— Но почему им это было так важно? — спросил Золотой Подсолнух. — Англичане хотели отомстить Лани за Новую Англию?
— И это тоже. Но всё-таки не думаю, что это главное. Горный Ветер был одним из трёх человек, знавших доступ к тайнику, где хранятся данные на всех, кто когда-либо работал в Службе Безопасности. А это сотни людей, если считать с семьями. Но только он бы никогда не выдал этой тайны врагам даже под пытками. Но он очень любил свою жену и детей, и если бы их стали пытать у него на глазах, то этого он мог и не выдержать... Надеюсь, что он всё-таки мёртв, иначе его участь много страшнее смерти.
Под сердцем у юноши похолодело:
— Скажи, а как ты думаешь, враги могли знать, куда ведёт этот ход?
— Думаю, что они этого не знали. Потому что если бы знали, что это за ход и как его открыть, они бы сначала залезли в мой дом и взяли бы дом Инти изнутри. Это было бы много проще для них. Но поскольку они этого не сделали, то предпочли механически его заделать.
— А будут узнавать?
— В ближайшее время им не до этого. Потом... кто знает! Но нам лучше самим раскрыть этот ход, чтобы в случае чего хоть ты мог сбежать. Отодрать эти проклятые железки вполне реально, мы же не Горный Ветер, который не мог это сделать без инструментов и в короткий срок.
"Проклятые железки" заняли весь оставшийся день, так как работать приходилось медленно, а Золотое Перо было страшно оставлять надолго одного. Но когда их, наконец отодрали, механизм заработал.
Удалось также раздобыть свежий номер Газеты. Она валялась на пороге дома, и бывший монах поднял её в надежде узнать хоть какие-то свежие новости. Издавал её по-прежнему Жёлтый Лист. О судьбе Асеро и других Носящих Льяуту там ничего конкретного не говорилось. Впрочем, теперь Жёлтый Лист активно поливал своих бывших коллег грязью. Помимо начинавших уже приедаться обвинений в развратных оргиях, были и обвинения в жестоких интригах. Получалось, что практически каждый из Носящих Льяуту представал жестоким интриганом, погубившим ради своего поста не менее одного человека, а то и больше. Бывший монах понимал, что таким образом общественное мнение готовят к расправе над несчастными.
О судьбе заложников тоже ничего конкретного не сообщалось, разве что было сказано, что многие из них связаны с инками, и потому нечего их жалеть. Была даже приведена речь одного из каньяри, который говорил, что инки им изрядно насолили, и потому их с жёнами и детьми наказать будет только справедливо. Что он понимал под "наказанием", было не вполне ясно, но, скорее всего, речь шла об убийстве или обращении в рабство. О лишении всего имущества уж точно.
Бывший монах с отвращением глядел на кусок бумаги, который теперь даже стыдно было называть Газетой, потому что к Газете было принято испытывать уважение. Он с ужасом думал, сколькие из подчинённых Жёлтого Листа согласились поучаствовать в этом. Сам бы он не пошёл на такую мерзость даже под угрозой пыток. А их, скорее всего, и не пытали, наоборот, они ждали этого часа... В христианском мире, насквозь пропитанном лицемерием, он привык созерцать в душах людей бездны мерзости, но тут он был всё-таки очень неприятно удивлён, обнаружив то же самое.
Золотистый Орех сказал на это, что не особенно-то и удивлён. Жёлтого Листа давно подозревали в измене, в нём чувствовалось какая-то гнильца, и только отсутствие прямых доказательств спасало его от ареста.
— Куда большим сюрпризом для нас было разоблачение Едкого Перца, предшественника Жёлтого Листа, казнённого четыре года назад. Он был ярок, талантлив, и казался искренне преданным Асеро, а против его врагов писал очень остроумные и едкие сатиры. Каково же было узнать, что те, кого он разоблачает днём, собираются у него ночью! Знаешь, даже я, уже многое повидавший человек, не мог в это поверить. Я пошёл от всех оценщиков к самому Асеро, сказал, что такой человек не может быть предателем, тут явно какая-то ошибка. А тот сам не свой, и прямо так и говорит мне: "Знаешь, я тоже сначала не мог поверить в это" и показал мне протоколы перекрёстных допросов. После того, как я прочёл их, сомнений у меня не осталось. Увы, ошибка была исключена. Асеро сказал, что я могу рассказать остальным оценщикам о том, что я у него видел и слышал.
