Уроборос

Елена Горелик

Уроборос

Уроборос (Оуробор) - змей, кусающий себя за хвост. Является одним из древнейших символов, известных человечеству, точное происхождение которого — исторический период и конкретную культуру — установить невозможно.

...Ад и рай — не круги во дворце мирозданья,

Ад и рай — это две половинки души.

Гийясаддин Абу ль Фатх ибн Ибрагим Омар Хайям Нишапури. Рубаи.

Предупреждение: характеры главных героев списаны с реально существующих прототипов, имена злонамеренно изменены.

Глава 1.

Мы попали в сей мир, как в силок — воробей.

Мы полны беспокойства, надежд и скорбей.

В эту круглую клетку, где нету дверей,

Мы попали с тобой не по воле своей.

Омар Хайям. Рубаи.

1

Если вы никогда не теряли всякую надежду вернуться домой, то слово "отчаяние" для вас лишь набор звуков, окрашенный смутным пониманием чего-то не слишком приятного. Оно не связано для вас со словом "никогда". Никогда не увижу родного человека, никогда не переступлю порог своего дома, никогда не вернусь к прежней жизни... Никогда. Точка.

Серое осеннее небо тихонько плакало унылым дождичком. Под сапогами чавкало, хлюпало и норовило выскользнуть из-под ног, с плаща стекали крупные грязные капли. Хорошо хоть капюшон не протекает, плащ тот — наследство от предшественника, и бог знает, сколько лет служил прежнему хозяину. Мешочек с обработанными снадобьями лучше всё-таки покрепче прижать к боку, а то и уронить недолго. Старуха Рона худого слова не скажет, начальству не перечат, но ей с каждым годом всё тяжелее даётся сбор целебных трав. Ученика у неё нет... Проклятый мир. Проклятие, высосавшее его досуха, перекинулось и на соседние миры, как метастазы. Умирающий, цепляющийся за последнюю, пусть и призрачную надежду на жизнь. За чужой счёт. Как уроды прошлых времён, купавшиеся в ваннах с кровью ради сохранения молодости и красоты. Но даже это не помогает. Больной мир ещё этого не понимает, или не хочет понимать. Он обречён. А вместе с ним заживо гниём и мы. Те, кого назначили на роль соломинки для утопающего.

Потому я здесь, а не там, где должна быть.

Так. Лучше не накручивать себя. То, что я могу изменить, не поможет ни мне, ни этому миру. Так зачем тратить нервные клетки на гнев и сожаления о том, чего я изменить не могу?

Мир — близнец нашего, если можно представить себе близнецов, больных настолько разными болезнями. Та же география, сходный, чуть более холодный климат, но иная история. И — магия. То, чего в нашем мире как будто не существует. Местные маги, с умным видом воздевая палец к небу, твердят о некоем таинственном артефакте, сообщающем этому миру магические свойства. Не во всех мирах, мол, имеются такие артефакты... Сволочи они. В смысле, местные маги. Ненасытные пауки. Вроде не идиоты, а понять, что именно они и есть раковая опухоль мира, не могут. Или не хотят, что вернее. Ну, согласитесь, как может цвет расы и сливки общества быть причиной близящейся гибели? Конечно, это сплетни, распространяемые бездарными людишками, завидующими истинному дарованию... Скоты. Я понимаю, что не в моих силах что-то изменить, но уж назвать подонков подонками пока ещё могу.

Деревенские знают о моём отношении к магам. Боятся, что моё вольнодумство выйдет им боком. Ведьма, ругающая магов — это нечто. Доносят, ясен пень. Но Ульса, управский маг — на наши деньги "смотрящий по району" — давным-давно махнул на меня рукой. Пускай, мол, выговаривается, пар в свисток выпускает, лишь бы дело делала. Современного мышления мерзавец. Прекрасно понимает, что деревенская ведьма более чем посредственного дарования ровным счётом ничего не сможет поделать с системой, отлаженной тысячелетиями. Он, засранец, тоже видит, что дело идёт к концу, причём, поганому, но не хочет ничего менять. Зачем, если он тоже из этих, которые при кормушке? На его век, может, и хватит, а потом хоть трава не расти. Я ему не мешаю, а потому живу и делаю то, что мне поручено.

Ведьма... Большая шишка на ровном месте. Я тут бухгалтерия, метеослужба, провизор и цыганка Аза в одном лице. Хотите ознакомиться с моей служебной инструкцией? Пожалуйста.

Бухгалтерия. Грамоте учат только обладающих магическим даром, даже если дарование такое жалкое, как у меня. Ну, или кое-кого из городских, кто крутится около денег. Так что приходится бумагу с пергаментом время от времени пачкать, составляя квартальные отчёты для управы. Сборщики меня не любят, ибо вредная и нудная. Законы до буковки изучила и не стесняюсь цитировать при случае. При мне с деревни собирают сполна, но и лишнего урвать не получится. Тоже мне, налоговая служба. Младенцы рядом с нашими крокодилами. Эти на меня жаловаться не будут. Они и раньше в управу несли ровно столько, сколько по закону положено, и теперь несут столько же. Не скажешь ведь начальству, что, мол, ведьма в таком-то Масенте не позволяет пожертвования в фонд помощи младшему персоналу налоговой службы собирать. Гадят иначе, по мелочи, но их дело маленькое, а Братство Одарённых чихать хотело на бурчание каких-то бездарей. Пока на мне серебряный медальончик, сборщики обломятся.

Метеослужба — всё понятно, кому ещё погоду предсказывать, как не ведьме? Долгосрочный прогноз очень важен для крестьян, а мне достаточно точно прочесть заклинание, чтобы получить "картинку" — где там циклоны с антициклонами гуляют и какой столичный маг балуется, организовывая безоблачное небо для княжеской охоты. Предсказание погоды — слабая магия, доступная даже мне, маги ею брезгуют. Слишком маленький доход для носящего золотой медальон.

Аптека. Травница Рона и без меня бы управилась, но по закону положено, чтобы снадобья были сертифицированы. То бишь, усилены магическим воздействием и сверены с особым перечнем. Запретных обрабатывать нельзя. И я бы поняла, если бы запрещали только противозачаточные средства или травки для "скинуть" нагулянного на стороне ребёночка, или дурь какую-нибудь. Но ведь, блин, вытяжка из плесени! Дедушка пенициллина под запретом! Настойка ивовой коры в том же списке, а ведь там салициловая кислота содержится!.. Бесит меня это. Людям разрешают лечиться от незначительных болячек, а стоит застудиться посерьёзнее или кости переломать — изволь приглашать управского мага и платить денежку согласно тарифу. Дарованное князем право, не фиг всякой мелкой шушере вперёд магов выскакивать. Впрочем... При наличии сговора между ведьмой и травницей, а также при круговой поруке среди крестьян можно и антибиотики с антисептиками подпольно клепать. Ульса не каждый день сюда наезжает, его прихлебателей знают в лицо, а деревенские, видя свою выгоду, не выдадут. Что магов ругаю — доносят, а что аспиринчик из-под полы магически произвожу — ни-ни. Психология...

Гадание. Тоже яснее ясного. Искать потерянные вещи, заблудившуюся скотинку и пропавших людей. Последнее — та ещё лотерея. Особенно "весело" искать пропавших в лесу... Но за любимую цыганскую забаву — рассказать всю правду, что ждёт впереди — здесь сажают на кол. Низзя. Привилегия верховного мага, он же князь. И за соблюдением этого запрета следят весьма тщательно. Любое гадание — магическое действие. Довольно сильное, на пределе моих возможностей. В обязанности управского мага входит мониторинг вверенного околотка на предмет магических возмущений, а гадание на будущее имеет вполне определённый и узнаваемый профиль. Не сомневаюсь, что у него на рабочем столе лежит соответствующий артефакт, настроенный бить тревогу при обнаружении запретных магических действий. Мне ещё жить не надоело. Близкое будущее можно предсказать, не прибегая к запретной магии. Всё-таки происхождение из мира информационных технологий даёт кое-какое преимущество в этом плане.

Вообще-то согласно букве закона не я должна была топать по грязи к травнице, а она ко мне. Ну его на фиг, такой закон. От меня ничего не отвалится, а бабка, разменявшая седьмой десяток, должна в такую погоду сидеть дома и греться у печки. Деревенские шепчутся: мол, ведьма-то молода ещё, да из чужого мира, не пообтёрлась среди колдовской братии, не научилась нос задирать. Вот и чтит старших. Ха. "Молода ещё". Мои здешние ровесницы — седые сгорбленные бабы с половинным комплектом зубов. Оно и понятно: всю жизнь, не разгибаясь, вкалывать на поле, то хлопотать по хозяйству от рассвета до заката, то многочисленные дети, а к сорока годам уже и внуков с десяток. Да муженёк своё унижение перед наезжающим начальством норовит на жене сорвать. Вот и кажусь я на этом унылом фоне эдакой молодкой, по здешним меркам не старше двадцати пяти. А раз так, то зачем безвылазно сидеть в четырёх стенах, обрастая ленивым жирком? Нет уж. Дома я занималась спортом, и здесь лучше за своей формой следить. Мало ли что.

Сзади загромыхала и заскрипела телега: кто-то из аборигенов возвращался домой из уездного городка. Я обернулась. Так и есть: здоровяк Бер с сыном. Нахлестнул хилое недоразумение, по ошибке называвшееся лошадью. Животинка и ухом не повела. Как шла неспешным старческим шагом, так и продолжала вяло перебирать тощими ногами. Когда телега поравнялась со мной, Бер вежливо — а попробовал бы невежливо, свои же вмиг настучат куда следует — поздоровался:

— Доброго денёчка, госпожа, — прогудел он.

— И тебе поздорову, добрый человек, — ничто не обходится так дёшево и не ценится так дорого, как ответная вежливость. А я этим фактом беззастенчиво пользуюсь. — Удачно ли торговал?

— Не жалуемся, госпожа, — уклончиво ответил крестьянин. — Вы... это... не к Роне ли травнице?

— К ней, добрый человек.

— Не передадите ли, госпожа, что младшему моему травок бы прежних, на меду? Всё кашляет и кашляет, спасу нет.

— Передам, — усмехаюсь. — Отчего не передать? Сам-то к ней не завернёшь?

— Не с руки, госпожа. Сами знаете, на отшибе старуха живёт.

— Ладно. До деревни не подвезёшь? Грязища какая, сам видишь. А там я уже дотопаю, не край света.

— И то верно, — без особого энтузиазма пробурчал Бер. — Дурень я, госпожа, сам-то... это... должен был вам предложить.

Они всегда так. И кланяются, и госпожой величают, и о фармацевтических изысках помалкивают, а всё равно боятся и стараются держаться подальше. Поверьте, у них есть для этого все основания. Дело не во мне. Кто я? Так, мелочь. Дело в самой истории этого мира. В его грёбаной истории, в которую мы все вляпались без малейшей надежды вернуться...

2

До того проклятого дня я не знала, что такое ненависть.

Да, не знала. Не умела ненавидеть не только в силу характера, но и потому, что особо некого было оделять столь "нежным" чувством. Политики? Ой, не смешите меня. Сетевые хамы? Этих достаточно высмеять и прекратить общение. Уроды-душегубы, для которых кошку замучить как высморкаться, а человека за косой взгляд убить — мелкое происшествие? В своей жизни с такими не сталкивалась, но и ненависти особой не испытывала. Всего лишь желание удавить при близком знакомстве. Пока бог миловал. Но то, что случилось в тот день...

Не знаю, что по этому поводу написали журналисты. Не могли не написать: всё случилось среди белого дня на людной улице и под прицелом парочки камер на здании банка. Когда на ровном месте возникает смерч, затягивает человека и исчезает вместе с жертвой, да на глазах десятков свидетелей... Хоть кто-нибудь да выложит ролик на ютуб. Вот только мне от этого ни холодно, ни жарко. Я не теряла сознания. Кажется, даже заорала с перепугу, но не слышала собственного голоса. А когда меня от души приложило об землю, даже порадовалась, что не об асфальт. И что на голове велосипедный шлем. Сам велосипед чувствительно придавил правую ногу: это не лёгенький шоссейник, а гибрид со стальной рамой, способный выдержать длительную поездку по очень кривому асфальту... Когда первый шок прошёл, я выбралась из-под показавшегося неподъёмным велосипеда. Поправила съехавший рюкзак. Мимоходом отметила, что мой двухколёсный конь нисколько не пострадал, сбитое набок зеркало заднего обзора не в счёт. И только потом обратила внимание на окружающую обстановку.

Окружающая обстановка являла собой хорошо натоптанную тропинку посреди дремучего леса. Если быть точнее — дубравы. Я, конечно, горожанка, но дуб от вяза и сосну от ёлки отличаю. Справа от петляющей тропы стояли такие красавцы, что дух захватывало. Воображение сразу дорисовывало классическую златую цепь и учёного кота. Где-то вдалеке послышался одинокий сорочий стрёкот, и только тогда я поняла, какая величественная тишина царила в этом необычном месте. Ни ветерка. Ни шороха. Одно моё сбивчивое дыхание. И тут на меня накатил такой ужас, что даже потемнело в глазах.

Что случилось?!!

ГДЕ Я?!!!

Руки не дрожали, а просто телепались, ходили ходуном. Но всё-таки я смогла отстегнуть рюкзак и добыть оттуда свой монстрофон. То есть, шестидюймовый китайский планшет-телефон. Как мне удалось его не уронить при этом — загадка. Так и есть: обе карточки в ауте. Ни малейшего признака родных сетей или хотя бы роуминга в сетях другого государства. Ни-че-го. На совершеннейшем автопилоте я отключила девайс. Ну и что, что зарядное устройство на солнечной батарее с собой. Незачем телефону попусту разряжаться. Может, этот лес в зоне блэкаута, а стоит мне выйти к населённому пункту, и сеть сразу появится. Сразу же возник вопрос, на каком конце тропы может находиться гипотетический населённый пункт. Мой опыт велопоходов не включал в себя "лютые говна", то есть, покатушки по бездорожью, особенно после дождя. Исключительно асфальт различной степени убитости. Асфальтированные трассы как правило ведут из пункта А в пункт Б, чего нельзя сказать о грунтовках. Иной раз всеведающий гугл показывает дорогу, а в реальности там вспаханное поле. Причём трактор может на посрамление гуглу перепахать её прямо у вас на глазах. Но лесная тропа, да ещё так хорошо притоптанная, попросту не может уткнуться в распаханное поле. Люди здесь явно ходят. А, учитывая наличие двух колей — ещё и ездят. Тогда неважно, в какую сторону идти, населённый пункт или более-менее оживлённая трасса наверняка обнаружатся на любом конце.

Стоило мне подумать об этом и немного выровнять дыхание, как величественную тишину взорвал треск. Трещали ветки молодой дубовой поросли, сумевшей взойти рядом с гигантами-родителями. Краем глаза я заметила движение и тут же обернулась в ту сторону. В означенной стороне обочина тропы переходила в склон неглубокого распадка, поросшего кустарником и молодыми дубками. В кустах кто-то барахтался, визгливо ругался и плевался. Тут я поняла, как мне повезло свалиться на тропу, а не в заросли дубового молодняка, наросшего вдоль оной. Бросив выключенный планшетофон в рюкзак, застегнув "молнию" и вскинув свою поклажу на спину, я пошла проверять, кто там портит зелёные насаждения. Велосипед оставила лежать на тропе: кто его здесь стащит? Это же не город... Метров через двадцать остановилась. Барахтанья прекратились, теперь неизвестный собрат по несчастью, пыхтя и отфыркиваясь, целенаправленно проламывался к тропе. Моя скромная помощь пока не требовалась. Но зато потом... Потом, кажется, помощь нужна была мне. Психологическая.

Через минуту из кустов на тропу вывалилась встрёпанная девчонка. Стандартная такая городская девчонка-студентка. Кокетливая лёгкая курточка, джинсы в обтяжку, яркая клеёнчатая сумочка, какие-то невразумительные тапки, сшитые в глухой китайской деревне по образцу тайваньских кроссовок со значком "Найк". Словом, студенточка из небогатой семьи, одевающаяся в мега-бутике "Барабашово". Одежда — ладно. На сколько хватает денег, на столько и одеваемся, по себе знаю. Внешность новоприбывшей заставляла крепко задуматься. Нет, мордашка вполне симпатичная. Но зачем же было краситься в неестественно рыжий цвет а-ля "Пятый элемент"? С косметикой дело обстояло ещё хуже. Всё хорошо в меру, а здесь наблюдался явный перебор, отчего девчонка являла миру серо-голубые глаза, обрамлённые просто гигантскими ресницами и пепельно-серыми тенями, местами переходившими в угольную черноту. Ну, это до первого дождя или горьких слёз. Пока признаков ни того, ни другого не наблюдается: девчонка смотрела на окружающий её кусочек мира с таким восторгом, что становилось не по себе.

— Ура! — завопила она, едва оказавшись на тропинке. — Ура-ура-ура! Я в другом мире!

— Ну, — хмуро поинтересовалась я, скрестив руки на груди, — и чему мы так бурно радуемся?

Рыжая — то есть, крашеная — только сейчас соизволила меня заметить. Её глазки на миг округлились. Ничего удивительного: стоит хмурая тощая мадам в длинном чёрном осеннем велокостюме, чёрных же велоочках и красном велошлеме. Ничего иномирового, одним словом.

— Ну, облом... — проныла девчонка. — А я-то думала, что всё как в книжках. Раз портал втянул, значит, в другой мир. А тут...

— А тут я.

— Ага...

— Портал, говоришь?.. — я невесело хмыкнула. — Ты вообще откуда?

— Я? Я с Харькова. Я в универ шла. Только из метро вышла, а тут портал. Потом сразу — лес. Вот я и подумала... — девчонка как-то сразу сникла. — А мы где?

— В лесу.

— Вижу, что не в городе. В каком лесу?

— Хрен его знает. Сейчас пойду выяснять. Ты со мной?

— Да хули мне...

— Так, — я нешуточно рассердилась: терпеть не могу немотивированного хамства. — Или разговариваешь со мной без мата, или идёшь выяснять обстановку в гордом одиночестве. Ясно?

— Упс... — сдулась девица. — Звыняй, не хотела... Слушай, а это точно не другой мир? Ты уверена?

— Нет.

— Ой, а как было бы классно! Ты представляешь? Всё как в книжках — мы встретим мага, нас зачислят в магическую академию... Будем тут крутыми колдуньями, вау! Точнее, я буду крутой колдуньей, а ты мне будешь помогать!

Мне стало смешно. Почти до слёз.

— Почему именно ты? — кажется, я не удержалась, нервно так хихикнула.

— Ну, я же рыжая, — девица одним движением плеч поправила на себе сбившуюся курточку. — Во всех книжках героини рыжие, становятся крутыми магичками и выходят замуж за эльфийских принцев! А ты брюнетка.

Железобетонная логика, что и говорить. От такого пассажа я даже ненадолго забыла о свалившихся на нас обеих проблемах. Точнее, о том, что мы сами свалились в эти самые проблемы.

— Девочка, — я остановилась, сняла свои велоочки и посмотрела ей в глаза. В её сияющие от таких блистательных перспектив наивные глаза. — По-моему, ты читала не те книги.

— А что? — собеседница фыркнула, сдувая с лица непослушный локон. Руки по-прежнему были заняты сумочкой, освободить хоть одну, чтобы поправить одежду и причёску по-человечески, она не догадалась. — Нормальные книги, жизненные.

— Эльфы, вампиры и прочие волшебники — это жизнь, — я снова не удержалась и съязвила. Язвить на ходу — всё, что мне оставалось... — Зато сессии и экзамены — сплошная скука.

— Слушай, тебе сколько лет? — возмущённо возопила рыжая. — Рассуждаешь прям как моя маман!

— Сорок, — небрежно бросила я. А вот и мой велосипед. Мой с очень недавних пор горячо обожаемый велосипед. Молчаливый и верный друг, с которым мы вместе проехали не одну тысячу километров... Как я по тебе соскучилась за эти три минуты!

— Кроме шуток? — у девчонки в буквальном смысле слова отвисла челюсть. — Не гонишь?

— Могу паспорт показать, — я равнодушно пожала плечами. Мы с группой не собирались ехать в Белгород и пересекать границу, однако, выезжая из дому, лучше взять с собой какой-нибудь документ. Всякое может случиться.

— Классно выглядишь, — что в голосе, что на лице рыжей явственно отразилась смесь недоверия, восхищения и чисто женской зависти. Каюсь, сама женщина и всему этому не чужда. Но к сорока годам учишься хорошо скрывать то, что ты думаешь о внешности другой женщины, а в незамутнённые восемнадцать для этого нужно обладать недюжинным актёрским талантом, чего в этом случае явно не наблюдалось. — Слушай, секретом не поделишься? А то моя маман — ей, кстати, тоже сорок — выглядит на весь свой возраст.

— Веду здоровый образ жизни, — вот чего я хочу меньше всего на свете, так давать рекомендации юным дурочкам. Именно дурочкам, а не дурам. Вторые без мозгов уже рождаются, а дурочки хоть и имеют мозг, но ещё не загрузили его ничем полезным. Спокойно поднимаю велосипед и преувеличенно внимательно проверяю притороченную к багажнику сумку с водой и бутербродами. Вроде всё в порядке. — Пошли.

— Куда?

— Искать магическую академию, — невесело съязвила я. — Или отделение милиции.

— Ментовку-то зачем? — опешила рыжая.

— Заявление написать на магов-шутников... Тебя как зовут?

— Ира. А тебя?

— Стана.

— Как?!!

— Стана, — с удовольствием повторила я. — Нормальное болгарское имя. Хотели Стояной назвать, но тётка в ЗАГСе вредная попалась, неправильно записала.

— Ну, ты, блин, даёшь, тётя, — наглое хихиканье. — Это сколько твои предки выпили, чтобы так тебя обозвать?

А вот такой наезд я точно не спущу. В моих отношениях с родителями было всякое, но их уже нет в живых. Они навсегда остались для меня прекрасными любящими людьми, и чтобы какая-то крашеная мокрохвостка их оскорбляла...

— Слышь, племяшка сопливая, ты что, в фэйсбуках училась разговаривать? — злобно поинтересовалась я.

— Ну, ваще! — весело восхитилась Ирина. — Продвинутая тётя! Знает, что такое фэйсбук!

— Ага, — всё, она меня окончательно достала. Чрезмерное общение в интернетах плохо сказывается на логичности мышления, что мне сейчас и демонстрировали. — Знаю такое страшное слово. И даже знаю, что оно означает.

— Ну, и что же?

— "Мордакнига", — фыркнула я, перебрасывая ногу через раму. — Как говорили во времена моей молодости, чао, бэби.

— Э-эй, ты куда! — пискнула рыжая, до которой дошло, что что-то идёт не по сценарию.

— До ближайшего села, — совершенно серьёзно ответила я, умостившись на седло. — Или до трассы. А ты ищи своих магов с принцами. Найдёшь парочку лишних — не зажимай, поделись при встрече.

И привстала на поднятой педали, стронув велосипед с места. Двухколёсный друг послушно покатился по колее, набирая скорость.

— Стой! Слышишь, тётя? Стой, не бросай меня!.. Ну и вали на фиг! Самая умная, блин, нашлась, меня воспитывать! Сама воспитаюсь!..

Меня, как говорится в одном известном старом фильме, терзали смутные подозрения, что шансы найти в здешних дебрях асфальтированную дорогу близки к нулю. Но общаться с человеком, которого без всякой видимой причины шатает от восхищения до наглости, выше моих сил. Наверное, у меня встроенный иммунитет против интернета. Программисты, знаете ли, достаточно циничные люди, они этот интернет видят как строчки кода и текст в тэгах. А для Иры и ей подобных фэйсбук заменяет реальную жизнь. Что, как говорят американцы, its not good. В соцсетях внезапный переход от сюсюканья к феерическому срачу стал нормой, но в реальном общении такие бросания создают впечатление дня открытых дверей в местной психушке. Нормальные люди так не реагируют, смена настроения у них всегда чем-то замотивирована. А здесь... Даже не знаю, что лучше — вернуть эту мадемуазель матери или начать воспитывать? Боюсь, второе она может не пережить: пришибу велосипедом, сетевую дурь выколачивая. Начнём с простенького приёма — оставить в одиночестве. Пусть покричит, повозмущается. Интернетозависимые, когда не спят, больше пяти минут наедине с собой не выдерживают, проверено.

Я демонстративно отъехала на пару сотен метров и спешилась. Извилина тропы и поросль вдоль левой обочины скрывали меня от воспитуемой. Судя по доносящимся звукам, она шла, громко топая, обиженно сопела и обсуждала меня вполголоса. Даже смешно стало. Оставалось только не спеша двигаться по этой лесной дороге, не попадаясь ей на глаза.

Хорошо настроенный и смазанный велосипед движется почти бесшумно. По асфальту шелестели бы покрышки, по слегка влажноватому лесному грунту покрышек не слышно. Лёгким треском нормального холостого хода подаёт голос задняя втулка. Этот звук мог бы меня выдать, но взбалмошная девица так увлечена разговором с собой любимой, что ничего, кроме себя, не слышит. Ориентируясь на её бурчание, я могла держать безопасную дистанцию и возвращаться к невесёлым раздумьям.

Где я. Что произошло. Как из этого выкарабкиваться.

Пока по первому пункту наблюдается полная неизвестность, заморачиваться остальными не стоит. Только нервы зря попорчу. Остаётся одно: топать по дорожке, которая, слава богу, не из жёлтого кирпича. От того, куда она приведёт, и будем дальше танцевать.

Ира.

Вот ведь чёрт, проблема нарисовалась, фиг сотрёшь. Наши пути-дорожки пересеклись. Теперь, хочу или нет, я за эту пустоголовую дурочку в ответе. Даже в благоустроенной городской среде она совершенно беззащитна, а если здесь иной мир, да ещё с какими-нибудь заморочками, точно пропадёт. У меня хотя бы велосипед есть, да в рюкзачке кое-что припасено, незаменимое в походе и при встрече с собачьими стаями, нежно "любящими" велосипедистов. А у неё что? Сумочка весёленькой расцветки да мобилка? Спорю на что угодно: либо андроидный "Самсунг" из бюджетных, либо ещё более бюджетная "Нокия". Из тех, что без конца рекламируют в сети. Как с таким внушительным арсеналом эта жертва рекламы будет отбиваться от... да хоть от той же стаи кабыздохов? Вот и я о том же. Хотя... Насколько позволяет мне судить мой жизненный опыт, самая большая беда таких людей, как Ира — они сами. Есть проблема — вляпаются. Нет проблемы — создадут и вляпаются.

Ну, вот. Кажется, полезла с телефона в сеть, а там пусто. То-то операторов по матушке обкладывает, любо-дорого послушать. Весь лес теперь в курсе, какое они дерьмо. Так, теперь ещё и "корейцы узкоглазые" до кучи виноваты. Значит, я не ошиблась, там дешёвый "Самсунг". Незаменимый в университетской аудитории и совершенно бесполезный в лесной глуши. Я остановилась. Сейчас Ирочкин таракан по имени Обидка спрячется, и его сменит собрат Хнык. Убедившись в невозможности подключиться к сети, она оглядится и наконец-то поймёт, что находится посреди дремучего леса. Одна. Без набора выживальщика. Да хоть бы и с ним, всё равно пользоваться не умеет. Вот тогда, если у неё хоть капля мозгов имеется, и нахлынет тот ужас, который уже успел посетить меня. А если мозгов нет, и продолжится ожидание эльфийского принца, который тут же падёт к её ногам... Что ж, бывают и совсем безнадёжные. Ира не производила впечатления настолько безмозглой курицы. Хоть это радовало.

Так и есть. Кое-кто уже носом хлюпает. Я прислонила велосипед к дереву, достала из подседельной сумки отвёртку и сделала вид, будто ковыряюсь в заднем переключателе.

— Эй! — донеслось сзади. — Эй, тётя!.. Блин, как тебя там... Стана! Стана-а-а!

Она ещё и топочет, как лошадь. Бегать совершенно не умеет, физподготовка ниже плинтуса... М-да. Придётся исправлять ещё и это.

— Ну, чего тебе? — как можно более хмуро ответила я, когда Ира показалась из-за поворота. Хорошо получилось, даже притворяться особо не пришлось.

— Ой-ой-ой, как хорошо, что ты не уехала! — радостно взвизгнула девчонка, стараясь унять бурное дыхание. Метров сто пробежки — и уже одышка. М-дааа... — Представляешь — тут сети нет! Долбанный "Лайф"... Слушай, у тебя какой оператор? Можешь посмотреть, на твоей мабиле сигнал есть?

— Нету, — я снова углубилась в изучение нехитрой конструкции из алюминиевых стоек и плоских шестерней. — Это я сразу проверила.

— Значит, другой мир?

— Всё может быть.

Тут я удостоилась удивлённого взгляда.

— И это тебя не радует?

— Ни капельки.

— Можно узнать, почему?

— Потому, — я со вздохом выпрямилась, — что мы ничего не знаем о том, куда попали. Хрен его знает, кто тут водится — эльфы или динозавры. Соображаешь?

— Ой...

Соображает. Это должно радовать.

— И... что же нам делать?

Очень правильный вопрос. Осталось добавить к нему классическое "Кто виноват?", и будет полный комплект. Но выявление виновных лучше отложить до более подходящих времён.

— Идти, — отвечаю. — Вперёд по дорожке. Куда-нибудь да приведёт, а там будем ориентироваться по обстановке.

— Что, вот так просто идти? И всё?

— Нет. Идти и думать. Желательно, молча, — отрезала я, заметив, что сейчас начнётся новое словоизвержение.

— А если я хочу кое-что спросить?

— Спрашивай.

— А если мы в книжку попали?

— В какую?

— В ту, где магический мир и эльфы, — кажется, Иру начало "попускать".

— Погоди, — я поднялась, сунула отвёртку в сумку. — Вот теперь идём. Бесполезные дискуссии лучше разводить на ходу. Хоть что-то полезное делать будем... Итак, мы на марше. И ты говоришь, что мы могли попасть в мир, описанный в одной из этих книжек... про рыжих магичек, — высказываться откровеннее я не стала, ещё обидится. — Хорошо. Есть такая вероятность. Но такая же вероятность, что мы попали, скажем, в мир Желязны. Не желаешь поучаствовать в разборках принцев Амбера?

— А кто такой Желязны?

— Ух ты! — восхитилась я. — Классику жанра фэнтези не читать — это как надо постараться!

— Да я... это... слышала, — Ира вдруг покраснела и нервно вскинула сумочку на плече. — Вроде книжища какая-то толстенная, мне за год не прочесть. Я другое читала...

— Про рыжих магичек.

— Ага...

— А теперь послушай занудную тётку, — я заметила, как при этих словах девчонка невесело хмыкнула. Поняла иронию. — Про стервозных дур, цена которым три копейки в нашем мире, зато в другом к их ногам штабеля из принцев складывают, пишут или такие же стервозные дуры, или занудные тётки моего возраста. Но у меня с личной жизнью всё в порядке, а вот им, несчастным, не повезло. И те, и другие вываливают в сеть свои мечты, которые с реальностью не имеют ничего общего. А зелёные девчонки вроде тебя читают это и начинают мечтать о том же. Принцев ищут. Чтоб всю жизнь на руках носил, и руки у него при этом не отваливались. Так?

— Угу, — кивнула собеседница. — А разве плохо, когда на руках носят?

— Хорошо. Но только на свадьбе. Потом мужчина руки должен к работе своей прикладывать, иначе вам обоим жрать нечего будет. А ты должна будешь не только новые шмотки примерять и у зеркала вертеться. Носки постирать, обед сготовить, живность накормить, а там и дети пойдут. Настоящая любящая семья — это тяжёлый труд обоих. Об этом в книжках про рыжих магичек не пишут.

— Скучно это как-то, — Ира, уже знала, что я могу на язвительное замечание съязвить в ответ, и ей будет обидно. Потому явно "фильтровала базар". Любимые рыжие героини никогда адекватного ответа своему хамству не встречали. — Неинтересно. Про стираные носки читать, в смысле.

— Может, и неинтересно, — кивнула я. — Только это и есть правда жизни, о которой нельзя забывать, иначе здравствуй свидетельство о разводе и девичья фамилия.

— А почему, по-твоему, миры этих книжек ...неправильные? — О, совсем другое дело! Мозги у Ирочки пустые, но они по крайней мере есть. Второй верный вопрос за пять минут.

— Да потому что их авторессы ни хрена не знают о психологии средневекового общества, — ответила я, чуть сбавив темп: Ира, старавшаяся не отстать от моего нормального шага, снова начала задыхаться. — Вот, скажем, попала рыж... стервозная девица в магический мир. Притопала в деревню. Что дальше?

— Дальше она спрашивает у крестьян...

— На каком языке спрашивает?

— На местном. При переходе ей портал магически вложил.

— Ладно, спишем на магию. Итак, приходит она в деревню и спрашивает у крестьян... Что именно спрашивает?

— Как называется деревня и далеко ли замок. Это же яснее ясного, — Ира пожала плечами. — Нормальная логика.

— А крестьяне что?

— Да ничо. Всё объясняют, и она идёт, куда хотела.

— Угу. Идёт. Куда хотела, — мой голос буквально сочился ядом. Так с клыков и капало. — А теперь посмотрим на ситуацию глазами обычного средневекового общинника. Притопывает из лесу какая-то лахудра с городскими замашками, по всему видно, что ни фига в жизни не разбирается. Денег при ней не замечено, зато в ушах серьги, на пальцах колечки. Слуг или спутников тоже не имеется. Герба нет. Имени отца, супруга, сеньора или покровителя не называет. Как именуется деревня и страна, не в курсе. Зато пальцы веером. Вывод? Иноземка. Без свиты. За неё никто не вступится. Верная пожива. Если её связать, ограбить и попользовать на сеновале, ничего за это не будет. А если её продать, так и дополнительный денежный бонус проистечёт, будет с чего налог в этом сезоне заплатить... Вот так бы эта история и закончилась.

— Как же — не вступится! — возмутилась Ира. — А принц? Если на даму нападают, он ведь благородный, должен её защитить.

— А что, принцам делать нечего, кроме как разъезжать по деревням и спасать попаданок от подлых крестьян? — хмыкнула я. — Ладно, допустим, что принц решил прогуляться по своим владениям и случайно заглянул в ту самую деревню и в тот самый момент. Ничего невероятного. Он, может, даже вмешается, когда крестьяне скажут, что побродяжку поймали. На рыжие волосы польстится. Вот только признать в побродяжке заморскую принцессу он согласится только при наличии веских доказательств. Королевской свиты, например, послов, грамотки от папы-короля и мамы-королевы, сундука с королевскими тряпками и мешка золота на мелкие расходы. Принцы лесных бродяжек не то, что равными себе — вообще людьми не признавали. Развлечься разок-другой, а там пусть свита "доедает". Ясно? Благородный, понимаешь... Думаешь, в реальном средневековье благородные от нечего делать за собой свиту и охрану таскали? Одиночек такой мир пожирал с косточками и не давился.

С каждым моим словом челюсть Ирины отвисала всё ниже и ниже. Я прямо-таки наяву слышала треск разрываемого шаблона. Ну, всё. Сейчас начнётся...

И началось.

— Да ты... Да что ты вообще знаешь о принцах?!! — взвилась Ирочка, воинственно взмахнув сумочкой. — Ведь не может такого быть, чтобы всё было с потолка взято! Если пишут люди, что они благородные, значит, не от балды нарисовано! Таких много было!

— Было, — согласилась я. Да уж, как с таким знатоком принцев поспоришь.

— Вот видишь!

— Не вижу, — дорога действительно была хорошо утоптана и укатана, корней, норовящих подвернуться под ноги, не было. Можно было предаваться доброму делу воспитания молодёжи, не боясь споткнуться. — Такие бла-ародные принцы действительно в истории фигурировали. Некоторые даже до короны доживали. Вот только правили очень недолго.

— Враги!

— Ясен пень, враги. Но чаще всего не враги, а друзья. Самые ближайшие. А знаешь, почему?

— Как это — почему? Сами корону хотели! — продолжала бушевать Ирочка. — Благородным людям всегда завидуют те, кому благородство недоступно!

— И это тоже, — киваю. — Душевная чистота — богатство, которого не украдёшь. Согласна на все сто. Только в данном случае зависть не при чём.

— А что при чём?

— Страх, что благородный идиот своими чистыми душевными порывами угробит страну. Идеал — такая штука, знаешь ли, на которую можно равняться, но по которой нельзя жить.

— Например? — прищур девчонки должен был, по идее, быть грозным, но выглядел довольно комично.

— Например, такая благородная штука, как гайс. В смысле, рыцарь сказал — рыцарь сделал. Прекрасная штука, во всех балладах воспевалась. Бывали сверхблагородные товарищи, которые, наслушавшись этих баллад, сгоряча давали слово никогда и никому ни в чём не отказывать. Обычно это были очень богатые люди. Только за короткое время они становились очень бедными. Объяснить, почему, или сама догадаешься?

— Так ведь дураки и среди принцев попадаются, — Ира сбавила тон. Видимо, включила мозг и начала анализировать поступающую информацию.

— Бывает. Папе-королю не повезло с наследником. А теперь прикинь, как это весело — жить в стране, которой правит благородный дурень. Родственники и министры, убиравшие таких болванов, брали грех на душу, но спасали государство.

— Государство, а не людей, — философски заметила Ира. Хороший признак.

— Государство — не место на карте, а люди, его населяющие, подчиняющиеся его законам и пополняющие его казну.

— Ты же сама говоришь — благородные презирали всяких там крестьян. Противоречие! — Ирочка просияла, думая, что подловила меня на нестыковке.

— Никакого противоречия. Они могли сколько угодно презирать простолюдинов, но они не могли не понимать, на ком реально держится страна. Ну, а если на троне дурак или хронический неудачник, страну разрывают соседи. Если нет голодных соседей — страну рвут на куски изнутри.

— Ну... ладно. А как же эти, как их, летописи? Про благородных королей? Там всё наврали, да?

— Давай представим себе ситуацию, — сказала я. Беседа начала меня увлекать. — Ты — летописец. Придворный. Получаешь деньги от казны. А на троне сидит великий правитель, который создал свою империю на крови, грешит налево и направо, предаёт, подкупает, убивает родственников, чтобы избавиться от претендентов на трон, разоряет города союзников. Ты решишься написать правду, если уверена, что за это тебе снимут голову?

— А что, такие короли реально были?

— Короля, которого я тебе описала, звали Карл Великий. Он даже императором стал. А в летописях он чуть ли не образец благородства. Суди сама, насколько можно им верить.

— Но ведь... не может такого быть, чтобы все они, короли и принцы, были сволочами! Просто не может быть! — упрямо процедила Ира, сжимая кулачки. — Вот если мы попали в магический мир, я тебе это докажу! Я встречу принца! Это должна быть судьба, понимаешь? Моя судьба! Я вообще наверное крутая колдунья, если портал на меня среагировал!

— Наколдуй мне, пожалуйста, портал обратно, и можешь тут с принцами оставаться, — я пожала плечами. — Меня муж дома ждёт.

Моё заявление, лишённое каких-либо сильных эмоций, подействовало на девчонку как ведро холодной воды.

— Ну... — она даже остановилась, поражённая в самое сердце. — Я же ещё не обученная колдунья, я заклинаний не знаю... Так меня здесь и научат, — она тут же повеселела.

— Лавры Гарри Поттера покоя не дают?

— Да нафиг Гарри Поттера. Теперь про меня книжку напишут! Вау!

— Кто напишет?

— Вот ты и напишешь.

— Делать мне больше нечего.

— Ну, это же так интересно будет! Тебя издадут, гонорар получишь!

— Где издадут? — я откровенно рассмеялась. Даже так: я неприлично заржала, вообразив себе ситуацию в деталях и красках. — В средневековом монастыре мега-тиражом в десять экземпляров?

— Ну, что ты за человек! — Ира от избытка чувств топнула ножкой. — Что ни скажешь, тебе всё не в масть! Говоришь так, будто знаешь всё на свете!

— Ира, — я уняла нервный смех и заговорила совершенно серьёзно. — Тебе сколько лет?

— Мне — уже восемнадцать!

— Вот. Тебе уже восемнадцать. А мне ещё сорок. Сечёшь фишку, или объяснить разницу на пальцах?

— Чё-то я не догнала...

— Значит, буду объяснять на пальцах... Стоп, — я резко остановилась.

— Что?

— Слышишь?

— Что я должна слышать?

— Молчи и слушай.

Где-то в той стороне, откуда мы шли, началась сорочья перекличка. Повторяю: я потомственная горожанка. Но даже мне известно, что сороки в лесу — лучшие сторожа. Демаскируют любую группу и способны испортить любую охоту, распугивая дичь. Единственное спасение от этого — передвигаться ночью, пока вредные длиннохвостые представители семейства врановых спят. Но сейчас белый день, и сороки, до сих пор молчавшие, подняли стрёкот. Пока ещё отдалённый, но постепенно сдвигавшийся в нашу сторону.

— Птицы орут, — пожала плечами Ира. — Тоже мне, событие.

— Там люди, — я сразу убавила громкость. Зацепилась взглядом за коричневатую землю под ногами. Земля... В земле звуковые волны вроде должны передаваться дальше, чем в воздухе?

Отстегнув ремешок и содрав с головы велошлем, я умостила велосипед у дерева, улеглась на дорогу, прижав ухо к утоптанной на совесть земле, чем шокировала Ирину насмерть.

— Ты чего, тётя? Совсем ...того?

— Заткнись, — прошипела я.

Да. Влажноватая лесная почва исправно передавала звуки. Глухое мерное "топ-топ-топ" множества ног. Судя по частоте шагов, не человеческих, а лошадиных.

Приехали.

Попади я сюда одна — прыгнула бы на велик и была такова. Но на кого я эту принцессу замороченную брошу? И вообще, пока не убедимся, что те всадники не представляют опасности — а шансов на это, прямо скажем, немного — ни на какой контакт с ними лично я идти не собираюсь.

Ирочка с полуоткрытым от удивления ртом и распахнутыми во всю ширь глазами наблюдала за мной, и я её понимаю. Сначала ненормальная тётка суётся ухом в землю, потом вскакивает, сдёргивает с плеч рюкзак и достаёт оттуда короткоствольный револьвер. Открою маленький секрет: это не криминал, а обычный шароплюй "Сафари" на патронах Флобера, оформленный как копия "корнета". Почти безобидный, он даже оружием по закону не считается, но стреляет очень громко и с красивыми спецэффектами. Впрочем, если маленький свинцовый шарик попадёт в нежное место, приятного будет мало. Собакам хватает оглушающего хлопка. А гопоте достаточно визуальной демонстрации эффектного серебристого ствола. Проверять, боевое оружие это, или пугалка, они почему-то не хотят... Быстро выдернув револьверчик из кобуры, я сунула его в треугольную нарамную сумку, побросала всё лишнее в рюкзак и схватила велосипед.

— Быстро в кусты! — скомандовала я. — Не стой столбом!

Моя спутница пребывала в таком глубоком шоке, что подчинилась. Молча. Опомнилась она только в кустах, и сразу же взбесила меня до невозможности.

— Ты чего? Я на землю не лягу! Тут грязь! Тут муравьи всякие, фу!

— Ложиссссссь! — я издала такое шипение, что Ирина сочла за лучшее подчиниться.

Ей точно уже восемнадцать? С виду вроде бы да. А послушаешь — больше четырнадцати не дашь, и то со скидкой на задержку развития. У инфантильного существа с нулевым запасом знаний и прогрессирующей социопатией — паспорт и право голоса... Ще не вмерла Україна? С таким электоратом сие поправимо...

Рыжая осторожно расположилась по левую руку от меня. По правую я уложила велосипед, и, пока ещё не было риска быть услышанной подъезжающими, максимально ослабила крепление подседельного штыря. Теперь, в случае чего, у меня есть стальная дубинка, увенчанная широким велоседлом. Оружие в некотором смысле намного более эффективное, чем восьмизарядная пугалочка. Но если есть возможность не нарываться, то лучше тихо отсидеться в кустах. Сердце совершенно неприлично гремело в ушах. Зря говорят, что оно уходит в пятки... А вот Ирочкин испуг прошёл на удивление быстро. Гораздо быстрее, чем я рассчитывала.

— Чего мы тут партизан из себя корчим? — фыркнула она, завозившись на месте. Прошлогодние дубовые листья и жёлуди зашуршали под её локтями. — Кого ты там углядела? Годзиллу?

— Молчи и слушай, — огрызнулась я.

Сорочий гам действительно слышался всё ближе и ближе. Теперь влажноватый воздух дубравы доносил пофыркивание и лёгкий скрип. Фыркали наверняка лошади. Этих тварюшек я и вживую наблюдала, и в фильмах. Близко знакомиться не решалась: всё, что крупнее кота, вызывало у меня некоторую опаску. Ну, а скрип... Так может скрипеть только плохо смазанное колесо. А где колесо, там какой-никакой транспорт. Всё, что угодно от сельской телеги до автомобиля, павшего в неравной схватке с грунтовой дорогой и влекомого гужевой тягой к ближайшей СТО... Шум приближался. Теперь я куда более отчётливо слышала глухой топот лошадиных копыт, а земля подо мной едва-едва, на грани ощущений, вздрагивала. Даже Ирочка притихла. Либо ей передалась толика моего страха перед неизвестностью, либо попросту вняла совету и слушает.

Невидимая из-за зарослей кавалькада неспешно приближалась к повороту. Сороки весело перекликались в дубовых кронах, предупреждая лес о её вторжении.

Вот теперь сердце рухнуло в район пяток.

Момент истины.

Если там прекрасный благородный принц или добрый белобородый дедушка с волшебной палочкой, я публично извинюсь перед Ирой и её любимыми книжными героинями. Но если нет...

...Люди, восседавшие на невысоких лошадках, меньше всего походили на свиту богатого вельможи или могущественного мага. Обшарпанные железяки, претендовавшие на именование доспехами. Оружие явно грубой ручной ковки, заточки и полировки. Про конскую сбрую плохого не скажу, ибо ничего в ней не понимаю, но даже на мой неискушённый взгляд — тот же handmade. Реконструкторы? Вряд ли. Наши реконструкторы даже в условиях, приближённых к реконструируемой эпохе, пользуются бритвами, имеют нормальные причёски и моются, а здесь наблюдаем с полдюжины небритых морд разной степени угрюмости, патлатости и немытости оных патл. Впрочем, нет. Вон за их спинами нарисовался ещё один персонаж. Доспехи и прочая амуниция выглядят куда пристойнее. Конь вороной с белыми ногами, раза в полтора больше лошадок свиты. Гладко выбритое лицо. На длинных, явно хорошо расчёсанных каштановых волосах возлежит тонкий обруч. Жаль, отсюда не видно, из какого металла, но поблёскивает богато... Рядом со мной послышался восхищённый вздох. Я обернулась... и замерла от предчувствия беды.

— Принц... — глаза Ирочки сияли таким восторгом, что предчувствие беды уступило место пониманию: беда уже здесь. — Я же тебе говорила!

— Молчи, — я сипло выдавила из себя одно-единственное слово. Началось что-то непонятное. Я вдруг услышала негромкое гудение, будто где-то рядом включилась высоковольтная линия. — Слышишь?

— Что? — Ира без особого удовольствия оторвалась от созерцания вожделенной добычи — благородного принца. — Что я должна слышать?

— Гудит.

— Не слышу я никакого гудения, отвянь.

Она, значит, не слышит, а я слышу? На глюки вроде не похоже, гул медленно, но верно усиливался именно с приближением кавалькады... Ага. А это что? Из-за поворота показался какой-то рыдван, в него впряжена неказистая лошадка. На облучке возница, в рыдване седок — пузатый дядька средних лет в тёмной одежде. Причёска, либо её отсутствие, надёжно укрыта под причудливой шапкой, нижняя часть лица спрятана в седеющей бороде. Так... За рыдваном — телега. Телега... За которой обречённо плетутся двое, от связанных рук к боковине телеги тянутся верёвки. Взрослый и ребёнок. И в телеге кроме возницы ещё кто-то сидит... Один. Нет, вроде двое. Нет, всё-таки один. Как будто не связан, но ручаться за это не стану. Так. Вот это мне совсем не нравится... Замыкали шествие ещё шестеро всадников той же потёртости, что и авангард. Итого имеем шестнадцать морд условного противника, четырнадцать лошадок, две единицы гужевого транспорта и трёх человек в статусе пленных. Паршивый расклад. В нашем случае самая удачная тактика — отсидеться в кустах.

Будь я одна, так бы и случилось. Но я совсем забыла, что рядом со мной не адекватный человек, а девица-недоросль в розовых очочках и со стаей боевых тараканов в голове. Пока я считала силы вероятного противника, она вовсю глазела на своего благородного героя, чтоб ему ни дна, ни покрышки, и ничего больше замечать не желала. Когда процессия почти поравнялась с кустами, где мы старательно сидели в засаде, слышимый мной гул стал почти физически ощутимым. Даже голова начала побаливать. Тут я сделала большую ошибку: внимательнее присматриваясь к персонажам на дороге, на несколько секунд упустила рыжую из виду. Когда затрещали кусты, дёргаться было поздно. Ирина ломанулась к вожделенному принцу с энергией и целеустремлённостью танка. А я... Я плотнее вжалась в землю, мысленно молясь, чтобы меня не заметили.

Я даже не особенно прислушивалась к тому, что она там пищала, прижав сумочку к груди и воздев на обрученосца самый восхищённый из своих взглядов. Я и её-то саму видела краем глаза. Всё внимание — на объект её восхищения. Поднятая левая рука — знак колонне остановиться. Остановились. Только дядька в таратайке приподнялся, разглядывая, что там такое на дорогу выскочило. Потом оба — "принц" и дядька — не сговариваясь, взялись за короткие фигурные жезлы, заткнутые за пояса. Направили на Ирочку. И оба скорчили недовольные мины: не произошло ровным счётом ничего. Обрученосец бросил короткую фразу на незнакомом языке... Я не поняла ни слова, но сообразила, что зверёк, в просторечии именуемый "песец", уже поблизости. Уж больно сальные ухмылочки появились на небритых рожах авангарда после слов начальства. Один из шестёрки ловко спешился и неуловимо быстрым движением сграбастал заверещавшую Иру...

На свете есть миллионы людей лучше и чище меня. Миллионы людей умнее, начитаннее, достойнее. Смелее, наконец. Инстинкт самосохранения орал в оба уха: "Лежи тихо, и тебя не заметят! Лежать, сука!" Но ведь человек не тот, кто биологически принадлежит к виду хомо сапиенс, а тот, кто поступает по-человечески. Там, на дороге, пропадает девчонка, годящаяся мне в дочери. И если я человек, то не смогу спокойно на это смотреть. Неспокойно — тоже.

В полурасстёгнутой нарамной сумке тускло поблёскивало... Перебросив револьверчик в левую руку, правой я ухватилась за подседельный штырь. Плотно сидит в трубе, зараза. А мы вот так, ногой в раму упрёмся...

Перед глазами замаячила прозрачная красноватая пелена, руки и ноги сделались необычно лёгкими. Зрение и слух обострились до предела. Туго сидевший в раме подседельный штырь выдернулся на удивление легко. Знакомое и крайне хреновое состояние. Такое со мной случалось всего лишь дважды. Оба раза это спасало мне жизнь, но заканчивалось длительной депрессией. Что ж, сейчас у депрессии нет шансов. Мне конец. Но умру я как человек, защищая того, кто нуждается в защите... Нерастраченный материнский инстинкт, что ли? Вряд ли я когда-нибудь это узнаю. Но умирать сейчас человеком почему-то приятнее, чем сдохнуть лет через тридцать с осознанием собственного ничтожества.

Слабое утешение.

Вопли Иры и гогот всадников сыграли мне на руку. Мой первый удар пришёлся аккурат по островерхому шлему. Передний край седла, получивший неслабое ускорение, вмял низкокачественную жестянку внутрь. Вроде бы хруста не послышалось, но солдат без единого звука рухнул на дорогу. Ира заткнулась и со стоном села на дорогу: от пережитого шока могут и ноги на время отказать, бывает. Тут же, не говоря худого слова, спешились ещё двое. Эти повыдёргивали из ременных петель на поясах те самые handmade-мечи... Красная пелена. Деревья красные. Лица людей красные... Что я делаю? Взмах импровизированной дубинкой. Один отскакивает, второй подставляет железную наручь и перехватывает штырь. Дистанция между остриём его меча и моим животом всё меньше... Время потянулось, как вязкая смола. Моя левая рука словно обрела собственную волю. Миг — и короткий серебристый ствол смотрит солдату в лицо. Пистолет — несерьёзный травматик, я уже говорила. Но на таком мизерном расстоянии...

БАБАХ!!!

Оглушительный звук и вспышка вышвырнули меня из объятий красной пелены. Солдат, закрыв руками лицо, с воем катался по земле. Из-под грязных ладоней негусто капало кровушкой. Рана наверняка не смертельная, а вот пороховой ожог от чешских патронов получить — раз плюнуть. Особенно если по глазам перепало. Ну, и шок, конечно. То-то второй солдатик, на которого сейчас наставлен пистолет, с лица сбледнул. Свита "принца" успокаивает лошадок — те с явной непривычки к огнестрелу дружно разнервничались. Внезапно подумалось: если они сообразят, что моё оружие не смертельно, нас обеих немедленно посетит тот самый пушной зверь. Но пока не сообразили. Более того: "принц" снова поднял руку. Прозвучал отрывистый приказ. Бледный солдатик убрал меч и ухватил под руки своего воющего товарища. Ещё двое спешились и подняли оглоушенного велоседлом. Стараясь унять сошедшее с ума дыхание — уровень адреналина в крови, наверное, превысил все мыслимые нормы — я отметила, что бородач вышел из своего тарантаса и поглядывает на жезл, направленный в мою сторону. Навершие жезла тускленько так светилось. "Принц", выслушав его недлинную тираду, нехотя достал свой инвентарь аналогичного назначения. Сверкнули драгоценные камни. Почему-то я очень хорошо разглядела навершие его жезла: волчья голова, держащая в пасти отшлифованный рубин неправильной формы. Рубин светился чуть сильнее, чем должен был бы светиться при нормальном дневном освещении.

Я поняла, что сейчас эти двое решат нашу судьбу. Ирочкину уже решили. А я успела отметиться нападением на их охранение, грубо вмешавшись в привычное течение событий. Они переговариваются. Дядька, то и дело тыча пальцем в мою сторону, экспрессивно жестикулирует. "Принц" кивает на двоих солдат, временно потерявших боеспособность. Бородатый снова машет руками. Похоже на торг. Наконец "принц" сделал жест, расцененный его оппонентом как благословение на действия, и дядька поклонился. После чего сунул жезл за пояс и направился к нам.

Поднятые руки, развёрнутые раскрытыми ладонями вперёд — это как раз понятно, показывает, что безоружен. Надо как-то реагировать. Прячу револьвер в задний карман велокуртки, но так, чтобы в случае чего быстро достать. Дядька, широко улыбаясь, медленно подходит и что-то умиротворяющее говорит. А гул в ушах стоит такой, будто меня сунули в трансформаторную будку.

— Я не понимаю.

Разумные люди всегда найдут общий язык, даже если не понимают друг друга. Дядька порылся в поясном кошеле, добыл оттуда серебряную бляшку, покрытую грубым чеканным узором. Показал, приложил ко лбу, после чего бросил мне. Ловко бросил, между нами было шагов пятнадцать, а, чтобы поймать серебрушку, мне не пришлось прилагать особых усилий, почти в руку "пришла". Дядечка лучезарно улыбнулся и показал пальцем — сперва на вещицу, потом на свой лоб. Видимо, инструкция по эксплуатации. Ну, что ж...

За моей спиной нервно всхлипнула Ирочка.

— Ну, почему он так... — тихонечко проскулила она. — Почему?

Необычно холодная пластинка, едва коснувшись моего лба, вызвала мгновенный шок. Боль бомбой взорвалась в мозгу, взламывая какие-то одному богу ведомые барьеры. Я не потеряла сознание. Видимо, нервишки крепкие. Или мгновенно закипевшая ярость помогла удержаться. Но в пролом ринулись образы, слова, звуки, символы... Чужой язык. Вот только метода преподавания несколько ...э-э-э ...непедагогичная. Стрелять надо таких учителей.

— ...неплохо держится, — сквозь мутное сознание до меня донёсся голос "принца". — Мой подопечный кровь не только из носу пустил. Знал бы — забрал бы себе. Но слово мага крепко. Забирай бабу.

— А девка, господин? — заулыбался бородатый.

— Забирай. Хорошая будет привязь для твоей новой ученицы. Зачем-то же она бросилась её защищать. Может, дочь? — "принц" заулыбался в ответ.

— Долгих лет жизни вам, господин... Эээ... Похоже, она уже нас понимает. Ведь понимаешь, женщина?

— Д... да, — я заговорила с очаровательной дикцией заики, отхватившего инсульт. Потеплевшая серебрушка выскользнула из скрюченных пальцев, мелькнула перед глазами и шлёпнулась на дорогу. — Она... моя... п... племян-ниц-ца, — слова чужого языка застревали в горле и причиняли боль. — Н-не тр-рогайт-те её...

На бородатом лице дядьки — надо же, учитель, вот привалило счастье на сорок первом году жизни — отразилось удивление. Он, подобрав серебряную бляшку, достал жезл и, ничтоже сумняшеся, ткнул мне в лоб.

Новый приступ боли. Но я уже была готова: на боль ответила всё той же волной спасительной ярости.

— Не понимаю, зачем ты врёшь, — дядька убрал жезл, качая головой. — Но раз ты заявляешь на неё Право крови, пусть будет так. Тебе же хуже.

И небрежно взмахнул пухлой ладонью у моего лица. Ладонь была чистая, холёная, от неё шёл какой-то цветочный запах. Ромашка, что ли. Короткие толстые пальцы. Почему это так врезалось мне в память?

Только многолетняя спортивная привычка мгновенно мобилизовать ресурсы организма спасла меня от позорного падения. Паралич уступил место ватной слабости. Но я умела это преодолевать. Очень хорошо умела. После сотни километров высокого каденса тоже, знаете ли, некомфортно себя чувствуешь, выжатый лимон — образец свежести по сравнению с выложившимся велогонщиком. Но после этого нужно, не свалившись с ног, дождаться финиша всех участников, оглашения результатов, пережить церемонию награждения, даже если награда тебя миновала, и своим ходом добираться до дома. Наши гонки не Тур-де-Франс, у нас участников на финише не ждут автомобили с персональными врачами. Большой спорт пришлось оставить из-за серьёзной травмы колена десять лет назад, но с велосипедом я не распрощалась. Квалификацию мне уже не пройти, однако форму держу... Мой облегчённый вздох — и густая бровь дядечки-преподавателя поползла вверх.

— Сильная воля, — сказал он. — И очень слабый Дар. Опасное сочетание. Очень опасное. Но ты ведь неглупая женщина, ученица. Ты ведь меня понимаешь?

— Понимаю... учитель, — я опустила взгляд: не хватало ещё, чтобы он догадался о моём истинном отношении к происходящему. — Могу ли я забрать своё имущество?

— Можешь. У тебя один шаг солнца на сборы.

"Шаг солнца"... Градус, что ли? Четыре минуты? Придется поторопиться, тем более что Ирочка начала приходить в себя. Сейчас мне предстоит пережить кое-что похлеще урока местного языка, или я ничего не понимаю в "йуных девах", не испорченных реальной жизнью.

Однако я жива, хотя была готова к смерти.

Яркое, ни с чем не сравнимое осознание жизни пришло неожиданно. Руки машинально "вправляли" подседельный штырь в раму и навешивали рюкзак на спину, а голова была пуста. Точнее, звенела от постоянного гудения, слышимого мне одной. Готовясь умирать, я оборвала связи с миром, который любила и потеряла, и с миром, который встретил меня так негостеприимно. Теперь оба властно напомнили о себе — солнечными бликами на листве, ветерком в лицо, памятью о любимом человеке... сигналами от органов чувств, в конце концов. Я зажмурилась, сдерживая мгновенно вскипевшие слёзы. Удалось не сразу. В носу подозрительно захлюпало и запахло кровью... Ах, да, этот "прынц" что-то говорил про кровь из носу... Сбросила надетый было рюкзак со своим комплектом велопутешественника и достала пакет влажных салфеток. Нужно утереться, не стоит появляться на дороге в соплях и кровавых разводах под носом. Могут не так понять.

Возвратившаяся жизнь напомнила о себе ещё кое-чем, а именно — Ирочкиной истерикой. Стоило выкатить велосипед с поклажей на дорогу, как это чудо, прикрывая курточкой и сумочкой порванную солдатом кофту, начало сверлить меня злобным взглядом. Сопли и потёкшая тушь придавали, однако, этой злобности какой-то абсурдный комизм.

— Это всё ты... ты накаркала! — Ирочка пыталась одновременно топать рядышком, всхлипывать от жалости к себе и пыхтеть от ненависти ко мне. Выглядело это ещё комичнее, чем симпатичная мордашка в чёрных потёках раскисшей косметики.

