Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я слабо улыбнулась, принимая ответ. С прилетом шести драконов замок словно наполнился светом, а с наших плеч был снят нелегкий груз выбора: кому из тяжелораненых отдавать реанимационную койку, а кого оставлять на поддержку наших виталистов, не способных долго осуществлять ее. Все драконы были природными виталистами, и первым делом они, познакомившись с персоналом и осмотрев раненых, перевели сложных в стазис и уже потихоньку колдовали над каждым, готовя к операции или попарно поддерживая виталистический кокон во время нее.
С момента, как они прилетели, мы не потеряли ни одного пациента. И черные кремационные ямы больше не чадили густым жирным дымом.
Люк был последним, кого похоронили в такой яме.
Я, встречая в коридоре или палатах лазарета наших помощников, которые естественно и быстро влились в коллектив, отстраненно удивлялась, как, находясь в невменяемом состоянии после похорон, я смогла достойно их встретить.
Драконы произвели впечатление не только своим прилетом. Мы с леди Лоттой, Ритой, Берни и другими участниками церемонии как раз выходили из парка, когда белоснежные крылатые ящеры, опустившись на покрытую пятнами от нежити зеленую лужайку перед замком, сбросили поклажу, подождали, пока с холки одного из них сойдет тепло одетая девушка, и обернулись в шестерых совершенно голых красно— и рыжеволосых мужчин.
— Вот это да, — с тусклым удивлением сказала Рита, а Берни придержал меня — я едва не наступила на очередную спешащую по каким-то таинственным делам змею.
На драконов уже глазели припавшие к окнам и высыпавшие на крыльцо обитатели замка, а они, не обращая на это внимания, достали из сброшенных мешков одежду и начали одеваться. В это время из дверей Вейна появился величественный Ирвинс — и зеваки, как по команде, рассосались, а наш дворецкий с каменным лицом и прямой спиной направился к гостям.
Мы были в шагах пятнадцати от них, когда Ирвинс, учтиво заговоривший с драконами, указал рукой в нашу сторону, и прибывшие повернулись к нам. Я узнала брата Нории и его жену Тасю — именно они встречали нас в Истаиле перед церемонией подтверждения брака Ани.
— Приветствую тебя, Энтери, и тебя, Таисия, — сказала я глухо, когда мы подошли, стараясь улыбнуться и с приязнью сжав сначала руку дракона, а потом — его жены. Мы породнились через Ани, и я не хотела обижать их неприветливостью. — И вас приветствую в Вейне, дорогие гости, — я повернулась к остальным драконам. Леди Лотта, находящаяся рядом, придавала мне сил, и плечи ее тоже были прямы, и Рита стояла с другой стороны, поддерживая Бернарда. — Я, обращаясь с просьбой о помощи к Владыке Владык, и не думала, что она окажется такой скорой. Благодарю, что вы согласились прилететь. Нам очень нужны ваши умения.
— Мы все рады помочь сестре Владычицы, Марина, — проговорил Энтери, мягко улыбаясь. Глаза его были непривычно багровыми, как и у остальных драконов, и я смутно припомнила: Ани рассказывала, что это от усталости и что в таких случаях требуется свежая кровь. — Представлю же моих соплеменников: О?ри, Вени?, Те?вени...
На перечислении имен я стала уплывать, покачнулась, и леди Шарлотта крепко, почти до боли, сжала мой локоть.
— Однако я вижу, что мы прибыли в час скорби, — сказал дракон, взглянув на вдовью ленту в моих волосах.
— Да, мы скорбим по моему мужу и хозяину этих земель, лорду Дармонширу, — сумела я произнести, хотя внутри прорывались рыдания, и Энтери потемнел лицом, вздохнул тяжело, сочувственно. Жена его так и вовсе едва слышно ахнула. — Но, прошу, не принимайте на себя нашу печаль. Вам выделят покои, вы сможете отдохнуть с дороги, пообедать. Вам сейчас же принесут свежей крови. — Ирвинс при этих словах замер и уставился на меня с ужасом. — А завтра я прошу позавтракать с нами, потом я покажу вам лазарет.
