокруг столов Пионеры. Велч видел отражения лиц этих юношей на блестящих поверхностях столов, и спросил себя, сколько же часов рабочего времени уходит у них на то, чтобы постоянно полировать меблировку до такого состояния.
Направо от себя Велч заметил лестницу. Он осторожно поставил ногу на первую ступеньку, желая убедиться, не раздастся ли какой-нибудь нежелательный шум. Но лестница оказалась достаточно прочной. Велч увеличивал давление на ступеньку до тех пор, пока не перенес на нее весь свой вес, и она в ответ не издала ни малейшего скрипа. Велч медленно поднялся по лестнице, двигаясь все более уверенно и поспешно. Ведь, случись так, что кто-нибудь направится по этой лестнице вниз, и вполне возможно, этот кто-то наткнется прямо на него.
Тот этаж, на который поднялся Лу Велч, несколько отличался от нижних уровней. Здесь располагались комнаты, которые больше походили на офисы важных начальников, чем на залы для переговоров. Можно было предположить, что здесь располагается <высшее руководство> Пионеров Центавра. А значит, здесь можно получить гораздо более интересную информацию.
Некий Пионер вышел из одного из офисов. Выражение на его лице было столь сосредоточенным, что нельзя было сомневаться в лежавшем на этом юноше грузе ответственности. Когда он проходил мимо Велча, по лестнице как раз поднялся еще один Пионер, и позвал первого:
— Трок! Одну минуту, пожалуйста. Надо обсудить вопросы переброски войск на Морбис. Кроме того, похоже, что работы на Нефуа почему-то замедлились.
Тот, кого звали Трок, нетерпеливо хмыкнул, и направился вниз вместе с тем, кто обратился к нему. Его офис остался открытым и пустым, и Велч не был настроен упускать такую возможность. Он украдкой проскользнул внутрь, чтобы выяснить, не удастся ли там что-нибудь обнаружить.
На первый взгляд, здесь не было ничего, заслуживающего внимания. Офис был столь же спартанским, что и другие помещения в этом здании. Стол с компьютерным терминалом, несколько стульев. Никаких картинок, ни на столе, ни на стенах. Но затем Велч заметил, что компьютер остался включенным, и подсел к терминалу, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь интересного.
И то, что он увидел, заставило его застыть с разинутым от изумления ртом. Хорошо, что он был невидим, потому что иначе все приняли бы его за дебила.
Трок как раз занимался распределением различных предписаний между отрядами Пионеров Центавра, и при взгляде на перечень адресов, куда направлялись эти предписания, Велча охватил страх. Судя по таблице распределения людских ресурсов, Трок имел в своем подчинении по меньшей мере две тысячи Пионеров, и если верить увиденному, практически все они находились не на Приме Центавра. Те названия, которые он услышал ранее — Дебрис, Нефуа — все это были внешние колонии. Далекие приграничные системы, которые никто не стал бы ассоциировать с Примой Центавра, да и вообще, ни с одним из цивилизованных миров. И это были далеко не единственные планеты, на которых трудились Пионеры Центавра; в списке значилось еще не менее полудюжины.
И все они использовались как мобилизационные лагеря.
Велч сразу же понял — они с Гарибальди рассудили совершенно правильно. Строительство на Ксоносе было просто отвлекающим маневром. А настоящие дела творились на планетах, находившихся во многих сотнях световых лет от Примы Центавра. И там занимались созданием вооружений. Там создавались и проходили боевую подготовку армии, и все это в строжайшей тайне. Впрочем, хранить тайну было несложно, поскольку изначально ядро этих войск состояло исключительно из Пионеров Центавра. Юные рекруты, которые и до этого многие годы жили обособленно от своих семей, не привлекли своим отбытием с Примы Центавра никакого внимания, и в то же время на них можно было без сомнения положиться в том, что касается их полной и непоколебимой верности и преданности.
Велч отметил про себя, что центавриане действовали очень быстро, буквально перепрыгивая с одного мира, превращенного в свою колонию, на другой, как только успевали организовать производственный процесс на предыдущем. Не было протестов и жалоб на завоевательные действия, поскольку центавриане не притесняли на этих планетах никого, кроме самих себя. Каждый из этих миров начинали осваивать колонисты-идеалисты, полагавшие, что смогли, наконец, отыскать место, где, вдали от всех цивилизованных систем, они смогут построить новую жизнь, но каждый раз вскоре обнаруживали, что обманулись в своих ожиданиях. Появлялись Пионеры Центавра, а с ними некие правительственные чиновники, которые железной рукой бросали колонистов на военное строительство. Сталкиваясь с перспективой того, что впредь помощь их колониям будет поступать только через Пионеров Центавра, колонисты видели, что у них нет иного выхода, кроме как смириться. И в результате центаврианское правительство быстро наращивало свои военные мускулы, оставаясь под пристальным, но совершенно бесполезным наблюдением радаров Альянса.
Кстати, вполне возможно, что и сам Лондо ничего об этом не знал. Вся деятельность Пионеров контролировалась исключительно двумя Министрами — Дурлой и Лионэ. И Велч постепенно приходил к убеждению, что Лондо вообще имел мало отношения к повседневной жизни своего государства.
Впрочем, знал об этом Лондо, или не знал, это к делу не относилось. Важно было лишь одно — необходимо срочно предпринять шаги по пресечению этой активности, поскольку согласно условиям капитуляции, Альянс установил определенные пределы милитаризации Примы Центавра, и нынешняя деятельность Пионеров Центавра очень походила на попытку выйти за эти пределы без ведома Альянса. Похоже, все то плохое, что говорили о центаврианах, оказывалось истиной. Им нельзя доверять, даже в самой малой степени.
К счастью, насколько мог судить Велч, все эти многочисленные военные проекты находились пока что лишь на начальных стадиях реализации. Ему удалось засечь их на достаточно раннем этапе, когда проблему еще можно будет урегулировать мирным путем. Как только они проинформируют Шеридана, он сумеет принять меры по пресечению этой активности, прежде, чем станет...
Что-то изменилось. Тени в комнате... Они словно стали длиннее, чем были раньше.
Лу был уверен, что это не игра воображения. В комнате что-то происходило; он почувствовал, как по его спине пробежал холодок. И теперь уже не мог заставить себя вернуться к изучению информации, отображенной на терминале компьютера.
Что-то было не так, определенно, что-то пошло не так, но у Лу Велча пока что не было ни малейшей идеи, что же именно.
Ему казалось, что холод пронизывает все его тело, как если бы морозный воздух окутал его и просачивался прямо через поры внутрь организма. Он осмотрел себя, но никаких перемен не заметил. Все было отлично.
Впрочем, всего происшедшего оказалось достаточно, чтобы убедить Велча, что пора сматываться, и поскорее. В кармане у него, далеко не случайно, оказался инфокристалл. Велч заранее надеялся, что удастся наткнуться на что-нибудь важное, и потому прихватил его с собой. Вставив кристалл в стандартный разъем на компьютере, он записал на него столько информации, сколько было возможно. А затем положил обратно в карман и направился к двери.
В двери стоял Трок, загораживая собой проход. Следовало подождать, пока Трок зайдет внутрь, чтобы не выдать себя, отпихнув юношу в сторону...
Только вот...
Только вот Трок смотрел на него. Прямо на него.
Стараясь двигаться как можно тише, Лу Велч подошел к столу. Глаза Трока следили за ним. Велч глянул на отражение на полированной крышке стола, и увидел там свое лицо.
— Тебе, — сказал Трок, — не положено быть здесь.
Велч представления не имел, что случилось, что вызвало поломку механизма Плаща. Но очевидно, механизм, обеспечивавший невидимость, больше не работал. Впрочем, большой тревоги Лу пока что не испытывал. Он пережил в своей жизни слишком многое, и был уже слишком опытен, чтобы вот так легко удариться в панику. Не следовало забывать, что это всего лишь подростки, решившие поиграть во взрослые игры. В то время как сам он взрослый, спецназовец, да к тому же еще представитель Межзвездного Альянса, и он только что выяснил, что с их стороны имеет место нарушение соглашения о демилитаризации. Их схватили с поличным, и этого достаточно.
С психологической точки зрения, Лу обладал преимуществом.
— Все в порядке, сынок, — сказал он, отбросив попытки как-нибудь спрятаться, поскольку, очевидно, теперь это было уже невозможно. — Почему бы тебе не освободить проход, чтобы я мог уйти отсюда. Зачем нам какие-нибудь неприятности.
— Тебе, — повторил Трок, и голос его звучал бесцветно и пусто, пожалуй, даже немного устало, — не положено быть здесь.
И повторяя эту фразу, Трок достал из-за пояса пару тонких черных перчаток и натянул себе на руки.
А затем этот юный Пионер двинулся на Велча. Он приближался медленно, экономя свои усилия, словно спешить ему было некуда. Велч начал было смещаться вправо, но комната была небольшой, и слегка сместившись в ту же сторону, Трок продолжил блокировать ему выход.
— Слушай, парень, предупреждаю последний раз. Я ведь могу тебя пополам сломать. Не надо никаких глупостей.
Единственным плюсом в сложившейся ситуации было то, что Трок не позвал на помощь. Очевидно, он рассчитывал справиться самостоятельно. И Велч знал, что в этом кроется его ошибка.
Как только Трок оказался в зоне досягаемости, Велч бросился на него. В молодости Лу работал вышибалой в баре, после этого прошел отличную подготовку в рядах Вооруженных Сил. До сих пор инстинкты и навыки позволяли ему с первого же удара вырубить любого противника, и теперь он пустил в ход свои умения. Он сделал ложный выпад левой рукой, а затем быстро ударил справа. Это был хороший удар, резкий выпад от бедра.
Трок отбил его в сторону с такой легкостью, словно имел дело не с опытным спецназовцем, а с малолетним ребенком. Удар Велча скользнул по груди Трока, не причинив ему вреда.
Лу сделал выпад еще раз. Трок чуть-чуть отступил назад, и кулак Велча просвистел вовсе мимо него, зато Лу в результате потерял равновесие, и прежде чем успел вновь занять боевую стойку, Трок стремительно нанес ответный удар. Его движение не укладывалось ни в один известный Лу стиль, но оказалось быстрым, как молния, и неотразимым, как выстрел из пушки.
Лу попытался выставить защиту, но Трок пробил ее, будто перед ним была бумажная салфетка. Первый удар заставил Велча согнуться пополам, а следующий обрушился на его лицо. Лу упал, кровь фонтаном брызнула из его разбитого и мгновенно распухшего носа.
Велч попытался сказать что-нибудь, выказать браваду и произнести <Хороший удар, сынок>, но обнаружил, что больше не в состоянии говорить. У него родилось очень неприятное подозрение, что <сынок> сломал ему челюсть, и просто боль пока что не спешила накатить на него в полную силу.
А Трок тем временем схватил Велча за волосы и поднял на ноги, словно тело землянина было невесомым, и Лу даже поверить не мог, что в торсе подростка может таиться такая мощь. Велч все еще не понял серьезность ситуации, будучи слишком удивлен физической силой своего оппонента. Трок вцепился в него железной хваткой, одной рукой ухватив за загривок, а другой за пояс, и так мощно шмякнул Велча об стену, что на ней образовалась трещина.
Сила удара была такова, что у Лу в буквальном смысле слова звезды посыпались из глаз. На мгновение он увидел, как в черноте космоса Вавилон 5 летит по орбите среди светил, но тут ему стало дурно, и Велч вдруг вспомнил, что любоваться звездами сейчас не время. Он осознал, что на самом деле находится в пылу сражения, вот только происходящее больше походило теперь не на сражение, а на избиение.
<Бейся! Сделай что-нибудь! Дай понять этому юнцу, кто есть кто!> Лу выкрутился из объятий Трока с нежданно обретенной крепостью, и, обернувшись, со всей мощью врезал ему по пузу. Кулак Велча угодил в желудок подростка, который оказался крепким, как скала. У Лу успела промелькнуть мысль, что так он мог бы себе и руку сломать.
И тут комната вдруг завертелась вокруг него. Выход внезапно показался совсем неподалеку, и Лу попытался заставить себя полететь в его сторону. Поначалу показалось, что тело не отвечает на его приказы, но затем оно начало двигаться...
...И Лу обнаружил, что летит куда-то. На краткое опьяняющее мгновение он и вправду подумал, что обрел способность летать, но затем понял, что Трок попросту оторвал его от пола и держит вниз головой. А затем пол вдруг начал приближаться с головокружительной скоростью, и неминуемое столкновение обрушилось на Велча волной боли, лишив его возможности не только пошевелиться, но даже и вздохнуть. Колено Трока уперлось ему в спину, а руки юноши обхватили его голову.
<Покажи ему, кто есть кто!> — еще успела промелькнуть мысль в голове у Лу, и тут Трок резким и беспощадным движением свернул ему шею.
* * *
Трок не отпускал рук до тех пор, пока не почувствовал, что пульс противника исчез. Ему показалось любопытным, как это могло быть, с медицинской точки зрения, что он ощущал пульс землянина еще в течение нескольких секунд после того, как тот явно уже должен был умереть. Непонятно, то ли человек продолжал жить со свернутой шеей, то ли это был просто посмертный рефлекс. Впрочем, решил Трок в конце концов, большой разницы нет, результат все равно один и тот же.
Он, наконец, ослабил свою хватку и поднялся, встряхивая затекшими ладонями. А затем повернулся, и увидел в углу своего кабинета серую фигуру. На мгновение ему показалось, что это просто тень, которая почему-то, отделившись от сумрака, начала жить собственной жизнью.
