| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Из того, что я понял по восхищенно-испуганным воплям барона Моунта, Августино получил письмо о приезде нового посланника. Несомненно, что он собирается остаться в Вестготии и получить здесь определенную власть. Инквизитор слишком молод, чтобы так высоко взлететь по меркам Рима, но в нашей власти потребовать именно его как будущего представителя власти Церкви, — сюзерен целовал Алонсо нежно. — А барона следует научить, как действовать.
— Я поговорю с ним, — выдохнул Эдвин, прикрывая глаза от удовольствия, которое приносили поцелуи Луиса. Хоть бы время остановилось теперь, и не нужно было есть остывшую кашу, одеваться, собираться в дорогу. Но их ждала столица и слишком много дел, и казни заговорщиков — с этим лучше не тянуть и все сделать до приезда кардинала.
* * *
После обеда, к часам четырем, когда солнце уже было на закате и стало красным, Луис все же решил дойти до кабинета и дать Алонсо хорошенько выспаться, оставив с ним слугу, который будет следить за состоянием маркиза. Но на пороге комнаты его ждал сюрприз — Пьетро мялся с ноги на ногу после вчерашнего неадекватного взбрыка.
— Желаешь попросить прощения? — сюзерен улыбнулся. — Августино тебя уже оправдал.
Пьетро, который уже достаточно давно бегал около комнаты милорда, вызывая несколько странные взгляды у давно знавших его товарищей-гвардейцев, втянул в себя воздух, чтобы сказать все, за чем именно пришел, но тут же передумал. Не одни же. И вообще непонятно за что было просить прощение, но это неважно же! Важно только одно — Август, его теплый, пряный, замечательный Август!
— Ваша милость, я бы хотел переговорить с вами наедине, — чуточку официально ответил юноша с поклоном.
— Идем, — ответил Луис. Раскрасневшийся Моунт выглядел совершенно как его отец. Он был взбудоражен и готов к сражению, и это напрягало Сильвурсонни, который быстрым шагом направился к кабинету, располагавшемуся неподалеку. — Что опять ты сотворил? — предположение возникало потому, что от Пьетро только и жди всяких выходок. — Говори уже, только поскорее, Алонсо может проснуться, а я должен почитать некоторые бумаги.
— Я? — искренне удивился юноша, стараясь не обгонять милорда. Мало того, что мужчина был ниже, так еще барона распирала энергия, куда нужно было куда-то деть. — Ничего я не натворил! — возмущение тоже шло от сердца. И как только за ними захлопнулась тяжелая дубовая дверь, выпалил: — Ваша милость, я прошу разрешения оставить службу!
— Что? — сюзерен даже забыл, зачем сюда пришел. — То есть оставить службу? Кто тебе позволил вообще даже подумать, чтобы меня бросить? Кто дал тебе право решать? Ты в армии, а не придворный. Ты без средств к существованию решил остаться? — возмущение мешалось с ревностью отца и недоумением, что его... да, его Пьетро собрался уйти.
Барон недоуменно моргнул — такой странной отповеди он не ожидал. При чем тут без средств к существованию? Нет, он, конечно, клялся и все такое, но решать-то ему... Пьетро растерянно почесал ухо и решил продолжить разговор.
— Ваша милость, я не могу больше оставаться при вас телохранителем по очень важным обстоятельствам. Я не могу остаться в Вестготии. Разрешите мне уехать.
— То есть не можешь? Я не собираюсь тебя отпускать. Все. Разговор окончен. — Луис вдруг рассердился. Что за бегство? Он не позволит какому-то мальчишке воображать из себя черт знает кого. Сначала пусть научится управлять, получит достаточно образования.
— Я не могу, — насупился Пьетро. — Мне очень нужно. Ваша милость! К вам телохранителем любой гвардеец с радостью пойдет! Да тот же Андреа, — кстати, надо-таки ему морду набить еще раз, чтобы бастардом прекратил называть, — он же не намного хуже меня на мечах!
— Нет. Я тебя высеку, — Луис развернулся разъяренный, вцепился пальцами в стол. — Высеку! Понял?
— За что? — с обидой спросил окончательно обалдевший от происходящего Пьетро.
