Год ворона, книга первая

ГодВорона. Роман

(c)2014 Максим Бояринов

Прошлое никогдане уходит. Оно возвращается снова иснова. Когда мимолетным видением, акогда “грибом” ядерного взрыва нагоризонте.

В 1987 году в результатеперестроечного бардака на одном изстратегических аэродромов на территории Украины закопана неучтенная атомнаябомба, которую считают потерянной.

Нашевремя. Бывший штурман стратегическойавиации проговаривается про “неучтенку”не тому собеседнику... Информациянемедленно распространяется в миреплаща и кинжала. “Ничью” бомбу длясвоих целей хотят использовать спецслужбы,политики и террористы...

На пути у враговстановятся опальныйукраинский офицер и молодой агент ЦРУ,считающий себя героем романов ТомаКлэнси.

Он был отъявленнымантисоветчиком, но так и не смог понятьнашу страну.Он пел одысправедливости и американской демократии,но его герои всегда достигали своихцелей откровенным насилием.Он не стеснялсярекламировать в своих книгах самолеты“Гольфстрим”, “Тайленол” и минеральнуюводу “Перрье”. Но при всем этомон умел рассказывать о военных действияхи геополитике, как никто другой, и сделалмножество удивительных предсказаний.Его главный герой Джек Райан — один изсамых ярких образов современнойприключенческой литературы. На егокнигах, фильмах и играх выросло не однопоколение.Да упокоится смиром тот, кто был нашим противником,но противником достойным.Памяти ТомасаЛео Клэнси-младшего (1947-2013)

Хотя в основуромана положены отдельные реальнопроисходившие события, все описанныеперсоналии, организации и событияявляются авторским вымыслом. Любыесовпадения имен и названий случайны, ине могут служить основанием дляпривлечения автора к какому-бы то нибыло виду ответственности. Негативныеоценки деятельности отдельныхпредставителей силовых структур ивойсковых формирований России, Украиныи США являются плодом авторской фантазии.

Главного управлениячастей особого назначения, а равно самихчастей и отдельного батальона “Ворон”в составе Вооруженных сил России несуществует.

Я постарался рассказать фантастическуюисторию “а что, если ...”

Чтои как получилось, вам судить, уважаемыечитатели.

Моя большаяблагодарность всем, кто помогал, помогаети еще поможет в работе. И отдельно -А.Трубникову за доступ к его рабочимзаписям, которые послужили решающимстимулом к написанию этого романа.

Оглавление

Год Ворона. Роман 1 Пролог. Братство бомбы 3 Часть первая 17

1. Псовая охота 17

2. Его звали Алан 25

3. Как отвратительно в России по утрам! 28

4. Недолгий триумф 36

5. Могила для контролера 42

6. Практика заговора 48

7. Ритуальные услуги 56

8. Сумма страхов 63

9. Поминальные сны 72

10. Удар по фейрвею 79

11. Непропитое мастерство 87

12. Шпионские страсти 98

13. Игры патриотов 104

15. ЧП для майора 120

16 Засада в «Марьиной роще» 127

17. Медведь и дракон 134

18. Артефакт Холодной войны 141

19. Лицензия на теракт 151

20. Эстафетная палочка 160

21. Долг чести 165

22. Особое мнение 168

23. Джек Райан и агент Кларк 177

25. Эльдорадо 191

26. Спасение утопающих 199

27. Капкан на майора 208

28. Тени прошлого 214

29 VIP-рейс для майора 222

30. Сердца трех 235

31. Правило мертвой руки 250

32. Смерть шпиона 258

Пролог.Братство бомбы

Одна тысячадевятьсот восемьдесят седьмой год сталпоследним “советским”.

Горбачевскаяперестройка успешно преодолела стадиюпопулистской болтовни о “новом мышлении”и начинала практически демонстрироватьистинность мудрых слов: "Можно боротьсяза правое дело грязными руками. Но нельзябороться за правое дело кривыми руками,растущими из задницы". Партия ужеразрешила кооперативы и частныесовместные предприятия, но еще не ввелаталоны на сахар, водку и сигареты. Слово“приватизация” пока ни о чем не говорилосоветским людям. Матиас Руст посадилсвою”Сессну” на Красной площади, сломавне одну многозвездную карьеру, включаяминистраобороны СССР и командующего ПВО.Но еще стояла Берлинская стена, асоветские войска дислоцировались вВосточной Европе и Афганистане.

Из тюрем быловыпущено сто сорок диссидентов, Союзписателей возвратил в свои рядыисключенного Пастернака. КГБ пересталглушить западные “радиоволны”. Партийныеорганы сняли ограниченную подписку нагазеты и журналы. Общество "Память"провело в Москве первые митинги. Во всехслоях общества царила эйфория свободы,которую не омрачило даже грозовоеоблачко кровавых событий НагорногоКарабаха, предвещающее бурю "парадасуверенитетов".

Этим летом никтоиз живущих — включая аналитиков из самыхмощных разведок, и политологов с мировымименем — даже в страшном сне не мог бысебе представить, что не пройдет и пятилет, как государство, раскинувшееся напятую часть суши, потрясет чередаэкономических и политических кризисов.Что каждый желающий сможет открыть своедело, а иностранную валюту станутпродавать в обменных пунктах. Что самСоветский Союз перестанет существовать.

Пока же репертуармузыки, разрешенной для дискотек,утверждался через ЦК ВЛКСМ. Действовалашестая статья Конституции о “руководящейроли партии”. Приводились в исполнениесмертные приговоры, в том числе и заизмену Родине. За просмотр фильма“Греческая смоковница” или продажуста долларов можно было попасть в тюрьму.Утеря партбилета порождала сюжет,достойный фильма ужасов, а по военнымгарнизонам раскидывали агентурные сетиофицеры особых отделов всемогущегоКГБ. В небо поднималась самая мощная вистории цивилизации ракета-носитель“Энергия”. Несли боевое дежурствостратегические бомбардировщики сядерными зарядами на борту.

Именно в этом году,когда отлаженный механизм советскойимперии еще крутился вполне исправно,но уже начал давать незаметные стороннемуглазу сбои, случилось то, что не моглобы произойти ни при каких обстоятельствахни до, ни, пожалуй, и после ...

* * *

Огромный серебристыйсамолет шел на снижение, завывая четырьмятурбовинтовыми двигателями. С дальнегоконца взлетно-посадочной полосы казалось,что он завис над серой бетонной лентой.

Непонятно из какихсоображений стратегический бомбардировщикТу-95 получил по классификации НАТО имя"Bear"— “Медведь”.Больше всего эта элегантная боеваямашина, самый быстрый в мире турбовинтовойсамолет, ставший символом Холоднойвойны, напоминал механическую птицу.Или же, если смотреть снизу, из-под крыла,то гигантскую рыбу, всплывшую из неведомыхглубин океана.

Тонкий фюзеляж, выдающийся вперед “бивень” топливоприемникаи скошенные к хвосту широкие крыльясоздавали впечатление одновременносолидности и неторопливой надежности,скорости и стремительного порыва внебо.

Единственным, что,пожалуй, могло навести неведомогоклассификатора на мысли о “русскоммедведе”, являлась боевая мощь этогосамолета. Последняя модификация, Ту-95МС,несла шестнадцать крылатых ракет Х-55.Среди летчиков Дальней авиации гулялашутка: “Один самолет уничтожит Британию,как географическое понятие”, но этобыло не совсем так. Шестнадцатьдвухсоткилотонных зарядов не моглиразрушить целиком огромные острова,однако превратить большую часть ихповерхности в радиоактивную пустыню,пожалуй, что запросто …

Самолет приземлилсянемного неуклюже, в два касания, поднявнебольшое облачко пыли. Но соприкоснувшисьс землей, пробежал совсем немного иостановился на удивление быстро.

Начальник дежурнойсмены командно-диспетчерского пунктааэродрома “Руса” раскрыл соответствующийжурнал и записал: “В 17.50 вне планасовершил посадку борт 262, следующий помаршруту «Оленья» — «Руса-2». По устнойзаявке командира направлен на площадкудезактивации». Шариковая ручка чутьподтекала, поэтому офицер писал осторожно,стараясь не наделать помарок.

Аэродром “Оленья”с которого прибыл “двести шестьдесятвторой”, находился на севере Кольскогополуострова. Именно с него в район НовойЗемли стартовали бомбардировщики,которые проводили испытания “специзделий”.Данная информация проходила под грифом“совершенно секретно”, но каждый, кто нес службу на командно-диспетчерскомпункте, знал, что только что приземлившийсясамолет возвратился после сброса атомнойбомбы...

Рванувший в прошломгоду Чернобыль, расположенный менеечем в трехстах километрах от Русы,заставил в корне переосмыслить отношениек правилам радиационной безопасности,на легкие нарушения которой раньшесмотрели сквозь пальцы. Поэтому-торешение командира провести дезактивациюдо того, как самолет займет свое обычноеместо, никого не удивило. В свете недавнихсобытий и тенденций, так сказать.

Начальник сменыотдал приказ, и через несколько минутк “Медведю” по рулежной дорожке ужемчался тягач. Задача у него была несложной— отбуксировать бомбардировщик в дальнийконец летного поля, где с утра с нимначнет работать взвод химической защиты.

В принципе,дезактивацию, а проще говоря, мытьесамолета с мылом и порошком, надлежалосделать сегодня. Но в строгом соответствиис политикой перестройки, гласности инового мышления, единственная исправнаяпередвижная авторазливочная станцияАРС-15М по приказу начальника политотделас раннего утра трудилась на поляхсоседствующего колхоза.

Тягач, фыркаясолярным выхлопом, оттащил “Борт 262”на специально оборудованную площадку,огороженную с трех сторон высокимиземляными насыпями. Техники, похожие вкомбинезонах ОЗК на пришельцев изкосмоса, быстро подставили трап,подключили к самолету все полагающиесяпо регламенту кабели и шланги. И, недожидаясь, пока летчики покинут кабину,поспешно ретировались, поскольку доокончания дезактивации какое-либодругое техническое обслуживание строговоспрещалось. Впрочем, никому бы и вголову не пришло возиться с бомбардировщиком,который несколько часов назад побывалв полусотне километров от эпицентраядерного взрыва. ОЗК, если верить начхиму,штука надежная, но к чему это проверятьна себе?

После того как ревтягача утих за земляным валом, в бокуфюзеляжа с легким шипением открылсялюк. Из самолета выглянул невысокийкрепко сбитый мужчина лет тридцати пяти— сорока, в летном комбинезоне, с торчащимна голове упрямым ежиком короткостриженных, с легкой рыжинкой волос.Летчик быстро сбежал по трапу. Ступивна бетон площадки, он что-то крикнул,повернувшись в сторону кабины, и нырнулпод брюхо самолета.

Будто повинуясьнеразборчивой команде, серебристыйкорпус задрожал. Нарушив идеальнуюцелостность титанического подбрюшья,по нему чиркнула тонкая щель, словношнур приложили. Бомболюк начал медленнооткрываться. К тому времени, когдастворки разошлись наполовину, внизу усамолета стояли уже три летчика. Задравголовы вверх, они, затаив дыхание ждали,когда взорам откроется содержимоебоевого отсека1.

— Ммммать! — выпалилтот, что спустился первым, как толькосумел разглядеть то, что находитсявнутри. Не став дожидаться полногораскрытия, он подбежал к трапу и заорал:

— Костя! Закрывай,нахер, обратно! Серега! Связь с КДП! Пустьмашину высылают! Чем скорее, тем лучше!

Створки, дернувшисьна месте, медленно поехали вверх,закрылись.

Из самолета выскочилчетвертый летчик. Заполошно оглянувшись,он буквально скатился по трапу, ивоскликнул:

— Ну, что будемделать, командир? Ведь ЧП!

— Догадайся, -резко ответил мужчина, нахлобучивая наголову фуражку с синим авиационнымоколышем, которую до этого мял в руках.— Сухари, блин, сушить, товарищ операторвооружения!

Командир приложилладонь ребром, привычным движениемуточнив соосносность кокарды, и тоскливопроизнес, глядя в сторону выезда соспецплощадки:

— Сейчас УАЗкапридет, я до командира базы смотаюсь. Аты, пока особый отдел не набежал, откройстворки, и еще раз все осмотри. Внимательноосмотри, Коля!

— Открывать,закрывать… — тоскливо протянул операторвооружения. — А со спецгрузом что делатьбудем? — Уточнил он, косясь в сторонухвоста, где поблескивал колпак кабиныстрелка.

Скрипнув зубами,командир ответил:

— Выкинь, блин.Прям на полосу, — и, заметив безмерноеудивление в глазах подчиненного, добавил:— Не тронь, пусть дрыхнет. Сам не буди.Проснется — грамм двести массандрызалей, и пусть дальше валяется, пока неразберемся с залетом. Я скоро.

Не прошло и парыминут, как к “стратегу” подкатилавтомобиль. Командир забрался внутрь,громко хлопнув дверью. УАЗ лихо развернулсявокруг высоченной стойки шасси и рванулв сторону выездных ворот, оставивостальной экипаж у самолета. Выражениялиц у летчиков строго соответствоваливульгарному понятию “охреневшие” …

* * *

Пятикилометроваядорога вдоль которой располагалисьтехнические службы, стараниями замполитовбольше походила на увешанную рекламойулицу в каком-нибудь буржуазномНью-Йорке. Только здешние плакаты истенды не соблазняли развратной роскошью, анесли нерушимому блоку коммунистов ибеспартийных мудрые изречения какклассиковмарксизма-ленинизма, таки нынездравствующих вождей.

Правда, вожди впоследнее время менялись в темпе перчатоку забывчивой барышни, и замполитам нехватало ни сил, ни времени на окучиваниеогромной территории. Так что, помимосвежего портрета Горбачева и аршинноготранспаранта "Решения январского1987 года пленума ЦК КПСС — в жизнь!" вглубине подальше от начальственныхглаз можно было встретить выцветшиепортреты Леонида Ильича Брежнева. Идаже цитаты за авторством министраобороны Соколова, смещенного этой веснойстараниями того же самого Руста.

Однако командирборта 262 Емельянов не замечал бесчисленныеплакаты. А если и озадачивался судьбойопального министра, то исключительнов разрезе собственных возможныхнеприятностей, среди которых снятие сдолжности представлялось чуть ли невыигрышным лотерейным билетом.

В левом командирскомкресле “тушки” майор летал третийгод. За это время, да и на протяжениивсей предыдущей службы бедовый “стратег”побывал в несчитанном количествепеределок, до сих пор неизменно выходясухим из воды. Но на сей раз он иллюзиямисебя не тешил. В нынешней ситуации егои экипаж могло спасти только чудо. А вчудеса Емельянов верил, и верил свято.Особенно в хорошо организованные итщательно подготовленные. И если бысейчас у него на пути вдруг встретилсяснятый еще в 1953 году плакат: “Техникаво главе с людьми, овладевшими техникой,может и должна дать чудеса”, то майорповторял бы его, как мантру...

Командира тыловойбазы, человека, отвечающего на аэродромеза все, что не поднимается в воздух, он разыскал на дальнем складе горюче-смазочныхматериалов, расположенном в несколькихкилометрах от летного поля. Высокийширокоплечий полковник в изряднозапыленном кителе ходил вдольжелезнодорожных цистерн и виртуознокостерил двух прапорщиков и десятоксолдат, которые, по его мнению, недостаточнобыстро орудовали вентилями и заглушками.

— День добрый,Петрович, — обменявшись рукопожатием,дипломатично поинтересовался Емельянов,смиряя запал и желание сразу вывалитьна голову собеседника всю историю. — какдела в общем и в частностях?

— Какие тут нахер,дела! — рявкнул в ответ полковник. -Горбачев со своим ускорением задолбална корню! Чтоб вы так летали, как намгорючку подвозят! Середина месяца, а набалансе висят тридцать тысяч тонн! Всеемкости под завязку! А они гонят и гонят,по три эшелона в месяц! Куда мне егодевать?! А девать надо! Заикнешься, чтохватит, мол, ерундой страдать, и слатьне больше, чем для полетов необходимо!Моргнуть не успеешь, в «тормозаперестройки» загудишь. И поскачет звездапо кочкам, замполиты проработкамизадолбают. В общем, сам видишь — проявляем"новое мышление" в полный рост.Земля впитывать не успевает! Летали бывы не на керосине, а на бензине, как«кукурузники», — с нынешним хозрасчетомвся округа на меня бы работала!

Только теперьмайор разглядел, что керосин из открытыхкранов, словно в школьной задачке пробассейн, весело стекает в траншею,исчезающую за колючкой в глубокомовраге.

— Ну да и хрен сним, из земли вышло, в землю и уйдет, — снеожиданным спокойствием подытожилкомандир базы.

— В Красноталовкеуже приспособились из колодцев керосиндобывать, — поддержал «светскую» беседуЕмельянов, — они в низинке, так что засутки тридцать сэмэ набирается…

— Ты, Саня, мозгимне не пудри, — оборвал майора резкий,как обрыв, полковник, — Пришел — говори,с чем. Кота за яйца тянуть не надо. Высесть не успели, а ты ко мне уже примчался.С чего вдруг? Есть подозрение у меня,что тебе что-то очень нужно…

— Прав, как всегда,Петрович! Опыт водкой не зальешь, — нестал увиливать Емельянов и продолжил,очень тихо, чтобы не дай бог не услышалиничьи сторонние уши. — Короче, у меня наборту неучтенка.

Полковник скосилсяна суетящихся прапоров и показал взглядомна поросший травой закуток, расположенныйв двух десятках метров от ближайшихушей.

— И какая же у тебяпосле «Оленьей» на борту может бытьнеучтенка? — Так же тихо вопросилПетрович, как только они удалились отподчиненных на безопасное расстояние.— Не поселок оленеводов, в самом деле,а полигон. Темнишь, сосед …

— Та самая, прокакую ты подумал, — отлично зная, чтокомандира базы можно одолеть лишь влобовой атаке, без обиняков врезалмайор.

— Охренел? Первоеапреля давно прошло.

— Какой тут, кзеленям, апрель! Сам бы не поверил, еслибы не со мной. В общем, полный звиздец …

— Ты не причитай,мля, рассказывай …

Пилот вздохнул,собираясь с мыслями, да и с силами,откровенно говоря. Больно уж вопрос былтемный и неприятный.

— Ну в общем,история такая. Три дня назад мы изВьетнама пришли, с боевого дежурства.Как обычно, сели в Моздоке, там изаночевали. Спозаранку — от винта идомой на Русу. Высоту набрали, легли накурс. Только-только автопилот включилии немного расслабились, как вдруг приказ: без посадки и дозаправки чесатьна Кольский по литерному режиму."Литерный" — это когда нам трассуПВО-шники с диспетчерами вне графикарасчищают. Так правительство летает.Или когда задача особой важности ...

— Да знаю я! Непервый год с вами, оболтусами, вожусь.Дальше что? — полковник, с раннего утрапроторчавший на складах, новостей незнал, и был заинтригован не на шутку.

— Дальше, как вкино. Разворачиваемся на север, чешемна «Оленью», садимся. Там, кроме местных,на спецстоянке наш “Двести тридцатый”.Говорю с Яриком, выясняю. Левый крайнийу них зачихал, моздокский начальникКДП запрос на замену получил, и нас,вместо “Двести тридцатого”, на сбросзарядил. Обиделся, гад, что я его бабутрахнул. Вот и подкузьмил... Да тапрошмандовка разве что под салабонамине лежала, её употребить сам бог велел!

— Так, хорош резинутянуть, — невежливо попросил командирбазы. — Отвлекаешься! "На сброс.. это…то самое?

— Да я не отвлекаюсь,— буркнул майор. — То самое, да. Я и раньшев сбросах участвовал, которые три штукив год по квоте2.Дело нехитрое, ракеты вынимают, в барабанконтейнер той же формы засовывают.Считай, что учебный пуск, только тикатьнужно быстрее, чтобы под излучение непопасть… Если бы не этот моздокскиймудак, то были бы дома в плановое времяи горя не знали. Ну, в общем, в “Оленьей” еще о прибытии доложить не успели, каквидим — метётся гражданский. На “Волге”с московскими номерами. Весь из себятакой деловой, и говорит, двадцатькилотонн, надводный подрыв, экспериментальный.Нас от самолета, как положено, отгоняют.Местные извлекают боезапас, потом подбрюхо шайка ихних технарей бежит. Брезентнатянули и вперед. Полчаса прошло — прямпо взлетке еще одна “Волга”, черная, сармейскими номерами из одних нулей. Изнее генерал вылетает, да шустро так, какв жопу клюнутый. Просветы золотыесверкают, шинель развевается, лампасымелькают — глазам больно. Налетел генерална главного у этих ядерных технарей. Итут такой мат пошел, что наш прапорюгаскладской — чистый поэт Есенин в сравнении.Мы, конечно, ушки на макушке. Впитываем.Оказалось, эти гражданские, что первымиподскочили — из Минсредмаша3,а генерал из РВСН. А оно ж ведь, кому мирво всем мире и разоружение, а кому тьмаегипетская. Горбач мораторий на испытанияобъявил, ракетчики с учеными в глубокойзаднице оказались. Одни не могутконтрольные подрывы производить, удругих вообще вся наука остановилась.Ну и кроме науки, не забудем, каждыйвзрыв — разные разности, премии и прочиепоощрения. Язова свои же обложили какбарсука, вот он через Политбюро продавилвременную отмену моратория. Тут все, укого испытания зависли, в “Оленью” ирванули. Минсредмашевцы первымиподсуетились со своей бомбой.

— Ох и нихера себезамес! Немирным атомом швырятьсянаперегонки, кто первым успеет… Новоемышление, мать их… — крякнул Петрович.— И что дальше?

— Дальше вообщепурга в Сахаре. Пока у нас суть да дело,генерал помчался в штаб, вернулся совзводом охраны и телефонограммой.Гражданских чуть ли не прикладами отсамолета отгоняли. Вояки начали своюбомбу вешать. Ветер в нашу сторону дул,краем уха услышал что какое-то “устройствос зарядом сверхдлительного хранения”. Минсредмашевцы кинулись своего министратеребить через вертушку. Пока туда-сюда,к нам командир авиаполка. С личнымраспоряжением начальника ДальнейАвиации — взлетать только с военнойбомбой. Свой генерал страшнее чужогогенсека, так что мы резину не тянули.Вояки дуру прицепили, мы сразу взлетзапросили и в воздух. На высоте чутьотдышались и в зону выброса пошли. Вошли,доложились, получили добро. Бомболюкоткрыли, кнопку вдавили. Как тольколампочка показала сброс, как положено,— на вираж со снижением и бегом из опаснойзоны. Как выровнялись, чую по реакциисамолета — лишний груз на борту остался.Через десять минут от наземного постадоклад — «нераскрытие парашюта». Незнаю, как получилось, но они решили, чтоизделие «пшикнуло» и ушло в океан.

— А там сколько? -спросил Петрович. Чего именно он неуточнил, но летчик понял и так.

— Две с половинойтысячи метров глубина.

— Ясно, давай дальше.

— Я запросилразрешение сразу домой идти, без подскокас дозаправкой.

— И у вас что, такспокойно все пошло после того, как сбросбыл, но без подрыва? — полковник, замного лет познавший всю неисчерпаемостьвоенного бардака, вполне верил в рассказ,но в этом месте засомневался.Перестройка-перестройкой,мораторий-мораторием, но меры безопасностиеще никто не отменял.

— А с нас какойспрос? — искренне удивился Емельянов.— Мы бомбу скинули, а там хоть нерассветай. Это у технарей погоны полетят.Комиссии без разницы, где и когдапоказания приборов снимать. В Русе илив «Оленьей». У нас теплее даже. Да к томуже я из генеральской ругани понял, чторакетчикам как раз и выгоден был неудачныйподрыв. Тогда они госзаказ на сменубоеприпасов попробуют у министра пробить… Я при посадке дезактивацию запросил,чтобы всякий сторонний народ от нас какчерт от ладана … Пробежались по ВПП,глянули в бомбовый отсек. А там этотпрожектор перестройки торчит

— Прожектор? — непонял командир.

— Ну да… изделие.Не утопло оно. Сброса не получилось.

— А приборы какже?!

— Ну вот так вышло…По показаниям сброс, а она вот, как иподвесили…

— Ты что, — перейдяна громкий и выразительный шепот оборвалего полковник, до которого наконец-тодошел смысл сказанного майором. — Соснаряженным специзделием на бортупришел и со мной тут лясы точишь?! Совсембез мозгов, масть твою в плешь?! В особыйотдел беги, пока не поздно! Ты почемуеще в воздухе не доложил?!

— Я же не дурнейтебя, Петрович, — так же, трагическимшепотом, возопил Емельянов, — Так бы исделал. Только у меня неучтенок на бортуоказалась не одна, а две штуки. И втораяпострашнее первой.

— Так гражданскиеи свою хреновину куда-то подвесили? — непонял полковник.

— Да нет, — отмахнулсямайор, — Нинка-буфетчица в Моздоке наборт напросилась. Ее к нам как разпереводят в летную столовую. Вот "наоленях" и решила добираться. Ты жебаб знаешь, Петрович. Им что бомбер, чтотранспортник. А нам и веселее. Тут ввоздухе приказ, и понеслась эта самаяпо кочкам. Ссадить по пути, сам понимаешь,не получилось.

— Так что, когдабомбу вешали, девка на борту была? — уполковника отвисла челюсть. — А особисты что же, не проверили самолет?..

— Не поверишь, нода. Мы Нинку в хвостовой кабине под кошмууложили, приказали мышкой сидеть и недрожать. В общем, такая вот история, —закончил майор.

— Твою ж судьбу…— потрясенно пробормотал командир. -Берии на них нет.

Служить присоздателе ядерного оружия и Дальнейавиации Петровичу не довелось повозрасту, но ничего более подчеркивающегостепень нынешнего раздрая и бардакаему не придумалось.

— Да в той неразберихеслона можно было в самолет запихнуть,они ж там чуть не дрались, средмашевцыс ракетчиками, кому свой груз вешать, -пилот развел руками, дескать, точно, неттоварища Берии, да и товарища Сталина.

— Ну так от меняты чего хочешь? — набычился полковник,хмуро и подозрительно глядя на Емельянова.Теперь в глазах Петровича ясно читалосьожидание больших неприятностей.

— Теперь,как ни признавайся, все едино — постороннийна режимном объекте при выполнениибоевой задачи. Отоспятся на всем экипажепо полной. Это же срок, однозначно.

— И что? Я-тоздесь при чем?

— Помнишь, как мыв позапрошлом году неучтенные фугасы,что после учений остались, в лесноеозеро ссыпали? По твоей просьбе? —требовательно спросил летчик. — Вижу,помнишь. Так вот, я сейчас, как медведьрогатиной к сосне припертый. А за мной— еще пятеро экипажа моего. Выхода,товарищ полковник, у меня нет. Есливозьмут, то размотают по всем «подвигам».Молчать не буду. Так что сядем, какговорится, усе.

— Ну? — мрачнопоинтересовался полковник после долгойи сумрачной паузы.

— …баранки гну, -ответил Емельянов чуть посмелее,чувствуя, что нужная мысль уже прониклав разум собеседника. — Выручай.

— А ты знаешь,Саня, что ты последняя сука? — осведомилсяПетрович с тоскливой, безнадежнойненавистью.

— Не я сука. Жизньв Дальней авиации собачья.

— Объективныйконтроль сняли?

— Конечно. Поленточке все в порядке, бомбы на бортунет.

— Устройствоподрыва демонтировать сможете? Чтобымне тут Хиросима с Нагасакой не вышли?

— Без вопросов!Мой оператор спецподготовку проходил!— обрадовано зачастил Емельянов. Положаруку на сердце, он сомневался, чтополковника удастся уговорить дажеугрозой шантажа. И, предваряя следующийвопрос, майор добавил, — стукачей вэкипаже нет. Не первый раз бабу на бортберем. Восемнадцать часов на дежурстве — от скуки сдохнуть можно. Проколов небыло.

— Значит так, — ужепрактически призадумался Петрович. — Вы на дезактивации? Там в капониреприныкан гидроподъемник. Как стемнеет,опускайте свой прожектор, разоружайте,и везите свою … хрень... в конец поля. Ккленовой роще. Там, ближе к опушке, вырытаяма. В нее клад свой аккуратненькоспустите.

— На тросах?

— На полотенцах,мля! — злобно огрызнулся полковник. —Опустите — присыпьте землей на полметра.Сверху досок и разного мусора каких-нибудьнабросайте. Остальное — не ваше дело.Эх… не сдюжите, спалитесь…

— Сдюжим! — как можноубедительнее заверил пилот. — Ты же наш"объект" знаешь, вокруг поля,сплошные перелески и отсыпные капониры.Вечером ни летунов, ни технарей, толькобойцы — караульные, так они же тебе иподчинены... Как стемнеет, на дальнейстоянке можно хоть танк гонять.

— Ну… давай…пробуй, — через силу, выдавливая каждоеслово, ответил полковник.

— Так я машинутвою заберу? — чуть дыша, из опаскиспугнуть удачу, спросил Емельянов. -Чтобы скорее обернуться.

— Забирай, — вздохнулПетрович. — Водилу отошли сюда, ко мне.Как закончите, выезжайте через дальниеворота. Там мои дембеля. Молчать будут,хоть десяток баб вывози.

— А особисты?

— Везучий ты,товарищ майор! — осклабился полковник,потирая вспотевший висок. — ИхнийЛукашин сегодня звездочку обмывает.Справляют всем отделом. С обеда у себяна подворье засели, зуб даю, как свиньиуже. Отдельная территория, хоть бабгреби, хоть спиртягу жри — никто незаметит. Это нам с тобой «усиление борьбыс пьянством и алкоголизмом», а им дозадницы.

— Так я пойду?

— Погодь. Еще одно.Когда после… развезешь своих по домам,сам возвратись той же дорогой сюда. Навсе, про все у тебя времени пока мыпоследнюю цистерну не сольем. Не в обрез,но и не волокить. И смотри, майор, насчетболтовни … У таких дел срока давностине бывает.

Емельянов шуганулбойца-водителя от баранки и сам погналпо ухабистому асфальту УАЗик в безбашеннойлетной манере: “Даю газу, ручку на себя,а он не взлетает!”

* * *

Дождавшись сумерек,опустившихся на летное поле, экипажприступил к делу.

Тихо матеря сквозьзубы техников, ядерный щит Родины, РаисуМаксимовну с Михал Сергичем и прочиедостигнутые консенсусы, летчики опустилитреклятое специзделие на тележку дляперевозки авиадвигателей, и откатилина пару сотен метров к роще, где еще собеда была вырыта глубокая, метра три,яма. Рывшие ее бойцы то ли проштрафились,то ли «дембельский аккорд» отбывали,да в общем и неважно. Главное, что ямаоказалась где следовало. Не прошло иполучаса, как бомба легла на дно. Еезакидали хворостом, присыпали землейи от души потоптались сверху. Благо, трисаперные лопаты на спецплощадке нашлись.

Ритуально постоять,скорбя об уделе "хрени" и вытираявспотевшие лбы, не довелось. Емельянов,порыкивая сквозь зубы, затолкал в УАЗиквсех пятерых — второго пилота, бортинженера,оператора вооружений, радиста истрелка-наблюдателя. В корму, на откидноесиденье самолично упаковал Нинку, толкомв себя, так и не пришедшую. Глядя насонную худенькую замарашку, вряд ли ктомог бы поверить, что бесшабашная буфетчицадвадцати лет от роду провела в воздухебольше времени, чем иной пилот. Про еетягу к приключениям, тотальную безотказность и совершенно невероятнуюлюбвеобильность ходили легенды.

Пока майор Емельяновразвозил экипаж по местам внеслужебнойдислокации — кого на квартиру, кого вобщежитие, к яме на краю летного поля свыключенными фарами подъехал самосвал.И вывалил в разверстую земляную пастьполторы сотни пришедших в полнуюнегодность аккумуляторов. Бойцы-арестанты,выдернутые с гарнизонной гауптвахты,под неусыпным наблюдением мордатогосержанта окончательно засыпали яму ипривели территорию в первозданноесостояние. Перекопанную, рыхлую землюутрамбовали ногами, сверху уложилиленты дерна, натащили со всей рощи сухихветок и прочего лесного мусора.

За устройствосвалки в неположенном месте полковникрисковал получить серьезный нагоняй.Но избавляться от опасных свинцовыхотходов, минуя чудовищный ворохофициальной отчетности, приходилосьне раз и не два, поэтому конспирациябыла отработана до совершенства. Крометого, именно категорическаяпредосудительность действа, как нистранно, работала на пользу плана,поскольку никому и в голову не пришло,что просто большим нарушением можнозамаскировать Очень Большое.

Поздним вечером,уже после того, как на голубом экранеотшутили на грани фола “Одесскиеджентльмены”, домой к Петровичу заявилсямайор Емельянов. Не один. С канистройспирта. Офицеры долго пили в молчании,алкоголь не развеял хмурые мысли, но,по крайней мере, ослабил похоронныйнастрой. Ну а после, для закреплениярезультата, майор с полковникомоккупировали дежурную машину и укатилив ночь, к девчонкам на узел связи.

Прочие же членыэкипажа собрались в общежитии военногогородка в комнате самых молодых —радиста и стрелка-наблюдателя. До самогорассвета под скудную закуску они пили«массандру» — пятидесятипроцентныйраствор воды и спирта, что используетсяв авиационных системах охлаждения.События дня и вечера старались невспоминать. Трепались на отвлеченныетемы, а с середины пьянки — сообща ржалинад быстро напившимся штурманом ВитейСербиным, что как обычно после первыхста грамм понес какую-то чепуху…

Утро было промозглыми удивительно хмурым, прям как у классикасоветской литературы. Словно не августна дворе, а поздняя осень. Кое-как выстоявна общем построении, экипаж «Борта 262»,героически борясь со сном и тяжелымпохмельем, сумел еще и высидеть наобязательных занятиях, конспектируяматериалы последней партконференции.Затем, дождавшись окончания дезактивации,командир и второй пилот проследили, кактягач перегоняет самолет на стоянку,после чего расползлись по домам.

Жизнь гарнизонапродолжала идти по давным-давнозаведенному порядку. Прошло несколькодней, и над засыпанной ямой началапробиваться свежая трава. Ни Емельянов,ни командир базы, ни остальные членыэкипажа не вспоминали о произошедшемни единым словом. Слабым звеном в этом“заговоре молчания” была, пожалуй что,буфетчица Нинка. Однако, просидев чутьли не весь полет в хвостовой кабинестрелка и щедро дегустируя "массандру",она толком и не помнила, что происходилоот взлета в Моздоке и до посадки в Русе.Поэтому, даже если бы и захотела, ничегорассказать не сумела …

Прошли месяцы,затем годы. В иное время ситуация, скореевсего, повлекла бы обширное расследование,но СССР уже вступил в пору великихкатаклизмов. Хаос и безответственностьи коммерция начинали захлестывать всегосударственные структуры. Ответственныелица списали ядерный заряд как затонувшийна глубине в два с половиной километраи предпочли не ворошить проблему дальше,чтобы не умножать суету и заботы. Современем исчез сам Союз, пришел взапустение аэродром, персонажи историиразъехались кто куда, надежно хранятайну.

Казалось, чтоспецизделие РВСН СССР забыто и похороненонавсегда...

Частьпервая

1.Псовая охота

Спутник наблюденияNASA скользил в ночном небе Земли на высотепочти шестисот километров. Или трехсотшестидесяти миль, как было удобнеесчитать многим из тех, кто кропотливособирал и обрабатывал информацию,поставляемую аппаратом.

Как засмотритсямне нынче, как задышится?

Воздух крут передгрозой, крут да вязок

Что споется мнесегодня, что услышится?

Птицы вещие поют,да все из сказок...

Владимир Высоцкийлюбил и умел выпевать согласные. На фонемириадов мерцающих звезд и едваугадывающихся очертаний черно-синихматериков хрипло-надрывные раскатыего невероятных «р-р-р-р» и «л-л-л-л»обращались в бередящий душу сюрреалистическийmessage. Казалось, что, пронзая эфир иматериализуясь в сверхсовременныхканалах связи, пульсирует сама неупокоеннаядуша великого русского барда.

— Отфильтруй канал,— перекрывая песню, зазвучал в наушникахоператора усталый голос начальникасмены. — Что это там у тебя за варварскиезвуки, Дик? Куришь травку под шаманскуюмузыку?

— Хм. А я думал, чтоэто вы так … шутите, ведь поют непо-английски, — в голосе оператора Ричардасквозило неподдельное удивление. -Впрочем, сейчас проверим…

После того, какоператор поколдовал над клавиатурой,голос в наушниках стал ощутимо тише, нодо конца не исчез. Оператор тихо выругалсяи полез в глубокие настройки.

Начальник смены— сотрудник ЦРУ и выпускник Гарварда,демонстративно презиравший сквернословие,хотел сделать замечание, но не стал -чернокожий лейтенант — оператор служилв Министерстве обороны и не подчинялсяему по службе.

— Опусти пониже, -так и не дождавшись полной очисткиканала, отдал начальник новое распоряжение.— По плану сегодня мы должны сделатьконтрольный осмотр бывшего военногоаэродрома в России. Вот погляди: егоназвание и координаты я вывел на экран.

Оператор поморщилсяи удержал уже повисший на языке ехидныйвопрос — какое ему дело до того, чемкогда-то была некая точка на карте. Атак же не менее ехидный комментарийотносительно того, что называть довольнонепростую последовательность операцийпо управлению спутником простым "опусти"есть профанация процесса. Но сдержался.Опустить так опустить...

— Руса? — прочитавнадпись, высветившуюся в окне чата,ворчливо переспросил оператор. — Нетпроблем. Только это не Россия, а Украина.

— Да по мне хотьВерхняя Вольта, лишь бы без ракет.

— Согласен, сэр, -оператор чуть нахмурился, вспоминая. -Я знаю это место. Но там давно всезаброшено и лет пять как в руинах,смотреть не на что.

"Перестраховщики…Впрочем, мое дело маленькое" — добавилон про себя. Отношения между двумяспециалистами было несколько… натянутым.Один стремился демонстративно показатьвысокий профессионализм и бдительность,словно русские, как в старые добрыевремена, вот-вот уже готовились тайновезти ракеты на Кубу. Другой всяческиизбегал лишних телодвижений и каждыйраз, заступая на смену, больше всегожелал, чтобы до самого ее конца ничегоне случилось.

Оператор, управляяустановленным на спутнике оборудованием,повозил курсором по экрану и щелкнулкнопкой мыши. Изображение земнойповерхности начало стремительноприближаться. В хитросплетениях графикиугадывались характерные очертанияполуострова Крым, а также черные кляксыводохранилищ, соединенные ломанойлинией Днепра.

Несмотря на то,что оператор был плотью от плоти мираGoogle Maps и автомобильных навигаторов, оннаходил завораживающей, почтисверхъестественной возможность взиратьна мир с божественной высоты.

Большое светлоепятно на мониторах разбилось на скопищеогней, поверх которого информационнаясистема высветила надпись «Kiev». Операторвновь поморщился, это услужливоеразъяснение показалось каким-то мелким,пришедшим из компьютерной игры. Какбудто специалисты не знали очертанияи отличительные особенности всех крупныхгородов мира...

Камера ушла внизи влево от «Kiev`а», еще увеличила фокус,и перед глазами наблюдателей возниклиочертания летного поля, похожего скореена много полей, объединенных в большойпрямоугольник с неровными сторонами.

Аэродром былвоенный. На это указывали даже немногочисленные П-образные земляныекапониры и отсутствие хоть какого-тоследа здания аэровокзала. Дело было вином — гражданских аэродромов сединственной трехкилометровойвзлетно-посадочной полосой не бывает.Все мощные хабы подобного масштабаимеют не меньше двух полос.

Оператор оказалсяправ, объект не функционировал. Действующиеаэродромы освещаются круглые сутки, аздесь на территории летного поля небыло даже захудалого фонаря. Просканировавполе в инфракрасном диапазоне и не найдяничего, заслуживающего упоминания врапорте, начальник смены решил осмотретьприлепившийся к аэродрому военныйгородок.

Здесь жизниоказалось побольше, вскоре на мониторахначали появляться желтые прямоугольникии небольшие движущиеся точки тепловыхобъектов. Это указывало на отапливаемыездания и присутствие живых существ.

По оперативномузалу прокатилась волна оживления — одиниз тепловых объектов программараспознавания идентифицировала как«стаю волков». Оператор сразу представил,как выложит в своем твиттере спутниковоефото с подписью “волки разгуливают погородам России”. И, прикидывая, сколькособерет лайков на “Фейсбуке”, сталнастраивать максимальное приближение.

Но тревога оказаласьложной. После небольшой перепалки междуначальником смены и дежурным программистомвыяснилось, что в систему по ошибкезагружен модуль, предназначенный длясеверных лесов. Экран мигнул и надписьизменилась на «группа бродячих собак,размер "си"».

— Проще говоря,стая, — грустно прокомментировал оператор.

— Интересно, какойразмер по их шкале больше: "би" или"ди"? — риторически буркнул начальниксмены.

Дежурный программист,блюдя корпоративную честь, хотел быловступиться за неизвестных разработчикови предложить коллегам воспользоватьсяспециально приложенной для подобныхумников справочной системой, но в этотсамый момент назревающую перепалкуоборвали возбужденные голоса.

Подобное случалосьна дежурствах не то, чтобы часто, но ине сказать чтобы редко. Небесное окорегулярно фиксировало сцены, невидимыедругим, живущим внизу и ограниченныхобычным человеческим зрением. Иногдаэти зарисовки из жизни были забавными,а иногда совсем наоборот...

Там, внизу, в семичасовых поясах от штата Вирджиния,“группа бродячих собак размера «си»",сбившись плотной кучей, преследовала медленно идущего человека. Операторповозился с четкостью и стабилизациейкартинки. Стая распалась на отдельныесилуэты, похожие сверху на карликовыхтупомордых акул.

Преследуемыйсобаками двигался по улице непредсказуемымирывками, спотыкаясь и теряя равновесиечуть не на каждом шагу. То ли находилсяпод воздействием наркотиков, то ли пьян,а может быть просто очень стар. Хотяпоследнее, конечно, сомнительно. У собакопределенно был шанс, и парни из главногозала оперативного центра начали азартноделать ставки. Со стороны их действиямогли бы показаться кощунственными, нопривычка к постоянному и обезличенномунаблюдению за чужой жизнью неизбежносглаживала многие нормы и правила.Вскоре все, кто наблюдал за происходящим,были полностью поглощены жестокойдрамой. Которая, похоже, подходила кразвязке — собаки уже охватили жертвуполукругом и приближались к идущему.

“Держись, ДжонниДоу4,не вздумай упасть!” … “Кто у них вожак?Почему не бросается?” — раздавались совсех сторон азартные восклицания. Инеожиданно они сменилисьвозмущенно-разочарованными воплями.Улица, едва освещенная тусклымиподмигивающими фонарями, вдруг покрыласьмозаикой артефактов — цветных квадратиков,которые в двадцать первом веке пришлина смену привычным телевизионнымпомехам. Через несколько мгновений весьэкран целиком укрыло моргающее лоскутноеодеяло.

Оператор чертыхнулся,попробовал восстановить канал, не смог,и подал команду на спутник о перезагрузкеоперационной системы. Экран на парусекунд погас, после чего на нем появилсялоготип "Майкрософт", встреченныйдружными проклятиями. С тех пор, какМинистерство обороны США отказалосьот систем управления на базе разработокХьюллет-Паккард, подписало контракт сБиллом Гейтсом и стало закупатьоборудование, которое работало подуправлением специальных версий "Windows",сбои и частые перезагрузки стали обычнымделом…

Когда восстановилосьизображение, спутник уже покинул зонунаблюдения, а график наблюдения требовалоценить следующий объект. Офицеры, вглазах которых происходящее было неболее чем разновидностью телешоу длявзрослых, быстро позабыли о событиях,невольными свидетелями которых стали,и возвратились к своим делам.

Но это было нетелешоу. И на полутемных улицах городка,существующего не виртуальном мире, а вреальности, не прозвучал возгласрежиссера «Стоп, снято!».

* * *

Обреченный человекне замечал преследующих собак. Ондержался за бок и глухо постанывал.Через каждые два-три шага беднягаостанавливался передохнуть и продолжалмедленно брести в темноте по разбитомуасфальту вдоль угрюмых панельныхпятиэтажек с редкими желтымипрямоугольниками окон. Переходы с каждымразом становились все короче, а остановкина отдых все продолжительнее. В концеконцов, не дойдя двух шагов до единственногона всю длинную улицу работающего фонаря,он осел на землю, завалился и осталсялежать, не делая попыток подняться наноги.

Осмелевшая сворастала смыкать кольцо, неспешно инеотвратимо. Вожак приготовился тихорыкнуть, подавая команду к общей атакеи первым броситься вперед, как вдруг избоковой улицы донеслось ворчаниеавтомобильного двигателя.

Звук был негромким,но его оказалось вполне достаточно,чтобы одичавшая стая вновь обратиласьв уличную свору. Собаки, вороватооглядываясь и поджимая хвосты, отбежалив темноту. Совсем они не ушли, надеясь,что неожиданная помеха куда-нибудьпропадет, но отступили как можно дальше.

Из боковой улицыпод фонарь осторожно выкатилась«Тойота-Королла» с погашенными фарамии габаритными огнями. Машина проехалавперед и, все так же не включая освещения,остановилась метрах в двадцати отлежащего. Передние двери раскрылись, впрохладу летней ночи почти одновременновыскочили двое.

— Где он? — оглядываясьпо сторонам, спросил пассажир, плотныймужчина лет сорока пяти с хитроватым,очень подвижным лицом.

— Вот там, подстолбом, — чуть плаксиво и с хорошоразличимым акцентом ответил водитель,ушастый молодой человек, почти мальчишка,в светлой рубашке с короткими рукавамии тонком битловском галстуке на резинке,какие носят проповедники — евангелисты.

Плотный оглянулсяпо сторонам, увидел тело и ринулсявперед. К тому времени, пока Ушастый егодогнал, хитрован уже опустился на коленои сосредоточенно пытался нащупатьшейный пульс лежавшего.

— Не дышит, — последолгой паузы заключил Плотный. — Груздвести. Проще говоря, труп, — пояснил онсвоему спутнику.

— Oh, my gosh! — немногопомолчав, видимо, осмысливая услышанное,откликнулся ушастый. В его голосе звучалнеподдельный ужас.

Плотный поднялсяна ноги, достал из кармана носовой платоки брезгливо обтер пальцы.

— Ну, что теперьбудем делать, господин начальник? -ядовито спросил он.

— Его нужно срочнодоставить в больницу, мистер Котельников!— потерянно отозвался "евангелист".Его голос дрожал и срывался на каждомслове.

Плотный набычился.

— Чтобы там сделалианализ крови и нашли в ней твою химию?А потом в милиции поинтересовались, гдеи с кем он пил весь вечер? — все так жеехидно уточнил он. — Вот уж хрен! Лучшеуж сразу идти и делать явку с повинной,тогда хоть отягчающих не навесят.

Ушастый, кажется,даже всхлипнул.

В общем так, мистерАлан, — подытожил Плотный. — Пока насникто не увидел, нужно отсюда тикать.Видишь вон тот кирпичный домик? — онпоказал на чернеющие в стороне развалинынебольшой газораспределительнойподстанции. — Давай-ка тело туда оттащим.Найдут его вряд ли раньше утра. Покаразберутся, не меньше суток пройдет.Здесь бомжей по пьянке лапти сплетаетбольше, чем детей за год рождается...

Не дожидаясьответа, Плотный взялся за одну ногупокойника и кивнул спутнику на другую.Ушастый, позабыв уточнить, какое отношениеко всему происходящему имеет плетениелаптей, со страхом и нескрываемойбрезгливостью вцепился в штанину. Ониповолокли тело к чернеющему прямоугольнику,как муравьи зерно, мешая друг другу, новполне целеустремленно. Управилисьдостаточно быстро. Когда же, завершивдело, вернулись под фонарь, оказалось,что у машины объявилось новое действующеелицо.

Со стороныцентральной площади городка от столбак столбу противолодочным зигзагом,громко ругаясь и спотыкаясь на колдобинах,двигался высокий широкоплечий парень.Траектория его движений была столь жекриволинейной, как у предыдущегообитателя этих недобрых мест, но вотпричина оказалась совсем иной. Прохожийбыл не то пьян в дым, не то, по новой моде,укурен или обколот. Правда, в отличиеот своего предшественника, он отнюдьне производил впечатления умирающего.

Плотный дернулУшастого за рукав, оба замерли на границесветлого пятна, которое тусклый фонарьотбрасывал на бугристый асфальт.

— Это Витек, контролерс базара, — прошептал Плотный. — Пустьпройдет, он как нажрется — буйный. Невидит нихрена, но вломить может посильнее,чем пятеро трезвых.

Пьяный, продолжаяупорно продвигаться к неведомой цели,наткнулся на стоящую поперек улицымашину. Остановленный неожиданнымпрепятствием, он долго и недоумевающесмотрел на странный предмет, неведомокак оказавшийся у него на пути. Затемвдруг быстро принял грамотную стойкуи почти без размаха нанес один за другимдва поразительно точных и быстрых дляего нынешнего состояния удара: левой вбоковое окно, правой в крыло.

Противоударноестекло «Тойоты» выдержало неожиданноеиспытание, но корпусу пришлось тяжелее.Экономные японцы давно пересталиштамповать "избыточно" крепкиедетали, и на крыле появилась глубокаявмятина. “Витек с базара” громко,энергично и очень выразительно выругался,потряс кулаками. Каким чудом он непереломал пальцы, осталось неизвестным.

— Моя машина! -трагически застонал Ушастый и попыталсяшагнуть вперед. Плотный остановил егопорыв одним движением руки, как шлагбаумопустил.

— Тихо, господинначальник! — прорычал он. — Видишь, какойлось? Если сейчас с ним завяжемся, тобудет драка, шуму не оберешься, народсбежится. — Что такое «лос»?

— Ну, этот, какего... Moose, по-вашему.

Сравнение буйногопарня с лесным гигантом произвело наушастого должное впечатление. Он засопел,окинул критическим взглядом фигурувандала, стиснул зубы от обиды и бессилияи остался стоять на месте.

Парень еще постоял,тупо уставившись на изувеченную машину,затем, что-то неразборчиво ворча,продолжил движение, время от временивновь встряхивая разбитой рукой.

После того, какшатающаяся тень растворилась в ночныхтенях, Ушастый наконец подбежал к машинеи начал охать, ощупывая крыло. Плотныйпрервал пароксизм страданий и чуть непинками затолкал его в салон.

Изнутри, с мягкихкресел, под чуть слышное урчание мотораи мигание лампочек приборной панели,улица за окном казалась декорациейтелеспектакля, где роль экрана выполнялолобовое стекло. Ушастый опасливо скосилсяна своего напарника, решительнымдвижением включил габариты и фары, нажална газ. Плотный, уже не требуясветомаскировки, включил радио. Салонзаполнили гитарные аккорды ихрипло-надрывный голос.

Душу сбитую дастертую утратами

Душу сбитуюперекатами

Если до кровилоскут истончал ...

Ушастый, скривившись,протянул руку, чтобы переключитьпрограмму, но Плотный его остановил.

— Подожди. Хорошаяпесня. Закончится, тогда и ставь чтохочешь.

Машина покрутиласьпо коротким улицам и покинула городок.

Залатаю золотымия заплатами

Чтобы чаще Господьзамечал ...

Минула пара часов,ночь подходила к концу. В далекойВирджинии американские офицеры, напрочьпозабыв о прерванном развлечении,готовились к сдаче дежурства. В Русе,на втором этаже добротного частногодома спал Плотный, не видя снов.Пострадавшая «Тойота», соблюдаядозволенный скоростной режим, мчаласьпо трассе в сторону Киева. Из салоназвучал уже не страстный бардовскийманифест, а нахрапистый белый рэп.

Собаки, все этовремя терпеливо ждавшие у забора, началиосторожно приближаться к неподвижномутелу, небрежно брошенному в кустах рядомс подстанцией.

2.Его звали Алан

Киевский“Биг Бен” — цифровые часы на башенкеотремонтированного Дома Профсоюзов— показывали семь ноль пять утра.Ярко-красная «Тойота» со свежей вмятинойна правом крыле съехала вниз по брусчаткеВладимирского спуска, пересекла Почтовуюплощадь, прошла по улице гетманаСагайдачного, вечно забитой припаркованнымимашинами и, не доехав до Киево-Могилянскойакадемии, завернула направо.

Боковой проездвыводил в лабиринт тихих улиц содносторонним движением. Подол, низиннаячасть старого Киева, район сам по себенесуетливый. Кварталы, расположенныев треугольнике меж Контрактовой площадью,Набережно-Крещатицкой и Верхним Валом,застроены невысокими домами и постоличным меркам практически безлюдны.Постороннему сложно обнаружить здесьнужный дом. Вывесок почти нет, так чтотрудно понять, где обосновался нужныйофис, чьи хозяева предпочитают здешнююреспектабельную неброскость базарнойпрестижности шумных и показушныхцентральных улиц. Или жилой особняк,стоимость которого ненамного уступаетмосковским ценам.

“Тойота”затормозила в трех метрах от крыльцадвухэтажного дома. На фоне сквернооштукатуренной грязно-серой стенысветлым прямоугольником выделяласьаккуратная дверь с табличкой на английскоми украинском языках: «Неправительственнаяорганизация. Американская лига социальныхисследований».

Чем занимаютсятихие американцы за дверью из белогопластика, скрывавшего двухдюймовыйбронированный лист, на Подоле зналидаже бомжи. Резидентура Центральногоразведывательного управления США имелаполулегальный статус и особо неконспирировалась. Однако попасть дальшетесной прихожей мог далеко не каждый,даже если он являлся счастливымобладателем синей паспортины с вытесненнымна обложке белоголовым орланом…

Улица была неширокой,места для нормальной парковки здесь нехватало, поэтому Алан втиснулся междудвумя огромными каштанами и закатилправые колеса на тротуар, что в Вирджинииобошлось бы ему в сорок долларов штрафа.Он поставил машину на стояночный тормоз,заблокировал ключом «Малтилока» коробкупередач и, прихватив сумку, выбрался измашины.

Парковаться вовнутреннем дворе ему как сотрудникурегионального представительства покачто не полагалось. “Ключевое словопока!” — подумал Алан, стискивая в карманедиктофон-флешку с бесценной фонограммой.Именно эта запись в самом скором временидолжна была обеспечить ему лучшиепарковочные места не только в этойзахолустной стране, но и дома, в самомЛенгли!

Пока же… Аланпокосился на изуродованное крыло, вкоторый уже раз скривился, как от зубнойболи, и, обреченно вздохнув, активировалавтосигнализацию. Убедившись, что машинапопадает в зону камеры наружногонаблюдения, он поднялся на крыльцо инадавил хромированную кнопку звонка.Внутри загудело, стукнуло. Дверь медленноотворилась.

Вдохнув полнойгрудью прохладный отфильтрованныйвоздух (Америка, Америка!), Алан вставилв щель карту пропуска и, дождавшисьподтверждающего кивка охранника запуленепробиваемым стеклом, свернул клестнице. По ней спустился в подвал, гдеза тяжелой металлической дверьюразмещались технические службы, архивыи складские помещения. Поприветствовавотставного сержанта «морских котиков»,что заведовал здешним хозяйством, гостьвыложил на стойку прихваченный из машинычерный полиэтиленовый пакет.

Сержант протянулв ответ чистый бланк. Пока Алан вписывалпечатными буквами в разграфленныеквадратики данные, обозначенные как«место», «время» и «особые условия»,охранник натянул резиновые перчатки,раскрыл пакет и вытащил из него тяжелыекожаные ботинки на толстой рифленойподошве. Сверив номера, нанесенные сбокуна рант, он осторожно отправил ботинкиобратно в пакет, а затем снял и бросилтуда же свои перчатки. В завершениепроцедуры хозяйственник взял заполненныйформуляр, сунул его в сканер, распечаталнаклейку, налепил на пакет и отнес вглубину хранилища. Обратно он возвратилсяс коробкой, в которой лежали совершенноновые ботинки точно такого же цвета иразмера.

Странная на первыйвзгляд церемония обмена обуви проводиласьдля всех, кто посещал военные городкии служила одновременно двум целям.Разовое использование снижало риск отвозможных радиационных и химическихзагрязнений, а налепленная на них пыльи грязь подвергалась анализу в лабораторияхЦРУ, что позволяло без особых затратполучать море ценной информации осостоянии контролируемых объектов.Щепотка обычной пыли зачастую можетрассказать больше иного лазутчика.

Аланпокинул склад и перешел к следующемуэтапу обязательной программы посещенияцентрального офиса, на этот раз сугуболичному — посетил уборную. Жители Украины,по его мнению, не придавали ни малейшегозначения вопросам элементарной гигиены.Алан работал в двухстах километрах отКиева, и ему казалось, что каждый километрот столицы относит по шкале времени нагод назад. В районных центрах примитивнымивыгребными ямами пользовались не толькорабочие и менеджеры, но даже многие региональные чиновники, что уж говоритьо поселках, в которых приходилосьпроводить большую часть времени. Поэтомусияющие белизной кафельные стены, мягкиебумажные полотенца, выдраенные до блескахромированные краны, безупречные зеркалаи благоухающие ароматизаторы, как ничтодругое, напоминали об Америке. “— Ясмотрела все ваши фильмы. — Я ходила вовсе ваши туалеты!”5…

Рабочий кабинетдля приезжающих регионалов был теснойкомнатой, всю обстановку которойсоставлял письменный стол и три кресла.Алан включил систему электронной защиты,выложил на стол ноутбук и подключилсяко внутренней сети офиса.

С рабочего столана работника смотрела фотография впростой рамке. Алану улыбался Том Клэнси,снятый на фоне книжных стеллажей, гдеможно было различить разноцветныекорешки его романов, коробки с фильмамии играми. Человек, придумавший ДжекаРайна, был для Алана путеводной звездой,а улыбка писателя даже в самые тяжелыевремена помогала прийти в хорошеерасположение духа. Алан вздохнул,представил себе, каким станет лицо шефапосле того, как скромный агент принесетсногсшибательные сведения, добытые согромным риском в результате сложнойоперативной комбинации, достойной статьсюжетом очередной книги Т.К. И углубилсяв работу.

Шеф прибывал вдесять, а по распорядку резидентурывоскресенье было рабочим днем.

3.Как отвратительно в России по утрам!

...Какупоительны в России вечера!...

Как же мне плохо…И на душе, и в душе, и вообще везде, гдетолько можно.

Где-то играетмузыка, то ли у соседей с широко открытымокном, то ли на улице. Дурацкая песеннаястрочка с занудным постоянствомповторяется вновь и вновь, сверлит мозгразболтанной дрелью. Один в один какмолитвы, что недавно показывали впередаче про буддистов. Только тебормотания пусть и нудные, зато в тяжкийпохмельный сон не лезут. Без мыла, затос ржавым сверлом. Вот ведь глупость же!Что по утрам отвратительно — каждыйзнает, кого не спроси. И вытья этого ненадо совсем!

Ах,лето красное, забавы и прогулки...

Как упоительныв России вечера!...

Надрываетсяголосишко, умножает мои страдания.

И вообще, с какогоперепуга “В России”? Я же на Украинеживу, самой обыкновенной. Или мы втихаряночью пограничные столбы перенесли?Смешно, ага. С бодуна и не такое приглючитьсяможет.

Так, надо прекращатьмозг напрягать. А то извилины ворочаются,черепную коробку расшатывают. Голова,соответственно, не болит даже, араскалывается. К горлу подползаеттошнота. С трудом сглатываю пересохшейглоткой. Фу, блин, во рту ощущение, будтоцелый караван верблюдов прошагал. Ониже ведь, суки плюшевые, не только плеватьсямастаки, но и гадить…

И глаза неоткрываются. Опухли и закисли, слизьсклеила веки. Пакость какая... Кое-какпротираю. Пока боролся со слепотой, слухобострился. Или организм просыпатьсяначал? На самом деле, неизвестный гундоситсовсем не то, что моя тушка расслышала:

Любовь,шампанское, закаты, переулки...

И снова проупоительные вечера. То ли песня на второйкруг пошла, то ли припев такой …циклический.

Вечера, ага, и ночитоже. Упоительны, лучше никак не скажешь...Кое-как, стараясь не дергать больнойголовой, поворачиваюсь на звук. Ага, воти источник. Не соседи, не окно, это всемой транзистор со встроенными часами,что временно исполняет обязанностибудильника, расхреначенного кем-то изкорешей-собутыльников. Из хрипатогодинамика голосит “Белый Орел”. Битыймолью, погрызанный крысами и воняющийнафталином.

Ох ... Сам дурак,зачем последнее слово подумал? От слова“нафталин” в нос бьет знакомым с детствазапахом. Тошнота, заблудившись в пустомжелудке, вырывается на свободу мерзкойикотой, пробегает по глотке противнойкислой волной.

Желудок трясет.Блевать нечем, даже желчь не идет. Ладно,прорвемся, хоть и не трубы. Если нельзяпревозмочь хворобу, надо хотя бы устранитьисточник зловредного шума. Героическитянусь к возмутителю спокойствия. Онстоит на казарменной тумбочке сполуоторванной дверцей. На одной петледверца висит, все никак не оторветсяполностью... Починить бы, но снова точнозабуду.

Пока дотянулся -столкнул по дороге переполненную бычкамикофейную банку. “Нескафе” — ведущийпроизводитель пепельниц!”. Фу ты нахер,какая чушь в голову лезет, нет бы чтополезное…

Полезное! Точно,ведь под радейкой, что надрывается про"упоительные вечера", двадцаткапоследняя лежит. Вчера, еще до отключки,заначил двадцать гривен на опохмел.Рука ощупывает всю поверхность тумбочки,но находит лишь пивную пробку. Забыв обосточертевшем “Белом Курице”, проверяюеще раз. Пусто.

Что сказать — уроды.Кто-то из вчерашних гостей спионерил,падло такое...

Так, теперь невздыхать, себя не жалеть, давешних гостейсуками не называть. Сам в дом пустил.Пытаюсь напрячь мозг. Болт. Моя “думалка”и в такой день насухую, без привычнойдозы, не работает, а уж после вчерашнегои вовсе ушла в глухой отказ. Вероятностьвспомнить все — ноль целых хрен десятых.

Вот только естьтакое слово “Надо!”. Денег не будет -ста грамм не будет. Так что, хоть яловая,а телись, вспоминай. А точнее, отвечайна три простых, но очень важных вопроса.Кто виноват, что делать и куды бечь? Неиначе как с будуна великие русские умыэти вопросы придумали. Под напором стольубедительных аргументов серое веществоначинает оживать. Со скрипом, конечно,но то херня — смажем.

Начнем с самоголегкого. Кто-кто вчера в теремочке сидел,с хозяином нажрался и в нетях растворился?Если память ни с кем не изменила, тоодним из фигурантов был Петро, которыйс сахарного завода. А кроме него еще и тот плешивый хмырь из колбасного цеха.Вот же гадство! Имя, хоть ты стреляй, непомню. А вот что хмырь приперся в дебильнойкепке — это пожалуйста. Не, тот вряд ли,меня бы побоялся. А вот Петро да, тот моги прибрать наличку. Чтобы не валялась.Вот же хохол хозяйственный. Не отдасти не признается. В бою — прикроет грудьюи не моргнет. А так, ты его хоть ножомтычь, хоть ногами бей — будет честнымиглазами смотреть, и визжать, как резаный.Прикидывая, что бы еще спереть. Плавали,знаем.

Хотя, вроде же явчера один домой возвращался? Или невчера? Какая, в попу, разница... Заначкинет, а под запись ни одна сволочь в округене нальет. А это значит, что короткийдиверсионный бросок “квартира — магазин— квартира” провалился, еще не начавшись.И как бы херово не было, надо вставатьи тащиться по друзьям-знакомым, пытаясьнайти того, кто побудет немного добрымдоктором-похметологом, и, мать его заногу, меня похмелит... Или, на худой конец,одолжит хоть пятерку на литрушку“черного” “Славутича”6

Стоп, машина, полныйназад! Сегодня же, снова мать его заногу, воскресенье! А это в корне меняетдело! Рабочий же день!

Казалось бы, кудауж хуже? А вот, оказывается, есть куда,да еще солидно так, с запасом. Стоятьмне сегодня на, прости господи, "рабочемместе", как… не знаю даже, как кому.Бдить, не пущать, пресекать, не даватьбеспорядки нарушать, и все это с благостнымвидом, как бы плохо не было. А ведь будет,еще хуже будет!

Но если на рабочемместе возникнут проблемы с утреннимаперитивом, то можно смело меня увольнятьза полнейшую профнепригодность. Хужегопника с разбитой рожей буду в глазахмировой общественности! Проблем неможет быть, потому что не может бытьникогда!

Одним махомотбрасываю одеяло. И под жалобный стонкряхтящих под потертой оббивкой пружинпытаюсь встать. Налитая свинцом голованоровит перевесить обратно в сторонуподушки. Но, как говорится, нет такихкрепостей, что не взяли бы большевики!Сажусь, хоть и не особо уверенно. Сновапытаюсь протереть глаза. Эх, оптику надоспиртом протирать, а не кулаками! Но, занеимением горничной…

Четкость изображенияналадилась. Зато засвербило в боку,который всю ночь давила какая-тохреновина. Чешусь, оглядываясь посторонам. Так. В комнате я один, зря наПетруху гнал. Не было его тут вчера -иначе бы у окна под подоконником дрыхна своем излюбленном месте. Чудак человек— как нажрется, тянет его спать залечьна куске ковра с разлохмаченными краями.С другой стороны — все не на голом полу.

Подавив очереднойприступ тошноты, обвожу хозяйским взоромцарские хоромы. Табуретка цела. Надоже, и Петрухи не было, и без драки обошлись.Бутылочная батарея в углу — без изменений.Плохо это! Значит, хлебали мы не магазинноепойло, а то, которое Петро из “Ласточки”приволок. Его нынешняя туда посудомойкойустроилась. Вот и сливает все недопитоев пластиковую канистрочку…

Одно хорошо — теперьхоть понятно, почему я не помню ничегои почему сижу дурак-дураком. От Валькиного“коктейля Молотова” некоторые суткамине встают. Убойнейшая штука получается.

Снова все передглазами расплывается, и опять я навожурезкость, фокусируясь на бутылках. Давнопора собраться с силами и сдать всестекло. По двадцать копеек за штуку еслисчитать... Блин, да я буду богат и финансовонезависим! Да и места уже нету — скородверь в комнату закрываться перестанет.Забавно, рубли отменили, а копейкиостались...

Мысли о хозяйственныхделах тут же перекидываются на окно,которое я сам же и высадил по “синемуделу” с неделю уж как. Картонку надонормальным стеклом менять. Что светанет, ну и бог с ним, а вот ближе к зиме,хоть и не мамонт, точно вымерзну.

Со стекольщикомна базаре уговор давно уже есть, нахаляву вырежет. Но точный размер нужен.Ему два раза работать неохота, да и мнетаскать туда-сюда как-то грустно. Апомерить нечем. Не спичечным же коробком...У Вити-штурмана, что сосед по площадке,дочка вроде еще в школе учится. Линейка,думаю, найдется. Который раз спроситьзабываю.

Цепляя по дорогебутылки, пробираюсь в санузел. Времяводных процедур, мать их. Воду дадутхорошо если через пару часов. Бачок исливное ведро, как обычно, пусты. Херня.Врагу не сдается наш гордый “Варяг”!Санузел у меня совмещенный, поэтомуходить далеко не надо — до ванны рукойподать. Заглядываю. Есть все же в миресправедливость и доброта! Почти полная.Видно, автопилот не подвел, успел набрать.Мастерство и опыт не пропьешь!

Упираюсь рукамив край и решительно опускаю гудящуюголову в воду. Бля, что же она такаяхолодная-то?! То есть поначалу-то онакажется обжигающе горячей, как в кипятокнырнул. Тут главное первые пару мгновенийперетерпеть. А дальше легче, вроде какприятный компрессик положил. Эх, статьбы рыбой и вот так всю жизнь в живой водеплавать. В детстве котом мечтал стать,чтобы видеть в темноте и везде лазить,а сейчас вот — рыбой…

Частично прихожув себя. И двадцати секунд хватило. Вотчто значит радикальный подход!Отфыркиваюсь, вытираю подолом футболкилицо. Просветленная оптика — великоедело!

Но не везде. Тихоматерюсь сквозь зубы.

Местные домоправителисобрали в переходящую, как вымпелударника соцтруда, “отселенческую”квартиру все самое негодное, хлам сокрестных домов. Да и с прошлыми жильцамине особо везло. Так что живу как вСталинграде, разбито все, что может бытьразбито. А что не может — тоже. Унитаз,бачок, раковина... Решетка на вентиляции— и та. Хотя там гипс, ему много не надо.В ванне выщерблена половина эмали. Дажеу зеркала, что перекосилось надумывальником, отбито два угла. И самооно какое-то... Как те воздушные шарикииз анекдота — не радует!

Гляжу на себя висцарапанную и мутную поверхность.После нырка не только мозги на местовстали. Прическа и та пришла в относительныйпорядок. Правда, волосы отросли и лезутна уши. Блин, и стригся-то не так давно.Месяца не прошло. А рожа заросла как умоджахеда. Еще пару дней, и можно смелозаписываться в дервиши. Если онибелобрысыми бывают.

