Атмосфера в штабной палатке была очень мрачная. Артур прямо чувствовал уныние, излучаемое подданными. Да и у него самого настроение было примерно такое же. Всё-таки проигрывать очень тяжело. Тем более, если это первая твоя серьёзная битва. Неуверенность в себе и страх за будущее буквально снедали молодого короля.
— Сколько погибло рыцарей, сир Престон?
— Сорок один, ваше величество, — сказав это, старик на секунду жутко скривился, будто съел что-то невероятно горькое.
— Понятно. Что будем делать, сиры? У кого какие предложения? — обратился к подчинённым Артур. Нужно срочно выработать новую стратегию.
— Я считаю, ваше величество, что всё не так уж и плохо. Мы смогли отступить в лагерь. Другой дороги в Камелот нету. Припасов хватит на несколько месяцев. Укрепления здесь вполне добротные. Нам остаётся только продержаться, пока Сарум со своим сбродом не расшибёт себе лоб и не запросит мира, — после продолжительного молчания выступил белокурый сир Эрик.
— Боюсь, ты забываешь о Байярде. Как показали недавние события, в этом противоестественном союзе командует именно он. И он прекрасно понимает, что самым логичным с нашей стороны будет именно сидение в укреплённом лагере. У них достаточно людей, чтобы кинуть одну половину на нас, а другую осторожно, малыми группами, пустить через лес, в обход, — высказался коренастый сир Грегор.
— Грег, это ты забываешь кое о чём. Байярд может и хороший полководец, но он не Бог. И пойти против объективных обстоятельств он не в состоянии. Орде Сарума надо что-то жрать. Сильно сомневаюсь, что у них есть припасы хотя бы на месяц. За меньшее время провести через лес даже треть всех войск у них не выйдет. Байярд, конечно, может повести в обход только свою армию, но это будет очень глупо. Он прекрасно понимает, что если здесь нас так мало, то там, на землях королевства, его не ждёт ничего хорошего. Тем более, что без него Сарум всё про*бёт. У них нет выбора, кроме как идти на нас в лоб. И уж поверьте мне, они будут очень упорны и изобретательны, — не на шутку разошёлся здоровенный сир Персиваль.
Артур же начал потихоньку выходить из состояния сплина (пр.б.: угнетённое состояние; тоска; хандра; уныние), и настроился на рабочий лад.
— Сир Престон, предоставьте мне, пожалуйста, список погибших рыцарей, немедленно, — кивнув, седой рыцарь встал из-за стола с картой и, прихрамывая, удалился из палатки. Его уже несколько лет как поразил артрит, но старик упрямо не пользуется тростью. — Сир Эрик, вашей задачей будет следить за всеми передвижениями врага. От прямого столкновения по возможности лучше уклоняться. Сир Грегор, я отдаю под ваше начало всех, кто не получил никаких ран. Осадные машины и оборонительные сооружения должны быть готовы к грядущим испытаниям. Делайте что хотите, используйте что угодно. Сир Престон окажет вам полное содействие. У нас есть не больше трёх дней. За это время вы должны сделать так, чтобы оборона хотя бы частично была в состоянии компенсировать нашу уменьшившуюся боеспособность. Персиваль, тебе я даю всех легкораненых. Они должны быть в состоянии нормально оборонять лагерь. Большего я не требую.
