— Произвольная, мистер Гойл, в этом-то вся прелесть, — ухмыльнулся Люпин. — Та, которая кажется вам естественной... Вот так. А теперь посмотрите друг на друга — стойки получились довольно похожими, не так ли? Ну а теперь...
Систему боя опознать не удалось никому. Гермиона, правда, предположила, что в основе её лежала крав-мага, но всё остальное не смогла определить даже приблизительно. Было очень вероятно, что всё это — собственное творчество Бродяги и Лунатика, тех ещё сумрачных гениев... Во всяком случае, Хендри об этой системе ничего не знал.
Впрочем, записаться на уроки к Люпину ему это не помешало.
Вообще, желающих оказалось не так уж и мало, больше всего почему-то на Хаффлпафе, тогда как слизеринцев оказалось только трое — сёстры Гринграсс и Блейз Забини, ранее в интересе к боевым искусствам не замеченные. С Рейвенкло ожидаемо записались несколько парней-старшекурсников и Луна, а с Гриффиндора — вся компания Хендри.
— Вольному — воля, — пожал плечами Люпин, получив список. — Возможно, вам не придётся пожинать плоды своего решения...
— Тебе не кажется, что он какой-то странный? — шёпотом спросила Гермиона. — И за завтраком я его не видела...
— Сегодня вечером увидишь, — прошептал в ответ Хендри. — Как раз у нас астрономия, так что выбираться с базы ночью не придётся.
Люпин не появился и за обедом — что, впрочем, особого интереса не вызвало. Он вообще довольно нерегулярно появлялся в Большом зале, и теперь Гермиона отчаянно жалела, что не догадалась поискать в этом какую-то закономерность. А в наличии таковой она не сомневалась — закономерность была во всём, просто иногда слишком сложная... Даже хаос был бесконечно сложным порядком.
Нарушение школьных правил Маклаудами и компанией в этом мировоззрении рассматривалось как элемент порядка более высокой степени...
Остаток дня прошёл как-то незаметно. Домашние задания, пустопорожняя болтовня, плюй-камни — досуг в Хогвартсе был на редкость однообразен. Были, конечно, исключения — Рон, например, засевший в углу с какими-то таблицами и пригрозивший проинтегрировать любого, кто сунется. Или Хендри с "Иудейской войной". Или она сама, перечитывающая Гибсона — кстати, надо бы подкинуть на Рейвенкло и посмотреть, что получится...
О Хендри и его обещании она тоже не забыла — слишком уж интересной фигурой был Люпин. Явно не обыкновенным оборотнем... И возможно, час спустя она будет знать — насколько он необычен.
На Астрономической башне Хендри встал так, чтобы видеть Запретный лес, посмотрел на небо и сообщил:
— Уже скоро. И не беспокойся, не пропустишь при всём желании. Только...
— Что?
— То, что ты увидишь, изменит твою жизнь. Без шуток, — серьёзно сказал Хендри. — Тебе придётся заглянуть за край обыденного...
— Хендри, это суть науки — заглядывать за край обыденного, — усмехнулась Гермиона. — И жизнь меняет любое знание.
— Тогда смотри, — Хендри опустил её телескоп, наводя на белое пятно на опушке...
...Белый волк стрелой проносился между деревьев, то крутясь на месте, то подпрыгивая, словно мышкующая лиса, то припадая на передние лапы, то вскидываясь на дыбы. А рядом с ним...
Уже не девочка, ещё не девушка в платье из лунного света, сшитого льдом, с метелью в белоснежных волосах, она с безумной грацией двигалась в одном ритме с волком, и там, куда ступали её босые ноги, ноябрьская грязь превращалась в лёд...
Резкий поворот, порыв ледяного ветра — и Гермиона прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.
Там, исчезая среди деревьев, танцевала с оборотнем Луна Лавгуд.
О природе вещей
— Хендри, нам нужно серьёзно поговорить, — заявила Гермиона, сложив руки на груди.
— Звучит так, будто ты предлагаешь развестись после десятка лет неудачного брака, — ехидно заметил Хендри. — Но я тебя слушаю.
