Синеглазка

Напряженное тело под руками стало горячее, чем обычно. Зверь невольно зарычал и взбесился в господине, превращаясь во что-то новое, чем обычно. Запах крови ему был не нужен теперь, зато страх и обреченность жертвы заводили. Мужчина, удерживая Тима, повел его к столу и нажал на выемку в полу, заставляя коробку изменяться и в какое-то мгновение принять куклу в железные тиски. Щелкнули на запястьях железные наручники, ноги точно попали в тиски проемов.

Все продолжало развиваться по сценарию кошмара, когда обычные и с виду не опасные вещи превращались в адские машины. А то, что ты не видишь, что вокруг происходит, заставляет сознание отчаянно паниковать. Вот теперь ловушка захлопнулась и физически. И хотя Тим и раньше знал, что никуда не сможет от этого сбежать, почему-то именно физическое пленение словно отрубило все пути к спасению. Животные инстинкты вопили от страха, и юноша с трудом подавил и рвавшийся из груди обреченный стон и желание начать бессмысленно дергаться в тисках.

— Насколько страшно в темноте с завязанными глазами, Лотос? Ты совершенен в своих страхах, — голос стал удаляться, позволяя чувствовать, как сталь холодит запястья и щиколотки. Юноша еще стоял, но казалось, что и его тело начинает окружать что-то ледяное. А потом оно коснулось ткани платья и заставило ту поползти лепестками вниз.

— Очень страшно... — тихо ответил юноша. Обнаженное тело ощутило еще большую беспомощность и беззащитность, и его начала бить мелкая дрожь от смеси холода и животного страха.

— Представь, что здесь происходило до тебя... Ты ведь об этом не раз размышлял. особенно, когда появился Алекс. Ты ждал, что я притащу тебя сюда, — Брайтон приблизился и чуть приподнял чем-то леденящим подбородок Тима. Лезвие? Острый край врезался в кожу. — Что ты сам хочешь? Хочешь понять как? Ты столько раз мог уйти... Сбежать... Страх — он часть твоей философии, Лотос. Он появился не теперь, он возник давно.

— Зачем ты еще больше меня пугаешь? Тебе это нравится? Разве сам не понимаешь, зачем я на это пошел? — спросил Тим, нервно сглатывая почти после каждой пары слов, — Я бы предпочел, чтобы ты всегда был со мной только нежен... но это ведь невозможно... тебе нужно другое... а я хочу быть с тобой и, если для этого нужно заплатить такую цену... значит, я заплачу.

Лезвие... По телу поползли холодные мурашки, заставляя мышцы еще сильнее дрожать. Воображение делало ожидание боли все мучительнее.

— Я хочу... — Тим с усилием сглотнул, пытаясь ответить на вопросы, и не слишком веря, что монстру нужны его ответы, — хочу быть с тобой.

— Если так называется страх, то мне это вполне подходит, — господин прочертил острием дорожку по предплечью. В темноте первые капли крови казались темными рубинами. — Я тоже хочу быть с тобой... Бояться за твою жизнь в моих объятиях, — Брайтон слизал первую кровь. — Бояться того, что цветок превратиться в ядовитое растение, которое захватит меня в бездну безумия.

"Ты сумасшедший, Брайтон" — подумал Тим, чувствуя как из-под плотно сомкнутых ресниц просачиваются слезы и намокает ткань, закрывающая глаза. Плакал он не от боли... не от физической по крайней мере... ему будет трудно, так трудно... За что судьба послала ему настолько тяжелое испытание?! Но отказаться он от него уже не мог...

Слова Брайтона вновь впитывались в душу жгучим ядом, наполняя черным, извращенным восторгом — в этом было нечто красивое, в этом ужасе, в этих чувствах настоящего монстра. Только что в этом было игрой, а что правдой? И способен ли был монстр сам отделять это?

В ответ мольбам и мыслям бездна разверзлась для юноши. Его руки стали подниматься вверх, влекомые какой-то силой, заставляя, в конце концов, встать на цыпочки. Бока словно стянул какой-то удерживающий крепеж.