* * *
Человек может привыкнуть ко многому. Вот и я за пару дней, более или менее, привык к постоянному, пробирающему до костей, холоду и вони, которая из-за того же самого холода быстро сходит на нет. Дело в том, что в туалет мы ходим в вырытую яму прямо под клеткой. Вообще, обращаются с нами на удивление гуманно. Кормят два раза в день хлебом и вином, чудовищно разбавленным водой. Пару раз дали по рёбрам древком копья. Но так, чисто символически. И беспокоит это не только меня, но и остальных узников. Они, кстати, все оказались рыцарями. Сошлись на мнении, что нас готовят к чему-то очень нехорошему. От холода мы ещё не сдохли по той простой причине, что рядом, всего в нескольких метрах, постоянно горит немаленький костёр. Там и находится пост стражи. Дежурят, посменно, четверо солдат. Всё это время я осторожно, но внимательно, наблюдал за караульными. Честно говоря, стало немного грустно. Это были суровые профессионалы. Даже несмотря на изрядную расслабленность, они то и дело, будто бы неосознанно, оглядывали окружающее пространство. Особенно цепкими взорами удостаивали нашу клетку. Как я успел понять, наши пленители были если не профессионалами, то очень опытными и прагматичными людьми. Раздели нас до исподнего и поместили в передвижную клетку на улице посреди зимы. Благо в Англии данное время года намного более мягкое, чем на моей бывшей родине. Температура колеблется между лёгким плюсом и лёгким минусом, нередко застывая на нуле. Последние дни на дворе царил как раз лёгкий минус. Пленников грамотно, с помощью погоды, делают более пассивными, чтобы вероятность каких-либо неприятностей с нашей стороны была минимальна. В то же время не дают от этого самого холода загнуться. Поят вином, хоть и сильно разбавленным, и обеспечивают минимальным теплом от костра неподалеку. С магией всё откровенно плохо. Как происходила какая-то малопонятная ерунда, так и происходит. Что делать даже не представляю. Однако, несмотря на откровенно паршивую ситуацию, меня не покидает иррациональное убеждение, что всё закончится благополучно. Понятия не имею, откуда такая уверенность. По всем канонам логики и здравого смысла напрашивается совершенно противоположный вывод. И ведь нельзя сказать, что я самоуверенный дурак, или не осознаю всю опасность сложившегося положения. Осознаю, ещё как осознаю. Такой диссонанс между тем, что говорит логика объективной реальности, и тем, что подсказывает интуиция, шестое чувство или вообще третий глаз, ввергает мою душу в изрядное замешательство. Общался с соседями я не очень интенсивно. Из-за холода единственным желанием всех узников, и меня в том числе, было заснуть, прижавшись к единственному находящемуся поблизости источнику тепла. То есть своему соседу. Но мне всё-таки удалось их кое-как разговорить. К сожалению, знают они до прискорбия мало. Каждый из них во время боя, в тех или иных обстоятельствах, получил по голове и вырубился. Очнулся уже здесь. Позже всех (всего через несколько часов) пришёл в себя я. Вот и весь сказ. Из их слов очень сложно составить какую-либо более или менее целостную картину битвы. Во-первых, потому что все узники (всего шесть человек, включая меня) сражались в четвёртой и пятой пехотной тысяче. То есть видели примерно то же, что и я. Во-вторых, улетели в страну розовых пони они даже раньше меня. Смешно, но только здесь мне выпала возможность как следует поразмыслить. Последние месяцы по большей части проходили в режиме, если не суматохи, то крайней занятости. К тому же выспался на славу, хоть и не в самых лучших условиях. Всё больше прихожу к выводу, что моё состояние во время боя напрямую связано с творящимся в энергосистеме бардаком. Ни о чём похожем я нигде не читал, да и знания Ящера как-то подозрительно помалкивают на этот счёт. И волнует меня данное обстоятельство намного больше, чем факт нахождения в плену. В конце концов, если решится эта проблема, то и остальные перейдут в разряд легко выполнимых. Хм. Интересно. Сюда целенаправленно идёт десяток солдат. И не похоже, что это праздношатающиеся, которые захотели посмотреть и словесно поглумиться над военнопленными. Такое, кстати, уже пару раз случалось. Несмотря на то, что пришедшие не скрывают улыбок, видно, что они на службе.
— Мы их забираем. Пора уже, — донёсся до меня голос одного из солдат, обратившегося к одному из караульных. Наши охранники, кстати, все, как один, встали, стоило десятку приблизиться к ним.
