Пёс имперского значения

— Обмануть? — опешил Первый Лорд Адмиралтейства.

— Да, именно так! Мы планировали переброску ещё трёх дивизий в Финляндию, для сопровождения транспортов решили задействовать крейсер официально находящийся на модернизации, а он пропадает бесследно со всем экипажем едва выйдя из Портсмута. Как это ещё можно назвать?

— Не хотите ли Вы сказать…? — Клизмсборн подскочил с кресла и отбросил в сторону скомканную салфетку.

— Хочу! — премьер-министр вынул из кармана и положил на стол маленький никелированный пистолетик с перламутровыми щёчками. — Его Величество разрешает Вам смыть позор предательства. Здесь один патрон. Надеюсь не нужно объяснять, что произойдёт в случае неправильного решения?

— Но я…

— Не позорьте своих предков, Эдвард. Ещё никто из Клизмсборнов не заканчивал свои дни на виселице. Хотите быть первым?

Черчилль встал, прихватив с собой початую бутылку виски, и вышел из кабинета. Такс с сожалением глянул на недоеденного омара и отправился следом, то и дело спотыкаясь из-за висящей на шее салфетки.

— Пойми, пёс, — после пары добрых глотков сэра Уинстона вдруг потянуло на философию, — может быть этот старый дурак и не продавал большевикам никаких тайн, но виновные должны быть наказаны. А кто наказан, тот, следовательно, и виновен.

Выстрел прозвучал глухо, почти неслышно. Премьер-министр заглянул в дверь, потом аккуратно прикрыл её, и повернулся к Таксу:

— Я думаю, что Его Величеству удастся уговорить меня возглавить ещё и Адмиралтейство.

Глава 17

Двери наших мозгов

Посрывало с петель…

В.С.Высоцкий

Грэйт Ярмут. Прохладное лето 34-го.

Каким чёртом Черчилля занесло в этот убогий городок, Такс не знал. Но страдал он не от недостатка информации, а от запаха рыбы, пропитавшего даже камни булыжной мостовой. Дома в Ярмуте воняли селёдкой, порт — килькой и тунцом, а пиво в местной гостинице казалось сваренным из чешуи от прошлогоднего улова.

Нет, ну разве это рыба? Разве она такая бывает? Настоящую рыбу можно поймать только в Волге. Или в Амуре… Ага, и в любой речке или озере от Татарского пролива до Мухавца. Да, там она правильная, не то что местная треска. Пробовали волжскую или сурскую стерлядь? А налима? А ботвинью с осетриной и колотым льдом? А морских гребешков, приготовленных на костре по фамильному рецепту орденоносца Клима Водолазова? Что? Какие ещё ракушки? Вздор, устрицы и мидии — вот ракушки. А гребешки вкусные, значит рыба. Спросите хоть у Лаврентия Павловича, он подтвердит. Не хотите спрашивать? Оно и правильно…

Чуть полегче чуткому носу пса стало уже на большом корабле, названия которого он не знал, да и знать не хотел. Туда их доставили прямо с набережной на моторном катере, и вниманием сэра Уинстона сразу завладел не менее толстый адмирал, пригласивший премьер-министра в свою каюту. Такс поплёлся следом, негромким ворчанием выражая явное недовольство. Варварская страна со странными обычаями, где гостей отвлекают разговорами, вместо того, чтобы посадить за стол, на котором много вкусного.

Премьер, и уже неделю как Первый Лорд Адмиралтейства, удобно развалился в кресле, достал из внутреннего кармана плоскую фляжку, отхлебнул чуть-чуть, и прислушался к внутренним ощущениям. Что ни говори, а море есть море. Бодрит, разогревает кровь в жилах, и даже делает моложе. Утром, после обильного завтрака, состоявшего из пориджа, простолюдинами именуемого овсянкой, яйца всмятку и двух гренок с сыром, так и клонило в сон. А сейчас, на борту линейного крейсера "Ринаун", во всём теле ощущается забытая уже лёгкость и, одновременно, суровая мощь, видимо передаваемая излучаемыми главным калибром эфирными колебаниями.