Трок замер, парализованный ужасом. Пока он дрался с Лу Велчем, его сердца даже не сбились с ритма. Он просто выполнял то, что положено в таких случаях согласно инструкции, и выполнил это едва ли не более проворно и эффективно, чем на тренировках. Он действовал настолько машинально, что с тем же успехом мог бы просто наблюдать со стороны, как кто-то посторонний бьется с чужаком.
Но то, что Трок увидел перед собой теперь, поразило его до глубины души. Он почувствовал странную смесь ужаса... и...
...почтения.
— Кто ты? — Трок попытался по-прежнему говорить командным голосом, вот только на деле его вопрос прозвучал едва ли громче, чем шепот.
— Шив'кала, — ответило серое существо. Оно нагнулось и подняло что-то вроде странного покрывала с трупа Лу Велча. Тихим шепотом, обращаясь в большей степени к самому себе, чем к Троку, существо прошелестело: — Это принадлежит нам. Должно быть, он пришел, завернувшись в это. Я не знаю, откуда он взял его. В конце концов, оно не спасло его от меня. Я обезвредил это, чтобы ты смог заметить его, и ты сделал все остальное... очень хорошо. Наши тайны не раскрыты. — Серое существо взглянуло своими обсидиановыми глазами Троку прямо в лицо. — Возможно, у тебя есть желание убрать из его кармана инфокристалл.
— Кто ты такой? — спросил Трок, без малейшего намека на браваду в голосе.
Шив'кала сделал шаг вперед и коснулся своей лапой виска Трока. Трок попробовал было отпрянуть назад, но не смог даже пошевелиться.
— Я, — тихо сказал Шив'кала, — просто плод твоего воображения.
Трок моргнул, вздрогнул, сам не понимая почему, и окинул взглядом опустевшую комнату. А затем услышал шаги позади себя и обернулся. Там стояли несколько Пионеров Центавра. Увидев лежавший на полу труп, они разинули рты в нескрываемом изумлении, а затем безмолвно уставились на Трока.
Трок не стал им ничего объяснять. Это представлялось ему излишним. Он просто коротко приказал, указав рукой на безжизненное тело:
— Избавьтесь от этого, — и, подумав немного, добавил: — И уничтожьте кристалл из его кармана.
Приказ был незамедлительно исполнен. Кристалл, записанный Лу Велчем, выбросили на пол и раздавили каблуком военного сапога. Тело Велча, упакованное в мешок, бесцеремонно уволокли вниз по лестнице, и голова Лу при этом ритмично колотилась об ступени, так что могло создаться впечатление, будто по лестнице тащат мешок с капустой. Затем Пионеры, которым Трок отдал распоряжение, постарались утащить тело куда-нибудь подальше от их штаб-квартиры, и выкинули его в темной аллее. А затем убрались восвояси.
Долгое время Лу лежал там, и прохожие безучастно проходили мимо мешка, в котором, очевидно, лежал какой-то мусор. А затем появилась фигура, облаченная в робу с надвинутым на голову капюшоном. Никто не обратил внимания на таинственного пришельца, поскольку, казалось, даже если прохожим и удается взглянуть в его сторону, их взоры скользят мимо фигуры, не замечая ее. А пришелец тем временем опустился на колени возле мертвого тела, приоткрыл верхнюю часть мешка и сдернул его с головы убитого, чтобы проверить свои подозрения насчет того, кого он может увидеть. От удара об стену лицо убитого раздулось, превратившись в мерзкую черно-синюю массу, покрытую запекшейся кровью. И тем не менее пришелец сразу же узнал его.
— Несчастный пройдоха, — пробормотал Финиан. — Вир будет совсем не в восторге от твоих проделок.
— — — — — Глава 5 — — — — —
— Я хочу увидеть его труп. Кто бы ни был повинен в этой смерти, я хочу увидеть его труп.
Гарибальди прямо-таки дрожал от едва сдерживаемой ярости. Он только что прибыл в морг, куда его пригласили, чтобы идентифицировать тело некоего Лу Велча, землянина. Недвижное тело Велча лежало на постаменте, и вокруг него стояли Гарибальди, Г'Кар и Дурла, и лица у всех троих были чрезвычайно мрачными. Неподалеку замер в ожидании бесстрастный коронер.
— Император сожалеет, что такое могло произойти здесь, — начал Дурла.
— Император сожалеет. Другими словами, вы хотите сказать, что он даже не удосужился появиться здесь.
— Есть много неотложных дел, которые требуют его участия...
— Так же, как и у этого парня! — оборвал его Гарибальди, указывая пальцем на труп Велча. — Но он не примет в них участия, поскольку один из вас, ублюдков, сделал с ним вот это!
— Мистер Гарибальди, я возмущен вашими высказываниями...
Гарибальди жестом заставил его замолчать.
— Спросите меня, не все ли мне равно, — отрезал он. — Давайте проясним это раз и навсегда, Министр. Кто бы ни был виновником убийства, я желаю, чтобы его голова была преподнесена мне на блюде с каким-нибудь приятным гарниром типа лимонных долек, и я требую, чтобы это было сделано немедленно!
— Майкл, твои желания и требования ничего не изменят, — мягко возразил Г'Кар.
— Знаешь что, Г'Кар? Мне наплевать! Если я спущу им это, то от этого все равно ничего не изменится, точно так же как от моих криков ничего не изменится в моих легких!
— Мистер Гарибальди, мы глубоко сожалеем о случившемся, — сказал Дурла. — Но печальная правда состоит в том, что на Приме Центавра уровень преступности и бытового насилия ничуть не меньше, чем во всех остальных мирах...
Гарибальди обошел вокруг постамента и вплотную приблизился к Дурле.
— Он погиб не случайно. Он что-то нашел, и за это был убит одним из ваших людей.
— Что-то нашел. И что же это могло бы быть?
— То, что вы, ребята, на самом деле пытаетесь здесь провернуть.
Дурла прищурился.
— Если у вас есть какие-нибудь конкретные обвинения, — сказал он, — то я посоветовал бы вам поскорее предъявить их непосредственно Президенту Шеридану. Если же нет, то был бы благодарен, если бы вы не стали разбрасываться безосновательными заявлениями, поскольку они не могут послужить делу смягчения трений между нашими расами. Насколько мне известно, мы были вполне откровенны по всем поставленным вами вопросам, и доказали, что ваши обвинения по поводу военного строительства, якобы начатого на Приме Центавра, безосновательны. Какой бы печальной ни была нынешняя ситуация, всем нам меньше всего нужно осложнять ее беспочвенными обвинениями, к тому же не имеющими к этому трагическому происшествию непосредственного отношения.
Гарибальди обдумал слова Министра; а затем подался вперед так, что его лицо оказалось буквально вплотную к лицу Дурлы. И заговорил настолько тихим голосом, что даже с такого близкого расстояния Дурла с трудом мог расслышать его.
— Если я все-таки выясню, что вы, или один из тех, кто отчитывается непосредственно перед вами, имели какое-нибудь отношение к этому... То, Богом клянусь, Министр, я убью вас собственными руками.
— Я бы не советовал вам так поступать, — спокойно ответил Дурла. — Это создаст инцидент, не нужный ни нам, ни вам.
— Инцидент у нас уже есть, — парировал Гарибальди, указывая на Велча. — И кто-то должен за это заплатить.
Руки Гарибальди сделали выразительное движение, словно он пытался задушить некоего невидимого противника. И тут раздался резкий голос:
— Не думаю, что угрозами можно помочь делу.
— Посол Котто, — моментально откликнулся Дурла. — Вы появились как нельзя вовремя.
— Или не вовремя, все зависит от точки зрения, — ответил Вир. Он пересек морг, тревожно оглядываясь по сторонам. — Что-то здесь слишком холодно, — продолжил он. Затем взглянул на тело, лежавшее на постаменте, не сумев скрыть своего смятения. Эта черта Вира всегда нравилась Гарибальди. Вир не умел прятать свои чувства. С его лица информация считывалась столь же легко, как с инфокристалла.
По крайней мере, так считал Гарибальди когда-то. Теперь, однако, ему казалось, что вокруг Вира царит атмосфера загадочности, чего раньше никогда не было. Гарибальди вынужден был признаться себе, что Вир сильно изменился с тех пор, как они виделись последний раз, и, возможно, не в лучшую сторону.
Вир повернулся к коронеру.
— Причина смерти уже установлена? — спросил он.
Ответил ему, однако, не коронер, а Гарибальди.
— О, да. Причина в том, что он оказался не в том месте не в то время, и нашел нечто такое, чего ему знать не следовало, и за это был убит.
— Это очень серьезное обвинение, Мистер Гарибальди.
— Эй! — воскликнул Гарибальди. — Ведь Лу не при переходе улицы в неположенном месте задержали! Его убили! Если говорить о преступлениях, то ничего более серьезного даже и представить нельзя. А серьезные преступления означают серьезные обвинения — и жестокие наказания за них.
И тут в разговор снова вступил Г'Кар.
— В данный момент, Мистер Гарибальди, единственный, на кого пало наказание, это вы сами. О, конечно, никто при этом не станет обвинять вас в том, что раз вы притащили Мистера Велча сюда с собой, то несете ответственность за его смерть.
— Ты на чьей стороне? — спросил Гарибальди, вперив в Г'Кара пронзительный взгляд.
— На твоей и на его, — не задумываясь ответил Г'Кар. — Но, как бы то ни было, Мистер Велч покинул нас, и я не думаю, что вам, Мистер Гарибальди, удастся помочь кому-нибудь, разыгрывая здесь истерику. Будет расследование, и мы не сможем ускорить его, равно как и не создадим для него мало-мальски подходящую атмосферу, если будем просто набрасываться на людей в этой комнате.
— Спасибо за понимание, Гражданин Г'Кар, — сказал Дурла.
Г'Кар взглянул на Министра огненным взглядом, и слова благодарности застряли у того в горле.
— Я не нуждаюсь в одобрении с вашей стороны, Министр, и не прошу об этом. Я хочу от вас лишь содействия... так же как и от вас, господин Посол. Если вы желаете сохранения чего-то, хоть отдаленно напоминающего нормальные отношения, между вашим народом и Альянсом...
— Нормальные отношения? — Вир горько усмехнулся. — Слушайте, Г'Кар, мне очень неловко напоминать вам, но в данный момент <нормальные отношения> означает <Мы следим, не появится ли у центавриан хоть малейший намек на агрессивное поведение, и для этого посылаем людей, таких, как вы, наблюдать за нами... и получать в результате нечто подобное вот этому>, — и Вир указал на труп Велча.
Г'Кар подошел к Виру, глядя на него внимательно и изучающе, словно рассекая на части своим взором.
— Мы полагаемся на вашу помощь в улаживании трагического инцидента, Посол. Потому что, если это для вас чего-нибудь стоит... Я всегда испытывал огромное уважение к вам.
Более резко, чем могли ожидать Г'Кар или Гарибальди, Вир ответил:
— Давайте будем объективны, Гражданин Г'Кар. Вы обагрили мои ботинки своей кровью, каждая капля которой должна была символизировать одного мертвого Нарна, будто их смерть была на моей совести (12). Никто во всей Вселенной никогда не заставлял меня чувствовать себя более ничтожным, чем это сделали вы в тот раз. Так что, надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что ваши претензии на вечное уважение ко мне... скажем так, стоят не очень дорого.
Похоже, ни Г'Кар, ни Гарибальди не могли найти, что можно было бы высказать в ответ на эту сентенцию. Наконец, после долгого молчания Гарибальди, бросив еще раз взгляд вниз на убитого Велча, положил руку на его холодное плечо и прошептал:
— Прости, Лу.
И после этого быстрым шагом, не оборачиваясь, вместе с Г'Каром покинул морг.
— Трагедия, — сказал Дурла, качая головой. — Такая трагедия.
— Министр... Я бы хотел ненадолго остаться с ним наедине. — Вир посмотрел на Дурлу, затем на коронера. — Если, конечно, вы не возражаете.
— Наедине? — спросил коронер. — Зачем?
— Я знал этого человека, — ответил Вир. — Он был моим другом, в своем роде. И я... хотел произнести несколько молитв. От себя лично. Я уверен, вы поймете меня.
— Ну, конечно, я вас вполне понимаю, — сказал Дурла, который, похоже, вовсе не мог этого понять, но спорить ему тоже не хотелось. — Надеюсь, у вас найдется время заглянуть во дворец во время нынешнего визита? Скажем, хотя бы затем, чтобы передать привет Мэриэл?
— Возможно, — ответил Вир. — Благодарю вас.
Двое центавриан покинули морг, оставив Вира наедине с Велчем. Вир воззрился на погибшего, молча качая головой.
— Как ты ухитрился так быстро добраться сюда?
Этот вопрос задал Финиан, который только что практически материализовался прямо возле Вира. В своих руках техномаг сжимал посох, которого Вир у него раньше не наблюдал. К счастью, Вира теперь уже было практически невозможно испугать. Он просто взглянул на техномага и спросил:
— Коронер видел, как ты заходил?
Финиан в ответ молча взглянул на Вира, словно говоря глазами: <Ох, пожалуйста>.
Вир рассудил, что этот взгляд и служит ответом, и продолжил:
— Что ты имел в виду под словами <быстро добрался>?
— Я имел в виду, что совсем недавно направил тебе на Вавилон 5 послание, где и рассказал о случившемся. Как ты сумел покрыть это расстояние так быстро?