— Всё-таки я не пойму... Как так можно? Ведь те, кто состояли в заговоре, не один день должны были это скрывать. Они жили, встречаясь каждый день с людьми, которые должны были стать их жертвами. Помню, что мне Томас рассказывал, что в юности решил стать миссионером, потому что его ужасала мысль, что какие-то люди уже в силу своего рождения в неудачном месте обречены на адские муки... Его ужасала судьба далёких от него и неведомых ему людей, а тут обрекли на смерть своих знакомых, соседей...
Золотистый Орех ответил:
— Поверь, я сам нередко задумывался над этим парадоксом. Среди европейцев попадаются люди, которые могут обречь на смерть других безо всякой ненависти или мести, чисто ради выгоды. Но вот у нас таких относительно мало. Большинству людей, чтобы решиться убить, надо как следует возненавидеть свою жертву. Ты ведь знаешь, как сильна бывает ненависть?
— Знаю. Но как можно возненавидеть того, кто не причинил тебе никакого зла? Вот в Европе люди часто ненавидят друг друга за причинённое зло, и это понятно, потому что зло причиняют часто. А тут...
— А зло можно выдумать. У каньяри иные деятели приписывают инкам совершенно немыслимую жестокость. Конечно, на войне бывало всякое, но до того, что они нам приписывают, не доходило никогда. Скорее есть неприятная закономерность: больше всего ненавидят инков не там, где они много лютовали, а, наоборот, там, где их много убивали. Чтобы только оправдать себя. Для тех каньяри это всё необходимо для оправдания собственной жестокости по отношению к другим народам. Хотя эти оправдания нелепы: даже если тебя или твоих предков и в самом деле жестоко обидел какой-то инка, почему надо жестоко расправляться с жителями целой деревни, не имеющих к этому инке никакого отношения? Разве даже самая жестокая обида — это право отнимать жизнь, свободу и честь у любого, кто на пути встретится? Да они и сам в глубине души понимают, что в глазах большинства людей это не оправдание... Да и что каньяри, если нашлось немало предателей в самой столице! Ведь они же сговорились с городскими властями! А те не из каньяри. Да и в университете тоже сторонники были... А теперь примкнут те, кто всегда примыкает к победителям. В столице нет силы, способной противостоять узурпаторам. Эта сила если и возникнет, то за пределами столицы. Скорее в Кито. В общем, нам надо будет с ней связаться и стать её глазами и ушами. Возможно, что это будет Славный Поход. Перо, как ты думаешь, узнав, что тут случилось, он рискнёт проникнуть в столицу под чужим именем, чтобы узнать о судьбе родных?
Тот ответил:
— Сам вряд ли. Его тут слишком хорошо в лицо знают. Послать кого-то — может быть...
— В общем, надо побольше узнать об обстановке в городе. И о судьбе важных для меня людей. Завтра, Золотой Подсолнух, я дам тебе адреса, и ты попробуешь узнать, что происходит по ним. Где хозяева живы и здесь, где погибли, где в бегах.
Юноша кивнул. Собственно, он и сам хотел разузнать многое, особенно его волновала судьба Прекрасной Лилии. Несмотря ни на что, он всё равно продолжал любить её. К тому же они так и не поговорили тогда...
Дэниэл присел и с довольным видом окинул взглядом нагого и израненного Асеро. Сам он при этом выглядел волосок к волоску, кажется, такого тщания относительно своей внешности он не выказывал даже тогда, когда посещал дворец с официальным визитом. Или тогда контраст с обстановкой так не бросался в глаза? В руках у Дэниэла был изящный бокал, видимо, с вином, видеть который для мучимого жаждой Асеро было дополнительной пыткой. И, кажется, Дэниэл это понимал, так как толком не пил, время от времени лишь слегка пригубливая напиток.
