— Мне и теперь больно... Все разрушилось, — юноша уронил голову и теперь держался за перевязанную руку. — Я не понимаю, о какой боли ты говоришь... Мне было хорошо с вами. Я неправильный? Я все не так делаю...

— Луис, ты хоть слово слышал из того, что я только что говорил? — голос короля становился все более холодным. — В частности, о том, кто обычно виноват в ситуации?

Фернандо встал и подбросил дров в затухающий камин. Огонь на мгновение полыхнул, ярко высветив красным коленопреклоненную фигуру. Король еще слышно втянул воздух — успокоиться, сейчас главное успокоиться. Дьявол вожделел...

— Я не спал всю ночь... Ты говоришь, что все виноваты. Но я так не думаю, — герцог так и стоял на коленях, преклонив голову. Светлые волосы ловили отблески огня, ставшего ярким и залившим комнату оранжевым теплом.

— Не спал всю ночь... Это плохо. Думаю, нужно выспаться, и завтра на свежую голову продолжить разговор, — тьма затопила глаза полностью. Фернандо спокойно уселся в кресло, подхватив бокал.

— На, выпей глоток для лучшего сна, — он втиснул бокал в руки мальчика.

Герцог не отказал королю и сделал глоток вина. Тонкий вкус, головокружительность хмеля. Глаза, полные ожидания.

— Завтра? Фернандо, мне уйти?

— А ты бы хотел остаться? — король наклонился к мальчику и предвкушающе улыбнулся.

Тот согласно моргнул, утопая в огненных всполохах глаз. Фернандо пах искушением, звал к себе каждым движением, каждым словом.

— Да.

— А за любовь свою будешь бороться? — мужчина склонился еще ниже, почти касаясь таких зовущих губ юноши.

— Ты же знаешь, что я готов бороться, но если меня не любят? — Луис коснулся поцелуем горячих губ короля.

Фернандо хотелось очертя голову броситься в этот поцелуй, оставить мальчика у себя на всю ночь, но тогда бы не получилось выполнить нужное.

— Пойдем, — он поднялся и, крепко сжав юношу за руку, быстрым шагом пошел к тюремному этажу.

Юноша не понимал, что происходит, но с каждым шагом в подземелье его сердце стучало все сильнее. Фернандо решил наказать? Решил посадить в камеру? Герцог оглядывался по сторонам и то и дело бросал взволнованные взгляды на короля, пока они шли по темному коридору подземелья.

Остановившись около одной из дверей, король открыл засов, втолкнул туда Луиса, вошел и закрыл за собой дверь. Комнату, как он и велел, привели в достойный вид — ковры, шкуры, хорошие покрывала, в камине, вделанном в стену, горел огонь, создавая уютную обстановку. На кровати лежал все еще спящий Легрэ.

— Правда, красив? — Фернандо обнял со спины Луиса, прижав к себе, и поцеловал в шею.

Дыхание на мгновение отказало юноше. Кристиан лежал на шкурах и спал. В тюрьме. То есть это была слишком роскошная тюрьма. Странное сочетание обреченности и богатства.

— Да, — влажные, страстные губы прижались к бьющейся венке. Желание сразу полоснуло и пробежало током по спине, взрываясь в голове легким отзвуком выпитого вина.

— И ты отказываешься за него бороться? — Фернандо еще раз поцеловал мальчика, с жадностью впитывая его запах.

— Он злился на меня... почему он здесь? — поддаваясь на очевидный призыв, Луис закрыл глаза. Его трясло от приятного голода плоти, от близости короля.

— Злился, и что? Разве это повод отказываться от него? М? Или повод? — король прислонился щекой к кудряшкам юноши.

— Пожалуйста, ты специально? Ты... Дразнишь меня? Он разозлится еще сильнее. Он сказал, что никогда меня не коснется, — Луис плавился в тепле и уже откровенно дрожал.

