Ясная ночь

Там, где "нива" подпрыгнула, прежде чем её колёса оторвались от асфальта, дорогу пересекала линия из всё тех же монет. Я смотрела на точечное гнилостно-зелёное сияние и чувствовала, что сейчас, именно сейчас, моё напряжение всё-таки выльется в самый банальный рёв. И — заревела, уткнувшись в ладони.

Андрей подошёл ближе. От удивления Сашка более-менее встал на ноги и не мешал нам, когда Андрей обнял меня и покачал, утешая.

— Ну, успокойся... Что случилось? Почему ты плачешь?

— Андре-ей! Я ведь думала — это из-за нас Сашка-а!.. Вот га-ад! Я же думала, это мы виноваты, что машина-а разбилась!..

— Ты всё это время думала, что мы виноваты? — потрясённо переспросил Андрей. И сильней прижал меня к себе. — Зоенька, милая, да как же мы виноваты, если любой выплеск энергии может заставить мотор только заглохнуть! Но никак не перевернуть машину! Да и далеко мы были от Сашки!

— Я же не знала-а!

Он молчал, пока я не успокоилась.

Вытерев нос и глаза, я горестно вздохнула. Не надо мне никакого колдовства! Не хочу! Пусть Андрей заберёт его — я возражать не буду, если такая ответственность! Если за каждым шагом своим придётся следить изо всех сил, чтобы не было последствий, угрожающих хоть кому-то. Бабушка права. Чем постоянно думать, не ты ли виновата в какой-нибудь трагедии — оттого что была в этот миг счастлива, лучше быть такой, как все... Он сказал — "далеко"... А как вспомню те две земляные волны!.. Андрей вытер ладонями мои мокрые щёки и тихо, но твёрдо пообещал:

— Ты научишься всему.

Я упрямо наклонила голову. Уже не хочу. Вот справимся с Таисьей и неизвестным пока мне страшным Кузьмой, вот поможем дяде Ване — со своей способностью расстанусь безо всяких раздумий. Только Андрею пока не скажу... С другой стороны, он и так знает — ну, про то, что заберёт у меня мой дар... Если Таисья не соврала.

Пёс встал рядом, совсем близко, будто специально, чтобы мои пальцы скользнули в его шерсть. Чувствует мою тревогу? Утешает?

Неужели они хотели убить нас? Видели, что Сашка вернулся на "ниве", и сообразили, что после ужина приедем на своей машине.

Андрей как будто подслушал.

— Скорее — напугать хотели, — пробормотал он.

Я шмыгнула. Ничего себе — напугать...

Сашку усадили на дорогу, подсунув под руку Барона — Андрей велел: "Сидеть!" И пёс послушался. Снова на свет появилась пластиковая бутылка, снова собирали в заранее приготовленный пакет монеты, мгновенно превращающиеся в обыкновенные, едва они оказывались в руках Андрея. И — ошарашенные глаза Сашки, его отвисшая челюсть со смешной бородкой, когда с асфальта появлялись и звякали в пакет невидимые сначала для него монеты...

И снова зашагали... И снова, после десятка самостоятельных шагов, Сашка почти повис на Андрее. Тот терпел, терпел и наконец сказал:

— Сашка, не обижайся, но сейчас я на тебя тратиться не могу. Так что...

И просто-напросто взвалил бедолагу водителя на плечо. Тот охнул — помятый же тряской падавшей машины, но смолчал. Видимо, и в самом деле не мог идти сам.

Поглядывая на Андрея, я видела, как он легко несёт живой груз. Но постоянно смотрела только вперёд, думала, как ждёт нас дядя Ваня и, наверное, недоумевает, почему нас так долго нет... А потом мысли растеклись, ленивым потоком, дремотно...

Чуть не споткнулась. Сообразивший, что происходит, Андрей мгновенно встал рядом. Барон — чуть впереди.

— А направление чувствуешь? — спросил он.

— Что-то на дороге же, — неуверенно сказала я.

Сашка на плече Андрея закряхтел, явно собираясь глянуть на деревню. Но Андрей тряхнул его, чтобы ноша легла поудобней, и спокойно сказал:

— В любом случае — идём навстречу. А там посмотрим.

