Выбирая судьбу

Наши предки отнеслись к этому серьезно, последнее посмертное желание и вечная память тем женщинам и невиновным детям. Они все до сих пор искупают ту вину перед теми женщинами и детьми, потакая этим. Вечный позор, вечная память, вечная боль...

Я не знаю, когда и почему все исказилось, и дети стали не так важны, как женщины, но это произошло. Как и тогда на первом месте женщины, а дети... Это какое-то уродство.

Тиса рассказывала, а у меня в горле стоял ком, как же страшно все это слушать, и как страшно было это пережить.

Когда та женщина осознала все, что происходит, все смерти и боль, и поняла, что до полного уничтожения народа норманн остались считанные дни, она предала мужа. Придя к последнему творцу, она предложила ему побег и сдержала слово, она смогла задержать армию и дала возможность увести в переход всех, кого смогли.

Моя мать была Хранительницей наших родов, тогда она не вошла вместе со мной в переход, нет, она осталась с отцом прикрывать наш уход, взяв с меня обещание запечатать выход, чтобы никто и никогда не смог нас выследить. Через пятнадцать минут после нашего прибытия я стала новой Хранительницей, пятнадцатилетняя девчонка, и это означало только одно — в том далеком нашем старом доме мать умерла. Новая Хранительница вступает в силу после смерти предшественницы, — она замолчала, внимательно меня изучая, а я пыталась осознать, сколько же лет Тисе.

Я молча заварила еще отвар и разлила его по чашкам, все пытаясь осознать масштабы этой катастрофы.

— Ну и сказочки у вас, скажу я вам, вот не зря вы такие суровые... — она хмыкнула, криво улыбнувшись.

— Мы никогда не вернемся, нам нет места в нашем прошлом доме, а они все живут мыслью набрать мощь, вернуться и отомстить, вот только продолжить войну, снова из-за мести — это будет самой ужасной ошибкой. Но я их удержать уже не смогу, но сможешь ты, — я скептически глянула на старушку, намекая, где я и где эти огромные груды мышц, — ты станешь матерью нашего народа! — отваром я таки подавилась, долго кашляла, пытаясь прийти в себя. Что же это за бред и чем надышалась старушка?

— Нет... — да, знаю, надо было сказать больше, объяснить, вот только, слов у меня не было, я вообще слабо представляю, что эта сумасшедшая от меня хочет.

— Хелена, ты не можешь отказаться, — старушка тяжело вздохнула, — ты говорила с предками, и они говорили с тобой, все предрешено, — это все тот мертвый балабол и мой язык, зачем я тогда рот открывала, хотелось стенать и биться головой об стол.

— Нет... Я не смогу и не хочу, и вообще, я не норманка, — попытка так себе...

— Норманка, тебя признали предки, ты одна из нас, вот только смотришь на все не замыленными глазами, не таешь от этого мужского поклонения и дети...

— Что дети? — хмуро буркнула я. Начнет угрожать моим детям, я ее ее же палкой по голове огрею и скажу, что так и было, а лучше прикопаю и буду делать удивленный вид, еще и страдать буду громче всех и цветочки носить.

— Они тянутся к тебе, ты видишь в них не инструмент войны, ты видишь детей, ты привыкаешь к ним, а не стараешься держать на расстоянии, чтобы было легче отправлять на смерть, ты веришь в них, а они верят тебе. Я уйду, и дети станут просто инструментом, и мы погибнем, все смерти будут напрасны, потому что мы вымрем как народ. Я прошу тебя, тебе ничего не надо делать, просто помоги детям узнать себя, делай, что делала, и все... — почему я не верю ей, хотя выглядит она очень искренне, еще и слезы катятся по морщинистым щекам.

— Ты постарела очень, — невпопад брякнула я.

— Время пришло, — пожала она плечами, — обещай, что не бросишь детей, остальное неважно, — чую, что не все так просто.

— Детей не брошу...

— Обещай! — повысила она голос.

— Обещаю! — в ответ психанула я, вот чего она пристала, я боюсь, не понимаю ничего, а она давит.