— Что, чёрт возьми, это было?!
— Ты только сейчас решила спросить? Ладно, только сразу предупреждаю — я знаю далеко не всё.
— Хоть что-то...
— Четыре ночи в месяц, на каждую фазу Луны, он не может не менять облик, — ответил Хендри. — Луна Пляски, Луна Жизни, Луна Охоты и Луна Тишины.
— Луна Пляски — то, что мы видели?
— Да. Пляска приносит радость в жизнь, жизнь поддерживается охотой, за охотой следует покой, покой даёт силу радоваться... И не спрашивай меня, что это значит — я дословно повторяю его ответ.
— В общем, я догадываюсь, что имеется в виду... — протянула Гермиона. — Его девушка — оборотень? Та желтоглазая блондинка, с которой я видела его в "Трёх мётлах"?
— Ты про Клэр, что ли? Ну да, она оборотень...
— Тогда всё ясно. Четыре ночи — это...
— Вся жизнь... — выдохнул Хендри. — И как я сам не сообразил?..
— Ты живёшь в волшебной сказке, — усмехнулась Гермиона, — а я могу встать в стороне и смотреть sine ira et studio... И поэтому про Луну я даже не спрашиваю — и так понятно. Её мать ведь не умерла?
— Лавгуду от этого не легче...
Гермиона отвернулась к окну, ссутулившись и опираясь на подоконник.
— Знаешь, Хендри, — неожиданно сказала она, — я та самая кошка, которую сгубило любопытство... И когда я слышу радостные вопли про волшебную сказку, меня просто тошнит от этой чуши! Ксо! Да вы хотя бы видели эти сказки?! Не прилизанные и благопристойные мультики, а настоящие сказки?! Да мне никогда так страшно не было, как тогда, когда Макгонагалл принялась рассказывать, как тут всё замечательно! А она, вообще-то, именно про сказку и ляпнула — сама-то наверняка не читала, а если и читала, то прилизанные... А уж если взглянуть на всех этих как-бы-лордов — сразу пулемёт хочется схватить.
— Рано или поздно придётся, — кивнул Хендри. — Избавляться от всего этого мусора придётся беспощадно... Иначе мы так и будем получать тёмных лордов каждые полвека. Посмотри хотя бы на Малфоя — что младшего, что старшего. Трусость, чванство, невежество и расизм во всей красе. Он, видите ли, чистокровный, ему открыты тайны магии, недоступные жалким грязнокровкам... Которые, правда, учатся куда лучше, да и сил у них побольше, но это же неважно. Этого же не может быть, потому что не может быть никогда!
— Крэбб и Гойл вообще похожи на больных синдромом Дауна, — заметила Гермиона. — И кстати, не удивлюсь, если так и есть.
— Дауны не могли бы колдовать, — возразил Хендри, — но в общем, ты права — количество генетического мусора перешло в качество. Зато чистокровные — хоть пробу ставь... Ну их всех, лучше скажи, что там за фигня случилась на УЗМС?
— Да вот именно что фигня — гиппогриф Рептилоида прихватил. Там порез такой, что можно и без перевязки обойтись, но визгу было, как будто его заживо кастрируют... Теперь ходит с рукой на перевязи и ноет, что его отец об этом узнает. Правда, зверя он сам же и раздразнил, а профессор Люпин это видел... Надеюсь, на сей раз папаша объяснит ему, какой он дурак.
— Заживо кастрируют — это ты хорошо сказала, это я запомню, — заявил Хендри. — Ладно, пошли, а то на чары опоздаем.
Флитвик взобрался на свою трибуну и начал лекцию. Хендри внимательно слушал и тщательно конспектировал — полугоблин, махнув рукой на программу, говорил о теории магии.
С теорией в магическом мире вообще было так себе, а в Хогвартсе — особенно. Фундаментальными исследованиями на всю Англию занимались два человека, причём один из них был сейчас перед ними, а второй крайне неохотно делился находками...
Хендри этого понять не мог. Он всегда считал, что заучивание сотни частных случаев — дело куда более хлопотное и неудобное, чем изучение двух-трёх правил, но большинство магов предпочитали действовать наобум... С соответствующим результатом.