И пошли. По обеим сторонам дороги — пёстрые от цветов луга. Их беспечный покой, мягко звенящий лёгким подсвистом птиц, и лёгкий ветерок, то и дело опахивающий нас прохладной волной наступающего вечера и сладковатым, терпким запахом жёлтого донника, сделали своё благое дело: я успокоилась. А может, всё дело в быстром, но неторопливом шаге... А ещё я так поверила в Андрея, что не испугалась, когда с околицы на дорогу выехала машина, за ней другая — и помчались к нам. При близком рассмотрении оказалось, что первая машина — полицейская. Сашка с плеча Андрея тоже узнал машину и громко вздохнул.

— Николай это...

Никогда не думала, что это такое счастье — ждать, пока к тебе подъедет полицейская машина. А та ещё и скорости прибавила — видимо, увидели и дым от Сашкиной машины, и нас, поневоле медленно бредущих по дороге. В общем, машина ещё тормозила, а из неё уже выскакивали люди — правда, узнала я лишь Николая.

Крепкие парни сразу нас разгрузили, бережно спустив Сашку с плеча Андрея. Николай потребовал немедленно рассказать ему, в чём дело, хотя сам же и помешал немедленному повествованию, объяснив своё появление:

— Из крайней избы, на околице, Михалыч позвонил, точнее — внук его. Сказали, что на дороге видели взрыв. Ну, мы подхватились — и на машины.

— А вы как тут вообще? Я думал, после вчерашнего приезжать уже не будете.

— Да нам сначала насчёт монет этих позвонили. Бабы истерики закатывают — требуют Кузьму в кутузку засадить, а как его посадишь? Инкриминировать, — это слово Николай выговорил важно и значительно, — ему нечего. А то бы — с нашим удовольствием. Ну, а у вас что? С аварией-то?

— Тот же Кузьма, те же монеты, — задумчиво сказал Андрей и встряхнул звякнувшим пакетом, подтверждая слова.

— А девушка чего плакала? — проницательно взглянул на меня Николай.

— Девушка думала, что авария Сашкиной машины произошла по нашей вине.

— Кажется, Кузьма всех достал, — проворчал Николай и кивнул Андрею: — Что делать будем? Пока его могу только посадить в кутузку до выяснения личности. Уж из Ивановки точно без паспорта пришёл. Вопрос только в одном: смогу ли посадить? Хоть на несколько часов? Глаза он мне не отведёт? И чего его потянуло на войнушку? Ремба, блин. Или его Таисья с панталыку сбила?.. Кстати, чего стоим? Садитесь.

Оказалось, машина без опознавательных знаков полиции принадлежит приятелю Николая, который время от времени помогает ему. Тот приехал на всякий случай с братом. Сашку уже давно посадили к нему. А мы — первым Барон, конечно, — сели к Николаю. На заднее сиденье — в обнимку. В смысле, Андрей обнял меня, а Николай одобрительно покивал на это и развернул машину. Один полицейский остался у машины Сашки — посмотреть, что с нею и как, и ждать эвакуатор — трактор какой-нибудь, поняла я.

Мне ситуация казалось абсолютно безнадёжной. Прав Николай: что предъявить человеку, следа которого не найдёшь в преступлении? Монеты? А докажи, что они принадлежат именно Кузьме! Докажи, что именно они подействовали страшным образом на людей и на скотину!.. Держась за руку Андрея, обнимавшую меня за талию, я путалась в возникавших один за другим вопросах ещё и потому, что я полностью успокоилась в его сильных руках. Я вообще быстро успокаивалась рядом с Андреем. А значит, думать ни о чём не хочется. Кроме как об Андрее, естественно.

Теперь понимала многое. Что успокаиваюсь, потому что вокруг него много силы. И что он эту силу не направляет на меня специально. Что его в самом деле тянет ко мне. Нет, как-то по-другому надо выразиться. Когда он тянется ко мне, он нежен. Сейчас он спокоен — так, как я впервые его увидела. Спокоен до безразличия. Нет, до безразлично доброжелательного ко мне отношения. Но теперь он меня не обманет. Я точно знаю, что он любит меня. Что достаточно одного поцелуя, чтобы он... Ой, не надо. Опять что-нибудь грохнет...