— Я не получал твоего послания, — ответил Вир. — Я... — Прежде, чем заговорить вновь, он машинально оглянулся по сторонам, словно опасаясь, не подслушивает ли кто-нибудь. А затем продолжил, на всякий случай понизив голос: — Со мной по секретному каналу связалась Мэриэл, когда узнала, что Г'Кар и Гарибальди направляются сюда. Она решила, что пока они пребывают на Приме Центавра, мне лучше тоже быть где-нибудь поблизости. Я полагаю, она права, хотя и сомневаюсь, что она могла ожидать подобного исхода. — Он взглянул на Финиана. — Что случилось? Ты бы не появился здесь без серьезных на то оснований.
— Он использовал технологию Теней.
— Технологию Теней? — Услышанное не укладывалось в голове Вира. — Да где же он мог раздобыть ее?
— Я не знаю, — признался Финиан. — Быть может, это просто случайность. Хотелось бы мне верить, что это именно так. Он использовал Сеть-невидимку. Она обеспечила ему некоторую невидимость. Когда он вышел в ней в город, наши сенсоры засекли это, и я сумел его выследить. И подоспел как раз к тому моменту, когда его тело в мешке вытаскивали из здания. Я проследил за парнями, которые выкинули труп на свалку.
— Что за здание? Можешь мне его показать?
— Да, — равнодушно ответил Финиан. — Каждый мог бы его показать. Похоже, это тот самый замок, который воздвигли себе ваши очаровательные м?лодцы, иначе именуемые Пионерами.
Вир простонал. Это была вовсе не та новость, которую он услышал бы с радостью. Пионеры Центавра — слуги Дурлы, цепные псы Лионэ. Проблема не из легких.
— Он ведь нашел что-то, не так ли? — спросил Вир, указав на Велча.
— Я так полагаю.
— Хотелось бы мне знать, что именно.
— Это... можно узнать.
Вир встрепенулся.
— Что? Как узнать?
Финиан повернулся к нему и медленно проговорил:
— Мозг... это величайшее природное технологическое чудо. Но в конечном счете выясняется, что в принципе мозг не сложнее компьютера. А данные можно выгрузить из любого компьютера... даже из разбитого.
— Значит, вы... можете извлечь информацию из него? Даже притом, что он уже умер?
— Теоретически, да. Но на практике мне еще никогда не доводилось заниматься этим самому... хотя техника операции мне известна. Мне просто... не хотелось бы этим заниматься. Гвинн или Гален смогли бы действовать гораздо хладнокровнее, чем я. Но у Галена проблемы с Капитаном Гидеоном, а Гвинн поручили собственную миссию. Так что, боюсь, извлечением информации придется все же заняться мне самому.
— Это сложно?
— Да, немного. Но я прихватил кое-что себе в помощь, — сказал Финиан, и крепче сжал посох.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Да. Обеспечить, чтобы коронер не вернулся сюда в самый неподходящий момент.
— Ну, конечно, — ответил Вир, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
— Мне потребуется несколько минут.
— Очень хорошо.
— О, и еще, пока ты не ушел, дай мне, пожалуйста, свое режущее орудие, если не возражаешь.
Вир не возражал, и отдав клинок, ушел к коронеру. Тот, в свою очередь, как раз собирался уже возвращаться в морг, и Виру вновь пришлось импровизировать, не имея ни секунды времени на размышления. На сей раз он ударился в слезы.
— Великий Создатель! — удивился коронер. — Он был так близок вам?
— Я любил его как брата! — воскликнул Вир. Он даже не смог добраться до стула, а рухнул, рыдая, прямо на пол. Найти источник вдохновения, чтобы заставить себя выдать натуральные слезы, ему было несложно. Для этого требовалось лишь нарисовать перед собой жалостную картину всего, случившегося с ним, и всего, сделанного им за последние годы, и слезы накатили сами собой. Запасы их казались неисчерпаемы; Вир решил, что это следствие тех ограничений, которые он наложил на себя и строго соблюдал в повседневной жизни.
Как следствие, коронер с успехом оказался отвлечен на поиски какого-нибудь успокоительного средства, которое могло бы унять нервы Вира. Наконец, ему это удалось, и он вручил Виру таблетки, который тот не замедлил с благодарностью забросить себе в рот и запрятать понадежнее за щеку, чтобы невзначай не проглотить их. Когда же коронер на секунду отвернулся, Вир тут же выплюнул подношение и засунул таблетки себе в карман.
— Вам лучше? — заботливо спросил коронер.
Вир, который все еще чувствовал, как вокруг него витает дух трагедии, молча кивнул.
— Мне так жаль, что вам пришлось пережить такое потрясение, — сказал коронер. — Ваша душа, Посол, это само сострадание.
— Да, я знаю, — совершенно искренне подтвердил Вир.
— Вам надо выпить. Идемте... Я закроюсь сегодня пораньше, и мы уйдем отсюда и сможем поговорить о более приятных вещах. — Коронер поднялся и направился в зал, где лежало тело Лу Велча.
— Нет, постойте! — воскликнул Вир. — Эээ... побудьте здесь, еще несколько минут, пока лекарство подействует!
— Не волнуйтесь, Посол, все будет хорошо. Я вернусь сию же секунду. Тело уже и без того слишком долго пролежало не на месте.
— Но если вы сейчас... — начал было Вир, но коронер уже ушел. Вир похолодел. В последней отчаянной попытке предупредить Финиана о том, что кто-то идет, он закричал во все горло:
— Но нужно ли вам возвращаться туда? Вы уверены, что вам это и в самом деле нужно?
А в следующий момент Вир услышал жуткий вопль коронера и понял, что Финиан обнаружен. Он поднялся на ноги и бросился вслед за коронером, не представляя еще, что он будет говорить или делать дальше, но с решимостью что-то все-таки предпринять.
Впрочем, когда Вир забежал внутрь, то увидел, что за исключением живого коронера и мертвого Велча, комната пуста. Вот только коронер был бел, как простыня. Непохоже, чтобы ему было дурно; безусловно, он уже всякого насмотрелся в своей жизни, чтобы проявлять подобную слабость. Но, судя по его поведению, он едва сдерживал ярость.
— Кто сделал это? — резко спросил коронер и повторил. — Кто сделал это?
— Сделал что? — недоуменно спросил Вир.
И тут он заметил.
Верхняя часть головы Велча была аккуратно срезана. Большая часть мозга землянина была тщательно и аккуратно вынута из черепа и лежала на поддоне рядом с телом, и Виру на мгновение показалось — хотя, наверняка, это было лишь игрой воображения — что вынутый мозг пульсирует, словно живет своей собственной жизнью.
Но в следующий момент ему уже было не до шевеления мозгов Велча, реального или воображаемого, потому что в движение пришел собственный желудок Вира, который попытался вывернуться наизнанку в непроизвольных рвотных позывах. Вир понял, что сдержаться он не сможет. Единственное, что он еще успел — это добраться до ближайшего мусорного бака и сунуть в него голову, и в тот же момент все, что было съедено им за последние двенадцать часов, с решительностью вырвалось на свободу.
* * *
Свежий воздух раннего вечера принес некоторое облегчение Виру. Он стоял возле морга, прислонившись спиной к стене здания, и ноги его дрожали. Он принес извинения коронеру, которые были с легкостью приняты. С учетом новых обстоятельств, у того начисто отпало желание идти куда-либо, и он пообещал Виру провести самое тщательное расследование возмутительных обстоятельств неслыханного глумления над телом Лу Велча.
— Вир.
Вир вдруг сообразил, что кто-то уже несколько раз произнес его имя, а он всего лишь четвертый или пятый раз услышал его. Он обернулся и увидел Финиана, который стоял посреди аллеи и жестом приглашал Вира подойти к нему. Охваченный холодной яростью, Вир немедленно двинулся на техномага, поджидавшего его в сумраке аллеи.
— Как вы посмели? — свирепо прошипел он, с такой яростью, будто во рту у него скрежетали камни.
Но у Финиана сейчас начисто отсутствовало то легкомысленное спокойствие, которое обычно было свойственно техномагам. Наоборот, он выглядел не менее потрясенным, чем Вир.
Техномаг, обернувшись к Виру, поднял свои руки, покрытые запекшейся кровью.
— Уж не думаешь ли ты, что мне забавно было этим заниматься? — спросил он. — Ты, по крайней мере, смог позволить себе настолько расслабиться, чтобы опорожнить свой желудок прямо там, в морге! А я даже этого не мог. Во всяком случае, до тех пор, пока не выбрался наружу. — Финиан с подавленным видом облокотился на стену, и Вир только сейчас обратил внимание на дурной запах дыхания техномага, явно свидетельствовавший о только что пережитом приступе дурноты, не менее свирепом, чем у Вира. Как бы это ни было противно, Вир понял, что испытывает некоторое злорадство по этому поводу.
— Должен был быть какой-то иной способ, — решил настаивать на своем Вир.
— О, может, ты мне его тогда подскажешь? — огрызнулся Финиан. — Долгие годы тренировок в искусстве техномагии помогли тебе найти его, не так ли? Я не вурдалак, Котто. Я не извращенец, который, возможно, получает наслаждение, разрывая на части мертвые тела. Я всего лишь выполнил свой долг. Мы все должны выполнять свой долг. Просто некоторые почему-то по-ханжески к этому относятся.
— Мне просто... — Вир попытался взять себя в руки. — Просто жаль, что ты не предупредил меня заранее.
— Поверь мне, если бы я предупредил заранее, у тебя исчезло бы всякое желание узнать, что нашел Велч.
Вир понимал, что Финиан прав. Если бы, отвлекая внимание коронера, он знал, чем в это время занимается Финиан, ужасное зрелище, которое нарисовало бы ему воображение, лишило Вира всякой способности выполнить свою часть работы. Видя, что дальнейшая дискуссия лишена всякого смысла, он вздохнул:
— Ну ладно, так... тебе удалось выяснить то, что нам нужно?
— Трок.
— Трок. — Вир поначалу не сообразил, что к чему, но затем, осознав сказанное, изумился. — Трок? Тот, который Пионер Трок? И это он убил Лу Велча?
Финиан кивнул.
— Убил. Голыми руками.
— Великий Создатель, — прошептал Вир. — Я же знаю его. Он... всего лишь мальчик...
— Он такой мальчик, которому даже я не хотел бы перейти дорогу, — ответил Финиан.
— Но зачем он убил Велча?
Финиан сжато, но не упуская ни одной важной детали, изложил Виру все происшедшее. Рассказал ему о центаврианских новостройках, о приграничных мирах, на которых ведется военное строительство, о секретных планах, поддержанных Центаурумом. Пока он рассказывал, Вир просто стоял и слушал, качая головой... не потому, что не верил рассказу, но просто в голове у него не укладывалось, что подобное может происходить с тем миром, в котором он родился и вырос.
— Я так понимаю, — добавил Финиан, — что в этом убийстве замешан еще и Дракх. Не могу сказать наверняка, потому что если там и был Дракх, то он ни разу не показал себя, пока Велч был жив. Но это единственное правдоподобное объяснение, почему маскировка Велча отказала в самый критический момент.
— И... что нам делать теперь? Надо рассказать обо всем...
— Кому рассказать? — тихо спросил Финиан. — Что рассказать? Среди власть имущих нет никого, кому ты мог бы по-настоящему доверять, да даже если бы такого и нашел... Тебе нечего было бы предъявить. Что бы ты сказал? <Техномаги вынули мозги у Лу Велча и извлекли из них информацию, согласно которой его убил Трок>? Пойми, Вир, доказательств у тебя нет, и любая попытка добыть их приведет к тому, что твой труп будет положен рядом с трупом Лу Велча.
Вир неохотно кивнул. В словах Финиана вновь не к чему было прицепиться.
Вир повернулся и сделал пару шагов, затем остановился вновь.
— Ну, хорошо, — сказал он, наконец. — Моя главная задача сейчас, это не допустить, чтобы ситуация стала еще хуже, чем она уже есть. И есть только один способ добиться этого. Но мне от тебя кое-что понадобится...
Вир обернулся к Финиану, и обнаружил, что техномага уже нет.
— Если он не прекратит эти свои штучки, я сам убью его, — пробормотал Вир про себя.
* * *
Вир считал абсолютно необходимым, чтобы его разговор с Г'Каром и Гарибальди произошел достаточно далеко от дворца. Для этого он выбрал то место, где когда-то давным-давно Сенна любила проводить время со своим экстравагантным учителем, всматриваясь в облака, наблюдение за которыми рождало интересные мысли насчет будущих судеб Примы Центавра. Правда, Вир ничего об этом не знал, хотя и случилось так, что будущее Примы Центавра стало теперь первоочередной заботой и для него.
Впрочем, самой насущной его заботой было добиться того, чтобы крики разъяренного Гарибальди не разносились эхом по всем окрестностям. Такой инцидент, безусловно, не способствовал бы успеху попыток направить дальнейшие события в нужное русло.
Однако об этом, как выяснилось, можно было как раз и не беспокоиться. Когда Майкл Гарибальди достигал такой степени ярости, как сейчас, он начинал говорить тихо, едва ли не шепотом.
— Во-первых, — начал он очень медленно и очень зловеще, — я желаю знать все, о чем ты сейчас умолчал.
Вир вынужден был отдать должное проницательности Гарибальди. Ведь он, действительно, далеко не все рассказал ему. Он сказал, что в смерти Лу повинны Пионеры Центавра, но не стал говорить, кто именно. Он сказал им, как умер Велч, но не упомянул о возможном вмешательстве Дракха, которое и лишило Лу маскировки. И, наконец, он рассказал им о военном строительстве, но не стал вдаваться в детали того, как ему самому стало обо всем этом известно.
— Я рассказал уже все, что мог.
— Вир...