Чуточку сладкого масла на бьющуюся венку. Аромат афродизиака, разлившийся в воздухе.

Страх заставлял сердце бешено колотиться, но вместе с сладковатым запахом изменился и характер пульса, словно кровь подогрели на несколько градусов и она теперь разносила по телу томительный жар.

— Немного ночи для тебя... И огня чуть больше, чем обычно, — язык продолжал исследовать. Тим теперь казался во тьме куколкой, которую заставили вытянуться в струну и закрепили в паутине.

Пальцы пробежали по плечам к шее, огладили ладонями, словно хотели в следующее мгновение задушить. Скользнули на спину, прорисовывая картинку напряженных мышц, лопаток, пробегая до тонкой талии.

Ощущения все острее — возможно тому виной страх и полная темнота. А может быть афродизиак и растяжка в невидимых тисках... или все вместе. Кожа стала такой чувствительной, к дрожи, пробегающей по мышцам, добавилась горячая сладость, стекающая к паху.

Именно ее добивался Брайтон: в сочетании с лаской любовное средство приводило жертву в нужное измененное состояние, когда боль приобретает причудливые формы извращенного удовольствия. Чуть прикусив кожу на плече, мужчина обхватил член Тима.

Юноша шумно выдохнул, обжигающей волной накрыло возбуждение, мешаясь в причудливый коктейль со страхом и абсолютной беспомощностью. Он даже двинуться не мог, полностью подчиненный дьявольским фантазиям своего господина. Внутри все трепетало и металось, ожидая, когда начнутся настоящие пытки, а каждое прикосновение вызывало бурю эмоций.

Познать чувственность в новом ключе, открыть в себе грани божественного, почти сакрального единения не плоти, но духа. Еще несколько капель на кожу... Это был специальный состав, который скоро введет Тима в измененное состояние. Тот будет страдать от недостатка ощущений, от того, что ему не больно.

— Мне нравится, как ты выгибаешься.

В руках господина появилась острая длинная игла.

Еще какая-то химия, Тим содрогнулся, вспомнив, как в самом начале Брайтон лишал его возможности двигаться какой-то наркотической дрянью. Это его пристрастие к химическому воздействию пугало юношу даже больше, чем садизм. Что-то происходило вокруг, он это чувствовал, или может быть это разыгравшееся в отсутствие зрения воображение? Оно рисовало кошмарные хирургические инструменты и то, что ими можно сделать. Тим дышал так часто, что рисковал заработать себе гипервентиляцию.

Но боли не последовало: пальцы, обвившиеся вокруг затвердевшей плоти, заставляли куколку прогибаться назад в пояснице, выставляясь и почти касаясь господина, тот продолжал целовать нежные плечи, свободная же рука скользила по груди, иногда обжигая соски чем-то ледяным.

Сладкое удовольствие и контраст ощущений от холодящих прикосновений к разгоряченной плоти, монстр нежил, играл... голова кружилась, хотелось большего... и даже знание, что большее принесет боль, не мешало телу извиваться от желания.

— Нежными лепестками падай на меня. Ароматами страсти падай на меня... Дыхание даря и отнимая, я в воротах ада или рая... — прошептал Брайтон и в то же мгновение оттянул сосок Тима и отлаженным движением проколол.

Тим слушал шепот господина, это было похоже на заклинание и от него становилось жутко. Юноша коротко вскрикнул, боль обожгла вспышкой, по раздраженным нервным окончаниям словно прокатился электрический ток, подогревая возбуждение.

— Тише, милый, тише, уже все. — круглое золотое колечко вошло следом за иглой. Новые поцелуи и поглаживания стали еще нежнее и требовательнее. Брайтон успокаивал, готовя Тима ко второму акту боли.

— Мне нравится, когда ты такой, — прошептал юноша, снова плавясь от нежности... эта иллюзия, что его жалели, успокаивали, неодолимо звала тянуться к ней. Но Тим уже не забывал, насколько опасен монстр и какие кровавые желания могут скрываться за его лаской.