— Ну, наконец-то, хоть какое-то веселье, — произнёс караульный. Что-то мне слова про 'веселье' очень не нравятся. Тем временем охранники и пришедшие солдаты вместе подошли к нашей клетке.
Достав из-за пояса связку довольно массивных ключей, один из солдат принялся ковыряться с замком клетки. Остальные же профессионально, чтобы не мешаться друг другу, встали по бокам, направив в нашу сторону копья. Ученые, сволочи. Понимают кого конвоируют. — Эй! Благородные...хах...сиры, вылезайте! По одному! — ухмыляясь проорал тот, кто открыл клетку. Не сразу, где-то секунд через десять мы начали как-то шевелиться. Все-таки, слабость и сонливость из-за мороза были нашими постоянными спутниками. Передо мной уже вышло два человека. Их отвели в сторону под охрану четверых стражников. Со мной проделали практически тоже самое, несильными тычками древками копий мне указали направление, в котором нужно топать. На удивление, оно оказалось чуть поодаль от того места, где стояли другие, вышедшие из клетки узники. Вскоре, рядом со мной встал последний пленник, и нас, разбитых на две группы повели куда-то. Направление нам указывали с помощью все того же способа, древком копья в бок, ну, или по хребту. Вели нас по весьма четко устроенному лагерю. Очень сильно напоминал то, что мы сооружали в конце дневного перехода, только масштабы, конечно, в несколько раз больше. И это плохо. Если Байярд не распорядился строить более долговременный лагерь, получается, что армия собирается в скором времени стронуться с места. Думать, что они собираются вернуться в свои края, очень глупо. Тем более, после, возможно, не самой убедительной, но победы. Остается только один вариант. Солдаты, которых мы встречали на своем пути, провожали нас весьма долгими взглядами. Чем бы, кто ни занимался, он обязательно приостанавливал свои дела, чтобы поглядеть на нас. Причем, особой враждебности в их взглядах я не заметил. Злорадство, жалость, превосходство, но никак не ненависть или гнев. Путь наш был не очень долог. Да и то, если бы мы ковыляли чуть побыстрее, он был бы еще более коротким. Но, увы, идти быстрее было попросту невозможно. Привели нас к большому синему шатру. Сверху у него висело полотно с вышитым на нем белым грифоном на бордовом фоне. Личный герб рода Хеорингов. Байард. Его охраняли два воина весьма представительного роста с алебардами и в полных латных доспехах. Грозная, внушительная... декорация. Выставлены они здесь скорее для престижу. Если бы Байярд действительно чего-то опасался, здесь стояло бы, как минимум, несколько десятков таких молодцов. Нас завели в шатер, который оказался намного больше, чем казался снаружи. То место, куда нас привели было лишь своеобразной прихожей. Вместе с нами вошла и половина конвоиров. Внутри нас ждал пол, устланный многочисленными, не очень чистыми шкурами и то, чего мы очень долго были лишены. Тепло. Один из нас, Патрик даже чуть было в обморок не упал. Мне и Ричарду пришлось держать его под руки и хлопать по лицу, чтобы не смел терять сознание. Слава всем богам, через какое-то, но несомненно очень недолгое время он перестал напоминать разваренный овощ, держась на ногах более или менее уверенно. И это притом, что наше состояние было не намного лучше. А Эрхард, еще один пленный рыцарь, хоть и держался на ногах, явно находился в каком-то полубреду. А дальше началось то, чего ни я, ни кто-либо другой в нашей компании не ожидал. Нас повели в баню. Точнее, какой-то ее походный аналог. Это было в некоторой степени даже комично. Пока слуги мыли и отпаривали нас, бравые конвоиры чутко бдели, вдруг мы чего учудим. Совершенно зря, на мой взгляд, они это делали. Солдаты, не слуги. Меня в некоторой, хотя и в очень мизерной, степени подпитвывала магия, и то, я чувствую себя так, будто