Поэтому такие лекции были у Хендри самыми любимыми — после них многое становилось понятным.
— ...Проблема даже не в том, чтобы что-то обнаружить, — рассказывал Флитвик, — а в том, чтобы правильно понять обнаруженное. Возьмём самое простое заклинание, всем вам хорошо известное — Вингардиум Левиоса. Вы знаете, что его изобретатель поднял им в воздух одежду на себе, но решил, что нашёл способ летать... Вот классический пример неверного толкования. И раз уж мы взялись за это заклинание, рассмотрим на его примере ещё две проблемы.
Во-первых — собственно интерпретация результата, когда мы наблюдаем эффект, можем его повторить, но сути его не понимаем. Левиоса не действует на людей, некоторых животных и активные артефакты — почему? Пятьсот лет над этим вопросом ломали голову лучшие умы Британии, и только в начале нашего века был дан ответ... Магия. Всё живое содержит в себе магию — в большей или меньшей степени, и в любом человеке, более того — даже у некоторых обезьян магии достаточно, чтобы не дать заклинанию сработать. Казалось бы, очевидный вывод — но его не могли сделать несколько веков. Почему, как вы думаете?
Гермиона подняла руку, дождалась кивка Флитвика и предположила:
— Недостаточная точность измерений?
— Два балла Гриффиндору, — кивнул Флитвик. — До недавнего времени мы просто не могли измерить столь малые величины. Но как только смогли...
На мгновение Флитвик мечтательно закатил глаза, и Гермиона тут же воспользовалась паузой:
— Профессор, а почему тогда срабатывают другие заклинания левитации?
— Ещё один балл за любознательность, мисс Грейнджер. У них иной принцип действия — на старших курсах мы это будем изучать — и с внутренней магией они не взаимодействуют. Сейчас же я, с вашего позволения, перейду к третьему — а именно к единичным случаям, которые так и не удалось воспроизвести. Вы же помните про волшебника Баруфио и быка? Так вот, даже он сам не смог повторить своё странное достижение. Заклинание просто не срабатывало... Как, собственно, и должно быть. Но иногда случаются вот такие курьёзы, иногда — чрезвычайно опасные, но иногда всё же безобидные. Так, один волшебник, неправильно произнеся режущее заклинание, вызвал взрыв такой силы, что спасся только чудом.
Почему так происходит — не знает никто. Лучшие умы мира лишь разводят руками — им остаётся лишь признать своё невежество. Я знаю, что ничего не знаю, но другие не знают и этого — повторяем мы вслед за мудрецами древней Эллады, бессильные даже постичь, чего именно мы не знаем... Но я уверен в одном: когда мы разгадаем эту загадку, мы сделаем колоссальный шаг в понимании природы магии.
Замолчав, Флитвик оглядел класс и подвёл итог:
— Задание к следующему занятию — подобрать минимум по два примера к каждой из рассмотренных ситуаций с кратким описанием. А теперь... — удар колокола. — Все свободны!
Уровень хаоса в гриффиндорской гостиной упал до минимума — как и всегда вечером пятницы. Уставшие за неделю гриффиндорцы вяло делали домашнее задание, играли, читали или просто бездельничали. Рон, совместив половину своих любимых занятий, пытался вывести алгоритм ловли снитча — без особого успеха...
Внезапно эту идиллию разнёс дикий хохот Гермионы Грейнджер. Выронив книгу, она смеялась, как помешанная, согнувшись и вытирая слёзы.
— Ты чего так развеселилась? — осведомился Хендри, демонстративно принюхиваясь.
— Сам читай, — простонала Гермиона, протягивая книгу, — вслух...