— А мне нравишься ты... любой, естественный в своих порывах. — господин чуть повернул голову юноши к себе и впился в губы поцелуем жестким и властным.

Тим ответил со страстью, потянулся к Брайтону, на волне всколыхнувшихся чувств забывая обо всем.

Язык проник в рот, мазнул по зубам, слился в пляске чертей с языком Лотоса. пальцы жадно двигались по члену жертвы. И вдруг Брайтон опять отпустил юношу. Оттянул второй сосок, и боль острым жалом вновь пронзила тонкое тело, а вслед ей по коже, по внутренностям господина прокатилась волна удовольствия от вскрика, от дрожи.

— Тссс, это лишь украшения. Для меня. Хочу, чтобы танцевал мне голый. Все хорошо...

Тим снова не сдержал вскрика. Но шепот Брайтона на этот раз подстегнул воображение не к очередному кошмару, а к весьма соблазнительным образам. Юноша облизал пересохшие губы, в проколотых сосках пульсировала тянущая боль вместе с прилившей кровью, и этот пульс крошечным толчками отдавался в низ живота.

Следующие томительные секунды, казавшиеся минутами, пока Брайтон отпустил жертву, в воздухе рассыпались звезды, потому что мужчина все же включил что-то, но не свет, а словно звезды, которые ползли по стенам разноцветными светлячками, усиливая гипнотизирующий эффект. Он вернулся и теперь стоял перед Тимом — без рубашки, с растрепанными волосами. Его связанная и лишенная воли кукла была прекрасна. Капелька крови висела на правом соске. Господин склонился и слизнул ее аккуратно, задевая тяжесть колечка, а потом вновь поднялся и снял с Тима повязку.

Синие глаза со стрелочками намокших от недавних слез ресниц смотрели на господина с дикой смесью чувств. Тим боялся... и любил своего монстра... сколько бы он ни обжигался на вновь рассыпавшихся иллюзиях, этот человек заполнял его сердце и никакой здравый смысл не помогал. С Брайтоном Тим чувствовал себя особенным, ощущал прикосновение к волшебству — страшному, опасному, темному... но оно вырывало его из обыденности серых дней. И хотя все тот же, ныне беспомощный, здравый смысл иногда порывался вернуться к нормальной жизни, подсознание находило ловкие пути оправдания, почему он должен остаться... Впрочем, Тим давно запутался в том, что было истинными причинами, а что их оправданием... Но одно он знал точно — он хотел быть с Брайтоном.

Который теперь любовался на то, что сотворил со своим цветком. Скоро ранки подживут. Соски можно будет соединить золотой цепочкой. Красивое зрелище... Чувственность, полная невинности, которой так много в Лотосе.

Брайтон опустился на колени и вобрал член юноши до самого основания, помогая себе одновременно рукой, начал двигаться с отчаянной страстью.

Тим захлебнулся последним вдохом, все тело напряглось от невозможности двигаться. Юноша извивался в удерживающих его креплениях и из его горла вырывались гортанные стоны. Повязки на глазах уже не было, но в них все равно плясали сплошные звездочки.

Беспощадным желанием распалял Брайтон ненаглядную куклу, почти доводил до конца, вновь становился нежным, опять переходил на грубость и опять продлял пытку. А потом резко отпустил, чтобы оказаться сзади и проникнуть между ягодицами. Он дразнил языком, проникал в тело пальцем, сминал мягкую плоть...

Тим кусал губы, подставлялся под руки господина, не сдерживая нетерпеливых, умоляющих стонов. Напряженное желание, которое доводили до грани уже столько раз, превращалось в сладкую муку.

Брайтон вновь включил машину, которая развернула бы юношу и подвесила его в воздухе с разведенными ногами, под поясницей оказался удобное сидение.

— Ты мотылек, чьи крылья я ни разу не трогал...

Вновь по внутренностям ледяной лапой мазнул страх. Тима испугали последние слова, в которых чудилась скрытая угроза, и новое положение, в котором он ощутил себя еще более беззащитным и открытым.