— Старая ворона даром не каркнет, — пробурчала я, игнорируя и её истерику, и реакцию аборигенов, узревших велосипед, который я вела, придерживая за вынос одной рукой.

— Ты всё заранее знала! — а истерика тем временем набирала обороты. — Умная какая нашлась... Ты... Ты просто завидуешь мне, да! Потому что я моложе! Старуха! Ты мне противоречила из зависти!

Да, да, конечно. Баба Яга всегда против, кто ж спорит. Дядечка-учитель смотрит на меня уже с подозрением. Ответим ему злобной ухмылочкой: мол, ещё не вечер. Встречаю молчаливое понимание. А Ира, не видя явного сопротивления, раздухарилась вовсю.

— Вы все, старые стервы, нам завидуете! — ух, как глазки-то заблестели! — Думаете, что мы дуры! Поучаете, нудите над ухом... Опыт у вас, блин... На хрена мне ваш опыт, если свой есть? Это моя жизнь, и нефиг в неё своим свиным рылом тыкаться!

Всё. После этого закидона самое время применять грубое хирургическое вмешательство, иначе болезнь быстро перейдёт в терминальную фазу.

— Заткнись, курица!!! — я рявкнула так, что рыжая аж присела от акустического удара. Обозники и так на нас оглядывались, а тут я всей кожей ощутила взгляды. Аудитория не понимала по-русски, но происходящее, кажется, не требовало перевода. — Виноватых ищешь? Достань зеркало и посмотрись! Принцев тебе подавай? Магические академии? Вот тебе принц, вот тебе волшебничек, оба в наличии! Беги, покоряй и блистай способностями, вдруг сжалятся, в казарму не сразу сбагрят! Там тебе не только шаблон порвут!

Видимо, мне очень плохо удался контроль над собой. Особенно над мимикой. Иначе с чего бы Ирочкина ненависть вдруг сменилась таким откровенным страхом? М-да... Так-то я человек не злой, но достали меня конкретно.

— Но... они же... ты... — сдавленно пискнула девчонка. У неё были такие глаза, будто моё лицо вдруг сползло, как плохо надетая маска, а из-под него выглянул оскаленный череп.

— Молчать! — Да, давно пора напомнить, кто тут старший по дурдому. — Кто ты такая, чтобы на меня батон крошить?! Никто, и звать никак! Я в ярмо влезла, чтобы твою задницу прикрыть, хотя ничего тебе не должна, кроме пары затрещин!.. Шагом марш! Отстанешь — пеняй на себя! Хоть слово ещё вякнешь — удавлю! Из жалости!

Воображаю, какая каша сейчас в Ирочкиной голове. Без единого матерного слова её, что называется, опустили ниже плинтуса. Что ж, это тебе, детка, не фэйсбук, где неудобный коммент можно потереть и забыть, а его автора затроллить. Это реальная жизнь, и птичка-"ответка", в отличие от интернетов, прилетает во плоти. Учись жить, пока не поздно.

Самое странное, что рыжая за все полчаса пути до селения действительно не произнесла ни звука. Сдавленные всхлипывания не в счёт. Полпути она провела, утираясь платочком, остальное время снова посвятила тараканам по имени Обидка и Самокопус. Выволочка явно пошла ей на пользу. Хотя, разве это выволочка? Так, цветочки в состоянии бутонов. Не начнёт становиться человеком — получит полной корзиной ягодок по голове. Устрою её тараканам тотальный геноцид. Впрочем, если я ошиблась, и вместо Обидки она тесно общается с насекомым по имени Страшная Мстя... Что ж, я не стану мешать естественному отбору. Премию Дарвина тоже должен кто-то получать...

Когда я услышала, что это сельцо назвали городом, сначала не поверила собственным ушам. А потом поняла, что неверно оценила степень средневековости мира, в который нас угораздило попасть. Вот так я себе и представляла Тёмные века в заштатном городишке. Везде царил и императорствовал его величество серый цвет. Улица — застывший памятник дождям, прошедшим недели две назад. На окраинах — обшарпанные, серые от грязи лачуги-мазанки под соломенной кровлей, крошечные оконные проёмы без намёка на раму со стеклом, занавески из серых лоскутьев, двери сляпаны из кривых жердей, позади которых виднелись всё те же серые тряпки. Дети в серых рубашонках с драными подолами, галдящей стайкой бежавшие за нашим обозом с корзинками, куда собирали свежий конский навоз. Унылые взрослые в серых одеждах, на лицах которых, прежде, чем они сгибались в поклоне, я успевала заметить испуг. Трущобы очень быстро перешли в более зажиточный квартальчик, но и там картина была безрадостная. Уж на что я дилетант в таких вещах, но то, что деревянным домам местных бюргеров не меньше двухсот лет, на мой взгляд очевидно. Избушки на курьих ножках. Там мох, там рассохшееся до жемчужной серости дерево, там висящая на одной петле ставня или перекошенная створка ворот. Здешние обитатели одевались не в серое, но это не умаляло унылости и их лиц, на которых был всё тот же испуг, скрываемый всё тем же поклоном. Здесь я увидела кошек. Вообще меня удивило отсутствие собак. Верные спутники человека с первобытных времён, непременный атрибут бедных кварталов, а тут — их полное отсутствие. Кошки, впрочем, не впечатляли. Тощие, серо-полосатые, пугливые. Ничуть не похожие на холёных домашних любимцев или наглых королей помоек. Значит, есть у них какой-то страх. Если не собаки, то кто? Люди?

Унылая серая харчевенка, отмечавшая границу престижного квартала, где наверняка жили сливки уездного общества, распространяла ненавистный с детства запах прогорклой квашеной капусты. Ну, если здесь так кормят в престижном ресторане, то что же подают в дешёвой забегаловке, встречавшей путников у городской черты? Боюсь даже представлять... Кстати, никакого намёка на стены с башнями, ворота и прочую средневековую фортификацию. Должно ли это означать, что тут не воюют или воюют не так, как было принято в нашем средневековье? Всё может быть. Раз тут имеется магия, то и войны, соответственно, могут идти с применением магического оружия, которому те стены на один фаербол. Гадать не буду, лучше присмотрюсь повнимательнее. У нас магии нет, но фортификация как вид обороны потеряла всякое значение только с появлением ядерного оружия. Что сразу наводит на невесёлые ассоциации... Так. К чёрту лысому эти мысли. Лучше полюбоваться на престижные дома местной тусовки. Дома крепкие, добротные. Не дерево — тёсаный камень. Тоже серый. Тёмно-красная черепица вносила приятный диссонанс в унылую симфонию серости. И всё впечатление тут же испортила площадь... Я всё понимаю: провинция, глухой медвежий угол, богом забытая дыра, клоповник, и так далее. Но чтобы даже убогих размеров центральная площадь была не вымощена, хотя бы досками — извините. Что это — жлобство или лень? Или ждут персонального повеления... кто у них тут главный, в короне и на белом коне? Так ведь до морковкина заговенья можно ждать. Представляю, в какое болото превращается эта площадь во время осенних дождей или весенней распутицы.

Здесь, на площади, обоз наконец остановился. Рыдван дядечки-учителя, за которым мы с Ирочкой следовали в качестве приобретения, сдал в сторону, и нам пришлось прижаться к стене, чтобы не угодить под колёса. Пока бородач цветисто и многословно выражал своё почтение "принцу", который, скорее всего, никакой не принц, а чуть более крупная шишка, чем он сам, с нами поравнялась телега. Наконец я получила возможность разглядеть условных пленных. Привязанными к телеге оказались мужчина и мальчишка лет десяти, оба приземистые, коренастые, в местных серых тряпках. Угрюмые лица обоих были изуродованы свежими кровоподтёками. На нас они не смотрели. Они вообще ни на кого не смотрели. А в телеге сидел парень немногим старше Ирочки, но в представительной тёмной униформе с шевроном "Охрана". Парень имел весьма бледный вид, на скуле синячище, губа разбита, но в его карих глазах не было ни наглости местных власть имущих, ни унылой обречённости аборигенов, не относящихся к властным структурам. Здоровьишко не ахти, но ум живой.

— Привет, девчонки, — он поздоровался первым. — Вы откуда?

— Харьков, — коротко отрекомендовалась я. — Мы обе. А ты?

— А я тульский. Меня Игорь зовут. Я в супермаркете работаю, со смены шёл, а тут такая херь приключилась...

В его речи действительно не было признаков южного говора, свойственного великороссам Ставрополья и Украины. Из короткого рассказа Игоря стало ясно, что мы нашли собрата по несчастью. И будущего — точнее, уже настоящего — ученика вон того "принца" местного разлива.

— Эти вот, которые на привязи, — он кивнул на пленников. — Мужик-то молодец, хоть и бычара. Я к ним на двор свалился аккурат когда вон те отмороженные в шлемах его бабу посреди двора разложили. Он за дрын, и сынок его туда же. Ну, и я сгоряча одному в шлеме вломил. Так они нам всем дюлей выписали, а бабу всё равно того... Потом этот явился... учитель хренов, — весьма многообещающий взгляд в спину обрученосца. — Палкой в мою сторону ткнул, она и засветись. Приказал меня на телегу грузить. Потом бляху серебряную сунул... Ну, вы ж в курсе теперь.

— Да уж, — процедила я. После "серебряной бляхи" у меня ещё минут десять дрожали конечности. — Стоп. Если этот твой учитель с лошади не слезает, значит, собирается дальше ехать.

— Похоже на то, — согласился Игорь. — Жалко. Мы ж земляки, а тут раздёргают нас по разным местам...

— Я — Стана. А это Ира, — я представилась сама и представила свою хмурую спутницу. — Если что, сможешь нас найти. Ты же знаешь, где искать.

Игорь окинул Ирку оценивающим взглядом... Ну, блин, если он сейчас растает от вида плачущего ангелочка — его тараканам тоже несдобровать.

— Слышь, Ируха, — сказал он. — Не куксись. Всё пучком. Наорали на тебя, так за дело же, не попусту. Держись её, — кивок в мою сторону, — не пропадёшь.

— Меня что, тут каждый встречный учить будет? — прошипела Ира.

— Дура ты, Ируха... Ну, всё, пока, девчонки. Кажется, едем.

Возница нахлестнул лошадку. Телега дёрнулась, стронувшись с места, Игорь поморщился — видимо, отметелили его знатно — а привязанные бунтари, отец с сыном, покорно двинулись следом. Не нужно было быть телепатом, чтобы уловить исходящее от них ...даже не отчаяние — полное безразличие к дальнейшему. То же выражали и их глаза. Они ещё дышат, ходят, смотрят — а уже мертвы. Так бывает, если человек твёрдо знает, что ему не жить. Безнадёга. Полная и абсолютная, без малейшего проблеска надежды.

Интересно, Игорь это заметил?

Я заметила кое-что ещё: с удалением процессии "принца" явственно слышимый мной гул начал постепенно стихать. Остался негромкий фон. Что это вообще такое? Я слышу, Ира — нет... Вот чёрт, не спросила у Игоря, слышит ли он что-нибудь в этом роде. Ладно, у меня теперь учитель есть, постараюсь поаккуратнее расспросить его. Выводы, сделанные мной из того немногого, что увиделось по пути и в этом микрогороде, были не слишком приятны. Мирок тут гнилой. Не нужно даже вникать в подробности: там, где одни люди запуганы до оловянных глаз, а другие чрезмерно наглы, где никому в голову не приходит хоть как-то украсить свой дом, дело неладно. Нет, боже меня упаси лезть со своим уставом в этот убогий монастырь. В борьбе одиночки с системой можно смело ставить на систему. Что-то можно изменить только тогда, когда внутри этой системы есть желание изменений и силы на них же. Ну, или тупо явиться с большой армией, всё завоевать и установить свои законы. Опять же, одиночке ничего из перечисленного не по зубам. Придётся поиграть в Штирлица — принять правила игры и стать частью системы. Только тогда смогу хоть немножко разобраться в её устройстве, и, быть может, найдётся лазеечка. Раз я магичка, то действовать придётся магическими способами. Буду прилежно учиться. Авось чего-нибудь путного намагичу.

Остаётся одна, но большая проблема — Ира. Стоит, рюмсает. Слова Игоря здорово её зацепили, да и стресс до сих пор выходит. Мне проще: загрузила голову информацией и перерабатываю, не до стрессов. Оно, конечно, позже аукнется, но не так страшно, как Ире аукается сейчас. Будь она моей дочкой, наверное, я бы её пожалела. Увы, я не мать, а злая тётка. Жалеть не буду. Но и рычать не по делу тоже незачем.

— Я что, правда такая дура, да? — тихонечко прорыдала она, размазывая слёзы и остатки косметики по покрасневшему лицу. Торжество тараканчика Самокопуса продолжается.

— Нет, — честно ответила я. — Но ведёшь себя по-дурацки. На, вытрись и успокойся.

Этак на неё весь запас влажных салфеток уйдёт. Ну, да ладно. Купить новые тут всё равно негде, будем утираться кусочками полотна. Введём новую моду, а то тут относительно богатые дамы, гулявшие по площади, и те через пальцы на землю сморкаются. Такое дремучее средневековье, что скулы сводит.

Краем глаза, кстати, заметила, что трое солдат из дюжины остались здесь. Повинуясь небрежному жесту бородача, они понуро поплелись в сторону дверей ближайшего серого дома с красной черепицей. Причём, двое шли сами и помогали идти третьему. Ага, один с закутанной грязной тряпицей рожей — это мой "крестник" — поддерживает второго, которого я отоварила седлом. Был бы мозг — было бы сотрясение, а так — что ему сделается? Третий, с синяками во всё табло — вероятно, тот, кому "вломил" Игорь. Солдатушки бравы ребятушки, блин... Что ж, будет случай оценить уровень здешней медицины. Я не я, если их тут не в починку местному коновалу оставили.

Стоп.

Двоих простолюдинов, напавших на солдат, явно поволокли на суд и казнь. А Игорь и я, совершившие точно такое же преступление, не только не на эшафоте, но даже не связаны и относительно свободны. Это, простите, что за избирательность законов? Мы теперь — кто?

У Игоря обнаружился, как они говорят, Дар. Именно так и говорят, с большой буквы, с придыханием. И у меня Дар. Нам сошло с рук то, чего не простили местным. Вот спорю на свой велосипед — не имеющим Дара.

Снова задаю вопрос: кто мы теперь?

А вот и тот, кто даст ответы на мои вопросы. Пусть он об этом ещё не догадывается. Возможно, прав у учеников немного, но одно из них — право задавать учителю вопросы — ещё никто не отменял. Разумеется, со всем возможным почтением, никаких понтов. Если мои выводы верны, понты здесь — привилегия избранных... Обернувшись к нам, учитель стёр с лица выражение властного господина, распоряжающегося слугами и "надел" физиономию эдакого добродушного дядечки, озабоченного нашей будущностью. Чем он озабочен на самом деле, после будем разбираться. Он явно сделал первый ход в игре, правила которой придётся постигать, так сказать, в процессе.

— Что же ты тут стоишь, ученица? — из бороды сверкала на редкость здоровыми белыми зубами добродушненькая улыбка.

— Не знаю, куда мне идти, учитель, — акцент у меня наверняка ещё тот, но почтительность в голосе присутствует. Я ещё прощупаю допустимые пределы этой почтительности, с ней лучше не перебарщивать.

— Для начала тебе стоит переодеться. Я покажу, куда идти. Заодно обряди во что-нибудь приличное своё... свою — хе-хе — племянницу, — вот хихиканье у него получилось каким-то пакостным, с неприятным душком. Ну-ну... — Вот мой дом, — хозяйский жест в сторону внушительного трёхэтажного сооружения на углу. — С улицы ворота. Заходи, увидишь по левую руку пристройку. Скажешь сторожу, что господин велел пустить. Там — хе-хе — подберёшь себе что-нибудь привычное, из своего мира. Если оно там есть.

Так. Зарубка номер один: они знают, что мы из иного мира. Зарубка номер два: мы тут не экзотика. Вывод? Либо мир-ловушка, куда невольно затягивает разных попаданцев, и аборигены к ним давно привыкли, либо это результат экспериментов местных колдунов. И в том, и в другом случае стоит держать ушки на макушке. Сейчас каждая кроха информации на вес золота.

— Спасибо, учитель, — всё тем же сдержанно-почтительным тоном проговорила я. — Мы можем идти?

— Да, чуть — хе-хе — не забыл, — бородач хлопнул себя по бедру и сунул руку в необъятный поясной кошель. — На вот. Положи руку и повторяй за мной...

Овальная медная пластинка на шнурке, с вычеканенным на ней профилем. Художник из того чеканщика был аховый, ещё хуже меня. Профиль получился — ну примерно как на монетах времён первых крестовых походов: эдакий мультяшный герой с каменной физиономией гордого властителя. Впрочем, клятву преданности учителю и верности местному князю я повторила слово в слово. Вот только запамятовала, что мир магический, и всякая подобная формула может оказаться заклинанием. Это и было заклинание. Когда я сказала: "Клянусь своим Даром!" — пластинка на пару секунд осветилась мягким зеленоватым ореолом, а учитель ловко выдернул её из-под моей ладони и набросил шнурок мне на шею.

— Я, управский маг Ульса, принимаю твою клятву, ученица, — важно проговорил он. — Учись прилежно, и не опозорь моё имя, когда наденешь серебряный медальон... Хе-хе, — он снова расплылся в улыбочке. — Вот теперь всё. Медный медальон можно сменить или на серебро, или на железо. Помни об этом, ученица.

— Могу ли я спросить вас, учитель? — раз такое дело, почему бы не воспользоваться привилегией своего теперь уже официального положения?

— Спрашивай.

— Как долго мне предстоит учиться?

— Зависит только от твоего прилежания. Иным не хватает и десяти лет, а иные управляются за год. Старайся, и будешь вознаграждена.

— Спасибо за ответ, учитель. И ещё... Вы не спросили моё имя.

— Право на имя ты ещё не заслужила, — отрезал маг, назвавшийся Ульсой. — Заслужишь — спрошу. Пока побудешь ученицей... Всё?

— Пока всё, учитель.

— Вот и хорошо, что "пока", но оставшимися вопросами ты замучаешь меня позже. Ступай. Нет, погоди. Это что такое? — толстый короткий палец уперся в велосипед, который я всё ещё придерживала левой рукой — не хватало ещё уронить и что-нибудь в нём поломать.

— Байк, — ответила я. — Это ...замена лошади.

— Почему два колеса? Так же неустойчиво!

— Чтобы развивать ловкость и силу, учитель.

— Покажи.

Площадь тут... м-да. Но всё же получше улицы. Уже не кросс-кантри, это должно радовать. Я привычно перекинула ногу через раму, оттолкнулась, став всем весом на поднятую педаль, и плавно опустилась пятой точкой на седло. Велосипед мягко стронулся с места. И — странное дело — почему-то привычное занятие вернуло мне часть утраченной уверенности. Может быть, это ложное ощущение, но оно не давало погаснуть лучику надежды... Пара кругов по площади, распугивая обывателей — и маг приказал мне спешиться.

— Довольно, — проговорил он, погладив бороду. — Любопытная вещь. Странно, что ни в ней, ни в том артефакте, которым ты обожгла солдата, нет ни капли магии... Любопытный у вас, должно быть, мир. Расскажешь как-нибудь о нём?

Всё ещё доброго дядечку корчим? Интересно, когда и как он мне это припомнит? Ведь припомнит, или я совсем не разбираюсь в людях.

— Непременно, учитель, — в голосе и на физиономии почтительность, а в душе — едкая ухмылка. Фига за пазухой. Хотите узнать о моём мире, учитель? Узнаете. Я ничего не скрою. А потом полюбуюсь на ваше лицо.

— Теперь иди...

...Только тогда, в "каптёрке", я ощутила ту ненависть, о наличии которой в себе до сей поры не подозревала.

Старичок-"завхоз" с кожаным ошейником и медной бляшкой на нём держал масляный фонарь и что-то говорил, то и дело кланяясь, но я его почти не слышала... Одежда и обувь самых различных фасонов. Странные вещицы, среди которых виднелись пяток разнокалиберных мобилок, семидюймовый планшетник и маленький ноутбук с треснувшей крышкой. Горка ключей и мелочи на столе. Мелкая карманная дребедень, косметички, дамские сумочки, сваленные одной кучей в углу. Венчавшая эту кучу гитара с янтарно-жёлтой декой... Со скольких людей это было содрано? У скольких на их беду не оказалось этого грёбаного Дара? Где они теперь, эти люди?

На миг я так сжала кулаки, что заболели пальцы, а ногти врезались в ладонь. Боль отрезвила.

— Это они у таких, как мы, поотбирали, да? — перепуганная Ирочка перешла на шёпот. Она действительно не дура. Только удачно дурой притворяется.

Моё внимание привлёк припылённый туристический рюкзачина, наполовину заваленный вещами. Что такое застёжка-"молния", тут явно не знали, рюкзак был примитивно распорот ножом. Но, поскольку никто не смог толком разобраться с содержимым, оно валялось тут же. Консервы наверняка протухли, я и не стала их трогать. А вот мультитул системы "ложка-вилка-ножик" будет небесполезен. Аптечка, опять же. Не знаю, как тут с магией, а лечиться на первых порах придётся обычными таблетками. Туристический треножник, пара алюминиевых термокружек с крышками, сухое топливо, спички... Мужик, набивавший этот рюкзак, не положил туда ничего лишнего, но и не забыл ничего полезного. Спальника я не нашла — местные вполне могли разобрать его "бабам на платки". С них станется. От палатки, наверняка по той же причине, остался лишь разборной каркас, пропал и котелок, который по идее должен был идти в комплекте с треножником. Отсутствовал и обычный для турнабора каремат. В футболку, обнаруженную в рюкзаке, мы с Ирой могли бы поместиться вдвоём, но лучше её взять. И — ура! — на самом дне нашёлся топорик со съёмной ручкой и лезвием ножа для этой самой ручки. Набор был упакован в кожаный футляр и хорошо увязан в одежду, видать, потому не был никем замечен. Ну, и на закуску, в боковом кармашке рюкзака лежали обыкновенный магнитный компас и компактный бинокль.

Спасибо тебе, неведомый турист, сгинувший в этом убогом мире. Если появится возможность, постараюсь отомстить за тебя.

— Живём, — я уложила свои находки в объёмистую дорожную сумку, обнаруженную тут же. Потом подумала и решила добавить кое-что из одежды — для себя и для Ирочки. Из обуви отобрала по две пары кроссовок подходящих размеров... Простите меня, люди. Простите — и спасибо вам. Вы наверняка жили интересной жизнью...

Старичок старательно подсвечивал, но его руки дрожали. То и дело луч тусклого фонаря выхватывал из пыльной темноты новые детали. Вот он метнулся в угол, и...

Отдельной горкой вокруг одинокой коляски лежали детские вещи и игрушки.

Нормальные женщины такого не прощают. Никому. Никогда.

Я — женщина.

Не прощу.

— Пойдём отсюда, — я повесила набитую до отказа сумку на плечо. Тяжёлая получилась. — Надо ещё бутеры из моего запаса съесть, пока не испортились.

Ира, подхватив ворох одежды, не поместившийся в сумку, пулей вылетела во двор. Всё она прекрасно поняла.

...Ненавижу этот день. Худший день в моей жизни. Но если бы не он, стала бы я сама человеком, а?

Глава 2.

С ослами будь ослом — не обнажай свой лик!

Ослейшего спроси — он скажет: "Я велик!"

А если у кого ослиных нет ушей,

Тот для ословства явный еретик!

Омар Хайям. Рубаи.

1

Всё верно. Прав был тот викторианец — как его, не помню — насчёт абсолютной власти, которая развращает абсолютно. Магия — это власть. И какая власть! Но если её получают не по заслугам, а по факту рождения, никакой гарантии, что Дар достанется человеку, действительно готовому его принять. Более того: даже если и случится среди магов достойный человек, его сломают ещё в детстве. Он или погибнет, или станет таким, как все. В случае этого мира — моральным уродом. Если власть урождённого дворянина в нашем мире ещё чем-то ограничивалась — законами, волей короля, церковью — то здесь хотелка Одарённого и есть всё вышеперечисленное. Теоретически над магами и ведьмаками царит закон, данный князем, но все уже давно забыли, когда в последний раз монарх вмешивался в дела подчинённых. Князя вполне устраивает сложившееся положение. А когда владыке на всё плевать, лишь бы ему было хорошо, подданные радуются и творят, что хотят. Сперва потихоньку, потом всё более явно.

Где-то я читала, что равнодушие — перчатка для дьявола. Он-то, рогатый, не упустит случая просунуть в неё руку. Что, собственно, я тут и наблюдаю...

...Сначала нам обеим пришлось учиться самым банальным мелочам вроде правил поведения за столом, тонкостей общественного устройства — кто кому должен первым кланяться, например — и таких подробностей, как, пардон, личная гигиена. Слоган "чистота — залог здоровья" здесь является отдельным пунктом в привилегиях высших сословий — магов, ведьмаков и купечества. Отдельным — потому что не оформлен законодательно, но имущественный ценз беспощадно отсеивает тех, кому дрова для разогрева воды не по карману. Город окружён лесом, но это дубовый лес. Дуб — дерево священное, срубишь — пойдёшь по статье за святотатство, на каменоломнях рабы в цене. Строевой лес и дрова возят издалека, и стоят они соответственно. Потому тут, кстати, зимой повальные гриппы с ОРЗ: экономия на отоплении аукается, а магам с ведьмаками самый заработок. Но моё предложение выставить на солнечное местечко — тут конец лета на дворе — хотя бы десятиведерный медный бак и пользоваться дармовой горячей водой было встречено полным непониманием. Мол, всегда воду только на дровах грели и, хоть ты лопни, будем дальше греть на дровах. Ибо нефиг. Я плюнула и больше с рацпредложениями не высовывалась. Нам с Ирой и ведра в день хватает, а остальные пусть на дрова разоряются, их проблемы. Весь их мирок такой — застойное вонючее болото, где веками не меняется ничего. Раз суждено в нём сидеть, притворюсь лягушкой, но, уж простите, квакать буду на свой лад.

Зрелище вещевого склада напугало Иру так, что она ещё пару дней вела себя тише воды, ниже травы. Понятия не имею, о чём конкретно она тогда думала, но факт налицо. Потом её начало, как говорится, "попускать". Я собиралась выбрать момент и вмешаться, пока прежняя дурь не полезла из всех щелей, но учитель меня опередил... При виде кожаной полосы с медной бляшкой глаза Ирочки засверкали вполне понятным гневом. Будь она нормальным человеком, я бы не переживала. Но я просто наяву слышала шуршание очнувшихся тараканов в её крашеной головке, а посему вмешательство требовалось немедленное и радикальное.

— Нет! — взвизгнула девчонка. — Я — это — никогда — не — надену!

Языка она ещё не знала, но прекрасно умела делать выводы из увиденного. Ошейники с бляхами здесь носили исключительно крепостные. Даже не скотина — неодушевлённое имущество. Ульса тоже не знал и знать не хотел русского языка, однако, ему переводчик тоже не понадобился.

— Эй, вы! — маг кликнул двоих слуг, возившихся с дровами. Те оторвались от своего занятия и потопали к хозяину. — А ну держите эту красотку.

— Нет!!! — Ирочка затрепыхалась в руках дюжих молодцов с тупыми взглядами потомственных невольников.

— Учитель, прошу вас, не тратьте своё драгоценное время на убогую, — как можно спокойнее и одновременно почтительнее сказала я, как бы невзначай заслоняя заистерившую уже Ирочку. — Раз уж она моя по Праву крови, предоставьте мне возможность...

— Валяй, — Ульса, не дослушав, бросил мне ошейник. — Хозяин властен над слугой, но он же за него отвечает. А ну как дура пожар устроит? Может, предпочтёшь — хе-хе — избавиться от такой обузы, а? — последнее — уже с ехидным подмигиванием. — Дам полтора серебряных за это недоразумение.

— Вы сами сказали, учитель: хозяин властен над слугой, — я скромно потупила глаза. — Если я не смогу справиться с одной девчонкой, мне вообще не стоит посягать на какую-либо власть над людьми.

— Приятно иметь дело с разумным Одарённым, — маг окинул меня странным взглядом. — Сколько тебе лет, ученица?

Странно, что раньше не спросил. Но я назвала свой реальный возраст. И не без затаённого удовольствия отметила, как на мгновение в глазах мага отразилось изумление. Неприятное, прямо скажем. Я и по меркам родного мира-то на четвертак выгляжу, спасибо спорту и хорошей наследственности, а тут вообще почти что девица на выданье. Возьмём на заметку: теперь он вряд ли будет относиться ко мне как к великовозрастной соотечественнице, до сих пор не удосужившейся развить свой Дар.

— Вот! — глубокомысленно изрёк Ульса, глубоко упрятав свои истинные чувства, вызванные неприятным открытием. — Неоспоримое свидетельство могущества Дара, даже если его в человеке так мало, как в тебе, и его родной мир лишён магии. Ручаюсь, что ты далеко не первая ведьма в семье. Сколько поколений?

— Точно знаю о шести, — с готовностью ответила я. Это, кстати, правда, мои бабки-прабабки были известными в своё время гадалками, к ним полгорода бегало карты расспросить. — Дальше проверить не смогла — у нас были войны, многие архивы погибли.

— Шесть поколений, ты — седьмое... Не так уж и плохо. Пожалуй, оставлю тебе право распорядиться судьбой глупой девки. Не согнёшь её в бараний рог — тебе же хуже.

А о ней и речи нет, и так всё понятно. Что ж, один раз мне удалось уломать Ирочку и её тараканов. Почему не должно удаться во второй?

— Отпустите её, — без интонаций приказала я слугам.

Те тупо уставились на хозяина. Хозяин лениво махнул рукой: дескать, можно. Слуги молча убрели заниматься складированием дров, а я... Я не стала дипломатничать, сразу зашла с козырного туза.

— Ты жить хочешь? — спросила я по-русски.

Ирочка шмыгнула носом.

— А что, всё так плохо? — хмуро поинтересовалась она.

— Хуже не придумаешь.

Тараканы явно присмирели: опасность гробануться вместе с хозяйкой их тоже не обрадовала.

— Надевай, — я протянула ей ошейник. — Это не тот случай, когда можно гнуть пальцы веером. Ты не магичка, не ведьма и не купчиха, а значит, по тутошним долбаным законам не имеешь права распоряжаться своей жизнью. Ты должна принадлежать кому-то. И лучше мне, чем этому беременному гному, который на тебя уже глаз положил.

Моя злобная ухмылка без лишних слов и жестов сказала Ире, о каком беременном гноме шла речь. Не то, чтобы Ульса был низкорослым, но борода ведь непременный атрибут гнома, не так ли? А его пузо наводило на мысль, что маг не чужд греху чревоугодия.

— Вот блин... — Ирочка стрельнула в спину мага совсем не почтительным взглядом. — Старпер вонючий, а туда же... Ладно, надену. Но...

— Никаких "но", — отрезала я. — Тут средневековье, если ты не заметила. Шаг вправо, шаг влево — расстрел на месте. Прыжок — попытка улететь. Не гони понты, притворись, что приняла их правила. Только так мы сможем выжить.

— А как насчёт домой вернуться? Выучишься и портал наколдуешь?

— Может быть. Но возвращаются домой только живые. Намёк понятен?

— Поня-а-атен.

Удручённый тон Ирочки сказал магу больше, чем гипотетический перевод. Обернувшись, он снова удивлённо поднял бровь: строптивая девка сама надевала на себя ошейник. Застёжка там была не ахти какая — простая прорезная петелька, цепляемая на заклёпку. Я даже удивлялась, почему никому из местных рабов не приходит в голову попросту расстегнуть ошейник. Сперва я думала, что дело в законах. Ведёт себя как слуга, а ошейника нет — однозначно беглый, добро пожаловать под плети и в тюрьму до выяснения принадлежности. Но я переоценила власть закона и недооценила магов.

— Справилась? Молодец, — довольно проговорил он. — Запечатай ей ошейник и ступай в зал. Сегодня первое занятие — основы магии.

— Как запечатать, учитель?

— О, всемилостивый князь!.. — маг закатил глаза. — Вроде неглупая женщина, а хуже младенца! У тебя что между сисек болтается?

Вот не надо со мной таким тоном разговаривать, дядя, не надо. Я человек не злопамятный — отомщу, и сразу забуду.

— Медальон, учитель, — я сопроводила ответ тонкой улыбкой, которая по идее должна была сообщить магу о том, что я думаю. Кажется, посыл не удался: маг был слишком раздражён для этого.

— Он тебе для чего дан? Приложи его к бляхе и скажи: "Моё по праву Дара". Всё!

Моя улыбочка стала ещё шире и информативнее. Ага. Теперь дошло. Всё хорошо, учитель. Я своё место в этом мире уже знаю. Ученица заштатного мага — не пустое место, но и не бог весть что. Рангом чуть повыше купчихи и ниже любого ведьмака с серебряной висюлькой на шее, не говоря уже о магах, у которых медальоны золотые. Но всё же не соплячка, которой можно безнаказанно хамить, уясни это раз и навсегда. Тогда, быть может, споёмся.

Кстати, поскольку я не дочь мага или ведьмака, владеющего кое-каким земельным наделом, приходится жить за счёт учителя. Минимальное содержание — это старая, но ещё приличная одежонка, скудная кормёжка, соломенный тюфяк и крыша над головой. Крохотная комнатёнка с чуланчиком на втором этаже, причём, чуланчик — жилплощадь личного слуги. Хочешь что-то сверх минимума — рассчитывай на материальную помощь родителей. Увы, с этим у меня по известным причинам наблюдалась напряжёнка. Теоретически можно было бы подработать на стороне, но практически никто этого делать не будет. Ибо западло. Аристократия же, ручки пачкать зазорно. Продать парочку идей по изготовлению кое-каких бытовых мелочей? Я уже пыталась закинуть идею нагреваемых солнцем водяных баков, спасибо. Второй раз на те же грабли не наступлю. Попытаться поговорить с купцами по поводу оптимизации денежных потоков? Медный медальон с профилем князя — кстати, как зовут венценосца-то? — заставит их хотя бы выслушать меня. Кто знает, может, удастся немного заработать. Пятнадцать лет работы девелопером на поприще программных продуктов для бухгалтерии заставили изучить в довесок и эту науку. Хотя, казалось бы, чего уж проще? Приход минус себестоимость минус налоги минус зарплата сотрудников равно чистая прибыль. Но если в нашем законодательстве полно лазеек для ловких хитрованов, то почему здесь их быть не должно? Нужно получше изучить свод местных законов, это вообще никому знать не вредно. А когда изучим как следует, тогда и подумаем, где можно отыскать честный способ отъёма денег в свою пользу.

Каша, кстати, недосоленная. С овощами. Фу, гадость. Ирочка ругается, но ест: голод не тётка, пирожка не подаст. Она и так почти двое суток постилась, не в состоянии заставить себя проглотить этот кулинарный ужас. У меня работало проверенное средство: как следует над чем-нибудь задуматься. Даже не замечала, как пустела грубая глиняная миска. Сейчас почему-то плохо думалось и так же плохо елось. Я рассеянно разглядывала скат крыши первого, господского этажа, находившийся прямо под нашим оконцем, и отщипывала кусочки стылой серой замазки, гордо именуемой здесь хлебом. Лепила шарики и скармливала голубям, слетевшимся на угощение. Ирочка, с отвращением проглотив последний кусок каши, утёрлась импровизированной салфеткой и, отставив миску, принялась теребить ошейник.

— Блин... Не снимается, зараза, — бурчала она, дёргая застёжку. — Вот ведь гадство... Стана! Стана-а-а! Можешь что-нибудь с этим собачьим украшением сделать? А то уже хочется встать на четвереньки и на луну повыть.

— Может, и могу, — ответила я, — но ещё не знаю, как.

— Ты ж сегодня на первом занятии была.

— Так на первом же, не на сто первом. Объясняли основы тутошней магии. Ничего особенного. Какая-то хреновина в столице, содержащая магическую основу этого мира, и на ней всё колдунство держится. Есть люди, генетически способные к магии, а есть неспособные. Это основа ихнего деления на сословия. Маги при власти... Дальше объяснять нужно?

— Не-а. Всё равно не врублюсь, — последовал честный ответ. — Нет, ну какое же гадство, а? Почему я эту хрень снять не могу?

— Эту хрень я тоже снять не могу, — мои пальцы точно так же безнадёжно теребили медное "украшение" на груди. — Так что мы с тобой, считай, в равном положении.

Да. Я действительно в первый же вечер попыталась снять медальон. Без всякой задней мысли, просто не люблю спать с длинными шнурками на шее, ассоциации неприятные. Увы. Медальон ни в какую не желал сниматься. Максимальное допущение — одежда между ним и мной.

Такой же рабский ошейник, только дающий чуть больше прав. Серебряный и золотой медальоны прибавят ещё чуть-чуть степеней свободы, но настоящей свободы — увы, не получишь. Странно, что маг этого не понимает. А может, понимает, но никому не говорит?

2

Ирочка ушла мыть посуду — самое гадостное занятие в жизни, по её словам — а я сходила в библиотеку Ульсы (богатейшая по местным меркам коллекция аж из двадцати восьми томов) и взяла напрокат невзрачный томик "Законов и уложений земель, живущих под праведным скипетром всемилостивейшего князя". Опять-таки отметила, что монарха по имени не упомянули. Положила себе выспросить, с чего бы это. А пока — поштудируем статьи закона. Судя по толщине книжицы, вряд ли их много.

Сальная свечка чадила и воняла. За стенкой что-то тихонечко шуршало, хотелось думать, что мыши, а не более крупные представители семейства грызунов. К мышам отношусь нормально, на посрамление всем и в руки взять могу, а крыс не люблю. Слишком уж они умны и хитры, чтобы человек мог относиться к ним с тёплыми чувствами — я не о ручных крысках, а о настоящих диких пасюках... Ирина, помыв миски с ложками, убралась в каморку и почти сразу заснула, а я всё шелестела пергаментными страницами, стараясь разобраться в хитросплетениях действующего законодательства. Кое-что уже становилось понятным, но о многом предстояло спрашивать, узнавать урывками, догадываться. А многое вовсе без знания местной истории и геополитики кажется бессмыслицей. Пожалуй, следующей книгой, которую стоит взять почитать, должна быть летопись. Не может такого быть, чтобы здесь не вели летописи и чтобы маги не интересовались историей. Конечно, летописи — жанр жестоко цензурируемый, и всей правды там действительно не напишут. Остаётся вызнавать истину стороной, используя другие источники.

Стоп. Я же закрывала дверь на щеколду. Почему она скрипит?

"Сафари" поблёскивал рядом с книгой на столе: эпоха тут дремучая, мало ли что. Семь выстрелов в запасе. Пусть не убьёт, но шкуру попортит, да и громыхает знатно. Револьвер в руку. Книжку захлопнуть. И мгновенный разворот к двери.

Твою ж дивизию...

— Всё верно, — захихикал маг, раскрыв дверь уже по-хозяйски, во всю её невеликую ширь. — Одарённый всегда должен быть настороже. Мир полон неожиданностей, и далеко не все из них — хе-хе — приятные.

Прав. На все сто. Одну неприятную неожиданность я уже вижу.

— Я закрывала дверь, учитель, — ровным голосом произнесла я, не убирая травматик.

— Это мой дом и моя дверь, ученица, — со значением проговорил Ульса. — Но не буду отвлекать тебя от почтенного занятия — книги в наше время — хе-хе — мало кого привлекают... Кстати, что ты там читаешь?

— Свод законов.

— Да? — брови мага поползли вверх, я даже подумала, что они так и с лица уползти могут. Надо же, сумела его неподдельно удивить. — Я всё забываю, что ты из иного мира. Вы, иномиряне, все какие-то ненормальные... Хе-хе, — он снова расплылся в улыбочке. — Что-то ты совсем невесела, ученица. Может, прислать кого-нибудь, чтобы тебя развлекли?

— Спасибо, учитель, мне достаточно книги, — отвечаю всё тем же спасительным ровным тоном.

— Я знал, что ты так и ответишь... М-да... Ну, да ладно. Ты видела, что за ученичков мне в этом году наслали окрестные ведьмаки?

Ага. Вовек бы мне этих малолетних говнюков не видать. Трое. С виду обычные пацанята около десяти лет, сидели на уроке смирненько. А после урока... Если у Ирочки полным-полна головушка относительно безобидных тараканов, то тут таракан один на троих. Большой, откормленный. И зовут его Подлянка. Главный принцип можно сформулировать примерно так: "Подсиди ближнего своего, иначе он подсидит тебя и возрадуется". Когда мелкие мерзавчики осознали, что странно одетая худая тётка, сидящая на соседней лавке, в одном с ними статусе, ух, как засверкали их подлые глазёнки! Ух, как я воочию увидела в них обещание клея под седалище или дохлой мыши в миску с кашей! И это в лучшем случае. Не будь меня, они бы перегрызлись между собой как пить дать, а тут великолепный повод подружиться против великовозрастной дылды. Вот только одного они, засранцы, не учли: это я уже проходила ровно тридцать лет назад. Урок давно усвоен, выводы сделаны. Так что лучше бы им вести себя прилично, а то ведь могу совсем не фигурально мордой в дерьмо макнуть, не посмотрю на нежный возраст.

— Старший ученик должен помогать магу в воспитании младших, — продолжал Ульса. — Я не буду возражать, если ты поставишь самых наглых мальков на место, когда они начнут зарываться. Лишь бы не пришибла насмерть. Их папаши — мои данники, но мне совсем ни к чему их жалобы волостному магу.

— Простите, учитель, я не совсем понимаю, почему именно мне вы решили поручить обязанности надсмотрщика, — я изобразила недоумение. — Я всего лишь женщина.

— Ну-ну, не прибедняйся, "всего лишь женщина", — снова захихикал маг. — Ты — будущая ведьма. Я учу тебя не только магии, но и искусству общения с себе подобными. Поверь, это — хе-хе — сложная наука... Не жги свечу понапрасну, новую я велю выдать только послезавтра.

— И вам спокойной ночи, учитель.

Всё-таки, зачем он приходил на самом деле? Только проверить мою бдительность и заранее одобрить все оплеухи, отвешенные соученикам?

Ответ лежал на поверхности.

Он не может не быть хорошим психологом, иначе хрен бы усидел даже на такой незначительной должности, как управский маг. Ему отдают в обучение малолетних ведьмачков, а он изучает их — ведь ему с ними жить и, так сказать, работать. Высматривает их сильные стороны и слабые места. Манипулятор хренов. Он и меня прощупывает на предмет слабых мест, страхов, желаний. Всего, с помощью чего мною можно будет управлять.

А вот тут тебе, дядя, будет небольшой облом. Ты совсем плохо знаешь, чему может научить наш техномир, если есть желание учиться.

На следующий день я поняла, что всё, случившееся за последние три дня, было лёгкой прогулкой по цветущей лужайке. То есть, догадывалась, что раз я для почтенного учителя "трудный случай" — не малявка, которую можно легко переформатировать под свой стандарт, а взрослая женщина со сложившимся характером — то он непременно попытается меня сломать. Не пользы для, а воспитания ради. На всякий случай предупредила Ирочку, чтобы не покидала без нужды пределов наших апартаментов, а в случае чего прикидывалась перепуганной дурой. Но что ад начнётся так скоро и с такого "выстрела в упор", не ожидала.

Занятие началось с освоения самых простеньких заклинаний. Разжечь огонь в очаге, остудить стакан тёплой воды до кусочков льда, плавающих по поверхности, не дать разбиться падающей тарелке и тому подобные полезные бытовые мелочи. Что я, что мелкие одноклассники, набили чёртову кучу старой посуды, прежде чем научились более-менее сносно ловить магией тарелки чуть не у самого пола. Огонь в очаге вспыхнул с первого же "колдунства" Кутиса — самого способного и одновременно самого зловредного мальчишки из троих. Зато мне с первого же захода удалось подморозить воду, и, пока соученики снова и снова бухтели заклинание, пыхтя от натуги над своими стаканами, с наслаждением её выпила. Наконец, "лабораторные работы" были сданы и оценены (одни — похвалой, другие — подзатыльниками). Я, наивная, думала, что сейчас перейдём к следующему разделу практической магии, но Ульса вдруг ткнул своим жезлом в сторону Кутиса.

— Второй, — мы тут все по номерам, своим именем сможем пользоваться только после аттестата. — Позови своего слугу.

Вызывать слуг магически нас ещё не учили, потому мальчишка помчался в свою комнату за слугой. Тот оказался костлявым парнишкой лет тринадцати — уже не ребёнок, но и подростком ещё не назовёшь. Взгляд покорный, но без тупого безразличия, свойственного рабам в бог знает каком поколении. Тем не менее, одет он был как невольник, и поклонился глубоко, как невольник.

— Садись на место, Второй, — важно проговорил маг. — Сейчас у нас будет ещё одно практическое занятие. Итак, ставлю задачу. Эй, ты, поди сюда! — он махнул пухлой рукой юному рабу. — Возьми со стола вот этот кувшин... Вот слуга, — дождавшись, пока мальчишка в ошейнике выполнит его нехитрые распоряжения, Ульса вальяжно расселся на своём без всякого преувеличения великолепном резном стуле. — Второй, прикажи ему пролить содержимое кувшина на моё платье!

Ученики удивлённо переглянулись: то, что учитель назвал платьем, было глубокого коричневого цвета балахоном, подпоясанным шёлковым кушаком. Ткань по тутошним меркам дорогая. Ну, разве что в кувшине вода... А вот мальчишка-слуга замер в испуге. Неуверенно оглянулся к господину.

— Выполняй приказ учителя, — важно, подражая Ульсе, кивнул мелкий господинчик.

Лицо слуги сделалось белым, как мел. Но он не посмел ослушаться: покорно наклонил кувшин, и... На балахон мага полилась алая струя — в кувшине оказалось вино.

— Хватит! — властно повелел маг, и раб, не ожидавший ничего хорошего, отскочил, скоренько поставив злополучный кувшин обратно на стол. — Вот, ученики, перед вами не просто слуга, а нерадивый слуга, испортивший божественный напиток и платье господина. Теперь я спрашиваю вас — каким образом вы накажете столь нерадивого слугу? Отвечать будет тот, кого я спрошу — и не просто отвечать, а демонстрировать свой ответ. Всё ясно? Четвёртый!

— Прижгу ему пальцы! — радостно взвизгнул четвёртый, самый младший ученик — Фольк. Вскочил и... продемонстрировал.

Слуга завопил, размахивая обожжёнными руками, а трое малолетних ублюдков заржали.

Весело им...

На мгновение у меня потемнело перед глазами. Но только на мгновение. Продлись это помрачение чуть дольше, я бы совершила непоправимую глупость. И мальчишку бы не спасла, и сама бы в такой аркан попалась, что упаси, Господи. К счастью, это никак не проявилось внешне. Попросту не успело. Когда в глазах прояснилось, я уловила быстрый оценивающий взгляд Ульсы. Вот оно что. Урок не для засранцев, оказывается, а для меня. Точнее, не урок, а экзамен. Логично. Что ещё естественно для женщины, если не материнское отношение к детям? Да любая нормальная обывательница на моём месте бросилась бы защищать несчастного ребёнка, а некоторые ещё и оттаскали бы за уши его мучителей. В родном мире и я бы так поступила. Но это не мой мир... Вот ведь скоты, а? Третий ученик — Барр — тихоня тихоней, а как появляется возможность безнаказанно поизгаляться над безответным, Кутису не уступит, сволочь. Снял с себя пояс, заморозил до инея железную пряжку и заставил слугу её лизнуть... Прости жестокую тётку, мальчик. Тебе придётся пройти через ад, а я ни единым словом, ни единым жестом не вступлюсь — чтобы подобные сцены не повторялись каждый раз, когда магу приспичит меня "вразумлять". Беру грех на душу, чтобы спасти других от твоей участи. Других. И Ирку тоже...

А вот Кутиса я когда-нибудь пришибу. Огненный маг, блин... Дети могут быть жестоки, но даже у них, у нормальных, в смысле, детей есть какой-то предел жестокости. Здесь не просто нет предела, он явно получает наслаждение, истязая человека. Пацану одиннадцати нет, но это уже не ребёнок, а маленькое злобное чмо. Слово даю: большим злобным чмом он стать не успеет. Удавлю, отравлю, найму отморозка с ножом, инсценирую магический "откат" — в общем, что-нибудь придумаю. Но ему не жить. Если в десять лет душа безнадёжно мертва, то какой получится из урода взрослый?..

— Первая, твой ответ! — маг, обернувшись ко мне, широко улыбнулся и подмигнул. По сценарию это должно было вызвать вспышку гнева, но я уже успокоилась. Спокойствие льда. И ледяной же холод. Надеюсь, на такой результат он не рассчитывал.

— Если бы слуга не был так ...попорчен предыдущими наказаниями, — сказала я, старательно удерживая на лице маску вежливого спокойствия, — я бы отправила его чистить свинарник. А когда он проникся бы осознанием того, какого тёплого местечка лишился, тогда подумала бы над его возвращением в дом. Поверьте, учитель, сравнив участь домашнего слуги и свинаря, этот парень стал бы куда более внимательным.

— Вот! — Ульса воздел палец к потолку. — Учитесь, дурачьё! — это уже притихшим мерзавцам. — Слуга — ваше имущество, такое же, как вино и платье! Негоже, лишившись пары глотков вина и посадив пятно на одежду, портить ещё и работника! Переводить магическую силу на нерадивого слугу ещё более нелепо! Она, олухи вы деревянные, дана вам вовсе не для этого!.. Слугу — к травнику. А ты, Второй, не раскиснешь, если пару дней обойдёшься без него, тебе полезно. Остальным — повторять усвоенные сегодня заклинания. Завтра проверю, и приступим к следующим.

Снова изучающий взгляд. И снова я, не убирая маску сдержанной вежливости, поставила воображаемую "стену". Ты хотел проверить, простая ли перед тобой баба или бездушная тварь, учитель? Увы, я ни то, ни другое. Возможно, мне снова удалось тебя удивить, но ты тоже спрятался за маской. Спасибо за урок. Постараюсь хорошенько подготовиться к следующему.

3

Что ж, если я попала сюда с артефактами из родного мира, почему не использовать их хотя бы по непрямому назначению?

Я сама не знала, что у меня за вещь — большой телефон или маленький планшет. Диагональ экрана почти шесть дюймов, китайцы не поскупились. В велопоходе вещь незаменимая: автономный GPS позволяет ориентироваться на местности даже там, где нет доступа к сети, или за границей, где интернет-роуминг по цене золота. Здесь, понятно, как телефону или интернет-планшету ему копейка цена, "Навител" тоже превратился в бесполезно занятое дисковое пространство. Но диктофон, мобильный "Офис", фотокамера и медиа в моём полном распоряжении. А также две программы-читалки и сотни электронных книг. Полтора гигабайта литературы, целая библиотека. Хорошо, что я таскаю в походы запасную батарею и зарядное устройство с солнечной панелью. Телефона должно надолго хватить.

На секунду я даже мысленно посмеялась. Литературные попаданцы в большинстве случаев "попадали" с кораблями, автомобилями, ящиками оружия или "ПМ" в кармане на худой конец. Иные даже с целой страной. И обязательно принимались применять означенный ништячный багаж для изменения истории по своему разумению. Что было у меня? Велосипед, рюкзак с походным комплектом велосипедиста и вот этот телефон с зарядкой. Нет, вру: ещё кое-какие туристические девайсы, позаимствованные на вещевом складе. Теоретически даже с этим можно было бы начинать менять мир в свою пользу. Ну, а практически? Да с такой гирей на шее, как Ира? Опять смешно.

Во-вторых, я уже говорила, что система способна измениться, если готовность к изменению есть внутри неё. А этого я не наблюдаю. Никто ничего не хочет менять. И, если меня не подвело зрение, это следствие власти магов. Они веками с непомерной, какой-то адской жестокостью расправлялись с любым поползновением что-то поменять. Даже с таким невинным, как водяные мельницы. "Да будет утоплен тот, кто строит запруды", — гласит закон. И такой закон там не один. За использование силы ветра вешают, ветряную мельницу тоже не поставишь, так и пользуются примитивными жерновами, которые вращают ослы. Или рабы. Я всё думала, как же парусный флот? А никак. Флот чисто гребной и сугубо каботажный. Каналы рыть — нельзя. Болота осушать — нельзя. Разве что лес валить, древесный уголь жечь, железную руду добывать и с железом работать можно, и то только потому, что без оружия даже магам пришлось бы кисло. Выделка тканей. Ну, и драгоценные металлы с камушками, куда ж без этого. Причём всё это, как в случае с мельницами, в наиболее трудоёмком варианте. Да, чёрт подери, даже колодцы рыть нельзя! Так и таскают воду — вёдрами и бочками — от реки или озерца. И ладно, если бы дело касалось только экологически небезопасных проектов. Но ведь казнят за любую не дозволенную законом деятельность! Чтобы написать портрет владетельного мага, живописец обязан иметь в кармане разрешение на этот конкретный заказ. Любительский набросок красивого уголка природы может привести на плаху, где неосторожный лишится рук. Я уже молчу про летописи, они и в нашем мире не отличались объективностью, а здесь и вовсе... И так длилось, если верить Ульсе, даже не веками — тысячелетиями. Тысячи лет из человеческого генофонда целенаправленно и преувеличенно жестоко изымалось то, что Гумилёв называл пассионарностью. Отрицательный отбор в итоге привёл к тому, что люди уже на уровне инстинкта отвергают любые изменения. Как раз то, чего и добивались маги. Какой "прекрасный новый мир" можно построить на гниющем болоте?

Теоретически — опять же — такие людоедские системы могут гибнуть в войнах. Я не исключала даже такого, более кровавого варианта. Но, когда подробнее расспросила Ульсу об истории этого княжества — кстати, названия у него действительно нет, как и имени у князя — то, извините за выражение, просто охренела. Княжество, занимавшее почти весь юг Европы, было единственным государственным образованием на этой параллельной Земле. Видите ли, когда князь с княгиней, тем артефактом и небольшим войском тут объявились, люди ещё с каменными топорами за мамонтами бегали. Подчинив себе довольно крупное племенное объединение, они, кощеи бессмертные, довольно быстро воспитали первых местных магов и начали переобустраивать всё по-своему. Отхватили себе освобождавшуюся из плена ледника Европу, а во всех прочих регионах, пользуясь магическими порталами, методично утюжили местные племена. Те либо вымерли, либо так и остались на уровне каменного века. Не возникло ни Шумера, ни Египта, по Индостану по сей день бродили примитивные охотничьи племена, африканцы и к двадцать первому веку ничем особенным, кроме межплеменных войнушек, не отличились, китайцев тут попросту не возникло, а палеоиндейцев и палеоавстралийцев загеноцидили в ноль ещё тогда. Ибо порталы так далеко за океан ставить накладно и лучше перестраховаться заранее. Примерно раз в тысячелетие маги "сканировали" зачищенные земли на предмет новых заселенцев, и если обнаруживалось что-то сложнее обычного родоплеменного образования, организовывался дальний портал, перебрасывались вооружённые железом полки, и производился новый геноцид. Магам сюрпризы были совершенно ни к чему. Они и "своих"-то людей приводили к абсолютной покорности не одно и не два тысячелетия. Что же до земель, граничащих с княжеством, то они у забугорных племён стойко пользуются репутацией проклятых. Зачистки там проводятся намного регулярнее, силами пограничной стражи. Вокруг страны образовалась настоящая пустыня — ни души на многие сотни километров, за редким исключением густых и холодных северных лесов. Вот такая геополитика с котятами... Маги убили человеческую культуру даже не на взлёте — на старте, — внедрив вместо неё готовый шаблон, убогое подобие прежнего мира князя. Итак, вариант "позвать врага" — мимо, хотя армии как военной и политической силы в княжесте уже нет. Погранцы далеко, охрана магов количественно ограничена статусом — не более дюжины рыл на персону — а дворцовая стража не в счёт. На кой князю питательная среда, на которой могут произрасти харизматичные полководцы?.. На Земле не осталось силы, способной уничтожить государство магов. Ну, разве инопланетяне прилетят и наведут тут свой порядок.

Третья теория — изничтожить артефакт, составлявший основу власти магов — это из разряда "мечтать не запретишь". Никто даже не в курсе, как он выглядит. Большой он или маленький. Где хранится и как охраняется. Пользоваться им может только князь, для прочих магов существуют некие храмы, на которые "снисходит благодать". Попросту, куда идёт закачка магической энергии, которая потом "растекается" по окрестностям.

Увы. Мир таков, что не о светлом будущем думаешь, а о том, как не утонуть в этом болоте.

Когда я поведала об этом Ирочке, у неё буквально глаза на лоб полезли.

— Пи**ец, — ёмко и точно сформулировала она. — Нет, это точно не гонево?

— Увы, — я отставила опустевшую миску. Облизывать ложку не стала, надоевшая до чёртиков каша лезла в горло уже с очень большим трудом. — Где-то я читала, что маг — это как вооружённый человек среди безоружных. Искушение властью. На фига работать, когда можно махать мечом, делать морду кирпичом и грабить безоружных. Как думаешь, многим по плечу справиться с таким искушением?.. Ага, и я о том же.

— Так это что же получается? — у Ирочки ещё оставались какие-то иллюзии, что раз мы попали в страну злых волшебников, то обязательно где-то должны быть добрые. Но мой информационный вброс развеял их, как дым. — Кругом одно мудачьё? И... и... что нам делать?

— Для начала — не стать такими, как они.

— А как же тогда все эти книги про добрых магов? Получается, врал даже Толкиен?

— Толкиен писал сказку. В сказке законы реального мира действуют очень избирательно. В реальности у подлеца с магическим даром куда больше шансов на выживание, чем у доброго мага. Подлеца не сдерживает совесть.

— Ага. Вот оно как... — Ирочка, как и я, предпочитала одеваться по моде нашего мира — здешнее серое тряпьё её совершенно не устраивало. Да и насекомые опять же. Заклинанию против клопов и вшей маг не учил, но я уже порылась в его библиотеке. Хоть от этой напасти мы избавились. — Ну, всё, блин, как в жизни. Зачем тогда врать, да ещё издаваться, чтобы это враньё другие читали?

— Сказки тоже нужны, — вздохнула я. — Если человек перестаёт верить в лучшее — ты видишь, к чему это приводит.

— Так пусть же ж, блин, предупреждают, что это сказки! А то ведь веришь им... а потом... Гадство... — Ирочка зло дёрнула свой ошейник.

Да, девочка, взрослеть трудно. Особенно в восемнадцать.

— Не зацикливайся на этом, — сказала я.

— Легко сказать — не зацикливайся, — угрюмо буркнула девчонка. — Ты там на занятия ходишь, книжки магические читаешь, а мне что делать? Я тут как в тюрьме. Сама ж предупредила, что этот пузатый может меня спровоцировать, и так далее, я только миски мыть хожу и на толчок. С ума сойти можно.

— Телефон твой где?

— В сумке. Вырублен давно.

— Покажи.

Что ж, всё как я и думала: "Самсунг" из недорогой серии Galaxy Y гламурненького розового цвета. Трёхдюймовый экран, андроид 2.3, ничего сверхсложного. Позвонить и повисеть в соцсетях — самое оно. Самое главное я обнаружила сразу: шнур от моей солнечной зарядки подходит к этой модели. Живём. Теперь — поставить сюда хотя бы одну читалку. Понятно, что к гугловскому магазину приложений доступа нет, но я-то знала своё хомячество: если можно держать инсталляшку на флешке, она будет на флешке. Очень полезно. Отрубаем на "Самсунге" сеть, включаем палочку-выручалочку — "синий зуб". Отлично. Теперь — сопряжение устройств и сброс нужных файлов.

— Ух ты! — восхитилась Ирочка, наблюдая за моими манипуляциями. — Здорово ты с незнакомой моделью управилась. А я, когда предки мне его на днюху подарили, целый месяц в нём игры искала. Так и не нашла. Потом пацаны поржали, что меня в гугле забанили, и сказали, что игры загружать надо... Слушай, ты вообще кто по профессии? Надо было раньше спросить, а как-то вот не до того было...

— Программист, — ответила я, продолжая возню с телефонами и старательно скрывая улыбку.

— А-а-а, — понимающе протянула рыжая. — То-то, я смотрю, у тебя и телефонище такой — натуральная лопата. Крутой даже с виду. Сколько тыщ стоит?

Когда я назвала цену, у Ирочки глаза на лоб полезли. Нет, не потому, что большая цифра. Скорее, потому, что наоборот: на эти деньги можно было купить всего лишь два таких вот розовых "Самсунга". В её представлении стоимость аппарата была прямо пропорциональна его крутости, а тут треснул и расселся очередной шаблон. Что ж, не котирующийся в её кругу "поганый китай" тоже может приятно удивить.

— Так я не поняла — он лучше или хуже тех, что по шесть с чем-то тысяч гривен в магазинах лежат? — спросила она, потрясённая новым открытием.