— Хорошо, — веско сказала она и, пожав мою руку, откинулась на спинку стула, до этого она навалилась на стол, пытаясь оказаться ко мне лицом к лицу, схватив за руку, как утопающий, — в моем доме есть записи, как раньше еще до начала войны учили детей, о праве выбора и самореализации, почитай их, а сейчас тебе пора покормить животных, — спокойной заявила эта бабка, ох уж и перепады настроения, — я чуть отдохну.

Я фыркнула, но, встав, действительно пошла кормить животных, и так с кормежкой задержалась со всеми этими разговорами, а животинки ведь ждут.

— Если услышишь сирену, беги скорее к школе, — в дверях догнал меня ее совет, а я опять рассердилась, как будто она что-то знает, но не говорит, только загадки и намеки, бесит! — И последнее: верь себе и своим чувствам, не позволяй давить на себя, а будет плохо и тяжело, просто попроси помощи, и ты ее получишь...

К животным я пришла злая, уже жалея, что что-то пообещала этой сумасшедшей, хотя если быть с собой честной, она ведь мне помогла и не раз, а я только психую на нее.

— Что-то со мной не так, мои хорошие, я псих! — честно с порога объявила я своей живности и начала усиленно их тискать, гладить и чухать. От общения с ними становится легче дышать, они невероятные, — Ну и что там жмёшься как не родной, иди уже сюда, — позвала я змея, и когда он подполз, почесала его чешуйчатую морду, — одни вы у меня хорошие, а хозяин ваш даже не появляется...

К чему были мои последние слова, не знаю, просто все чаше вспоминаю Кьелла и осознаю жуткое, я скучаю, причем, все сильнее, вот и говорю не к месту. Так, Хелли, стоп, ты говоришь с животными, тут вообще все к месту, не считая самого разговора.

Я уже вывалила последнюю порцию еды, когда нал головой пронесся жуткий вой, я аж присела от страха. Вот вой повторяется, а мне хочется закопаться в снег, и тут 'киса' подпихнула меня головой к выходу, при этом рыкая очень нетерпеливо. Дойдя под завывания дикого монстра до выхода, осознала страшное, это видимо и есть их тревожный сигнал. Чтоб вы все еще выросли и никуда не помещались, и так обстановка страшная, так чтобы еще сильнее нагнетать такой жуткий вой поставил для оповещения. Страшные и ненормальные норманны, я ворчала, выбегая из загона и прикрывая за собой дверь. Тут произошел грохот, и небо над городом засветилось, а я впервые увидела этот их защитный купол. Мамочка, моя родная, забери отсюда....

Как бежала к школе, помню смутно, просто неслась изо всех сил, один раз упала, поскользнувшись от дикого грохота, но даже не заметила, поднялась и побежала дальше, желая только одного — найти своих детей.

— Купол нас защитит, говорили они, дети в безопасности, обещали они, самоуверенные самцы, — задыхаясь, бурчала я, стараясь не думать, что возможно опоздала.

Когда вылетела на площадь, там была только жалкая толпа женщин и детей, которые что-то живо обсуждали. Глаз моментально выцепил моего сына, рыдающего так, что он аж захлебывался, схватившись за еще одного мальчика. Продвигаясь ближе, поняла, что держится он за Юнаса, а вокруг на несколько шагов пусто, кровавая пелена застелила глаза. Последние шаги мне казалось я не пробежала, а просто промчалась, за каких-то три прыжка оказалась рядом и схватила своих сыновей:

— Чт-о про-и-зо-шло? — по слогам выговорила я, просто дыхание сбилось совсем.

— Он не пустил меня! — крикнул Юнас, у которого у самого слезы в глазах. — А теперь ревет и не успокаивается! — обвинительно обличил он младшего и всхлипнул.

— Дани? — сын второй рукой схватился за меня, одной продолжая крепко держать Юнаса, над головой опять произошел удар по куполу.

— Купол долго не выдержит! — Ингрид заговорила, стараясь обращаться ко всем, при этом перекрикивая шум — мы должны спрятаться!