С того момента как пленников напоил воин-каньяри, прошло довольно много времени. Узников развели по разным комнатам, питья и еды им больше не давали. Асеро с Золотым Слитком завели в подвал. Золотого Слитка не стали даже как-то особенно связывать, видно враги, понимали, что он не опасен, а вот Асеро растянули на какой-то широкой доске в распятой позе. Привязывая его веревками, конвоиры удивлённо ругались, что в доме Главного Палача Государства не нашлось даже завалящих цепей, и пришлось кое-как привязывать руки верёвками. Конечно, тело от такого положения затекало, но собственно пыток пока ещё не применяли. Чего-то ждали. И дождались. В подвал спустился Дэниэл Гольд в сопровождении Золотого Лука. Впрочем, последний пока отошёл в тень, видимо, его час ещё не настал.
— Ты проиграл, Асеро, — сказал Дэниэл с легкой довольной улыбкой, — теперь ты в моей полной власти. Я могу подвергнуть тебя пытке, могу казнить, но могу и пощадить... Это будет зависеть от твоего поведения...
Асеро невольно встрепенулся. От его поведения... Значит, Дэниэл не просто так поиздеваться пришёл, значит, что-то ему от Асеро нужно... но вот что именно?
— А знаешь, почему ты проиграл? — продолжил Дэниэл. — Причина твоего поражения — в глупой уверенности, что для любого здравомыслящего человека ничего более соблазнительного, чем блага, предоставляемые вашим государством, и быть не может. Ведь вы, смешно сказать, всерьёз думали даже, что стоит нашим обывателям рассказать о таких благах вашего государства, как всеобщее школьное образование, бесплатная пища, в том числе и для стариков и калек, отсутствие разбоя и прочее, как вся Европа сдастся вам с потрохами! Во всяком случае, именно так говорил мне ваш Знаток Законов, с которым сейчас говорят наверху. Конечно, кое в чём он прав, это и в самом деле привлекательные вещи, и желающие продать своё первородство за чечевичную похлёбку нашлись бы, но историю вершат не они, — Дэниэл презрительно улыбнулся. — Историю делают люди честолюбивые. Вот потому ты и проиграл — в тебе нет ни грана честолюбия. Так что странно даже не то, что алое льяуту слетело у тебя с головы, а то, что оно пятнадцать лет там ещё как-то держалось. Даже странно, что тебя при этом смогли на престол выбрать, ведь мужчина без честолюбия — всё равно что евнух! То есть не мужчина по сути дела. Такой регентом ещё может какое-то время быть, но не полноценным правителем, не вождём.
В ответ Асеро лишь угрюмо молчал. Строго говоря, Дэниэл ошибался. Некоторая доля честолюбия у Асеро была. Слава была приятна ему, как приятна чистая и свежая рубашка после бани, он мечтал о доброй памяти потомков... Но в каком-то смысле Дэниэл был прав: честолюбие никогда не было для Асеро руководящим мотивом. Он никогда и ничем бы не пожертвовал исключительно ради этого чувства.
Дэниэл продолжал:
— А ведь если у тебя изначально нет честолюбия, то как тебе понять тех людей, у которых оно есть? И что оно требует удовлетворения, а в твоём государстве удовлетворить его довольно сложно. Ну, разве что во время войн... но ведь, вы, инки, сами считаете их дурным исключением. А так у вас для карьеры нужно двигаться со ступеньки на ступеньку, и достичь чего-то можно только к старости, а для молодого человека, которому хочется всего и сразу, это всё противно и мучительно. Мы, англичане, тщательно просеивали ваших людей, ища среди них именно таких... И когда нашли достаточно, остальное уже было делом техники. Сейчас они бегают по Куско и убивают всех тех, на кого мы укажем. Они, может быть, даже догадываются, что эта вольница продлится недолго, что их тоже могут убить по ходу дела, тем не менее, они пьяны не столько от вина, сколько от счастья разбить в кровь морды тем, к кому ещё вчера должны были изображать почтение. Счастливы сегодня овладеть их женами и дочерьми, которые ещё вчера бы от них нос отвернули. Между прочим, я и о твоей жене и дочерях говорю!
