Уроборос

Дорога была сухая, хорошо наезженная. Велосипед катился почти как по асфальту. По обе стороны возвышались старые вязы, уже ронявшие листву. Солнце золотым расплавом просачивалось сквозь вяло шевелившиеся под вечерним ветерком ветки. Где-то наверху тихо свистела какая-то пичуга, наверное, синичка... Вот та чёртова прогалина. Каждый раз проезжаю, и каждый раз настроение портится окончательно. Ускоряюсь, хотя дорога тут идёт в гору. Ничего, поработаю на подъёме, отдохну на спуске.

Резкий сорочий стрёкот слева — и боковым зрением замечаю человека, встающего из-за куста с дубиной в руках. Блин... Сердце дало сбой, а затем принялось отплясывать тарантеллу. Будь мой велосипед шоссейным, легла бы на руль и вкрутила, как на гонке с раздельным стартом. Но у меня гибрид с прямым рулём, и отрегулирован под комфортную МТБ-посадку. Да ещё в горку тянусь, чтобы ускориться как следует, нужно ехать практически стоя. А вот этого мне сделать не дадут.

Щит, упакованный в кольцо, сработал "на ять". Спору нет, дубинка не причинила мне никакого вреда. Но едущему велосипедисту любой боковой толчок грозит падением, а щит хоть и погасил инерцию летящего дубья, но исправно передал часть кинетической энергии мне. Центр тяжести у системы велосипед-ездок слишком высок, чтобы пережить такое приключение без падения. Я и упала, врезавшись головой аккурат в ствол молодого вяза... Господи, благослови человека, придумавшего пенопластовый велошлем!

С обеих сторон ко мне бросились шестеро смутно знакомых типов. Видимо, эти посчитали моё падение и глухой звук столкновения с деревом сигналом к действиям... Разбойники? Вряд ли. Разбойничать чуть не на границе двух более-менее благополучных доменов не получится, ведьмаки загнобят. Разве что сами ведьмаки... Ну, так тут как раз два домена, один из них мой, а я — вот она. И вроде как не разбойничаю, скорее, наоборот, вот-вот стану жертвой разбоя... Короткое, "урезанное" морозное заклинание — и двое, подскочивших ко мне первыми, получают по струе воздуха, охлаждённого до минус сотни. Или около того. Запахло Антарктикой в разгар полярной ночи, полыхнуло "полярным сиянием" плетение боевого заклинания, а двое бандитов, получив мгновенное обморожение лиц и конечностей, выбыли из дальнейшей борьбы. Четверо остальных, сообразив, что добыча кусается, притормозили и начали куда-то оглядываться.

На прогалину, чёрт её возьми...

Оттуда доносился нечастый, спокойный перестук копыт. Кое-как выбравшись из-под велосипедной рамы, я полезла в сумку. За своим "Сафари". Там должно быть ещё пять зарядов. Пять оглушительных хлопков, которые так не по нраву местным лошадям. Мелькнула мысль достать из рюкзака один забавный амулет... и тут же у меня руки похолодели от страха.

В рюкзаке листок с заклинаниями, добытыми Игорем. Кто бы сейчас на меня ни наехал, если его найдут — это готовый смертный приговор. И мне, и нашим с Дойленом планам.

— Не трудитесь, любезная соседка, — я услышала знакомый голос. Лугир, чтоб ему... Ну, да, он. Знакомый узор его Дара, который я раньше только ощущала, а теперь увидела, выглядел, как стекло с морозным узором. — После нашей прошлой встречи я велел обучить своих лошадей не бояться резких громких звуков.

— А, господин владетельный ведьмак Говнюк из Локи, — я поднялась на ноги, но "Сафари" убирать и не думала. Он ведь ещё и свинцовыми шариками плюётся. — Ваши лошади, я смотрю, умнее вас: с прошлого раза хоть чему-то научились.

Лугир подъехал поближе. Покосился на воющих обмороженных, потом на меня. А потом обернулся назад... и мне сразу стало не до шуточек.

— Друг мой, полюбуйтесь, — сказал он, тонко улыбаясь. — Какое забавное зрелище: ведьма-иномирянка, готовая сражаться на моей земле.