— Большевики сами хотят войны, и они её получат! — сэр Уинстон размахивал зажатой в руке неизменной сигарой как дирижёрской палочкой, и не смущался малочисленностью аудитории.

— Да, сэр, — адмирал Кенингхэм, недавно прибывший в Англию со Средиземного моря, где командовал эскадрой, коротко кивнул. — Мной уже отданы необходимые распоряжения по организации блокады норвежских портов. Они не смогут воспрепятствовать нашей высадке в Финляндии и показать проклятым большевикам, кто в мире настоящий хозяин.

— Вы не поняли, адмирал, — сэр Уинстон остановил сигару на полувзмахе. — Не мы, а финны…

— Простите…?

— Ну да, именно армия Финляндии и будет принимать непосредственное участие в боевых действиях. В вашу задачу входит не более чем поддержка артиллерийским огнём. И только в исключительных случаях, повторяю — в исключительных, вы имеете право задействовать наши войска.

— Понятно, сэр. Только боюсь, что эти непредсказуемые русские любой случай сделают исключительным.

— Ты всегда был перестраховщиком, Эрвин, — премьер-министр, знавший адмирала ещё со школьных времён, перешёл на ты. — Советы перебросили почти все боеспособные части на западное и юго-западное направления. Если сейчас финны ударят на Ленинград, противостоять им, кроме пограничников, будут две жалкие стрелковые дивизии.

— Да, сэр Уинстон, — Каннингхэм не позволил себе фамильярности. — Всего две дивизии. Но этого достаточно, чтобы все наши планы пошли псу под хвост. Извините, сэр пёс.

Такс промолчал, ожидая что вслед за извинениями последует приглашение на обед, но глупые люди не могли постигнуть всей глубины собачьей души и продолжили свои бестолковые разговоры. Ну тупые! И в карту пальцами тычут, карандашом на ней что-то рисуют. И чего, она от этого съедобнее станет?

— Когда финские войска выйдут на линию Ленинград-Архангельск, запомните, я говорю когда, а не если… Вот тогда вы и займёте оба города.

— А Мурманск, сэр Уинстон?

— Это уже забота адмирала Фрезера. Но в любом случае финнам такой лакомый кусочек не обломится.

— И они не будут возражать?

— Надеюсь к этому времени и некому будет, — Черчилль ухмыльнулся и потянулся во внутренний карман за заветной фляжкой. — В прошлый раз большевики отбились полупартизанскими отрядами, да так, что испуганные пожиратели салаки с брусникой двадцать с лишним лет боятся высунуться из-за линии Маннергейма. А представьте, что натворят две русские дивизии?

Адмирал вежливо улыбнулся и дипломатично промолчал. Предстоящая операция им оценивалась неоднозначно. С одной стороны…, да, большевикам просто нечего противопоставить объединённому британскому флоту. Здесь, в Ярмуте, грузились на транспорты лучшие и самые боеспособные части армии Его Величества короля Георга Шестого. Отлично вооружённые и экипированные. А Сталин просто завидует, называя английскую форму педерастической!

Против такой мощи Советам не устоять. А значит ожидаются повышения, ордена, прочие награды… Неплохо бы ещё имение где-нибудь под Сестрорецком. Там, говорят, летом изумительно красиво и прохладно. Да, но с другой стороны…, эти русские с их непредсказуемостью. И ещё адмиралу не нравилась предложенная премьер-министром идея завести в Россию две с половиной тысячи тонн опиума. Пока ещё получишь с этого прибыли. Конечно, таящиеся в глубоком подполье оставшиеся в живых либералы сами и добровольно захотят вкусить запретного до того плода демократических ценностей, недоступного при коммунистической тирании, но этого мало. Тем более у либералов и не бывает никогда денег. Имеются в виду свои, заработанные, а не полученные из-за границы. А тех, у кого они есть, придётся приучать долго и упорно, переламывая вбитый большевиками страх. Подумать только, даже за невинный гашиш, воспетый в романах Александра Дюма, в Советском Союзе дают двадцать пять лет покупателю, продавца расстреливают на месте, а его семью отправляют туда, где курить можно один только ягель, да и тот полтора месяца в году.