Пытаться сбритьэто намордное безобразие древним, какдерьмо мамонта, “Харьковом” не вариант.С другой стороны, чтобы скоблитьсябезопаской, нужно минимум одно новоелезвие и горячей воды побольше, а томорда начнет облезать, как у шелудивого.Но ничего из списка у меня нет. И рукидрожат. Мелко, но противно.

Кстати о птичках,то есть о руках. Правая начинает ощутимосаднить. То есть болела-то она, похоже,и раньше, но сейчас я ее разработал, иболь из тупой и постоянной стала дерганой,колющей. Да уж — под костяшками чернеетсплошной синяк. А это уже серьезно иплохо. Если я кого-то так приложил, и досих пор менты дверь не ломают, значит,что где-то в городке имеется не обнаруженныйили еще не опознанный труп. Убитыйтяжелым тупым предметом. То есть мной.

Хотя, конечно,перед кем я понты кидаю, как персидскуюкняжну в набежавшую волну?.. Чтобы убитьчеловека голыми руками, нужна совсемдругая форма.

Снова смотрю насвое отражение в мутном надколотомзеркале и понимаю — нет, убить точно немог. Правильный бой с бухлом не дружит.А вот я как раз дружу, самозабвенно, таксказать.

В общем, не стоитдергаться раньше времени. Будем переживатьпроблемы по мере их поступления, а незагодя. Вечером в “Ласточку” наведаюсь,все и узнаю. Товарищи по-любому расскажут.Такая информация по городку разнесетсямгновенно. Он у нас маленький…

Бросаю прощальныйвзгляд на свою хмуро-помятую физиономию,и под несмолкающие фальшивые стенанияобщипанного “Орла” иду одеваться.

И ведь к этомуптицу народ, оказывается, ходит. Запись-токонцертная, с длинными проигрышами,заунывным подпеванием зала, с бесконечными“бис!” и прочими аплодисментами. Минутдесять точно тянется, и заканчиватьсявсе никак не собирается. Я уже штанынашел, а она все нудит и нудит. И мерзкоже как. Гестаповцы оценили бы. Как это… вербальное средство дознавания, во!

Закрываю дверь вквартиру, благо открывать ее не требуется,это я обычно вечером забываю. За спинойхлопает скрипучая дверь подъезда. Зябкоежусь. Интересно, вот отчего так сложилось,что в здешних краях по утрам так сыродаже летом? И холодно, как осенью. Хотя,нет, понятия “холодно” нет. Бываетсвежо, очень свежо, и так свежо, что нуего на хер. Нынче вторая стадия. Или этоменя с бодуна трясет?

Впрочем, и отуличного “очень свежо” есть польза.Прохлада, будто огуречный рассол, глушитнабат в голове и морскую болезнь вжелудке. Жрать, правда, начинает хотеться,но и это с моей работой дело поправимое.

Выруливаю со дворана улицу и громко матерюсь. Долбанаяпесня, походу, будет преследовать доконца дня — теперь она исторгается изфорточки на первом этаже.

Балы, красавицы,лакеи, юнкера

И вальсы Шуберта,и хруст французской булки

Любовь, шампанское,закаты, переулки

Как упоительныв России вечера!

Скрипя зубами отбессильного отвращения и борясь сжеланием запулить в окно кирпич, бредудальше, чуть пошатываясь в такт музыке.“Как упоительны...” Хер там, “Какотвратительны!”

Ненавижу всех. Ивсе. А особенно, то, что вокруг. И ровныеряды пятиэтажек по правой стороне улицы,и разнокалиберные хатки частного секторапо левой. Ненавижу оставшиеся за спинойворота КПП бывшего военного аэродрома...Даже сереющий вдали бюст знаменитогокосмонавта, которого угораздило родитьсяв этой дыре, и то ненавижу. Хотя, он точнопоследний, кто виноват в моем паршивомнастроении и самочувствии…

Через месяц детиполучат первые двойки. И будет ровногод, как я здесь обретаюсь. Яду мне, яду!Грамм сто, а лучше двести! Иначе дорабочего места не дойду, сдохну подороге. И буду валяться под бюстом.Изображая памятник космонавтам, невыдержавшим испытание центрифугой. Недождетесь! От дома до работы пять минут.Даже моим нынешним нетвердым шагомраненого во все четыре ноги африканскогобуйвола.

Народу на улицемало, считай и нет никого. Но из встречныхи обгоняющих здороваются почти все. Вгородке, даже если считать окрестныедеревеньки, от силы семь-восемь тысяччеловеко-единиц. Естественно, что вседруг друга знают.

На полпути, рядомс заброшенной газораспределительнойстанцией, что местами разобранахозяйственным населением до фундамента,чутьне спотыкаюсь. Там совершенно по-куриномуквохчут соседские тетки, сбившись вплотное кольцо. И больно уж скверныевещи говорят:

— Вот тут я его инашла! — дает интервью толстая бабища,жена сторожа из котельной. — Шла утромвчера, смотрю, из дыры ботинки торчат!А вокруг собаки грызню устроили. Ну яближе подходить поопасалась — ещепокусают, они же дурные! Стою, думаю,куда бежать. А тут Володькин племяш на“Ладе” своей на работу ехал. Я к нему.Он из машины лопатку достал, чтобы собакразогнать, а они и сами разбежались.Потом скорую по сотовому набрал. Ядожидаться не стала, надо оно мне? Всвидетели запишут, по ментовке затаскают.Суды, прокуроры!..

Я и так иду небыстро, а теперь и вовсе едва перебираюногами. Благо в нынешнем состоянии истараться особо не надо, все как внастоящем театре — сугубо естественно.

— Явдоха на базареговорила, что он еще ночью помер... -добавляет подробностей самая осведомленнаяиз теток: мамаша мэрского шофера Гришки.Тетеньке бы в фильмах ужасов ведьмиграть — на гриме жуткая экономия...

— Ох ты ж, госпедя!— делано хватается за сердце одна изклуш, судя по говору — не городская.Здесь-то местные почти все по-русскиговорят. Даже суржик особо не в ходу. -А хто то був, наш чи заброда?

Я, если честно,тоже не прочь узнать — кого это по утрусобаки доедали. Кошусь на разбитую руку.Не мой ли клиент? Да не может такогобыть! Хотя, конечно, может… человекживотная странная, от царапины ржавымгвоздем, случается, помирает. Все можетбыть, подробностей бы! Не, нафиг,останавливаться — все равно что плакатвешать “Он помогал партизанам!”, фу тыблин, “Главный подозреваемый!”

Поэтому гордовозвращаюсь на свой маршрут и ковыляюдальше. Я не торопливый, а на работе итак все расскажут. Впрочем, в трупе средиразвалин нет ничего особенного. В городкеполно таких, как я, отселенцев, да ипросто бомжей и наркоманов. Так чтоздесь чуть не каждый день кто-нибудьмрет. Специфика ареала обитания, во как.

Город, а скорее,разросшийся поселок городского типа,куда меня приземлил стремительныйдомкрат резко оборвавшейся карьеры -на самом деле бывший военный городок.Раньше тут дислоцировались “стратеги”-авиаторы, если старожилам верить — ажпятнадцать войсковых частей. Но военных,после обретения незалежности сократилипо самое небалуйся и разогнали. Так чтотеперь из производства в городке осталсятолько потихоньку загибающийся сахарныйзавод, колбасный цех, да склады на бывшемаэродроме.

Именно там, затремя рядами “колючки”, увешаннойгрозными табличками ”Стой, проходзапрещен, запретная зона” и прочими“Стой, стрелять буду! Стою! Стреляю!”,под охраной часовых, якобы стерегущихостатки недокраденного армейскогобарахла, представители “малого исреднего бизнеса” заняты этим самымбизнесом по-русински. То бишь фасуюткитайский "контарабас” и разливаютпаленую водку. Я там проработал почтитри месяца. Менеджером по лизингу имаркетингу. Наклеивал на пачкиконтрабандных сигарет и бутылки тут жеразлитой водки, левые акцизные марки.

Работа была непыльная, но тоскливая. Во-первых, ходитьна склады приходилось пешком, а это какздрасьте — четыре кэмэ в одну сторону.Спортивно, конечно, но все же… Во-вторых,платили паршиво. Хватало или выпить,или закусить, но не на оба удовольствиясразу. Так что к концу первого месяца яотощал как медведь-шатун.

Поэтому, когдаместный “бизнес-авторитет”, посовместительству лидер организованнойпартийной группировки и главный рульна городском базаре Гена-Примус, приметилмою рожу в очередной драке под “Ласточкой”и предложил работу “по специальности”,я ни секунды не ломался. Потому чтодолжность базарного контролера, товарищи,это не только ценный мех в виде неплохойи стабильной зарплаты, но еще и ежедневныетриста грамм диетического, легкоусвояемогосамогона…

4.Недолгий триумф

СекретаршаЛюси не поддержала разговор о погоде.Да и вообще отреагировала на Алана, какна пустое место. Бумаги, правда, взяла.Пока она прошивала листы с докладомавтоматическим степлером и набивалавсе положенные печати, Алан, расположившисьу бесплатного автомата, выпил подрядцелых две чашки ароматного «Нескафе»без кофеина.

Выбросив в урнупустой стаканчик, он обвел рецепшнвзглядом Джека Райана, приносящегопрезидентскую присягу. Все записирасшифрованы, нужные рисунки и фотографиивставлены в итоговый документ, которыйвыведен на печать. Теперь эти несколькодесятков листов лягут на стол резидентане обезличенной оперативной информацией,но полновесным официальным докладом.За его, агента А. Дж. Берковича, личнойподписью!

И уж на этот разшеф никак не сможет приписать себе чужуюработу. Потому что этот доклад былнастоящей бомбой. Алан ни на секунду несомневался, что, даже с учетом разницыво времени директор, да что там директор,сам Президент ознакомятся с содержимымтонкой зеленой папки не позднее чемпослезавтра!

Время! Повинуясьнебрежному кивку секретарши, он открылдверь и шагнул на мягкий пушистыйковролин.

Резидент был похожна добродушного мультипликационногомедвежонка Пуха, который достигпенсионного возраста. Однако Алан наего счет не обольщался. Аскинс, бывшийзаместитель директора, отправленный впочетную ссылку, железной рукой управлялсвоим заштатным украинским хозяйствоми был опаснее гремучей змеи.

Алан всегда робел,переступая порог этого кабинета. Поэтому,следуя совету своего вирджинскогопсихотерапевта, прежде чем подойти кстолу и сесть на гостевое полкуресло,он представил себе, что с шефом будетсейчас разговаривать не он, Алан Беркович,а сам Джек Райан…

— Ну что там у тебя?— уныло поинтересовался шеф, водя постолу допотопной проводной мышью..

— Есть интересныеновости, — Алан изо всех сил старалсявыдержать роль «хладнокровного агента»,выложил на стол папку.

Но под немигающимвзглядом всесильного резидента голоспредательски дрогнул. Шеф, проницательный как доктор Хаус, это сразу почувствовал..

— Не тяни осла захвост, парень. Выкладывай все, что знаешь,и побыстрее. У меня через полчаса важнаявстреча.

— Согласноутвержденному вами плану, я проводилрасширение агентурной базы наподконтрольном объекте, — из последнихсил стараясь придерживаться сухогоофициального языка, с готовностьюзачастил Алан. — В результате, мной былаполучена информация высшей категорииважности, представляющая приоритетныйстратегический интерес...

— Ну, это уж не теберешать насчет категорий, сынок, — проворчалшеф, и требовательно пошевелил короткимипальцами. Алан вложил в руку Аскинсадоклад. Начальство пробежало глазамититульный лист, хмыкнуло, внимательноознакомилось с аннотацией. На этом местеАскинс немного нахмурился и быстроперелистал вводную часть, Алан затаилдыхание. Шеф поджал губы и продолжилчтение. Теперь он походил не столько напенсионного Винни Пуха, сколько на дядюшку Скруджа.

— Где фонограмма?— неожиданно и резко спросил шеф, недобравшись и до середины доклада.

Алан передалфлешку.

Из колонок донеслосьприглушенное “бреньк” дверного звонка.Диктофон не записывал «пустоту», такчто стук замка и скрип петель раздалисьсразу же, без паузы.

— Привет, Витя! -громыхнул в компьютерных динамикахнагловато-жизнерадостный голос. -Знакомься, это Алан. Он из Штатов. Решилтут у нас бизнес замутить, типа колбасныйзавод открыть. Инвесторов, сам знаешь,после кризиса, как мух на вареньенабежало. А я у него вроде как региональныйпредставитель…

Шеф поморщился инажал "паузу".

— Кто это такой?

— Мой агент, СергейКотельников, — Алан перегнулся черезстол и пальцем указал на фото в докладе.— Бывший офицер кей-джи-би, передан мнепредшественником. Главный источник пообъекту "Руса".

Шеф кивнул и сновазапустил запись.

— Привет, Серега!— голос хозяина выражал одно лишь радушие.Он был определенно рад нежданным гостям.— Ладно, мужики, чего на пороге стоять,давайте, проходите.

Последующиечетверть часа были заполнены шелестомпакетов, звоном бутылок и хлопотливымирепликами: «А где рюмки стоят?», «Всерванте возьми, только сполосни, онипыльные»

— Кто хозяинквартиры? — спросил шеф, глядя поверх ив сторону от Алана. Алану это весьма непонравилось. В словах и жестах шефа былочто-то… неправильное. Человек, у которогона столе оказался просто термоядерныйматериал, должен вести себя как-то подругому. Аскинс же говорил и действовалтак, будто ему принесли чашу, полнуюяда.

— Виктор Сербин.Он заведует складом у субподрядчиковконцерна «Калибертон». Тех, что занимаютсяуничтожением стратегическихбомбардировщиков в Русе. Их режут наметалл...

От разъясняющегокомментария шеф поморщился, словнопроглотил испорченный гамбургер.

— Зачем он тебепонадобился?

— По словамКотельникова, нам нужен человек, которыйбы мог давать информацию изнутри"Калибертона".

Шеф скривился ещебольше, и Алан с ужасом понял, насколькослабо и беспомощно прозвучало объяснение.Аскинс шевельнул пухлыми губами, ноничего не сказал, вернувшись к докладу.Сверяясь с расшифровкой, он пропустилчасть фонограммы, где застолье набиралообороты. Остановился лишь там, гдеподвыпивший Сербин начал отчаянноностальгировать и вещать с пыломгреческого оратора. Судя по тону и беглойречи, это было ему не в новинку.

— Мы как украинцамистали, и полгода не прошло, как весьядерный боеприпас вывезли в Россию. Аведь те самолеты, кроме как ядерноеоружие носить, ни для чего не пригодны!И стал наш стратегический аэродромновой свободной Украине бесполезнойобузой. Стратеги летать перестали, атранспорты с заправщиками сдали в арендукаким-то частникам. После этого и вовсепошел беспредел. Ни власти, ни порядка....Комдив с кавказцами снюхался, продавалвсе, что мог, направо и налево, про своихофицеров забывать начал, вообще головупотерял. Аэродром совсем в упадок пришел.А что сегодня? Россия самолеты восстановила и летает вовсю. Офицеры, что на уговорыне поддались и присягу Украине неприняли, служат, летают... Многие ужеполковники. А мы что? Аэродром разобралипо кирпичику, самолеты порезали…

Шеф слушал, подперевголову рукой. По всему было видно, чтоон получал от пьяных рассуждений Сербина огромное наслаждение. За время работыв бывших военных городках Алан успелнаслушаться подобных историй, потомунастроение начальства не разделял. Инетерпеливо ерзал на стуле в ожидании,когда дело дойдет до главного, ради чегоон, сломя голову, примчался в Киев.

После очереднойбайки в застолье возникла пауза.

— Вот что, мужики,сидим-то мы, конечно, хорошо, но тут такоедело, — Сербин заметно нервничал. — Может,в «Полете» продолжим? Угощаю! Время кдевяти, скоро дочка домой вернется. Тыже, Серега, знаешь, она у меня не переносит,когда дома с друзьями сижу.

— Как знаешь, Витя,— судя по голосу, Котельников был чем-тосильно разочарован. — Нам, татарам, всеравно, что отступать — бежать, чтонаступать-бежать. В «Полет», так в«Полет».

Лакуна в фонограммесоставила около тридцати минут. За этовремя компания переместилась всохранившийся еще со старых временвоенторговский ресторан и продолжилапрерванное застолье. Выпили они, судяпо всему, немало. Даже у Котельниковаречь потеряла связность, а осоловевшийСербин, и подавно, еле ворочал языком.Теперь в пустом толковище можно былоразобрать лишь отдельные фразы, так илииначе повторяющие все то, что Сербинрассказывал еще дома: «Не государство,а смех один … от армии ничего уже неосталось … грабят аэродром, почем зря,и дела нет никому … бомбардировщикивсе порезали»…

— И этого тихогоалкоголика вы собрались завербовать?— съехидничал шеф. — Безусловно, источникценный…

— Я сначала тожетак подумал, — пожал плечами Алан. — Новербовка имела второстепенное значение.В сущности, это моя работа, просеиватьмусор в поисках редких ценностей. Главное— дальше. После того, как мой агентКотельников надолго ушел в туалет,объект кардинально изменил поведениеи начал делиться со мной совершеннодругой информацией. Это в конце доклада…

— Слу...шай, Алан?Или как там тебя? — Сербин уже едва ворочалязыком. — Такая история — не поверишь.Тебе одному, как брату! Еще при Горбачебыло, гореть ему в аду, суке! Мы тогдалетали над Тихим океаном, возвращалисьиз Вьетнама в Моздок. Ну, это рядом сОрджоникидзе, который сейчас Владикавказ,чтоб тебе понятнее было. После заправкидолжны были на Русу идти. К меступостоянного базирования. А тут уже ввоздухе получаем приказ …

Сербин продолжалбубнить на одной ноте, то и дело запинаясьи повторяя слова, словно он сам былмагнитофоном, озвучивающим старуюпленку. Шеф превратился в слух.

— Как только японял, о чем идет речь, — дождавшисьочередной лакуны в записи, сказал Алан,— немедленно отослал агента, а в рюмкуобъекту вылил специальный препарат.«Коктейль правды» КС-127.

Шеф отмахнулся откомментария, как от мухи.

Связности в речиСербина не прибавилось — ускорился темп,и участились фразы, которые он, уже необращая внимания на собеседника,выпаливал одну за другой почти без пауз,пока не завершил весь рассказ.

— Вот и выкатилимы на гидроподъемнике, отвезли в кленовуюрощу, и спрятали в яму, под аккумуляторы…И клятву дали молчать до смерти... Весьэкипаж… Емельяныч, крутой командир…С тех пор никому ни полслова… Но тебе,Алик, блин, как своему... Первый раз задвадцать пять лет… А Серега-радист вДетройт махнул, во дела, мы ж вас тогдавсерьез забомбить могли. Ты не изДетройта? Нет? Ну, хрен с ним. Все, наливай,мир, дружба …

Дослушав запись,шеф углубился в доклад. Алан не догадалсяраспечатать для себя второй экземпляри чувствовал себя неуютно. Теперь емупостоянно приходилось напрягать память,чтобы вспомнить свои комментарии красшифровке фонограммы. Он все жепопытался вставить пару фраз, но шефснова махнул рукой, заставляя егомолчать.

Четверть часапрошли в полной тишине, которая изредканарушалось обиженным сопением Алана ишелестом страниц.

Покончив с докладом,шеф поднял глаза и внимательно посмотрелна Алана. Тот просиял.

Но первый вопросоказался совершенно не тем, какогоожидал Алан:

— Значит, он умерв ту же ночь?

— Да, — ответил Алан.— Выпил слишком много.

— Беркович, -профессорским тоном произнес шеф. Приэтом Алану показалось, что Аскинссдерживается, чтобы не наброситься нанего с кулаками. — Ты же обучался наспециальных курсах в Лэнгли. Целых шестьмесяцев. Посмотри на фотографию этогочеловека: у него характерные мешки подглазами. Это свидетельство больнойпечени. В таком случае применение КС-127разрешается только после предварительнойоценки медицинских карт объекта, иначеего можно легко угробить. Что собственно,ты с блеском осуществил...

Алан почувствовал,что краснеет.

— Но ведь срочность,— попытался он неуклюже оправдаться. -А если утечка информации?

— Какая, к черту,срочность! Даже если поверить в весьэтот бред, то с тех событий прошло ужечетверть века. И этот человек, точнее,эти люди все это время молчали, какустрицы. Ты ведь до сих пор не понял, чтоон выдал тебе информацию только потому,что ты американец. Для подсознания иразваленной психики этот факт сработалкак ключ. Прогляди свои конспекты помедикаментозному допросу. Если ты их,конечно, вел. Нужно было просто привезтиэтого русского в Киев, на явочнуюквартиру, где с ним бы поработалипрофессионалы.

«Ищи дурака, -подумал Алан. — Информация в любом случаеполучена и пошла в работу. Только сейчас,когда она подана официальным рапортом,ее авторство принадлежит не резидентув Украине, а агенту А. Дж. Берковичу.Именно это тебя и злит, старый павиан”.

— Я склонен считать,что мой доклад заслуживает самогосерьезного внимания, — с обидой произнесон вслух.

— Агент Беркович,— нахмурился шеф, — если вы не сочтете затруд ознакомиться с архивами нашейрезидентуры, то поймете, что у русскихи украинцев рассказы о государственныхтайнах, которые, якобы, им известны,давно уже превратились в разновидностьфольклора. Это очень изобретательныелюди с отлично развитой фантазией,которые знают, что иногда за такую вотисторию им могут заплатить деньги. Однихлишь материалов, которые мы собрали вэтом году, твоему любимому Тому Клэнсихватило бы на сотню романов.

«При чем тут Клэнси?— совсем разобидевшись, думал Алан, — иоткуда вообще ему известно, что он уменя любимый писатель»?

— И вообще, что высделали за это время, как региональныйоперативник, прежде чем прибыть ко мнена доклад? Как вы собираетесь проверитьто, что наболтал этот спившийся майор?Вы уточнили, где росли деревья двадцатьлет назад? Вы определили состав экипажа?Вы обозначили круг лиц, которые моглибыть посвящены в эту тайну?

Под градом неудобныхвопросов Алан едва не растерялся, новспомнил, как в аналогичной ситуациидержался Джек Райан, и взял себя в руки.

— Именно этим я изанимался, сэр. Но информация представляеттакую важность, что действовать пришлосьпредельно осторожно, а по инструкции ядолжен немедленно докладывать обо всем,что касается атомной, химической ибактериологической угрозы, — сухо ответилАлан — поэтому в первую очередь счелнеобходимым подготовить первичныйотчет…

— Мог бы сброситьзашифрованную электронную почту, а самбы в это время занялся делом, — не обращаяни малейшего внимания на его мимику,проворчал шеф. — Ладно, как бы то ни было,а проверить эти сказки дядюшки Римусавсе равно придется. Возвращайся к себеи ожидай звонка …

5.Могила для контролера

Естьв мире справедливость, есть! Если бы небыло, то я бы по дороге концы отдал. Атак, нет, дошел! Вот он, наконец! Самоедля меня сегодня желанное место! Несказать, что любимое, конечно... РоднойЗареченский колхозный … Точнее, есливерить вывеске над воротами, то “Торговыйцентр “Руса”.

За воротами ужекипит привычная утренняя суета сраскладыванием товара и непременнойруганью “бизнесменов”, не поделившихместа. Морду никому вроде не бьют, ихорошо. Значит, наведаемся в одно место…

Для всех, у когокаждый прожитый день венчаетсяусугублением литра, а то и двух, крылатоевыражение “трубы горят” — это не фигураречи, а точнейшая характеристикасостояния. Только так и можно описатьмучения души и тела, что наступают черезчас-полтора после подъема. То есть, еслисейчас, без промедления, не принятьсоответствующие меры, еще хуже будет.Но сегодня, похоже, черная полосакончается полосой белой! Есть! Слававсем, кто сидит на облаке, есть!

Явдоха, “РадиоСарафан FM” и недипломированныйврач-похметолог уже на своем законномместе, с заветными снадобьями наготове.Место не только законное, но и крайнекозырное: у самого входа, справа отворот. Сколько у нее получается выручкиза смену, мне и представить трудно. Мимони один страждущий не проходит, всеоскоромливаются. Я не исключение.

В грязный “гранчак”,без слов сунутый бабкой в страждущуюладонь, начинает литься густая ароматнаяжидкость. Вот же пердунья старая! Вколумбарии прогулы ставят, а она сосвоими тараканами расставаться неспешит. Не устраивают ее, видите ли,новомодные веяния в лице одноразовогопластика! Только проверенная временемклассика. Так что, потчует она всех изличных старорежимных стаканов. Емкостьв руке тяжелеет. Я с трудом удерживаюего трясущейся рукой.

Нос с утра еще невключился и запахи не отслеживает, совкусовыми рецепторами та же беда. Поэтомудва первых глотка проскальзывают легко,как безобидная минералка, а не вонючийпервач... Животворная жидкость, обжигаяглотку и пищевод, скатывается в желудок.Обруч, что надежно давил на голову, тутже исчезает. По рукам и ногам волнойпрокатывается тепло. Эх, зря сегодня неПасха, так и хочется заорать, что, молвоскрес! Да и я не еврей...

...Ще не вмерлаУкраина, если мы гуляем так!...

Везет мне на музыкусегодня, мать ее. Из базарных динамиковна всю округу вопит евролицо державы -неугомонный трансвестит Верка Сердючка.Ох, не договариваете вы, товарищ эстрадныйисполнитель! С одной стороны, конечно,не вмерла. Но с другой, были мы все, какговорится, на волоске…

Долго грустить неполучается. Алкоголь оказал целительноевоздействие. Взглядом человека, достигшеговрат нирваны, окидываю торговые ряды.Они теперь напоминают не провинциальныйфилиал ада, а вполне себе пасторальнуюкартину. За прилавками токуют улыбчивыеи радушные продавцы, а меж ними, будтопчелы от цветка к цветку, снуют деловитыепокупатели…

Чувствую, каккто-то мягко, но настойчиво пытаетсяотобрать у меня опустевшую емкость.Недоуменно опускаю глаза. Фу, блин, вотэто приход поймал! Надо же Явдохе стаканвернуть.

На самом-то деле,эту народную алкоцелительницу, внешнимобликом напоминающую Сову из мультикапро Медведя со Свином, зовут, конечноже, не Явдоха. Но вот прицепилось как-то,и все. Ее настоящего имени толком никтои не знает. Большей части поселковых ипрактически всем нам, должникам-отселенцам,недавно прибывшим в Русу на постоянное,а для очень многих и последнее местожительства, она известна именно какЯвдоха. И, как говорил один мой хорошознакомый полковник: “Не ипёт!”. Бабкавсегда является на базар одной из первых.Занимает свое место и до полудня восседаетна раскладном брезентовом стульчике.По бокам у нее две огромные мечтыоккупанта. С этими неподъемными сумкамисправляется сама, притаскивая безчьей-то помощи. К обеду Явдоха обычноуспешно расторговывается и пропадает.

Бабулька очень иочень непростая. Только на моей памяти,а работаю я тут всего полгода, она успешноотбила пару десятков рейдерских атаки прочих недружественных поглощений.Выжить пытались не только конкурирующиесверстницы и семейство местной цыганвы,но и высшие чины, по местным меркам,заоблачного милицейского райотдела. Ивсе бесполезно.

Помимо собственносамогона, у Явдохи в сумках еще и товары,составляющие основу большинства местныхблагосостояний — паленая водка и левыесигареты. Так что, вместо арендной платы,по устаканившейся давным-давно традиции,получаю от народной целительницы двепачки “ЛМ”.

Смяв фольгу, швыряюее в грязь. Мусорных бачков тут непредусмотрено в принципе. Вытягиваюсигарету, чиркаю зажигалкой... Нашласьв кармане, и, как ни странно, даже почтиполная. Несколько глубоких затяжекокончательно приводят организм в чувствои в норму. Вот теперь можно и приступатьк выполнению прямых служебных обязанностей!

Льются песни,льются вина,

И стучат, стучат,стучат бокалы в такт.

Будэ жити Украина,если мы гуляем так!

Этот подзабытыйшлягер снова набрал популярности впозапрошлом году. Россия достроилагазопроводы в обход Украины, миллиардныйдолг заморозила, и новые поставки началаделать исключительно по предоплате ипо новой цене. Зима была веселая! Половинакиевлян коммунистам свечки готова быластавить за то, что в новых районах печкине на газу, а на электричестве. Толькотем и спасались. А шустрый Андрей Данилкооперативно добавил к древней песне парустрочек про газ. Говорят, на римейкечуть ли не мильён заработал. Еще бы,песня едва новым гимном Украины нестала…

Пока Неля, крашеннаяпод блондинку каланча: “Чай-кофе-капучино!”,разбалтывает для меня растворимый“Якобс” в пластиковом стаканчике, ясмотрю по сторонам. Как раз началосьсамое рабочее время. Запоздавшие продавцызанимают места за свежевыкрашеннымиприлавками. Слева — деревенские скартошкой, зеленью и овощами. Напротив— местные поселковые. У последних ассортимент разнообразнее, от магазинныхпродуктов и шмоток до сантехники.

Здоровенный амбализ Яблоневки, тот, что по вечерам меняету рабочих с колбасного за водку ворованнуюсвинину, предпринимает наглую попыткузанять позицию на земле, рядом сприлавками. Натолкнувшись на мойвнимательный взгляд, молча подхватываетсвои баулы и топает в сторону стекляшкипод вывеской “Мясо. Птица”. Знает,сучонок, что с кем-кем, а с ним я церемонитьсяне буду. Напинаю под зад, еще и все печенкиотобью. Вот и молодец, что свалил. Впавильончике пусть о цене за место сАрсланом договаривается. Арслан тамцарь, бог и воинский начальник, а не я.Моя сфера влияния — уличные прилавки.

Допиваю подостывшийкофе, бросаю смятый стаканчик в услужливопротянутый мусорный пакет. В особоеотделение кошелька ложится десятка отНели, и я выдвигаюсь в сторону недлинных,крытых древним шифером рядов, где уженачал понемногу раскручиваться маховикутренней торговли.

Чтобы собратьарендную плату со всех торгашей, ктозанял место за прилавком и рядом, наземле, и сдать директору кассу, у меняобычно уходит не более получаса. А потомприсматривай себе за порядком, поплевываяв потолок. В общем, работа — не бейлежачего.

Пока без спешкиобхожу подведомственную территорию,как меня только не называют! И Виктором,и Витьком, и Витюнчиком, прости господи!Некоторые даже Виктор Сергеичем кличут.И откуда отчество знают, сволочи, еслия сам его не ко всякому вечеру вспомнитьмогу?

Мне протягиваетпятерку старушка, пытающаяся торговатькнигами. Библиотеку распродает. Женабывшего комполка, что взлетал с местногоаэродрома, грозя далеким Штатам. Прохожумимо. Знаю, что торговля у нее никакая,а пятерка — буханка хлеба… Вот все-такичеловек старой закалки, каждый разденежку пытается дать. А я каждый раз"не замечаю". Традиция уже, однако!Начальство поначалу косилось, да исейчас временами неодобрительные рожикорчит. Но мирится, поскольку на кармансебе лишнего не кладу.

К завершению обходакошелек набивается разнокалибернымибумажками, а в желудке поверх кофеболтается поднесенный от чистого сердцабеляш. Отхожу в сторонку и, прислонившиськ стене, пересчитываю выручку, параллельносортируя купюры. Наши власти — те ещезатейники! Выпустили каждой бумажки подва вида, а десяток, если мне не впарилифальшак, и вовсе, оказывается, три! Тушисвет, товарищи! Как прикажете ориентироватьсяв этом нумизматическом беспределе,буйстве цветов и красок тем, у когоплохое зрение? Хотя нет, нумизматика -это, кажется, монеты… Но все равно тяжко.А если выпил человек? Хотя, пальцы свежейкраской не мажутся, да и отшлепанных нацветном принтере тоже не оказалось.

Все, теперьпо-быстрому сдаем наличку и расслабляемся.Можно будет присесть на лавочку в глубинебазара, рядом с Серегой, что банчиттравкой, и до самого обеда балдеть. Послепервых же драк меня в городке сталипочему-то считать бывшим десантникоми связываться не рискуют. Поэтому, чтобыпресечь в зародыше большинство конфликтов,достаточно поднять голову. Даже щуритьсягрозно, и то не надо.

Снова начинаетныть разбитая рука. Точно! Я же про задачу“нумер раз” позабыл со всеми этимиопохмелками. Сегодня надо выведать уЯвдохи подробности, кто и как ночьюлапти отбросил. Только осторожно,старушенция хитрая и умная. Она точновсе знает, вплоть до того, какие труселябыли на покойном. Но это уже потом. Ибо,как говорится, бизнес превыше всего! Находу зацепив жменю семечек из мешка уближайшей тетки, иду к обитой цинкомдвери, рядом с которой синеет прикрученнаяк стене солидная табличка с серебристойнадписью “Администрация”.

За дверью сидитЛюся. Она приходит как бы не раньшеЯвдохи. “Бывшая правая рука комэска”,как любит она себя называть — бессменныйдиректор рынка и депутат поселковогосовета. Принимает выручку, тщательнопересчитывая несколько раз стопку мятыхкупюр.

Стопка перекочевываетв огромный сейф с гравированной надписью“1895”. Сейф этот базарные хозяева украли с сахарного завода еще до моего прихода.Представляю, как матерились мужики,когда тащили гробину! Скрипит, закрываясь,дореволюционная дверь. Хрустит замок.Люся отворачивается от сейфа и начинаетстучать по клавиатуре. “Социализм естьучет!” У нас, конечно, дикий капитализм,но деньги все равно считать надо.

Дурацких вопросовв стиле дешевой пародии на “папашуМюллера”, как любит Гена-Примус, типа:“Точно все? Может, пара гривен где покарманам завалялась?” — Люся не задает.Она умнее хозяина. За полгода меняпроверила много раз, и знает, что некопейничаю.

Покончив сбухгалтерией, гражданка начальницаоткидывается на спинку удобного кожаногокресла.

— Виктор! — командныйголос, что поставлен в те легендарныевремена, когда Люся возглавляла местный”Военторг”, не предполагает малейшийвозможности возразить. — Сегодня израйцентра, из морга, привезут трехпокойников. Они за нашим поселкомчислятся. Мэр лично просил, чтобы мыоказали помощь в захоронении. Сам знаешь,не маленький, что у городской администрациилимитов и на живых в обрез. Так что,находишь напарника и к четырем часамна кладбище, чтобы как штык!

Вот только насчетлимитов, Любовь Ивановна, это вы оченьзря! Оно, конечно, не мое собачье дело,но особняк нашего мэра растет как надрожжах. Бывший страховой агент,всенародно избранный в позапрошломгоду на столь ответственный пост, решилвыстроить себе “фазенду” в четыреэтажа. Так что с лимитами у него всеотлично. Совести нет, это да. Вот же сукатакая, решил на покойниках сэкономить.

Хотя, чего это я?Доискался уже правды... Надо, что ли,больше всех? Нет, не надо!

— И чё мне будет засверхурочные? — интересуюсь как бывалыйшабашник. Хотя шабашник-ловчила из меня,честно сказать, что из дерьма пуля ...

Люба вздыхает:

— Справишься доконца рабочего дня, зайдешь ко мне,получишь две по ноль семь. И не паленкис аэродрома, а настоящей. Сегодня невернешься — жду утром. Пока тебя не будет,за порядком Арслан присмотрит. Вопросы?

Вопрос у меня есть.Точнее даже не вопрос, а предложение.Рационализаторское.

— Водку вперед! -говорю, стараясь, чтобы голос налилсясуровым металлом.

С металлом выходитплохо. Люба ухмыляется.

— Ну да. Тебе сейчасдать два пузыря, а потом собирай почастям. Нет уж. Как говорится: утроммогилы — вечером водка. Можно и наоборот,но могилы все равно вперед.

— А с напарникамимне чем рассчитываться прикажешь,натурой?

При упоминании онатуре Любовь Иванна вскидывает глаза,в которых проглядывает червовый интерес.Баба в самом соку, почему бы и нет? Будуздесь жить как Потемкин при императрицеЕкатерине … Однако начальница тут жеберет себя в руки.

— Одну авансом, вторую после работы, — отрезает она. Вотуж, у кого металл так металл...

Спорить и торговатьсядалее бесполезно. Принимаю аванс. Тысмотри, “Хортица”! Взбалтываю емкостьи с удовольствием наблюдаю змейку измаленьких пузырьков — точно не палево!Засовываю бутылку в карман спортивныхштанов. Смотрится похабно, но большенекуда — не в кульке же нести.

С гордо поднятойголовой покидаю кабинет суровойдиректорши. Потусуюсь до обеда здесьна базаре, шаурмой у Додика закушу, ачасикам трем двину к “Ласточке”. Тамалкашня постоянно трется. Кто на шабашкунадеется, кто на халявное бухло. Вот тамодного или двух и мобилизую на саперныеработы. Не контролерское это дело, бомжаммогилы копать!

6.Практика заговора

Новоездание штаб-квартиры ЦРУ было единственнымнебоскребом в окрестностях, так что спятьдесят шестого этажа, который целикомзанимал директор со своим бюрократическимаппаратом, небольшой, но густой лес заокном казался мягким покрывалом, небрежнонаброшенным на пологие холмы. Чутьдальше, по ту сторону реки Потомак, досамого горизонта виднелись бесчисленныекоттеджи с поблескивающими в утреннемсолнце овалами и прямоугольникаминепременных бассейнов. Солнце поднималосьнад землей, тихонько подкрадываласьполуденная жара, и автоматика в залесовещаний включила климат-контроль.

За круглымконференц-столом сидели двое. Ближе кокну, откинувшись на спинку массивногокресла, утвердился человек лет пятидесятис грузноватым корпусом и добрым открытымвзглядом. Мягкие кошачьи движения всочетании с обширной комплекцией делалиего неуловимо похожим на Джона Траволту.Собеседником "Джона" был невысокий,добродушный, чуть суетливый итало-американецс редкими зачесанными назад волосами.Он также походил на кинозвезду, тольконе на Траволту, а скорее на Денни деВито. На самом деле, разумеется, ни тот,ни другой, не были актерами. "Траволта",хозяин кабинета, являлся директоромЦРУ, а его гость “де Вито” — советникомПрезидента США по национальнойбезопасности.

Человеку, несведущемув американской паутине государственнойвласти, сложно оценить в полной мересуть должности советника президента.Это очень яркое проявление гибкостизвездно-полосатой системы правления,где демократическая ширма выборных(или утвержденных выборными органами) должностей в случае необходимостиспособна за считанные часы трансформироватьсяв жесточайшую властную вертикаль, вплотьдо прямой диктатуры. Советник назначаетсянепосредственно президентом. Его кабинетнаходится в западном крыле Белого дома,неподалеку от овального офиса шефа, аполномочия определяются исключительноволей главы государства.

Официально егозадача — “подавать советы по вопросам,касающимся национальной безопасности”,на деле же, он руководит отдельнымсекретариатом, на который замкнуты всесиловые структуры. Главы всесильныхминистерств и ведомств могут попастьна прием к президенту лишь после того,как на это дал согласие его советник.Также большинство текущих документовготовит аппарат советника, президентих только подписывает...

А вот директор ЦРУ— давно уже не та всесильная и политическизначимая фигура, какой он был во временаХолодной войны. Подчиненный директоруНациональной разведки США, которая, всвою очередь, замыкает на себя шестнадцатьразных разведывательных организаций,он не имеет прав на прямой доклад вБелый дом. Потому утренний визит вштаб-квартиру ЦРУ советника президента,к тому же обставленный с максимальнойсекретностью, был в сложившейся системедалеко не ординарным событием.

— Насколько можноверить этой пьяной болтовне? — с мягкой,добродушной улыбкой осведомилсясоветник.

— Мой аналитикутверждает, что все сказанное являетсяправдой с высокой степенью вероятности,— хорошо поставленным голосом отозвалсядиректор. — Действительно в августевосемьдесят седьмого русские производилисоответствующие испытания и, понеуточненным данным, потеряли какой-тоспециальный заряд. Этот Сербин былштурманом самолета, который осуществлялсброс. Также некоторые техническиеподробности, которые штурман упомянул,свидетельствуют о том, что он виделбомбу вблизи. В обычной ситуации этогоне могло произойти. Советы были помешанына секретности, и экипаж не мог увидетьобъект.

— Возможен липовторный допрос этого… Сербина? -деловито уточнил советник, тщательновыговаривая русскую фамилию.

— К сожалению, нет.Он скоропостижно скончался. Агент,молодой идиот, передозировал соответствующиемедикаменты, — директор чуть развелладонями, выражая этим скупым жестомодновременно и печаль относительногибели ценного информатора, и сожалениеот того, что в его ведомстве нашелсястоль непрофессиональный сотрудник.

— Кто еще владеетэтой информацией? — тон советника былрезковат, но собеседник предпочел этогоне заметить.

— Фактически — ещешесть летчиков, которые принималинепосредственное участие, и те офицеры,которые их покрывали. Теоретически -случайные свидетели, а также родственникии друзья, с которыми они могли поделиться.Мы работаем над уточнением.

— При достаточношироком круге посвященных эта историядо сих пор не всплыла, иначе тот пьяницане умер бы … э-э-э … своей смертью, -предположил советник и поинтересовалсяс ощутимой ноткой недоверия. — Как такоемогло произойти?

— Не знаю, — честносказал директор и сразу поправился.-Пока не знаю. Сербин обмолвился, что ихрадист эмигрировал в Канаду или Америку.Мы проверили — действительно, одному изтех, кто был в составе этого экипажа, всвое время оформлялась виза. Уже ищут.Если он до сих пор жив, то в течение сутокбудет найден.

— Кому еще известнооб этом… в вашем ведомстве?

Директор ждалэтого вопроса и даже немного удивился,что он прозвучал так поздно, поэтомуответ последовал незамедлительно.

— Агенту, которыйсделал запись. Резиденту в Украине. Мне.Эксперту-аналитику. Полевому агенту,которому поручена проверка данных.

— Кто этот АланБеркович? — так же быстро спросил советник.— Судя по докладу, он полный кретин. Выможете объяснить, как этот клоун вообщепопал на оперативную работу?

— Это было еще довашего прихода в Белый дом, сэр, — пожалплечами директор. — У парня феноменальноепроисхождение. Его полное имя Алан Дж.Беркович, где «Дж.» обозначает не Джонили Джеймс, а Джефферсон. Он квартерон7.Его дед по отцу — чернокожий, известныйбаптистский проповедник. Отец, сталобыть, мулат. Мать — дочь раввина из НовойАнглии и нелегальной мигрантки изКоста-Рики. Если бы среди предков этогоюноши отыскался еще и какой-нибудьиндеец, то он бы стал идеальной фигуройдля политической рекламы.

Советник промолчал,но чуть качнул головой в знак понимания.

— Парень немного…не в себе, — продолжил директор. — С пеленокодержим «великой американской мечтой». После окончания колледжа ушел в армию,стал морским пехотинцем, служил в Ираке,а затем год охранял посольство вЙоханнесбурге. Когда вернулся в Штаты,штурмом взял высшее образование — получилправительственный грант и закончил,только не смейтесь, сэр, Гарвардскуюшколу права8,несмотря на то, что едва переползал скурса на курс. И все это с IQ, которому непозавидовал бы и Форрест Гамп. Первоеего заявление с просьбой принять в ЦРУ«для того, чтобы быть на переднем краеборьбы со Злом» наш департамент поперсоналу распространил во внутреннейсети в рубрике «курьезы месяца». Там"Зло" было написано с большой буквы.

— Отказали? -краешками губ улыбнулся советник.

— Конечно. Нам исвоих идиотов хватает. Но парень оказалсяна удивление упрям. Размахивая отказнымписьмом, Беркович обратился к конгрессменуот своего штата с просьбой о помощи иухитрился взять приз за хоул-ин-уан9.Воистину, дуракам всегда везет.Конгрессмен, как назло, входил, да и посей день входит в состав комитета, откоторого зависит финансирование нашихспециальных операций. Этот государственныймуж здраво рассудил, что поддержкаеврейских общин и афроамериканскихцерквей на следующих выборах не повредит. Как раз решался вопрос о выделении стапятидесяти миллионов на создание новойспутниковой сети наблюдения, так чтовыбора у нас просто не было. Единственноечто я мог сделать — затолкать его в самоеспокойное место, где он со своимбойскаутским задором не сможет нанестиникакого вреда…

— И ради того, чтобыознакомить меня с рапортом этого“политического бойскаута”, ты выдернулменя с утра из постели? Бомба, якобызакопанная где-то под Киевом? Да он точнонасмотрелся фильмов... — советник улыбался,но в глубине его глаз притаились льдинки.

— Два часа назад ядумал точно так же, сэр. Но после того,как аналитики провели стандартнуюпроверку, доклад сразу же получил“оранжевый статус”, а я максимальноограничил доступ ко всей информации, ипозвонил вам по закрытому номеру.

— Это было правильноерешение. В случае, если информацияподтвердится, насколько вероятна ееутечка?

— Вероятностьутечки практически нулевая. Киевскуюрезидентуру возглавляет Чед Аскинс. Онприслал доклад в обход официальныхканалов, анализ проводил преданныйлично мне человек. Аскинс считает, чтоэто правда, а уж ему можно верить. Этопоследний из динозавров, которыеразваливали еще Советский Союз ...

— Чед с меднымияйцами? Старый лузер и герой Малогозиппергейта?

— У кого нет тайных страстишек, сэр? Одни коллекционируютбейсбольные биты, другие — юных сотрудниц. Вторых намного больше, чем первых …

— Дурнопахнущаявышла тогда история, — поморщилсясоветник.

— "АфроамериканскойБарби” не давали спать лавры МоникиЛевински. Наутро она упаковала бутылкус пальчиками Чеда в пакет для вещественныхдоказательств, потом отправилась вбольницу и сделала все анализы… А ужоткуда взялся в вине подавляющий волюпрепарат — никого уже не интересовало.

Советник ухмыльнулся.

— В жизни не поверю,что какая-то девчонка сломала карьерустарого бультерьера. Провинциальныхкуриц, которых набирают в приемные, непользует только голубой и ленивый ...

— Вы правы, сэр! Дотого Чед не раз выходил сухим из воды.Но тогда он дал промашку, не ознакомившисьс досье своей пассии. “Барби” оказаласьтроюродной племянницей бывшейГоссекретарши. У чернокожих родственныесвязи работают не хуже, чем у евреев, и,простите, сэр, итальянцев. Тетушка нажала на все мыслимые рычаги, и делопочти дошло до суда. Восемьсот тысячдолларов — все пенсионные накопления,дом и машина достались шустрой жертве,а мы вынуждены были спрятать Аскинса вэтой дыре.

— И как он сейчас?

— Обходит молоденькихамериканок за пять миль. Впрочем, имолоденьких аборигенок тоже. Практикантокне берет. Держит в приемной страшную,как смерть, секретаршу, с которой изредкаспит. Готов землю есть, лишь бы вернутьсяв Штаты и свести счеты с кланом, к которомупринадлежит его главная обидчица.

— Стало быть, этонаш человек, — задумчиво вымолвилсоветник. — Пусть в таком случае остаетсяна месте и лично контролирует все, чтотам происходит.

Указание прозвучалокак недвусмысленный приказ, но если этои покоробило директора, то на его лицеэто никак не отразилось.

— А что делать сБерковичем, сэр? — уточнил директор.

Из-под маскидобродушного итальянского комика наодно лишь мгновение выглянула мордабезжалостной и хладнокровной рептилии.

— Meneh,meneh, tekel, upharsin10,— ответиларептилия.

Затем советникпрезидента моргнул, и на его лицо вновьвернулась привычная маска доброговесельчака де Вито.

Директор понимающеусмехнулся и, на удивление близко ктексту, процитировал ветхозаветногопророка Даниила:

— "Вот и значениеслов: мене — исчислил Бог царство твоеи положил конец ему; Текел — ты взвешенна весах и найден очень легким; Перес -разделено царство твое и дано Мидянами Персам".

Директор и советникпонимающе и доброжелательно улыбалисьдруг другу, как старые добрые знакомые,понимающие все с полуслова.

— В Киев полетитОпоссум, мой лучший оперативный агент,— сказал директор. — Он оценит обстановкуна месте и примет все необходимые мерыпо … локализации.

— Действуйте,господа, — советник президента поднялсяс места, давая понять, что разговорокончен. — После обеда у меня партия вгольф с сам-знаешь-кем, — он указалоттопыренным большим пальцем себе заплечо и, судя по почтительности жеста,речь шла отнюдь не о президенте. — Там ибудут решать, следует ли разыгрыватьэтот джокер, если да, то как именно этосделать.

Директор ЦРУпроводил высокого гостя до самого лифта,вернулся к себе, и долго стоял у окна,уставившись вдаль.

Прижавшись лбомк чуть теплому стеклу он закрыл глаза.Ему было… нет, не страшно. Скорее оченьне по себе. Как игроку, который неожиданнооказался с неплохим набором карт наруках, но при этом заложил всего себя,включая бессмертную душу. Но в этойигре, полем для которой служила всяповерхность Земли , сражались отнюдьне силы Добра и Зла ...

Со стороны правящаяэлита США кажется монолитной и единой. Однако это не так, потому что уже многодесятилетий внутренняя и внешняяполитика Америки куется в жестокомпротивоборстве двух могущественныхкланов. Кланы время от времени меняютназвания, но по сути своей олицетворяютдве силы — "оружейников" и "менял".

И те, и другиесформировались между двадцатыми ипятидесятыми годами двадцатого века,когда Сухой закон произвел революциюв теневых финансах собственно Штатов,а наступившая затем Вторая Мироваяпозволила Америке стать мировыминдустриальным лидером, в том числе ив производстве вооружений.

"Оружейники"традиционно главенствовали в сферевоенно — промышленного комплекса, энергоресурсов и транспорта. Начав снефтедобычи, прокладки железных дороги сталелитейной промышленности,представители этой группировки взялипод контроль практически всю индустриюпроизводства и обслуживания современныхвооружений, а также гражданский транспорти отчасти всю инфраструктуружизнеобеспечения США.

"Менялы"простерли длань над финансами,шоу-бизнесом, прочей индустриейразвлечений (включая наркоторговлю), апозднее добавили в список технологиии цифровые коммуникации.

История “менял”отлично проиллюстрирована подъемомсемейства Кеннеди, которые во временаСухого закона прибрали к рукам производствонезаконно ввозимого в США спиртного.Мафия, воспетая Марио Пьюзо: содержателипритонов, публичных домов и подпольныхтотализаторов (традиционно в основномвыходцы из Италии), были не более чемуличными дилерами на службе у ирландскихсемейных кланов. Слившись со “старымиденьгами” Уолл-стрит, эта семьявозвысилась настолько, что смоглапосадить своего человека в Овальныйкабинет. Но ненадолго …

Кеннеди проигралиочередной раунд финансово-политическойборьбы, и ”менялы” временно отошли навторой план. Лишь в девяностые годы“менялы” через новый “дом Клинтонов“вернули часть утерянных позиций,усилившись за счет сверхдоходовкомпьютерной индустрии. Через компьютерыи коммуникации они проникали в спецслужбы,а также в производство современныхвооружений.

Обе силы представляютсобой не монолиты, а сложные, поройвнутренне противоречивые конгломераты.Взаимоотношения между "менялами"и "оружейниками" очень запутаны имногообразны, отдельные группировкивраждуют и заключают временные союзы.Однако в целом два гиганта последовательновыступают как агрессивные антагонисты.

Вся большаявнутренняя политика в США есть по сутижестокое, непрекращающееся соперничествоза ключевые государственные посты между“оружейниками” и “менялами”.

В силу природыосновных капиталов внешнеполитическимкурсом "менял" традиционно является“мир и торговля”, а “оружейников” -"война и экспансия". Не случайновсе мирные соглашения заключаются,условно говоря, “при Кеннеди”, а все“миротворческие” операции осуществляются“при Бушах”.

Сила, “продавившая”своего президента, имеет возможностьактивно лоббировать “свои” отрасли изачастую берет под контроль спецслужбы.Однако абсолютной власти еще ни разуне удавалось достичь никому.

Любые выборыявляются продуктом сложных политическихкомпромиссов. Пост вице-президента резервируется за текущей оппозицией,а должность госсекретаря за победившимкланом. Министерские портфели, спецслужбыи места в органах законодательной властипри этом могут распределяться самымнепредсказуемым образом. При этом самхарактер противоборства существенноизменялся от эпохи к эпохе.

По мере того, какисчерпывался потенциал рывка, совершенногоШтатами после падения их главногомирового соперника, СССР, вновь обостряласьскрытая битва за влияние, власть икапиталы. Иракский кризис и последовавшиеза ним “войны в заливе” дали в девяностыхогромное преимущество “оружейникам”. Но во второй половине нулевых "менялы"нанесли по своим противникам жестокийконтрудар. Используя финансовые рычагии новый вид СМИ — современные средства коммуникаций, они искусственно раздулии усилили и без того начинавшийсяэкономический кризис. Это обеспечилосокращение производств и военныхбюджетов, а также резко снизилопопулярность находившихся у властиоппонентов. "Оружейники" проигралиочередные выборы, после чего осталисьбез оборонных заказов и развития ВПК.

Столь жесткие,хотя и успешные действия "менял"в глазах противоборствующих сторон вышли за рамки конвенционно допустимыхв этой скрытой бесконечной войне.Проигравшие промышленники сочли, чтоих противники перешли незримую чертуи, в свою очередь стали готовить достойныйответ. Который теперь не связывалиникакие неписаные нормы…

Не имея возможностисоперничать с "менялами" нафинансовом поле боя, теряя прямой доступк государственному бюджету и сдавая один за другим ключевые государственныепосты, "оружейники" готовилисьиспользовать свой традиционный козырь— открытую силу. Нужен был только удобныйи убедительный прецедент. Который,благодаря молодому кретину и старомулузеру, похоже, наконец-то нашелся ...

Директор ЦРУ,бывший начальник службы безопасностиоружейного и нефтесервисного концерна“Калибертон” очень хорошо представлялсебе, каким ценным активом в бескомпромисснойбитве титанов может стать (а скореевсего и станет) забытый атомный зарядисчезнувшей страны. Особенно есливзорвать его правильными руками и вподходящий момент.

Спровоцироватьакт “ядерного терроризма”? Это былоопасно, рискованно, неоднозначно. Однакотолько решительные, сверхагрессивныедействия могли заставить отступитьнабравших небывалую силу и мощь "менял".Поэтому директор в целом не сомневался,какое решение будет принято лидерамиего группировки.

Но в эти мгновенияон почти желал, чтобы, несмотря на всеперспективы и возможности, "сам-знаешь-кто"с коллегами приняли решение не будитьдавно похороненных демонов…

7.Ритуальные услуги

Накладбище мы приходим к указанному Люсейвремени. Мы — это я и два подобранных под“Ласточкой” могильщика-волонтера.Солнце клонится к земле, спеша удалитьсяна заслуженный отдых. Высокие пирамидальныетополя отбрасывают длинные тени надорожки. Те, прямо как муравьиные тропы,петляют меж холмиков неухоженных, а тои вовсе заброшенных могил. Лет пятнадцатьназад памятники частенько снимали, и,разделав, сдавали на металл, так что ктолежит во многих могилах уже не узнатьдаже при очень большом желании.

У заколоченнойсторожки с выбитыми рамами нас встречаетзамдиректора комунхоза, в чьем ведениинаходятся городские погребальные дела.Сутулый мужик, похожий на питекантропадлинными и очень беспокойными руками,заросшими дурным волосом чуть ли не доногтей, неприятный, в общем, тип."Питекантроп" оценивающе окидываетвзглядом мою похоронную команду, затемкомандует сторожу принести три лопаты.

— Четыре надо! -каркает один из моих лишенцев, неожиданнопроявляя глубокие познания в земляныхработах. — Совковую добавь, чем осыпьвыгребать будем?

Мы с замдиректорапереглядываемся. Киваю. Действительно,так проще будет. Штыковой нарезал,повыбрасывал, а совковой собрал. Мужиктяжело вздохнул и добавил совковую…

Вручив инвентарь,замдиректора вытирает пот со лба,матюкнув дурацкое лето, что все никакне успокоится и жарит, падла, и жарит.Сообразив, что нас его трудности небеспокоят ни в малейшей мере, мужикплюет на этикет, и осторожно пытаетсядоговориться об отдельных могилах.Впрочем, оказывается он человекомпонятливым и быстро въезжает, что бездополнительных вливаний или какихдругих стимуляций, мы не то, что три ямывместо одной не выроем, но и лишний разне махнем лопатой.

Питекантроп тяжковздыхает, махнув волосатой лапищей, иведёт нас к полуразрушенному забору,за которым виднеется буряковое поле,на котором кое-где торчит бурьян.Оказавшись на нужном месте, плюет подноги, чуть не угодив себе на грязныйботинок.

— Здесь, — тыкает пальцем.

Я рявкаю на своихвременных подчиненных. Ветераны,израненные в печень на алкогольныхфронтах, с хмурыми рожами начинаютподрезать дерн, обозначая контур будущейбратской могилы.

Работают ханурикибодро, и на удивление споро. Понятноедело, землекопство для алконавта -привычный заработок. Большого ума ненадо, а перспектива позвенеть стекляшкойк концу трудового дня придает старания.Главное — бдить за ними.

Понаблюдав запроцессом с полминуты, питекантропзарывается в карманы. После недолгихпоисков извлекает очень грязныймобильник, и не менее грязный клочокбумаги с циферками. То и дело сверяясьс записью, осторожно тыкая мозолистымпальцем, набирает номер. Дозвонившисьсо второго раза, долго ругается сневедомым Мыколой, который, если яправильно понял, отвечает за отправкунашего груза.

Напоследок обматеривсобеседника, замдиректора в которыйуже раз харкает и объявляет, что труповозкавроде как скоро выйдет и будет “здесяи тута” через пару часов. После чего,снова вытерев пот, грозится, что еслизавалим работу, то пожалуется самойЛюбови Ивановне, и направляется к выходу.

Я, погрозив кулакомханыгам, чтобы не бездельничали,увязываюсь следом. Воды набрать. Ну изаодно расспросить — для кого это мыжопы рвем в такую жару? Убедившись, чтодополнительный пузырь вымогать я несобираюсь, мужик расслабляется. Словоза слово вытаскиваю из него подробности.

Оказывается, чтозакапывать предстоит двоих моих товарищейпо несчастью — таких же отселенцев,потерявших столичные квартиры за долгиили по “синему делу”. И, до кучи, чтобыжизнь малиной не казалась, офицера -отставника. Ветеран, обкушавшись вкабаке пшеничного соку до синих звезд,помер по дороге домой. Родственникитело забирать не стали. В администрациидаже не почесались уточнять, есть литакие вообще. Поэтому бедного мужикапоселковым властям и отфутболили …

Значит, это и естьтот труп, который собаки нашли. И он явноне моего производства… На душе тут желегчает.

Стараясь не уронитьавторитет своей строгой, но справедливойначальницы, заверяю местное руководство,что пусть оно не переживает, всё будетпутём. Питекантроп топает дальше посвоим коммунальным делам, а я, распрощавшисьс ним, двигаю к большой куче мусора.Нужна хоть какая-нибудь баклажка, водунабрать, пусть даже старая пластиковаябутыль, здесь таких много. Землекопноедело — потогонятельное, даже если нестолько сам копаешь, сколько раздаешьуказания и целительные пендели. А потакой жаре — и вовсе кирдык. Не в пакетеже воду нести?

Подойдя поближе,громко матерюсь. В основании кучи -памятник из серого гранита. Кладбищенскимхламом его, похоже, завалил бульдозерист,когда чистил главный проезд. Из-подошметков венков, сухой травы и драныхпакетов, проглядывает обелиск, сзакрепленным наверху пропеллером.

Кое-как очищаюплиту, поотбрасывав мусор ногами.Смахиваю ладонью землю, читаю надпись.Здесь похоронены шесть летчиков. ЭкипажТу-95. “Стратег” взорвался в воздухепри возвращении с боевого дежурства.Выходит, ребята погибли при выполнениибоевой задачи. Хоронили, значит, со всемивоинскими почестями. Оркестр, салютнаягруппа, три залпа в воздух, школьники,наверное, в почетном карауле стояли…

Только все эточерез двадцать лет после распада Союзаоказалось и нахер никому не надо. Иребята погибшие, и долг перед Родиной,и вообще. Завалили херней всякой, развечто не обгадили …

Становится оченьпаршиво. Я тоскливо ругаюсь и, как могу,расчищаю памятник. Отхожу, не оглядываясь.Не то, чтобы стыдно… Просто до крайностипаскудно на душе. Тут на глаза попадаетсяподходящая баклажка из-под “Живчика”,прямо как меня и ждала. Нормальная раньше“цветная водичка” в последнее времясовсем опаскудилась, зато бутылкаудобная, двухлитровая…

Набрав воды изпоржавевшего крана у сторожки, не спешатопаю к своим работничкам. Все-такинасчет "споро" я, конечно, поторопился.Из алкашни, что согласилась на шабашку,землекопы, как из меня канадский лесоруб,но дело у них продвигается. Почва тутлегкая, песчаная, без камней.

Когда к намподкатывает “таблетка” — санитарныйУАЗ-469, чуть ли не малярной кисточкойвыкрашенный в серый цвет с кривоватымикрасными крестами на битых бортах, мыуже минут двадцать валяемся на траве,подставив морды вечернему солнцу. Благо,оно уже передумало дурковать. Рядомтемнеет внушительная яма, а выброшеннаяна кучу земля начинает подсыхать…

Пока мы зеваем ипротираем глаза, из “таблетки” выбираютсяПат и Паташон — щупленький водила иотожраный на спирте и витаминках санитар.Не обращая на нас ни малейшего внимания,они распахивают задние двери ивыволакивают, уронив на примятую траву,три длинных пакета из толстого прозрачногополиэтилена.

— Кто тут главныйхер в мире животных? — закончив выгрузку,решает нас заметить санитар.

— Ну? — отвечаю я,подойдя поближе.

— В получениираспишись. — он протягивает раскрытыйжурнал, на сгибе которого лежит шариковаяручка с обгрызенным колпачком.

— Незабудко,Сербин, Вакула, — зачем-то читаю я вслух,перед тем как поставить свою закорючку.Фамилии ни о чем не говорят, а рассматриватьлица покойников в поисках собутыльниковили давних знакомых как-то не хочется.

Санитар забираету меня журнал, сует подмышку. Труповозка,стреляя движком, укатывает в большоймир. А мы остаемся здесь…

— Ну что, орлысизеносые! — стараясь придать голосухоть немного жизнерадостности, обращаюськ похоронной команде, — кладем на дно,пять минут лопатами помашем, и, какговорится на заслуженный отдых…

Орлы, отобразивна испитых харях сложную гамму чувств,подходят к телу, что оказалось ближевсего к могиле. Когда мы беремся за краяпакета, над нами взлетает туча мух. Икогда только слететься успели?

Тянем-потянем …

— Стойте, стойте!Ну пожалуйста! — раздается со стороныцентральной аллеи тонкий испуганныйголосок.

Алкаши как покоманде разжимают руки. Пакет падаетих стороной на землю, а я ощутимо клююносом, лишь потом догадавшись выпуститьсвой край. Совсем ты, Витек, мозги пропил,хуже черепахи соображаешь…

По дорожке, цепляясьза сорняки, протянувшие стебли, будторастяжки, бежит зареванная девчонка.Подскочив к пакетам, она заглядывает ведва различимые лица, скрытые мутнымполиэтиленом и, отшатнувшись в сторону,начинает реветь навзрыд...

— Э, ты чего? -касаюсь ее плеча.

— Папа... — с трудомвыдавливает она, сквозь душащие слезы,— Вчера в кафе с друзьями ушел... Невернулся! Я и искала, звонила... Никтоничего, ни видел, не знает... А сегодня...— она шмыгнула носом, — А сегодня мне вмилиции сказали, что его утром подобрали...и в район отвезли... Я, я.. в морг позвонила,там говорят — приезжайте, забирайте... Ятуда, а они его увезли уже... А вы, вы, егоуже чуть не похоронили…

Девчонка сноваплачет…

Землекопы-шабашникистоят, ожидая команды вышестоящегоруководства. То есть меня.

Ситуация, блин,хуже не придумаешь. Получается, вот этозахлебывающееся слезами дите — дочьпокойного армейца. И чего же ты, наполчаса позже не пришла-то, гребаный поголове?! Если сейчас родственники изнакомые начнут подтягиваться, мы и доутра не разгребемся! А за трупы я ужерасписался... Не закопаем всех троихсегодня — крайним буду я. Нет, самого незакопают, загребутся пыль глотать. Нопо головке Любовь Ивановна, котораяЛюся, точно не погладит за это.

Старательно корчусамое скорбно-сочувствующее лицо, накакое способен, и развожу руками:

— Ну а мы что сделатьможем? Ты нас тоже пойми. Наше деломаленькое. Сказали — хороните, мы ихороним. Тут оставим — так по ушам получим,что мало не покажется.

Нет, как-то плохополучается… Не те слова, неправильные…

— Давай так, — пробуюпо-иному. Девчушка уже не плачет, а лишьсмотрит на меня огромными глазами, — Тысейчас реветь прекращаешь, бежишь квзрослым и им говоришь, чтобы они шли кмэру и получали разрешение на... — навсякий случай, сглатываю “эксгумацию”, — на перезахоронение.

Девчонка замираетв нерешительности. Пользуясь моментом,киваю алкашам. Те понятливо ухватываютближайший пакет.

— Не надо! — плаксаподпрыгивает и визжит таким ультразвуком,что мои работнички испуганно отдергиваютруки, будто их ощутимо долбануло током.

— Ну что еще? — менявся эта ситуация начинает раздражатьвсе сильнее и сильнее, — Я же тебе русскимязыком все объяснил. Мамку зови, иликого из родичей.

— Мама умерла, -ветеранская дочка поджимает губы ишмыгает носом, впрочем, судя по всему,реветь она больше не собирается. — Иродных у меня тут нет никого. А из знакомыхпапиных никто трубку не брал.

— Ну а этот, советветеранов Вооруженных сил, или как ихтам? Они чего?

Девочка вновьподнимает на меня заплаканные глаза. Японимаю, что ляпнул несусветную дурость.В этом городе властям и на живых глубокоплевать, а уж ветераны…

— Вы его что, воттак вот, вместе с этими? — Она внимательносмотрит на пакеты, переводит взгляд наяму. Знаю я такой взгляд, когда цепляютсяза мелкие детали, чтобы на большее несмотреть и не думать о нем. Сам… впрочем,чего уж там сейчас вспоминать.

— Есть другиеварианты? — деловито спрашиваю я.

Дочка покойникаморщит лоб, и, набравшись решимости,просит:

— Пожалуйста,похороните папу в отдельной могиле!

Занятнее всегото, что просьба звучит приказом. Вот жеблин, радость какая! Это еще пару часовминимум корячится. Оглядываюсь на своюверную алкопехоту. На их лицах читаюсвои же мысли. Мужики энтузиазмом негорят от слова “да ну нахер!”. Однако,в просьбе можно нашшупать и наш интерес...

— Тут, солнышкоты наше, ненаглядное, какая ситуация.Мы за работу аванс уже получили. За чтополучили — уже сделали. Так что, как самапонимаешь, без доплаты сверхурочных нуникак!

Вроде и не хочу, аслова заученные сами собой выходят,словно я всю жизнь бригадой могильщиковзаправлял, и тон соответствующий. Языкпомимо сознания работает. Сперва девочкане соображает, чего я от нее хочу, исмотрит круглыми глазами. Затем, осознав,обречено кивает, и достает из кармашкапо-модному рваных джинс тощий кошелек.

— У меня толькосорок гривен. Хватит?

Взгляд девчонкивновь наполняется слезами. А я прикидываю.Сороковник — это две поллитровых казенкис закусью. Или два литра самогона. Вместес тем, что ждет в кабинете у Люси и“коктейлем Молотова”, что обещалпринести Петро, встреченный в “Ласточке”,поминки выйдут приличные. Я степеннокиваю принимаю из дрожащей рукисложенные в несколько раз мятые купюры.Осталось самое сложное — решить вопросс “хороняками” из похоронной команды.Каламбур вышел забавный. “Хороняки”на местном суржике — хроническиеалкоголики.

Но тут прилетелаптица обломинго.

— Не, Вить, мы такне договаривались... — занудил первый, -Сил нету никаких. Мы ж с утра ни ели, непили. Мы яму забросаем, ты нам выдайпузырь, да мы пойдем.

— Руки до мясастер! — вторил ему боевой товарищ, — спинане разгибается…

Я пытаюсь задействовать самый убойный аргумент,предложив полтора пузыря.

Лень оказываетсяу алкашей сильнее пьяной жажды, и ониупорно стоят на своем, будто партизаны.

Деньги у девчонкия уже взял, и отказываться от обещанияне собираюсь. Значит, придетсясобственноручно отвечать за поспешность...Да и ветеранскую дочку жалко. Не шалашовкаведь, дочь военного, как-никак.

— Ты, короче, погуляйчасок, — твердо говорю я снова накуксившейсядевчонке, — а лучше сопли подбери и сходик Явдохе, знаешь, где живет?

Девочка молчакивает.

Отсчитываю ейдвадцатку.

— Придешь, скажешь,Витя с базара прислал. Попросишь литр,дашь денег. Не забудь — Явдоха, Витя,литр. Обратно пойдешь, захвати стаканчиковразовых, и бутылку газировки купикакой-нибудь. Только не “Живчика”! -Уточняю на всякий случай, — пока будешьходить, как раз закончу. Тут отца ипомянем.

