Локон в медальоне: Флибустьерское море

Приватиры не делали отчислений из захваченной на берегу добычи в пользу короля, лорда-адмирала и даже судовладельцев. Я размышлял о том, что штурм Бакалара, безусловно, соблазнит многих. Местные воды были известны своей опасностью, и моя репутация капитана во многом зависела от того, насколько разумно я спланирую свои действия.

К югу от Амбергрис-Кей раскинулся пролив Бакалар-Гранде, обеспечивая крупным судам доступ в залив Четумаль. Далее маршрут, протяженностью 36 миль, лежал по реке Рио Хондо и созданному еще майя мелководному каналу, глубиной всего три фута. Искусственный водный путь позволял достигнуть внутренней лагуны, шириной менее полутора миль. В ее водную систему входили примыкающие к Рио-Хондо болота. Лагуна простиралась с севера на юг на протяжении 26 миль и была связана с небольшими озерами Герреро и Милагрос.

Сердцем обороны города был каменный форт Сан-Фелипе, построенный в 1600 году и расположенный напротив главной площади. Его бастионы Санта-Анна и Сан-Хосе, вооруженные дюжиной орудий и несколькими петереро, находились примерно в ста ярдах берега. Бакалар, основанный лейтенантом Франсиско де Монтехо на руинах поселения майя более ста лет назад, контролировал весь юго-восток Юкатана. Вместе с Кампече, Меридой, Вальядолидом и Сизалем он превратился в один из главных торговых узлов полуострова.

Со временем численность населения города увеличилась до тысячи человек. На его плантациях выращивали табак и сахарный тростник, но истинное богатство владельцам асьенд принес хенекен — вид агавы, прозванной 'зеленым золотом'. Из растения получали прочное волокно для изготовления корабельных канатов, служили они на 30% дольше и были легче традиционных пеньковых.

Я уже собирался пригласить офицеров и поставить задачу, когда вахтенный сообщил о приближающемся судне.

— Десять пушек для шлюпа — это внушительная артиллерийская мощь, а экипаж человек в тридцать, — оценил я, внимательно осмотрев его в подзорную трубу. — Возможно, хотят стать на кренгование или пополнить запасы воды.

Неопознанное судно вошло в фарватер, уверенно преодолевая опасные мели. Пара серовато-коричневых пеликанов пролетела над мачтой, чтобы присоединиться к стае чаек. В момент отдачи якоря шлюп, подняв зеленый флаг — символ бунта и неподчинения, приветствовал нас пушечным выстрелом. На воду была спущена небольшая лодка, несколько человек направились к нам.

— Мы люди моря. А вы? — раздался с нее хриплый голос.

— Приватир с Ямайки, — резко ответил я на вопрос. На это последовал смешок, уже более приветливо, моряк произнес: — Капитан Грэм?! Давно не виделись!

Штурман вопросительно посмотрел на меня, но я лишь пожал плечами, сказав, что скоро все выяснится.

Первым на палубу, перебравшись через фальшборт, взобрался колоритно одетый мулат. На голове у него была цветная бандана, расстегнутая рубашка из синей хлопчатобумажной ткани обнажала грязную, волосатую грудь. За широким кожаным поясом с медной пряжкой виднелся целый набор пистолетов, а на украшенной галунами перевязи болталась абордажная сабля.

Гостей встретил Хендрикс: — Где мы встречались?

— На Тортуге, — усмехнулся флибустьер. — Так какого дьявола вы охотитесь в моих водах?

— Нам двоим в море и верно слишком тесно, а слова дешевы. Что ж, коль скоро мы сойдемся с оружием в руках, там станет просторней, — сказал я.

— Вот это дело, черт возьми! — воскликнул корсар, протягивая мне руку. — Не знаю для чего вы здесь, но мы можем поладить.

Диего де лос Рейес, известный как эль Мулато, имел африканское происхождение со стороны матери и с Франсуа л'Олонне ходил к берегам Дарьена. Он родился в Кампече и, ненавидя Испанию всем сердцем, нападал на ее корабли и города вдоль всего побережья Юкатана. Свои набеги на Сизаль, Трухильо или Кампече эль Мулато совершал обычно вместе с одним или несколькими Береговыми братьями. Почти всегда эти атаки оканчивались удачливо, поскольку очень часто состоящие из ополченцев гарнизоны не могли дать никакого отпора.