— Я за тебя отвечаю. Ты никуда не поедешь и останешься при мне. Я обещал твоему отцу вырастить человека, а не забулдыгу подзаборного, — рявкнул Луис.
— Подзаборного? — вскинулся барон, будто ярый жеребчик впервые получивший кнута. — Забулдыгу? Это когда это я таким был?
— Ты никуда не поедешь, — Луис стал еще злее. — Я не потерплю измены своему государству. Ты подписал бумагу и будешь служить при дворе. Ты меня понял?
— Измены? — Пьетро побледнел и сжал губы. Он только лишь хотел испросить разрешения уехать, а в ответ... Стало больно и обидно, до вскипающей где-то внутри пены ярости, готовой выплеснуться наружу неизвестно чем. — Слушаюсь, ваша милость, — юноша коротко поклонился. — Дозвольте идти?
— Нет. Ты не объяснил причин, ты просто срываешься и хочешь уехать, оставить меня, Алонсо, оставить... Ты оставляешь всех нас, а я возлагал на тебя такие надежды! — обреченно заявил Луис и покачал головой.
Пьетро глянул исподлобья на милорда.
— Я для вас ребенок, и им и останусь. Дядюшка Эдвин только подтвердит. Какие на меня надежды можно возлагать? — сколько он ни пытался хоть что-то противопоставить этому мнению о себе, все было бесполезно. Чего теперь тянуть? Да безразлично это как-то теперь. — Еще несколько лет побыть рядом с вами оруженосцем — и все. Вам-то никакой разницы не будет, а мне... — губы дрогнули и опять сжались полоской стали. Август не будет ждать столько. Он и сейчас уже занимает большую должность, а за эти несколько лет станет вообще неизвестно кем. Опять запрется в догматы своей церкви — зачем ему будет нужен великовозрастный непонятно что из себя представляющий воин? Пьетро уставился в пол, чтобы скрыть вдруг накатившие боль и ужас.
— Ты не будешь моим телохранителем, ты займешься делами наравне с Алонсо, — Луис сощурился, — я намерен продолжать твое обучение, чтобы мой сын не остался один, чтобы рядом с ним был верный советник. И да, ты ребенок, пока еще ребенок, — заметил он строго, но уже более ласково, — и я тебя люблю.
Пьетро поднял голову и горько посмотрел на сюзерена.
— Мне восемнадцать, а не восемь. Я многое понимаю. Вы думаете, я не понял, что отец меня готовил только как воина? Теперь я знаю причину, но — мне большего и не нужно. Замок — это максимум моей ответственности, да и то... — юноша вновь сжал губы, чтобы судорожно вздохнуть и продолжить: — Я люблю и вас, и Вестготию, но сейчас... Вы же любили, вы должны понять. Я... — Пьетро не знал, как объяснить свое желание, даже не желание, а необходимость, выворачивающую сердце, чтобы не выдать Августа, а потому вновь уставился в пол. — Если я останусь, я умру.
— Что за глупость, ты не умрешь, ты... любишь, и это прекрасно. Я знаю кого именно, и я не против, — Луис старался не улыбнуться, вспоминая зеленоглазого темнокожего инквизитора. Тот был очень красив и экзотичен, в нем наверняка много жара — настоящая пустыня. — Живите вместе, я совершенно не против, и сделаю все, чтобы никто не узнал о вашей связи.
Юноша растерянно поднял глаза. Откуда? Неужели Эдвин сказал? Это было с одной стороны обидно, с другой — принесло облегчение, можно говорить прямо.
— Его отсылают в Рим, — тихо проговорил, почти теряя дыхание.
— Отсылают? Видимо, решение принято Папой, я в курсе, что приезжает новый архиепископ, но это не повод прощаться с Августино, — Луис уже открыто улыбнулся. — Ты хочешь, чтобы он остался? Или все же будешь рисковать на юге? — бровь изогнулась. — Здесь тебе проще будет устроить для вас гнездо.
Пьетро недоуменно моргнул и машинально провел пальцами по уху.