Девочка, сделавнад собой видимое усилие, подбираетсопли и убегает.

— А вы чего сидите?— рявкаю я на зевавших в сторонке мужиков.Совместными усилиями, опускаем в ямудва пакета, наскоро забрасываем землей.Забастовщики получают расчет натуройи усталые, но довольные скрываются межхолмиков и крестов…

К моменту возвращенияпосыльной жара спадает окончательно.Да и я как раз заканчиваю копать. Могилавышла неглубокая, мне по грудь, и неособо широкая. Но какая получилась.Думаю всяко лучше, чем вечная компаниядвух алкашей. Выбрасываю лопату набруствер и вскарабкиваюсь наверх,умудрившись особо край не обрушить.

— Ну что, прощатьсябудешь?

Девчонка ставитна землю пакет и с ужасом смотрит начерное гудящее облако над полиэтиленом.Мотает головой, даже отступив на шаг.Что ж, и такой взгляд я тоже знаю — когдасмотришь, видишь, а все равно не веришь.Что вот это и есть твой близкий человек.То есть им было…

Справляюсь сам.Подтянув тело к краю могилы, осторожно,боком спихиваю. Хорошо, что покойныйофицер не стал напоследок пакостить идисциплинированно шлепнулся на спину.Не пришлось лезть в яму и ворочатьтело... Под участившиеся всхлипы оттираюладони от земли и снова берусь за лопату.

8.Сумма страхов

Вэту жаркую августовскую ночь городокКэнтон, штат Миссисипи, отсыпался передначалом рабочей недели. Несколько летназад концерн «Ниссан» построил здесьновый автомобильный конвейер для сборкиамериканских “Инфинити”, после чегосонный столичный пригород быстропревратился в крупный индустриальныйцентр.

В коттеджах, чейразмер и стоимость по введенным японцамикорпоративным правилам строгосоответствовали положению в компанииих хозяев, спали топ-менеджеры, управленцысреднего звена, инженеры, операторы,рабочие, их жены и дети. Мирный сонударников самурайского труда неусыпноохраняла полиция графства.

Полиции на улицахбыло много, и на то имелись серьезныеоснования. С началом летних каникул вгород со всей страны съезжались студентыиз колледжей и университетов (благо,доходы работников компании позволялидавать детям приличное образование).Поэтому окружной шериф, справедливоожидая всплеска продаж наркотиков,выгнал на ночное дежурство едва ли невсех помощников. Не осталась в сторонеи полиция штата, которой в преддвериивыборов было приказано в пику ФБР выдатьна-гора убедительные результатыэффективной борьбы с наркомафией …

Детектив ДжеремиМоравски припарковал свой «Форд» втихом месте на пересечении Вест-Стрити Добсон-авеню. Именно здесь, если веритьинформатору, в дни наплыва молодежиработал Буллет11— неуловимый оптовик, специализирующийсяна дорогом колумбийском кокаине.

Наркодилерыдействовали хитро — они заранее пряталитовар в надежных местах и, получивденьги, указывали покупателям координатытайников-закладок. Поймать наркоторговцевбыло сложно, обосновать их вину притакой торговле — невероятно трудно. Длятого, чтобы арестовать преступника, азатем предоставить существенныедоказательства в суде, необходимо былодождаться факта передачи денег, припомощи направленного микрофона записатьразговор, взять покупателей в момент,когда они заберут товар, отпрессоватьзадержанных в отделении и, получив отних в обмен на прокурорский иммунитетнужные показания, надежно закрыватьдилера. Работа крайне сложная и требующаяфилигранной аккуратности, но игра стоиласвеч — за одну горячую ночь поройраспродавалось несколько килограммовдури, так что арест одного такого оптовикапопадал на первые страницы газет, приносяполитикам незаслуженную славу, а Моравски— уважение коллег и прочное положениев сложной полицейской иерархии. Откинувспинку пассажирского кресла, детективполулежал в глубине салона, стараясьне выдать свое присутствие малейшимшевелением.

Утро начиналопонемногу теснить уходящую ночь, когдана Добсон-авеню выехали два черных“Сабурбана”. Внедорожники-минивены,облюбованные всевозможными спецслужбами,проехали мимо и остановились напротивничем не примечательного коттеджа,который, судя по газону размером вполовину носового платка, принадлежал служащему автомобильного завода сневысоким рангом. Все двери одновременнооткрылись, и наружу посыпались люди вчерных обтягивающих костюмах с короткимиавтоматами — точь-в-точь, как в очереднойчасти “Splinter Cell”, которую сын последнююнеделю сутками гонял на своей игровойприставке.

Как они вычислили,что припаркованная на ночь машина сзатемненными стеклами не пуста, оставалосьтолько догадываться. Не успел Моравскиподнести ко рту микрофон, чтобыпродиктовать диспетчеру номера“Сабурбанов” и выяснить, кто этопытается отобрать у него работу, как к“Форду” подлетел человек, в отличиеот бойцов, одетый в скромный серыйкостюм. Держа правую руку у бедра, левойон негромко, но требовательно постучалпо боковому стеклу и сделал знак, чтобыдетектив его опустил:

— Министерствовнутренней безопасности.Оперативно-координационный центр. Отделактивных операций. Специальный агентСмит. Пожалуйста, покиньте улицу, мыпроводим здесь специальную операцию.Если вы этого не сделаете, нам придетсяразбудить вашего начальника.

Моравский скривился,словно проглотил тухлую креветку. Ребятиз МВБ дружно не любили все американскиеправоохранительные органы.

Министерствовнутренней безопасности было созданочерез месяц после событий 11 сентября2001 г. Объединив под своим крылом множестворазрозненных служб, оно ворочалоастрономическим бюджетом и обладалочрезвычайными полномочиями. Но при этомизначально было, и по сию пору оставалосьбюрократическим монстром, несуразными малоэффективным.

Департамент поборьбе с наркотиками штата Миссисиписталкивался с агентами МВБ далеко не впервый раз — безопасники были неизменнозаносчивы, плевали с высокой колокольнидаже на ФБР и, не моргнув глазом, мочилисьв чужой бассейн. Поэтому говорить и темболее спорить со Смитом было решительноне о чем. Моравский сплюнул под ногиспецагенту, поднял спинку и включилзажигание. Тщательно подготовленнаяоперация оказалась безнадежно провалена,и теперь удобный случай придется ждатьдо следующих каникул.

Дождавшись, пока“Форд” исчезнет за поворотом, спецгруппа окружила дом и приготовилась к штурму.Один из “людей в черном” осторожнозаглянул в окно небольшой гостиной.

Человек снепроизносимой польской фамилией, закоторым приехали “Сабурбаны”, занималскромный пост начальника складаэлектроники сборочного конвейера«Инфинити». Сейчас он одетый спал надиване перед работающим телевизором.К дивану был пододвинут низкий стеклянныйстолик, на поверхности которого вмельтешении отсветов от экрана можнобыло разглядеть разноцветную россыпьтаблеток, опрокинутый тубус чипсов иполупустую бутылку виски.

Алкоголь и снотворноеуже давно стали лучшими друзьями и едвали не единственным средством от мрачного,тягостного бодрствования одинокиминочами. Но даже виски не в силах изгнатьсны, в которых раз за разом возвращалосьпрошлое…

Человеку, лежащемуна диване, снится все тот же, до болизнакомый сон. Он в одиночной камере.Некто в пенсне, кителе со стоячимворотником и с непонятными знаками напетлицах направляет на него лампу,бьющую как прожектор, и кричит, требуясознаться во всем...

Вслед за кошмаромприходят воспоминания. Ночное летноеполе, пустое и безмолвное. Черная громадасамолета, нависающая над головой крышкойисполинского гроба. Медленно открывающиесястворки бомболюка, под который троеподкатывают гидроподъемник с поднятымипод самое брюхо лапами захвата. Эти трое— штурман Витя Сербин, бортинженерНиколай и он, радист Сергей — молодойлейтенант, месяц назад выпустившийсяиз военного училища. Командир и второйпилот залегли наверху капонира, ведутнаблюдение. Костя, оператор вооружений,сидит в кабине и управляет подвеснымоборудованием.

Створки раскрыты,в чреве самолета белеет девятиметроваясигара. Это не крылатая ракета, аконтейнер, в котором упрятан страшный,вызывающий дрожь в поджилках груз..

Пока штурман сбортинженером, поднявшись на железнойстремянке, вполголоса матерясь, колдуютнад “специзделием”, Сергей думает, каквсе будет. Командир сказал, что здесьне двести килотонн, как в ракете Х-55, авсего лишь двадцать. Но кому от этоголегче, если еще на первом курсе имобъяснили — все находящееся в эпицентревзрыва распадается на атомы за ничтожномалые доли секунды. Липкий запредельныйужас сковывает движения.

Мгновенная смертьстрашна. Но еще страшнее картина ареста,за которым непременно последует дознание,суд и казнь. Сергей уверен, что их поймают.Руса — не просто закрытый, но сверхрежимныйобъект. Любой, кто покупает в райцентрена автостанции билет до военного городка,сразу же попадает на карандаш вездесущиморганам, что уж говорить о тех, кто летаетна стратегических самолетах…

Оператору, которыйзнает, как деактивировать бомбу,приходится бегать туда-сюда. Он скатываетсясо стремянки и выдыхает:

— Есть! Теперь стопудов не бахнет ...

Сигара, крепкоприхваченная веревками, медленноопускается вниз.

— Помоги! — хрипитВитя Сербин. Обычно штурман в экипаже— белая кость, но Витя, недалекий истранноватый мужик, втихаря увлекающийсяфотографией и нестойкий на алкоголь, вэскадрилье не пользуется уважением, апотому наравне с Сергеем выполняетчерную работу.

Оператор опятьподнимается в кабину, закрывает люк,возвращается. Машет рукой в сторонукапониров. Командир и второй пилотпокидают посты наблюдения.

Вшестером, опасливопридерживая контейнер, они катят егосперва по краю рулежки, потом по скошеннойтраве туда, где чернеют спасительныедеревья. Катить тяжело, липкий потзаливает глаза, но страх придает сил.

Дальнейшие действиянапоминают похороны. На дне глубокой идлинной ямы мокрая грязь с проблескамиводы. Сергей ничего не чувствует и ни очем не думает. Он словно робот механическивыполняет все распоряжения командира... Контейнер, удерживаемый тросами,плавно ложится на дно ямы, по брюхозарывается в пульпу.

Как они возвращаютсяк самолету, он не помнит. Емельяновподгоняет УАЗку, грузит назад пьяномычащую Нинку. Платье у девчонкирасстегнуто, белья на ней нет. В лунномсвете хорошо видны большая грудь икрепкие ягодицы. Но страх настолькоовладевает Сергеем, что вид соблазнительногоженского тела вызывает лишь изжогу.

Они покидаютаэродром. Проходит день, неделя месяц.Страх понемногу уходит, но часть егоостается где-то в глубине души. Каквскоре выясняется — навсегда.

Время идет, Сергейвыписывает “Аргументы и факты” и“Огонек”. Гласность снимает печатизапретов, теперь он "знает все" проНКВД и ГУЛАГ … Полтора года Сергейживет, каждую секунду ожидая ареста.Наконец, по скорой, попадает в больницу.Выписывается с диагнозом “язва желудка”и с отстранением от полетов. Причинаболезни — “постоянное нервное напряжение”,так говорят врачи. Через полгода,комиссованный по здоровью, он возвращаетсядомой в Кировоград.

До начала девяностыхСергей работал старшим электриком назаводе дозирующих автоматов. Потом повызову уехал в Канаду — женившийся наеврейке брат смог быстро эмигрироватьсам, и вытянул к себе родственника. Вскоре Сергей с видом на жительство иразовым пособием уже стоял за детройтскимконвейером, монтируя двигатели на«Крайслеры».

Страх, немногоразогнанный сытой американской жизнью,вскоре вернулся. Сны становились всереальнее, и бывший радист по-прежнемувздрагивал от каждого стука в дверь.Разжившись по случаю поддельнымпаспортом, он порвал связь с братом иуехал в Кэнтон, где как раз шел массовыйнабор на новую сборочную линию. Там,выписывая коробки с реле, процессорнымиблоками и ДВД-плейерами, Сергей велнеприметное, почти растительноесуществование.

По воскресеньямон выбирался подальше от любопытныхглаз в Джексон и брал на вечер недорогуюлатиноамериканскую проститутку. Сбросивнакопившийся стресс, возвращался домой,смотрел сериалы и принимал снотворноеили виски. А все чаще — и то, и другое.

Когда его выдернулииз-под одеяла чьи-то сильные руки, Сергейне сразу понял, что все происходит наяву.Реальность показалась продолжениемночного кошмара, усугубленного вечернейвыпивкой. Грязная комната, в которой неубирали уже самое меньшее пару недельоказалась полна вооруженных людей, аего кантовали, как безвольную куклу.

Затем он испыталв некотором роде облегчение. Ведь незря говорят, что ожидание беды можетоказаться куда мучительнее ее самой.Все, чего летчик страшился долгие годы,наконец-то случилось, и бояться большебыло нечего.

Не оказав нималейшего сопротивления, Сергей далвывести себя во двор и посадить в черныйфургон с глухо затонированными окнами.Он безропотно стерпел надетый на головумешок и, едва ощутив легкий укол в бедро,провалился в ровный глубокий сон, какогоуже давно не приносили таблетки. “Людив черном” увозили очень счастливогои умиротворенного человека.

Впрочем, скороебудущее обещало оказаться куда менеерадужным...

По законам СШАЦентральному разведывательномууправлению строго запрещено осуществлятькакие бы то ни было активные действияна территории своей страны. Но вгосударстве адвокатов обход закона вбольшинстве случаев представляет собойтехническую, решаемую проблему.

В данном случаерешением стало некое ранчо с собственнойвзлетной полосой, расположенное вВирджинии, подальше от сторонних глаз.Через цепочку подставных владельцевобъект был куплен Министерствомвнутренних дел, а затем “По просьбезаместителя директора ЦРУ" — предоставленколлегам-разведчикам “для учебныхцелей”. Подобная форма была неафишируемой,но вполне распространенной и обычнойдля всяческих полуофициальных и совсемнеофициальных действий.

При этом ранчоиспользовалось в целях вполне боевых— для тайных встреч, содержания и допросоввыловленных через голову ФБР шпионов,а также для бесследного “исчезновения”нежелательных лиц.

Для исполненияпоследней задачи в подвале большогодвухэтажного гаража был обустроенсверхсовременный крематорий спротиводымными фильтрами, которыйпозволял разлагать пепел жертв достепени полного нераспознавания ДНК.

Кроме того, наобъекте имелась и современная типография,оснащенная комплексом программированиялюбых аккаунтов и пластиковых карт. Спомощью этой системы любому “пропавшему”человеку можно было в считанные минутысделать “виртуальную биографию”, чтобыпродолжить его информационноесуществование, окончательно запутав ипохоронив все следы. Принеобходимости,исчезнувший еще несколькомесяцев мог вести вполне активноесуществование, совершая покупки спомощью кредитных карт, используятелефонные "симки", отмечаясь иоставляя фотографии в социальныхсетях...

За Министерствомвнутренних дел числилась и оперативнаягруппа ЦРУ, “временно прикомандированнаядля обмена опытом”, которую возглавлялспецагент, известный под псевдонимом“Опоссум”. Это был тот самый “Смит”, который говорил с детективом ДжеремиМоравски и руководил захватом бывшегорадиста.

Опоссум вышел водвор и с удовольствием вдохнул сыроватыйдеревенский воздух. Если внутри ранчопоходило на гибрид лаборатории,исследовательского комплекса ивысокотехнологичной тюрьмы, то снаружионо ничем не отличалось от сотен подобныхобъектов. Поэтому если не думать о том,что скрывалось за прочными стенами идверями, вполне можно было представитьсебя обычным американцем в провинциальнойглуши, наедине со звездным небом ипрохладным ветерком.

Агент еще разглубоко вдохнул и пожалел, что месяцназад бросил курить. Старая привычкатребовала увенчать трудный день и хорошопроделанную службу парой крепкихзатяжек. Но в его возрасте и с его образомжизни пришлось выбирать — табак илиздоровые легкие. Опоссум был профессионалом,который к тому же искренне любил своюработу, поэтому его выбор был очевиден.

Но курить все равнохотелось.

Он вытер платкомпот со лба, который не смог осушить дажепрохладный ветер. Расправил закатанныерукава рубашки, достал из кармана телефони набрал номер, который не значился дажево внутреннем справочнике администрацииБелого Дома.

— Он выдал все, чтознал, сэр, — Опоссум начал разговор совсем почтением, но не тратя время навступления и прочие бессмысленныеритуалы, строго по делу. — Показаниясоответствуют … донесению … с оченьвысокой точностью. Если это была немассовая галлюцинация, то факт можносчитать установленным.

— Что же, неплохо,— директор ЦРУ говорил так же коротко,без околичностей. — Остальные?

— Установочныеданные в обработке. К вечеру будет полныйрасклад.

Прослушать этотразговор было практически невозможно,но собеседники все равно избегали имени точных фактов. Впрочем, Опоссуму ненужно было уточнять, о ком идет речь.

— Хорошо. Я ужеотдал распоряжение, соответствующиерасходные суммы будут переведены. Утебя будут все полномочия и возможности,при необходимости — поддержка любой изнаших служб в любой стране. Но запомниглавное, ключевое слово здесь — «тихо».Поэтому те объекты, с которыми …доверительная беседа окажется невозможной,также должны исчезнуть, быстро илегендированно.

— Я понял, сэр. Ачто теперь делать с … этим? Похоже, егопсихика не выдержала, теперь это материалдля психиатрической диссертации.

— В таком виде егооставлять нельзя. Предпримите меры по… экстрадиции.

— Понял, сэр.

Опоссум отключился,спрятал телефон в карман и возвратилсяв бункер.

Медикаментозныйдопрос представляет собой не стольуниверсальное и надежное средство, какпринято описывать в детективах. Собственноговоря, пресловутой "сыворотки правды"в том виде, как показывают в кино, вообщене существует. Нет и не может бытьпрепарата, который заставляет человекаговорить только правду. На самом делетакие медикаменты призваны лишь ослабитьсамоконтроль, снять внутренние запреты,вызвав у допрашиваемого абсолютноедоверие и желание исповедаться.

Психотропныесредства вкупе с традиционными методикамидопроса хороши по отношению к человекусо здоровой психикой и сильной мотивациейна скрытие какой-то конкретной информации.Достаточно пробиться через внутреннююзащиту, и объект выложит все как на духу.Но в данном случае допрашиваемый проявлялвсе признаки шизофрении, усугубленнойалкоголизмом. Сведения, которые от неготребовалось получить, оказались скрытыв лабиринтах памяти, захоронены подмноголетними слоями комплексов истрахов. Так что и сам допрашиваемыйбыл порой не в состоянии отличить, гдеправда, а где фантазия. Поэтому пришлосьприбегнуть к старому доброму“психофизическому” воздействию, вкотором новейшие достижения фармакологиибыли только подспорьем…

У радиста неоставалось ни единого шанса, теперь онбыл не властен над своей судьбой, попавв отлаженный механизм форсированногодознания. Он сидел, привязанный к креслу,блаженно улыбался и пускал слюни. В егосознании, разбитом на множество осколков,все происходящее было не страшнойпыткой, а исповедью.

Палачи оказалисьлучшими товарищами, суровыми, ноблагожелательными. Они не мучили его,а помогали пройти трудной тропойочищения, искренне желая избавить новогодруга от непосильного груза вины. Летчикждал, когда они снова начнут спрашивать,готовый припомнить любую мелочь,счастливый, что он может избавиться отсобственных демонов и помочь этимзамечательным, понимающим людям.Очередного укола он не почувствовал,лишь сознание померкло, будто во всеммире разом выключили свет….

— Как только пропадетпульс, немедленно "в долгий путь",— указал Опоссум одному из трех своихассистентов в сторону оцинкованнойдвери, за которой располагался"военно-полевой крематорий".

— Подготовьте вседокументы для суда, — приказал он второму.И в этом случае опять же не пришлосьобъяснять очевидное.

АмериканскаяФемида обычно слепа по отношению кгастарбайтерам. Нелегальные мигранты,на которых не распространяется законо минимальной почасовой оплате труда,нужны Америке как любой богатойдемократической стране. Без них рыночнаяэкономика просто не сможет нормальнофункционировать — граждане США предпочитаютжить на пособия по безработице, но немыть посуду в дешевых закусочных ичистить засорившиеся клозеты вафро-американских кварталах. Однако вслучае необходимости карающий мечдемократии действует с быстротой молнии.

К вечеру департаментпо персоналу кэнтонского отделения«Нисан моторз инкопорейтед» получилписьмо из иммиграционного агентстваМинистерства внутренней безопасности.К письму прилагалось постановлениесуда о том, что нелегальный иммигрантиз Албании, скрывавшийся под именемКшиштоф Стрембджинский, был обнаруженофицерами агентства в результатеплановой проверки, задержан и высланиз страны.

ВакансияСтрембджинского была заполнена в течениешести часов. Освободившуюся должностьзанял двадцатилетний выпускник колледжа,в ожидании повышения подрабатывающийгрузчиком на складе элементов ходовойчасти, а на его место, в свою очередь,заступил чернокожий житель Джексона,чья заявка оказалась первой в базеданных. На основании постановления судализинговый контракт со Стрембджинскимбыл разорван, и через три дня в занимаемыйим коттедж вселились новые хозяева -вновь назначенный инженер из департаментаконтроля качества с женой.

Механизм, укрытыйот сторонних глаз, уже начал неумолимоедвижение, методично перемалывая судьбымногих людей во имя достижения четкойи практичной цели. И трусливый радист,и спившийся штурман, умерший от передоза“сыворотки правды” были в этом потокедаже не щепками, а пылинками, неразличимымивзгляду ...

9.Поминальные сны

Покая, отхлебывая из явдохиной “пляшанки”,переваливал обратно в могильную ямупару кубов земли, тени от тополейрастворились в сухой траве, и надкладбищем начали сгущаться сумерки.Все время, пока шла работа, девчонкаждала в стороне, тщательно глядя всторону и закрываясь рукавом. Иногдадоносились приглушенные всхлипы. Поуму, конечно, надо было подойти ипопробовать успокоить... Но лучше яхолмик попытаюсь в меру возможностейвыровнять, пока еще хоть что-то видно,чем буду нести стандартное положенноевранье.

Еще ладно, если быя чувствовал хоть малейшее сострадание...Но к облепленному мухами пакету, которыйбыл тем, что осталось от ее папки, яничего, кроме брезгливости не испытываю.Хотя, что еще может вызывать обгрызенныйбродячими собаками труп совершеннонезнакомого человека? В общем, работаюи не отвлекаюсь. Почти закончил… Все,шабаш!

Тихо подходитдевчонка. Шмыгнув в который раз носом,кладет на холмик тощенький букет полевыхцветов. С верхушки скатывается несколькокамешков...

— Спасибо вам,Виктор…

В первое мгновениедаже не понимаю, что это она ко мнеобращается, больно уж тон… неживой. Такс покойными прощаются. Ну в общем-то таки есть. Кошусь на девчонку, пытаясьсообразить, где же все-таки её видел. Авидел точно, и не один раз. Наш Зажопинск— городок маленький. Через полгода можносмело здороваться с каждым, даже еслив упор не помнишь. Один хрен, знакомыкаким-то боком...

— Да не за что.Пошли, что ли? Хул… нечего тут в темнотеделать.

Девчонка киваети идет рядом. Глаза у нее блестят, какплошки с водой, однако не плачет. Вот иумница. Истерика мне после земляныхработ и до принятия вовнутрь народныхантидепрессантов нужна, как ежу кальсоны.Да и делать-то нам действительно, здесьнечего. После захода солнца за искореженнойневысокой оградой кладбища всякаяхрень творится. Алкашня с наркоманами— это мелочи, досадные, но привычные. Ипохлеще бывает. В “Ласточке” мужикитрепались, как с месяц назад пацанахоронили — в пьяной драке на нож несколькораз наткнулся. Какие-то уроды в ту женочь могилу разрыли. Ценного ничего ненашли, так сперли, придурки, белыетапочки...

У выхода, глупотаращась на тусклый фонарь, нас поджидаетхмурый сторож. Принимает четыре лопаты,которые я с грохотом сваливаю с плеча.Заметив горлышко, торчащее из кармана,делано вздыхает. В бутылке остается ещепару глотков, но я взглядом посылаю его… далеко, в общем, посылаю. Ты хотьобсоболезнуйся, да только обломишься.Пока я горбатился и мозоли набивал, ты,мудак, яйца чесал! Даже не подошел узнать,как процесс движется. Так что — лесом!

Задача, поставленнаявышестоящим командованием, выполнена.Стало быть, до самого утра я, как тотВини-Пух, совершенно свободен. Аследовательно, пора подумать о досугеи культурной программе на вечер. Петровроде бы собирался подвалить со своейненаглядной посудомойкой. Очень кстати!Друг мой хохол, как он это любит, в темпевальса нажрется и отрубится. А уж мы-тос его пассией времени зря терять небудем. К обоюдному удовольствию — бабумне после сегодняшнего ужастика хочетсяжутко, аж под ложечкой ноет.

Надо бы, конечно,возвратиться на базар и забрать второйположенный мне пузырь, но тут нужномыслить стратегически. Как говорится,на шаг вперед. На сегодня нам бухла вродебы достаточно набирается. А завтра утромЛюбина “Хортица” придется мне оченькстати. И на опохмел, и вообще. Понедельник— он день тяжелый … Так что пойду я сейчаспрямо домой.

Оставив материальноответственного наемника коммунхоза сшанцевым инструментом, выходим заограду. По аллее, ведущей от кладбища кдороге, двигаемся к поселку.

— Ну что, — напервом же перекрестке оборачиваюсь кдевчонке, плетущейся сбоку, — будемпрощаться?

Она отвечаетнепонимающим взглядом, будто мой вопросне только застает врасплох, но еще икрайне дурацкий. Да и хрен с тобой.Пожимаю плечами и мы, бок-о-бок, движемсядальше. По дороге с облаками, блин, иобратно…

ДОСы — то есть, впереводе с армейского на человеческий— дома офицерского состава, вдоль которыхмы топаем, вполне годятся для съемоквоенных фильмов. О блокадном Ленинграде,к примеру. Фасады — словно вчера бомбили,почти из каждой форточки торчит жестянаятруба буржуйки. Газ за массовую неуплатуотключили еще прошлым летом, а отапливатьсяэлектричеством по карману разве чтоместной элите: колхозным воротилам дабандитским топ-менеджерам. Так что -печная труба как примета времени…

Вот и мой дом.Девчонка, и не подумав прощаться,сворачивает вместе со мной. Не понял,она что, в гости напрашивается? Радость-токакая. Вот уж чего мне сегодня категорическине нужно! Сурово нахмурившись, прямочерез чахлый газон шагаю к подъезду.Девчонка, за ногу ее, да об стену, неотстает. Правда, по пожухлой траве непошла — обежала по дорожке. Перегнавменя, шмыгает в обшарпанную подъезднуюдверь и тупотит по гулкой бетоннойлестнице.

— Здравствуй,деточка! — звучит сверху старушечийголос. Соседка этажом выше, котораявечно жалуется на мои вечерние посиделки.Стало быть, эту пигалицу знает …

— Здрасьте, бабаНина! — пищит моя работодательница.

— Горе-то какое! -начинает причитать бабка. — Витюшахорошим был человеком, царствие емунебесное ...

Бабкины фальшивыежалобы прерывает девчачий рев. И тут японимаю, что дебил. Ну конечно, где ещея мог видеть эту девчонку!? Это же, блин,та самая старшеклассница и есть. Соседка,у которой я все никак линейку попроситьне собрался. Вот, значит, как... Ее отец,которого мы только что похоронили — тотсамый Витек Сербин — в прошлом боевойлетун, что иногда на рюмку чая забредал?

Печень у тезкибыла точно ни к черту, развозило его,как пионера. После второй начиналтрепаться о полетах, дежурствах. Послетретьей и до отруба — о бомберах скрылатыми ракетами с прикрученнымиядрёными боеголовками. Нудел онмногословно и скучно …

Ну конечно, он этои был! И расписывался я у санитаров заСербина! Эх, жизнь, за ногу ее да обпень... Мать у них года три назад умерла.Получается, соседка теперь — круглаясирота. Как ее, Людмила, вроде бы? А яперед девчонкой выеживался, да еще иденег стряс, как последняя сука! Захотелосьпровалиться сквозь землю…

Бегу вслед,перепрыгивая через две-три ступеньки.Она стоит перед дверью, всхлипывает иникак не может попасть ключом в щельзамка.

— Тебя ведь Людазовут? — спрашиваю, уставившись навыпирающие из-под черной застираннойфутболки острые лопатки. Обычно ведь срюкзачком ходит…

Девчонка резкоостанавливается на середине пролета,поворачивается. Лицо опухшее, в пятнах...

— Не Люда, а Мила!

Да ну хоть Фёкла,если для нее так важно! Характер, блин…С трудом выдавливаю слова:

— Слушай, ты извинименя, что я так вот это... Что... Деньги стебя взял... Короче, с зарплаты помогу,чем смогу. Ну и так, вообще, если что,обращайся. Соседи ведь…

— Спасибо! А яподумала, что вы такой же, как все эти...А вы что, меня совсем не узнали?

Поняла в чем дело… Покаянно киваю, виновато развожуруки. Ну что скажешь, если действительноне узнал. Последние мозги пропил, блин.

Судя по растерянномулицу, соседка не знает, то ли радоватьсяей, то ли обижаться. Лицо у нее сновакривится, уголки губ идут вниз. Похоже,вот-вот снова зарыдает.

Так, пока реветьснова не начала, надо разговор поддержать.

— Ты, получается,совсем одна осталась? Что дальше делатьдумаешь? Родня хоть есть?

— Тетка в России,в Брянске, — девчонка закрывает лицоузкими ладошками и все-таки захлебываетсяслезами, в который уже раз за этот день.

Поддержал, блин,разговор, отвлек, понимаешь…

Чтобы хоть как-тоуспокоить, осторожно беру ее за худенькиеплечи, шепчу тупую банальщину, типа: нухватит, не плачь, все хорошо будет...Шепчу, и понимаю, что несу херню. Не будетни лучше, ни хорошо. И чем дальше, темхуже будет…

К счастью, Милабыстро берет себя в руки.

— Виктор, — шепчетона, то и дело всхлипывая, — у меня здесьнет никого. Мне страшно! Может, у меняпосидим, папу помянем? Там коньяк остался,я ужин приготовлю…

Последние словаприходится чуть ли не по губам читать.Ох и не вовремя все это, скоро Петроподвалит. Но и девчонку в таком состояниибросать тоже нельзя. Тем более, чтоконьяк... Киваю, и мы временно расстаемся.Она к себе, я к себе.

Хорошо, что успелидо того, как воду отключат. Быстро смываюкладбищенскую грязь пополам с рабочимпотом, захлопываю дверь и звоню соседке.Из щелей уже тянется головокружительныйаромат вареной картошки…

Двухкомнатнаяквартира Сербиных, в отличие от моейберлоги-однушки, имеет вполне жилойвид. Пока топчусь в коридоре, прикидывая,куда бы поставить грязные кроссовки,ненароком заглядываю в ближайшуюкомнату. Приличная мебель, годоввосьмидесятых еще. Симпатичные, не особои выгоревшие обои. На серванте рядкомнепременные слоники, на тумбочкахвышитые салфетки. На стенах с десятокфотографий. Сосед в фуражке и при погонах,самолеты, групповые снимки и прочаявоенная херь…

Озлившись сам насебя, стаскиваю обувь, аккуратно ставлюу стены и шлепаю на кухню. Хорошо хоть,носки чистые нашлись, а то и раскрытоенастежь окно не спасло бы… Как-то неуютномне в этом доме… Не соответствуем мыдруг другу, вот как. Но картошка и, опятьже, коньяк…

Мы поминаем Витюуже часа полтора, а может и больше. Часовна кухне нет, а когда стемнело, фиг тыопределишь точное время... Тарелка передомной пустеет уже раз третий. Давно такне ел вкусно! Картошка с тушенкой послетяжелого дня проваливается в меня стакой скоростью, будто внутри бездонныйколодец.

Остаток Явдохинойбормотухи приговорен, да и большая,ноль-семь, бутылка дрянного коньяка“Ужгород” скоро покажет дно. Ну, комудрянного, а после того “мохито”, котороепритаскивает Петро со своей слабой напередок подругой — просто “Вдова Клико12”.

На алкоголь восновном, конечно, я налегаю, но подхорошую еду мягко пошло, в голову почтине бьет. Девчонка, сидящая напротив,крохотными глоточками мурыжит от силы,третью рюмку. Хотя, жара и переживаниясвое грязное дело делают — ее заметноразвозит.

— Тебе лет сколько?— в перерывах между тарелками спрашиваюдля поддержания разговора.

— Шестнадцать... -выдавливает она. — Через два месяца...

— Ну вот, видишькак оно получается... — продолжаю нестивсякую хрень, лишь бы самому не молчать,и ей не дать времени задуматься. — Давай,еще раз за отца твоего, земля ему пухом…

Не чокаемся. Мила,подцепив вилкой кусочек картошины,собравшись с духом, пытается выпитьзалпом, но не может одолеть и половины.И хорошо, что не можешь. Надо оно тебе,девочка?... Я опрокидываю в себя полстакана,и вот тут-то "Ужиный город" наконецбьет по мозгам. Комната начинает понемногукачаться из стороны в сторону. Из всехуглов наплывает сиреневый туман. Все,писец котенку, больше ссать не будет…

Мы, кажется, ещенесколько раз опрокидываем рюмки. Сновазакусываем. Что-то рассказываю. О чем -не знаю. Язык работает отдельно отголовы, а та давно уже объявила незалежностьот тела. Потом, кажись, иду в туалет. Тоесть что собираюсь — точно, однаконепослушные ноги зачем-то несут не всанузел, а в комнату. Там почему-то Мила.Сидит на диване, обхватив обтянутыеджинсами острые коленки. Плачет.

Кого она мне такнапоминает, а? Бывшую жену? Нет, скореету лярву, которая окончательно угробиламою и без того невзлетную жизнь? Вотнекстати вспомнил… А из головы теперьне выкинешь, — все равно, что не думатьо белой обезьяне.

Нахлынули делапрошлогодние, даже как будто трезвеестало… Лярву я в тот вечер подцепил вбаре. После развода и размена квартирымне досталась гостинка неподалеку отобшарпанной кафешки с дешевой разливнойводкой. Хорошее было место — недорогоеи людное. И девок туда набегало как мухна варенье. Из той породы, про которыхЖванецкий еще говорил: “Сто грам налил,на автобусе прокатил — твоя!”. В общем,пока еще деньги в заначке были, всегданаходилось, кого снять на вечер с ночью.

Как ее звали, я толи не спросил, то ли с пьяных глаз незапомнил. Лярва, она лярва и есть.Страшненькая, глазастенькая, мосластая.Ребра торчат, голова немыта. Что дастбез ломаний, было написано на узком налбу горящими буквами. Поделился пивом,соврал, что дома есть шампанское. Дальшевсе обычным порядком в шесть этапов.Чай-кофе-потанцуем… Пиво-водка-полежим.Главное, гондоны не забывать, чтобыседьмым незапланированным этапом неоказался культпоход в кожвендиспансер.

Первые пять“ступеней наслаждения” мы прошли сЛярвой в темпе разогнавшегося поездаи уже вовсю проходили шестой (да так чтомой битый диван ходуном ходил), когданачался вдруг хипиш. Дальше вспоминаюкусками.

Пашет телевизор— на экране порнуха. Поэтому сразу инепонятно, откуда доносятся стоны — толи из хрипатого динамика, то ли из-подменя, где трепыхается костлявое тело.Мерно скрипит кровать, задевая тумбочку.Позванивают бутылки. Дело стремительноприближается к завершению, когда,прорываясь сквозь сдвоенные стоны извяканье, доносится хрип дверногозвонка. Что за хрень? Свои в такое времяне ходят. А если и ходят, то зря. Не доних. Продолжаю трудиться.

Лярву, похоже,вштырило не по-детски. Она уже не стонет,а орет, впиваясь мне в спину всеми десятьюногтями. Ускоряюсь. Звонок все неумолкает. В дверь колотят. Под последнийаккорд и совсем уже неприличные воплитрещит раскуроченный косяк, и тут жекомнату наполняет куча народу. Все почтив форме. Менты. Они что, толпой за дверьюждали, когда я кончу?

Наручники, вспышкафотоаппарата, понятые, протокол. Лярву,которая с головой закуталась в простыню,все с какого-то перепугу зовут“потерпевшей”. Как из-под землипоявившийся доктор в новомодной зеленойробе деловито, словно опись имуществапроизводит, откидывает простынку,раздвигает ей ноги и громко диктуетпротокол первичного осмотра. “Фактполового акта”, “наличие микротравм”,еще какая-то медицинская херня. Кривоносыйхмырь-криминалист сурово елозит кисточкойпо недопитой бутылке “Джин-тоника”.

Картина Репина“Приплыли”. Или, как говаривал парикмахернепонятного пола: “Звезда в шоке...” Всмысле, не понимаю, что происходит, отслова “вообще”.

— Штаны одень,мудила! — в ответ на мой вопрос брезгливоцедит сквозь зубы молодой старлей вмятой форме. Он звонит по номеру, чтонадиктовала сучка, и голосом завучавызывает ее родителей. Я понемногувъезжаю в ситуацию. Какие родители,нахер?! Старлей, да ты на эту проблядьпосмотри! Ее уже лет пять окружная дорогакормит! Доктору через плечо глянь, тамже кулак со свистом! Четырнадцать?! Даты гонишь…

— Оксаночка! — этоиспуганно верещит, объявившаяся чутьли не сразу после звонка мамаша, по виду— такая же плечевая что и “потерпевшая”.И машет перед понятыми свидетельствомо рождении. Ох я и попал …

— Витя! Витя! -Надрывается подо мной девичий голос, иснова скрипят старые пружины. Чудится…Или нет? Воспоминания вылитым за шивороткипятком обжигают, перемешиваясь среальностью так плотно, что я не могупонять, что происходит сейчас, а чтопроисходило тогда. И не подсовывает лимне память прошлое, выдавая за настоящее?

Кто кричит? Мила?“Потерпевшая” блядь — Оксана, она жеЛярва? А может, бывшая жена? Тапопервоначалу, пока были бабки и квартиранапротив Госбанка, зажигала в постелитак, что шлюха со стажем нервно курит всторонке… Пытаюсь разглядеть лицо, нооно размыто, словно на смазаннойфотографии...

Так до конца и непоняв, где я и с кем, проваливаюсь влипкий тяжелый сон.

10.Удар по фейрвею

ПолуостровФлорида, славный мягким климатом иудобными пляжами, является для населенияВосточного побережья США примерно темже, чем некогда был Крым для русских иукраинцев — “домашней” курортной зоной.

Представителисреднего класса проводят здесь отпуска,люди богатые покупают коттеджи, акубинская мафия контролирует торговлюпопулярным в этих зажиточных местахкокаином. И подобно тому, как Крым всоветские времена имел невообразимоеколичество военных аэродромов, по числуполей для гольфа Флорида с большимотрывом опережает любое место на Земле,включая и самые богатые европейскиестраны.

Всего в миренасчитывается около сорока тысяч игровыхполей. Больше пятнадцати тысяч — в США,две тысячи в Западной Европе и околочетырехсот в России. Хотя со стороныполе для гольфа кажется всего лишьхорошо подстриженным газоном, на самомделе это высокотехнологичный, сложныйи дорогостоящий комплекс. Простое полена девять лунок занимает около трехгектаров земли, одно лишь его проектированиеобходится не менее чем в сто-сто пятьдесяттысяч долларов. Стандартное поле навосемнадцать лунок требует не менееста гектаров. Его содержание, даже безучета стоимости земли, обходится вдва-три миллиона ежегодно. Для того,чтобы построенное поле "отстоялось"и вошло в полноценный режим, требуетсяпо меньшей мере двадцать пять лет.

Гольф-клуб «ГолденПаттер13»раскинулся на двести сорок гектаров, из которых сто сорок отошло непосредственнок полю, а девяносто пять под взлетно-посадочнуюполосу «домашнего» аэродрома. Остальноепространство занял роскошный гостиничныйкомплекс, рассчитанный на тридцатьчеловек. Здешнее поле достигло возраставосемьдесят шесть лет и представлялособой настоящий шедевр ландшафтногодизайна.

Однако этотпредельно фешенебельный гольф-клуб небыл отмечен ни в одном туристическомсправочнике и каталоге. На сайтемеждународной ассоциации, где былиперечислены чуть ли не детские песочницы,которых касалась клюшка гольфиста, онем не говорилось ни слова. А наединственной дороге, ведущей сюда черезлес, не имелось ни одного указателя.

Безупречно зеленоеполе с травой нескольких оттенков,ровное, без сорняков и проплешин, похожеена ковер, в этот день принимало всегодвух игроков. У края взлетной полосыстояло два самолета, и отнюдь не«Бичкрафты», которые мог при желаниипозволить себе приобрести любой фермерили менеджер среднего звена даже послеБольшого Кризиса. Нет, сюда прилетелиреактивные машины бизнес-класса, изтех, что предпочитают богатые промышленникии адвокаты, кинозвезды, а такжеправительственные чиновники высокогоранга.

Виктор Морган,советник президента по вопросамнациональной безопасности, будучивырванным из привычной атмосферыкоридоров административной власти икабинетов с удобными креслами, потерялбольшую часть солидности. Теперь егосходство с кинокомиком де Вито усилилосьдо карикатурного неприличия.

Советник началосваивать игру миллионеров совсемнедавно, и клюшка у него в руках смотреласькаминной кочергой. Его партнер,вице-президент США, напротив, являлсятипичным, чуть не до карикатурности,представителем WASP — белых англо-саксовпротестантов. Он словно сошел с рекламногоплаката сигарет «Мальборо», был высок,подтянут и сдержанно улыбчив. Брюкицвета индиго и кремово-пастельнаярубашка-поло сидели на поджаромтренированном теле так, будто он в нихродился, а небрежно заброшенный на плечовуд — клюшка с большой головкой длясложных ударов — ясно говорил о том, чтоее владелец свой первый удар по мячусделал намного раньше, чем научилсячитать и писать.

Несмотря на жару,оба игрока были в длинных свободныхбрюках. Хотя после того, как на одномкрупном турнире игрок умер от тепловогоудара, шорты, наконец, узаконили, в«Голден Паттер» они были не в ходу.Единственным отступлением от строгихклассических правил оставались одинаковыесерые бейсболки с эмблемами клуба надлинных козырьках. Но это являлось непроявлением демократичности, а даньюнеобходимости. Козырьки усложнялиработу спутникам наблюдения — новыекомпьютерные программы позволяливосстанавливать разговор по одним лишьдвижениям губ.

Игроки, отправиввперед служителей на гольф-карах,медленно брели по безупречно подстриженному,изумрудно-зеленому фэрвею в направлениик лунке, над которой возвышался флажокс цифрой пять. Убедившись, что ближайшимк ним человеком является одинокийгринкипер, приводящий в порядок раф14метрах в пятидесяти, у самого края поля,они вернулись к прерванной беседе.

— У меня впечатление,Виктор, что ты пересказываешь какой-тофантастический технотриллер, — шарявзглядом по траве в поисках мяча, негромкопроизнес вице-президент. — Дивот15,под котором обнаружено золото Майя …Словно, промахнувшись по мячу, открываешьклад. Насколько вероятно, что вся этаистория — правда?

— Уже в самолете яполучил заключение экспертов-психологовпо фонограмме и результатам допроса.Они утверждают, что русские летчики несолгали. К тому же вся информация изобоих рассказов, которую можно былопроверить по базе ЦРУ и АНБ, подтверждается.Такой внеплановый сброс действительнобыл. И действительно бомба не взорвалась.Считается безвозвратно потерянной вокеане.

— Когда мы получимокончательное подтверждение?

— Через несколькодней. Не так уж много у нас в распоряженииспециалистов этого профиля.

«Тем более таких,которыми можно было бы потом пожертвоватьбез особых сожалений», — добавил просебя советник. — В общем, полную картинуожидаем к уик-энду, — закончил он.

Вице-президентобнаружил свой мяч в ловушке — искусственнойямке, заполненной ярко-желтым песком,недовольно поморщился и точным ударомотправил его на грин — зону вокруг лунки,где трава была высотой не более пятимиллиметров.

— Если всеподтвердится, как долго нам удастсяудерживать информацию под замком?

— Что знают двое,знает и свинья, — советник наконец-товысмотрел в траве мяч, и теперь двигалсяк нему, чтобы прочитать номер. — С каждымднем число вовлеченных в операцию будетрасти, этого не избежать. Я могу датьгарантию на срок не больше месяца.

— Члены русскогоэкипажа? — неопределенно поинтересовалсявице-президент.

— С ними в самомближайшем времени будет проведенасоответствующая работа. Как раз с этойстороны нам ничего не угрожает. Онимолчали много лет, думаю, промолчат иеще несколько дней. Большего не требуется.

Понимающая улыбкаскользнула по губам вице-президента исразу пропала, как рябь на воде подпорывом ветерка.

— Не доставит лисложностей … — вице президент на мгновениезадумался, подбирая нужные слова. -Возможная судьба всех членов экипажа?

Морган едвавоздержался от усмешки, прекрасно понявсмысл оговорки.

— Командир авиабазыумер от рака, инженер также на том свете— цирроз печени от беспробудного пьянства.Смерть штурмана стала следствиемнедостаточного профессионализмаслучайного исполнителя, но, в целомвыглядит естественно, — демонстрируяотличную память перечислил советник.— Радист давно живет … жил у нас вМиссисипи под чужим именем. Бывшийкомандир экипажа сейчас топ-менеджер в частной украинской авиакомпании, аоператор работает там же простымлетчиком. Второй пилот уехал в Россиюи служит в Энгельсе, ныне он полковник,летает на “Блекджеке16”.Таким образом, половина экипажа уженейтрализована.

— Любопытно, Виктор,любопытно. Однако, этот второй пилот…

— Знаете … Джон…— в их кругу было принято называть другдруга по имени, но советник президентабыл выходцем из низов, играл в высшейполитической лиге относительно недавнои фамильярное обращение в отношениивторого человека в государстве давалосьему с трудом. — С русским полковником вЭнгельсе получается интересный расклад.По этой авиабазе уже несколько месяцевработают исламисты. У них весьма смелыеи радикальные планы, которые отличноложатся в шаблон наших общих задач.Согласно моему распоряжению, ЦРУнесколько месяцев назад передало им вподдержку несколько местныхзаконсервированных агентов. Возможно,в скором времени на базе случится нечто…

Советник неопределеннопошевелил пальцами. Вице-президентвнешне остался невозмутим, но в егоглазах мелькнула искорка понимания исогласия.

— Таким образом, -продолжил Виктор, — может возникнутьцелый веер стратегических возможностей.Это событие очень хорошо ляжет в канву"безжалостного и всепроникающегомирового терроризма".

— С которым Американеустанно сражается по всему миру наблаго процветания и прогресса, — кивнулвице-президент, выбирая клюшку дляочередного удара.

— Именно в этом изаключался первоначальный план.Резонансная катастрофа или террористическийакт. Паника президента, несанкционированнаяоперация за рубежом, шквал возмущения,инициирование импичмента или добровольнаяотставка. Однако информация об этойпотерянной бомбе позволяет осуществитьболее сложную, но крайне эффективнуюоперацию. Впрочем, механизм подготовкив Энгельсе запущен, и его отмена вызоветненужные трения с нашими… радикальнымипартнерами. Пусть все идет как задумано.С одним лишь небольшим изменением — вкатастрофе должен погибнуть полковникиз того экипажа.

Вице-президентприщурился. Выражение на загорелом лицетеперь точь-в-точь напоминало суровыйприщур “Ковбоя Мальборо”.

— Ты считаешь, сучетом новых обстоятельств это имеетсмысл? Катастрофу такого уровня будутрасследовать очень тщательно. Есливсплывет массовая гибель летчиков,летавших когда-то вместе … Это можетпоставить крест на последующих нашихдействиях и помешать основному плану.До выборов осталось не так уж и многовремени.

— Не думаю. Экипажв том составе работал меньше четырехлет и это было более двадцати лет назад.Даже если особо въедливый аналитик или,что вероятнее, компьютерная программапросчитает совпадение — те, кто отвечаетза расследование, не обратят на неговнимание. Там, где взорвался тротиловыйзаряд, не ищут стреляные гильзы.

Вице-президентвпервые за всю игру поглядел на партнераизучающим внимательным взглядом, вкотором не было и тени насмешки. Так,вероятно, охотник-аристократ смотритна беспородного пса, которому неожиданнодля всех удалось взять след, опередивчистокровных ищеек. И спросил:

— А потом?

— А потом, пока ещена слуху будет гибель русского самолета,неподалеку от Киева произойдет ядерныйвзрыв …

— Это было бы весьма…эффектно. Однако ты уверен, что бомбаспособна еще взорваться? Насколько мнеизвестно, без периодического техобслуживаниялюбая боеголовка очень быстро становитсяпросто перегретым куском плутония.

— По предварительнымданным, тогда испытывался зарядсверхдлительного хранения. Шансы нато, что бомба боеспособна, очень велики.Впрочем, в ближайшее время мы об этомузнаем совершенно точно. Сразу же после... локализации экипажа, в Киев прибудетполевой агент управления специальныхопераций. Он произведет предварительнуюоценку, после чего информация о спрятаннойбомбе “случайно” попадет к исламистам.

— Что же дальше?После акта ядерного терроризма? — словасовпали с приготовлениями к замаху,будто вице-президент ударом и полетоммяча хотел приглушить остроту вопросаи откровенность формулировки.

— Дальше ЦРУ“обнаружит” секретную базу исламистови доложит об этом мне. Я, в свою очередь,проинформирую президента, присовокупивк докладу собственные соображения отом, что бомба у них может быть не одна,а потому следующий взрыв вполне можетпроизойти на территории США, Мексикиили Канады. Президент санкционирует"точечную" антитеррористическуюоперацию в одной из дружественных намарабских стран Ближнего Востока… илиТурции, где находится база террористов.Возможно даже с применением “ответногоядерного удара”.

— Да, полагаю, этонеизбежно, — согласился вице-президент,и его клюшка с глухим стуком отправиламяч в очередной полет. — Здесь не нужнобыть провидцем, чтобы просчитать ходсобытий. Наш защитник конституцииналожит в штаны так, что начнет раздаватьприказы в стиле “уничтожьте их всех”… Однако следует быть готовым к тому,что выдержка ему не изменит.

— Маловероятно, -поморщился советник, прекрасно знающийсвоего шефа.

— Но возможно, -непреклонным тоном заметил вице-президент.

— На этот случай...у меня в распоряжении имеется несколькономерных бланков с его подписью, кудадостаточно впечатать любой приказ.Командующий группировкой в Персидскомзаливе — преданный нам человек, и у негов арсенале есть тактический ядерныйбоеприпас.

— Слишком грубо,Виктор! — вновь поморщился вице-президент,определенно имея в виду не "преданногонам человека".

— В крайнем случаея всегда смогу сказать, что “выполнялневысказанный приказ” …

— Резонно, — кивнулвице-президент, куда более благосклонно.

В Белом Доме быласовершенно нормальной практика, когдаглава государства отдает распоряженияв форме общих пожеланий или намеков. Вслучае, если результат оказывалсянегативным, вина возлагалась наисполнителя, поэтому такие интригитребовали смелости и выдержки. Но вмногоходовой комбинации, которуюпредлагал хитрый итальянский проныра,президенту никак не удастся свалитьвину на других. Использовать в операцияхтакого политического значения Моргана,этого выскочку-макаронника вице-президентудо крайности не хотелось, но так ужсложилось, что именно советник обладалодновременно и влиянием на директораЦРУ, и прямым выходом на прикормленныхтеррористов, и соответствующиминеформальными знакомствами с военнымив Персидском заливе. Вице-президент иего коллеги могли бы выстроить инуюцепочку исполнителей, но это требоваловремени. А времени, если разыгрыватьнеожиданную карту всерьез, как раз и небыло.

— Месяц — это оченьмало, — задумчиво протянул вице-президент,имея в виду указанный советником срокпримерного сохранения тайны. — Началоавгуста, конгрессмены только разъехалисьна каникулы, и пока они не сползутсяобратно в Вашингтон, мы не сможем провестини один законопроект …

— Если информациябудет должным образом озвучена насовещании в Овальном кабинете, тоПлаксивый ковбой скорее всего самдодумается до того, чтобы отозватьконгрессменов с каникул и пробитьнемедленное усиление нашего средневосточноговоенного контингента. А если не догадается,то в круг моих обязанностей и входитдавать советы Президенту по вопросамнациональной безопасности…

— После такогопровала президент закончит в лучшемслучае отставкой, а тот, кто займет егоместо, разрубит завязанный узел военнойсилой … или оливковой ветвью, пообстоятельствам, — задумчиво протянулвице-президент, а советник дипломатичнопромолчал относительно того, что вслучае импичмента или добровольнойотставки место Плаксивого ковбоя займетименно его собеседник.

— На что ты претендуешьпосле отставки своего шефа? — четко ипрямо спросил Джон, без обходных маневрови намеков. Виктор с большим трудомсохранил выражение вежливойзаинтересованности, не выдав обуревавшихего эмоций. Такой вопрос, конечно, ещеничего не гарантировал, но свидетельствовало том, что идеи советника будут самымвнимательным образом рассмотрены навстречах, которые последуют за этойгольф-партией...

— На твое место ...Джон. Либо на выбор — один из министерскихпортфелей, — с кажущимся безразличиемвысказался он и добавил после короткойпауз: — на мой выбор, сэр …

Вице-президентзадумался. Точнее, прошел немного позеленому полю неспешным шагом, небрежнопомахивая клюшкой.

— Хорошо, думаю, мыможем целиком положиться на тебя, -наконец вымолвил вице-президент, исоветник отметил это многообещающее"мы". А человек в кремово-пастельнойрубашке снова надолго замолчал с такимвидом, словно все сказанное его совершенноне касалось. Когда же вновь заговорил,то его речь напоминала скорее размышлениявслух.

— Ситуация меняетсяс каждым днем. Основные тенденции весьманеблагоприятны. Экономика так и не вышлана докризисный уровень. Наши противникиодин за другим проводят законы обурезании военных ассигнований. Вооруженныесилы сокращаются, уже зашла речь о том,чтобы вывести из состава ВМФ еще одинавианосец и отозвать из Залива нашконтингент. Результаты выборовнепредсказуемы. Поэтому … украинскаянаходка может оказаться именно темспусковым крючком, которого нам так нехватало.

Советник президентанеудачно стукнул по мячу, и на ровномгазоне появилось пятно дивота. Мячотпрыгнул на несколько ярдов и замер.

— Что же, Виктор,начинай действовать, — лицо вице-президентастало каменным. — Он махнул рукой водителюгольф-кара, подзывая его, чтобы заменитьклюшку, так как для завершающего ударас грина требовался плоский паттер. Самже зашагал к лунке, чтобы вытащить изнее флажок. — На уик-энде я соберунескольких … коллег… и мы утвердимокончательный план действий.

Вице-президентвзглянул прямо на солнце, чуть прищурившись,и негромко произнес:

— Похоже, посленекоторого прозябания нам представилсяшанс одним ударом уничтожить обоихврагов, внешнего и внутреннего… Или покрайней мере указать им на приличествующееместо.

Семенивший сбокуот партнера советник кивнул. Под«внутренним врагом» вице-президент,ставленник энерготрейдеров, подразумевал“менял” — клан новоанглийскойаристократии. В свое время, отстрелявв лучших традициях вендетты семействоКеннеди, техасские нефтепромышленникивернули своей группе утерянные былопозиции. Но с приходом в Белый Дом “шайкиКлинтона” ситуация снова сталанеоднозначной и переменчивой, словнопогода в Кентукки и Арканзасе ...

Внешним же врагом,о котором говорил “Ковбой Мальборо”безусловно, были пять звезд на красномфоне17и расправляющий крылья двуглавыйроссийский орел.

Наблюдая за тем,как вице-президент уверенно закатываетв лунку мяч, помощник обреченно вздохнули начал перебирать подвезенные клюшки.К счастью, они играли не восемнадцать,а только девять лунок, и до завершенияэтой аристократической тягомотиныоставалось всего три флажка.

— Виктор, — негромкосказал вице-президент, и хотя его тон,казалось, не изменился, советник ощутиллегкий озноб вдоль позвоночника. -Periculum in mora18,к томувремени, когда мы начнем действия, недолжно остаться никого, кто мог бы стать…помехой, — вице-президент улыбнулсятонкими бледными губами. — Мы рассчитываемна тебя.

11. Непропитое мастерство

Изсна меня выбрасывает внутренним толчкомбудто выключателем щелкнули. Странно,давно такого не было, очень давно. Обычноприходится тащиться из забытья, как изтягучего болота. Открываю глаза, гляжув потолок. Надо мной не привычная лампочкав заляпанном побелкой патроне, а самаянастоящая люстра. Даже почти все пластинкина месте. За окном ночь. Шторы не задернуты,и в окно бьет подмигивающий свет. Уличныйфонарь! Откуда он здесь взялся, еслиокна моей халупы выходят в вечно черный,как жопа негра, двор... Значит я не дома.Принюхиваюсь. Точно куда-то занесло.Пахнет свежестью и чистотой, а незастоявшейся вонью курева и перегара.

Нюх работает,голова не болит. Я в состоянии, котороеотлично знакомо люду, бухающему отзаката до рассвета. На сухом языкеврачей-наркологов называемом “классическоепограничное”. Алкоголь уже почтивыветрился, а похмелье еще не накатило.То есть, можно сказать, что в норме...

Осматриваюсь.Я в незнакомой комнате, на диване, укрыттонким одеялом в хрустящем — хрустящем,черт возьми! — пододеяльнике. Из одежды— только часы. Интересно, однако, ведьчаще всего засыпаю одетым. Ну, или хотябы не настолько раздетым. Если, конечно…

Мой спортивныйкостюм знаменитой китайско-турецкой фирмы “Абибас”, как и все, что было подним, валяется на полу. Судя по радиусуразлета вещей, стягивал я их с себя вдикой спешке. Вряд ли вчера тренировался,как в прежние армейские деньки,“отбиваться” под горящую спичку,поэтому надо вспоминать, что заставилосуетиться, словно духа на сон-тренаже.Пытаюсь напрячь извилины. Они отчаянноскрипят, словно несмазаная лебедка,вытягивая из колодца памяти смутныекартины минувшего дня.

Вчера вроде быкого-то хоронили. Потом, как водится,поминали. Сначала точно на кладбище -водку и запах свежей земли вспоминаюотчетливо. Дальше не помню... Не! Вру самсебе! Вспомнил. Закапывали двух “хороняк”— отселенцев плюс моего соседа. Точно,Витю-штурмана! Потом с его дочкой складбища вместе шли, за столом сидели...Что было дальше — хоть убей не помню.Пленка порвалась на том кадре, как мыперемещаемся из кухни в комнату. Точно,эту самую ... Версия произошедшего, какговорится, на лице, но чет мне она ненравится. Очень не нравится. Можносказать категорически ...

Хотя, еслия прав, то где же, ети его вбок, девчонка?!Рядом не наблюдается, и это обнадеживает— видать, все-таки привиделось с коньяку,чертовщина из прошлого в голову набилась.

Сажусь,опускаю ноги на пол. Всё стараюсь делатьмедленно, не спеша, чтобы не подкатилопохмелье. Дверь в комнату настежь, и смоего дивана просматривается коридор.Одна из дверей, то ли ванной, то ли туалетаприоткрыта. Из-за нее доносятся нехорошиезвуки. Возня, сдавленные стоны... Словнотам кому-то зажали рот и по полнойуестествляют... Мать твою за ногу, я что,по пьяни в чужую хату кого-то из своихдружков запустил?! Какое там похмелье — меня сбрасывает с дивана, будто мощнойпружиной. В череп впивается с десятокогромных ржавых гвоздей, но это где-тона задворках сознания, будто за ширмой.

Три шага, и я вкоридоре. Резко дергаю хлипкую дверь,по глазам бьет ярким светом. Прищуриваюсь.Ванная. Какой-то амбал в трениках ипропотевшей футболке держит одной рукойизвивающуюся девчонку, а второй пытаетсянабросить ей на горло петлю. Люда, тоесть Мила, замотана скотчем по рукам иногам. Рот тоже заклеен. Веревка, которуюамбал на нее тулит, идет к водопроводнойтрубе под потолком. Мужик сопит отнатуги, но девчонка, выпучив от страхаглаза, отчаянно крутит головой, и у негонихрена не выходит.

С полсекунды трачувпустую — пытаюсь прикинуть, какимокриком можно отвлечь урода. Дело этопростое только на первый взгляд.“Стоять!”, “Что вы делаете?!” и “Какпройти в библиотеку?” подходят ксовершенно разным случаям. Пока жуюсопли, Мила перестает сопротивляться,и глаза у нее закатываются. Похоже, онее все-таки придушил. Вот тут-то хмельокончательно слетает. Приходит четкоепонимание — это все взаправду, оченьпо-настоящему.

Нахер слова, покасоображу — девчонка загнется. С размахубью потного между ног. Вышло не оченьтехнично, но зато от души, прямо "изРоссии с любовью", как говаривалтренер. Амбал, оборачиваясь, начинаетс тихим шипением складываться пополам.Когда его макушка с небольшой плешьюопускается на уровень моей груди, совсей рабоче-крестьянской ненавистьюобрушиваю на его затылок сложенныезамком руки. Удар по голове тоже донужной кондиции клиента не доводит.Загривок у этого подзаплывшего качкабез перехода становится головой, ипопадание по жировой прослойке лишьоткидывает, а не вырубает.

У потного определеннонеплохой опыт драк. Ну и я его большеразозлил, чем напугал. Обстановку оноценил быстро, несмотря на два прошедшихудара, и оклемался почти что сразу. Илиэто я совсем обессилел, не сумев отправитьв нокаут "с двоячка". Девчонказабыта, и амбал, разворачиваясь, почтине глядя лупит меня по голове. Навскидку,блин. Тут бы красиво пропустить удармимо, но в ванной тесно, пространстванет, так что успеваю только развернутьсячуть боком, "утопить" голову в плечии сцепить зубы. Кулак размером в боксерскуюперчатку попадает в подставленноеплечо. Нихера ж себе, Тайсон, пельменяминакачанный! Меня сносит с порога ваннойк противоположной стене коридора. Больноприкладываюсь спиной. Какие же обоипрохладные…

Пока растормаживаюсь,амбал вылетает из ванной и вновьзамахивается, широко, по-колхозному.Вот только опыт не пропьешь, хоть ипостараться можно. Мой неплохо встряхнутыйорганизм, так и не забывший годы тренировоки боев, начинает действовать сам. Амбалдурак, ему бы не бить, а навалиться всемвесом. Кулачище противника будтозастывает в воздухе... Локтями отталкиваюсьот стены. Правая нога выстреливаетпротивнику под дых. Был бы я хотя бы вкроссовках, не говоря уже про ботинки,прямой в пах закончил сражение моейбезоговорочной победой. Но босую ногутормозят мешковатые джинсы противника.

Хотя могло быть ихуже. Противник сам буквально "наделся"на удар и снова переломился, его “перчатка”разогнала воздух впустую. Не останавливаясьна достигнутом, продолжаю развиватьуспех. Левый боковой в ухо. Коленом всклонившееся лицо. Амбала отшвыриваетна спину. Смешно всплеснув руками, он сгрохотом обрушивается на пол. Упав,переворачивается и, вместо того, чтобыпродолжать честный бой за неправоедело, как был, на четвереньках ...выскакивает из квартиры. Незапертаядверь гулко шарашит по стене. Все-такидо чего ж силен, бычара!

Мотнув головой,кидаюсь в погоню.

Выскочив налестничную площадку, громко матерюсь.Босиком по бетону — самое то в догонялкииграть, да и ногу прошивает болью — билнеобутой, а яйца у амбала, похоже, реальномедные.. Пока ковыляю, он уже вылетаетиз подъезда. Хлопает дверь. Слышен ревзаведшегося автомобиля. Снова матерюсьи бегу на кухню, к окну. Внизу мелькаетрасплывчатый силуэт. Победа по очкам,противник покинул зал …

Ковыляю обратно,черт, больно-то как! Стреляет от пальцевстопы едва ли не до колена.

Из ванны сновадоносится девичье мычание, но я первымделом на кухню. Вытягиваю наощупь — гдетут выключатель совсем не помню — ящикстола, роюсь, сгребаю длинный кухонныйнож, возвращаюсь.

Девчонка забиласьв угол. Сжалась в комочек, сидит на полу.Смотрит на меня взглядом овцы на бойне. При виде кухонника ее глаза становятсяпо пять копеек. Чтобы не получить свежийтруп с разрывом сердца улыбаюсь, какполучается. Получается судя по реакции,не ахти, лицо до сих пор сводит от избыткаадреналина…

Мысленно махнуврукой на самочувствие перепуганнойпациентки, аккуратно разрезаю скотч.Сперва на ногах, потом дохожу до рук.Прижав палец к губам, чтобы не вздумалаорать, медленно отлепляю толстуюкоричневую ленту. Мы не в боевике, гдеположено срывать одним движением, чтобысразу крику было, как в рекламах проэпиляцию. Правильно — не спеша, почуть-чуть. Липучка явно не канцелярская,такую обычно для промышленной упаковкиприменяют. К примеру, на аэродромныхскладах…

Девчонка, по-прежнемускорчившаяся, не отрываясь смотрит наменя. Взгляд при этом у нее какой-тостранный. Не в глаза или сквозь меня, апочему-то на ту область, что аккуратниже пупка. Блииин! До меня окончательнодоходит, в каком я виде... Я же как лежал,в одних часах, так и ринулся в бой.

Сдавленно матерюсьи, покраснев чуть не до пяток, кидаюсьв комнату, где молниеносно, будто спичкауже начала догорать, сгребаю разбросанноешмотье.

Одевшись, возвращаюсь,по пути закрываю входную дверь. Отмечаю,что замок не выбит, значит открылиизнутри, добровольно. Мила стоит надумывальником, уставившись в зеркалочистит зубы. Почему зубы? Зачем зубы?Непонятно. Но чистит очень старательно,даже слишком. Как бы до десен не разодрала.Одета точь-в-точь как вчера: рваныеджинсы, сиреневая футболка. Из-подсползшей футболки вылезает бретелькалифчика. И нафиг он ей? При ее комплекции— как рыбе зонтик.

— Ты этого, — киваюв сторону входной двери, — знаешь?

Девчонка мотаетголовой. Ручка щетки торчит изо ртауродским чупа-чупсом. Капельки пастызастывают на стекле белыми крошками.

— Понятно... -приваливаюсь к косяку, — А как он тогдасюда попал?

Мила вытаскиваетщетку изо рта, споласкивает под струйкойиз крана, со второй попытки ставитпредмет личной гигиены в стаканчик узеркала. Руки у нее ощутимо дрожат.Поворачивается ко мне. Уголок ртавыпачкан пастой.

— Ну после того,как мы... как я.. ну в общем, как ты заснул,я оделась и посуду мыть на кухню пошла.Позвонили в дверь. Спрашиваю “Кто?”,говорят, что соседи снизу, что я ихзалила... Дверь открываю, а этот сразуменя в ванную поволок…

Машинально отмечаю“после того, как как мы”, “оделась”,и переход на “ты”. А самое главное -"как ты заснул", а не, скажем,"пошелспать". Вот ведь попал ты, ВикторСергеевич, обеими ногами в маргарин!Точнее как второй снаряд в одну и ту жеворонку. Или как бледнолицый брат, двараза наступивший на те же грабли.

И это уже, друг мойВитя, не просто пипец, а пипец полный,окончательный и бесповоротный. Ведьесли повторно привлекут за совращение,то даже учитывая местные, достаточнодемократичные тарифы статей УК, откупитьсяот срока встанет в такую сумму, что такиххалабуд как моя квартирка, нужно будетпару десятков продать…

Хотя до обвинениямне, судя по ситуации, как до Китая раком.В первую очередь потому, что его должныпредъявить. Кроме Милы сделать этонекому, а она вроде как не рвется звонитьсто два и строчить на меня заяву. Ладно,мандражировать и грызть себя потомбуду. В зале суда. Если он состоится. Асейчас самое время кой-чего уточнить.В рамках, так сказать, оперативногодознания.

— Веревка изтвоего хозяйства? — спрашиваю, глядя напетлю, болтающуюся под потолком.

— Нет, — машетголовой. — У нас на балконе для бельяпланки специальные. Папа сделал… — Губау девчонки начинает дрожать.

Мля, мне вот дляполного счастья только слез с истерикойне хватало!

— Скотч тоже неваш?

— Может где и был,но я не видела никогда.

— Ясно... — протягиваюзадумчиво. Внимательно смотрю на Милу.— Ты можешь сказать, что вся эта херьзначит?

Девчонка пожимаетплечами, хлопает непонимающе глазами.

— Ну я даже незнаю... Может, про папу узнали, хотелиограбить.

Трясу головой:

— Нихрена это,дорогая моя, не грабитель!