— Ну, ладно, ладно, — разозлился Вир. — Некий техномаг вскрыл череп вашего друга, вынул у него мозги и извлек из них всю эту информацию. Вы счастливы?
Гарибальди в ярости замахал руками и повернулся к Г'Кару.
— Ты с ним поговори, — сказал он Нарну, указывая на Вира.
— Вир, — осторожно начал Г'Кар, — тебе надо понять: прежде чем мы сможем начать действовать, основываясь на твоих сведениях, нам нужно...
Но Вир не дал Нарну закончить свою мысль.
— Нет, — решительно сказал он. — Вы не будете действовать, основываясь на моих сведениях.
Г'Кар и Гарибальди, которым обоим никак не сиделось на месте, разом остановились и уставились на Вира.
— Что? — спросили они хором.
— Вы не будете действовать, основываясь на моих сведениях, — повторил Вир. — Я рассказал вам все это лишь для того, чтобы вы могли убедиться — мне можно доверять. Но вы не можете, не смеете ничего предпринимать. Единственный, кому вы можете пересказать мои слова, это Шеридан, и то лишь в том случае, если он тоже пообещает ничего не предпринимать.
— Ты рехнулся, — констатировал Гарибальди. — Г'Кар, скажи ему, что он рехнулся!
— Что ж, — начал Г'Кар, — я полагаю, что если мы как следует обдумаем...
— Г'Кар!
— Ты рехнулся, — сказал Виру Г'Кар.
— Нет, не рехнулся, — возразил Вир. — Вот если бы из-за меня весь Альянс узнал, что здесь происходит, и пришел бы за Примой Центавра, вот тогда я согласился бы с вами, что рехнулся.
— Мне глубоко наплевать на эту вашу Приму Центавра, — заявил Гарибальди.
— Да, вы продемонстрировали это совершенно недвусмысленно. Но, увы, я такую постановку вопроса даже и обсуждать не намерен.
— И ты полагаешь, что мы позволим всему этому безобразию продолжаться? Ты это хочешь сказать?
— Нет. Вы опять неправильно меня поняли. Я хочу сказать, что именно Я не позволю этому безобразию продолжаться. Я хочу сказать, что именно Я буду действовать, основываясь на изложенных мною сведениях.
— Ты, — скептически продекламировал Гарибальди. — Ты, Вир Котто. Ты хочешь кому-то чего-то не позволить. Ты собираешься что-то там сделать.
Вир приблизился вплотную к Гарибальди, и в глазах его была такая холодная ярость, что Гарибальди невольно попятился.
— Мне показалось, я услышал высокомерие в вашем голосе, Мистер Гарибальди. Я знаю, о чем вы думаете. Вы считаете, что я ни на что не способен. Что я глуп. И вы считаете, что хорошо знаете меня. Но вы меня совсем не знаете, Гарибальди. Наверно, теперь даже я сам не знаю до конца, на что я способен. Но я знаю точно одно: это внутреннее дело Примы Центавра, и мы, центавриане, сами с ним справимся.
— И каким же, интересно, образом? Кто здесь у вас в состоянии с этим справиться?
— Я, — скромно ответил Вир. — Поверьте мне, Гарибальди, вам гораздо лучше видеть меня своим союзником, а не врагом. И я даю вам возможность выбрать между этими двумя вариантами, прямо сейчас. Немедленно. Выбирайте.
Гарибальди ощетинился, больше всего на свете его злило, когда в лицо ему пихали ультиматумы. Но прежде, чем он успел ответить что-нибудь, Г'Кар положил ладонь ему на плечо и потянул слегка, приглашая Гарибальди отойти в сторону, и подкрепив свое приглашение еще и легким кивком головы. С трудом сдерживая себя, Гарибальди последовал за Г'Каром. Они удалились на почтительное расстояние от Вира, и тогда лишь решились заговорить, понизив голоса.
— Ты что, хочешь, чтобы я согласился на все это? Вот так вот все это и оставил? — начал Гарибальди, не дав даже и рта раскрыть Г'Кару. — Шеридан прислал нас сюда, чтобы мы собрали информацию. Факты. Ты что, хочешь, чтобы я вернулся и сказал: <Извините, Мистер Президент, мы потеряли человека, да, и нашли кое-что... дребедень всякую... Но сделать мы ничего не можем, потому что иначе мы огорчим Вира Котто>. Но ведь ты сам видишь, что Вир по уши в дерьме! Ты сам видишь, что он стоит за всем этим!
— Успокойтесь, Мистер Гарибальди, — сказал Г'Кар. — Вы ведь и сами не верите в то, что говорите.
Гарибальди сделал глубокий вдох.
— Ну, хорошо, хорошо. Но, ведь, как бы то ни было...
— Смерть Лу Велча — это ужасно. Я не был столь уж близок с этим человеком, как вы, и я знаю, что вы чувствуете себя виновным, поскольку втянули его в авантюру, закончившуюся столь трагически. Но ведь на самом-то деле нас и в правду послали сюда собрать факты, и мы их нашли. Вопрос теперь стоит по-другому: надо решить, что делать с этими фактами.
— Мы расскажем Шеридану...
— И от нас будет зависеть, что он после этого предпримет. От нашего рассказа и тех рекомендаций, которые прозвучат из наших уст. И прежде чем вы выскажете ему эти рекомендации, Мистер Гарибальди, я предлагаю вам принять во внимание следующее. Альянсу, и особенно Земле, не нужны сейчас новые войны. Боевой дух сейчас весьма низок, потому что никакого лекарства от чумы Дракхов так до сих пор и не найдено.
— <Эскалибур> продолжает поиски. Гидеон докладывает, что он близок к успеху, — тут же заявил Гарибальди.
— То же самое он докладывал и в прошлом году, — не смутившись, продолжил Г'Кар. — Может, он и в самом деле близок. А может, он просто попал в ситуацию, которую ваш народ зовет Парадоксом Зенона, когда некто каждый раз проходит половину расстояния, оставшегося до цели, но самой цели так и не достигает.
— К чему ты ведешь?
— К тому, что очередные плохие новости, тем более настолько важные, сейчас вовсе никому не нужны.
— Ты что же, предлагаешь, что бы мы закрыли глаза на все это?
— Нет. Я предлагаю принять предложение Вира и позволить ему самому справиться с ситуацией. Если мы поступим именно так, то у нас с Шериданом появится очень важный союзник при императорском дворе Примы Центавра. Он станет для нас очень полезным источником информации. Кроме того, следует учесть и долгосрочную перспективу.
— Долгосрочную перспективу, — Гарибальди покачал головой. — Я не понимаю.
Еще больше понизив голос, Г'Кар сказал:
— Этот человек однажды станет императором. И потому будет мудро с нашей стороны уже сейчас начинать возводить фундамент для будущих прочных отношений. Вир Котто — это будущее Примы Центавра.
Гарибальди понадобилось время, чтобы переварить услышанное.
— Будущее Примы Центавра, — повторил Гарибальди. Затем указал пальцем на стоявшего в стороне Вира. — Он. Этот парень.
Г'Кар кивнул.
— И не будешь ли ты, Великий Мистик, столь любезен, чтобы разъяснить мне, как тебе удалось узнать об этом?
Сохраняя невозмутимость, игнорируя насмешливо-раздраженный тон Гарибальди, Г'Кар сказал:
— Однажды вечером, когда Вир был изрядно навеселе, он рассказал Лите Александер о пророчестве, сделанном некоей Леди Мореллой: центаврианской ясновидящей, точность предсказаний которой хорошо известна, даже в моем мире. В прежние времена Лита проводила много времени в компании со мной, и однажды поведала мне эту историю.
— То есть, я понимаю это так, — сказал Гарибальди. Несмотря на легкомысленный тон, он, похоже, не нашел ничего смешного в словах Г'Кара. — Ты говоришь мне, что узнал из третьих рук, что некая центаврианская гадалка предсказала Виру, что однажды он станет императором, и предполагается, что из-за этого я дарую прощение убийце Лу Велча и закрою глаза на то, что центавриане тайно готовятся к войне. И все это потому, что тебе, как ты выразился, <хорошо известна точность ее предсказаний>. Ну, а я вот никогда не слышал ни одного ее предсказания. Как же тогда мне убедиться, что эти предсказания действительно столь точны?
— Леди Морелла также предсказала Лондо, что ему суждено стать императором, за много лет до того, как это и в самом деле случилось.
Гарибальди промолчал. Он почесал свой затылок, потом оглянулся на Вира, который за все это время так и не двинулся с места.
— Удачное совпадение, — сказал он наконец.
Г'Кар пристально уставился на Гарибальди, а когда заговорил снова, Гарибальди понял, почему на родине Г'Кара почитают духовным вождем. Он говорил тихо, слова его были простыми, а в голосе звучала непоколебимая убежденность.
— Майкл, — сказал Г'Кар, впервые за все время их знакомства не прибегая к формальному обращению, — ты должен понять кое-что: да, впрочем, ты, наверно, где-то в глубине души и без меня давно все понял. Ты, я, Вир, Лондо, Шеридан... Нас нельзя считать обыкновенными людьми.
— Конечно, нет, — Гарибальди пока не совсем понимал, как ему реагировать на слова Г'Кара.
— Конечно. Мы не просто люди; мы — дети Судьбы, ты и я. Наши слова, дела, мысли и чувства... Они изменяют и формируют судьбы миллиардов других людей. Пусть даже мы вовсе и не стремимся к этому. Но мы родились в такое время, и оказались в таких обстоятельствах... мы были рождены, чтобы действовать, и своими действиями достигать неких результатов, и все для того, чтобы просто дать другим возможность прожить свою жизнь. Нам... просто выпал такой уж жребий. А коли уж нам выпал жребий быть детьми Судьбы, и коли уж Судьба приоткрывает нам себя, пусть даже малыми каплями... с нашей стороны будет величайшей глупостью игнорировать эти знаки, пренебрегать ими. Более того, проигнорировать их, значит, подвергнуть себя, а с заодно и миллиарды других людей величайшему риску. Сейчас, Мистер Гарибальди, наша галактика и без того в великой опасности. Стоит ли эту опасность усугублять?
Гарибальди долго стоял, размышляя. Затем, даже не взглянув в сторону Вира, жестом пригласил центаврианина подойти к ним. Вир поспешил последовать его приглашению, не пытаясь скрывать свою крайнюю обеспокоенность.
— Итак, вы хотите, чтобы все это осталось вашими местными разборками, — сказал Гарибальди. — Хотите все уладить по-тихому. Промолчать, чтобы Альянс не обрушил на вас всю свою огневую мощь, и не стер вас с лица Вселенной... точно так же, как вы в свое время пытались стереть Нарнов.
— Я бы сумел обойтись и без этой последней ремарки, но, в целом, да, суть вы передали правильно, — сухо ответил Вир.
— Хорошо, — сказал Гарибальди. — Попробуем играть по вашим правилам... Но при одном условии.
— И что это за условие?
— Вы просите, чтобы мы с зажмуренными глазами прыгнули через пропасть, просто поверив вам на слово. Но я не отношусь к числу любителей подобных прыжков, Вир. Я предпочитаю сначала внимательно осмотреть, куда и как мы будем прыгать. Вы просите о доверии? В таком случае я прошу о доказательствах. Покажите мне, что вы достойны доверия. Понимаете, о чем я говорю?
— Я... наверно, понимаю... — Вир кивнул, но затем решительно помотал головой. — Вообще-то, я не уверен. Пожалуй, даже совсем не...
— Кто-то убил Лу Велча. Этот кто-то должен заплатить за убийство, и если он заплатит, то я буду удовлетворен. Вы ведь знаете, кто убил Лу, не так ли.
— Да, знаю, — сказал Вир.
— Тогда я хочу, чтобы его сдали мне. Мне не важно, как вы это сделаете, какие дороги придется для этого расчистить. Но я хочу, чтобы вы сделали это.
— То, о чем вы просите, невозможно, — ответил Вир.
— Тогда невозможно и то, о чем просите вы. Что до меня, то я каждый день пытаюсь сделать хоть одно невозможное дело. Советую вам попрактиковаться в достижении такой же цели, и начать прямо сегодня. Понятно!?
Вир очень долго молчал, а затем сказал:
— Если я покараю убийцу Лу Велча... вы будете удерживать Альянс от вмешательства в дела Примы Центавра.
— До тех пор, пока это будет оставаться в моих силах. У вас будет возможность увести свое стадо от бойни. Но вы должны доказать мне, что способны на это. Мне все равно, как вы сделаете то, о чем я прошу. Просто сделайте. По рукам?
Гарибальди протянул Виру руку. Но Вир, однако, так и не пожал ее. Вместо этого он опустил свой взор в землю, а затем сказал очень тихо:
— Да, вы услышите о результатах.
И затем повернулся и ушел прочь, и Г'Кар с Гарибальди молча переглянулись.
— Он никогда не сможет выполнить обещанное, — сказал, наконец, Гарибальди. — Он сделает все, чтобы прикрыть этого ублюдка. Или изложит нам новые аргументы, почему его нельзя привести к нам.
— Я думаю, вы ошибаетесь, — ответил Г'Кар.
— По большому счету, я тоже на это надеюсь. Я бы очень желал увидеть, что у Вира все вышло. Сердце говорит мне, что он лучший из всех, кто живет на этой проклятой планете. Но с другой стороны, у меня руки чешутся самому найти того мерзавца, который убил Лу... и сделать с ним то же самое, что он сделал с Велчем. Так что, похоже, я выиграю при любом раскладе.
Гарибальди улыбнулся, но ничего, кроме боли, не было в этой улыбке.