А Такс уныло лежал на диванчике, прислушиваясь к завываниям в пустом желудке, лишь иногда насмешливо фыркая, когда глупые люди неправильно произносили фамилию потерянного хозяина. Не Архангельск, а генерал-майор Архангельский. И не город, а Гавриил Родионович. Тьфу, грамотеи! Но известие о наличии на рейде Ярмута таинственного судна с важным и насквозь секретным грузом вызвало у пса некоторый интерес, а по недолгому размышлению и вовсе привело в восторг. Вот, оказывается, где держат что-то настолько вкусное, что приходится прятать это от всех и приставлять охрану.

Охрану, говорите? Даже не смешно… Склонившиеся над бумагами джентльмены даже не заметили тихого исчезновения Такса. Впрочем, отсутствовал он недолго, минут двадцать. А когда храбрый охотник вернулся с отвисшим брюхом и раздувшимися боками, его морда была перекошена гримасой отвращения. Ну зачем…, зачем, скажите, нужно прятать эту липкую массу с неприятным запахом и подозрительным цветом? А уж чего говорить про вкус… Нет, раз уж добрался до тайного продукта, то съесть нужно столько, сколько влезет. Когда ещё придётся покушать вот так вот вволю? Противно, и что с того? Зато много. Думаете, взрывчатка на вкус приятнее? То-то и оно, не голодали вы по-настоящему. Сам Такс, правда, тоже ещё ни разу не умирал с голоду, но память предков настойчиво подсказывала: — "Кушай, дорогой, кушай!"

А ещё через полчаса в собачьем желудке поднялся страшный шторм, и какое-то нехорошее чувство настойчиво потребовало уединиться в укромном месте. На родном "Челюскине" такое имелось и называлось гальюном. И ещё везде стояли окрашенные в красный цвет ящики с песком. И даже… Да в конце-то концов, где бы не уединился, всё равно все шишки валились на ездовых собак экспедиции, ненавидимых боцманом Заморским.

— Что с вашим псом, сэр? — спросил адмирал Каннингхэм, привлечённый жалобным поскуливанием.

— Наверное на него плохо воздействует вибрация палубы, — ответил Черчилль, не отрывая взгляда от списка ценностей, подлежащих изъятию из ленинградских музеев. — Не обращайте внимания.

Такс тоже не стал возражать против подобного предложения. На этот раз он побоялся спрыгивать, и сполз с дивана очень осторожно, нащупывая ковёр задней лапой, выпучив глаза и опасаясь вздохнуть слишком глубоко.

— Может быть выпустить его погулять? — предложил адмирал, привлечённый вознёй.

— И правда, — согласился сэр Уинстон. — Пусть подышит свежим воздухом. Его никто из команды не обидит?

— Нет, что вы, — успокоил Каннингхэм, открывая Таксу дверь. — На "Ринауне" самый лучший экипаж во всём флоте Его Величества. Мухи не обидят. Вот если бы он пошёл гулять на крейсере "Рыдз-Смиглы"…

— Что? — отшатнулся премьер-министр.

— "Рыдз-Смиглы", говорю. Такая польская фамилия.

— Понятно, — с облегчением вздохнул Черчилль. — А я уже подумал, что у тебя начался приступ морской болезни. И кстати, откуда здесь взялись поляки?

Адмирал ответил не сразу, всё ждал, пока Такс полностью покинет каюту.