Блин, зря я ее своейдорогой назвал! Уши девчонки вспыхнули.Мда уж, факт совращения, хоть и пообоюдному, похоже, согласию, к ворожкене ходи, состоялся. Правда, нужно ещевыяснить, кто кого совратил. Но этопотом. Продолжаю,

— На ограблениене тянет. Любой местный уркач тебя илиножом бы пырнул, или просто в ваннойзакрыл… — Проглатываю так и норовящеевыскользнуть "при этом не забывизнасиловать”. Учитывая нынешниеобстоятельства, лучше этого не касаться,тема очень уж скользкая. — Ну вот, закрылбы тебя в ванной и спокойно хату обнёс.А тут такие сложности. Нахрена,спрашивается?

— И что? — Мила,похоже, так и не поняла, к чему я веду.

— А то, чтосамоубийство он хотел инсценировать.Типа, мол, ты от нервного потрясениявыпила коньяку, — бросаю короткий взглядна кухню. Следов наших поминок нет, нов мусорном ведре обязательно нашласьбы пустая бутылка. А то и косяк недокуренный.— Или травы дунула со всей рабоче-крестьянскойненавистью. И завесилась.

До девчонки доходит,и она начинает мелко подрагивать, ужевсем телом. Глаза уже по пять рублейстали, куда там копейкам. Нормальныеотходняки после шока, средство лечения— стандартное. На секунду оставляю одну,метнувшись на кухню за емкостью. Кое-каквливаю в Милу полстакана воды. Зубыцокают по стеклу…

Сделав парусудорожных глотков, девчонка немногоуспокаивается и садится на край ванны.

— Зачем? Ну зачем?...

Не уточняю. И такпонятно, что ей охота до зарезу узнать,за что же её, такую хорошую и невинную,то есть тьфу ты, невиновную, собралисьна трубу прицепить, чтобы ногамиподрыгала...

— Да черт егознает, — пожимаю плечами, морщусь, задеввывернутый с мясом дверной навес. -Грабителю такие сложности и в дупу нетарахтели. Лишний головняк и геморрой.Но вот если представить, что это был неграбитель, а исполнитель....

— Исполнитель?

Блин, девочка, тыв каком танке сидела, за ногу тебя, даоб стену?! Задавливаю ненужную совершеннозлость и разъясняю:

— Это значит, чтоон сюда пришел не грабить, а специальночтобы тебя убить. За деньги там, поприказу или еще зачем.

Конечно, с однойстороны не стоит так рубить сплеча инагонять еще больше страху… Но с другойя хочу, чтобы она сейчас не рванулачерт-те куда, а сидела дома, тихо, какмышь, пока я обмозгую все случившееся.Хотя, с другой стороны, как раз сейчас,запуганная до полусмерти, она и можетокончательно слететь с катушек. Впрочем,что сказано, то сказано.

Мила таращит наменя карие чайные блюдца:

— А зачем меняубивать?

— Мне-то откудазнать? Может, за наследство, может, местьили еще что. На квартиру вашу никто изродни не метил?

Девчонка отмахивается:

— Да нет же! У насвсех родственников — я же говорила,тетка под Брянском где-то. И она старенькаяуже.

Так. Значитродственные связи отпадают Но вот чтосмерть Сербина и нападение между собойкрепко связаны, зуб даю! Я же бывшийрозыскник, а не хвост собачий. В чем жедело? Шпионаж в пользу танзанийскойразведки?

— Этот тебя прочто-нибудь спрашивал? Про документы, карты какие или вообще?

— Нет, нет. Он, какя дверь открыла, ни слова не сказал.Сопел только и ругался…

У меня, конечно, вмозгах живет та еще профессиональнаядеформация личности, и на происходящеея смотрю с колокольни бывшей своейконторы. А с той колокольни, “откудалюди кажутся такими мааленькими, какмиши, нет, пардон, крисы”, все происходящеечетко квалифицируется как классическоеэкстренное пресечение утечки информации.И нифига не ДСП19-шной,а гораздо более секретной и опасной.Смерть, а скорее всего, гибель Сербина, проваленная ликвидация его дочери,такие события я по долгу, ети ее мать,бывшей службы просто обязан был увязыватьв одну цепь с целью отработки версии. Вот и отработаем, за неимением лучшего.

— Слушай, Лю … э …Мила. Такой вот вопрос к тебе.

Девчонка отрываетвзгляд от изучения висящего напротивнее полотенца:

— Да...

— С отцом передтем, как он... ну короче, что необычноепроисходило? Может не необычное, а такое,что не каждый день случалось?

Мила морщит лоб,старательно вспоминая:

— Да нет, вродебы. Все как обычно было... Хотя…

Пауза затягивается,но я не тороплю. Не хватало еще сбить смысли.

— У меня по четвергамкурсы компьютерные в райцентре, — сзаметной гордостью произносит пигалица. — Домой поздно возвращаюсь. Отец когдапропал, — шмыгает носом, — как раз четвергбыл. Я в девять вернулась, его не былоуже. А на столе посуда грязная. Тарелки,вилки. На троих, получается. В общем,гости были, но не его друзья, это точно.Водка дорогая очень. И не допили. А нашитакую даже на праздники не берут, а то,что берут, вытряхивают до капли. И пакетыиз “Великой Кышени” были.

Ага. Уже теплее.Супермаркета в Русе вообще нет, никакого.Ближайший этой сети — в райцентре.Занятно, блин. Пришли, значит, к дядеВите гости залетные, попили водки,закусили колбаской... А под утро егомертвым нашли. На улице.

Хотя ничего особои криминального, на первый взгляд, вэтом нет. К примеру, друзья-однополчанепо старой дружбе заглянули проездом,посидели-уехали, после чего радушныйхозяин решил догнаться и отправился вналивайку. А по дороге домой загнулся.Паленка, сэр ... Самое простое, а сталобыть, самое вероятное объяснение. Какговорил ребе Оккамер, размахивая мойкой20:"Изя, таки не усложняйте сибе и людямжисть!" … И все бы хорошо, если бы неэтот то ли ночной, то ли утренний амбал.

Собственно не онсам по себе, мелкой бандоты у нас, чтокрыс на помойке, а веревка. Белая и совсемне пушистая. Которую ночной гостьприхватил с собой, чтобы повеситьдевчонку… Не ограбить, не изнасиловать,не прибить ненароком, чтобы не мешала.А целенаправленно убить.

Нет, можно, конечно,провести базовые оперативные мероприятия:прогуляться по ночным точкам, поспрашиватьобслугу, побывал ли там Сербин, а еслида, то когда и с кем. Поселок маленький,все здесь друг друга знают. Вот толькомне весь этот цирк с конями и даром несдался. В Русе такой как я, пришлый, безсвязей или группы огнестрельногосочувствия за спиной — никто. Зватькоторого — никак. Встать на пути у местныхбандито-гангстерито, у которых, есливерить прошлогодним сводкам наркоконтроля,в таких, как этот, райцентрах собственныйзамкнутый цикл производства и сбыта -проще сразу повеситься. Как раз и петляимеется. Вон, болтается, сука…

Но все-такиинтересно, чем же эти тихие как мышиСербины так окружающим-то поднасвинячили,да еще всей своей неполной семьей?..

— Витя, слушай, -слова Милы, похоже, уставшей от моегомолчаливого сопения, путают мысли. -Значит правду говорят, что ты десантник?И в Югославии воевал?

Честно скажу, оттакого вопроса я впадаю в ступор. Какой,нахрен, десант?! Какая, нахрен, Югославия?!

— С чего взяла?

— Ну ты, — мнетсяМила, — с этим дрался, прям как в кино!Наши парни по-другому совсем… И протебя говорили... — она смущенно замолкает.

Второй раз засверхраннее утро краснею. Вот это картинабыла, когда я голяком ногами махал. Дажене маслом, а гуашью по штукатурке …Сталлоне с зависти подох бы.

— Это я в детствефильмы с Джеки Чаном любил. Вот инахватался. А десантник из меня паршивый.Бутылки об лоб не бью, кирпичи головойне ломаю … И вообще я в нее пью и кушаю…

Дурацкая шуткавсе же немного разряжает ситуацию. Досмеха, конечно, далеко. Но хоть заулыбалась.И тут же, прогнав бесследно улыбку,спрашивает:

— Так что же мнетеперь делать?

Тоже мне, биномНьютона. На этот философский вопрос уменя даже ответ есть. Правда, не полный.Всё никак не могу решить, что делать“ей”, или что делать “нам”. Но первыйшаг несложен.

— Спать ложись,что еще сделаешь? Часов до восьми. Второйраз не сунутся, не дураки. Милициювызывать смысла нет. Ночью они приедуттолько если мэра убьют, или там,агрофирменного директора. А если иприедут, мы им что, веревку покажем соскотчем? Засмеют. (А когда отсмеются, тонепременно зададутся вопросом, не имелли место факт сексуально-половогосношения гражданина Верещагина, ранеепривлекавшегося по очень интереснойстатье, с несовершеннолетней гражданкойСербиной?)

— А утром что?

Вот же настырнаякакая, блин. Всё тебе разжуй и в рот …положи. А что я положу, ну то есть,расскажу, если и сам не знаю? Ладно, будемрешать проблемы по мере их поступления.Ну и озвучивать, соответственно...

— Утром тебе надобудет валить отсюда как можно дальше икак можно быстрее. Одна тут пропадешь.

Про то, что пропадетона в смысле прямом, а не переносном, яуточнять не стал. И что ей ни одна собакани из милиции, ни из прокуратуры непоможет. Про наше гребаное СБУ я вообщемолчу. Не стоит девчонке сон портить.

— Куда я свалю,Витя? — Мила смотрит на меня жалобнымиглазами, — у меня денег ни копейки…

Радость-то какая,обосраться и не жить! Хотя, ради того,чтобы нас с ней разделяло с полтысячикэмэ, я готов не то что последнюю рубашку,но и почку продать!

— На дорогу тебенаскребу. До зарплаты стрельну у ребят.Ну и если какие побрякушки есть, тожебери. Лишними не будут. К цыганам неподходи, всё в ломбарде сдашь. Там тебебез паспорта всю цену не дадут, но хотьотносительно честно. Кстати, о паспорте.Документы все свои собери. И не забудь,когда уходить будем.

Мила уходит, роетсяв серванте, возвращается, протягиваетмне пачку:

— Эти?

Свидетельство орождении. Свидетельство о смерти матери.Школьные ведомости с оценками. Какой-тонотариально заверенный “дозвил”.Красивый диплом об окончании компьютерныхкурсов.

— Оно. А паспортотца здесь, или …

— Здесь. Он домадокументы держал, с собой носил толькоудостоверение офицера запаса.

— Его тоже возьми.Мало ли как повернется …

Пачка документовисчезает в маленьком рюкзачке.

— Все! Сейчас — маршв комнату и дрыхнуть. Я у дверей покемарю,посторожу на всякий пожарный.

Измотанная пережитымдевчонка больше вопросов не задает,спорить не пытается. Кивает и молчабочком выскакивает из ванной. Щелкаетизнутри ее комнаты шпингалет. И правильно.Защита символическая, но всё лучше, чемдверь нараспашку. Дрыхнуть точно небудет, но пусть хоть сидит тихо. Хотяпосле таких приключений, бывает, какраз мгновенно падают в сон.

Приволакиваю иззала вытертое и продавленное кресло,ставлю напротив выхода из квартиры.Подпираю на всякий случай дверную ручкушваброй, если замок и вынесут, с ходувсе равно не откроют. Ухмыляюсь, вспомнивсоответствующую шутку про десятокзамков. Нахожу на полу ванной брошенныйнож. На кухне, под раковиной обнаруживаюобрезок трубы-дюймовки. Импровизация,конечно, но чем богаты... Стрелять врядли будут — шум им не нужен. А чтобы отножей с битами отмахаться, мне такогоарсенала за глаза. Обучен мало-мало.

Милу я обманул. Втом, что отмудоханный уркаган, отрапортоваво неудаче, вернется с подкреплением, япрактически не сомневался. Просто придутони позже и точно не утром, так что времяотдохнуть и подумать есть. А еще я былабсолютно и совершенно уверен в другом.В том, что моя вроде бы немного устоявшаясяжизнь в который раз с грохотом свалиласьв обрыв.

ОбщественностьРусы, считавшая меня десантником,ошибалась. Нет, с десяток прыгов у меняв книжке записаны, ибо положено поквалификационной сетке. Но в биографиине было ни Югославии, ни Приднестровья.Да и стрельбы с поножовщиной практическине случалось... Слухи были правы в одном.Я действительно был офицером, идействительно получил неплохуюподготовку. В том числе и с приставкой“спец”. В организации, которая меня впрошлом году вышвырнула за дверь.

Сажусь в кресло,на всякий случай упираюсь ногами вдверь. Если гости и придут, у меня всякочаса полтора перекемарить будет. Сдремой приходят воспоминания…

Ночь после арестапрошла в “обезьяннике” райотдела. А сутра, после короткого разговора с опером,я оказался в Лукьяновском СИЗО. Где быстро выяснил, что человек с моейстатьей “Совершение развратных действийотносительно лица, не достигшегошестнадцатилетнего возраста”, еслион, конечно, не пассивный гомик, долженне только уметь щедро раздавать звездюлинынаправо и налево, но и очень чутко спать.

Правда, после того,как соседи убедились, что я просыпаюсьна каждый шорох, малость успокоились.А когда самый шустрый вдруг сам себепроткнул печень заточкой, меня, от грехаподальше, перевели в другую камеру, гдесидели коммерсы и первоходки. Повезло,конечно. Редко кому удается так легкоотмахаться от толпы, да и сон вполухаизматывает. Ну да хоть в чем-то должноже было подфартить.

А через неделютюремного бытия выяснилось, в чем быласуть вопроса, и откуда взялась дева,которая по волшебству обернуласьнесовершеннолетней жертвой насилия.Рядовая ментовская подстава. Я, послетого, как оказался не у дел, малость далслабину и подсел на стакан… Слабость,да. Но у кого не рушилась в одночасьежизнь, пусть не бросается каменюками.А пьющие одинокие квартировладельцы -доходный бизнес. Принцип тут простой,рыночный. Не хочешь сидеть — плати. Нечемплатить? Получай срок в зубы и повышайраскрываемость родному и горячо любимомуМВД. Но лучше — продай квартиру.

Договор купли-продажисвоей гостинки, что досталась послеразвода, я подписывал в комнате длядопросов, куда, прикрывшись ксивойадвоката, явился толстый, как свинья,нотариус с бегающими глазками и руками,оставляющими жирные пятна…

После визитанотариуса мать малолетней сучки, получивсвою долю, забрала заявление, а прокурорзакрыл дело “в связи с недостаточностьюулик”. Потом я пропивал мебель, дожидаясьновых хозяев. В том же алкогольном чадубыл отвезен сюда, в Русу. Котельников -директор риэлторской фирмы “Добродея”,через которую проходил творческий обменмоего жилья, самолично разместил вконуру, освободившуюся ввиду недавнейсмерти очередного отселенца. Они тутдохли как мухи…

Помощи ждать былоне от кого. Контора обо мне “позаботилась”,вышвырнув из рядов, и тут же забыла.

В таком состоянии— ни сна, ни яви — пребываю довольно долго.А затем жажда опохмела буквальновздергивает на ноги и начинает гонятьпо квартире в поисках чего бы выпить.Но пить нечего, кроме воды из-под крана.Но я все равно ищу, тоскливо и безнадежно,как нищий обшаривает карман в поискахзабытой монетки. Ищу до рассвета, когдапервый солнечный луч скользит в окно,прыгает по стеклу желтым пятнышком.Утро подступает.

Пора действовать.

12.Шпионские страсти

Звонокиз резидентуры застал Алана, когда онзаканчивал завтрак.

“Макдональдсы”Украины, конечно, не шли ни в какоесравнение с американскими, однакоявлялись единственным местом, где можнобыло получить качественную пищу -отличные гамбургеры, вкусную колу и,главное, кофе без кофеина, о котором вдругих заведениях и не слыхивали. Чтоподелать, нецивилизованная страна ...

Голос Люси былхолоден, как январский атлантическийветер:

— Шеф требует тебя.Немедленно!И поторопись, он просто вне себя!

Официально-ледяноеобращение секретарши Аскинса, верной,как собака, и страшной, как сама смерть,мог обозначать лишь одно — агент Берковичвсе-таки вытащил свой счастливый билет,и теперь все сотрудники центральнойрезидентуры ему завидуют чернойзавистью...

Ну вот, началось,подумал уже без пяти минут специальныйагент Беркович, не в силах сдержатьширочайшую улыбку. Шеф вызывает срочно,значит, он бесится. Да и пусть бесится!Все это наверняка из-за того, что Аланасрочно отзывают в Америку, на прием ксамому директору. Не могут не вызвать!В ушах у Берковича торжественнымифанфарами зазвучал американский гимнв исполнении Мормонского Табернакального21хора.

And where is that band whoso vauntingly swore

That the havoc of war andthe battle’s confusion

A home and a country shouldleave us no more?

Their blood has washed outtheir foul footsteps’ pollution.22

Садясь за рульмногострадальной Тойоты, которую, занеимением времени, он так и не отогнална техстанцию, Алан прокручивал в памятисобытия минувшего дня.

После прошлогоразноса, по мнению Алана, незаслуженногои совершенно несправедливого, шефприказал возвратиться к себе и ожидатьзвонка. Офис регионального представительства“Международной лиги“, сотрудникомкоторой он числился официально, находилсяв административной столице графстваили, как здесь это называли, “в райцентре”.Там же Лига арендовала ему жилыеапартаменты. Формально, конечно, следоваловыполнить приказ шефа и сидеть в неудобномкабинете, не имеющем даже кондиционера,играя на “XBox” в последнюю “Rainbow Six23”и ожидая новых распоряжений. Однакосидеть сложа руки Алан не собирался.

Нельзя было ни вкоем случае позволить недоброжелателям,тайным и явным, вырвать из рук победу.Чтобы не оказаться снова под градомнеудобных вопросов, Беркович решил,проявляя максимальную осторожность,самостоятельно исправить ошибку, накоторую ему указал несправедливопридирчивый резидент. А главной своейошибкой Алан считал то, что не пресеквсе каналы потенциальной утечки стольважной и существенной информации.

Эти каналы следовалов первую очередь точно определить, длячего Беркович решил воспользоватьсясвоей агентурной сетью, раскинутой вРусе. Наскоро приняв душ и проглотивразогретый в СВЧ завтрак, он позвонилКотельникову.

Энергичный экс-майорКГБ, работающий под крышей агента поторговле недвижимостью, собственно, иявлялся всей его русинской сетью. Издосье, оставленного предшественником,Алан знал, что майор плотно сотрудничаетс украинской мафией. Вполне возможно,что Котельников представлял в Русе ещечьи-то интересы, может быть, даже иныхразведок. Однако пока они не представлялипрямой и явной угрозы национальнойбезопасности США, начальство закрывалона все глаза. Да и выбора у Алана, честноговоря, не было — за несколько месяцевему не удалось завербовать никого, ктобы давал хоть какую-то существеннуюинформацию.

Котельников ответилсразу. Он был дома, у себя в Русе, предложилвстретиться в своем риэлтерском офисе,который размещался в здании мэрии. Послеподобных переговоров непременноследовал, в зависимости от временисуток, обед или ужин в ВИП-зале местногоресторана. Часть акций ресторанапринадлежала Котельникову, а потомудля Алана, как для руководителя поразведывательной линии, там были ощутимыескидки.

Да и вообще, еслибыть честным перед самим собой — экс-майордля Алана был человеком незаменимым.Каждые две недели он предоставлялБерковичу важную информацию, на основекоторой Алан, как того требоваладолжностная инструкция, готовилежемесячный отчет. Эти сведения касалисьв основном многочисленных нарушений,происходивших в процессе уничтожениясамолетов, а помимо этого не попавшихв прессу событий на оставшихся в районенемногочисленных военных базах.Обходились эти сведения довольно дорого,так что порой Алану не хватало выделенногона агентуру бюджета и приходилосьдоплачивать из собственного кармана.Но что не сделаешь для исполнения своегогражданского долга!

Котельниковперезвонил по дороге и предложил сразуже встретиться в ресторане. Берковичне возражал. Кухня там, конечно же нешла ни в какое сравнение не то что сМакДональдс, но даже и Pizza Hut — гамбургерыбыли слишком жирными, а картофель жарилипочти без масла, но это было лучше, чемсидеть в обшарпанном кабинете с двумястарыми креслами и грязным письменнымстолом.

Оказалось, чтоКотельников тоже не терял времени зря.Во время той злосчастной пирушки, когдаСербин пустился в свои пьяные откровения,он отсутствовал, и, к огромному счастьюАлана, о бомбе ничего не узнал. Поэтомуречь пошла о том “как бы исключитьутечку информации о незапланированныхпотерях во время проведения полевойоперации".

Именно Котельниковпервым и высказал мысль о том, чтоединственная родственница Сербина,пятнадцатилетняя дочь, может настоятьна расследовании обстоятельств смертиотца, и тогда Беркович, как сотрудникЦРУ, окажется под угрозой раскрытия...

Алану ничего неоставалось, как выдать своему агентуписьменное распоряжение на “локализациюисточника возможной утечки”, присовокупивк нему довольно ощутимую сумму наличными,которая, по заверениям Котельникова,вся целиком и полностью будет истраченана оплату услуг “профессиональногоисполнителя”.

Это было вчеравечером. Утром Котельников перезвонили лаконично сообщил, что, несмотря нанекоторые незапланированные заминки,дело движется к завершению. Алан не сталвникать в суть "незапланированныхзаминок", потому что буквально сминуты на минуту ждал подвижек всобственной судьбе. И они незамедлительнопоследовали — его, агента Берковича,ждал вызов директора …

Едва Алан появилсяв дверях, шеф привстал, уперев в столволосатые кулаки и взревел, как разъяренныйбизон:

— Что там у васпроисходит, Беркович?! Мне доложили, чтосегодня утром произошла какая-тосовершенно безумная попытка покушения,связанная с убитым тобой Сербиным! Чтоэто значит?

— В соответствиис инструкцией я дал команду одному измоих агентов осуществить местнуюлокализацию, — гордо вскинув голову,ответил Алан. — Как раз, с минуты наминуту, ожидаю доклада…

— От кого, ослинаяголова?! — шеф взревел так, чтозвуконепроницаемые, акустическизащищенные стеклопакеты на окнахзаходили ходуном. — От меня ждешь доклада?Ну, так разрешите доложить, сэр, что этойночью какие-то кретины вломились вквартиру к дочери Сербина и попытались ее убрать. Убрали бы, бог с ним, но онаоказалась дома не одна, а с бойфрендом.Твой так называемый агент, а на деле,нанятый в соседнем поселке мелкийуголовник, был избит и сбежал. Скрылся!Так что девушка не только до сих поржива, но еще и смертельно напугана, ачисло объектов локализации увеличилосьровно вдвое!

Сарказм в голосеобычно невозмутимого резидента добилАлана больше, чем крик. Кричали на неговсегда и везде — родители дома, учителяв школе, командиры в армии и инструктораучебного центра в Лэнгли. Но обращения«сэр» от непосредственного начальникаон удостоился впервые.

Мечты о скоройпоездке домой и повышении таяли наглазах, как мираж в пустыне. Словом, делопринимало неожиданный и скверный оборот,как и положено в хорошем боевике, когдав самый неподходящий момент происходитнечто фатальное. Беркович украдкойпровел по штанинам разом взмокшимиладонями и попытался набраться мужествав привычном вопросе — а как бы поступилв таком случае Джек Райан? Но на ум пришлотолько одно — Райан скорее всего, простоне допустил бы подобной ошибки. И ужточно не оказался бы в пределахдосягаемости начальства, пока не узнало результатах спецоперации.

Теперь допущенныеошибки предстали перед Берковичем какна ладони, щедро приправленные пониманиемтого, что сделать "правильно" непредставляло труда, нужно было тольконе спешить.

— Я могу всеисправить! — твердо произнес Алан,собравшись с духом.

Шеф обреченновздохнул.

— Можешь. Куда тытеперь денешься, гений разведки. Твойдоклад ушел в Лэнгли и сразу же получилвысший приоритет, — начальство чутьсбавило тон, по-прежнему свирепо буравяагента взглядом.

Гимн, растворенныйв криках шефа, снова заиграл в душеАлана.

— Я сделаю все, чтоот меня зависит сэр! — произнес он, вложивв голос всю страсть, на которую толькобыл способен.

— Нисколько несомневаюсь, — с невыносимым ядом в словахвымолвил шеф. — К счастью, в твоих силахне так уж и много, так что больших бедты натворить не сможешь. Значит так.Сейчас же ты пулей полетишь в Русу иустановишь за обоими, за девушкой ибойфрендом, круглосуточное наружноенаблюдение. Привлекай к этому всю своюагентуру. Обо всем немедленно докладыватьмне лично. И ни при каких обстоятельствахне предпринимать активных действий! Тыменя понял?

Ясно, сглотнув,подумал про себя Алан. Стало быть, весьэто спектакль с криками и оскорблениямибыл разыгран только лишь для того, чтобыпринизить его, Берковича, роль во всемэтом деле. Теперь он был на все стопроцентов убежден, что шеф предпринимаеттитанические усилия, чтобы перетащитьодеяло на себя. Однако следоваломаксимально воспользоваться преимуществамисоздавшейся ситуации.

— Местные агентыненадежны. Мне понадобится штатоперативников, — поджав губы, сухо ответилон.

Шеф посмотрел нанего так, как смотрят на детей и безнадежнобольных.

— Штат я, пожалуй,действительно расширю. И потребуюпровести самую тщательную проверку. Выдолжны за два дня без малейшей огласкиубедиться, что то, о чем рассказал этотбедолага-майор, существует на самомделе. Как только организуешь наблюдение,напишешь и подашь на утверждениепредварительный план. Этому, надеюсь,на курсах учили?

Алан кивнул.

— Я, в отличие оттебя, Беркович, не могу себе позволитьтакую роскошь — нестись сломя голову ксвоему руководству с конкретнымипредложениями, не убедившись, что этоне плод воспаленного воображенияспившегося русского летчика. Все,свободен.

Не дожидаясь, покаАлан покинет кабинет, шеф ткнул кнопкуселектора.

— Григ? Сколькоможно возиться со своей оптикой, когдавы наконец займетесь хоть каким-нибудьполезным делом? Выдайте мне данные повсем экипажам стратегическихбомбардировщиков в Русе за вторуюполовину восьмидесятых.

Закрывая за собойвнешнюю дверь входного тамбура, Алануслышал, как шеф говорит по внутреннемуселектору: “Люси! Немедленно свяжитеменя с директором”.

Из разговора Алануяснил главным образом одно — очереднойкарьерный скачок нового Джека Райана,судя по всему, уже не за горами. По дорогек выходу он остановился у зеркала,оглядел себя с головы до пят и поправилгалстук. Если ему в подчинение даютособых агентов, стало быть, шеф, несмотряна свои мелочные придирки, отнесся кдокладу более чем серьезно.

Теперь главное -снова не оступиться. Продумывать каждыйшаг, не совершать опрометчивых действийи не дать ни малейшего повода принизитьсобственную роль в этом деле.

Потому что делоздесь не только и не столько в его, АланаДж. Берковича персональных амбициях.Речь идет не больше и не меньше, как обугрозе национальной безопасностиСоединенных Штатов Америки!

13.Игры патриотов

Сверхзвуковойракетоносец сто двадцать первоготяжелого бомбардировочного авиационногополка Ту-160 выполнял плановуюпятидесятикилометровую "коробочку".Полет по аэродромному кругу, проводившийсяпо предписанию завода-изготовителя, посравнению с боевыми дежурствами иучастившимися за последние годы учениямибыл несложным. Он напоминал утреннийвыгул собаки — рутинную и не требующуюособого внимания процедуру, поэтомуэкипаж, четыре высококлассных летчика,почти не ощущал характерного полетногонапряжения.

Второй пилотзавершал выход на предпосадочную прямую,после чего управление самолетом долженвзять на себя командир корабля. Готовясьначать посадку, полковник Юрий Дорошенко,привычно обегая глазами шкалы приборов,вдруг припомнил домурыженный, наконец,с третьего захода, американскийтехнотриллер, где регулярно и на вселады склонялось эффектное слово «стелс».

Главным героемэтой голливудской истории, по новойвоенной моде, которую в мире задавалаАмерика, был не человек-супермен, асамолет Б-2. А если быть до конца точным— Нортроп B-2 «Спирит». По воле сценаристови режиссера, сейнеуязвимый летательный аппарат невидимкойпроскальзывал в стан врага (которым уполиткорректных создателей была ужене Россия, и даже не Китай, а абстрактные«международные террористы, захватившиевласть в некой средневосточной стране»)и, нанося удары «сверхточным оружием»,в очередной раз спасал мир.

“Стелс” — ухмыльнулсяпро себя Дорошенко, машинально проводяциклический обзор приборной панели, -больше-то этому хваленому американскомусамолету и похвастаться нечем. Особоесли сравнивать с нашим “Тушкой”,по-ихнему «Блекджеком». У нашегомаксимальная дальность почти в два раза— 17 400 километров против их 10 400. А этоозначает, что, взлетев из Энгельса, мояптичка может даже без дозаправки спокойнодобраться не то что до любой точки натерритории Северной Америки — до самогоЮжного полюса. А скорость? И смех и грех— разница почти втрое. «Блекджек» -сверхзвуковой, развивает 2200 километровв час, а Б-2 всего 764, меньше, чем гражданский«Боинг». Но не это главное.

Быть может, когдасистема радиолокационной невидимоститолько разрабатывалась компанией"Нортроп-Грумман», она действительнобыла современна и эффективна. Но теперь"самолет-невидимку" может вычислитьдаже устаревший радар, с помощью новыхкомпьютерных алгоритмов, отслеживающихвозмущения воздуха за летящим Б-2. Ановое поколение локакторов просто видит"стелс" чуть хуже, нежели обычныйсамолет. Потому на смену хвастливомупрозвищу “невидимка”, в последнеевремя все чаще и чаще американские“технические источники” используютболее скромное определение “малозаметный”…

До начала сниженияоставалось совсем немного. Дорошенкоотбросил сторонние мысли и попыталсясосредоточиться. Но заход на посадкуна ВПП аэродрома постоянного базированиябыл процедурой настолько рутинной, что,глядя на необъятно-широкую даже с высотынескольких тысяч метров Волгу и уходящуюв горизонт степь, разбитую на пестрыеквадраты полей, он мог думать о своем. На смену впечатлениям о просмотренномфильме предчувствием неясной угрозы неожиданно нахлынули тяжкие воспоминания.

В ту злосчастнуюночь он, капитан Дорошенко, залег наверхушке защитного капонира и молилвсех ему известных богов, чтобы впереди,со стороны аэродромных служб, не появилсявдруг никто посторонний, а сзади, гдерасполагалась стоянка, операторвооружения не сделал роковую ошибку.Отпустило, и то не до конца, лишь когдасеребристая сигара с начинкой, страшнойдо нереальности, исчезла под толстымслоем земли и хвороста.

Позже ему несколькораз приходилось присутствовать напохоронах, и каждый раз, когда гробопускали в разверстое чрево могилы, вруках начиналась дрожь, словно он опятьсжимал в руках тот самый трос ...

Однако после того,как миновала вторая неделя, всем членамэкипажа борта два-семь-два, включая иих туповатого штурмана, фотографа, етиего мать, любителя, Витю Сербина, сталоясно, что эта невероятная проделкакаким-то непостижимым образом сошла срук.

Все вроде было каквсегда — они продолжали нести боевоедежурство, тревожа англичан в северныхморях и американцев над Тихим океаном,но теперь … экипаж перестал быть единымцелым. Общая жуткая тайна, дурацкимволшебным кольцом из нудной книжки,которую несколько лет назад его, ужеподполковника, заставил прочитатьсынуля, медленно разъедала души, исподвольвзращивая придавленный страх и взаимноенедоверие.

Вскоре их «братствобомбы» распалось. Сергей, радист,комиссовался по состоянию здоровья ипропал из виду. Командир Саня Емельянов,верхним чутьем учуяв, куда загонятвоенную авиацию горбачевские новомышленныеперемены, списался из бомберов нанепрестижные тогда транспортники Ил-76.Он, Дорошенко, все еще цеплялся за своеправое кресло пилота Авиации дальнегодействия, надеясь получить должностькомандира и, как неизбежное следствие,майорские погоны. Приказ о назначениидолжен был быть подписан в конце августа1991 года…

События на русинскойавиабазе, едва не поставившие жирныйкрест на его летной, а стало быть, икомандной карьере, были одновременнотрагическими и комичными. Командир ихдивизии, генерал Уфимцев, принялгорбачевский “Закон о кооперации” какруководство к действию, и в течениенескольких месяцев преобразовалподчиненные ему военные самолеты вчастное доходное предприятие.

В разгар августовского путча генерал, как человек ответственныйи серьезный, лично сопровождал борт,идущий с Дальнего Востока с грузомяпонских контрабандных автомобилей вСмоленск. Где, как выяснилось, его ужеждали офицеры из КГБ.

Чем руководствовалисьвнуки Дзержинского, собираясь взять споличным легендарного генерала, историяумолчала. По одним слухам, желая прогнутьсяперед ГКЧП, организовали образцово-показательныйарест, по другим — собирались наказатьделового партнера, задолжавшего немалуюсумму. Так или иначе, предупрежденно-вооруженныйверными соратниками Уфимцев, проявивгибкость и толерантность, на которуюоказался позже не способен втом же городе польскийпрезидент(ныне покойный), объявилаварийную ситуацию и, под разочарованныестоны засады, повернул самолет на Русу,где он был царь, бог и воинский начальник…

Однако при посадкеоказалось, что мстительная рука Москвычерез особые отделы, может достать егои на территории Украины. Уфимцев провелбессонную ночь в тяжких думах и принялнепростое решение. Утром двадцатьвторого августа одна тысяча девятьсотдевяносто первого года он вышел к личномусоставу как пламенный патриот независимойУкраины. Многие тогда повелись на егострастные речи и приняли присягу. Частьсамолетов улетело в Россию, частьосталась, потому что генерал вызвал изсоседней танковой дивизии несколькобронетранспортеров и перекрыл взлетнуюполосу.

Именно тогдаДорошенко понял, что у него есть реальныйшанс стать генералом. Он оказался однимиз немногих, кто не поддался на посулыи не побоялся выйти из строя, отказываясьприсягнуть Украине. И, как выяснилось,не ошибся. Новой демократической державе,лишенной ядерного оружия, содержаниесобственной стратегической авиации,где одна только Руса обходилась СССР втри бюджета Черноморского флота, былоне по карману. Поэтому на протяженииполутора десятков лет, пока Россия изпоследних сил сохраняла свои ударныесилы, Украина резала самолеты. А бывшаяэлита вооруженных сил, летчики дальнейавиации, как того и следовало ожидать,очень скоро стали лишними людьми. И неодин Витя Сербин тому примером ...

Оказавшись вЭнгельсе, ставшем центральной российскойбазой стратегической авиации, Дорошенкопочти сразу получил должность командираТу-95 и майорское звание и подал документына обучение, чтобы перейти на Ту-160.Больше не встречаясь с членами “братствабомбы” он отправил эти воспоминания всамый дальний угол памяти и целикомотдался карьере. Которая наконец-тодовела его до заветных генеральскихпогон.

Вслушиваясь впереговоры с диспетчерским центром,заместитель командира самого элитногоавиаполка Вооруженных сил России думало том, что это, вероятно, его последнийполет в нынешней должности. Выписка изприказа о назначении заместителемкомандира дивизии не сегодня-завтрадолжна была прийти с фельдъегерскойпочтой из Москвы, следом за ней ожидалсяи указ Президента.

Дело было решенное,генеральский мундир, пошитый еще напрошлой неделе, ждал своего часа. Позаведенной традиции, следовало прибытьна совещание в штаб в полковничьихпогонах. Командир дивизии должен былпри этом ритуально спросить: «Дорошенко,почему нарушаете форму одежды?» На чтоследовало ответить «Виноват, товарищкомандир!», немедленно покинуть зал икак можно скорее вернуться с лампасамии вышитыми золотом звездами...

Но все это будеттам, на земле. В небе, как в бане — нет нирядовых, ни генералов, а есть толькопилоты, которые должны думать преждевсего о том, что происходит здесь исейчас.

Полковник взялсяза ручку управления и уж было собралсяподать команду на начало снижения, каквдруг машину сотрясло от сильного удара.Конвульсивная дрожь прошлась по всемукорпусу, металл застонал, коротко истрашно, совсем как живое существо,получившее стремительный и смертельныйудар. Индикаторы разом полыхнулиугрожающими цветами. В “Туполеве"после модернизации было установленоболее ста компьютеров, и сейчас все ониразом слали сообщения о многочисленныхнеисправностях и разрушениях.

Но это длилосьсчитанные секунды, которых экипажухватило лишь на то, чтобы осознатьугрозу, но было недостаточно для того,чтобы хоть что-нибудь предпринять.Огненный вал прокатился от кормы к носубомбардировщика, испепеляя все внутри,раскидывая на десятки метров опаленныекуски корпуса.

Последнее, чтоуспел увидеть командир в разваливающемсяот взрыва самолете, был пресловутыйтоннель, в конце которого виднелся не«волшебный свет», а быстро формирующийсяядерный гриб. Но и эта иллюзия, порожденнаягибнущим мозгом, продлилась от силыпару мгновений. Избыточноедавление превратило его внутренностив кровавое месиво, так что умер Дорошенкоеще до того, как запоздавшая системааварийного катапультирования выбросилаэкипаж из разваливающегося в воздухесамолета меньше чем в двух десяткахметров от земли.

Холмик на могилеВиктора Сербина за ночь чуть осыпалсяи просел. Мусор из секретного крематорияЦРУ вместе с пеплом, оставшимся отрадиста Сергеева, был собран и высыпанв близлежащее озерцо. Вице-президентСША заканчивал ужин в закрытомфешенебельном клубе, временно отрешившисьот забот и тревог. Советник ПрезидентаСША по вопросам национальной безопасностиВиктор Морган засиделся с документамив своем кабинете. Алан Беркович терзалигровую приставку, проводяобразцово-показательную антитеррористическуюоперацию в лучших традициях бестселлеровлюбимого автора. Бывший капитан госохраныВерещагин, проснувшись, рыскал поквартире бывшего штурмана ДальнейАвиации в поисках спиртного для опохмела.Спецагент Опоссум под чужим именемзаказывал билет на рейс из аэропортаимени Кеннеди до Стамбула, откудасобирался вылететь в Урумчи.

Мертвым было ужевсе равно. А живые и те, кто был обреченна смерть неумолимым ходом событий, ещене ведали своего будущего. Не знали, чтороковое стечение обстоятельств ужесвязало их судьбы в незримый ядерныйузел …

14.Гумберт-Гумберт и ментовоз

Мы— я и Мила, стоим на краю центральнойрусинской площади напротив сквера сгеройским бюстом. За гранитной спинойземляка-космонавта виднеется грязно-желтоеодноэтажное здание с припаркованнымбобиком-ментовозом. Площадь большая,вылитый стадион. По причине понедельникасовершенно безлюдная. В дальнем конце“майдана” скучают, ожидая пассажиров,маршрутки, обшарпанные и замызганные,как и все здесь. На одном из этих стальныхконей нам предстоит покинуть ставшуюкрайне негостеприимной Русу. От греха,так сказать, подальше.

Но перед стартомтребуется выполнить обязательнуюпрограмму. Она, правда, была достаточноскудной и состояла всего из пары пунктов,но пунктов весьма важных и равнозначных.

Во-первых, срочнотребуется найти какого-нибудь бухла наопохмел.

Во-вторых, разжитьсяденьгами на проезд. Маршрутка неэлектричка, от контроля не побегаешь.

Трубы продолжаютгореть, потому успокоение бодуна идетза нумером раз. Впрочем, решение этойпроблемы сложностей как раз и не обещает.За стоянкой “бусиков” (так в этих краяхназывают микроавтобусы), виднеется доболи знакомый транспарант над базарнымиворотами. А за ними, в директорскомкабинете, меня еще со вчерашнего вечераждет законный флакон. До кучи, у Любыможно попробовать выцыганить гривентриста — четыреста в счет зарплаты...

Что делать послетого, как мы покатим из городка, я, какни старался, так и не придумал. Ну то,как говорится, война — херня, главное -маневры! Уверен только лишь в двух вещах.Первое — надо уносить ноги вслед задевчонкой, пока не приговорили с ней закомпанию. Второе — к властям хода нет.

Хмуро смотрю на“маленькое желтое здание” поселковойментовки. Заяви туда Мила о нападении,и все! Начнут выспрашивать подробности,неминуемо потащат на медэкспертизу.Сразу же всплывет “факт совращения”,в наличии которого я уже почти и несомневаюсь. Менты, они, как известно,ищут преступников, кактот алкаш изанекдота ключи — не в луже, куда уронил,а под фонарем, потому что светлее.Неизвестный ворюга для них — плодвоображения и нежелательный головняк.А Виктор Верещагин, проведший ночь вквартире потерпевшей, вон сидит, перегаромдышит. И нахрена, спрашивается, казенныйбензин жечь, когда вот он преступник -бери под белы рученьки, тыкай мордою впол, и пиши протоколы?

Тут уж не надо бытьни Вангой, ни Глобой, ни Нострадамусом,чтобы прикинуть дальнейший ход. Окажусьв наручниках в райСИЗО, где послекороткого и очень доброжелательногодопроса сознаюсь. В чем? Да во всем! Икак государственный переворот готовил,и как тоннель от Бомбея до Лондона рыл,с целью транспортировки наркотиков. Ичто церковь тоже я развалил. В тринадцатом веке. Это вам не Киев, где хоть какой-топорядок и права человека. Это провинция. Здесь в камерах калечат и убивают. Апосле, если выживу, поеду на зону. И все.Девчонка останется одна. Правда, оченьненадолго...

Хотя, невзирая навсе подозрения, вопрос о том, что же унас ночью было и было ли вообще, я до сихпор не прояснил окончательно. Момент,когда можно было спросить прямо, яблагополучно прозевал, а теперь, как нистарался, не мог его сформулироватьотносительно внятно.

Не спрашивать же:“Трахались мы с тобой?” у пятнадцатилетнейдевчонки, вчера похоронившей отца, и вту же ночь чуть было не повешенной всобственной квартире! Да лучше головуоб стену разбить. Стыдоба, блин, полнейшая.“Слушай, а у нас ночью было что?” С однойстороны вроде как и лучше, но с другой,что девчонка про меня подумает? Защитничекхеров, непросыхающий ветеран Югославии.Допился до того, что с кем спал не помнит..

Сама же Мила завсе время никаких подсказок мне не дала.Всю дорогу от квартиры ни словом нижестом о прошлой ночи не напомнила. Даженаоборот, чуть сторонилась. Когда вдверях подъезда я резко остановился,чтобы оглядеться, всем телом налетелана мою спину, шарахнулась и потомдержалась метрах в полутора. Ну да,испуганно-вопросительные взглядыбросала. И что? В нынешней ситуации, этоможно понимать как угодно. Вот и сейчасстоит на “пионерском” расстоянии исмотрит, как на фокусника. Ждет, чтобыя ей диетического кроля из шляпы достали от неприятностей уберег.

Киваю, давай, мол,за мной. Еще раз оглянувшись, шагаю порастрескавшейся асфальтовой дорожке,что в обход площади ведет от космонавтак рынку. Мила сперва семенит в арьергарде,изображая эсминец в боевом охранении,а потом, набравшись храбрости, чутьобгоняет и идет впереди. Попеременномелькают под футболкой острые подростковыелопатки. Господи, дите-то какое…

Все, промедлениесмерти подобно! Я уже и не помню, когдаза последние месяцы дотягивал безутренней дозы до десяти утра, не говоряуже о полпервого.

Почти у самойкалитки, ведущей к зданию базарной администрации сталкиваемся с кругломордымжлобом, покидающим территорию рынка.Надо же, какая встреча! Котельников,директор риэлторской фирмы, что привезменя в Русу. И что у нас забыл-то вдруг— базар выходной?

Жлоб пилит с такимвидом, будто выполняет личное распоряжениепрезидента. И не какого-то там президентаУкраины, а самого президента всесильнойагрофирмы “Руса-инвест”, которойпринадлежат здесь все что растет, хрюкаети мычит. Заметив нас, а точнее, идущуювпереди девчонку, он резко меняет курси атакует нас, как “Тирпиц” PQ-17. Этогоеще не хватало! Лесной пожар с минутына минуту доконает мой страждущийорганизм, а тут ...

— Людочка! — радостновопит на всю улицу жлоб. — А я тебя повсему городу бегаю, ищу! Узнал про отца.Соболезную! Всем сердцем. Какие его годыбыли. Хотел спросить, может помочь чем?

Ищет, значит, хряктолстожопый. По всему, блин, городу.Ну-ну. Свежо питание, да серется струдом...

— Здравствуйте,дядя Сережа, — стрекочет Мила.

Остановившись,как бы невзначай она пропускает менявперед. Очень правильно поступила, толи умная, то ли случайно получилось, новсе равно правильно. Вроде как незнакомымы с ней вовсе. Совсем-совсем. Втискиваюсьбоком в приоткрытую калитку, отметивбоковым зрением очень недобрый взгляд,которым меня окинул директор “Добродеи”.

Оставив девчонкуотшивать назойливого жлоба, захожу вадминистрацию. Любка сидит в кресле втой же позе, что и вчера. И по мобильникуразговаривает с тем же видом, словноникуда и не отлучалась из кабинета.Увидев меня, наспех обрывает разговори смотрит испытывающим, и, как показалось,даже немного сочувственным взглядом.

— Виктор, что тынатворил?

— Да ничего я нетворил, — отмахиваюсь от вопроса. — ЛюбовьИванна, должок за тобой. Жмуров закопал,как обговаривали, и на кладбище, и вмэрии подтвердят. Так что, давай бутылку.

— Ты уже за расчетом?Так быстро? — переспрашивает Люба, словнои не расслышав меня, — Понимаешь, туттакое дело... Мне Гена звонил только что.Приказал немедленно тебя увольнять.

В предвкушенииалкоголя мой организм утратил возможностьбыстро соображать, поэтому, смыслпрозвучавшего до меня не доходит.

— Ну так что? Дашьили нет? — не заметив двусмысленностивопроса, спрашиваю, нервно постукиваяпальцами по столу.

— Дам, конечно. Оттебя никуда не денешься…

Люба, думая о чем-тосвоем, тяжело вздыхает и, прокрутившисьв кресле, достает из сейфа бутылку“Хортицы”. Затем, порывшись средидореволюционных полок, выкладывает настол исписанный лист бумаги и начинаетчто-то черкать обломанной ручкой.

К чему какие-тобумаги?! Сейчас стакан нужен! Перехвативмой взгляд, что не хуже радара шарит постеллажам, начальница, отлично знакомаяс повадками своих подчиненных, снова вздыхает. На этот раз еще тяжелее. И,выдвинув мерзко заскрипевший ящикстола, достает немытый “гранчак”.

Выдергиваю зубамидозатор, плескаю, и одним махомостаканиваюсь.

Проходит, наверное,с полминуты, пока мой взгляд кое-какфокусируется на придавленном бутылкойлистке. Резкость наведена, читаю.Заявление на имя директора ООО “Васко”от некоего Верещагина Вы-Сы. Об увольнениис должности контролёра рынка пособственному желанию. Мною написанноеи мною же подписанное. Только датапроставлена другим почерком. Которую Люба сейчас и добавила...

Пристально гляжуна директоршу. Она ерзает в кресле.

— Не понял…

— Что тут непонятного?! — ощутимо нервничает Люба. Одна мояполовина бесится от несправедливостипроисходящего, а вот другая… Другаяхолодно и расчетливо фиксирует, чтонеправильно она нервничает как-то,нехорошо. Не могу сказать точно, в чемдело, но что-то здесь не то. Внутреннеподбираюсь.

— Ты же сам, когдатебя на работу брали, два заявленияписал, — возвещает тем временем базарнаякомандирша. — Одно на прием, второе наувольнение. Так принято у нас. Ты жезнаешь. А я человек подневольный, поймиправильно. Гена команду дал, я датупроставила…

— Так получается,что я больше тут не работаю? — бессмысленностьвопроса на поверхности, но задаю его поинерции. Все же, до конца еще не включился.

— Получается так,— разводит руками Люба. Затем, сновакатнувшись к сейфу, достает из огнеупорныхбухгалтерских недр бланк расходногоордера. Заполняет. Сверху кладет несколькокупюр, которые достает из собственногорасшитого бисером портмоне. Сдвигаетко мне, словно выигрыш в карты. — Все, чтомогу для тебя сделать. Тут зарплата замесяц, и еще за две недели, как по КЗОТуположено.

Ну да, по КЗОТУ…Который хозяину Гене-Примусу что Новыйзавет для Свидетелей Иеговы … Поди своикровные отдала.

— А из-за чего, незнаешь? — спрашиваю, ставя на ордереподпись. Вряд ли ей слили всю информацию,но даже маленький кусочек может оказатьсяочень полезным.

— Понятия не имею,— грустно протягивает Люба, вот ей-богу,с самой искренней грустью. — Клянусь,Виктор, мне это все как снег на головубуквально! Я вообще думала, если питьменьше станешь, в заместители тебяопределить. Ко мне. — Добавляет она посленебольшой паузы.

Взгляд “правойруки комэска” приобретает заметноемечтательное выражение, и скользит помоей фигуре, задерживаясь чуть нижепояса. Мдя… А потемкинские деревни былитак близко ...

Я молча исосредоточенно завинчиваю бутылку,засовываю ее в карман штанов. Извлеченныйдозатор небрежно кидаю в стену, откудаон рикошетит точнехонько в мусорноеведро, и гордо покидаю кабинет. Врезатьбы дверью на прощание, но смысла нет.Люба-то ни в чем не виновата.

После принятоголекарства голова работает как надо.Факты, что с похмела казались разрозненнымии совершенно бессмысленными, начинаютукладываться в достаточно стройнуюцепь. Даже скорее в четкую картину. Икартина эта мне категорически ненравится. Потому как злорадный взглядКотельникова, брошенный в спину, значитлишь одно — бывший чекист знал о моембудущем увольнении. И Милу он, значит,остановил не случайно. Мммать твою!...

Вылетаю на улицу.Вовремя.

Котельникова невидно. Но напротив того места, где яоставил их с Милой стоит, переместившисьот ментовского офиса, патрульный УАЗик.И не просто стоит, а пытается завестись,приняв на борт нового пассажира. Еслисовсем уж точно — то пассажирку. Сквозьстекло вижу девчонку. Бобик чихаетдвигателем, но упорно не заводится.

Ах вы ж падлы, сукигребаные! И это последняя четкая яростнаямысль, которую я додумываю. Дальше нарефлексах. Дергаю за ручку незаблокированнойдверцы машины, из нее выпадает милицейскийсержант. Написано же, не прислоняться!С размаху бью ногой в толстый бок икорчусь от боли — это напоминает о себеночная драка с амбалом. Такими темпамискоро костыли понадобятся! Впрочем,сержант охает, закатывает глаза ивставать не собирается, всем видомпоказывая, что ему хватило.

— Аааа! — кричитнад самым ухом Мила. А я вижу направленныймне в лицо ствол пистолета. ПМ — вещь навид не страшная. Даже довольно симпатичная.До поры. Солнце светит в спину, и видныдаже нарезы в стволе.

Снова верещитдевчонка, ствол уходит чуть в сторону...А мне больше и не надо! Вбрасываю себяодним рывком в машину. Правой — руку спистолетом на контроль. И со всей дуриобрушиваю початую бутылку, на кепкувторому. Ребро неподдельной “Хортицы”вступает в соприкосновение с хлипенькиммилицейским сукном. Побеждает гордостьотечественного алкопрома — второй ментоткидывается на кресло. Потеряв вследза совестью и сознание. А бутылкацела-целехонька, есть бог на свете, зубдаю!

Вылетаю из машины,беру за шкирку выпавшего сержанта,затаскиваю в салон. Предупреждаю, чтобне дурил. Тот, глядя на недвижную тушкубоевого товарища, сопротивляться и непытается.

Залезаю к Миле назаднюю сидушку. Продолжаю действоватьна навыках и рефлексах. Но теперь ужене спортивных, а оперских. Поднимаю спола выпавший пистолет. Обшариваюментовские карманы. Выкладываю междусобой и Милой всю добычу. Как в том фильме— ксивы, бабки, два ствола. Пока что недымящихся … К ним, до кучи, ключи отбобика.

Теперь можно иоглядеться. Обе личности мне знакомы.Поселковые ППС-ники на базаре бываютчасто, а там мимо меня не пройдешь. Такчто, дорогие мои Василь и Серега, будемс вами общаться как со старыми приятелями.

— Кто девчонкуприказал взять? — спрашиваю, ткнувсержанта в затылок бутылочным горлышком.Тот вздрагивает, приняв его за ствол.

— Так хто? — отвечаетнехотя, — Котьельныков подзвоныв.

— Не начальник ваш?Точно?

— Та ни! Котьол! Вин же нас так постийно пиднаймаэ, мыдивок типа як заарештовуем и йому дохаты веземо. От и зараз мене набрав,сказав щоб оцю забралы…

Похоже что ментне врет. Да и про Котельникова я подобноеслышал, городишко-то маленький. Что онмалолеток к себе до хаты затаскивает ипользует. Девки потом, естественно,молчат — в Русе с её провинциально-сельскиминравами для малолетки прослытьизнасилованной все равно что носитьплакат “У меня СПИД!”. Менты разбиратьсяне будут, зато окружающие станутшарахаться, как от чумы … А “дядяСережа”, как говорили, кому денег потомдает, кого просто обедом накормит … Воти молчат девчонки, как рыба об лед...

Ни хрена опять яне понимаю, чего Котельников, или ктотам за ним стоит, от Милки хочет на самомделе. Но это уже потом. Проблемы решаемпо мере их актуальности. А сейчас самаяактуальная — два побитых мента. Но она,на мой взгляд, вполне разрешима.

— Ну шо, хлопцы! -говорю голосом сурового старшины. -Ксивы ваши со шпалерами я с собой заберу.— Да не ссыте, не навсегда. Будете вестисебя разумно, завтра позвоню, скажу гдеих спрятал. Шум подымете — из органоввылетите. На базаре место контролераосвободилось, так что один уж точно безработы не будет … Как поняли, братья,прием …

— Та ясно, Витю! -отвечает, очнувшись Василь. Он, хоть иза рулем, но старший среди двоих. — Шо жты не казав, шо дивка твоя? Мы б домовылысь!А то зразу спецназом махать, як у своейЮгославии …

Ага, договорилисьбы вы со мной, как же .. Ну да ладно, главноерешено, а дальше уж как кривая вывезет.

— В общем, вы покасидите тише воды, ниже травы. Ничего невидели, ничего не слышали. Если все будетнормально, завтра позвоню, скажу, гдемайно забрать. Уяснили?

— Та отож!

— Телефон своймобильный черкни. Только без глупостей!— протягиваю Василю вместо бумагидвухгривенную купюру и ручку, обнаруженнуюв заднем кармане спинки. Тот неудобнопристраивает деньгу на ладони и, сопя,рисует цифирь.

В обнаруженную втом же кармане грязную холщовую торбуукладываю трофеи, а вслед за ними и“Хортицу”— чудодейницу. Выскальзываюиз машины. Оглядываюсь. Наш скоротечныйбоеконтакт прошел без внимания окружающих— от десятка тусующихся на остановкементовоз закрывают маршрутки.

Котельникова нетв поле зрения. Слинял, вызвав ментов...Мила так и сидит в машине, сжавшись отужаса. Блин, привыкать пора! Попала вколесо — пищи, но бежи! Хватаю ее залокоть, и выдергиваю из бобика.

— Уходим, бегоммарш!

“Бегом марш” уменя получается не особо, но мышцыразогреваются, и боль отступает. Мыпроскакиваем между заборами, врезаемсяв густую стену кустарников, и, проломившисьсквозь колючие ветки, скатываемся надно неглубокого овражка.

Места эти мнезнакомы. Тихие места, спокойные. Аэродромготовили к войне не понарошку, а потомуздесь вокруг — сплошные заброшенныевоенные сооружения. Пулеметные точкибез пулеметов, кабельные колодцы ипрочая железобетонная хрень, которойнашпигованы подходы к бывшемустратегическому объекту. Даже еслихлопцы не сдержат слова и настучат,пусть попробуют найти! Тут черт ногусломит! В просвете между листьями сереетполукруглая верхушка НУПа — необслуживаемогоусилительного пункта связи. Идем туда.

Внутри достаточноожидаемый мусорный завал. Стараясь ненаступить на гвоздь или битую бутылку,осторожно заходим. Расчищаю место впаре метров у входа, под нависшей бетоннойплитой. Первой загоняю Милу, следомзалезаю сам. Подгребаю ворох листьев,закрывая проход. Ну все. Мы в домике. Насне видно, а если песни орать не будем,то и не слышно. У нас же подход к НУПу -как на ладони.

Мила начинаетстучать зубами. Не от холода, внутрибетонной коробки на удивление тепло,все же забортная жара делает свое дело.Похоже, что от шока начала отходить.Вообще на удивление правильная девчонка.У машины не тормозила, в обморок непадала, исправно бежала по команде. И вотходняк упала, только когда мы унеслиноги.

Ну пусть пока вчувство приходит, а Чапай будет думудумать ...

Если похищениеМилы силами двух тупых ППС-ников, да ктому же по наводке штатного городскогопедофила, было продолжением ночнойпопытки ее убить, то я ничего не понимаюв колбасных обрезках. Если Котельниковпросто хотел заполучить девчонку, тозачем амбал ее вешал? Если он хотел ееубить, или, как вариант, получил заказ,то нафига дергать ментов? Свистнул бытого же амбала, и все дела … Что-то здесьне клеится, братцы, как говорил одинзнакомый токсикоман ...

Так что опроспотерпевшей мне придется продолжить.Без пристрастия, но с упором на неприятныедетали и, возможно, интимные подробности.Вот как бы еще между делом и уточнить,чем мы с ней занимались (или не занимались)прошедшей ночью...

Поворачиваюсь кдевчонке, скручиваю горлышко “Хортице”,хлебаю сам, жестом предлагаю ей. Миламотает головой так, будто я предложилей что-то уж совсем аморальное. Ну нет-такнет, будешь, значит, отвечать насухую.

— А теперь вспоминай.Еще раз, и без пробелов, — голос мой звучитрезко, по-учительски строго. На результат.

— Что вспоминать?!— в ужасе шепчет Мила, пытаясь вжатьсяв плиту.

— Что странногопоследнее время с отцом происходило?Видишь что творится? На нас всю Русу,считай, натравили. Меня, вон, с работыпод зад коленом поперли, а тебя наментовской тачке увезти куда-то пытались!— сгущаю краски для того, чтобы проникласьмрачностью ситуации и получшерастормозилась. Методика ...

Девчонка молчит.Но лоб нахмурила — вспоминает.

Я не тороплю,прокручиваю варианты. Точнее, первуюрабочую версию а-ля шпионский роман — собрубанием информационных концов. Блин,понять бы, что такое смертоубийственноемог знать отставной майор? Вспоминаю,что в последнее время он работал набазе, где за американские деньги резалина металл бывшие советские самолеты.Те самые стратегические бомбардировщики,которыми можно было кирдык этой вашейАмерике обещать. Но ведь не директоромон там был, а кладовщиком на инструментальномскладе. Диски к болгаркам пересчитывал.В здешней иерархии — в самом низу штатногорасписания. Ни влияния, ни доступа кчему-то особо ценному. Да и чего там набазе теперь секретного, если порезкойсами амеры занимаются, а все секретыСоюза проданы давным-давно, еще вдевяностых?

Мог, конечно,покойный майор оказаться свидетелемкакой-то паскудной комбинации местныхавторитетов. Но это никак не повод еговместе с дочерью убирать. Точнее, его-томогли в расход пустить как два пальца,а вот девчонку серьезные люди не тронулибы — не из жалости, а просто смысла нет.Да и не боятся местные воротилы типабывшего моего хозяина Гены-Примусаничего и никого. Кроме, разве что,столичного УБОПа, у тех расценки, как ушвейцарских адвокатов...

Херня, корочеговоря, полнейшая. Ситуация дурацкаядо ужаса. Хотя бродит у меня в мозгахнекая бесформенная мысль, не желаякатегорически оформляться в форменнуюи очень даже официальную ...

— Мил…

— А-а-а?

Тянет слова, зрачкирасширены. Но уже не дрожит.

— Помнишь, тыговорила, что в последний вечер у отцагости были? Может, из-за этого?...

— Точно! — вскидываетсядевчонка. И продолжает быстрым шепотом,— как я сразу не поняла? Один из них и былдядя Сережа, Котельников. Ну, которогомы у базара … Он как раз такие продуктыприносит! И окурки от его сигарет!

А вот с этогомомента, пожалуйста, поподробнее. Потомучто если Котельников с еще с позапрошлоговечера Витю Сербина отпаивал-отпевал,а потом пропал наглухо, нарисовавшисьтолько после неудачного покушения, тоего небритые уши в этом деле торчатпохуже, чем яйца у плохого танцора… Всмысле есть у него в этом деле свойинтерес. И интерес этот похоже, не завязанна Милу. Милка для него что? Соска наночь, расходный материал. Не стал бы ондля того, чтобы ее уестествить, закручиватьтакую сложную комбинацию … Может быть,конечно, просто нелепое стечениеобстоятельств. Но на случайность мыпроисходящее всегда успеем списать, апока нужно прокручивать версии злогоумысла. Эх, пообщаться бы с “дядейСережей” по всему перечню назревших вопросов. Желательно, привязанным кстулу. И с паяльником в нужном месте. Алучше — двумя! Но это не раньше ночи. Докоторой нужно еще дожить...

— Ладно. Ты умница,что вспомнила. Котельников у вас частобывал?

— Раз в месяцпримерно, — девчонку передергивает отбрезгливости. — Папу он спаивал, а емунельзя ведь! Маму как похоронили, емуврач сказал, что печень не выдержит,если так и дальше пить будет. А как я егоудержу...

На последних словахМила всхлипывает. Вот же парадокс какой.Папашка — бухарь подзаборный, а дочкаего любит всё равно. Ну да, помню, Витякак-то ко мне напросился, годовщину женыотметить. Четвертую или пятую. Ракжелудка. Посидели мы тогда чудно. Милкатогда отца через площадку на себе тащила.Потому что я сам в отрубе валялся, рожуоб стол квадратил.

— С Котельниковымя понял. Встречу — хозяйство распинаю.

Да, немного черногоюмора не повредит. Мила чуть слышнопрыскает в ладонь.

— Но я тут чтодумаю. Извини, что такие вопросы задаю,но чтобы уцелеть и тебя вытащить, мнебы разобраться сперва надо в том, чтовокруг нас творится. Отец тебе на случайсвоей смерти никаких распоряжений неоставлял? Типа, мол, похороните под“Прощание славянки” и с воинскимсалютом?

Девчонка трясетголовой.

— Нет, ничеготакого не говорил...

Под плитой темно,и лица девчонки я не вижу. Но что онаплачет, и так понятно. Да что ж такое,второй день непрерывных слез, и откудатолько берутся! Ловлю ее узкую горячуюладошку. Тише, Милочка, не плачь, а тобудешь там, где мяч ...

Сам же напрягаюизвилины, чтобы понять, какой у этогоГумберта-Гумберта Мценского уезда,помимо противоестественных педофильскихжеланий, мог быть в этом деле скрытыймотив? Ну, давайте пофантазируем ипредставим, что Сербин вдруг проболталсяо чем-то таком, что домой уже не дошел.Судя по рассказу Милы, Котельников уних дома был не один, а еще с кем-то. Вот,похоже и нашелся неизвестный член этогопохабно-смердящего уравнения. Переченьвопросов к Котельникову пополняетсяновым пунктом: личность третьегособутыльника, имя, фамилия, контактныйтелефон, наличие судимостей и местопостоянного проживания...

Что еще? Еще естьтакое соображение. Сербин, хоть и былалкашом, но дураком быть никак не мог.И раз уж по ушивлез в дерьмо,то мог и о вечном задуматься. Как женайти зацепку?.. Точнее где ее следуетпоискать? Ну это как раз не бином Ньютона...

— В общем, так,Люда...

— Не Люда, а Мила!— выдергивает ладошку девчонка, — менятак мама называла.

Да хоть БлюмаВульфовна Трахтенберг! Задолбала своимимухами ...

— Ладно, Мила! Вобщем, план такой. Раз уже замаскировались,значит, сидим тут тихонечко до темноты.Потом я на пять минут заскочу домой,кое-что из вещей заберу. Ближе к ночипешкарусом доберемся до Красноталовки,там поймаем попутку, и дуем в Киев. Вбольшом городе задолбаются нас искать.Ну а дальше — по обстоятельствам.

Девчонка внимательносмотрит на меня. Взгляд испуганный.

— Ты меня небросишь?

Выдыхаю сквозьзубы.

— Херни не неси,да?

Главного ей неговорю. Из Русы сбежать хоть сейчаснесложно. Но вот что потом делать, еслипрямо здесь и сейчас не разобраться?Можно, конечно, начать с Котельникова.Но этот риэлтер-педофил — хитрый трус.После моей разборки с ментами он илисбежал, или обложился охраной. То естьв моих обстоятельствах недостижим. Такчто остается одно — тщательно пройтисьпо оставленной нами квартире.

Не может такогобыть, чтобы покойный штурманец ничегоне припрятал. Потому что не может бытьникогда!

15.ЧП для майора

ПашкинРоман Александрович, майор ФСБ, заместительначальника отдела ДВКР246950Гвардейской авиационной базы первого разряда в городе Энгельс,вчера загулял, и загулял бессовестно.Но бог с ней, с совестью, которую РоманАлекандрович, по его собственным словам,еще в детсаду на яблоко поменял. В этомзагуле усматривался целый списоксерьезнейших нарушений, где “злоупотреблениекрепкими спиртными напитками” и“аморальное поведение” оказались наскромном последнем месте. Возглавлялиже этот гипотетический список такиесерьезные вещи как “превышение полномочийв корыстных целях с признаками коррупции”,“подача недостоверных сведений о своейагентурной деятельности” и “склонениек интимной близости с использованиемподчиненного или зависимого положенияпотерпевшей”. К счастью для Пашкина,список существовал только в егособственной голове.

Объективно, привнимательном изучении всех перечисленныхпунктов, майора можно было понять. Приуглубленной проверке фактов, пожалуй,что и простить. Ну а с учетом той цели,которую преследовал в своих действияхнемолодой уже контрразведчик, и принявво внимание высочайший уровень подготовкимероприятия, еще и по-белому позавидовать…

Вольнонаемнаясекретутка двадцати одного года отроду, с мордашкой Одри Хепберн, фигуройМерилин Монро и ошеломительным четвертымразмером, что недавно устроилась встроевую часть, и которую майор двамесяца напролет без перерыва на обедзаманивал в постель, наконец-то сдаласьи провела с ним ночь.

По такому случаюМихалыч, хозяин бывшего пансионата дляветеранов труда, ныне приватизированного,перестроенного и переименованного в«загородный клуб «Адмиралъ», которогоПашкин не раз и не два отмазывал отналоговой, устроил лучший номер срум-сервисом, клятвенно пообещав«молодоженам» полнейшую конфиденциальностьи покой.

Новой пассии черезстарые и опять же коррупционные связив гарнизонной поликлинике был организованжелезобетонный больничный, (не выходнойже в самом деле тратить на это дело), асуровое начальство получило в недавновставленные зубы отчасти правдивуюверсию о “вербовочном мероприятии”.Перед самым убытием бойцы в отделе былизаинструктированы до икоты. Среди ночиих разбуди нежданным звонком хоть отначотдела, хоть от самого директораФСБ, твердо сказали бы, что «товарищмайор в местной командировке. Где, икогда вернется — знать не можем, поинструкции не положено. Конец связи,товарищ генерал от инфантерии!»

В общем, подготовкоймероприятия можно было по праву гордиться.Кто, как говорится, видел лучше — у тогоглаза лопнули. А вот сама “вербовка”прошла так, что хоть обратно в Грозныйпросись…

Истомившись изавозжелавшись в процессе долгогоухаживания майор ожидал многого, благоголливудское личико и рвущийся из блузкиразмер обещали множество увлекательныхприключений. Приключения действительновоспоследовали, но не совсем те, накоторые рассчитывал Пашкин.

Как выяснилосьсразу же после ужина, доблестнаясотрудница строевого отдела, которой по фольклорной традиции сам бог велелинициативно и качественно ублажатьвышестоящее руководство, слово«отдаваться» воспринимает до пределабуквально. В том смысле, что покавзмыленный Пашкин из последних силпыхтел и старался, надеясь выдавить израспластавшейся на шелковых простынях“служащей российской армии” хотьмалейший ответный стон, «вольняшка»лежала пластом и вела себя китайскойнадувной куклой. Хорошо хоть простосмотрела в потолок, а не лузгала семечки.Иначе бы перед майором вполне могзамаячить призрак импотенции в связис глубокой и неизлечимой психологическойтравмой. И ведь, зараза такая, на этапеофисного ухаживания вела себя вполнеадекватно! Напропалую кокетничала,терлась всеми частями тела, а один разчуть было сама не залезла на него прямона рабочем столе.

Такое с ним, честнопризнаться, случилось впервые. Отчаявшисьраскочегарить это грудастое бревно,Пашкин, чтобы хоть как -то заглушитьсаднящее мужское самолюбие, наскорозакончив “личную жизнь”, просто вынужденбыл влить в себя ноль пять очень хорошей,но водки. Надо же было загладить неприятныйосадок после провала столь тщательноподготовленного, и, говоря по совести,недешево вставшего вечера.