Дракон понимающе глядел на меня.
— Мне жаль, — сказал он, еще раз взяв меня за руку — и вдруг стало мне немного легче, словно боль приглушили, сделали не такой едкой. — Я встречал твоего мужа во дворце брата. Он был настоящим сыном Инлия, дерзким свободным ветром. Нории полюбил его как второго брата.
Я дрогнула, но не отступила. И как я не расплакалась на этих словах — только богам известно. Моих сил еще хватило, чтобы в учтивой беседе пройти с ними в замок, показать лазарет на первом этаже; подняться выше, до гостевых покоев, напомнить, что если им что-то понадобится — слуги выполнят любое пожелание, — и объяснить Ирвинсу, что срочно требуется животная кровь. Хватило, чтобы попрощаться с родными и побрести по лестнице к своим покоям: леди Лотта, сама бледная в синеву, велела мне идти отдыхать и пообещала, что не оставит гостей без внимания.
И только дойдя до своей спальни, я прямо в одежде упала на кровать, уткнув лицо в руки, и пролежала так в прострации до темноты, пока Мария не растрясла меня и не заставила поесть.
А утром я, после ночного пробуждения в слезах, спустилась на завтрак с драконами, а потом пошла в лазарет.
Я была бы рада полностью погрузиться в лечебные дела — это был еще один слой глухоты ко внешнему миру, потому что любое эмоциональное усилие сейчас причиняло мне боль. У меня не было сил общаться, принимать сочувствие и поддержку, отвечать на вопрос "как ты?", выслушивать о чьих-то бедах или проблемах. Я просто хотела, чтобы меня все оставили в покое. Желательно навсегда.
Но мне ежедневно звонили родные, и я, если пропускала вызов, в коротких перерывах заставляла себя им перезванивать. Сейчас было такое время, что каждый день мог стать последним.
И я говорила, говорила, говорила... Рано утром на следующий день после похорон мне позвонила Ани — каким-то чудом выбравшаяся в Теранови и обрушившая на меня не только всю мощь своих сочувствия и поддержки, но и неожиданные новости: от нее я узнала, что у нашей младшей, Каролины, вдруг во всю силу раскрылся пророческий дар, и теперь она на шесть лет привязана к Пьентану. И отец там теперь вместе с ней.
— Главное, чтобы были у нас эти шесть лет, — сказала я сестре. — Закончится война, и я готова хоть каждый день к ней в гости ходить, лишь бы они были.
Василине я позвонила сама вечером после разговора с Ангелиной. Василина, уставшая, по-прежнему мягкая и деликатная, словно и не прошла она сквозь горнило недр Туры и не совершила невозможное, выслушав мои сбивчивые "Я так рада, Васюш" и "Как мы ждали твоего возвращения", проговорила:
— Наконец-то я тебя услышала. Я так хочу тебя увидеть, обнять, Мариш... Мне так жаль ... — и после этого мне захотелось бросить трубку и закричать. Но я, вытирая со щек мгновенно покатившиеся слезы и с трудом подбирая слова, спросила, как дети восприняли ее возвращение и позволяет ли Мариан ей отойти от себя хоть на шаг.
— Мне кажется, он тебя цепью к себе приковал и больше никуда не отпустит, — неловко пошутила я и была спасена. Это был самый верный способ Василину переключить — и потом я долго, сжавшись в кресле в гостиной, глядя в темноту за окном и слабо улыбаясь, слушала ее усталый голос. Сестра рассказывала про племянников, про Мартинку, которая сильно выросла и начала ходить без мамы, — тут голос ее дрогнул и я поняла, что она тоже плачет. И про Мариана, который осунулся, стал угрюмее, и теперь во дворце его побаиваются даже больше, чем раньше, — здесь она заговорила тише и с нежностью, хотя Байдек обычно выходил на наших девочкиных разговорах, давая нам наоткровенничаться всласть, — и который действительно теперь почти не отходит от нее ни на шаг; про огромного огнедуха, который живет в недрах под Рудлогом, и про ее пребывание под землей, и про покушение, и про то, что поймали Львовского, который меня доставлял до убежища заложников...