Успехи его ошеломляли, Испания даже предлагала прощение, деньги и звание, если эль Мулато оставит пиратское ремесло и пойдет к ней на службу. Сейчас капитан шлюпа 'Тринити' долго не находил добычи и выказал горячее желание участвовать в рейде на Бакалар.

— Для такого дела сил у нас достаточно, стоит только захватить форт.

Четверг, 21-е. Устье реки Рио-Хондо, 18®30' северной широты и 88®18' западной долготы. Слабый восточный ветер, значительная облачность. Стоим на якоре в полутора милях от берега, глубина 14 фатомов. Подойти ближе невозможно из-за коралловых рифов, окаймляющих залив Четумаль.

Как только рассвело, с кормы обнесли по борту швартовый трос-шпринг. Теперь, по мере травления якорного каната нос будет уходить под ветер, можно встретить неприятеля бортовым залпом, нацеливая его в любом направлении

К полудню мы сделали последние приготовления, спустили на воду четыре шлюпки и начали размещать в них десант. Состав крошечной флотилии насчитывал в общей сложности 76 человек: шестьдесят из команды 'Роялиста' и восемнадцать с 'Тринити'.

— Вы уже скоро отходите? — спросила Герти, в ее серых глазах читалась тоска и грусть.

— Да, малышка. Пожалуйста, береги себя, я прибуду обратно уже через неделю, обещаю.

Не желая тревожить Герти, мы с Хендриксом перешли на шкафут.

— Якоб, слушай внимательно. Как только заметишь, что 'Тринити' готовится к нападению, немедленно уничтожь его. Здесь оставайся на две недели. Если не вернусь за это время, то принимай командование. Отведи 'Роялист' на Ямайку и позаботься, чтобы Герти благополучно возвратилась в добрую старую Англию. Это приказ, — добавил я.

— Будьте уверены, все исполню в точности, капитан.

Шлюпки, наполненные людьми, медленно отходили от борта и бодро шли на веслах. Берег и островки в устье Рио-Хондо были покрыты густыми насыщенно-зелеными зарослями джунглей. С кормы уходящего последним катера я видел Герти. День выдался жаркий, а она, провожая нас взглядом, зябко обхватила себя за плечи.

* * *

Второй день не обходится без сильного ливня, промокает одежда и портится от сырости провизия. Первые тридцать миль было тяжело, крутые, обрывистые берега реки чередовались с заболоченной поймой. Когда шлюпки вышли из канала и попали в лагуну, солнце уже садилось — было виден лишь его край. Закат приближался стремительно, вот-вот должна была наступить темнота.

Удерживаясь за такелаж легкой мачты, эль Мулато вскочил на борт подошедшей ближе пинассы и спросил, обращаясь ко мне: — Когда начнем, капитан?

— На рассвете, — ответил я.

Все вокруг затянуло серой хмарью из-за высокой влажности. Жара становилось удушливой по мере того, как вставало солнце. Тихий бриз едва подернул рябью поверхность лагуны, в воде легко различались несколько голубых оттенков. Почти полное безветрие сыграет на руку нашим стрелкам, если им придется вести огонь с воды. Катер, пинассы и корабельный баркас шли параллельно берегу в частых зарослях подлеска. Вальки весел мы плотно обернули мягкой ветошью, а уключины густо смазали салом.

Оборонительной стены город не имел, а название его произошло от b'ak halal, что на языке майя означает 'окруженный тростником'. Форт, обращенный к лагуне, следил за местом наиболее удобным для высадки. Через час шлюпки находились менее чем в двух английских милях от Бакалара.

Я скусил пулю, чувствуя на языке резкий солоноватый вкус пороха, засыпал в ствол, не забыл оставить щепотку для открытой запальной полки и закрыл ее крышкой-огнивом. Выплюнул свинец в дуло, прибил ее в стволе вместе с бумажной рубашкой, что играла роль пыжа, вернул шомпол обратно в ложу и поставил курок на боевой взвод. Мне нравился мушкет, если в рукопашной орудовать прикладом — легко размозжишь врагу голову, а закроется он — сломать руку.