И боялся юноша не зря. Его словно пришпилили между полом и потолком. Его не собирались отпускать. Острый кинжал оказался в руках господина, который разглядывал тело Тима как пустое полотно.

Глаза юноши расширились, казалось, на пол лица, он смотрел на своего господина взглядом дикого животного, загнанного в ловушку и наблюдающего, как неизбежно приближается охотник.

Но Брайтон не спешил с тем, чтобы играть жестко. Он склонился над Тимом, положил на живот кинжал и продолжил свою ласку, только теперь массируя простату и то и дело задевая небольшое уплотнение. Афродизиак действовали и на зверя, подогревая его к новой крови.

Металл холодил кожу, заставляя внутри что-то тоненько трепетать. Пальцы господина сводили с ума, разогревая внутри, вынуждая толкаться навстречу, насколько позволяла фиксация. Юноша часто, прерывисто дышал, иногда постанывая, когда Брайтон касался наиболее чувствительного участка в глубине его тела.

И эти стоны изводили и мучили Брайтона хуже всякой тоски по цветку за все потерянные недели. Он хотел делать ему больно, перемешать вожделение и боль, но продолжал оставаться аккуратным. Понимая, сознавая, что скоро сорвется от власти над Лотосом, которого начал прожигать похотью специальное масло.

Тим ощущал, как его внутренности наполняются жидким огнем, как от каждого движения внутри все вспыхивает. Но пламя лишь дразнили, подкидывая в него лучинки, задевая лишь вскользь, но не давая настоящей пищи. Юноша извивался в путах, не замечая, что его стоны становятся все громче и нетерпеливее.

Именно тогда Брайтон с садистским спокойствием покинул тело жертвы, чтобы наклониться между разведенными ногами и припасть губами к губам. Тим чувствовал теперь возбуждение господина, что терся твердым членом о пах куколки. И продолжал ласкать губы мягко, не позволяя ответить страстно...

— Проси! — приказал глухо. — Проси, чтобы я делал тебе больно. Проси...

Юноша подавался весь навстречу, пытаясь вжаться сильнее в тело господина, даже не обращая внимания на острую сталь, царапающую кожу живота. Но путы позволяли своему пленнику слишком мало, и он мог только разочарованно и умоляюще стонать.

— Пожалуйста... — сорвалось с жаждущих губ, которые лишь задевала мягкая ласка, и Тим, вряд ли сейчас ясно осознавал, о чем просит, — Ммм, Брайтон, ну пожалуйста... — внутри жгло пустотой, порождавшей мучительное томление, и юноше казалось, что он сейчас сойдет с ума, если не получит большего.

— Скажи... — требовательно выдохнул в губы господин. Скажи, что будешь все принимать, что станешь моим, когда захочу... — пальцы заскользили по бокам, превнося новую ноту в мучение, добрались до ножа. Рукоять удобно легла в руку, а затем лезвие чуть прижалось к горлу. — Скажи...

— Я буду... ах... я и так твой, Брайтон... твой всегда... — где-то в уголке сознания металась последняя лихорадочная мысль, что он почти ничего не соображает сейчас... но ведь раз он здесь и сам открыл дверь сюда, значит, выбор сделан и поздно в чем-то сомневаться.

— Я рад, что так, — усмехнулся мужчина. Он исчез в темноте, вернувшись с кольцами для мошонки и члена. Ловко надел на свою жертву и вновь стал целовать, скользя языком по груди и животу, спускаясь к члену, но не касаясь его. Тим изгибался в тисках, умолял, трепетал. Возбуждение юноши росло. Он сам теперь приподнимал бедра, звал в себя войти.

На смену языку пришло острие ножа, которое не ранило, но щекотало внутреннюю сторону бедер, грозя, нарушая покой. Брайтон играл... Он не спешил... Пальцы с маслом опять проникли в анальное отверстие и начали расширят вход. Долго и тягуче, мучительно для Тима и мягко, пока господин не осознал, что достаточно подготовил куколку к крупному вибратору. Именно тогда он потянул его с выдвижной полки с боку и начал вводить в дрожащее тело, еще не включая.