Темные сказки Лайкарры

— К тому же, он лучший твой выкормыш, — немолодой высокий мужчина, в коротко остриженных волосах которого лунно-серебристая седина уже почти полностью сменила некогда антрацитово-черные пряди, отвернулся от распахнутого окна и тонко улыбнулся собеседнику. — Но я спрашивал не об этом.

— Но ему покровительствует Нариэн, — осторожно заметил собеседник седого. Его обманчиво молодое, прекрасное лицо было спокойно, но в огромных эльфийских глазах цвета молодой листвы плясала искорка тревоги.

— Она ему с рождения покровительствует. Ты вспомни, откуда он у нас, — седой досадливо поморщился, словно вспомнил что-то малоприятное. Он прошелся от окна к камину, зачем-то переставил бронзовую фигурку рыси на каминной полке, задумчиво дотронулся до завитков декоративной резьбы.

— Знаешь, уж кому-кому, но не тебе говорить о ней! — фыркнул эльф, намекая на происхождение собеседника. Но тут же посерьезнел: — Нариэн коварна... — осторожно заметил блондин. Он уселся в кресло и напустил на себя самый безразличный вид, который только мог, но голос выдавал напряженность чувств. — Сможет ли осененный Ее милостью быть нам полезен, ты это имел в виду?

— Вот видишь. Я бы рекомендовал тебе избавиться от него. И чем скорее — тем лучше, — устало отозвался его собеседник.

— Но, возможно, мы можем использовать его... несколько иначе? Учитывая специфику, так сказать, — определенно, идея пускать в расход лучшего воспитанника настоятелю Монастыря Звезды не импонировала.

Пожилой воин лишь досадливо поморщился, глядя на друга.

— Мы теряем власть, Данэли, — голос его звучал как-то обреченно. — Из-за этих проклятых святош мы утратили влияние уже на три государства, а если так пойдет и дальше, об Ордене Звезды можно будет забыть навсегда. И если бы дело было только в них! — седой в сердцах ударил ладонью по полированному дереву каминной доски. — Твои драгоценные Ночные сородичи тоже на месте не сидят, эта их новоявленная королева — сплошная головная боль. Пока мы тут чесались, эта гмыра остроухая подмяла под себя половину контрабандистов континента. Когда — заметь, не "если", а "когда"! — она сумеет договориться с пиратами Силуры в обход нас, то мы можем разом забыть о половине годового дохода! А ты мне предлагаешь вместо того, чтобы заниматься этим всем, пристраивать куда-то твоего драгоценного мальчишку, который умудрился даже посвящения Морэлю не пройти!

— Гор, я не прошу его пристраивать! — так же на повышенных тонах отозвался остроухий. — Я говорю, что парень необычен и это может быть нам только на руку!

— Предлагаешь сыграть на его исключительности? — желтые глаза седого внезапно ярко блеснули. Только теперь стало заметно, что у внешне неотличимого от человека мужчины вертикальные кошачьи зрачки. — Возможно, в этом есть некий смысл.

Стоявший до этого у камина Иерофант принялся рассаживать по комнате — так ему легче думалось. К тому же, бесконечное повторение излюбленного маршрута — от камина к окну и назад — успокаивало его. А уж душевное равновесие — штука незаменимая, даже для оборотней. Особенно для оборотней. Постепенно глубокая морщина, залегшая между седых бровей, разгладилась, на лице мужчины появилась многообещающая улыбка, не сулящая его недругам ничего хорошего.

— Хм... А скажи-ка мне, мой дорогой друг, кому молятся наши милые сидхэ? — Гор задумчиво пожевал губами и зашел на новый круг.

Данэль прекрасно знал привычку друга задавать различные риторические вопросы всем присутствующим, а потому лишь улыбнулся и промолчал, чтоб не помешать развить задумку до конца. Судя по азартному блеску кошачьих глаз, Иерофант уже придумал драгоценным противникам феерическую гадость.

— Правильно, дорогуша, — как ни в чем не бывало, продолжил разглагольствовать седой, — всетемнейшей Риэн они молятся. А кто у нас еще почитает эту прекрасную даму?