Мы высадились на пляж, весь поросший высоким желтовато-красным тростником, отливавшим пурпуром, отсюда до города было не более получаса пешего марша. Могу представить себе шок и смятение испанского гарнизона, когда с двух направлений, словно призраки, внезапно обрушились наши отряды. Он, вероятно, даже не успел понять, что происходит, прежде чем форт пал без единого выстрела

Его стены были не выше плоских крыш одноэтажных домов, сложенных из камня-известняка или грубого, необожженного кирпича, и стали для нас жалким препятствием. В казарме и на бастионах оказалось едва ли полсотни солдат, застигнутых врасплох и захваченных в мгновение ока. Большая часть, как выяснилось, предпочитала ночевать в городе, по своим домам. Начало предвещало удачу, теперь задача состояла в овладении самим Бакаларом.

Пушки бастионов развернули в сторону города, а на парапете для всеобщего обозрения жителей выставили связанных пленников. Внимательно следя за всеми балконами и крышами, группами человек по двадцать, флибустьеры неторопливо входили в город по нескольким направлениям. В сравнении с извилистыми улицами Порт-Ройал, с их узкими переулками, он поражал своей прямолинейной планировкой.

— Пираты! — раздался крик, полный отчаяния и ужаса⁠⁠. Путаясь в черной юбке и воздевая руки к небу, от рыночной площади бежала испанка. Паника, подобная смерчу, охватила город. Хлопки дверей, скрежет засовов и проклятия слились в едином коктейле страха.

Под лихорадку барабанной дроби и пронзительный звук горна коррехидор отчаянно пытался собрать вокруг себя хоть какое-то сопротивление. На этот призыв отозвались несколько офицеров, с десяток солдат гарнизона и горстка вооруженных граждан.

Все нашли укрытие в резиденции — двухэтажном здании из светло-желтого песчаника с крышей из красной черепицы, с дверями, обитыми гвоздями, и массивными ставнями. Мое предложение о почетной сдаче было встречено отказом. Коррехидор дал ответ с непоколебимой решимостью: — Никогда! Лучше умереть, как храбрый солдат, чем быть повешенным, как трус.

Испанцы решили сражаться и открыли стрельбу, убив двоих наших. Солнце поднялось уже достаточно высоко. Раздался оглушительный грохот и прокатился над Бакаларом — форт открыл артиллерийский огонь. Клубы густого сизого дыма понемногу рассеивались в утреннем воздухе. Ядро упало с недолетом, прочертило глубокую борозду в каменистом грунте и покатилось вниз по склону. Второе, после рикошета изменившее свою траекторию, пробило стену соседнего дома, погрузив в ужас его обитателей.

Следующие выстрелы были нацелены правильно. Ядра проламывали черепичную крышу или врезались в стены второго этажа, пробивая бреши в толще кладки. В воздухе повисла едкая пыль, каждое попадание сопровождалось грохотом обрушивающегося камня и треском ломающейся древесины. Раздался и тут же умолк чей-то пронзительный крик.

Два орудийных залпа положили конец ожесточенному сопротивлению. Защитники резиденции коррехидора успели сделать еще один ответный выстрел, прежде чем выбросили белый флаг, означающий капитуляцию. Их потери составили четверо погибших и одиннадцать раненых, в том числе женщина, в самый неподходящий момент случайно оказавшаяся в центре событий.

К полудню мы стали полными хозяевами Бакалара. Один из пленных солдат указал Хартли на дверь, усеянную головками ржавых железных болтов, в дальнем углу крепостного двора. Боб без особых усилий взломал замок и при свете чадящего факела мы увидели узкую грязную лестницу, уходящую вниз, в кордегардию. Здесь не было ни души, мы увидели лишь деревянный стол и пару грубых табуретов, да где-то неподалеку монотонно стучали по камню капли воды.

