Год ворона, книга первая

— С кем я будудержать связь?

Взгляд у советникапрезидента стал жестким и колючим.Теперь он разговаривал не с опасным инеуправляемым международным террористом,а с нанятым работником, которому нужнобыло указать на место и растолковатьправила игры.

— Вам платят такиеденьги именно потому, что мы никак, нипрямо, ни косвенно, не можем задействоватьадминистративный ресурс. Эта операцияне только не может быть правительственной.Она даже в малости не должна выглядетькак правительственная. Поэтому для васразработана легенда, которой вы будетепридерживаться в случае провала. Онаобъяснит СМИ, а стало быть и мировойобщественности, как эти сведения попалик вам и почему вы ими воспользовалисьименно так, а не иначе. Если же все пойдеткак задумано, вы должны будете вытолкнутьвперед пару ничего не значащих людей,на которых в конечном итоге и будетсписано все содеянное, а сами растворитесьв тумане. Больше мы с вами никогда неувидимся.

— Американцы хорошиеинженеры и финансисты, но плохие солдаты,— с внешним безразличием, почти безраздумий отозвался террорист. — И ужсовсем бездарные генералы. Толковыйоперативник в первую очередь обращаетвнимание не на то, что запланировано, ана то, что пойдет не так. С учетом того,в каких странах придется действовать,фактор неожиданности играет едва ли неведущую роль. Поэтому я должен иметьаварийный контакт на крайний случай …При этом в обе стороны. Не исключено,что вы захотите в срочном порядкепоставить меня в известность о чем-токрайне важном и неотложном.

Советник президентапоморщился, но кивнул. Он набросалфломастером на листе бумаги короткуюстрочку и показал лист собеседнику.

— Вот адресэлектронной почты, запомните, оннесложный. Если у вас возникнут проблемы— пошлите письмо, любое, хоть открыткус пейзажем, и в ответном послании вамукажут контакт. Но если вызов окажетсяложным, вы не получите оставшуюся сумму.Устраивает?

— Справедливо, -медленно кивнул Джамаль. — Теперь чтокасается обратной связи… И у меня будетеще несколько вопросов.

Теперь уже он взялфломастер и начал набрасывать на листекакие-то символы. Собеседники склонилисьнад столом. Их разговор продлился ещебез малого два часа, после чего всеисписанные листы были аккуратно сожженыв большой пепельнице, услужливо поданнойуправляющим. После окончания беседыотдыхавший в одном из бунгало «Хилтона»пилот вертолета получил командуготовиться к взлету.

Вскоре винтокрылаямашина с высокопоставленным пассажиромвзмыла в воздух. Однако “Робинсон” нестал возвращаться в Шарджу, а взял курсна Дубай, где советника ожидал “Гольфстрим”,принадлежащих знакомому адвокату изФиладельфии. Теперь Моргану предстоялавстреча с тем, кто, по его замыслу долженбудет побрить брадобрея …

20. Эстафетная палочка

Магнитофоннаяисповедь Вити Сербина при трезвомрассуждении оказалась чемоданом безручки, при этом набитом совсекретнымидокументами. То есть, выкинуть нельзяни при каких обстоятельствах, а утащитьс собой — невозможно. Выход один — какможно скорее передать пленку “кудаследует”, а после сидеть, как мышь подвеником, в ожидании, когда хорошие парнинайдут бомбу и разгонят плохих парней.Может, даже меня наградят … Нет уж, нахервсяческие награды, тут бы живым остаться…

Мысль “кудаследует” плавно перетекла в вопрос “Акому следует?”. К счастью длямногострадальных мозгов, тут мой выбороказался совсем невелик.

Нужный мне человек,скорее всего, находится на работе. Чтобысвести риск до минимума, оставляю Милкуна обживании и не ленюсь пересечьполгорода, чтобы отзвониться стелефона-автомата на пригородномвокзале. Камер вокруг не видно, нобереженого бог бережет, и говоритьпридется покороче. Лишь бы взял трубкуименно тот, кто мне нужен…

— Слушаю! — знакомыйголос звучит неожиданно.