— Немного меньше памяти, есть программные косяки, легко устранимые, если руки не кривые, а так — в целом не хуже. Программ к нему — полный интернет. Так зачем платить втрое больше за лэйблу и возможность отдать в гарантийный ремонт? — хмыкнула я. — Не слишком ли много ребята хотят?

— Тебе проще — ты же в этом сечёшь. Наверное, если захочешь, сама программы к нему пишешь, да?

— Нет, я не по андроидной части. Хотя, логика у всех языков сходная, если бы поставила перед собой такую задачу, наверное, осилила бы...

Внезапная догадка показалась невидимой никому, кроме меня, яркой вспышкой. Что есть программный код, если не набор команд, расположенных в определённом порядке? Порядок этот задаётся прежде всего целью: что программа должна делать в данном конкретном случае. Но команд и операторов не так уж много. Простейшие задачи решаются кодом в пару строк, для более сложных требуются целые блоки и циклы, вызываемые по поступлению в них данных или по определённому событию — достижению программой некоего результата, нажатию определённой клавиши, и так далее. Чёрт побери, как всё это похоже на то, что я изучаю сейчас!

Так что же это получается, люди добрые? А получается тогда примерно вот что. Магическая энергия, источаемая загадочным столичным артефактом — аналог электрического тока, подаваемого на компьютер. Компьютер — это сам маг. Величина его Дара не что иное, как частота процессора плюс размер ОЗУ, а функции жёсткого диска привычно выполняет серое вещество в черепной коробке. Но, в отличие от компьютера, маг обладает собственной волей, так что вполне способен вызывать из памяти или вычитывать из книг нужные заклинания без помощи программера. Чем сильнее Дар, тем, образно говоря, выше характеристики мага-компьютера, и тем более сложные заклинания он может реализовывать без риска для здоровья... Я, скорее всего, ошибаюсь, но если это правда, то... Блин, это точно магия?

— Э-эй, Стана! Ты чего?

Ирочкин испуг понять можно: только что сидели, болтали о телефонах, как вдруг самозваная тётушка "зависла": уставилась в одну точку и перестала реагировать на происходящее. Я встрепенулась, приклеила невесёлую улыбку.

— Да так, подумалось кое о чём, — сказала я. — Ага. Вот и закачка закончилась. Сейчас я тебе поставлю читалку. На флешке будет папка "books", я тебе туда книг набросала. На первое время хватит, а там посмотрим, что ещё тебе захочется почитать. Зарядное устройство — у меня в рюкзаке, если сядет батарейка, подцепишь, оно до упора заряжено.

— Окей. А... с чего мне лучше начать чтение?

— С первой буквы алфавита. Я серьёзно. Начни с авторов на букву "А". Да, почувствуешь, что хочешь спать — выруби телефон, нечего батарею зря сажать.

На том и порешили. Показав, как пользоваться программой-читалкой, я отправила Ирочку в её мелкоразмерный "номер-люкс" и выключила свой собственный телефон. До завтра он точно не понадобится.

Спать не хотелось совершенно. Странная, но, тем не менее, логичная догадка требовала проверки. Итак, что я уже изучила? Заклинания четырёх стихий — это основа. Те самые простейшие программки на пару строчек. Заклинание "подхвата" — частный случай левитации предметов, которая нам, ведьмам с ведьмаками, в полном объёме не под силу. Заклинание поиска. Заклинание, которое я про себя назвала "гидрометцентром" — просмотр текущей погодной карты в режиме реального времени. Парочка бытовых заклинаний, вычитанных из книг — да хоть то же, от блох...

Попробую-ка разложить их на отдельные составляющие.

Через пару часов упорной работы мне удалось вычленить то, что я сочла отдельными командами. Свечку пришлось загасить, для учеников даже дешёвые сальные — роскошь. Зажгла фитиль, плававший в плошке с маслом. Разложила перед собой лист дешёвой серой бумаги, макнула писчую палочку в чернильницу и принялась вычерчивать старую добрую блок-схему. Решила взять за основу заклинание "подхвата". Вычертив его схему на левой половине листа, начала вычерчивать на правой схему того, что хотела бы получить. Вот блок, где на входе имеются переменные "X" — летящая со стола тарелка, точнее, её масса — и "Y" — её скорость. Эта команда преобразовывает условную магическую энергию в некую левитационную подушку, "мощность" которой прямо пропорциональна величине переменной "X". Тарелка шлёпается в неё, почти мгновенно тормозится до нулевой скорости. И, когда переменная "Y" обнуляется — а это условие наверняка задаётся следующей командой — подушка исчезает, и тарелка падает на пол уже с мизерной высоты в сантиметр-другой. На уроке "фишка" в том и состояла, чтобы сформировать подушку как можно ближе к полу. То есть, выбрать самый удачный момент для того, чтобы выпалить два коротких слова. Мы заучивали заклинание наизусть, не вникая в его структуру. Может, будущих магов этому и учат, а ведьмакам довольно и зубрёжки. Всё равно, мол, не хватит мощности процессора. А может, и не учат, кто их тут знает. Зубрят по писанному... Значит, если предварить вторую команду оператором цикла, который я вычленила в погодном заклинании, и встроить прерывание цикла по событию — произнесению кодового слова, то...

Записала вербальную формулу прямо под блок-схемой. Сверила нарисованное и написанное ещё раз. А потом не удержалась. Привычно сосредоточилась, концентрируя свои скромные магические силы на кособокой глиняной кружке, и произнесла формулу...

Кружка приподнялась на два сантиметра над столешницей и повисла, медленно-медленно крутясь против часовой стрелки.

Получилось.

Работает.

Я произнесла кодовое слово, кружка упала на столешницу, громко стукнув. На звук из каморки выглянула зевающая Ирочка.

— Чего стучишь? — буркнула она. Вид у неё при этом был отнюдь не недовольный: в руке зажат розовый телефончик, на экране которого тускло светится ночным режимом отображения текст раскрытой книги.

— Колдую, — ровным, без интонаций, голосом ответила я. — Завтра зачёт по пройденному материалу сдавать, готовлюсь.

— Колдуй потише, окей? Я читаю. Интересно. Тоже про магию, только мир чем-то похож на этот. Там типа девятнадцатый век, маги пока не рулят, но они тоже сволочи.

— Приятного чтения, — я натужно улыбнулась. — Постараюсь не шуметь.

Когда Ирочка всунулась обратно в каморку и вернулась к чтению, я тупо уставилась на исчерченный лист. Стоит ли показывать Ульсе, что я догадалась о сути заклинаний? Стоит ли вообще с кем-нибудь делиться открытием? Пожалуй, нет. Как там папаша Мюллер говорил? "Что знают двое, то знает свинья". Вот и я пока помолчу. Самое эффективное оружие — то, о котором противник не в курсе.

Рукописи, может, и не горят. А вот черновики — запросто.

4

— Сегодня вы усвоите основы вещной магии... Не "вечной", дурачьё, а вещной! — маг сурово стукнул ладонью по столу, услышав смешки учеников. — Всякое заклинание, творимое вами, суть узор, который вы плетёте из частицы собственной силы. Пока вы поддерживаете его, оно действует, но стоит вам начать считать ворон, как оно растворяется в океане магической силы, разлитой по миру. Вам придётся ждать, пока восстановятся ваши собственные запасы. Амулет же суть хранилище готового заклинания. Запомните, сопляки, половина вашего будущего дохода будет состоять из денег, выручаемых за амулеты! А теперь достали бумагу и записываем, а то как бы ветер, гуляющий в ваших пустых головах, не выдул мои слова сразу же после урока... Итак, наилучшие материалы для хранения заклинаний — золото и серебро. Эти благородные металлы способны удержать готовое плетение в течение нескольких лет без нужды в подпитке. За золотом и серебром идут лал, смарагд...

Вот-вот, пускай мелюзга записывает. А я мало того, что всё это уже вычитала в книгах Ульсы, так ещё и диктофон на своём "монстре" включила. Флешка там большая, хватит на много часов записи. Но теория теорией, а попрактиковаться во вкладывании заклинаний в амулеты стоит. Мне, как обладательнице очень скромного магического Дара, будет весьма полезно обзавестись парой-тройкой амулетов. Это же программные блоки, активирующиеся по слову или событию, "лежащие" на внешних носителях с автономным питанием! Я действительно очень устаю, колдуя. А тут достаточно попотеть один раз, набухтеть длинное заклинание, кажущееся непосвящённому дикой абракадаброй, и таскать потом с собой эту вещицу. Медь, сталь и железо, кстати, если верить магу, хранят заклинание немногим хуже рубина с изумрудом, а стоят во многие разы дешевле. С медью у меня пока напряг, я же совсем безденежная, на иждивении учителя, а вот железяк велосипедных — полная подседельная сумка и ещё пол рюкзака. Могу пожертвовать парой запасных спиц для экспериментов. Они прекрасно сгибаются в подобие индийских проволочных браслетов.

— Первая, ты почему не записываешь? — голос Ульсы до крайности недовольный.

— Я записываю, учитель, — зато мой всё тот же, почтительный и ровный.

— За дурака меня держишь? — он хлопнул по столу уже не ладонью — короткой тонкой палочкой, которой обычно лупил по рукам нерадивых учеников. Мне до сих пор не перепадало ни разу. — Где твои бумага и палочка?

— В моём мире уже почти никто не пишет руками, — я скроила виновато-лукавую улыбочку, демонстрируя свой монстрофон. — Эта вещь незаменима для тех, кто хочет чему-нибудь научиться. Сейчас она записывает каждое ваше слово. Если мне что-то покажется непонятным, я смогу после урока прослушать ваши мудрые наставления повторно.

Ульса сурово супился, но, услышав про "мудрые наставления", счёл за лучшее не накалять обстановку.

— Ну-ка, вели своему артефакту повторить всё, что я диктовал, — приказал он. — Если переврёт хоть слово!..

Ух, как внимательно он следил за моими манипуляциями! Ух, как его глаза на лоб-то полезли, когда я поставила сохранённый файл на воспроизведение! Динамик у моей модели ого-го, микрофон тоже достаточно чувствительный. Кажется, больше всего его поразило не то, что лекция была воспроизведена дословно, а то, что записались все фоновые шумы — шуршание бумаги, скрипение писчих палочек, сопение старательных учеников, даже стук колёс проехавшей по улице телеги и вороний грай.

— Хм... — Ульса задумчиво погладил бороду. — И ни капли магии... Или в нём — магия твоего мира, отличная от нашей?

— У нас это называется технологией, учитель, — я заметила, как при этом навострили ушки мелкие змеёныши. Ну-ну, пацаны, вот с кем я точно не буду делиться всеми подробностями, так это с вами. А значит, и учитель ничего существенного не услышит.

— Артефактами твоего мира может пользоваться Одарённый этой самой... технологией, или кто угодно?

— Тот, кто получил достаточно знаний, — тут я не стала врать. — Для большинства существуют совсем простенькие артефакты. Для тех, кто образован, созданы артефакты посложнее.

— Что может эта твоя вещь, кроме ...записи слов?

— В моём мире с его помощью я могу поговорить с любым человеком, если знаю его ...персональное заклинание вызова. Даже если этот человек находится очень далеко. Могу передать ему записанные слова или даже образы. Могу хранить в нём книги.

— Книги? — маг аж подпрыгнул. — Как можно засунуть хоть самую завалящую в этот вот артефакт не больше моей ладони? Или ваша технология позволяет творить чудеса, недоступные даже князю?!!

— Позвольте задать вам вопрос, учитель, — когда он не в духе, с ним только так и надо, как с капризным ребёнком — спокойно, даже ласково. — Что останется, если из книги убрать пергамент и обложку?

— Ничего не останется! — ехидно заметил Ульса. — Во всяком случае, в этом мире. А в твоём?

— В моём — останется текст, учитель.

— О! — маг мгновенно сосредоточился. — А ведь верно. Значит, в этот вот артефакт маги твоего мира вкладывают книги без пергамента и обложек, то есть, один лишь текст. И сколько же книг он может вместить?

— Много, учитель.

— В твоём хранятся книги?

— Да, учитель. Но они... Там нет книг по нашей ...технологии, — я сокрушённо развела руками. — Там в основном романы и немножко летописей нашего мира.

— Женщина... — разгоревшиеся, было, глаза мага отразили разочарование. — Всё бы вам романы читать...

Вот именно, учитель. Не знаешь ты любимую поговорку наших женщин: надо быть умной, чтобы казаться дурой.

— Про летописи твоего мира будет отдельный разговор, — маг закруглил разговор — как я заметила, к большому неудовольствию мерзавчиков. — А теперь продолжим урок. Вы, — это малолеткам, — пишите, не жалейте чернил. А ты, — это, естественно, мне, — вели своему артефакту запоминать мои слова в точности, как и раньше. На следующем занятии проверю, как ты усвоила основы вещной магии!

Да ладно пугать-то, учитель. Как будто проверка домашнего задания каждый раз не с меня начинается... Прекрасно он знает, что я роюсь в его библиотеке. Не знает, правда, что кое-какие интересные страницы я сфотографировала и храню в телефоне, но это вопрос времени. Теперь-то точно догадается. Самые интересные странички я давно припрятала в запароленную папку — стоит у меня такая фишка, весьма полезная, когда работаешь в большой фирме с подозрительным замдиректора — а те, что содержат простые бытовые заклинания, оставила в открытом доступе.

Я давно поняла, что ждёт в этом мире слишком уж догадливых. Потому будет лучше прикинуться серой мышью. У меня потихоньку сложилась стойкая репутация "ботаника" — не слишком одарённой, без выдающегося интеллекта, но очень старательной ученицы. От таких не ждут подвоха. А то у меня кое-какие мысли стали возникать после того эксперимента с левитирующей кружкой. Прямо-таки напрашивается аналогия со структурой мировой сети Интернет...

...Итак, я повела довольно-таки рискованную игру. В худшем случае меня ждёт... не знаю, что именно, но явно нечто малоприятное. Зато в случае успеха я получаю пинок под зад, скромное местечко под солнцем и полную свободу действий — в рамках местного законодательства. Именно то, что нам с Ирой сейчас и нужно.

А вот дезинформация, которую маг ловко втюхивает ученикам, при повторном прослушивании становится заметнее. То есть, можно описать технологический процесс инструкцией типа "долбануть этой хреновиной по той фиговине". Результат будет тот же самый, что и при нормальном объяснении с детальным изучением процесса, но ровно до тех пор, пока не выпадут заклёпки из хреновины или не рассядется на детальки фиговина. В случае аврала такой, с позволения сказать, работник не будет знать, за какую пимпочку теперь дёргать. "Плетёте заклинания из собственной силы", ага. Если это так, то я — Виталий Кличко. Да, колдовство утомляет. Процессор тоже греется, когда выполняет задачи, но он не "рожает" выходные сигналы из своих межатомных связей, он преобразовывает электроэнергию, поступающую извне. С магией в этом мире наблюдается то же самое. И если учитель вдалбливает в головы учеников подобную дезу, то может быть только два объяснения: либо это предусмотрено спущенной сверху учебной программой, либо он сам свято уверен в том, что изрекает истину.

Напоминает толки о "теплороде" и "эфире", не так ли?

Хорошо. Делаю себе ещё одну заметку: будущих ведьмаков учат не работать головой, а долбать хреновиной по фиговине. Зачем? Ответ как будто очевиден: всё равно толку от ведьмаков немного, так пусть заучивают заклинания, не понимая их истинного смысла, хоть поводов для лишнего беспокойства не будет... Вызнать бы, сильно ли отличается программа в школе магов от нашей? Но как? Ульса не скажет, а в книгах из его библиотеки вряд ли имеется подобная информация. Хотя... Есть один способ. Действует в девяноста процентах случаев, и даже с самыми умными мужчинами, бывает, прокатывает...

На следующий день мы вовсю практиковались вкладывать заклинания в кусочки меди на шнурках. Гадёныши, зная мою нелюбовь к огненным фокусам, все как один вкладывали в медяшки именно заклинание огня, и старались высвободить язык пламени в мою сторону. Я старательно их игнорировала, работая с полюбившимся заклинанием "подхвата". Довыпендривались мелкие до того, что Ульса отвесил им по звонкой затрещине: "Спалите мне дом — я ваши семейки по миру пущу!" В приказном порядке потребовал от них поклясться на медальонах, что с этих пор и до получения серебряного аттестата зрелости ученички будут практиковать огонь только под мудрым руководством учителя. Такую клятву тут не нарушишь. Но ощущение подступающих неприятностей у меня не пропало. Про остальные-то заклинания ни слова не было сказано. Впрочем, неприятности начались задолго до того, как я поднялась на второй этаж.

В библиотеке — небольшой комнате, соседствующей с лабораторией Ульсы — меня ждал сюрприз. Господин учитель собственной персоной восседал за небольшим столом, стоявшим рядом с громоздким пюпитром для книг. А на столе перед ним были разложены... да, да, те самые мобилки, которые я видела при посещении вещевого склада. Все восемь штук. Мобилки, отобранные у моих земляков, лишённых Дара. И вид у мага был донельзя серьёзный.

— Вот, — сказал он, тыча пальцем в пасьянс из телефонов. — Это артефакты из твоего мира. Я хочу знать о них больше, чем ты рассказала при учениках.

Вот тут он, честно говоря, меня уел. Сходу. Подозреваю, он не отобрал моего "китайца" только потому, что у него в запасе были эти. Что ж, рассказать страшную байку про жуткие тайны "технологии", мне, сирой и убогой, недоступные? Или наплести сто бочек арестантов? Думай, голова, а то придётся тобой об стенку колотиться. Ох, и звону будет!

— Могу ли я осмотреть их, учитель? — я решила выиграть немного времени для выбора.

— Осматривай, — кивнул он. — Да, я хотел спросить... Если у меня будет такой артефакт, ты сможешь говорить со мной на расстоянии через свой?

— Нет, учитель, — если можно сказать правду — скажу правду. — Они не могут работать на дальнюю связь без целой сети других артефактов, которые в нашем мире располагают на высоких башнях.

— Логично, — согласился маг. — Что-то наподобие я и ожидал... Ну, что скажешь об этих вещицах?

— Шесть из восьми — дешёвка, — покривилась я, отгребая в сторону совсем уж устаревшие модели. — Простенькие говорилки, здесь они совершенно бесполезны. Вот эти два я бы проверила.

— Проверяй.

Первый — сенсорная "Нокиа" — включился сразу. Порадовал меня итальянским языком интерфейса и засигналил о низком заряде батареи.

— Электричество кончается, — с сожалением проговорила я, отключая неплохой аппарат.

— Что кончается?

— Ну... это вроде силы для артефакта, только не для магического, а для...

— ...технологического, понял. Пополнить запас силы сможешь?

— Увы. Здесь нужен другой артефакт и сеть электрических линий. Здесь нет ни того, ни другого.

— Что скажешь о втором?

Второй телефон, признанный мной годным, оказался "Самсунгом" из серии Galaxy S — ох, и развернулись же корейцы с этими "Галактиками" разных модификаций, аж в глазах рябит! Гнездо такое же, как и у моего. Интерфейс на русском языке. Заряд восемьдесят два процента. Что ж, если я не хочу лишиться своего монстрофона, придётся заряжать ему эту штучку. Пускай играется. Правда, нужно не только научить его пользоваться, но и предупредить, что слишком быстрая разрядка артефакта или перегрев могут привести к его самоуничтожению. Это не шутки, батареи иногда взрываются. А кстати, не попробовать ли мне поторговаться или кое-что выяснить? Главное — нести пургу с самым умным видом. Чем я хуже Ульсы?

— Этот вполне пригоден, — заключила я, вертя "Самсунг" в руках. Солнце, заглянувшее в узкое окошко, радостным бликом отразилось на зеркально-гладкой защитной плёнке, покрывавшей экран. — И, пожалуй, моих знаний хватит, чтобы наполнять его электричеством. Но это будет отнимать время, которое я могла бы потратить на постижение благородной магической науки, учитель.

— Хорошо, я не буду пользоваться артефактом слишком часто. Научи, что нужно делать, чтобы его пробудить, как им управлять и как погружать в сон. А я подумаю, чем компенсировать твоё время и усилия. Скажем... заклинания, которых на уроках точно не будет. Идёт?

— Я подумаю, учитель. Предложение заманчивое.

— Думай быстрее. Сколько времени потребуется на наполнение артефакта силой?

— Одна ночь.

— Сколько времени он проработает на этом запасе?

— Смотря, как вы будете его использовать, учитель. Но приготовьтесь к тому, что обучение будет не менее сложным, чем уроки магии. А может быть, и более. Будет трудно.

— Трудно! — фыркнул Ульса. Ага. Верное средство, кажется, сработало. — Разве то, что вы учите — это сложная магия? Пхе! Если бы на твоё несчастье у тебя обнаружился сильный Дар, ты бы просто не выдержала курса высшей магической школы, женщина! Ни головы этих малолетних разбойников, ни твоя голова не смогли бы вместить и десятой доли того объёма заклинаний, которые изучали мы! И ты пугаешь меня сложностью вашей технологии? Хе-хе! Плохо же ты знаешь своего учителя, Первая!

Такой умный, а такой дурак, да-а-а? На слабо повёлся, как мальчишка. Точнее, как мужчина, чьим самым большим достоинством является гордыня. Теперь я знаю ответ на свой вопрос: магическая школа отличается от ведьмачьей только количеством изучаемого материала. Если, конечно, маг не наврал.

— Итак, — начала я, присев на краешек стола, — для пробуждения артефакта вот здесь есть такой бугорок, он называется "кнопка". Если нажать её и не отпускать пять или шесть ударов сердца...

Даже не знала, что так приятно, когда тебя считают недалёкой "ботанкой" с большим жизненным опытом. И пусть. Пусть Ульса думает, что я "сдала" часть тайн своего мира по недостатку ума. Теперь он начнёт меня "доить". А я похлопаю глазами, пущу слезу и поведаю Самую Страшную Тайну: мол, я знаю, что я ничего не знаю. О Сократе здесь наверняка не слышали, можно немного обокрасть уважаемого философа древности. От него не убудет, а мне польза.

Неприятность номер два подала о себе знать у дверей моей комнаты. Вот засранцы. Двоечники несчастные. Забыли, что магию холода можно почуять... нет, не пяткой, и не задницей. Носом. Когда в коридоре, полном запахов плохо проветриваемого человеческого жилья, вдруг начинает тянуть свежестью январского морозца, значит, где-то поблизости узор заклинания холода. Скорее всего, амулетик спрятан где-то в районе двери и настроен на её открывание. А это означает, что...

Делаю вид, будто собираюсь прикоснуться к дверной скобе. Потом — два быстрых шага дальше по коридору, аккурат к "апартаментам" Барра. Дощатая дверь подозрительно стукнула. Нет, ну действительно — засранцы.

Они не успели задвинуть засов, а вот я успела как следует пнуть дверь. Двое. Барр и Кутис. Брызнули по углам, отчаянно вереща.

— Ты! — с лицом плакатного красноармейца я ткнула в сторону Кутиса, мгновенно определив в нём виновника. Барр — подхалим, он будет делать только то, что угодно лидеру, но у самого на подлости умишка не хватает. — Сейчас пойдёшь и снимешь амулет с моей двери. Понял?

— А чего я? — сообразив, что бить его пока не собираются, Кутис осмелел. Я бы сказала иначе: охамел.

— Потому что это твой амулет, — я выделила слово "твой".

— Никуда я не пойду! И вообще, я учителю пожалуюсь! — мерзавчик попытался на меня "наехать". Увы. На меня, бывало, "наезжали" типы покруче него, он этого не учёл.

— Какое совпадение! — обрадовалась я. — Я тоже собралась пожаловаться учителю. Интересно, кому из нас он поверит?

Кутис, видимо, прекрасно знал, кому поверит маг, и обиженно засопел.

— Не знаю я ни про какой амулет! Вон, Барра спроси, может это его.

— Нет, парень. Это твоя цацка. Ты прокололся, когда с самого начала не спросил, какой такой амулет. Теперь поздно отпираться, иди и снимай его. Быстро! Не то пошлю сейчас слугу за учителем, он твоему папаше такое письмо сочинит — мало не покажется.

Змеёныш засопел ещё более обиженно. Надо же, няшку поймали на нехорошем, ай-яй-яй.

— Я не знаю, как деактивировать амулет, — и такая в его голосе смесь обиды и злости, что рука сама тянется к ремню.

— Парень, — весьма обидно хмыкнула я. — Это уже твои проблемы, как ты будешь его снимать и деактивировать. Но сделаешь ты это сам, без помощи слуги, понял?

Всё он прекрасно понял. И злобу, как положено, затаил. Снимал свой амулет ручкой метлы, которая мгновенно заиндевела от сработавшего заклинания. Получив законную затрещину, негодяйчик убрался в свою комнату. Вот зуб даю, стоит мне закрыться у себя — помчится к Ульсе с жалобами. Увы, придётся его опередить. Хорошо быть честным человеком, ненавидящим доносы. Хорошо, но очень непрактично в этом мире. Даже презирая себя, я должна это сделать.

Неприятность номер три ждала меня в комнате.

Нет, ничего страшного. Попросту Ирочка сидела на колченогом табурете, согнувшись в три погибели, и созерцала обстановку с видом мученицы. М-да. Я-то, начитавшись в своё время про викторианскую эпоху, предусмотрела кое-какие мелочи, а вот Ирочка, кажется, со всеми нашими приключениями забыла, в каком мире находится. Да хоть бы и в параллельном, человеческую биологию даже маги ещё не перекроили.

— Анальгин в аптечке, — я ответила на её взгляд, полный молчаливого страдания. — Всё остальное — вон в том сундуке, я в полотняный мешочек упаковала.

Ира всё так же молча вытащила из сундука плотно набитый мешочек и поплелась в каморку. Несколько минут оттуда слышалось тихое шуршание. Потом Ирочка, несколько приободрившись, высунулась обратно. Лицо красное, губы кусает. Что это? Неужели ей стыдно?

— Я... ты прости, я стеснялась тебе сказать, — она бросила в старое ведро, работавшее мусорным, какой-то комок. — У меня, вот, была в сумочке одна штука, так я утром её использовала. Думала — всё, завтра пипец... Слушай, Стана, а чего там такое ты завернула?

— Траву, — ответила я, раскладывая свой тощий матрац по лавке, на которой днём положено сидеть, а ночью лежать. — Хорошо просушенную. В чистые тряпочки. Старинный способ, говорят, чуть ли не Клеопатра пользовалась. Тут, уж прости, супермаркета нет, будем выкручиваться подручными материалами.

— Тут вообще столько всего нет, что повеситься хочется, — со слезой в голосе проговорила Ира. — Я в зеркало смотрелась. Корни волос уже отросли, краситься пора, а нечем. Лак на ногтях облупился, смотреть страшно. Пришлось твоими ножницами попользоваться, обкорнать под корень. Ни теней, ни помады, и вообще... Я уродина, да?

— Кто тебе такую глупость ляпнул? — тоже ожидаемо: в восемнадцать и я считала себя малолетней уродиной, если глаза и губы не накрашены, а на лице нет четверти килограмма пудры. Забавно смотреть на это с высоты своих сорока лет, когда слово "пудра" давно и прочно забыто, а одна туба неяркой помады служит мне верой и правдой уже третий год. После тридцати наконец начинаешь ценить то, что дано природой.

— Да так, — Ира дёрнула плечиком.

Всё ясно. Или она не котируется среди парней своей тусовки, или её уже бросали. Причём скорее, второе. Таракан Комплексус загнобил своих собратьев и торжествует. И что прикажете с ним делать?

— Плюнь и забудь, — посоветовала я. — Особенно забудь про косметику. Тут знаешь, чем пудрятся? Свинцовыми белилами.

— Свинцовыми? — у Ирочки округлились глаза. — Они чего, с ума посходили?

— Нет, просто не знают про их токсичность. Губы кармином красят, щёки им же пачкают. А глаза сурьмой подводят — тоже не фонтан, между прочим. И вообще, — я решила окончательно добить рыжую, дабы отвратить от соблазна ныть насчёт косметики. — Знаешь, что тут дамы делают, чтобы косы блестели? Гусиным жиром мажут.

— Фу-у-у! — судя по гримасе, Ирочку чуть не стошнило. — Оно ж воняет! Не, нафиг такую кухню.

— Вонь цветочной водой забивают.

— Тем более... Э... Стана, а есть ещё чего почитать?

Ого! Кажется, мы подсели на "мыслительную" литературу — ту, где нужно думать, читая, а не бездумно поглощать. Что ж, тяга к работе мысли похвальна. Сбросила ей с десяток книг и предупредила, что теперь придётся заряжать ещё и "Самсунг", прихваченный магом... Ирочка, представив себе феерическую картину — фэнтезийный колдун с крутой мабилой — расхихикалась так, что пришлось её спроваживать. Проснулись братцы-тараканы Мухаха с Бугагой. Но я была категорична: мол, тебе книг нагрузили — иди и читай.

Мне тоже было чем загрузить голову, и размышлять я предпочитала в одиночестве.

Итак, что мы имеем на сегодня?

А на сегодня мы имеем: а) управского мага, который думает, что нашёл ключик к моей персоне и заставил раскрыть тайны иномировой "технологии"; б) свору из троих мелких засранцев, имеющих магический Дар, но не умеющих пользоваться ни мозгами, ни совестью; в) постепенно пополняющийся словарный запас магического языка программирования; г) невозможность дальше экспериментировать с заклинаниями из опасения попасть в поле зрения местного варианта следящих за "магосетью" ботов. В том, что такие боты существуют, я уверена не была, но если есть сеть и есть запреты, то по логике должны быть и средства слежения на предмет использования незаконной магии. И хорошо, если такие средства вооружены "чёрным списком" уголовно наказуемых заклинаний! Тогда можно тихо экспериментировать с безобидными формулами и не бояться наездов. Может статься, что обстоит дело как раз наоборот: "белый список" и принцип "что не разрешено, то запрещено"... Но я же в школе! Будет очень странно, если учитель не снабдит нас инструкциями на сей счёт. Когда? Понятия не имею. Но рано или поздно он должен это сделать, если не хочет заранее позаботиться об избавлении от неугодных учеников.

Кутис, кстати, был бит розгами за несанкционированное использование потенциально опасной магии в доме учителя. Понятно, что после этого он не воспылал ко мне братской любовью, но пока притих. Срывал зло на слуге. Мальчишка-раб после того живодёрского урока и так сник. Огонёк живой души, тихо светившийся в его глазах даже из-под налёта рабской беспомощности, угас. Он выполнял приказания малолетнего господина, как автомат. А теперь... Теперь мальчик мёртв. Я как-то встретилась с ним взглядом, и сразу вспомнила тех крестьян, отца и сына, которых вели на казнь за нападение на солдат. Он угасал на глазах, а я ничего не могла с этим поделать: чужая собственность, законы, мать их... Кутис измывался над ним за закрытыми дверями. Наутро слуга показывался в коридоре — ещё более поникшим, и низко спускал рукава, чтобы скрыть синяки, порезы и ожоги. Бездумно делал, что велено, и так же бездумно возвращался.

Живой мертвец. Страшное зрелище. Куда страшнее тех силиконовых зомбаков, которые стройными рядами шагают по экранам нашего мира.

5

Тем временем отзеленело лето, отшелестела жёлтым осень, и пришло время зимней белизны.

Всю осень я старалась, если позволяла погода, хотя бы раз в три дня выезжать на велосипеде за город, просто покататься. Велосипедистка в средневековой глуши — зрелище не менее феерическое, чем маг с мобилкой. Марка Твена на нас обоих нет, он бы приложил словцом, мало бы не показалось. На меня глазели, тыкали пальцами, хихикали, но, завидев неснимаемый медный медальон, старались убраться подальше. Репутация тут у колдунов существенно ниже плинтуса. Но зимой пришлось поставить велик на прикол. Точнее, в сарай, предварительно зафиксировав велозамком у столба. А то есть тут товарищи с ручками, охочими до порчи чужого добра. Их, правда, по малолетству на склад не пускают, но мало ли. Помнится, в одиннадцать лет для меня тоже не существовало закрытых дверей. Любопытство ребёнка — страшная сила... Чистый, свежий, белый снежный покров радовал глаз, но холод, пробиравший до косточек, совсем не радовал бренное тело. На складе — не знаю, к сожалению или к счастью — зимних вещей из нашего мира не нашлось. Пришлось выпрашивать у учителя во временное пользование местные тулупчики, шапки и сапоги. На двоих, естественно. Но в помещении с отоплением дело обстояло особенно кисло. Только и тепла, что возле крошечной печки, а из окна задувает морозный ветерок. Приходится занавешивать проём плотной рогожей и жечь масляную плошку. Зрение так посадить — раз плюнуть. Да и зарядное теперь просто так за окно не вывесишь, низкие температуры плохо влияют на аккумуляторы. Отчасти спасало то, что Ульса уже вдоволь наигрался со своим трофеем и неделями держал его выключенным в резной шкатулке.

Мне тоже работы хватало. По весне, как сказал маг, у нас будет экзамен на профпригодность. В смысле, кто сдаст, тому серебушку на шею и пошёл вон в новообретённые владения. А то многовато что-то выморочных деревенек развелось. Не хватает даже ведьмаков, приходится либо укрупнять существующие имения, либо испомещивать едва выучившихся недорослей. Или точно таких же поверхностно обученных попаданцев. И ещё неизвестно, что хуже для имения. Живущим там людям, честно говоря, всё равно, какой силы колдун будет ими править. Для управления требуется не столько магия, сколько человеческие качества, а "облико морале" окрестных ведьмаков и ведьм оставлял желать лучшего. Довелось полюбоваться на почтенных родителей моих соучеников. После знакомства с ними срочно захотелось домой.

Домой...

Тоска по утраченному миру, по любимому человеку грызла меня изо дня в день. Просто я старалась делать вид, что на самом деле не так больно. Дошло даже до слуховых галлюцинаций: временами мне начинал слышаться голос мужа. Иной раз я просыпалась от явственного прикосновения его рук. И потом лежала, уставившись в низкий потолок и до хруста стискивая зубы, чтобы не заплакать.

С их колокольни сломанные судьбы нескольких сотен человек — ничто. Но меня моя судьбинушка всё ещё волнует. С чего бы это, а?

Зато я теперь точно знала, зачем миру магии понадобились потенциальные колдуны из других Земель. Ульса, угостившись от щедрот родительского собрания — кстати, дружно и, пожалуй, справедливо заклеймившего меня "приблудой" — разоткровенничался по пьяни. Не знаю, помнит ли он хоть что-нибудь из того, что нёс? Мне пришлось вызывать слуг, чтобы отвели почтенного учителя в его апартаменты, но несколько брошенных им фразочек по поводу попаданцев...

Мы — инъекция. Попытка внести "свежую кровь". И ещё кое-что, совсем неприятное. Берущее начало в истории этого мира.

Помните ту историю с появлением магии? Мне и раньше она казалась какой-то мутной. Раскрылся портал, пришли князь и княгиня с дружиной, принесли артефакт... Пока ничего странного не замечаете? При них, князе с княгиней, был мощный артефакт, были воины, но не было свиты из магов. Здесь уже отобрали себе помощников, из местных. Тогда, если верить летописям, маги были куда круче нынешних, а слабые ведьмаки вроде меня сапоги им чистили, не помышляя о землевладении. Но артефакт требовал жертв... Это в летописях так написано, но любому мало-мальски знакомому с компьютером человеку понятно — если на мониторе светятся огненные словеса: "Хочу кровищи!" — то это не родилось в недрах процессора само по себе, а какому-то шутничку пора шею намылить. Проблема в том, что аборигены понятия не имеют о принципах работы компьютера. Артефакт потребовал жертв — и люди начали приносить ему жертвы. Вернее, так: совершали жертвоприношения маги. И, кстати, наилучшей жертвой считался именно колдун. Но вполне сгодится и просто одарённый каким-нибудь талантом человек. Скажем, певец, художник, рассказчик, резчик по дереву или кузнец. Потому здесь боятся украшать свои дома, петь, танцевать... Здесь вообще всего боятся.

Кстати, видела я портреты работы местных лицензированных художников. Миниатюры из книг времён крестовых походов — шедевры по сравнению с ними. Что вы хотели? Нормальный результат тысяч лет искусственного отрицательного отбора.

О самом ритуале, кстати — ни словечка. Но если человек входит в храм и исчезает, вывод может быть только один. Нет, может, я ошибаюсь, и этих людей в подвале прячут, но назад они не возвращаются.

Среди пьяной похвальбы Ульсы была весьма занятная тирада: "Вот ты злобишься на Второго ученика... хе-хе... Да, он скотина и сын скотины, он позорит наше сословие, но даже этот ублюдок может быть полезен... Поняла, Первая? Когда-нибудь ты — хе-хе — будешь благодарить судьбу за то, что Второй оказался рядом... Поняла, дурочка?.. Вижу, не поняла. И не надо. Когда будет надо — тогда и поймёшь..."

Ошибаетесь, учитель. Я вас прекрасно поняла.

Ключ к пониманию дал всё тот же Ульса. Его невнятное бормотание насчёт "Не хватало ещё нам передраться из-за... и вообще... если это способно помочь..." натолкнуло на одну мысль. Может, и неверную, но логичную. Мы, иномиряне — попытка нынешних магов откупиться от "бога", который "жаждет". А заодно — попытка уберечь своё сословие от неизбежной паучьей грызни. Война всех против всех — самое то, чтобы окончательно угробить этот мир. Маги пытаются отсрочить это любыми способами. Князь разделяет их опасения, и время от времени обращается к артефакту, чтобы создать порталы в соседние миры. Иномирян тщательно сортируют при обнаружении. Неодарённых сразу в ошейники и на тяжёлые работы, одарённых обучают... "Мало среди вас хороших ведьмаков, — пьяно сокрушался Ульса. — Магов так вообще, считай, нет. Один... или двое... Неважно. Но вы — хе-хе — интересные!" Да. Интересные. Можем, например, рассказать о своих мирах. А правящая чета уже станет решать, какой из этих миров лучше подходит для будущего бегства.

История повторится. Но местные маги сделали выводы, и не желают быть скормленными артефакту заради пробивания портала для князя с княгиней и их гвардии. "Глупцы... — бормотал Ульса, когда его тащили под белы ручки двое сильных слуг. — Все они — дурачьё... Как бы ни пыжились, всё равно... А, что там! Пейте вино! Пейте и веселитесь, недолго уже..." Да, учитель. Вы не ослеплены стремлением выжить, во что бы то ни стало. В отличие от большинства ваших коллег, вы понимаете, что ни одному магу не пережить тот "апокалиптец", который приближается с неумолимостью тропического урагана. Я уже молчу о ведьмаках, мы пойдём в расход первыми. Но вы, понимая близость и неизбежность конца, продолжаете жить, как ни в чём не бывало — наставлять учеников, колдовать над снадобьями травника, собирать подати, и так далее. Не всякому мерзавцу такое по плечу.

Протрезвев, почтенный маг немедленно спровадил папаш с мамашами из города и продолжил читать курс прикладной магии. Дальше по программе был раздел, посвящённый защитным заклинаниям. Всё верно, если учесть характер среднестатистического ведьмака. Мы дней десять изучали и практиковали заклинание щита — довольно сложная штука, надо сказать. Чтобы прикрыться от летящего предмета, как правило, острого или тяжёлого, нужно было успеть либо выпалить длинную абракадабру и не ошибиться, либо заранее активировать "упакованное" в амулете заклинание. Желательно, в золотом или серебряном. Что ж, золото у меня есть. Обручальное кольцо. Мой муж, наверное, был бы рад узнать, что оно теперь способно защитить меня от какой-нибудь неприятной неожиданности. Ирочкино серебряное колечко я, конечно же, сразу обработала, теперь сможет смелее выходить во двор. Днём мы делились на две команды, одна швыряет камни, другая ставит щиты. Ульса не ставил отметки, попросту фиксировал количество точных попаданий. Ученик, отхвативший больше всего синяков и ссадин, получал почётное прозвище "сегодняшнего дурня" и был обязан до вечера безропотно сносить издёвки остальных. Мне тоже после урока приходилось бегать к травнику за настойкой, сводящей синяки, но "дурой дня", слава богу, пока быть не довелось. В издевательствах участия не принимала: противно это. Но вчерашний "дурень", как правило, на следующий день был зол и отменно старателен. А какую изобретательность проявлял, когда шпынял нового "дурака"! Такая вот педагогика, мать-перемать...

Ирочка радовала, на глазах превращаясь из инфантильного недоросля в нормальную девушку. Увы, с техникой она как не дружила, так и до сих пор не дружит; при любом сбое своего телефона, превращённого в читалку, с горестным воплем бросается ко мне: "Стана, чего это он? Я же ничего такого не сделала!" Но в том, что касается житейской мудрости, она уже давно обогнала своих сверстников. Что из нашего мира, что местных. По поводу её ручных таракашек... Первым сдох самый слабенький — Понтяра. Она и раньше не особенно "гнула пальцы веером", а теперь не то, чтобы записная скромница, но научилась слышать не только себя любимую. За ним последовал Обидка. Ира перестала винить окружающих во всех своих проблемах. Совсем по-другому посмотрела на разрыв с парнем, имевший место ещё там, дома. Пришла к выводу, что слегка перестаралась, корча из себя дуру — мама же говорила, что на дурочках охотно женятся, вот дочка и послушалась. Что переиграла, это уже не мамина вина, меру надо было знать... Остальные таракашки вели себя тихо, без повода не высовывались и проблем не создавали. А я нарушила местный закон, обучая Иру тутошнему языку. О том, разумеется, никто не знает. Если иноплеменник не маг, то он раб, а рабу, мол, достаточно знать основные команды, чтобы выполнять свою работу. Зато при Ирочке могут выбалтывать интересные подробности, думая, что она — всего лишь тупая рабыня-иномирянка.

Один из вечеров я посвятила разбору заклинания щита. Долго не могла понять, что означают до сих пор не встречавшиеся мне команды, с которых начиналось заклинание и из которых на три четверти состояло. Пошла в библиотеку, спалила целую свечку, пока листала здоровенный фолиант. Потом с больной головой и слипающимися глазами вернулась к себе. Легла — было уже за полночь — и буквально провалилась в сон без сновидений. Но незадолго до рассвета меня как пружиной подбросило.

Комментарии! Как я могла забыть, что ни один уважающий себя программист, работающий в команде, не оставит написанный им контроллер или более-менее значащий цикл без комментария!

Язык, на котором составлены заклинания, здесь никому не известен. Разве что князю и княгине, ведь это наверняка язык их родного мира. Для аборигенов слова заклинаний лишены смысла, они видят результат и думают, что всё дело в особых звуковых вибрациях. Заклинания даже полагается декламировать с определёнными интонациями. Потому отделить "мусор" и комментарии от работающего кода они не могут. А я могу? Может быть. Если очень этого захочу.

Из всех звукосочетаний, которые меня интересовали, в книге по магии я вычитала только два слова. Они встречались кое в каких заклинаниях вроде волшбы на прочность. Вычеркнув один за другим "мусорные" слоги, я сосредоточилась и вполголоса произнесла серьёзно урезанное заклинание...

Табурет, отброшенный щитом, с жалобным скрипом проскрежетал по полу и врезался в стену.

Есть!

Та-ак. Давай, голова, думай, что это за два слова. Какие действия они производят в данном заклинании.

Ведьмаки — маги слабенькие. Значит, для создания щита пользуются заёмной силой, той самой, которую артефакт источает непосредственно в пространство. Если Дар ведьмака увеличивается или уменьшается по мере того, развивают его или забили болт, то сила артефакта, что вполне логично, прибывает с приближением к оному. Заурядный ведьмачонок в столице поставит непробиваемый щит, как чихнёт, а на окраинах княжества даже крутой волостной маг будет пыхтеть, сочиняя то же самое плетение. Получается вот что: ведьмак даёт команду, вкладывая "переработанную" своим Даром силу, а созданное им разовое плетение наполняется силой извне... А что если поступить как с тем "подхватом"? Заключить команду внешней подпитки в цикл с прерыванием по паролю?

Боюсь, фигня получится. Или придётся прервать цикл как можно быстрее. Нельзя мне засвечивать свои опыты настолько явно.

Но ведь гложет же изнутри. Прямо-таки грызёт то самое любопытство, которое кошку сгубило...

...Щит пришлось убирать на пятой секунде. В самом деле, незачем светиться. Если до сих пор здесь не известны маги-программисты, это не значит, что до меня таких догадливых тут не было. Тянут людей из нашего мира — значит, и программеров наверняка натянули. Либо люди прятали своё открытие от мировой общественности, либо попались и были принесены в жертву. Ибо нефиг всяким зайдам умничать.

А затем... Затем я легла и заснула так крепко, что чуть не проспала завтрак. Ломоть хлеба, половина круга жёсткой, как подмётка, колбасы и луковица — на двоих. Плюс кружка горячего травяного настоя, заменявшего здесь чай.

— Завтрак в постель, — ехидничала Ира, нарезая хлеб и колбасу кухонным ножом эпических размеров. — На такой диете желудок посадить — легко и просто. Тут что, не додумались какой-нибудь магический холодильник забабахать?

— Наверное, не догадались. — Ноги пришлось сразу сунуть в сапоги — сквознячки по комнате гуляли жестокие. — Вообще-то в доме есть ледник.

— Какой ещё ледник?

— Погреб со льдом. Но, как ты понимаешь, это господская привилегия — кушать подмороженные фрукты-овощи... А-а-а-а... — я зевнула, потягиваясь. — Нам с тобой сие не светит.

— Рожей не вышли?

— Вроде того... Ну, приятного аппетита.

И мы заработали челюстями. Пожалуй, самая приятная работа в нашей ситуации.

Убогий завтрак был уничтожен за считанные минуты. Дальше по программе у нас числились уборка и прогулка по площади: до начала урока оставалось не меньше полутора часов, а зимнее солнышко светило так радостно, что грех было сидеть в четырёх стенах. Прибравшись, мы оделись потеплее, высунулись во двор... и тут же напоролись на мага, важно отдававшего распоряжения сновавшим вокруг него слугам. Ворота каретного сарая со скрипом распахнулись. Двое парней с тупыми лицами меланхолично расталкивали створки. Третий — пожилой — выводил из конюшни упряжную лошадь.

— А, — маг оживился, увидев наши удивлённые физиономии, выглядывавшие из-под поношенных лисьих шапок. — Очень хорошо, Первая, что ты сама спустилась. Передай лодырям: урока сегодня не будет. То-то они обрадуются... Да, на случай, если они обрадуются слишком уж явно, добавь — я предоставил их время в твоё полное распоряжение.

— Но они наверняка не станут меня слушать, учитель, — поморщилась я. Педагогика — не моё призвание, а в этом случае вообще настроение испортилось бесповоротно.

— Куда они денутся — хе-хе, — захихикал Ульса. — Моё распоряжение, отданное в этом доме, действует не хуже хорошего заклинания. Пожалуй, урок всё-таки будет, но несколько иной... Эй, ты! Запрягай скорее! Меня ждут!

Так. Его ждут. Ему готовят всё ту же таратайку, только переставленную на полозья — снега накануне выпало прилично. Когда Ульса поправлял полы своей шикарной шубы, я успела углядеть заткнутый за пояс жезл с навершием из серебра и бледного рубина... Что ж, два с двумя я складывать ещё не разучилась. Рейд по ближайшему лесу за иномирянами. И кто там ждёт господина учителя, тоже вопрос лишний. Помнится, в прошлый раз поход возглавлял волостной маг Гидемис собственной персоной, а начальники действительно ждать не любят.

— Хорошо, учитель, — я изобразила недобрую усмешечку, показавшую магу, насколько я рада проявленному им доверию. — Сейчас пойду, огорчу мерзавчиков.

В ответ мне достался одобрительный взгляд Ульсы. Подобные "тёплые" отношения среди ведьмаков и магов — норма. А таракан Подлянка — второе любимое домашнее животное после пресловутой жабы. Если учитель ждёт от меня проявления столь "нежных" чувств по отношению к собратьям по Дару, почему я должна огорчать достойного ...мага? Он увидит именно то, что хочет увидеть.

Мерзавчики, кстати, поняли меня правильно. Никакого хождения на головах теперь не предвидится. Уныние, большими буквами написанное на их рожицах, при иных обстоятельствах выглядело бы забавным. Но это — будущие ведьмаки. А негодяи они уже в настоящем. Ульса очень хорошо знает своё дело. Теоретически любой ведьмак, развив свой Дар в достаточной степени, мог бы попытаться подсидеть управского мага и получить золотой медальон. Практически этому самому "любому ведьмаку" понадобились бы поддержка соседей и "большая волосатая лапа" в волости, чтобы провернуть такую операцию. Потому управские маги умело стравливали подвластных им ведьмаков, и начиналось это ещё в таких вот школах. Вся метода учебного процесса была заточена на две вещи: на усвоение материала учениками и на недопущение каких-либо дружеских отношений между ними. Если они покидали дом учителя смертельными врагами, маг довольно потирал руки. И раз никаких иных перспектив нет, то и дорожить ровными отношениями с будущими соседями не стоит. Всё равно будет грызня за межу, за сведенных лошадок или коровёнок, или прочая добрососедская нервотрёпка, хорошо известная мне по истории нашего средневековья. Так что загрузила я гадёнышей под завязку и выше. Кутис пытался растопырить пальцы веером, заявив, что будет подчиняться только учителю, а не какой-то приблуде. Мне даже вразумлять строптивца не пришлось: его медный ученический медальон вдруг вспыхнул знакомым зеленоватым ореолом, а мальчишка схватился за живот и, вереща, упал на скамью.

— Так-то лучше, — я не подала и виду, что зрелище мне, во-первых, незнакомо, а во-вторых, неприятно. Вот что имел в виду Ульса, говоря о своих распоряжениях в этом доме, оказывается. — Вы, засранцы, будете делать всё, что я вам велю, потому что таков приказ учителя. Ясно?.. Вижу, что ясно. Итак, сейчас вы будете повторять запирающее заклинание. У вас на столах ларцы...

Ученички возились с упомянутыми ларцами, а я получила ещё несколько свободных минут на раздумья. Но подумать мне не дали: в зал, служивший учебным классом, влетела Ирочка. Запыхавшаяся и, насколько я вижу, перепуганная.

— Там... там... пацан повесился! — выпалила она сходу, тыча пальцем в потолок. — Слуга который! Наверху, там!

Ученики не понимали по-русски, но поняли, что что-то произошло. Выскочили за мной следом. Я мигом взлетела по каменным ступенькам. Проскочила коридор и остановилась у открытой двери комнаты Кутиса.

— Я из кухни шла, — Ирочка бежала следом и поясняла. — Смотрю — дверь настежь. А он... там... висит... Ой!.. — она остановилась и нервно всхлипнула.

Да. Он там. Висит.

Последний выход для тех, у кого не осталось выхода.

— Как он посмел! — взъярился Кутис. — Он мой!

— Позови слуг, — велела я Фольку — единственному из троицы мерзавчиков, кто проявлял некое подобие уважения ко мне, как старшей по возрасту. — Пусть приберут в комнате и приготовят всё для погребения... А с тобой, сучонок, — это уже Кутису, — будет отдельный разговор.

— Он нарушил мой приказ! — змеёныш стиснул кулаки и посмотрел на меня с вызовом. — Его нельзя хоронить! Раб, который нарушил приказ господина, должен висеть на крюке, на площади!

— Ты не приказывал ему не вешаться, — проговорила я, с трудом удерживаясь от желания выкинуть малолетнюю сволочь в ближайшее окно.

— Я запрещаю его хоронить!

— Ты не имеешь права приказывать мне, — ещё чуть-чуть, и тут произойдёт убийство. Неужели он этого не понял? Ведьмаки вообще-то люди с хорошо развитым "пяточным чувством", даже такие недоросли. Инстинкт самосохранения должен работать. А здесь явный отказ. — И клянусь своим Даром, если ты вякнешь ещё хоть слово об этом, я спущу тебя с лестницы. Барр, ты это тоже слышал. Если твой дружок запамятует, напомни.

Вы должны представлять, с каким чувством я велела соученикам спуститься в зал и продолжила урок. Перед глазами всё время возникал образ повесившегося мальчишки, лицо которого было обезображено запущенным, сочащимся сукровицей ожогом. То-то я гадала, с чего это Кутис последние дни был такой весёлый и задиристый, а его слуга ходил совсем никакой, с замотанной тряпкой головой... Как там сказал Ульса? "Позорит наше сословие". Кем нужно быть, чтобы опозорить сословие негодяев?

Впрочем, с вендеттой стоит погодить. Ульса говорил ещё что-то по поводу полезности даже таких отморозков, как Кутис. Быть может, их приносят в жертву? Что ж, не могу судить, стоит ли желать такой участи даже злейшему врагу. Но одно могу утверждать со стопроцентной вероятностью: учитель уже приговорил одного из нас. Угадайте, кого именно. А я... Лично я должна сделать всё возможное, чтобы он не переменил решения до того, как мы получим серебряные медальоны.

Страшная штука — выживание. Но пока оно не потребовало от меня отказа от совести и права называться человеком, буду притворяться.

Лягушки в болоте не тонут.

Глава 3.

...Хочешь знать, существуют ли адские муки?

Жить среди недостойных — вот истинный ад!

Омар Хайям. Рубаи.

1

Он ничего не сказал, когда вернулся. Ни слова.

Маг был доволен, как кот, шлёпнувшийся в миску со сметаной, несмотря на то, что из двоих, затянутых в этот мир-болото, не случилось ни одного Одарённого. Обоих — мужчину средних лет и мальчишку-подростка — забрал волостной маг, даже не соизволивший заехать в городок. Ульсе достались вещи пленников, и по этому поводу он пребывал в прекрасном настроении. У старшего иномирянина обнаружился не только большой сенсорный телефон, но и массивный золотой перстень с довольно крупным камнем. Я не успела толком разглядеть, с каким: Ульса, повертев его в руках, сразу спрятал в поясной кошель. Мой доклад о событиях в доме его не заинтересовал. Сообщение о самоубийстве слуги не вызвало реакции сильнее, чем равнодушный взмах рукой.

— На, разберись, — маг, не скрывая своего довольства, сунул мне в руки трофейный телефон. — Завтра утром принесёшь наполненным электричеством и с пояснениями.

— Этот не отличается от вашего прежнего артефакта, учитель, — ответила я. В самом деле, всё та же серия Galaxy, только модель Grand Duos. Существенных отличий всего два — две симки и версия андроида 4.1.

— Посмотри, нет ли там книг по технологии, — Ульса посмотрел на меня таким с видом, будто хотел сказать совсем другое. Например: "Все бабы дуры". — Если есть, переведёшь.

— За одну ночь, учитель? — раз он считает меня дурой, не буду разочаровывать.

— Не порть мне настроение, женщина! — фыркнул маг. — Ступай к себе!

Вот так. Большой красивый телефон из иного мира важнее, чем повесившийся мальчишка.

А чего я хотела от мира, где любая одарённость, так или иначе — проклятие?

Самоубийство слуги произвело на Ирочку страшное впечатление. Девчонка весь вечер боялась высунуть нос за дверь, вздрагивала при каждом подозрительном шуме. Я заставила её поесть хоть немного и отнесла грязные миски на кухню. На душе было удивительно паршиво.

— Госпожа ученица, что ж это вы — сами ручки пачкаете?

Голос пожилой судомойки был донельзя удивлённым. Ещё бы: не каждый день тут увидишь будущую ведьму за мытьём посуды. Прислуга Ульсы обращалась к ученикам исключительно в почтительном тоне, иначе нельзя, но удивление в сочетании с этой добровольно-принудительной почтительностью звучало неприятно.

— Что ж вы рыженькую не прислали-то, госпожа ученица? — сокрушалась служанка, всплескивая пухлыми руками. — Ой, не дело это — госпоже работой утруждаться... Дайте-ка я сама.

— Ей... Она плохо себя чувствует, — мне уже, честно говоря, было всё равно. Усталость — не тела, а души — парализовала все эмоции, я присела на скамью и облокотилась о грубый стол.

Судомойка как-то странно на меня взглянула и занялась привычной работой.

— Добрая вы, госпожа, — покачала она головой. — Плохо это.

— Почему? — мне действительно было совершенно всё равно, хорошо это или плохо, но вопрос всё-таки прозвучал.

— Плохо, когда господа к родной кровинушке прикипают, даже когда не Одарённая она, та кровинушка, — негромко пояснила женщина, оттирая кривоватые глиняные миски. — Вон рыженькая вроде племяшка ваша, говорят, вы за неё вступаетесь. А ну как захочет кто вам зло причинить? Вас колдовство прикрывает, а её?.. Вот то-то же. Сразу видать, что вы из дальних мест...

Гм... Вот это новость. В самом деле, новость: за всё время нашего с Ирочкой пребывания в этом мире я не удосужилась вызнать, как тут с магической демографией. Дубина стоеросовая... Расспрошу эту добрую женщину поподробнее.

— Так и у вас в семьях Одарённых могут рождаться неодарённые? — я состроила удивлённое лицо. Впрочем, удивлялась я без притворства.

— Ещё как рождаются, — судомойка, обтерев красные руки усеянной пятнами тряпкой, взяла тряпицу почище и принялась тереть вымытую посуду. — Паренёк тот, что на себя руки наложил, он ведь господину своему старший брат. Уж как папенька с маменькой его сокрушались — мол, из троих детей только один Одарённый-то... Я ж обоих помню, ещё учениками. Уж так горевали, так горевали, да под конец свезло-то, родился наследник.

— А неодарённых детей — куда?

— Известно, куда: в ошейник. Да чтобы не подобрался вражина, или подале от себя отсылают, или мордуют, как не всякого природного раба. Мало кто из господ кровиночек-то своих бездарных приголубит, по-людски отнесётся, — вздохнула служанка. — Я это к чему говорю-то, госпожа? Что иные господа скажут, когда узнают про то, как вы племяшку свою пригрели?

— Плевать, — я с усилием провела ладонями по лицу, словно стирая с него маску. — Плевать...

Судомойка посмотрела на меня уже с явным сочувствием, но больше ничего не сказала.

Господи, какой скотиной нужно быть, чтобы своего ребёнка — в ошейник, и мордовать, как не всякого раба мордуют?!! Чтобы родного брата — этого и у нас хватает, но собственное дитя?..

Ну и мирок... Не просто застойное гнилое болото — трясина. Трясина человеческих душ.

Чума на оба ваших дома, как писал Шекспир.

Ирочке, разумеется, я ничего не сказала, не нужно расстраивать её ещё больше. Сунула миски с ложками в плетёную корзину и занялась новым телефоном. Надо же хоть что-то делать, чтобы не спятить окончательно.

Телефон реально хорош. Новенький. Судя по заметкам в органайзере, был куплен буквально на днях и принадлежал хозяину средней руки ресторана. Номера в телефонной книжке российские. Прежний хозяин любил документальную литературу — на флешке обнаружились книги соответствующего жанра, по большей части посвящённые Русско-Японской войне 1905 года. Этим периодом истории я никогда не увлекалась, но лучше поздно, чем никогда. Слила книги к себе... По "технологии", к будущему неудовольствию Ульсы — ничего. Хотя, было бы интересно посмотреть на господина учителя, пытающегося разобраться в описании процесса изготовления какого-нибудь самого завалящего микрочипа.

Подумала, не стереть ли фотографии, с которых на меня смотрели улыбающаяся женщина и девочка лет четырнадцати с котёнком на руках. Маг не станет потешаться над личной жизнью неизвестного бедолаги, юмор "из подворотни" — не его уровень. Почему-то не хотелось... Чего мне не хотелось, я так и не смогла внятно сформулировать. Но сбросила на тот телефон инсталляшку одной интересной программки, установила, создала запароленную папку и переместила фото туда. И только потом поняла, в чём, собственно, дело. Если бы маг видел в бывшем хозяине телефона человека — это одно. Но для Ульсы это был выгодный товарец, халявный доход, не больше. Какое отношение может быть к личной жизни товара? Укол по совести? Не смешите, у господина учителя этот орган давно отсох. Просто возникнет досада, что нельзя добраться ещё и до этих — мол, такие холёные бабы ценятся. На рудниках. Надсмотрщиками.

Я не хотела столкнуться с этим ещё раз. Мерзко.

2

Круговорот времён года продолжался. В конце марта зима дохнула на землю последними морозами, и пришло время звонких весенних ручьёв. Солнышко светило, как свежевымытое, небо было таким чистым, а пение птиц таким радостным, что хотелось петь вместе с ними. Но стоило выйти за ворота, то есть, за пределы вымощенного камнем двора, как желание спеть песенку уступало желанию нецензурно выругаться. Площадь и улицы ожидаемо превратились в непролазное болото. Здесь не сапоги нужны, а лёгкий танк, иначе не пройти. Для богатых горожан немедленно проложили по площади мостки, сколоченные из досок, но и они не спасали. С покатых крыш свисала бахрома из тающих сосулек. Мои "одноклассники" развлекались тем, что пуляли в эти сосульки маленькими магическими огненными стрелками. Ледышки со звоном взрывались и сыпались на раскисшую землю прозрачными цилиндриками-осколками. Особенный восторг у них вызывало падение этих осколков на чью-нибудь голову. После третьего раза я не выдержала, наехала на них — мол, от домашнего задания отлыниваете? А вот я сейчас учителю стукну... Ответом мне были злобные взгляды и бурчание, но продолжать развлекуху никто не посмел. Уже знали, что я могу и оплеух навешать. Старшая ученица, вторая после учителя. Нормальный порядок вещей, заведенный во всех ведьмачьих и магических школах. Именно старших учеников, как правило, ненавидят сильнее всего. Я привыкла.