— Но... Его же отсылают... Папа... Как можно остаться? — в голосе слышалась и надежда, и недоверие, и скрытая радоcть от возможности остаться. Здесь, конечно, спокойнее — и защита, и возможности. Совершенно непонятно, что будет на юге, не зря Август так волнуется. А тут... Сердце опять сладко заныло воспоминаниями и желаниями.
— Я написал письмо Папе, — мужчина сделал к Пьетро два шага и взял того за предплечья. — Сегодня отправил. Ты рад? — светло-голубые глаза заглянули в темный бархат волнения мальчика, единственного напоминания, что Сильвурсонни так бережно оберегал.
— Правда? — несколько восторженно уточнил Пьетро. Неужели? — Ваша милость, я... Спасибо, — голос дрогнул. Хотелось обнять, прижать, поблагодарить. Если бы на месте милорда был Алонсо, юноша так бы и сделал, но сейчас просто забормотал, хлопая глазами и не зная куда девать руки. Щеки алели волнением и восторгом — останется! Его Август останется! — Спасибо... Я...
— Тише, спокойнее... Ты должен задержать Августино на несколько недель и сказать, что его величество не отпускает его до приезда архиепископа. Твой зеленоглазый избранник очень упрям, я не смог ему внушить подождать. Если он уедет, там ты его точно потеряешь. Послушай меня, Пьетро, я лучше знаю. — Луис погладил Моунта по щеке. — Так что собирай его в дорогу в столицу. Придется тебе покои побольше выделить. Или вы отдельно станете жить?
Ошалевший Пьетро — как милорд смог уже так все продумать? Ведь они же с Августином еще до вчера ничего не решили! — машинально кивнул непонятно чему, потом быстро поправился:
— Отдельно! — ведь именно так хочет Август. Но, черт возьми, как же хорошо было бы знать, что любимый всегда рядом! — И Августу побольше выделить! — а вдруг удастся уговорить? Ну вроде как телохранитель рядом быть... Рядом... Размечтавшийся Пьетро смущенно моргнул: — Ваша милость... Я все сделаю!
— Только не говори прямо, прояви хоть раз хитрость, просто скажи, что я велел именно так. Скажи, что я запрещаю ему ехать в такие холода и что проще добраться до столицы и дождаться весны. Путешествие во время морозов — это большой повод, чтобы его задержать, — хитро подмигнул Луис.
Пьетро опять кивнул и погрузился в задумчивость — как лучше всего это преподнести Августу. Странно, но со всеми другими он мог молоть что угодно и сколько угодно, с инквизитором же было не так. И врать не хотелось, и всю правду не скажешь. Хотя... Вот если сказать правду, но под другим боком? Это ведь сойдет? И зимой действительно путешествовать не ахти, даже на юг — вот как попадешь под проливной ливень на недельку, точно взвоешь...
Августино ждал появления барона с нетерпением, он уже собирал вещи и даже велел запрячь лошадей, когда явился задумчивый Пьетро. Сердце ухнуло — наверняка, сюзерен отказал. Отказал. Инквизитор, стоявший у кровати, так и опустился на нее, прочитав в темном взгляде волнение.
— Ты не едешь? — спросил прямо.
— Ты тоже, — Пьетро сел рядом и судорожно-счастливо сгреб Августа в объятия. Вот не испортить все, когда он рядом? Когда все мысли только об одном — о нем? — Его милость просил передать, что нижейше просит тебя остаться, пока не прибудет новый посланник от Папы, что ситуация слишком шаткая и обязательно нужно присутствие представителя Рима при дворе, особенно инквизитора. И если ты сейчас уедешь, то опять могут поднять голову недобитки на севере, и новый посланник вновь угодит в котел гражданской войны... — юноша говорил и говорил, а потом выдохнул в шею мужчины: — Август, я тоже прошу — не уезжай. Хоть чуть-чуть. До столицы, до нового посланника. Много времени ты потеряешь, а для меня, для нас... Я решу, обязательно решу эту проблему, поверь мне, — барон сорвался на судорожный, сминающий всякое сопротивление поцелуй.
Августино даже и не понял, что на барона нашло, как тот его завалил на кровать и стал целовать и лишил всякой возможности к спору. Остаться здесь священник никак не мог, разве не понял Моунт, но тот говорил про сюзерена, про просьбу, которая, конечно, имеет под собой основание.