— Да, потому что он считает, что ты его в грош не ставишь, — Фернандо посильнее прижал к себе мальчика. — Он верит, что ты его любишь, только вот думает, что для тебя это несерьезно. Он не понимает, чего на самом деле ты хочешь, и как сильно ты его любишь. Потому что ты молчишь, доводишь себя до крайности, а потом взрываешься, раня нас. Почти убивая. А здесь он для того, чтобы не дать ему совершить непоправимого. Он не может без тебя жить, а остаться на этом свете не может, потому что вы не поняли друга. Просто не поняли. Дай ему повод остаться на этом свете, — королю все труднее становилось сдерживаться и говорить. Желание затопило почти полностью. — Если ты готов бороться, ты должен его завоевать. В прошлый раз он сам упал тебе в руки, как спелый плод. Сейчас же из него выпиты все соки. Наполни его жизнью, сорви его и вкуси. Вы оба этого хотите.

Луис покраснел. Жизнью? Шагнуть навстречу волку, который может оттолкнуть теперь, сказать опять, что все закончилось. Это невыносимо. Фернандо не понимает, что Кристиан был утром решителен и...

— Он спит... прошу, пусти... Он не любит. Он сам сказал... Пожалуйста, зачем? — герцог обернулся. — Я не умею... я не хочу еще больнее. И так люблю... и так плохо... он будет отказываться. Выпусти меня.

Фернандо с холодной яростью смотрел на мальчика

— Он любит. Ты любишь. Я люблю. Мы любим друг друга. Скажи мне, милый, почему из-за своего страха ты не хочешь бороться за любовь? Тебе важнее свой страх или жизнь любимого?

— Жизнь... — пробормотал Луис. — Он сказал, что так будет лучше... Он думает, что нам будет лучше врозь. Мне — нет. Я бы хотел, чтобы он не злился. Чтобы не уходил. Но держать... Фернандо, держать может только чувство и собственное желание.

— Кристиан не думает, что вам будет лучше порознь, иначе бы не решился на столь крайний шаг. Да, говорить он может что угодно — ему очень больно думать, что ты его не любишь. Луис, мальчик мой, когда ты в последний раз искренне благодарил Кристиана? Просто так? Не для того, чтобы потом сказать что-то, а просто так? А искренне извинялся? Не говорил "я виноват", а именно извинялся за конкретный поступок? Кристиан не понимает, как ты можешь говорить о любви, а потом почти сразу гнать его прочь. Он безумно тебя любит, безумно хочет быть рядом. Он готов терпеть что угодно, ждать сколько угодно, лишь бы понимать, что происходит. Кристиан думает, что вы уже разрешили все вопросы, связанные с твоим похищением, ты — нет. Но Кристиан-то об этом не знал! Он умирает от вашего разлада, ты умираешь. Ты готов сделать первый шаг, ну так сделай! Подари ему жизнь. И не только ему — себе и мне.

— Ты хочешь, чтобы я говорил со спящим? Ты... я не знаю, что говорить, — Луис опять оглянулся на Легрэ, который пошевелился на своем большом ложе. — Хорошо, я поговорю. Я обещаю тебе.

— Не только со спящим, — Фернандо поцеловал мальчика. — Он скоро проснется, но и сейчас все слышит, как сквозь дрему. Начни с ним разговаривать сейчас, — король подтолкнул юношу к кровати. — И помни — чтобы он не говорил, как бы тебе не было больно — он тебя любит. Да, он сейчас будет стараться сделать тебе больно, но это лишь потому что он тебя любит. Вытерпи все, не закрывайся, прошу тебя. Луис, я тебя тоже люблю, и Кристиана люблю, и хочу быть с вами, с обоими. Помоги нам.

Луис бросил на короля непонимающий взгляд, но все же присел у изголовья Легрэ. Он любовался им опять, медленно сходя с ума... Слушая дыхание и не зная что говорить. Пока не вздрогнул от нового движения Легрэ и словно не очнулся от сна.

— Я люблю тебя. Кристиан, прости меня... Я даже не знаю, как теперь оправдаться. Я говорю глупости все время. И совсем не хотел делать тебе больно.