Отработав, а точнееотлежав на спине обязательную программу,партнерша тут же отвернулась и засопела,Пашкин шлифанул выпитую “белую”обнаруженным в баре вискарем, закусилнадкушенным саботажницей шоколадом ипочти до утра смотрел телевизор,переключая спутниковые каналы.

Заснул он передсамым рассветом. Хотя и проспал часачетыре, почти что до десяти, показалось,что едва упал ухом на скомканную подушку,как под ней загнусавил, наяривая «Ламбаду», засунутый с вечера телефон.

Хочешь возненавидетькакую-то музыку — поставь ее на будильник.Или на экстренный вызов. Чуть было неуронив скользкий мобильник, Пашкин, струдом разлепив глаза, посмотрел навысветившийся номер. И тихо выругалсясквозь зубы. На этот звонок можно былоне отвечать, вызов делала автоматическаясистема оповещения. А вот реагироватьна него майор был обязан — сигнал “Мороз”обозначал общий сбор …

Внеплановыйвыходной, не успев начаться, ужезакончился. Впрочем, подумал Пашкин,был в этом вызове и положительныймомент. Отличный повод испариться, невыслушивая традиционный утреннийбабский треп: «А ты меня любишь? А давайпоженимся. А как детей назовем?”, накоторый девица, по оценке майора, невзираяна полную и окончательную фригидность,была более чем способна.

Несостоявшаясялюбовница, разметав роскошные сиськи,мирно сопела на противоположном концекровати. Но теперь она майора не волновала…

Запивая минеральнойводой ударную порцию “алка-зельцера”,Пашкин начал лихорадочно одеваться,собирая по комнате разбросанную одежду,прикидывая, где ключи от машины, которуюмайор, конспирации ради, загнал поприезду в гараж. И размышляя над тем,что может означать общий сбор, объявленныйв рабочее время. Учебные тревоги вроссийской армии со времен князя Рюрикаобъявляются исключительно по ночам.Или в особо садистских случаях, раннимутром ...

Девушка проснуласьот шума, но виду не подала.Только когдаза Пашкиным хлопнула дверь, пощупалана тумбочке в поисках денег, оставленныхна такси и, не найдя, процедила:

— Кааазел!

Вокруг штаба —двухэтажного здания, выкрашенного серойкраской, кое-где обвалившейся вместесо штукатуркой до кирпичей царилонеобычное оживление. Одна за другойприбывали разнокалиберные машины, струдом разъезжаясь на тесной площадке.Из них выскакивали офицеры и прапорщики,все, как один с видом крайней озабоченности,и споро забегали внутрь. Через окно,выходящее на пост дежурного, было видно,что новоприбывшие докладываются помдежу,а тот старательно фиксирует времяприбытия в журнал. По всем признакамвыходило — тревога никак не учебная.

Пашкин, уже заранееготовый к неприятностям, припарковался,где смог, и ускоренным шагом, большепохожим на бег, направился к штабу. Оченьбыло похоже на август 2008-го года. Когдавот так вот, из утренней похмельнойдремоты полыхнула недолгая, но все жекровавая война. На которой в Пашкина,отвыкшего было ненадолго от кавказскогогостеприимства, снова стреляли. Ксчастью, не попав...

Вход в особыйотдел располагался в торце штаба. Укрыльца стоял их штатный УАЗик. Покисло-озабоченному виду всезнающеговодителя майор сразу понял, что ЧП набазе серьезное. Помрачнее, чем хищениесо склада РАВ ящика гранат и даже беглогосрочника с «калашом» и полным боекомплектом…

— Ту-160 взорвался,— пробормотал водитель. — В воздухе.

— Ну ни хера жсебе… — только и сказал Пашкин, озадаченохмыкнув.

Полевая форма унего была в кабинете. Через пять минутПашкин, наскоро озадаченный разрывающимсямеж телефонов начальством общимраспоряжением “двигать к месту падения”,грузился в УАЗик, сжимая в руках полевую«Моторолу» со скрэмблером.

Рация, мигнувзеленым диодом, включилась. И сразу жесвистнула. Пашкин нажал на тангенту ибросил в микрофон:

— Пашкин на связи!

— Всем выдвигатьсяк месту падения! — загундосил искаженныйшифратором и до кучи еще и динамикомголос, — Никифоров — к коменданту.Организовать оцепление. И чтобы безсбоев там! Луценко — опечатать и изъятьоперативный контроль с пункта управленияполетами. Опросить дежурную смену. Всю!Снять пояснения по горячим следам. Потом— к техникам. Они все остаются врасположении части под строгим контролем.Загнать в кубрик какой, и пусть тамсидят. Пашкин — с аварийно-спасательнойгруппой. Осмотр места падения, поискчерного ящика. Андреев — в оперативныйрезерв. Выполнять!

Майор кивнул сприжатой к уху рацией и двинул водителялоктем в ребро: «Трогай!».

Пункт назначенияПашкин узнал лишь когда УАЗик проскочилворота. Самолет рухнул рядом с деревней,километрах в тридцати от города. Смигалкой добрались до места минут задвадцать. Все это время Пашкин висел насвязи, так что к прибытию примернуюкартину произошедшего он уже представлял.

Обычный плановыйоблет. Проверяли замененный недавнодвигатель. Драгоценный моторесурсберегли, поэтому в летном заданиизначилась только «коробочка» на среднихвысотах вокруг аэродрома.

Прошло тридцатьсемь минут после взлета, и в эфире вдруграздался голос командира «Экипаж!...».Тут же связь с бортом была потеряна.Через считанные секунды «стратег» исчезс экранов радиолокаторов. Оперативныйдежурный вышел на связь с полицейскимив двух ближайших от места исчезновенияи возможного падения населенных пунктах— небольших поселков Советское иСтепное. Из последнего сообщили, чтодиспетчер станции подземного хранениягаза сообщил о взрыве «над самой головой»,после чего “что-то огромное” рухнулона соседнее поле. Что именно — диспетчерне разглядел. Пролетело быстро, а самоместо падения им закрывает лесопосадка.

Пашкин не любилновомодных навигаторов. Развернув наколенях «верстовку», он наскоро прикинулточку падения и тут же совершеннонезаслуженно обматерил водителя за то,что он сразу туда не поехал. Впрочем,тот ездил с майором давно, и нискольконе обиделся. К тому же, Пашкин мгновеннозабыл про взрыв ругани и начал «штурманить»бестолкового, как ему казалось, бойца,периодически отвлекаясь на звонки. Ате, по мере распространения информации,шли из все более высоких сфер.

Вскоре УАЗикприбыл к месту падения. Приказавостановиться чуть в стороне, Пашкинвыглянул наружу. Убедившись, что до негов окружающей всеобщей суматохе никомунет дела, майор спрыгнул в траву.

На самом краюогромного поля, вернее — куска степи,виднелось огромное черное пятно, вцентре которого все еще полыхало пламя,облизывая остатки изломанной,перекореженной конструкции. Опознатьв ней стратегический бомбардировщикудавалось лишь огромным усилием фантазии.

Со стороны ближайшихстроений к месту падения бежали люди ипробирались по вспашке машины. Перекрываядоступ к месту падения, из тентованного«Урала» прыгали солдаты во главе сотчаянно и безнадежно матерящимсякапитаном, тут же пытаясь выстроитьоцепление. Получалось оно жидковатыми не слишком эффективным, но все жебольшей части незваных зевак дорогузакрыло.

Ближе к огню стоялидве пожарные машины и полицейский«луноход» из дежурной обслугигазохранилища. Рядом кружил пожилойстаршина с переговорным устройством,что-то кому-то громко и нецензурновтолковывая на повышенных тонах.

По обгоревшейземле среди искореженных обломковметался разнообразнейший народ. Сфотоаппаратами, рулетками и какими-тонеизвестными майору приборами. Одна изпожарных машин начала выбрасывать пенуна догорающий фюзеляж, но тут же тушениебыло прекращено словно из-под земливыскочившими людьми в штатском, судяпо повадкам — областными ФСБ-шниками.«Смежники» наверняка опасались заследы, что будут непременно залиты дополной непригодности для каких-либоисследований. Пожар, впрочем, все-такипродолжили гасить после энергичноговмешательства долговязого “тушилы”-полковника, разогнавшего наследников«железного Феликса».

Но самое страшноеожидало не в эпицентре падения — запериметром обугленного пятна полоскалисьна ветру четыре непогашенных парашютныхкупола. Возле одного из них, того, чтолежал чуть наособицу, ближе к вертолету,суетились спасатели.

Железо потерпит,главное — люди! Коротко выругавшись,Пашкин вернулся в машину и по широкойдуге, чтобы не втоптать что-нибудь важноев землю, объехал место падения, стараясьподобраться поближе к парашютам, чтохлопали будто паруса у клипера,растерявшего такелаж…

Подъехав как можноближе к первому куполу, Пашкин вылетелиз машины, подбежал поближе. И бессильновыругался. К парашюту, что рвало ветромбыл привязан сломанный манекен — такпоказалось вначале. Лишь присмотревшись,майор понял, что это тело. Обгорелое иистерзанное.

Прошедший десяток“горячих” командировок, он попыталсязабраться под гермошлем и прощупать нашее пульс. Пальцы встретили холод. Пашкинмашинально поглядел на часы, засекаяточное время для рапорта.

Пока он возился,машин и людей у места падения заметноприбавилось. Прямо по полю, грузнопереваливаясь, к погибшему самолетуподползала черная «тридцать первая»Волга. Следом за ней буксовал дорогущийджип, забрызганный грязью до крыши.

Вскоре за оцеплениеподтянулись «Скорая», истошно завывающаясиреной, и несколько машин с символикойМВД и МЧС на бортах. Народу становилосьвсе больше. Бестолковых срочников воцеплении сменили плечистые ОМОНовцыв «сферах» и с АКСУ наперевес.

Пашкин смешалсяс толпой военных и со стороны наблюдалза происходящим. Подъехавший шеф,отчаянно размахивая руками, объяснялчто-то невзрачному человеку с хмурымлицом. В человеке майор признал крупногочина из областного управления ФСБ,полковника Хоронько.

Замыкая парадобластных руководителей, на дорогезамаячил черный “шестисотый” всопровождении двух «Гелендвагенов» сохраной. «Губера принесло!» — зашуршаливокруг шепотки.

Губернатор с паройсеменящих за ним помощников подошел кгруппе начальников. Все тут же обернулиськ нему и после небольшой и со сторонымалозаметной борьбы за право первогодоклада, стали поочередно излагать своимысли и наблюдения, то и дело сбрасываявызовы беспрерывно звонящих мобильников.

Прервав последнийдоклад, «крестный отец области», громко,стараясь то ли для набежавшихкорреспондентов, то ли для московскогоруководства, которое будет пересматриватьвидеоматериалы, заявил:

— Я уверен, и мояэта уверенность основана на определенныхфактах, что это не авария и не следствиехалатности или какого другого«человеческого фактора», а самаянастоящая диверсия, или же террористическийакт! Я лично возьму на контроль!...

Неприметныйчеловечек, что до этого стоял околосъемочной группы, осторожно дернулоператора за рукав и что-то прошепталтому на ухо. Камера немедленно опустилась,оператор с хмурым видом извлек и передалнеприметному отснятую карту.

Через некотороевремя политические демарши сошли нанет, и на месте катастрофы начала работуобластная следственная бригада.Московских авиационных экспертовожидали часа через полтора. Вскореобнаружился черный ящик, и для простогогарнизонного особиста здесь не осталосьдела. Скорее наоборот, с ними всеминачнут работу столичные следаки... Рацияожила. Личному составу отдела былоприказано возвращаться по своим местам.

Майор тоскливовыдохнул. К смертям, некрасивым, пороюстрашным он по роду службы привык. Ногибель огромной грозной машины иуправлявших ею людей, пока что необъяснимая,была чем-то совсем иным…

В ушах до сих порстояли слова губернатора. Калинкин -политический выдвиженец и небольшогоума человек, но воздух сотрясать дажеон просто так не будет. Если уж заикнулсяпро теракт, то значит, ему какие-тобумажки холуи еще в пути показали.Посмотреть бы на те бумажки да пошуроватьв губернских компьютерах по горячимследам ...

Возбуждение отпоездки прошло, и теперь ему большевсего хотелось спать и есть. Желательнои того и другого побольше. Но отдыхать,похоже, придется еще очень нескоро.

16Засада в «Марьиной роще»

Спатьв Русе ложатся так же, как и встают. Всмысле, рано и по солнышку. Поэтому послезаката в городке достаточно безлюдно.Так что можно перемещаться, оставаясьнезамеченным. Особенно, если знаешь,как это делается.

Наш дом — типовойпанельный ДОС. Стандартная пятиэтажнаякоробка модели “Стройбат ТМ”, которыхв свое время настроили от Бреста доВладивостока немногим меньше, чемгражданских хрущевок. То есть конструкцияизвестная и изученная. Фонарь, что светитв окно сербинской спальни, бросает наасфальт пятно света, по краям густеетуютная темнота, под покровом которойможно просочиться во двор.

Наш подъезд пятый,но я ныряю в самый дальний от него,первый. Если я все правильно просчитал,то засаду на входе скорее всего поставят,но вот контролировать все подходы кквартире у вражин не хватит ни ума, нилюдей.

Стараясь не шуметь,взбегаю на чердачную площадку. Дверьдавно уже без замка. Русинские жителилюбят бухать на крыше, наблюдая закат,так что замки здесь вешать — делобезнадежное изначально. Выглядываю.Вон, тары сколько, но, к счастью, наверхуни души...

Эх, и я бы сейчасграмм сто для храбрости дернул. А потомеще столько, и полстолько, и четвертьстолько. До полного, как говорится, благорастворения. Но дело есть дело, и желание не переходит грань, где кромемыслей о пузыре ничего другого неостается. Нервы и адреналин пока чтопережигают алкоголизм, ну а там, какотработаю, видно будет ...

Выбираюсь наплоскую крышу без малейшего намека наограду. Залегаю на чуть липком, ещегорячем от солнца рубероиде и оглядываюсь,стараясь сильно не маячить головой. Домстоит на небольшом возвышении, городоки окрестности отсюда как на ладони.

Первым деломосматриваю район около “линииМаннергейма”, где осталась Мила. Никакойподозрительной активности вокруг НУПане наблюдается. Вот и славно.

Избитые оборотнив погонах отогнали ментовский бобик ксвоей двухэтажной норе. Там он и стоит,печально таращась кругляшами фар. Сталобыть, менты слово сдержали, и не в работе.На ближних подходах к дому тоже не виднони подозрительных машин, ни незнакомыхлюдей. Получается, если комитет повстрече и приготовлен, то хлеб-сольвручить собираются не на входе, а в однойиз двух наших квартир. Или на лестнице.

Безнадежно пачкаяфутболку, переползаю на другой конецкрыши. По пути искренне жалею, что живуне в девятиэтажке, где можно было быпробежаться, пусть даже и на четвереньках,по чердаку, распугивая голубей и кошек,а не изображать из себя беременногоудава…

Убедившись, чтовнимательных наблюдателей поблизостине проявилось, всем сердцем надеясь,что крыша подо мной не решит внезапнораскрошиться, осторожно перегибаюсьчерез край.

Ржавая пожарнаялестница проходит мимо балкона Сербиныхна расстоянии вытянутой руки. Я ивытягиваю. Ухватившись за перекладину,пробую пошатать. Вроде бы крепеж изстены вылетать не собирается. Лежа наживоте, разворачиваюсь, свесив ноги впустоту. Ступня нащупывает опору. Есть!Теперь вторую ногу…

Только уцепившисьруками за ржавый металл понимаю, чтовсе это время не дышал — перед глазамипошли оранжевые круги. Пару раз делаюглубокий вдох, чувствуя, как мокреютладони. Никогда высоту не любил. Да уж,не быть тебе, Виктор Сергеевич, альпинистом.Даже промышленным, как старый приятельМакс…

Но кто говорил,что будет легко? Зажимаю страхи в кулаки двигаюсь дальше вниз. Добравшись донужного балкона, осторожно втискиваюсьв глухой простенок. Фух. Справился.Вытерев потные руки о грязную футболку,прислушиваюсь.

Тут же выясняютсядве вещи. И одна из них — очень хорошая.Во-первых я не ошибся, и засада в квартирепокойного штурмана есть. Во-вторых, те,что сидят на кухне у Сербиных — полнейшиекретины. Устроились за столом, курят,языками лениво чешут. Еще бы светвключили, и хоть завтра вручай премиюДарвина. Которую, как известно, присуждаютза самую нелепую и глупую смерть …

Пациенты, судя поговору, не менты и не залетные головорезы,а уроженцы окрестных сел.

— Скильки мы тутще будемо сракы видсижуваты? Темно вже!Може ця мала и не прийде.

Ага, стало быть,ждут они не меня, а девчонку. Странно...

— Таотож... — поддерживает нытье сосед. — Щеспасыби скажи, що той жовжих який був знею, напывся, та спав. Хлопци казалы, щовин з десантуры, та й у сербив воював.Був бы тверезый, отрымалы бы повну сракуголовняку, як Мыкола. Каже, що вин голыййого так одметелыв, що куды там тим“Беркутам” … — Та отож. Тверезогомы б його, мабуть, взагали бы не кончылы...

Не понял. Про когоэто они говорят? Кого кончили? “Здесантуры” и “воювавший”, во всемгородке я один. Местные всё больше вДесне25служили. Ну да ладно, скоро узнаем ...

Балкон у Витизавален всяким хламом. Стараясь ненашуметь, провожу инвентаризацию. Вруку попадает обрезок трубы. Хорошая,труба, чугуниевая26.Самое то для вдумчивой драки. Лишь быстрелять не начали. Оружие, скорее всего, у них есть, но, судя по расслабону, ребятаждут маленькую беззащитную девочку, ане злого меня с подручным оружием.

Вообще странновсе это. За всем бардаком явно стоиткто-то упертый и при деньгах, потому чтобез купюры, поселковые и с места невстанут, не говоря о ментах. А вотисполнители которых этот гений злодействапривлекает один другого дурнее. Дефициткадров или времени? Загадка...

Тихонько толкаюбалконную дверь. Она открывается слегким скрипом. Незаперто. Интересно,это нынешние гости решили вентиляциюулучшить или Витя воров не боялся?Впрочем, без разницы.

Осторожно, с пяткина носок, по-над стенкой, стараясь нескрипеть старыми деревянными полами...Хотя, засаде не до меня. Селюки по-прежнемужалуются на судьбу, сетуя по поводубессмысленности ожидания.

— Добрый вечер!

По-голливудскикак-то вышло, не удержался. Там актерысначала красиво говорят, а лишь потомбьют. Но я поклонник корейскойкинематографической школы, потому вседелаю параллельно.

Первый, широкоплечийбугай в майке-алкоголичке — прямо близнецночного гостя-амбала — после удара трубойвалится башкой под умывальник, опрокинувмусорное ведро. Второй, вместо того,чтобы схватиться за наган, лежащий наобеденном столе, глупо таращится, послечего глупо произносит:

— Га?

Это единственное,что ему удается. Рука, которой он пытаетсязакрыться от удара, оглушительно хрустит.Второй удар — по макушке. Третий — тычкомв подбородок. Откормленная салом исамогоном туша падает, ломая табуретку.В падении солдат деревенской мафииумудряется зацепиться своими граблямиза штору. Штора падает, укрывая поверженноговрага погребальным несвежим саваном.

Быстро проверяюполе битвы. Первый жив, без сознания.Ноги второго мелко подрагивают. Но дрожь— смертная. Причем, похоже, я здесь нипри чем, как ни удивительно. Ну, почтини при чем. Очень уж неудачно упалпарнишка — головой да об угол, черепсломал. Были бы мозги — точно вытекли. А нехер в гости без спросу среди ночиходить.

Так территорию язачистил. Судя по общему уровню организациизасады, надеюсь, к этим придуркам ипроверяющий никакой не явится. Теперь— то, ради чего я сюда пришел.

Первым делом суюсьв маленькую кладовку, где, по словамМилы, у них хранится фонарик. Копеечный“китаец”, как ни странно, работает.Нашелся он, правда, не на “второй, третьейполке”, а прямо на полу, где в живописномбеспорядке был вывален весь хранившийсяв квартире инструмент.

Вся квартира посленашего ухода бездумно и неряшливоперерыта. Это не обыск, а примитивныйварварский погром. Его явно проводилине худо-бедно опытные правоохранители,а свежеупокоенные сельские гоблины,искренне считающие, что нечто спрятанноепроще всего найти, если перевернуть всеверх дном. Вот оно, тлетворное действиетупых криминальных сериалов... Сновадумаю, что задачи вероятного противникасовершенно не увязываются с классомисполнителей.

Два клоуна квартируперевернули и ничего не нашли. Но нестоит ровнять бабуинов с человеком. Тоесть, со мной. Наскоро проверяю стандартныеместа закладок. Ни в банках с крупой, нив унитазном бачке нет ничего, кромештатного содержимого. Под шкафами икроватями тоже. Ковры сорвали и безменя. Впрочем, я и не надеялся на скорыйуспех.

Наш метод — включатьголову! Внимательно осматриваю кладовку.Вроде бы ничего подозрительного. Опятьже, вряд ли бы Сербин, надеясь, чтопронесет маскировал свою прелесть попринципу листа в лесу. Это вам не Англия,плохо лежащее может собутыльник спереть.Нет, не то...

Кладовка изнутриобшита вагонкой. Вариант? А почему бы инет, в самом деле? Найдя среди инструментовпокойного летчика сапожный нож, поддеваюкончиком деревянный плинтус. А идет-топодозрительно легко! Подорвав со всехгвоздей, ставлю в сторону. Туда жеперекочевывают рейки.

Есть? Есть! В самомуглу притаились два свертка вощенойбумаги. Один побольше, второй поменьше.Осторожно разматываю. В первом — древняямагнитофонная кассета, в том, которыйпобольше — три столь же старые фотокатушки.Вот значит как.

Снова запершисьв ванной, осторожно вытягиваю шпулю, ирассматриваю на свету несколько кадров.Пленка слайдовая, цветная. Снимали явнов воздухе. На квадратике можно разобратьочертания здоровенного, явно военногосамолета на фоне облаков. В самолетахя не разбираюсь, но опознавательныезнаки — белые звезды в круге, перекрытомузким прямоугольником. ВВС США. Ох ты жепть! Разворачиваю пленку до конца. Деладавно минувших дней. Эхо войны, блин.

Всё тот же американецв разных ракурсах. Насчет авиации временХолодной Войны мои знания близки котрицательным, но то, что это бомбардировщик— сомнений нет. В свое время за один фактиспользования на борту фотоаппаратаВитя мог загреметь года на три минимум.Но сейчас?...

Остальные две пленки еще больше запутывают дело.Отснятые на них особенности несенияслужбы стратегической авиации в нашевремя не только не представляют никакойопасности для их обладателя, но могутпри правильном подходе принести немалыедоходы и скандальную известность.

Стало быть, еслии была у штурмана какая-то тайна, спрятанаона в магнитофонной кассете. Кассетубы прослушать… Но не сейчас — не на чеми некогда. Ладно, программа-минимумвсяко выполнена. Теперь надо уточнить,что имели ввиду эти гоблины, говоря о“спавшем десантнике”.

Стараясь не шуметь,пересекаю площадку, и на цыпочкахпробираюсь в собственную квартиру.Дверь не заперта — лишь прикрыта. Невключая свет, пробираюсь в комнату. Лучфонаря упирается в диван. Падлы...

На диване лицомвниз лежит человек. Заросший затылок,покатые плечи, ботинки с тракторнымпротектором. Лица не видно, но я егоузнаю и так. Петро. Мертвый — две опаленныедыры на спине. На полу валяетсяпростреленная подушка. Под глушительсымпровизировали... Из-под кровативыползает, теряясь между облупившимисядосками пола, лужа крови. Почти засохшая.

Понятно. Мой двернойзамок открывается ногтем. Приятеля,пришедшего в гости под хорошим градусоми заснувшего на моей постели, гоблинывполне закономерно приняли за меня ипорешили. Уроды хуторские! Впрочем,особо не злюсь. Один убийца уже на томсвете, а второй только что лишилсяпоследнего шанса прийти в сознание. Нуи в счет, открытый на имя “дяди Сережи”,еще один пункт добавился ...

Возвращаюсь вквартиру Сербиных. Ворочаю труп, вкладываюв теплую еще руку предварительновзведенный наган, подтягиваю второго... Выстрел получился негромким, а соседик шуму привыкшие. С одной стороны,револьвер самому бы пригодился, но малоли что на этом ветеране висит?

Мысль о том, чтобыподжечь обе хаты и упрятать в огне всеследы, отметаю как глупую и недостойную.Недостойную — потому что непременнопострадают соседи, никак не виноватыев наших делах. Да и Милке, после того какзакончится этот цирк, нужно же будетгде-то жить.

Ну а глупостьподжога состоит в том, что он мне,собственно, и не нужен. Потому что сзавтрашнего дня на мою защиту встанетгорой серьезная и могущественнаяконтора. Организация, настольковсесильная, что сможет сбить с моегоследа не то что какую-то деревенскуюОПГ, но и хваленое ЦРУ, не говоря уже оМИ-6 и Моссаде. И организация эта — районнаяпрокуратура...

Почему так? Всепросто. На тройное убийство с огнестреломпосле обнаружения трупов из райцентраприедет следственная бригада. Прокурорскийследак, даже зеленый стажер, осмотревпобоище, тут же выдвинет две рабочиеверсии. Первая — два бандита убиваютнекоего русинского жителя, находящегосяв гостях. После чего, возвратившись,хозяин (по слухам бывший спецназовец иучастник боевых действий) с целью личноймести убивает бандитов и уходит в бега.Эта версия чревата: а) тремя висякамипо особо тяжким преступлениям, б) подачейв розыск лица, которое, опять же, войдетв квартальную отчетность отнюдь не вграфу “раскрытия”.

Вторая версиябудет звучать как “нанесение смертельныхогнестрельных ран вследствие алкогольногоопьянения и неосторожного обращения соружием с последующим падением с высотысобственного роста и получением травм,несовместимых с жизнью”. При этом влиповом протоколе опознания будетуказан не Петро, земля ему пухом, аответственный квартиросъемщик ВерещагинВиктор Сергеевич.

Внимание, вопрос!Какую из двух представленных версийподдержит дежурный заместитель районногопрокурора? А теперь слушаем правильныйответ. Однозначно вторую. Где преступленияникакого не было, а бытовой “убой”раскрыт доблестными сыщиками в течениесуток по горячим следам! Аплодисменты,премии, звездочки на погоны ...

Вскоре тонкаяпапка с протоколами, написаннымижутчайшим суржиком, неразборчивымпочерком и с таким количествомграмматических ошибок, что, читая его,застрелилась бы даже училка из интернатадля имбецилов, ляжет на архивную полкуи затеряется в стопке себе подобных.Отчет прокуратуры пополнится тремяпалками за раскрытие, а тело отомщенногоПетрухи ляжет в могилу по соседству схолмиком Вити Сербина. И искать меняпродолжат разве что в том почти чтоневероятном случае, если неведомыйорганизатор и вдохновитель перебитоймною “засады в Марьиной роще” решитустроить личное опознание ...

Ну а Петра властиискать уж точно не будут. Родни у него,как у меня, здесь нет. На работе всемпофиг, у боевой подруги заявление опропаже в ментовке не примут даже заденьги. Да и дело по здешним местамжитейское. Мог утонуть по пьяни, могпросто завербоваться и куда-то тихосвалить, чтобы не проставляться. По-любомувсем до лампады ...

Так что с завтрашнегодня я — официальный покойник. Кредит,конечно, по моему паспорту вряд ливыдадут, там служба безопасности побазам документ пробивает, но зато и врозыск не поставят, что для моегоположения не в пример актуальнее...

Нахожу в пожиткахВити древний “сидор” — армейскийвещмешок, набиваю его теплыми милкинымивещами. Увязываю поверх одеяло. Какговорится, зима близко...

Так, что теперь? Атеперь надо валить.

Девчонка сидит вНУПе, точно там, где ее оставил. В дальнемуглу, на куче листьев. Чтобы не пугатьеё, первым делом щелкаю фонариком,подсвечивая свое лицо. Стараюсь, чтобылуч упал сбоку. А то ведь при освещенииснизу получается жуткая харя...

— Ты!... — шепчетдевчонка.

— А ты боялась! -хмыкаю я.

Бетон остыл, и вбункере довольно прохладно. Милаблагодарно кивает, натягивая прихваченнуюмной куртку. Ловлю себя на том, что неищу алкоголя … Но и рассказывать, чтослучилось в квартире, я не хочу. Нехватало еще девчонку добить такиминовостями. Но Мила начинает первой:

— Ну что там?

— Да ничегоособенного, — пожимаю плечами, — у тебяна примете нигде магнитофона нету?Такого, чтобы кассеты проигрывал?

— Откуда? -удивляется Мила. — Отцовский давносгорел.

— Тогда вопрос заномером два. Отец фотографией увлекался?

Мила кивает:

— У него аппаратдорогущий был, “Практика”, кажется.Еще увеличитель и разное оборудование.Только как мама умерла, он продал все…

Получается, всефотохудожества — и вправду, скорее всего,дело рук товарища летуна. Версия опохищенных пленках и мстительном хозяинес тихим шелестом отправляется в мусорнуюкорзину.

— Ты нашел что-то?— продолжает допытываться девчонка.

— Пленку нашел. -говорю я, — но она кассетная, прослушатьсейчас не сможем, нужен старый кассетник. Ищут нас с тобой. Так что отложим мы этодело до тех пор, пока не доберемся доКиева...

17. Медведьи дракон

Китайские товарына любой кошелек и любого качестваначинают свой путь в Европу из Урумчи.Город, который называют “Севернымиворотами” по меркам Поднебесной невелик— в нем живет миллиона полтора человек.Но экономический рост страны ощущаетсяздесь намного сильнее, чем в чиновничьемПекине или в европеизированном Шанхае.

Годовой грузооборотдвух железнодорожных станций и аэропортаизмеряется в миллиардах долларов. Вчерте города и в окрестностях расположеноневообразимое число рынков, лавочек искладов. Здесь можно купить все, чтодуше угодно — от футболок “no name” и“настоящих айфонов последнего поколения”,что изготовляются трудолюбивым дедушкойЛи в сарае с земляным полом и мерцающейдвадцативатной лампочкой, до первокласснойфабричной продукции, чье качество ничемне отличается от европейского.

Этот мощный потоктоваров приносит огромные барыши сотнямконцернов, тысячам экспортно-импортныхфирм и десяткам тысяч мелких посредников,приезжающих сюда в основном, из странбывшего СССР. С начала двадцать первоговека русский медведь и китайский дракон,посрамив западных политическихпредсказанцев, не вцепились друг в другав смертельной схватке, а вели мирноеторговое сосуществование ...

Местное населениеделает все, чтобы приезжие оставляли вих гостеприимном городе как можно большепривезенных с собою денег. Армию чужаковготова встретить целая инфраструктура,начиная от тридцатиэтажных офисныхсвечек и дорогих отелей с эскортницамимодельной внешности, и заканчиваялоточной торговлей и дешевыми уличнымипроститутками.

Урумчи — городизначально уйгурский, за последние годыбыл оккупирован пришлыми китайцами -неприхотливыми, трудолюбивыми и, главное,невероятно плодовитыми. Теперьпредприимчивые дети Поднебеснойпревосходили аборигенов численностьюраз в пять. Они захватили в “Северныхворотах” практически весь серьезныйбизнес, вплоть до криминального, такчто коренное древнее племя вынужденобыло пробавляться по большей частиуличной стряпней, мелким рэкетом да«разводкой лаоваев». В китайском языкенет разницы между словами “иностранец”и “лох”...

Идущий вдольбесконечных торговых рядов в уйгурскомквартале украинский летчик в изряднопомятой форменной белой рубашке снашивками на коротких рукавах былявлением здесь привычным и ажиотажа невызывал. Как писал великий Конфуций:“Рыба ищет где глубже, а украинскийлаовай — где дешевле”. И еще добавлялмудрец: “Когда родился хохол-цзы, тоуйгур-цзы заплакал” …

Чад, стоящий назапруженных улицах, наглухо забивалноздри. Бортоператор транспортногоИл-76, Константин Васильев, выбросил вурну жирные листы оберточной бумаги и,утирая пот со лба, отошел от лотка, гдеторговали очень вкусными и на удивлениедешевыми лагманами.

Все время, пока онел, сын хозяина-повара, молодой высокийуйгур с традиционным кинжалом на поясена сносном русском пытался предложитьсвои услуги в качестве посредникаширокого профиля. Убедившись, что летчикне имеет ни малейшего желания ни выкупитьпартию ноутбуков или приобрести“настоящий Роллекс” за сто юаней, нистать счастливым обладателем дозы“чистейшего” героина, парень попыталсязаинтересовать Константина девочками.

Уйгурки, высокие,с черными, как смоль, волосами иминдалевидными раскосыми глазами, вкачестве «жриц любви» у летчиковкотировались гораздо выше, чем монголкии китаянки, и Васильев был не прочьразвлечься, благо вылет завтра, исвободного времени осталось изрядно.Летчик поинтересовался насчет цены иудивленно крякнул. Уйгурский бизнесменне мелочился, и сходу предложил шестьсотюаней за час.

Константин непервый раз был в Урумчи и отлично зналрасценки. За четыре или пять сотен юаней можно взять в отеле искусную девочкуна всю ночь. Если жаль шести сотен — можнозаглянуть в “массажный салон” или“парикмахерскую”, под которые в Китаемаскируют бюджетные бордели. Здесь впятьдесят-сто юаней обойдется легальнаячасть услуг, стрижка. Доплатишь две илитри сотни сверху — и парикмахерша,проводив клиента в заднюю комнатку,скинет халатик. Индивидуалки, что гуляютна улицах, предлагают себя всего задвести-триста юаней, но это без места.С такой еще придется тратить время иденьги на поиски подходящей койки. Нек стене же её прислонять...

Летуны помоложеухитрялись кадрить студенток “за простотак”, благо даже крошечные зарплатыукраинских пилотов здесь, в Китаесчитались вполне приличным доходом.Порой было достаточно получить свое,сводив “избранницу” в одно из недорогихкафе. Но Константин уже вышел из тоговозраста, чтобы на него западали юныекитаянки. Да и хотелось выспаться передполетом.

Грузовые рейсычастных авиакомпаний бывшего СССР имелисвои неписаные законы, узнай о которых европейские или американские пилоты,волосы у буржуинов встали бы дыбом. Делов том, что работодатели то ли изповсеместного жлобства, то ли изинстинктивной нелюбви к налогам,выплачивали своим летчикам символическиеоклады. Но при этом закрывали глаза нато, что экипажи брали на борт дополнительныйнеучтенный груз, а выручку за доставкулевака делили между собой. Тактрансформировался в условиях постсоветскойрыночной экономики старый добрыйсоциалистический принцип: «Если выделаете вид, что платите, то мы делаемвид, что работаем».

Но авиационныеперевозки приносили всем, кто был связанс этим бизнесом, баснословные доходы,поэтому такое положение дел устраивалои работников, и работодателей. Даженесмотря на то, что подобный роддеятельности на языке аналитиковименовался как «экономическизапрограммированные катастрофы», что,собственно и доказывала мрачнаястатистика воздушных происшествий.

От вечного«давай-давай», постоянных перегрузови скверного технического обслуживанияпотрепанные, еще советские самолетыпериодически выходили из строя в самыйнеподходящий момент, а пилоты и инженерыочень быстро проникались каким-тобезысходным бытовым фатализмом. Чемуспособствовало и то, что во времямногоэтапных перелетов они постояннонаходились в состоянии хроническогостресса и усталости. Васильеву этотфатализм позволял худо — бедно жить,храня в глубине души мрачную тайну.

Из Урумчи самолетКонстантина летел в Бишкек с грузомподдельных кроссовок, оттуда в Стамбул,где предстояло принять на борт грузсантехники. Из Стамбула в Конго, так каксантехника предназначалась длястроящегося в Браззавиле отеля, а оттудауже на регламент в Гостомель.

Из Русы Васильевуехал давно и вспоминать о ней не любил.Он слишком долго надеялся на то, чтожизнь хоть как-то наладится и упорно неписал рапорт на увольнение. Не хватилодуху и уехать в Россию — пусть плохая,но хоть как-то налаженная украинскаяжизнь казалась синицей в руке. Лишьпосле того, как “Борт 262” списали иразрезали на куски, а полк начистосократили, Константин нашел в себе силыуйти в «коммерсанты» и вот уже нескольколет летал в составе сменного экипажастаренького грузовика Ил-76, принадлежащегоукраинской частной авиакомпании.

Происшествие вавгусте восемьдесят седьмого он, будучичеловеком замкнутым, постарался забыть.Точнее, спрятал в самом дальнем уголкепамяти и завалил коробками с разнымхламом, вроде выпускного вечера и первогов жизни пьяного секса. Чтобы, неровенчас, не вспомнить в подробностях...

Хотя подробностивремя от времени возвращались. Вот исейчас чадная уйгурская улица вдруготошла куда-то на задний план, и передглазами бывшего оператора вооружениявстала титановая сигара бомбовогоконтейнера с открытым лючком панели.Из которой он, щуря глаза в темноте ибоясь даже вздохнуть, вывинчивает блокуправления …

В экипажах,допущенных к испытательным сбросамядерных специзделий, оператор вооруженияполучает особую подготовку. Если, какв тот проклятый раз, снаряженное изделиеостанется на борту, по инструкции самолетдолжен уйти на безлюдный новоземельскийаэродром, а оператор выполнитьпоследовательность действий,предотвращающих срабатывание и подрыв.

Бомбу, которую всуматохе им подвесили в тот раз, Васильевраньше не видел. Из сбивчивого предполетногоинструктажа узнал лишь, что это какой-тоэкспериментальный заряд, который летпять провел в “автономной консервации”,да изучил карту расположения управляющихорганов и демонтируемых в случаенештатной ситуации блоков…

Ночью в Русе,закончив свою работу, он, дождавшись,когда контейнер покроется слоем хворостаи земли, тут же и прикопал извлеченныйблок. Не с собой же его забирать, в самомделе.

Будучи знаком стехническими деталями, он знал и понималбольше, чем остальные, а переживал,наверное, сильнее всех. Потому и старалсяне общаться с остальными членами“братства бомбы”, которые понемногуоставляли наш бренный мир. ИнженерНиколай давно спился и умер от цирроза. О судьбе радиста Сергея он ничего незнал. Командир Емельянов стал большойшишкой, вторым лицом в богатой компаниии чурался менее удачливых друзей. ВитяСербин тихо спивался в Русе, где штурмантак и остался, получив «под дембель»квартиру. Если занесет в Русу, ведь неотбояришься, с досадой подумал Константин.Пить придется всякую гадость. И в сотыйраз слушать убогие байки.

Отвязавшись,наконец, от назойливого лагманного“бизнесмена”, нагруженный пакетами икоробками, Васильев двинулся по улицев поисках такси, чтобы вернуться внедорогую гостиницу. Однако затронутаяуйгуром струна под названием “девоцькухоцес?” продолжала тихо звенеть.“Отоспаться и потом можно”, подумаллетчик и, поймав, машину, отправился врайон Сийюй. Там располагались дварусских ресторана "Шанхайскийквартал", и "Надежда", вокругкоторых буйным цветом цвели заведенияподешевле — молодежные дискотеки,массажные салоны и пресловутые“парикмахерские”.

Задумавшись,Константин не видел, что таксист осторожносделал снимок клиента на мобильный итут же куда-то его передал. Через некотороевремя телефон у таксиста вновь зазвонил.Таксист поговорив, оживился, вытащилиз бардачка небольшой яркий буклет ипередал его пассажиру.

— Девоцки. Карош!— прищелкнул китаец языком.

Константин взялбуклет. На первой странице был изображенфасад трехэтажного здания с неизменнымигирляндами бумажных фонариков идраконами. На входе улыбающаяся хозяйка,холеная китаянка-матрона в национальнойодежде. Ниже адрес и телефон на китайском,английском и русском. Под разворотомнесколько цветных фотографий. Полутемныемассажные кабинеты. Удобные спальни ссоблазнительными кроватями. Бассейн итанцующие девушки в почти незаметныхкупальниках. Короче, реклама публичногодома.

Обычное дело,подумал Константин. Новое заведениечерез таксистов набирает себе клиентуру.

— Сколько? — спросилон бомбилу.

Тот, не оборачиваясь,показал три растопыренных пальца. Тристаюаней. Немного для места такого класса.Если, конечно, буклет не врет, и таксистне крутит. Нет уж, лаоваев здесь нет...

— Сколько тебе? -если не уточнить сумму комиссионных,она по прибытию может “приятно” удивить.

Пять пальцев,пятьдесят юаней сверх оплаты проезда.Итого триста пятьдесят. Что же, неплохойвариант, даже если не за ночь, а за паручасов. Константин кивнул и водителькрутанул баранку, перестраиваясь влевый ряд.

Они миновалибольшой массив девятиэтажек, неотличимыхна вид от советских общежитий, дажекульки и сумки вывешены за окна, иуглубились в улицы победнее. Сталопонятно откуда низкие цены — уж больнонепрестижный район. О безопасностиВасильев особо не беспокоился. Плотностьнаселения здесь такая, что у любогоразбоя всегда найдется не меньше сотнисвидетелей, а хозяева развлекательныхзаведений трясутся за репутацию почище,чем монашки за свою девственность.

Бордель выгляделточно так же, как и на фото. Невысокоездание, национальный антураж и дажематрона у входа. Видать, бомбила сюда извонил незадолго до приезда, вот ивстречают, как космонавта. Даже слуга,лысый и маленький, подскочил, чтобыдверь открыть.

Таксист открылбагажник и что-то сказал слуге. Тот сготовностью подхватил и поволок вследза Константином покупки. На входе матронавсучила теплый стаканчик с премерзкойводкой. Константин расправился с халявойодним глотком.

Внутри все какобычно: длинный коридор, несколькокомнат с распахнутыми дверями — свободныекойко-места на выбор. ПривередничатьВасильев не стал, зашел в первую. Вещиразложил, умылся с дороги, ответилсогласием на осторожный стук в дверь.

В комнату гуськомвошли три китаянки в одинаковых черныхплатьицах, по здешнему укладу выстроилисьвдоль стены, улыбаясь, поклонились ипролепетали что-то приветственное.Выглядели девочки как близняшки. Немолодые, однако и не старые. Не красивые,но и не откровенно страшные. Встретишьтакую на улице — вовек не запомнишь.Ткнул пальцем в среднюю. Две крайнихбезропотно потопали к выходу. Китаянкаподошла к Константину и, опустившисьна колени, стала деловито расстегиватьему брюки...

Заваливая проституткуна белоснежные простыни, летчик не могвидеть, как таксист загоняет машину вгараж и, скрутив номера, возвращается,чтобы помочь слуге и “матроне” снятьс фасада все украшения...

Дождавшись, когдаклиент выплеснется, насладившись вволюее упругим и гибким телом, проституткаосторожно провела рукой под матрасом,вытянула шприц-тюбик и вонзила иглу врасслабленное бедро мужчины. Тот, ктоее послал, особо отметил — все должнобыть сделано без малейшего шума.

Освободившись отдряблой плоти, она перекатила безвольноетело клиента на спину. Не утруждаясьусловностями, девушка как была, голышом,выскользнула из комнаты.

Почти сразу вспальню вошло трое хмурых мужчин-азиатов.Один из них держал лейку и тонкий шланг, другой — три поллитровых бутылки водки.Через мгновение за ними ступил четвертый,вполне европейского вида, с небольшимчемоданчиков в левой руке. Бегло взглянувна кровать, он жестом остановил троицуи усмехнулся. Уйгуры были людьмисерьезными, а в Британской энциклопедиинаписано, что смертельная доза водкисоставляет одна тысяча двести граммов...

Опоссум подошелвплотную к кровати и всмотрелся врасширенные зрачки Васильева. Летчикдышал, но был обездвижен. Зрачки егорасширились так, что перекрыли почтичто всю роговицу. Агент удовлетвореннокивнул и коротко махнул ладонью в сторонудвери. Три азиата все поняли правильнои, оставив "орудия труда" у кровати,подобострастно кланяясь, покинулиспальню. Нужда в их услугах временнооткладывалась. Судьба Васильева былаопределена и оплачена, но вначалетребовалось узнать, не проболтался лион кому-либо о потерянной бомбе.

Опоссум положилчемоданчик на кровать и открыл его.Внутри сверкнуло стекло ряда большихампул, нескольких шприцев и еще каких-тонепонятных инструментов.

Этот кварталнаходился на самой окраине города и былодним из немногих, которые ещеконтролировала уйгурская мафия.“Бордель”, в который привезли Васильева,был местом встречи и развлечений главарейокрестных триад. Полиция сюда незаглядывала, а местные жители знали:все, что происходит в “маленьком доме”,никого, кроме Хозяина не касается. Есличто и увидел, нужно тут же забыть. Поэтому,когда через несколько дней вздувшийсятруп украинского летчика всплыл наповерхность одного из водохранилищ,никому и в голову не пришло связать егосмерть с исполнителем. Тем паче, сзаказчиком.

Узнав, что в кровии желудке покойника обнаруженофантастическое количество алкоголя, асмерть наступила от удушья в воде,полиция потеряла интерес к происшествию.Подобное здесь не редкость.

Самолет, на которомКонстантин прилетел в Урумчи, недождавшись возвращения бортоператора,давно покинул воздушное пространствоКитая. Украинского консула, которыйсидел на другом конце страны, в Шанхае, совершенно не интересовали дела“каких-то заробитчан”. Родным сообщилио смерти, но денег на то, чтобы доставитьтело с другого конца Земли, у них небыло.

Директор ЦРУ, авслед за ним и советник президента,получили короткое сообщение, что Опоссумотсек еще одну нить, способную привестипосторонних к “русинскому сюрпризу”.

18.Артефакт Холодной войны

Какни хотелось спать, но мы с Милой покинулиНУП и остаток ночи потратили намарш-бросок. Трофейные стволы и ксивыя припрятал под бетонной плитой.Ментовские деньги, правда, оставил себе.За аморальный ущерб.

Бесконечные рощи,лесополосы… Мила перебирает ногами наудивление резво, а вот меня тормозитусугубляющееся похмелье, так что идемпочти что вровень. С каждым переходомстановится все хуже — сказываютсянедосып, напряг и отсутствие нормальнойалкогольной дозаправки. С собой быловсего ничего, сиротские слезки, так чтостратегический запас приходилосьберечь. Больше всего хочется прилечьпрямо под каким-нибудь деревцем, напихатьтряпок под куртку, чтобы почки незастудить, да и провалиться в беспробудныйсон. Но нельзя… Так что мы идем и идем,а я все больше зверею.

Рассвет встречаемкилометрах в семи от города, как раз взапланированной точке. Маршрут выбиралсяне случайно. Наша цель — старая дорога,проложенная неизвестно когда и неизвестнокем, скорее всего, военными для своихмилитарических нужд. Маршрутки и автобусыздесь не ходят, частники боятся угробитьподвеску. Зато частенько мотаются дальнобои с леваком на борту. Гайцов-тоздесь отроду не видали. А нам такойтранспорт — самое то.

Раздвинув ветки,оглядываюсь по сторонам и выхожу изкустов на дорогу. Следом, пыхтя и ойкая,выбирается Мила. Кое-как чистимся отрепьев, нахватанных по оврагам. Вытаскиваюиз кармана бутылку. На дне плещется параглотков. Как выяснилось, полтора. Пустаябутылка летит в ближайший тополь, новместо того, чтобы разлететься, с глухимстуком отскакивает в бурьян. Немногопопускает, надолго ли?..

— Витя, — вдругхмурится напарница, — ты со вчера елхоть что-то?

— Самой не смешно?Мы же со вчерашнего утра как подстреленныеносимся.

— И это получается,что ты вот так вот, с утра и натощак всевремя пьешь?!

Да уж, похоже, чтоотцу эта вот пигалица и шагу спокойноне давала. А может на мне отыгрывается?Неудобный разговор, к счастью, прерывается.Урча движком, неторопливо катится внашу сторону битый жизнью лесовоз.

Через пару минутмы сидим в кабине. Я вовсю травлю бородатыеанекдоты и не менее древние байки, незабывая радоваться нежданной удаче.Лесовоз направляется в нужные намСтаролесы, где его должны загрузитьдубовыми бревнами, явно спиленными снарушением 246-й27статьи Уголовного Кодекса… Впрочем,об этом я не говорю и даже намека не даю,что понимаю.

Из Старолес водилавезет браконьерские бревна на какую-толевую пилораму в промзоне Киева. Чтонас устраивает целиком и полностью!Погони я не ожидаю, но чем черт не шутит.А никакая, даже самая хитрая и продуманнаяоблава не в состоянии оцепить весьрайон. Есть все шансы затеряться сконцами.

* * *

Киев встречаетжарой, толкучкой и суетой летних базаров.За время “русинского сидения” я изряднорастерял ритм городского жителя ипостоянно натыкаюсь на прохожих. Да ивообще, чувствую себя, мягко говоря,несколько неуютно. Зато Миле замелькавшиепо сторонам многоэтажки сто пудовоказались в жилу. Девчонка таращитсяиз окна маршрутки на рекламные щиты,витрины, явно оценивающе изучает прикидгородских девчонок. То и дело мечтательновздыхает.

— А мы куда едем?— в который раз дергает меня рукав.

— Куда надо, тудаи едем, — отвечаю я. Сделав паузу длясолидности, даю толику информации: — Вцентр едем. Нам деньги нужны. Прибарахлитьсянадо немножко, да и кассетник найти хотькакой, пленку прослушать.

Мила кивает, и, какни странно, больше с вопросами не лезет.И хорошо. Мой план, конечно, не выглядитнереальным, но в его осуществимости янемного сомневаюсь. На всякий случай,наверное.

Доезжаем на метродо центральной площади. После несколькихзаварушек последних лет пафосный игрозный “Майдан” давно превратился вполитическую ярмарку — неплохоорганизованную, крайне коммерциализированнуюи постоянно действующую. Периодическишумящую так, что даже до наших глухихуголков доходит.

Вся площадь, включаяи часть улицы, когда-то проезжей,заставлена палаточными городками. Отпестроты режет глаза. Партии, фронты,национальные коалиции и общественныедвижения... Призывы не только на русском,украинском, татарском и венгерском, нодаже и на иврите.

“Банду-геть!”,“Нет оранжевой чуме!” — и прочее в такомдухе. Здесь же рядом два магазина, которыеторгуют всеми необходимыми плакатамии значками. Коммунистическая символикатам соседствует с тризубами “УНА-УНСО”,а эмблема “Партии секс-меньшинств” -с разнообразными свастиками.

Что происходитсейчас в украинской политике, представляюсебе очень смутно. То ли очереднойпрезидент, получив в толстую жопу пинокимпичмента, пытается восстановиться вдолжности через Печерский районныйсуд, то ли депутаты в который разразогнанной Верховной Рады требуютчерез Страсбургский суд по правамчеловека возмещения морального ущербаи недополученной прибыли.

На паре палатоквисят плакаты с расценками за участиево внутренней политике государства:“Митинг — 150 гривен (со своим флагом -200), Хождение с нагрудным плакатом — 20грн/час, с полным транспарантом (ширинане менее 1,5 м. — 50 грн/час.), голодовка -500 гривен в сутки плюс бесплатноеусиленное питание. Приезжим предоставляютсякойко-места.” Да уж, было бы время, можнонеплохо подшабашить, особо на голодовкес питанием... Тем более, что “усиленное”наверняка подразумевает и наливание.И ведь пришлось бы идти, когда отнятыеу ментов деньги закончатся. Но, благодаряувлечению Вити Сербина план у менядругой!

Мы сворачиваем вширокий, предназначенный для туристовпроход к улицам, поднимающимся на холмы,где золотятся купола Софии и МихайловскогоЗлатоверхого монастыря. Оставляю Милув маленькой кафешке, упрятанной в глубинестарого сквера напротив областногоуправления МВД, даю ей пару мятых купюр,кофе похлебать хватит. Сам спускаюсьпо параллельной улице почти до Европейскойплощади. Вот я и на месте. Помпезнаявывеска “Информационное агентствоУНИАН”, высечена на гранитном фасаде…

Но я лишь кошусьна нее и иду дальше. К скромной стекляннойдвери соседнего офиса. Рядом с которойзакреплена чуть заметная табличка снадписью “Рейтарз”.

Секретаршаоценивающе пробегает по моей фигуре,явственно морщась от затрапезного виданежданного гостя, но к директору отводитрезво. Глава украинского отделениявсемирно известного агентства тожевремени не затягивает. Не зря свойхлебушек с икоркой ест! Буржуй мгновеннооценивает уровень материала. Глупыхвопросов о его происхождении и о том,кто я такой, тоже не звучит. Не проходити получаса, как он перебирает на столефотографии, отпечатанные на принтере.Пока раскладывается пасьянс, получшеразглядываю на одном из снимковзапомнившуюся мне стройную брюнеткулет двадцати пяти, одетую лишь в лётнуюфуражку. Девица сидит за штурвалом,закинув длинные ноги на приборнуюпанель, пьяно улыбается в объектив.Интересно, куда Витя залез, чтобы пойматьтакой ракурс?

Негативы, доставшиесяв наследство от Сербина, на деле оказалисьне так просты, как можно было судить попервому кадру. Внимательно изучив ихя, если честно, начисто охренел. Нет, чтослуживый народ любой страны в отсутствиеначальства подзабивает болт на требованияустава, открытием для бывшего кадровогоофицера не стало. Но вот что экипажистратегических бомбардировщиков АДД28СССР и USA AIR FORCE во время боевых дежурств,оказывается, жили своей, особой жизнью,это … не то, что подкосило, скорее удивилобезмерно. В воздухе Холодной Войны былона удивление тесно, и ребята довольноплотно общались.

Они ходилипараллельными курсами, вовсю фотографировалидруг друга, и, порой выделывали такое,что отснятое можно смело предлагать “Плейбою”. На нескольких снимкахдостаточно четко виднелись обнаженныепрелести боевых подруг, расплющенныео стекла вражьих иллюминаторов. А ужинтимных частей тела потенциальныхпротивников и вовсе было с избытком -похоже, супостат не упускал случаяпоказать советским коллегам все, чтодумал относительно победной поступимирового коммунизма. Впрочем, нашилетуны не отставали, тоже развлекаясьво весь рост.29

Ну а десяток особовеселых снимков, неизвестно каким чудомсделанных в тесноте кабины, можно былосмело продавать даже не в “Плейбой”,а сразу в “Хастлер”, или какому другомужурналу подобного направления. Но ихтребовалось еще разыскать, а “Рейтарз”,вот он…

Еще через двадцатьминут, которые уходят на проверку местнымфотографом подлинности пленки, негативыисчезают в офисном сейфе, а я покидаюагентство. Не удержавшись, в дверях ещераз ощупываю карман. Очень уж приятентолстый канцелярский конверт сизображением лондонского Биг-Бена. Инесколькими тысячами евро внутри.

На душе немногонеспокойно, как ни крути, продал чью-топамять, труд человека, который к томуже немало рисковал — фотоаппарат нарежимном объекте в время несения боевогодежурства с ядреными бомбами на борту,это, знаете ли… Но в целом — самочувствиетерпимое, не на выпивку, в конце концов,деньги, а на спасение двух не самыхплохих людей.

Покинув гостеприимныестены, заруливаю в ближайший обменник,расположенный в супермаркете. Прошудобродушного старичка поменять моюпару соток, мол “паспорт дома забыл,путевки нужно выкупить срочно” — благотурагентств тут немеряно. Ненадолгозадерживаюсь у прилавков и выскакиваюна улицу.

Раскаленное летос размаху бьет по затылку, но я быстропрячусь в прохладное нутро первого жепопавшегося такси. Подкатив к скверу,прошу водителя посигналить. Тот, опасливокосясь на парадное крыльцо экс-резиденциикиевского генерал-губернатора, облепленноелюдьми в синей форме и без, все же парураз коротко гудит. Скучающая над бокаломс апельсиновым соком Мила поднимаетглаза. Опускаю стекло и призывно машу.

Дождавшись, покадевчонка угнездит свои мослы рядом сомной на заднем сиденье, вручаю ейбутылочку “Колы”. Сам дергаю колечкона банке “Будвайзера”, делаю долгийглоток и командую:

— Шеф, давай кШулявке.

— Это мы куда? -спрашивает Мила. Она уже выхлебала свою “Колу” и ищет, куда бы пристроитьпустую тару.

— Экипироваться,— отвечаю я. Забираю многострадальнуюбутылку и засовываю в карман на спинкепереднего кресла. Ловлю в зеркале косойвзгляд водителя. Да ты хоть обсмотрись!Говорю Миле, тихо, чтобы только онаслышала:

— Нужно, как нынчеговорят, кардинально сменить имидж. Такчто, тебе сверхзадача на ближайшиеполчаса. Подбирай или выдумавай такойсебе внешний вид, чтобы и лучшая подругане признала.

Девчонка киваети откидывается на спинку сиденья. Остатокпути она молчит, иногда шевеля губами.Походу, осмысливает перспективы.

Машина сворачиваетс проспекта и ныряет под мост. Насокружает пестрота торговых палаток.Продавцы, правда, выглядят пооднообразнее.Оттенков физиономий много, но почти всепредставляют собой вариации на темучерного. Здесь, под эстакадой узловойавторазвязки, располагается неоднократногоревшая “Африка-Шулявка”. Самыйбольшой в городе секонд-хендовый базар.Ну а название откуда — достаточно вокругпосмотреть. Филиал Нигерии, блин.

— Здесь? — уточняеттаксист.

— Ага! — киваю я. -Сейчас, шеф, пять минут, и экипаж освободим.

Таксист кивает вответ, и, отбивая пальцами на руле в ритмпопсе, доносящейся из колонок, смотритвдаль, делая вид, что не косится в зеркало.Грохнуть его, что ли?

Гоню от себянехорошие мысли и ныряю в море уличнойторговли. У негров пару тысяч обменятьможно запросто безо всякого паспорта.Вручаю девчонке увесистую стопку гривен.В довесок наскоро провожу инструктаж.Как себя вести, где ждать, и что бананамипродавцов лучше не дразнить. Ониобижаются.

При виде такогоколичества денег глаза у Милки округляютсядо неестественной величины, но девчонкабыстро берет себя в руки. Судя по прищуру,план действий готов...

Проследив, какдевчонка скрывается в нескончаемомлабиринте прилавков, приодеваюсь и сам.Маскарад мне особо не нужен. Поэтому,джинсы, реглан и политкорректный блайзерсо стилизованным под иероглиф признаниемв любви к городу Ново-Йоркску...

Прощай, Америка,йоу!Где не был никогда, йоу, браза!

Вместо растоптанныхкроссовок, из-за которых до сих порнемного прихрамываю, беру себе тяжелыетреккинговые ботинки. В таких и побездорожью бегать удобнее, и рантованнойподошвой засветить (особо вспоминаядраку с амбалом в Русе) — самое то. Следомберу дешевенький рюкзак. Такой, чтобыне жалко выкинуть было. Мне-то он нуженна сегодняшний день, не дольше. Если,конечно, то, что треба, найти смогу. Смог!Подготовка завершается серией перебежекпо ближайшим ларькам с вывеской “мобильнаясвязь”.

Теперь пачкагигиенических салфеток и визит вближайший общественный сортир, где я"моюсь", а то в приличном обществене показаться — несет от меня, как от…даже не знаю, собственно. Как от лошади,наверное. Или кабана. Ну вот, можно ипереодеться. Старое рванье в пакет имусорный бак, полпачки жвачки в пасть,вместо чистки зубов и чтобы хоть чуть-чутьотбить застарелый перегар. Все, можносказать, переродился.

Милка, негодяйскаяее жо… задница, опаздывает на тринадцатьминут. Я начинаю волноваться, прикидывая,где и как теперь разыскивать заблукавшуюдевицу, при этом, не скатившись вкарательный рейд супротив “баклажанов”.И вдруг до меня доходит, что существо,которое уже пару минут мелькает передглазами, и есть моя русинская напарница.

Приказ исполненбуквально. Узнать ее можно было толькопо не изменившейся моторике движений.Бесформенные штаны в “городскомкамуфляже”, какие-то сверх-продвинутыекроссовки на толстенной платформе и сдлиннющими шнурками, поверх всего этого— синяя футболка чуть не до колен, сотвратительными рожами. А еще сталапонятна причина опоздания. Русые волосыМилы изрядно потеряли в длине, ставрадикально черного цвета и заплетясьв косички-дредды.

Да уж, с поставленнойзадачей Мила справилась отлично! Внынешнем ее виде опознать в этой то лирэперше, то ли еще какой анимешнице,бывшую провинциальную замухрышкупрактически невозможно. Подростковыемослы скрылись за мешковатой одеждой,а с новой прической веснушки и чутьоттопыренные уши стали смотреться оченьстильно и… мать твою, сексуально …

“Было!” — обреченнопонимаю я, в очередной раз тщетно стараясьприпомнить подробности той злополучнойночи. Шоппинг отнимает остатки сил. Мыустраиваем праздник живота прямо набазаре, расположившись у киоска спсевдокавказской жратвой. Трубы у меняуже не горят, а мерзко тлеют, распространяяпо организму мерзопакостную вонь. Однакодел еще дохерищща и я, кое-как собравостатки воли, отказываюсь от ста граммпод корейскую морковку. В преддвериидальнейших дел полезнее будет ограничитьсябанкой пива. Правда, вредные привычкиодолевают, и в себя я заливаю ноль пятьБалтики-девятки, в которой спирт скукурузной патокой смешали прямо напроизводстве…

Голод отступает,и я снова приступаю к инструктажу. Сочень своевременной темой “применениесредств мобильной связи для лиц,находящихся в розыске.”

— Синий, — объясняюя Миле, сидя на парапете и доедая второйшаурмень, — для разговоров с внешниммиром. Держи поближе, и, если что, сразувыбрасывай. Лучше в речку. Ну или вканализацию, там запеленговать ещесложнее будет. А этот, красный, прячьпоглубже. Это исключительно со мнойсвязываться. Ну или для каких совсемэкстренных случаев. Денег на счетунемного, но если в Париж не звонить, тохватит.

— А если в Нью-Йорк?— неожиданно уточняет девчонка, ехидноулыбаясь.

— Какой Нью-Йорк?— не въезжаю я в ситуацию.

— Который тылюбишь!

Мила указывает наблайзер и смеется. Вот же коза, подловила.Ну, на заборе тоже всякое написано...

— Я люблю Родину,коньяк и темное пиво! — прекращаю я шутки.— Нигде ничего не записывай. Мой номервыучи наизусть. И после звонка сразустирай. Понятно?

От спецслужб,которые имеют доступ к базам мобильныхоператоров, вся эта шпионская хрень,конечно же, не поможет. А вот противэкстренного потрошения левыми налетчиками— действует эффективно. Да и где они, теспецслужбы, кому мы нафиг нужны? Развечто свежепроданные сербинские пленкивсе же запечатлели нечто особо секретное.Например, первичные половые признакикакого-нибудь нынешнего ПредседателяКомитета начальников штабов …

Но девчонка слушаеточень внимательно, с видом восьмиклассницыперед строгим физруком. Кажется, чтоеще немного, и начнет записывать. Хотяконспектировать больше нечего. Расчетокончен, все свободны. Вообще она наудивление быстро оклемалась, хотястолько всего навернулось за последниедни. Смерть отца, амбал с веревкой, да ивсе последующее. Вон, даже шутит… Хотяскорее всего это, научно говоря, защитнаяреакция. Вытеснила все горе и дурныевоспоминания подальше и делает вид, чтовсе путем. Перед самой собой в первуюочередь делает. Но рано или поздно этопрорвется… Ну да ладно, главное, чтобыне прямо сейчас, а там видно будет.

Теперь надоподумать, неспешно и вдумчиво, окаком-нибудь тихом месте. Перебравшисьс базара в торговый комплекс, выросшийна месте бывшего военного завода“Большевик”, забуриваемся в кафе.Попутно покупаю газету с объявлениями.Чтобы нас поменьше дергали официантки,не любящие сидящих за пустым столомпосетителей, заказываем всякой фигни.Мила вяло ковыряется в фруктовом салате,а я, чинно попивая кофе с изрядной дозойтаки коньяку, при помощи газеты исобственного синего телефона приступаюк поиску временного пристанища.

Первые четыреварианта, предложенные риэлторами,отправляю лесом. Вместе с самими наглымишустриками. А вот пятая квартира нам,на первый взгляд, подходит…

Тут же договариваемсяна просмотр, рассчитываемся, бежим наулицу за такси. По дороге заскакиваю винтернет-клуб, оттарабаниваю наоставленный ментом номер СМС-ку сописанием схрона в НУПе с ксивами истволами. Сержанты данное мне словосдержали, а обещания следует выполнять.

Двушка в спальномрайоне, в десяти минутах пешего хода отметро. Район пролетарский. В девятиэтажкенет ни камер наблюдения, ни консьержек.Оккупированных бабушками лавочек водворе тоже не обнаруживаю. Да, выглядиттак же неплохо, как и звучит. Квартиране убитая. Новая сантехника, электроплита,холодильник с микроволновкой… Цена,конечно, малость кусается, да и не малость— тоже. Но дешевле вряд ли найдем.

Ну а дальше делотехники. Подпись на договоре, плата затри месяца вперед, и довольная дама-агентпокидает квартиру, напоследокмногозначительно окинув взглядом Милуи с небольшим сарказмом в голосе пожелавнам “приятного отдыха”. Наткнулась,наверное, в моем паспорте на штамп оразводе, и додумала логическую цепочкудальше. Ну и хрен на нее. Я, по легенде“командировочный”. Имею право на отдых.А все риэлторы, они такие риэлторы ...

Закрываю дверь.Теперь самое время заняться Витинойпленкой.

В рюкзаке давнождет кассетный плеер — древний китаецс невыговариваемым названием "Akaiwa".Вставляю свежие батарейки, втыкаюнаушники, нажимаю “Play".

Запись короткая,минут на десять. Голос трезвый, виноватый,определенно принадлежит покойномуштурману. Говорит Сербин сбивчиво, ноболее-менее складно. Или читает побумажке, в большом волнении, илинаговаривает то, что не раз продумывал.Прослушав, снимаю наушники, вытираюмокрый лоб. Вроде и не жарко, но менябросает в горячий пот. Перематываюпленку. Внимательно слушаю запись ещераз, ловя каждое слово, произнесенноедрожащим голосом покойного летчика.Мила сидит, как на иголках, и это понятно.Молчит, понимает, что сейчас меня дергатьи спрашивать не надо.

Хочу прокрутитьв третий раз, но останавливаюсь, осознав,что это меня уже клинит от нежеланияпризнать суровую правду жизни. Рассказпокойного Сербина, очень логичный ивнятный, полностью объясняет происходящее.Все, ну почти все, становится на своиместа. Но, господи боже ж мой, как жехочется влить в себя ноль семь одниммахом от такого понимания. И главное -от перспектив.

После долгогоколебания передаю плеер Миле. Не стоитей этого знать… с одной стороны. А сдругой — у нее, пигалицы малой, похоже,эйфория пошла, от того, как благополучновсе пока разрешается. Эйфорию эту надосбить и вообще показать, как глубоко мывлипли. Конечно, от такого знания онаможет обратиться в зашуганную мышь, нопусть лучше так. Проще уберечь будет.Ее и себя.

Девчонка слушает.По мере новых подробностей выражениелица у нее меняется. Интерес, затемудивление, а на последних минутах -нескрываемый ужас.

Запись кончается.Мила стягивает наушники и опасливокосится на “китайца”, будто ожидая отнего взрыва.

— И это все насамом деле?

— Похоже на то.Иначе с чего бы нас так кошмарить?

— И что теперь?

Неопределеннопожимаю плечами. Если бы я сам знал, чтотеперь...

19.Лицензия на теракт

Вертолет«Робинсон R44» гражданской модификации— четырехместная машина бизнес-классаподнялся с летного поля международногоаэропорта Шарджа и, перелетев черезневысокую горную гряду Хаджир, началширокий разворот над столицей эмиратаФуджейра.

Советник президентаСША по вопросам национальной безопасностиВиктор Морган разглядывал сквозь большоелобовое стекло белый треугольникгородка, что раскинулся на берегуОманского залива. Он с ностальгиейвспоминал те безмятежные времена, когдаон мог позволить себе прилетать сюдакак простой турист. Фуджейра была местом,в котором, как нигде, можно ощутить вкусжизни.

Самый молодойэмират ОАЭ не так известен как Дубайили Абу-Даби. В нем нет ни намывныхостровов, ни “шестизвездных” отелей,ни дворцов-магазинов. Здесь не проводятсяоружейные выставки и парады роскошныхавтомобилей. Но, несмотря на это, людизнающие и понимающие считают Фуджейруедва ли не самым уютным местом во всейАравии.