Из-за густой поросли молодых вязов показалась симпатичная гнедая лошадка, на которой восседала невысокая, полноватая и довольно-таки красивая женщина... Чёрт, я ведь знала эту женщину. Мать Кутиса. Если не ошибаюсь, её зовут Сента?.. А впрочем, какая разница, как её зовут. Спуталась с Лугиром, чтобы науськать его на меня. Ох, какой взгляд! Торжество, злобная радость... Иеронима Босха на неё нет.

— Узнала меня, сволочь? — красивое лицо женщины отвратительно перекосилось в той самой торжествующей злобе которая была бы достойна кисти великого безумца. — Я говорила, что тебе не будет покоя, пока я жива!

— Самой слабо было посчитаться, натравила любовничка, — она забывает, что я тоже ведьма. Очень злая, между прочим: удары головой об древесный ствол, пусть и погашенные пенопластом шлема, не способствуют проявлению доброты и прочих нежных чувств.

— Дорогой мой, — Сента всё с тем же злобным лицом вдруг нежно заворковала. Контраст был таким, что я подавилась следующими словами. — Когда ты закончишь ритуал, отдай её своим мужланам, — кивок в сторону четвёрки с дубинками, благополучно слинявшей в кусты. Правильно. Там, где идут колдунские разборки, неодарённым лучше держаться подальше.

— Тебе это доставит удовольствие, моя душенька? — нежный тон в исполнении Лугира мог бы ввести в заблуждение любого, кто его не знал. А я его хоть немножко, но знала. — Хорошо, так и сделаем. Не будем тянуть, скоро стемнеет, а я тоже хотел бы полюбоваться забавным зрелищем.

Блин, как он легко и непринуждённо спешился! Даже завидки взяли: я с лошади сползаю, как мешок картошки... Знакомые слова заклинания призыва заставили меня сосредоточиться на отражении злого намерения. Теперь я видела всё ещё беспорядочное сплетение светящихся нитей, затягивающееся вокруг моего медальона, и могла противодействовать уже не по наитию. Но я была на его земле. И рано или поздно проиграла бы поединок, если бы...

Если бы медальон вдруг не полыхнул ярким зеленоватым ореолом, разрывая почти готовое плетение в клочья.

— Что? — удивление Лугира был искренним. После чего он так же искренне разозлился. — Ты уже с кем-то прошла ритуал, шлюха?!!

— У вас отвратительные манеры, господин Говнюк, — процедила я, формируя красивые и весьма неприятные молнии на пальцах левой руки. Пять крупных электрических искр слетели в направлении уже далеко не условного противника, и были тут же погашены его щитом.

— Её нужно убить, дорогая, — сказал Лугир, не оборачиваясь. — Теперь другого выхода у нас нет. Подойди ко мне, нужно сложить наши усилия. Её прикрывает пройденный ритуал и жёлудь священного дуба, я один не справлюсь.

— С удовольствием, любимый, — Сента спешилась. Не так красиво, как её любовник, но гораздо изящнее меня. Подошла поближе, выплетая руками какой-то незнакомый мне по ощущениям узор.

Вот честное слово, ожидала всё, но только не то, что случилось, когда она встала плечом к плечу с Лугиром. Тот непринуждённо положил ей руку на затылок, и... Нет. В Голливуде эту сцену бы никогда не сняли так обыденно, без эффектного превращения живого человека в воющую мумию у всех на глазах. Сента вдруг побледнела, закатила глаза, словно с ней случился обморок, и осела на землю, будто детский шарик, из которого вышел воздух. Магическим зрением я увидела, как узор её Дара был буквально всосан Лугиром и стал частью его узора.

— Твою ж мать... — да, такое не оценить невозможно. — А говорят, вампиров не существует...

— Я ей солгал, говоря, что один с тобой не справлюсь, — почти печально проговорил Лугир, поставив щит и не спеша подходя ко мне.