Асеро не понимал странной логики. По какой причине юные девушки и замужние женщины должны были до того обращать внимание на притязания молодых отморозков? Но, по логике англичан, даже его супруга виновата, что, как и следовало любой порядочной женщине, отвергла притязания Розенхилла. Дэниэл ухмыльнулся.
— Неужели ты и в самом деле не понимаешь, что возможность здесь и сейчас овладеть горячим женским телом для этих юношей важнее сытой старости? Да они до неё и доживать-то не собираются. Впрочем, даже просто вмазать в морду кому-нибудь высокопоставленному, например, чиновнику или учёному, само по себе тоже кайф. Потому что главное — это даже не плотское удовольствие, а власть! Власть над теми, у кого до того была власть над тобой. Взять того же Золотого Лука... Ты знаешь, почему он тебе между ног врезал? Кстати, здорово он постарался. У тебя, небось, до сих пор там всё горит. Ну а если ты в ближайшее время не попадёшь в руки лекаря, то рискуешь остаться евнухом на всю жизнь. Ну что молчишь, скажи чего-нибудь для разнообразия. Неужели тебя не страшит, что ты никогда больше не попробуешь ни одной женщины?
— А разве я буду жить? — произнёс Асеро, с трудом разомкнув ссохшиеся губы.
— Будешь, если проявишь благоразумие, — ответил Дэниэл. — Так вот, ты так и не понял, за что Золотой Лук тебе мстил?
— За то, что ему моя дочь была недоступна? — спросил Асеро.
— Отчасти. Но дело не только в Розе, хотя ему и сладко будет сделать своей наложницей девушку, которая бы в своей гордости никогда не снизошла бы до него. Впрочем, чтобы добраться до Розы, ему было бы достаточно лишить тебя власти, а делать евнухом не обязательно. Нет, он ненавидел тебя именно за то, что ты имел над ним власть. Ваше государство надёжно защищало народ от стихий, но для молодого, сильного и здорового юноши власть государства куда противнее власти стихии, потому что со стихией можно потягаться на равных один на один, а с государством нельзя. Мы, народ моряков, прекрасно понимаем это... У нас в крови свободолюбие.
— Сказки это — про ваше свободолюбие. Сами-то живёте при абсолютной монархии, а разговоры про свободу и ненависть к деспотизму — товар на экспорт. Знал бы заранее, что за тухлятину вы будете нам втюхивать...
— Потому что свободолюбцы предпочитают не землю, а море. Впрочем, думаю, что твоя собственная судьба тебя должна интересовать сейчас гораздо больше, чем наш остров, — Дэниэл вдруг заговорил без подколки в голосе. — Послушай, Асеро, я не изверг и не стремлюсь убить тебя из удовольствия. А выгоды в твоей смерти для меня нет. Точнее, если мы убьём тебя, это чревато убытком — ты можешь стать знаменем сопротивления. Да и народ в твоей стране склонен к вере во всякие нелепые слухи и чудеса. Хоть казни тебя прилюдно на площади, всё равно по стране поползут слухи, что ты жив и где-то скрываешься. Короче, мне лично выгодно, чтобы ты сдался. Ты скажешь, что признаёшь власть Республики и что сам виноват в том, что тебя лишили власти, так как ты наделал немало ошибок. Речь мы тебе сочиним, это не вопрос. После тебе дают небольшое имение, достаточное для того, чтобы ты мог прожить со своей семьёй на том уровне, который для тебя привычен. Но главное — тебе вернут мать, жену и дочерей. Все они будут живыми, здоровыми и необесчещенными. Раз ты привязан к семье как сентиментальный бюргер, так что для тебя спасти их от позора — самое важное.