— Не командуй! — о давно не слышали мы Линду, — Быстро все в школу! — крикнула она и, развернувшись, направилась туда, а за ней побежали женщина, при этом детвора стояла на улице размазывая слезы по щекам. Были те, которые старались казаться смелыми, но от каждого удара, даже у самых смелых сдавали нервы.

Я потянула своих детей тоже к школе, попутно подзывая остальных малышей, ко мне присоединилась Ингрид, и еще женщин десять, которые подхватывали своих детей, хватая за руки чужих, и подгоняли всех в школу.

Вот только мы замешкались и не успели, с неба сорвалась молния, которая попала в крыльцо школы и обрушила часть стены, дорога туда для нас закрыта.

— Мама! — заверещал один ребенок, и я готова была орать вместе с ним, что с женщинами, они хоть и идиотки, но уже почти родные!

Сзади что-то упало, я, резко развернувшись, увидела тело мужчины, норманн, судя по огромным габаритам.

— Бегите, они прорвались... — прохрипел он и потерял сознание, дети заплакали с новой силой, а я сжала ладошки своих детей с такой силой, что Дани, дернув за руку, заскулил, что ему больно, и вот тут я наконец очнулась.

— Прости, родной! — извинилась перед сыном и кинулась к мужчине, проверяя жив или нет, все же жив, повезло, откуда он такой свалился? Так это все потом, а сейчас:

— Тихо! — я заорала так сильно, что думала, сорвала связки, показалось, что даже удары об купол затихли, все повернулись ко мне, — С этого момента мы с вами военный отряд, — не знаю, есть такой термин или нет, будет, — и подчиняетесь вы мне! Слезы отставить! — гаркнула я с новой силой, вижу, что малыши сейчас разревутся снова, но мне нужно их шокировать. Потом буду извиняться и успокаивать, а сейчас ошеломить и показать им привычный уклад, есть главный, его и слушаем, как там Вепрь говорил...

— Разбились на пары, каждая женщина взяла за руки двух детей, те из детей кто старше взяли за руку по одному младшему, Юнас на тебе Дани. Мы должны успеть скрыться, сюда идет враг, бежим... — куда блин бежать? Посему этот обморочный не сказал откуда они придут и куда надо нам?

— В пещеры, — подал идею мой сын, я глянула на него и решила довериться его интуиции, или как там, сущности творца, да и других идей все равно нет.

— В пещеры! Бойцы, вспоминаем наш поход, мы должны пройтись самыми краткими тропами, помчались! — и народ, развернувшись, побежал в сторону сектора зимы. Да, все верно, так будет ближе. Я же развернулась к мужчине, не могу бросить его на земле, может, если его спрятать, не заметят и не убьют?

Попыталась тащить его. Куда там, здоровый такой, им всем надо на диету, все мои потуги привели к продвижению на целый сантиметр.

— Я помогу! — рядом схватился Юнас, с другой стороны Дани, а еще Ингрид и два ее малыша, не помню, как зовут.

— Я что сказала? — рыкнула на их помощь. — Бежать в горы!

— Вот тебе поможем и побежим все вместе! — в ответ огрызнулась Ингрид, и я миролюбиво смолчала, тем более, что все вместе мы его дотянули к ближнему дому и, открыв внизу погреб, Ингрид толкнула мужика туда.

Я хотела вякнуть, что он может так пострадать, но благоразумно смолчала, хуже уже, наверное, не будет, тем более они мясистые не забьется.

Мы рванули в сторону сектора зимы, когда сзади послышался лязг метала и крики людей. Оглянувшись, увидела толпу в латах, которая мчалась за нами, все внутри заледенело, не успеем...

Наперерез нам мчались воины, один и которых, выхватив меч, летел прямо на нас, попыталась дернуть Дани в сторону, уводя из-под удара, вот только не успеваю, слишком поздно заметила этих! Яростный рык, и что-то сносит в движении нападавшего, мы даже не остановились, продолжили бежать. Вот Ингрид споткнулась один раз, второй, на третий чуть не упала, дети поддержали, а я осознала страшное — не успеем мы убежать и за собой приведем преследователей к остальным женщинам и детям.

Хотелось выть, как сделать выбор между жизнью своих детей и чужих, чья дороже?