Мне его не было жаль — они мучили и пугали Катю, и так натерпевшуюся от мужа. Так что поделом.
А вот известие о том, что наша Алина теперь замужем, и вместе со своим защитником должна помочь вернуться на Туру богу, так ошарашила меня, что я даже вышла из своего тоскливого оцепенения и не сразу нашлась, что сказать.
— Знаешь, если этот Тротт ее вернет, я думаю, он достоин стать ее мужем, — наконец мне удалось сформулировать то, что я чувствовала. — Но на самом деле, главное — чтобы вернулись. А там разберемся. Ведь если ничего не напутал ее друг и лорд Тротт действительно помогает выйти на Туру богу, то замужество — это вообще мелочь. Ты можешь осознать, какая роль ей отведена? Ведь фактически от нее и от лорда Тротта зависит судьба Туры! Получается, все это происходит, потому что один из наших богов был в другом мире? И если он будет здесь, то и война закончится?
— Вот и Ани так говорит, — грустно ответила Василина. — А еще говорит, что Четери стоит армии и обязательно поможет им... Осталось их дождаться, Мариш. Как это тяжело... я постоянно себя виню: ну почему я не смотрела на ее ауру, почему не замечала странностей, которые с ней творятся, не относилась с должным вниманием к ее снам... возможно, я могла бы предотвратить тот ужас, что с ней произошел в том мире. Даже при том, что я понимаю — это все предопределено, она должна была туда попасть, и она нужна... но все же... если бы можно было вернуться назад и сделать все по-другому! Понимаешь?
— Да, — сказала я, чувствуя, как снова слезы текут по щекам. — Я понимаю.
Могла ли и я сделать все по-другому, или и у нас с Люком все было предопределено?
Поля же позвонила на следующий день после разговоров со старшими и обрадовала меня тем, что срок ее бодрствования резко увеличился до шести часов, и с тех пор продолжает потихоньку расти.
— А когда это произошло? — заторможенно спросила я, запахивая от ветерка ворот пальто: Пол застала меня звонком около четырех вечера, когда я вышла в парк после последней на этот день операции подышать воздухом, и шагала по сухим уже дорожкам в сопровождении охраны, внимательно глядя под ноги — змеи то и дело продолжали попадаться на пути.
— Наверное, когда иглы закончатся еще у кого-то, я буду в человеческом облике с полудня до полуночи! — восторженно говорила сестра. — Игорь Иванович сказал, что у него осталось двадцать, у Демьяна — тридцать три... Про Тайкахе не знаю, но вряд ли больше. Значит, месяц-полтора, и я уже совсем вернусь!
— Ты часто общаешься со Стрелковским? — от Полиной бойкости хотелось жмуриться и мотать головой, но я пересиливала себя.
— Несколько раз созванивались, — призналась Полина. — Я все еще чувствую себя очень странно, Марин, но мне интересно с ним говорить. И важно. Он много рассказывает про маму того, чего я не знала или не помнила. Сказал, что когда она бывала взвинчена, то походка у нее становилась точь-в-точь как у меня в спокойном состоянии, широкой, стремительной, — она тихо засмеялась, и я грустно улыбнулась в ответ. Я это прекрасно помнила.
— Расскажешь мне потом? — я остановилась, пропуская шустрого ужика. Покачала головой — куда они ползут, интересно? Правда, на людей они не нападали до странностей — Кэтрин, моя акушерка, ухитрилась наступить на хвост ползущей гадюке, но та даже головы не повернула, лишь зашипела и стала дергаться в ту сторону, куда ползла. И уползла с миром, когда Кэтрин отскочила.
— Конечно. Марина, — нерешительно сказала Пол после паузы, и я поняла, что последует дальше. Она до этого не жалела меня, не высказывала соболезнований, и мне было просто говорить с ней о вещах отвлеченных. — Марина, — повторила она и перевела дыхание, и я снова зажмурилась, мысленно умоляя ее не продолжать. Но она меня удивила.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — проговорила она с трудом — и голос ее вдруг стал другим, словно моя Поля вдруг стала гораздо старше меня. Я, так и не двинувшись с места, глубоко вздохнула — перед глазами на мгновение все поплыло. А Полина что-то говорила в трубке, говорила... и я, когда вновь обрела способность слушать, так и простояла в оцепенении с прижатой к уху трубкой под двигающимся по небосклону солнцем, то и дело выхватывая взглядом ползущих к морю змей.