Данэль в упор уставился на друга. Ему показалось, что он ослышался. Ответ на вопрос Гора существовал, но он был... абсурден. Настолько, что эльф даже решился нарушить ход монолога Иерофанта:

— Ты о Дваждыживущих? — Гор лишь кивнул в ответ, шкодливо улыбаясь. Тонкие золотистые брови Данэля медленно поползли вверх. — Но ведь это же легенда.

— Не совсем так, — если бы Иерофант сейчас пребывал в звериной ипостаси, он бы начал сыто облизываться. — Их давно уже никто не встречал, но, возможно, где-то они есть... Обязаны быть! — кому, кто и чем обязан, он уточнять не стал. — Заключившие Договор никогда нас не любили, конечно, но именно они могли бы разрешить наши проблемы.

— Но это же абсурдно! Дваждыживущие несут только смерть, — расслаблено сидевший в кресле Данэль подскочил, словно его ткнули иголкой пониже спины.

— Это ты тоже в легендах вычитал? — ехидства и иронии в голосе Гора хватило бы на сотню-другую странствующих риторов.

— Ну, в общем-то, да... — эльф даже несколько смутился.

— Можно подумать, драгоценным святошам и не менее драгоценным сидхэ ты благоденствия и многих лет жизни желаешь, — по-кошачьи фыркнул Гор и собеседник был вынужден признать, что в чем-то он прав.

— Интересно, как ты собираешься это провернуть? — тем не менее недоверчиво вопросил сын Тиалиссы. — Даже если вдруг ты где-то откопаешь эдакую диковинку, как настоящий эва?ре, с какой радости он будет на нас работать?

— О, а вот тут все хитро, — оскалился седой. — Почему-то, когда заходит речь о Госпоже Ночи, все вспоминают только то, что она богиня Смерти, напрочь забывая, что она в равной степени и богиня Жизни. На Равновесии ликов Риэн во многом и держится порядок нашего мироздания, чтоб ты знал. Так вот эва?ре, как считают некоторые маги, были созданы ею именно для того, чтобы поддерживать этот баланс, — оборотень неопределенно повел рукой, словно предлагая собеседнику самому развить мысль дальше, но Данэль лишь беспомощно пожал плечами — пути Горовой логики зачастую были неисповедимы.

Решив не издеваться над эльфом, Иерофант продолжил:

— Сейчас равновесие нарушено. Если бы ты потрудился поговорить с нашими информаторами в Империи или самостоятельно просканировал магический фон, то заметил бы это, — чуть снисходительно попенял он другу. — И центр возмущений магополя находится у нас...

— Сейчас угадаю, — мрачно отозвался задетый за живое эльф, — в Грейсе.

— Именно! — седой оборотень удовлетворенно улыбнулся. — И если мы, в качестве оплаты за помощь в... гм... сидхийском вопросе предложим эва?ре информацию о нарушителях равновесия...

— То чужими руками устраним оба источника проблемы, я понял, — все еще недовольный Данэль недоверчиво посмотрел на старого друга и слегка иронично протянул: — Осталась малость: найти легендарных Дваждыживущих и уговорить их работать на нас. Какие пустяки! Да и еще вопрос, нужна ли им наша информация о милых церковниках?

— О, нам найдется, что предложить, — лишь отмахнулся Гор. — Например, информацию о колебаниях поля и его источниках. Или планы центрального храма в Роане, схему дворца Наместника... Определенно, у нас есть, чем заплатить.

— Ага, тогда другой вопрос, дорогой друг, — не стал юлить эльф. — Причем тут ко всем этим размышлениям мой воспитанник?

— Ну, ты понимаешь... — издалека начал Иерофант. — Молодые всегда страдают излишней зашоренностью. Печать полного подчинения дает себя знать. А у него ее нет...

— Короче говоря, ты решил отправить его искать эва?ре и договариваться с ними, — рубанул с плеча настоятель.

— Вот видишь, — обрадовался оборотень, — ты и сам все знаешь! Мальчик этот твой нам поможет.