Один взгляд на счастливое небо — и раздражение куда-то уходит.

Небо лучше бренной земли. Недаром туда люди рай поместили...

Мало-помалу я узнавала об этом мире всё больше.

Как-то Ирочке удалось подслушать разговор мага с приезжим ведьмаком. Тот сокрушался, что крестьянские дети дохнут, как мухи. Что, мол, из десятка детей у одной семьи до совершеннолетия — пятнадцати лет — доживают в лучшем случае трое. А в худшем — вообще никто. И что при родах умирает каждая четвёртая баба. Хм... Медицина здесь при наличии магии, всё-таки немного получше, чем в нашем средневековье, но цифры удручающие. Даже если Ира не всё поняла или услышала, демографическая обстановка тут, оказывается, ещё та. С чего бы? Осторожное наведение справок подтвердило: да, крестьяне вымирают. Я-то думала, настолько плохо дела обстоят только у городских низов, которых более зажиточные горожане именовали не иначе как "кошкоеды". Оказывается, даже крестьяне, имеющие доступ к свежим продуктам и чистой экологии, не слишком отличаются в плане здоровья. Если этому есть какая-то причина, я её не знаю. Никто не знает. Травник только руками развёл, а маг заявил, что мне не стоит забивать голову пустяками. Скоро, мол, весенний экзамен, иди готовься.

Мы все готовились. Готовились на совесть, надо сказать: ни одному из нас не хотелось задерживаться в этом "уютном" местечке на следующий учебный семестр. Неплохой стимул для хорошей успеваемости и усердия.

Кутис не получил тогда, в начале зимы, никакой выволочки, кроме здоровенной плюхи от меня лично. "Возникать" он потом даже не пытался, сообразил, что бесполезно — учитель всё равно не даст развернуться его подлой душонке во всю ширь. Но с тех пор ни один из пацанов не обмолвился со мной ни словом помимо уроков. С одной стороны — и слава богу. С другой — такие паузы у подобных деточек означают только одно: вынашиваются планы Большой Страшной Мсти. У меня здесь нет родни, ни влиятельной, ни вообще какой-либо. У меня нет денег, чтобы купить мощный защитный амулет, и нет сильного Дара, чтобы таковой изготовить. Наверное, надо было начинать бояться. Но странное дело — страха не было. Было тупое воловье упорство: я тянула лямку, не обращая внимания ни на что вокруг.

Скоро экзамен.

По наивности я думала, что будет примерно как у нас: либо тянуть билетики с вопросами, либо отвечать на вопросы учителя. Скорее, второе; бумагу на билеты переводить не станут. Потому учила заклинания наизусть, записывая их на свой монстрофон и прослушивая ещё и ещё раз. Всё равно без должного сосредоточения, как выражался учитель, "внутренних сил" это просто набор звуков, но так они хотя бы лучше запоминаются. Домашняя прислуга тихо охреневала при виде великовозрастной ученицы, заткнувшей уши вакуумными "бананами". Ира потешалась над моим донельзя "сурьёзным" видом, а я ответила старой студенческой поговоркой: "Синий диплом — красная морда, красный диплом — синяя морда". Ну, и известной крылатой фразой Ильича насчёт учёбы. На что получила в ответ не менее крылатую фразу: "Студент не должен знать, студент должен сдать". Она перечитала уже с сотню книг, её распирало желание подискутировать, а тут единственный человек, с которым это возможно сделать, к экзаменам готовится. Увы. В мире магии студент, ставший ведьмаком или магом, и позабывший после экзаменов пройденный материал, обречён. В прямом смысле. Если учитель искусно стравливает учеников между собой, доводит до опасной черты, но переступать оную не даёт, то, получив "аттестат зрелости", колдун свободен как ветер. Недаром Ульса, похихикивая по своему обыкновению, заметил, что до годовщины обретения серебряного или золотого медальона доживает хорошо если половина выпускников. И это при их-то демографии. М-да. Мне он потихоньку сливал информацию не потому, что иномирянка, а потому, что видел: я не собираюсь под него копать в будущем, мне это на фиг не надо. Малолетние же ведьмачата до пятнадцати лет на попечении родителей, даже если получат право на землевладение, а у родителей могут быть свои планы, отличные от планов управского мага. И если он считает меня не опасной, то будет всячески залучать в свою партию. Не может у него не быть прикормленных ведьмаков. Или тех, кто на хорошем крючке. Лучше уж мне быть в первой категории, ибо болтаться на крючке неприятно, а срываться с оного — больно.

И вот, как читала я где-то на просторах Интернета, настал день "Д", пришёл час "Ч", и наступила полная "Ж"...

Был солнечный апрельский денёк, дороги подсохли, и маг велел нам собираться в путь. Недалеко, мол, лиги три до волостного города. У Ульсы собственный выезд, ученикам транспорт — смирных лошадок — обеспечили родители. А я, как сугубая иномирянка, сидевшая на лошади словно корова на заборе, должна была либо одалживаться на экипаж, либо садиться на велосипед. Прикинув так и эдак, решила не разоряться на четыре колеса, мне всегда двух хватало. И так магу шесть серебряных за обучение должна, даже с учётом скидки за посильную помощь в учебном процессе. Зрители обломятся, а мне репутация оригиналки не помешает. Так что в дорогу выехал весьма примечательный обоз. Во главе двое вооружённых слуг мага верхами, за ними — тарантас Ульсы. После которого ехала я на велосипеде, в качестве его старшей ученицы. А уже за мной растянулась кавалькада учеников, их родственников и слуг. Ире я велела остаться, выставить зарядное на подоконник и без особой нужды не высовываться из комнаты. Заодно подновила заклинание щита в её колечке, лишним не будет. За спиной у меня болтался рюкзак, в рюкзаке — кусок хлеба с колбасой, кое-какие велозапчасти и продукт страшной иномировой науки "технологии" с шестидюймовым экраном. Что ещё нужно бедной студентке, чтобы достойно сдать экзамен по прикладной магии?

Нет-нет, не подумайте плохого, маги взяток не берут. Зачем? Они заинтересованы увеличить количество данников, так что своё берут позже. Особенно когда бывшие ученики взрослеют, заводят семьи и через годы присылают собственных детей учиться. Маги живут очень долго... В моей рекомендации значилось следующее: "Магический Дар невелик, умственные способности чуть выше среднего, но проявляет бесспорную и похвальную склонность к ведению хозяйства". Это маг написал, когда мы попрепирались насчёт цены моих будущих услуг по зарядке его девайсов "электричеством". Сошлись на четверти серебряного за сеанс, которые пойдут в счёт погашения моего долга. Ульса, помнится, покачал головой и заявил, что я торгуюсь, словно купчиха. А когда вызнал, что я пятнадцать лет имела некое отношение к "счётным книгам", удивляться перестал. Как колдунье копейка цена, дескать, зато хозяйкой будешь неплохой, волостной маг должен принять это во внимание.

Я ехала осторожно, стараясь не попасть колесом в свежую лошадиную кучку. Это мешало думать, заставляло сосредотачиваться на дороге. Тем более, что тут не асфальт и даже не хорошо укатанный грунт, а засохшие грязевые колеи. Зато дышалось легко, не то, что в городе с сотнями дымных печей. Скорость у каравана получилась не слишком большая, мой велокомп показывал в среднем одиннадцать километров в час. Часа за полтора мы и доехали. Итого получилось шестнадцать километров с хвостиком, немного даже по здешним меркам. И вот тут я увидела странное: довольно большой по средневековым масштабам город без стен, но с воротами. В воротах — стража. Старые знакомые небритые кадры в доспехах ручной работы. К своим обязанностям относились с ленцой, по сторонам не смотрели. Казалось бы, в ста метрах от ворот хоть армия пройди — не заметят. Но там, где полагалось быть стене, наличествовало большое количество зелёных насаждений, неширокую полосу которых не пересекала ни одна "народная тропа". Магический заборчик, что ли?.. Задавать вопросы сейчас было не с руки, да и времени не было: маг предъявил страже какой-то свиток с болтающейся на шнуре печатью, и обоз пропустили в город беспрепятственно. Солдаты на воротах выпучили глаза, увидев мой велосипед, но не сказали ни слова. Жители этого областного центра под названием Туримит расступались в стороны, пропуская управского мага со свитой, и тоже разевали рты от удивления при виде иномирового транспортного средства. Видимо, прилети я на метле, и то реакция была бы не такой явной. Зато зависть малолетних одноклассничков, ехавших позади, я чувствовала всей кожей. Ещё бы: кто на них теперь посмотрит-то? Подумаешь — всадники! Тут такое на двух колёсах едет, что в кошмарном сне не привидится... Да наплевать мне, честно говоря, и на зависть гадёнышей, и на повышенное внимание туримитян. После экзамена распрощаюсь и с теми, и с другими, надеюсь, навсегда. Лучше на дорогу глядеть. Тут брусчатка. Если покрышка в лошадиный "подарок" угодит, колесо может заскользить, а падение в моей программе не значится. И так натуральный цирк устроила.

Что ж, город как город. Обыкновенный, серый. Разве что красных черепичных крыш побольше, чем в управе Рема, где мы безвыездно жили последние полгода. Широкая мощёная улица с двух— или трёхэтажными домами, к ней примыкают узенькие боковые переулки, из которых вытекают ручейки нечистот. Ароматы соответствующие. Горожане — судя по одежде, в основном купцы и ремесленники — кланяются, но без подобострастия: они вассалы волостного мага, что им какой-то управский колдун или провинциальные ведьмаки? Не "так, мелочь", но и спину гнуть как-то не того. Достаточно почтительно склонённой головы... Улица вполне логично вела на центральную площадь, где нас, как выяснилось, уже ждали.

Площадь оказалась на удивление обширной, пожалуй, пара футбольных полей с маленьким прицепом. В центре на широком каменном постаменте высилась большая красивая каменная арка, покрытая на удивление изящной резьбой. На самом верху арки красовалась явно золотая штуковина, в которую было вправлено что-то красное, размером примерно в мой кулак. Если не рубин, то благородная шпинель, или я ничего не понимаю в драгоценных камнях. Площадь была разделена на две неравные части. "Галёрка", где размещались родственники, вольные зрители и транспорт приехавших, и центральная часть, где важно похаживали управские маги, дававшие последние наставления ученикам. Свой велосипед я пристегнула к тарантасу Ульсы и не забыла проверить кое-какие заклинания, которые накануне вложила в спицы и раму. Кто тронет — сильно удивится. Потому я с относительно спокойной душой сняла велошлем, повесила его на раму и отправилась за магом.

Мы прибыли одними из последних, и вскоре на площади появился господин волостной маг. Тот самый "принц" с лесной дороги, насчёт которого Ирочка до сих пор отпускала едкие замечания. При нём тоже обнаружились ученики числом четыре, среди которых я узнала Игоря. С трудом, надо сказать, узнала: с августа он явно прибавил килограмм десять веса. Интересно, с чего бы? Или волостной маг своих учеников сытнее кормил?.. Ладно, скоро узнаю.

— Во имя всемогущего и всемилостивейшего князя! — воскликнул владетельный Гидемис, поднимая вверх свой магический жезл. Сияние рубина в волчьей пасти навершия разлилось поверх наших голов, и на площади воцарилась тишина. — Настало время испытания!

Стоявший рядом со мной Фольк, самый младший из змейчиков, положил ладошку на свой медный медальон и... Что это? Неужели молится? В воцарившейся тишине я различила его шёпот: "Великий князь и добрая княгиня, защитите..." Мгновенный взгляд дальше, и — ого! — вижу точно так же молящихся Кутиса с Барром. А ведь Кутис подаровитее нас всех будет, и учился прилежно. Чего они боятся?

Маг Гидемис тем временем задвинул речь, половина которой состояла из восхвалений княжеской чете, а вторая половина — из наставлений будущим ведьмакам. Пользуясь тем, что он магически усилил голос, Ульса тихонечко дёрнул меня за рукав велокурточки.

— Когда будешь там, — он кивнул на арку, — прислушайся к своим ощущениям, Первая. Если камень засветится... Надеюсь, ты догадаешься, что делать. Ну, а если не догадаешься, значит, я в тебе ошибся и пропали мои денежки. Впрочем... Хе-хе! Я своего всё равно не упущу.

От того, как он это сказал, у меня всё внутри сжалось от страха.

Ирка!

Если я провалюсь на этом экзамене, мне не жить. А Ирка перейдёт в собственность учителя в счёт покрытия моего долга.

Мои дальнейшие мысли лучше не воспроизводить — система "антимат" порежет...

Есть у меня одно странное свойство: страх пробуждает во мне не стремление спрятаться в норку, лишь бы не достали, а гнев и обострение всех чувств. Один раз в этом мире оно, это свойство, уже проявилось. Видимо, настала очередь проявить себя снова, и это явно не последний раз. Этак недолго адреналиновой наркоманкой заделаться.

Выкликать имена управских магов начали по принципу "кто ближе живёт", потому Ульсу из Ремы позвали к арке вторым. До того я внимательно наблюдала за процедурой. Она оказалась проще простого: маг-учитель выстраивал своих студиозусов по старшинству, а Гидемис подходил к каждому и прикасался навершием жезла ко лбу. Ученики морщились, как от боли, но терпели. После этого волостной маг произнёс длинное заклинание и поднял голову, созерцая красный камень в золотой оправе. Камень на это никак не отреагировал, но в арке проявилось что-то наподобие клочка тумана, из которого минутой позже вывалились три серебряных амулета на цепочках. Учеников было пятеро, значит, двое останутся второгодниками. По вызову волостного мага ученики подходили к образовавшейся сверкающей кучке и опускались на колени. "Свой" амулет самостоятельно надевался на шею. Если же ни одна цацка не реагировала — пошёл вон в родительское поместье, осенью приедешь на повторный курс. Рыдающие двоечники отправились получать свою порцию попрёков и утешений от папы с мамой, а счастливчики, сиявшие не хуже новеньких медальонов, по требованию Гидемиса громко произнесли свои имена, цветисто благодарили учителя и с радостными воплями мчались к родителям за обещанными подарками.

Ульса, отвесив глубокий поклон начальству, посторонился... Золотая волчья голова, коснувшаяся моего лба, казалось, была заморожена до абсолютного нуля. Мышцы лица помимо желания скорчились в гримасе боли. Появилось ощущение, будто у меня в мозгу брезгливо шарит чья-то рука... Холодный гнев, поднявшийся изнутри в ответ на это, помог перебороть казавшееся непреодолимым желание стать на колени и подставить шею под кожаный ремешок с медной бляшкой. Хватит. Я была послушной ученицей, но теперь — хватит.

Пришло новое ощущение — ощущение снисходительно-одобрительного взгляда. Мол, вот ты какая, ну-ну. И тут же ушла боль. Только сейчас я сообразила, что не зажмурилась, как ученики соседнего мага, и всю процедуру смотрела Гидемису прямо в глаза. Интересно, это тут что-то значит, или нет?.. Волостной маг молча отнял жезл от моего лба и перешёл к Кутису. Процедура повторилась. И так вплоть до Фолька. Потом Гидемис важно поднял жезл, произнёс то длинное заклинание и посмотрел на камень.

Теперь я откуда-то точно знала, что это рубин. Достаточно большой и чистый, чтобы служить артефактом, "разливавшим магию" по всей волости. Мощный сервер и электростанция в одном флаконе. Опорный узел магического Интернета. На первую группу он не отреагировал, а сейчас засветился неярким алым светом...

Сознание помутилось. Я чуть не наяву услышала голос. Мягкий, ласковый голос, говоривший: "Иди сюда. Иди. Всего несколько шагов — и исполнится твоё самое заветное желание". Голос, сперва безликий, вдруг обрёл тембр и интонации. Голос мужа...

"Любимая, я так скучаю по тебе..."

Чёрт побери, этот мир выдернул меня не для того, чтобы за здорово живёшь вернуть обратно!

Здравая мысль дала мне виртуальный, но весьма чувствительный пинок. Я очнулась и ощутила, как пальцы Кутиса теребят короткую полу моей велокуртки. Гадёныш не отрываясь глядел куда-то в арку, его губы шевелились, а на лице застыла такая злобная радость, что становилось не по себе.

"Если камень засветится... Надеюсь, ты догадаешься, что делать".

Компьютер вывел на монитор "Хочу кровищи!", блин...

Будь это не Кутис, а кто-то другой, я бы начала раздумывать, потеряла бы время и... В общем, судите сами. Я схватила Кутиса за шиворот, дёрнула, чтобы мальчишка оказался впереди и спиной ко мне, и придала ему ускорение совсем не виртуальным пинком. На мгновение мерзавчик пришёл в себя, заверещал, попытался схватиться хоть за что-нибудь... и бесследно пропал, едва оказался под аркой. Рубин наверху ослепительно вспыхнул и погас.

— Милостивый князь принял наш первый дар! — во всеуслышание провозгласил Гидемис. Толпа ответила гулом, в котором смешались разные чувства, от радости до тревоги. А господин волостной маг, повернувшись к нам, широко улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он, сверкая улыбкой в тридцать два белейших зуба. — Очень хорошо. Но теперь посмотрим, подтвердит ли всемилостивейший князь выбор судьбы.

Из тумана в арке выпали два медальона.

По примеру предыдущих соискателей я опустилась на колени... Только тогда до меня дошло, что я натворила. То есть, с точки зрения местных законов всё в порядке. Не ты, так тебя. Но я человек, которого с детства учили сверять поступки с совестью. И моя совесть была, мягко говоря, неспокойна. Пусть Кутис маленькое злобное чмо. Пусть я поклялась не позволить ему стать большим злобным чмом. Это всё так. Но стать жертвой бездушной машины, выполняющей команды любого провинциального ведьмака — это за пределами привычной мне морали. Я закрыла глаза, тяжело вздохнула... и почувствовала холод толстой серебряной цепки на шее.

— Назови своё имя, Одарённая! — услышала я громоподобный голос Гидемиса.

— Стана, — машинально ответила я.

— Ведьма Стана из Масента, — поправил маг. — Таково теперь твоё имя и титулование. Ступай, Одарённая, да пребудет над тобой благословение князя и княгини!.. Следующий!

На ватных ногах я отошла в сторонку, уступив место Барру. В ушах шумело, в глазах слегка двоилось, во рту ощущался привкус горечи. Натуральный "отходняк" после адреналинового выброса.

Всё закончилось?

Ничего подобного. Закончилось одно — началось другое. Теперь я владетельная ведьма из какого-то Масента. А Ульса, гад, хихикает.

— Ну, вот, всё обошлось, — говорит. — Я так и знал, что ты очнёшься раньше этого говнюка Второго... ведьма Стана из Масента. Вы, женщины, становитесь на редкость сообразительными, когда пахнет уходом за грань!

Он не сказал "смертью". Он сказал "уходом за грань". Интересно, теперь я имею право задать ему прямой вопрос?

— Что с ним произошло?

— Артефакт, моя дорогая выпускница — хе-хе, — ответил Ульса. — Каждую весну он забирает троих учеников — помимо других ...даров. Такова плата нашего сословия за право пользоваться магией. Да и после желательно не зевать... Ага. Третий ко мне осенью приедет, неуч. Я так и думал. Папашу с мамашей обдеру, будут знать, как лодыря ко мне присылать... Четвёртый обрадовался! Одарённый парень, но маловат ещё... Кстати, владения его папаши соседствуют с твоими. Вдовец, всего один сын, вот этот самый ...ведьмак Фольк из Рамина. Прими мой совет, женщина: присмотрись. Одинокие ведьмы — редкость, даже на страшных охотно женятся, разве что совсем уж старухами брезгуют. Выйдешь замуж, может, ещё наследничков нарожаешь.

— Я замужем, — мрачно процедила "владетельная ведьма Стана". За долгие годы замужества у нас не случилось детей, такая уж наша "планида". Сперва были "лихие девяностые", когда мы, потерявшие работу, торговали пирожками с капустой, чтобы выжить. Потом оба устроились, и неплохо. Могли бы родить ребёнка, не помешал бы даже спорт, но не повезло. А в сорок рожать уже просто опасно. Но не это заставило меня сжать кулаки от гнева. Допустим, я забуду любимого человека. Допустим, встречу тут мужчину, за которого выйду — пусть не по любви, а по расчёту. Допустим, магия позволит мне безбоязненно родить ребёнка. А если этот ребёнок родится без Дара? Самолично на него ошейник надевать или воевать со всем миром?.. Вот и я о том же.

Нет. Никогда.

— Плюнь и забудь, — гнул своё Ульса. — Где твой муженёк, а где ты. Его всё равно, что нет. О себе подумай.

Ну, да. Кто ещё в этом мире подумает обо мне, если не я сама? Не волнуйтесь, дорогой мой бывший преподаватель, я уже подумала.

— Спасибо за совет, учитель, — я постаралась улыбнуться как можно более едко. — Но я привыкла жить своим умом.

— По крайней мере, ты высказалась искренне, — засмеялся Ульса, держась за своё объёмистое пузо. — Не стану лгать, говоря, будто мне было приятно с тобой работать, но ты, в отличие от тех байстрюков, не точишь на меня нож. Хлебну я с ними ещё горюшка. А ты... С тобой можно договориться. Поверь, это лучше, чем любые заверения в вечной благодарности.

— Не вы ли говорили мне, учитель: "Не верь магам"?

— Говорил, и от своих слов не отказываюсь, — Ульса хлопнул меня по плечу. — Но решать, кому верить, а кому нет, ты всегда будешь сама. Потому я тебе не завидую... Да, сегодня вечером мы пируем. Я пришлю за тобой слугу.

— Пожалуй, это как раз то, что мне нужно. Спасибо, учитель, — мрачно пробурчала я. Пировать он, конечно же, станет на средства, полученные от родителей учеников. И в их присутствии. М-да. Сидеть за одним столом с предками Кутиса? С теми самыми, которые теперь мои кровные враги? В самом деле, спасибо вам, учитель.

Мимо меня вниз по ступенькам пробежал радостный Фольк. Слегка пошатываясь, я поплелась за ним. В толпу экзаменуемых, которая вмиг расступилась перед двумя новыми ведьмаками. Зарёванный до икоты Барр тянулся следом — этого явно ждал отцовский ремень.

Гидемис выкликнул имя следующего учителя...

Show must go on?

3

Свою тарелку и кувшинчик с вином я утащила за самый дальний стол, какой только нашёлся в этой таверне.

...Шоу на площади продолжалось ещё не один час. За это время артефакт затребовал себе ещё местную девчонку и молодого мужчину явно из иномирян. Зато после третьего принятого "дара" оставшийся "хвост" учеников вздохнул с нескрываемым облегчением. Потом у нас было свободное время. Я сгрызла захваченный из дому учителя завтрак, не почувствовав вкуса, хотя колбаса на этот раз была неплоха. Когда в голове немного прояснилось, рассмотрела поближе новый медальон. Обычная овальная серебрушка, профиль князя вычеканен с изяществом, а в венце монарха посверкивает маленький рубин. Неплохая цепочка с гнутыми и уплощёнными звеньями. Куда подевался медный ученический медальон на шнурке, я не стала спрашивать. Главное, эту серебрушку точно так же невозможно было снять. Ну и фиг с ней. Вернусь, заберу Иру и поеду в этот, как его там... Масент. Надеюсь, это не самая клопиная дыра княжества.

Туримит. Волостной центр. Городок побольше и почище управской столицы. Свободное время я посвятила знакомству с ним; проехала по всем мощёным улицам часа за два, полюбовалась на старинное, по словам туримитян, здание, принадлежащее семье волостного мага. Красивый домик. Пусть из серого камня, как и все постройки здесь, но блоки обработаны очень тщательно, а башенки с ажурными козырьками и позолоченными фигурками птиц на тонких шпилях — просто загляденье. Тут же мне подвалил первый заработок: молодая купчиха сообразила, что новоиспеченная ведьма на радостях дорого за свои услуги не возьмёт, и с непременным поклоном попросила наложить на её новый браслет чары против простудных хворей. За три медяка. В итоге мы обе расстались довольными. Она уходила, застёгивая на пухлой руке браслет-амулет, а я упрятала в задний карман велокуртки семь медяков. Вообще-то полагалось бы десять, но сегодня в городе столько ведьмачков и ведьмочек, что цены на магию здорово просели, а горожане этим вовсю пользовались... На семь медяков можно было три раза сытно поесть или заказать недорогую комнату с завтраком. Учитывая тот факт, что вечером намечалась пирушка, я предпочла второе.

Комнатка была так себе, но тут оказалась достаточно широкая лестница, чтобы втащить велик на второй этаж: пристёгивать его внизу мне почему-то сильно не хотелось. И — у меня ещё оставалась куча времени до вечера. Грех было бы провести его, пялясь в голую стенку.

На площадь я не завернула ни разу...

— Стана!

Я обернулась на радостный возглас. Надо же — Игорь. Ну, слава богу, хоть есть с кем словом на родном языке перекинуться.

— А я всё думал — ты или не ты? — он со смехом подсел ко мне. — Потом как увидел тебя на велике, сразу узнал! Чего такая кислая?

— На душе кисло, — честно призналась я.

— Из-за того пацана, да? Погоди, я сейчас... — он умчался к своему столу, цапнул большую тарелку, кувшинчик и две кружки. Как-то умудрился, ничего не уронив, дотащить в этот угол. — Ну, вот, теперь и поговорим спокойно. Наливай, нехорошо тебе сейчас по-трезвому будет... А эти, — неопределённый взмах руки в сторону двух больших шумных компаний, — пускай себе орут. Ну, как ты тут вообще?

— Да вроде неплохо, — несмотря на желание выговориться, у меня сработал внутренний "предохранитель". Иди знай, смог Игорь остаться человеком, или учитель Гидемис его под себя уже перекроил? — Вот, медальончик. Скоро в свою деревню поеду, дела принимать. А ты как?

— И я неплохо, — Игорь выпил, отломил руками жирную гусиную ногу и заработал челюстями. — М-ням... Я в эту... в деревню не еду, меня маг при себе оставляет. Ему помощник нужен. Говорит, лет с пяток ещё при нём потрусь, он меня в магическую школу пристроит. И зарплата неплохая, жить можно... Ммм, вкуснятина! А ты чего не ешь?

— Фигуру берегу, — невесело засмеялась я. — А ты, я вижу, любишь поесть. Смотри, наживёшь "диванную мозоль", как у моего препода.

Игорь прыснул.

— Да ладно тебе! — он махнул рукой. — Один раз живём. Так-то форму приходилось держать, служба у меня лишнего жира не любила. А тут — почему бы не покушать, если можно?

Маленькая невинная слабость, да? Интересно, земляк, какие ещё у тебя маленькие невинные слабости, помимо желания вкусно поесть? И на какой из них твой маг тебя подцепил? Что подцепил — голову наотруб. Тех, к кому не подобран ключик, либо гробят, либо отсылают подальше.

Слово за слово, и мы проболтали весь вечер, вспоминали житьё-бытьё в том мире и в этом. Передала ему привет от Иры, он обрадовался, что девчонка тоже жива и здорова. Пирующие уже успели хорошенько набраться, дошло до трёх магических поединков, два из которых закончились банальным мордобитием. Потом драчуны, выпив ещё, принялись столь же бурно мириться — с песнями и пьяными слезами. Наконец, когда девяносто процентов гостей уже пришли в состояние "мордой в салат", слуги принялись разносить тела по номерам или тарантасам. И уже под занавес сами слуги быстренько подмели со столов то, что не доели и не допили господа. За всё уплачено, чего добру пропадать. А мы вышли на свежий холодный воздух, под апрельские звёзды.

— Ну, землячка, бывай, — Игорь на прощанье по-мужски пожал мне руку. — Если заедешь, так сразу стукни, буду рад видеть... Не боишься в темноте по такой корявой улице, да на лисапеде?

Я с улыбкой отцепила велик от столба и включила фару.

— До сих пор батарейки держат? — удивился он.

— У меня динамо-втулка на переднем колесе и аккумулятор, — ответила я. — Как-нибудь до гостиницы и пешком докарябаюсь, мы же выпили. Но свет всё равно не лишний... Пока, Игорь. Даст бог — увидимся ещё.

Что-то царапнуло душу при прощании. Что именно — я не стала разбираться.

Наутро пришёл вполне логичный бодун. Лёгкий, но неприятный. Спасаться от симптомов за отсутствием солёных огурцов пришлось старым проверенным способом — глотком всё того же винца, припасённого с вечера во фляжке. Мало-помалу голова прояснилась. Вечером здесь тоже была гулянка, небогатые ведьмаки и ведьмы бюджетно отмечали медальоны своих чад. Сейчас постояльцы, коих посетила всё та же утренняя хворь, выползли в зал "поправиться". Я оделась и спустилась туда же — с велосипедом на плече... Страдальцы, по-моему, враз отрезвели. Видимо, от страха, что допились-таки до "белочки". Потом кто-то разглядел непривычно трезвым взором серебряный медальон, и всё встало на свои места. Вот и хорошо, что это всего лишь чокнутая коллега по Дару, а не похмелье со странными спецэффектами. Можно возвращаться к антипохмелину в кружках... Завтрак оказался небогатым и не слишком сытным, но что я хотела от недорогой гостиницы? Осталось набрать воды в велофлягу, затариться бутербродиком на дорожку — и можно двигать к постоялому двору, где остановился Ульса.

А за порогом меня уже ждали.

То есть, мне вообще-то дали немного времени. Я успела, прислонив велосипед к стенке, нацепить велошлем, и как раз защёлкивала застёжку, когда сработало заклинание щита, упрятанное в обручальное кольцо. Глухо звякнул большой грубо сработанный нож, упавший на мостовую. С бешено заколотившимся сердцем я мгновенно обернулась спиной к стене и присела: второй нож, точно так же глухо звякнув, ударился в серый камень кладки.

Чёрт. Второй адреналиновый выброс за два дня. Как бы сердечко не того... если переживу эту милую беседу без слов.

Из переулочка на меня нёсся неопрятного вида мужик с дубьём наизготовку. Бородища нечёсаная, осклабился, глаза разбойничьи. Метнула в него короткое заклинание "огненной стрелы" — не смертельно, но очень неприятно. Мужик, уронив дубину, схватился за обожжённую рожу и с воем покатился по мостовой. Краем глаза засекла движение справа. Мгновенно сосредоточилась, выкрикнула "урезанное" заклинание щита. Третий нож разделил судьбу своих собратьев. И вот тогда на меня побежали четверо, с двух сторон, отрезая оба возможных пути отступления.

Знакомая красноватая пелена, застившая глаза, не погасила рассудка. Времени расстегнуть молнию на сумке и достать "Сафари" не было. Я сделала то, что однажды помогло мне отбиться от хулигана: схватила велосипед за верхнюю перекладину и швырнула на того, кто был ближе... Кажется, я говорила уже, что мой двухколёсный друг был зачарован. Любой воришка, тронув его, удивился бы до невозможности. Помнится, Ульса предостерегал против наложения двух разных заклинаний на одну вещь. Последствия такого наложения, мол, могут быть непредсказуемыми и опасными. Так оно и есть. Три месяца экспериментов на мышах и крысах из подвала позволили установить, что заклинание "огненная стрела", наложенное на металлический артефакт, уже заряженный заклинанием прочности, даёт действительно очень странный эффект — мгновенный разряд и довольно быструю самозарядку до прежнего потенциала. Я назвала его "конденсатором"... Налётчик, остановленный брошенными в него шестнадцатью килограммами стали и резины, вдруг упал и задёргался, словно эпилептик. Его приятель, не сообразив, что происходит, попытался отшвырнуть с дороги неожиданное препятствие, пнул велик... и тоже упал, дёргаясь и завывая. С двоими, что набегали с другой стороны, я справиться уже не надеялась. Подхватила велосипед, прыгнула в седло и пошла педалить, стараясь не упасть на бугристой брусчатке. Собственное заклинание, понятно, не причинило мне ни малейшего вреда. Сзади слышались крики. Что-то не слишком сильно ударилось в низ рюкзака, но я уже набрала скорость и неслась по улице, распугивая редких прохожих. Жёсткая вилка позволяла чувствовать все бугры и ухабы, велосипед трясся, я громко материлась по-русски и молилась про себя только об одном: чтобы заклинание прочности, вложенное в каждую спицу, сработало как надо.

К гостинице, где накануне гулял Ульса, я подкатилась, немного успокоившись. Едучи на велосипеде, долго не понервничаешь, здесь нужно следить за дорогой. Желательно, с ясной головой. Убийцы остались где-то там, в лабиринте улиц, где без подробной карты, наверное, даже стража не ходит. Можно было поразмыслить, кому я так сильно жить мешаю. Долго думать не пришлось: вариант может быть всего один. Родители Кутиса. Тут вроде бы считается огромной честью, когда артефакт выбирает жертвой твоего ребёнка, но не все родители могут разделять это мнение. Особенно когда кто-то активно поспособствовал выбору артефакта. Я бы тоже мстила, потому никаких порывов бежать к местным комиссарам Мегрэ не чувствовала. Сделать вид, будто ничего не случилось? По-моему, наилучший вариант.

Рыдван мага уже стоял у дверей в полной готовности, даже возница восседал на козлах, а двое слуг при длинных ножиках, именовавшихся здесь мечами, топтались около своих лошадок. Ульса, водящий пальцами по экрану пятидюймового "Самсунга", действительно выглядел странновато, но к такому зрелищу я уже привыкла.

— А, явилась, — не слишком довольно буркнул он. — Я тебя уже три шага солнца жду.

— Меня немного задержали, — я не стала напоминать, что мы вообще-то не уговаривались о точном времени. Просто со всей возможной аккуратностью притормозила и слезла с велосипеда. — А где малолетки?

— Дрыхнут, и их папаши с мамашами тоже, — без особой охоты ответил маг. — Ты дорогу хорошо запомнила?

Это да, географическим кретинизмом, как и подавляющее большинство велотуристов, я никогда не страдала. Один раз изучив трек, могла доехать до пункта назначения, не сверяясь с "Навителом" и гуглокартами. А уж раз проехав по дороге, точно не собьюсь с пути истинного. Потому молча кивнула в ответ.

— Вот и отлично. Езжай, предупреди дворню, чтобы как следует подготовились. Приеду голодным!

Вторично кивнув, я снова взгромоздилась на седло и крутнула педали. И тут меня настиг ставший серьёзным голос мага.

— Стой!

Ну, "стой", так "стой". Одну ногу на брусчатку, вторую на педаль. Стою. Что дальше? Ульса быстрым шагом подошёл, зачем-то пряча ладонь в длинный рукав. Сунулся к рюкзаку, за что-то схватился и резко дёрнул.

— Тебя, значит, немного задержали, — хмуро изрёк он, показывая мне нож, ухваченный за рукоять через ткань рукава. На лезвии ножа поблёскивал жир — видимо, жертвой покушения вместо меня стал мой бутерброд с окороком. — Рассказывай.

— По-моему, без моего рассказа всё понятно, учитель, — стараясь казаться спокойной, проговорила я.

— Магию применяла?

— Только для самообороны.

— Отлично, отлично... Сейчас пошлю слугу за магом-дознавателем. Он быстро имечко твоего доброжелателя назовёт.

— Учитель, это ведь тоже не секрет, — сказала я, понизив голос на полтона. — Мне сейчас только скандала на всю волость не хватало.

— Соображаешь, женщина, — маг вдруг заговорщически подмигнул. — У каждого из нас есть враги, и тем, кто способен договориться между собой, лучше держаться заодно.

Конечно, учитель. Само собой. Если на свете есть люди, жаждущие моей крови, я непременно буду искать союзника в вашем лице. Логично. Вот только вопросик на засыпку: вы догадывались о предстоящем нападении, или попросту знали, но не сочли нужным предупредить? Изучив вас, я скорее готова поверить во второй вариант.

— Да, учитель, — хмуро ответила я. В этом вопросе лучше не умничать, особенно вслух. Дольше проживу.

Впрочем, больше ничего я сказать и не успела бы: в окне трапезной показалось бледное круглое лицо. Лицо тут же перекосилось гримасой такой высокопробной злобы, что мне стало как-то неуютно на этой площади и в этом городе. Через пару секунд на крыльцо вылетела, подбирая юбки, невысокая кругленькая женщина. Её можно было бы, наверное, назвать красивой, если бы не эта злоба. Оттолкнув замешкавшегося слугу, она подлетела ко мне, выставляя вперёд руки с растопыренными пальцами... Мой медальон качнулся, солнечный блик высек из маленького рубина огненную искорку. И это мгновенно остановило разъярённую женщину: она вовремя сообразила, что имеет дело уже не с ученицей.

— Ты!.. — её лицо скривилось от рыданий, выдававших бессилие. — Ты, приблуда!.. Радуешься? Радуешься, да?

— Нет, — мрачно ответила я. Всё ясно: мать Кутиса. И того парнишки, которого младший братец довёл до самоубийства.

— Тебе не будет покоя! — женщина заливалась слезами, но ближе, чем на пять шагов, не подходила. — Слышишь? Тебе в этом мире нигде и никогда не будет покоя!

— Я знаю, — не меняя тона ответила я, краем глаза послеживая за реакцией Ульсы. Тот разве только руки не потирал от удовольствия.

— Мой сын! Ты погубила его, дрянь! Моего единственного сына!..

— Так уж и единственного? — меня покоробило. Это та самая женщина, которая, как рассказывал Ульса, только плечиком дёрнула, узнав о смерти среднего, и без малейших колебаний продала старшего на каменоломни. Дорого ли стоит её скорбь по младшему? Она не сына оплакивала, а наследника имения. Увы, это не моё допущение, а суровая реальность жизни колдовского сословия.

— Единственного! — злобно выкрикнула женщина. — Единственного Одарённого после двух ублюдков! Это ты должна была пойти под арку! Ты, а не он! Шлюха!.. Да я тебя собственными руками!..

— Давай! — ну, всё, с меня хватит. Бросила велосипед, резким гневным шагом преодолела расстояние меду нами и заорала: — Вот она я! Тебе не привыкать — собственных детей сгубила, чего какой-то приблудной бояться?! Ну, где твои руки?!!

Женщина, подавившись рыданием, отступила, втянула голову в плечи и... побледнела. Она знала, что имеет дело с ведьмой, но не знала, насколько слаб мой Дар. Наверное, это и сработало. Гнева, между тем, я не испытывала. Ни на грамм. Была злость, но не злоба, застящая глаза. За меня всё решил пятнадцатилетний опыт работы в большой фирме. Бывают люди, которые начинают думать только после того, как на них наорёшь. Причём не факт, что начинают думать именно головой.

— Тронешь меня ещё хоть раз — закопаю, — рыкнула я, стараясь выглядеть как можно более убедительной, и вернулась к своему многострадальному велосипеду. — Прошу прощения, учитель, — это уже Ульсе, на два тона тише и с учтивым кивком. — До скорой встречи.

Брусчатка площади и городских улиц неприятно отдавалась ударами руля в ладони. Ничего, скоро ворота и ставшая уже привычной грунтовка.

Я ведьма. Я настоящая злобная ведьма, именно такая, какой хотел видеть меня учитель. Запомните это, мадам. Свою роль буду играть так, чтобы даже Станиславский не воскликнул сакраментальное: "Не верю!"

4

— Ты не обольщайся, — Ульса не имел вредной привычки разговаривать, жуя, и жевать, разговаривая. Мудрые наставления давал уже под десерт — сыпкое печенье в кленовом сиропе и вино. — Вряд ли эта парочка оставит тебя в покое. Сегодня ты, считай, легко отделалась. Знаю, знаю, ты не любишь бить первой. Но согласись — хе-хе — бьющий первым имеет преимущество.

Меня совершенно неожиданно пригласили на ужин к магу. Интересно, с чего такая милость? Раньше он был моим учителем, теперь — непосредственное начальство. Решил дать инструкции? Что ж, Ульса — умная сволочь. Его советы вовсе не будут лишними, нужно слушать и запоминать. Пригодится.

— Там действительно гнилая семейка, — продолжал он. Дорогие восковые свечи редко-редко издавали едва слышное потрескивание. Куда громче трещали дрова в камине. — Муж — пьяница. Жена — редкая стерва, вертит им как хочет. Теперь они остались без законного наследника. Попытаются, ясное дело, родить нового, но с пристрастием папаши к вину — сама понимаешь, какие у них шансы. Потому будь осторожна.

— У них наверняка есть враги и помимо меня, — сказала я, едва пригубив вина. Немного кисловато, как на мой вкус, но о вкусах, как известно, не спорят.

— Мыслишь в верном направлении, женщина, — хихикнул маг. — Как ты заметила, я не стал писать господину Гидемису то, что на самом деле о тебе думаю. Сделай я это, ты не дожила бы до испытания. Ему трудности ни к чему, а вы, иномиряне, всегда создаёте трудности.

— Мы здесь чужие, — самая лучшая стратегия сейчас — соглашаться, иногда осторожно дополнять реплики Ульсы, но ни в коем случае не переходить некую черту. — Прошу понять меня верно, учитель, но полностью переделать нас невозможно. Мы всё равно останемся детьми своего мира

— В том-то и проблема. Некоторые из вас начинают наглеть, таких приходится убирать. Ты тоже не подарок, но я уже говорил и повторю снова: с тобой можно договориться. Среди вас, иномирян, это редкость, а уж наши-то почти не способны ни к какому компромиссу... Кстати, пока ты не уехала в своё владение, заряди электричеством мои артефакты. Разумеется, в счёт погашения твоего — хе-хе — долга. Позже я буду посылать их тебе со сборщиками.

На том порешили и распрощались. Получив оба "Самсунга" на руки, я отправилась к себе.

Последняя — я надеюсь — ночь в этом доме.

Завтра — в путь.

Стараясь не потревожить Ирочку, умаявшуюся со сборами и заснувшую в своём закутке, я затеплила свечку. Проверила зарядное — полное, что называется, под завязку. Поставила сперва заряжаться Grand Duos, тот самый, что маг зачем-то таскал с собой в Туримит... Кстати, зачем? Обычно он с телефонов пылинки сдувал, держал то в ларце, выстеленном мягкой замшей и набитом льняными тряпочками, то в специально заказанных по этому случаю жёстких кожаных кошелях. Моё предупреждение о предельной нежности артефактов возымело действие. Но зачем-то же он поволок с собой лучший из двух телефонов? Хотел записать на видео пьянку после экзамена? Или...

Стоп.

Во время экзамена он был одет в великолепный вышитый балахон. Я бы даже назвала это одеяние халатом, если бы он не выглядел так парадно. Из-под балахона виднелось его обычное коричневое одеяние, которое он всегда подпоясывал простым поясом и шёлковым кушаком. И на поясе обычно болтался кошель с монетками и амулетами. Из-под праздничного балахона его видно не было. Может ли это означать, что на поясе достопочтенного учителя болтался не один кошель, а два?

Но ведь это легко проверить.

Наушники от моего "китайца" вполне подходили к этой модели. Подсоединив их, я полезла в папку, где лежали аудиофайлы диктофона...

Так и есть, он записал всю церемонию нашего, так сказать, посвящения. "Смысл?" — вопрошал в своё время штандартенфюрер Штирлиц. Не вижу смысла. Вряд ли он сделал бы это из сентиментальности, оставить долгую память о знаменательном событии. У него это событие каждый год случается. А ну-ка, прослушаю ещё разок.

Так. Заканчивается экзамен у первой группы учеников. Вызывают Ульсу из Ремы. Слышу шумное дыхание мага — лишний вес, одышка, на постамент забираться уже годы не те. Гидемис что-то говорит. Потом — тишина. Тишина толпы, едва слышный фоновый шум. Это волостной маг нас жезлом касался. Потом он, помню, повернулся к арке с рубином наверху, воздел руки и произнёс длинную абракадабру, которую никто из нас, как ни старался, не смог запомнить...

Сердце дало сбой.

Мать-перемать! Ульса записал заклинание активации главного амулета волости!

Незачем сидеть и гадать на кофейной гуще, зачем ему это понадобилось. Если есть такой убойный файл, слить его себе — моя святая обязанность! Кто знает, может, когда и пригодится.

Дальнейший шмон телефона ничего не дал: маг, видимо, отключил его сразу после церемонии. Может быть, включал ещё разок, чтобы убедиться, что записалось всё необходимое. Ах, нет, вот несколько фотографий начала пирушки, когда все ещё относительно трезвые. При свечном освещении получилось так себе, но для долгой памяти вполне сгодится. И... То ли он мне настолько доверял, то ли не подумал, что я могу задаться вопросом, зачем он таскал телефон с собой по всем ухабам. Проверить, скачивала ли я файлы, он всё равно не сможет, не знает соответствующих "технологических заклинаний", но на всякий пожарный гляну, включены ли тут логи.

Эх, моя маленькая подозрительность. Как бы в большую шизу не выросла — с таким-то учителем и прочим окружением.

Оставила "Самсунг" в покое. Пускай заряжается. Нужно отдохнуть и как следует переварить массу информации, свалившуюся на меня за эти дни.

Что сословие колдунов — банка с пауками, думаю, ни для кого не секрет. И что выживает в этой банке не сильнейший, а подлейший, тоже. Мне ещё предстоит почувствовать это на своей шкуре. А вот что задумал Ульса? Хочет "хакнуть" тот рубин и добраться до главного артефакта? Собирается подсидеть Гидемиса, устроив ему большую неприятность? Просто запасается козырями на будущее? Многие знания — многие печали, дорогой учитель. Потому, наверное, ваш оптимизм почти всегда напускной... Он явно начинает какую-то игру, и лучше мне в это время сидеть в деревне, не высовываясь. Во всяком случае, пока. Начну ныть про доставшийся мне в управление депрессивный домен, про круглосуточные усилия по выведению его экономики из глубокого кризиса и про зловредных соседей. Засяду в глуши и буду потихоньку собирать информацию. Авось, маг махнёт на меня рукой и оставит в покое — до поры до времени.

Во-вторых, отношения с соседями. Век бы их не видеть, но ведь всё равно придётся встраиваться в эту политику уездного масштаба. Да ещё учитывать наличие врагов — родителей "ушедшего за грань" гадёныша. Вряд ли у такой "милой" парочки найдётся много сторонников, но чем более правильно я себя поведу, тем меньшим будет их число.

В-третьих... Никаких замужей! И не только из-за лютейшей тоски по любимому человеку. Для меня, не имеющей наследников, это попросту опасно для жизни. Ибо кто наследует безвременно почившей супруге? Разумеется, её безутешная сильная половина. Так что этот вопрос лучше вообще не поднимать. Найдутся Ромео — пошлю к Джульетте. Вежливо, с соблюдением всех приличий, не обостряя ситуации, но пошлю.

Одним словом, завидую даже карасю на сковородке. Его судьба-то как раз известна, а что будет со мной, не знает никто. Неизвестность пугает. Смутное чувство тревоги не давало спокойно уснуть, и я проворочалась с боку на бок чуть не до рассвета. Сказала бы — до утренней петушиной переклички — да нет здесь кур. Гуси и утки есть. Маги методично выпалывали ростки любой цивилизации за пределами княжества, и на родине кур — Юго-Восточной Азии — люди до сих пор жили первобытными племенами. Понятно, что теперь некому гонять нечисть утренними "кукареку"... Конечно, в любой шутке есть доля шутки, но что-то слишком уж она горькая, эта доля. Наверное, потому в этом мире меня никогда не покидало то "пяточное чувство", которое нашло самое неудачное время, чтобы снова напомнить о себе.

Разумеется, наутро я проснулась с головной болью.

Кофе с чаем здесь тоже не водится, пришлось проглотить предпоследнюю таблетку темпалгина из аптечки безвестного туриста, и с самым прегадостным настроением торговаться с возчиком. Этот ни в какую не соглашался на формулу "утром стулья — вечером деньги". В смысле, везёшь мою служанку с нехитрой поклажей в имение, и там рассчитываемся. Хитрый "таксист" настаивал на предоплате в полном объёме, а мне совсем не хотелось увеличивать долг перед магом ещё на половину серебряного. Двадцать пять медяков — по местным меркам не так-то уж и дорого, но у меня и того в наличии не было. После битого часа разговора на повышенных тонах сошлись на компромиссном варианте: пятнадцать медяков задаток, десять — по прибытии в имение... Судя по тому, как упорно торговался возчик, я заключила, что моё владение не самое богатое в управе Рема. Но раз согласился на частичную оплату по выполнении заказа, значит, и не самое запущенное. Что ж, пошла к Ульсе. Сдала ему заряженные телефоны, написала расписку на шесть серебряных с четвертью, получила на руки те самые двадцать пять медяков — мало ли что, вдруг в кубышке прежнего хозяина ничего нет — и с чистой душой пошла за Ирочкой.

— Что, едем? — обрадовалась та, хватаясь за сумки. — Ура!

Я скептически обозрела её "дорожный" прикид: джинсики, китайские кроссовки и лёгкая яркая курточка. Словом, та самая одёжка, в которой она сюда попала. Всей разницы с ней прежней — отросшие волосы, наполовину ярко-рыжие, наполовину каштановые.

— Оденься потеплее, — сказала я. — Повозка — не авто, а погодка прохладная.

— Да ладно, там понты ехать! Твой препод говорил, лиг пять. Это типа пять кэмэ, да?

— Нет.

— А сколько? — Ирочка ошалело уставилась на меня.

— Здешняя лига — это расстояние от твоего носа до горизонта. Где-то в районе пяти километров. Умножь пять на пять и сделай выводы.

— Бли-ин... — моя землячка сразу поскучнела. — Далеко.

— Мне на велосипеде — пара часов, даже по грунту. А повозка как раз к вечеру дотащится. Так что не форси, а доставай ту туристическую курточку.

— Ладно, не вопрос, — видимо, Ирочка решила, что пококетничать она сможет и позже. Главное, не приехать с соплями до пола. — Может, ты мне чего-нибудь от простуды наколдуешь? Вот, у меня кулончик есть, — она достала из-под свитерка тонкую серебряную цепочку со знаком Близнецов.

— Снимай, наколдую, — мне тоже не улыбалось по приезде лечить эту модницу от какого-нибудь местного гриппа, потому согласилась сразу. Несмотря на головную боль, которая только-только начала сдавать позиции. — Но куртку сменить! Это приказ, ясно?

— Так точно... — вздохнула Ирочка.

Маг проводил нас, стоя на крылечке.

— Ну, удачного пути, Стана из Масента, — хихикнул он на прощанье. — Ничего не хочешь сказать напоследок?

— Я не прощаюсь, учитель, — улыбнулась я. Чистосердечно улыбнулась, без всякой задней мысли. По-моему, Ульса прекрасно это понял. И ещё, по-моему, искренне удивился.

Итак, в путь. К новой головной боли.

5

Ну, и какова же ты, моя персональная земля обетованная?

Поздравьте, дамы и господа. Перед вами гордая владычица старенького особняка, четырёх десятков деревенских дворов, трёх полей, двух лугов и одного озерца. И ещё каменный мостик через речушку, теоретически дававший право взимать мостовой сбор. Прямо как в "31 июня". Не хватает только короны и принцессы. Впрочем, линяющая в свой природный цвет рыжая принцесса трясётся в возке где-то километрах в пяти-шести отсюда.

Самая обыкновенная глухая средневековая деревня. А я тогда кто? Самая обыкновенная провинциальная барыня? Вряд ли. Хотя бы потому, что нормальные средневековые барыни не рассекают на велосипедах.

Но я-то ненормальная...

Густой лиственный лес, окружавший деревню Масент, давным-давно отступил от околицы. Любая попытка сократить дистанцию немедленно пресекалась крестьянскими топорами, благо, здесь, к югу от Ремы, лес не дубовый, рубить можно. Впрочем, дуб тут имелся. Огромный, узловатый, явно очень старый. Рос он посреди того, что можно было бы назвать деревенской площадью — некоего расширения проходившей через деревню дороги. На нижних ветках густой бахромой висели цветные тряпочки, и относительно новые на вид, и совсем истлевшие от старости. По одну сторону так называемой площади постоялый двор, что совсем не удивительно, по другую — пара грубо сколоченных столов с рамками навесов, на случай, если мимоезжие торговцы пожелают что-нибудь здесь продать. Судя по отсутствию полотна на рамках и убогому виду столов, ими пользовались нечасто. Может, пару раз в год, когда купцы, едущие в Рему, запаздывали и бывали вынуждены здесь заночевать.

Объехав деревню под прицельными взглядами мелкой ребятни и баб, я вернулась на площадь и остановилась аккурат под дубом. Вон тот бревенчатый дом, на краю площади, на вид самый добротный. Не иначе дом старосты. Сейчас как раз время пахоты, если я ничего не напутала, и народ был в поле. Каждый день на вес золота. Ковыряли жирную чёрную землю — кто плугом, кто сохой. Но женщины с детишками сейчас должны копать огороды на придомовых участках. Ага. Вот эта старуха в плотном сером платке, злобно зыркнувшая на меня из-за невысокого плетёного забора, видимо, старостиха. Понятно, почему она на меня волком смотрит: явилось нечто в странных чёрных тряпках, непотребным образом обтягивающих фигуру, на голове непонятное цветастое сооружение, вместо глаз чёрные блямбы, а вместо лошади — то ли пол телеги, то ли рамка для сушки белья на колёсах. Натуральное НЛО.

— Тебе чего? — недружелюбно поинтересовалась старостиха, высунувшись за ворота. Она оказалась толстой бабой на вид лет шестидесяти. Где-то за её необъятной спиной мемекнула коза. Стояла она как раз с наветренной стороны, и на меня повеяло специфическим козьим запахом.

— Мне нужен староста, — желание немного подшутить над этой суровой бабищей ушло так же мгновенно, как и появилось. Юмористов тут и в городе не жалуют, а уж в деревне — и подавно.

— В поле он, — старостиха сказала — как гвоздь забила. — А ты катись отсюда, пока я внуков не позвала. Ишь, ездют тут всякие...

Из-за забора показалась голова паренька лет пятнадцати. Видимо, это и есть тот самый страшный внук, коего мне теперь положено бояться.

— Скажи мужу, чтобы перед закатом все здесь собрались, — я проигнорировала недовольство бабы. — Передай — госпожа приехала.

— Где госпожа-то? В особняке? Возок-то не проезжал ишо, я б заметила.

Так. Меня явно держат за шестёрку. Пора объяснить, кто тут самая большая кочка на болоте. Это моя деревня, или где?

— Госпожа здесь, — я расстегнула куртку и продемонстрировала свой серебряный аусвайс. — Перед тобой. Давай, женщина, посылай внука с новостями. Перед закатом приеду, и чтобы здесь были все, от мала до велика.

Надо было видеть глаза старостихи: они моментально сделались, как у нас говорят, "по пять копеек".

— Гемеш! — неожиданно высоким голосом заверещала она, всовываясь грузными телесами обратно во двор. — Гемеш, лодырь! А ну живо беги к деду!..

Я не стала дослушивать, какие распоряжения баба отдаст внуку. Крутанула педали и поехала на юг, к особняку на холме. До заката ещё есть время, чтобы принять жилплощадь.

Жилплощадь, к слову, меня не обрадовала: то ли у прежнего владельца было туго с деньгами, то ли за пять лет, прошедшие со времени отхода домена в госсобственность, казённый управляющий воровал по-чёрному. Добротные каменные стены были некогда приятно выбелены, но сейчас побелка частью облупилась, частью была заляпана грязью, а кое-где, благодаря криворукости маляров-штукатуров, облезла под ударами непогоды. Крыша черепичная, как в городе, но уже нуждается в ремонте. Заборчик же плетёный, как у деревенских. По двору бродят беленькие козочки, важно переваливаются средней жирности гуси. Из сарайчика поодаль распространяется вонь плохо вычищенного свинарника. Значит, сало у меня точно будет, что не может не радовать душу полуболгарки-полуукраинки. Фаршированные помидоры и чорба из фасоли у родителей всегда соседствовали на столе с салом, чёрным круглым хлебом и варениками в сметане. И это при том, что отец мой ту Болгарию только по телевизору видел, сам родом из Бердянска... Родительский дом. Грустные воспоминания... Впрочем, часть их меню я могу попытаться восстановить. Как тут насчёт помидоров и сладкого перца, я знаю точно: никак. Зато фасоли и гороха — хоть засыпься. Даже по забору господской усадьбы что-то бобовое вьётся. Курятины нет? Тут полно гусятины и утятины. Свинки опять же. Овец нет, значит, и брынзы не дождёшься. Но есть коровы, а коровы означают молоко, сметану и масло... Ого! Тут и фруктовый садик имеется? Живём!

— Эй, кто это тут шляется?

Грозный окрик со двора. Так и есть: суровый мужик с каком-то дрыном на плече, смотрит враждебно. На шее — полоска кожи с медяшкой, значит, крепостной. Одёжка — домотканая холстина, на ногах бесформенные, непонятно из чего сработанные лапти.

— Открывай, — говорю. — Хозяйка приехала.

Мужик недоверчиво обозрел дорогу за моей спиной. Разумеется, пустую. Посуровел ещё больше.

— Нечего тут шутки шутить, — прогудел он, перехватывая дрынок поудобнее.

Да уж, тёплый приём. И я ведь здесь не первый день, хоть чуть-чуть, а местную жизнь изучила. Представляю, что было бы, если бы я пошла у Ирочки на поводу, и мы в первый же день притопали бы в какую-нибудь деревню. Получилось бы в точности, как я ей прогнозировала.

— Какие шутки, человече? — я с искусственной улыбкой продемонстрировала ему медальон. — Всё совершенно серьёзно. Открывай ворота и скажи тому, кто тут всем сейчас заправляет, что я уже здесь. Хочу осмотреть дом и выслушать доклад.

— Так бы сразу знак и казали, госпожа ведьма, — или мне показалось, или в голосе сурового мужика промелькнула почти детская обида: мол, вольно господам над маленькими людьми потешаться. — А то ведь шастают тут всякие, а я добро стерегу... Ить! — он легко, без натуги, выдернул здоровенный брус, коим были заперты ворота, и раздвинул створки по одной.

Ну, силён дядька! Такой дрыном по спине вытянет — любому кисло будет. И ничему не удивляется. Мой велокостюм по канонам колдовского сословия — полный разрыв шаблона. А уж сам велосипед вообще ни в какие рамки не вписывается. Но сторож даже головой не покачал. То ли уже видел иномирян, то ли вообще не склонен демонстрировать сильные эмоции. Сам он в дом не пошёл, кликнул кого-то из домашней прислуги. Пока я снимала шлем и распускала связанные в хвостик волосы, в доме поднялся натуральный переполох. Раздались нервные, пожалуй, даже испуганные голоса, захлопали двери и ставни, послышался топот ног по скрипучей деревянной лестнице. На всякий случай я расстегнула молнию на куртке до самого низа, чтобы все желающие могли видеть медальон. Я знала, что человек без подобного украшения тут не котируется, и в городе на всякое насмотрелась, но тут, в сельской местности, вообще всё запущено. Крестьянская община — закрытый коллектив, чужаков туда допускают крайне неохотно. Начальство, назначенное "сверху", будут терпеть ровно до тех пор, пока этот самый "верх" имеет силу. А я — именно таковое начальство и есть. Ничего. Пусть привыкают. Лютовать в лучших традициях Салтычихи точно не мой стиль, но и либеральничать не стану. Крестьяне что в этом, что в нашем мире — не всегда умные, но всегда очень хитрые люди. Это их поговорка: "Кто везёт, на том и возят". Так вот: я за них возить не буду. И лучше дать это понять с первого раза.

Переполох выкатился из дому на крыльцо в образе краснощёкого, гладко выбритого мужчины средних лет. Из-за традиционного для высших сословий узорчатого балахона, подпоясанного шёлком, трудно было судить о его фигуре, но человек явно любит покушать. На голове — что-то типа колпака с наушниками, в нашем мире такое веке эдак в пятнадцатом носили отцы церкви. Здесь подобный головной убор — отличительная особенность купеческого сословия и низшего звена государственных чиновников. Ага. Дядечка-управляющий в наличии, одна штука. А это кто за ним вышел? Суховатая высокая женщина примерно моего возраста, седеющая шатенка в поношенном, но опрятном платье горожанки. Держится с достоинством леди Астор, взгляд мрачный и умный, а сама в рабском ошейнике. Экономка? Родственница прежнего хозяина? Проверим.

— Добро пожаловать, госпожа ведьма, — колобок на ножках расплылся в угодливой улыбочке и поклонился. — Добро пожаловать в ваше имение! Как я рад! Вы так неожиданно... О, если бы я знал, что вы будете так скоро, я бы распорядился подготовить торжественную встречу!.. Извольте осмотреть ваш дом, госпожа ведьма!

— Для начала мне хотелось бы узнать ваше имя, уважаемый, — сухо ответила я.