— Это их единственный корабль, который успел, вернее — смог уйти, прежде чем его захватили войска генерала Деникина. Присоединился к нам вчера вечером. Я телеграфировал в Лондон, сэр, но вы видно уже уехали оттуда.

— Вчера, говорите? Где же они пропадали столько времени?

— В Копенгагене, сэр. Сначала ремонтировали гребные колёса, а потом дожидались попутного ветра. Сейчас заделывают пробоины, полученные после столкновения с косяком селёдок, но клятвенно обещали, что к утру устранят все неисправности. Они просто рвутся в бой, и готовы зубами вцепиться большевикам в горло.

— Вот и представьте им такую возможность.

— Как? — горестно вздохнул Каннингхэм. — С ходом в шесть с половиной узлов, они будут в Финляндии на две недели позже меня.

— Тогда не проще ли утопить их из милосердия прямо здесь? — предложил премьер-министр. — Да и вам спокойнее будет. Этот союзник пострашнее русских торпед. И обойдётся гораздо дороже. А я ведь предупреждал.

— Меня? О чём?

— Всех предупреждал, что ничего толкового из этой версальской гиены не получится. Вы помните Герберта Уэллса?

— Писателя?

— Разумеется. Так вот — он придумал невидимого человека, машину времени, марсиан, умерших от насморка, полёт на Луну в стеклянном яйце… Но даже его буйная фантазия не смогла предвидеть такой анекдот, как независимая Польша.

Черчилль махнул рукой, не желая больше разговаривать на неприятную тему, и опять углубился в изучение карты. Но адмирал всё же решился переспросить:

— Но сэр, разве сейчас стало лучше?

— Так и я про это! — премьер-министр раздражённо бросил красный карандаш. — Эти болваны умудрились ещё и свинью нам напоследок подложить.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Из всех договоров, подписанных польским правительством, генерал Деникин признал только один — о поставках свиного сала в Великобританию.

— Но Сталин…

— А что Сталин? Эта хитрая лиса сейчас сидит в Кремле и посмеивается в усы. Думаете его интересуют политические пристрастия Великого Князя Литовского? Как бы не так! Лишь бы не просил денег, и пришёл на помощь в трудную минуту. А Деникин придёт — русский с русским всегда сумеют договориться между собой.

— Простите, но разве Сталин не грузин?

— Если бы так… Ты не поверишь, Эрвин, но русский может родиться и грузином, и татарином, и немцем… Странный народ.

— А поляки?

— А это не национальность, это профессия. И если раньше мы хоть могли за ними присматривать, то теперь… Теперь вместо цепной собачонки, пусть и шкодливой, мы получили почти в центре Европы голодного волкодава, который на нас же и поглядывает с гастрономическим интересом. Ладно, всё, хватит об этом. И прикройте в конце концов дверь, собака давно уже ушла.

Цокот длинных когтей по палубе был слышен издалека, и каждый встречный матрос считал своим долгом состроить умильную физиономию, а также угостить любимца премьер-министра завалявшимся в кармане сухариком или конфетой с прилипшими к ней табачными крошками. Такс от подношений не отказывался, но с каждой минутой нервничал всё больше и больше. Ну что за люди, лишайную кошку им в постель… Бегают, суетятся, под ногами путаются. И что хуже всего — постоянно кто-то оказывается в поле зрения.

А что это за дверь? Пёс прошёл прямо сквозь неё и облегчённо перевёл дух. Ну, совсем другое дело — тихо и безлюдно, если не считать двоих, что поочерёдно прикладываются к бутылке, сидя у плиты с кипящим на неё громадным котлом. Вот один встал с мешка, который использовал вместо стула, зачерпнул варево большой ложкой на длинной ручке, попробовал и сплюнул обратно.

— Кажется готово, Чип.

— Снимаем, — второй тоже поднялся и решительно взялся за ручку котла. — Давай вот сюда, рядом со столом. А крышкой не накрывай, овсянка этого не любит.