— — — — — Глава 6 — — — — —
Вечер уже давно сменился ночью, когда Трок подошел ко входу в казарму Пионеров Центавра. Это было неприметное здание, совершенно непохожее на их главный штаб, который использовался для вербовки новых кадров и проведения официальных церемоний, и возвышался над городом как символ всего того великого и удивительного, чем являлась организация Пионеров Центавра. Но казарма была истинным домом Пионеров. Пожалуй, здесь Трок проводил даже больше времени, чем в своей собственной резиденции.
Двое других Пионеров, Муад Джиб и Клецко Супра, поспешали следом за Троком. Их лишь недавно приняли в организацию, и при вступлении сам Трок поручился за них. Он рассматривал этих подростков как своих протеже, рассчитывая воспитать преданных ему членов самой знаменитой и перспективной группы на всей Приме Центавра.
Муад и Клецко выказали некоторую нервозность прошлой ночью, когда Трок поручил им избавиться от тела землянина. Но после этого Трок провел с ними долгую воспитательную беседу, и теперь они выглядели гораздо спокойнее. Это принесло Троку некоторое облегчение. Ведь они же, в конце концов, Пионеры Центавра. Пионеры следят друг за другом и прикрывают друг другу спину. Муад и Клецко, конечно, изо всех сил старались выработать в себе тот же стоицизм и решительность, которыми отличался Трок, и он был уверен, что все у них пойдет наилучшим образом.
И тут некая тень отделилась от сумрака, лежавшего впереди.
Трок замедлил шаг и прищурил глаза, и Муад и Клецко притормозили вслед за ним. Буквально одно мгновение Трок испытывал странное ощущение дежа вю. Фигура, словно материализовавшаяся из сумрака... почему это кажется столь странно знакомым ему?
Но затем он узнал встречного.
— Посол Котто? — спросил Трок. — У вас проблемы?
Вир широко улыбнулся и раскинул руки в манере, которую с равным успехом можно было бы назвать и вкрадчивой, и искренней. С одной стороны, этот жест словно свидетельствовал о давнишних дружеских отношениях Вира с Троком; но одновременно он призван был продемонстрировать, что в руках у Вира не таится никакой опасности.
— Просто хотел немного поговорить с тобой, Трок. Можешь уделить мне время?
— Конечно, — ответил Трок. Его не особо беспокоил Посол Котто — неуклюжий идиот, дилетант, изображающий из себя дипломата. Он нес службу на бесполезном посту на Вавилоне 5, станции, населенной исключительно врагами Республики Центавра. Но поскольку Альянс и без того ненавидел центавриан, то что бы там Вир ни делал, вряд ли от этого могло стать хуже. Помимо прочего, Вир проиграл в карточной игре Министру Дурле свою женщину. Ну и кто он после этого? Правда, министры теперь относились к Виру с некоторым почтением, поскольку, почему-то, именно почтительным стало отношение к нему Министра Дурлы. Но Трок точно знал, кто такой этот Вир Котто: олух.
Впрочем, даже олухов следует время от времени ублажать. Трок кивнул Муаду и Клецко, и те удалились в казарму. Тогда он обратился к Виру:
— Чем я могу вам помочь?
— Я знаю, что ты убил Лу Велча.
Трок гордился своей невозмутимостью. Он много и усердно трудился, чтобы уметь всегда сохранять бесстрастный вид, чтобы ничто не могло застать его врасплох и вывести из равновесия. Но слова Вира, сорвавшиеся с его одутловатого, безжизненного лица, по эффекту могли сравниться с ударом дубиной по черепу Трока. И одно слово, одно злосчастное слово, сорвалось непроизвольно с его губ:
— Как...
Всего мгновение спустя после того, как слово вылетело из его рта, Трок уже хотел дать себе самому за это хорошего пинка под зад. Это слово было самым худшим из всего, что он мог сказать в подобной ситуации. Но не зря Трок был одним из самых выдающихся лидеров Пионеров Центавра. Не прошло и полсекунды, как к нему вернулась обычная сообразительность.
— ...такое могло придти к вам в голову? — закончил он фразу, так, что пауза между ее началом и завершением оказалась почти незаметна на слух.
Но только почти.
— Ох, да ну тебя, Трок, — сказал Вир таким тоном, будто они были давними закадычными друзьями. — Как тебе могло придти в голову, будто я этого не узнаю? Нет лучших защитников интересов Примы Центавра, чем ее Пионеры, и нет среди Пионеров Центавра более великой личности, чем ты. Коронер сказал, что землянина убили голыми руками. Это, конечно, всего лишь такая фигура речи. У убийцы были одеты перчатки. Кстати, ваша униформа включает также и перчатки... не так ли, Трок?
— Многие люди носят перчатки, — ответил Трок. — Ночной воздух сейчас весьма прохладен.
— Да, да. Это верно, — посочувствовал ему Вир. — К тому же, благодаря перчаткам, на теле убитого не остается следов, которые могли бы быть использованы для теста на ДНК.
— Посол, я не понимаю, о чем...
— Конечно, не понимаешь, конечно, не понимаешь, — поспешил заверить его Вир. Он обхватил юношу рукой за плечи, и тот сразу же насторожился. — Слушай, Трок... Несмотря на свою внешность, я вовсе не идиот. Я вижу, куда ветер дует. Я знаю, каким будет завтрашний день Примы Центавра, и я говорю тебе: вовсе не спутники Альянса будут нависать над нами и следить за каждым нашим шагом. Это будете вы, нынешние Пионеры Центавра. Вы стали зачинателями и двигателями нашего прогресса. В вас наше грядущее величие. И ведь наступит день, — Вир рассмеялся и шлепнул Трока по спине, — когда ты станешь одним из рулевых нашей Республики. Быть может, ветер удачи даже занесет тебя ко мне в начальники. И потому я пришел к выводу, что мне сейчас лучше всего быть во всем на твоей стороне, правильно ведь? Правильно?
— Правильно, — осторожно согласился Трок, по-прежнему пребывая в несколько большем недоумении, чем ему хотелось бы.
— Вот и хорошо, значит, ты понял, к чему я клоню.
— Ты хочешь сказать, — догадался Трок, внимательно следя теперь за каждым своим словом, — что если бы я имел какое-то отношение к гибели этого... как его звали?
— Велч. Лу Велч.
— Значит, если бы я был причастен к смерти Мистера Велча... То тебе было бы все равно.
— Трок, мы против них, — сказал Вир, склоняясь еще ближе к Пионеру, и тот ощутил алкогольный перегар в дыхании Вира. Попросту говоря, Посол был пьян. Вполне возможно, что к утру, проспавшись, он вообще не будет помнить об их разговоре. — Мы против них. И я... Я хочу быть среди нас. Пусть они — это будут они... А мы — это мы. Мы выстоим вместе, а порознь падем (13). Правильно ведь? Правильно?
— Правильно, — снова согласился Трок.
Вир кивнул и долгое время смотрел на Пионера, уставившись тому прямо в глаза столь пристально, что у Трока сложилось впечатление, будто Вир пытается отыскать какие-то сокровища, запрятанные в его черепе. Наконец, Вир отпустил его и сказал:
— Ты, Трок... далеко пойдешь.
А затем повернулся и, слегка пошатываясь, побрел прочь, во мрак ночи.
Трок проводил его взглядом, это жалкое подобие центаврианина, которое еще стремилось в этой жизни достичь... чего-то. Трок так и не понял, чего именно. Он был абсолютно уверен, что если ему самому в будущем Примы Центавра уготовано достойное место, то Вир горько обманывает себя насчет своего будущего.
Покачав головой, Трок вошел в казарму и направился в одну из общих комнат. Там его ждали Клецко и Муад, а с ними еще несколько Пионеров.
— Чего он хотел? — спросил Клецко.
— Выставить себя дураком, — ухмыльнулся Трок. — И ему это вполне удалось. — Затем он нахмурился. — Но ему откуда-то известно, что я убил Лу Велча. Надо выяснить, откуда он это узнал... А когда мы это выясним... возможно, нам придется его ликвидировать.
* * *
Вир тяжело вздохнул, глядя на маленький цилиндрик в своей ладони. Этот цилиндрик казался такой ничтожной, никчемной вещицей. И между тем от нее, от этого крохотного устройства в его руке, зависело сейчас будущее Примы Центавра, а быть может, и всей галактики.
Вир смотрел прямо в глаза Троку, когда высказывал утверждение насчет роли этого Пионера в убийстве Лу Велча. Вир успел уже накопить огромный опыт в понимании чужих мыслей, он подмечал любой намек на двуличие, просто глядя человеку в глаза. Возможно, это было следствием многолетней практики службы у Лондо.
Поэтому, произнося имя Велча, Вир смотрел Троку прямо в глаза, и искал там, и вообще на лице у этого юноши, признаки невиновности. Что-нибудь типа удивления, почему это вдруг Вир говорит подобные вещи.
Все оказалось слишком очевидно. Первой реакцией Трока действительно было удивление, но это было удивление преступника, неожиданно узнавшего, что его преступление раскрыто. Трок начал говорить <Как...> и затем замолчал, но очевидно, фраза должна была завершиться словами <...вы узнали?>
Теперь Вир знал наверняка. Он был уверен. До ужаса уверен. Вир и раньше считал, что Финиан сказал ему правду. От техномагов можно ждать многого, но только не вранья. Похоже, техномаги любили правду больше, чем любые другие расы, с которыми Виру доводилось иметь дело.
И все же... Он хотел знать наверняка, без малейшей доли сомнений. Он слишком хорошо изучил себя, и потому знал, что если останется хоть какая-то неуверенность, чувство вины за содеянное будет мучить его вечно.
И потому теперь Вир с помощью устройства, вставленного к себе в ухо, подслушивал, втайне надеясь на лучшее, что скажет Трок. Он внимательно слушал, и, как это ни прискорбно, Трок — в своем высокомерии — не стал заставлять себя долго ждать. Роковые слова прозвучали практически сразу: <Но он знал, что я убил Велча>.
Ну вот и все: вот оно, признание, которого Виру не хватало для полной уверенности. Все, что нужно, чтобы публично...
Публично что?
Трок происходил из слишком влиятельного, слишком сплоченного семейства. Дом Милифа был тесно связан с Дурлой... Мэриэл заверила Вира в этом, хотя он и без того пришел к аналогичным выводам. Плюс ко всему, Трок был одним из лидеров Пионеров Центавра, и ему прочили великое будущее. Убийство одного пронырливого землянина не смогло бы остановить этого юношу на его пути к великим свершениям.
Конечно, Вир мог бы поднажать. Он мог обратиться непосредственно к императору. Но были все основания полагать, что Лондо не станет подставлять свою шею под удар, по крайней мере, сейчас, поскольку нашлось бы слишком много желающих эту шею свернуть. Особенно если получится так, что в действиях императора можно будет усмотреть несоответствие интересам Примы Центавра.
Более того, если Вир решит поднажать...
...он погибнет.
Это без вопросов. Если сам Император не в состоянии пойти поперек той силы, которая реально властвует здесь, на Приме Центавра, то у Вира просто нулевые перспективы. Его обвинят в действиях, направленных против великой и славной судьбы Примы Центавра, олицетворяемой Троком и его соратниками.
Значит, если Вир собирается покарать Трока, используя для этого официальные каналы, он, скорее всего, не только не преуспеет в этом, но, очевидно, может поплатиться за эту попытку собственной жизнью. Ему придется вернуться на Вавилон 5, запереться в своей каюте и никогда больше не высовывать из нее носа.
В качестве альтернативы можно было бы рассказать все Шеридану. Но тогда всему Альянсу станет известно о том, что творится на Приме Центавра. Его родной мир окажется под ударом. И кто знает, сколькими смертями все это кончится — тысячами? Сотнями тысяч?
Вир перебирал в уме все варианты.
Он и раньше понимал, что не сможет обойтись без помощников. Он не сумел бы справиться сейчас, если бы не побывал у Рема Ланаса, который доказал, что действительно является экспертом в области электроники. Если бы не побывал у Ренегара, которого в свое время назначили надзирать за раскопками на К0643 как хорошего знатока технологии взрывных работ. После катастрофы на К0643 Вир старался никогда не терять их из вида, и убедился, что случившееся не прошло для них бесследно. Они навсегда запомнили, кому можно доверять. Они поняли, что, если не целиком, то, по крайней мере, частично, фундамент, на котором базировалось нынешнее развитие Примы Центавра, был построен на песке.
Вир подводил их к этому медленно и постепенно, кирпичик за кирпичиком выстраивая собственный фундамент. И Ланас с Ренегаром начали говорить с другими. Теми, у кого катастрофа на К0643 сорвала с глаз розовые очки, кто перестал испытывать иллюзии насчет мудрости руководителей, организовавших под вывеской общественных работ лишь платные лагеря смерти. Нашлись и другие свободомыслящие личности, ушедшие в подполье или изгнание.
Теперь настал переломный момент, несколько раньше, чем хотелось бы Виру. Он любил внимательно и методично размышлять, и вовсе не стремился к немедленным, решительным и безоглядным действиям. Однако сейчас требовались именно действия. Нужно было сделать что-нибудь, причем немедленно. Прима Центавра, несомненно, пока что в любом случае была не готова к войне, ни наступательной, ни оборонительной, а он не был готов отвернуться в сторону и закрыть глаза на очередное избиение своей планеты.
Между тем Гарибальди не успокоится, пока правосудие над убийцей не свершится.
— Нет выбора, — прошептал себе Вир.
* * *
Тебе стоило это видеть, — весело рассказывал Трок. — Он обнял меня, будто собственного сына. Он...
Муад внезапно прищурился.
— Постой-ка, — сказал он. — А ну-ка повернись.
