Озпин вздохнул.
— Вопреки тому, что вы обо мне, должно быть, думаете, мисс Скарлатина, я не слежу за вами двадцать четыре часа в сутки. Я могу предположить, с какими внутренними проблемами может столкнуться Калейдоскоп, под вашим началом вообще оказалось три потенциальных бомбы, но я не могу знать точно.
— Это внутренние дела команды. Они не должны вас волновать, пока не влияют на наши результаты. Последнее я обеспечу.
Наконец пропавший звон в ушах позволил ей различить еще один тихий вздох, шорох плотной ткани камзола, трущейся о стену, свист ветра — она сразу представила себе седовласого директора, прислонившегося спиной к стене: устало прикрыв глаза, он крутил в пальцах трость, в одном направлении, и в другом, с той же размеренностью автомата, с которой она сама минуту назад жала на спусковой крючок.
— В вашей враждебности ко мне нет никакого смысла, Куру, — наконец сказал он. — Вы должны понимать это сами — не я принимал решение пользоваться Проявлением или нет, это сделала Вельвет. Я предупреждал ее не делать этого, вы должны помнить.
О, Куру помнила — в первый же день после инициации, прочитав ее файл, Озпин вызвал девочку к себе и спросил, может ли она активировать копировать людей по частям, и, получив положительный ответ, предложил сделать это с ним, взять самую малую часть, какую вообще может. И даже этого хватило, чтобы Вельвет, стоя напротив ушедшего с третьего курса Бикона брата, чье лицо скрывало стальное забрало Белого Клыка, прекрасно понимала, чем кончится для нее попытка стать существом, называющим себя директор Озпин.
— Я не сделал вам ничего плохого за это время. Я согласился высказаться в защиту вашего брата — он получил куда меньший срок, чем мог бы. Я согласился на вашу просьбу начать заново с первого курса, хотя у вас были возможности продолжить обучение, наверстав то, что пропустили, разыскивая брата — просто прошли бы пару курсов заново. Я даже отдал вам мисс Шни, прекрасно понимая, как работает ваш разум. Не думаю, что мне надо объяснять, что можно сделать с годами, имея в руках такой инструмент...
Стол хрустнул под ее пальцами.
— Вайс не инструмент, — почти прорычала она, пусть даже прекрасно понимала, что он специально ее провоцирует.
— Влияние ее семьи трудно переоценить, — продолжал Озпин, будто не слыша ее гнева. — Даже здесь, в Вейл, для нее открыты любые двери, она может встретиться с кем угодно, говорить о чем угодно и влиять на решения, просто намекнув на свою благосклонность в будущем. Если убедить ее следовать правилам, не конфликтовать с отцом — однажды она унаследует все. Самая влиятельная семья в мире — в кармане того, кто сможет приручить Вайс Шни.
Гнев придал ей храбрости. Резко обернувшись, она сжала кулаки, готовая спорить и защищать:
— Не смей говорить так о ней, — прошипела она. — И даже не думай приближаться с ней, говорить и делать хоть что-то, иначе, клянусь, я заставлю тебя пожалеть. Я понятия не имею, как я это сделаю, но если я увижу, что ты манипулируешь ею, то найду способ заставить тебя страдать. Хватит с Вайс того, что ты подсунул ей меня.
Вся эта речь, весь гнев и злоба даже не заставили его открыть глаза. Озпин лишь криво улыбнулся и заставил ее отвести взгляд всего одной фразой и одним вопросом:
— Ах, молодость... она каждый раз прекрасна. Мисс Шни знает?
— Нет, — буркнула она. — И я предпочту, чтобы так оставалось и дальше. Как ты узнал?
"Я была уверена, что не дала ни одного намека!"
— Платиновые блондинки всегда были моей слабостью. Не был уверен до конца, что тебе передалось еще и это, но то, как ты бросилась на ее защиту, развеяло любые сомнения.