— Меннис, госпожа ведьма, — краснощёкий снова раскланялся. — Назначен сюда управляющим от казны до вступления в права наследника покойного хозяина Масента, либо того, кого всемилостивейший князь соизволит одарить этим прекрасным владением.

— Распорядитесь накрыть стол на четыре персоны, господин Меннис, — вот уж на что я точно не ведусь, так это на льстивые улыбочки и масленые глазки. Пять лет управляющим, и чтобы ничего себе в карман помимо казённого жалования не положил? Ой, какая была бы прекрасная сказка! Но увы, сказкам и в этом мире места нет. — И подготовьте, пожалуйста, финансовый отчёт... хотя бы за последний год.

— Но дом... — осёкся управляющий.

— Дом покажет эта дама, — я кивнула в сторону строгой женщины в ошейнике.

— Дама? Это же рабыня, — Меннис неприятно удивился. — Госпожа моя, это как-то...

— Я отдала приказ. Извольте выполнять.

Вот так. Тут я "бугор", ясно? Миндальничать с такими дядями — себе дороже, знаю по личному опыту. Сейчас он побежит составлять бумажку с липовыми циферками, а я коротко расспрошу эту серьёзную женщину. Судя по тому, какие взгляды она бросала в сторону господина Менниса, здесь пять лет шла война за каждую охапку соломы, и тем, что здесь ещё хоть что-то есть, помимо голых стен, я обязана именно ей.

Так, значит. Осталось прислонить велосипед к перилам и предупредить, чтобы не трогали — заколдовано.

Дворня, толпившаяся за спиной управляющего, расступилась, когда он, непрерывно кланяясь, попятился обратно в дом. Тут же послышались его приказания насчёт трапезы. Забегали служанки, высунувшийся из полуподвального помещения — кажется, это кухня? — молодой мужчина в ошейнике, тут же всунулся обратно. Повар? Помощник повара? Тоже проверим.

— Представьтесь, пожалуйста, — это уже даме с манерами аристократки и с ошейником рабыни. — Мне хотелось бы обращаться к вам по имени.

— Риена, госпожа моя, — с достоинством ответила та. — Восемнадцать лет безупречной службы прежнему хозяину в должности хранительницы кошелька.

Экономка, значит. Вот и отлично. Манеры безупречные. Очень может быть, что она — лишённая Дара дочь какого-нибудь владетельного ведьмака. Дар ведь, как говорил Ульса, проявляется у ребёнка между тремя и пятью годами. Если к шести никаких магических способностей не выявлено...

Стоп. Об этом — не сейчас, а то накручу себя и наделаю ошибок.

— Будьте добры, уважаемая Риена, покажите мне дом.

— С удовольствием, госпожа.

Первый этаж — ничего примечательного. Ну, передняя, ну, трапезная зала и подсобки, двери которых выходят на задний двор. Второй — господские апартаменты. Сейчас там сломя голову носились служанки с подушками, перинами и прочими простынями. Комнатки тут вполне пристойные, кабинет и спальня смежные, отапливаются камином. О, да тут и библиотека имеется! Целых семь томов. Интересно, управляющему хватило ума не трогать книги? Колдовские же, такие налево не толкнёшь, не уничтожив магический "экслибрис" владельца. Да и Риена наверняка сторожила хозяйское добро почище Цербера. Она и на меня с подозрением посматривает: мало ли, что там за ведьму черти принесли, не промотает ли всё нажитое на цацки, тряпки и гулянки? Нет, не промотаю. Характер не тот. Я жадина, скажу честно. Я очень большая жадина. После того, как мы с мужем полгода питались недопроданными пирожками, копя деньги на оплату долгов за квартиру, я узнала реальную цену каждой копейки. Так что по этому пункту Риена может быть спокойна... Так, что у нас здесь? Две комнаты для гостей и конура для личной служанки? Конуру — под кладовку, а Ирочке отведу одну из гостевых, ту, что примыкает к кабинету. И нечего на меня глаза таращить, милочка. Бери пример с мадам Риены: ничему не удивляется.

— Здесь моя комната, госпожа, — вышеназванная остановилась у аккуратной двери в самом конце коридора. — Желаете взглянуть?

— Если вы не против, — кивнула я. — А теперь, уважаемая Риена, — когда мы оказались в чистой уютной комнатке квадратов эдак на восемь, я плотно прикрыла дверь, — мне хотелось бы узнать, каковы дела имения.

— Разве вы не станете дожидаться доклада господина Менниса? — экономка удивлённо подняла тонкую бровь. Впрочем, она при этом тонко так улыбнулась, понимающе.

— Его я послушаю за трапезой. Но я желаю знать правду, и потому обращаюсь к вам.

Улыбка женщины стала шире.

— Полагаю, моя госпожа не поверит, что Масент способен принести всего лишь четырнадцать серебряных в год, — сказала она.

Честно сказать, я понятия не имела о доходности среднего имения в управе Рема, но на всякий случай сделала умное лицо.

— Назовите реальную сумму.

— Двадцать два серебряных и шестнадцать медяков — таков был чистый доход в последний год жизни моего прежнего господина. Не думаю, что при господине Меннисе мы хоть раз получили меньше двадцати.

— Итого — по шесть серебряных в год, — а вот о стоимости драгметаллов я, как ведьма, представление имела. Ульса очень дорого ценил свои учительские услуги: шесть серебрушек с учётом скидки за помощь — это много. За шесть серебряных можно купить раба, обученного какому-нибудь полезному ремеслу. Или кушать полгода, ни в чём себе не отказывая. Или снять в городе комнату на тот же срок. — И это, надо полагать, только деньгами и только с текущего дохода. Но у вашего прежнего господина наверняка имелись сбережения.

— Да, госпожа, и после ритуала Обретения вы сможете снять запирающее заклятие с денежного ларца, — подтвердила Риена. — Когда мой господин в последний раз закрывал его, там было четыре золотых и около шестидесяти серебряных. Медь всегда была у меня — на текущие расходы. Есть три золотых у ростовщика в Реме, за пять лет должны были набежать проценты — не меньше семи серебряных на каждом золотом. Но ростовщик, боюсь, просто так с этими деньгами не расстанется.

Она сказала не "прежний господин", а "мой господин", да ещё с грустинкой во взгляде. Да. Не женщина, а монумент преданности. Бэрримор в юбке. Надо бы расспросить разных людей, каков был мой предшественник. А то Риена наверняка начнёт рассказывать, какой он был золотой с бриллиантовыми вставками. Спорю на велосипед, была в него влюблена и до сих пор скорбит.

— Золото можно оставить на вкладе, а проценты забрать. Когда управимся с принятием имения, вы съездите в Рему с моим письмом и с поручением, — я узрела великолепную возможность одним махом расплатиться с Ульсой и заодно предложить ему одну выгодную сделку. — Или лучше мне съездить? С моим транспортом — обернусь за полдня.

— Госпожа моя, я подумаю, как будет лучше для вас.

— Подумайте, уважаемая Риена. А я подумаю, как мы будем обустраивать имение. Кажется, кое-где нужно менять черепицу?..

Снова тонкая понимающая улыбка. Один-ноль в мою пользу: первый союзник в Масенте уже в наличии. И какой союзник — хранительница кошелька! Натуральный министр финансов. Среди ночи разбуди, попроси кредит — даже не дослушает: "Денег нет!" Воображаю, какие баталии тут разворачивались между ней и казённым управляющим.

Не успели мы выйти в коридор, как со двора донёсся треск, а за ним женский вопль с подвыванием. Я тут же сунулась к ближайшему окну. Ну, конечно: какая-то молодуха попыталась цапнуть зеркало с моего велика...

— Распустились без хозяйской руки, — Риена сурово поджала губы: она не видела, что произошло, но по моей гримасе легко обо всём догадалась. — Прошу вас не как рабыня хозяйку, а как женщина женщину, госпожа: наведите здесь порядок. Сил моих больше нет...

— С вашей помощью, уважаемая Риена, — я криво усмехнулась, живо вообразив себя в полицейской форме и почему-то с кнутом в зубах.

— Велите пороть бабу, госпожа моя. Вы же приказали не трогать вашу... вещь. Приказ госпожи должен выполняться неукоснительно. За пять лет они это позабыли.

Пороть — это, как говорили в одном старом фильме, не наш метод. Но ведь и мир тоже не наш. Как ни противно, а придётся это делать. Здесь моральных "тормозов" у людей почти нет, воспитание зиждется на вложении ума в голову через битую задницу, а законопослушание достигается смертной казнью за каждую вторую статью. При том, что каждая первая предусматривает либо бичевание, либо лишение конечностей. Учеников у Ульсы тоже пороли. Мне, помнится, розог не досталось ни разу, но палкой-воспиталкой по голове пару раз получила.

— Для начала десятка розог по мягкому месту хватит, — сказала я, скорчив кислую мину.

— Мало, госпожа.

— Посмотрим. Будет мало — всегда можно добавить.

Пока пострадавшая от моего зловредного колдунства молодуха со стонами поднималась из пыли, пока сторож пугал её своим дрыном и теснил к коновязи, пока конюх, выслушав ЦУ Риены, пошёл за лозиной, а виноватая бабёнка принялась причитать про позор и дитятко малое, в открытые ворота въехал возок. Ирка прибыла. С вещами. А вот и управляющий на двор выкатился, колобок вороватый... Всё. Если я сейчас не спущусь и не дам ценные указания, цирк начнётся по новой.

А на закате нужно быть в деревне. Как бы ещё и там цирка не случилось. С моей корявой удачей — сие легко и просто.

6

Вот моя деревня, вот мой дом... неродной.

Как и обещала, приехала в деревню перед закатом. Перед этим пришлось проявить изрядное упрямство и выдержку, отстояв право ездить на том, на чём хочу. Новому землевладельцу полагается являться на ритуал Обретения верхом на коне? Да ну вас, в самом деле, господин Меннис, вы моей преждевременной кончины хотите, что ли? Я на лошадях ездить не умею, и вообще их боюсь. А на этом вот агрегате двухколёсном — умею. Потому отстаньте, у меня господская блажь. Но в деревне... М-да. Не думала, что крестьяне исполнят моё пожелание видеть всех от мала до велика с такой точностью. Даже парализованного деда приволокли. Население деревни было под три с половиной сотни человек, площадь едва смогла их всех вместить. Люди расступились, пропуская чокнутую барыню-иномирянку, и дружно замолчали.

Я слезла с велосипеда, аккуратно уложила его на землю под дубом. За мной спешился грустный господин Меннис, трусивший на своей невысокой пегой лошадке. Грустным он был не только оттого, что уплывает не слишком сытная, но верная кормушечка. За обедом у нас была откровенная беседа на денежную тему, итогом которой стало некое мировое соглашение: он платит мне отступное в размере дюжины серебрушек, а я не пишу на него жалобу в управу. Мне сейчас деньги на ремонт нужны, а он и от казны жалованье имеет, и с пятилетнего дохода минимум тридцать монет украл, и крестьян обдирал на оптовых закупках. Не говоря уже о том, что половина детишек у дворовых баб от него. Тоже мне, бык-рекордсмен... Сейчас его задача — юридически закрепить ритуал Обретения подписанием соответствующей грамотки, после чего он может валить отсюда на все четыре стороны.

Ритуал, как объяснял Ульса, напутствовавший успешно сдавших экзамен учеников, был прост. Нужно было подойти к священному дубу, порезать левую ладонь и приложить её к стволу. Дуб, мол, связан с доменом, а ведьмак таким манером словно братается с ним и только тогда обретает полную силу. Меннис передал мне кинжальчик. Не хочется шкуру портить, да ещё на таком чувствительном месте, как ладонь, а придётся... Блинский блин, больно ведь... Народ замер. От Ульсы я слышала, что за всю историю княжества ни разу священный дуб не отверг ни одного мага или ведьмака. Оно и понятно: если Самый Главный Админ, то есть, князь дал добро, система не может отвергнуть пользователя. Кровь — понятно, скорее всего допуск по ДНК. Но при чём тут дуб?.. Я не слишком удачно приложила порезанную ладонь к стволу — ранка запылала огнём, будто йодом прижгли. Не смогла скрыть раздражения, поморщилась. И тут — меня как током ударило.

Честное слово, если спросить меня, что я запомнила, отвечу одно: темноту. Я словно стояла в тёмном коридоре, и далеко, на пределе зрения, виднелась крохотная светлая точечка. Сколько времени это длилось — тоже не помню. Когда я открыла глаза, выяснилось, что они на мокром месте: по щекам катились слёзы. Ладонь больше не жгло. Отняла её от бугристой коры ...и с огромным трудом удержалась от удивлённого возгласа.

Никакого пореза. Даже шрама — и того нет.

Магия...

В кроне древнего дуба прошелестел ветерок. Что-то маленькое пролетело буквально в миллиметре от моего носа. Машинально, на инстинкте я поймала это "что-то" чудесно зажившей рукой. Разжала кулак.

Жёлудь. Свежий. В кокетливой круглой шершавой шапочке с хвостиком. Ну, да, в апреле им самый сезон падать, разумеется... С прошлого года на ветке зависелся, что ли? Тогда почему не потемневший? Что, и тут магия?

Солнце ещё не село, так что сценку с поимкой жёлудя видели все. Разве что за исключением тех, кто стоял по ту сторону дуба. По толпе прошёл какой-то странный, удивительно согласованный вздох. Я напрягла слух. Позади меня как раз расположилось семейство старосты, и голос его монументальной супруги нельзя было спутать ни с каким другим.

— Благословение-то... Вот оно как... Благословение...

Ну, знаете...

Где-то там внутри, где по идее должна быть душа, заворочался противный склизкий комок предчувствия чего-то нехорошего. Да, я знала, что с обретением серебряного медальона и землевладения получу в нагрузку большой головняк. Но, кажется, я крупно недооценила сволочизм стервы-судьбы.

Что это? Чёрная метка? Лотерейный билет?

Боюсь, что скоро узнаю...

7

...Пять месяцев, как я "сижу на земле". Тринадцать — как вообще нахожусь в этом мире.

Пока ничего существенно не изменилось. Рутина по приведению имения в порядок не в счёт.

Я жду. Ещё не знаю, чего именно, но жду. Моё предчувствие меня ещё никогда не обманывало, и, если верить ему, ждать осталось недолго.

Глава 4.

Несовместимых мы порой полны желаний-

в одной руке бокал, другая на Коране...

Вот так мы и живём под небом голубым-

полубезбожники и полумусульмане!

Омар Хайям. Рубаи.

1

Толстая восковая свеча теплилась в кованом бронзовом шандале, источая горячие слёзы, быстро застывавшие причудливыми фигурами. Огонёк едва заметно покачивался, то разгораясь, то пригасая. Тёмное пятно под свечой исполняло медленный танец вокруг ножки шандала, искусно копировавшей виноградную лозу с гроздью... Сколько таких свечей он видел? Тысячи. Многие тысячи. А может, это вовсе была одна-единственная свеча?

Когда живёшь тысячи лет, начинает казаться, что видел всё на свете, и нет больше никаких тайн.

Он сделал всё, чтобы превратить этот мир в воплощение своей мечты. Он дал власть лучшим из людей, Одарённым. Он отделил их от серой массы неодарённых и создал все условия для того, чтобы колдуны совершенствовали свой Дар. Он исправил ошибки, допущенные в предыдущем мире... Но увы, мечта как была недостижимой, так ею и осталась. Колдовское сословие выродилось, мощь артефакта тает на глазах, простолюдины не годны вообще ни на что. Как странно. Очевидно, люди не способны принять идеальную справедливость, ибо сами далеки от идеала.

Увы. Видимо, пора выбирать новый мир. Мир, который, в отличие от этого и предшествующего, будет готов принять его справедливость. Идеальную справедливость, выше которой не может быть ничего.

Огонёк свечи слабо колыхнулся.

— Ты опять не спишь, любимый.

Нежный голос. Тихий голос. Самый дорогой во вселенной голос.

Он обернулся. У двери стояла высокая темноволосая женщина в длинном белом платье. Если судить по идеальным чертам лица и юной гладкой коже, ей нельзя было дать больше двадцати лет. Сколько же ей на самом деле... Не меньше, чем ему.

Прекраснейшая женщина. Чудо мироздания. Ожившая мечта.

Его воплощённая мечта.

— Мы подошли к опасной черте, любовь моя, — нет смысла что-то скрывать от той, ради которой всё и было затеяно.

— Ты снова об этом? — женщина подошла и нежно прикоснулась кончиками пальцев к его щеке. — Но почему?

— Что-то пошло не так.

— Любимый, ты говорил это...

— Да, жизнь моя, я говорил это ещё тысячу с лишним лет назад. И двести лет назад я тоже это говорил. Но сейчас положение таково, что перед нами снова встал выбор: либо погибнуть вместе с этим миром, либо искать новый.

Красавица тонко, едва заметно улыбнулась.

— Эти люди... Они рассказывали о своих мирах много интересного.

Он улыбнулся.

— Ты была права, любимая, когда посоветовала открывать в одной и той же волости портал только в один мир. Волостные маги знают лишь часть правды...

— ...но всю правду знаем только мы с тобой, жизнь моя, — женщина, продолжая улыбаться одними лишь глазами — и какими глазами! Два прекраснейших топаза во всём мироздании! — подошла к окну. — Знаешь, иногда я задаюсь вопросом: может быть, не стоило устанавливать такие жёсткие рамки?

— Возможно, — с сомнением в голосе проговорил он. — Но согласись, что созданной нами системой управлять намного легче. Люди ошибаются, любимая, и если пустить дело на самотёк, даже идеальная система превратится в хаос.

— Мы тоже люди, любовь моя.

— Мы когда-то были людьми. Теперь мы — боги. Боги этого мира.

— И того, что оставлен нами десять тысяч лет назад? Мы злые боги.

— Неважно, — он с невыразимой нежностью взял её за руку. — Улыбнись, жизнь моя. Вот так... Ни один мир не стоит твоей улыбки.

Когда она улыбалась, жизнь обретала смысл...

— Что ты решил? — спросила она.

— Есть три мира, — он с неохотой выпустил её руку и взял со стола исчёрканный вдоль и поперёк лист дорогой бумаги. — Ближайший к нам густо населён, три четверти жителей голодают и нищенствуют, четвёртая четверть подвержена всем болезням, порождённым пресыщением и презрением ко всем остальным. Казалось бы, мир идеален для завоевания, но там создано такое разрушительное оружие, которое способно уничтожить нас вместе с артефактом за считанные мгновения. Среди пришельцев оттуда совсем мало носителей Дара.

— Увы, любимый, — вздохнула женщина. — Я не хочу, чтобы наша история закончилась так печально. А два других мира?

— Те отстоят от нас чуть подальше. Один давно остановился в развитии из-за многовекового доминирования весьма косной и нетерпимой религиозной доктрины. Войны, резня, кровь и смерть. Мы могли бы прийти туда как милосердные боги, — он усмехнулся. — Второй мир похож на наш прежний... за исключением того, что там нет нас с тобой.

— И артефакта.

— И артефакта, — он тоже умел улыбаться одними глазами. Научился за тысячелетия.

Вечная молодость. Вечная жизнь.

Вечность — проклятие для тех, кто не разучился привязываться к вещам, имеющим начало и конец. К людям. Тем, кто способен скорбеть по утрате столь несовершенного существа, как человек, вечность не нужна.

А эта женщина — само совершенство. В самом деле, ни один мир не стоит одной её улыбки.

— Мы должны повторить переход, — сказал он, глядя в её чудесные глаза. — Нам понадобится вся сила, какую ещё способен дать этот мир.

2

Вот что реально поразило меня в самое сердце, так это то, что здесь была почта.

Старая добрая почта, с конторкой, грубыми мешками под ней, мотком шпагата и запахом сургуча. Не было разве что стойки с конвертами, марками и открытками "С Новым годом". Зато у окна имелся маленький пюпитр, где в круглой ячейке скучала хилая чернильница с торчащими в ней писчими палочками. Желающий мог тут же купить лист бумаги, написать письмо, оплатить согласно тарифу — да, да, тарифу! — отправку в любой населённый пункт княжества и не беспокоиться. Почтмейстер приложит печать, а письмо непременно достигнет адресата. То есть сперва оно в сумке курьера, регулярно проезжающего по этой дороге, доедет до управской столицы, потом — до волостной. А дальше корреспонденцией занимаются колдуны, находящиеся в непосредственном подчинении господина волостного мага... Когда учтивый старичок Нита, почтмейстер Масента, не без гордости за родное ведомство рассказал мне принцип его работы, я была потрясена до глубины души. Как?!! Как в этом убогом средневековье, где девять из десяти человек своего имени нацарапать не в состоянии, могла возникнуть настолько эффективная почтовая служба? В нашем мире нечто подобное появилось только в девятнадцатом веке, когда уровень грамотности населения перевалил за пятьдесят процентов, а бумага напротив, заметно упала в цене. Здесь листок не самой дорогой, но и не самой дешёвой бумаги стоил, как хороший жирный гусак на ярмарке в волостной столице. Два медяка. И расходы на бумагу составляли очень небольшую долю от стоимости почтовых услуг в комплексе. Хотя... Грамотность — привилегия купечества и сословия колдунов, а это как правило именно те люди, которые могут себе позволить раскошелиться на отправку письма. Тем более, что часть дохода идёт как раз в карман сословия волшебников. Но сам факт наличия системы, явно опережающей своё время... Я бы погрешила на попаданцев, но увы. Старичок клялся, что так "исстари заведено". Мол, магические средства связи доступны лишь Одарённым и отнимают много сил, так что люди пользуются обычными.

Ещё один парадокс. Но, между прочим, много говорящий о местной власти.

Впрочем, за пять месяцев можно привыкнуть и не к таким несуразностям.

От травницы я вернулась под вечер: старуха любила поговорить, а деревенские общались с ней неохотно. Побаивались. Пока я добралась до дома, начало темнеть, и не столько потому, что солнце где-то там за облачной завесой начало клониться к закату, сколько потому, что сгустилась эта самая завеса. Дождь припустил с новой силой, так что в прихожую я вошла, изображая из себя Ниагарский водопад. С плаща тут же натекла изрядная лужа, но я уже сбросила грязные сапоги, сунула ноги в поданные служанкой туфли и, ёжась, поспешила в трапезную залу.

Хорошо было нашим феодалам в старинных замках. Там трапезная обычно имела высоченный потолок и галерею. Этот особняк никогда не исполнял функции оборонительного сооружения, потому надобности строить его вроде замка не было. Никаких узких галерей и коридоров, окна ни разу не похожи на бойницы и даже — о, чудеса! — застеклены. Стекло, конечно, кривое и мутноватое, но это не бычий пузырь крестьянских домишек и не грязно-серые занавески в лачугах городской бедноты. Мир, купивший спокойствие ценой превращения в застойное болото, давным-давно позабыл про войны. В этот дом никогда не врывались враги, даже возможность такая проектом не предусматривалась. Так что трапезная оказалась просто большой комнатой с камином и длинным столом. Летом здесь обновили побелку и как следует выскоблили пол, сложенный из толстенных досок. Комната радовала почти первозданной чистотой. На стенах красовались букеты, высушенные так искусно, что цветы не потеряли своих красок. Больше никаких украшений тут не было. Боевое оружие в мире, где нет серьёзных войн, не в большой чести, охотничьих трофеев прежний хозяин не имел, денег на портрет у провинциального ведьмака не накопилось, а личных гербов здесь попросту нет.

— Ну, где ты лазишь? — Ирочка напустилась на меня чуть не с порога. — Давай скорее за стол, пирог остывает!

Со мной она по-прежнему говорит по-русски, хотя, местный язык уже знает достаточно хорошо. Но её тон вгоняет в ступор любого, кто впервые попадает в этот дом. Племянница госпожи, да ещё не затюканная, а пользующаяся полным доверием владетельной тётушки... Дворовые бабы её за это дружно не любят. В один из первых дней какая-то девка попыталась было "поставить на место" зарвавшуюся служанку. Мол, на тебе тоже ошейник, ты такая же, как мы, посему — упала, отжалась... Ну-у-у, это она зря сделала. Даже моего вмешательства не потребовалось. Ирочка сперва опешила, а потом озверела. А я минут десять с удовольствием наблюдала из окна, как она с метлой наперевес гоняет обидчицу по двору. Одного урока служанкам хватило, чтобы сделать надлежащие выводы, но они затаили злобу. Стоит мне оступиться, как бабьё порвёт Ирку на тряпки.

— Ладно тебе, — хмыкнула я. — Бурчишь, как столетняя бабка. С чем пирог?

— С яблоками.

— Эт я уважаю... Добрый вечер, Риена.

Экономка невозмутимо поднялась со стула и с достоинством поклонилась.

— Добрый вечер, госпожа моя, — она сложила руки на чистеньком передничке. — Как здоровье достопочтенной Роны?

— Она ещё нас с вами переживёт, — сказала я. — Были какие-нибудь новости, пока я мокла под дождём?

— Никаких, госпожа моя.

— Вот и отлично. Лучше никаких новостей, чем плохие, согласитесь... Итак, пирог с яблоками?

— Мы ждали вас, госпожа, — наконец на сухом лице Риены проявилось что-то вроде улыбки. — Позвольте, я нарежу.

Яблоки здесь — кислятина несусветная, но в запечённом виде хороши. Да и пироги у нашего повара тоже неплохи. С тех пор, как у них с Ирочкой завертелся бурный роман, парень из собственной кожи готов выскочить, лишь бы угодить своей ненаглядной, и, вопреки расхожему мнению, что влюблённые, мол, пересаливают все блюда, готовит просто замечательно.

Ужинали мы не при свечах: дорогое удовольствие, бережём запас свечек на случай появления поздних гостей. Над столом висели два светильника, распространявшие тусклый, вяло мечущийся свет и запах палёного масла. Магию на это дело использовать не стоит. Если пользоваться традиционными заклинаниями, уходит много сил на поддержание свечения, а "переформатированное" с работающим циклом подкачки извне — засекут и пресекут. Глушь, однако, магический фон низкий, любое плетение даже я со своим куцым Даром за километр чувствую. Приходится тратиться на масло, которое возят... Вы удивитесь, но возят его из Италии. То есть, из волости Юл. А наша волость Туримит — это Харьковская область и Белгородчина. Я уже упоминала, что география этого мира один в один наша, только климат немного отличается. То есть нас с Ирочкой занесло не слишком далеко от родных мест. Хотя Игоря, вон, в Туле достало... Но вернёмся к маслу. Оно оливковое, стоит здесь по четыре медяка за бутылку объёмом чуть меньше литра. Однако мы дружно решили, что ужинать и читать по вечерам лучше при масляном освещении, чем гробить зрение при лучинах.

Когда от пирога остались крошки на тарелках — кстати, оловянных, серебряный сервиз доставали из сундука только по особым случаям — я услышала лёгкий гул... Помнится, в первый раз я услышала его ещё тогда, в лесу. В первый же час нашего пребывания в этом мире. Ульса говорил, что любой Одарённый чувствует приближение другого Одарённого и концентрированной магии вообще. Господин волостной маг и сам обладал немалым Даром, и был тогда увешан сильными амулетами. Потом Ульса целый месяц учил нас отстраняться от этого не слишком приятного ощущения. Носящий серебряный или золотой медальон должен уметь чувствовать магию, не получая при этом головной боли в качестве довеска. А ведьмак, прошедший ритуал Обретения, чувствует любую магию, находящуюся на территории его владения. Искорки крестьянских и купеческих амулетиков фонили так слабо, что я давно перестала обращать на них внимание. Но сейчас границы домена Масент явно пересёк носитель Дара. И этого носителя я знала...

Настроение, поднятое вкусным пирогом, сразу испортилось, и захотелось сказать нехорошее слово.

— Что-то не так? — Ирка уже хорошо разбиралась в моей мимике, даже когда мне хотелось бы не показывать своё истинное отношение к чему-либо. Или кому-либо.

— Кажется, к нам гость... — процедила я. — Дойлен, чтоб его...

— Прикажете сказать господину, что вам нездоровится? — поинтересовалась Риена.

— Не стоит.

Если я верно распознала носителя Дара, то пожаловал не самый приятный из троих моих соседей — владетельный ведьмак Дойлен из Куна. Как по мне — натуральный разбойник с большой дороги. Если он ещё не обкорнал владения всех своих соседей по самые заборы особняков, то только потому, что не мог: границы доменов установлены князем ещё в незапамятные времена. Нарушителя ждут большие проблемы, причём даже не с законом — захваченные земли обязательно преподнесут неприятный сюрприз, сам доплатишь, чтобы украденное обратно приняли. Магия же... Таким нехитрым способом владыка раз и навсегда избавил местные власти от головняка по поводу споров за межу. Воровать скот и захватывать крестьян — это всегда пожалуйста. Потрава чужих пастбищ — тоже милейшее дело. Обирать купцов для ведьмака — занятие опасное, можно домена лишиться, если прознают. Князь заботится о процветании торговли. Но если душа широка, то она всегда найдёт, где ей можно развернуться.

С господином Дойленом из Куна мы благополучно поссорились на третий день моего землевладения. Сперва из-за сведенной его вассалами крестьянской лошадёнки, а потом уже по чисто личным причинам. Видите ли, при встрече на мосту, когда он, что называется, полез в бутылку и вызвал на магический поединок, я просто попросила его придержать мой велосипед, пока достану амулеты... Лошадь он вернул, спору нет. Но с тех пор вбил себе в голову, что прощение я могу получить только в его постели. И плевать, что давно женат. На моей земле он никогда не рискнёт распускать руки, но я часто езжу в Рему. Слава богу, не через его владения, но и на нейтральной территории он может попытаться меня перехватить. Однажды это ему чуть не удалось, хорошо, что границы моего домена были близко и я успела домчать до заветного столбика раньше. Всё-таки у велосипеда есть кое-какое преимущество по сравнению с лошадью, когда педалишь на спуске по хорошо наезженной дороге с каденсом под сто восемьдесят. Этого он тоже до сих пор не мог мне простить, такие люди вообще никому ничего не прощают. И он сейчас едет сюда... Гм... Интересно, что в ближайшем лесу сдохло? На своей земле даже слабый ведьмак ничуть не уступит магу, Ульса вбивал нам это чуть не на каждом уроке. Колдуны друг к другу без очень большой нужды в гости не ездят, а этот и подавно — у него не только со мной такая "любовь", всех соседей уже достал. А ведь неглупый вроде мужик. Тормозов нет, так это беда всего магического сословия.

— Я его, пожалуй, приму, — проговорила я, гадая, что могло заставить этого бандита рискнуть своей свободой. Что могло помешать мне захватить его и требовать выкуп? На моём месте он бы так и поступил.

— Рискуешь, — Ира ни разу не имела сомнительного удовольствия встречаться с нашим милым соседом, но была наслышана. — Мало ли, что ему в голову брякнуло?

— Кто не рискует... — я пожала плечами. — Выслушаю, а там посмотрим. Риена, будьте добры, распорядитесь, чтобы убрали со стола.

— Велите готовить угощение для гостя? — экономка нахмурилась: ей не нравилось моё легкомыслие.

— Обойдётся.

Гость представлял собой нечто среднее между Ноздрёвым и Собакевичем, если проводить аналогии с яркими гоголевскими героями. Эдакий волосатый и бородатый жизнерадостный тип с замашками рыцаря ножа и кастета... прошу прощения — владетельного ведьмака из провинции. Наглел ровно до тех пор, пока не получал хороший отлуп. Что, впрочем, совершенно не действовало на величину его наглости. Но сейчас... Господи, да в лесу не что-то тихо сдохло, а глобальный падёж! Иначе с чего бы господину Дойлену вести себя так тихо и примерно?

Что ж, опять придётся изображать из себя аристократку. Правда, с некоторыми существенными отличиями от канонов этого мира.

— Моё почтение, дорогой сосед, — я принимала его не в платье, а в походном костюме — штаны, рубашка и кожаная куртка. Справа и слева от моего кресла стояли Риена и Ирочка, изображавшие свиту владетельной ведьмы. — Чем обязана столь высокой чести?

— Ладно тебе, соседка, — ведьмак сбросил плащ прямо на пол, сделав тонкий намёк притаившимся в передней служанкам. Те мгновенно прибрали одёжку — побежали чистить и сушить. Всеобщее правило, чёрт его дери. — Выражаешься, как придворная б

* * *

ь, слушать противно.

— Если вас не устраивает моя речь, то дверь всё ещё открыта.

— Ну, полно, я ж не со зла, — примирительный тон у него — это нечто. Надо было телефон на звукозапись поставить, сохранить сие для будущих поколений. — Тут у нас нравы простые, сама знаешь.

— Если так, то сделайте милость, присаживайтесь, — я любезно указала соседушке на тяжёлый стул по правую — почётную — сторону от себя. — Итак, что привело вас ко мне, да ещё в такую непогоду?

— Новости, — Дойлен шумно выдохнул и всей своей немалой массой — а росту дядя имел под два метра — опустился на жалобно скрипнувший стул. — Интересные новости, — уточнил он. — Года четыре назад я пристроил старшего десятником городской стражи в Туримите. Он там друзей где надо позаводил, иногда письмишки занятные мне шлёт: так, мол, и так, батюшка... Короче, пил он на днях с каким-то ведьмаком из Гидемисовых прихвостней. И тот ему наплёл, будто магу приглашение пришло. В столицу, ко двору. Аккурат к зимнему солнцевороту, мол, быть наказано и управским магам то же самое передать... Большое дело князюшка затевает, это как пить дать. Значит, всех нас коснётся.

— И часто князь призывает к себе всех магов? — я постаралась ничем не показать, что насторожилась и даже немного испугалась.

— Обычно раз в тысячу лет, чтобы дикарей в дальних землях слегка поучить. Но с прошлого призыва прошло всего два столетия... Что-то случилась, милая соседка. То ли среди дикарей объявился сильный вождь, то ли... я даже не знаю, что и думать. Но мне это не нравится.

Ещё бы ему это нравилось. В летописях, понятно, детальных описаний нет, но любое магическое событие такого масштаба, когда в столицу призывают всех колдунов, никогда не обходилось без массового принесения "даров" артефакту. Спасибо Ульсе, просветил. Под большим секретом. И первыми под магическими арками исчезали как правило ведьмаки. Сотни ведьмаков. Потом шли маги управского уровня, ну, и так далее... Ой. Мне это тоже не нравится.

Перед глазами как наяву встала картина, которую я рада была бы забыть. Магическая арка со светящимся рубином наверху. Зовущий голос. Вопль Кутиса, которого я отправила под арку — против его воли и, кажется, вместо себя...

Господи, спаси и помилуй мя, грешную.

Кажется, у меня задрожали пальцы... Нет. Мне это не показалось: они действительно дрожат. Одна мысль об этой чёртовой арке до сих пор вызывала у меня смертный ужас.

— Странно, — тем не менее, я постаралась ничем себя не выдать. — Чего же вы от меня-то хотите, дорогой сосед?

— Когда пахнет палёной шкурой, таким, как мы, нужно держаться друг дружки, — заявил Дойлен. — А знаешь, почему? Да потому, что такие, как мы, идут за грань первыми.

— Такие, как мы? — я слегка подалась вперёд. — Вы о чём?

— Не делай вид, будто не поняла меня, соседка, — осклабился "разбойник с большой дороги". — Ты тут недавно, я слышал — чуть больше года. Многого ещё не знаешь. Не соображаешь, насколько ты тут ...нездешняя. На мосту — помнишь? Я тогда озлился за твою подлую штучку, огненную стрелу метнул. А ты? Ты поставила щит. Самый обычный щит, какой любой школяр умеет ставить. Вот только незадача — твоё заклинание было вчетверо короче того, что мы с тобой оба учили. Плетение совершенно то же, а заклинание другое. Странность, милочка, но любой из нашей братии сразу тебя раскусит. Потому-то ты скрытничаешь, а?

Толстый намёк. Очень толстый. За дуру держим, да? Или это не менее толстый троллинг, если пользоваться терминологией моего мира?

— У каждого из нас свои секреты, дорогой сосед, — я изобразила понимающую улыбку. — К примеру, вы тоже не афишируете своих тёплых чувств к супруге и лишённым Дара сыновьям. Наша братия, как вы изволили выразиться, к подобным сантиментам не склонна. Более того, она склонна усматривать в них слабость ведьмака.

— Держишь глаза и уши открытыми? — сосед захохотал, демонстрируя обычные для колдунов здоровые зубы. — Каждого из нас есть за что прихватить, главное, знать, за что именно. Ладно, давай начистоту. Я не хочу угодить за грань, потому что мне не на кого оставить жену и пацанов. Моя жена дурёха, но я её люблю. Сопляки без Дара, но я их тоже люблю. Это ты верно сказала. Так вот, я хочу любить их столько, сколько мне судьбой годков отпущено, и не желаю, чтобы мою жизнь кто-то укорачивал. А ведь укоротят, и мне, и тебе. Прежде всего потому, что мы с тобой не такие, как все. Ты так уж точно, милочка. Именно нас пустят под арку первыми. А вдруг артефакту хватит неугодных ведьмаков, и не дойдёт черёд до засранцев с золотыми медальонами? Всякий раз они на это надеются, и всякий раз кого-то из них скармливают артефакту. Ты не представляешь, какая там, среди магов, грызня идёт...

Он ещё что-то говорил про магов, а я слушала, но не слышала. Во-первых, милейший соседушка раскрылся. Из-под маски наглого любителя охоты и рискованных помещичьих забав показался умный, дальновидный и цинично расчётливый человек, старающийся защитить не только себя, но и свою семью. А во-вторых, он не лгал. Такие, как он, редко умеют маскировать свою ложь до полной неразличимости. Вот только одно по-настоящему странно...

— Это интересно, дорогой сосед, — я всё-таки решилась озвучить свой вопрос. — Но всё-таки, почему вы пришли именно ко мне? Мой Дар слишком слаб, чтобы на меня можно было рассчитывать как на некую силу.

— А к кому ещё я должен был идти? — сосед задал встречный вопрос. — К Лугиру, папаше твоего соученика Фолька? Так он убийца. Двух жён уморил, теперь управляет сразу тремя доменами. Вся управа об этом знает, да и ты тоже. Поверь, он и сынку до конца своей поганой жизни не даст пройти ритуал Обретения, чтобы не лишиться одного имения. Или ты говоришь о Видии, старой чуме в юбке, чьей смерти ждёт не дождётся вся управа? Про других соседушек я вообще помолчу: эти, стоит мне явиться к ним с такими разговорами, тут же помчатся к Ульсе. Ты знаешь нашего мага. Скрытная сволочь, вот кто он такой. А ты... Ты не помчишься. Ты тоже скрытная сволочь. И ты умеешь кое-что такое, чего не умею я: ты начала понимать суть заклинаний. И ещё... — он ткнул пальцем в мою сторону, на первый взгляд — как раз туда, где болтался медальон. — Вот это.

— У вас точно такая же серебряная висюлька, дорогой сосед.

— Я не медальон имею в виду, — Дойлен перестал улыбаться. — Я о том, что ты таскаешь под медальоном. Даже я чувствую сильный амулет, а у магов нюх ещё сильнее... Это тот самый жёлудь, верно?

— Если вы, любезный сосед, разъясните мне, в чём вообще заключается смысл этого жёлудя, я вам буду очень признательна. А то, видите ли, у кого ни спрошу, либо не знают, либо закатывают глаза и молчат, — я нетерпеливо ёрзнула на кресле. — Что вообще такое этот жёлудь и чем он отличается от тех, которые свиньи в лесу подъедают?

— Я мог бы поторговаться, — сосед упёрся кулачищем в бок и усмехнулся. — Мог бы, да. И ты заплатила бы цену, которую я мог назначить. Вот только одна закавыка, милочка: при тех обстоятельствах, о которых я тебе говорил, твой товарец будет дороже моего. Выходит, я должен ещё и доплатить.

— Информация и... что-то ещё? — "пяточное чувство" настойчиво твердило мне: осторожно. Ведьмак есть ведьмак. — Что же вы можете мне предложить и вообще — чего вы от меня ждёте?

— Предложить я могу только союз, — последовал ответ.

— Союз между колдунами...

— Да, знаю — штука зыбкая. Наш брат не способен объединяться, свою верность мы привыкли приберегать для себя. Но у тебя — именно у тебя — есть возможность заполучить союзника вместе с его безоговорочной верностью.

— Это... из-за жёлудя, что ли?

— Не только, — сосед окинул меня каким-то странным оценивающим взглядом. — Для начала — священных дубов мало. По одному на домен, это для тебя не новость. Разве что в столице священная роща, но то исключение. Столица же... Живут они тысячи лет, и на жёлуди свою силу обычно не растрачивают. Но уж если тратят, то кого попало ими не одаривают, слишком сильный амулет получается. Правда, ещё одна закавыка: сильным амулетом жёлудь священного дуба будет только в руках того, кому подарен.

— Вот как, — усмехнулась я. — И чем же моя скромно одарённая персона так понравилась священному дубу домена Масент?

— Откуда мне знать, о чём думала твоя деревяшка? — пожал плечами сосед. — Тебе подарено — тебе и пользоваться.

— Но я не знаю, как.

— Именно. А я знаю. Может быть, чуточку, но знаю. И вот что выходит, соседка: у тебя в руках сильный амулет и твоя ...странность в обращении с заклинаниями. У меня — кое-какие сведения и моя верность. Если объединимся — возможно, выживем. Шансов будет всяко больше, чем если останемся при своих и поодиночке. Как, готова на такой союз?

— Вы ещё не разъяснили мне, каким образом вы можете гарантировать свою верность, — сухо отметила я.

— А ты не упускаешь мелочей, — улыбнулся сосед. — Всё верно, мелочь важная. Поставь сферу тишины, твоим бабам совсем ни к чему знать, о чём мы сейчас будем говорить.

Риена и Ирочка молча переглянулись.

— У меня нет секретов от них, — сказала я.

— То, что я сейчас скажу, один из секретов нашего сословия, — гнул своё сосед. — Или вели бабам выйти, или ставь сферу тишины, если боишься оставаться со мной наедине.

Любопытство — кошачья смерть, как говорят англичане. И огромный крючок для человека, на который он ловится даже без наживки. Что ж, если так просят, поставлю сферу. Интересно же. Особенно когда речь идёт о сохранности шкуры.

— Хорошая сфера, — сосед заценил мою работу. — Десяток солнечных шагов продержится. Что значит — ведьма на своей земле.

— Давайте ближе к делу, — сухим тоном бухгалтера, сдающего квартальный отчёт, сказала я.

— А я как раз о деле, милочка, — сосед усмехнулся, отчего его бородатая физиономия приняла ехидное выражение. Хотя, он, по-моему, стремился к другому эффекту. — Ведьмак на своей земле уступит только князю или княгине, ты это и без меня знаешь. Здесь ты уделаешь хоть меня, хоть Ульсу, хоть Гидемиса. А теперь я кое-что расскажу о том, почему союзы между ведьмаками почти всегда обречены на провал. Точнее, о том, какие именно сговоры между ведьмаками достигали успеха.

Здешние стулья отличались от кресел тем, что имели подлокотники, не имели спинки и были похожи на те, что я видела на иллюстрациях к книгам по раннему средневековью. Эдакие ребристые корытца на ножках. К стулу прилагалась жёсткая просиженная подушка, постоянно съезжавшая то вперёд, то назад. Местные привыкли, а я поначалу мучилась, пока не заказала проезжему купцу нормальное деревянное кресло с кожаной обивкой. Месяца через два заказ был доставлен, Риена за растрату целых девяти серебряных замучила меня нотациями, а я наконец получила возможность сидеть в привычной удобной позе. Если не ошибаюсь, сосед смотрел на меня не без доли зависти. Девять серебряных ему вполне по карману. Вот только пилить его будет не экономка, а жена. Согласитесь, есть разница.

— В летописях ты этого не прочитаешь, и ни один маг даже в пьяном виде тебе об этом не проболтается, — продолжал господин Дойлен. — Единственное место, где такое можно вычитать — личные записи, которые не сумели выискать дознаватели волостных магов. Сама понимаешь, насколько рискованно держать у себя такие записи. Я — держу. Отдаю тебе ещё один секрет, притом заметь: совершенно бесплатно. Мой предок участвовал в одном удавшемся заговоре. Понятно, что если бы участвовал в неудавшемся, то никаких записей бы потомкам не оставил, и самих потомков тоже. Так вот, мой предок в числе прочего записал, что во главе заговора стояли двое. Маг, получивший жёлудь от своего священного дуба, и ведьма, обладавшая некими не совсем обычными умениями, несмотря на скромный Дар. У них бы ничего не вышло, не пройди они один ритуал. Во владении мага. Только тогда они смогли, объединив свои умения, свалить одного из верховных магов.

— Маг с жёлудем занял его место его место? — уточнила я.

— Ясное дело.

— А ведьма?

— А что — ведьма? Всё закончилось благополучно, если ты волнуешься о её судьбе. Прожила долго, не слишком счастливо, но оставила старшему сыну домен и кучу денег. А маг жив и по сей день, засранец, хотя дело было лет эдак триста тому назад.

— Что за ритуал? — я продолжала допрос. — Только теперь попрошу без лишних лирических отступлений.

— Если без лирики, то для проведения ритуала нужны мужчина, женщина, их медальоны и спальня. Или мне выразиться ещё конкретнее?

Меня будто в лицо ударили, я даже дёрнулась. Ну и гад... Вспомнился один пошлый анекдот про поручика Ржевского и его метод клеить дам. "За это ведь и по морде можно получить, поручик" — "Бывает, и по морде получаю, но чаще всё-таки... того". Похоже, я не сумела сдержаться и скроила гневную мину. Если не выругалась вслух, то только потому, что милейший сосед говорил всё это с совершенно серьёзным лицом. Даже с ноткой затаённой тревоги в голосе... Что ж, выгнать я его всегда могу, это мой дом. Пускай договорит, интересно же.

— Пожалуй, вы превзошли сами себя, любезный ведьмак Дойлен из Куна, — так, побольше гневных ноток в голосе. Этому тоже не обязательно знать, что я думаю на самом деле. — О вас и так идёт слава редкого хама, а сейчас... Сейчас вы точно заслужили заклинание покорности, подвал и требование денежного выкупа, — я угрожающе подняла руку и открыла рот, чтобы произнести то самое заклинание.

— Дорогая ведьма Стана из Масента, я тебе не шуры-муры под луной предлагаю, — ещё более серьёзно проговорил сосед, никак не отреагировав на нешуточную угрозу. Он пришёл в дом к другому колдуну без свиты, без защиты. Риск немалый, кстати. — Любишь своего мужа, который остался где-то в другом мире? Люби на здоровье. Я, как ты знаешь, свою жену тоже люблю. Но спать я хочу с тобой. Почему? Я предлагаю сделку. Мои знания и моя верность в обмен на твои скрытые умения и твоё благословение. Причём это не как в лавке — ты рассталась с монетами и получила вещицу. Обменявшись закладами, мы останемся при своих и вдобавок обогатим друг друга.

— Вы действительно намерены просто выжить, а не бороться за власть? — я всё ещё не опускала руку — пусть как следует "фильтрует базар", соседушка.

— На кой хрен она мне сдалась? — фыркнул тот. — Единственная власть, которая мне нужна — это власть над моим доменом.

— И немножко над моим.

— Вот тут ты неверно судишь, — Дойлен покачал головой. — Вообще-то такая мыслишка мне приходила в голову. Думаешь, зачем я пытался тебя перехватить? Если бы я завалил тебя и провёл ритуал на своей земле, то получил бы полную власть над тобой. В прямом смысле. Ты бы бегала за мной, как привязанная, даже против своей воли... Ты что, не знала этого? Ну, Ульса, ну, змей подколодный!.. Ладно, дело прошлое. Не объяснил он — объясню я...

Да, такого я не предполагала. Даже удивлялась, почему волшебники, легко и непринуждённо "ходившие налево" с представителями низших сословий, так разборчивы в связях друг с другом. Выходит, секс между колдунами — магический ритуал?

И ведь не врёт. Несмотря на закипающую злобу, вижу, что не врёт. Либо так ловко магичит, что я верю? Вряд ли, при любом скрытом воздействии медальон поднял бы тревогу, а он не настолько крут, чтобы обмануть этот оберег. И если он говорит правду, то за каким чёртом вообще идёт на заведомо неравный со своей стороны союз? Неужели только ради семьи?

— ...а теперь я пришёл к тебе. И предлагаю свою силу в твоё полное распоряжение. Если ритуал произойдёт на твоей земле, то до конца жизни я буду защищать тебя, что бы ни случилось... Нет, нет, по девкам ходил, хожу и буду ходить, — тут сосед весело, почти по-мальчишески улыбнулся. — И ты вольна спать, с кем захочешь. Можешь даже показать мне понравившегося мужика, я его к тебе сам приволоку и меж ног пристрою. Только при условии, что мне отказа не будет, — он выделил слово "мне".

— А если я против? — поинтересовалась я.

— Тогда мы сможем заключить сделку без доверия и без особых шансов на успех. Хочешь — попробуй. Но учти: я — последний шанс для тебя, а ты — для меня.

— Время на раздумья у меня есть?

— Увы. То, что я узнал сегодня, наши соседи и соседи наших соседей будут знать самое позднее завтра. И вот тогда на тебя начнётся настоящая охота. Одинокая ведьма с благословением священного дуба. Да все окрестные ведьмаки, у кого ещё кое-что не усохло, либо станут надоедать тебе визитами, либо попытаются захватить в плен. В Рему на своей двухколёсной таратайке ездишь? Ездишь. И доездишься. А вот ведьма при муже или любовнике — совсем другое дело. Можно же обставить дело так, словно ты захотела завести наследника, не выходя замуж. Такое не редкость, если ведьма — башковитая баба.

Чёрт подери, как мне хотелось верить, что это лапша для ушей! Как я злилась! Но он и здесь явно говорил правду. Что он за человек такой, а? Мне сейчас совсем немногого не хватало, чтобы швырнуть в него чем-нибудь магическим и убойным, или посадить под замок. И на моей земле его бы не спас никакой щит. Но в том-то и дело, что он не лгал.

Странно.

— Воображаю, что по этому поводу скажет ваша жена, — ядовито хмыкнула я, наконец опустив руку. Если дёрнется — у меня в рукавах пара амулетов.

— Ничего плохого она не скажет, у нас такие вещи тоже не редкость. Дети от меня могут родиться только у неё. Ну, или у ведьмы, с которой я пройду ритуал... Ты и этого не знала? Хм... Ладно. Попалась бы ты мне на летний солнцеворот — уже бы с ведьмачонком в пузе ходила. А теперь если не хочешь брюхатеть, наколдуй себе амулетик. Долго, что ли?

Вот ведь... самоуверенный тип, чтоб не сказать хуже. Говорит так, будто всё уже решено, осталось только обговорить мелкие детали. Меня это дико злит, а его, похоже, сие обстоятельство нисколько не волнует.

Я снова ёрзнула в кресле, на этот раз изображая разгневанную викторианскую леди, в присутствии которой рассказали неприличный анекдот. Всю жизнь я считала, что секс должен сопровождаться как минимум взаимной страстью, а как максимум — любовью. Восемнадцать лет в счастливом браке только укрепили меня в этом мнении. Честно сказать, святой я не была: крутила бурный роман с одноклассником до знакомства с будущим супругом, и один-единственный раз "сходила налево" в рабочей командировке лет десять назад, уже будучи замужем. Там, видимо, мужик — директор филиала нашей фирмы — был не без странных способностей, потому что тянуло меня к нему со страшной силой, помимо воли. Именно так, как говорил Дойлен: как к наркотику какому-то. Под взглядом этого человека любая женщина, на которую он обращал внимание, переставала себя контролировать. Каждый раз я пыталась бороться, и каждый раз он усиливал нажим, да так, что после свиданий голова на части раскалывалась. В этом мире, наверное, он был бы крутым магом, осознавал свою способность влиять на женщин в полной мере и пользовался ею тоже в полной мере. Длился мой, с позволения сказать, служебный роман всего неделю, после чего я с огромным облегчением села в автобус, вернулась домой и... попросила директрису больше никогда не посылать меня в тот филиал. Долго думала, стоит ли мужу знать об этом. Лучше сказать и уйти, если разговор закончится разрывом, чем всю жизнь носить в себе такую неприглядную тайну. Потом вызвала его на откровенный разговор и за бокалом коньяка заставила себя рассказать всё... Он долго молчал. Наверное, если бы я говорила ему обо всём спокойно, обыденно, он бы просто указал мне на дверь. Но Паша видел, чего мне стоил этот разговор. Видел, что не лгу и ничего не скрываю. Видел, что никакого желания повторить поход "налево" не испытываю, и готова сама уйти, если он скажет: "Этого простить нельзя". Он вообще очень воспитанный человек, ругаться бы не стал. Разошлись бы без скандала, как умные люди. Но слава богу, что мой Паша оказался настоящим мужчиной, а не размазнёй, прощающим всё, или слабаком с комплексами, не прощающим ничего. Решение было за ним, и он решил не рушить наш брак из-за нелепого эпизода. "Любой может оступиться, — сказал он тогда. — Главное — не спотыкаться на каждом шагу". Намёк был прозрачнее некуда, и десять лет потом душа в душу... пока меня не затянул этот мир. Ну, а здесь что? Сидит тут, понимаешь, волосатый и бородатый средневековый тип, и на полном серьёзе, как говорится, не солгав ни единым словом, предлагает сделку... Он меня за кого держит? Я что, проститутка, "честно" дающая направо и налево любому, кто заплатит? Если за мной есть грех, то это не значит, что я теперь должна раздвигать ноги, да ещё в качестве взноса в некое предприятие.

Проблема в том, что на кону моя жизнь и шанс вернуться к мужу. На другой чаше весов — арка с рубином и полная неизвестность насчёт того, что там "за гранью".

Это неправильно... Неправильно!.. Не может быть, чтобы не было третьей возможности!

— Похоже, вы уже всё за меня решили, дорогой сосед, — убийственно холодным тоном проворила я, сжимая подлокотники до побелевших костяшек пальцев. — Но вы не учли одной малюсенькой детальки: я могу быть против.

— Похоже, ты, дорогая соседка, не всё поняла, — Дойлен покачал головой. — Через десятидневие, самое большее через два ты всё равно будешь под мужиком. И условия тот мужик поставит совсем другие, потому что заарканит он тебя не на твоей земле. Тогда не обессудь: тебя привяжут ритуалом, используют как рабыню, а когда всё закончится, просто прикончат. Так поступит любой окрестный ведьмак.

— Но не вы?

— Но не я.

— Интересно, почему же вы честнее прочих?

— Да хотя бы потому, что действительно хочу засаживать тебе промеж ног. И я хочу делать это, пока могу, то есть, достаточно долго. Может, в самом деле захочешь наследника, так я всегда рад помочь. Рожай, пока ещё не поздно, а? Я своих детишек люблю.

— Должны быть другие пути.

— Может, они и есть, только я их не знаю. А ты — и подавно. Решай, милая соседка. У нас с тобой попросту нет времени искать эти самые другие пути. То, что я тебе предлагаю — самый верный способ, доступный даже слабым ведьмакам. Я отдаю тебе себя, свою верность и свой Дар, честно сказать, тоже не по доброй воле. Не существуй угрозы моей семье, я бы нашёл способ затащить тебя в постель без этого.

Сволочь... Он, блин, и здесь не покривил душой, или мне напрочь отказывает моё "пяточное" чувство. Значит, правдивая сволочь. Но это... неправильно... Несправедливо по отношению к Паше... Выходит, чтобы получить хоть какую-то возможность вернуться к любимому человеку, я должна пустить под откос те десять лет? Или пойти "в дар" артефакту с гордо поднятой головой и лозунгом "Я предпочла смерть"?

Гори оно всё синим пламенем...

— У меня вопрос, — ещё немного, и я сломаю подлокотники. — Если колдун и колдунья проходят этот ритуал на земле женщины, может ли она наутро заявить мужчине, что он отлучён от её постели?

— Да, может. Сделка будет считаться состоявшейся в любом случае.

Я одним сердитым взмахом руки убрала сферу тишины.

— Тогда — идёмте, — мне хотелось его убить, если честно, но я схватила соседа за рукав и потащила к двери. — Идёмте наверх. Покончим с этим поскорее.

Риена и Ирочка, не ожидавшие такой вспышки, дёрнулись следом.

— Стана, ты это чего надумала? — Ира, судя по всему, была неприятно удивлена.

— Мне сделали предложение! — прорычала я — не по-русски, на местном языке. — Рука, сердце и прочая требуха! Завтра колбасу ливерную замутим!.. Ира, отвяжись, ради бога...

Ирочка отшатнулась: у меня, наверное, было лицо, которому позавидовала бы и Горгона. Зато сосед сиял, как новый медяк. Я только расслышала, как Риена растерянно сказала ей: "Ничего не понимаю..." Представить не могу, что она подумала. Впрочем, эта мысль была сметена потоком других, куда менее мирных. Сейчас я как никогда была похожа на злую ведьму из сказок.

Если бы на стене спальни висел хотя бы самый завалящий кинжал, здесь произошло бы убийство. Честное слово.

Я сдирала с себя одежду с такой яростью, что, кажется, дорогой сосед даже испугался. И, кажется, не за себя, а за мою психику. Когда я с тихим ругательством сдёрнула рубашку через голову и, скомкав, швырнула в угол, господин Дойлен позволил себе примирительный тон.

— Не злись, — на удивление негромко сказал он. Чёрт, он уже и разоблачиться успел. Видимо, опыт большой. — А ты хороша. Ой, хороша... Жалко, что летом тебя не поймал. Уже месяца три была бы за мной, как за каменной стеной.

За каменной стеной, да? Нехорошие ассоциации. Воображение сразу дорисовало к каменной стене зарешёченное окошко и дверь на амбарном замке. М-да, ну и привалило мне счастье: громадный волосатый мужик. Одно хорошо: хоть не скалится. Даже некое сочувствие во взгляде чудится, если это не игра отблесков огня в камине.

— Что теперь, любезный союзник? — я не оценила этого сочувствия и подпустила в свой голос побольше яда. — Мне сидеть, лежать или стоять на четвереньках?

— Не злись, — повторил Дойлен. — Клянусь своим Даром, всё, что я тебе сказал — правда от первого слова и до последнего.

А вот это серьёзно. Ведьмаки и маги попусту такими клятвами не разбрасываются, потому что слова "клянусь своим Даром" — тоже своего рода заклинание. Нарушивший клятву или солгавший рискует в лучшем случае умереть на месте. В худшем — лишиться Дара. И попробуйте догадаться, почему смерть предпочтительнее. Несмотря на кипевший во мне гнев, я оценила: он действительно честен со мной. Во всём, даже в сволочизме. Но ведь можно сказать не всю правду, не так ли? А вот на это уже существует другое правило игры: я — на своей территории. Я тут админ, а он в лучшем случае модератор. Правила интернета, перенесенные в реальность, могут быть весьма жестоки. Если что-то пойдёт не так, Дойлену грозит не бан, а смерть. Дорогой сосед, кстати, это тоже знает.

— Сосредоточься на моём медальоне и произнеси заклинание призыва, — сказал он.

Сосредоточиться на его медальоне? Пожалуйста. Я была настолько зла, что мне это удалось с первой попытки. А когда отзвучало последнее слово заклинания... Я почувствовала что-то странное. Цепь на шее натянулась, а мой собственный медальон, сияя неярким зеленоватым ореолом, потянулся к медальону Дойлена, как намагниченный. Цепь довольно сильно потянула меня вперёд, и я, чтобы не упасть, сделала два шага. Серебрушки с тихим лязгом встретились, и меня с головой захлестнул невидимый поток. Поток того, что здесь называлось магической силой. Этот поток подхватил меня и закружил, как в водовороте, и я вдруг почувствовала радость. Злую радость ведьмы, нашедшей новый источник волшебной силы. Он был мой. Мой! Весь без остатка, как и говорил!.. Я запрокинула голову и захохотала, как Маргарита, намазавшаяся колдовской мазью. Поток обтекал меня, словно вода, и я почти не чувствовала, как дрожат руки милого соседа, гулявшие по моему телу, и едва слышала его сбивчивое дыхание...

...Когда я пришла в себя, луна уже вовсю просвечивала сквозь истончившиеся до кружевной толщины тучи. В камине тихо потрескивали поленья, а короткая свечка, стоявшая на каминной полке, давно прогорела и погасла. Я лежала на кровати, и почему-то поперёк неё. Легонько пошевелилась... и тихо зашипела сквозь зубы. Тело отозвалось тупой болью, будто я проехала трёхсоткилометровый бревет без "вкатывания в сезон". Или разгружала вагон с углём. В одиночку.

— Ты помнишь хоть что-нибудь?

У меня начисто вылетело из головы всё, что происходило этим вечером, и я вздрогнула, услышав мужской голос рядом с собой. Потом кое-что вспомнила и покрепче стиснула зубы, чтобы не выругаться. Хотя, наверное, у меня сейчас даже на это не хватило бы сил.

— Нет, — процедила я.