Трок был озадачен.
— В чем дело?
— Просто повернись.
Трок выполнил просьбу, и пальцы Муада быстро прошлись по спинной части форменной рубашки Трока.
— Здесь что-то есть, — сказал Муад. — Будто у тебя бородавка выросла... Да это, пожалуй, какое-то устройство, небольшое совсем.
— Он что, посадил на меня жучка? — моментально вскипел Трок. — Да как он смел! Что это?
— Похоже, передатчик, — ответил Муад. — Он подслушивал нас.
* * *
Вир понимал, что однажды кому-то придется погибнуть. И хотел только, чтобы погибло как можно меньше народа.
— Я же хороший человек, — сказал он себе.
И, дрожа, загнул себе палец.
— Я порядочный человек.
Он загнул второй палец — и вспомнил о Картаже, умиравшем с выражением изумления на лице, с сердцами, остановленными ядом, который впрыснул ему Вир.
— Я добродетельный человек.
Он загнул третий палец — и подумал о тех Дракхах, которые погибли на взорванной им Базе Теней.
— Я душевный человек.
Вир продолжал загибать пальцы — но голос его становился все менее уверенным, а руки тряслись все сильнее.
Трок убил Велча. Какие-то другие Пионеры помогли ему избавиться от тела. И все они умолчали обо всем происшедшем. Они были виновны, все они были виновны, в таком преступлении, которое поставило Приму Центавра на грань войны, исходом которой, скорее всего, явилось бы полное уничтожение их мира.
— У меня нет выбора, — снова прошептал Вир.
* * *
— Я убью его! — взъярился Трок. — Хватит, значит, хватит. Как он посмел подсадить на меня жучка, чтобы подслушивать нас! Он...
И тут он припомнил еще кое-что.
Вир не только шлепнул его по спине, но еще и погладил по голове.
Рука Трока взметнулась вверх. И он тут же почувствовал маленький круглый диск, спрятанный в его волосяном гребне. Трок потянул диск. Он был прикреплен с помощью липучки.
* * *
Резким движением Вир откинул крышку цилиндрика. Там была маленькая кнопка. Пока он смотрел на нее, как раз на эту кнопку вдруг упала капля воды, и Вир понял, что это его собственная слеза.
Вир отыскал и прочитал ту книгу, о которой говорил ему Гален. О том, что все мальчики становятся взрослыми, кроме одного. Поэтому ему, Виру, рано или поздно нужно было стать взрослым, и теперь он знал — его детство кончится, когда он нажмет кнопку.
— Умереть... Это будет ужасно огромное приключение, — прошептал Вир. — Прости... Прости меня.
Он закрыл глаза и нажал кнопку.
* * *
— Сенна! — вскричал Трок.
И его голова взорвалась, став эпицентром мощнейшей вспышки пламени.
* * *
От взрыва вылетели все окна в казарме Пионеров Центавра, забросав окрестности осколками разбитого стекла. Прохожие, не ожидавшие ничего подобного, завизжали от ужаса и бросились в рассыпную, уверенные, что на них вновь напал флот Альянса. Спустя мгновение, обрушилась вся передняя стена здания, и казарма, небольшая по размерам, обратилась в груду развалин, жадно пожираемых пламенем. Раздавались вопли, кто-то бегал, но в основном все впали в ступор, уставившись в небеса в поисках источника этого залпа.
И поскольку все взоры были устремлены на небеса, никто не обратил внимания, стоял ли поблизости Вир. Впрочем, его там и не было. Он находился в нескольких кварталах от казармы, и стоял, прислонившись к стене какого-то дома, так сильно сотрясаясь от всхлипываний, что, казалось, способность держаться на своих собственных ногах навсегда покинула его. Тем не менее, к тому времени, когда прибыла спасательная команда и начала доставать из развалин казармы фрагменты тел Пионеров Центавра, Вир давно уже ушел восвояси.
* * *
Гарибальди стоял на балконе дворца, наблюдая за суматохой, поднявшейся в городе после взрыва. Весь район был ярко освещен, чтобы обеспечить возможность спасательным командам делать свое дело.
Раздался стук в дверь.
— Войдите, — сказал Гарибальди, и появился Г'Кар, войдя своей обычной стремительной походкой. Он направился прямо на балкон и встал рядом с Гарибальди, который так и не отводил взгляда от зрелища чрезвычайной ситуации. — Сумел уже разобраться, что там такое происходит?
— Ничего определенного, — ответил Г'Кар. Он с насмешливым видом указал на себя и добавил: — Это не та физиономия, при виде которой у центавриан тут же возникает желание посплетничать. Ну, а ты?
— Не похоже, чтобы к землянам они относились по-другому, — безрадостно признался Гарибальди. — Единственное, что я смог понять, так это то, что никто не считает случившееся несчастным случаем. Я не знаю, погиб ли там кто-нибудь...
— Да. Там погибли несколько человек.
Г'Кар и Гарибальди одновременно обернулись и увидели, что в дверях стоит Вир. Он не удосужился ни постучать, ни позвонить. Вид у него был, как у выходца с того света.
— Кто? Кто там погиб? — спросил Гарибальди.
— Несколько Пионеров Центавра, — ответил Вир, выждал паузу, и добавил. — И я вместе с ними.
— Что? — Гарибальди в недоумении помотал головой. — Я не...
И тут он понял. Понимание поразило его, как вспышка яркого белого пламени.
В свою очередь, Вир заметил, что Гарибальди все понял. И кивнул головой в подтверждение его догадки.
— Г'Кар, — сказал Гарибальди. — Я думаю, что мы улетаем завтра.
— Мы улетаем?
— Да. Именно так.
И тут Г'Кар тоже все понял.
— Ох, — сказал он. — Да. Конечно, мы улетаем.
Вир кивнул и направился к выходу. Его остановили слова Гарибальди:
— Вир... Спасибо.
Вир обернулся, глянул прямо в лицо Гарибальди и сказал:
— Идите к черту, вы оба. И я вместе с вами.
И он ушел, не удосужившись даже бросить взгляд им на прощание.
— — — — — Глава 7 — — — — —
— Ты должен был поручить это мне.
Так тихим голосом сказал Ренегар Виру, сидя в его штаб-квартире на Вавилоне 5. Вир рассматривал собственное отражение в бутылке ликера и не склонен был что-либо отвечать Ренегару.
— Вир, — настаивал Ренегар. — Ты слышал, что я сказал? — удивительно мускулистый центаврианин занимал собой, казалось, все свободное место в каюте Вира. — Ты должен был доверить это мне. Это я специалист по взрывам.
— И все-таки это была моя обязанность, — ответил Вир. Это были первые слова, сказанные им за последний час.
Прошло уже много дней с тех пор, как Вир вернулся на Вавилон 5. Центавриане, призванные им на встречу, прибывали один за другим. Скоро они все соберутся в одной комнате, но не той, которую Вир использовал как свою штаб-квартиру. Используя подставное имя, он арендовал на Вавилоне 5 отдельное помещение, оплатил его с номерного счета. Он принял все возможные меры предосторожности. И его очень тревожило, что вполне возможно, в заботах о соблюдении строжайшей конспирации ему придется провести всю оставшуюся жизнь.
— Вир... слушай... Ты пытался предупредить меня о том, на что я в прежние времена не склонен был обращать внимание, — говорил Ренегар. — Тем, что мои глаза раскрылись, я обязан тебе. И я...
— Ренегар, — медленно сказал Вир. — Мы все делаем все, что можем... чтобы спасти наш народ, сохранить им жизни. Мы должны быть максимально осторожны. Но я не идиот. И я не наивный мальчик. Я знал, что рано или поздно кому-то придется умереть. Возможно, даже невинным людям. Я сделаю все, что можно, чтобы этого не случилось... Но вполне возможно, что это все же случится.
— О чем ты говоришь?
— Я говорю, что не смогу и дальше оставаться с чистыми руками.
— И потому решил немедленно вымазаться по уши.
Вир кивнул.
— Ну, ладно, — тяжело вздохнув, сказал Ренегар. — Но если ты собираешься чего-нибудь добиться и при этом будешь терять рассудок каждый раз, когда кто-нибудь погибает... Вполне возможно, ты зайдешь совсем не туда, куда собираешься.
— Не думай, что я сам не размышлял об этом, — ответил Вир.
* * *
Наконец, прибыл последний из призванных.
Вир обвел взглядом людей, собравшихся в комнате. Их была всего дюжина, тех, кто смог предпринять это путешествие. Здесь собрались все, на кого, по мнению Вира, он мог всецело положиться в настоящее время. Вир тщательно отбирал их, поскольку сейчас даже один единственный неверный шаг мог означать конец всему и всем им. Если им была допущена ошибка в своих рассуждениях, если из-за него на нынешнюю встречу проник шпион, он тем самым подписал всем собравшимся смертный приговор.
Пока что не доставало лишь одного из приглашенных... Но прошло несколько секунд, и двери открылись, и он вошел. Вир улыбнулся, увидев пришедшего. Он был старейшим из всех, собравшихся в комнате, и тем не менее вошел быстрым и четким шагом, подобающим старому вояке, вновь призванному на службу.
— Привет тебе, Дунсени, — сказал Вир.
Бывший камердинер Лондо Моллари слегка склонил голову.
— Привет и тебе, добрый господин.
Некоторые из собравшихся в комнате бросили на вошедшего нервные, подозрительные взгляды. Рем Ланас озвучил вслух тревогу, возникшую в головах у всех:
— Этот человек всю свою жизнь работал на Дом Моллари. Не глупо ли было приглашать его сюда?
— Я все еще работаю во благо Дома Моллари, — твердо ответил Дунсени. — И вовсе не интересам Дома Моллари служат те мерзавцы, которые прибрали ныне власть к своим рукам. — Он еще раз поклонился Виру. — Все свои скромные навыки я готов поставить на службу вам, Посол, мне кажется, они могут вам пригодиться.
— Принимаю с благодарностью, — ответил Вир.
Он еще раз внимательно посмотрел на собравшихся. Они ждали его выступления. Вир и припомнить не мог, чтобы когда-нибудь раньше люди сидели, столь напряженно ожидая, когда же он откроет рот. Ему вдруг подумалось, что, наверно, так же сидели Нарны вокруг Г'Кара, ожидая, когда он одарит их новыми жемчужинами мудрости.
— Итак, — начал Вир. — Многое должно быть сделано, и нам предстоит тяжкий труд. Прима Центавра встала на такой путь, который неминуемо приведет к катастрофе. И мы должны сделать все, чтобы эту катастрофу предотвратить. Сейчас, в те минуты, когда мы сидим и разговариваем здесь, формируются армии, на дальних колониях ведется строительство, сам замысел которого губителен. Нас вынуждают вступить на путь эскалации подготовки к войне. Это надо остановить.
— Вы говорите о саботаже, — сказал один из собравшихся.
Вир кивнул.
— Да, именно так. Вы все уже пострадали от нынешнего режима. Вы все сохранили способность мыслить свободно и самостоятельно. Вы все были свидетелями таких ситуаций, которые для вас казались неприемлемыми... Больше нельзя быть просто свидетелями. Центаурум толкает нашу любимую родину к катастрофе, которая погубит ее окончательно, и мы должны сделать все, чтобы катастрофы не случилось.
— Но разве под силу нам такая задача? В лучшем случае мы лишь чуть-чуть затормозим процесс, но не остановим его, — с сомнением произнес Рем Ланас. — Саботаж еще никогда не мог ничего остановить. Не случится ли так, что Прима Центавра все равно окажется в центре новой войны, пусть и несколько позже, чем без нашего вмешательства?
— Да. Это возможно, — признал Вир. Но затем, окрепшим голосом, продолжил. — Но возможно и другое. То, что своим сопротивлением мы воодушевим и других людей — и простых людей, и даже тех, кто облечен властью — и заставим их пересмотреть свое отношение к происходящему. Какими бы малыми ни казались насекомые, своими укусами они могут свалить даже большого зверя.
Невозможно переоценить опасность, которая нависнет над нами. Вы не единственные из тех, кто будет вовлечен в нашу борьбу. Но я считаю недопустимым, чтобы кто-нибудь, кроме меня самого, знал всех, кто участвует в нашем движении.
— В этом случае, если кого-либо из нас схватят, это не станет катастрофой для всего подполья целиком, — сказал Дунсени.
Вир кивнул.
— Конечно, в идеале, если кого-нибудь из нас схватят — сохрани и помилуй, Великий Создатель — он вообще никого не выдаст. Смерть лучше бесчестья.
По комнате пробежал одобрительный шумок.
Конечно, легко соглашаться с красивыми словами. Еще проще верить, что смерть возьмет любого из них прежде, чем он выдаст имена других заговорщиков.
Но выбора все равно не было. Он зашел уже слишком далеко. Все зашло слишком далеко. Нет теперь иного выбора, кроме как довести дело до конца.
Что бы там ни говорил Лондо о Судьбе, Пророчестве и Неуязвимости, Вир Котто никогда в жизни еще не чувствовал себя столь уязвимым.
— Итак, — сказал Вир. — Вот что мы должны сделать...
Выдержки из <Хроник Лондо Моллари>.
— — Фрагмент, датированный 18 января 2271 года (по земному летоисчислению) — —
Дурла заверил всех, что это был случайный инцидент. По крайней мере, такой версии он придерживался на публике.
Но в частных беседах он говорил совсем по-другому, и обещал провести доскональное расследование взрыва в казармах Пионеров Центавра, доме, который призван был служить делу сплочения их братства, и который в самом деле сплотил их — в братской могиле. Громче всех возмущался Лорд Милифа из Дома Милифа, патриарх, который потерял своего сына в этом таинственном взрыве, о котором люди решались говорить разве что шепотом, несмотря на то, что случился он уже несколько месяцев назад.