Фернандо тихо отступил назад — оставаться было нельзя, лучше сейчас не распалять злость Легрэ. Король вышел из камеры и задвинул засов. Опустившись на пол, он запустил руки в волосы — дьявол, и как его угораздило в двух идиотов влюбиться! Он прошел в соседнюю камеру, приказав принести туда шкуру — через специальное отверстие в стене было все прекрасно слышно. Кристиан скоро должен проснуться.

Легрэ каждую ночь и утром, просыпаясь, долго лежал в постели с открытыми глазами и с ненавистным осознанием, что это только сон. Поначалу Кристиан пытался снова засыпать, но потом понял, что так все еще хуже и уже три дня кряду он соскакивал с постели ни свет — ни заря. Вот и сейчас он усиленно пытался очнуться от собственных грез, от голоса Луиса, от его любви. Наступило молчание и стало немного легче — Кристиан не знал, сколько прошло времени, прежде чем он обрел власть над собственным телом. Он резко распахнул глаза, приподнялся на локте, непонимающе озираясь, увидев Луиса, замер — и снова упал в подушки.

— Фернандо, сукин сын, ну ты и скотина.

— Скотина? — Луис заморгал. — Он нас запер, — констатировал он уже более спокойно. — В любом случае, если тебе неприятно мое присутствие... Он хотел, чтобы мы поговорили.

Легрэ снова приподнялся на локте и смерил Луиса нехорошим взглядом. Он не очень отчетливо помнил, о чем говорили король и герцог, но суть уловил. И как Фернандо только пронюхал про его мыслишки сгинуть? Неужели все на лице написано? Плохо дело и нельзя, чтобы герцог что-то заметил. Пусть злиться и снова бьет в сердце — так легче, так проще отталкиваться и воевать.

— Вот как, — Кристиан провел ладонью по волчьей шкуре, на которой лежал, следя взглядом за своими пальцами и нарочно избегая смотреть на герцога. — Ну, давай поговорим. Слышал что-нибудь когда-нибудь о короле Ричарде Львиное Сердце? Гениальный был воин, сильный, смелый. А как за дело радел — загляденье. Жаль, помер от грибного супа. Я скорбел.

Луис печально улыбнулся в ответ. Кристиан решил продолжать.

Легрэ замолк, кусая губы. Взгляд упал на руку Луиса — она была совсем рядом — только коснись. Тонкие пальцы, белая прозрачная кожа и золотые отблески каминного пламени на одежде. У Кристиана защипало в глазах, и он закрыл их, слушая свое сбивчивое дыхание, ощущая рядом присутствие человека, которого он любил даже теперь, даже погасшими осколками собственного почерневшего от горя сердца.

Юноша помолчал, а потом наклонился и поцеловал Кристиана в губы. Пусть сейчас он будет и против, но ведь сорвать один единственный можно? Сколько еще можно сердиться и отталкивать? Если не любит, все равно не удержать, как бы Фернандо не старался.

Легрэ задохнулся и удивленно распахнул глаза — ему показалось, что он смотрит на солнце и слепнет, что он умирает — и это было так прекрасно, как не было никогда до этого. Огонь, лед, свет и тьма, ненависть и любовь в одном поцелуе. Тело, знавшее вкус губ любимого, привычно откликнулось, но едва разум прояснился, Кристиан отклонил голову назад и посмотрел в голубые глаза.

— Нет, — выдохнул он слабо. — Мы это уже сотню раз проходили... Стало только хуже.

Луис чуть отстранился, точно запоминая мужчину. Встал и ушел в другой угол камеры. Бесполезно. Сколько не вбивай Фернандо эту простую истину, надо знать, насколько бывает упрям Легрэ в своих выводах. Даже если его умолять, то толку не будет.

Герцог опустился на пол, обнял руками колени и спрятал туда лицо.

Кристиан смотрел на него и долго молчал, потом лег на постели навзничь и закинул руку за голову.

— Я был не прав, устроив твое похищение, — Легрэ вздохнул. — Это ошибка, о которой я буду сожалеть до конца своих дней.

Юноша не поднимал головы.

— Это случилось раньше, чем ты пригласил меня на поездку. Похитил меня еще там, в подвале. Похожие ситуации... Можешь не распинаться, Кристиан, Фернандо сделает выводы и без наших разговоров. Тебе наплевать на чувства. Ты найдешь себе другого дурачка.