А какой у него рот. А какие глаза, когда он забывает, что должен быть просто доброжелательным... Я подняла глаза на его такое близкое ко мне сейчас лицо и быстро опустила... Господи, о чём я думаю в такой ситуации.

Чуть не подпрыгнула, когда в мои мысли ворвался деловитый голос Николая:

— И что теперь делать? Как — по-твоему?

— В первую очередь — добраться до дяди Вани, — ответил Андрей. — А там уж решим.

Сашку увезли в местный медпункт, а нас Николай довёз до дома, в котором, дожидаясь нашего приезда, отдыхал дядя Ваня. Нас, всех троих (Барон остался в машине), провели во двор, где дядя Ваня, попыхивая всё тем же самосадом, следил за курами, гуляющими вокруг него — сосредоточенно выискивая, чего бы клюнуть.

Сидел дядя Ваня на самом настоящем пне — судя по всему, этот пень давно использовался хозяевами двора именно для сидения. Выглядел старик бодро.

— Ну что, ребятки, отдохнули?

Мы присели на скамейку напротив и снова рассказали о происшествии на дороге.

— Дядя Ваня, — осторожно начал Андрей. — Мы ведь, получается, идём следом за Кузьмой и убираем следы его дел. А что, если?..

— Милушка, — обратился ко мне старик. — Знаешь ли, в чём главное отличие чёрной магии от белой?

— Нет, — робко ответила я, удивляясь, почему он со мной заговорил, не отвечая Андрею.

— Чёрной она прозывается не оттого, что вся на зло направлена. Она так зовётся потому лишь, что белая магия колдует с ведома того, кому нужна. А чёрная — без ведома делается, да всё на того же человека. Так что чёрную может сделать и белый колдун. Вот закавыка только есть одна. Чем больше чёрный колдун колдует по-чёрному, без ведома того, на кого колдует, тем больше соблазна колдовать на всех подряд. И таков соблазн же у белого. Но чем больше белый по-чёрному работает, тем больше этого чёрного и набирает. Не надо бы колдовать на Кузьму, Андрей, — внезапно глянул на нас двоих дядя Ваня. — Он колданёт назад — тебе ж ответить захочется. Справишься ли с соблазном? А Кузьма он такой: будет на азарт давить — мол, а давай проверим, кто из нас посильней будет. И затащит за собой. Не вернёшься же, Андрей. Как потом не замаливай.

— Ладно, дядя Ваня, не буду. Только идея неплохая — что-то сделать с ним такое, чтобы домой к себе вернулся бы.

— Ну, думать-то полезно иной раз, — усмехнулся старик. — Вот сейчас по остатним домам пойдём — время-то и будет подумать-то.

Эти остатние дома слились у меня в одно-единственное событие. Однообразные действия в каждом новом дворе. Причитания хозяйки, хмурое лицо хозяина... Хорошо — скотина не мычит: дядя Ваня успел всем приходящим с жалобой раздать наговорной травы, чтобы накормили её бедных коров, лошадей, а то и коз... И надоедливый звон монет, ссыпаемых в пакет... Андрей время от времени, особенно когда переходили из одного дома в другой, обязательно брал меня за руку и не отпускал, пока не начинали новое очищение нового дома и двора.

Закончили, когда небо стало тёмно-синим, а высыпавшие на нём звёзды белыми колючими льдинками выпирали из высокого полотна. Последний двор чистили быстро — на полной инерции. В последний раз полив на руки Андрею, я, по его настоянию, села на улице, у дома, на бревно, чья поверхность — лысая, без коры, и отполированная многими задами, использовалась вместо скамейки. Села, прислонилась к воротам. Напротив — дорога, по которой мы ездили в магазин, чуть дальше — лужайка и овраг, которого не видно за густыми ивами. Там, на ивах, кажется, очень много грачиных гнёзд. Несмотря на близость к полуночи, птицы время от времени перелетали с дерева на дерево, коротко перекликались. Слышно было даже, как ломаются тонкие ветки — то ли под их весом, то ли они сами ломали ивовые прутья...