— Узнаешь? — спрашиваюбез лишних церемоний и стараясь вложитьв произнесенное слово максимум своиххарактерных интонаций.

— Допустим... -ответ несколько двусмысленен, но вголосе ловлю не только удивление, но инеподдельную радость. Этого более чемдостаточно.

— Через час двадцатьровно. Там где крайний раз пиво пили.Ждать не буду. Очень нужно.

Бросаю трубку, недождавшись ответа. Появится, никуда неденется. Или это я так себя утешаю...Втиснувшись в толпу, ныряю в подземныйпереход. Времени, чтобы успеть к точкерандеву, у обоих в обрез.

Мы вместе училисьв Одесской академии Сухопутных войск,были в одном отделении. На младших курсахспали на соседних койках в кубрике, апотом, на последних, жили в одной комнатеобщаги. После выпуска разбежались напять лет.

Снова встретилисьв Ялте, на закрытом чемпионате по“охранным видам спорта”, где онпредставлял спецподразделение по борьбес терроризмом и, как и я, входил в командыпо рукопашному бою, стрельбе иэкстремальному вождению.

Ребята из нашегоантитеррора по общему зачету обскакалироссиян, казахов и белорусов (соревнованиябыли международно-постсоветские, тамвстречались люди из бывшей "девятки",знавшие друг друга еще с брежневскихвремен), и наступали нам на пятки. Всерешал последний горный заезд, в которомлидировали мы вдвоем… Трасса былажестокой даже для Крыма. На приличныйтранспорт командование, как всегда,пожлобилось, и мы использовали даже нераллийные, а обычные серийные «Жигули»,приобретенные в Симферополе за копейки.Я «пятерку», а Серега — «семерку».

В общем, рассказыватьособо не о чем, но в тот день похудел яна серпантинах килограмма на три, неменьше. Пришел к финишу первым, с отрывомвсего лишь на три секунды, обеспечивкоманде победу, а себе двухнедельныйвнеплановый отпуск в санатории «Ливадия»,рядом со знаменитым дворцом.

Капитан Бондаренко,тоже не обиженный своим начальством, оказался соседом по этажу. Два капитанавыпили море водки, пощипали перышкиохочим до приключений курортницам иразъехались по домам с твердым намерениемболее не прерывать общение.

А крайний раз, окотором я говорил, квасили мы в скверенапротив Дарницкого вокзала. Тогда япосле увольнения нашел, наконец, работу.Грузчиком. Уже бухал по-македонски, находу и с двух рук, и находился в последнейстадии развода, который, под непрекращающиесяскандалы, плавно перетекал в разделимущества.

В тот день, пытаясьоткрыть дрожащими руками бутылку пива,я изливал душу Сереге — последнемучеловеку из прошлой жизни, которого могназвать другом. Серега терпеливо кивал,но при этом незаметно и часто поглядывална часы…

Оказавшись нанужном месте, захожу в тыл монументу,вокруг которого и разбит сквер. Делаявид, что выпасаю кого-то из скачущихвокруг деревянных домиков ребятишек,осторожно выглядываю из-за огромнойивы. Бондаренко на месте. Сидит налавочке, небрежно закинув ногу за ногу,и положив руки на спинку. Однако, чутьсжатые и напряженные плечи ясно говорято волнении.

Подхожу из-за спиныи присаживаюсь на другом конце скамейки.Сидим с минуту, делая вид, что другудруга не знаем. Вытаскиваю сигарету,сдвигаюсь поближе, интересуюсь насчетогонька. Серега щелкает тяжелымпозолоченным “Зиппо” и, чуть шевелягубами произносит:

— Здоровенькибулы!

— И тебе не хворать!Один?

Вопрос вроде быидиотский. Если капитана страхуют, тохрен он признается. Но если спроситьнеожиданно, есть вероятность, что клиентлажанется и спалится…

Бондаренко убираетзажигалку,бросив на меня обиженный взгляд. Ну да,заподозрил в нехорошем... Знаем мы вас!Сам из таких! Впрочем, если он врет, тоза время, что мы не пересекались, он сталпрофессиональным актером.

— Ты откуда? -спрашивает он.

— Оттуда.

— Гляжу, начал всебя приходить?