— Как всегда в самую точку, Луис, — или в самое сердце, хотел добавить Легрэ, но не стал. — Найду. Даже быстрее, чем ты себе представляешь. Вот как только выйду отсюда, — Кристиан усмехнулся. — А даже если и не выйду, тоже неплохо. Фернандо уже понаделал тут выводов, — Легрэ повысил голос специально для короля: — Откуда только в башку пришло, что я собрался на тот свет! Не дождешься.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Луис. Если и есть любовь, то она точно не выглядит так — озлобленной и равнодушной. Юноша тяжело вздохнул. — Я тебя не держу... — мрачно добавил он, а потом от того, что невыносимо находиться рядом с бессердечным и холодным Кристианом поднялся и забарабанил по двери. Ничего не говоря, ударяя кулаками по железу, забыв, что под одной из перебинтованных рук и так сплошь синяк и рана. Герцог словно дверь пытался разбить или сам о нее разбиться, после кулаков, когда уже достаточно правая рука пострадала и была окровавлена, стал ударяться еще больным плечом. Кто сказал, что в камере нельзя убиться?

Но боль сердца становилась еще сильнее. И каждый удар — месть себе за чувство.

— Прекрати это, Луис, — после долгой паузы строго сказал Кристиан. Он хмуро наблюдал за мальчишкой. — Фернандо не выпустит тебя отсюда до тех пор, пока мы не поговорим, ты сам сказал. Сядь и успокойся.

— Мы поговорили, — юноша с силой ударился о дверь. Он бы сейчас и со скалы прыгнул с разбегу, лишь бы все закончилось.

Легрэ порывисто вскочил с постели, подошел к Луису и, ухватив за шиворот, поволок к кровати.

— Успокойся, я сказал, — после этих слов мальчишка был безжалостно брошен на шкуры. Легрэ замер, тяжело дыша и глядя на свою руку со странной брезгливостью, рассеяно добавил: — Голова от тебя болит.

— Я не обязан тебя слушать... Я с тобой уже все выяснил. — Луис хоть и упал, сразу стал подниматься, сверкая глазами. Его впервые затопляла тьма, где безрассудство правило над чувствами. — Тебя так отчаянно любил, готов был унизиться, позволял тебе все, чтобы ты... Иди ты, Легрэ.

— Да я бы пошел — дверь заперта! — с отчаянной горечью сквозь слезы рассмеялся Кристиан, нависая над Луисом и не позволяя ему толком подняться. — Ты меня любил? Правда? Должно быть, любил, если спал со мной... с извращенцем, трусом, мерзавцем, который только тобой пользовался в угоду своим прихотям. Я ничего не забыл? Ах да, еще "предателя". А что ты об этом знаешь, Луис? Что ты знаешь обо мне, кроме очевидного? Может быть, ты знаешь, чего мне стоило бросить Себастьяна? Каково мне было сохранить жизнь Фернандо? — Кристиан хмыкнул, пристально глядя в лицо герцога. — Может быть, ты знаешь, что я чувствовал, когда вернувшись в лагерь, нашел тебя в постели короля? Должно быть знаешь. Я тогда уйти хотел, хотел, чтобы он меня убил, издохнуть к чертовой матери... Хотя что я тебе рассказываю, ты же знаешь. Наверняка знаешь. Знаешь, чего мне стоило ради твоего душевного спокойствия лечь под Фернандо. Знаешь, каково мне было стоять перед ним на коленях. Хотя нет, о последнем ты вряд ли знаешь, по-моему, ты тогда даже не заметил, что я позу переменил. Такие мелочи, правда? Хорошо, если ты так все прекрасно знаешь, скажи мне, глядя на вас с Артуром мне было весело? Забавно? Может я развлекался и даже записывал все в пергамент, чтобы вечерком почитать перед сном и похихикать?

— Ты... Значит так ты думаешь обо мне? Дурно... Зло... И всегда обвинял, раз теперь об этом решил сказать? Чем я еще виноват перед тобой? Переступаешь через себя — так? Значит, это я виноват.