— А еще его не жалко и в расход пустить, в случае чего, — недовольно пробормотал себе под нос Данэль, но седой расслышал, улыбнулся довольно и кивнул. И эльфу ничего не осталось, кроме как смирится, не дожидаясь прямого приказа.

2

Ненависть?

Ненависть...

Ненависть. Только она — в прекрасных глазах.

Ненависть... И мрачное торжество.

Ты не уйдешь, теперь уже нет. Серые камни будут твоей могилой. Серое небо станет твоим саваном... Серый прах сотрет память о предателе.

Все это — в ее глазах. Таких любимых, таких красивых... Таких страшных. От гнева их яркая, пронизанная золотистыми искорками зелень кажется свинцово-серой, как зимнее небо. Нежные розовые губы, что когда-то столь сладко шептали о любви, теперь сжаты в одну линию, скрывая хищный неприятный оскал. Она ненавидит его. Пожалуй, даже сильнее, чем когда-то любила.

"Твой взгляд — как глоток кислоты, любимая. Теперь я это понял".

Нарочито расслабленная поза. Но на самом деле она готова к броску, стремительному и неудержимому. Она убьет его. Ради того, что считает своим долгом. Она уже не сомневается. Она готова. Они все уже готовы...

Друзья, которым доверял больше, чем себе. Друзья, с которыми последние двадцать два года делил все. Друзья, которые не раз спасали его жизнь. Ни одного чистокровного человека — их просто не принимали в Орден, слишком мало живут, а ведь обучение такое длинное и такое сложное. Ни одного человека. Вот только чувства — вполне человеческие. Ненависть. Презрение. Жалость. Безразличие. Все это он теперь видит в обращенных к нему взглядах.

Рыжий полугном Маххарт.

Молодой оборотень Мий.

Полуорк Шартан.

Эльф Тариэль.

Двойняшки полусидхэ, Лайлион и Триис. Она смотрит равнодушно, словно перед ним уже не живое существо, а обыкновенный покойник. В ее лиловых глазах бьется искра мрачного исследовательского интереса. Лучше бы ненавидела!

Рустам, Морген, Таша, Ладислава, Рил.

То же самое... Словно и не было ничего. Ни дружбы, ни радости.

И она. Линнэль. Его любовь.

Их было всего тринадцать. Четыре полные звезды Морэля и один воин-запасной. Нелюдимый оборотень Рил с радостью принял на себя роль "лишнего", леопард в его душе требовал держаться особняком. Теперь же он займет его место. Теперь у Звезд новый "лишний". И он должен умереть...

Сегодня они все дрались против него. Вялые выпады, показные атаки между собой — и неприкрытая ярость, прорывающаяся, стоило ему оказаться на расстоянии удара. Они охотились на него. Они хотели его крови. Убивать своих, посвященных второго круга, было строжайше запрещено. Вот только его бывших друзей это мало волновало. Да и не прошел он этого клятого посвящения... Они осознанно шли на убийство, готовые понести наказание, но добиться своего, но у него было свое мнение. И он сделал единственное, что умел делать лучше всего — постарался выжить.

Первым упал Морген, сразу за ним Маххарт. Вэйн засмеялся, сверкнув чуточку безумной улыбкой, и кинулся в гущу боя. В отличие от "однокашников" он соблюдал правила — на короткие стилеты бывшего вора был нанесен не яд, а лишь крепкое снотворное мгновенного действия.

Он был хорош. Пожалуй, лучший из них. Выносливый, сильный, гибкий. Он бил, умело и точно, отыскивая незащищенные прочной, словно сталь, заклятой черной кожей участки тела, наносил удар — и тут же уходил, избегая контратаки. А там уже и снотворное действовало.

Он был хорош... Но не идеален. И когда против него, взяв наизготовку любимые сай, вышла, нехорошо скалясь, Линнэль, он растерялся. Нет, он не отступил, но... Отражая неистовые, яростные атаки возлюбленной, он отступал. Медленно, но верно. Не мог ударить. Даже ненависть в ее глазах не заставила его атаковать... Он почти проиграл ... и помощь стала для него неожиданностью.