В городке и егоокрестностях немноголюдно и тихо.Чистоте на улицах может позавидоватьдаже Сингапур, где центральные улицымоют с шампунем, а законы по продажеспиртного самые мягкие среди всехэмиратов — в магазинах можно свободнокупить не только пиво и вино, но и крепкиенапитки. Отели и рестораны готовыудовлетворить самый капризный вкус, аих персонал — исполнить любое экзотическоежелание уважаемого клиента. При этомгарантируется конфиденциальность,которая не снилась даже самодовольнымшвейцарцам. Прекрасное место для того,чтобы с комфортом встретиться с нужнымилюдьми подальше от сторонних глаз…

Обогнув городскиестроения, вертолет приземлился у самойбереговой черты на посадочной площадкеотеля «Хилтон». Не дожидаясь полнойостановки лопастей, советник президентаспрыгнул на асфальт и, придерживая рукойширокополую “колониальную” шляпу, сразу же сел в подскочивший «Рейнджровер». Машина вышла на дорогу, идущуюв сторону Кар-Факкана, и рванула впередвдоль беспрерывного ряда вилл и коттеджей.

Проехав околокилометра, вседорожник свернул в проездмежду высокими глухими заборами, надкоторыми виднелись лишь верхушки плоскихвосточных крыш. Невзирая на отсутствиекаких-либо указателей, этот переулокбыл отлично известен многим. Здесьнаходился ливанский ресторан, один излучших во всей округе, так что в появлениив этом районе чужой машины не было ничегонеобычного.

Однако пассажир“Рейндж ровера” не собирался отдаватьдолжное одной из самых изысканных вмире кухонь. Миновав призывно распахнутыеворота со скромной вывеской на арабском,черная машина завернула в совсем ужузкий проезд и скрылась в проеме почтинезаметной арки, ведущей в глубинупо-восточному роскошного сада.

Упрятанный межпальмами и деревьями особняк колониальнойархитектуры был собственностью правящегодома Фуджейры. Он принадлежал племянникустаршей жены шейха Хамада Мохаммедааль-Шарджи, правителя эмирата. Главнымпредназначением этого уединенного икомфортабельного коттеджа былаорганизация неофициальных встречпредставителей арабского и западногомира, политиков и террористов,правоохранителей и международныхпреступников.

Фуджейра, в отличиеот с соседей, не имеет собственной нефтии содержится за счет выплат федеральногоправительства ОАЭ, кроме того, частьденег, необходимых шейху для того, чтобыего подданные жили безбедно, поступаетиз Саудовской Аравии. Находясь в полнойзависимости от благодетелей, домАль-Шарджи платит им, исполняя рольгеополитической буферной зоны.

Для спецслужбвсего мира не секрет, что через аэропортФуджейры и морской порт, оборудованныйпод погрузку контейнеровозов, проходятнелегальные поставки оружия экстремистскимгруппировкам почти всего арабскогомира. В самом же эмирате часто находятубежище исламисты-боевики, находящиесяв международном розыске. Политики ивысокие чиновники стран североатлантическогоальянса имеют возможность общаться ссамыми одиозными фундаменталистами,одно лишь упоминание о контакте скоторыми может похоронить самую успешнуюпредвыборную кампанию. Поговаривали,что именно в этом особняке Джордж Бушстарший тайно встречался с “террористомномер один” Усамой Бен Ладеном ...

Согласно сообщению,пришедшему на смартфон, человек, радикоторого советник президента проделалутомительный путь, уже находился наместе. Чтобы не попасть под объективыбесчисленных спутников наблюдения,Морган покинул машину лишь тогда, когдаона заехала под большой полотняныйнавес. У входа в просторный холл советникаждал управляющий.

Встречающийсклонился в уважительном поклоне:

— Устам ожидаетвас, господин. Через несколько минут онспустится вниз.

Человек, на тайнуювстречу с которым прибыл советник, былчленом королевской семьи Саудов. Егоимя ни о чем не говорило нижурналистам-международникам, ни уж, темболее, широкой общественности. Однако,политики по обе стороны Атлантическогоокеана, связанные с тайной нефтянойдипломатией, отлично знали о том, какоевлияние он имеет в сложном для пониманияевропейцев мире ислама.

В ожидании встречиМорган огляделся по сторонам. Воздухздесь пах хвойным лесом — он пропускалсячерез сложную систему климат-контроля,а стена, обращенная к морю, была сделанаиз тонированного стекла с легкимфотохромным эффектом. Обращенная к морюсторона дома стояла на возвышении, и застеклом, будто на картине, просматриваласьводная гладь с бесконечной — от горизонтадо горизонта — цепочкой идущих вдольберега танкеров и контейнеровозов.

Тот, кого называлиУстам, был пожилым человеком с изборожденнымморщинами лицом бедуина. Руки егонеспешно перебирали простые четки нашелковой нити, а в глазах мелькалиискорки живого и деятельного ума.

Отдав должноелучшей в мире «арабике», приготовленнойв джезвах на песке и приправленной, посредневосточному обычаю, кардамоном,собеседники, устроившись в креслахнапротив окна, перешли к делу.

— Его Величествоподтверждает, что мы готовы в любоевремя осуществить трансферт для закупкипяти F-111 и обучения своих пилотов, — здесьУстам и американец могли говорить спредельной откровенностью, поэтомуараб называл вещи своими именами. -Гарантом оплаты выступит «Джордан Агильбанк», как известно, именно он являетсяоператором наших фьючерсных контрактов.В свою очередь, мы хотели бы получитьподтверждение того, что все предварительныедоговоренности остаются в силе.

— Мы рады узнатьоб этом решении. Президент идет вамнавстречу и готов внести на рассмотрениезаконопроект по экспортным квотам.Если, конечно, мы получим то, о чемпросили...

ПриобретениеСаудами тактических бомбардировщиковдальнего радиуса действия имело нетолько оборонное, но и политическоезначение. Имея эскадрилью сверхсовременныхсамолетов, Саудовская Аравия в глазахсоседей приобретала статус чуть ли неядерной державы. За это, помимо денег,правящий дом гарантировал американскомуправительству “особый режим лояльности”.Что, по большому счету было лишьсотрясением воздуха — лояльностьСаудовской Аравии гарантировали отнюдьне щедрые (хоть и не безвозмездные) дары,а размещенная неподалеку мобильнаяплавучая авианесущая база ...

Советник президентаотлично знал, что за такую поставку Ар-Рияд согласится и на более серьезнуюполитическую уступку — даже на увеличениеэкспортных квот ОПЕК. Но знать об этомпрезиденту было совсем не обязательно.То, за чем он прилетел в Фуджейру, былонамного важнее, чем интересы прорвавшихсяк власти “менял”...

— Значит, Еговеличество может направлять официальныйзапрос?

— Совершенно верно.

Устам кивнул ичуть заметно махнул рукой, подзываяуправляющего, который ожидал в дальнемконце продолжающей холл галереи.

— Сейчас я вынужденвас оставить. Обеденный намаз я обязанпровести вместе с шейхом, в дворцовоймечети. Человек, о встрече с которым выпросили, находится в полном вашемраспоряжении.

Морган молчасклонил голову, показывая, что готов квстрече.

— Позовите его, -по-арабски произнес “бедуин”, поднимаясьв кресле.

Слуга-пакистанецчуть не на цыпочках вышел на внешнийбалкон второго этажа где, спиной к немуи лицом к морю, не обращая внимания насорокоградусную жару, сидел на простомдеревянном табурете человек.

— Господин! — издали,стараясь перешептать свист ветра и шумнебольшого прибоя, осторожно позвалслуга. — Вас просят пройти вовнутрь.

Человек, быстро,но в то же время с некоторой плавностью,словно стальная пружина, поднялся стабурета, одновременно развернувшисьв сторону зовущего. Слуга спрятал глазаи затрусил по лестнице вниз.

Если бы на местесоветника президента был кто-то знакомыйс Чечней не только по передовицам Таймси оперативным планам Объединенногокомитета начальников штабов Вооруженныхсил США, он бы поразился, насколькомужчина, легкой кошачьей походкойспустившийся вниз по мраморной лестнице,похож на молодого Джохара Дудаева.

Человек, известныйсоветнику как Джамаль, остановился вшаге от стола и, на безупречном английском,который не посрамил бы выпускникаОксфорда, произнес:

— How do You do?

Советник, несмотряна годы проведенные на госслужбе, таки не избавившийся от характерногокалабрийского акцента, хмуро кивнул иуказал на кресло с противоположнойстороны невысокого обеденного стола.Морган дождался, пока официанты, расставивблюда и пожелав господам приятногоаппетита, оставят собеседников. Послечего он, отправив для виду в рот парувилок салата, поднял на собеседникасвои карие, доставшиеся по наследствуот деда, обманчиво добрые глаза и резко,с хрипотцой, произнес:

— Что же, репортажио катастрофе на русской авиабазе сегоднявозглавляют “топы” всех мировых СМИ,от телевизионных каналов до интернет-блогов.Я даже не спрашиваю, как вам это удалось...

Похожий на Джохара Дудаева человек проявил себя не слишкомучтивым собеседником. Ни малейшимдвижением не отреагировав на словаМоргана, он неспешно отдавал должноеострым сочным кусочкам люля-кебаба.

Советник помолчали добавил.

— Оставшаяся суммапереведена на ваш счет. Каймановы острова...

— Я знаю, — спокойнопроизнес Джамаль, вытерев усы кусочкомлаваша. Он быстро покончил с едой иоткинулся в кресле, явственно дав понять,что теперь готов к предстоящему разговору.

Разговор предстоялжесткий, решительный и крайне рискованный,поэтому внутренняя рептилия, которуюсоветник президента обычно скрывал,полностью завладела его лицом.

— Насколько великавероятность утечки информации?

Джамаль усмехнулся.

— Непосредственныхисполнителей уже нет в живых. А те, ктоих убивал, покинули пределы России иукрыты в надежных местах.

Две стороны одноймедали — спецслужбы и террористы -всячески стараются не употреблять тослово, которое указывает на их главныйвид деятельности. Первые говорят“локализовать”, “зачистить”, в крайнемслучае “устранить” или “ликвидировать”.Вторые предпочитают пафосное “казнить”или же “привести приговор в исполнение”.На то, что Джамаль в отличие от другихназывает вещи своими именами и всегдаговорит “убить”, советник обратилвнимание еще при первом знакомстве.Тогда “человек похожий на ДжохараДудаева”, бывший офицер по спецоперацияму Саддама Хуссейна, был узником секретногоконцлагеря в предместьях Багдада, аВиктор Морган — секретарем сенатскойкомиссии по “мирному урегулированиюв Ираке”...

— Версия о терактебыла озвучена местным губернатором, -продолжил Джамаль. — Но по сведениям отмоей агентуры официальной версиейстанет случайная техническая неисправность.Спецслужбы ограничатся формальнымимерами и не будут глубоко копать этодело. Не исключено, что отдельныеидеалисты попробуют вести расследованиена свой страх и риск, но с ними будеткому работать. И это мне непонятно.Конечно, вероятнее всего, русские захотятскрыть, что кто-то сумел проникнуть настрого охраняемый объект и организоватьдиверсию. И все же … Бывали случаи, когдаслучайные аварии пытались выдавать заоперайи террористов. Но я первый развижу, чтобы теракт столь тщательномаскировался под обычную катастрофу...

В словах Джамалязвучал невысказанный вопрос, но советники не подумал бы на него отвечать. Мотивырусских действительно были очевидны -никому не хочется признавать такиепровалы. И в данном случае их действияиграли строго на пользу замыслу"оружейников". Перед самыми выборамирусского президента “свободная пресса”начнет публиковать сообщения о том, чтонынешний правитель России и его ближайшееокружение обманули граждан собственнойстраны. Скрыли от ничего не подозревающихобывателей, что самый дорогой в миресамолет, гордость их армии, был уничтоженникому не известной чеченской боевойгруппировкой. Такой информационныйповод стоил намного больше выплаченныхДжамалю сорока миллионов ...

— Однако, насколькоя понимаю, вы настояли на личной встречеотнюдь не для этого разговора … — всловах Джамаля больше не было вопросительныхинтонаций. Как обычно, стремясь перехватитьинициативу в беседе, он побуждалсобеседника к продолжению.

— Совершенно верно,— усмехнулся советник. — Ради рутинногоподведения итогов не было смысла такрисковать. Речь идет о следующем задании.Прежде всего — изучите это! — Он достализ внутреннего кармана спортивнойкуртки и передал Джамалю тонкийэлектронный планшет. — Тот включил гаджети углубился в открывшийся на экранетекст.

Завершив чтение,он поднял глаза на советника, и короткоспросил:

— Бомбу уже нашли?

— Место установлено,но специалисты еще не прибыли, — ответилМорган, невольно нахмурив брови. — Всеразвивается слишком быстро, мы еще непровели локализацию всех потенциальныхканалов утечки …

— В чем будетзаключаться моя задача?

— После того, какполевой спецагент ЦРУ убедится в наличиибомбы, потребуется локализовать самогоагента, а также местного резидента.После чего бомбу необходимо извлечь,освидетельствовать и, если из нее можнобудет выдавить хоть “шипучку”30, то доставить вот в этот район. Изадействовать здесь … — Советникперегнулся через стол и ткнул пальцемв планшет. Текст на экране сменила карта. — Это возможно?

Джамаль поднес кгубам высокий стакан с водой, и сделалнесколько размеренных глотков.

— Каждый год,проведенный в подлунном мире, все болееубеждает меня в том, что невозможногоне существует. Это могут подтвердитьмногие мои клиенты. Однако в вашем делеимеется много «но». Например, я могуотказаться, не объясняя причин.

Советник президентаотложил вилку и промокнул полные губытонкой льняной салфеткой.

— К сожалению, давпредварительное согласие приехать сюдаи ознакомившись с текстом доклада, выисключили для себя такую возможность,— голос советника был тих и выражалбезукоризненную вежливость. Но подбархатом явственно звякнула сталь. -Нет, безусловно, отказаться от операциивы можете. Но тогда вы вряд ли покинетепределы этой усадьбы.

— Вы уверены?

Вопрос Джамаляпрозвучал очень просто, но тот, кто хотьнемного знал человека, похожего наДжохара Дудаева (а хорошо его не зналникто, кроме может быть, казненногоиракского диктатора), окажись он наместе советника президента, непременнобы надолго задумался. Не над тем, какему лучше ответить, а о том, какиераспоряжения он упустил в последнейредакции завещания.

Однако советникпрезидента обстоятельно и всестороннеподготовился к сегодняшней встрече,поэтому думал очень недолго.

— Никто не сомневаетсяв ваших способностях. Но покровители на сей раз вам не помогут. Потому что надругую чашу весов положен такой куш,ради которого они, не поморщившись,пожертвуют даже самым результативнымтеррорис … свободным оперативником запоследние десятилетие. К тому же стомиллионов чистых, неотслеживаемыхдолларов наличными, по сути, за простойтеракт...

— Простой теракт?— вскинул брови Джамаль. — Особенно, еслиучесть его последствия …

— Последствия неваша забота, — советник президента нетерпел, когда его перебивают, и ответилчуть более жестко, чем планировал, — выполучаете аванс, доставляете … хм…устройство к месту назначения,обеспечиваете его подрыв и получаетеостальную сумму. Прочее вас не коснется.

— Прочее, так илииначе, коснется всех, живущих на земле,включая австралийских аборигенов ипингвинов в Антарктиде. Но дело не вэтом. Я берусь за этот контракт.

Советник ужеприготовился к словесному поединку ипотому неожиданное согласие Джамалянесколько выбило его из ритма беседы.Политик пару мгновений собирался смыслями и только после спросил:

— Вам понадобятсяэксперты для проверки и подготовки ковзрыву?

— Нет! — все так желаконично ответил Джамаль. — У меня естьнужные люди. Но сумма контракта должнабыть увеличена в полтора раза. Стопятьдесят миллионов, девяносто — аванс.

Это уже был деловойразговор. Советник президента, выдержавдостойную паузу, утвердительно кивнул.

— Отправляйтесь вЖеневу. Вот ключ, на нем название банка.Предъявите ключ смотрителю главногохранилища, и он откроет вам камеру. Тамнаходится пятьдесят миллионов — наличнымив евро и долларах, а также в государственныхоблигациях и дорожных чеках напредъявителя. Еще сорок будут перечисленына указанный вами счет в течение суток.

— С кем я будудержать связь?

Взгляд у советникапрезидента стал жестким и колючим.Теперь он разговаривал не с опасным инеуправляемым международным террористом,а с нанятым работником, которому нужнобыло указать на место и растолковатьправила игры.

— Вам платят такиеденьги именно потому, что мы никак, нипрямо, ни косвенно, не можем задействоватьадминистративный ресурс. Эта операцияне только не может быть правительственной.Она даже в малости не должна выглядетькак правительственная. Поэтому для васразработана легенда, которой вы будетепридерживаться в случае провала. Онаобъяснит СМИ, а стало быть и мировойобщественности, как эти сведения попалик вам и почему вы ими воспользовалисьименно так, а не иначе. Если же все пойдеткак задумано, вы должны будете вытолкнутьвперед пару ничего не значащих людей,на которых в конечном итоге и будетсписано все содеянное, а сами растворитесьв тумане. Больше мы с вами никогда неувидимся.

— Американцы хорошиеинженеры и финансисты, но плохие солдаты,— с внешним безразличием, почти безраздумий отозвался террорист. — И ужсовсем бездарные генералы. Толковыйоперативник в первую очередь обращаетвнимание не на то, что запланировано, ана то, что пойдет не так. С учетом того,в каких странах придется действовать,фактор неожиданности играет едва ли неведущую роль. Поэтому я должен иметьаварийный контакт на крайний случай …При этом в обе стороны. Не исключено,что вы захотите в срочном порядкепоставить меня в известность о чем-токрайне важном и неотложном.

Советник президентапоморщился, но кивнул. Он набросалфломастером на листе бумаги короткуюстрочку и показал лист собеседнику.

— Вот адресэлектронной почты, запомните, оннесложный. Если у вас возникнут проблемы— пошлите письмо, любое, хоть открыткус пейзажем, и в ответном послании вамукажут контакт. Но если вызов окажетсяложным, вы не получите оставшуюся сумму.Устраивает?

— Справедливо, -медленно кивнул Джамаль. — Теперь чтокасается обратной связи… И у меня будетеще несколько вопросов.

Теперь уже он взялфломастер и начал набрасывать на листекакие-то символы. Собеседники склонилисьнад столом. Их разговор продлился ещебез малого два часа, после чего всеисписанные листы были аккуратно сожженыв большой пепельнице, услужливо поданнойуправляющим. После окончания беседыотдыхавший в одном из бунгало «Хилтона»пилот вертолета получил командуготовиться к взлету.

Вскоре винтокрылаямашина с высокопоставленным пассажиромвзмыла в воздух. Однако “Робинсон” нестал возвращаться в Шарджу, а взял курсна Дубай, где советника ожидал “Гольфстрим”,принадлежащих знакомому адвокату изФиладельфии. Теперь Моргану предстоялавстреча с тем, кто, по его замыслу долженбудет побрить брадобрея …

20. Эстафетная палочка

Магнитофоннаяисповедь Вити Сербина при трезвомрассуждении оказалась чемоданом безручки, при этом набитом совсекретнымидокументами. То есть, выкинуть нельзяни при каких обстоятельствах, а утащитьс собой — невозможно. Выход один — какможно скорее передать пленку “кудаследует”, а после сидеть, как мышь подвеником, в ожидании, когда хорошие парнинайдут бомбу и разгонят плохих парней.Может, даже меня наградят … Нет уж, нахервсяческие награды, тут бы живым остаться…

Мысль “кудаследует” плавно перетекла в вопрос “Акому следует?”. К счастью длямногострадальных мозгов, тут мой выбороказался совсем невелик.

Нужный мне человек,скорее всего, находится на работе. Чтобысвести риск до минимума, оставляю Милкуна обживании и не ленюсь пересечьполгорода, чтобы отзвониться стелефона-автомата на пригородномвокзале. Камер вокруг не видно, нобереженого бог бережет, и говоритьпридется покороче. Лишь бы взял трубкуименно тот, кто мне нужен…

— Слушаю! — знакомыйголос звучит неожиданно.

— Узнаешь? — спрашиваюбез лишних церемоний и стараясь вложитьв произнесенное слово максимум своиххарактерных интонаций.

— Допустим... -ответ несколько двусмысленен, но вголосе ловлю не только удивление, но инеподдельную радость. Этого более чемдостаточно.

— Через час двадцатьровно. Там где крайний раз пиво пили.Ждать не буду. Очень нужно.

Бросаю трубку, недождавшись ответа. Появится, никуда неденется. Или это я так себя утешаю...Втиснувшись в толпу, ныряю в подземныйпереход. Времени, чтобы успеть к точкерандеву, у обоих в обрез.

Мы вместе училисьв Одесской академии Сухопутных войск,были в одном отделении. На младших курсахспали на соседних койках в кубрике, апотом, на последних, жили в одной комнатеобщаги. После выпуска разбежались напять лет.

Снова встретилисьв Ялте, на закрытом чемпионате по“охранным видам спорта”, где онпредставлял спецподразделение по борьбес терроризмом и, как и я, входил в командыпо рукопашному бою, стрельбе иэкстремальному вождению.

Ребята из нашегоантитеррора по общему зачету обскакалироссиян, казахов и белорусов (соревнованиябыли международно-постсоветские, тамвстречались люди из бывшей "девятки",знавшие друг друга еще с брежневскихвремен), и наступали нам на пятки. Всерешал последний горный заезд, в которомлидировали мы вдвоем… Трасса былажестокой даже для Крыма. На приличныйтранспорт командование, как всегда,пожлобилось, и мы использовали даже нераллийные, а обычные серийные «Жигули»,приобретенные в Симферополе за копейки.Я «пятерку», а Серега — «семерку».

В общем, рассказыватьособо не о чем, но в тот день похудел яна серпантинах килограмма на три, неменьше. Пришел к финишу первым, с отрывомвсего лишь на три секунды, обеспечивкоманде победу, а себе двухнедельныйвнеплановый отпуск в санатории «Ливадия»,рядом со знаменитым дворцом.

Капитан Бондаренко,тоже не обиженный своим начальством, оказался соседом по этажу. Два капитанавыпили море водки, пощипали перышкиохочим до приключений курортницам иразъехались по домам с твердым намерениемболее не прерывать общение.

А крайний раз, окотором я говорил, квасили мы в скверенапротив Дарницкого вокзала. Тогда япосле увольнения нашел, наконец, работу.Грузчиком. Уже бухал по-македонски, находу и с двух рук, и находился в последнейстадии развода, который, под непрекращающиесяскандалы, плавно перетекал в разделимущества.

В тот день, пытаясьоткрыть дрожащими руками бутылку пива,я изливал душу Сереге — последнемучеловеку из прошлой жизни, которого могназвать другом. Серега терпеливо кивал,но при этом незаметно и часто поглядывална часы…

Оказавшись нанужном месте, захожу в тыл монументу,вокруг которого и разбит сквер. Делаявид, что выпасаю кого-то из скачущихвокруг деревянных домиков ребятишек,осторожно выглядываю из-за огромнойивы. Бондаренко на месте. Сидит налавочке, небрежно закинув ногу за ногу,и положив руки на спинку. Однако, чутьсжатые и напряженные плечи ясно говорято волнении.

Подхожу из-за спиныи присаживаюсь на другом конце скамейки.Сидим с минуту, делая вид, что другудруга не знаем. Вытаскиваю сигарету,сдвигаюсь поближе, интересуюсь насчетогонька. Серега щелкает тяжелымпозолоченным “Зиппо” и, чуть шевелягубами произносит:

— Здоровенькибулы!

— И тебе не хворать!Один?

Вопрос вроде быидиотский. Если капитана страхуют, тохрен он признается. Но если спроситьнеожиданно, есть вероятность, что клиентлажанется и спалится…

Бондаренко убираетзажигалку,бросив на меня обиженный взгляд. Ну да,заподозрил в нехорошем... Знаем мы вас!Сам из таких! Впрочем, если он врет, тоза время, что мы не пересекались, он сталпрофессиональным актером.

— Ты откуда? -спрашивает он.

— Оттуда.

— Гляжу, начал всебя приходить?

— Жизнь заставила.

— А как у тебя сейчасс этим делом? — он характерным жестомщелкает по нижней челюсти.

— Нормально. До«белки» больше не допиваюсь.

— Уже лучше. Гдесейчас?

— На белом свете.

— Темнишь, Витя, -Бондаренко произносит без обиды, простоконстатируя факт. — Говори, зачем звал.

— Значит так. Минутпять ты слушаешь не перебивая, даже еслисочтешь, что крыша моя съехала в бессрочныйнеоплаченный отпуск окончательно. Послезадаешь вопросы. Дальше — по обстоятельствам.

Сначала даюпрослушать через наушник витину исповедь,перегнанную в телефон. Потом четко, безлирики, с фактами и фамилиями рассказываюобо всех событиях, начиная с прошлоговоскресенья.

По мере рассказаглаза у Сереги сужаются все больше, покане превращаются в щелочки, которымпозавидует любой китаец. Заканчиваю(умолчав, правда, о проданных фотопленкахи нашей нынешней дислокации). Серегадолго молчит. Анализирует достоверностьи внутреннюю логику. Затем, еле слышнопроизносит:

— А к своим почемуне пошел?

— Сам знаешь, внашей конторе с две тысячи четвертогогода американский Госдеп шурует, какв своем офисе. Узнав, наперегонки кинутсядокладывать по команде. А там оно хрензнает каким боком и повернется. Сербина,поди не адвентисты седьмого дняуконтрапупили …

— Резонно, — цедитБондаренко. — Да и ситуация, конечно,ближе к нашему профилю. А почему заметался?

— Они свидетелейубирают. А я вот, с одной стороны, нерадуюсь от того, что кто-то сейчас строитпланы вокруг килотонн, зарытых чуть непод Киевом. Живу я в этой стране, знаешьли. Ну а с другой, как-то не хочу, чтобыменя из живых мертвецов перевели вмертвые. Зомби тоже умеет играть вбаскетбол.

— Серьезно, — киваетСерега. Похоже, он уже принял какое-торешение. — Только твою проблему в лоб,пожалуй, не решить.

— Советоватьсяпойдешь?

— Вроде того.

— А не боишься?

— Да не очень. Одинхрен не мой уровень, чтобы такие решенияпринимать. Моего шефа полгода назадушли, а на его место поставили полковничка,который только что выпустился изВест-Пойнта. Он там проходил переподготовкупо программе «НАТО без границ», у когоже нам учиться борьбе с терроризмом,как не у амеров? Ходит, мурло со щетиной,и экзаменует оперов на знание державноймовы и янкесовских инструкций, которымитолько в сортирах и подтираться. Такчто теперь трудно сказать: если я к немуприду с таким вот заявлением, в какомБелом Доме этот рапорт раньше ляжет настол — у нас, на Банковой31,или на Пенсильвания-авеню. Мы, конечно,профессионалы, а не политики, нопоследствия таких вот сюрпризов оцениватьобязаны. Дай неделю, чтобы определиться.

— Три дня, не больше,— твердо отвечаю я. — Оставь “мыло”,получишь письмо, ответишь отправителю.Текст любой. Слово «сложности» — значит,все в порядке, готовим встречу. Слово«план» — значит, за мной охота. Если черезтри дня не выходишь на связь, жду ещесорок восемь часов, дальше действую пообстоятельствам.

— Копию записиотдашь?

— Только в официальнойобстановке. При свидетелях и под протокол.

Бондаренко кивает,вытаскивает из борсетки пачку листовдля заметок и фломастер. Черкаеткоротенькую строчку и передает мне.Внимательно смотрю на адрес, тыкаю всередину листа почти докуреннойсигаретой. По желтому квадратикурасползается черное пятно с тонкойогненной каемкой, съедает цифры исимволы...

— Ты уж прости, чтоя тебя тогда не вытащил, — мрачно говоритСерега, заполняя неожиданно тяжелуюпаузу. — Когда все закрутилось, я как разумотал в Тверь на соревнования, потомв Варшаву на переподготовку. Приехал -а от тебя уже ни слуху. Трепались, чтоумер в психушке. Я почти поверил. С тобойведь, честно говоря, к тому времениобщаться было практически невозможно.По нашим каналам пытался поинтересоваться,но меня предупредили, что с тобой всекончено. Кого-то ты в конторе и вышеочень сильно достал. Да, кстати... У меняведь твои бабки остались. Я тогда машинупо доверенности переоформил и продал,чтобы за долги не отобрали, а выручкуна счет положил. По дороге заскочил вбанк ...

— Деньги!? — видноочень я тогда пьяным был, раз не помнютакого момента.

— Ну да — удивленноотвечает Бондаренко. — Я вообще думал,что ты для этого меня и вызвал. Восемьштук за твою «Паджеру». Ты ведь ее, когдачудить начал, изрядно помял, больше недавали. — Он протягивает конверт. -Догадываюсь, что в сложившихсяобстоятельствах лишними они тебе небудут.

Я не рассыпаюсь вблагодарностях. Молча киваю. Пожимаемдруг другу руки, и Серега шагает черезсквер к парковочной площадке, где его,как выяснилось, ожидает скромная«Infiniti QX56»…

Сижу, думаю.Откровенно говоря, мне (то есть нам сМилой) пока сказочно везет. Для беглецов,за которыми не стоит кто-то большой исильный, главное — деньги. Деньги — этокров, еда, возможность отдохнуть, дажепросто умыться и сохранить человеческийоблик. И деньги у нас теперь есть,достаточно много. Но надо признать — немоими заслугами, а чистым везением. Неокажись покойный отец Милыфотографом-порнографом… Будь у моеготоварища чуть поменьше совести…

Ох как тяжко бынам сейчас пришлось.

Везение. Признаться,это нервирует меня больше всего. Какговорил товарищ Ломоносов, если где-точто-то прибавится, то где-то и убавитьсядолжно. Нам подфартило дважды, а везуха— она категория вполне физическая иисчерпываемая. Но раз уж так вышло, иэстафетная палочка, переданная в надежныеруки, понеслась к незримому финишу, тосам бог, как говорится, велел потратитьэти несколько дней на улаживание делбытовых и, что гораздо важнее, личных …

21.Долг чести

АлександрНиколаевич Емельянов, бывший командирстратегического бомбардировщика Ту-95,а ныне — полковник запаса, совладелец и первый заместитель генеральногодиректора транспортной авиакомпании,на свои пятьдесят семь лет совершенноне выглядел. Сам он считал, что здоровьеи подтянутую фигуру удержал исключительноблагодаря основному принципу, которыйрегулярно повторялся для друзей изнакомых: “Из дому следует выходитьтолько в двух случаях: чтобы заработатьи чтоб потратить!”. Сейчас отставнойлетчик находился в пути от одного кдругому.

Под ногами стелиласькаменная лестница, ведущая от офиса,расположенного в здании-высотке“Минтранса”, до проспекта, где стоялаего машина. Близилось время обеда, а впоследнее время Александр Николаевичпредпочитал перекусывать в японскимресторанчике, проезжая пару километровот офиса.

К концу восьмидесятыхЕмельянов дослужился до командираэскадрильи и метил на должностьзаместителя командира полка. Но за годдо августовского путча он, терпеливоснося насмешки элитных “стратегов”,неожиданно для всех, перевелся в полквоенно-транспортной авиации. Дальновидностькомэска сослуживцы оценили далеко несразу. А когда наконец поняли, насколькоЕмельянов был прав, поезд уже ушел. Покаобреченные на неминуемое сокращениепилоты и штурманы Ту девяносто пятых,презрительно фыркали, называятранспортников “коммерсантами”,экс-бомбер по два-три раза в неделю подвидом учебных полетов гонял свой Ил-76по всему СНГ, еще не разделенному завесойграниц и таможен.

Перевозя челноковот Бреста до Владика, и от Фрунзе доМурмана, он зарабатывал такие деньги,по сравнению с которыми оклады летчиков,еще несущих боевое дежурство, не вызывалидаже и смеха. Деньги позволили ему купитьна полгода должность заместителякомандира полка и уйти на пенсию сполковничьими погонами.

После того, как“дикий бизнес” пошел на убыль, онразумно распорядился заработанным, исейчас владел пятой частью компании,которая имела в распоряжении два десяткагрузовых самолетов. Частично арендованныху Министерства обороны, частичновыкупленных. А бывшие сослуживцы, давнорастеряв прошлую спесь, гоняли выработавшиевсе мыслимые ресурсы машины по торговымперекресткам планеты за копейки…

Разглядывая бесконечный автомобильный поток, Емельянов вспомнил о скором завершенииотделочных работ в новом доме на берегуДнепра, и ухмыльнулся. Не пройдет имесяца, как он будет жить в лесу, натерритории приватизированного пионерскоголагеря. И при этом его резиденция будетнаходиться в пригороде Киева, расположенномв противоположной стороне от Русы.

О событиях 1987 годаЕмельянов почти забыл. Так человек,далекий от уголовного мира и живущий владах с законом, обычно забывает онелепом, случайно полученном сроке.Плохие мысли мешают зарабатывать деньги,и полковник выбросил из головы воспоминанияболее чем четвертьвековой давности,как выбрасывают неудачный брак, какзабывают о родственнике, оказавшемсяподонком и подлецом.

Остались в душеразве что похороны Петровича, единственногоиз всех, с кем он хоть как-то сумелсдружиться. Через год после техсудьбоносных событий врачи нашли уполковника рак желудка. Смертельныйнедуг скрывался в теле Петровича ещедо того, как “борт 2-6-2” приземлился вРусе, обнаружен был через год послепроисшествия. Последние полгода мучалсябывший командир базы страшно. В гробулежал иссохшийся, но, как Емельяновупоказалось, умиротворенный. Боялсятогда бывший командир корабля, что еготоварищ в последние месяцы не выдержали кому-нибудь исповедался. Но время шлои ничего не происходило, стало быть,полковник в самом что ни на есть прямомсмысле унес тайну в могилу ...

У самого Емельяновав разгар “первоначального накопления”была мысль продать секрет кому-нибудь,кто сможет выложить сумму побольше. Ноушлый коммерческий авиатор много леталпо миру и общался с очень разными людьми.Он быстро понял, что в том мире, гдеинтересен его секрет, будет выглядетьсловно домохозяйка, которая пытаетсяпродать под супермаркетом тонну левогогероина. В лучшем случае — отберут“законные хозяева”, в худшем грохнутна месте. Не виделось перспектив и упопытки продажи за рубеж. Едва их компанияначала активно работать с Западом, какон быстро разобрался, что для новых"друзей" — тех же американцев, немцеви прочих — русские (то есть все выходцыиз СССР) по-прежнему остаются разновидностьюговорящих медведей. Не было сомнений,что эти "покупатели" выжмут его наманер лимона и сдадут исключительночтобы не платить по счету. Ну а террористы,сунься он к ним, скорее всего, убьют,получив всю существенную информацию.Очень уж его секрет взрывоопасен...

Чтобы выложить наприлавок такой товар, заработать нанем, а при этом и уцелеть, нужно былоиметь соответствующие связи и статус.Стать депутатом, министром или егозаместителем. На худой конец — олигархомс разветвленным международным бизнесом.Либо в дело должен вмешаться совершенноневероятный случай. Но подходящийслучай так и не представился, а специальноЕмельянов его не искал. Он был реалистом.И отлично понимал, что приди он в СБУ,то украинские “госбезопасники” врядли расщедрились бы даже на медаль, неговоря уже про какие-то финансовыесредства. Восточный сосед в то времятоже не выглядел особо платежеспособным.

Вспомнилась вдругновость о бомбардировщике, упавшемгде-то под Энгельсом. Он собиралсяпозвонить Юре Дорошенко, спросить, чтода как? Бывший второй пилот вроде быгде-то там служит. Глядишь, в генералывыбьется перед пенсией и инфарктом.Емельянов коротко хмыкнул. Ладно, Юреперезвоним после обеда, впереди временимного ...

Спустившись кдороге, бывший летчик обнаружил, чтоправое заднее колесо его неброской, номощной “Ауди” спущено почти целиком.Вполголоса обматерил дорожников игвоздь, что, несомненно, стал причинойпрокола. Емельянов открыл багажник,достал баллонный ключ, домкрат и запаску.На заднее сиденье бросил ненавистныйв жару, но обязательный по статусупиджак, и, присев на корточки, началприлаживать “лапу”откручивать болты.

Почти забитое вдальний угол памяти воспоминание о«проделке» неожиданно снова всплылона поверхность. «Сознался бы тогда, ужедавно бы отсидел и вышел, — с досадойподумал полковник, — а потом бы книгунаписал, может быть, и кино по моемусценарию сняли». Мысль была не его,чужая, занесенная то ли из прочитаннойкниги, то ли из какого-то фильма. Ибесследно пропала, стоило толькососредоточиться на непослушномприкипевшем болте.

— Чего случилось,уважаемый? — сверху неожиданно раздалсяголос, и кто-то хлопнул бизнесмена поплечу, — может помочь чего?

Емельянов поднялвзгляд. Перед ним стоял широкоплечиймужик в солнцезащитных очках, нескрывавших самую настоящую рязанскуюморду. В левой руке у него болталисьключи с брелоком автосигнализации.

“Тоже водитель”, — успокоенно подумал полковник.

— Да нет, спасибо!— кивнул он доброжелателю, — обычныйпрокол. Колесо поменяю и на монтажпокачу.

— Мое дело -предложить, сам понимаешь, — пожал плечамидобровольный помощник и отошел в сторону.

Полковник закончилвозню с колесом, закрыл багажник, и,обойдя “Ауди”, открыл дверцу. В этотмомент сердце, сбившись с ритма, вдругбешено застучало. В голове зашумело, аперед глазами закружился хоровод всехцветов радуги. Емельянов не устоял наместе, его чуть повело назад, на проезжуючасть…

Водителю БМВ нехватило какой-то доли секунды, чтобыуспеть отреагировать на упавшегочеловека. Он запоздало бросил машинувлево, но все же бампером подцепил тело,не успевшее коснуться земли. Автомобильразворотил Емельянову грудную клетку.Протащив мертвое тело несколько метровпо асфальту он, наконец, остановился.

Мужик с рязанской,(на самом деле питтсбургской) мордойлегким, незаметным со стороны движениемуронил миниатюрный шприц-тюбик сквозьрешетку канализационного стока. Ровнымспокойным шагом Опоссум двинулся дальше,сразу затерявшись среди прохожих.

На местедорожно-транспортного происшествиябыстро начала собираться толпа. Минутчерез десять подъехали машины ГАИ, а заними и скорая.

Для следователяпроисшествие было очевидным. Заверенияводителя БМВ, что пострадавший самсвалился под колеса его машины, никто,в том числе и суд, не принял всерьез.Видеорегистратор же толком ничего незарегистрировал. Судебно-медицинскаяэкспертиза констатировала смертьвследствие многочисленных поврежденийчерепа и грудной клетки. То, что Емельяновперестал дышать за полсекунды достолкновения от инъекции специальногомедикамента, предназначенного дляимитации естественной смерти, так никтои не узнал.

Неприкаянная душакомандира отправилась туда, где ее ужеподжидали остальные члены злосчастногоэкипажа. С его гибелью все, кто той давнейавгустовской ночью участвовал впогребении атомного заряда, покинулибренныймир.

22. Особоемнение

— Товарищ подполковник,это Пашкин. К вам сейчас можно зайти?

— Что-то срочное?

— В общем, да. Естьинициативные версии по происшествию …

Даже через мембранудопотопной трубки внутренней связиощущалось, как лицо шефа, и без того неголливудское, при слове “инициативные”собирается в недовольно-раздраженныйкукиш, каким только детей пугать...

— Жду! — подполковникшвырнул ни в чем неповинную трубку нарычаги.

Текст пояснительнойзаписки, результат нескольких днейинтенсивного умственного труда, уместилсяна один лист. Пашкин поелозил мышью врайоне кнопки “Печать”, но в последниймомент передумал. “Для начала простоозвучим”, подумал майор, выключая компи вставая из-за стола.

В день катастрофына вечернем совещании шеф объявил, чторасследованием причин будут заниматься“варяги”, которым следует оказыватьвсяческую посильную помощь. Сам жедоблестный отдел ДВКР 6950-йавиабазы, в полном составе, от боевогоначальника и до бойца-посыльного должензаниматься обычными делами, дабы своимсамоотверженным трудом продемонстрировать,пресечь и не допустить …

-Короче, сидите тихо и молитесь, чтобыпричины взрыва имели технический, а незлодейский характер, — тихо сказалнапоследок умудренный жизнью начальник,начинавший службу еще при Андропове. -Если выяснится, что мы все дружнопрозевали теракт на обслуживаемомобъекте, то в скором времени ездить намвсем придется не на машинах, а на оленях,имея в объектах наблюдения песцов ибелых медведей...

Поедва уловимым интонациям в голосебеззубого (в прямом, но отнюдь непереносном смысле), подполковника майорпонял, что региональное управлениесделает все, чтобы не дать хода версиипро теракт. Старый хрен своими вставнымичелюстями при необходимости могперекусывать арматуру, но при этом чуткоулавливал музыку верхних сфер …

Уже послесодержательной беседы Пашкин встретилв коридоре бывшую пассию. Припомнивобстоятельства расставания, покраснел,сунул руку в карман, огляделся по сторонами сунул в разрез блузки пару кредиток,тихо пояснив: “За такси!”. “Вольняшка”вспыхнула от такого хамского обращения,но деньги припрятала. Хотела что-тосказать, не успела. Майор, нахмурившись,удалялся семенящей походкой вождямирового пролетариата. Мысли его былиочень далеки от неудавшегося разврата…

Возвращаясьдомой, Пашкиннапряженно думал. Цену своему серомувеществу он знал. “Наверху” его считаютсильным аналитиком и, время от времени,подкидывают материалы посерьезнее, чемкоррупция в службе горюче-смазочныхматериалов. Впрочем, майор знал и о том,что это начальственное мнение ничегоне изменит в его судьбе. Любовь к бабами упорная склонность к служебным романам,вкупе с упрямством и неуживчивостью,будучи отображенными в личном деле,надежно притормозили на нынешней ступеникарьерной лестницы.

Но невзирая ни накакие приказы, из головы упрямо неуходила картина с места аварии. Мертвыеизувеченные тела стояли, точнее, лежалиперед глазами. Тот, кто приложил руку кгибели летчиков, должен сидеть в тюрьме.А еще лучше “покончить с собой” послетого, как под видеозапись расскажет провсе, что знает...

Привычно отрабатываяприоритеты рабочих версий, первым деломмайор попробовал связать катастрофу"стратега" и мутную личностьмладшего лейтенанта Сидорченко, которогоследовало рассматривать как возможныйобъект вражьей вербовки. Ту-160 и сам посебе всегда был интересен “невероятнымсоюзникам”. А сейчас, когда пусть соскрипом, шатко и валко, но все же пошламодернизация, новые системы и видывооружения — “Блэкджек” стал интереснейразным супостатам вдвойне. Если невтройне. Вражеская резидентура вокруг“стратега” так и вьется. Младлей,конечно, птица не великого полета, нонагадить может изрядно, если чья-нибудьумелая рука полет этого стратосферногодятла направит.

Как там у барданашего в песне пелось:

“В общем, такподручный Джона был находкой для шпиона.

Так случитьсяможет с каждым, если пьян и мягкотел!”

Вообще-то младлейСидорченко из батальона аэродромногообслуживания подходил на роль вражескогоагента, как ваххабит на должностьдетсадовского воспитателя. Он закончилкакое-то ПТУ, заслуженно числясьраздолбаем и алкоголиком. На срочной,которую Сидорченко служил в СКВО, где-топри складах, он чуть было не отправилсяпрямиком в дисбат. Что именно тамслучилось, Пашкин особо не копал, ипричиной тому стала отнюдь не нехваткавремени. Просто дядя младлея и был темсамым непосредственным начальникомПашкина. В свое время, потрясая у майорованоса небольшим, но жилистым кулаком, онв категорической форме потребовал“Племянника не работать! Убогому и такхватит...”

Вряд ли дядя былс племяшом в сговоре, тем паче в доле,не тот масштаб у людей. Скорее всего,ему плешь проела мать младлея, посовместительству — сестра подполковника.С настойчивыми просьбами “не дать злымдяденькам обидеть маленького мальчика!”.Видел Пашкин ту даму...

Так что, если быне заступничество, давным-давно ушелбы в Москву запрос на спецпроверку сфотографиями и отпечатками пальцев. НоПашкин тогда уступил, о чем сейчас жалелв такой степени, что языком математикиневыразима, зато вот русским народнымязыком выражается очень даже исчерпывающе.Сильно жалел, в общем.

На следующий деньмайор, наскоро завершив всю территориальнуюобязаловку, зашел в кабинет, плюхнулсяв кресло и включил “геликаптёр”. ТакПашкин называл свой устаревший компьютерс громко рычащим кулером. Пока “геликаптёр”,хрипя и подывая, загружался, майорсоорудил чашку крепкого чаю с лимономи здоровенный, в пол-батона, бутерброд.Благо, все ингредиенты хранились вмаленьком холодильничке, замаскированномпод отделение шкафа. Рокочущее чудомайора умело не очень много, но зналостолько, что всему гарнизону на трипожизненных хватит ...

Нет, вряд ли,пробежавшись по файлам, подвел он итогпредварительным размышлениям. Именноте обстоятельства, которые облегчалипотенциальную вербовку младлеяСидорченко, делали его слишкоммалопригодным и даже опасным дляпо-настоящему серьезного дела. Например,диверсии государственного масштаба.Конечно, проверить разгильдяя подмикроскопом необходимо, но искатьпо-настоящему глубоко следует в иномместе. Обжигаясь чаем, майор вгрызся вбутерброд, одновременно безжалостноэксплуатируя архив "геликаптёра",собственную память и телефон.

Хитрыми аналитическимипрограммами майор Пашкин не пользовался.Не умел, да и не было их у него. Но вот почасти перемалывания самой, казалосьбы, несостыкующейся информации ивыстраивания крайне неочевидных цепочекон мог за пояс засунуть любого столичногосыскаря.

Можно микроскопомзабивать гвозди. Можно заставитьохотиться на сусликов волкодава, а тигра— ловить мышей. Но думать аналитику никтозапретить не сможет … Без малого полуторакилограммов мозгового вещества, чтоскрывались под коротко стриженными,чуть тронутыми легким налетом сединымайорскими волосами, хватало на всетекущие задачи. И на бестолковых бойцовпорыкивать, и территорию обходить, иканцелярщину отрабатывать для “варягов”.Одновременно с этим сопоставляя малейшиезацепки с оперативной информацией запоследние пару месяцев. Обычно правильныерешения и планы не появляются случайно,а соскальзывают с кончика пера послепары суток упорной мозговой пахоты.Однако и внезапного озарения никто неотменял.

Не прошло и сорокаминут, как на поверхность всплыл крайнеинтересный момент, заставивший майоразабыть про вторую кружку чая, унылоостывшую сбоку от системного блока.

В тени всемизвестного дебошира Сидорченко"притаился" серый мыш Семенов.Старлей, тоже из БАО. Не замечен, неучаствовал, не привлекался, не состоял.Однако несколько месяцев назад вразговоре с одним "другом друзей",которых у Пашкина было немерено, всплылодин любопытный эпизод.

Вроде бы как горячолюбимая теща Семенова, школьныйбиблиотекарь, год, а может быть, дваназад стала владелицей трехэтажногокоттеджа. С чего вдруг — непонятно.Наверное, ключи с документами в школьномкоридоре нашла. Новость была давней, всвое время не отработанной по причинеслужебной мелкости фигуранта. Но Пашкинпривык накапливать любую, даже, казалосьбы, совсем ненужную информацию, котораярано или поздно ложилась в пустуюклеточку, позволяя собрать любую, дажесамую морочную мозаику.

Мысленно потираяруки в предвкушении интересного, майордостучался до ТЭЧ32,где служил Семенов. В ответ на просьбуо предоставлении помянутого красавцапод особистовы очи для интимногоразговору было отвечено, что Семенов сутра не появился на службе. Дома, каквыяснилось, он тоже отсутствовал. А назвонки по мобильному коварный старлейотвечал чужим механическим голосом“Абонент находится вне зоны действиясети!”.

— Бабушка приехала!— в сердцах выдохнул Пашкин. — Мать егоза ногу и за щеку! — это был момент истинычистейшей воды. Конечно, с одной стороны,парня могли банально похитить иподставить, чтобы надежно отвестиподозрение от истинного исполнителя.А возможно, все это была лишь цепочкаслучайностей. Но все равно — в цепкиеруки майора попала реальная нить. Теперьглавное аккуратно потянуть и распутатьклубок до конца, не оставшись с оборваннымконцом. Причем сделать это следовалокрайне быстро, поскольку в очень скоромвремени по тем же следам навернякапойдет огромная и злющая свора всевозможныхследователей.

В тот моментвозникло у него ощущение, будто по ушамслегка провели веником — долбануладреналин, подогретый охотничьимазартом. Чуть дрожащими от возбужденияпальцами Пашкин начал набирать номерна “вертушке” внутренней АТС.

И на третьей цифреостановился. Куда лезешь, Пашкин? В ТЭЧсо вчерашнего вечера работает комиссиямосковских технических экспертов. Уних под боком столичные следаки. Такчто беспокоиться и жопу рвать незачем,не пройдет и часа, как к ним в отделпозвонит, а скорее, зайдет кто-нибудьиз “варягов” и вежливо, но твердопопросит личное дело пропавшегоразгильдяя. Если уже не заходил ...

Еще с час Пашкинперебирал свои виртуальные закрома,проверяя на скрытую вшивость всех, ктов течение суток до катастрофы имелпрямой доступ к упавшему самолету.Включая и самих летчиков, а хрен егознает …

Через час, невыдержав, сходил в канцелярию самолично.Выписывая малозначительный документ,потрепался с бойцом о скорбных делахтекущих. Рассказал про “варягов”,спросил, были они у шефа? Оказалось, сутра москвичи к шефу не заходили, вархиве личных дел не заказывали.

На послеобеденномсовещании выяснилась и причина стольнебрежного отношения к делу. Оказалось,техники что-то там такое нарыли, что, помнению “авторитетных экспертов”,полностью объяснило произошедшее. Мол,они там конечно будут все перепроверятьи компьютерно моделировать, но “версиютеракта или вредительства можнопрактически исключить”.

Созерцая радостныеулыбки коллег — как-никак гора с плеч,нет здесь ничьей контрразведывательнойвины — Пашкин в ответ тоже лыбился, мол,знай наших, но пассаран! Однако внутриоставался хмур. Не нравились ему двевещи. Первое. Слишком уж быстрое, исходяиз масштабности происшедшего, свертываниеследственных действий. Это когда же унас в конторе так легко прекращали охотуна ведьм? Второе. Не верил Пашкин втехническую причину. Компьютерыненадежны, а люди еще ненадежнее. Улюбого ЧП обязательно есть должность,звание, имя, фамилия, отчество. Всегдаесть непосредственно виновный, пустьне диверсант, а разгильдяй …

Наутро нашлиСеменова. С проломанным черепом и вканаве. Через два часа взяли и наркомана,который подстерег пьяного в жопу старлея,выходящего из кабака. Расслабилсятехнарь после смены, получил железкойпо голове …

Второй подозреваемыйрастворился в тумане, но запретитьПашкину работать можно было только еслиэтого самого Пашкина заковать в наручникии посадить в одиночку. С мягкими стенами,обшитыми войлоком. В любом другом случаезапретителя ждал облом.

Для очистки совестимайор все же проверил версию тещи скоттеджем. Как выяснилось, свой золотойключик мама старлейской вдовы заполучила,поучаствовав в какой-то мутной финансовойпирамиде. Пирамида благополучноразвалилась, а вот теща удачно соскочилаедва ли не в последний день, вытащив всечестно нажитое спекулятивными операциями.Сомнительно, да. Но формально подкопатьсяне к чему — законом не запрещено отдаватьденьги проходимцам и, при удаче, дажезарабатывать на этом. А с точки зрениявербовочных действий схема легендированиядоходов слишком уж сложная. Похоже,правы были столичные технари и “варяги”— трагическая случайность ...

Скорее уже дляочистки совести Пашкин, завершая явнобесперспективный мозговой штурм, началпрокручивать послужные списки и связипогибших летчиков. И вот тут началивсплывать по-настоящему интересныевещи.

Биография командираДорошенко оригинальностью не отличалась.Перед развалом Союза служил в Русе, настратеге Ту-95, вторым пилотом. В девяностопервом принимать украинскую присягукатегорически отказался, уехал в Россию.Два года отлетел командиром на Ту-95.Потом переобучение на Ту-160. Второйпилот, командир... Служил без залетов,дослужился до заместителя командираполка. И уже был подписан приказ назаместителя командира дивизии. И тут -на тебе. Только парашют ветром дергает…За все время был в составе пяти экипажей.Не такой уж и длинный список...

Фамилия “Васильев”вывела на короткую заметку об украинскомлетчике пропавшем без вести несколькодней назад в китайском городе Урумчи. Емельянов оказался героем некролога водной из киевских газет — трагическипогиб в ДТП. А про Сербина на форумеавиаторов коротко отписали, что мол,умер прямо на улице, отравившись паленойводкой.

Все они — Дорошенко,Емельянов, Сербин и Васильев служиливместе на Ту-95, бортовой номер двестишестьдесят два много лет назад, а вотна тот свет дружно отправились в последниедве недели …

Пашкин пробилоставшихся летчиков этого экипажа. Одинскончался уже давно, другой эмигрировал.Мысль о том, что недавняя катастрофакак-то связана с совместной службойэтого странного экипажа, казаласьбезумной. Но по какой-то причине упорноне желала уходить из мозгов. Чтобыпопробовать нащупать след последнего,кто мог теоретически статься в живых -бортового радиста, нужно было сделатьзапрос в СВР. Который должен завизироватьшеф.

Именно для этогоПашкин и решился побеспокоить начальство.Шеф был сволочью, но ни разу не дураком.Свой интерес в этом деле мог увидеть,“надо же, старик, и все раскрыл”, а моги, не желая выносить сор из избы, на корнюпресечь любую инициативу. Тут уж каккарта ляжет, но кто не рискует, тот нетрахает “Мисс Саратов”...

Подполковникслушал внимательно и не перебивал, чтобыло хорошо. Но и вопросов по завершениидоклада не задал. А вот это уже было непросто скверно, а очень скверно.

— Ну так что, -осторожно спросил Пашкин, выдержавнадлежащую паузу. — Мне распечатыватьзапрос в СВР?

— Лучше сразу наимя Президента, — чуть помолчав двинулчелюстью непосредственный начальник.— Результат будет тот же, только поувольняют скорее. Ну меня-то, может, и нет, а воттебя — точно … На гражданке тоже людинужны. Вон товарищ рассказывал, что уних в охранной фирме острый дефициткадров. Автостоянки ночью некомусторожить.

— Но совпадениеочень уж подозрительное, — еще раз попыталсудьбу Пашкин. — Четыре летчика практическиза неделю. В каждом случае обстоятельстваболее чем сомнительны. Да и дело скатастрофой слишком резко свернули…— майор осторожно выговаривал слово засловом, словно кидал в воду крошки, желаяпривлечь и, в то же время, не спугнутькрупную рыбину.

— Слушай, РоманАлександрыч! — рассудительно сказалшеф. — Ну ты сам-то хоть каплю веришь, чтостратегический бомбардировщик могливзорвать ради того, чтобы избавитьсяот члена экипажа, который вместе леталдвадцать лет назад? Да его бы грохнулитрубой по башке, как того же Семенова …Таких совпадений и в книжках не бывает.

— В жизни случаютсявещи, которые писателям с их фантазиейи не снились, — ответил Пашкин уже порезче.— Могло быть какое-то совмещение интересов.Да что угодно. С этим экипажем что-то нетак. Может сделаем запрос без связи скатастрофой, а так, в порядке плановыхпроверок?

— А вот хер тебе, -беззлобно ответил шеф. Рыба плеснулахвостом и ушла в глубину. — Мне из областидовели мнение, что в это дело лучше нелезть. Даже с железными уликами. Так чтосам не буду и тебе не советую. А полезешьчерез голову, уж прости, первый и закопаю…Даже если это и был теракт, то игра пошлане на нашем уровне. Скрыли — значитимеются и на то причины. Тут может делооказаться даже не в погонах … — Шефсложил пальцы “пистолетом” и молчаливоизобразил выстрел. — Сечешь, товарищмайор?

— Секу, — хмуро поднос буркнул Пашкин. — Разрешите идти?

— Ох не играйся согнем, Роман! — тихо, но с отчетливойугрозой произнес ему в спину шеф.

Поработав с полчасанад текучкой, точнее, изобразив напряженнуюработу, майор отвалился от стола.Откинулся на спинку кресла, оттолкнулсялегонько ногой, докатившись до шкафа.Вот где скрыта прелесть своего кабинета!Хочешь — на стуле катайся, хочешь — послепьянки отсыпайся, хочешь — дро…самоудовлетворяйся вприсядку. Пашкинвернулся к рабочему месту, уставившисьв монитор, где на заставке отрывался отвзлетно-посадочной полосы лобастыйИ-16… Сердце и так подколачивало, будтона девятый этаж с мешком цемента забежал.Нащупанный краешек мрачной тайны недавал покоя, засел в голове, как заноза.

Майор залил старуюзаварку кипятком. Выждал несколькоминут, плеснул в кружку чуть подкрашеннойводички. Он прихлебывал “чай”, обжигаягубы. Что-то случилось в этой самой Русе.В этом самом одна тысяча девятьсотвосемьдесят седьмом году. Что-тослучилось, но осталось между летчиками,ни полусловом не уйдя на сторону. А воттеперь ушло. И тот, кому это "что-то"проникло в уши, взвился на дыбы. Да таквзвился, что покойники пошли косяком.Причем достаточно грамотно исполненныепокойники. Шумно, но в целом грамотно.При этом искать концы, по крайней мерев Энгельсе, запрещено каким-то оченьвысоким повелением.

Не исключено,конечно, что тему закрыли наглухо, потомучто вопрос решают на самом верху. Неисключено, но и не сто процентов. Реалиинынешних коридоров власти умеют многогитик. Достаточно “одной таблэтки” -человечка в региональном управленииФСБ, предателя, который сформирует увласть держащих “политическицелесообразное мнение”, и последствиямогут оказаться непредсказуемыми.Точнее — такими, какие запланировалневидимый, но вполне вероятный кукловод.

Можно, конечно, иязык в жопу засунуть, сохранив невысокий,но тепленький свой насест, мол “комуположено, те пусть и разбираются”. Можновылезти наверх через головы отцов-командирови оказаться перестраховщиком — дураком.Однако, это все оправдания, ибо еслиесть хотя бы один единственный проценттого, что Пашкин первым докопался доистины, какой бы мутной и непонятнойона сейчас ни была, то нужно стучать вовсе возможные двери. Оправдания ищеттот, кто не хочет делать. Кто хочет — ищетвозможности...

Вот хрен вам навсю рожу, господа карьеристы! Уже ощущаясебя в лучшем случае капитаном, майорПашкин потянул к себе служебный телефонныйсправочник, и раскрыл его на странице,озаглавленной “Саратовскаяобладминистрация”...

23.Джек Райан и агент Кларк

Встречус прикомандированным оперативникомБеркович, по настоянию шефа, назначилв подземном торгово-развлекательномцентре. Почему Аткинс настаивал, чтобыих не видели вместе в уютной безопаснойрезидентуре, Алан так и не понял. Давпрочем, это было неважно. В суетеогромной галереи, тянущейся под однойиз центральных главных городских улицчуть ли не на целую милю, можно былоустроить совместное заседание Аль-Каидыи Организации освобождения Палестины,и никто бы этого не заметил.

Бродя вдоль витринв ожидании условленного времени, Аландумал о том, что вот теперь он, уже точносовсем как Джек Райан. У того дляисполнения невыполнимых миссий всегдапод рукой был супероперативник ДжонКларк со своей международнойантитеррористической группой «РадугаШесть». Конечно, один подчиненный агент— это не целая контора, но все начинаетсяс малого!

Весь вчерашнийвечер и сегодняшний день Беркович провелв разъездах, решая разнообразные вопросы— пытался выяснить, куда делась дочьукраинского летчика, не проговорилсяли ликвидированный людьми Котельникова сосед, оказавшийся, по словам агента,тем самым вандалом, который изуродовалночью крыло “Тойоты”, не оставил лиСербин каких-нибудь компрометирующихдокументов. Вся деятельность, собственно,сводилась к ежедневным встречам сКотельниковым и посещением его ресторана,но это, по крайней мере, позволяло держатьруку на пульсе, в ожидании, когда прибудетосновная ударная сила.

Руки и ноги Алананыли от многочасового сидения за рулемно, ожидая встречи с легендарнымОпоссумом, он не обращал внимания наусталость. Точнее, это Берковичу казалось,что он не обращает…

— Какая жалость,во всей Украине нет ни одного магазина«Маркс энд Спенсер», — раздался сзадировный приглушенный голос. — Во всякомслучае, я не нашел.

Алан вздрогнул,выброшенный из подкравшейся полудремы,и повернулся. Перед ним стоял коренастыйширокоплечий мужчина с плотно сбитойфигурой боксера и невыразительнымлицом. Несомненно, это и был тот самыйчеловек, фотографию которого показалаему с монитора Люси.

— Зато говорят,здесь неподалеку есть салон по продаже“Майбах” и “Крайслеров”, — отнеожиданности Беркович едва смогприпомнить дурацкий отзыв.

Они пожали другдругу руки, ладонь у пришельца оказаласьширокая, сухая и в меру крепкая.

Алан не знал, какначать разговор. На языке у него вертелось:«Как долетели?», «Где устроились?», нопока Беркович напрягал мозги, пытаясьпридумать вопрос более соответствующийситуации, Опоссум взял инициативу насебя.

— Может быть, пройдемтуда, где можно спокойно поговорить?

— Не желаете личего-нибудь выпить? — схватившись запредложение, как утопающий за спасательныйкруг, тоном доброго босса предложилАлан.

Опоссум все также невозмутимо кивнул.

Они покинулилабиринт торговых кварталов и спустилисьпо эскалатору в большой круглый зал,расположенный метрах в двадцати отповерхности земли. Там находилась сетьфаст-фудов с общими столиками, а завинтовой лестницей был устроен большойполутемный бар. Они заказали напитки,Алан — апельсиновый фреш, а Опоссум водкусо льдом.

Уединились вдальнем углу на низком диванчике.Беркович, как того и требовала инструкция,занял место спиной к стене, напротиввхода. Опоссум же проявил себя, какдилетант. Недовольно скривившись натабличку «No smoking», он окинул цепкимвзглядом зал, эскалатор и винтовуюлестницу, но сел к выходу боком. Аланхотел было сделать ему замечание, норешил на первых порах не злоупотреблятьсвоей властью.

Опоссум поднялвысокий стакан в символическом тосте.Чокаться, похоже, он и не собирался.Алан, потянувшийся было фрешем, кивнули отдернул руку.

— Зовите меняАйвен.

— Тогда для вас яАлан. Алан Джи Беркович.

— Не удивляйтесь,Алан, — Опоссум говорил негромко, довольнобыстро, но очень четко выговариваяслова, почти без всяких эмоций. — Я ненарушил местную традицию. Просто урусских не принято чокаться безалкогольныминапитками, не чокаются они и … напоминках. Теперь, пожалуйста, введитеменя в курс дела.

Алан, всеми силамистараясь выглядеть солидно — то есть неразмахивать руками и не склонятьсяконспирации ради через стол, шепча наухо собеседнику — начал рассказыватьобо всем, что произошло, начиная с тогосамого злополучного дня, когда умерСербин.

Вечер вступал вправа, и бар начал понемногу заполняться.Но все прибывающие посетители старалисьзанять места подальше — постоянныенервические наклоны Берковича со стороныочень походили на поцелуи, и собеседниковпринимали за геев. Несмотря на то, чтоценности западной демократии все глубжепроникали во все слои украинскогообщества, в Киеве до сих пор брезгливоотносились к представителям сексуальныхменьшинств. Соседний столик заняли былопарень и девушка, но Опоссум, продолжаяслушать Берковича, слащаво улыбнулсяи, незаметно для Алана, провел по егорукаву кончиками пальцев. Со стороныэто выглядело как нежное поглаживание,и парочку как ветром сдуло..

Внимательновыслушав Берковича, Айвен чуть заметнопоморщился и покачал головой.

— Вы поторопились,— вымолвил он все так же ровно и спокойно,с тенью легкой, почти отеческой укоризны.По крайней мере так показалось Берковичу.— Прежде чем организовывать устранение,следовало провести в домах квалифицированныйобыск и форсированный допрос.

— Время работалопротив нас, и я принял решение нерисковать.

На самом деле, Аланбыл в ужасе от произошедшего. Убийствосвидетеля организовали без его санкциипо распоряжению Котельникова местныебандиты, у которых в этом деле быликакие-то свои интересы, связанные смахинациями с недвижимостью и страховками.Ничего не оставалось, как ссылаться нанепреодолимые обстоятельства, надеясь,что это выглядит не слишком беспомощно.

— Как бы то ни было,вы сильно усложнили задачу. Вот что,Алан, у меня есть дела здесь, в Киеве,поэтому сейчас мы расстанемся и встретимсяв этом же баре, время я уточню. Отправимся... на местность, вы введете меня в курсдела и покажете район вероятногонахождения объекта, чтобы я могспланировать следующие шаги.

Беркович важнокивнул, намекая этим жестом, что он вкурсе всех дел и ничуть не удивлен новымидля него планами.

— Где вы остановились?— все же решился он задать начальническийвопрос

— Это не имеетзначения, — вежливо, но вполне однозначноотрезал Опоссум.

Алан обиженнозасопел. Ничего, подумал он, в Русе мыэту вольницу быстро ликвидируем. Там-тоя дам понять, кто к кому прикомандирован.

Перед тем какпопрощаться, вопреки предыдущей мыслии намерениям показать, кто здесьначальник, Беркович решил немногопольстить собеседнику.

— Вы говоритепо-русски совсем без акцента и выглядитекак настоящий русский…

— Вообще-то я и естьрусский, — ответил Опоссум, сведя на неттщательно продуманный Аланом комплимент.

Приезжий агент нестал уточнять, что его отец, выходец изпиттсбургской русской диаспоры, где сначала двадцатого века хранили традицииисторической родины, воевал во Вьетнаме.В числе прочего — распылял над джунглямипечально знаменитый «Оранж». Дефолиант,от которого четырнадцать процентовтерритории страны превратились ввыжженную пустыню, а три миллиона местныхжителей, в основном женщин, стариков идетей, погибли или стали генетическимиуродами.

Самолет отца былсбит зенитной ракетой комплекса С-75,которую направил расчет, состоящий изрусских “советников”. Катапультировавшимсялетчикам не рекомендовалось сдаватьсяв плен живьем, в случае, когда их“принимали” пострадавшие от “Оранжа”,летчиков ждала воистину ужасная смерть— разъяренные вьетнамцы были особоизощрены в пытках. Будь проклятыкосоглазые, хотя, глядя на фотографиипораженных детей, их можно было понять.Но, конечно, нельзя простить.

Позже, уже работаяна ЦРУ, Айвен Рудин — сын бесследносгинувшего отца — получил доступ ксекретным архивам, которые в 1989 годубыли переданы американцам по приказуГорбачева. К одному из отчетов советскихнаблюдателей были приложены фотографииказни пленных пилотов, среди которыхоказался и числившийся пропавшим безвести лейтенант Алексис Рудин. Казниочень долгой и страшной. Именно послеэтого Айвен превратился в безжалостногоОпоссума, которого командование ценилопрежде всего за полное пренебрежениек человеческим жизням.

Опоссум получилточные и недвусмысленные инструкцииотносительно этого нелепого мальчишки,по недоразумению именующегося"оперативником". А потому смотрелна Берковича, как на говорящую куклу -нельзя позволять возникнуть эмоциональнойсвязи с приговоренным объектом, этомешает работе.

— Меня беспокоятоставшиеся члены экипажа, — перед тем,как попрощаться, настойчиво, почтитребовательно произнес Беркович.

На сей раз Рудинчуть заметно усмехнулся.

— Не беспокойтесь,Алан! О них уже позаботились …

24. Звонок другу

Милавстает раньше меня, о чем сообщает густойкофейный аромат, который во мгновениеока поднимает из постели и влечет накухню. Окончательно просыпаюсь, лишьприложившись со всей дури к дверномукосяку. Девчонка смеется. Оказывается,пока я беззастенчиво давил на массу,она успела выскочить к близлежащемумагазинчику и приготовить завтрак.Хозяйственная девка. Ей бы повзрослетьгодков на пять… И внушить, что прежде,чем куда-то нос высунуть, надо спроситьразрешения.

Девчонка в своемвчерашнем наряде, и меня снова начинаетглодать воспоминания о той ночи. Вернее,даже не воспоминания, а мысли. Было илине было?...

Покончив с мойкойпосуды и ее вытиранием, Мила садитсянапротив меня. Явно ждет от трезвого иотдохнувшего умных мыслей, ценныхуказаний и прочих откровений. Впрочем,разочаровывать девчонку я не собираюсь.

— Значит так! -изрекаю тоном, не допускающим возражений.— Сейчас строимся на подоконнике...

Мила непонимающесмотрит.

— Шучу! — оченьсерьезным тоном произношу я. — А еслисерьезно, то слушай меня сюда…

Даю ценные указанияв стиле профессионального выживальщика.

Для начала — закупка,затарка, она же — новомодный “шоппинг”.Нам сидеть здесь не один день, поэтомузапастись нужно основательно.

Здоровенныйсарай-гипермаркет в пятнадцати минутахходьбы. Это если туда. Обратно бредемне меньше получаса. Мила вошла во вкус...Пачка денег, взятая с собой, изряднохудеет, но если верить девчонке, у настеперь есть все необходимое. В принципе,готов согласиться — минимум пару недельв осаде мы протянем. Назначения половиныпокупок вообще не понимаю, похоже, покая ставил рекорды по литрболу, в индустриипитания и вообще потребления произошлаочередная революция.