Его щит был прекрасен. Ледяная стена, прозрачная, но непробиваемая. Хотя... Ульса сто тыщ раз твердил нам, своим ученикам, что любая эмоция влияет на плетение защитных заклинаний. Так оно и было. Лугир боялся, что его фокусы станут известны "суду общественности", отсюда и убийство подельницы, и стремление убить меня. Криминальные проделки с крестьянками — это одно, а нападение на ведьму — совсем другой коленкор. Достаточно одного моего заявления и проверки его на правдивость у мага-дознавателя. Его шестёрки будут молчать, и вообще, кто примет во внимание их слова? Простолюдины не имеют права свидетельствовать против представителей высших сословий. Им двигал страх за единственного человека, который действительно был ему не безразличен — его самого. И этот страх проделывал в его прекрасном щите едва заметные щели. Что ж, если его ещё немного пнуть...

— Если б я имел коня, это был бы номер, — я с гаденькой улыбочкой продекламировала не слишком пристойные стишки из своего мира. — Если б конь имел меня, я б, наверно, помер.

Красивое, холёное, начисто выбритое лицо Лугира лишь слегка побледнело, но узор щита исказился, заплясал неровными волнами... И тут я, решив, что терять больше нечего, поставила свой щит, постаравшись захватить в его сферу и Лугира, и его плетение. Тот самый, модифицированный, с постоянной подпиткой извне.

С тихим жалобным, еле-еле слышным звоном почти мгновенно сдохли все амулеты и активные заклинания, находившиеся внутри этой сферы. И мои, и его. Циклу подпитки было совершенно всё равно, с какой стороны выкачивать наполненные магией плетения — снаружи или изнутри сферы. Я почувствовала, как меня выворачивает наизнанку. Щит питался и моим скромным Даром, и куда более развитым Даром Лугира. Но мне было легче: сорок лет жизни в мире, где о магии только сказки рассказывают, развивают неплохую способность обходиться без неё. А Лугиру реально было плохо. И я совершила ошибку, дав ему пару лишних секунд. Не сообразила, что врага нужно убивать, пока он слаб. А вот он, взвыв, вышиб у меня из рук почти бесполезный "Сафари" и вцепился мне в глотку... Что было дальше — убейте, не помню. Помню только знакомую красную пелену, и затопившую меня от пяток до макушки дикую ярость зверя, загнанного в тупик. Когда я очнулась, в руке у меня была острая на изломе ветка, красная от крови и каких-то тошнотворных ошмётков. Руки тоже были в кровище. Сама я стояла на коленях над телом с изорванной шеей и разодранным в кровь лицом с выдавленным глазом. Лугир, конечно, изменился до неузнаваемости, что уж там говорить. А поодаль мелькали спины его удиравших вассалов, за которыми гнались два всадника с мечами наголо.

2

Она была прекрасна, даже когда хмурилась...

— Артефакт только что принял тревожный сигнал, — она ответила на его невысказанный вопрос. Когда двое живут вместе так долго, не нужно никакой телепатии. — В волости Туримит, что на востоке, кто-то применил необычное заклинание.

— Кто-то? — он удивлённо поднял бровь. — Разве медальон ослушника...

— Сигнал на туримитский рубин поступил сразу от двух медальонов, — она нервно сжала тонкими пальцами крупный янтарный кулон — единственное украшение, которое она надевала к строгому белому платью. — Причём один из медальонов вскоре сообщил о смерти владельца... Нужно принять необходимые меры, любимый.

— Не стоит, жизнь моя, — он нежно коснулся её руки, сжимавшей янтарь. — Сейчас не до этого. Судьба всех магов и ведьмаков этого мира уже определена, и размениваться на такие мелочи, когда речь идёт о нашем выживании... Нет. Ни к чему посылать верховного дознавателя на окраину княжества, когда сам преступник скоро будет здесь. Либо преступник — тот, что вскоре умер. Ты произвела сравнение силы Дара у обоих?

Она ненадолго задумалась, продолжая теребить кулон. Со стороны казалось, что женщина просто нервничает, но это было не так.

— Да, любовь моя, — ответила она минуту спустя. — Слабенькая ведьма из соседнего мира и довольно сильный ведьмак из местных. Кстати, незадолго до смерти он выпил одну из ведьм средней силы. Это должно было усилить его воздействие. И... его убили не магически. Закололи, кажется.