За все это время расследование Дурлы не дало никаких конкретных результатов. Он по-прежнему мог высказывать одни лишь предположения. Он говорил всем, кто готов был выслушать его, что брожение умов, которое не удалось в свое время пресечь окончательно, привело к возникновению подпольного движения, что ответственность за убийство Пионеров Центавра лежит на группе террористов, которые, без сомнения, нанесут и новые удары, если их вовремя не остановить. Беда в том, что относительное затишье рождает самоуспокоение, и поскольку новых убийств не последовало, теории Дурлы вскоре потеряли кредит доверия.
Но теперь все изменилось.
Сегодня нам сообщили об атаках на две наших колонии. И не просто атаках. Взлетели на воздух военные заводы — пардон, образовательные учреждения — на Морбисе. В груду развалин превратился исследовательский центр по созданию новых видов оружия — извиняюсь, новых методов лечения болезней — на Нефуа. Оба взрыва произошли практически одновременно, с разницей не более чем в день или два. Тем самым нам недвусмысленно намекнули, что мы имеем дело не с простым случайным стечением обстоятельств. Это не что иное, как война... Война, объявленная нам изнутри.
Дурла теперь высказывает двойственные версии. Похоже, он не в состоянии трезво оценить собственные измышления. Иногда он заявляет, что эти атаки организованы нашим внутренним подпольем, саботажниками и террористами. Потом утверждает, что за этими нападениями стоит Альянс. А иногда обе версии перемешиваются у него в голове, и он начинает твердить, что на самом деле мятежников, организовавших саботаж, поддерживает и финансирует Альянс. И похоже, никто не замечает этой переменчивости высказываний Дурлы. Хотя скорее, никто просто не решается указать на нее, из опасений, что реакция Дурлы может оказаться, скажем так, не слишком положительной.
Впрочем, успехи Дурлы трудно оспаривать. Министр Валлко возносит Дурлу как образец всего хорошего и доброго, что есть в центаврианском обществе. Дурле удалось сформировать сплоченную и сильную команду. Меня беспокоит только, в каком направлении эта команда движется.
Но я сижу здесь, и ощущаю в себе ту же раздвоенность, что и в речах Дурлы... Я чувствую все возрастающее разочарование и беспомощность... И в то же время понимаю, что продолжаю многое контролировать. События развиваются так, что присутствия императора на троне практически не замечают те, кто пытается пробиться к власти. Они столь шумно сражаются друг с другом, что у любого возникнет предчувствие ожидающего их в конце пути неминуемого взаимного истребления. И когда пыль их финального сражения уляжется, я окажусь единственным оставшимся в живых. И пусть это не покажется шуткой, именно я в конце концов буду смеяться последним.
Единственная добрая весть, пришедшая за все это время — возвращение Дунсени ко мне на службу. Со смертью Трока — туда ему и дор?га — я остался без камердинера. Очевидно, Дурла занимается теперь вопросами вселенской важности, и ему нет дела до того, кто будет подавать мне пальто и шептаться со мной по вопросам, которые, похоже, не слишком-то сильно влияют на судьбы Примы Центавра. По правде говоря, даже не знаю, должен ли я по этому поводу испытывать облегчение, или, наоборот, считать себя оскорбленным.
Я давно уже не виделся с Виром. Наверно, стоит послать ему сообщение с приглашением посетить Приму Центавра, чтобы поболтать с ним еще раз.
Я определенно надеюсь, что он старается держаться в стороне от всех этих неприятностей.
— — — — — Глава 8 — — — — —
Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как Джон Шеридан последний раз ступал ногой на землю Марса, хотя он, кажется, и не упускал никогда случая побывать на этой планете. Сейчас он сидел в конференц-зале <Эдгарс/Гарибадьди Энтерпрайзес>, машинально барабанил пальцами по столу, и размышлял, что сколько бы самых дальних миров он ни повидал, Марс для него всегда будет таить в себе нечто мистическое. Возможно, это есть просто влияние старинной литературы, посвященной этой планете, превратившей Марс в такое место, где прорыты таинственные каналы, где живут экзотичные вооруженные до зубов монстры, и разношерстные завоеватели готовятся к тому, чтобы атаковать несчастную Землю и похитить с нее всех красивых женщин.
— Президент Шеридан, — раздался голос с большого экрана, висевшего справа на стене. — В ваш адрес поступило сообщение.
— Выведите его, — ответил Шеридан невидимому собеседнику.
Спустя мгновение экран засветился, пробуждаясь к жизни, и появилось изображение Деленн, а рядом с ней — Дэвида.
Дэвид был удивительно хорошеньким мальчиком. Настоящий роковой мужчина, несмотря на свой довольно юный возраст, твердил про себя Шеридан. Светловолосый, с дежурной ухмылкой на губах, острым чутьем и врожденной интеллигентностью, и холодным любопытством в глазах, унаследованных им от матери. Шеридан не мог не чувствовать, что Дэвид в самом деле был куда более симпатичным, чем отец, и более смышленым, чем мать. Получалась очень грозная комбинация.
Дэвид, к тому же, вошел уже в такой возраст, когда он чувствовал досаду, если, не сумев совладать со своими чувствами, позволял им проявится внешне. Деленн, которая прямо-таки обожала Дэвида — чересчур сильно, как про себя считал Шеридан, — обняла сына, что заставило того недовольно поморщиться прямо перед экраном. Однако, вслух он не протестовал. Он прекрасно понимал, когда следует быть осмотрительным — конечно, в первую очередь когда его мать чем-нибудь обеспокоена.
— Я просто хотела напомнить тебе, — сказала Деленн, — что ты обещал быть дома, когда Дэвид будет проходить церемонию поступления в школу.
С несколько жалобной интонацией в голосе Дэвид сказал:
— Отец, я уже говорил ей, что это неважно. Но она все равно продолжает настаивать.
— Ты ведь обещал вернуться, и я просто хотела лишний раз показать сыну, что обещание отца нерушимо.
— Не волнуйся, — рассмеялся Шеридан. — Мне осталось провести на Марсе одну последнюю встречу, и тогда я смогу отправиться домой.
— Ты встречаешься с Майклом, я так поняла?
— Да. И... — он вдруг умолк.
Деленн сразу же встревожилась.
— И с кем еще?
— Ну... Так получилось, что новый Премьер-министр Примы Центавра находится примерно в этом районе. Когда он выяснил, что я тоже здесь, он обратился с просьбой о кратком свидании. Я не нашел повода отказать ему.
— Новый Премьер-министр? — Деленн нахмурилась. — Я об этом не слышала. И когда же центавриане избрали нового Премьер-министра?
— Совсем недавно. Его зовут Дурла.
— Дурла. — Она сморщила нос. — Я знаю его, Джон. Я читала о нем. Проблематично доверять любому центаврианину, но этот... Он очень опасен. Это тот же Лондо, только лишенный совести.
— Если учесть, что я сомневаюсь, была ли у Лондо когда-нибудь совесть, от твоих слов прямо мурашки по коже бегают, — ответил Шеридан.
Дэвид с недовольным видом заерзал.
— Мам, я еще нужен тебе здесь?
— Нет, нет. Можешь идти. Скажи отцу, что ты любишь его.
В ответ Дэвид выпучил глаза и быстро удалился из поля зрения. Деленн рефлексивно приблизилась к экрану на шаг, словно каким-то образом могла сойти с него и оказаться сейчас рядом с Шериданом.
— Деленн, — задумчиво сказал Шеридан, — связь между Марсом и Минбаром в режиме реального времени — это не такая уж простая вещь. Осуществлять ее сложно и дорого. Ты и в самом деле вышла на связь лишь для того, чтобы напомнить мне о церемонии?
— Может, это и глупо, — сказала Деленн, всем своим видом демонстрируя, что ни в коем случае сама так не считает. — Но в последнее время у меня стали возникать... тревожные предчувствия, Джон. Странные сны... не похожие ни на какие другие, что приходили ко мне прежде. И я начала раздумывать... уж не пытается ли кто-нибудь о чем-то предупредить меня.
— Что за сны? — спросил Шеридан. Он не был склонен игнорировать тревожные предчувствия, как бы странно это ни могло показаться. В конце концов, чувствительные Минбарцы часто получали ценную информацию из самых удивительных источников, начиная от пророков и заканчивая чужими душами (14), так что Шеридан не собирался игнорировать слова жены.
— Я все время вижу... Приму Центавра. И Лондо. И... глаз.
— Глаз? Что за глаз?
— Вглядывающийся в меня. Просто глаз. И ничего больше. А потом я увидела сон, и этот глаз смотрел уже не на меня, он смотрел сквозь меня, будто меня там и нет вовсе, и смотрел он прямо на Дэвида. Я не знаю, что все это может означать.
— Я тоже, но должен признаться, из-за тебя я чертовски разнервничался, — сказал Шеридан.
— Джон... возвращайся поскорее. Я понимаю, ты Президент Альянса, и у тебя много обязанностей, но...
— Я обязательно вернусь. Как только смогу, обещаю это. И Деленн...
— Да, Джон?
— Я буду таращить свой глаз на тебя и Дэвида.
Деленн вздохнула, даже не пытаясь скрыть недовольство.
— Иногда я перестаю понимать, зачем я вообще беспокою тебя своими звонками, — сказала она, и экран померк. Шеридан с некоторой досадой понял, что даже забыл сказать Деленн, как сильно ее любит. Оставалось только надеяться, что она не будет за это держать зла на него.
Проблема в том, что он не мог думать теперь ни о чем, кроме злобного глаза, уставившегося на сына.
— Ну спасибо тебе, Деленн, — пробурчал он.
* * *
Гарибальди уже сидел в конференц-зале, обсуждая что-то с Президентом Шериданом, когда прибыл Первый Министр Дурла. Рядом с ним шла сногсшибательной красоты центаврианская женщина, которую Шеридан узнал с первого взгляда.
— Леди Мэриэл, не так ли? — спросил он. — Бывшая жена Лондо Моллари, верно?
— Вообще-то, — сказал Дурла, — Леди Мэриэл — это моя жена. Мы поженились несколько недель назад.
— Мои поздравления!
— Благодарю вас, господин Президент, — мягко сказала Мэриэл. Она казалась гораздо более сдержанной, гораздо менее кокетливой, чем при предыдущей их встрече. Шеридан сказал себе, что недавно вышедшей замуж центаврианской женщине и полагается быть несколько более сдержанной в своих манерах. И все же он не мог отделаться от впечатления, что все не так просто, что здесь таится что-то еще. Какая-то тщательно скрываемая меланхолия, словно Мэриэл, приобретая мужа, потеряла нечто гораздо более ценное.
— И конечно, я не могу не помнить Мистера Гарибальди, — продолжил Дурла. — Он побывал у нас с визитом около года назад, если я не ошибаюсь. С сожалением должен признать, что в тот раз у нас случились некоторые недоразумения. Впрочем, нам удалось многого добиться, и теперь мы гораздо надежнее держим ситуацию в своих руках.
Дурла уселся напротив Шеридана с Гарибальди. Шеридан заметил, что Леди Мэриэл осталась стоять, и жестом пригласил ее занять свободное кресло. Но Мэриэл покачала головой, вежливо, но твердо.
— Я предпочитаю стоять, — сказала она.
— Хорошо, — согласился Шеридан, пожав плечами, и вновь обратился к Дурле: — Итак, господин Премьер-министр... Чем могу быть вам полезен?
И тут он заметил на столе какой-то маленький объект.
— Можно спросить, что это? — поинтересовался Шеридан.
Опередив Дурлу, на этот вопрос ответил Гарибальди.
— Записывающее устройство, — сказал он. — А я все думал, собирается ли наш гость предъявить его или попытается сохранить в тайне.
— Вы знали, что я взял его с собой? — Дурла был явно удивлен.
— Невозможно войти в штаб-квартиру бывшего шефа безопасности без того, чтобы вас не обследовали несколько сканеров, — не без гордости ответил Гарибальди, умудренный собственным огромным опытом.
— Хорошо. Очень хорошо. Но, как видите, я намерен провести эту встречу честно и с раскрытыми картами. Не будете ли вы возражать, чтобы я записал наши переговоры, господин Президент?
— Если их предметом не станут вопросы безопасности, то никаких возражений.
— Ну что ж, отлично. По правде говоря, господин Президент, вопрос у меня только один, и когда мы обсудим его, я не буду больше занимать ваше время.
— Хорошо. И что же это за вопрос?
Дурла склонился вперед, и на лице у него появилось ястребиное выражение.
— Когда прекратятся военные нападения Альянса на наши колонии?
Шеридан аж заморгал от удивления.
— Я извиняюсь... Что? Военные нападения? Мне не совсем ясно, о чем вы говорите...
— Да что вы, — Дурла, со своей стороны, похоже, был несколько озадачен. — Позвольте тогда мне прояснить для вас ситуацию. Агенты Межзвездного Альянса раз за разом совершают внезапные атаки на различные центаврианские аванпосты. Вы же понимаете, что мы твердо намерены не просто возродить наш мир, но вновь добиться величия...
— Постойте, постойте, — оборвал его Шеридан, терпение которого было уже на исходе.
Но Дурла был неудержим, как каток, сорвавшийся под уклон с горы.