Ставлю многочисленныепакеты в коридоре.

— Разгребайся, ая до вечера исчезну. Звони если что. Еслине что, тоже звони. Цвета телефоновпомнишь?

— Ага! — отвечаетиз недр закупленного “нефорша”. — Покаприготовлю чего-нибудь…

На всякий случайбыстро экзаменую насчет сотовых и ихцветового распределения, выхожу надорогу, ловлю таксиста-частника и едуна авторынок. С двумя целями. Убитьвремя, естественно, и обзавестиськолесами. Транспорт такая штука, чтовсегда пригодится.

Долго брожу,задалбывая продавцов. Но все же нахожу,что мне надо, и через два часа становлюсьсчастливым обладателем темно-красного“Опеля-Астра”. У этой машины два огромныхпреимущества. Во-первых, Опель совершенноне бросается в глаза, и уж тем более невызывает завистливых взглядов. Не зряже по гаишной статистике — одна из самыхнеугоняемых машин. Второе преимущество— сугубо техническое. Астра, если веритьребятам из отдела боевой подготовки моей бывшей конторы, это единственнаямашина с механикой, у которой при“полицейском развороте” не выбиваетрычаг переключения передач. Хрен егознает, что нас ждет в будущем. И возможностьгонок исключать никак нельзя.

Сразу послеулаживания формальностей, которыепредставляют собой расписку “сумму вкачестве предоплаты 100% за автомобильмарка — номер кузова — регистрационныйномер получил. Владелец имярек невозражает против пользования автомобилемдо момента переоформления генеральнойдоверенности”, загоняю “немца” наполное ТО. Стопроцентной гарантии отдорожных поломок это не дает, но чувствую себя намного спокойнее…

Денежная пачкаопять худеет. Утешаюсь тем, что все этонужды первоочередные и неотложные,дальше можно будет экономить.

По дороге домой,уже на колесах, кручусь по переулкам,проверяясь на момент слежки. Если наси пасут, то скорее всего на таком уровне,что обнаружить не смогу. От радиомаячкаили жучка где-нибудь под карнизом неубережемся, но и элементарные мерыприменять стоит. Вне зависимости отлени.

Вроде бы никого.На всякий случай, все же, выезжаю загород и мотаюсь по окрестностям. Могутведь и машины менять. У серьезной конторыэто запросто. Возвращаюсь. Чтобы полностьюудостовериться в отсутствии наблюдателей,полчаса сижу в Опеле, не выходя и неопуская стекол. И снова никого и ничегоподозрительного.

Вызываю лифт, асам неторопливо поднимаюсь по лестнице.“Студентов, прогуливающих пары с пивом”или “бомжей, зашедших погреться” тоженет. Хорошо...

Запах еды слышенуже на площадке. Желудок начинаетколотиться о ребра, спеша к соблазнам.Два длинных, один короткий. Слышу быстрыешаги. Дверь открывается. Милы не видно.Умница девочка, все как говорил! Нацепочку закрылась и из прямой видимостиушла. Цепочка, конечно, случись что,выдержит недолго, но иногда и двадцатьсекунд решают многое.

— Свои!

— Свои дома сидят!— моя хозяюшка справляется с замками ираспахивает дверь.

Нет, не умница.Умницы не разгуливают по квартире водной короткой футболке перед чужиммужиком…

Обхожусь безнравоучений, проскальзывая на кухню.

— А руки?!

Бедный ВитяСербин... Я бы с таким контролем не точто пить начал, но и к “Моменту”пристрастился. Захожу в ванную, моюруки, вытираю свежеповешенным полотенцем.Хмыкаю. Времени Мила не теряет.

На кухне менясбивают с ног запахи. На холодильникегромоздится стопка кулинарных книг.Взгляд скользит по пестрым козырькам,натыкается на “100 рецептов крепкихалкогольных напитков”. Не удержавшись,снова хмыкаю. Мила обижено сопит и лезетв холодильник.

Рядом с тарелкамипоявляется запотевшая бутылка голубойтекилы.

— Вот, купила тебе,— вроде как оправдывается, — пишут, чтоот нее голова утром не болит. Даже есливыпить много... Стоит, правда, дорого.

Беру бутылку,мельком просматриваю этикетку. Возвращаюи почти без сожаления произношу:

— Обратно поставь.Я же вроде как за рулем теперь.

Чего больше вглазах у Милы, радости или удивления,разобраться не успеваю. Девчонка кидаетсяобратно к холодильнику, прячет бутылку.Пусть там и лежит. Счастливое дите,думает, что я встал на путь исправленияот вредных привычек. Не рассказыватьже, что по опыту работы в подпольномразливочном цеху от подкрашеннойгадости, которую она купила, головаболит гораздо сильнее, чем от казенки…

Впрочем, насчетбухла Мила отчасти права, я действительностановлюсь трезвенником. Принудительно,поскольку в нашем положении выживаниезависит от трезвой головы, соответственно,между стаканом и смертью дорожка самаякороткая. Выпить хочется просто зверски,но жить хочется еще больше. Мрачнобычусь, надеясь, что больное выражениефизиономии сойдет за думы о сложностяхжизни.

* * *

Три дня проходятпо стандартной схеме. Едим, спим в разныхкомнатах, бездумно таращимся в телевизор,что то и дело сбивается на местныеновости по поводу Майдана. Веселье тампошло на очередной виток. Из-за чего всябуза я, если честно, так и не понимаю.Мила пытается разъяснить, но, увидевбессмысленность, обзывает меня "застрявшимв политическом анабиозе" и машетрукой. Не до того. Утром и вечером катаюсьпроверять связь по компьютерным клубам.Хорошо, что их в Киеве много, можно неповторяться. Однако в “левый” ящиккроме вездесущего спама ничего неприходит. И ведь фильтр не поставить,так можно и полезное письмо прозевать.

В принципе, какраз в задержке ничего опасного нет. Даженаоборот. Встретились мы в субботувечером, в воскресенье Серега мог думать,прикидывать. Возможно, с кем-то встречалсянеофициально, перед тем как дать делузаконный ход. Машину госбезопасностион мог запустить только в понедельник,не раньше. А машина та — она тяжелая наподъем. Пока "входящие" исполнителямраспишут, пока те, перестраховываясьсто раз, исполнят докладные записки,даже с пометкой “срочно” как раз днятри и пройдет. И тут уж непременнопотребуют меня-хорошего на ковер...

На четвертый деньначинаю понемногу мандражировать.Настолько, что едва не сваливаюсь сновав водочное снятие стресса. Едва ли неза уши себя от холодильника с паленой"текилой" оттаскивал. Если делозатянулось, мог же Серега, гад такой,хотя бы коротко отписать, сиди, мол, мойпьющий отставной друг, тише воды нижетравы, и не отсвечивай до сигнала тризеленых свистка … Чувствуя мое состояние, Мила ходит, как пришибленная, молчитсумрачной тенью.

На исходе сороквосемь резервных часов. Теперь уверенностьв том, что, обратившись к приятелю, я понациональной традиции наступил второйраз на грабли — почти стопроцентная.

Первый раз этобыло два года назад когда я, молодой иперспективный капитан, одержимыйслужебным рвением, густо замешанном начестном патриотизме, одним махом лишилсебя должности, семьи, жилья и будущего...

В прошлой жизния не работал ни контролером, нинаклеивателем фальшака на фальшак. Даи пил разве что в выходные, как раньшев каком-то из советских кодексов писалось— "в умеренных количествах по значимомукультурному поводу". А служил вУправлении государственной охраны.УГО, а по-украински — УДО. Его часто путаютс хозрасчетной службой МВД, но мы не“коммерсанты”. Мы — наследники “девятки”КГБ, как бы это пафосно не звучало. И внаши обязанности входит, согласносоответствующему Закону Украины статьятринадцать, абзац четыре: проводитьгласные и негласные оперативныемероприятия с целью предотвращенияпокушений на должностных лиц, членов иобъекты, в отношении которых осуществляетсягосохрана, выявления и пресечения такихпосягательств… Именно там, где проводят“негласные мероприятия”, я и служил -в глухо засекреченном оперативно-следственномотделе.

На шестом годуслужбы я возглавлял отдельную группуиз девяти опытных сыскарей, собранныхпо регионам в основном из отделов поборьбе с организованной преступностью.Тогда как раз бушевала затянувшаясямода на все американское, поэтому группуназвали "Отделение перспективныхисследований». В разговорах же внутриконторы все, не исключая и высокое, частоменяющееся начальство, называли нас,как у братьев Стругацких “группойсвободного поиска”.

Правда мы малопоходили на толерастических геройцевиз гламурной фильмы Феди Бондарчука.Хмурые мужики с мордами успешныхуголовных авторитетов и опытом резидентовразведки, занимались (снова см. статьятринадцать, но уже абзац три) «обнаружениеми предотвращением заговоров и покушений,направленных против охраняемых лиц».

Работы “по профилю”,правда, было совсем немного. Точнее небыло вовсе. К «самоубийствам» министров,которыми сопровождалась каждая сменавласти, следственное управлениеГенеральной прокуратуры не подпускалонас на пушечный выстрел: правящаяверхушка предпочитала сводить счеты вузком кругу. Подозрительные инфаркты,странные автокатастрофы и случайныевыстрелы на охоте тоже нас не касались.Ну а потенциальная целевая группа -фанатики, психи, террористическиегруппировки и профессиональные киллеры,по специфике Украины, не были озабоченыпокушениями на слуг народа, им хваталоработы и в большом бизнесе.

В общем, за всевремя существования службы не былозарегистрировано ни одной подготовкик покушению, поэтому нашему отделутолько и оставалось, что «ходить туда,не знаю куда, искать то, не знаю что». Тоесть шерстить экстремистские группировкида, пользуясь своими почти неограниченнымиполномочиями, проводить оперативныеразработки преступных организаций напредмет подготовки покушений и терактов.Ну и еще, время от времени, отлавливать по ходу дела упырей без погон и оборотнейв погонах, и сдавать материалы вдружественные ведомства. По бартеру.Им раскрытие — нам коньяк.

Жизнь била ключом.Премии — официальные и в конверте,радовали карман. Я рвался на должностьзамначальника отдела, видел во снемайорские погоны и рыл землю, будтоматерый кабан. Срок выслуги-то ужеподходил...

Тогда и стартовалацепь событий, приведшая в Русу.

В один совсем непрекрасный день, разбираясь с ежемесячныманализом региональных сводок по линииМВД, я наткнулся на интересные сведения.

В одном из богомзабытых районов Галичины, славным развечто массовым экспортом гастарбайтеровв Западную Европу и кадрового резервамассовок вечно бурлящего, словнодеревенский сортир с дрожжами, Майдана,вдруг активизировалась чеченскаядиаспора. Да так рьяно, что аж завидно.

Если верить отчету,не верить которому поводов не было, тос полгода назад все торговые точки илесозаготовительные фирмочки, с которыхсуществовал этот край, перешли подконтроль всяческих Бидонов Отстоевыхи Камазов Отходовых. Ознакомительнаяпоездка подтвердила сухие строки отчета.Разнообразнейшие “лица кавказскойнациональности” чувствовали себяхозяевами жизни и района. Ходили, непряча оружия, вернее, выставляя напоказ.По “древнему и красивому” обычаюпервобытных людей ловили на улицахдевчонок. Для оказания сексуальныхуслуг, так сказать... Ко всем прочимрадостям уголовной философии детейгор, в районе тут же зафиксироваливсплеск наркомании.

В конце концов,после нескольких запросов, не обошедшихсябез легкой драки и перепрыгивания черезголову командования, мне на стол леглатощая папка ОРД. Оперативно-розыскноедело открывалось заявлением отцапятнадцатилетней девочки, изнасилованнойто ли пятью, то ли шестью “носорогами”.Отец — артиллерист, подполковник запаса,после увольнения вернувшийся в роднойгородок, человеком оказался неглупым.Заявление подавал не дома, а в Киеве. Ине в “долгий ящик”, висящий в бюропропусков на улице профессора Богомольца,а прямо в экспедицию на Владимирской33.

Ветеран был штабнойи законы знал. Менты покривились, нозаявление вынужденно приняли. И дажеизобразили видимость отработки. Но натом дело и закончилось.

Получив официальныйпредлог, я решил отработать заяву силамисвоих волкодавов. Но после звонка вуправление, с целью выяснения окончательнойсудьбы заявления, обнаружились интересныеподробности. Подполковник его забрал,сам же вместе со всей семьей поспешноуехал в Россию. Само собой, что прокуратураотказала в возбуждении уголовного дела“за отсутствием состава преступления”,баба с возу — кобыла в курсе дела.

Запугали артиллеристанехило, так что супостатов нужно былоучить. И проучить. Дело казалось простыми быстрым. Мы-то, в отличие от крепкоповязанных с криминалом ментов, моглиподготовить материалы и дать им ход посвоей линии. После чего в дело вступалцентральный аппарат СБУ, прикрываемый,как правило, ребятами из столичного“Беркута”. Соответственно, вырисовывалсяотличный повод потренировать личныйсостав. Да и продемонстрировать, какиемы полезные и умные — никогда не лишне.

Основной источниктворящихся пакостей обнаружили сразу.Носороги дислоцировались (не проживали,а именно дислоцировались) на территориирасформированной еще в девяностыечасти. Территорию эту не так давновыкупила фирма, реальные хозяева которойтерялись в цепочке подставных “бабочек”.Пришлось поработать наружкой.

Трое суток скрытогонаблюдения показали, что за колючкойукрыт не склад левого барахла илиподпольный ликеро-водочный цех (приветтебе, славный поселок Руса!), а действующаябаза по подготовке боевиков. Притом нетолько горных, но и наших, местных.Компания там подобралась знатная ипретендующая на своеобразный интернационал.Недобитки из УНСО. “Белый Легион” избратской Белоруссии. Даже несколькопридурков из российского “СлавянскогоСоюза” водилось в том зоопарке…

Для надежности был взят “язык”. Вдумчиво и с расстановкойснятые показания записали на видео.“Гость” признался, что попал на землюУкраины через Грузию. Туда же и направлялисьочередные “выпускники”. И явно не длятого, чтобы пасти баранов на границеЧечни и Осетии …

Вертя в мысляхдырку для ордена и, опять же, мысленнопримеряя майорские погоны, я помчалсяв Киев. Сдал захваченного боевика вСБУ-шный изолятор, и поспешил кнепосредственному начальству, на бегупричесав дело и зарегистрировав вканцелярии видеокассету допроса. Нуда, видеокассету.

Украинская Фемидав лице Уголовно-процессуального кодекса,его дополнений и пояснительных писемВерховного Суда запись на цифровыхносителях в качестве доказательств непризнает. Чтобы ее использовать, требуетсялибо предварительно одобренное судомпрослушивание с опечатанной аппаратурой,либо особая экспертиза стоимостью вавтомобиль и записью в очередь на двагода вперед. Потому, если обратиливнимание, все крутые опера и опытныеадвокаты непременно с собой таскаютустаревшие пленочные диктофоны. Былаи у нас для этих целей боевая старушка“Sony” формата Video 8. Которая и легла настол заместителю начальника управления,полковнику, недавно переведенному кнам из центрального аппарата МВД.

Через неделю,обозлившись от ожидания и сделав хотязакономерный, но ошибочный вывод, чтоменя решили оттереть, дабы самоличнополучить причитавшиеся плюшки, япрорвался в кабинет, разогнав пинкамистаю секретарш и адъютантов.

И стали всплыватьподробности происходящего. Вонючиетакие, гнилые подробности…

Оказалось, чтодела как такового нет. Кассета, как“признания, сделанные под давлением”уничтожена “ради моего же блага”. Анезаконно задержанный мирный гражданинЙемена, пребывающий на Украине совершеннолегально, с извинениями отпущен насвободу. Во избежание, так сказать,дипломатического скандала и международныхобвинений Украины в недостаточнойдемократичности.

Как выяснилось,орать на замначальника управы прямо унего в кабинете очень глупо. И даже еслиты уверен на все сто, что полкану заткнулипасть толстой пачкой денег оборзевшиевайнахи, не следует это высказывать вприсутствии подчиненных. Еще большейглупостью оказалась угроза подать вгенпрокуратуру заявление о коррупции.И полным идиотизмом стало приведениеэтой угрозы в исполнение. Я-то наивнодумал, что подготовка бандитов не можетбыть санкционирована с самых верхов.Оказалось — может.

Нет, меня нерасстреляли из пяти автоматов, каклегендарного комиссара Катани, и дажене “исчезли усекновением головы”, какскандального журналиста Гонгадзе.Поступили гораздо изящнее. Генеральнаяпрокуратура строго по закону отфутболилазаявление о совершенном преступлениив мою контору “для проведения оперативнойпроверки”. А дальше материал развалилсяв три дня за “неподтвержденностьюизложенных фактов”.

Меня, опять жестрого по закону, временно отстранилиот должности на время проверки. Правда,по ее завершении забыли восстановить.Вскоре в коридорах от меня шарахались,как от чумного. А через месяц, когдаВерховная наша Рада с целью “болееэффективного использования бюджетныхсредств, оптимизации структурыправоохранительных органов и улучшениядеятельности государственной охраны”сократила на треть наш отдел, меня вывелиза штат.

Просидев парумесяцев на одном лишь окладе “за звание”,без должностных и ведомственных добавок,да и без ставшего привычным конверта, я психанул и написал рапорт. Особо небеспокоился, спецы из нашей конторынарасхват у коммерсантов. Однако, какбыстро выяснилось, спрос на меня как наузкопрофильного специалиста в Украинеравен нулю.

Такого просто немогло быть, однако ж — получилось. Конечно,не существовало никаких "черныхсписков", куда меня включили бы. Но…Любая контора, которая могла меня взятьили собиралась взять на службу, быстроузнавала, что делать этого категорическине стоит, поскольку я нацист, садист,людоед, казнокрад и вообще врагпрогрессивного человечества. Срекомендациями, которые исходили изсамых верхов, спорить никому не хотелось.Оставалось уйти в откровенный криминал,но я бы скорее удавился. Есть понятия,через которые не переступают, что бы неслучилось.

Когда жизнь начинаетрушиться уже не по кирпичику, а целымистенами и этажами, достаточно датьпервую слабину. Дальше само пойдет. Яне удержался, слишком привык, что замной всегда сильная государева рука.Рюмка, другая… Сначала просто, чтобыснять напряжение, потом, чтобы уснуть.После уже просто так, чтобы не смотретьна поганый мир трезвым взглядом. Невспоминать, что потерял и не задаватьсяодним и тем же вопросом — может, все-такиследовало поступить по-другому?..

И все окончательнопокатилось под окос.

От воспоминанийпро первые грабли отвлекает Мила. Несеткакую-то ерунду насчет того, что "нувот, еще немного, и все наконец закончится,наверху разберутся, может медаль дадут…". Никак не могу понять, что на неенашло и чего она вдруг меня утешает. Азатем понимаю, что не меня — себя онауспокаивает. И тут девочку наконецпрорывает.

Все, что копилосьу нее на душе за минувшие дни, выплескиваетсяразом на мою, пусть уже не такую больную,но и не очень здоровую голову. Это неистерика и не рыдания, скорее тихое-тихоеподвывание с безумной тоской иобреченностью в глазах. В таком состояниии за окно шагают, и бельевую веревкунамыливают…

Не знаю, что делать…всякое в моей жизни случалось, а такоговот — никогда не бывало. В конце концовпросто обнимаю ее и долго глажу поголове, как котенка, пока слезы пропитываютфутболку у меня на груди. Наконец Милазасыпает, сразу и накрепко. Тихонько,осторожно укрываю ее пледом.

Мне пора.

Честно дождавшисьистечения сорок восьмого часа, еду наПетровку. Там расположена куча маркетов,книжный и вещевой рынок, а потому всегдаогромное количество людей. У входа-выходаметро, как и положено батарея таксофонов.

— Доброе утро! -набрав номер и услышав “алло” произношу,стараясь говорить не своим голосом. САленой мы знакомы давно, может меняузнать. — Будьте добры, Сергея позовите…

— А вы кто? — далекийженский голос с трудом пробиваетсясквозь сдавленный усталый плач. Да чтож такое, как сговорились эти бабы. Толькочерез пару мгновений до меня все доходит.

Твою ж мать...

— Вы разве незнаете? — Алена, не дожидаясь ответа,бросается в рассказ, будто многократноеего повторение может принести облегчение.— Сережа погиб. Он в воскресенье на работедо ночи был. А в понедельник взял отгули поехал с ребятами в Новоукраинку, наподводную охоту. Пропал, так и не нашли.Там же ямы кругом. Ил, протоки... Мыпоминаем сегодня. Если вы его друг -приезжайте. Тут все собрались…

Неуклюже уточняюадрес, обещаю быть “минут через сорок”.Промахиваюсь трубкой мимо рычага,попадаю лишь со второго раза. Бредусквозь столичную толпу, не разбираядороги и сталкиваясь с матерящимисяпрохожими. Чувствую, как за мной крадется,неслышно переставляя лапы, здоровенный,размером с маршрутку, зверь.

Полный Песец.

25.Эльдорадо

Самолет VIP-класса снизился до полутора тысячметров и двинулся по широкомупрямоугольнику, ожидая, когда освободятвзлетно-посадочную полосу. Виктор Морганоткинулся на мягкую бежевую спинкукресла и прикрыл глаза тяжелыми веками.

С высоты птичьегополета три авианосца, дрейфующиенеподалеку от плавучей базы «Эльдорадо»,смотрелись акулами рядом с кашалотом,а корабли сопровождения авианоснойударной группы казались и вовсе мелкойсалакой. Единственный пассажир чартерного"Гольфстрима", не отрываясь, гляделв иллюминатор на плавбазу и вспоминалвсе, что ему было известно об этомудивительном творении человеческихрук.

Это был даже некорабль, а искусственный остров, которыйне имел собственного двигателя ипередвигался с помощью четырех специальнопредназначенных для этого буксиров.Его двухкилометровое «тело», сверхупохожее на гигантскую сколопендру,состояло из отдельных секций, имеющихнадводную и подводную части, соединенныхмежду собой колоннами.

Такая конструкцияпозволяла почти полностью компенсироватьволновые колебания даже при сильномшторме. Поэтому плавбаза принималасамолеты практически в любую непогодуи, к тому же, оказалась избавлена оттрадиционного риска обычных судов -возможности переломиться на особокрутой и высокой волне.

«Эльдорадо» сошлас самой крупной верфи Восточногопобережья в Норфолке и была первой изшести подобных баз, заказанных Пентагоном. Две последующих — “Атлантида” и“Валгалла” — предназначались дляАтлантического, а три проекта третьейочереди — “Шамбала”, “Авалон” и “Эдем”— для Тихоокеанского флота. В течениедесяти лет по расчетам стратегов этиплавучие острова, названные в честьмифических земель, должны были усилитьвоенное присутствие США «до полногодоминирования в регионе».

Размещенные внейтральных водах, они, в отличие отавианосцев, могли обеспечивать взлетне только самолетов палубной авиации,но и больших транспортных бортов. Военныегруппировки, опирающиеся на этиуниверсальные океанские аэродромы,более не зависели от того, предоставятли им союзники лагеря для дислокации иаэродромы подскока. Плавбазы позволяливоплотить в жизнь мечту американскихстратегов, оформленную еще в 80-х годах— возможность за считанные часы превратитьв поле боя любую точку мира.

Увы, на фонеразвернутого "менялами" сокращениявоенного бюджета судьба остальных базоказалась весьма туманной. В свое время"оружейники" успели протолкнутьпроект, пока у власти был их президент.Теперь новые хозяева Белого Доманамеревались вывести из состава флотадаже несколько авианосцев. Так чтоморские титаны рисковали закончитьсяна первом и последнем представителесвоего класса.

Бортовой ядерныйреактор, питающий всю конструкцию,обеспечивает временную энергетическуюавтономность до пяти лет. Общая площадьпалубных и трюмных хранилищ составляет250 000 квадратных метров. Суммарная емкостьбортовых танков 40 000 метрических тоннгорючего — что по масштабом сопоставимос размером армейского нефтехранилища.Палубные ангары вмещают 250 самолетов ивертолетов, а жилые отсеки дают возможностьразмещать на борту экспедиционнуюбригаду морской пехоты, в состав которойвходят около 3700 солдат, 58 танков «Абрамс»,80 боевых разведывательных машин «Бредли»,а кроме того, тактические ракетныекомплексы и средства противовоздушнойобороны.

Плавбаза с постояннымсоставом, размещенные на ней морпехи иавиакрылья, а также ударная авианоснаягруппа подчинены единому оперативномукомандованию, которое, кроме всегопрочего, имеет в своем распоряжениинесколько сот крылатых ракет «Томагавк»,оснащенных системами высокоточногонаведения. Такие ракеты могут нестиядерную боеголовку мощностью допятидесяти килотонн. Пассажир такжезнал, что в дополнение к традиционномувооружению арсенал плавучей базысодержит под надежнейшей охранойдвенадцать боеголовок W-80 мощностью200 килотонн…

В голове у советникавдруг всплыли бессмертные строчки:

У сумрачных скалон тень повстречал:

"О тень, всемнадеждам преграда,

Поведай ты мне,в какой стороне

Смогу я найтиЭльдорадо?"

Ищи за несметнымсонмом планет.

Ни в чем я тебене преграда.

Спускайся скорейв долину теней,

И там ты найдешьЭльдорадо!34

Отгоняя странныемысли, в салон вошла стюардесса и,расплываясь в улыбке, сообщила, что имнаконец-то дали добро на посадку, но таккак самолет приземляется над водой,необходимо соблюсти обязательные мерыбезопасности. Не дожидаясь согласиясановного пассажира, она приняласьхлопотать вокруг, пристегивая его кмягкому кожаному креслу.

«Хороша, — оглядевдевушку с макушки до каблучков и вдыхаяаромат духов, подумал советник. — Наобратном пути посмотрим, кто кого будетпристегивать, а кто кого расстегивать.Это не Вашингтон, где опасно даже“Плейбой” смотреть ....

Посадки и взлетына плавбазе проходили с частотой ирегулярностью крупного гражданскогоаэропорта. На палубе постоянно ощущаласьнехватка свободного места, поэтомусразу же после приземления самолетотбуксировали к лифту и опустили на дваяруса вниз.

После того, какраздвинулись решетчатые ворота,приземистый электротягач, питавшийсяот шины, проложенной по середине коридора,оттранспортировал самолет в закрытыйотсек, по размерам не уступавший обычномуаэродромному ангару. Командир воздушногосудна получил разрешение открыть люктолько после того, как техническийперсонал покинул помещение, а вход внего закрыли раздвижные ворота.

Советника встречалу трапа сам здешний царь и бог — командующийоперативной группой, двухметровыйгенерал в рубашке с короткими рукавамии форменной пилотке. Командующийстарательно подражал своему кумиру -Дугласу Макартуру, поэтому стоял, сжимаяв зубах незажженую кукурузную трубкуи картинно сверкал зеркальнымисолнцезащитными очками «Поляроид»,которые носил, несмотря на искусственноеосвещение в отсеках.

Невысокий советникпочти утонул в волосатых лапищах старогоприятеля, а наблюдавший за встречейтехник-сержант, ухмыльнувшись, подумал,что эта встреча напоминает объятияорангутанга с пингвином.

— Мэтью, тебя нужноснимать для вербовочных плакатов, тогдачисло желающих пойти на службу увеличитсяраза в три, — умилился советник.

— А что, Виктор, встране снова, как во времена Вьетнамскойвойны, не хватает добровольцев? — отозвалсякомандующий.

— Пока что такойпроблемы нет, но кто знает, что будетдальше? В следующий раз я прихвачу ссобой съемочную группу из «Парамаунт»и двух-трех старлеток, сделаем рекламныйролик за счет бюджета Министерстваобороны!

— Со старлеткамии здесь нет проблем, дружище, — в голосегенерала проявились нотки мужскойхвастливости, сдобренные щепоткойскабрезности. — У меня в подчиненииполевой госпиталь, причем кандидатурысестер и врачей женского пола утверждаюя лично. Так что сам понимаешь... Кстати,если захочется экзотики, как в старыедобрые времена, то не забывай, что мынаходимся в центре Оманского залива.Мне стоит лишь бровью пошевелить, какв Дубай вылетит на «специальную операцию»дежурный вертолет.

Советник в ответтяжело вздохнул с видом неподдельнойскорби. Печаль была вполне искренней,Морган не чуждался экзотическихразвлечений.

— К сожалению,Мэтью, я прибыл по другим делам. Извини,что не предупредил заранее, дело серьезноеи не требует отлагательств. Есть разговор.

— Нет проблем,дружище! Только вначале давай-ка спустимсяко мне в нору, на ленч.

Генерал поднес кгубам переговорное устройство, отдалнесколько коротких распоряжений,касающихся заправки «Гольфстрима» и,положив руку на плечо старого приятеля,зашагал с ним в обнимку по направлениюк служебному лифту.

«Нора» командующегорасполагалась ниже уровня моря, в одномиз поплавков, поддерживающих титаническуюконструкцию. Подводный офис состоял изприемной, кабинета и столовой, выполнявшейпо совместительству роль конференц-зала.

В зале, где уже былнакрыт «скромный ленч» (по самымосторожным прикидкам советникапрезидента, обошедшийся налогоплательщикамне меньше чем в тысячу долларов), частьвнешней стены была сделана из сверхпрочногостекла, так что, сидящие за столом моглинаблюдать за плавающими рыбами, что Этоделало помещение точь-в-точь похожимна ретрофутуристические декорации изфильмов про Джеймса Бонда. Помощникустало несколько неуютно от осознаниятого, что над их головами плещутсямиллионы тонн океанской воды, но чтобыне обидеть хозяина, он не подал и виду...

Дополняла картинугордо продемонстрированная хозяиномспальня-будуар в стиле ЛюдовикаЧетырнадцатого, с огромной кроватьюпод балдахином. Надо полагать, именноздесь проходил собеседование женскийперсонал «Эльдорадо».

Свежевыловленныхлобстеров подавал стюард — афроамериканецс нашивками сержанта ВМФ.

— Что вообщепроисходит, Виктор? — перешел к делугенерал, при помощи специальных клещейловко расправляясь с огромным морскимраком, которого, по его заверению, поймалилишь час назад. — Боевая готовностьштабов повышена, увольнения сокращены,офицеры по воспитательной работе, авместе с ними агенты МВБ, черт бы ихпобрал, в третий раз под микроскопомпросматривают личные дела, выявляянеблагонадежных и выходцев со СреднегоВостока. Вы что там, все-таки задумалидолбануть Иран?

— В мире неспокойно,приятель, — отвечал, косясь на стены,советник, одновременно смакуя шампанское«Дом Периньон». — Есть информация оготовящихся терактах.

— «Талибан»,«Хезболла»? ООП? — ухмыльнулся генерал.— Эти байки ты своим приятелям из ЦРУрассказывай, только не мне. Может, ещепро Бен Ладена вспомним?

Командующийотрицательно покачал головой и сделалкруговой жест указательным пальцем,показывая на потолок. Советник понимающекивнул и перевел разговор на воспоминанияо последней войне в Ираке, во времякоторой, собственно, и познакомилисьмолодой полковник и скромный клерк изсенатской комиссии.

Не сговариваясь,они поспешили закончить «короткий»перекус и, к облегчению Моргана, поднялисьна скоростном лифте, который мог быявляться предметом законной гордостилюбого фешенебельного отеля. Здесь, наодной из общедоступных палуб, конечно,их разговор тоже могли прослушать. Ноэто было бы куда сложнее — слишком многомест, где могли уединиться для беседыстарые компаньоны.

— Ты почти прав,Мэтью, — советник без предисловийпродолжил прерванный разговор. — Делотут не в наших пугалах для СМИ. Ребятамв ЦРУ удалось узнать, что некие … некаятеррористическая группа исламистовготовит теракт, по сравнению с которымсобытия одиннадцатого сентября могутпоказаться разбитым из рогатки окном.Только, к счастью, на сей раз он направленне на нас, а на Россию, Украину и Беларусь.В подробности пока посвящать тебя немогу, скажу лишь одно. Принято решениезакрыть полученную информацию отрусских, дождаться результатов ипоставить чистоплюя, который окопалсяв Овальном кабинете, перед необходимостьюрешительных действий.

— Значит, Россия?— негромко уточнил генерал, раскуриваятрубку. Новость он принял в точномсоответствии с положением — со сдержаннымспокойствием.

— Совершенно верно.Теракт будет иметь такие масштабы, чтоРоссия на время окажется полностьюдеморализованной.

Генерал понимающекивнул. Темные очки скрывали глаза и недавали собеседнику понять, что он приэтом думает.

— Когда?

— Совсем скоро, -сказал советник. После некоторой паузыи едва заметного колебания он добавил.— Через неделю-другую.

— Теперь понятно— вымолвил генерал, пуская длинную струюдыма. — Стало быть, если это произойдет,мы займемся, наконец, «активныммиротворчеством», или, как сами русскиеговорят, “принуждением к миру”?

Морган ухмыльнулся.

— База террористовнаходится в Курдистане. Отсюда две споловиной тысячи километров. Скореевсего, ты получишь приказ на проведениемасштабной антитеррористическойоперации…

— Вот это другоедело, дружище! Лучшая новость за последниенесколько лет. Слушай, если ты не спешишь,то вечером я прикажу дать спектакльнашему гарнизонному варьете. Сампонимаешь, та, в которую ткнешь пальцем— твоя до утра…

— Это, к сожалениюне все, Мэтью, — наступала самая неприятнаяи скользкая часть разговора, поэтомуМорган мысленно выдохнул и мысленно жеперекрестился. — В деле есть один нюанс. Результатом рейда должно быть классическоеSNAFU35

— Нужен громкийпровал? — ворчливо уточнил Метью. — Втаком случае я отправлю не своих ребят,базирующихся на базе, а морпехов изТикрита.

— Да хоть ротупочетного караула, лишь бы были потери!Сразу же после доклада о том, что рейдзакончился неудачей, ты дашь командуна пуск «Томагавка» с тактическимядерным зарядом. Риск удачной операции,конечно, имеется, но это твои проблемы...

На самом делеМорган ни капли не рисковал. Ему былоизвестно, что база курдских террористовбыл защищена двумя русскими зенитнымикомплексами, способными отбить и болеесерьезное нападение. Об этом он зналсовершенно точно, так как личноконтролировал их поставку Джамалю.

Генерал помолчал,с видом задумчивой рассеянности попыхиваятрубкой. Теперь он действительно былпочти неотличим от "НеукротимогоДуга".

— Понимаю. Послетакого удара наш Плаксивый Ковбойпотеряет контроль над ситуацией и подаств отставку, либо будет подвергнутимпичменту … Стало быть, хотите, чтобыу меня были руки по локоть в крови? -спросил в пустоту генерал, глядя мимособеседника. — А знаешь ... есть вариантпопроще. Ты, Виктор, прибудешь сюданезадолго до событий и лично, от именипрезидента отдаешь мне распоряжение.Таким образом не нужно будет морочить голову и подставлять мою задницу.

— В этом не будетнеобходимости, Мэтью. Я, как советник, могу отдавать распоряжения от имениПрезидента на именном бланке. Если …точнее, после того, как я это сделаю, утебя будет приказ самого Верховного.

— А если вы, по своиммасонским привычкам, «под давлениемобщественности» отдадите меня под суд?

Помощник хмыкнули посмотрел на генерала снизу вверх. Вего взгляде сквозило уважение пополамс угрозой.

— Если согласишься,и все получится, ты станешь вице-президентоми членом совета директоров “Калибертон”.В этом тебе предоставят любые гарантии,вплоть до подписанного контракта,вступающего в силу при определенныхусловиях.

— А если я откажусь?

— Через час послемоего возвращения в Вашингтон будетподписан приказ о твоем переводе в одиниз штабов. Ты переедешь в Пентагон, гдеу тебя под началом окажется кабинетразмером восемь на десять футов и стараячернокожая секретарша. А каждому третьемувстречному в коридоре ты, бригадныйгенерал, будешь отдавать честь и говорить«сэр».

— Это если я неподниму шум… публичный, с помощью своихзнакомых и прессы, — усмехнулся генерал,но в его словах не слышалось искреннейзлости. Скорее спортивный интерес. Покаполитик и военный не столько обменивалисьугрозами, сколько прощупывали возможнуювыгоду и собственную страховку на случайнедобросовестности "партнера".Поэтому помощник сделал вид, что неуслышал, и продолжил речь.

— Если согласишьсяи исполнишь то что требуется, но ситуациявыйдет из-под контроля, дело до суда недойдет. Ты исчезнешь. Федеральнаяпрограмма защиты свидетелей, паспортлюбой страны и тридцать миллионовнеотслеживаемым трансфертом на указанномтобой счету.

— Слушай менявнимательно, дружище, — генерал докурилтрубку и мощным щелчком отправил ее заборт. В этом простом жесте отразиласьвся буря эмоций, что обуревала внешненевозмутимого командующего плавбазой.— Ты со своими нынешними шефами, наверное,решил, что мы, армейцы, совсем тупые?Твои гнилые ФБРовцы, с их «программамизащиты свидетелей», которых убивают,как кроликов в загоне, мне нужны, какрыбке зонтик. За три дня до началаоперации на номерном счету в Белизе,который я укажу, должно лежать стомиллионов — и только попробуйтезаблокировать счет или отследить моиденьги! Одновременно с приказом наприменение ядерного оружия у меня наруках должен находиться оригиналпомилования, подписанный личноПрезидентом, с открытой датой. Иначе яи пальцем не пошевельну.

Советник сморщился,словно его заставили раскусить недозрелыйлайм. Требования генерала проходили посамой верхней планке, но все же оставалисьв пределах разумного. И, что немаловажно,выполнимого. Однако Морган не могединолично гарантировать удовлетворениестоль высоких запросов, требовалосьхотя бы формальное одобрение коллег.

— Дай команду своим,чтобы готовили мой самолет к вылету.Ответ получишь через день-два.

Дежурный офицернаблюдал с верхнего яруса палубнойнадстройки за тем, как его шеф и какая-тобольшая шишка из правительства прощаются.Далеко не так тепло, как встретились,но все же вполне дружелюбно. «Босс опятьпо бабам рванет в Дубай или Фуджейру»— беззлобно подумал дежурный. Сексуальнаяненасытность командующего, о которой,несмотря на новомодные веяния относительно"харрасмента" ходили легенды, былапредметом особой гордости всего личногосостава подчиненной ему группировки.

26.Спасение утопающих

Изпрострации меня выводит писк сигналовточного времени, что доносится от ларька,торгующего музыкальными дисками.«Радио-Маяк», ежечасный пятиминутныйблок новостей. Три часа дня. Оказывается,двигаясь как робот, я свернул сторонукнижного рынка и теперь плетусь вдольбесчисленных раскладок, среди негустойпо буднему дню и рабочему времени толпы.Бейсболку я оставил в машине, и тяжелоеавгустовское солнце нещадно жаритмакушку, давит на психику. Точнее на теошметки, что от нее остались.

Соображается всееще туговато, но понемногу наступаетхоть какое-то просветление. Которое,впрочем, приносит новые страхи — теперьв каждом встречном мерещатся враги. Ктоже за мной следит? Не "следят ли",а именно "кто следит?". Вот те двастудента, что стоят у большого лотка скомпьютерной литературой и вертятголовами по сторонам? Или устроившийсяв тени забора хлопец-инвалид, которыйпри виде любого мужчины бормочет, вродекак себе под нос: «Порнушка, порнушка…»?А может меня пасет вон та библиотечноговида девица в очках, которая бросилаиз-за своих диоптрий вполне кокетливыйвзгляд? Нет, это, скорее всего, быдловатыйлавочник в остроносых туфлях. Однойрукой крутит на пальце брелок сигнализациис эмблемой "БМВ" и автомобильнымиключами, в другой держит стопку дисков,наиновейшие пиратские "экранки".Проходя мимо, он окидывает меня такимвзглядом, будто я ему минимум штукубаксов должен. Да ну, глупость какая.Если бы зацепили у телефонов, то там быи взяли. А паранойя имеет простоеобъяснение — хочется выпить, как никогда.Черт возьми, какой уже день я трезвенникпоневоле? Узник абстиненции...

Как говорится,нахер-мазох. Зайду куда-нибудь, соточкужахну. Успокоиться надо и мозги прочистить.А то ведь все, аллес. Край, капут. Уходитьогородами и к Котовскому. Во ртуразливается знакомый привкус похмельнойжелчи. Выпить! Ухнуть сто грамм обжигающехолодной водки, а там видно будет...

Позже я понял, чтоот неминуемого запоя меня тогда спаслапростая случайность. Сверни я от метроне направо, а налево, то неминуемо попалбы на вещевой базар, напротив которогов зоне прямой видимости располагалосьс десяток разнокалиберных наливаек-ганделыков.Я бы непременно зашел в первый попавшийсябар, чтобы «немного успокоить нервы»,при этом утешая себя заведомо лживоймыслью, что сто грамм мне — как слонудробинка. Но даже тому самому слону былопонятно, что стоит опрокинуть первыйстопарь — и мое ближайшее будущее (покрайней мере, на пятнадцать сутоквперед), можно предсказать с точностьюдо камеры предварительного заключенияближайшего райотдела.

А так, не обнаруживв пределах досягаемости вожделеннойподпитки, сидящий во мне алкоголик снедовольным ворчанием прячется где-тов глубине, уступая место оперативнику.Справившись с первым, самым опаснымпозывом, облегченно вздыхаю. Еще раз,но уже без паники оглядываюсь и медленнобреду вдоль книжных раскладок, машинальноразглядываю обложки продающихся книги осмысливаю ситуацию.

Полный Песец помалуотстает, но его ехидное дыхание ещеощущается за спиной.

Рассуждения моипрозрачны, как слеза ребенка. Чтобысвязать гибель Сереги с переданной емуинформацией, не нужно быть аналитикомс Уолл-Стрит. Сегодня — пятница. В минувшуюсубботу вечером Бондаренко узнал отменя об откровениях Сербина, витинойсмерти и охоте на Милу. В понедельник,вероятно, так и не появившись на работе,он взял отгул и уехал нырять под Киев...

Пытаюсь восстановитьход событий. В воскресенье офицерантитеррора имеет неофициальную беседус кем-то из своего начальства. В тот жедень сведения доходят до уровня принятиярешений, и скорее всего ему предлагаютпродолжить работу дальше, в неофициальномключе. Дальше чуть сложнее, однако тожепонятно. Информация проходит молниеносно,потому что Сергея убирают буквально втечение суток. Устранить человекабыстро и чисто вообще непросто, темболее если это офицер такой службы. Такчто решение принималось… даже не могусообразить, какие это высоты.

Причем его убилисразу же, без допроса. Иначе уже впонедельник в мой ящик упало бы письмос указанием места и времени встречи.Любой профи понимает, что при граничномвремени выхода на связь лучше не тянуть,заставляя абонента нервничать. А тамменя бы взяли под белы рученьки и, уточнивгде найти Милу, отправили на корм рыбамвслед за другом Серегой. Вариант, чтокапитан на допросе утаил источникинформации не рассматриваю дажетеоретически. При современной техникеактивных дознаний стойких молчунов небывает. Есть лишь неопытные следователиили просроченная химия.

И вот это удивляетбольше всего — почему меня не принялисразу?

Ответ только один— стало быть, ни я, ни Мила им не нужныизначально. Опять же — почему? Да потомучто за то время, пока я сидел и ждал уморя погоды, место, указанное Сербиным,скорее всего проверили, и бомбу изъяли.Или изымут в ближайшие дни. А безядрен-батона мы с Милой всего лишьпараноики с богатым воображением, никомуне опасные и совершенно безвредные.

Стоп! Тут нестыковочка,гражданин прокурор. Я же и не называлСереге точного места. И убрал его изпереписанной сербинской фонограммы.“На аэродроме” — это все равно чтосказать “где-то в окрестностях Русы”.На территории по краю множество рощ,огромное число оврагов и ям, вырытыхпри постройке защитных сооружений. Самисооружения — капониры, полузаглубленныеи подземные бункеры. Помимо этого — кучаобособленных строений, в массе своейзаброшеных. Земля нашпигована кабелями,всякими мусорными ямами с металлом. Надбомбой — надежный экран из свинцовыхаккумуляторов плюс постчернобыльскийточечный фон, что без знания места делаетпоиск с помощью металлоискателя идозиметра совершенно бессмысленным.

Неужели невозникло у этих товарищей ни малейшегожелания пройти по цепочке и выяснитьточные координаты, где спрятана неучтенка?Или они про место знали и без Сереги?Или же там все пошло наперекосяк, иБондаренко погиб, не рассказав всего,что он знал и не наведя на мой след? Вотэто больше похоже на правду, вполнемогли накосячить. Можно даже предположить,что Серега похищен или сбежал. Однако,поминки … Значит, попал под удар, новсего про нас рассказать не успел илине смог.

В моей ситуациинужно предполагать худшее. Следовательно,нужно исходить из того, что наши именастали известны неким врагам — раз, чтонас активно ищут — два, и это не доморощенныерусинские компрадоры, а западные иликакие-то другие спецслужбы — три.

По результатаманализа выводы, мягко говоря, не радужные.Все мои наивные планы, рассчитанные начуть ли не открытый канал в правительство,с грохотом и треском ломаются. Точнее,лупят с размаху по лбу черенком любимыхграблей.

Ищут? Естественно!Найдут? Вопрос времени. Если тут же неисчезну из города, а идеально и из страны.Тоскливо. Даже не тоскливо, а как-тоочень паскудно на душе. Снова захотелосьпро все забыть. Плюнуть и растереть.

Умом понимаю, чтоэто естественная реакция психики,которая к тому же раскачана отсутствиемпривычного допинга. Но разум чувствамв этой ситуации не товарищ…

Нафига мне всенадо?! Я не нанимался разгребать чужоедерьмо! И мне оно нахер не надо! Понятно?!И лучший сейчас для меня вариант — невозвращаться к Миле. Хата впередпроплачена, денег ей оставил. Пусть запапашку своего героического все этодерьмо сама и расхлебывает. А я тутчеловек левый и, как говорится, неабизьян. Тем более, если я ее той ночьютаки того, так даже если все обойдетсяи всплывет, то срок, как неплатежеспособныйподозреваемый, на этот раз отгребустопудово.

Выполняя команду“Кругом, шагом — марш!”, возвращаюсь кмашине. Тыцкаю в брелок сигнализации,хлопаю дверью. Обеими руками хватаюсьза руль, упираюсь подбородком… За рулемвсегда лучше думается. Точнее, как раз,не-думается. Привычные действия занимаютвнимание, на время запирают скверныемысли. Покидаю Петровку, еду в сторонуМосковского моста. Не доезжая до Днепрасворачиваю направо — новый мост перекинутыйчерез Рыбальский залив, быстро выводитна Подол.

Включаю радио. Неуспеваю убрать палец с кнопки, как всалоне начинает гнусавить голоспроповедника-евангелиста, вещающегопо-украински с характерным акцентомканадской “дияспоры”: “Все, що записанов святому писанні, — це істина, тому щоце — слово Боже…”...

По оперативнымразработкам я хорошо помню, что все“американские” представительстваэтих сектантов на Украине представляютсобой хорошо прикрытые центры транзитногонаркодиллинга, и брезгливо переключаюканал.

«Зараз, коли всянаша держава фактично завершилапідготовку до вступу у ЕС та до НАТО, аЗбройні Сили скорочені майже до обсягівармії Великої Британії...» — диктор,читающий новости, торжественно фальшивыминтонациями напоминает дикторовсоветских времен, только вместо слова„коммунизма" — «демократия», а вместо«СССР» — «ЕС». Дальше…

«Російськійтоталітаризм не хоче рахуватися зінтересами української держави.Газопровід, що побудовано в обхідУкраїни, через Бєларусь, не повинен був здаватися в експлатацію..." — вещаеткакой-то „щирый та свидомый" депутатВерховной Рады. Ругаюсь вслух так, чтоу едущей борт о борт дамочки на дорогом«Ниссане» уши, наверное, сворачиваютсяв трубочку. Слава богу, на следующейволне звучит музыка…

«Родина. Еду я наРодину…» — кричит-надрывается ЮрийШевчук. Мудак, конечно, по жизни “музыкантЮра”, но песня у него неплохая. Душевная. Прибавляю звук, понемногу начинаюподпевать…

Песня медленнотопит лед, смывая шелуху последних лет.Аккорды возвращают к тому, почти забытомукапитану Верещагину, что чуть было нерастворился навсегда в жизненныхнеурядицах и алкогольном дурмане.Переезжая по метромосту через Днепр,выключаю кондиционер и опускаю боковыестекла. В салон врывается воздух большойреки, вытесняя жалкие остатки ненужнойсейчас тоски.

Глядя на новостройки,на укрытые зеленью склоны Днепра, насияющие купола церквей, на девушек,красивее которых нет нигде на свете, янемного отвлекаюсь от тяжелого груза,лежащего на сердце. И про жизнь своюнесуразную не думаю, и про бомбу этупроклятущую.

“Осень мне напомнилаопять о самом главном. Что же будет сРодиной и с нами?”— спрашивает Шевчук,и я, как ни стараюсь, не могу для себянайти ответ на этот, вроде бы, простойвопрос.

Медленно начинаетзакипать злость. А почему я долженбояться собственной тени в своей стране?Почему здесь распоряжаются эти уроды?Они считают, что все купили, все держатпод контролем?

Вспомнилась Руса,где бывшие дома офицерского составаразваливаются один за другим, гдеполковник торгует маслом на базаре,вдова командира части, чтобы сводитьконцы с концами, вяжет и продает носки,а боевой летчик Витя Сербин заведует,точнее, заведовал складом, где хранятсякуски грозных самолетов, порезанныхза американские деньги.

Хер вам на всюрожу, суки! Не знаю, что у меня внутрипереворачивается, но и страх, и колебанияпропадают. Им на смену приходит нормальныйрабочий мандраж, при котором мозги уменя начинают шуршать, как у профессиональногопокериста. Кофейку бы только глотнуть… Кофейку, Витя! Без коньяка!

Кручусь по переулкам,медленно пробираясь к Сырцу, где многотихих кофеен. Сворачиваю в узкую улочку.Паркуюсь в тени раскидистого каштана.До захода еще далеко, и солнце вполнеможет раскалить машину до состояниядуховки. Выбираюсь из Опеля. Точно!Интернет-кафе на месте. Память неподводит. Интернет здесь толстый, камернаблюдения нет, а кофе варят с понятием.

Под первую чашкупросто смотрю новости на экране ирассуждаю.

Куда податься? ССБУ, похоже все ясно. Есть еще правдаГенеральная прокуратура и прочие высокиенадзорные органы. Да только тут вам неАмерика с ее бюджетом на охрану свидетелей,и даже не российский сериал “Государственнаязащита”. Кассету они возьмут и обязательнов дело пустят. Но прятать и охранять насникто не станет.

Однако есть еще имудрость веков. Попсовый кумир стратегови аналитиков, незабвенный Сунь Цзы учил:хочешь победить — делай вещи прямопротивоположные тем, которые от тебяждет противник. Они меня по каким-топричинам не хотят или не могут найти?Значит, нужно самому объявиться. Боятсяутечки информации про бомбу, зачищаютплотнее некуда — значит эта информациядолжна непременно попасть в СМИ. Причемне к одному «честному корреспонденту»,которого легко запугать, купить илипросто грохнуть, а сразу несколькимведущим всемирным телеканалам. Да так,чтобы наперегонки неслись в студии,потому что секунды решают — кто первымвыдаст сенсацию в эфир. “Демократического”журналиста, который знает, что у негоесть конкурент, а сенсация все равнобудет обнародована, остановить практическинереально. Даже если речь идет об угрозежизни людей, каждый теракт томуподтверждение.

Но, как говоритсяв анекдоте, “Есть, Петька, нюанс...” Соваться в тот же “Рейтерз” с пустымируками нельзя. Витина кассета для них— невеликое доказательство — мало личего там алкаш в магнитофон набурчал.

Так что стоитприслушаться к словам товарища Жеглова— "Фокс, вот главный свидетель". Всмысле, бомба, которая скорее всего ещенаходится там, где она пролежала последниедвадцать с хвостиком лет.

Можно, конечно,бесконечно просчитывать варианты иприкидывать кто, что и как, но скорее инадежнее — аккуратно вернуться в Русуи заняться знакомым делом — землянымиработами. Благо Витя-покойник, штурман,как-никак место точнехонько указал, совсеми привязками и надежным ориентирами.Судя по описанию в Википедии, контейнерс бомбой, замаскированный под ракетуХ-50, больше восьми метров в длину. Все,что я смогу сделать — прокопать узкийшурф, чтобы убедиться в наличии, но иэтого будет уже достаточно.

Вот как онополучается — Витю пришлось закопать, адуру, которая его в могилу свела, наоборот,возвращать в мир, как Дракулу какого-то.Кстати про упырей. Заодно и “дядю Сережу”Котельникова надо бы вежливо опроситьна предмет того, кто ему дал приказдевчонку зачистить. Ухватить падлу забейцалы да сжать немного...

Но это завтра.Конечно, надо бы сорваться прямо сейчас,только лопату в ближайшем хозмагеприкупить. Но, как говаривал мой знакомыйиз прежней жизни, поспешность — дочьшайтана. У меня, да и у Милы нет никого,кроме меня самого. А значит, каждый шагдолжен быть выверен, потому что ошибитьсяможно, но как саперу — только один раз.

Для начала следуетхотя бы в общих чертах определиться,кто же все-таки против нас так лихоиграет. Любая местная контора не большечем исполнитель, приказы отдает кто-топовыше. И тут моими союзниками вольноили невольно очень даже могут статьостальные летуны из Витиного экипажа.Так что первым делом придется искатьучастников происшествия.

В случае удачисразу несколько зайцев накроютсякартечным залпом. Ядерные разгильдяиполучат предупреждение о грозящей имопасности, а я — дополнительную информациюи надежных, что важно, живых свидетелей.Таких, что, скорее всего, даже безпредварительной обработки подтвердятмои слова в любой инстанции. Ну а еслидаже не удастся пойти на диалог, товстревоженный человек обязательноначнет суетиться, привлекая к себевнимание и оттягивая часть сил противника.Некрасиво, конечно, но что поделаешь.Чем большую огласку получает дело, тембольше вероятность у нас с девчонкойвылезти из этой задницы целыми-невредимыми…

Вопрос — где и когоискать?

В посмертнойисповеди Сербин, очерчивая кругпосвященных, упомянул, помимо летуновэкипажа еще двоих. Злополучную шалашовку,из-за которой они и влетели ногами вмаргарин, а также прикрывшего весьгешефт командира базы.

С него-то я и решаюначать.

В компах я не силен,но поисковиками пользоваться умею. Втом числе, и внутрифорумными. Правда,быстро не вышло. Форум, где чаще всеговстречались и общались летчики Союза,нахожу после долгого перебора. Многолевых и бесполезных ресурсов, да и незнаток я вопроса. Но постепенно продираюсьчерез сетевой мусор и нахожу искомое.Впрочем, пользы с этого все равно нет -полковник, оказывается, уже давно умер.

Отметаю. Женщинуи не ищу. Она была не в курсе происходящего,да и вряд ли найти смогу. Хотя, еслисудить по словам Сербина, должны еёпомнить многие… Но для этого нужноискать летчиков, которые могли бы с нейвстречаться, входить к ним в доверие,потому что о таких вещах первомувстречному не рассказывают, да ивторому-третьему тоже… Нет времени.

По ходу деланатыкаюсь на сообщение о катастрофе вЭнгельсе. На всякий случай изучаюбиографию погибших, благо подходят. Исразу тихо охреневаю. Командир разбившегосяТу-160 летал в одном экипаже с Сербинымна должности второго пилота...

Голова потихонькувходит в полноценный рабочий режим, какв старые добрые времена. Никакогоэмоционального всплеска в душе, никакойпаники, только констатация того, что"игрокам" не слабо грохнутьстратегический бомбардировщик, заметаяследы и убирая свидетелей. Случайностькатастрофы отметаю сразу, в моем положениивсе совпадения должны толковатьсястрого в направлении злобных происков.

Похоже, меняначинают опережать.

Пробегаю порегиональным происшествиям ушедшейнедели. Все-таки удивительно, как многоможно узнать из сети, если примернопредставлять, что и где искать. Где-тов Китае пропал без вести украинскийлетчик. Фамилия совпадает с одной изтех, что Витя перечислял... Так, а командирсербинской “тушки” живет в Киеве. Вродебы еще живой. Теряю с полчаса, но никакихкоординат не нахожу. Шифруетесь, товарищЕмельянов! Ничего, найдем! Нахожу черезнесколько минут. В криминальной хронике.Емельянова на днях сбила машина, глупаяслучайная смерть.

Все. Концы обрублены.

Матерюсь сквозьзубы, борясь с желанием расколотить нив чем не виноватый системник. Чищуисторию запросов, киваю мальчишкеоператору, вырубай, мол. На мониторепоявляется надпись “Оплатите,пожалуйста!”, забираю сдачу и выхожуна улицу.

Долго стою,прикуривая сигареты одну от другой.Сминаю опустевшую пачку, швыряю вближайшую урну.

На стоянке меняждет все тот же Полный Песец. Ишь, какневидимым хвостом машет. И щурится,скотина, презрительно, со всем на тооснованием. Но уже не так нагло.

Это мне относительнолегко было найти несколько следов ужепостфактум, зная, где примерно копать.А "те" начинали с нуля, но в считанныедни определили местонахождение нужныхлюдей и сработали четко, быстро. Это непод силу ни одиночке, ни даже группе,если эта самая группа не имеет выходовна закрытые информационные сети, обширнуюсеть осведомителей и на очень большиеденьги. При таком размахе событий напути у нас стоит не какая-то левая шайкаполитиканов, не террористы и даже нечья-нибудь служба безопасности.

Значит государственнаяспецслужба. Причем одна из ведущих нашарике, что отнюдь не воздушный, а земной.Лично у меня, гражданин прокурор, нетдаже и тени сомнений. Цели такойорганизации — всегда политические.Сейчас они методично, быстро зачищают всех, кто знает о спрятанной в Русебомбе. Полагаю, не для того, чтобы сделатьсюрприз на день рождения королевеЕлизавете или, к примеру, на Четвертоеиюля Конгрессу. В крайнем разе торжественнообъявив мировой общественности о стольинтересной находке по случаю Пейсахаили Хануки,.

Нет. Тотальнуюликвидацию всех вольных и невольныхсвидетелей будут проводить лишь в одномслучае — если бомбу собираются повозможности применить. Или спрятать,чтобы потом применить. Или передатьтем, кто ее применит. Вариантов здесьмного, и каждый из серии “белые начинаюти выигрывают”. Где из черных сегодняна доске остались лишь я да Мила.

Что это значит длянас? Только одно, о чем я и так уже думалранее. Если останемся одни — умрем. Серегакаким-то неведомым путем уберег нас,купил сколько-то времени, но оностремительно заканчивается, судя потому, как быстро уходят из жизни всепричастные.

Тут в одиночку непошустришь. Тут уж, как говорится, клин— клином. Уцелеть от преследования однойспецслужбы проще всего, примкнув кдругой. Враг моего врага — мой друг, какговорили римляне. Так что вырисовываетсяпрямой резон рвануть через кордон, крусским чекистам. Но и здесь есть нюанс.Прямо таки на поверхности болтается,сволочь. Что, если это именно их работа?

Какой-то сумбур вголове… Но в общем, как говорил крестныйпапа кузькиной матери36,товарищ Хрущев: “Наши цели ясны, задачиопределены, за работу, товарищи!”.

Выруливаю напроспект в сторону нашего временногоубежища.

Возвращаюсь домойсовершенно разбитым. Пройдя, не разуваясь,на кухню, открываю холодильник. Мрачногляжу на бутылки. С силой хлопаю дверцей.С холодильника падает несколько книг.

Мила, видя моесостояние, с расспросами не лезет. Ноперед глазами маячит. Краем глазаотмечаю, что надела штаны. То ли понялабесплодность попыток моего соблазнения,то ли решила сегодня не рисковать.Наконец, не выдержав, подходит поближе,осторожно касается плеча, будто котеноклапкой

— Витя, а у нас всеплохо?

— А? — дергаюсь в еёсторону.

— У нас всё плохо?— повторяет девчонка.

— Не то, чтобы очень, — осторожно говорю я. Сейчас, до полногосчастья, только истерики не хватает... — Ничего, прорвемся. Честное пионерское.

— А ты пионеромуспел стать?

— Конечно! — гордовыпячиваю грудь. — Даже галстук носил.

— Ты, и в галстуке...— Мила хихикает

— А то! Это не шубув трусы заправлять!

Шутка тупая и неочень уместная, но смеемся вдвоем. Ладно,не все потеряно. И вообще, нет такихкрепостей, что не взяли бы большевики.Раньше смерти хоронить себя не будем...

27.Капкан на майора

Телефонный разговорбыл коротким. Правда, с самим губернаторомпереговорить Пашкину не удалось. Нопоняв, кто звонит и о чем пойдет речь,помощник сказал: “Приезжайте в любоевремя, шеф примет, я закажу пропуск. Ичем раньше, тем лучше”.

Покинуть отделполучилось вроде бы незаметно. Служба“молчи-молчи” имела свои преимущества.Никому бы и в голову не пришлопоинтересоваться, почему замначотдела,переодевшись в гражданку, покидаетрасположение штаба, не дожидаясьокончания рабочего дня и на личномавтомобиле. Куда идем мы с Пятачком -большой, большой секрет …

Темно-серая “DaewooNexia”, уже полностью выплаченная банкуи даже слегка подмятая в незначительномДТП, обладала тремя крайне полезнымикачествами — доступной ценой, неплохимдвижком и общей неприметностью. Выезжаяза территорию военного городка, Пашкинвнимательно оглядел прилежащие улицы.Это только в шпионских боевиках стоиттолько переговорить по телефону с нужнымчеловеком, как тебя сразу же начинаютпасти не меньше семи машин.

Семи не семи, но“девятка” с трещиной на лобовом стекле,припаркованная под тротуаром и тронувшаясяс места сразу же после того, как онвырулил на дорогу, майору не понравиласьчрезвычайно. У опытного водителя всегдаотлично развито “дорожное чувстволоктя”. У офицера контрразведки оноподкреплено еще и профессиональныминавыками. Потому майор Пашкин, не проехави сотни метров, четко ощутил, что еговедут...

Первой мысльюбыло — значит все-таки шеф, больше некому.Он племяша отмазывал, он и слил. Пашкинтихо матернулся, хлопнув по рулю.Мелькнула шальная мысль. Вернуться,зайти в кабинет к подполковнику ишарахнуть его из пистолета. Или, покрайней мере, задержать и вызвать“варягов” — типа слово и дело государево,вяжите супостата! Но не вариант. Варяги— явно засланные казачки, так что притаком раскладе в камеру поволокут невражину, а самого Пашкина. И к утру егообнаружат полностью раскаявшимся,остывшим и висящим на резинке от трусов,привязанной к плинтусу. Нет уж, сказал“а”, надо говорить “бэ”. И если губерсоглашается его выслушать, то сталобыть путь один, под светлы очи областногобоярина, в тишину и безопасность надежноохраняемых покоев.

К тому же слежка,это ведь, с другой стороны, даже хорошо.Сразу себя ребята проявили, не стализатягивать. А стало быть, покатаемся …

Рвать с места,по-голливудски визжа и оставляя наасфальте черные следы от покрышек, майорне стал. Он продолжал катиться в общем,не сказать чтобы и плотном потоке, времяот времени поглядывая в зеркала на“девятку”. Поравнявшись с узкимпроулком, подрезал “Рено” в правомряду и резко ушел направо. Поколесилпо дворам, нырнул под арку между двумяпятиэтажками, снова выскочил на дорогу.Но оторваться не удалось. Враг, совершенноне смутившись фактом обнаружения,повторял все эволюции Пашкина и держалсяна хвосте цепко, словно ведомый на хвостеу Кожедуба

Не прячутся. Сталобыть, будут брать! Знать бы, кто — своиили же террористы? Но это пока что второйвопрос… Сперваоторваться. Любой ценой!

Выскочив наотносительно прямой участок улицыСтепной, Пашкин прибавил газу. Майоротлично знал Энгельс. Да что там,собственно, знать, не мегаполис поди.Так что долго по городу крутиться невыйдет. Да и смысл? Если взяли серьезно,то не выпустят. Из боковой улицы выскочиласиреневая “шоха” и, выйдя в левый ряд,начала пристраиваться сбоку, на пару сцепкой “девяткой”, забирая его “деушку”в полукоробочку.

Нужно прорыватьсяк мосту. Над Волгой не остановят, а заВолгой — Саратов. На первом же КПП сунутьксиву ментам и в их машине добиратьсяв администрацию. Не подействует ксива— имеется пистолет. Пашкин, на мгновениеоторвав от руля правую руку, коснулсяПМа в оперативке. Шестнадцать патроновэто, конечно, очень мало. Но лучше, чемничего. И есть, опять же, резерв.

Майор покосилсяна бардачок и хмыкнул. Там у него, подворохом карт, лежал небольшой кусочекпамяти о Кавказе. В рубчатой оболочкеи с проволочным кольцом. Ладно, не будемраньше времени о грустном. Кругом,все-таки, не горы и леса, а вполне себеравнина. Нам бы только через мостпроскочить...

Свернув с Ленинана Лесозаводскую, он, не обращая вниманияна возмущенные гудки, вжал педаль в поли начал, перестраиваясь из ряда в ряд,“делать слалом”. Справа грязноватойкаплей мелькнуло озеро, обозначенноена карте как Банное, но известное внароде под несколько измененным именем.Преследователи отстали. Пашкин сбросилгаз и поерзал, устраиваясь поудобнее.Осталось проехать несколько километровдо моста, его преодолеть, и все, он вСаратове. Ну а там уже проще будет.

Несмотря на вечернеевремя, дорога оказалась свободной. Развечто на выезде из Энгельса не поделилиполосу два “джигита” на заниженных“Приорах”. И теперь прыгали друг переддругом, словно два петуха в красныхмокасинах. Ну, то им Аллах судья. ПослеКавказа майор вполне закономернонедолюбливал “носорогов”. Постреляютдруг друга, планета чище будет...

Машину остановилипри въезде на мост. Продавец полосатыхпалок, выскочивший навстречу, иперегородивший дорогу, столь яростнои упорно размахивал своим магическимжезлом, что майору даже и полегчало. Нувот, сейчас пацаны его за какое-тонарушение загопстопят, после чего,будучи временно прикомандированы кконтрразведке, проводят к дому губерав качестве персонального эскорта.

В любом случае,проигнорировать столь навязчивоеприглашение не получится. Оперативнуюрадиосвязь вроде бы никто еще не отменял,так что есть шанс влететь на другомберегу в дружелюбные объятия комитетапо торжественной встрече: поперекдороги — шлагбаум, на асфальте — расстеленапара “скорпионов”. Шлагбаум, ладно,снесешь. А потом колесо пропорют металлические штыри. И поедешь ты,уважаемый, на ободах. Потому что штыри,мало того, что от ленты отрываются, таку них еще внутри, на манер шприца,отверстие. Сквозь которое воздух изколеса вылетит с радостным свистом... Атам из кювета выскочит два десяткаребятишек. С автоматами и злобнымирожами. Вытащат из салона и, прежде, чемон ксиву достанет, отмудохают со всейпролетарской ненавистью... Такиеперспективы майор сношал и в рот, и внос!

Оставался, конечно,лучик надежды, что у гаишника простоплан горит, вот и пытается остановитьза превышение скорости. Пашкин сновазатейливо выругался, включил правыйповорот и ударил по тормозам. Гаишникнесолидно протрусил вокруг машины ипостучал по стеклу. Выходи, мол, сова -медведь пришел! Майор состроил озабоченноелицо и взмахнул, было, своим краснокожими крайне солидным удостоверением. Ноза спиной толстопузого прапорщика, полицу которого пот прямо-таки струился,выросли, будто из воздуха соткались,два парня. Глядя на них, и ежу сразу быстало понятно, что превышение скороститут ни при чем...

Пашкин кристальноосознал две элементарные вещи. Что онмудак, наивно надеявшийся уйти отпреследования в городе, соединенным состальным миром тремя дорогами и одниммостом. И что он, похоже, приехал. И поравылезать ...

Крепкие парни, летдвадцать пят-тридцать. Гораздо шире нетакого уж и мелкого майора в плечах.Уверенные взгляды. Черные комбинезоныбез знаков различия. Совершенно славянскойвнешности... Хотя это нифига не показательпо нынешним временам! Ваххабиты бойцоввербуют везде. Даже среди мирных чукчей,блин. Но все же по взглядам — государевылюди. Что уже легче, хоть перед смертьюпытать не будут.

Привычный замечатьлюбые мелочи, Пашкин отметил у одногона тыльной стороне ладони татуировкус изображением летящего ворона на фонерозы ветров, в окружении лавровоговенка. С такой эмблемой Пашкин еще невстречался. Ни у нас, ни у соседей, ни уевропейских товарищей. Нечто подобноебыло вроде на Украине, но ту частьрасформировали несколько лет назад. Укриминала с муслимами тоже ничегопохожего нету. Или просто не вспомнилось?Хреново, если не вспомнилось. Сталобыть, дело принимает крайне неопределенный,а значит, и наиболее опасный оборот.