— Жизнь заставила.

— А как у тебя сейчасс этим делом? — он характерным жестомщелкает по нижней челюсти.

— Нормально. До«белки» больше не допиваюсь.

— Уже лучше. Гдесейчас?

— На белом свете.

— Темнишь, Витя, -Бондаренко произносит без обиды, простоконстатируя факт. — Говори, зачем звал.

— Значит так. Минутпять ты слушаешь не перебивая, даже еслисочтешь, что крыша моя съехала в бессрочныйнеоплаченный отпуск окончательно. Послезадаешь вопросы. Дальше — по обстоятельствам.

Сначала даюпрослушать через наушник витину исповедь,перегнанную в телефон. Потом четко, безлирики, с фактами и фамилиями рассказываюобо всех событиях, начиная с прошлоговоскресенья.

По мере рассказаглаза у Сереги сужаются все больше, покане превращаются в щелочки, которымпозавидует любой китаец. Заканчиваю(умолчав, правда, о проданных фотопленкахи нашей нынешней дислокации). Серегадолго молчит. Анализирует достоверностьи внутреннюю логику. Затем, еле слышнопроизносит:

— А к своим почемуне пошел?

— Сам знаешь, внашей конторе с две тысячи четвертогогода американский Госдеп шурует, какв своем офисе. Узнав, наперегонки кинутсядокладывать по команде. А там оно хрензнает каким боком и повернется. Сербина,поди не адвентисты седьмого дняуконтрапупили …

— Резонно, — цедитБондаренко. — Да и ситуация, конечно,ближе к нашему профилю. А почему заметался?

— Они свидетелейубирают. А я вот, с одной стороны, нерадуюсь от того, что кто-то сейчас строитпланы вокруг килотонн, зарытых чуть непод Киевом. Живу я в этой стране, знаешьли. Ну а с другой, как-то не хочу, чтобыменя из живых мертвецов перевели вмертвые. Зомби тоже умеет играть вбаскетбол.

— Серьезно, — киваетСерега. Похоже, он уже принял какое-торешение. — Только твою проблему в лоб,пожалуй, не решить.

— Советоватьсяпойдешь?

— Вроде того.

— А не боишься?

— Да не очень. Одинхрен не мой уровень, чтобы такие решенияпринимать. Моего шефа полгода назадушли, а на его место поставили полковничка,который только что выпустился изВест-Пойнта. Он там проходил переподготовкупо программе «НАТО без границ», у когоже нам учиться борьбе с терроризмом,как не у амеров? Ходит, мурло со щетиной,и экзаменует оперов на знание державноймовы и янкесовских инструкций, которымитолько в сортирах и подтираться. Такчто теперь трудно сказать: если я к немуприду с таким вот заявлением, в какомБелом Доме этот рапорт раньше ляжет настол — у нас, на Банковой31,или на Пенсильвания-авеню. Мы, конечно,профессионалы, а не политики, нопоследствия таких вот сюрпризов оцениватьобязаны. Дай неделю, чтобы определиться.

— Три дня, не больше,— твердо отвечаю я. — Оставь “мыло”,получишь письмо, ответишь отправителю.Текст любой. Слово «сложности» — значит,все в порядке, готовим встречу. Слово«план» — значит, за мной охота. Если черезтри дня не выходишь на связь, жду ещесорок восемь часов, дальше действую пообстоятельствам.

— Копию записиотдашь?

— Только в официальнойобстановке. При свидетелях и под протокол.

Бондаренко кивает,вытаскивает из борсетки пачку листовдля заметок и фломастер. Черкаеткоротенькую строчку и передает мне.Внимательно смотрю на адрес, тыкаю всередину листа почти докуреннойсигаретой. По желтому квадратикурасползается черное пятно с тонкойогненной каемкой, съедает цифры исимволы...