Хендри громко и с выражением прочёл:
— Эту историю поведал мне мой друг, целитель Ливси, и с его любезного разрешения я сообщаю её вам. Случилась она немногим менее двух лет назад, когда некий джентльмен обратился к целителю с просьбой удалить бородавку с деликатной части тела, чего не рискнул сделать сам, поскольку, как он выразился, "лишь недавно женился и к тому же не имеет склонности к пению". Целитель приступил к делу, однако не вполне отчётливо произнёс заклинание, что возымело удивительные последствия: бородавка не претерпела ни малейшего урона, часть же тела, на коей она находилась, заметно увеличилась в размерах. Не обнаружив иных последствий и удалив бородавку, мой друг отпустил пациента и незамедлительно испытал изменённое заклинание на себе — сперва на мизинце, а затем и на той же части тела, однако не добился никакого результата. Таким образом, единственным последствием этой занимательной истории стало лишь пространное письмо супруги этого джентльмена, выражавшее самую искреннюю благодарность...
Когда общий зоологический смех в гостиной затих, близнецы переглянулись и выдали:
— Знаешь, брат...
— Дураки мы, брат.
— Надо было...
— Не язык удлинять...
— Теми конфетами...
— Тогда парни...
— Их бы...
— С руками отрывали!
И в гостиной снова раздался непотребный хохот.
За завтраком Дамблдор неожиданно объявил:
— Я должен сообщить вам пренеприятнейшее известие: Министерство снова посылает дементоров для нашей охраны. Я, конечно, смогу избавиться от этого соседства, но это займёт минимум неделю... Поэтому настоятельно рекомендую соблюдать осторожность — вы все помните, что это такое... Поэтому я искренне надеюсь, что никаких инцидентов не будет...
Дамблдор обвёл взглядом зал, убедился, что всё внимание сосредоточено на нём, продолжил:
— Я очень надеюсь, что за время моего отсутствия не произойдёт ничего дурного. Минерва, оставляю дела на вас. Я немедленно и отправляюсь в Министерство, дементоров доставят к полудню. Это всё...
В наступившей тишине отчётливо прозвучал голос Хендри:
— Ta ma de!
— Совершенно справедливо, мистер Маклауд, — вздохнул Дамблдор. — Совершенно справедливо...
Реакция всех остальных была почти такой же — разве что желающих высказаться вслух нашлось немного. Не все умели ругаться на другом языке...
— Министерство окончательно тронулось, — заявил Лонгботтом, остановившись перед дверью кабинета Зельеварения. — Этого долбаного крысёныша никто не видел с лета, Хогвартс сколько раз вверх дном перевернули, собаки эти Мордредовы всюду носятся...
Упомянутые собаки как раз пронеслись по коридору, заливаясь лаем.
— Ксо! — выругалась Гермиона, отскочив в сторону. — Придётся следить, чтобы они в кабинет не пролезли...
Хендри поёжился — Собаки Апокалипсиса в кабинете Зельеварения были в состоянии устроить самый натуральный локальный апокалипсис, от которого не поздоровится всем.
— Быстро в кабинет, — распорядился Снейп, открыв дверь. — И следите, чтобы эти твари сюда не влезли.
— Может, порог перцем натереть?.. — пробормотала Гермиона.
— А подействует?.. — столь же тихо отозвался Рон.
— Не подействует, — злорадно сообщил Снейп. — Даже не мечтайте, мистер Уизли.
Два враждующих факультета единодушно вздохнули.
С собаками оставалось только смириться.
Зелье было не особенно сложным, но чувствительным, поэтому Хендри привычно отстроился от окружающей реальности, занятый исключительно котлом и ингредиентами, поэтому неожиданный резкий свист застал его врасплох. Тем не менее, среагировал он моментально, нырнув под парту и потянув за собой Гермиону.
Свист перешёл в затихающее шипение и прекратился. Осторожно выглянув из укрытия, Хендри забросил в котёл последний компонент, помог выбраться Гермионе и осмотрелся.
Виновником происшествия, как ни странно, был Малфой — при всей своей глупости он всё-таки кое-чему научился и котлы не взрывал... до сих пор. Строго говоря, взрыва и на сей раз не было — зелье очень быстро испарилось — но легче от этого не стало. Вонь стояла неимоверная, несмотря на вытяжку, под потолком клубился дым, а Малфой и Паркинсон сидели и обтекали — во всех смыслах...