целую вечность провел в ледяном аду. Что уж говорить об остальных? Нам было совершенно плевать на все прочие обстоятельства, мы просто млели. Через какое-то время, когда мой разум отошел от сонной неги, нам принесли еду и вино. Вот тогда-то я и понял, что запахло совсем уж чем-то нехорошим. Дело в том, что еда была ничуть не хуже подаваемого на королевский стол. Пол цельной тушки кабана, запеченной чесночном соусе, и с зеленью. Свежий, душистый хлеб, без всяких примесей, характерных для того, что едят крестьяне. И очень неплохое на вкус вино, явно привезенное откуда-то с материка. Однако какие бы подозрения не гуляли в моей голове, это не помешало мне набить живот и чуть 'повеселеть'. Вскоре две симпатичные служанки в простых синих платьях принесли нам одежду. Ничего выдающегося, обычные льняные рубахи и штаны, кожаные снаружи, шерстяные внутри, сапоги также с теплой шерстью. Одежда и обувь у всех была, естественно, одинаковая. Друг с другом мы особо не разговаривали. Сначала сил и, соответственно, желания не имелось. А потом уже больше из осторожности. По крайней мере, именно так я это интерпретировал. Когда мы уже пришли в более или менее божеский вид, нас выгнали из бани и привели в достаточно роскошно обставленную часть шатра и усадили на стулья с высокими спинками. Воцарилось напряженное молчание.
-Приветствую вас, благородные сиры. Как вам мое гостеприимство? — конвоиры с поклонами расступились, пропуская высокого мужчину в роскошных синих одеждах, расшитых изящными серебряными завитушками. В длинной, черной с сединой шевелюре проглядывался скромный, позолоченный венец. За поясом красовался короткий меч с украшенной сапфирами рукоятью. Аккуратно подстриженная борода несколько скрадывала кривую усмешку, которой он сопровождал свои слова.
-Мы очень благодарны вам, милорд, что вы решили исправиться и сделали наше пребывание у вас в гостях чуточку более комфортным, — проговорил я, перебив собирающегося бросить в лицо Байярду какую-нибудь гадость Ричарда. Это было хорошо видно по его закаменевшему от гнева взгляду и по сжатым добела костяшкам. Уж не знаю, отчего такая реакция, но хамить человеку, в полной власти которого мы все находимся, не очень разумно.
-Сир... — Байард прошел через все помещение и уселся на массивный стул с высокой спинкой, изрядно напоминающий трон. Мы же сидели перед ним в два ряда. У меня сразу же возникли ассоциации с успешным бизнес-тренером, который сейчас начнет задвигать простофилям за жизнь.
-Мерлин, — отвечаю, еле сдерживая смех. К сожалению, мне это в полной мере не удалось, и некое подобие ухмылки наползло на мои губы. Судя по всему, Байярд это уловил, и его взгляд на меня изрядно прибавил остроты.
-Сир Мерлин, я очень рад, что вы оценили мою доброту. Но, что же скажут ваши товарищи? — продолжил лорд Мерсии. Вот гад! Теперь, если рыцари поблагодарят его, это поставит их в неформально подчиненное положение. Они обязаны будут ему за 'доброту'. Если же они не сделают этого, то 'оскорбят' Байярда, проявив, тем самым, 'черную неблагодарность' за хорошее отношение. И не столь важно, что это самое 'хорошее отношение' проявилось лишь после 'плохого отношения'.
Все эти вещи лежат в плоскости рыцарской чести и этикета, то есть, четко прописанных твердых внутренних принципов. Их попрание для моих друзей является тяжелым грехом и святотаством, на которое они могут пойти только в безвыходной ситуации. Например, если спасение мира может зависеть от нарушения какого-то пункта рыцарского кодекса. Сейчас, понятно, не настолько хреновая ситуация. Сам я не настолько привержен подобным догмам, и мне ничего не помешает, если представится случай, прирезать нашего 'гостеприимного' хозяина.
— Милорд, я — сир Эрхард, и я благодарю вас за проявленную доброту.