Какое-то время они молчали. Вздохнув, Куру взяла винтовку и направилась в оружейную — после использования казенное оружие требовалось почистить и вернуть на место в идеальном состоянии.
— Зачем ты пришел? — спросила она, разбирая оружие.
Это не было похоже на него. Даже тот месяц после ее рождения, что Куру прожила в Биконе, он... скорее обозначал свой интерес, а не целенаправленно искал встречи. Единственное исключение — день инициации, когда он подкараулил ее у фонтана и даже тогда Озпин не попытался навязать разговор. За неделю, прошедшую с того дня, единственный раз, когда они пересеклись — на еженедельной лекции для первокурсников, которые вел директор, "История Охотников"... или чертовски хорошо обставленная пропаганда, если спросить Куру.
Озпин присел на край стола — достаточно далеко, чтобы не мешать ей работать, достаточно близко, чтобы подспудный иррациональный страх вновь положил холодную ладонь на горло.
— Я всегда был против того, чтобы спешить, — признался он. — Есть такое мудрое изречение: "если достаточно долго сидеть на берегу реки, то однажды увидишь, как мимо проплывает труп твоего врага". Ты одинока и напугана внезапно ставшим на порядок сложнее и глубже миром, людьми, и собой — именно поэтому ты так на меня реагируешь: я — причина всего этого. Я бы предпочел просто подождать, пока ты не решишь все эти проблемы, заведешь новых друзей, примиришься со старыми, привыкнешь к себе и миру. Будь у меня хотя бы год... Но его нет.
Куру внимательно следила за директором краем глаза, а потому от нее не укрылось, как мелко задрожали сухие пальцы, сжавшие трость. Это длилось всего мгновение, и сразу исчезло, так быстро, что девушка решила, что ей показалось.
Страх? Да не может такого быть.
Вздохнув, Озпин положил перед ней белую флешку.
— Пароль — день рождения Вельвет и, через дефис, твой.
— Что здесь?
— Ответы, Куру. Ответы, которых ты жаждешь, но боишься задать вопросы.
— Я не хочу знать, — она сжала зубы, осторожно, будто та могла ее укусить, отодвинув флешку подальше.
— Может, и так, — не стал спорить Озпин. — Но я хочу, чтобы она была у тебя. Ты сама решишь, когда открыть ее, и открывать ли вообще.
— Зачем? Что тебе от меня нужно? Я простая первокурсница.
— У меня есть цель и проблема, Куру. Когда у меня есть проблема, я составляю план. Когда решение этой проблемы особенно важно, у меня есть запасной план. А когда оно — вопрос жизни и смерти миллионов... у меня есть запасной план для запасного плана.
Озпин соскочил со стола — белая флешка так и осталась лежать нетронутой, притягивая взгляд.
— Сегодня, проснувшись, я понял, что основной план потерпел неудачу — я не смогу сделать все сам. Запасной план — что проблему смогут решить те, кого я воспитал. Но все они на виду, каждый — давно известен и изучен... у меня должны быть карты, о которых не знает никто, а раз не знает — не сможет и просчитать. Ты — одна из таких карт, мой джокер. Уверен, ты сможешь собрать всю колоду.
Он остановился только в дверях, когда Куру, не выдержав, все-таки спросила:
— Что случилось?
— В город пришел мой брат, — тусклым, усталым голосом ответил Озпин, и закрыл за собой дверь.
Это был последний раз, когда она видела директора Озпина живым.
_________________________
P.S. показалось уместным сказать о названии:
"Уайлд-кард (англ. wildcard, дословно — "шальная карта", "шальной пропуск") — в спорте особое приглашение какому-либо не прошедшему общую квалификацию на соревнование спортсмену или команде. Обычно выдаётся организаторами или федерацией на основании других выступлений, зрительских симпатий или других показателей"
Глава 13. Алое и черное
— Они спилили столбы, — тихо сказала Блейк.
