— Парни, добрый вечер! — Кузя-Татарин поздоровался с присутствующими и пожал руку одному из них. Все трое с готовностью, чуть в разнобой, ответили ему. — Это... Кома, Кубыш и это... слышь, Колян, да? Ну, парни, в общем, тут мне потолковать кое о чем, не сочтите за напряг... позвольте наедине с этим молодым человеком?..
Все трое без лишних слов и возражений очистили веранду, отошли к обочине, выбрав место посуше: там, где уже не асфальт дорожного полотна и еще не дренажная канава между ним и тротуаром, столь же дурно заасфальтированным. Примерно здесь же, но поодаль, метрах в четырех-пяти от них, остановился и Микула. Он уже понял, что дело почти сделано, и осталось только дождаться, когда они с Луком свалят, наконец, из пределов чужого района...
— Алё, чувак, а ты откуда, с какого края?
Микула поднял на вопрошающего ленивый взгляд, и задал встречный вопрос:
— А тебе что до этого?
Докопались все-таки, сволочи. Коленки у Мика противно задрожали, в груди разлилась глухая тоска, предвестница неравной драки... Но внешне это выглядело так: один парень подошел вплотную к другому парню и спрашивает его о чем-то вполголоса. А тот ему отвечает, так же тихо. Оба примерно одного возраста, незнакомец заметно повыше, а Микула чуть пошире в плечах.
— Не, ну тебя спросили, кажется, чего ты делаешь в чужом краю? Добром спросили, а ты сразу в залупу лезешь. Ты, наверное, нехороший мальчик?
— Да, по жизни я маменькин сынок. Будь добр, кури в другую сторону, а не на меня, понял? Сейчас мой друг закончит разговор, и мы с тобой разойдемся по домам, оба невредимые.
Незнакомец опешил от такого странного набора слов и от наглости, с которой пришелец эти слова произносил. Он сплюнул себе под ноги папиросный окурок и зачем-то растер его сапогом. "Исай, ты чего там? Все нормально?" Оставшиеся двое парней окликнули своего старшего, и тем самым, как бы включились в беседу, на законных основаниях подошли поближе.
— Да, все ништяк, базарим тут для знакомства. Ты чё, борзой, что ли? Борзометры зашкалило? Ты с какого края, кого тут знаешь?
Микуле даже и напрягаться памятью не пришлось: Камиль Исаев, учился в той же пятнадцатой школе, в соседнем классе, с первого по третий, потом куда-то исчез, вероятно, переехал. Он и в раннем детстве был ростом выше большинства одноклассников, и всегда, с первого дня в школе был хулиганистым. Это все, что помнил о нем Микула, но своего знакомства с ним решил не проявлять и не напоминать: сочтут за трусость, за подхалимство.
Камиль Исаев прошел немало драк и не боялся их, особенно в своем краю, с поддержкой за спиной, и он бы давно уже выписал в рыло этому незнакомому наглому пацану, крепышу на вид, но явно что не из "уличных", не приблатненному, хорошо и чисто одетому, сыночку благополучной семьи... Но чувак-то не сам по себе, а с корешом, а кореш-то с Кузей спокойно и тихо базарит про какие-то дела... Да, но если что, он тоже с Кузей в хороших, даже родственники по сеструхе, так что... Можно пока так, словами фраера пошугать... Камиль оглянулся на веранду, прищурился, тем самым выгадывая время для поиска дальнейших слов... Любопытно, о чем они там перетирают?..
Оба сидят на узких перилах, свесив зады наружу, Кузя курит, а тот второй — нет.
— Лук, говоришь?.. Чего-то я не догоняю насчет пьяной ручки? Поясни?
— Я уже пояснил. Чтобы мы дальше беседу погнали, ты должен вспомнить про "чифирбак с пьяной ручкой", говорю дословно.
— Ты чего, на всю бошку дурной, что ли? Какой, на хрен, чифи... Оййй, мля-я-я... едреный корень! Я понял! Не может быть! Он, что... он уже...
— Пока не знаю — что. Если вспомнил, назови город. Ты должен понимать мой вопрос, мне так было сказано.
— Гм. Ну, Златоуст. Перед самым шизо варили.
— Все в цвет. Владимир Петрович... — теперь понимаешь, о ком я? — передает тебе привет и поклон. И опять же дословно... Слушаешь?
— Угу, давай.
— Значит, так... — Лук наморщил внезапно вспотевший лоб и набрал побольше воздуху в легкие. Сто раз, наверное, он репетировал про себя эту фразу, но все равно взволновался, в испуге, что запнется или исказит... — Значит, так. "Я — в отпуске — проездом во владимир. По томску городу — мороз остановлен — в прошлом — годе." Ф-ух, все, точка. Он мне сказал, что ты дальше разберешься, что и как. И перебросишь.
Кузя-Татарин мелко закивал, покусывая мундштук папиросного окурка. Выбил из пачки новую беломорину, прикурил от старой.
— Угу, понимаю. А в отпуске — это... ну...
— Говорит, что в краткосрочном, сам себе выписал. Ну, ты понял.
— Угу. Так. Еще что?
— А всё. Больше ничего. Мое дело передать, остальное ты сам.
— Блин, да я врубаюсь, не учи ученого. Но хоть что-то еще можешь сказать? Лишнего не надо, а просто... Ну... Интересно же, пойми! Если он мне язычок послал, значит верит.
— Понимаешь... Кузя... Я, в целом, как бы не при делах, и соваться в чужое не буду. Кое-что я тебе скажу, но, если что — отопрусь от всего с легкой душой. Короче, выглядит он нормально, здоров, но понимает, что отпуск короткий. В помощи не нуждается, считает — смысла нет, один риск, да и тот пустой. О тебе он отозвался так — дословно: что ты золотой пацан, и однажды будет к тебе подход. Конкретно, люди это уже обсуждали. Ты понимаешь, о чем я говорю... — Кузя утвердительно затряс ушастой головой и даже соскочил с перил, не в силах оставаться на месте, весь захваченный услышанным. За спину отбросил, не глядя, только что начатую папиросу...
— Ништяк!
— Но это я все лично от него слышал и тебе лично говорю. И при любом кагале, то есть, если мы не тет-а-тет, я тебе еще раз это повторяю, если что — я от всего отопрусь. Он, если доведется, сам подтвердит свои слова, если что. Надеюсь, ты меня понимаешь.
— Я понимаю. Но странно, блин... что он... ОН!.. И вдруг ты...
— Гм. Так уж вышло. Ты усомнился, что ли? Думаешь, я наврал?
— А чего ты сразу буром прешь!? Чё наглеешь? Ничего я не усомнился, просто по-человечески удивлен. Извини, если затронул тебя не по уму, это ненароком. Короче, благополучно закрыли терки и будем без напрягов. Давай лапу, Лук, я тебе благодарен по самые уши. Жаль, что ты не при делах, душок в тебе есть, явно.
— Есть, да не тот, увы, не ваш. Это, кстати, тоже ВэПэ в мою сторону так определил, на прощание, насчет душка.
— Кто... кто, ты сказал?
— ВэПэ, Владимир Петрович. И меня устраивает, что оно именно так.
— Да? Ну, ладно тогда. Но если что — можешь на меня рассчитывать, помогу, чем смогу. А чего это они хай подняли? Так, все у нас с тобой, ничего не забыли? Давай подойдем, посмотрим, послушаем... Ровно грачи.
Исай и Микула стояли почти вплотную, лицом друг к другу, оба напряжены, оба показывают готовность к драке, но...
— Чего делим, парни? Исай, ты чего? Побакланить решил, типа, на ночь глядя?
Камиль усмехнулся и тотчас опустил согнутые в локтях руки. Отошел на шаг.
— Я? С чего ты взял? Нет, просто побалакали о том, о сем...
— Да, а чё кулаки сжаты?
— Это я для понта. Нет, это потому, что вот этого вот гуся с улицы Ленина испугался. Форменный хулиган, гоп-стопарь. Мелочь с меня пытался стрясти, угрожая физической расправой.
К тому времени народу прибавилось и число зрителей, помимо участников сцены, возросло до пяти. Все дружно рассмеялись словам Исая. Говорит — чика в чику — местный участковый Гена Барабан, который постоянно им всем посадкой угрожает, особенно когда спьяну.
Камиль Исай был не трус и далеко не дурак. Вроде бы он и не дерзил Кузе-Татарину, послушно реагировал на вопросы и на недовольство в его голосе, но так, чтобы видно было: он, Камиль Исай, тоже не фуфло, и тоже кое-чего стоит в этом мире.
Кузя отрешенно затянулся новой папиросой, а про себя решил: борзеет Кома. Надо будет подловить на любом допущенном косячке и примерно отмудохать. Родственник там, не родственник... Да, надо будет. Чтобы не зачморить, не зашкварить, один на один, ничем не роняя перед парнями, но... чтобы понимал науку... и так, чтобы все про это вызнали задним числом... А то ведь и пойдет по жизни бакланом тупорылым.
— Ну, а ты чего скажешь? Как тебя зовут по жизни? В натуре, что ли, денег с парней тряс?
Микула мгновенно оценил изменения в обстановке — пошла явная разрядка, почувствовал облегчение, но так же быстро сообразил, что передавливать своей крутостью и бесстрашием не стоит. Обошлось — и обошлось, и очень даже хорошо. Пора сваливать из опасного места, и как можно скорее. И Лук то же самое исподволь "маячит" ему.
— Нет, он врет. Просто докопался, ни с того, ни с сего: кто, да откуда. Зовут меня Мик, если интересно. А я спокойно стоял, никого не трогал, вот — Лука ждал.
— Миг? Это как реактивный истребитель, что ли? С какого ты края, Миг?
— Мик. Через букву ка. На конце не гэ, а ка. Я возле кинотеатра "Ударник" живу.
— Ну, надо же, это не так далеко от нас. Я там, в Ударнике, бываю временами, в киношку захаживаю с подругой. Ну, и кого ты там знаешь? Васю Грязнова знаешь? Впрочем, это не важно. А важно, что все дела мы с вами, граждане хулиганы и тунеядцы, на сегодня завершили, и нам всем пора спокойно разбежаться по своим делам. Так, парни? Лук и Мик? Я правильно всем говорю?
— Да, все четко. Все нормально, кстати, нам с Миком действительно пора двигаться до дому.
Кузя-Татарин, не сводя глаз с Микулы, машинально пожал протянутую Луком ладонь, и, озаренный некоей идеей (видимо, старый вор Владимир Петрович был прав насчет "золотого пацана" и его способностей: умный, осторожный и чуткий), вдруг спросил у Микулы:
— Мик, который через кэ, у тебя есть какие-либо пожелания? У? Да хоть через два кэ, я не против! Если хочешь, я могу извиниться перед тобою за поведение вот этих двоечников, пьяниц и второгодников?
Все, кроме Лука и Микулы, дружно расхохотались, и смех этот был гораздо громче, нежели от шуток Исая. Но самому Кузе удалось сохранить серьезное выражение лица.
— Так что? Есть пожелания?
— Да, — внезапно для самого себя откликнулся Микула, — есть! — Кровь прихлынула ему на лоб и щеки, ноздри словно бы вздрогнули от накатившего приступа ярости, но голос остался спокойным... или почти спокойным, как потом вспоминал Лук, ну, разве что погромче обычного. — Тебе не надо за них извиняться. Но я хочу вызвать один на один кого-нибудь из них... из вот этих троих, кто первые подошли. Кто захочет, любого. Лучше, чтобы, конечно, Исай, но если он откажется, то любого другого из них.
— Ух, ни хрена себе... А не обоссышься?
— Ой, мля... прыщ на ж...!
— Ты, борзота!.. Ты на кого тянешь!?
Молчащий Кузя не растерялся ни на секунду, он словно бы ждал чего-то подобного, дождался и тотчас воспарил над загалдевшей толпой — ангелом-судией, верховным вершителем проблем и судеб. По опыту долгой, почти тридцатилетней, жизни, он знал, что из любого оборота событий можно извлечь выгоду или пользу, надо только не зевать, ушами не хлопать и кумекать достаточно шустро.
— Я спросил, ты сказал. Принимается. Итак? Есть желающие ответить на вызов нашего гостя, по имени Мик... через два кэ... Камиль, ты как? Согласен, или доверишь защищать честь района кому-нибудь другому? Кубышу, там, или мне?
Исай, да и не только он, вся ватага зайсанских, все они явственно ощутили подспудное недовольство Кузи в сторону Исая, и тут уж Исаю следовало реагировать срочно, без запинки.
— Чегой-то мне отказываться! Кузя, ты чего, в натуре... Я-то готов, я уже готов, причем всегда. Ну, где махаться будем?
Микула поторопился перехватить слово для ответа, чтобы никто не успел его опередить, чтобы не утрачивать инициатив и возможностей, даже таких скромных, что у него есть на данный момент. Некогда тут смотреть на округлившие Луковы глаза и его знаки-маяки, надо ковать, пока горячо, вперед!
— Где, где... в бороде! Здесь будем, прямо здесь!
— Ну, давай тогда, раз здесь, чё сопли жевать! Парни, отойдите все, дайте место.
Все, включая Лука, послушно отодвинулись, составили собою нечто вроде ограды вокруг ристалища, но Кузя не позволил событиям выходить из-под его руки.
— Нет. Здесь — среди луж — пусть вороны дерутся. Но, если далеко не отходя — пусть так, без споров, согласно законов гостеприимства, типа. Вы, двое гладиаторов — извольте отканать на веранду и поговорить там, а мы уж здесь, в скромнячка, на улице побудем, пока дождя нет. Давайте, давайте, до ночи нам всем здесь на ветру торчать, что ли?
Исай повернулся спиной к Микуле и не спеша, чуть приволакивая длинные ноги в резиновых сапогах с широкими, до щиколоток, отворотами, направился к веранде. Вроде бы и доверие к честности противника, но на самом деле — трезвый расчет: ударит Исая в спину — и все насмарку, такого труса и говнюка можно хреначить без пощады всем коллективом... А главное, таким нехитрым трюком легко можно усыпить бдительность почти любого драчливого глупца... Кстати, это Кузины уроки он сейчас будет повторять... чтобы неожиданно и в то же время по правилам. Оно как бы и без подлянки, но... хорошо помогает.
Так и сошлось: войдя первым на территорию веранды, Исай, вместо словесной разминки-подготовки перед дракой, с разворота, наотмашь, въехал тыльной стороной кулака в голову Микуле, но попал не в нос, не в глаз ему, как рассчитывал, а в правое ухо. Удар получился по-боксерски хлестким и настолько мощным, что едва не достиг намеченного результата: Микула на секунду поплыл сознанием, веранда и противник закачались перед ним, все потеряло резкость...
А Исай уже повернулся лицом к нему и быстро замахал кулаками, чтобы добить, пока фраер не очухался... Прием проверенный, срабатывал не раз и не два, неожиданный удар и нахрап — это очень большое дело в драке. Но второй удачный удар Исая — кулаком в область рта — не поверг противника на грязный, в деревянных половицах пол, а наоборот, словно бы вернул Микуле ясное сознание и боевую решимость. Микула вымахнул удар с левой... с правой... Попал! Отлично! Во как его! И еще, с-сука исаевская, раз... и еще, б-блин!..
Немногочисленные болельщики окружили веранду с трех сторон (с четвертой уличный фонарь отсвечивал трепещущим неоном прямо в глаза, мешал смотреть), а главный среди всех, Кузя, выбрал себе место напротив входа, чтобы перила и лавочки не заслоняли обзор... Лук стоял справа от Кузи, ближе всех к нему, но тоже, все-таки, чуть поодаль. В душе у Лука смешались ярость, страх за друга, стыд за себя: Мик с ним пришел, просто за компанию, как друг, и теперь дерется... один... а он, Лук, в сторонке стоит, смирно перетаптывается... А вдруг сейчас они Мика скопом будут метелить, что тогда?.. Тогда уж пусть обоих...
Кулаки у Микулы оказались тяжелые и крепкие, плюс к этому реально помогли книжки-брошюрки, привезенные из Москвы братом отца, дядей Пашей: "боевое самбо" и "боевые приемы в НКВД"... На обеих стоял гриф: "только для служебного использования", поэтому — кроме Лука — никто из друзей и приятелей Мика книжечек этих не видел. Книжки очень ништяковые, Лук даже попробовал тренироваться, следуя советам безымянных авторов кагэбэшных пособий, но потом ему стало как бы лениво... там каждый прием прост, почти как в боксе, но любой отрабатывать чуть ли не по неделе... Или, скажем, удар стопой в коленную чашечку противника — на ком его отрабытывать, на одноклассниках, или в Татарский край специально ходить, спарринг-партнеров на улицах искать? Или захват и фиксация наганного курка в ближнем бою?.. О, да, если просто читать — так воображение будьте-нате разыгрывается, еще бы!.. Но тупо, одним и тем же ударом, запинывать часами диванную подушку... А Микула проявил усердие, и вот, пригодилось.