Внутренняя дверь, скрипнув протестующе, поддалась. Я переступил порог, тотчас в ноздри ударил затхлый, пронзительный запах гнили и человеческого страдания.Тусклый мерцающий свет факела выхватывал из темноты то часть стены, то кучи прелой соломы, разбросанной по холодным, влажным камням пола. Хартли остановился, запалил еще один факел, добавляя немного света, и крикнул мне: — Они здесь!

Его слова глухим эхом отразились от каменной стены. На ней, футах в десяти друг от друга, безжизненно висели три распятых тела, обездвиженные цепями. На то, чтобы отпереть замки 'Честный Эйб', бормоча при этом что-то нецензурное, потратил считанные минуты. Едва с этим было покончено, как изможденных узников бережно уложили на пол. Я передал свой факел Хартли и, опустившись на колени рядом с сыном вождя, осмотрел его. Синклит поспешил заняться остальными.

— Парень жив, но очень плох, Боб. — Я повернулся к Эйбу: — Что с другими?

— Уже несколько часов, как мертвы, капитан. Попробуйте дать парню глоток рома,

это восстановит его силы.

— Дьявол! Боб, помоги мне, зубы ему разожми, — Горлышком фляги Хартли резко надавил на подбородок индейца. Тот поперхнулся, закашлялся и медленно открыл глаза.

— Еще отпей!

С видимым усилием сын вождя сделал глоток и немного пришел в себя, на его почерневшем от налета грязи лице проявилось немое изумление.

— Кто вы, белые люди? — с трудом прохрипел он голосом, больше похожим на воронье карканье.

— Друзья твоего отца, теперь и твои. Ты свободен и скоро увидишь свой дом. Индеец, как будто не слыша моих слов, произнес: — Кажется, мой час настал... я не боюсь смерти.

— Молчи и сохраняй силы. Так, парни, берем его аккуратно и выносим наверх. Мистер Хартли, мы разместимся в доме на центральной площади, выберете подходящий и поставьте охрану. Есть индейцу давать понемногу, никакого мяса, только разваренные овощи и жидкую кашу на воде.

В воротах форта ко мне подбежал запыхавшийся посыльный и шепнул, что я срочно нужен у здания ратуши. Судя по небольшой кучке серебряной утвари на ее ступенях, разграбление города проходило неудачно. Проклятия и угрозы слышались со всех сторон.

— Ну, что там у вас? — спросил я эль Мулато, глаза его горели недобрым блеском. Оказалось, коррехидор Хуан де ла Куэва, в точном соответствии с приказом вице-короля Мексики, отказывался платить какой-либо выкуп.

Я решил не затягивать и высказался предельно ясно: — Не будем терять время понапрасну. Сто тысяч серебряных песо и ни одним меньше, иначе сожжем город дотла.

Трое хорошо одетых идальго, стоявших рядом с легкораненым и крайне упрямым

испанцем заметно встревожились. Коррехидор сделал глубокий вдох, пытаясь сохранить видимость спокойствия: — Сеньор, от имени всех жителей города, мы готовы обсудить выплату... возмещения за то, чтобы вы воздержались от превращения его в пепел. Нам не собрать столько. Клянусь господней Пасхой!

— У вас есть время до завтрашнего полудня, — огрызнулся эль Мулато. — И никаких отговорок!

— Хорошо, — беспомощно развел руками де ла Куэва. — Я сделаю все, что в моих силах.

На следующее утро испанцы вернулись, сопровождаемые семью мулами, гружеными мешками с двадцатью тысячами пиастров.

— Поверьте, сеньоры, это все, что удалось собрать! Больше у нас ничего нет! — провозгласил Рамирес де Арельяно. Смерть для флибустьера была пустым звуком, эль Мулато выхватил саблю и, крича, что прикончит всех испанцев, зарубил коменданта форта.

Я вмешался, желая избежать кровавой бойни: — Оповестите жителей, благородные доны, объявите о том, что тем, кто добровольно сдаст ценности, мы оставим одну десятую часть. Такую же сумму получат и те, кто донесет о людях, скрывающих свое имущество. Мы даем слово покинуть Бакалар, не причинив ни малейшего беспокойства, как только вы соберете выкуп. Если же вы не примете столь разумное предложение, пеняйте на себя.