— Ты уж прости, чтоя тебя тогда не вытащил, — мрачно говоритСерега, заполняя неожиданно тяжелуюпаузу. — Когда все закрутилось, я как разумотал в Тверь на соревнования, потомв Варшаву на переподготовку. Приехал -а от тебя уже ни слуху. Трепались, чтоумер в психушке. Я почти поверил. С тобойведь, честно говоря, к тому времениобщаться было практически невозможно.По нашим каналам пытался поинтересоваться,но меня предупредили, что с тобой всекончено. Кого-то ты в конторе и вышеочень сильно достал. Да, кстати... У меняведь твои бабки остались. Я тогда машинупо доверенности переоформил и продал,чтобы за долги не отобрали, а выручкуна счет положил. По дороге заскочил вбанк ...

— Деньги!? — видноочень я тогда пьяным был, раз не помнютакого момента.

— Ну да — удивленноотвечает Бондаренко. — Я вообще думал,что ты для этого меня и вызвал. Восемьштук за твою «Паджеру». Ты ведь ее, когдачудить начал, изрядно помял, больше недавали. — Он протягивает конверт. -Догадываюсь, что в сложившихсяобстоятельствах лишними они тебе небудут.

Я не рассыпаюсь вблагодарностях. Молча киваю. Пожимаемдруг другу руки, и Серега шагает черезсквер к парковочной площадке, где его,как выяснилось, ожидает скромная«Infiniti QX56»…

Сижу, думаю.Откровенно говоря, мне (то есть нам сМилой) пока сказочно везет. Для беглецов,за которыми не стоит кто-то большой исильный, главное — деньги. Деньги — этокров, еда, возможность отдохнуть, дажепросто умыться и сохранить человеческийоблик. И деньги у нас теперь есть,достаточно много. Но надо признать — немоими заслугами, а чистым везением. Неокажись покойный отец Милыфотографом-порнографом… Будь у моеготоварища чуть поменьше совести…

Ох как тяжко бынам сейчас пришлось.

Везение. Признаться,это нервирует меня больше всего. Какговорил товарищ Ломоносов, если где-точто-то прибавится, то где-то и убавитьсядолжно. Нам подфартило дважды, а везуха— она категория вполне физическая иисчерпываемая. Но раз уж так вышло, иэстафетная палочка, переданная в надежныеруки, понеслась к незримому финишу, тосам бог, как говорится, велел потратитьэти несколько дней на улаживание делбытовых и, что гораздо важнее, личных …

21.Долг чести

АлександрНиколаевич Емельянов, бывший командирстратегического бомбардировщика Ту-95,а ныне — полковник запаса, совладелец и первый заместитель генеральногодиректора транспортной авиакомпании,на свои пятьдесят семь лет совершенноне выглядел. Сам он считал, что здоровьеи подтянутую фигуру удержал исключительноблагодаря основному принципу, которыйрегулярно повторялся для друзей изнакомых: “Из дому следует выходитьтолько в двух случаях: чтобы заработатьи чтоб потратить!”. Сейчас отставнойлетчик находился в пути от одного кдругому.

Под ногами стелиласькаменная лестница, ведущая от офиса,расположенного в здании-высотке“Минтранса”, до проспекта, где стоялаего машина. Близилось время обеда, а впоследнее время Александр Николаевичпредпочитал перекусывать в японскимресторанчике, проезжая пару километровот офиса.

К концу восьмидесятыхЕмельянов дослужился до командираэскадрильи и метил на должностьзаместителя командира полка. Но за годдо августовского путча он, терпеливоснося насмешки элитных “стратегов”,неожиданно для всех, перевелся в полквоенно-транспортной авиации. Дальновидностькомэска сослуживцы оценили далеко несразу. А когда наконец поняли, насколькоЕмельянов был прав, поезд уже ушел. Покаобреченные на неминуемое сокращениепилоты и штурманы Ту девяносто пятых,презрительно фыркали, называятранспортников “коммерсантами”,экс-бомбер по два-три раза в неделю подвидом учебных полетов гонял свой Ил-76по всему СНГ, еще не разделенному завесойграниц и таможен.

Перевозя челноковот Бреста до Владика, и от Фрунзе доМурмана, он зарабатывал такие деньги,по сравнению с которыми оклады летчиков,еще несущих боевое дежурство, не вызывалидаже и смеха. Деньги позволили ему купитьна полгода должность заместителякомандира полка и уйти на пенсию сполковничьими погонами.