Сосед — уже в статусе официального любовника — шумно вздохнул, придвинулся поближе и ...накрыл меня одеялом из тонко выделанных кроличьих шкурок.

— И я ни хрена не помню, — сказал он. — Прикройся, замёрзнешь.

— Лучше лечь по-человечески, — я с тихим стоном приподнялась, развернулась и уткнулась головой в подушку.

Меня молча поддержали в этом намерении, а заодно подкатились под самый бок, нахально облапив. Под одним одеялом вдвоём всё-таки теплее, а я только сейчас почувствовала, что основательно задубла. И что нас больше не соединяет поток магической силы, а в ушах стоит колокольный звон. Да уж, секс по-ведьмацки не только выматывает тело, но и начисто выносит мозг. Ведь в самом деле — совершенно не помню, что мы тут вытворяли. Судя по нашему помятому виду и состоянию постели, Камасутра нервно курит в сторонке. Оба выложились на полную... Хотя, кое-кто опять дал волю рукам. Значит, не на полную...

Где моя ступа с реактивным двигателем и метла с разделяющейся боеголовкой?

— Опять злишься? — хмыкнул Дойлен. — Брось. Мы с тобой теперь ведьмаки, связанные ритуалом, от этого нам обоим никуда не деться. Ты можешь утром сделать то, что обещала — послать меня в болото и пользоваться всеми плодами нашей сделки. Но я хочу запомнить твоё тело.

— Просто на долгую память, или для своей мужской коллекции? — едко поинтересовалась я.

— Хочется сделать тебе приятно, — он улыбнулся — улыбка странно сверкнула в неясном лунном свете. — Честное слово.

— Для вас это так важно?

— На "ты", милая моя, на "ты". Да, для меня это важно. Хочу видеть и запомнить твоё лицо, когда ты завопишь подо мной.

Я хотела сказать что-то ещё более едкое. Я жутко злилась, но уже не только на него — на себя. Слаба на передок, или как? Но одна мысль заставила меня придержать язык. Что случилось, то случилось, поздно клясть себя. Но что мы оба получили? Вероятно, некие новые возможности. Дорогой сосед хочет просто уцелеть в той круговерти, которая закрутится здесь зимой, и защитить свою семью. А чего хочу я? Я хочу домой. В свой мир. Приблизил ли этот ритуал меня к цели? Не исключено, что дал вообще хоть какой-то шанс. Я чувствовала полученную силу. Чувствовала, что могу теперь гораздо больше, чем раньше, а со знаниями Дойлена... Надеюсь, он знает не меньше Ульсы, а его откровенность теперь обеспечена условиями нашего договора. Кроме того, он действительно честен со мной. Редчайшее свойство для колдуна. Что же теперь мне делать?.. Как говорится, если вы не можете побороть некий общественный процесс, то лучше его возглавить. В моём случае — нужно не посыпать голову пеплом, а использовать этот шанс. В крайнем случае, если сосед начнёт наглеть, я всегда могу его послать. Пойдёт, никуда не денется. Теперь я знала это совершенно точно, и не с его слов. И будет исполнять свою часть договора, как миленький. Магическая власть над ним, которую он сам мне отдал, позволяет провернуть такую штуку.

Получается, ещё неизвестно, кто из нас кого поимел...

3

Неудивительно, что мы продрыхли до полудня.

Дорогой сосед вёл себя просто образцово, видимо, не желал сходу получить "красную карточку". Был отменно вежлив, ни единым словом не помянул прошедшую ночь. Поинтересовался моей библиотекой, полученной вместе с домом. Посетовал, что пару книг из своей библиотеки сможет привезти только к вечеру — если я не против, конечно. Слушайте, его не подменили случайно? Или это его магическая зависимость от меня так действует? А потом мы сели пообедать. Присутствие Риены и Иры за обеденным столом его, прямо скажем, удивило. Впрочем, ему хватило ума промолчать и сделать вид, будто так и надо. Обед был не праздничный — что праздновать-то? — потому обошлись овощным супчиком и окороком на второе.

— Небогато живёшь, — заметил Дойлен. — А ведь доход позволяет и фрукты с юга, и рыбку с моря. Копишь деньги?

— Дому нужен ремонт, — без особенного удовольствия ответила я. — Чтобы при этом ещё и столоваться по-богатому, мне пришлось бы выметать у крестьян всё до последней крошки. Я такой глупости не сделаю никогда.

— Я тоже, — дорогой сосед одобрительно кивнул. — Голодный крестьянин — не работник, и подать с нищего тоже не соберёшь. Прибедняются — так то у них в крови. А знаешь, как сборщики подмечают, в какой деревне есть что взять, а где в самом деле шаром покати? Мне сынок рассказал... По птицам смотрят.

— То есть? — удивилась я.

— То есть смотрят, есть ли в деревне воробьи и голуби. Если есть, значит, деревенька зажиточная. Если голубей нет, но есть воробьи — не нищие, но и лишнего с них не возьмёшь. А уж если и воробьёв крестьяне сожрали, то тут точно делать нечего. Вольная птица не селится там, где её жрут с голодухи... Вот ты не была в деревне у нашего разлюбезного соседа Лугира, а я бывал. Так там крестьяне и лебеду за лакомство считают. Боятся, злобятся, да ничего против ведьмака поделать не могут, — Дойлен, дохлебав супчик, под убийственным взглядом Риены принялся за окорок. — Лугир, как по мне — болван, — продолжал он; сплетни о соседях в нашей глуши — самое милое дело. — Обдирает мужичьё, как липку, лютует. Даже сборщики — сама знаешь, совести у них ни на четверть медяка — и те с его мужиков лишнего не требуют. Потому что видят — нет ни одного воробушка в деревне.

— Спасибо, я не знала, — конечно, тонкостям хозяйствования меня обучала Риена, но на ней было всего одно поместье, и для сравнительного анализа ей попросту не хватало данных.

— Так спрашивай, чего не знаешь. Отвечу.

— Меня сейчас интересует другой вопрос, — ядовито проговорила я. — Ты собираешься жить на два дома?

— Именно так, — совершенно спокойно ответил Дойлен. — У меня теперь две женщины. Одна любимая, другая желанная. Я обязан кормить обеих. Выходит, завтра мне на охоту. Свинка со скотного двора — одно, а дичина — совсем другое. Вот притащу завтра молодого кабанчика, почувствуешь разницу!

— Ну, даёт стране угля... — Ирочку восхитила эта беззаботная наглость. — Интересно, жена его сковородкой встретит, или сразу фаерболом шмальнёт?

— Мне, кстати, это тоже интересно... — пробормотала я по-русски.

— Если госпожа позволит мне высказаться... — начала Риена.

— Говорите, — я кивнула ей.

— Решение господина не объедать небогатую ведьму можно только приветствовать, однако дурная слава моей госпоже ни к чему.

— А что вы, почтенная, называете дурной славой? — видя, что я ценю экономку ещё и как личность, Дойлен счёл за лучшее обращаться к ней уважительно. — Моя жена родила трёх мальчишек, и все они лишены Дара. Зачать она больше не может, и я имею полное право заключить договор со свободной ведьмой, чтобы она родила наследника нашим доменам. Если повезёт, то и не одного. Что в этом дурного? Стану никто из соседей не осудит. Ну, разве за то, что выбрала не кого-то из них, — он засмеялся.

— Госпожа замужем, мой господин.

— Спорный вопрос. Где её муж? В другом мире.

— Но он есть, и он жив, — буркнула я, мучаясь комплексом вины.

— В другом мире, милая, — повторил Дойлен. — Ни ты, ни я при всём желании не сможем пробить туда портал. Это под силу только князю с княгиней, но захотят ли они это делать? Тоже спорный вопрос. И кстати, что ты знаешь о брачном ритуале?

— Что он связывает мужчину и женщину, накладывает на них заклятие... — я припомнила уроки Ульсы. — Ты вообще к чему об этом заговорил?

— Хочу, чтобы ты — и вы, почтенные дамы — все знали, насколько отличаются отношения между колдунами от отношений между простолюдинами. Если брачуются крестьяне, ремесленники или купцы, маг попросту благословляет их, и на том всё заканчивается. Магии в той церемонии нет. Но когда в брак вступают Одарённые, на них накладывается сильное заклятие. Суть коего в том, что детей отныне они могут иметь только друг от друга. Замужняя ведьма может спать с кем угодно, хоть с соседом, хоть с конюхом, но зачнёт она от законного мужа, и не иначе. То же самое и про женатых ведьмаков. Единственное исключение — это магический договор со свободной ведьмой или ведьмаком для продолжения рода.

Вот оно как. А я удивлялась... Если мужчина знает, что жена будет рожать только от него, то рано или поздно он перестанет обращать внимание на её увлечения. И женщина тоже простит мужу походы по бабам, если будет абсолютно уверена, что ему не придётся платить алименты посторонним дамам. В сословии, где возможность рождения детей не от того партнёра исключена, ревность рано или поздно атрофируется.

— И что же, твоя жена... — начала я.

— Милая, я не хочу знать, с кем она спит, лишь бы её увлечения не вредили интересам нашей семьи. Кеарна хоть и глупышка, но прекрасно знает, с кем не стоит водиться. Ей точно так же не интересно, с кем я сплю.

— У нас понятие "любовь" понимается всё-таки не так вольно.

— Так то у вас. А мы ведьмаки, у нас всё не как у людей, тем более, в других мирах... Благодарствую, дамы, обед был великолепен, — он вытер руки куском полотна, служившего салфеткой, и кивнул Риене с Ирой. — С меня — обещанный кабанчик. А с тобой, милая, я бы хотел кое-что обсудить. Если не возражаешь, поднимемся в кабинет. Мне понадобится одна книга.

Книга? Точно-точно? Хотя, глядит серьёзно, без вчерашней несытости. И я уже убедилась, что он не врёт. Скрывает часть правды — да, но не врёт.

Почему?

Могу ли я спросить его напрямую?

Спрошу. Обязательно. Но не прямо сейчас.

— Племянница твоя хороша, — Дойлен плотно прикрыл за собой дверь. — Слушай, вытряхни её из ошейника. Я бы её для старшего сосватал, давно пора парню жениться.

— Она уже выбрала, — проговорила я, устало опускаясь на скамью у пюпитра с раскрытой книгой. — Я не собираюсь ей указывать, за кого выходить.

— Видел я, кого она выбрала — натуральный мозгляк, — фыркнул дорогой сосед. — Только и того, что рожа смазливая, да готовить умеет. Такой, если его невесту кто лапать начнёт, сразу хвост подожмёт. А мой сынок не таков. Он, если кто его девке юбку задерёт, мигом этому типу рыло начистит.

— Не то, что у ведьмаков, да? — съязвила я.

— У нас проще.

— Проще... — следующий вопрос был готов ещё тогда, когда он разъяснял нам особенности отношений в семьях колдунов, но я не рискнула задать его за столом. А теперь, кажется, самое время. — Ответь мне... Поклянись Даром, что ответишь предельно честно... Тебе всё равно, буду я спать с тобой одним, или со всей округой?

Дойлен как-то очень уж странно посмотрел на меня и сел рядом на скамью. Где-то с полминуты длилась тишина.

— Нет, — глухо проговорил он. — Тебя я ни с кем делить не хочу. Клянусь Даром, это правда.

— А вчера ты говорил...

— Да, говорил. Договор обязывает меня подчиняться твоим решениям, даже если я с ними не согласен. Но спасибо, что ты спросила. Сам бы я ни в жизнь не признался.

Впервые за всё время — нет, даже не знакомства с дорогим соседом, а вообще за всё время в этом мире — я почувствовала облегчение.

— Спасибо тебе, что ответил, — я грустно улыбнулась. Здесь появился хоть один человек, на которого я могла хоть немного положиться. Не самый приятный человек, надо сказать, но больше года приходилось выживать вообще на одной осторожности и подозрительности. — Обещаю, в этом мире у меня не будет мужчин, кроме тебя.

Дорогой сосед не стал ничего говорить. Только взгляд его сделался веселее.

— Знаешь, — сказал он, немного погодя, — я мог бы потребовать клятву и с тебя, но не буду. Ты не обманешь.

— Я — ведьма, — я пожала плечами.

— Ты не настоящая ведьма, если уж говорить начистоту. Тебе можно верить.

— Ты тоже не злоупотребляешь ложью.

— Тебе я не солгу. Любому другому — запросто. Только не спрашивай, почему, ответ ты уже знаешь. А пока, — он сунул ручищу за пазуху и извлёк несколько пожелтевших листков бумаги, сложенных вдвое и потёртых на сгибе. — На вот, почитай. Я тебе вчера об этих записях говорил. Если сомневаешься, проверь на подлинность.

Проверка на подлинность денег и записей — одно из первых умений, которым обучают колдуна. Ульса постоянно устраивал нам неожиданные "экзамены", то посылая в лавку с фальшивой деньгой, не зачарованной на княжеском монетном дворе, то требуя определить возраст манускрипта. Этим бумагам действительно было три сотни лет, медальон сразу распознал бы подделку.

— Там много интересного, — Дойлен заметил, как одобрительно мигнул рубин на моём серебряном "ошейнике". — Читай. Потом будешь вопросы задавать.

Да уж. Не побоялся тащить запрещённые бумаги в чужое владение. Неужели действительно так доверяет?

Посмотрим.

4

Честно говоря, мне начинало казаться, что где-то в магической ткани этого мира произошёл сбой, и Дойлен мне всё-таки соврал.

Приближался праздник урожая, совпадавший с осенним равноденствием. Особенно тут не гуляли, крестьяне попросту боялись показать хозяевам и мимоезжим своё реальное благосостояние. То есть, от орлиного глаза Риены они точно ничего не скроют, а вот купцы и путешественники могли натрепаться где не следует о весёлом и богатом праздновании в деревне Масент. И тогда сборщики в следующий приезд обязательно пойдут шарить по домам и погребам, не отвертишься, не отплачешься. Потому ничем особенным, кроме золотистого снопа под священным дубом, деревня не украсилась. Традиция. Однако в домах полным ходом шла подготовка. Бабы стряпали, мужики сколачивали дощатые щиты и козлы, чтобы в праздничный день расставить вокруг оберега Масента длинные столы, а я должна была наколдовать хорошую погоду. Как назло, именно сейчас какой-то циклон решил подмочить репутацию сотен ведьмаков по всему востоку княжества. Но то ли нам повезло, то ли совместные усилия всех магов и ведьмаков восточных волостей дали результат, циклон благополучно помер, пролившись дождями над землями светловолосых варваров.

Маленькое лирическое отступление: народ в княжестве темноволос, а южане ещё и смуглы, как сицилийцы. Назвать тут кого-нибудь блондином — значит, смертельно оскорбить. Ибо блондинами были как раз племена, ведшие свою родословную из Скандинавии. Века три назад началось наступление ледников, эти племена были вынуждены уйти с насиженных мест. А так как места, куда они явились, уже были насижены другими народами, совершенно естественно возникли локальные конфликты, каменные топоры и копья работали безостановочно. Блондины, благополучно зачистив племена, обитавшие на севере Европы, не остановились на достигнутом, пошли южнее и ожидаемо напоролись на территорию княжества. Колдунам тогда пришлось здорово поднапрячься, чтобы отбить нашествие, и с тех пор слово "беловолосый" стало синонимом слова "дикарь". Упомянутые дикари поселились в лесах севера Франции, Германии, Польши и Белоруссии, и время от времени вторгались в "зону отчуждения", пробуя магические границы княжества на прочность... На Ирку поначалу косились: рыжая, не такая, как все. Потом, когда волосы отросли и рыжим остался один хвостик, коситься перестали. Дивились, но пальцами уже не показывали. Зато я со своей, как говорят югославы, динарской внешностью была здесь в доску своя. Если не считать предпочтений в одежде и любви к двухколёсному транспорту.

Несмотря на охранительные заклинания и регулярный техосмотр, велосипед начал "глючить". Увы, продуктам мира технологии век недолог. Телефон, с которого я чуть не пылинки сдувала, ещё держался, а велик, что называется, посыпался. Сначала порвалась цепь. Укоротила её на одно звено. Потом полдня возилась, подтягивая спицы и выравнивая обод на колесе, вообразившем себя цифрой "восемь". А на днях появился нехороший стук в каретке, которую пришлось разбирать, чистить, смазывать и с матюками собирать заново. Счастье, что у меня стоял не картридж. Дома все эти поломки я бы устранила за час, а здесь "наука технология" не в ходу, запчастей не купишь. Даже у Ульсы на складе, хотя там накопилась порядочная куча вещей из нашего мира.

Из нашего мира...

Меня давно волновал этот вопрос. Ульса упоминал о разных мирах, а на складе у него лежали вещи только из одного. Господин учитель не был расположен откровенничать на эту тему. А Дойлен приподнял завесу тайны. У него, мол, есть знакомые в других волостях — с кем-то вместе путешествовал в молодости, с кем-то просто вместе пил — так те знакомые давно уже упоминали об иномирянах, не похожих на нас с Иркой. То есть о таких же людях, но рассказывавших о мирах, где не знали ни магии, ни технологии. Получается, что в разных местах открывались порталы в разные миры? Выходит, что так. Зачем такие сложности понадобились местным магам, ума не приложу, но ведь для чего-то это сделано. Хотя... может, я ищу скрытый смысл там, где его нет? Может, просто такова физика процесса?

Тем временем все готовились отмечать равноденствие. Действие почти религиозное. Здесь вообще религия на уровне язычества, но вместо пантеона богов — князь и княгиня. Прочие маги с ведьмаками тоже пользуются почтением, но это почтение замешано на страхе. Тогда как княжеская чета окружена божественным ореолом, о них принято говорить не иначе, как с восторженным придыханием, хотя видеть эту парочку довелось очень немногим. По описанию свидетелей они выглядели молодыми и красивыми, и, как утверждает официальная версия истории, были всегда. Вернее — последние десять тысяч лет. Люди столько не живут. А маги? Маги живут долго, по несколько сотен лет, но и они смертны. Впрочем... у князя с княгиней есть Тот Самый Артефакт, которого никто в глаза не видел, и никто точно не знает пределов могущества этой штуковины. Может, она им даёт вечную жизнь и такую же молодость. Кто, в конце концов, знает истинные возможности магии? А я вспоминала слова классика: "Высокие технологии неотличимы от магии". Кларк был прав. Ульса по сей день величает свои телефоны "артефактами". Так может ли быть Тот Самый Артефакт продуктом не волшебного колдунства, а высочайших технологий неведомого мне мира?

Когда я вернулась в особняк, по дому витали такие запахи, что можно было захлебнуться слюной. Служанки забивали гусей и уток, дюжий дядька Аниш, плотник и по совместительству сторож, резал свиней, его старая жена доила коров, бабы сбивали масло, закисляли и отжимали творог. Из погреба доставали толстые колёса сыров, кольца колбас, пласты копчёного сала, горшочки с тушёнкой, выкатили бочку мочёных яблок. Тилемай, наш повар, сбился с ног. Вытребовал себе помощь в лице Ирочки и пары деревенских баб. Ира больше таскала продукты на кухню и выносила готовое на двор, где конюх с парой мужиков уже устанавливал длинный стол. По словам повара, к печке её подпускать было нельзя. Вообще. Ирочка, впрочем, от этого нисколько не страдала, даже смеялась, что хоть от этой нудной обязанности она избавлена. Зато ей понравилось вкусно кушать, даже пару лишних килограмм набрала. Вот и сейчас она выбежала, прижимая к себе миску чего-то ароматно дымящегося и попутно запихивая в рот кусочек сладкого пирога.

— Эй, эквилибристка, ничего не уронишь? — засмеялась я.

— Ммм! — Ирочка упрямо мотнула головой, пытаясь прожевать пирог. — М-мм!..

— А по-русски?

— Фе уфофю!.. Блин... Не уроню, в смысле, — бодро ответила Ирочка, прожевав. — В первый раз, что ли? А оно всё так вкусно, что прям само на зуб просится.

— А фигура? — продолжала хихикать я.

— Да нафиг! Тут в моде совсем другие пропорции, — Ира хитро подмигнула. — Тиль меня специально вкусностями закармливает, чтобы соответствовала.

— Ладно, соответствуй, только в меру, а то станешь похожа на старостиху, придётся двери во всём доме расширять.

Ирочка прыснула, явно вспомнив необъятную бабищу, с трудом проходившую в собственную калитку.

— Не, мне столько не слопать, — она помотала головой и побежала ставить миску на стол. Я заметила, что там была тушёная свинина с овощами. Остро пахнуло чесноком.

— Давай помогу, что ли, — крикнула я ей вдогонку. — Что там ещё тащить надо?

— Тебе по статусу не положено, — брякнув миску на стол, который бабы уже застилали кусками чистого полотна, Ира весело рассмеялась. — Ты у нас ведьма — вот и наколдуй хорошую погоду, тучки какие-то подозрительные.

Тучки были самые обыкновенные, беленькие и безобидные, но в этот тёплый осенний день хотелось солнышка. И я принялась за погодное колдунство... Оно удалось, как никакое другое. Сегодня мне почему-то всё удавалось, всё спорилось, всё радовало. Не хотелось думать ни о каких проблемах, хотя их у меня предостаточно. Да хотя бы хозяйственных. Но о них я вспомню завтра. А сегодня — праздник. Сегодня полагается думать только о хорошем. И мне хотелось, чтобы мою радость разделили люди, которые мне небезразличны.

Застолье началось, когда солнце стояло в зените. Как хозяйка Масента, я подняла чашу с вином и произнесла первый тост.

— За праздник, — я решила, что краткость будет более уместна, чем красноречие. — За то, чтобы он был не последним. За жизнь.

— За жизнь! — подхватили гости, поднимая свои чаши и кружки. Тост им явно понравился.

Винцо было так себе, на мой вкус излишняя кислинка его портила, но местные пили и нахваливали. И не забывали закусывать. Дворня — и мужики, и бабы — поначалу чувствовали себя не в своей тарелке. Рабов за один стол с хозяевами как правило не сажали. Но они понемногу приложились к винцу, растормозились и налегли на яства ничуть не хуже гостивших у меня деревенских — старосты с женой и двух самых зажиточных семей. Второй тост был как раз за старостой, носившим забавное имя Дах. Что в переводе с местного языка означало "сноп", а с украинского — "крыша". Осанистый старик произнёс длинную речь о том, как им всем здорово живётся под мудрым руководством самой ведьмистой ведьмы в княжестве. Я слушала, тихонечко хихикала и мысленно представляла себя летящей на метле. Зрелище, кстати, было бы экзотическое даже для этого мира: ни маги, ни, тем более, ведьмаки летать не умели. Разве что левитировать, но даже у самых сильных магов это отнимало массу сил... Когда староста наконец закруглил свою речь, все снова поднялись и выпили. А потом и закусили, святое же дело после выпивки.

Но местным традициям меня наставляла Риена, прожившая здесь почти двадцать три года. Согласно им, третий тост был за доверенным лицом хозяина или хозяйки, тем, на ком, собственно, дом держится. То есть, в нашем случае — за ней самой, экономкой. Но тут была загвоздка: ошейник раба лишал человека права на многое, в том числе и на застольные речи. С моей колокольни это несправедливо. Риена, как и всякий толковый "министр финансов", была редкой занудой, но представить Масент без неё было невозможно. Я приготовила сюрприз. И ей, и всем прочим.

— А сейчас, — сказала я, по традиции поднимаясь, чтобы сказать "алаверды" в адрес третьего кандидата на произнесение тоста, — мне бы хотелось сказать несколько слов похвалы в адрес человека, который действительно её заслуживает. Я говорю о госпоже Риене. Именно её стараниями Масент не превратился в кучу развалин при казённом правлении, и именно её стараниями мы можем без особого ущерба для владения устраивать такие застолья. Так будет ли справедливо, чтобы такая достойная женщина носила ошейник?

— Нет! Нет! — гости, изрядно подогретые хмельным, весело поддержали инициативу, а Риена напротив — испуганно побледнела.

— Вот и я так думаю! Посему призываю вас в свидетели: эта достойная женщина по имени Риена отныне свободна! Встаньте, уважаемая.

Потрясённая экономка поднялась со скамьи. По-моему, она до сих пор не верила в услышанное. А мне осталось лишь коснуться медальоном потёртой медной бляхи на её ошейнике и повторить: "Свободна!" Застёжка, давным-давно ослабевшая и державшаяся на одной магии, тут же разомкнулась. Полоска старой кожи упала к её ногам.

— Госпожа моя, это... Спасибо, госпожа моя... — Риена вдруг прикрыла лицо дрожащей рукой, всхлипнула... и, мгновенно утерев слёзы, выпрямилась, как ни в чём не бывало. Только предательски блестевшие глаза сияли на её сухом лице. Да. Это не безграмотная служанка, которая воспринимает избавление от ошейника как повод взвыть: "Пошто меня гоните?" Риена знает цену свободе.

— Разумеется, госпожа Риена окажет мне честь, согласившись остаться в должности хранительницы кошелька, но уже в качестве вольнонаёмной работницы, — продолжала я.

— Это честь для меня, госпожа моя, принять такое предложение, — экономка поклонилась с достоинством леди.

— Вот и отлично. А теперь за вами тост! — я с весьма прозрачным намёком подняла свою чашу. Там ещё плескалось несколько глотков вина.

Риена охнула, и, рассмеявшись, плеснула себе в кружку...

После третьего тоста гости из деревни поднялись из-за стола и с многочисленными поклонами распрощались. Деревенский праздник по традиции начинался с застолья в хозяйской усадьбе, после чего плавно переносился под священный дуб. После ухода крестьян я тоже поднялась к себе. Мы с Риеной и Ирой собирались устроить пикничок на троих, а дворня пусть подъедает со стола, пусть празднует. Им же и прибирать под вечер. А я сняла праздничное платье и переоделась в походное.

— Ирка! — я, услышав, что моя неугомонная землячка пронеслась по коридору к своей комнате, немедленно высунулась за дверь. — Скажи своему Тилю, чтобы плащи прихватил. Земля уже холодная, задницы поморозим.

— Скажу, — Ира притормозила у своей двери. — Слушай, а с меня ты когда эту дрянь снимешь? — она дёрнула ошейник.

— Да хоть сегодня, — засмеялась я.

— Ой, Стана, ради бога, поскорее! — пискнула Ира, бросаясь ко мне. — Надоел уже! И эти, из деревни, носы задирают, гады ползучие... Стана, а можно ещё кое о чём попросить, пока ты добрая?

— Добрая ведьма — это нонсенс! — я многозначительно подняла палец к потолку. — Что ты хочешь?

— Амулетик твой, вот... — она потеребила тонкий браслетик из кусочка серебряной проволоки. — Обновишь заклинание?

— Значит, ребёнка от Тилемая ты всё ещё не хочешь, — заключила я. Амулет был снабжён как раз соответствующим плетением. — А он?

— А ему и так хорошо, — пожала плечами Ира. — Ну, пока хорошо. Если скажет, что женится на мне — тогда сниму. Так ведь не предлагает. Чего я буду его по залёту хомутать? Его это не удержит.

— И то верно, — в словах Иры была правда. Какой смысл заводить ребёнка, если отцу он не нужен? Или тащить мужчину в ЗАГС, как выразилась Ирочка, "по залёту", чтобы через пару лет всё равно разойтись врагами? — Вечером заскочишь, обновлю.

— Вечером твой приедет, — Ирочка заговорщически мне подмигнула. — Хочешь, честно тебе скажу?

— Скажи, — при слове "твой" меня что-то корябнуло. Неправильно это всё...

— Он мне нравится. Не, не боись, отбивать не собираюсь. Просто нравится, и всё.

— Он предлагал мне тебя за его старшего сына замуж выдать, — я тоже ответила ей аналогичным подмигиванием. — Может, согласишься?

— Я его сына что, в глаза хоть раз видела? — возмущённо фыркнула Ира. Впрочем, она тут же сменила гнев на милость. — Ну, разве что познакомит, поговорим, а там решать буду... А Тиль пусть или предложение делает, или идёт лесом!

Зная Ирочку, можно было представить эту сцену... Хотя она и тут права. Если мужчина не хочет жениться, его можно заставить это сделать только под угрозой чего-то ещё более неприятного. Тогда лучше с таким расстаться.

Через час мы вчетвером — Тилемая Ира тоже притащила — устроились на холме под двумя высокими соснами. Расстелили "скатерть-самобранку", выложили вкусности из корзинки и кувшинчик вина. Я тут же с важным видом провозгласила о своём намерении видеть "племянницу" свободной и сняла с неё осточертевший ошейник. За это, разумеется, выпили. Хороший ведь повод, согласитесь. Вино уже слегка шумело в голове, хотя глотнула я всего ничего. Ладно. Теперь, что бы ни случилось, Ира и Риена свободны. Завтра нужно будет почтой отправить в Рему соответствующие свидетельства. То-то Ульса удивится. А эти две женщины мне дороги, и я не хочу — в случае, если мы с Дойленом проиграем — чтобы их продавали с торгов, как вещи.

О, лёгок на помине, сосед мой разлюбезный. Едет на своём здоровенном коне, радостный такой. За ним топчет пеший слуга, ведущий в поводу мелкую лошадёнку, навьюченную перемётными сумами. Решил присоединиться к пикнику? Что ж, праздник, настроение хорошее. Почему бы не выпить вместе?.. Кстати, кто это его догоняет? Какой-то молодой человек в недорогом, но приличном камзоле служивого, с мечом на перевязи и с треугольной медной бляхой на цепочке... Сын, что ли? Похож. М-да, Дойлен, кажется, решил всерьёз озаботиться будущностью сына, пусть и не наследного.

— Эй, вы, обжоры! — заорал сосед ещё издалека. — Едите, а меня не приглашаете? Так я сам напрошусь, я не гордый! У всех праздник, и у меня тоже!

— А вино и закуска у тебя есть? — насмешливо поинтересовалась я.

— Где выпивка, там и закуска! Эй, парень, — это уже слуге, — тащи сумки!

Пока слуга разгружался, подъехал тот самый молодой человек с мечом и бляхой. Точно: сын. Молодая копия Дойлена. Перекинулся с отцом парой слов, после чего уставился на Ирку. Не сказала бы, что с каким-то особым интересом: папа велит — значит, надо.

— Вот! — Дойлен подсел ко мне с кувшинчиком вина. — Из столицы привозил, не чета кислятине, которую тут купчишки продают. Подставляйте кружки! У меня сегодня двойная радость! Приехал Керен, мой старший — это раз. И среднего с младшим освободил — это два. Выпьем за это!

— Хороший повод, — согласилась я. Видимо, дорогой сосед тоже подумал о возможном проигрыше и на всякий случай обеспечил сыновьям относительную безопасность.

Вино и впрямь было неплохим, но в голову ударило сразу. Пришлось, как говорится, собирать себя в кучу, чтобы не развезло. Почему-то испортилось настроение. Может быть, потому, что Дойлен слишком уж по-хозяйски себя вёл на нашем почти семейном пикнике? А может, потому, что его сын слишком уж откровенно раздевал Ирку взглядом? Та, между прочим, аж в комочек сжалась, а её парень так вовсе перестал есть и пить. Улучив минутку, я отозвала её в сторону.

— Что с тобой? — первым делом спросила я.

— Стана, я его боюсь, — шёпотом призналась Ирочка. — Папа у него нормальный, а этот... Даже не знаю, как сказать. Смотрит, как на вещь... А может, не поэтому, но мне страшно.

— Короче, я передам, что от ворот поворот, — подытожила я. Странно, но Ирочкин испуг почему-то помог мне принять решение, которое я все эти дни откладывала "на потом". Нужен мне Дойлен как союзник и любовник, или только как союзник? Вот сейчас и нужно решать, "потом" будет поздно.

А к его сынку нужно повнимательней присмотреться. Я не обращала на него особого внимания, но раз Ира боится, то это "жжжжж" неспроста. Значит, есть у этого человека какая-то червоточинка.

Разберёмся.

Дойлена, кажется, вино совсем не брало. У меня после трёхсот грамм в голове оркестр играл, а он литрами хлещет — и ничего. Ладно, пусть бы сам хлестал и сына подзуживал, но он и мне полную кружку набулькал!

— Пей, — он, смеясь, приобнял меня за талию. — Пей до дна, милая, сегодня праздник, все должны веселиться.

Вот это "пей до дна" меня и покоробило.

С ним хорошо, не хочу быть несправедливой. Но без него, пожалуй, будет лучше.

— Может, хватит? — воспользовавшись тем, что за импровизированным столом стало шумно — все уже причастились и гомонили, как сороки — я сказала это ему на ухо.

— В каком смысле хватит? — Дойлен тоже сбавил громкость. Он прекрасно понял, что я не о выпивке, но решил всё-таки уточнить.

— В том самом, — заявила я. — Ты ведёшь себя здесь как хозяин, это недопустимо. Мы союзники. Как мужчина ты интересен, но лично мне не нужен — прости за прямоту.

— Вот как? — хмыкнул Дойлен. — Почему же ты не отказала мне сразу после ритуала?

— Трудно сказать. Но сейчас я решила.

Дорогой сосед нехотя убрал руку.

— Жаль, — сказал он. — Надеюсь, ты решила не окончательно.

— Окончательно.

— А то обещание насчёт других?..

— Это тоже окончательно. Нам с тобой было неплохо все эти дни, и я тебе за них благодарна. И за союз тоже. Но — хватит.

— Вот как... Выходит, ты тоже чувствуешь, что время вышло, да?

Блин...

Вот тут он как в воду глядел. Три ночи меня преследовал один и тот же сон: часы с обратным отсчётом и последней секундой на табло. Это что же, предчувствие в виде вещего сна? Всё может быть.

Значит, миропорядок не нарушен. Никто мне лгать не собирался.

— Мы неплохие союзники, Дойлен, — совсем тихо сказала я. — Давай не будем сводить всё к постели. У тебя жена, о которой ты обязан заботиться.

Со стороны всё выглядело благопристойной приватной беседой. Я надеюсь, Дойлен понял меня правильно. Сволочь, но умный.

Если рубить хвост собаке, то лучше сразу весь, чем по кусочку.

5

В дорогу я снарядилась как обычно: велосипед с обновлёнными защитными заклинаниями, горсть амулетов, рассованных по кармашкам велокостюма или навешанных на запястья под рукавами, "Сафари" в нарамной сумке, хлеб с окороком в рюкзаке и несколько монет на всякий случай в заднем кармане. Телефон брать не стала, ни к чему он сейчас... К моему велосипедному виду все окружающие давно привыкли. Крестьяне привычно кланялись, проезжие купцы давали дорогу. Даже свита ведьмы Видии — сморщенной склочной карги, отравлявшей жизнь соседям вечными кляузами в управу — и та посторонилась, пропуская меня. Не из уважения, боже упаси! Если я узнаю, что эта старая ворона прониклась ко мне уважением, придётся бежать отсюда со всех ног. Зауважает до смерти! Просто однажды летом мы повстречались по пути в Рему. Уступать забитую её сопровождением дорогу старуха категорически не пожелала, и я совершенно автоматически надавила на кнопку "Эйрзунда"... Это, я вам скажу, страшная вещь. Всего лишь пластиковый баллон с закачанным под давлением воздухом, трубка и маленький изогнутый буквой "зю" раструб на руле. Но при свеженакачанном баллоне от его звука шарахаются даже глухие — рассчитано на забитый ревущим транспортом городской проспект. Словом, объезжать мне тогда всё равно пришлось по обочине: я боюсь лошадей, а перепуганных лошадей — особенно. С тех пор все в округе знали, что при появлении двухколёсной таратайки лучше уступить дорогу, дешевле обойдётся.

Два часа в режиме грунтовой велопрогулки — и я в управской столице. За год с небольшим она не изменилась ни капельки: всё те же серые дома, только в центре радовавшие глаз красной черепицей. И, к сожалению, всё та же не замощённая площадь, едва просохшая после дождей недельной давности. Я рассчитала время приезда так, чтобы точно застать Ульсу дома: как раз заканчивался урок. Второгодник Барр и две не знакомые мне сестрички-близняшки с самыми что ни на есть хулиганскими рожицами выбежали во двор — погулять после урока.

— А-а-а, ученица, — Ульса высунулся в раскрытое по такой теплыни окно и изобразил радушную улыбку. — Получила моё письмо, как я понял? Ну, заходи, расскажешь новости.

— Да нет никаких особенных новостей, учитель, — оставив велосипед во дворе — в полной уверенности, что никто не тронет, не нажив неприятностей — я вошла в давно обрыдший зал, служивший учебным классом. — Купцы ездят, крестьяне платят подати, я гоняю тучки... Всё как обычно. А ваше письмо заставило меня поволноваться, учитель. Что-то случилось?

— Князь и княгиня объявили Большой сбор, — важно произнёс Ульса. — Всем магам и ведьмакам предписано явиться в столицу к зимнему солнцевороту. Бумага, если ты не заметила, висит на столбе посреди площади... Столица не близко, в путь придётся выступать не позже, чем через десять дней... Ты понимаешь, о чём я?

— Понимаю, — кивнула я, почувствовав, как где-то внутри сжимается холодный комок. — Повеление князя и княгини имеет силу закона, чего же тут непонятного? Вот только странно это всё. Вам так не кажется, учитель?

— Повеление князя и княгини не только имеет силу закона, но и не обсуждается, — Ульса мгновенно помрачнел. — Я сказал — ты услышала. Письменное предписание тебе лично — вот, — он бросил на стол запечатанное сургучом, но ещё не отправленное письмо, адресованное ведьме Стане из Масента. — Остальным оно будет разослано с ближайшими курьерами.

— Но...

— Ты меня слышала? — учитель хлопнул ладонью по столешнице — признак гнева.

— Да, учитель.

— Тогда езжай домой и готовься в путь. Не мне тебе объяснять, что ждёт ослушников: помнится, ты начала ознакомление с нашим миром со Свода законов княжества.

Вот так, значит. Все маги и ведьмаки...

Не жирно будет, ваши княжеские высочества?

— Хорошо, учитель, — я была само послушание. — Через десять дней выезжаю.

И вовсе ему ни к чему знать, что за околицей я свернула не на юг, к Масенту, а на северо-восток, к Туримиту. Я уже знала, с чего начну свою игру.

Англичане говорят: "Время — деньги". Ошибаются. Время — жизнь.

6

Туримит меня тоже ничем новым не обрадовал. Даже разочаровал. В прошлый раз мы приехали на праздник. Весьма своеобразный, конечно, но для горожан это было развлечение и некий доход. Сейчас я приехала аккурат после праздника урожая, который в городах назывался праздником равноденствия и отмечался довольно скромно. В деревнях начинался сезон свадеб, а город снова погружался в свои обыденные дела. Только голубям на крышах не было никакого дела ни до праздников, ни до будней, а люди их интересовали только как источник мусора, в котором можно поискать что-нибудь вкусное. Здесь их не кормили сердобольные старушки, как в наших городах.

Подъехав к знакомой таверне, я потребовала бумагу, канцелярские принадлежности и мальчишку на посылках, который за медную монетку отнёс мою записку ведьмаку Игару, что находится на службе у господина волостного мага Гидемиса...

— Какие люди, и без охраны! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

Радость Игоря действительно была искренней, несмотря на ведьмацкую школу и стажировку у Гидемиса, хорошо отбивающие любое поползновение к искренности. Надо сказать, я тоже искренне ответила на его рукопожатие. С нашей последней встречи он прибавил ещё пару кило. И, памятуя о его маленькой слабости, я решила потратиться на угощение. Жирный гусак, паштет, свежие хлебцы, грибная похлёбка... Я заказала блюд десять и ещё кувшинчик красного вина — запить всё заказанное и порасщеплять лишние жиры.

— Не с кем словом по-русски перекинуться? — спросила я, когда мы подняли первый тост. Сама только пригубила: всё-таки "за рулём", а велосипед ввиду своей двухколёсности за лишние "пять грамм" накажет моментально.

— Если бы! — пожаловался Игорь, наминая паштет, обильно наложенный на разрезанную пополам булку. — Ты там в деревне сидишь, дом обустраиваешь, я слышал, тебе есть чем заняться. А я?.. М-ням... Я тут вроде лаборанта при маге. Знаешь такой режим — "ППП"?

— Нет.

— "Принеси, подержи, подай". Вот так я у него и кручусь. То книжку из библиотеки притащи, то письмо на почту оттарабань, то за учениками присмотри. Те ещё ханыги, скажу по секрету... — земляк, перечисляя свои проблемы, заметно погрустнел. — Люди какие-то гнилые, пакость сделают и радуются. Да бог им судья. Меня другое бесит, скоро взвою, как собака Баскервилей... Мабила давно сдохла. Ни пойти некуда, ни фильм посмотреть, даже театра, и того нету. Актёров уже лет сто как под арку спровадили. Даже если кто и артист, или, там, поёт красиво, так ни в жизнь не признается.

— Я бы тоже не призналась, — поддакнула я. — Ну их всех, этих магов. Они меня и в деревне до печёнки достали — то подати плати, то отчитывайся, кто куда глянул и где чего не того ляпнул. Тоже мне, нашли шпионку... А в городе, я смотрю, не лучше, хоть и областной центр.

— Скукотища, — сказал Игорь, дожевав "сиротский бутерброд" и принимаясь за гусятинку. — Хоть вешайся. Сижу тут, тихо охреневаю. По девкам ходить надоело, они тут пресные какие-то. Побазарить за жизнь не моги — тут же побегут докладывать, о чём ты откровенничал. Даже книжки почитать, и то нету! Хотел местные романчики полистать... Такая хрень, я тебе доложу! Про любофф до гроба и прочую мутотень. Или про добрых магов, защищающих нечастных девиц от разбойников... Ты тут хоть об одном разбойнике слышала, а? И я не слышал.

Вообще-то, слышала. И даже видела. Дойлен в одном из приступов своей обезоруживающей честности рассказал, что иногда баловался разбоем. Но только на чужих землях и только в том случае, когда можно было спокойно перерезать всех свидетелей. Князь заботился о торговле, и разбой в княжестве наказывался посажением на кол. Любого, без разбора — хоть простолюдина, хоть ведьмака, хоть мага. Впрочем, колдуна могли ещё скормить артефакту. Тоже, согласитесь, не самый удачный способ распрощаться с жизнью. Но вот Игорю это знать совершенно ни к чему.

— Говорят, их уже лет двести как на ноль помножили, — кивнула я. — А то как бы я рисковала ездить без сопровождения? У нас только одна ведьма колесит в крытом возке и со свитой, так ей самой лет двести — натуральная Баба Яга. Задолбала своими жалобами даже нашего управского мага, представляешь?..

Вот. Теперь несколько провинциальных сплетен, пусть земляк развеселится, выпьет чуток... Когда его лицо немного раскраснелось, я решилась задать интересующий меня вопрос.

— Да, кстати, мне тут письмецо одно пришло, — я порылась в рюкзаке, сиротливо прикорнувшем на скамье под стенкой. — Какой-то Большой сбор, в столицу ехать... Ты хоть что-нибудь знаешь, что это вообще за фигня такая?

— Слышал кое-что, — Игорь, судя по всему, выпил ровно столько, чтобы возлюбить весь мир, но ещё недостаточно, чтобы начать нести околесицу. — Маг трепался, будто этот самый сбор только по очень важным случаям бывает. Вроде как большая честь быть на него приглашённым.

— И что, раньше тоже всех Одарённых собирали? — как можно непринуждённее спросила я.

— А хрен его знает. Вроде магов точно всех, а как насчёт нас — понятия не имею.

— Но мне-то маг сказал, что ехать нужно всем... — я состроила задумчивую физиономию и сунула нос в свою кружку. — Ещё налить?

— Давай.

— Ну, за что пьём?

— За скуку — чтоб она сдохла, — Игорь поднял кружку и залпом выпил.

— Царство ей небесное, — рассмеялась я, снова чуть пригубив. — Слушай, земеля, а большая у мага библиотека?

— Книг сто. Точно не считал, но где-то так. Да не книги — книжищи!

— Глянуть бы... — я мечтательно уставилась за окно, где кипела туримитская жизнь — худой парень лениво шевелил метлой, прибирая лошадиные "подарки" с проезжей части. Больше никаких признаков активности на улице не наблюдалось. — А то я свои уже от корки до корки перечла. Наизусть помню, и нет там ничего про Большой сбор.

— Кто ж тебя в ту библиотеку-то пустит? — хмыкнул Игорь. — Там заклинание на окнах и дверях, пропускает только тех, кто у мага на службе... Чем тебя этот сбор так зацепил-то?

— Тем, что не знаю про него ничего. Может, туда парадное платье надо с собой паковать? Или велокостюмом обойдусь, меньше багажа тащить.

— А что? — Игоря как будто тоже разобрало любопытство. — И то верно. Всё равно делать нефиг, так хоть летописи магические полистаю... Ты тут надолго?

— По торговым делам, — я не соврала — меня действительно интересовали туримитские цены на зерно, сыр и гусятину. Так какая разница, узнаю я их от проезжих туримитян, или сама на местный рынок загляну? — Завтра к вечеру надо быть дома. Ехать мне часа три от силы, так что завтра до полудня я тут. Прошвырнусь по базару, договорюсь с купцами... А что?

— Да так, — пожал плечами Игорь. — Могу сегодня в библиотеке пошерстить, а завтра с утреца расскажу, чего нарыл. Ты тут остановишься?

— Да, пожалуй, могу себе позволить, — я мысленно подсчитала остававшуюся у меня наличность и кивнула. — Правда, меня экономка за растрату запилит, но я переживу. Не в первый раз.

Мы рассмеялись и снова выпили. Точнее, выпил один Игорь, а я снова-таки пригубила. Ладно, хватит его "подогревать". Ему ещё делом заниматься, информацию добывать. Впрочем, вино в кувшинчике уже закончилось, а новый и я заказывать не стала, и Игорю намекнула, что не стоит. Пусть идёт, читает. Я уже знаю, что он найдёт в книгах. А когда он это прочтёт, проникнется и испугается, его намного легче будет раскрутить на добычу нужной информации. Сам поймёт, что мы с ним в одной лодке.

Проводив его, я сговорилась с трактирщиком о съёме комнаты на сутки. Втащила велосипед на второй этаж и припарковала в снятом помещении. Ну не доверяла я туримитянам в плане хранения транспорта. В Реме я могла спокойно оставить велосипед у ворот и не волноваться. Волостная столица — большой город по местным меркам, и тут есть организованная преступность. Если, говорят, в Туримите могут свести телегу, припечатанную к месту заклятием, то велосипед стащить — как плюнуть. Даже зачарованный. Иди знай, какие именно амулеты у воров в наличии. Это в глухой деревне торгануть "левой" цацкой не получится, слишком слабый фон магии, любое плетение как на ладони. А в городе с аркой и волшебным рубином на оной — запросто. Ни один маг не почует нелицензионной волшбы, если она не превышает некий порог. Достаточно простые заклинания-"ломалки" знала даже я, слабая ведьма из глуши, просто нужно было уметь их искать. Что уж говорить о людях, для кого этот способ отъёма денег в свою пользу является единственно возможным?

Обезопасив свой транспорт, я решила предаться матушке-лени. Не то, чтобы это было моим любимым времяпрепровождением, просто устала. Хотелось хотя бы несколько часов поваляться в кровати, ни о чём не думая. Или думая о чём-нибудь хорошем... Последняя книга из тех, что были закачаны на мой телефон и которую дочитала на днях, повествовала именно о фэнтезийном средневековье. О мире, где не было всё так запущено, как здесь, и о человеке, искалеченном судьбой, но не сдавшемся на её милость. Герой использовал любую возможность для того, чтобы чуточку приблизиться к цели: водился с криминальным элементом и отпрыском аристократа-изгнанника, участвовал в тёмных делишках и разоблачал заговор. Ну и что, что целью его была куча золота? Всё равно он променял реальную возможность заполучить оную кучу на сомнительный шанс спасти своего друга. Кто на его месте поступил бы так же?

Вспомнился Дойлен... Чувствую ли я вину за свой поступок? Да. Верно ли я поступила? Боюсь, что ответ тоже положительный. Теперь у нас с ним общая цель, которой мы либо добьёмся, либо погибнем. Если победим, разойдёмся, как в море корабли. Будем иногда вспоминать друг друга — по разные стороны грани миров. Ну, а если проиграем... Мёртвые сраму не имут...

Наутро я спустилась в общий зал, заказала лёгкий завтрак. Но не успела опустошить тарелку и до половины, как появился Игорь. Ого! Почему такая спешка? До полудня ещё вагон времени. Неужели так сильно проникся?

— А, ты уже проснулась! — он тут же подскочил к моему столу и присел рядом на скамью. — Думал, придётся тебя будить... Блин, я всю ночь не спал!

— Что случилось? — его тревога разбудила мою, слегка придремавшую.

— Знаешь, что такое Большой сбор? — он перешёл на шёпот, хотя, кто тут по-русски понимает, кроме нас? — Маги порталы в дальние края открывают.

— Ну? — наверное, я успешно сделала вид, будто не понимаю, о чём речь.

— Баранки гну! — возмутился Игорь. — Магии до фига требуется, а где её взять? Ведьмаков в арку толпами загоняют, вот где! Мы все под нож пойдём!

— Стоп, Игорь, притормози, — вот только не хватало мне воплей в стиле "Мы все умрём!" И без того невесело. — То есть, ты считаешь, что маги притащат нас в столицу, там проведут какой-то ритуал, чтобы активировать артефакт, а для подпитки погонят туда ведьмаков. А что, раньше тоже всех ведьмаков на сбор этот приглашали?

— То-то и оно, что не всех, — Игорь тоже сообразил, что излишние эмоции не помогут, и сбавил тон. — Раньше было как? Князь посылал указы волостным магам, те — управским, а управские собирали свиту каждый из десятка ведьмаков. Вот эти самые люди и шли под арку.

— Но сейчас-то пригласили всех...

— Да, блин, всех! И Гидемис тоже вчера про это трепался, я слышал. Злой ходит, ко всем придирается. Тоже, видать, запахло керосином... Стана, ты ж вроде умная баба, с высшим образованием. Может, хоть ты знаешь, что делать, а?

Его перепуг был совершенно натуральным, но вот так сходу выкладывать свои козыри? Извините.

— Хочешь вернуться? — я отставила полупустую тарелку. Всё равно еда в горло не лезет.

— Блин, ещё как хочу!

— Тогда мы должны помогать друг другу. Согласен?

— Согласен.

— Сможешь ещё порыться в книгах, не вызывая подозрения мага?

— Да я, блин, там без конца роюсь!

— Тогда у тебя есть время часов до двух — то есть, до тридцати шагов солнца после зенита, как тут говорят — чтобы найти кое-какие заклинания. Успеешь?

— Смотря какие, — энтузиазм Игоря несколько поутих. — Очень уж сложные или требующие большой силы Дара маг от нас и не прячет. Всё равно не по Сеньке шапка, мол. А есть и те, которые прячет.

— Не волнуйся, земляк, — я опять смотрела не на него, а в окно, где радовала душу только хорошая погода. Всё остальное навевало тоску. А ветерок доносил с улицы запахи навоза и сточной канавы. — То, что нам нужно, маг прятать не будет...

...Я выехала из Туримита несколько раньше обозначенного времени, увозя в рюкзаке сложенный вчетверо листок бумаги. Всего пять строчек, которые в свете грядущих событий могут стоить мне головы. Игорю — тоже. Если попадусь с этой бумажкой, конечно. Всё же в тех пяти строчках был и шанс на жизнь.

Мы с Игорем здесь чужие. Но я заключила союз, который заметно повышает этот крохотный шанс до более приемлемой величины. Даже пара процентов в нашем случае — это много.

Госпожа Удача, где вы? Вы нам очень нужны...

Глава 5.

В том находишь забаву ты только один,

Унижая людей безо всяких причин.

Свой оплакивай жребий до самой кончины

И скорби, о глупец и глупцов господин.

Омар Хайям. Рубаи.

1

...И тут, когда склонявшееся к горизонту солнце украсило лес, оттеснённый от дороги полями, золотой каймой по верхушкам, я впервые увидела плетение заклинания.

Не почувствовала, как раньше, а именно увидела. Глазами. Простенькое плетение, "встроенное" в деревянный оберег над крестьянским наделом и защищавшее землицу от нашествия паразитов, выглядело объёмным узором невообразимой красоты. Красота эта переливалась всеми возможными цветами и была неподвижна... Краем сознания промелькнула мысль, что заклинание стоило бы подновить, у него явно заканчивался ресурс. Видимо, цветовая феерия и была следствием затухания. А может, сигналом магу? Батарейка садится, мол, сменить бы.

Зрелище было таким прекрасным, что я остановилась посреди дороги. А открытие — я теперь способна видеть структуру работающих заклинаний! — заставило оглядеться вокруг. Прежде всего на себя и своё снаряжение... М-да. Не велосипед, а светящийся фантом на колёсах. Тоже светящихся. У нас такие "фантомы" по ночам иногда ездят, увешанные светодиодными мигалками, светящимися колпачками на ниппелях, люминесцентными трубочками на спицах и прочими извращениями, напоминающими новогоднюю гирлянду. Сейчас всё это явственно виделось при солнечном свете. Амулеты, заряженные защитными заклинаниями в режиме "готовность номер два", едва просвечивали сквозь рукава тусклыми огоньками... Для окончательной проверки, что это не глюки, я сосредоточилась на щепочке, валявшейся у обочины. Щепка сосновая, сосна плетение держит паршиво, но меня она как амулет не интересует. Почувствовала нужный момент и чётко произнесла заклинание. Тоже простенькое. Несколько дней комары будут старательно облетать никчёмную с виду щепку сто десятой дорогой. Но этим новым зрением я увидела, как от моих рук протянулись тонкие светящиеся нити, опутали щепочку, заставив засветиться и её, и сплелись в новый красивый узор. Что не удивительно, тоже светящийся.

Ульса об этом ничего не говорил. Видимо, считал, что всем всё и так понятно, и видят плетения все Одарённые. Может, местным колдунам оно и понятно. Может, родители-колдуны учат детей видеть плетения, едва Дар обозначит себя в ребёнке. А я пришла из мира технологии, где люди плетут либо одежду из ниток, либо хрен-знает-что-и-сбоку-бантик из проводов и шлейфов в системном блоке. Впрочем, интриги плетут и там, и здесь, но это уже не по теме. Главное то, что эта способность у меня наконец-то проявилась. Догадываюсь, в связи с чем...

Догадка оказалась на удивление неприятной, и я поспешила домой. Эти поля принадлежат не домену Масент, а домену Лока, вотчине драгоценного соседа Лугира, глаза б мои его не видели. Этот сосед, в отличие от полупомещика-полуразбойника Дойлена, был на диво хорош собой, начитан, имел изысканные манеры, мог часами поддерживать светские беседы и никогда не позволял себе сказать собрату по сословию "ты". Даже к сыну на "вы" обращался. Казалось бы, прекрасный человек. Но с первой же встречи я его крепко невзлюбила. Мне не понравился его взгляд. Холодно-оценивающий, но не как человека, а как ...денежный эквивалент, что ли. Потом я узнала о загадочной и скоропостижной смерти двух его жён и, как говорят у нас, "забила болт" на любые встречи с этим человеком. А пару месяцев назад... Да, это было в конце июля, кажется. Вон там, где полоса леса отделяет Локу от Масента... Я возвращалась из Ремы и стала невольной свидетельницей омерзительной сцены. То, что господа тут баловались "галантной охотой" — то есть, ловлей и изнасилованием крестьянок — не было секретом. Общественным мнением сие осуждалось, но втихаря этим грешил каждый второй помещик. А тут... Молоденькая, не старше Ирки, бабёнка билась в руках гогочущих Лугировых бандюков... то есть, дружинников, которые сдирали с неё одежонку, и, захлёбываясь от запредельного ужаса, верещала: "Добрый господин, смилуйтесь, не надо!!!" Баба постарше валялась в ногах у владетельного ведьмака, выла, умоляя не губить доченьку, не сиротить внученьку. А два хмыря с сальными ухмылочками и непристойными шуточками подводили к молодой крестьянке вороного жеребца, так сказать, в полной готовности... Что было дальше, я потом вспомнила с большим трудом. Выдернула "Сафари" из нарамной сумки и сделала два или три выстрела... Кажется, два. Оба — в сторону коня, слава богу, а то бы могли в суд поволочь за нападение на ведьмака. Громкие хлопки напугали животину, та с заполошным ржанием встала на дыбы. Державшие молодуху уроды отвлеклись, чем бабёнка и её мать моментально воспользовались. Дёрнули в лес так, что только пятки засверкали. Дружиннички, ругаясь, погнались за ними, но их остановил окрик господина. Этот только брови нахмурил: "Дорогая соседка, — сказал он тогда, — это моя земля и мои крестьяне. Я имею полное право делать с ними всё, что пожелаю, и не мешаю вам заниматься тем же в домене Масент". Если меня не подвела память, то я высказала господину Лугиру всё, что думаю о правах, обязанностях и родословной ведьмака из Лока, уделив особое внимание видовой принадлежности его матери. Сосед лишь укоризненно покачал головой: "Ваши манеры небезупречны, ведьма Стана из Масента. Жаль. Мне хотелось скрестить две разновидности скотов, дождаться результата и предъявить на суд общественности, начав с вас. Увы, придётся ограничить общение с вами". "Говнюк! — рявкнула я. — Появишься на моей земле — тебя самого под коня подложу, и посмотрю, скоро ли сдохнешь!" Разумеется, это нигде не всплыло: пресловутое общественное мнение наверняка осудило бы Лугира, если бы хоть что-то стало достоверно известно. Порча собственного имущества не красит владетеля, хотя втихаря этим тоже грешат налево и направо. Лишь бы не стало известно. Чтобы выдвинуть обвинение против ведьмака, нужны свидетельства двух собратьев по Дару, подтверждённых магическим "детектором лжи". Второго свидетеля у меня не было, увы. А когда я рассказала эту историю Дойлену, тот охарактеризовал нашего общего соседа коротко, но ёмко. Потом добавил: "За такое давить надо". Солидарна. Надо. А кто этим займётся?

Дорога была сухая, хорошо наезженная. Велосипед катился почти как по асфальту. По обе стороны возвышались старые вязы, уже ронявшие листву. Солнце золотым расплавом просачивалось сквозь вяло шевелившиеся под вечерним ветерком ветки. Где-то наверху тихо свистела какая-то пичуга, наверное, синичка... Вот та чёртова прогалина. Каждый раз проезжаю, и каждый раз настроение портится окончательно. Ускоряюсь, хотя дорога тут идёт в гору. Ничего, поработаю на подъёме, отдохну на спуске.

Резкий сорочий стрёкот слева — и боковым зрением замечаю человека, встающего из-за куста с дубиной в руках. Блин... Сердце дало сбой, а затем принялось отплясывать тарантеллу. Будь мой велосипед шоссейным, легла бы на руль и вкрутила, как на гонке с раздельным стартом. Но у меня гибрид с прямым рулём, и отрегулирован под комфортную МТБ-посадку. Да ещё в горку тянусь, чтобы ускориться как следует, нужно ехать практически стоя. А вот этого мне сделать не дадут.

Щит, упакованный в кольцо, сработал "на ять". Спору нет, дубинка не причинила мне никакого вреда. Но едущему велосипедисту любой боковой толчок грозит падением, а щит хоть и погасил инерцию летящего дубья, но исправно передал часть кинетической энергии мне. Центр тяжести у системы велосипед-ездок слишком высок, чтобы пережить такое приключение без падения. Я и упала, врезавшись головой аккурат в ствол молодого вяза... Господи, благослови человека, придумавшего пенопластовый велошлем!

С обеих сторон ко мне бросились шестеро смутно знакомых типов. Видимо, эти посчитали моё падение и глухой звук столкновения с деревом сигналом к действиям... Разбойники? Вряд ли. Разбойничать чуть не на границе двух более-менее благополучных доменов не получится, ведьмаки загнобят. Разве что сами ведьмаки... Ну, так тут как раз два домена, один из них мой, а я — вот она. И вроде как не разбойничаю, скорее, наоборот, вот-вот стану жертвой разбоя... Короткое, "урезанное" морозное заклинание — и двое, подскочивших ко мне первыми, получают по струе воздуха, охлаждённого до минус сотни. Или около того. Запахло Антарктикой в разгар полярной ночи, полыхнуло "полярным сиянием" плетение боевого заклинания, а двое бандитов, получив мгновенное обморожение лиц и конечностей, выбыли из дальнейшей борьбы. Четверо остальных, сообразив, что добыча кусается, притормозили и начали куда-то оглядываться.

На прогалину, чёрт её возьми...

Оттуда доносился нечастый, спокойный перестук копыт. Кое-как выбравшись из-под велосипедной рамы, я полезла в сумку. За своим "Сафари". Там должно быть ещё пять зарядов. Пять оглушительных хлопков, которые так не по нраву местным лошадям. Мелькнула мысль достать из рюкзака один забавный амулет... и тут же у меня руки похолодели от страха.

В рюкзаке листок с заклинаниями, добытыми Игорем. Кто бы сейчас на меня ни наехал, если его найдут — это готовый смертный приговор. И мне, и нашим с Дойленом планам.