Это была первая мысль, которая пришла ей в голову, едва они оказались здесь. Один из старых складов на побережье фавн-района, построенный лет сорок назад, во времена, когда морская торговля еще вдыхала в Черное море жизнь. Здание стояло на отшибе, и да — дорога, ведущая к нему, стоящему на самом краю обрывистого скалистого берега, была погружена во темноту.
— А еще вывезли мусорные баки со всей округи, — мрачно согласился Ахилл, стоявший рядом. — И канализационные люки. Столбы электропередач сломаны и утащены куда-то — тут пара кварталов без света. Любой металл, до которого они смогли дотянуться.
— Что, вообще ничего? — не поверила Блейк. Отвернувшись от склада, она оглядела улицу. Отсутствие линий электропередач она заметила и сама, но люки и баки... Сколько сил и времени Адам потратил на это?
— Мелочь. Монетки, банки... Еще есть канализационные трубы, и какие-то провода — выкопать их все же не успели, но если я сейчас начну выламывать их из асфальта... Маленькая социальная катастрофа.
Сломанная дорога, боги знают сколько людей, оставленных не только без электричества, но и воды, потоп, который за этим последует... и главное — люди, которые придут разбираться со всем этим. Такое даже в Черном море проигнорировать не получится, при всем равнодушии властей к этому округу.
— Поэтому мы пришли со своим, — немного нервно улыбнулась Блейк, оглянувшись.
Это выглядело почти так же внушительно, как наблюдать последствия заряженного до максимума Проявления Адама — облако тех самых канализационных люков, массивных мусорных баков, разорванного на куски корпуса брошенной и медленно ржавеющей на обочине легковушки, три фонаря... В который раз Блейк порадовалась, что Адам тогда не выбрал бой. Шансы победить вдвоем у них были, но единственным способом было бы воспользоваться его Проявлением. А применять его в городе, прямо посреди жилых кварталов...
В ответ на попытку пошутить Ахилл только рассеяно улыбнулся — зеленые глаза под багровой маской не отрывались от склада.
— Там внутри тоже только несколько железных колонн, — сказал он. — Здание старое, кирпичное... Я мог бы обрушить его прямо сейчас, но...
— Там могут быть дети.
Да, дети... На самом деле Адам не сказал ей, что они будут здесь. Он даже не угрожал прямо, просто отметил, что они у него, и назвал место встречи, а после сразу положил трубку.
— Их не должны были забирать, — прошептала она и пояснила, заметив заинтересованный взгляд напарника. — Их не было в списке — я сама его составляла. Есть способы очень примерно выяснить количество ауры без активации — и мы прогоняем каждого через те, что не требуют сложного оборудования. У Априкота и Агаты было недостаточно... Им обоим по четырнадцать — это долгосрочный проект и очень затратный, в нем есть смысл только если планируешь вырастить... ну, кого-то вроде меня. "Мной" — не сможет стать ни один из них. Он сделал это просто чтобы причинить мне боль и отправить сообщение. Когда им откроют ауру, пути обратно не станет...
Почувствовав широкую ладонь на плече, Блейк подняла голову и встретилась взглядом с Ахиллесом. Даже несмотря на всю серьезность ситуации, она почувствовала, как растянулись губы в благодарной улыбке — даже прежде, чем он начал говорить.
— Тогда давай заберем их обратно прежде, чем это случится, и надерем задницы всем, кто против.
— Это ловушка, — напомнила она.
— Не первая в моей жизни, — оскалился он.
— Там Адам.
— Он не будет ни первым крутышом на моем пути, ни, тем более, последним.
— Такой — первый.
— Ну так давай пойдем и проверим, — фыркнул парень и спрыгнул с крыши, не оставив ей никакого другого выбора, кроме как броситься следом.
"Такой же сорвиголова, как... — она оборвала себя. — Остановись, Блейк. Он не Адам"
Но как иногда был похож...