Хозяйка вынесла мне молока, и я жадно, чего сама от себя не ожидала, выпила его и задремала.

Дальше — всё в ночных тенях. Прохлада постепенно становится довольно ощутимым холодком. Андрей поднимает меня на руки. На тёплые... Машина как маленькая пещера. В ней тепло и уютно, но не потому что тепло, а потому что рядом Андрей. Он привычный — мягкий, спокойный. Такой спокойный, что пару раз, проснувшись почти до бодрого состояния, я всерьёз подумываю о том, чтобы поцеловать его. И не дружески. А по-настоящему. Потом начинаю себя уговаривать не делать этого, а пока уговариваю — засыпаю и вижу происходящее сном...

Машина уехала, а мы остались на дороге. Нет, не на дороге — перед домом.

Сон.

Проснулась — и оказалось, что снова лежу на руках Андрея, который спокойно и уверенно идёт куда-то по лесной тропинке.

Сплюшка... Это я успела себя обозвать в те две секунды, в течение которых бодрствовала. Кажется. А потом опять уснула.

Андрей наклонился ко мне, и я в полудрёме всё равно пожалела, что не успела его в этот момент поцеловать. А он, оказывается, нагнулся войти в свою лачужку... Зато успела тяжёлой рукой погладить по его светлым даже в темноте волосам. Улыбается...

Прохладно. Лежу. Таращу глаза на незнакомое окружение, где мне знаком только один предмет — точнее, человек. Андрей. Он снова склоняется ко мне, накрывает одеялом.

— Теперь спи.

— А ты?

— И я буду спать, — убедительно, словно ребёнку, говорит он.

И я закрываю глаза, чтобы открыть их в вечернем лесу и побежать по знакомой тропинке.

19.

Женя медленно шла вдоль "шведских" столов, ведя пальцем по краю столешниц. Глаза круглые, брови — домиком, рот в изумлении полуоткрыт.

— Нет, ты мне честно скажи: когда ты успела всё это сделать? Я же видела, как вас вчера привезли! Мы уже спать легли, а вы ещё не вернулись. И ты — сегодня — с утра! Ну ты даёшь! А спать? Неужели не хочется? Честно!

— Нет, не хочется, — улыбнулась я, окидывая придирчивым взглядом накрытые столы.

— Хотелось бы знать, чем вы с Андреем занимаетесь в деревне, — уже задумчиво сказала Женя.

— Развлекаемся, — вздохнула я.

— Поэтому похудела? Аж осунулась.

Снова улыбнувшись, я промолчала. Чтобы объяснить, что происходит, надо сесть и рассказывать не один час — так мне казалось по следам событий. А может, кто-то и уместит историю в несколько минут. Или даже в одну фразу. Но не я.

Женя, не дождавшись ответа, весело тряхнула светлыми кудряшками и сказала:

— Не хочешь говорить — не говори. Так понимаю, жизнь у вас бурная. Ну а мы уж потихоньку-полегоньку бум жить. Так. Тебе Андрей успел сказать, что завклубом у нас готовит мероприятие, которое будет через два дня?

— Нет, ничего не говорил. А что за мероприятие?

— Тематический вечер, — важно сказала Женя и тут же захихикала: — Постепенно переходящий в тематическую ночь! Народу будет — уйма! Все наши идут — учти. Пойдёшь с нами? Или Андрей на тебя свои виды имеет?.. Не обращай внимания на мои подколы. Мы обещали Нине — это завклубом и есть, что поможем подготовиться. Будет весело — предупреждаю. Так что не говори потом, что тебя не предупреждали.

— А что там будет? — Это не я не выдержала — моё любопытство.

— Легче спросить — чего не будет. На одну ночь мы все переходим в язычество. Будем плести венки, сигать через костёр и водить хороводы. Нина хочет, чтобы мы, кто умеет плавать, переоделись в русалок и пугали около клуба всех подряд. А ещё она раздала нам тексты песен — надо выучить. А там столько повторов! Я уже всё — запуталась, где чего петь! Слушай, это такая веселуха будет! У наших уже сейчас тако-ой мандраж! А что будет послезавтра!.. Ну, что? Я тебя уговорила идти вместе с нами?