— Не трудитесь, любезная соседка, — я услышала знакомый голос. Лугир, чтоб ему... Ну, да, он. Знакомый узор его Дара, который я раньше только ощущала, а теперь увидела, выглядел, как стекло с морозным узором. — После нашей прошлой встречи я велел обучить своих лошадей не бояться резких громких звуков.

— А, господин владетельный ведьмак Говнюк из Локи, — я поднялась на ноги, но "Сафари" убирать и не думала. Он ведь ещё и свинцовыми шариками плюётся. — Ваши лошади, я смотрю, умнее вас: с прошлого раза хоть чему-то научились.

Лугир подъехал поближе. Покосился на воющих обмороженных, потом на меня. А потом обернулся назад... и мне сразу стало не до шуточек.

— Друг мой, полюбуйтесь, — сказал он, тонко улыбаясь. — Какое забавное зрелище: ведьма-иномирянка, готовая сражаться на моей земле.

Из-за густой поросли молодых вязов показалась симпатичная гнедая лошадка, на которой восседала невысокая, полноватая и довольно-таки красивая женщина... Чёрт, я ведь знала эту женщину. Мать Кутиса. Если не ошибаюсь, её зовут Сента?.. А впрочем, какая разница, как её зовут. Спуталась с Лугиром, чтобы науськать его на меня. Ох, какой взгляд! Торжество, злобная радость... Иеронима Босха на неё нет.

— Узнала меня, сволочь? — красивое лицо женщины отвратительно перекосилось в той самой торжествующей злобе которая была бы достойна кисти великого безумца. — Я говорила, что тебе не будет покоя, пока я жива!

— Самой слабо было посчитаться, натравила любовничка, — она забывает, что я тоже ведьма. Очень злая, между прочим: удары головой об древесный ствол, пусть и погашенные пенопластом шлема, не способствуют проявлению доброты и прочих нежных чувств.

— Дорогой мой, — Сента всё с тем же злобным лицом вдруг нежно заворковала. Контраст был таким, что я подавилась следующими словами. — Когда ты закончишь ритуал, отдай её своим мужланам, — кивок в сторону четвёрки с дубинками, благополучно слинявшей в кусты. Правильно. Там, где идут колдунские разборки, неодарённым лучше держаться подальше.

— Тебе это доставит удовольствие, моя душенька? — нежный тон в исполнении Лугира мог бы ввести в заблуждение любого, кто его не знал. А я его хоть немножко, но знала. — Хорошо, так и сделаем. Не будем тянуть, скоро стемнеет, а я тоже хотел бы полюбоваться забавным зрелищем.

Блин, как он легко и непринуждённо спешился! Даже завидки взяли: я с лошади сползаю, как мешок картошки... Знакомые слова заклинания призыва заставили меня сосредоточиться на отражении злого намерения. Теперь я видела всё ещё беспорядочное сплетение светящихся нитей, затягивающееся вокруг моего медальона, и могла противодействовать уже не по наитию. Но я была на его земле. И рано или поздно проиграла бы поединок, если бы...

Если бы медальон вдруг не полыхнул ярким зеленоватым ореолом, разрывая почти готовое плетение в клочья.

— Что? — удивление Лугира был искренним. После чего он так же искренне разозлился. — Ты уже с кем-то прошла ритуал, шлюха?!!

— У вас отвратительные манеры, господин Говнюк, — процедила я, формируя красивые и весьма неприятные молнии на пальцах левой руки. Пять крупных электрических искр слетели в направлении уже далеко не условного противника, и были тут же погашены его щитом.

— Её нужно убить, дорогая, — сказал Лугир, не оборачиваясь. — Теперь другого выхода у нас нет. Подойди ко мне, нужно сложить наши усилия. Её прикрывает пройденный ритуал и жёлудь священного дуба, я один не справлюсь.

— С удовольствием, любимый, — Сента спешилась. Не так красиво, как её любовник, но гораздо изящнее меня. Подошла поближе, выплетая руками какой-то незнакомый мне по ощущениям узор.

Вот честное слово, ожидала всё, но только не то, что случилось, когда она встала плечом к плечу с Лугиром. Тот непринуждённо положил ей руку на затылок, и... Нет. В Голливуде эту сцену бы никогда не сняли так обыденно, без эффектного превращения живого человека в воющую мумию у всех на глазах. Сента вдруг побледнела, закатила глаза, словно с ней случился обморок, и осела на землю, будто детский шарик, из которого вышел воздух. Магическим зрением я увидела, как узор её Дара был буквально всосан Лугиром и стал частью его узора.

— Твою ж мать... — да, такое не оценить невозможно. — А говорят, вампиров не существует...

— Я ей солгал, говоря, что один с тобой не справлюсь, — почти печально проговорил Лугир, поставив щит и не спеша подходя ко мне.

Его щит был прекрасен. Ледяная стена, прозрачная, но непробиваемая. Хотя... Ульса сто тыщ раз твердил нам, своим ученикам, что любая эмоция влияет на плетение защитных заклинаний. Так оно и было. Лугир боялся, что его фокусы станут известны "суду общественности", отсюда и убийство подельницы, и стремление убить меня. Криминальные проделки с крестьянками — это одно, а нападение на ведьму — совсем другой коленкор. Достаточно одного моего заявления и проверки его на правдивость у мага-дознавателя. Его шестёрки будут молчать, и вообще, кто примет во внимание их слова? Простолюдины не имеют права свидетельствовать против представителей высших сословий. Им двигал страх за единственного человека, который действительно был ему не безразличен — его самого. И этот страх проделывал в его прекрасном щите едва заметные щели. Что ж, если его ещё немного пнуть...

— Если б я имел коня, это был бы номер, — я с гаденькой улыбочкой продекламировала не слишком пристойные стишки из своего мира. — Если б конь имел меня, я б, наверно, помер.

Красивое, холёное, начисто выбритое лицо Лугира лишь слегка побледнело, но узор щита исказился, заплясал неровными волнами... И тут я, решив, что терять больше нечего, поставила свой щит, постаравшись захватить в его сферу и Лугира, и его плетение. Тот самый, модифицированный, с постоянной подпиткой извне.

С тихим жалобным, еле-еле слышным звоном почти мгновенно сдохли все амулеты и активные заклинания, находившиеся внутри этой сферы. И мои, и его. Циклу подпитки было совершенно всё равно, с какой стороны выкачивать наполненные магией плетения — снаружи или изнутри сферы. Я почувствовала, как меня выворачивает наизнанку. Щит питался и моим скромным Даром, и куда более развитым Даром Лугира. Но мне было легче: сорок лет жизни в мире, где о магии только сказки рассказывают, развивают неплохую способность обходиться без неё. А Лугиру реально было плохо. И я совершила ошибку, дав ему пару лишних секунд. Не сообразила, что врага нужно убивать, пока он слаб. А вот он, взвыв, вышиб у меня из рук почти бесполезный "Сафари" и вцепился мне в глотку... Что было дальше — убейте, не помню. Помню только знакомую красную пелену, и затопившую меня от пяток до макушки дикую ярость зверя, загнанного в тупик. Когда я очнулась, в руке у меня была острая на изломе ветка, красная от крови и каких-то тошнотворных ошмётков. Руки тоже были в кровище. Сама я стояла на коленях над телом с изорванной шеей и разодранным в кровь лицом с выдавленным глазом. Лугир, конечно, изменился до неузнаваемости, что уж там говорить. А поодаль мелькали спины его удиравших вассалов, за которыми гнались два всадника с мечами наголо.

2

Она была прекрасна, даже когда хмурилась...

— Артефакт только что принял тревожный сигнал, — она ответила на его невысказанный вопрос. Когда двое живут вместе так долго, не нужно никакой телепатии. — В волости Туримит, что на востоке, кто-то применил необычное заклинание.

— Кто-то? — он удивлённо поднял бровь. — Разве медальон ослушника...

— Сигнал на туримитский рубин поступил сразу от двух медальонов, — она нервно сжала тонкими пальцами крупный янтарный кулон — единственное украшение, которое она надевала к строгому белому платью. — Причём один из медальонов вскоре сообщил о смерти владельца... Нужно принять необходимые меры, любимый.

— Не стоит, жизнь моя, — он нежно коснулся её руки, сжимавшей янтарь. — Сейчас не до этого. Судьба всех магов и ведьмаков этого мира уже определена, и размениваться на такие мелочи, когда речь идёт о нашем выживании... Нет. Ни к чему посылать верховного дознавателя на окраину княжества, когда сам преступник скоро будет здесь. Либо преступник — тот, что вскоре умер. Ты произвела сравнение силы Дара у обоих?

Она ненадолго задумалась, продолжая теребить кулон. Со стороны казалось, что женщина просто нервничает, но это было не так.

— Да, любовь моя, — ответила она минуту спустя. — Слабенькая ведьма из соседнего мира и довольно сильный ведьмак из местных. Кстати, незадолго до смерти он выпил одну из ведьм средней силы. Это должно было усилить его воздействие. И... его убили не магически. Закололи, кажется.

— Тогда твоё беспокойство напрасно, любимая. Убитый использовал запретную магию, и его наверняка зарезала та слабая ведьма. Забудь. Лучше позаботься сохранить нынешний ресурс артефакта до зимнего ритуала. Направь на это дополнительные средства, пусть волостные маги приложат все усилия по поддержанию нынешнего уровня. Нам понадобится каждая капля до момента, когда всё начнётся.

Она тонко улыбнулась.

3

Если верить ощущениям, меня только что выбросило из работающей камнедробилки.

Болело всё без исключения, но особенно — голова. Велошлем, расколотый на две части, валялся в стороне. М-да, хорошо Лугир меня приложил обо что-то твёрдое. А со зрением что? Всё какое-то размытое, светящееся... Ох, это же поставленный мной щит. С трудом вспоминаю пароль, шепчу, снимаю плетение... Насколько стало легче — не описать.

Сквозь "белый шум" мелькнула единственная здравая мысль: кажется, я создала плетение, опасное прежде всего для самого колдуна, чем для его противника. С этой местной магией нужно обращаться крайне осторожно.

Вторая здравая мысль логически следовала из первой: нестандартное плетение обязаны были засечь...

Ой. Только этого мне сейчас не хватало. Сама, впрочем, виновата, никто меня не заставлял применять нелицензионную магию.

Руки в крови... Я его убила. Убила...

Пальцы разжались сами собой. Окровавленная ветка толщиной пальца в два упала на землю. Тоже залитую кровью... Тело Лугира. Зрелище не для слабонервных. А я, оказывается, слабонервная, когда у моих ног лежит труп убитого мной человека. Не застреленного, не зарезанного, а изорванного, будто клыками...

Вот только теперь мне стало по-настоящему плохо. Я крепко зажмурилась, стараясь побороть приступ тошноты.

Глухой цокот копыт приблизился и затих.

— Знаешь, — проговорил всадник хорошо знакомым голосом, — я тебя недооценил. Уважаю.

— Было бы за что, — прохрипела я, сделав усилие, чтобы разлепить веки. Дойлен в своём репертуаре. Ведьма растерзала ведьмака фактически голыми руками — солидное основание для уважения, какие вопросы.

— Перестань, — он мгновенно пресёк мои попытки самокопания на месте преступления. — Видела бы ты себя сейчас — вылитая Кровавая Ведьма, только молодая. Доездилась... Давай руку!.. Сто ворон и черви, у тебя руки в кровище, скользкие...

Он буквально втащил меня наверх, посадил на луку седла — весьма неудобно — и крикнул кому-то, кого я не видела:

— Эй, всех догнал?

— Одному дал уйти, — ответил этот кто-то, подъезжая. Протяжный железный лязг клинка об устье ножен. Затем второй поравнялся с Дойленом, и я узнала его сына Керена. — Нам понадобится живой свидетель для дознания, отец.

Ох, он и посмотрел на меня. Как кинжалом ударил... Знаю, я не золотой, чтобы всем нравиться, но это-то с чего? Или недоволен, что отец подгулял на стороне? Впрочем... Впрочем, он и на отца как-то интересно смотрит. Что-то с парнем явно не так.

— Дознание будет коротким, или я совсем ничего не понимаю в жизни, — глухо проговорил Дойлен, усаживая меня поудобнее. — Держись крепче, Стана, упадёшь ведь.

— Мой велосипед... Он чист, заклинания выдохлись... — Господи, что я несу? Какой велосипед?

— Я пришлю за ним мужиков из деревни.

Шпоры знали и в этом мире. И лошади их тоже очень не любили, потому мы сорвались с места, как выброшенный из катапульты камень. Пришлось изо всех сил вцепиться в одежду Дойлена, чтобы не свалиться. А он короткими рублеными фразами рассказывал, за каким чёртом его понесло в тот пограничный лес. Оказывается, он приехал в усадьбу Масент и ждал моего возвращения, чтобы, по его словам, обсудить пару вопросов, и тут почувствовал... Ну, что он почувствовал, я уже знаю. Крикнул сыну, чтобы тот не рассёдлывал лошадей, и они вдвоём помчались к месту происшествия. Колдун колдуна всегда учует, а объединённые ритуалом — и подавно.

— Мы подъехали. Ты визжишь и тычешь в него веткой. А он уже дохлый, как змеиный выползок. Не видел бы своими глазами — решил бы, что ты его зубами грызла, у тебя всё лицо в крови. Мы погнали этих... Приедем — тут же посылай курьера в Рему. Если промедлишь, его сынок или родичи обязательно обвинят тебя в подлом убийстве. Обвинять легче, чем оправдываться.

От скачки и ветра каша в моей голове начала приобретать некое отдалённое сходство с мозгами. С возвращением способности здраво мыслить ко мне пришёл и страх.

Я совершила убийство. Неважно, самооборона это, или нет, и "облико морале" жертвы сейчас не имеет значения, и мои моральные терзания по поводу убийства тоже. Я убила человека, а это уголовно наказуемое деяние. Здесь не сёгунатская Япония, где самурай имел право убить любого простолюдина — чтобы испробовать новый меч, например, или просто сорвать на ком-нибудь плохое настроение. Я не самурай, хотя причислена к правящему классу, да и Лугир не простолюдин. Дознаватели просто обязаны возбудить дело. Помимо морального аспекта меня волнует, не высмотрит ли дознаватель чего-нибудь лишнего? Мы же вроде как заговорщики...

Когда мы въехали в настежь распахнутые ворота усадьбы, там уже все были на нервах. А когда эти "все" узрели мой неземной облик... О-о-о, что тут началось! Я чуть не оглохла от бабьих воплей и причитаний. Вряд ли дворня искренне переживала за меня лично, им не хотелось отвечать перед законом, если я "отброшу коньки" не по старости лет. Запомнилось почему-то бледное до бумажной белизны лицо Ирочки и её глаза, полные ужаса. Сквозь колокольный звон в ушах доносился взволнованный голос Риены, раздававшей приказы не хуже полководца. Нагреть воды, послать за травницей, готовить комнату, и так далее. Но самый, пожалуй, важный приказ отдал Дойлен: немедленно готовить лучшего коня и посыльного в управский город. Самое смешное, что его послушались, хотя не были обязаны делать этого без моего дозволения... Словом, дом из тихой усадьбы превратился в растревоженный улей... Нет, не так: в паникующий улей, озабоченный только одним — защитить свою повелительницу. Меня, то есть. От чего уже защищать-то, никто не представлял, но все бегали, перекрикивались, нервничали, упускали из рук невероятно гремящие тазы... Пришлось злобно рявкнуть: мол, не собираюсь я умирать прямо сию минуту, успокойтесь уже! Суеты не убавилось, зато стало тише. А когда мне наконец дали вымыться, выяснилось, что смертельных ран действительно нет. Пара больших шишек на голове, ссадины, царапины, масса синяков, и ни одной сломанной кости. Даже зубы все — тьфу три раза — на месте.

Вот душа не на месте, это правда...

К своему и без того малопочётному списку я добавила убийство.

Пусть покойный по любым нормальным законам заслуживал высшей меры в старой её редакции, пусть он напал первым. Но я его убила. Своими руками. Думаете, легко убивать? Это — страшно. Может, кто-нибудь и привыкает со временем, но страх всё равно никуда не девается. И злость — на себя любимую. Послушала бы Дойлена, не ездила бы в одиночку, и не было бы этого нападения.

Дойлен... Слишком часто он оказывается прав, я его тоже недооценила.

Со двора донеслись мужские голоса и скрип тележных колёс. Мужики громогласно объявили, что привезли "повозку госпожи ведьмы" и столь же громогласно требовали, чтобы им показали, куда оную сгружать. Ну, хоть за свой велосипед не буду переживать, он мне, как ни странно, дорог.

— Брысь, бабы! — ну, вот, опять... — Поговорить спокойно не дадут. Вон за дверь, я сказал!

Служанки вылетели из комнаты, как ошпаренные, только Ирочка, подозрительно хлюпая носом, вышла без особенного желания. Старательно кутаясь в шерстяной плед, я забралась под одеяло. Спать не хотелось. Усталость и постоянный шум в ушах превратили меня в законченного мизантропа. Догадываюсь, что он мне сейчас скажет... Так и случилось. Дойлен вообще мастер на меткие характеристики.

— Безголовая идиотка, — как-то совсем не сердито, но веско проговорил он, подтащив табурет к постели и присев так, чтобы видеть моё лицо. — Я тебя предупреждал.

— Я привезла то, что нам нужно, — справедливо он меня припечатал, ничего не скажешь, но я не могла оставить его слова без ответа. — С сопровождающим такой номер просто не прошёл бы.

— Сопровождающим мог быть и я, но ты предпочла... Как ты там выразилась — не "светить" наши истинные отношения?

Ясное дело, он не о личном. О том, что мы стали любовниками, знает вся управа, но о том, что отношения прекращены — только мы двое и наши самые близкие люди.

— Ульсу трудно провести, а уж Гидемис...

— Гидемис сейчас слишком занят, чтобы обращать внимание на такие мелочи, — отмахнулся Дойлен. Меня, кстати, всегда удивлял контраст его внешности и "лица без маски" — такой себе громила с рожей и замашками помещика из глухомани, а на самом деле очень умный, циничный и рассудительный человек. — О дознании тоже можешь не переживать. Лугир, скотина, пытался перехватить тебя на своей земле. Ни один дознаватель не поверит, что ты напала первой. И труп той ведьмы на дороге... Вот, кстати, — он снял с пояса кошель и вытряхнул на одеяло несколько серебряных монеток и пару золотых колец явно мужских размеров. — Сын пошарил у него в поясе. Это твоя половина.

Средневековье. Мародёрство — самая обыденная вещь, чего тут комплексовать. И деньги скоро понадобятся, и пара золотых цацок лишними не будут, благо заклинаний на них уже нет. Всё высосала созданная мной сфера.

— А вот то плетение, которое ты сварганила, — продолжал Дойлен, доверительно склонившись ко мне, — наверняка засёк амулет в Туримите.

— Это плохо? — спросила я, подгребая нежданную добычу под подушку.

— И плохо, и хорошо. Плохо, что засёк, и там, — тычок пальцем в потолок, — уже знают, что в нашей волости кто-то что-то наколдовал не по-писаному. Хорошо — что можно проверить мои предположения. Если Большой сбор всего лишь посвящён пробиванию портала в дальние земли, то в Туримит должен прибыть главный маг-дознаватель княжества. Притом, по порталу, то есть, объявится почти сразу. Но если нет, то...

— ...никакого мага-дознавателя из столицы не будет, — кивнула я. Что тут непонятного?

На какой-то миг я почувствовала, а затем увидела тонкую, почти прозрачную плёнку изящного плетения, окружавшую нас обоих и, как ни странно, каждого по отдельности. Плетение со стороны Дойлена заметно прогнулось в мою сторону, но плёнка, окружавшая меня, чуть-чуть уплотнилась... Вот как, значит. Он не может преодолеть мой запрет, хотя старается. Что ж, всё к лучшему. По крайней мере, хоть об этом беспокоиться перестану.

— Вот, — я наклонилась, достала из-под кровати помятый и изгвазданный рюкзак. Порылась, достала листок с заклинаниями. — Это то, что мне удалось добыть в Туримите. Там парень один, мой земляк. Он при особе Гидемиса, пока на подхвате.

— Ты ему что, всё рассказала? — поперхнулся Дойлен.

— Я похожа на дуру? — фыркнула я. — Угостила его, поговорили о том, о сём, потом я его аккуратно навела на нужные мысли, и он сам предложил порыться в библиотеке. А уж потом, когда ему стало страшно...

— Прости, испугался, — облегчённый вздох Дойлена почему-то напомнил мне большой кузнечный мех, виденный в Реме. — С вами, женщинами, никогда не поймёшь, где вы глупостей наделаете, а где поступите, как нужно... А заклинания и впрямь не из простых — добавил он, изучая те самые пять контрабандных строчек. — Длинные. Здесь нужна сила мага. Мы с тобой даже вдвоём не сможем удержать эти плетения.

— Управский маг сгодится?

— Ты Ульсу, что ли, имеешь в виду? — хмыкнул дорогой сосед. — Этому я и медяка не доверю, не то, что свою шкуру.

— Это если его нечем прижать.

— Ты что-то о нём знаешь?

— Так, одну мелкую деталь. Ты ведь знаешь, что я заряжаю два его артефакта из моего мира. Ульса наверняка захочет зарядить их перед дорогой и пришлёт сюда курьера. Так вот, — я понизила голос до совсем уж заговорщического шёпота, — я кое-что сделаю с одной из его игрушек. И буду я не я, если он либо не примчится сюда сам, либо не попытается поймать меня в Реме или Туримите на предмет "расколдовать" артефакт. Вот тогда мы с ним поторгуемся... Дойлен, не переживай. Наш маг тоже понимает, что происходит, он ценит свою шкуру, и за этот товар заплатит любую цену.

— В тебе-то я уверен, — задумчиво проговорил сосед. — В нём — нет. Если он сможет заплатить за свою шкуру нашими, он это сделает. Впрочем, сейчас он должен понимать, что никакие попытки выслужиться его не спасут... Ведь понимает же?

— Как-то он крепко набрался, и я наслушалась его откровений, — я вспомнила ту попойку учителя с родителями гадёнышей-одноклассников. — И знаешь, с трудом верится, что он совсем-совсем ничего не помнит. Не удивлюсь, если он давно сделал ставку на нас, иномирян.

— Ждал, пока оттуда Одарённый не с пустой башкой появится, — хмыкнул Дойлен. — Это как раз в его духе. Что ж, твоя затея не такая уж безнадёжная, Ульса не станет рисковать собственным шансом, чтобы нас погубить. А ты... — он со странной заботой, которую я за ним ещё ни разу не замечала, тронул мою щёку, на которой расплылся синяк. — Тебе нужно пару дней спокойно отлежаться. Плохо выглядишь.

— Спасибо, что вообще выгляжу хоть как-то... А спокойно отлежаться мне никто не даст. Самое позднее послезавтра тут будет дознаватель из Ремы, и за новостями из Туримита следить тоже надо, — я со вздохом попыталась так умостить гудящую голову на подушке, чтобы поменьше болела. — И тебе спасибо, Дойлен.

Он не стал уточнять, за что. Слава богу. А я... Когда он упомянул иномирян в одном контексте с Ульсой, у меня возникла одна мысль. Ещё не до конца оформившаяся, но вполне логично проистекавшая из самого факта присутствия здесь невольных попаданцев из иных миров. Правда, для этого следовало уточнить ещё одну деталь, но Ульса — прекрасный источник информации. Он в самом деле готов на всё, лишь бы спастись, и такая малость, как кое-какие сведения не для широкой публики, его нисколько не смутит.

3

Риена вошла в комнату с прежним невозмутимым видом и флакончиком тёмной жидкости в руках. За ней, осторожно ступая, чтобы не расплескать, следовала служанка с миской воды и чистыми тряпочками на плече. Физиономия у служанки была какая-то странная, трудно было понять, что у девицы на уме.

— Прошу прощения, господин мой, — чопорно обратилась к Дойлену экономка. — Ваша комната готова. Будьте любезны оставить нас, мы должны позаботиться о госпоже.

Господин, ясное дело, возражать не стал, хотя он явно сожалел о том, что приходится покинуть мою комнату. И не договорили, и... Он не прекращал попыток продавить магическую стену моего запрета. Дар у него далеко не самый слабый, да и традиционные способы вроде галантного обхождения тоже были пущены в ход. Но — "слово царя твёрже сухаря", как сказал стрелец Федот из известной современной сказки. Есть по крайней мере две большие причины, по которым я не собираюсь восстанавливать нашу связь, и закончим на этом.

Риена вылила в миску с водой какой-то приятно пахнущий травяной настой, потом по её просьбе я наколдовала лёд в миске, и вот этим самым льдом мне принялись обрабатывать синяки и ссадины на лице. Было больно и холодно, вода стекала за ворот рубашки, приходилось постоянно утираться куском полотна.

— Потерпите, госпожа моя, — успокаивала меня экономка, пока служанка возилась с кусочками льда. — Средство хорошее, верное. Дня через два и следа не останется.

От синяков или от меня самой? Ладно, ладно, молчу. Средство Екатерины Второй — умывание льдом — почему-то не вдохновляло, даже если лёд с целебными травами. Придётся ещё заклинание от простуды применять, а не хочется, и так магические силы на критическом уровне. И служанку тоже спровадить бы. Риена должна знать... Да. Если не всю правду, то хотя бы её краешек. Тот краешек, который касается её лично.

— Спасибо Нан, можете идти, — я с самого первого дня завела обычай обращаться к прислуге на "вы". Пережиток цивилизации, впрочем, не самый неприятный. — Госпожа Риена, нам нужно обсудить кое-какие денежные дела, задержитесь, пожалуйста, ещё на пять-шесть шагов солнца.

У нас вообще-то уже несколько месяцев работало почти официально оформленное ООО "Масент" со мной во главе с и финдиректором в лице Риены. Я ездила в Рему и сговаривалась с купцами об оптовых поставках продовольствия напрямую, без посредников. Товар продавался в городе по прежним ценам, а все накрутки, раньше достававшиеся этим самым посредникам, мы более-менее честно делили между собой. Всё равно долю урожая и прочих даров природы, причитавшихся с крестьян в качестве подати, нам даже при самом зверском аппетите не скушать. А десятину в казну нужно вносить только звонкой монетой, и тут уже крутись, хозяйка, как хочешь. Потому подобные вечерние беседы с экономкой давно вошли в привычку и всеми обитателями усадьбы воспринимались как само собой разумеющееся. Всё верно. Если я хочу провернуть некое незаконное дельце, оно должно проворачиваться под прикрытием самых обыденных вещей и привычек. Хочешь что-то спрятать — спрячь на видном месте. Никому и в голову не придёт там искать.

Выпроводив служанку, Риена присела на табурет и посмотрела на меня с невысказанным вопросом. Я молча выгребла из-под подушки добычу Дойлена.

— Вот, — сказала я, протягивая монетки на ладони. — Пустите их в дело, госпожа Риена. Кольца я пока оставлю, нельзя их сейчас нести ювелиру.

— Если дознаватель признает вашу правоту, в чём я не сомневаюсь, родственники господина Лугира будут обязаны заплатить вам виру, — да, вот это слова, достойные министра финансов. — Я, с вашего позволения, госпожа моя, расплачусь из этих денег за дрова на будущую зиму.

— Хорошая мысль, вот только денег этих мы, боюсь, не увидим, — я почувствовала ледяной комок страха: сейчас придётся говорить о главном, и как это воспримет Риена — бог весть.

— Они разорены? — удивилась экономка. — Странно, я слышала другое.

— Нет, госпожа Риена. Всё гораздо проще ...и хуже.

— Я не понимаю, госпожа моя...

— Всё просто, госпожа Риена. Мы, ведьмаки, должны ехать в столицу. Знаете уже?

— Да, господин Дойлен уже сказал о сборах в дорогу.

— Мы не вернёмся.

— Как — не вернётесь? — и без того костистое длинное лицо экономки вытянулось ещё больше.

— Долго рассказывать, госпожа Риена, но это факт: не вернётся никто. И когда это дойдёт до нашей волости... Я даже представить не могу, что тут начнётся. Вас, как человека, близкого к ведьмакам, не пощадят, поэтому будьте готовы в любой момент уходить отсюда. Лучше всего — в город. У вас там есть какие-то знакомые?

Риена нервно дёрнула свой рукав. Уставилась в стенку. Потом посмотрела на меня с таким видом, будто хотела что-то эдакое сказать, но не решается. Её лицо вдруг нездорово покраснело.

— Я... — выдавила она, видимо, решившись. — Простите, госпожа, всё это так... страшно... Мне прежний господин прямо не говорил, но я видела... Я действительно была ему... очень близким человеком, несмотря на ошейник, — тут она непроизвольно потянулась к тому месту, где когда-то было это рабское "украшение" и где осталась едва заметная полоска болезненно-белой кожи. — Его... арестовали шесть лет назад, госпожа моя.

— За что?

— Не знаю. Никому из дворни о том не сказали. Но... Незадолго до ареста он что-то писал вечерами. Насколько я знаю, его личных записей дознаватель не нашёл. То есть нашёл, но это оказались хозяйственные записи, и сделаны они были на простой бумаге, а господин имел пачку дорогой... Её я потом не нашла. Могли украсть... но всё-таки...

— Вы не говорили мне потому, что не могли решить, достойна ли я быть наследницей? — с понимающей полуулыбкой спросила я.

— Простите, госпожа...

— Вас не в чем винить, я бы тоже осторожничала... Он писал в кабинете?

— За большим столом, госпожа, — Риена достала из-за корсажа кусочек полотна с вышивкой и прижала к носу. На тряпочке тут же образовалось маленькое красное пятнышко.

— Дознаватель искал при помощи магии?

— Да, госпожа. Ничего не нашёл.

— Много ли бумаги было истрачено, как думаете?

— Пачка — это двадцать листов. Дорогая бумага, плотная, гладкая, но достаточно тонкая.

— Чего ещё вы недосчитались из вещей господина?

Риена наморщила лоб, а потом принялась перечислять: писчие палочки из дорогой кости какого-то южного зверя, серебряная чернильница, какие-то ценные безделушки, пустой вышитый кошель, маленький мешочек из мягкой кожи для хранения ароматных трав, фамильный золотой перстень с рубином, который господин всегда носил на среднем пальце левой руки, но за пару дней до ареста почему-то снял... Что-то царапнуло меня. Какая-то деталь не вписывалась в общую картину. Что говорил по этому поводу Шерлок Холмс? Чем нелепее кажется деталь, тем больше внимания ей нужно уделить — примерно так, точной цитаты всё равно не вспомню, а за телефоном с электронными книгами лезть не хочется. А что в этом списке нелепого? Ценные мелочи вполне могли попятить местные правоохранители, явившиеся с дознавателем арестовывать кому-то не угодившего ведьмака. Я же говорю, мародёрство здесь почти узаконено. Что же тут не так? Фамильный перстень колдуна слишком опасная вещь, чтобы просто положить её в карман. В этих фамильных побрякушках иногда такое вложено — топором не отмашешься. Никакому магу не пришло бы в голову проделывать подобный фокус без подстраховки коллег из службы дознания. Дороже будет снимать проклятие, чем выручишь за перстенёк. Простолюдины-стражники тем более не возьмут, по той же причине. Опять же, вещица не по статусу, понесёшь продавать — заметут. А перстня на пальце господина при аресте точно не было, Риена ручается. Что ещё? Кожаный мешочек для трав. Я с большим трудом могу представить мародёра, который тащит серебро со стола и зарится на копеечный кармашек, куда украденное даже не поместится. Это экономка каждой соринке обязана счёт вести, потому обратила внимание... Если воспользоваться методом знаменитого литературного сыщика, то мешочек точно причастен к тайне записей моего предшественника. Как раз удобно сунуть туда несколько исписанных листков и спрятать. Но куда? Маг искал с помощью амулетов. То, что он ничего не нашёл, говорит либо о том, что прежний хозяин Масента либо был сильным колдуном и запечатал тайник мощным заклинанием, либо он вообще обошёлся без магии.

Помнится, я только недавно думала про принцип упрятывания чего-либо на видное место. Проверить, что ли?

Первое, что напрашивается — поискать перстень. Вряд ли мой предшественник имел два надёжных тайника, скорее, он спрятал фамильную вещь в тот же мешочек. Но он мог, кстати, наложить на него маскирующее заклятие, тогда я магией ничего не найду... Будем рассуждать логически. Мешочек, предназначенный для трав. В кожаном они не так быстро выдыхаются, как в полотняном. Ещё кожа может предохранить бумагу от лишней влаги, от вредителей... Нет, не то. Вредители — те же мыши — кожу вполне грызут, могут закусить и содержимым. Но если так, то ведьмак должен был озаботиться и этим вопросом. Наследников у него не было, значит, рассчитывал на того, кто займёт его место. А проверку на пригодность оного безмолвно доверил Риене. Пожалуй, единственному человеку, которому это можно было поручить... Итак, ищем видное место, обыденную вещь, не представляющую ценности для воров или хапужистых чиновников, надёжно защищённую от вредоносных насекомых и голодных мышек. Причём рядом должны быть вещи, которые ненамного ценнее, хоть и представляют некоторый интерес для совсем уж бессовестных...

— Скажите, господа Риена, — я решила задать наводящий вопрос. — А вещи вашего прежнего господина, они где-то здесь?

— В сундуке, госпожа моя. Вы не велели их трогать, их и не трогали. Ваши всё равно лежат поверху. Господин Меннис хотел, было, их продать, но я пригрозила жалобой, и он отступился. Хоть я и была рабыней, но слово хранительницы кошелька приравнивается к слову свободного простолюдина. Господин Меннис не мог меня ни продать, ни убить, чтоб избавиться, ибо я принадлежала казне, и... оставила соответствующие записи у надёжного человека.

Понятное дело. Риена искренне любила своего господина и готова была перегрызть глотку за те крохи, которые остались ей на память.

— А что если...

— Увы, госпожа, вещи маг проверил самым тщательным образом. Там не было ничего, кроме заклинаний от сырости. От моли мой прежний господин клал в сундук полотняные мешочки с пижмой. Их я тоже не трогала, только положила свежие, когда вы поселились в Масенте.

Полотняные мешочки с пижмой...

Мешочки?

Интересно, если в такой мешочек положить другой, а свободное пространство набить пижмой... Да никому и в голову не придёт не только красть его, но и вообще обратить внимание! Такие даже в бедном крестьянском доме есть...

— А давайте-ка проверим, госпожа Риена, — захваченная этой мыслью, я соскочила с кровати, забыв про все синяки и ссадины.

Экономка сперва шарахнулась — ну, как же, больной положено лежать и чесать побитые места — а потом поджала губы.

— Хорошая мысль, госпожа моя, — согласилась она.

Вдвоём мы быстренько вывернули из сундука мои тряпки. Под ними было чистое полотнище, покрывавшее немногочисленные вещи покойного ведьмака — что покойного, я не сомневалась ни секунды, домен отходит в казну либо при отсутствии наследника, либо если землевладелец совершил серьёзное преступление. А серьёзные преступления тут караются только смертью... Камзол, штаны, две рубашки, несколько набедренных повязок, уложенных стопкой, пресловутые портянки, бывшие здесь в ходу. И четыре небольших продолговатых мешочка из небелёного полотна. От них пахло старой травой... Я ощупала все. И во втором почудилось что-то поплотнее травы. Если не искать преднамеренно, то и не заподозришь — мешочки набиты довольно туго. И ещё... В них не было никакой магии. Я бы увидела плетение.

Завязки мешочка были затянуты намертво, пришлось резать. Встряхнула его за углы. На пол высыпались несколько сухих цветков, похожих на мятые пуговицы. Пришлось трясти намного сильнее. Из мешочка вывалилась слежавшаяся травяная "колбаса", которую уже ничего не стоило разобрать руками...

Спасибо тебе, герой сэра Артура Конан Дойля. Твой метод безупречен.

— Это он? — я отряхнула добычу — серенький мешочек из мягкой кожи — от мелких травяных крошек и показала Риене. Мешочек весил несколько больше, чем следовало бы при его габаритах, внутри угадывалось что-то твёрдое.

— Он, — экономка признала пропавшую шесть лет назад вещь.

Прежний владелец Масента затянул этот мешочек не насмерть, можно было спокойно распутать завязки. И теперь моей добычей стали скатанные плотным рулоном листки хорошей бумаги, вставленные в массивный мужской перстень с крупным круглым рубином-кабошоном. Перстень без изысков: литое золото и немного небрежно отшлифованный камень. Рубин, кажется, астерикс — когда я поднесла его к свече, в почти непрозрачном камне зажглась бледная шестилучевая звёздочка. Когда-то, ещё в том мире, у меня было кольцо с астериксом-сапфиром. Тоже корунд с рутилом, и тоже красивый... Если владелец посчитал нужным снять с него заклятия, при условии, что они там вообще были, и спрятать от блюстителей порядка, значит, была причина. И, вероятно, намёк на эту причину я смогу узнать из его записей.

— Его перстень, госпожа моя, — Риена снова вытащила платочек и, приложив его к носу, всхлипнула. Новое красное пятнышко... — Если бы я знала, я бы не оставила его на таком заметном месте. Я бы...

— На заметных местах легче всего спрятать, — глухо буркнула я, осторожненько вытаскивая бумагу из золотого "обрамления". — Там меньше копаются, чем по тёмным углам и тайникам в стенах. Давайте здесь уберём, а потом будем читать. Мало ли, ещё войдёт кто...

4

"...Не знаю, кто ты, мой невольный наследник, но слова мои обращены именно к тебе. Не знаю, готов ли ты принять открывшуюся мне правду, но у меня нет иного выбора, кроме как предостеречь тебя и, возможно, спасти. Сам я уже не спасусь. Меня подвела самоуверенность и недооценка противника. Возможно, ещё и то, что до конца этой трагедии ещё остаётся время. Боюсь, у тебя времени не будет вовсе.

Однако стоит изложить всё по порядку, дабы исполнился ты доверия и изыскал пути к спасению.

Тебе ведомо, что с каждым поколением рождаются всё более и более слабые Одарённые, а в семьях ведьмаков, случается, вовсе не рождается детей, обладающих Даром. Тебе ведомо, что странные болезни иной раз поражают отпрысков благороднейших колдовских родов, чьи предки в изначальные времена блистали деяниями, куда более достойными, нежели грызня за место при дворе Милостивого Князя и Доброй Княгини. Пятьдесят, без малого, лет по невежеству своему считал я сие карой за личные поступки этих Одарённых, либо за грехи их родителей. Однако вышло так, что выпал мне случай постичь истинную причину несчастий нашего сословия.

Знаешь ли ты, владетельный ведьмак либо владетельная ведьма, как продлевают себе жизнь маги? Нам подобный ритуал не по силам, и до недавней поры я полагал сие несчастьем. Увы, для магического долголетия потребны жертвы. Магички разыскивают молодых пригожих девиц и выпивают их жизненную силу. Совершенно то же маги проделывают с сильными и здоровыми молодыми мужчинами. Заметил ли ты, что в деревнях и среди небогатых горожан совершенно не стало красавиц, а по-настоящему сильный мужик — редкость? Так продолжалось сотни и тысячи лет, но так не может продолжаться вечно, ибо некому становится родить здоровых и красивых детей, когда плодятся сплошь уроды и больные, непригодные для поддержания долголетия магов. Ты заметил также, если прилежно читал летописи, что если ранее славились искусные мастера различных ремёсел, ценились бродячие поэты, певцы и танцоры, то сейчас ремёсла постепенно приходят в упадок, а фигляров не стало вовсе. Ибо любой, кто подаст хоть малый признак иной, нежели магическая, Одарённости обречён стать даром Великому Артефакту. Но и этот источник почти иссяк: даровитые поэты и ремесленники сгинули, не продолжив свой род, а детей родили бездарные.

Тебе известно и то, что Великому Артефакту отдают и Одарённых. Пока он удовлетворяется ведьмаками, однако во время Большого сбора уходят за грань и маги. Но Артефакт требует пищи постоянно, а силы людей — и Одарённых, и бездарных — уже на пределе. Маги попытались было предотвратить неизбежную междоусобицу, открывая порталы в соседние миры и добывая Одарённых оттуда, дабы в должное время отдать их Артефакту вместо своих детей, и всё же мера оказалась временной. Одарённых в соседних мирах мало, их сила не покрывает расход магии на открытие порталов, а конец уже близок. Я потратил два года, разыскивая документы различных эпох, произвёл расчёты и ужаснулся. Артефакт едва справляется с самыми простыми заклинаниями, творимыми по всему княжеству. А Князь и Княгиня без сомнения рискнут перебраться в иной мир, где люди ещё полны сил, чтобы стать полноценными дарами. Следовательно, перед самым концом они объявят Большой сбор, и тогда жертвами ритуала станут все Одарённые.

Вот я и подобрался к сути, мой преемник. Кто бы ты ни был, знай: Великий Артефакт, что принесли Князь и Княгиня и что является источником магии, и есть наша беда. Ибо как бы ни была ценна вещь, если она пожирает лучшее, что есть у людей, то лучше бы её не было.

У нас лет десять или даже менее того, считая от злосчастного дня, когда я пишу эти строки. Потому, преемник мой, ищи способ спасти свою жизнь. Едва услышишь о Большом сборе — беги. Куда угодно, хоть в земли беловолосых, но беги. Даже там тебе будет лучше, чем здесь, ибо Князю и Княгине будет не до возвращения беглеца из-за пограничной полосы, а княжество после исчезновения магии превратится в кровавый хаос.

Ты уже получил во владение Масент от Князя, а я завещаю тебе свой перстень. На нём когда-то было простенькое заклятие от зимних хворей, но я его снял, дабы дознаватели не обнаружили магии в тайнике. Даже если ты очень нуждаешься в деньгах, не продавай его. Когда встретишь Одарённого с точно таким же камнем в перстне, покажи этот, и благодари судьбу за её безмерную доброту. Доверься женщине, которая поведает тебе обо мне. Если ты читаешь эти строки, значит, она доверила тебе мою тайну, сочтя тебя достойным человеком, ибо недругу либо недостойному мои записи не достанутся.

Магии скоро не станет, мир изменит свой облик навсегда. Но пока магия ещё жива, воспользуйся некоторыми из заклинаний, что передавались в моём роду от отца к сыну. Помощь невелика, но в твоём положении любая мелочь может оказаться кстати.

Засим прощаюсь, мой неведомый наследник. Пусть тебе повезёт больше, чем мне".

Мир, пожирающий сам себя. Змея, кусающая свой хвост.

Убить бы того, кто сделал её символом возрождения, начала новой жизни...

К письму сгинувшего ведьмака прилагался список его фамильных заклинаний. Что ж, в колдовских родах всех мастей хранятся похожие списки, передающиеся по наследству. Этих заклинаний нет ни в одном учебном пособии по магии. Семейная тайна, так сказать. Потому склоки между владетельными ведьмаками редко перерастают в полномасштабную колдовскую войну, а магические поединки ограничены массой правил. Ты нападаешь на соседа, а он в тебя каким-нибудь незнакомым заклинанием — хрясь! Потому все конфликты решаются либо в поединках, либо старым индейским способом, с помощью банальных мечей и стрел.

Но этот ведьмак... А ну-ка сантименты в сторону, и давай думай, анализируй письмо!

Последние абзацы — это нечто. Кольцо как опознавательный знак. Выходит, есть или был некто, кому мой предшественник доверял настолько, что они обменялись условными знаками. Мол, придёт от меня человечек и скажет: "У вас продаётся славянский шкаф?.." А ну прекрати! Ведьмак жизнью заплатил за то, чтобы ты могла прочесть его письмо. Значит, считал своё дело достойным. Не факт, что моё мнение совпадёт с мнением покойника, но раз существует некая система условных знаков, значит, есть и организация. Пусть в ней состоят сейчас от силы два глубоко законспирированных колдуна, но выйти на них стоит. Даже если только один, и то хлеб. Он в любом случае знает куда больше, чем Ульса.

Остаётся сущий пустяк: найти этого конспиратора. Княжество большое, от Дона до Пиренейского полуострова.

Ладно, отложим поиски носителя рубина-астерикса на потом. Не буду же я специально ходить и высматривать, не носит ли кто перстень с таким же камнем. Автор письма прав, Большой Пушной Зверь уже пришёл. Значит, если организация есть, то она начнёт действовать. Или уже начала, кто их знает, каковы были планы по поводу дня "Д". И раз так, то, наверное, стоит слегка "засветиться", чтобы они сами ко мне пришли.

Стоп.

А ведь я уже "засветилась", и совсем даже не слегка. Щит-мутант не мог не привлечь внимания магов, и если среди них есть астериксоносцы... И если Дойлен прав насчёт "не до нас им будет"...

Ох, чувствую, стоит в ближайшие дни ждать гостя.

— Он был достойным человеком, госпожа Риена, — проговорила я, свернув бумаги. — Вы правы.

— Он любил меня, госпожа моя, а я любила его, — почти прошептала экономка, нервно комкая платочек. — Если бы не наши законы... Он не раз говорил, что лучшей жены ему было бы не найти.

— Выпейте настойки "кошкиного корня", госпожа Риена, — я прикоснулась к её сухой руке, уже начавшей покрываться возрастными пятнышками. — И ложитесь спать, не то вам опять станет плохо.

Она ушла, а я, закрыв глаза, вдруг увидела странную картину, невозможную в этом мире. Ещё молодая Риена и незнакомый мне мужчина, чьего лица я всё никак не могла разглядеть, сидят за обеденным столом. На женщине нет ошейника, а рядом с ними чопорно, подражая аристократичным манерам матери, восседают две разновозрастные девочки...

Магия разделила этих людей, обесправив обоих. И фактически убила тех девочек, которым не суждено было родиться из-за идиотских законов. Ведь на отпрысков Одарённых, не имеющих Дара и встречающих совершеннолетие в ошейнике, накладывается заклятие бесплодия. Типа, нечего смешивать благородную кровь со всякими там простолюдинами... Кретины. Мало того, что загубили сами себя близкородственными браками, так ещё и генетический дрейф оказался под запретом. Ведь ген Дара у той же Риены есть. И она могла бы родить своему ведьмаку вполне даже Одарённых детишек. Но маги, сволочи, подстраховаться решили. Мол, рабов не спрашивают, хотят ли они вступать с кем-то в связь. А ну как бездарная дочка Одарённого от вшивого солдата родит, или вовсе от раба, а дитя тоже с Даром окажется? Кто такого в круг благородных примет?.. Гады. Даже на молодых ведьмаков и магов похожее заклятие кладут — чтобы голубую кровь кому попало не раздавали.

Теперь я немного иначе посмотрела на поступок Дойлена по отношению к его сыновьям. Ни один не отметил местное совершеннолетие в статусе раба. Старший давно в страже, ему двадцать два или двадцать три, среднему четырнадцать, младшему восемь. Они свободны и избавлены от страшного заклятия. Значит, он хочет дождаться внуков. Или хотя бы точно знать, что таковые вообще когда-нибудь появятся. Формально всё по закону, но фактически Дойлен — один из первых кандидатов "за грань" именно из-за "неправильного" отношения к своему потомству.

Господи, помилуй нас, грешных... Если ты есть в этом мире, или спаси его, или дай ему лёгкую смерть...

5

Как Риена и обещала, проверенное средство подействовало, и через двое суток, спровадив дотошного дознавателя, я смогла без душевного содрогания посмотреться в зеркало. Была зомбя зомбёй, хоть на съёмки фильма ужасов без грима, а сейчас — просто уставшая и злая женщина, которой не терпится всех послать в... Ну, словом, куда-нибудь послать. Желательно, чтобы хоть на денёк оставили в покое. Куда там... Сперва служанки, дуры безголовые, сунули мой велокостюм в чан и как следует выварили со щёлоком. Синтетику. Хотя их предупреждали — стирать только в тёплой воде. Минут пять повоспитывала их бабушкиным способом — мокрым полотенцем — после чего отправила выгребать свиной навоз. Костюм уже всё равно не спасти, а хлев кто-то должен регулярно чистить. Потом суета со сборами. Риена, дай ей волю, укомплектовала бы мне в дорогу полный вагон со штатом прислуги. Спасибо, как-нибудь обойдусь рюкзаком и кошельком. Потом — дознаватель из волостной столицы со своими каверзными вопросами. Для этого я разыграла роль несчастной жертвы нападения, чудом отбившейся от натурального разбойника-соседа. Другой сосед-разбойник сидел рядышком и сетовал туримитскому гостю, что нет в управе порядка. Совсем. Нам пообещали во всём разобраться, воздали должное сытному обеду и были таковы. И под конец меня добила Ирочка...

После ужина мы с Дойленом поднялись в библиотеку, где я наконец решилась показать ему письмо своего предшественника. Раньше не было особой возможности, слишком много постороннего народу слонялось по усадьбе и за её пределами — крестьяне, местная полиция, даже одна из дальних соседок по управе пожаловала. Официально чтобы выразить сочувствие, ибо покойный Лугир в своё время жестоко оскорбил её мужа, а фактически на разведку — нельзя ли с этой истории что-нибудь поиметь. Хитрая ведьмочка. Поимела она моё ответное сочувствие и скудненький завтрак перед дорожкой, поняла, что на большее рассчитывать не приходится, и быстренько уехала. Потом дознаватель вынимал душу, вылитый инспектор Лестрейд в исполнении великолепного артиста Брондукова. Только к вечеру, устав от суеты, беготни и необходимости орать на этих дурищ безграмотных, я не выдержала, послала всех открытым текстом в дальнее путешествие и заявила, что если кто до утра побеспокоит, порву на тряпки.

Едва я поведала своему союзнику историю обнаружения послания из прошлого, как внизу послышался гневный Ирочкин голосок. Хм... Это кто у неё сегодня "дурак"? Потом по коридору кто-то пробежал, хлопнула дверь, и всё стихло. Удивлённо переглянувшись, мы снова принялись за изучение письма. Дойлен дал мне несколько дельных советов и тоже согласился, что в ближайшее время стоит ждать гостя. Потому предложил носить кольцо если не на пальце — там два моих свободно влезут — то на видном месте. На цепочке, скажем. Кто не в курсе, примет за память о дорогом человеке, а кто в курсе, сразу всё поймёт. На том порешили и разбрелись по своим комнатам. Наконец-то мне удалось немного поспать... Зато с утра пораньше в дверь постучали.

— Кому там не спится? — сонно проворчала я, не без сожаления высовываясь из-под одеяла в холодок комнаты.

— Стана, это я, — голос вроде Ирочкин, а интонации... Э? Её случайно не подменили?

Всунув ноги в противно холодные туфли, я набросила на себя плед и, ёжась, потрусила к двери. Отодвинула засов. Здесь толстые деревянные засовы, а в моей комнате он вообще железный. Иногда — весьма полезная штука... Нет, Ирочку не подменили, это она. Вот только глаза красные и на мокром месте, а печальное лицо наоборот, бледное. За исключением носа.

— Так, — хмыкнула я, прикрывая за ней дверь. Нечего комнату выстуживать. — Заходи. Садись. Рассказывай.

Ирочка хлюпнула носом, но послушалась. И поведала весьма душещипательную историю. Честно говоря, даже не знаю, смеяться надо, или плакать.

— Мы с Тилем на кухне были, — говорила она. — Не, ты не думай, мы этим там никогда не занимались, только в комнате. Просто целовались. А тут эта дубина заходит, Керен. Посмотрел на меня так... странно... и говорит Тилю: твоя, мол, девка? Тиль аж язык проглотил, только покивал. А этот опять у него спрашивает: жениться на ней думаешь? Если нет, я себе заберу. А Тиль... Он... Ыыыыы!

— Не реви, — сейчас сюси-пуси только хуже сделают, нужно говорить построже. Я тётка, или погулять вышла? — Продолжай.

— Тиль ему и говорит — так и так, не извольте беспокоиться, господин десятник, я отваливаю... — Ирочка всхлипнула и вдруг злобно добавила: — Слизняк!.. Я хвать половник, двинула ему по лбу, и так и сказала: слизняк! А этот, с бляхой, ржёт и начинает меня лапать. Типа, хоть я и порченая, но папа ему плохую невесту сватать не стал бы. Огрела и этого, и сказала, что он дурак. А он мне вслед и говорит: мол, лучше смелый дурак, чем трусливый слизняк. И ржёт... Стана, я ж его боюсь, — добавила Ира, вдруг посмотрев на меня взглядом несчастной кошки, выпрашивающей колбасные шкурки у прохожих. — Ты ж говорила, что не отдашь меня, если я против. Скажи им обоим, и папе, и сынку, чтоб отвязались!

— Скажу, — твёрдо пообещала я. — Но обещать, что Керен и дальше не будет руки распускать, не могу. Я за ним по пятам ходить не желаю.

— А если он ко мне в комнату залезет? Стана-а-а, ну скажи ты им...

Ага. Пробудился от долгого сна Ирочкин таракан Манипулька. Ха! Да этот её насекомый — хиляк по сравнению с моим цинизмом! Поработайте пятнадцать лет в IT-секторе большой фирмы, поруководите безбашенным молодняком, воображающим себя круче Билла Гейтса, и у вас отрастут зубы как у тираннозавра.

— Слушай, дорогая, — я мгновенно пресекла её новую попытку поныть и пробить на жалость. — Ты вообще кто? Ты человек или мебель? Так привыкла хвастаться своей самостоятельностью, а на деле решение любого важного вопроса спихиваешь на других. На родителей, на друзей-подружек, на меня! Да, мебелью быть удобно, от неё никто не ждёт, что она начнёт что-то решать. Ею любуются. Только до тех пор, пока не появится мебель поновее и покрасивее. Так что давай, не злись, не реви и не воображай, что весь мир против тебя, а выводи мозги из безопасного режима в штатный. Родителей и подружек тут нет, а я не вечная. Решай. Сама решай, ясно? Хочешь получить совет — спрашивай, но думать за тебя я не собираюсь.

Ирочка хныкнула, но промолчала. Уже имела случаи убедиться, что попытки "повыпендриваться" — то есть бурно возражать и делать всё наоборот — приводили только к неприятностям. Для неё самой в первую очередь. Вспомнила, небось, как я советовала ей не строить глазки сыну деревенского кузнеца. Сделала по принципу "сниму зимой штаны и назло маме сяду в сугроб". Чем закончилось? Еле отбила дурёху у этого бугая и двух его дружков. Только и спасло, что я метнула искру и пригрозила спалить сеновал, куда её волокли, к чертям кошачьим. Сразу вспомнили, кто тут главный. И вообще, только мать может бесконечно терпеть подобную доченьку. Я не мать, я злая ведьма-тётка, и мне уже надоело вытирать ей сопли. Двадцатый год девке пошёл, пора своим умом жить.

— Я... я подумаю, — прошептала она, утираясь платочком. — А если... Я ж его и правда боюсь. Вот как бы ты на моём месте поступила, а? Вот папаша Керена, он поначалу какой наглый был, а теперь? По струнке не ходит, но больше не наглеет и тебя уважает.

— Это потому, что я себе на шею сесть не дала. И ты не давай. Ты поговорила бы с Кереном напрямую: мол, так и так, давай сразу договоримся, что я не мебель. Только не наезжай, он стражник, может не понять юмора. Покажи себя серьёзной дамой. Если он сам на рожон полезет, тогда можешь смело посылать его подальше.

— А он поле-е-езет... — Ирочка выложила свой последний козырь.

— Тогда не майся дурью, а посылай сразу. Но постарайся сделать это так, чтобы не наломать дров. Я за тебя это делать не буду. Думай и действуй. Времени у тебя — до моего отъезда. Потому как ты едешь со мной.

— А Керен? — опешила Ира. — Я его пошлю, а он с отцом поедет — что тогда?

— Да, он, кажется, едет с отцом и матерью...

— Ой...

— Не "ой", а думай, что и как будешь ему говорить. Уйми своих тараканов и веди себя наконец, как взрослая женщина, а не как прыщавая тинейджерка. Тут такие долго не живут.

Надеюсь, на этот раз у неё хватит ума не выпендриваться, а действительно включить мозги. В этом мире и в её случае сие в самом деле вопрос выживания. Я уже не говорю о вопросе возвращения в наш мир. Не хочется спугнуть удачу, даже намекнув Ирочке на такую возможность.

6

Во двор въезжал крытый кожаным пологом фургон, запряжённый парой крепких выносливых лошадок. По местным меркам — почти что грузовой "Мерседес". На козлах сидел длинноволосый подросток. Паренёк как паренёк, самый обыкновенный. Одет просто. Немного похож на Дойлена. Судя по тому, как следом за фургоном въехал и сам дорогой союзник, то я имею честь лицезреть его среднего отпрыска.

— Обещал управиться к обеду — управился, — Дойлен лихо спрыгнул на землю. Дежурный поцелуй — на людях мы всё ещё изображали почтенную парочку, решившую осчастливиться рождением наследника — и сразу же кивок в сторону подростка.

— Знакомься, милая — Энгит, мой средний.

Парнишка, намотав вожжи на какую-то фиговинку — я по сей день не научилась разбираться в лошадях и всём, что идёт с ними в комплекте — тоже спрыгнул с козел и сдержанно поклонился. Мыслями он явно был далёк от Масента.

— Эй, Инген! А ну покажись, не прячься! — захохотал отец.

Что, он и младшего приволок?

Из глубины фургона со смехом появился мальчик лет восьми. Тоже — ничего необычного, мальчик как мальчик. Глазёнки хулиганские, но это не злобное хулиганство моих одноклассничков, а самая обычная шкодливость. Так... Я не поняла, мой дорогой сосед собрался устроить тут детский сад? Зря. Воспитательница из меня, прямо скажем, как балерина из нашей старостихи.

— Очень кстати, — процедила я, вежливо оттащив его к крыльцу. — Просто невероятно вовремя ты их сюда привёз. Другой няньки не нашлось? О чём ты вообще думал?

— О том, что их мать уже выехала в Туримит, — с Дойлена как с гуся вода — ничем не проймёшь. — Она сочла неприличным появиться в волостной столице в обществе неодарённых сыновей. Ты себя нашими приличиями особо не ограничиваешь, предпочитаешь обходиться своими.

— Спасибо за комплимент, — я съязвила, ибо больше мне ничего не оставалось делать. — Ты прав, отсутствие Дара у твоих сыновей меня не смущает. Смущает только, что ты привёз их сюда, не спросив меня. Или в ваши приличия это тоже не входит?

— Предлагаешь их выгнать? — окрысился Дойлен.

— Предлагаю впредь хотя бы интересоваться моим мнением, прежде чем на него наплевать. Гнать мальчишек не стану, ты прав. Но мне не нравятся твои постоянные попытки мной порулить.

— Что ж, — произнёс сосед, — я в тебе не ошибся. Пусть через скандал, но я добился своего. Учту на будущее.

У меня вертелось на языке очень неприличное слово. Но как его скажешь при детях, даже если их папаша таков и есть?

— Мне нужно съездить в Рему, — тем временем продолжал Дойлен. — Фургон, кстати — это наше совместное приобретение, мы недавно говорили о сборах в дорогу, так я решил немного помочь с выбором. Ты совершенно ничего не понимаешь ни в лошадях, ни в фургонах.

— Мы ещё вернёмся к этой теме, — в переводе с дипломатического языка на местный это означало: "Не заговаривай мне зубы!" — Пока будь добр, объясни невежественной иномирянке, с какого перепугу твои дети обязаны слушаться постороннюю тётку, пока родители в разъездах?

— Потому что я им велел тебя слушать, — последовал ответ. Вполне логичный — для этого мира и этого общества. — За них я спокоен. Беспокоюсь только, как бы они тебя саму плохому не научили.

Сссспасибо, дорогой. Мало мне мороки с Ирочкой, да? Решил, что если я умудряюсь хоть как-то на неё влиять, то и его пацаны будут под надёжным присмотром? Нет, дорогой мой сосед, ты не затем их привёз, манипулятор чёртов. Но об этом мы с тобой тоже поговорим. На досуге. Пусть в столицу неблизкий.

Он уехал, пообещав вернуться завтра к обеду, а мне достались его сыновья, снабжённые инструкцией "слушаться тётю Стану". Все трое, кстати, поскольку Керен всё ещё ошивался в доме. Энгит оказался подростком со всеми подростковыми комплексами: "Предки меня не понимают!" — его девиз. Знаем, плавали. Меньший, Инген, единственный, кто хоть немного радовал меня в этом дурдоме. Выяснилось, что мой велосипед и без всяких заклятий производит магическое действие. Отрегулировала седло и руль под его рост, научила ездить, и до самого вечера его невозможно было снять с велосипеда. Мальчишка, что с него взять... Кое-как удалось загнать его за вечернюю кашу и в постель только после твёрдого обещания, что завтра тоже дам покататься. Когда ребёнок наконец заснул, я снова спустилась в трапезную и застала Энгита скучающим над тарелкой с намертво остывшим ужином. Ну, да. Я же велела не вставать из-за стола, пока всё не съест, а он пообещал отцу слушаться. Парень качал ногой и глядел в потолок с таким видом, будто мир рушится, а он, его спаситель, вынужден ковыряться в тарелке с кашей.

— Нан! — я позвала служанку. — Замени молодому господину тарелку, его порция остыла.