— ...поскольку мы пытаемся вернуть славу и почет, которые приличествуют Республике Центавра... А вы по-разбойничьи нападаете на нас, пытаетесь подорвать нашу решимость и наши усилия. Шесть месяцев назад вы осуществили атаки на Морбис и Нефуа. С тех пор произошло еще несколько нападений на другие наши колонии. Нападения и саботаж на наших вновь возводимых объектах могут иметь лишь одну цель — замедлить работы или просто воспрепятствовать нашей мирной экспансии.
— Это все чистый вымысел.
— Значит, это мой вымысел, что ряд членов вашего Альянса не смогут успокоиться, пока не добьются того, чтобы Прима Центавра была полностью стерта из анналов галактической истории? — возвысил голос Дурла, и у Шеридана возникло чувство, будто этот человек не проводит дипломатические переговоры, а выступает с речью перед огромной толпой.
— Я на все сто процентов уверен, что это и в самом деле вымысел, — решительно сказал Шеридан.
— И, следовательно, вымыслом является то, что ваш Альянс пытается подорвать обороноспособность Примы Центавра, наводнить нашу планету своими агентами и всеми способами подчинить своему влиянию определенных центавриан, тех, которым вы в состоянии промыть мозги и подвигнуть на свержение существующего режима?
— Мне очень странно слышать все это, господин Премьер-министр. Вы сами попросили о встрече, и я согласился. Но я не соглашался выслушивать беспочвенные обвинения, которыми вы столь безответственно швыряетесь.
— Когда мы согласились подписать мирный договор, господин Президент, мы не имели намерения отказаться от самой души Примы Центавра. — Дурла резко поднялся из-за стола. — Я предлагаю вам постоянно помнить, что с Примой Центавра вам и в будущем придется иметь дело... Иначе нам придется действовать таким образом, чтобы вы все-таки поняли, кто такие центавриане, и как надо к нам относиться.
И с этими словами он повернулся и направился к выходу. Мэриэл так ничего и не сказала, и даже не взглянула в сторону Шеридана с Гарибальди, но молча последовала вслед за Дурлой прочь из конференц-зала.
* * *
Некоторое время Гарибальди и Шеридан лишь молча взирали друг на друга. Наконец, Шеридан спросил:
— Не хочешь ли ты объяснить мне, что за чертовщину мы тут лицезрели?
— Обрати внимание, записывающее устройство он забрал с собой, — сказал Гарибальди.
— Да, я заметил. Думаешь ли ты то же, что и я, Майкл?
— Он всего лишь рисуется.
Шеридан кивнул.
— Он хочет выставить себя в самом положительном свете в глазах своего народа. Именно для этого он записал нашу встречу, говорил со мной столь высокомерным тоном, и сделал все, чтобы центавриане поняли — Альянс не намерен больше осуществлять бомбардировки Примы Центавра. Многочисленные <Ура!> и <Да здравствует!> в его адрес, многочисленны <Фу!> и <Долой!> в мой адрес...
— И еще один шаг к тому, чтобы разжечь пожар войны.
Шеридан устремил на Гарибальди пристальный взгляд.
— Ты и в самом деле думаешь, что его цель была именно такой?
— А разве нет?
— Вполне возможно, что именно так. Проблема в том, что я никак не в состоянии повлиять на процесс... И в немалой степени благодаря тебе.
— Мне? — искренне удивился Гарибальди, явно рассчитывая, что Шеридан всего лишь шутит.
Вот только Шеридан явно не был склонен к шуткам.
— Слушай, Майкл... — и он присел на стул возле Гарибальди, облокотившись на стол. — Ты же сам попросил меня сохранить в тайне то, что поведал тебе Вир. Ты сказал мне, что Вир пообещал урегулировать проблему своими силами.
— Да, и пока что, насколько я могу судить, он выполняет свои обещания, — подтвердил Гарибальди. — Все, о чем тут говорил Дурла... Бомбардировки и так далее... Это все действия Вира и его соратников. По крайней мере, я так понимаю. И если Дурла явился сюда, чтобы скулить по этому поводу, значит, Вир действительно нанес ему ощутимый удар. Если бы он всего лишь слегка споткнулся, то не стал бы тратить время на нынешний визит, даже рассчитывая получить призовые очки от своего народа.
— Проблема в том, что после того, как мы дали возможность Виру выполнить свою работу, он слишком хорошо ее выполнил. По крайней мере, так это выглядит со стороны.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, Майкл, — нетерпеливо пояснил Шеридан, — что еще несколько лет, даже несколько месяцев назад, Правительства Альянса не задумываясь согласились бы на любые действия против Примы Центавра. Но со временем они стали куда более снисходительны. У людей короткая память, Майкл, даже о войне. Попробуй-ка теперь сказать им, что Прима Центавра, возможно, готовится к агрессии, и этими словами ты никак не сможешь сподвигнуть Альянс приподнять свою коллективную задницу и пошевелить чем-нибудь. Сейчас настало время мира, Майкл, и народам вовсе не хочется, чтобы это время закончилось. Я вполне могу их понять. Но, черт возьми, это так расстраивает! Потому что в результате я теперь никого не смогу поднять против Примы Центавра, пока эти мерзавцы и в самом деле не вцепятся нам в горло. А тогда, возможно, будет уже слишком поздно.
— Может быть, нужно созвать совещание...
Шеридан опять покачал головой.
— Зачем? Члены Альянса выскажут мне все, что я и без того знаю, а центавриане выставят наше мероприятие как еще одну попытку Альянса развязать войну против мирных центавриан. Не думаю, что все это пойдет на пользу кому-либо.
— Я так понял, что в результате мы просто сидим сложа руки. Ждем, что будет дальше.
— Да, мы ждем, что будет дальше, — откликнулся Шеридан. — Но не просто ждем. Мы наблюдаем. И держим пальцы крестиком.
— Держим пальцы крестиком? — переспросил Гарибальди с неприкрытым сарказмом. — Это что, наша новая военная стратегия?
— Стратегия, на которую со временем я полагаюсь все больше и больше, — ответил Шеридан, сложив пальцы крестиком на обеих руках.
Выдержки из <Хроник Лондо Моллари>.
— — Фрагмент, датированный 18 апреля 2273 года (по земному летоисчислению) — —
Сегодня я едва не погиб.
Этот прошедший год... Его вполне можно было бы назвать <Год Длинных Ножей> (15). По крайней мере, такое название прижилось в приватных беседах. Публично они называют его Время Укрепления Лояльности.
С того самого момента, как Дурла был избран на пост Премьер-министра, он простер свою длань над всеми уголками Примы Центавра. Гхеханы больше нет. Дурла направил туда армейские соединения, с указанием пройтись по всем помойкам Примы Центавра и избавиться от всех нежелательных личностей. В конце концов, именно оттуда могла исходить основная угроза нынешнему статус-кво. Кто же может сильнее завидовать власть имущим... чем те, кто лишен всего.
Весь высший слой общества, естественно, приветствовал эти действия.
Но затем Дурла взялся и за высший слой.
О, конечно, не за всех подряд. Но пришли за всеми, кто не поклялся в вечной преданности Дурле, а он заранее знал, кого ему хотелось бы видеть в числе своих союзников. Нашлось много таких, кто смог купить лояльность, доказав ее своими деньгами.
Но были и другие — те, кто прежде служил мне, гордые, изысканные аристократы, которым не по нраву пришлись те методы, которыми Дурла делал свое дело. Люди, которые не боялись выступать против него и высказывать свое мнение. Те, кто пришел к выводу, что дальше молчать невозможно, глядя, как месяц за месяцем, люди Дурлы занимают все новые посты в Правительстве, пока не оказалось, что все, кто облечен какой-нибудь властью, попали в зависимость от Премьер-министра.
Ханжи и глупцы.
Они находили вполне возможным молчать, пока считали, что Дурла не станет их трогать. И лишь когда стало ясно, что и они не защищены от его репрессий, тогда и только тогда они начали махать своими шашками... уже безнадежно заржавевшими к этому времени, благодаря усилиям Дурлы.
Видите ли, ему нужно неизмеримо больше, чем просто укрепить свою власть. Он жаждет получить контроль над всеми сердцами, умами и душами центавриан. И он систематически уничтожает всех, кто мог бы противостоять ему.
И потому сегодня он пришел за мной.
Я сидел в тронном зале. И со мной была Сенна. Мы разговаривали, уже далеко не первый раз, о перспективах ее замужества. Ведь я не смогу защищать ее вечно, и это очень меня волнует.
— Мне не нужна ваша защита, Ваше Величество. Я уже взрослая женщина. Я в состоянии сама позаботиться о себе, — говорила Сенна. Гордая похвальба юности. Как мило слышать ее. Но как же мало еще знает она о жизни... В этот момент распахнулись двери, и вошел Премьер-министр Дурла, выглядевший чванливо и самоуверенно. Его сопровождала небольшая свита приверженцев.
— Чем обязан такой честью? — спокойно спросил я.
Дурла предпочел обойтись без предисловий.
— Ваше Величество, нашлись люди, которые выдвинули против вас обвинения в государственной измене.
— О, я не сомневался, что рано или поздно такие найдутся, — невозмутимо заверил я пришедших. Сенна в нерешительности переводила взгляд то на Дурлу, то на меня.
— Крайне важно, чтобы народ Примы Центавра мог всецело доверять своему императору. Все должны знать — их император не поет под дудку врагов нашей Родины.
— Да, с этим я тоже всецело согласен, — сказал я.
— Я бы желал убедить всех, что вас не в чем винить, Ваше Величество.
— Вот как. Очень хорошо.
Не выказав ни малейшего колебания, я жестом подозвал к себе ближайшего гвардейца. К счастью, он подчинился, хотя на лице у него и было некоторое сомнение.
— Дай-ка мне твой меч, — сказал я гвардейцу, указывая на церемониальный клинок, висевший у него на поясе.
Гвардеец молча обернулся на Дурлу. Дурла, явно пребывавший в не меньшем недоумении, все же счел возможным кивнуть, подтверждая мой приказ. Итак, мой гвардеец ждал подтверждения моего приказа у одного из моих придворных. Прекрасная иллюстрация того, в каком мире мы живем.
Гвардеец, с выражением крайнего недоумения на лице, вручил мне свой клинок. Я принял меч, и начал вертеть в руках, изучая, в каком состоянии содержалось лезвие.
— Скажи мне, Дурла, — тихим голосом спросил я, — ты веришь в Великого Создателя?
— Конечно.
— Это хорошо, — сказал я, и внезапно схватив его руку, вложил в нее свой меч. Прежде, чем Дурла сумел хоть как-нибудь среагировать на мой неожиданный поступок, я прижал лезвие меча к своему горлу и закрыл глаза.
— Отлично. Тогда пусть сам Великий Создатель решит, изменник я или нет, поскольку именно он будет сейчас двигать твоей рукой.
Я стоял и ждал.
Потому что, понимаете ли, я доподлинно знал одну вещь.
Я знал, что Дурла — трус.
Он любил принимать красивые позы. Он любил гордиться собой. Ему нравилось поручать другим исполнять свою работу, а самому осуществлять закулисные маневры, предоставляя другим право пострадать из-за его махинаций. Но свои руки он не хотел пачкать ни за что. И никогда.
Он явно рассчитывал, что я начну протестовать, или просто испугаюсь, или потеряю самообладание, или иным образом предоставлю ему поле для маневра. А я вместо этого отдал все в руки Великого Создателя... и самого Дурлы.
Ему-то хотелось показать всем присутствующим, насколько я слаб. Показать, что вместо ответа по существу, я буду просто рычать на своего подчиненного. А я вместо этого напрямую воззвал к нашему Высшему Существу. И поручил Дурле выступить его орудием.
Но Великий Создатель, как я и рассчитывал, был занят другими, гораздо более важными вопросами и не удосужился вмешаться в нашу маленькую проблему.
Дурла опустил клинок и подавленным голосом сказал:
— Возможно... этот вопрос нам следует обсудить позднее, Ваше Величество.
— Всегда к вашим услугам, Премьер-министр, — ответил я, отвесив ему низкий поклон, в то время как Дурла и его люди спешно покидали тронный зал.
Сенна позволила себе шумный вздох облегчения.
— Я думала... — начала было она, но я жестом оборвал ее.
— Не надо думать, — сказал я. — Ты слишком переоцениваешь значение этого забавного происшествия.
Недавно я подписал единственный важный декрет, родившийся за последние месяцы... я запретил всем инопланетникам, независимо от их целей, посещать наш мир. Любой из них, кто будет обнаружен на нашей планете, подвергнется тюремному заключению или еще более суровому наказанию. Этот декрет, как предполагалось, должен продемонстрировать нашу силу, официально показать всем, что Прима Центавра не боится повернуться спиной ко всей галактике и остаться в гордом одиночестве.
По большому счету, этот декрет рассчитан не столько на инопланетников, сколько на наших собственных граждан. Я должен оградить их от любых нежелательных последствий, которые могли бы последовать в результате общения с представителями цивилизованных миров.
Сейчас вечер. Я сижу наедине со своими рукописями, наедине со своими мыслями... по крайней мере, настолько наедине, насколько мне позволяют мои хозяева. Погода в последнее время была, мягко говоря, не слишком теплой, и я начинаю ощущать, насколько прохладным стал воздух снаружи. Если бы у меня была склонность искать во всем тайный смысл, я бы сказал, что это ветры войны заставляют нас ежиться от холода.
Но я не люблю искать в чем-либо тайный смысл. Поскольку мой мир столь безумен, что отдаться во власть своих фантазий, несомненно, будет шагом назад по сравнению с простым созерцанием иррациональной реальности.
Тени становятся все длиннее, они подбираются ко мне. Я вновь безропотно отдамся им сегодня ночью...
...но возможно, продолжаться это будет уже недолго.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