— Я останусь, но это ничего не изменит. Когда приедет архиепископ, то с ним прибудут и другие служители церкви, и новый инквизитор, — шептал он, целуя страстно в губы единственного на всем свете любимого.
— Это потом, я потом разберусь, придумаю что-нибудь, — Пьетро срывался на правду. Если милорд ничего не добьется от Папы, то он сам обязательно найдет выход, костьми ляжет, но найдет. — Пока в Альмаро поедем вместе. Зима сейчас холодная, я буду греть тебя каждую ночь. Его милость не против, чтобы я пока тебя поохранял, — шептал сбивчивым шепотом, убирая поцелуями переживания и утверждая что оно есть — будущее для них двоих, общее, совместное, теплое солнцем его Августа.
— Это нехорошо, я нарушу сроки, я не исполню повеления, — поцелуи на открытой коже становились почти отпечатками огня. Августино уносило из реальности, хотелось соглашаться, поддаваясь напору молодого барона. И мысль поехать в столицу выглядела почти осязаемой. Увидеть, где живет Пьетро, побыть с ним чуть дольше, даже если потом придется расстаться навсегда.
— Там не было сроков, — пробормотал юноша, думая о том, закрыл ли он дверь или теперь все равно. Хотя если кто-нибудь зайдет, будет не очень хорошо, наверное.
— Я... не было сроков? Правда, не было, — рассеянно проговорил Августино и застонал от нового поцелуя, что прошелся по плечу. Пальцы Пьетро стягивали сутану. — Закрой дверь, пожалуйста, — взмолился инквизитор.
Барон что-то согласно промычал, продолжая бесстыдные своей откровенностью и прямотой поцелуи, затем с видимой неохотой быстро встал и задвинул яростно взвизгнувший засов. Никто не войдет.
— Август, — Пьетро забрался на кровать и жарко зашептал на ухо инквизитору: — Падре, вы в моей власти сейчас. Никто не войдет.
Юноша не собирался больше сдерживаться и с нетерпением развязывал веревочный пояс, в который раз сетуя на странные обычаи римлян. Нет, он, конечно, уже научился управляться с этим узлом — черт возьми! — нормальный пояс было бы гораздо легче расстегнуть.
Судорожная, почти неуправляемая страсть Моунта всегда воспламеняла инквизитора, и теперь тот вновь заставлял забываться и забывать о сане и о том, кому отдана судьба, что божественное превыше плотского, только плоть желала совсем не молитвы, а жарких объятий, постыдных поцелуев и прикосновений, горячности...
— И в чем же твоя власть? — Августино потянул через голову с Пьетро рубашку, чтобы поскорее добраться до его горячей кожи.
— В том, что принадлежу тебе, — юноша не шутил, лишь любовь и желание были в его объятиях, трепет в прикосновениях к телу любимого и ничего лучшего для него было в тот момент на свете.
— Тогда и я властвую над тобой, потому что... — Августино помолчал немного, но это было не стыдом, а любованием. — Потому что я люблю тебя, — признался он осознанно и честно. — И странно было бы скрывать дальше истинное чувство.
Счастье окатило Пьетро горячей волной, прокатилось по телу жарким пустынным ветром — с головы до кончиков пальцев, застыло в них покалываниями, готовым сорваться ураганом, что уносит в неведомые дали, не спрашивая тебя, хочешь ты этого или нет. Юноша застыл на секунду, весь поглощенный этим чувством, боясь сорваться в радостное сумасшествие, которое уже прорвалось влажным блеском глаз.
— Август, любимый, всегда с тобой буду, — поцелуй был медленный, потому что так было правильно и хорошо. Отдать всю радость и счастье — ведь когда отдаешь хорошее, оно только приумножается.
— Не говори ничего, — инквизитор положил палец на губы Пьетро, останавливая. — Никогда не обещай, просто будь сейчас, — он притянул опять барона, чтобы потянуть прочь покрывало и скинуть на ковер шкатулку с четками. Развязал на штанах барона тесьму, нетерпеливо дергая за узлы, и потянул и те вниз. — Ты такой красивый, — признался, вспыхивая, когда увидел возбуждение Моунта.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