— Не буду я это есть! — вспылил Энгит, прекратив наконец качать ногой. Кстати, терпеть не могу это движение, инфантилизм какой-то, а он вроде уже не мелкий сорванец.

— А что будешь? — я невозмутимо заняла своё кресло. — Мясо, колбасу, жареного гуся?

— Вообще ничего не буду, — подростковый бунт продолжался. — Не хочу, и всё. Так трудно это понять?

— Ясно, — я аккуратно отрезала несколько тонких ломтиков копчёной гусятины, пожила на хлеб и, закусывая получившимся бутербродом, воздала должное каше. — Все взрослые — козлы. Они меня совсем не понимают. А я уже большой и всё сам соображаю без посторонних подсказок. Верно?

— Я не... Что?

Кажется, я сумела его удивить. Надо развить успех, пока не поздно.

— Ничего, — улыбаюсь. — Я угадала, да?

— Вот ещё... — пробурчал Энгит. — Вовсе я ничего такого не говорил.

— Но думал.

Ответом мне был вздох и уставленный в стол взгляд. Служанка тем временем сунула "молодому господину" другую тарелку, с горячей кашей.

— Парень, мне тоже когда-то было четырнадцать, — сказала я, облизывая ложку. — И, хотя это было давно, до сих пор стыдно вспоминать. Я тоже считала себя самой умной, и что меня никто не понимает. Ты представить себе не можешь, что я тогда устраивала родителям. Потом подросла, вышла замуж, уехала в другой город. А когда до меня дошло, какой я была дурой, когда собралась поехать к ним и извиниться... Просить прощения стало уже не у кого. Мои родители умерли. Так что цени своё счастье, Энгит: твои родители — живы.

— Матушке вообще-то всегда было всё равно... — начал было парень.

— Ты — сын, ты не имеешь права её судить. Пусть другие судят.

— Вы, например? Воображаю, что вы о ней наговорите.

— А вот переход на личности — грязный приём, парень. Он означает, что тебе больше нечем крыть.

Да, Энгит, тут тебе не интернет, хоть ты не в курсе, что это такое.

— Я её не знаю, — продолжала я, не забывая об ужине. — Потому не считаю себя вправе составлять мнение о её персоне. Это во-первых. Во-вторых, каков бы ни был взрослый, он всё равно видел и слышал больше тебя. Если он, конечно, не паралитик, всю жизнь просидевший в четырёх стенах. И то, кстати, сомнительное сравнение, ведь даже паралитик может общаться со многими людьми и читать книги. Отца же ты слушаешь, хотя он из тех самых взрослых, которые всегда поучают.

Энгит явно порывался возразить, но упоминание об отце заставило его передумать. Он только хмуро потупился и с видом каторжника на галерном весле взялся за ложку.

Кое-как управившись с этой напастью, я пожелала парню спокойной ночи и поднялась к себе. Точнее, я успела только подняться по лестнице, как услышала странные звуки. Вернее, весьма недвусмысленные звуки. Осторожно высунувшись из-за угла, я увидела в дальнем конце коридора парочку, занимавшуюся известным делом у стены, в положении стоя. Лица пыхтящего, как кузнечный мех, мужчины я не могла разглядеть — он стоял ко мне спиной — но судя по фигуре, это Керен. А вот его сладко постанывавшая подруга почему-то одета в Ирочкино платье... Ну вот, додипломатничалась... Сама грешна, потому не стану ей указывать, с кем спать, но ведь есть же комната! Веди любовника к себе, раз вы сговорились. Нет, обязательно нужно делать это в коридоре, куда в любой момент могут забежать служанки, куда могу прийти я, наконец. О Риене я вообще молчу... Наконец они там управились, послышался вздох, шуршание одежды и Иркино хихиканье: "А ты лучше этого слизняка, милый... Пойдём ко мне..." Боится она его, как же. Прямо коленки дрожат. Ладно, врываться в спальню и обламывать им кайф не буду, но завтра поговорю.

Подождав, пока коридор освободится, я уже не без опаски проскользнула в свою комнату. Разделась, забралась под одеяло и только начала задрёмывать, как почувствовала... Кто-то, наделённый немалым Даром, пересёк границы моего владения. Маг, не меньше. Притом, не управского уровня, а птица куда более высокого полёта.

Сердце ёкнуло. Что это? Визит ожидаемого гостя, или начало крупных неприятностей?

Я встала, затеплила свечку и первым делом полезла в шкатулку — за наследством своего предшественника. Дойлен прав: посвящённый всё поймёт, а для непосвящённого это всего лишь побрякушка.

Господи, прости, что обращаюсь к тебе в такой поздний час, однако не мог бы ты приберегать такие визиты на светлое время суток? Сон, правда, как рукой сняло, но имей же совесть!

7

Усадьба Масент благополучно спала. Ущербная Луна только-только приподнялась над каймой леса, из которого доносились редкие голоса ночных животных. Глухо ухнула сова. Где-то вдалеке дал о себе знать волчара: поросшие лесом овраги, подходившие почти к самой деревне, давали серым фору, когда они хотели подкрасться к крестьянским коровникам. В конюшне всхрапнула лошадь: вой её беспокоил, ибо волки любят не только говядину... Некто Одарённый не торопился. Маги не боятся путешествовать по ночам. Классических разбойников здесь действительно извели. Разбойники-ведьмаки не решатся нападать на мага даже на своей земле, чтобы не отхватить потом массу проблем с волостными властями. А против четвероногих хищников даже у самого завалящего колдунишки припасено несколько сюрпризов, не говоря уже о магах. Маги... Аристократия княжества, в отличие от ведьмаков — мелких землевладельцев. Маги утверждают законы, маги осуществляют правосудие и стоят во главе сыскного департамента, маги владеют рудниками и каменоломнями, маги держат в руках всю систему образования, маги заведуют медициной. Не деревенскими травками, а серьёзной медициной. Которая для богатых. Словом, маги карают и милуют всех прочих, кто не князь и княгиня, понятно... А может, мимо едет, и я зря всполошилась?

Нет. Не мимо. Носитель сильного Дара свернул с проезжей дороги прямиком к усадьбе.

Пора будить Риену.

Пока заспанная экономка, проникнувшись ситуацией, накинула платье и пошла гонять служанок, я прикинула, сколько у меня ещё осталось времени. Судя по скорости перемещения Одарённого, минут пятнадцать. Оставалось одеться и снарядиться амулетами: маг есть маг, неприятные сюрпризы мне ни к чему. Об их повадках и так ходят всяческие слухи, а сведения, полученные из письма моего предшественника, вообще отбивают охоту общаться с кем-либо из этой братии.

Одежда моя... Мягко говоря, она не нравилась мне абсолютно. Щеголеватый велокостюм в облипку погубили дуры-служанки, за что огребли исправительные работы в свинарнике. Но костюм превратился в кучку сморщенного, ни на что не годного тряпья, потому говорить о восторжествовавшей справедливости не приходится. А местные платья оставляли ощущение не только криворукости швеи, но и врождённой слепоты дизайнера. Мешок с нелепым декольте чуть ли не до талии и с широкими рукавами, который полагалось подпоясывать, а рукава стягивать на запястьях либо шнурками, либо браслетами. И поверьте, у меня был не бюджетный вариант, как-никак, владетельная ведьма. Для полноты образа не хватало только седых косм из-под платка, ступы и метлы. Платок, кстати, тут непременный атрибут женского гардероба. У крестьянок, понятно, из грубой серой ткани, а у средней руки землевладелицы он обязан был быть с вышивкой. Самый шик для моего уровня — шёлковой. Но торговля шёлком, что в ткани, что в нитках, суть монополия княгини, а где монополия, там дешёвого товара не жди. Да, некоторые богатые маги на югах разводили шелкопряда, но они обязаны были продавать все коконы княжеским прядильням. Потому даже вышивка шёлковой нитью считается признаком достатка, а уж целиком шёлковые платки могли себе позволить только очень богатые женщины. Но я не следовала моде. Крестьянки и домашние служанки повязывали платки так, что у меня возникала стойкая ассоциация с хиджабом, а исламская мода не в моём вкусе. Это, наверное, что-то генетическое, передавшееся от предков. Ничего. Гости потерпят и простоволосую, к репутации чудачки мне уже не привыкать.

Сонные, недовольные жизнью служанки сновали из кухни в трапезную и обратно: накрывали стол. Свите мага хватит и стола на самой кухне, а дорогого гостя следует принимать согласно его статусу, со всем почтением. Риена в парадном платье как раз отдавала распоряжения насчёт свечей, когда скрипнули петли ворот. Сопровождаемая экономкой и служанкой, несшей масляную лампу, я вышла на крыльцо: этикет предписывал встречать более знатного гостя именно там.

Я давно знала: чем выше статус мага, тем больше ему полагается солдат личной охраны. У Гидемиса, если мне не изменяет память, их было двенадцать. У этого мага всего четверо. Значит, точно не управский, из свиты волостного. Ехал откуда-то с юга. Значит, вряд ли из команды туримитского мага, но это всё равно стоит проверить... Карета гостя габаритами была похожа на крытый катафалк. Её тянули две мощные лошади, на козлах сидел дюжий кучер, а на запятках вместо предполагаемых лакеев, был прикреплён большой ящик, видимо, для багажа. С обоих боков кареты болтались два фонаря. Масляных, само собой. Громоздкое сооружение с большим трудом развернулось боком к крыльцу... А вот это уже форменное безобразие: чтобы открыть дебелую дверцу, спешился один из солдат конвоя, из той пары, что ехала позади кареты. Совсем страх потеряли, забыли о такой штуке, как безопасность. Солдаты должны бдить, а не двери господам открывать.

Второй солдат, напарник и.о. лакея, тоже спешился, откинул крышку ларя на задке кареты и добыл оттуда... свёрнутый коврик. Ну, это уже слишком... У меня совсем не осталось цензурных слов, когда он принялся раскатывать цветастый коврик, стараясь, чтобы не образовалось складочек, а потом добыл из ящика низенькую скамеечку и поставил. Чтобы магу было удобнее выходить. Да уж, сервис... Потом оба солдата, поклонившись, отступили в тень, а из тёмного нутра "катафалка" показалась тонкая фигурка, завёрнутая в меха. Вообще-то не так уж было и холодно, но меня поразило не это. Подумаешь — седая лисица! У меня самой шубка и шапка из волчьего меха, специально купила к зимним холодам. Подумаешь — пожаловал не маг, а магичка. Будто я сама не ведьма. Нет. Изящная ножка, ступившая на скамеечку-ступеньку, была обута в кремовые лакированные туфли на высоченной шпильке. Судя по качеству, "Луи Виттон", никак не меньше. На даме кроме мехового палантина было длинное платье с неудобной узкой юбкой и диадема с пером цапли.

— Доброго здравия вам, владетельная ведьма, — промурлыкала магичка, "вынув" странновато накрашенное бледное лицо из пышного мехового воротника. — Простите за беспокойство и столь поздний визит, но я задержалась в дороге и прошу вас о милости гостеприимства.

Что-то не менее странное, чем макияж, почудилось мне в голосе женщины. Но сейчас не время раздумывать об этом, нужно отвечать, а то обидится.

— Доброго здравия и вам, достопочтенная сестра по Дару, — я слегка склонила голову в знак почтения. — Для меня честь принимать в доме такую гостью, как вы.

Две части ритуала соблюдены: теперь мой дом для магички безопасен. Она всё равно не решится устроить мне какой-нибудь неприятный сюрприз — я-то на своей земле! — зато может не переживать, что ведьме стукнет в голову связать её заклинанием покорности и потребовать выкуп золотом. Остаётся выяснить, что за дамочка такая интересная, и почему на ней вещи, имеющие явно нездешнее происхождение. Обирает попаданок, или?..

Дама, кокетливо придерживая юбку рукой с болтающейся на запястье расшитой сумочкой, поднялась по крепким деревянным ступенькам и проследовала за мной в трапезную. Стол, естественно, был уже сервирован холодными закусками и сладкими печеньками, свечи зажжены, а Риена с величественным видом встала за моим креслом. Гостья небрежно сбросила меха на руки шедшему позади солдату — снова безобразие, охрана в качестве прислуги — и продемонстрировала великолепное вечернее платье кремового цвета с короткими рукавами, слегка завышенной талией, глубоким квадратным декольте и полупрозрачным "футляром" с потрясающей вышивкой мелким жемчугом... Эээ... Она из столетнего дамского журнала фасончик взяла? Если не ошибаюсь, такое было в моде во времена "Титаника". Не хватает только шляпки размером с цветочную клумбу, да туфли вполне современного фасона выбиваются из общей картины. Нет, вру: у дамы на левой руке поблёскивают золотые часики а-ля шестидесятые — абсолютно такие же были у моей киевской тётки. Завершали этот коктейль эпох золотой медальон магички, болтавшийся ниже груди, и бриллиантовая подвеска на чёрной бархотке, резко контрастировавшей со всем нарядом.

— Удивлены, не так ли? — магичка прошлась по трапезной, как бы невзначай повернувшись так и этак, чтобы я могла в полной мере оценить её наряд. Честно говоря, никогда бы не оделась так... вразнобой, но, как говорится в моём мире и в моё время, на вкус и цвет фломастеры разные. — Согласна, я одета не совсем по моде, но меня всегда интересовала красота, а не чья-то прихоть... Дабы не быть невежливой, позвольте представиться: третья помощница госпожи Ноттары, магички волости Мож, моё имя Надин Ринген.

Последнее она произнесла по-русски. Без акцента, но со странными нотками. М-да. Сто лет назад русский язык звучал несколько по-иному, чем сейчас. А имя "Наденька Кольцова" в тех кругах, где наверняка вращалась моя новая знакомая, было не по феньшую... Что ж, на многие вопросы я получила ответ практически сразу, зато возникла масса новых.

— Догадались, что русский язык для меня родной? — улыбнулась я, не выходя из роли радушной хозяйки.

— У вас своеобразный и весьма знакомый акцент, владетельная ведьма... э?

— Стана Бутко, в девичестве Георгиева, — с достоинством представилась я. — Родом из Бердянска, до осени две тысячи тринадцатого жила в Харькове. А вы, простите, откуда?

— Курская мещанка, — Надин брезгливо поморщилась: видимо, очень не любила вспоминать о своём невысоком статусе на родине. — Была курсисткой, предполагала занять место учительницы в одном из уездных городов... Впрочем, теперь всё это неважно.

Важно, дорогая моя. Ещё как важно. Но я примерная ведьма, и не стану набрасываться на магичку с расспросами. Всему своё время.

— Прошу, — я указала по правую руку от себя, куда положено сажать почётных гостей. — Полагаю, скромный поздний ужин не будет для вас лишним.

— Благодарю вас, — магичка присела на неудобный местный стул. — Это очень кстати, я действительно устала и проголодалась.

Даже немного смешно было наблюдать, как эта дамочка держит ложку, манерно отставив мизинчик. Прошло не меньше ста лет, а она держится за своё воспитание, молодец. Только одно вызывало недоумение. В жизни мне не встречались лощёные аристократы. Я видела людей из самой что ни на есть рабоче-крестьянской среды, тем не менее обладавших без преувеличения изысканными манерами. Такова моя учительница географии, например, или учительница украинского, которая была родом из глухого села, но держалась с достоинством потомственной графини. Таков был старик-преподаватель философии в университете. Здесь я наблюдала другую картину: мещаночка из провинции, старательно подражающая аристократам, но до их уровня сильно не дотягивавшая. У меня и то лучше получается, когда как следует рассержусь. Лёгкий налёт вульгарности портил всё впечатление от красивого и наверняка дорогого наряда. А когда Надин, расправившись с ужином, достала из сумочки костяной мундштучок, заправила туда сигаретку "Мальборо" из современной пачки и прикурила от свечи, даже не спросив, как хозяйка дома относится к курению, всё стало на свои места.

Молоденькая снобка, попавшая в иной мир, где у неё обнаружили сильный Дар. Есть от чего возгордиться и перестать обращать внимание на мнение окружающих.

— У меня сильная аллергическая реакция на табачный дым, — сказала я, пару раз демонстративно взмахнув ладонью у лица. — Кроме того, медицинские исследования последних тридцати лет подтвердили, что курящие подвергаются гораздо большему риску рака лёгких, чем некурящие.

— Вы уверены? — Надин приподняла тонкую бровь. — Ах, простите, я забываю, что между нами сто один год. Я попала сюда в тысяча девятьсот двенадцатом... Кстати, за сто лет смогли установить точную причину ужасной гибели "Титаника"? Был апрель месяц, я как раз прочла в газетах об этой кошмарной катастрофе, но увы, никто не смог точно сказать, что произошло.

— Я видела много фильмов, посвящённых этой теме, — чистая правда, документалок в своё время насмотрелась. — Глубоководные аппараты несколько раз погружались к "Титанику", и по положению обломков, по поднятым образцам учёные смогли через сто лет восстановить истинную картину. Не стану пересказывать содержание фильмов, но вкратце — причин было несколько...

Магичка слушала меня с явным интересом иногда вставляя эмоциональное "О!". Я перечислила все известные на момент моего попадания в этот мир причины: и одинарный корпус, и заклёпки из второсортного железа, и заниженные водонепроницаемые переборки, и отсутствие биноклей у вперёдсмотрящих, и роковое отсутствие пометки особой важности на радиограмме-предупреждении, и стремление капитана как можно скорее пройти опасный район, вполне соответствовавшее духу времени, и выключенная рация на ближайшем к "Титанику" корабле. С последним пунктом вообще мистика какая-то приключилась: за некоторое время до столкновения радист злосчастного "Калифорнийца" начал передавать предупреждение о льдах, но поскольку судно было очень близко, сигнал получился мощным, и радист "Титаника" чуть не оглох. Тот передал в эфир буквально следующее: "Заткнись! Я работаю, я говорю с мысом Рейс!" Коллега послушался совета, выключил рацию и лёг спать: сменщика у него не было. Скольким людям стоило жизни это "Заткнись!", трудно сказать. "Калифорниец" был ближе к месту катастрофы, чем знаменитая "Карпатия"...

— Какой ужас! — магичка нервно стиснула пальцы. — Подумать только: судьбу такого корабля решили какие-то заклёпки и небрежность радиста!.. Но ведь... Но ведь в газетах писали, что он непотопляем! О, какой обман! Господа инженеры наверняка знали, что использовали неподходящий металл, но промолчали! Ужасный обман!

— Обыкновенная реклама, — я пожала плечами. — Не всё было так замечательно, как расписывалось в объявлениях, но полутора тысячам утопленников до этого уже нет никакого дела, верно?

— Здесь отношения намного честнее, — Надин дёрнула тонким плечиком. — По крайней мере, я точно знаю, что никому нельзя доверять. Есть редчайшие исключения, лишь подтверждающие общее правило... Да, я имела честь знать господина Кенвита, предыдущего владельца этого прекрасного имения. Мы познакомились лет десять назад в Туримите, где я была проездом. Удивительно начитанный и интересный человек был — на всеобщем сером фоне, разумеется. Мы проводили время в увлекательнейших беседах... Как жаль, что наше знакомство прервалось столь трагически!

— Я слышала, его арестовали, но понятия не имею, за что, — осторожно вставила я. Ну-ка, ну-ка, что ты мне ответишь, Надин Ринген?

— Ах, это такая грустная история... — вздохнула та. — Не хочу вас расстраивать, дорогая Стана, но в этом случае незнание — лучшая гарантия того, что вы избежите его участи. Поверьте, мне искренне его жаль. Впрочем, насколько я могу судить, его имение попало в достойные руки.

Льстишь. Не хочешь говорить. А я не буду ждать, пока ты соизволишь меня прощупать. Зайду сразу с крупного козыря.

— Госпожа Риена говорила мне то же самое, — с улыбкой проговорила я. — Хотя мне досталось за покупку этого кресла, но в остальном я умудрилась произвести на неё хорошее впечатление. Мне даже не пришлось трогать вклады и продавать ценности, оставшиеся после господина ...Кенвита, чтобы сделать небольшой ремонт в доме... Могу я кое о чём вас спросить, как женщина женщину?

— С удовольствием отвечу на ваш вопрос, — магичка кивнула — пёрышко цапли на её голове задрожало.

— Скажите, к какому ювелиру я могла бы обратиться без боязни, что он испортит вещь? Видите ли, среди наследства моего покойного предшественника есть примечательное кольцо, а мои пальцы, как видите, заметно уступают мужским.

В доказательство своих слов я вынула из поясного кошеля то самое кольцо с астериксом и повертела в руках. Надин приложила все усилия, чтобы сохранить спокойствие, но я всё-таки заметила, как изменилось её лицо. Один миг — но этого хватило. Потому что ждала этой реакции. Потому что вообще ждала её здесь, хоть и не знала, кто именно приедет полюбоваться на ведьмака, балующегося нестандартными заклинаниями неподалёку от имения опального Кенвита. Вот, оказывается, как его звали...

— О! — она изобразила интерес. — Какое занятное кольцо! Могу ли я взглянуть на него поближе?

— Зачем же? — теперь уже притворялась я. — Кольцо как кольцо. Простое литьё, без изысков. Камень, правда, примечательный — звездчатый рубин. Должно быть, ценный и редкий в этих краях.

— О, да, — улыбнулась магичка. — У меня есть кольцо с похожим камнем, и я не отказалась бы купить второе для гарнитура... Семь золотых?

— Я сожалею, дорогая Надин, но кольцо не продаётся, — это несомненно проверка, нужно дать понять, что я в курсе насчёт опознавательного знака. — Я не имела чести знать господина ведьмака Кенвита, но после того, что я о нём узнала за это время, это кольцо приобрело для меня особую ценность.

— О! — снова воскликнула магичка, на сей раз удивлённо. — Вы хотите сохранить его как память о хорошем человеке? Что ж, похвальное стремление. Пожалуй, если я присовокуплю к тому, что вы узнали о господине Кенвите, кое-что из своих воспоминаний... Дорогая Стана, мы ведь поняли друг друга, — маска провинциальной дамочки мещанского сословия мгновенно слетела, обнажив лицо пусть не аристократически воспитанной, но чертовски умной и цепкой женщины. Она продемонстрировала мне правую руку, которую я до сих пор видела со стороны ладони: на среднем пальце красовался точно такой же перстень, но сделанный на тонкий женский пальчик. — Карты на стол. Что вы знаете о Кенвите?

— Он написал мне письмо.

— Вам лично? — густо накрашенные тёмными тенями глаза распахнулись во всю ширь.

— Не совсем. Скорее, он написал письмо тому, кто унаследует имение. Так случилось, что Масент достался мне.

— Что вы намерены предпринять?

— Разумеется, я вняла предупреждению господина Кенвита, но с моей точки зрения бегство — не выход.

Надин громко хрустнула пальцами.

— Значит, вы ещё не знаете, насколько плохо обстоят дела, — сказала она, не сводя глаз с кольца, которое я всё ещё держала в руке. — Боюсь, мой рассказ лишит вас сна.

— Бессонница меня не пугает, а знать истинное положение дел в нашем с вами случае совсем не лишне. Мы здесь чужие, с какой стороны ни посмотри.

— А вы не боитесь, что я на вас донесу? — Надин ответила на мою попытку шантажа своей.

— И что же вы скажете дознавателям, дорогая Надин? — улыбнулась я. — Что я — член группы заговорщиков, в которой состоите и вы? Кольцо с астериксом у вас наверняка видели многие, не так ли?

— Да, мы с вами в равном положении, несмотря на разницу в ранге, — согласилась гостья из прошлого. — Я начну топить вас, а вы в отместку утопите меня. Но вы плохо знаете магов. Впрочем... Что именно вы предлагаете взамен бегства?

— Сперва мне хотелось бы услышать, насколько плохи наши дела, дорогая Надин.

Та ответила мне тонкой грустной улыбкой.

— С вашего позволения, я отойду к окну и закурю, раз у вас плохая реакция на табачный дым, — сказала она. — Мне нужно сосредоточиться, а без сигареты, к сожалению, трудно это сделать. Кофе здесь попадается так редко!

Сигарета "Мальборо" в длинном дамском мундштучке. Современные мне туфли и платье чуть ли не с "Титаника". Кофе, часы... Она хоть раз задумывалась о женщинах, чьи вещи носит? Магичка. Может, я плохо знаю магов, но одну общую для них черту подметила давно: полное и абсолютное наплевательство на других. Даже самых близких. Заскорузлый эгоизм в тяжёлой форме. К тому же, она явно взволнованна, иначе наверняка поинтересовалась бы содержимым письма ведьмака Кенвита. Но раз не поинтересовалась — это её проблемы.

Что ж, у каждого свои недостатки, как сказал герой известного фильма с участием Мерилин Монро. Эгоизм? Очень хорошо. Будем аккуратно давить на эту её болевую точку.

Она говорила полных два часа. А я слушала, и мысленно соглашалась со своим предшественником.

Бежать отсюда. Домой. В свой мир.

Там, по крайней мере, иметь живую душу — ещё непреступление.

Во всяком случае, пока.

Эпилог

Я школяр в этом лучшем из лучших миров.

Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!

До седин я у жизни хожу в подмастерьях,

Всё еще не зачислен в разряд мастеров...

Омар Хайям. Рубаи.

1

— Посмотри, любимый, — она не оборачивалась к нему, но по голосу было ясно: приятно удивлена. — Этому человеку почти сорок лет, а выглядит не старше тридцати... Какая странная одежда — невзрачный зеленоватый цвет, какие-то металлические значки, нашивки...

— Многие пришельцы из его мира выглядят моложе своего возраста, — отозвался он. — Занятные вещи он нам поведал. Весьма занятные... Ты помнишь это странное слово, которое он произнёс?

Она взмахнула рукой, и в воздухе, прямо над головой находящегося в полной прострации человека возникла картинка. Ярчайшая вспышка. Громадное грибовидное облако. Движущаяся с немыслимой скоростью воздушная стена, сносящая всё на своём пути. Мысли о незримой смерти, витающей над местом этой рукотворной катастрофы ещё долгие годы. Странное слово "радиация", образы людей, сгоревших заживо, обожжённых, заболевших смертельной неизлечимой болезнью, дети-калеки, родившиеся у мужчин и женщин, сумевших пережить этот ужас...

— Они создали такое оружие без всякой магии, любовь моя, — проговорил мужчина, убирая видение — воспоминания пленника. — Теперь ты видишь, насколько я был прав, когда настоял на категорическом запрете малейшего движения по этому пути. С другой стороны, в том мире ничего о нас не знают. Если мы придём к их правителям как друзья, то Артефакт может дать нам шанс завладеть этим оружием. С ним мы быстро приведём тот мир к покорности.

— Люди того мира не смирятся с потерей власти, — грустно проговорила прекраснейшая из женщин. — Придётся убить слишком многих, чтобы оставшиеся в живых приспособленцы согласились считать нас своими владыками.

— Но миллиарды людей! Невероятное количество ресурсов для артефакта! Существование механизмов, способных заменить самих людей! Идиотская политика властей, направленная на повальное оглупление народа! Масса невиданного оружия в руках властителей, готовых продать всё за кучку золота! Любимая, мы и не мечтали о такой мощи, а здесь она может упасть нам прямо в руки, в готовом виде, без тысячелетий подготовки и опасных исследований!

— Но опасность, любимый, — она ласково коснулась его неестественно порозовевшей от волнения щеки. — Опасность самим стать пленниками властителей, у которых в руках... вот это. Они могут использовать нас так же, как мы планируем использовать их. Тогда мы превратимся в безвольный придаток к Артефакту, исполняющий все прихоти негодных людишек. А когда они разберутся в принципе его действия, надобность в нас вообще отпадёт... Нет, судьба моя. Когда речь идёт о нас с тобой, о спасении наших жизней и нашей любви, никакая предосторожность не может быть лишней, а здесь опасность слишком велика. Посмотри. Артефакт даёт прогноз благоприятного исхода лишь в четыре десятых.

— Да, слишком мало, — согласился он, остывая. — Жаль. Какие были бы возможности...

— Мы можем поэкспериментировать в другом мире, любимый.

— Он слишком примитивен.

— Люди мира, столь опасного для нас, ещё совсем недавно ездили на лошадях, грелись у костра и освещали свои дома свечами и лучинами. Прошло всего три сотни лет. Чуть больше, чем со времён последнего нашествия беловолосых. У нас не изменилось ничего. А эти... Эти сумели, сами того не зная, обратить вспять начавшийся три века назад процесс оледенения. Тот самый, с которым даже мы справиться не в силах. Если бы они росли и изобретали под нашим контролем... Но сейчас приходить к ним слишком поздно. Они уже осознали свою мощь. Лучше начинать с чистого листа, жизнь моя. Мы станем богами нового юного мира, и за тысячи лет приведём его к такому же могуществу. Что для нас с тобой тысячи лет?

Да. Для них тысячи лет — уже ничто. Миг. Бесконечная перспектива, где не нужно подбивать какие-то итоги. Когда впереди бесконечность, сам строй мыслей становится иным. Даже стыдно вспомнить, какими они были наивными, какие детские планы строили поначалу, когда ещё не осознали всей громадности полученного от судьбы подарка. Хотя... Разве их любовь, прошедшая испытание тысячелетиями — не достойна такой награды?

— Я построю для тебя новый мир, любимая, — прошептал он, целуя её. — Новый прекрасный мир. И я разрушу его, если только пожелаешь...

— Что делать с этим человеком, любовь моя? — она указала взглядом на пленника.

— Его мозг неплохо развит, — сказал он. — Пригодится в качестве дара Артефакту.

— Как скажешь... любимый мой...

2

Поспать удалось всего пару часов. Да и сном это можно было назвать только в качестве издевательства.

Мне снился рабочий компьютер. Монструозный четырёхъядерник с девятнадцатидюймовым монитором "Samsung". Я только-только вышла из отпуска и должна была устранить массу лагов, допущенных моим замом. Перед глазами стояли строчки кода. Во сне я готова была биться головой о клавиатуру, ибо код по результатам тестирования был стопроцентно рабочий, сеть не глючила, все компы в оной были включены и прекрасно просматривались, но доступа к главной базе данных почему-то не было. А ещё у меня над душой стояли директриса и главбухша, и проедали на моей многострадальной голове несуществующую плешь по поводу завтрашней отправки ежемесячного отчёта в налоговую... Я проснулась с мыслью о предстоящем рабочем дне длительностью в двадцать четыре часа без перерыва на обед. Честное слово, ещё не открыв глаза, подумала о чашке кофе, завтраке на двоих с Пашей, корме для кота и свёртке бутербродов на работу. И только открыв глаза, поняла, что это был всего лишь сон.

Впрочем... Я же ведьма. Здесь колдунам часто снятся вещие сны. Что если мне привиделось близкое будущее? Гадать нельзя, но на сновидения никто запрет не налагал, не так ли? Пусть директриса меня хоть заживо съест, лишь бы вернуться...

За завтраком я была заспанная, но в хорошем настроении. Всё казалось замечательным, даже кислая физиономия Энгита, снова за что-то обидевшегося на весь мир, не портила общего положительного впечатления. Ирочка имела такой же заспанный вид и строила подозрительно блаженную мордашку, когда Керен самым наглым образом лапал её коленки под столом. Инген быстренько умял свою порцию и начал просить велосипед во временное пользование. Знатная гостья всё ещё спала, и я решила воспользоваться этим в целях воспитания молодёжи. Малыш Инген получил велосипед и пошёл нарезать круги по двору, пугая гусей и служанок. Энгит был вопрошён насчёт причин меланхолии, а после грубоватого ответа — мол, а вам какое дело? — получил оплеуху от старшего брата.

— Сладу с ним нет, — пожаловался Керен. — Что ни скажешь, всё норовит сделать поперёк, а потом, когда получает по лбу, мы же у него и виноваты.

Он говорит, а я внимательно за ним наблюдаю. Непростой тип. Упрямством весь в папеньку, а вот от отцовского ума, боюсь, досталась в лучшем случае третья часть. И... Господи, с какой нескрываемой завистью он смотрит на серебряный медальон! С завистью и с ненавистью, потому что ему это не светит. Не понимает, что это ошейник хуже рабского... Ладно, постараюсь доходчиво разъяснить.

— Точно, — согласилась я. — Как было сказано в одной мудрой книге моего мира: "В беде умный винит себя, а дурак — соседа".

— Так я ещё и дурак? — взвился Энгит.

— Нет, парень, — зло усмехнулась я. — Ты умный. Но ведёшь себя так, что об этом никто не догадывается... Сидеть! — когда надо, у меня прорезается командирский голос. Опыт работы в большой фирме не забудешь при всём желании. — Взрослый уже, да? И с какого боку ты взрослый, позволь спросить? В голове ветер свистит, аж сюда слышно, а гонору — три воза с телегой! Голова у тебя для чего? Чтобы в неё есть или чтобы ею думать?.. Так начинай думать, пока не поздно!

Для Керена с Ирочкой мои последние слова означали именно то, что они означали. А вот вечно бунтующему подростку аукнулся вчерашний разговор. "Пока не поздно" он понял как надо и сразу скис.

— Так бы и сказали, — обиженно буркнул он. — А то сразу обзываться.

— Не давай повода, — я закруглила тему, сочтя её исчерпанной.

Всё-таки хорошо, что здесь средневековье, и младшие как правило не "быкуют" на старших, ибо принято оных уважать. Зато в моём мире... Боюсь, такого вот Энгита добрые люди из неких органов быстро бы приучили к мысли, что нудные поучения предков "не канают". А если оные предки наезжают, так вообще можно пожаловаться на них — мол, папаша с мамашей гнобят юное дарование своими тупыми советами, заставляют непосильно трудиться, отправляя в магазин за хлебом, а то и вовсе сексуально домогаются. Глядишь, родительских прав лишат, а там интернат, свобода, кури-пей-колись-трахайся, пока есть на что, ведь даже лишённые прав, родители обязаны содержать своё чадо... И что из такой детки потом вырастет? И что с такой деткой будет, когда наступит восемнадцатый день рождения, оно получит абсолютную свободу минус родительское содержание? А получится физически взрослый человек с мозгами недоразвитого ребёнка и полным отсутствием каких-либо тормозов. Не говорите, что это выдумки. Я своими глазами видела результат подобной обработки: здоровенного бычару, хамящего всем и всюду, но готового избить любого, кто посмеет сказать слово поперёк. Реальный псих, отца уже в могилу свёл, и мать скоро туда же отправит. А ведь семь... нет, уже восемь лет назад был нормальный паренёк. Пожаловался, что заставляют много задачек решать, и послушался хитрого совета, как избавиться от нудной родительской опеки. А тут какая-то комиссия из европ, как раз при президенте-пчеловоде мода на них была — ах, ах, нарушаются права ребёнка, заставляют учиться против его воли... В результате сломаны судьбы как минимум трёх человек, да и соседям несладко приходится... Не нужно слушать чистеньких тёток из упомянутых мной органов, ещё даже не имеющих особых прав, ибо законы такие пока не приняты. Они не придут забирать детей у родителей-алкашей, там ломать-то уже давно нечего. Они придут в благополучную семью и превратят её жизнь в ад даже при отсутствии соответствующих законов. Они ловко обратят неспособность ребёнка критически мыслить в оружие против его родителей, а его самого через десяток лет — в морального урода, ненавидящего весь мир. Наглядный пример того, как хорошую идею можно довести до полной её противоположности. Причина? Туда как правило идут работать люди с патологической завистью к тем, у кого в семье всё в порядке. Наверное, кастинг проходят только такие, потому что с другими сталкиваться не довелось, когда помогала молодой бухгалтерше отстоять права на сына. Не повезло ей с одноклассницей, попалась такая вот, неудачливая в личной жизни и патологически завистливая... Господи, сколько же неприкрытой ненависти было в глазах этих людей, когда они пришли и увидели нормальную работящую не скандальную семью. Трясли бумагами, ссылающимися на несуществующие нормативные акты. Когда их ткнули лицом в сей неприглядный факт, начали зыркать по сторонам в поисках зацепки. А там холодильник полный, квартира чистенькая, у ребёнка-шестилетки персональный компьютер с играми, целая полка детских книжек, ящик игрушек и набитый одёжкой шкафчик. Но нет! В доме всё-таки обнаружилось ужасное зло — котёнок, подаренный малышу на день рождения. Антисанитария! Родители совершенно не заботятся о ребёнке, их нужно срочно лишить всех прав! А какой концерт начался, когда им отказали в иске! Помню красное, искажённое от дикой злобы лицо Светкиной одноклассницы, орущей на весь коридор: "Я тебя, сука, всё равно достану! Семья, да? Не будет у тебя никакой семьи! В канаве сдохнешь!" Целых два милиционера понадобилось, чтобы оттащить эту ненормальную, а адвокатша, которую, кстати, я Светке "сосватала", присоветовала в случае чего сразу бежать в милицию и писать заявление... Средневековье, конечно, имеет массу минусов, но здесь по крайней мере слово старшего хоть что-то значит.

И снова — о родном мире. Сон так подействовал, что ли? На сей раз мысли были не слишком приятными. Так получилось, что те два месяца оказались буквально вырваны не только из жизни Светы, но и из моей, и из жизни моей знакомой адвокатши. Пара километров нервов утрачена безвозвратно. Ну, да ладно, что было, то прошло и быльём поросло... Пока Надин досматривала десятые сны, у меня образовалось немного свободного времени. Успела потихоньку дать Ирке совет "не занимать горизонтальное положение по первому щелчку": мол, мужчины ценят не лёгкую доступность, а немного наоборот. Надеюсь, хоть к этому прислушается, а то, как я погляжу, у мужчин из семейства Дойлена есть нехорошая манера наглеть, если пустить дело на самотёк.

Мой монстрофон ещё не приказал долго жить только потому, что я соблюдала два правила экономного человека: не гонять на нём игрушки и отключать, когда, он не нужен. Солнечные панели работали исправно, а вот аккумуляторы в зарядке заметно подсели. В отличие от золотых магических амулетов, способных хранить заклинание пять-шесть лет без обновления, литий-полимерные аккумуляторы имели плохую привычку терять часть фактической ёмкости после двух лет эксплуатации, даже если их пользовать весьма экономно. Сказалась разница в политике продвижения товара: если здесь колдуны предпочитали брать за амулет сразу и много, но изготавливать более-менее качественную вещь, то в моём мире предпочитали лепить поток недолговечных поделок, а если потенциальный покупатель относится к вещи бережно и не желает менять её каждые полтора-два года, то подстегнут через твоё окружение "крутизной", вдолбленной назойливой рекламой. Ульса, кстати, относился к своим "артефактам" с трепетной нежностью, потому они и служили ему безотказно. А я... Я пользуюсь своим телефоном только тогда, когда нужно кое-что освежить в памяти.

Заклинания — нежданное наследство, полученное от моего предшественника — были снабжены описаниями. Мол, это для предотвращения порчи продуктов, это для защиты лошадей от сапа, это для себя любимого — на случай падения с лестницы или с той же лошади. Их было немного, штук пятнадцать, и самым ценным можно считать заклинание "дубинка". Его можно было вложить в кольцо, а в случае неожиданного боестолкновения противник получал удар, сопоставимый по силе с ударом лошадиного копыта. Приходилось мне недавно лечить слугу из деревенского трактира, не совладавшего с норовистой лошадкой. Ещё счастливо отделался, не будь удар скользящим, не помогли бы никакие травы и амулеты. Так что заклинание, для слабой женщины вполне даже полезное. Заменю "щит" в обручалке на "дубинку", авось пригодится. А заодно — поразбираю парочку заклинаний на составные части. То бишь, на команды и операторы. Есть у меня мысль поэкспериментировать в Туримите, где нестандартную волшбу из-за высокого магического фона могут не засечь.

За работой я не заметила, как прошло часа полтора. Опомнилась только когда в дверь постучали.

— Госпожа ведьма, там госпожа магичка проснулись и вас спрашивали, — запищала Нан — только у неё такой пронзительный всепроникающий голосок. — Изволите спуститься в трапезную?

— Скажи, чтобы подали вина, завтрак для гостьи и сладкого для меня, — крикнула я. Нужно обладать голосом со свойствами бензопилы, чтобы не напрягая голосовых связок докричаться через толстенные доски. — Сейчас переоденусь и выйду!

Выбора особого не было: либо парадное платье, либо тутошний дорожный костюм, либо футболочка с джинсами — из тех вещей, что я прихватила со склада Ульсы. Не по сезону, но ничего более подходящего у меня просто нет. И маленькая чёрная сумочка — для создания диссонанса... М-да, не думала, что произведу такое впечатление. Магичка захлопала ресницами так, словно ей что-то в глаз попало.

— Фи, какая безвкусица, — поморщилась она. — Узкие штаны!

— Ваш наряд, извините, тоже не образец гармонии. — Как там говорят в моём времени? "Паровозы надо давить, пока они чайники". — Слишком много эпох намешано, режет глаз. Но я, уж простите, пришла говорить с вами совсем на другую тему.

Обмен любезностями между двумя колдуньями. Вполне в духе этого мира, не находите? Она — магичка не по праву рождения, а по факту обнаружения Дара, значит, ей пришлось пробиваться к этой вершине с самого низа. Идти по трупам в буквальном смысле, а это предполагает наличие незаурядного ума и безграничного эгоизма. Да, она чертовски умна и в достаточной степени беспринципна для того, чтобы по праву носить золотой медальон. Но не только её разнокалиберный наряд режет глаз — неуместные ужимки по поводу одежды режут слух. А я женщина безжалостная, если нужно тонко намекнуть "сестре по Дару" на неуместность обсуждения мод, то сделаю это самым жестоким для самолюбивой дамочки способом.

— Вчера вечером, то есть, глубоко ночью мы с вами обсудили несколько тем, — Надин, чтобы позлить меня, демонстративно закурила. — Которая вас интересует?

Ну зачем же так откровенно дурочкой-то прикидываться? Ведь умная же баба.

— Все сразу, — не буду показывать, как она меня раздражает, я не специалист по выносу мозга, но нервы тоже мотать умею. — Будем считать, что все они не более, чем параграфы одного и того же документа. С вашего позволения я поставлю сферу тишины, если вы опасаетесь чужих ушей.

Да, да. Сфера тишины — самое то. И телефон в режиме аудиозаписи тоже. Размеры не позволяют просто сунуть его в карман, но для чего-то же нужны те самые дамские сумочки? Повешу на спинку кресла и временно забуду, что она вообще существует.

— Итак, — Надин выпустила колечко дыма, — какие выводы вы сделали из услышанного?

— У вас... точнее, теперь уже у нас — есть надёжный маг в ближайшем окружении их княжеских высочеств, — сказала я, присаживаясь на своё любимое место. — Имя его вы по каким-то своим соображениям открывать опасаетесь, и я вас понимаю. С другой стороны поймите и вы меня. Вы обрисовали очень нехорошую картину ближайшего будущего этого мира, но ничего не сказали о своих целях. Мы с вами, несмотря на разницу в статусе, рискуем одинаково. На одной чаше весов наши жизни, а на другой...

— ...на другой? — магичка верно поняла мою паузу. — Реализация нашей цели?

— Смотря что это за цель. Не имея чётко сформулированной задачи, ни один ...мой коллега по профессии не сядет за работу. "У нас общая цель" — это не задача, а лозунг.

— А какова, простите, ваша профессия? — полюбопытствовала Надин.

— Программист.

— Это...

— Это долго объяснять, в ваше время ничего похожего не было. Итак, раз уж мы с вами в одной лодке, давайте грести в одну сторону и не вразнобой.

Магичка одарила меня долгим оценивающим взглядом.

— А вы, наши праправнуки, за сто лет научились быть циничными и практичными, — заметила она, подбив для себя некий итог этой оценки. — Раз уж мы хотим договориться играть в открытую, то я хотела бы знать, чего добиваетесь вы.

— Вернуться домой, — честно призналась я. — Ваш ход.

— О! — фирменный магичкин возглас. Весьма многозначительный. Начинаю подозревать, что через два с лишним десятилетия после Надин Ильф и Петров писали Эллочку-людоедку с натуры. — Не ожидала от вас такой откровенности.

— А я вообще не люблю терять время. Итак?

— Если ваша цель возвращение домой, то наша цель весьма близка, — заявила Надин, загасив недокуренную сигаретку в пустующем блюдце для варенья. — Мы желаем получить контроль над Великим Артефактом. Как только это произойдёт, для нас ...для всех нас будут открыты пути в любой мир.

— Но этот мир...

— Этот мир, дорогая Стана — разлагающийся труп, — магичка недовольно дёрнула плечом и повернулась ко мне в профиль. — Нет никакого смысла его гальванизировать, восставшие из саркофагов мумии не в моём вкусе... Отсюда нужно бежать, и не в леса к дикарям с каменными топорами, а в другой мир. Пусть это будет наш с вами родной мир, я была бы счастлива увидеть, как он изменился за целый век, но — отсюда — нужно — бежать. И как можно скорее. Вот зачем нам Артефакт.

— А... ваш хороший знакомый из окружения князя, он разделяет ваше мнение, или?..

— Подозреваете? Правильно делаете. Здесь даже поговорка есть: "Крестьянин лжёт через три слова, купец через два, ведьмак через одно, а маг ложью изъясняется". Мы с вами — дети своего мира. Я могла бы солгать кому угодно, но той, что способна не читать бессмысленный набор звуков, а творить заклинания, лгать невыгодно.

— Творить заклинания? — я постаралась разыграть недоумение. И, в общем-то, восхищение: она так ловко перевела стрелки, что я невольно позавидовала. — Вы о чём?

— О странном плетении, которое туримитский рубин учуял в окрестностях Масента, — тонко улыбнулась Надин. — Наша старая перечница... простите, госпожа волостная магичка проболталась. Быть может, это просто совпадение, но если я права, то с колдуном, обладающим таким умением, лучше дружить.

Разумеется, лучше дружить. Вот только здесь в ходу ещё одна поговорка: "У мага могут быть либо рабы, либо враги". Очень старая поговорка, между прочим.

— Вы правы, — продолжаю прикидываться валенком. — С таким человеком и я бы с удовольствием подружилась, если бы это помогло достичь цели. Вот только дать мне ему взамен на дружбу совершенно нечего.

— О! Я бы тоже не поскупилась, — Надин ослепительно улыбнулась. — Ведь каково бы ни было умение, его нужно применить с наибольшей пользой для ...его обладателя. Предположим, я могла бы осуществить заветную мечту этого человека. Как вы думаете, он согласится?

— Не уверена, но полагаю, что он захочет подумать, — мы друг друга поняли, а на аудиозаписи наши хитрые физиономии не зафиксируются. — Всё-таки договоры с магами опасная штука.

— Я также подумаю, — кивнула Надин. — О гарантиях моей честности.

Дорогуша, гарантия твоей честности сейчас активно пишется на флешку моего "китайца", но лучше тебе об этом не знать. А две гарантии в любом случае лучше одной.

Я давно почуяла приближение Дойлена, а сейчас увидела в окно трапезной, как он въезжает во двор в сопровождении какого-то мутного типа на невзрачной савраске. О мутном типе можно будет потом порасспросить, а вот дорогой сосед сегодня что-то слишком благодушен. Мой медальон тёплый, значит, он в отличном настроении.

— О! — снова воскликнула Надин. — Это ваш ...возлюбленный, если я не ошибаюсь? Связь между вами очевидна... — и добавила с хищно-слащавыми нотками: — Какой мужчина!

Чёрт... Не ожидала, что меня так неприятно заденут её последние слова. Честное слово, мне всё равно, с кем сейчас спит Дойлен. Я бы не обиделась, если бы Ирка заарканила его, а не его сына. Но Надин... Не-е-ет, мне сейчас только дурацкой ревности не хватало. Я его с трудом выношу в последнее время, не говоря уже о каким-то чувстве. Страсти в духе "Собаки на сене" превратят в кошмар и поставят под вопрос любые шансы на выживание.

Хм... Но я же могу решить проблему радикально. По договору Дойлен обязан выполнять мои ...пожелания, не так ли? Попрошу не вестись на эту дамочку, только и всего. Неприятная она. Скользкая, как угорь. Артефакт ей нужен. Конечно же, чтобы домой вернуться. Ага. Верю. С такой не только спать, но и вообще находиться в одном помещении опасно.

Я убрала сферу тишины, и на нас обеих обрушились звуки заоконной жизни. Судя по возгласам, заботливый отец согнал кого-то с велосипеда. И этим "кто-то" был не Инген, а его братец Энгит. Вот уж чего не ожидала, так это его возни с велосипедом. Ничего, приехал строгий папа и сейчас выстроит сыновей на плацу... то есть во дворе. То есть уже выстроил... Пора выходить на крыльцо, пока папаша не вручил деткам по зубной щётке и не послал заниматься уборкой территории.

3

Вот что он умеет лучше всех, так мгновенно ориентироваться в обстановке. Посторонние лошади, глубокие следы от тяжёлого транспортного средства и наличие заспанных солдат на заднем дворе сразу навели его на правильные мысли.

— У нас гости? — негромко поинтересовался он.

У нас... Хорошо сказано, дорогой сосед. Браво.

— Поосторожнее с ней, — предупредила я. — Она из моего мира, но тут уже давно.

— С кольцом? — и вопросы "в лоб" он тоже умеет задавать лучше всех.

Я молча кивнула, скосив глаза на открытую дверь.

— Не советую с ней сближаться, — совсем уже шёпотом сказала я. — Змея.

Ответом мне был ну очень странный взгляд. Если бы я его совсем не знала, приняла бы это за лукавство. Но я его немножечко знаю. Не умеет он лукавить. Физически не умеет.

— Да, мальчишкам я свой велосипед сама дала, пусть катаются, — добавила я громче, спиной чувствуя, как братцы чуть не запрыгали от восторга.

— Сядут они тебе на голову, — проворчал Дойлен, больше для порядка, чем из недовольства. И снова одарил меня тем же странным взглядом. — Представь меня гостье, будь добра.

— А своего спутника ты представить не хочешь? — Я только и успела бросить один быстрый взгляд назад, на спешившегося "мутного типа"... и оторопела.

Блондин. Голубоглазый дикарь-северянин. Крепкий широколицый дядька на вид лет пятидесяти, в ошейнике раба, в потёртой до неприличия кожаной куртке, аналогичных штанах и прохудившихся сапогах, но с длинным ножом за поясом. И смотрит, как... как равный.

В княжестве не бывает таких — свободных даже в рабском ошейнике...

— Попозже, — хмыкнул дорогой сосед, заметив мою оторопь. — Никуда он не денется, подождёт.

Он ничего не сказал по поводу моего иномирового наряда, только глазами дыры на мне протирал. Было бы на что глазеть-то, здесь в моде маленькие круглые пышечки, а не долговязые велосипедистки. И ...мне было откровенно неприятно такое отношение. Здесь колдуньи обладают ровно теми же правами, что и колдуны. Магия уравняла сильных и слабых, сыграв роль изобретений полковника Кольта и лейтенанта Калашникова. Ведьмак, поднявший руку на жену, рискует получить боевым заклинанием в лоб, оттого ведьмы и магички так самоуверенны. У простецов всё как обычно: баба — вещь. Поэтому мне не нравится этот взгляд. Смотрит вот именно как на предмет. Пусть экзотический, доставшийся дорогой ценой, пусть своенравный, но всё-таки не заслуживающий права быть равным. И ведь понимает, за что получил отставку. Понимает, но всё время наступает на те же грабли.

Что за человек, а?

Зато он знает, что я не наговорю лишнего при посторонних. Хоть избавлена от этих его подозрений, основанных на уверенности, что женщина физически не способна удержать язык за зубами. Интересно, на магичек его заблуждение распространяется? Помнится, он характеризовал женскую часть общественной прослойки магов не слишком лестными эпитетами, среди которых сравнение с гадюкой казалось комплиментом. Впрочем, за столом он повёл себя образцово: с гостьей был вежливо сдержан, со мной — любезен и обходителен. Зато Надин откровенно его "клеила", не стесняясь даже моего присутствия. Арсенал обольщения образца 1912 года позабавил: то "пламенный" взгляд густо подкрашенных глаз, то головку повернёт в профиль, то "томно" вздохнёт, то примет "патетическую" позу, явно скопированную из немого кинематографа, то изящно прикурит... Собственно, из-за этого мы ни о чём поговорить и не смогли, магичка явно не желала настраиваться на серьёзный лад. Я начала потихоньку закипать. Тоже мне, заговорщица: стоило увидеть более-менее привлекательного мужчину, как у неё проснулся охотничий инстинкт и отключились мозги. Либо настолько привыкла, что у ног магички обязан лежать штабель из кавалеров, либо изначально характер такой. Хотя второе вряд ли: нимфоманка не пробилась бы в магички, там такой жестокий отбор даже из "потомственных", что не всякая Одарённая выдержит. Будущая магичка просто не может себе позволить ни единой слабости, пока не получит золотой медальон. А вот потом — совсем другое дело.

Положение спас, если так можно выразиться, курьер, привезший ларец с "артефактами" и письмо от Ульсы. Вообще-то я ждала, что наш маг повременит с подзарядкой телефонов, пока я приеду в Рему, но, видимо, успел разрядить их раньше. Разумеется, тайна ларца, которую я гостье раскрывать не собиралась — а она не могла не видеть, что там нет ничего магического — пробудила любопытство. Прямо спрашивать считается среди колдунов дурным тоном, но добывать секреты окольными путями они учатся, наверное, ещё до того, как начинают ходить. Ничего необычного, просто вопрос выживания. Нелюбопытный маг либо не поднимется выше управского уровня, либо отправится "за грань" в качестве подарка Великому Артефакту. Правда, и тому, кто не умеет держать своё любопытство в узде, тоже не поздоровится. Так что Надин, сумевшая за сто лет подняться достаточно высоко — та ещё штучка. Теперь её из моего дома не выкурить, пока она не дознается, что там такое в ларце.

Вечер прошёл настолько беспокойно, что к темноте я сама была похожа на рассерженную змею. Гостья-магичка, мальчишки, старший Дойленов сынок с Ирочкой, служанки, свита Надин — все будто сговорились довести нас с Риеной до инфаркта. Под конец более выдержанная экономка сказала: "Ступайте, госпожа моя, отдохните. Я сама справлюсь". А потом, когда дом хоть немного перестал напоминать психушку, в спальню пришёл Дойлен и с порога заявил, что спать будет здесь. Ибо все прочие комнаты уже заняты, на сеновале холодно, а магичка не должна даже заподозрить, что мы с ним, так сказать, в разводе. От такой наглости я даже забыла, что собиралась порасспросить его насчёт того типа с ножом.

— Как ты про неё сказала? — спросил он, стаскивая сапоги. — Змея? Ты права. От ядовитых змей лучше держаться подальше, но, говорят, столичные маги делают из их яда какие-то целебные снадобья.

— Намёк поняла, — процедила я, "колдуя" над телефоном Ульсы. Делов-то — проверить на предмет новых файлов и спрятать аудиозаписи в скрытую папку. — Насчёт воспользоваться моей комнатой — тоже логично. Но если ты...

— Не бойся, — криво усмехнулся Дойлен, понявший меня с полуслова. — Пока в этом мире есть магия, твой запрет я преодолеть не смогу... Может, снимешь его, а? Тебе ведь нравилось то, что мы вытворяли по ночам, и не понравилось то, что я делал днём. Согласен, тут я наломал дров, и клянусь, что этого больше не повторится.

— Именно это, может, и не повторится. Зато других дров наломаем. Оба. А мне меньше всего на свете хочется, чтобы наши планы сорвались из-за... прости, из песни слова не выкинешь — из-за похоти, — сказала я, отключив от зарядного один "артефакт" и подключая второй. Потом уложила всё в тот же ларец, закрыла крышку и проверила запирающие заклинания. Когда в доме змея, лучше перебдеть. — Маленькие слабости могут обернуться большими бедами.

— Глупости ты говоришь, — я стояла к нему спиной, но просто почувствовала, как он ухмыляется. Беззлобно, но с эдаким намёком. — Хотя... Может, ты и права. Когда душа с телом в разладе, это плохо, сам знаю. Люблю жену, а тебя хочу так, что в голове мутится. И после ночей с тобой я тоже был как запойный пьяница после трёх кувшинов крепкого вина.

— Вот видишь, — я обернулась к нему с виноватой улыбкой — нужно немного польстить его мужскому самолюбию, иначе поссоримся. — Я ведь тоже... тоже не могла опомниться... до самого вечера. Потом снова приходил ты и начиналось всё сначала. Точно, как ты сказал — будто мы оба ушли в запой. Но сейчас не самое лучшее время для этого. Заговоры нужно строить на трезвую голову.

Я взобралась на кровать, не раздеваясь: запрет запретом, но так надёжнее. Меховое одеяло пахло далеко не французскими духами, как его ни проветривай, но без него можно было замёрзнуть. Привычно забралась под него, подоткнув уголки, и тут же почувствовала, как Дойлен потянул на себя противоположный край и привалился к моему боку.

— Хоть погреем друг друга, — в его голосе не было обиды, что меня, прямо скажем, очень удивило. — Или всё-таки снимешь запрет?

— Спокойной ночи, — вздохнула я. Этого человека ничем не проймёшь. Не буду и стараться.

В сон я буквально провалилась...

Я шла по лабиринту, где лишь тонкие световые извивы на земле отмечали его невидимые стены. Стоило коснуться такой стены, как она превращалась в полупрозрачную упругую светящуюся плёнку, верхним краем уходившую в небо. Трава под ногами в этом мёртвом люминесцентном свете казалась чёрной... Я шла, лабиринт петлял. И вдруг световые полоски вильнули в разные стороны, словно узкий коридор расширился до огромной площади. Да ведь это и есть площадь — главная площадь Туримита, где мы сдавали экзамен на серебряный медальон. Вот и помост с аркой, вот и огромный рубин в золотой оправе. Но сейчас ночь, на площади — ни души. Я одна... Из рубина выбивается тоненький лучик, как от лазерной указки, и упирается в мой медальон.

— Подойди.

Голос знакомый. До боли, до судорог. Голос моего мужа. Разумом я понимаю, что его здесь нет и быть не может, что это наваждение, но всё равно поднимаюсь по ступенькам к самой арке.

Там — не сгусток тумана, как тогда, а зеркало. Гладкое, огромное зеркало. Но в нём вместо моего отражения — Паша. В новом сером с искоркой костюме, том самом, что я подарила ему ко дню рождения. Улыбается так радостно, будто у нас какой-то семейный праздник, а я только что вернулась с работы.

— Иди сюда, — радости и нежности в его голосе не меньше, чем в улыбке. — Забудь о нём, он тебя не достоин.

И протягивает руку. Прямо через поверхность зеркала.

Часть меня разомлевает, как воск на солнышке, но другая часть чётко осознаёт: настоящий Паша не может ничего знать о том, что здесь происходит. И с этим осознанием приходит страшная метаморфоза: вместо моего мужа в зеркале стоит киборг, будто сошедший с экрана саги о Терминаторе. Зеркальный человек всё ещё улыбается и протягивает руку, но эта улыбка вызывает такой ужас, что я бросаюсь бежать... и просыпаюсь.

За окном — рассвет. С меня градом катится пот, дыхание — как после скоростного подъёма на длинную горку с серьёзным градиентом. А Дойлен тоже не спит, тормошит меня за плечо.

— Ты кричала, — и в голосе, и в глазах у него — неподдельная тревога. — Сон?

— Д-да, — у меня от пережитого ужаса зуб на зуб не попадал.

— Успокойся, — сказал Дойлен. — Успокойся и попробуй рассказать.

— Но это... просто страшный сон, — едва слышно пискнула я.

— Ведьмам просто так ничего не снится. Рассказывай.

И я рассказала, как смогла. Не знаю, почему, но это помогло преодолеть страх, снова осознать чувство вины перед любимым человеком и уразуметь смысл предупреждения, коим я тоже поделилась со своим союзником.

— Маги — дрянь, — согласился Дойлен, подставляя мне плечо в качестве подушки. — Они нас используют, подставят под удар и сбегут с добычей. Но без их помощи мы к Артефакту не подберёмся... Ложись, милая моя, не бойся.

— Я не боюсь, — буркнула я, устраиваясь на его плече. — Всё равно вставать скоро. И... с тобой спокойнее.

Это правда, незачем кривить душой. Всегда спокойнее, когда рядом есть человек, с которым можно быть откровенной. А он, увы, не желает понимать, что для совместной жизни мало одного только доверия и умения доставить друг другу удовольствие.

Не тот мир. Не тот дом. Не тот мужчина.

Но я ищу дорогу — к тому миру, тому дому и тому мужчине. Я её найду, во что бы то ни стало.

Харьков, август — октябрь 2013 г.

"Я с Харькова" — это не ошибка, коренные харьковчане действительно никогда не скажут "я из Харькова".

Каденс (иногда — "каданс", англ. cadence) — это частота педалирования, число оборотов педалей в минуту.

Авторство этого афоризма принадлежит лорду Джону Актону (1834-1902), английскому историку и политическому деятелю времён королевы Виктории.

Зайда (укр.) — означает буквально "чужак, пришелец".

Бревет (фр. brevet) — длительная велосипедная поездка, производимая по особым правилам. Участников бревета называют рандоннерами.