— Тогда твоё беспокойство напрасно, любимая. Убитый использовал запретную магию, и его наверняка зарезала та слабая ведьма. Забудь. Лучше позаботься сохранить нынешний ресурс артефакта до зимнего ритуала. Направь на это дополнительные средства, пусть волостные маги приложат все усилия по поддержанию нынешнего уровня. Нам понадобится каждая капля до момента, когда всё начнётся.

Она тонко улыбнулась.

3

Если верить ощущениям, меня только что выбросило из работающей камнедробилки.

Болело всё без исключения, но особенно — голова. Велошлем, расколотый на две части, валялся в стороне. М-да, хорошо Лугир меня приложил обо что-то твёрдое. А со зрением что? Всё какое-то размытое, светящееся... Ох, это же поставленный мной щит. С трудом вспоминаю пароль, шепчу, снимаю плетение... Насколько стало легче — не описать.

Сквозь "белый шум" мелькнула единственная здравая мысль: кажется, я создала плетение, опасное прежде всего для самого колдуна, чем для его противника. С этой местной магией нужно обращаться крайне осторожно.

Вторая здравая мысль логически следовала из первой: нестандартное плетение обязаны были засечь...

Ой. Только этого мне сейчас не хватало. Сама, впрочем, виновата, никто меня не заставлял применять нелицензионную магию.

Руки в крови... Я его убила. Убила...

Пальцы разжались сами собой. Окровавленная ветка толщиной пальца в два упала на землю. Тоже залитую кровью... Тело Лугира. Зрелище не для слабонервных. А я, оказывается, слабонервная, когда у моих ног лежит труп убитого мной человека. Не застреленного, не зарезанного, а изорванного, будто клыками...

Вот только теперь мне стало по-настоящему плохо. Я крепко зажмурилась, стараясь побороть приступ тошноты.

Глухой цокот копыт приблизился и затих.

— Знаешь, — проговорил всадник хорошо знакомым голосом, — я тебя недооценил. Уважаю.

— Было бы за что, — прохрипела я, сделав усилие, чтобы разлепить веки. Дойлен в своём репертуаре. Ведьма растерзала ведьмака фактически голыми руками — солидное основание для уважения, какие вопросы.

— Перестань, — он мгновенно пресёк мои попытки самокопания на месте преступления. — Видела бы ты себя сейчас — вылитая Кровавая Ведьма, только молодая. Доездилась... Давай руку!.. Сто ворон и черви, у тебя руки в кровище, скользкие...

Он буквально втащил меня наверх, посадил на луку седла — весьма неудобно — и крикнул кому-то, кого я не видела:

— Эй, всех догнал?

— Одному дал уйти, — ответил этот кто-то, подъезжая. Протяжный железный лязг клинка об устье ножен. Затем второй поравнялся с Дойленом, и я узнала его сына Керена. — Нам понадобится живой свидетель для дознания, отец.

Ох, он и посмотрел на меня. Как кинжалом ударил... Знаю, я не золотой, чтобы всем нравиться, но это-то с чего? Или недоволен, что отец подгулял на стороне? Впрочем... Впрочем, он и на отца как-то интересно смотрит. Что-то с парнем явно не так.

— Дознание будет коротким, или я совсем ничего не понимаю в жизни, — глухо проговорил Дойлен, усаживая меня поудобнее. — Держись крепче, Стана, упадёшь ведь.

— Мой велосипед... Он чист, заклинания выдохлись... — Господи, что я несу? Какой велосипед?

— Я пришлю за ним мужиков из деревни.

Шпоры знали и в этом мире. И лошади их тоже очень не любили, потому мы сорвались с места, как выброшенный из катапульты камень. Пришлось изо всех сил вцепиться в одежду Дойлена, чтобы не свалиться. А он короткими рублеными фразами рассказывал, за каким чёртом его понесло в тот пограничный лес. Оказывается, он приехал в усадьбу Масент и ждал моего возвращения, чтобы, по его словам, обсудить пару вопросов, и тут почувствовал... Ну, что он почувствовал, я уже знаю. Крикнул сыну, чтобы тот не рассёдлывал лошадей, и они вдвоём помчались к месту происшествия. Колдун колдуна всегда учует, а объединённые ритуалом — и подавно.