Поля действительно все знала о том, что творилось со мной, разве что удушающего чувства вины в ней тогда не было. Слово за слово она рассказывала мне все то, что случилось с ней в ночь после свадьбы и что было дальше, и я слушала ее, затаив дыхание — так страшно мне было из-за того, что она пережила, так ужасно, что никто из нас не знал об этом, не догадывался о глубине кошмара, в котором она оказалась. Она не договорила — раздался стук трубки, медвежий рык, но мне было достаточно и того, что я услышала, чтобы на время забыть о своем горе. Я знала, что ей в дни после свадьбы было трудно и плохо, но не представляла, насколько. Как же часто мы живем и не подозревая, какую боль несет в душе близкий человек, какие демоны раздирают его изнутри.
Разделив со мной тот свой груз, Полли каким-то странным образом притупила и мою боль. Наверное, это как тушение пожара встречным палом: отчаянию просто неоткуда брать пищу, когда выжжено все.
Говорила я и с отцом, и с Марианом, и с Каролинкой, которую дар ее забросил в далекий Пьентан, и с Катей... Но жизнь родных и близких, которые не оставляли меня одну, все равно словно крутилась вокруг меня в калейдоскопе, не касаясь — я висела в пустоте, и не было мне опоры под ногами.
Старшие сестры звали меня к себе, умоляли уехать из Дармоншира. Просили об этом и отец, и Мариан. Но они не видели уставших глаз доктора Лео Кастера и доктора Амадеи Верфонсис, бросившей мирную Маль-Серену ради работы хирургом в Вейне, Риту, взявшуюся работать так же фанатично, как и я, и мечущуюся от обвиняющих взглядов к сочувственным объятиям; бледную, словно иссыхающую сердцем леди Лотту, которая ухитрялась находить для нас нужные слова и взяла меня под свое крыло, строго следя, чтобы не перерабатывала и вовремя ела; не видели ям, чадящих черным дымом, нежити на лугу перед Вейном и не слышали очень редкого, но вновь пробирающего до животного страха грохота артиллерии за фортами — то враги, отчего-то не нападающие массово, то и дело совершали налеты на укрепления и пробовали нашу оборону.
Никто из моих сестер не любил и ненавидел хозяина этого замка, не целовал его, захлебываясь от жадности обладания, и не сражался с ним его под этими старыми сводами. И никто кроме Поли не понимал, что я теперь намертво связана с Дармонширом, с фортами, с людьми, которые стоят там и которых я подвела, и что самое меньшее, чем я могу хоть как-то отплатить им — работать здесь до конца.
Помимо общения с близкими на меня как на оставшуюся полноправной хозяйкой Дармоншира лавиной начали валиться дела, которыми Люк как-то ухитрялся заниматься, одновременно организовывая оборону герцогства. То и дело приходилось разбираться с нуждами центра приема беженцев в соседнем городке Реджтауне, проблемами детей, оставшихся в нашем доме в Виндерсе и детей из инляндских приютов, которых эвакуировали к нам и которых нужно было размещать и назначать довольствие; вдруг потекли в Дармоншир беженцы с Юга Рудлога: я знала, что под городом Угорье, на юго-востоке от герцогства сейчас шли ожесточенные бои — иномирян взяли в клещи, и рудложская армия пыталась оттеснить их обратно к Мальве от побережья, а мирные люди, измученные войной, бежали к нам, потому что Пески были далеко — а наш бедный клочок земли близко. То и дело поступали жалобы или просьбы от всех подряд — от аристократов до простых фермеров, лишившихся крова и средств к пропитанию. И пусть часть дел взяла на себя леди Лотта, часть — уже вставший на ноги Бернард, слишком много оставалось того, что могла решить только я.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |