Так под общее пение, выбранный толпой человек, стал вести первую на поле борозду. Перед этим он встал на колени, поцеловав по очереди землю и лемех плуга. Пахал также разувшись. Босым.

Волов, наверное, Тарабрин прислал, вместе с Онуфрием — обещал ведь.

Ожидал я, что всё поле будут этой воловьей запряжкой пахать, но проведя первую борозду до конца поля, плуг выдернули и запряжку вернули к походной импровизированной церкви, где на рога волов надели венки из полевых цветов.

И снова пели. Я аж заслушался, как красиво и складно.

Потом Онуфрий провел молебен с водосвятием и благословил по очереди наших тяжеловозов и сельхозорудия. И даже монстру окропил святой водой.

По окончанию действа поклонился в пояс к народу, сказав.

— С богом, дети мои. Оратайствуте на благо людей. Таскать вам, не перетаскать урожай с этого поля.

А дальше... Дальше началась пахота. И конными плугами, и волами. Только монстра вступила, когда пришел ее черед землю бороновать. Для животных это самая тяжкая работа. Ваня Юшко был счастлив от всеобщего внимания, хотя давно должен был бы к нему привыкнуть.

Мертваго, подошел ко мне и на ухо шепнул.

— Вина запасли, Дмитрий Дмитриевич? А то народ не поймёт, что на такой большой праздник ему даже стакан вина хозяин отжадовал.

Пришлось мотаться в дореволюционный Крым на ''форде'' и в Феодосии на оставшиеся у меня от поездки в Омск золотые монеты покупать двадцати вёдерную бочку красного вина. И в церковной лавке по дороге вёдерный бочонок местного монастырского кагора — для Онуфрия, народ причащать. Вместе с кагором прикупил по случаю позолоченную дароносицу и серебряную филигранную чашу с ложкой — для причастия. Пусть шурин порадуется сам и народ порадует.

Автомобиль, конечно, привлёк внимание публики, но не столь ожидаемое. Тут такие кракозябры с мотором иной раз катаются, что просто удивляешься человеческой фантазии.

Солёное озеро континентального типа мы всё же нашли. Около будущего Казантипа, что пока горкой возвышается между дюнами, и никакой ещё не полуостров, тем более не мыс. Далее на север азовские болота с плавнями.

Если привязать к современной карте Крыма, то это озеро Акташ. С северной стороны песчаные дюны; с востока — болото, переходящие в плавни; с юга — лесные колки, в основном сосна и акация; с запада — степь на известняке. На юге до леса ещё тянется солончак километровой ширины.

Ближе к северному берегу — остров, плоский и пустой. Растительность чахлая.

Куча мелких ручьёв втекает в это большое озеро, не вытекает никого. Озеро большое и мелкое. Что совсем торт — уже солёное. И соль вкусная. Вопрос только в том, где испаритель ладить? Отмели сами тут покрылись тонким налётом соли, аж глаз на солнце режет как снег в Арктике. Но этого мало и чрезмерно трудоёмко будет очищать такую соль от грунта. Толстым слоем соль нарастает на всяких деревяшках, оказавшихся в воде.

Люди нужны на постоянную работу тут. С испарителя соль буртовать, и, подсохшую в бурте, уже в тару укладывать. И всё вручную. Тару, еще придумать надо какую? Желательно оборотную.

Егеря прискакали от плавней с набитой стрелами птицей — ужин ладить. Патрон тут считается дорогим, а стрелы к лукам они сами делают.

Меделяны с ними бегали за ретриверов. Забавно было глядеть, как огромные псы из камышей птичку тягают, изображая из себя спаниелей.

Мы теперь в конные экспедиции без собак не ездим. И охранники, и защитники они нам, и помощники. Так что птиц били и в расчёте на них. Нам чирков. Собакам — цапли.

Жрут псы цапель, только хруст стоит. А мы своих чирков потрошим, да от перьев чистим — на костре жарить будем. Весенние уточки, жира на них маловато. Но если солью, да перчиком натереть, так пальчики оближешь. А можно и с перьями в глине запечь, только это дольше готовиться будет.

— Не поедут сюда с Кубани жить, — протянул Сосипатор, оглядывая окрестности. — Голо тут. И уныло. Хотя птицы много. А степь хороша, хоть овечек заводи.

— А если вахтой? — спросил я, поворачивая палочку с нанизанной на ней утиной тушкой.

— Это как?

— Ну, год на соли работать, год на поле, — пояснил я.

— Ни два, ни полтора, — ответил мой псарь, — Не оратай, ни солевой рабочий. И то, и другое в загоне будет. Работу на соли почтут за барщину. И наработают на ''отвяжись, барин''. А от своего поля у них руки отвыкнут. Повадятся лодыря гонять — не отучишь потом. Человек, соль добывающий, должон или страх божий с плётки надсмотрщика ощущать или выгоду свою. Я так со своей кочки маракую. А ты, барин, смотри как тебе лучше. Ты же у нас учёный.

— А какая у мужика может быть выгода?

— Это тебе, Дмитрий Дмитриевич, с Тарабриным говорить надо. Мне вот они выгода, — потрепал Сосипатор по затылку лежащего рядом с ним кобеля, который тут же переложил большую лобастую голову к нему на колено и шумно выдохнул через ноздри, сдувая прилипшее к носу пёрышко.

— В чём твоя выгода? — не понял я.

— В любви, барин, в любви. Так как тебя собаки любят, человек никогда любить не будет. Про верность я уже промолчу.

Переночевали у костерка, а с утра стали искать место для поселения будущих солевиков. Чтобы и озеро было недалече — не утомляться на работу ходить, и пресная вода рядом в достаточном количестве — не только себе и скотине попить, но и огород полить. И какой затон на испаритель огораживать, чтобы не пересыхало в том месте озеро совсем, и можно было в испаритель воду с озера запускать по необходимости, а не как бог сподобит. Или совсем новый испаритель самим копать?

Вроде и примитивная технология — жди, пока солнышко всю рапу высушит, и сгребай, даже варницы без надобности, но и своих тонкостей с избытком. А опыта у нас никакого. У меня так вообще только тот, что в интернете прочитал.

Когда надоело гулять вслепую, достал ноут с солнечной батареей, и прошелся по будущим поселениям. Люди не от балды селятся и веками на одном месте живут.

Ткнул в гугл-мапу пальцем на мониторе и сказал, заинтересовавшимся моими действиями Сосипатору.

— Здесь. Только, кроме ручья, еще колодец копать придётся. Вот тут, — увеличил я изображение колодца.

— Чудны дела твои, господи, — перекрестился Сосипатор. — Нам бы такую машинку да на Кавказскую линию. А то часто, считай, сослепу бродили по тем горкам.

На обед нам меделяны добыли в степи пару диких козочек. Сами. Сами добыли и сами же нам принесли, чем меня удивили до глубины души.

— А что ты хотел, барин? — пробасил довольный Сосипатор. — На царскую охоту абы кого не брали. Рабочие пёсики. Надо ещё их мордашей опробовать на крупной дичи. Быков в степи на юге много. Пусть Баранов покажет, какие они быкодавы.

Что есть — то есть, по продуктивности степь северного берега ни в какое сравнение с югом не шла. Может лес и река между ними тому причиной. А может и леопарды в лесу. Не скажу точно — не специалист.

Не успели добычу разделать, как раздался громкий хлопок.

— Ложись, — крикнул я, падая на землю. — Граната!

Что-что, а с армии ещё я научился на звук распознавать, как хлопает ручная граната, а с каким звуком рвётся установленная мина или взрывается артиллерийский снаряд. Со своей инженерно-сапёрной ротой я с полигона не вылазил весь тёплый сезон.

Все залегли, наставив винтовки в сторону этого неприродного звука.

Через десять минут на нас из-за увала вышел... взвод типичных моряков. В бескозырках, голландках, тельняшках и клешах. С винтовками в руках. Только какие-то все худые да оборванные. Человек тридцать. Одного несли на носилках.

— Стой! Кто такие? — пробасил Сосипатор, не вставая.

Моряки сразу упали на землю, выставив в нашу сторону винтовки.

Токаревские самозарядки, — успел я мысленно отметить.

— Старший ко мне, остальные на месте, — скомандовал я, вставая на ноги и забрасывая свой охотничий ''манлихер'' за плечо. — Выходи не бойся. Стрелять не будем.

— А собаками не потравите? — крикнули из-за куста.

— Тю-ю-ю-ю... Кто это такой крутой мореман, что пёсика испугался? — улыбнулся я и сделал два шага вперед, шепнув Сосипатору. — Собачек, всё же придержи, на всякий случай.

Псарь негромко рыкнул.

— Тубо.

И собаки послушно сели на задницы.

Навстречу ко мне поднялся и вышел офицер. Или еще средний командир. На рукаве кителя две средние и одна узкая серебристые полоски. Вроде как каплей. Но представился он по-другому.

— Старший политрук Митрофанов. Дунайская флотилия.

— Капитан в отставке Крутояров, — вернул я ему вежливое армейское представление — Далеко путь держите?

— А вы точно советские? Не белогвардейцы? — это он на наши черкески стойку сделал. Прямо собака Павлова.

Я засмеялся от неожиданности.

— До белогвардейцев еще сорок две тысячи лет ждать.

— Сколько? — такая цифра в его голове явно не укладывалась.

— Когда Христос родился, помнишь?

— Ну.

— Так вот до его рождения примерно сорок тысяч лет будет.

— А вы как тут?

— Наверное, также как и вы, — пожал я плечами. — Хватит попусту чесательную железу тренировать. Вызывай своих бойцов, обедать будем. По куску мяса у нас на всех хватит.

— У вас врач есть?

— Есть, только не здесь, а подальше. В ''колхозе''.

Смотрю, после последнего слова политрука отпустило. Он свистнул в два пальца и махнул рукой.

— Выходи, братва. Полундра отменяется. Тут наши.

— Кстати, если мяса покажется маловато, то можете сами еще подстрелить в степи.

— Были бы патроны, давно бы подстрелили, — удручённо ответил политрук. — И так последнюю гранату без толку истратили. Нет, чтобы рыбу ею глушить, в стадо кинули.

— И?

— И ничего. Стадо убежало. Гранаты нет.

Я распорядился одного егеря послать верхами в ''колхоз'' за ветеринаром и фургоном. Заодно запасную полевую кухню привезти. Она как раз на тридцать рыл рассчитана.

Второго егеря с собаками выслал в степь на охоту за козами или сайгаками, кто под руку подвернётся. Все же две косули для такой голодной толпы маловато будет.

— А патронами не поделитесь? — с надеждой спросил ''мокрый'' политрук.

— Да хоть сто порций, только они вам не подойдут, — показал я ему патронную пачку от ''манлихера''. — У нас винтовки австрийские. Ладно. Располагайтесь. Пока за доктором едут, да Сосипатор козочек потрошит, рассказывай, политрук Митрофанов, как вы дошли до жизни такой?

Мертваго приехал не на своей бричке, как я ожидал, а на КамАЗе с Юшко за рулём.

Матросы размерами авто впечатлились. Некоторые даже присвистнули.

— Так быстрее выходит, — ответил ветврач на моё удивление. — Где больной?

Юшко сразу организовал матросов на выгрузку кузова. Привезли взводные палатки, доски, полевую кухню для блокпоста, небольшой набор продуктов, кровати и уже набитые свежим сеном сенники. Последним заходом вытащили уже сколоченные две длинные столешницы с козлами. И необходимый инструмент: пилы, топоры, молотки да ящик гвоздей.

Стоя в кузове, Ваня выкрикивал.

— Кто тут у вас повар? Принимай кухню.

— У нас нет поваров, — отвечали ему моряки с некоторой обидой и превосходством. — На флоте еду готовят коки.

— Ну, так давайте сюда своего Коку, — не унимался Ваня.

Меня от этой занимательной беседы отвлёк Мертваго.

— Будете мне ассистировать, — приказал мне ветеринар. Императивно так.

— Я не умею, — развёл руками.

— Всё равно, Дмитрий Дмитриевич, у вас это лучше получится, чему у кого другого здесь, — уверенно пообещал мне Мертваго и протянул клеёнчатый фартук.

— Митрофанов, у вас фельдшер есть? — крикнул я политруку, что пытался мешать Юшко командовать его краснофлотцами.

— Есть, — ответил тот. — Только он без сознания сейчас.

— Несите, — прикрикнул на него Мертваго. — Быстрее.

Составили столы под открытым небом, накрыли чистыми простынями. Разложили инструмент из хирургического набора, уже прокипяченный на костре в кострюльке.

Я еще свою аптеку из седельного чемодана принёс. Там у меня и антибиотики, и промедол в наличии. Откуда? Слава Украине! Там вся страна на продажу.

Матрос метался в сознании, но в жару, с высокой температурой. Стонал. Скрипел зубами. Обливался потом.

— Давно его ранили? — спросил Мертваго, обрезая клеша и стаскивая с раненого ботинки.

— Третий день пошел, — ответил политрук. — Четвёртый...

— А повязки сменить не додумались?

— Додумались, — виновато отвечал Митрофанов, — но нечем было.

— Может отмочить перекисью? — спросил я врача.

— А есть?

— Есть, — подал я ему стограммовый пузырёк. — И вот это еще. Надеюсь, не повредит.

Подал я ему синие резиновые перчатки из латекса.

— Вы кудесник, — улыбнулся Сергей Петрович в усы. — Пока я руки мою, действительно отмочите ранбольному повязку.

У матроса оказалось слепое ранение в голень. Ногу уже начало раздувать. Вокруг воспалённого пулевого входа края раны подёрнулись чернотой.

— Жаль парня, — доктор встал в позу хирурга — руки вверх на уровне плеч. — Ногу не сохранить. Видите, коллега, как вокруг раны нарастет некроз тканей? И голень распухла от гноя. Ещё день-два и газовая гангрена гарантирована, поверьте моему опыту. Обработайте пока поле вокруг раны йодом и потом подайте мне большой ланцет. Попробую я этот некроз иссечь.

Первый же разрез дал высокий — сантиметров двадцать, фонтан вонючего гноя.

Раненый заметался, задёргался и сильно закричал от боли.

— Держите его, — прикрикнул Мертваго на морячков, выделенных нам в помощь.

Я достал шприц-тюбик промедола из своей секретной аптечки и уколол моряка прямо через одежду.

— Что колете? — спросил врач, закончив кромсать ногу пациента и вооружившись тонкими изогнутыми щипцами — пулю доставать.

— Промедол, — ответил я, бросая использованный тюбик в таз. — Отключает сознание. Убирает болевой шок.

— Дельно, коллега, — согласился со мной Мертваго, вынимая из раны моряка свой инструмент. — Ага, вот и она.

В зацепах щипцов он держал слегка деформированную пулю. Даже не пулю, а пульку.

— Шесть с половиной миллиметров. Манлихер. Вы с румынами воевали?

Последняя фраза ветеринара была обращена к политруку, который не отходил от нас всю операцию. Хорошо хоть не вмешивался с руководящими и направляющими указивками.

— С ними, — ответил тот. — Немцев даже не видели. Что с моим краснофлотцем?

Доктор не стал ничего скрывать.

— Плохо. Кость задета, хотя огнестрельного перелома нет. А вот опасность возникновения ''антонова огня'' есть. Долго он на койке проваляется, даже если выживет.

— От такой маленькой ранки в ногу? — удивился политрук.

— Перевязки надо делать вовремя, — рыкнул на него Мертваго. — Хоть чистой портянкой, раз бинта нет. Грязь занесли, рану не почистили — какие ещё могут быть вопросы? Вы сколько войн прошли?

— Эта первая, — ответил Митрофанов.

— А я за три войны насмотрелся на всякое. Дмитрий Дмитриевич, бинтуйте матросика, я его с собой забираю. Ему постоянный уход нужен.

И крикнул в сторону краснофлотцев, которые ставили палатки.