— Бегите без меня, задержу, — хрипит Ингрид и останавливается, толкая детей вперед.

— Юнас, я надеюсь на тебя, береги их! — кричу сыну, и отпускаю руки детей, останавливаясь рядом с Ингрид. Бросить ее не могу, да и права она, преследователей надо отвлечь на себя, чтобы детвора смогла убежать.

Дани мгновенно останавливается, но я кричу на него, понимая, что возможно последнее, что он запомнит это мои сумасшедшие глаза и крик на него:

— Я сказала, бегом! — спасибо Юнасу у него такое перекошенное от ужаса лицо, но он изо всех сил дергает Дани и тащит упирающегося мелкого за собой.

Я поднимаю Ингрид и говорю, стараясь не реветь:

— Какой у нас план?

— Сдохнуть красиво, — смеется и ревёт одновременно она.

— Нет, чтоб героически или там запоминающеся, красиво, пфф... — сквозь слезы смеюсь уже я, это истерика.

Судорожно шарю по сторонам, утягивая Ингрид в сторону, не знаю, что делать, от слова совсем.

— Как насчет партизанской войны? — предлагаю я.

— Может, сдадимся в плен и устроим им веселую жизнь?

— Не, я пробовала, в этих пленах только влюбляешься, находишь новых детей и подруг, а веселую жизнь никому не устраиваешь, скукотища...

— Что за плен? — патетично вопрошает она, и мы истерично хихикаем. — Где разврат и веселье?

Мы отошли в тень дерева, бдительно следя за дорогой, самая гениальная идея, которая пришла нам в голову, в случае обнаружения преследователей, максимально пошуметь и увести их за собой, не давая погнаться за детьми.

24

Спали мы, наверное, часа три от силы, костер почти погас, и стало очень холодно, и даже дикая усталость не помогала спать. Надо что-то решать, детвора захочет есть, а еды у нас нет, может быть, день они продержаться только на воде, но не дольше, и что тогда? Встав, подкинула веток в костер, пусть еще погреет, может, детвора дольше поспит. Юнас, видимо, услышал, как я шумела, поэтому проснулся и подсел ко мне.

— Еды нет, мы долго тут не протянем, да и вещей теплых нет, мы-то справимся, а вот вы с женщинами почти наверняка заболеете, — когда он так вырос?

— Я думала об этом, может, мне попробовать пробраться в поселок и попытаться набрать еды? — шурудила угли и размышляла вслух, идея даже не на тройку, на двойку.

— Лучше я.

— Нет, я взрослая, я несу ответственность за вас с Дани, и я женщина, я смогу ... — что смогу я не стала говорить, но по военному времени женщине легче выжить, хотя возможно жить потом и не захочешь, но лучше такая надежда, чем отпустить ребенка на смерть.

— Может, охота? — с сомнением предложил он.

— А чем охотиться будем? — я скептически глянула на сына, который сутулый сидел рядом.

— Рогатки можем сделать, кого-то мелкого оглушить получится, нас учили, — очень неуверенно предлагает он.

— А ну если учили... — протягиваю я, улыбаясь.

Иногда то, чему учили, и то, что ты действительно можешь и умеешь, это совершенно разные вещи.

Минут через двадцать мы услышали шорох, вскочили одновременно, я хотела кинуться будить всех, и убегать отсюда, но Юнас рванул к выходу, я толкнула Ингрид и помчалась за ним. Что за ребенок, на передовую рвется!

На входе Юнас крадучись начал выползать из пещеры, а на мою попытку следовать за ним рыкнул совсем как взрослый, и я остановилась. Действительно, Хелли, ты обычная девушка, не обучающаяся в элитных войсках, не умеющая махать оружием и не занимающаяся специальной физической подготовкой. Куда ты прешься? Он хоть и ребенок, но с детства приученный к военной жизни и имеет военную подготовку пусть и начального уровня, но это в любом случае больше того, короче сиди на входе и тихонько проси мир отвести беду от твоего ребенка. Минут через пять Юнас неожиданно вполз в пещеру и шепотом сообщил, что на тропе выше люди, у меня все внутри упало, надеяться, что нас не заметят это верить в чудеса.