Она едва не споткнулась на ровном месте, когда увидела его. Адам Торус — ее любовь, ее вина, ее проклятье. Скрестив ноги, он сидел на земле, прислонившись спиной к бетонному забору, рядом с дырой, где когда-то были ворота, баюкая на коленях простой деревянный меч — таким учат сражаться совсем еще зеленых новичков, прежде, чем дать настоящее оружие. Простые черные брюки, белая футболка, плотное кожаное пальто до колен, огненно-рыжие, алые как свежая кровь короткие волосы — знакомый до дрожи, до сладкой боли в груди. Белая полумаска с красным узором, за эти годы успевшая стать визитной карточкой Белого Клыка — именно он одел ее первым.
Ахиллес, шедший впереди, замер: зазвенела, сталкиваясь, груда металла, парящая над головой, разворачиваясь острыми гранями в направлении врага; Адам вскочил на ноги, поднимая клинок. Еще секунда — и все взорвется.
Блейк шагнула вперед, положила руку на плечо Ахиллеса и сжала — сильнее, чем планировала, если натужный скрип кожи и вздрогнувший от боли парень были хоть каким-то доказательством. Она не удивилась бы, если бы ее голос дрожал, как лист на осеннем ветру, но к собственному удивлению обнаружила, что звучал он твердо — хрипло, напряженно, но не испуганно:
— На складе могут быть дети — это главное. Забери их, а с Адамом я разберусь сама.
— Уверена? — даже не повернув головы, спросил Ахиллес.
— Нет. Иди.
Секунду парень продолжал сверлить взглядом невозмутимого Адама, небрежно держащего клинок перед собой, а потом вздохнул и взмыл в воздух.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал он напоследок, облетая фавна по широкой дуге.
Блейк дождалась звона разбитого стекла, с которым напарник скрылся внутри склада, и глубоко вздохнула, собираясь с духом.
Она бы не удивилась, если бы ноги приросли к асфальту, отказываясь слушаться, или вовсе словно сами собой понесли ее прочь. Но она сделала шаг вперед, а за ним — еще один.
Когда они встретились впервые — ей было тринадцать. Она уже более-менее справилась со смертью мамы, прижилась и освоилась в детском доме. У нее была пара подружек, был любимый учитель, были любимые книги, которые мистер Брасс покупал из собственной зарплаты и приносил в приют, раздаривая всем, кто был готов их прочитать. Иногда за другими детьми приходили приемные родители — самые чистенькие и красивые находили свой новый дом. Блейк в те годы не была ни чистенькой, ни красивой... она тогда часто дралась с Розой — противная скандальная девчонка на год старше постоянно пыталась испортить ее книги. Но вопреки всему, Блейк мечтала, тихо и робко, что, может быть, она сможет найти новый дом с новыми родителями или, может, отец придет и заберет ее из приюта. Блейк смутно помнила, что мама всегда рассказывала о нем с теплотой и болью, помнила слова о "важной работе", и что он вернется к ним, когда закончит...
Но вместо новых родителей или отца в приют пришел Белый Клык и Адам Торус.
Блейк остановилась в трех шагах. Адам молча ждал, держа клинок в боевой позиции — точно также, как он всегда ждал ее перед спаррингом.
Она не удивилась бы, если бы ее руки просто не поднялись, но положила ладонь на рукоять клинка и медленно потащила его наружу, перехватила широкие стальные ножны, заточенные с одного края, за ручку обратным хватом, чуть развернулась, пригнулась к земле, готовясь к рывку.
Адам, Адам, Адам, Адам... Взрослый, сильный, красивый — он кормил ее, одевал и заботился, учил драться, защищал перед другими. Разве был у нее хоть один шанс не влюбиться в него до беспамятства, со всем жаром первой любви, отдавая этим чувствам всю себя без остатка? Все ее победы, все достижения, каждая пролитая капля крови — своя и чужая, боль, перенесенная и причинённая — все это было ради него, его одобрения, его благосклонности. Адам, Адам, Адам, Адам... вся ее жизнь, все убеждения, мысли, чувства, дела — если копнуть достаточно глубоко, брали исток в одном имени, одном человеке.