Рил ударил внезапно. В спину. Прыгнул, как и его зверь, неожиданно, стремительное гибкое тело не хуже клинка рассекло жалобно застонавший воздух, и Линнэль упала на каменные плиты сломанной игрушкой. Четко выверенный удар по затылку надолго вывел эльфу из строя.

И они остались один на один. Чистокровный оборотень Рил, спокойный, расчетливый и выдержанный, и растерянный, выведенный из себя Вэйн. И хоть в его жилах тоже была примесь крови двуипостасных, но он был всего лишь квартероном и не имел звериной формы, что значительно ослабляло. Но у него все равно были шансы победить в этом поединке...

Нет, не было, очень скоро с болезненной четкостью осознал Вэйн, когда его смертоносные стилеты жалобно зазвенели по камням, выбитые из рук хозяина умелым финтом короткой легкой сабли. Не было ни малейших. И дело не в том, что Рил был сильнее или быстрее его. Просто оборотень привык быть один, в то время как Вэйн подсознательно все еще пытался ориентироваться на двух напарников, которых у него больше не было. И потому проиграл. В длинном зверином прыжке Рил достал его, навершием эфеса ударив в висок, и мир растворился в мерцании жалящих холодных искр: алых, зеленых, синих...

* * *

*

Голова привычно болела, на виске наливалась тягучей болью немаленькая шишка. Но эти симптомы, как и боль в перетружденных мышцах ног и спины, были столь привычны, что он даже не обратил на них внимания, легко вскакивая с узкой койки в больничном крыле. Плавной тихой походкой убийцы прошел по помещению, привычно заглянул за шторку, за которой — он точно знал, ведь ему приходилось "отдыхать" здесь не один десяток раз — притаился кувшин с водой и таз для умывания. Он привел себя в порядок и вышел из палаты, и лишь уже покидая больничное крыло Монастыря, вспомнил, почему там оказался...

Бог мой, как же больно... Как горько и страшно... Когда разбиваются мечты. Когда весь привычный с детства мир летит в Хаос. Когда нет выхода. И когда видишь пустоту в глазах тех, кто еще вчера улыбался тебе, смеялся твоим шуткам, называл другом, шептал слова любви...

Все перечеркнула одна ночь. Все двадцать два года, что бывший вор Вэйн прожил в Монастыре Звезды, затерявшемся в юго-восточных отрогах Закатных Пиков. Ночь окончательного посвящения Морэлю.

Орден Звезды... Таинственная организация, в чьих руках была власть подчас большая, чем королевская. Серые кардиналы. Легкие силуэты, притаившиеся в тенях. Убийцы, воры, шпионы. Лучшие из лучших. Их нанимали, когда уже не оставалось иного выхода, — и практически всегда получали то, чего хотели. Если, конечно, предлагали достойную цену.

Ими пугали детей, о них рассказывали страшные сказки и откровенные небылицы. Их почти никогда никто не видел, но о них говорил весь континент. Вот только правды о них не знал никто.

Орден Звезды с момента своего основания был посвящен одному из богов пантеона Двуликих — Морэлю, Сердцу Тени. Все члены Ордена, прошедшие две ступени посвящения, становились жрецами своего бога. Посвящение начиналось в тот момент, когда будущий послушник принимал на свое тело первую из священных меток — знак служения. И хотя свой знак Вэйн получил когда-то, как он сам считал, не совсем честным путем, но все же молодой квартерон мнил себя вполне достойным служения. Как оказалось, зря.

Когда вторая метка, запечатление бога, так и не проникла в его кровь, оставшись безучастной золотистой бляшкой лежать на камне алтаря, он сначала не поверил своим глазам. Этого не могло быть. Но это было. И он, один из лучших воинов Ордена за последний век, оказался в одночасье изгоем, ненавидимым и презираемым всеми. Хотя официально его, конечно, никто не изгонял, но было совершенно ясно — его уже никогда не сочтут здесь своим.