— Товарищ майор!Выходите из машины, и пройдите, пожалуйста,с нами! — ровно, очень вежливо, и чуть лине улыбаясь, произнес один из парней,чуть наклонившись к Пашкину. — Оружиелучше оставьте, — дополнил говорящий,заметив косой взгляд майора на бардачок.— У вас там граната, надо полагать?

— Нет! — поднялглаза на очень уж проницательногособеседника майор, — красная, блин,кнопка! И МОН-10037.

— Сразу виднопонимающего человека. Но лучше не стоит.Думаю, вам и вашего табельного хватит.Вы же, простите на поганом слове, РоманАлександрович, не шахид какой-нибудь?Или решите на старости лет в мученикиподаться? Никто не оценит, честное слово.Вы лучше вылезайте, а то ведь время нерезиновое.

Удостоверенияникто предъявлять и не думал. Стояли исмотрели, выжидая, когда, наконец, майорперестанет выеживаться. Обильно потелгаишник, жевал губами. Интересно, а этомучто, ксиву в рожу сунули или денегзаплатили?

Майор звенелключами, пыхтел и бурчал себе под носчто-то неразборчивое, умеренно-сердитое,всем видом показывая, как он занят и какне вовремя его остановили. А в головетем временем хладнокровно щелкалишестеренки, подбивая возможные варианты:

По газам, и заднимходом? Чтобы напороться на автоматнуюочередь по колесам от сидящих в кустахзасадников или заботливо расстеленнуюколючую ленту, которую скорее всего ужераскатали. И хорошо еще, если по колесам.Могут ведь и на поражение влупить. Хотянет. Ты им, майор, живым нужен. Не зря жебензину столько пожгли. Или на рывок?Вылезти, с локтя пробить ближнему, уйтиза толстопузого. Им прикрыться... Минимумчетыре-пять раз выстрелить он успеет.Ну да. Не те ребята, чтобы от них можнобыло так просто выскочить. Да и пистолетизымать не собираются. По рожам видно,что только дернись, скрутят ласты,отобьют почки, еще и в задницу засандаляткакую-нибудь мутную гадость из грязногошприца. Не, товарищ майор. Без вариантов.Разве что “каскад погнать”, побутафоритьпод дурачка...

— Я, вообще-то, кгубернатору по срочному вызову! Меняждут на прием! Не появлюсь — будут искать! И вообще, по какому праву вы меняостановили? — вместе с попыткой взятьнеизвестных на горло, Пашкин попробовалеще и прокачать на вазомоторику. Ноключевое слово” губернатор”, от которогонепременно дрогнули бы брови любогосаратовского силовика, отскочило от“черных” парней, брошенным в стенутеннисным мячиком.

— К губернаторуобязательно, — кивнул боец. — Только,Роман Александрович, это теперь неважно.Остановили вас, кстати, не мы, апредставитель ГИБДД, — гаишник судорожнокивнул. — А по какой необходимости, вамбудет доведено позднее. Да, и будьтелюбезны, ваш мобильный телефон, — ипротянул руку.

Пашкин с удивлениемпосмотрел на раскрытую ладонь. Пальцычистые, ага, мозоли специфические. Нучто стрелять им много доводится, и такпонятно было...

— Это еще зачем?

Боец улыбнулся.Широко и открыто. — Понимаете, товарищмайор, мы же с вами не пешком добиратьсябудем. А там навигационные приборывсякие, сами понимать должны. Вы же савиаторами служите бок о бок. Залетимв Сирию ненароком. Оно нам надо?

— Залетим? -непонимающе протянул майор. — Шутите?

— Так точно, залетим,— неожиданно серьезным голосом произнесбоец. — Товарищ майор, я все понимаю, нохватит уже комедию ломать. Прошу васпройти на посадку. Вертолет ждет. Анасчет Сирии я действительно пошутил.

Пашкин посмотрелв ту сторону, куда парень дернулподбородком. На штрафной площадке позадиКПП медленно раскручивал лопастиобшарпанный вертолет с гражданскимтриколором и облезлой местами надписьювдоль борта “Экспедиционный”.

“Ми-2Р, польскогопроизводства, разведывательный”,определил наметанным взглядом Пашкин.

Случись это вфильме, майор, наверное, каким-нибудьособо хитрым способом победил бы всеже врагов или умчался из засады по мостунавстречу заходящему солнцу. Но, ксожалению, все происходило наяву, иПашкин понимал — в таком раскладебесполезно и убегать, и ломиться напролом.Врагов — а он уже не сомневался, чтостолкнулся с настоящими врагами — былобольше, они оказались отлично вооруженыи занимали более выгодную позицию.Оставалось подчиниться, положившисьна удачу и собственную внимательность.Вдруг да подвернется нужный момент...

Пашкин фыркнул иначал нарочито замедленно вылезать. Нопарни и не думали подгонять или хвататьза воротник и выволакивать силой. Рядомсудорожно сглатывал гаишник, отчетливои очень мерзко воняющий потом. Необоссался бы. Майор сунул потному инервно дергающемуся стражу дорожногопорядка ключи от машины и, старательноизображая невозмутимость, зашагал к“вертушке”. По пути Пашкин незаметнои отчаянно надеялся, что воздушноепутешествие не завершится где-нибудьпод водой огромного Саратовскоговодохранилища. Следом за майором,одобрительно похлопав по плечуошарашенного гаишного прапора, шагализагадочные бойцы.

28.Тени прошлого

Деньтратится на вдумчивую и тщательнуюподготовку к разведрейду на Русу. Точнее— на аэродром. А еще точнее, к тому месту,где, если верить магнитофонной исповедиВити Сербина, лежит и ждет своего часасамая что ни на есть настоящая атомнаябомба.

С утра просматриваяновости, нахожу нехорошее упоминаниео событиях в Энгельсе. Тамошний губер,что громко разорялся насчет наличияфактов о диверсии, не далее как сегодняутром снят с должности. В связи с переходомна другую работу. В переводе с газетногоофициоза на реально-оперативный этачехарда показывает, что те, кто за всемэтим стоит, смогли снять с поста дажегубернатора, который говорил не то, чтоследовало. А снять российского губераможно исключительно из Кремля. Это всвою очередь означает, что я был прав,и сдаваться российским спецслужбамтоже нельзя.

Всюду клин. Некудабежать, не у кого скрываться. И значит,ничего мне не остается, как примерятьна себя шкуру Рэмбы и идти спасать мирсамостоятельно. Ударить, так сказать,полной гласностью по проискам ядерноготерроризма!

Финт с живымисвидетелями не прошел, следовательно,придется откапывать бомбу, молясь, чтобыу противника пока не дошли до нее руки.Блин, я ведь даже не представляю, какаяона, сколько весит, можно ли ее вообщевыкопать одной тягловой силой…

План у меня прост,как стрелковая карточка командирапехотного отделения. Пункт А: найтиуказанное место и убедиться в наличиибомбы. Пункт Б: заглянуть на огонек кдиректору риэлторской лавочки “Добродея”господину Котельникову и вдумчивопобеседовать с ним на тему того, кто ипри каких обстоятельствах поручил емуустранение Милы, а потом и меня. ПунктВ: дальше — по обстоятельствам.

Выезжать буду квечеру, чтобы к Русе добраться, когдастемнеет. Так что у меня есть целый деньна экипировку. Занятие не только полезное,но и ностальгически приятное ...

Еду на проспектДружбы народов. Там, занимая целикомвесь первый этаж длинной хрущевки,располагается магазин “Охота и рыбалка”,где, если память не подводит, имеетсянеплохой выбор всякого военно-охотничьегошмота и сопутствующих товаров.

Долго копаюсь вразвешенных по всему залу камуфляжах,останавливаюсь на бундесверовскомфлектарне. Для лета может и жарковат,но зато прочный. Есть и еще один плюс,не столь очевидный. Местные ультрас добеспамятства обожают именно этурасцветку, соответственно, у меняпоявляется лишний шанс проскочить мимотех же ППСников, которые со “героямимайданов” предпочитают не связываться.

Еще дольше копаюсьв рюкзаках. Презрительно фыркаю на целыйстенд псевдонемецких “Дётеров”.Красота мне до одного места, надежностьи удобство — вот залог успеха. Беручестный русский “Скарабей 28” отленинградцев. Рюкзак изначальновелосипедный, поэтому — изогнут на манерчерепашьего панциря. Но зато — кучаутяжек, что поясных, что грудных, да идополнительная защита спины тожепригодится.

Взять бы бронежилет, но нету. Вернее, есть, однако послесобытий последних лет их продают толькопо предъявлению ксивы мента или сотрудникаохранного предприятия. И то далеко невсякой. Эх, сюда бы с Серегой забуритьсяда собраться на хорошую рыбалку, как встарые времена. Только вот сходил капитанк начальству, с моей подачи…

Хмуро обхожувитрину с брониками по широкой дуге,успокаивая себя мыслями, что противавтоматной пули нужны не инкассаторские“Панцири”, которые, дай бог, если“макаровскую” пулю остановят, амилицейский “Мираж”. Который мне непродадут в принципе. Да и скакать в нем,мягко говоря, грустно. А бегать в ближайшембудущем, жопой чую, придется немало.

Уходя от соблазнапримерить “кирасу”, натыкаюсь на стендс ПНВ, они же ноктовизоры. Сразу и невъезжаю, что вот эти миниатюрныештуковинки и есть приборы ночноговидения. Да уж, не сравнить с нашимитабельными, да и отвык я от буржуйскойаппаратуры. Наши весят кил пять-шестьи вполне способны заменить дубину, есливладелец вдруг решится пойти врукопашную.А тут — триста грамм и отсутствиенеобходимости в десятке запасныхбатарей. Беру.

С навигатором мукивыбора обходят стороной. На службе уменя был “Гармин”. Нахожу точно такойже. Старого собаку новым фокусам невыучишь. И лучше я не получу штук двадцатьсовершенно не нужных функций, чем будутыкаться в экран, пытаясь разобратьсяв мешанине значков.

Продолживобзаводиться электроникой, беру до кучинеплохой дозиметр “Терру”. Одна из еемодификаций была у нас штатной, так чтов овладении никаких проблем встать недолжно. Рискуя окончательно превратитьсяв придурка перед глазами продвинутыхпродавцов, обзавожусь миноискателем.Если верить записи, то сверху над бомбой— толстенный слой из аккумуляторов. Мимопройти будет сложно, даже с моимминимальным набором знаний из старательнозабытого курса “инженерки”, прослушанногои прокопанного в Академии. Вот окопынас там рыть учили неплохо…

Армейский шопоголизмпострашнее, чем женский. Начав тратиться,остановиться трудно. Отложив умныештуки к отобранному, прошу открытьвитрину с ножами.

Продавец отдела— крепкий парень в майке, раскрашеннойпод тельняшку и голубом берете с косичкой,сплетенной из кожаных ремешков. Накосичке болтается винтовочная пуля.Суровый воин ходит вокруг, поигрываяналяпистыми татуировками на перекаченныхбицепсах, кидает на меня взгляд с изряднойдолей презрения.

Продавец нескрывает разочарования. Мысли его читаются без труда. Увидев миноискательс дозиметром, паренек меня принял засталкернувшегося придурка, которыйрешил в Чернобыле покопаться, вот и ржётвтихую. Или за какого-нибудь "черногокопателя", который, начитавшись книжекпро попаданцев, по местам боевпрошвырнуться собрался. Что ж, чем дальшеот действительности, тем лучше. Нобогатый клиент потянулся не к моднымножам выживания и прочим жабоколам и“крысам”, а примеривается к неброским,дешевым моделям “маде ин Шведен”38.Стало быть, в его понимании я — просто“лох ...”

С трудом удерживаюсьот вопроса, не в Николаевской ли бригадепаренёк срочку служил. Там, где крайниелет шесть-семь с парашютом прыгаюттолько офицеры. И то не всегда. Нет, небуду. Пущай вьюнош и дальше героя битвиз себя корчит. А то запомнит ещененароком.

Для понимающегочеловека в моей ситуации именно такиеножи — самое то. И резиновая рукоять владони лежит, как влитая, и сталь неплохая.И, хоть нет ярко выраженной гарды, нонебольшой упор позволит вбить в тушкуклинок на всю длину, при этом не рискуяпорезаться. Да и ножики эти сами по себеочень универсальны. Как говорится, ИванИванович в годы войны своим ножом резалсало, хлеб, солдат и офицеров противника...Ну а про то, что ножей этих — многие тысячипо миру гуляют, и что бумаг на них ниодин нормальный мент не потребует, проэто и вовсе упоминать не стоит. Но ряженыйклоун обойдется и без подробностей. Отбираю парочку, кидаю на дно рюкзака.

Улыбаюсь и примеряюськ лопаткам. Оптимальнее, взять бы,конечно, хорошую и толковую штыковую,типа той, что я копал могилу для Сербина,но тут ассортимент не тот. Это мне встроймаг надо...

Ух ты, какие люди!У стенки витрины, почти скрытаястрахолюдными складными струментамигондурасского спецназа, лежит древняясоветская МПЛ. Та самая, которую частенькообзывают малой саперной. Ну и пустьобзывают, мне-то что? Разворошив кучу,достаю.

Приятный сюрприз.Лопатка-то реально времен войны. Металл,соответственно, качественный, не тодерьмо, которое клеймилось “тремяёлочками”. Чехол, правда, дохленький,из тоненького брезента. Но, с другойстороны, мне с ней под обстрелом неползать. А “Коминтерн”, то есть лопаткипроизводства соответствующего завода в сороковых-пятдесятых годах, он и вАфрике “Коминтерн” — пистолетную пулюна излете остановят и размажут. Лопатка,на первый взгляд, складского хранения.Но одна боковина неплохо заточена…

Прохожу к кассе иотсчитываю нужную сумму. Получилосьизрядно. Опять траты… Но что тут сделаешь?

Бросаю набитыйрюкзак на заднее сиденье машины, рядомкладу длинный чехол с металлоискателеми лопатку. Не спеша выруливаю на дорогу.Ну что, остался завершающий шаг, и можносмело заявлять о некоторой готовностиличного состава к предстоящей боевойзадаче. Почему готовность некоторая? Апотому что полная бывает только набумаге.

Осталось,собственно, главное. Не по объему, не поактуальности. По сложности доступа.

Интернетовскиесторонники “легалайза”, то бишь снятиязапрета на ношение боевых стволов, любятрассуждать о том, что мол “купитьпистолет — раз плюнуть”. А вот те хрен,золотая рыбка! Рынок нелегальногобоевого оружия — не компьютерная игра.

Арм-дилинг дажепо сравнению с наркодилингом — бизнессерьезный и очень жесткий. В том числеи для покупателя. Эффективный менеджерили одаренный студент-ботаник думают,что стоит лишь выйти на улицу вечероми прогуляться в неспокойном районе, какиз каждой подворотни будет доноситьсявкрадчивый шепоток :”Молодой человек,АКМ недорого не желаете?”. Нет, стволамиторгуют исключительно со своими,проверенными людьми и человеку, далекомуот уголовного мира, здесь ловить нечего.Если и продадут, то скорее всего длятого, чтобы как-то подставить.

Но я представительне мирной профессии, оперативныематериалы в свое время перелопатил, апотому знаю явки и пароли. Основной сбыт“левого” оружия в Киеве идет череззнаменитый “блошиный” Сенной рынок.Сам не видел, врать не стану, но знающиелюди рассказывали , что там как-то продалисоветскую противотанковую пушку.Действующую, чуть ли не в полнойкомплектации и с двойным боекомплектом.То ли от КиУРа39осталась, то ли из Зеленой Брамы40приволокли. Эхо войны, блин!

Но на Сенной лучшене соваться. Место центровое, всемзаинтересованным инстанциям и параллельнымвластям оно известно отлично.Соответственно, топтунов — как на Первомайу Мавзолея. И с моим счастьем нарватьсяна кого-то из знакомых или “правильноориентированных на инструктаже укуратора” — как два пальца об асфальт.Поэтому придется ехать туда, куда яехать очень уж не хочу. В то место, гдена каждом углу меня поджидают мрачныетени прошлого…

* * *

Одна тысячадевятьсот восемьдесят шестой. Первоемая. За год и три месяца до того, какшестеро гребаных летунов заховали вРусе свою ядреную неучтенку. Демонстрация.Обычные, ничуть не встревоженные лица.Все знают, что в Чернобыле какая-тосерьезная авария на реакторе, но малокому известно, чем это чревато для Киева.

Я, сопливыймладшеклассник в отутюженной школьнойформе, белой рубашке и пионерскомгалстуке вместе с матерью и отцом стоюна левом крыле правительственнойтрибуны. Внизу мимо нас гомонящейбезликой рекой течет праздничная толпа.

Мать позавчеравозвратилась из Припяти, где она какинструктор облоно участвовала в эвакуациишкольников, а в семье серьезных вещейот меня не скрывали. Мне десятилетку,который клеил модели танков и истребителей,до дыр зачитывал “Книгу будущихкомандиров” и постигал азы правильногопадения в армейской секции самбо, отецкак взрослому объяснил языком военногодоклада, что происходит на самом деле,и даже показал на карте примерную формусмертельного радиоактивного облака...

Первый секретарьУкраины, Владимир Васильевич Щербицкий,чтобы не допустить неуправляемой паники,принял решение всё же провестидемонстрацию. Рядом с ним на трибунежена, дети и внуки. Отец и Щербицкийвремя от времени обмениваются мрачнымивзглядами единомышленников.

Отцу идет генеральскаяформа. Он строг и подтянут. В византийскомхитросплетении советской правящейсистемы Сергей Андреевич Верещагин занимал незаметный, но важный пост.Числился заместителем начальникакакого-то хитрого управления штабаокруга. Однако “по партийной линии”работал в аппарате ЦК и кабинет имел вздании на улице тогдашней Орджоникидзе,нынешней Банковой, где вольготнорасположился центральный комитетУкраины. Насколько я понимаю теперь,он был “направленцем” командующегоокругом в республиканских партийныхорганах.

Отца уважалЩербицкий, что позволяло военному ипартийному руководству решать оченьмного разнообразных задач, не прибегаяк посредничеству Москвы. Но это былоуже потом …

В восемьдесятдевятом похоронили мать. Диагноз -лейкемия, облучилась в Припяти, когдавывозила детей. Отец разом постарел летна десять. Теперь когда по телевизорупоказывают скандирующие толпы с плакатами“Хай живе КПРС на Чорнобильскiй АЕС!”,по лицу его проходит судорога неутихающейболи. С мирным атомом у нас свои счеты.

Об отставкеЩербицкого узнаем тоже по телевизору.Отец почти не бывает дома, он курируетвывоз из Украины в Россию ядерныхбоеприпасов. Двухкомнатную квартируна улице Октябрьской революции, нокабинета в ЦК у отца теперь нет. Онготовит документы на увольнение.

Семнадцатогофевраля девяностого года Щербицкий иеще несколько человек (в число которыхбыл включен и отец), должны были даватьпоказания в Верховной Раде по “преступнымдействиям во время чернобыльскойкатастрофы”. Шестнадцатого умерЩербицкий. Восемнадцатого застрелилсяотец.

Это было воскресенье,и до двух часов дня я был в зале, натренировке. Мы готовились к соревнованиям,выкладывались по полной, возвращалсяя чуть живой, так что не сразу и понял,почему дверь нараспашку, а квартираполна совершенно чужих людей. Опомнисятолько после того как меня вытащили изкомнаты, где я увидел тело, упавшеегрудью на большой письменный стол, лужукрови на каких-то бумагах, и зажатый вруке ТТ.

Отец оставилстандартную, ничего не объясняющуюзаписку “В смерти прошу никого невинить”, дата, подпись. Этого оказалосьдостаточно, чтобы не возбуждать никакогодела. Интернета тогда еще не было, и нафоне смерти и похорон Щербицкого, егосамоубийство прошло для всех незамеченным.

Похоронами занималсядядя Леша, мой тренер, подполковник,командир отдельного разведбата. Онпомог оформить все документы по квартиреи опекунству на тетку, единственнуюоставшуюся родственницу.

Тетя Лера угаслапосле того, как мне стукнуло восемнадцать,оставив единственным владельцемтрехкомнатной квартиры, стоимостькоторой к моменту моего “окончательногопадения” выражалась в сумме с шестьюнулями. И не в гривнах, а в долларах. Вобщем, по выпуску из Одессы и зачислениюв штат УГО я представлял собой примерното, что в гламурных журналах называют“перспективный жених”.

Вспоминаю, каквспыхнули глаза моей бывшей супруги,когда я, еще ухаживая за ней, открылдверь ключом и пропустил вперед. Безумныйсекс, что был между нами в ту ночь, я счелнастоящей любовью. Однако после того,как я был вышвырнут со службы и ототчаяния упал на стакан, выяснилось,что “я ее никогда не удовлетворял”.

Продажу квартирыбывшая провела по разводу молниеносно.По документам за нее заплатили копейки,и суд признал мою долю в разделе имущества“законной и справедливой”. Впрочем,тогда все прошло для меня, как в тумане.Единственное чего мне хотелось — этобухать подальше от чьих-то глаз. После— однушка в гостинке, ночь с Лярвой,камера, конура в Русе, рынок, кладбище,Мила, бомба, гибель Сереги …

* * *

Бывшая мояквартира, с которой было связано стольковоспоминаний, давно уже принадлежаладругим. Но в ней, точнее, на чердакенашего дома спрятано то, за чем я сюдапришел.

Оставив машинуна платной парковке недалеко от метро,поднимаюсь по улице и сворачиваю водвор. Конечно, за минувшие десять летпочти все хозяева поменялись, но многиеменя помнят. Например, Мария Иосифовна,милая старушка, мама какого-то мелкогоолигарха, выгуливает на клумбе толстоговеселого мопса.

— Ой, Витенька,здравствуй! Как дела? Говорили, что тыпосле развода совсем …

— Здравствуйте,Марьось… Да нормально. В завязке вроде,работу ищу. К новым владельцам хочузайти, мне копия договора нужна. Я своюпотерял, а для перепрописки требуют…

Несу чушь, ностарушка благодаря любящему сыну живетв развитом коммунизме, и в юридическиемелочи не вникает. Обещая непременнозаглянуть “завтра или на той неделе”,исчезаю за открывшейся дверью.

Запор на чердачнойдвери так и не поменяли, проникаю вовнутрьбез проблем. Зря, что ли, в свое времяпыхтел, прилаживая хитрый болт, потяниза который — засов и сдвинется.

Внутри сухо, пахнетплесенью и мышами. В старших классахмоей настольной книгой был “справочниккладоискателя”, потому тайник устроенне за стрехой, куда только ленивый нелазит, а в нише за одним из торчащих насамом виду кирпичей. Там по мере взросленияпоочередно укрывались рогатки, сигареты,презервативы. Позже всякие левыедокументы и деньги на черный день. Кразводу, единственным предметом,оставшемся в тайнике, был ПСМ отца.

Вороненая сталь,серые щечки рукоятки, маленькая серебрянаянакладка: “Майору Верещагину запроявленное мужество при исполненииинтернационального долга. ЗаместительМинистра обороны СССР С.Л. Соколов”.Две коробки патронов.

Пистолет самозарядныймалокалиберный, предназначавшийся длявооружения “высшего командного составаСоветской армии, оперативных групп КГБи МВД СССР” был таким же престижныматрибутом военной номенклатуры какгенеральские лампасы и черная “Волга”.Но отец относился к нему как к игрушке,хранил как память, даже последний вжизни выстрел сделав из личного ТТ.

После смерти отцаобыск в доме не делали. Просто забраливсе награды и документы. Про наградной,в нарастающем угаре неразберихи, дажеи не спросили. ПСМ отец держал в тщательнозамаскированном сейфе, но разве можночто-то укрыть от мальчишки? На следующийдень после похорон я, опасаясь, чтовласти опомнятся, перепрятал ствол начердак. Как отцовскую память и оружие,которое когда-нибудь может и пригодиться.Вот и пригодилось, ядрить твою мать …

Впрочем, хватитностальгировать. В припасенном блокнотенабрасываю заявление в милицию одобровольной сдаче случайно найденногооружия. Проставляю номер ствола, дату,время. Лишний раз рассекать по городу,особенно в моей ситуации — тогда уж прощесразу прийти в опорный пункт милиции сзаранее написанным чистосердечнымпризнанием.

Выхожу из подъезда,не оборачиваясь. Мягко хлопает за спинойуправляемая доводчиком дверь. Все. Врядли сюда вернусь. Оглядываюсь. МарияИосифовна уже ушла. Возится в песочницемалышня, да копаются в телефонах двемолоденькие мамаши. И всё это — бомбой?“Хер вам!” шепчу.

Гайцы меня остановятвряд ли, но в жизни бывает всякое. Надеваюодноразовые перчатки, купленные ещекогда ходили с Милой в супермаркет.Аккуратно подрываю обшивку на спинкепереднего пассажирского кресла. Осторожнозасовываю в щель ПСМ. Ну и отлично. Состороны не видно. Специально выбиралосвежитель салона поядовитее. Чтобыдаже самая опытная СРСка41зачихала…

Последний номерпрограммы — небольшой магазинчик напервом этаже жилого дома в спальномрайоне, где торгуют всякими охраннымиприбамбасами. Здесь приобретаю детекторполя. Он же антитрекер, он же детекторжучков. Небольшая плоская коробочкаопределяет буквально все, от спрятанныхвеб-камер и микрофонов до gsm — сигнализаторови радиомаячков. Квартиру нужно проверятьхотя бы раз в сутки, да и в “экспедиции”такая игрушка не помешает” ...

Еду домой, привычнокидая заячьи петли. Никого и ничего. Нучто, перекемарить чутка и стартовать?

29VIP-рейс для майора

Старенькийгеологоразведочный вертолет с облупившейсякраской и следами ржавчины на бортахоказался на редкость шустрым. Едвазахлопнулся люк, как двигатель громкозастрекотал, словно хорошо отлаженныечасы, и он взмыл в серое приволжскоенебо. Пашкин вжался в продавленноекресло из вытертого дерматина. При этом,следуя вошедшей в кровь привычке, незабывал внимательно поглядывать посторонам с безразличной ухмылкой.

Рыбье тело вертушкисотрясалось в мелкой дрожи. Над головойрокотал двигатель. О том, чтобыпорасспрашивать группу по торжественнойвстрече, не могло быть и речи. “Черные”разместились в пассажирском отсекенаособицу и тут же натянули на головышлемофоны. Кричать через проход -выглядело бы минимум глупо, да и средствасвязи ему никто не предложил. Кстати, освязи! Пашкин осторожно двинул рукой всторону нагрудного кармана, где лежалзапасной мобильник, отключенный допоры. Один из "соседей" мигомотследил движение и с улыбкой помоталголовой, дескать, не шали, товарищ майор.Майор внял и больше шалить не думал.

Больше разглядыватьбыло нечего. Внутренности старого“Мишки” никакого интереса не представляли,да и за мутным стеклом иллюминаторапонемногу темнело. Пашкин, измотанныйпо совокупности всеми сегодняшнимисобытиями сам не заметил, как вырубился.Конечно, обстановка не способствовала,но усталость взяла свое. Подголовникмягкий, двигательГТД-350ритмично почихивает, аж две няньки натебя внимательно смотрят, чтобы дитятко,не дай бог, игрушечку не сломало. Чегобы и не покемарить, пока время есть?Хотели бы грохнуть — прям в кювет положилибы...

— Роман Александрович!Подъем!

Пашкин дернулся,очумело глянул на часы. Надо же, и десятиминут не прошло, а развезло на сон, будтосалабона в первом суточном наряде …Пока он дремал, машина приземлилась.

С легким рокотомотодвинулась дверь, в отсек хлынулпрохладный, чуть пряный воздух. Дожидатьсяособого приглашения майор не стал. Наслегка подрагивающих ногах выбралсяиз вертолета. Над головой, понемногузамедляясь, тихо шуршали лопасти.Огляделся. Присвистнул. Недалеко улетели.

Пейзаж был хорошознаком. Вокруг — поля. Под ногами бетонармейской взлетки. Вдоль взлетной полосызамерли черные образцово-показательныевертушки. Память заботливо подсказала:Соколовый, аэродром базирования бывшего131-го учебного вертолётного полка,недавно переформированного в Учебнуюавиационную группу. ВПП за индивидуальнымнумером 09 дробь 27, длина две тысячи,ширина восемьдесят метров, покрытие -бетон.

Хорошо это илиплохо? Скорее второе. Хоть и тожеавиационная часть, но обслуживается другим управлением ДВКР, котороеокормляет военные учебные заведения.Стало быть, совсем чужая парафия. Местотихое, гауптвахта у них, если не изменяетпамять, своя. Можно запереть пленного“для выяснения”, можно допросить вдалиот чужих ушей и глаз…

Глаз особиста,привычный к регистрации любогоаэродромного непорядка, быстро выцепилглавную несообразность. Метрах впятидесяти от вертолета стояло двагостя, очень даже нетипичных для здешнихмест. Поближе — обычный Як-40. Правда, безкаких-либо, помимо обязательноймаркировки, опознавательных знаков,вроде эмблемы эксплуатанта. За ним,дальше — иностранный красавец бизнес-класса,смелостью обводов напоминающийфутуристический концепт-кар “Инфинити”последней модели.

Если появление“Яши” на территории летной школы можнобыло хоть как-нибудь объяснить, тознакомый Пашкину по рекламным проспектамPiaggio Avanti P180 однозначно смотрелся павлиномв вороньей стае. Помимо весьма нехилыхлетных характеристик и фотографийцарских хором салона, в том же проспектебыла проставлена цена крылатого чуда.Семь миллионов и, само собой, не рублей.

“И какая же,позвольте спросить, организация прислаласие авто?” … подумал он цитатой из“Утомленных солнцем”. Вспомнил и ответ:“Областная филармония”. И как потомвдумчиво метелили коллеги-особистытоварища Котова на задней сидушке…Авансом, за второй фильм …

Мысли-скакуныпомчали майора извилистыми дорожкаминепредсказуемых ассоциаций. То ли егона этом “Аванти” к олигарху какому-тона ковер повезут, то ли сам неведомыйхозяин итальянского чуда пожаловал длябеседы с простым зам начальникаконтрразведки энгельской авиабазы. Аможет, выжил кто из чеченских “крестников”— которых он еще в ноль четвертом, находясьв составе спецгруппы, забрасывалгранатами прямо в схроне? Выжил, амирскийперстень с черным камнем на грязныйпалец нацепил и ради красивой местиодолжил самолет у катарского шейха.Бред, но и такое бывало.

Или бывшая, котораяуехала в Эмираты, чтоб ей счастья вличной жизни, стала у того же шейхадвадцать седьмой женой и решила вочередной раз выяснить отношения. Вполном, как говорится объеме. С его лихоймайорской биографией наука, как говорится,умеет много гитик ...

Пашкина тронулиза рукав, вежливо, но без капли почтения:

— Товарищ майор,нас ждут!

Майор кивнул,независимо вскинул голову и гордозашагал в направлении призывно откинутогоитальянского трапа, мол, все снесу и всеприму, ссылку, каторгу, тюрьму...Разговорчивый “черный”, если таковымможно было назвать человека, обронившегоза все время несколько фраз, шел сбоку.Второй, что так ни слова не вымолвил,двигался позади.

— Пришли, РоманАлександрович …

Пашкин остановилсянапротив Яка и непонимающе глянул наступеньки, ведущие в самолетное брюхо.

— Не на том? — обидав голосе майора была очень похожа нанастоящую. Слаб человек, сильны в неминертность мышления и тяга к роскоши...

— Не те у нас звездына погонах, — улыбнулся боец. — Да и, есличестно, Як-то в определенном смысле ипонадежнее.

— Эх, не прокатиля свою тушку по-буржуйски! — горьковздохнул Пашкин.

— Тут сиденья тожемягкие. — подмигнул “разговорчивый”,— а за стюардессу я побуду. Вы, РоманАлександрович, что предпочитаете, водкуили спирт? — Чачу домбайскую! -категорично заявил майор и потопалвверх по ступенькам.

В салоне, сразу жеза “предбанником”, переминаясь с ногина ногу, стоял тощенький отутюженныйстарлей с общевойсковыми эмблемами ив очочках с толстыми стеклами. Под мышкойу него была зажата пухлая папка длядокументов, с какими обычно шмыгают покоридорам штабисты.

— Здравия желаю,товарищ майор! — поприветствовал очкарикПашкина.

“Говорун”, какмысленно окрестил первого бойца Пашкин,неожиданно протянул руку:

— Капитан Иванов.Можно Костя!

Примеру капитанапоследовал и молчавший до того второй,обозванный как “Рыб”:

— Старший лейтенантПетров. Сергей.

Пашкин ухмыльнулся,кивнув в сторону штабного:

— Ну а это Сидоров,я так понимаю? Близнецы, что ли?

— Никак нет, товарищполковник, однофамильцы! — хохотнулкапитан Костя, — Это у нас — Знай…, тоесть старший лейтенант Муравьев, офицерстроевого отдела.

Старлей серьезнокивнул, поправил очочки. На долю секундыза толстыми стеклами мелькнули егоглаза. И от этого быстро-острого, словноудар шилом в печень, взгляда, Пашкинузахотелось поежиться. Плавали, знаем.У нас в ВКР таких “офицеров строевогоотдела” тоже хватает, подумал он. В двешеренги на подоконнике построит, послечего, очочков своих не снимая, вежливо,с извинениями, папочкой глотку иперепилит. Хрен с ним, пусть уж будетМуравьев, лишь бы не Апостол...

“Штабной” поправилоптику и тут же снова стал собой прежним.

— Товарищи офицеры!— произнес он скучным и донельзяофициальным голосом. — Во исполнениеполученных инструкций предлагаюпроследовать в салон, чтобы проследоватькуда следует. — Капитан “Иванов-можно-Костя”оказался не только говоруном, но ивесельчаком. Зайдя старлею за спину,скорчил смешную гримасу. — Но прежде,чем это сделать, — не обращая ни малейшеговнимания на маневры капитана, продолжилстарший лейтенант, — нужно исполнитьнебольшую формальность.

С лица Константинаулыбка слетела, будто и не было ее.Капитан и “Рыб” Петров тоже как-тонепроизвольно подтянулись. Пашкин,державший из последних сил форс, вытащилруки из карманов и засопел. Ибо “небольшойформальностью” такой вот Муравьев-не-Апостолзапросто мог назвать что угодно — отприсвоения звания Героя России, дообъявления приказа о приведении висполнение приговора. Далеко неоправдательного, и не попадающего подмораторий на исполнение смертной казни...

— Сначала вы, товарищкапитан, — обратился штабной к Косте.Тот дернул носом и кивнул.

— В общем так, РоманАлександрович, — сказал он, серьезноглядя на Пашкина. — Кота за хвост, уши ияйца тягать не будем. Мы тут, так сказать,посланы командованием нашей части. Естьу нас, понимаешь, в штате вакантнаядолжность...

Капитан сделалпаузу, то ли переводя дыхание, то лиожидая какой-либо реакции. Но Пашкинвступать в разговор не спешил, выжидательноглядя на собеседника. Поняв, что паузазатягивается, тот продолжил.

— Вот толькорассказать о том, что за часть, я немогу. Вернее, конечно, могу. Но, какговорится, лишь после того, как подпишешьобязательство о неразглашении. И полетишьс нами. На сей раз — уже добровольно.Подробности — на месте, по прибытию.Ничего, что на ты?

— Лететь далеко?— каркнул майор, и тут же мысленно выругалсам себя. От волнения свело горло, иответ прозвучал так, будто ему страшно.

— Часа два-три,навскидку.

— Так что, бумагупрям здесь подписывать? — второй ответвышел получше. Сухо, но без позорногокарканья в голосе.

— Ага, — кивнулкапитан. — Для этого, в общем-то, Муравьеви приехал.

Штабист тут жесделал шаг вперед.

Пашкин сделал вид,что задумался. Хотел спросить: “А еслине подпишу”?, но передумал. Да и что тутдумать-то, по большому счету? ДальшеЭнгельса не сошлют, меньше замначотделадолжности не дадут. Потому что для еговозраста, выслуги и звания “дальше” и“меньше” просто не существует.

— Нет, конечно,никто тебя не неволит! — словно прочитавмысли Пашкина, несколько нервно произнескапитан. — Вон там, — он дернул головой всторону выхода, — КПП . Отсюда за пятихаткулюбой проезжий, вплоть до дежурноймашины до Саратова добросит за полчаса.Машину свою заберешь у гайцов, им данотакое распоряжение. К губеру уже сегодняне попадешь. Товарищ Калинкин полчасакак в сауне заседает. Но помощник тебяпримет и бумаги твои возьмет. Калинкинтут же вылезет с разоблачениями нацентровые телеканалы, и ссылаться будетна “информацию из ФСБ”. После такогогешефта, сам понимаешь, уволят тебя,майор, в двадцать четыре часа по служебномунесоответствию и без выходного пособия.А возьмет ли к себе губер хотя бы на дачув охранники — баальшой вопрос. Под нимкресло шатается, как в открытом морепри семи баллах по шкале Бофорта. Ну дачто там говорить. Ты не девка, уламыватьне собираюсь. Выбор за тобой.

— Расписку прочитатьразрешается? — угрюмо спросил майор.

— Конечно! — ответилКостя. — В его голосе звучало явноеоблегчение.

Муравьев тут жезаученно распахнул папку на нужномдокументе, предъявив лист, на две третизаполненный текстом.

Пашкин повернулсятак, чтобы на бумагу свет падал поудобнее.Вчитался. Ну что же, никаких особыхоткровений. Стандартный шизоидный стильпрофессионального параноика, коимявляется любой кадровик в погонах, отписаря строевого отдела до начальникаГлавного управления кадров … Хранить…не передавать… пресекать… информировать…

Нечто подобное онпредположил практически сразу, какнаиболее вероятную версию происходящего.Даже из того, что он увидел, было, кворожке не ходи, ясно, что ему предлагаютНАСТОЯЩУЮ СЛУЖБУ. Променять которую нааэродромное прозябание или очень дажереалистический прогноз капитана моглишь последний кретин. Кем-кем, а кретиномПашкин себя никогда не считал. О том же,что служба явно будет веселой, говорилоуже многое — внешний вид “вербовщиков”,их поведение... Да и задействованныйвертолет с Яком — вовсе не хухры-мухры!

Майор поднял глаза.Кивнул. Капитан, не дожидаясь озвучиванияпросьбы, тут же подал чернильную ручку.Видно, приготовил ее заранее и все этовремя сжимал в руке, потому чтометаллический корпус оказался теплым.На краткую долю секунды майору, человекуначитанному, показалась, будто ручказаправлена жидкостью характерногокрасного цвета. Однако на кривой из-залегкого, куда без него, мандража подписичернила были самыми обыкновенными.Фиолетовыми, как раньше у первоклассников…

Муравьев переложилподписку чистым листом и осторожнозакрыл папку. “Рыб” Петров неожиданноулыбнулся совсем по-гагарински, мягкои открыто. Капитан Костя пригласительнымжестом указал вглубь салона и почему-тоне по-русски сказал:

— Прошу пана долитака!

После чего гаркнулв сторону приоткрытой двери кабины:

— Все, вылетаем!!!

Салон при бегломобзоре оказался вполне приличным, хотялевым одиночным рядом кресел разительнонапоминал трамвай. Но хоть не свисалиобрывки проводов, как в Тадже, и некатались в проходе пустые бутылки, какэто было, когда они конвоировали отДагестана до Москвы с трудом отловленногокомандира арабских наемников ...

Трап-аппарельпополз вверх. Загудели, прогреваясь,движки.

Майор, сообразнопривычке занимать самые удобные места,прошел в нос. Плюхнулся на сиденье, ивправду оказавшееся мягким. Товарищиофицеры расположились поблизости. Тому,что “покупатели” хоть для проформы непоинтересовались, а дают ли им добро навзлет, Пашкин даже не удивился. ВЗазеркалье, Алиса, свои законы!

Расселись в первыхрядах, поближе к так и незапертой кабине.Второй пилот выскочил на минуту, задраилкормовой люк и, даже не поинтересовавшисьпассажирами, скрылся обратно.

Заполучив подпись,“покупатели” поддерживать беседу неспешили, глядели в окна. Муравьев вообщезасопел, плотно прижав в груди заветнуюпапку. Майор, впрочем, тоже не стремилсязалезть на броневичок и трепаться,трепаться. Лучше подремать, пока сноване засунули куда-нибудь, ради разнообразия,к примеру, в подводную лодку.

Во время выруливанияв иллюминаторах промелькнул все так жестоящий с открытым люком “Аванти”. Закаким дьяволом приземлялся в Соколовомэтот навороченный “итальянец”, Пашкинтак никогда и не узнал. Сперва не до тогобыло, потом стало неинтересно. Может насекретные переговоры какого-то деятеляпривозил, может аварийную посадкусовершил. Не все ли равно, в самом-тоделе? По просторам России-матушки и нетакое еще летает ...

“Як” рванул впередс резвостью истребителя и, оторвавшисьот бетона, начал, чуть ли не вертикально,как показалось Пашкину, набирать высоту.Набрал, выровнялся, зашелестел уютнотурбинами.

— И что, сугубоиз-за меня одного такой аппарат гоняли?— спросил Пашкин, решив, что если сформальностями покончено, то самоевремя начать светскую беседу. — Он жекеросину за полет сжирает столько, чтомоему отделу на годовой лимит выписывают.

Майор хотелпоправиться и сказать “выписывали”,но в последний момент придержал язык.В русском языке времена у глаголов — какВосток, дело тонкое.

— Предполагаю, чтоу нас с лихвой отработаете, товарищмайор, — наконец-то голос прорезался у“Рыба”. То есть, пардон муа за плохойфилиппинский, старшего лейтенантаПетрова. Голос у старлея оказался тускли безжизненен. Такие Пашкин частенькослыхивал на войне. Словно человек неспал трое суток, отмахиваясь малойпехотной лопаткой от наседающих гадов.И устал до того, что ему сейчас пофигувсе.

— Ну, тогда, какработа появится, разбудить не забудьте!— заявил майор, поерзал в кресле, усаживаясьпоудобнее. И, перед тем, как закрытьглаза, решив понаглеть, добавил. — А еще,военнопленных по конвенции кормитьспросонья положено!

Хотел ещепоинтересоваться, почему его так картинновынули из машины прямо в пути. Не самыйведь простой вариант. Для захвата нужнобыло знать, по меньшей мере, когда и кудаон едет. Но любопытничать не стал."Покупатели" — ребята вроде невредные, однако вопросы посерьезнеерешать придется по-любому не с ними, ас направившим их хозяином ...

Пашкин, не сказать,чтобы очень привычный к перелетам, всеже сумел выспаться и в неудобном креслеЯка. Проснулся от болтанки. Самолетзаложил вираж со снижением, явно заходяна посадку. За иллюминатором чернота средкими проблесками огоньков смениласьпожарищем огней, разлитых под крылом.Никак, Москва, что ли? А ты, майор, чегохотел? У нас все на Москву завязано. Нево Владивосток же тебя везти, в самомделе? Но город остался правее...

— Чет я не понял!!!— рявкнул над ухом Костя. — Мы что, не унас садимся?

Из кабины высунуласьлопоухая голова.

— Приказ из штаба,товарищ капитан! — озабоченно доложилвторой пилот. — Борт требуют срочноприземлить на вторую точку, там какой-толегкий форс-мажор. А вас дождется машина.Из вашей же части. Так что еще и по Москвепокатаетесь.

Голова исчезла, ичерез несколько секунд самолет ухнулвниз.

— Не судьба покачто отужинать, Роман Саныч! — развелруками капитан Костя. Смена маршрута,похоже, для него была делом привычным.— А насчет домбайской чачи, которуюдавеча поминали, так за этим дело нестанет …

Лопоухий второйпилот и неведомый командир, несмотряна то, что сидели за штурвалами вполнемирного Яка, явно были людьми с военнымопытом. И не просто с военным, а боевым.Сели без плавного выруливания и медленногоснижения, а резко, тут же тормозя. В ногитолкнуло изрядно. Такой стиль посадкивырабатывается у тех, кто привык учитыватьвероятность получения в борт очередииз ДШК...

Самолет, полавировавпо рулежкам, остановился. Второй пилототдраил кормовой люк и опустил аппарель.Пассажиры ступили на теплый еще бетон.Похоже, что аплодировать по приземлению,благодарить экипаж да и вообще прощатьсяздесь было не принято.

Пашкин толком неуспел оглядеться, как к самому краюстоянки подлетел, ревя двигателем,тентованный “Урал”, и из кузова наасфальт посыпались крепкие парни. Всев черной форме без знаков различия,точно такой же, как и у “покупателей”.Поголовно с оружием. Новомодные АК -“сотой” серии, два “Печенега”, мелькнулонесколько чехлов для снайперскихвинтовок. Да уж, совсем не рота охраныиз Энгельса.

Бойцы тут же началипринимать рюкзаки из кузова, послепришла очередь здоровенных сумок. Чтобыло внутри — неизвестно, но в самолеткаждую таскали аж вчетвером. Мимо майораи сопровождающих парни протопали какмимо пустого места.

Последними из“Урала” выбрались два бойца вовсе ужустрашающей комплекции, про какихговорится, что легче перепрыгнуть, чемобойти. Меж ними болтался человек внаручниках и с мешком на голове.Почувствовав под ногами надежную опору,он вдруг начал громко орать, путаячеченские слова и русские ругательства,обещая посадить в самый глубокий зиндани отрезать всем уши, головы и прочиечасти тела. Впрочем, долго поорать неполучилось. Один из конвоиров без замахаврезал по мешку кулаком. Остаток путипо взлетке и по трапу пленный преодолелмолча и не дергаясь. Висел себе…

Майор понимающехмыкнул и отвернулся. Сопровождающиетоже промолчали. Хотя, что тут говорить?Двигают ребята на операцию. То ли позахвату, то ли по обмену, а может быть идля “показательно-устрашающегомероприятия”. Правда, куда они лететьсобрались — это вопрос. Но, как говорится,в каждой избушке — свои игрушки.

Разгрузившись,“Урал” чихнул дымом и столь же резвоукатил. Со стороны летного поля к “Яку”подполз зеленый топливозаправщик.Техник, в нарушение всех инструкций,протянул шланг к самолету и началзаправку с людьми на борту. Порядочки!

Протопал по трапуневидимый до того командир. Молча, хмурозыркнул на пассажиров, отошел в сторонуи с нескрываемым удовольствием сталорошать траву. Облегчившись, летунподошел к ТЗ, переговорил с технарямии стал гулять под самолетом, периодическипиная ногой литую резину шасси. Судя повсему, в здешних палестинах о летныхнормах даже и не догадывались. Пашкинпредставил, какой бы поднялся на егобазе вселенский вой, если бы экипажпопробовали гонять туда-сюда, словновокзальных таксистов...

Залив самолет подпробки, топливозаправщик заурчал иуехал. Через несколько минут самолетзагудел двигателем и покатился в сторонуВПП. Лихой “афганский” взлет “свечкойв небо” со стороны смотрелся ещеэффектнее, чем из салона.

Проводив взглядомсамолет, уходящий куда-то на восток,капитан Костя махнул рукой:

— Пройдемся? Тутметров двести.

Ожидавший ихавтомобиль был предпоследней ГАЗовскоймоделью. Гордостью, можно сказать, всегоНижнего Новгорода и окрестностей,включая вовсе неизвестные науке-географиипоселки. Детище российского автопромавыглядело типичнейшим американским“сараем”, обводами смутно напоминаято ли новый “Крайслер”, не то древнюю“Шевроле — Люмину”. На первый взгляд,“Антилопа ГАЗ” ничем не отличалась отпрочих сестер, сошедших с конвейера. Номайор тут же распознал затемненныепуленепробиваемые стекла и выглядывающиеиз-под скромных пластиковых колпаковтитановые диски. Не было ни малейшегосомнения, что и двигатель под капотом— вовсе не стандартная “двушка”, ачто-то гораздо более серьезное. От “Рено”или “Дженерал моторс”. Следовало такжеи ожидать, что тонкий металл дверей икрыльев скрывал броневые плиты.

Пашкин глубокомысленнохмыкнул и решительно взялся за ручку,на корню пресекая потуги на вежливость,которые попытался изобразить Муравьев,чуть не уронивший свою папку. Вполнеожидаемо дверь оказалась довольнотяжелой. Майор нырнул в теплоту прогретогосалона. Внутренности у машины были изнатуральной кожи.

Одновременнохлопнули и остальные двери. СтарлейПетров занял “штурманское” место рядомс водителем. Слева сел Муравьев, чутьне уронивший очки, а справа Пашкинаподпер капитан Костя. Предположениямайора насчет не самого простогодвигателя подтвердились на все сто.Машина рванула вперед с лихостью “Порша”.

Вихрем промчалисьсквозь заблаговременно раскрытыеворота, попетляли по полю. В минутувыскочили на трассу, где водитель, толи по собственной лихости, то ли ради“форсу бандитского”, ну а может, уловивневысказанное желание капитана показатьих “фирму” во всей красе, завалилстрелку спидометра так, что всех повжималов сиденья.

Судя по обрывочнымфразам сопровождающих, им предстоялоехать в противоположный конец Москвы.А это даже при самом лучшем раскладе неменьше, чем два часа. Так что можно ещераз перекемарить...

Не успел Пашкинглаза закрыть, как в нагрудном карманеу капитана некормленым медведём взвылмобильник.

— Слушаю, товарищкомандир! Так точно, согласился! Никакнет, яйца в дверь не пихали, мы же незвери из дознания, он все сам! СлужуСоветскому Союзу! О местонахождении недокладываю, вам и так на экране видно...

Короткий разговор,полный ерничанья и черного юмора явнокасался майора, поэтому Пашкин позволилсебе вопросительный взгляд в зеркалозаднего вида.

— Все нормально,Роман Александрович, — развернулся кнему капитан, пряча телефон, — у командованиясовещание кончилось, вот он нашимиделами интересуется. Не сбежал ли вдругтоварищ майор сквозь снега и метели. -И неожиданно процитировал. — Вот почемустарый лозунг "техника решает все",являющийся отражением уже пройденногопериода, когда у нас был голод в областитехники, должен быть теперь замененновым лозунгом, лозунгом о том, что"кадры решают все". В этом теперьглавное.

В устах капитанаточная цитата из речи Сталина в 1935 годупрозвучала на удивление современно. Ноначитанного Пашкина удивить такойэрудицией было трудно. Стало быть, кадрыу вас решают? Ну-ну …

— Надо было сказать,что сбежал! — усмехнулся Пашкин. И тутже почувствовал, как напрягся сбокуПетров.

— Не наш метод! -отмахнулся капитан. — Да и я бы тогдамимо подарка пролетел! Мне же командир,если с тобой сторгуемся, обещал “МорскогоЛьва” выбить у довольствующего органа!

— В Москве-рекекарасей отстреливать будешь? — неудержавшись, провокационно съехидничалПашкин, в надежде спровоцировать капитанана “непроизвольную выдачу существеннойинформации”.

— Где прикажут,там и буду! — полушутливо отрезал Сергей.— Хоть в Москве-реке карасей, хоть вАмазонке пираний. — Хотел что-то ещесказать, но, опомнившись, прикусил языки весело рассмеялся. — Ловок ты, товарищмайор. Не ошиблись, что тебя предложили…Ладно, так мы и до утра до дому недоберемся. Зафиров, пропуск на стекло,мигалку на крышу, маяки включить, и поцентральной!

— Первый торпедный— “Пли!”, — прокомментировал приказводитель, и, не сбавляя скорости, проделалвсе перечисленные манипуляции.

Холодный ветер,проскочив через приоткрытую форточку,больно стегнул по лицу. Мерзко замяукаласирена. Через несколько минут автомобильпронесся мимо приветственного щитагородской черты и вылетел на среднюю“мажорную” полосу. В окне мелькнулуказатель “МКАД — 20 км”.

Трасса оказаласьпрактически пустой, но все же пятокбезумно дорогих “Хаммеров” со всякими“Лексусами” с дороги они согнали.Мелочь, а приятно...

Уже на въезде встолицу капитан осадил разошедшегосяводителя

— Ну все, хорош.Побаловали, да й будя!

Зафиров послушновырубил “светомузыку” и сбросилскорость до приемлемых в городешестидесяти пяти. После гонки майорупоказалось, что они ползут будто улитки.Машина влилась в поток простых смертных,и вскоре они выехали на берег Москва-реки.На противоположной стороне мелькалистены и башни Кремля. Но майор видел ихвполглаза. Спать хотелось немилосердно,и Пашкин вновь задремал.

Снилась емунесостоявшаяся пассия-секретутка, впилотке и полковничьем кителе, подкоторым не было ничего… Пассия принималаэротические позы и матерно ругаласьголосом шефа.

В очередной разпроснулся майор от того, что Зафироврезко затормозил. “Экипаж машины боевой”привычно схватился за ручки над дверями.Пашкин спросонок ручку не ухватил -пришлось вцепляться в переднее кресло.

Машина свернулас трассы на щебеночный проселок, неотмеченный какими-либо дорожнымизнаками. Ну что же, классический подъездк армейскому или какому-нибудь подобномуспецобъекту. Стало быть, скоро финиш.

Автомобиль подкатилк полинялому шлагбауму с подчеркнутомирной табличкой “Зареченскоеохотхозяйство. Посторонним въездзапрещен”. Они здесь явно были непосторонними. Толстенный деревянныйбрус стремительно и совершенно бесшумновзлетел ввысь, освобождая дорогу.

Теперь это ужебыла “сталинского” качества бетонка,а вокруг них простирался добротныйсосняк, из тех, которыми привыклиогораживать всякие хитроумные местаеще со времен Вячеслава РудольфовичаМенжинского. Не успел майор вдохнутьполной грудью чистого, пропитанногозапахом хвои воздуха, как перед глазамираскрылась хорошо знакомая картинапригородного элитного спецгородка, гдедачи высокопоставленных чиновников иолигархов районного масштаба перемешаныс санаториями и усилены самымиразнообразными “запретными зонами”,“тренировочными базами” и “учебнымицентрами” очень непростых ведомств.

Миновав маленькое,но очень живописное озерцо с лилиями иаккуратным песчаным пляжем, автомобильуглубился даже не в улицы, а в подлинныесреднеазиатские дувалы с бесконечнымиглухими заборами с колючкой наверху,отгораживающими гектарные “фазенды”

Нужный участококазался третьим по счету. Машинасвернула в ворота, что открылись стольже бесшумно и оперативно, как давешнийшлагбаум. Пашкин огляделся. Они оказалисьна территории обычной войсковой частисо всеми неизменными атрибутами: штабом,плацем с трибуной и флагштоком,двухэтажными жилыми корпусами.

К одному такомукорпусу, стоящему немного на отшибе,они и подъехали.

— К машине, товарищиофицеры! — в обычной полушутливой манерескомандовал капитан, и первым выбралсяиз салона. Не успел Пашкин вылезти измашины, как штабист Муравьев снова взялинициативу в свои руки.

— Пойдемте, товарищмайор, будем вас на ночлег устраивать.Командир не дождался, спать пошел. Такчто мы вас пока в гостинице разместими велим ужин сообразить. А в восемь утрапосыльный проводит в штаб. Там всеформальности и уладим.

Пашкин толком непомнил, как добрался до кровати. Отметиллишь, что “нумер” чистый, с недавнимевроремонтом, простыни свежие, а настене схема действий при объявлениитревоги. От ужина отказался, разделсяи рухнул на упругий матрац.

Ох и денек. Не токино без немцев, не то, наоборот, цирк сконями … Напоследок в голове совершенноне к месту возникла фраза: “ИванАрнольдович, покорнейше прошу пиваШарикову не предлагать!”

30.Сердца трех

КРусе подъезжаю с противоположной отКиева стороны, мало ли что. К счастью,вокруг аэродрома все тихо. Огромноелетное поле тихо дремлет, не опасаясьтаких, как я, нежданных гостей.

Опель оставляюскучать метрах в трехстах от аэродромногоограждения, в тихом кармане. Пустьпостоит, отдохнет с дороги. Мне отлеживатьсянекуда — еще несколько часов, и небоначнет светлеть, а такое счастье и нафигне надо. Для того, чтобы выкопать узкийшурф, понадобится часа два-три, неменьше... Запихиваю лопатку под “спину”рюкзака, сверху прищелкиваю миноискатель.Дозиметр в один карман, пистолет вдругой. Оба ножа еще со старта в набедренныхкарманах штанов. Чехол с навигаторомвешаю на шею.

Луна, луна. Цветы,цветы … В смысле, луна почти полная.Висит над головой, щурится. Мол, творческихтебе успехов, мой полуночный товарищ …Щурюсь в ответ, но цепляю на лоб ноктовизор.Случаи, сами знаете, бывают разные...

Стараясь непересекать открытые пространства,обегаю летное поле чуть не по периметру,отмеченному заплывшими ямками на местенекогда вырванных с мясом столбов.Сердце бьется чуть сильнее, чем следовалобы после такого легкого кросса. Но и я,пардоньте, уже не тот спортивныйподтянутый капитан с чистыми легкимии здоровой печенью … Хорошо, что организмуже малость подчистился от алкоголя, ато тут я бы и сдох.

Минут за двадцатьпять добираюсь, наконец, до нужной рощи.Клены разрослись чуть ли не в целый лес— лет десять-пятнадцать их никто здесьне вырубает. Впрочем, оно кому благо, акому — головняк. Если бы не упоминание“строго на север от крайнего ангара”,то блукать мне без привязки до самогоутра, возя по траве индукторомметаллоискателя и обнаруживая всяческийхлам. Включаю навигатор на максимальноммасштабе. Вот он, я, вот он, крайний ангар.Так... А если провести прямую, то примернов том квадрате. Ставлю метку и двигаюсьв направлении, которое подсказываетумный прибор.

Когда цифры наэкране намекают, что до точки осталосьдвадцать метров, прячу его в карман.Район поисков определен, дальше нужноглазками и без шума… Прислушиваюсь.Вроде бы тишина. Пробираюсь сквозьзаросли, лавируя меж стволов и уклоняясьот веток, так и норовящих с размахухлестануть по лицу. Шагов через десятьзамечаю, что впереди светлеет. Поляна?

В месте, где былозакопано с полсотни аккумуляторов, таки должно быть. “Здесь птицы не поют,деревья не растут...”, поскольку свинецдля здоровья не полезен, и флора с фаунойэто чуют. Стало быть, мы на верном пути,товарищи! Но верный путь — это не значитбыстрый и безопасный. Осторожно ложусьна землю и ползу, изображая индейскоговоина по имени Чингачгук Гросс Шланге.Луна, наблюдающая за моими действиямис высоты небесных сфер, оцениваетгероические усилия и ухмыляется.

Так и есть, поляна!И место то самое, которое мне и нужно. Вэтом нет ни малейших сомнений. Потомучто посреди травяного ковра чернеетпровал траншеи, рядом с которым громоздитсятеррикон из кучи выпотрошенныхавтомобильных аккумуляторов. Похоже,пипец, приехали, опередили вас, герргауптман …

Первым порывомхочу вскочить и обматерить всех и вся.Вторым — долго и обреченно завыть наЛуну. Но плутовка, словно прочитав моимысли, шустро прикрывается черной тучей.Поляна погружается в вязкую темноту.Включаю ноктовизор. Окружающая чернотастановится зеленоватой и теперь можноразобрать подробности.

Ага, не так уж всеи плохо, товарищи присяжные заседатели!Куча вынутой земли, края траншеи итеррикон железных аккумуляторныхостанков уже осыпались и давно порослитравой. Так что, зуб даю, что это не работамоих конкурентов. Давно прошли тевремена, когда свинец из аккумуляторовбыл нежелательным и бесполезным мусором.А металлоискатель здесь имеется нетолько у меня.

Сердце, едва неухнувшее в район пяток, возвращаетсяна законное место и бьется ровно иделовито. Осталось лишь выяснить, некопался ли кто на дне ямы совсем недавно…Еще раз внимательно оглядываю полянув поисках свежих автомобильных следови комков выброшенной земли. Ни первых,ни вторых не имеется. Теперь осталосьспуститься вниз, пошарить на днеметаллоискателем, поглядывая на экранчикдозиметра, после чего начать вдумчивыеархеологические раскопки.

Это я прикидываюуже в движении — продолжаю играть впластунскую роту на маневрах и ползу внаправлении террикона. Лопатка, напоминаяо себе, цепляется за ветки. От мыслей опроцессе изъятия у меня, как и у любогокиевлянина, выросшего на чернобыльскихстрахах, неприятно ноет в паху. Но тутуж ничего не поделать, попала собака вколесо, пищи, но бежи!

Укрывшись вложбинке, прежде чем спуститься в яму,достаю из кармана “Терру”. Хрен егознает, товарищ майор, может внизу тамфонит хуже, чем в припятском саркофаге,а яйца по-любому мне еще пригодятся. Чтобы там себе не думали неведомые вражины.

Мысли о яйцахпереключают на главный вопрос философии— так было что-то с Милой в ту злополучнуюночь ли нет? Ну ничего, вот вернусьгероем, сама расскажет, сама покажет …Мечты о бессмертной душе и довольно-такисоблазнительном (если чуть откормить,конечно), теле моей спутницы неожиданноприобретают весьма и весьма конкретныйхарактер. Так что я, размечтавшись, несразу и понимаю, что из-за деревьевдоносятся тихие голоса.

Слов не разобрать,говорят на грани слышимости. К тому жеи за деревьями. Но, судя по всему, движутсясюда, на поляну. Здравствуй, Жора, Новыйгод! Похоже, не разминулся я с конкурентами!Ну, стало быть, и к лучшему. Как говоритсяв пафосных триллерах: “Все решитсяздесь и сейчас!”. Заодно к специзделиюи языком-другим разживусь … Осторожноперекатываюсь в другую ложбинку,поудобнее, прячу дозиметр, занимаюпозицию.

Гости выходят накрай поляны. Двое. Говорят почти шепотом,один чуть громче, повизгивая, второйсовсем глухо. Слов не разобрать. В смыслеразобрать оно можно, только понять -хрена лысого. Потому что говорятпо-английски. Минус тут, конечно, есть,неясно о чем щебечут, но дело то поправимое,разберем по жестам и интонациям, обучены,слава богу. А плюс — жирный и однозначный,раз не на нашей мове лопочут, значитточно, они, родимые. В смысле, неродимые,но желанные…

Луна выползаетснова, приходится выключить ноктовизор.В неверном свете ночной подельницырассматриваю парочку, благо они отклеилисьнаконец от деревьев и дискутируютпосредине поляны. Первый — ростом чутьвыше Милки и такой же шклявый. Глист вскафандре, блин. Суетливый, дерганый иушастый. Второй выше и здоровее. Пошиременя будет. Движения скупые, чутказамедленные. Опасный дядя!

Продолжая беседу,люби друзи огибают с противоположнойот меня стороны террикон, останавливаютсянад самым краем ямы. Ушастый, похоже,что-то приказывает собеседнику. Слышуотдельные слова, но в общую картину нескладываются. И этот чижик у них старший?Опасный в ответ кивает. Как-то нарочито,что подозрительно. И о чем-то тихо проситУшастого. Тот недовольно ворчит, делаетпару шагов и наклоняется над ямой.Опасный подшагивает ему за спину. Онповорачивается ко мне в профиль — теперьу него в руке “предмет, визуально схожийс пистолетом”. На конце визуальносхожего предмета — длинный цилиндрик.Визуально схожий с глушителем.

Опасный медленноподнимает ствол, и зрительный залокончательно утверждается в мысли, чтосейчас здесь начнут убивать...

* * *

АланБеркович с детства боялся темноты. Дажев собственной спальне ему всегдаоставляли включенным ночник. Что ужговорить о заброшенном летном поле иэтой жуткой роще, где луна только сгущалатени? Стараясь хоть как-то справитьсяс замешательством, он всю дорогу отмашины до места изводил спутникаразговорами о всевозможной ерунде. Подпокровом ночи Опоссум растерял большуючасть подчеркнутой субординации, отвечалодносложно, а некоторые вопросы и репликивообще позволял себе игнорировать. НоАлан не одергивал зарвавшегосяоперативника. В двух шагах от заслуженныхнаград и скорого повышения он мог себепозволить определенную душевнующедрость. Именно так бы на его местепоступил бы Джек Райан ...

— Все-таки, Айвен,я не понимаю, к чему такая спешка, — вкоторый раз поинтересовался он уОпоссума. — Неужели мы не могли дождатьсяутра?

— Это приказ изЛенгли, — спокойно, сдерживая раздражение,отвечал спутник. — Приказ, который переданвам через меня. Немедленное взятиеобразцов грунта и доставка его впосольство. Директор считает это задачейпервостепенной важности, мистер Беркович.

— Ну, это понятно,— произнес Алан, для которого обращение«мистер Беркович» было не менее лестно,чем “ваша светлость”. — Открою секрет. Вероятно, после повышения мою группуусилят еще тремя-четырьмя оперативникамикроме вас, Айвен. Ладно, давайте будемделать дело, и поскорее выбираться изэтой чертовой дыры.

— Тогда, не моглибы вы лично указать мне то место, откудаименно взять образец? — в голосе Айвенаощущалась явная издевка, но Алан непридал ей значения. Ему было до ужасаинтересно заглянуть в яму, а руки чесалисьнастолько, что он готов был докопатьсядо бомбы безо всякого инструмента.

Алан подошел ккраю ямы и наклонился над ней, чтобы всвете Луны разглядеть, что творится надне. Его подчиненный при этом дажепопытки не сделал, чтобы сдвинуться сместа. Ну ничего, бездельник, не пройдети недели, как я с тобой разберусь, подумалБеркович...

* * *

Опоссум настолькоустал от бесконечного нытья Алана ипостоянного "мне", "моя", "мое",что с радостью бы прикончил недомеркаеще в машине. Путем отворачивания головы.Медленного и постепенного, чтобы успелглубоко прочувствовать степень своейнелепости. Или посадкой на кол, кактогда, в Ливане. Но это было непрофессионально,а потому недопустимо. Да и к тому жепочему бы не дать парню выговориться?Напоследок. Как только они пришли нааэродром, мальчишка явно занервничал,будто что-то почуял. На два метра слышно,как у него, словно у загнанного зайца,сердце колотится.

Тут уж ничеголичного, мистер Беркович. Приказ естьприказ, а приказы Опоссум привык выполнятьпо возможности дословно и точно. Фраза,произнесенная директором по каналузакрытой связи, слово в слово звучалатак: “Убедись в том, что предмет наместе, после чего реши вопрос с мальчишкой,а затем и Аскинсом”. При этом руководительЦРУ не уточнил, в какой последовательностиисполнять его предписание, а потому,сообразуясь с реальной ситуацией,Опоссум планировал вначале убратьдурачка -”агента”, затем не спеша ивдумчиво порыться на дне еще вчераобнаруженной ямы, и лишь потом устроитьперформанс в стиле любимого им русскогописателя Акунина.

В одном из егодетективных романов убийство знаменитогогенерала из политических соображенийбыло замаскировано под “смерть набабе”. Такая кончина сделает Аскинса,уже запятнанного “зиппергейтом”,окончательным лузером в глазах окружающих,а ее обстоятельства будут оберегатьсяот журналистов получше любой государственнойтайны. Но это заботы дня завтрашнего.Сегодня же предстояло завершить то, чтобыло тщательно подготовлено на протяжениидвух предыдущих дней.

Айвен прибыл нааэродром утром, в сопровождении Берковича.Представился новым менеджером“Калибертона”, желающим ознакомитьсяс “производством” на месте. Украинскийподрядчик недружелюбно поскрипел, нов цех запустил, после чего быстровыяснилась причина холодного приема.Из десяти порезанных самолетов местныеофициально смогли отчитаться за цветнойметалл лишь по девяти. Судьба пропавшихнескольких тонн титана терялась влабиринтах подставных оффшорныхкомпаний, так что у украинских коллегбыли определенные основания длябеспокойства. Однако Опоссум получилвсе необходимые консультации и знал,как себя вести.

Успокоив местногодиректора тем, что его совершенно неинтересует судьба металла, а исключительносостояние доставленного из Америкиоборудования, он за несколько часовоблазил все склады и цеха, и когдаутомленные сопровождающие сбежалинаконец на обед, заложил в стопкуметаллических листов, еще недавно бывшихкрыльями и обшивкой грозных “Медведей”портативный, но мощный термозаряд,принесенный в кейсе. В состав металла,из которого делали самолеты, в большомколичестве входит магний. В сплаве салюминием — страшная горючая смесь.

Теперь достаточнонажать на кнопку радиодетонатора, ичернеющий вдалеке второй по счету ангарвспыхнет исполинской зажигательнойбомбой с пламенем в несколько тысячградусов. В котором и предстоит “сгореть”бедолаге-сотруднику негосударственнойорганизации “Американская лигасоциальных исследований” АлануДжефферсону Берковичу, чей портретвскоре появится в “черном холле”штаб-квартиры ЦРУ, где стены увешаныфотографиями сотрудников, погибших приисполнении.

А чтобы ни у когоне возникло вопросов, какого КтулхуБеркович среди ночи оказался на складе,Опоссум так, чтобы его “случайноуслышали” местные, несколько раз тихопроизнес по-русски, обращаясь к невидимому,а на самом деле и не существующемусобеседнику: “Факт недостачи на первыйвзгляд подтверждается. Но мы собираемсяеще раз посетить склад негласно, ближайшейночью. Будьте готовы открыть нам нужныепомещения”. Информация о том, что слишкомвъедливый мальчишка ночью пробралсяна склад, а местные, чтобы упрятать своимахинации, совершили поджог, станетрабочей версией для обоих следствий.Официального, которое проведут местныевласти, и негласного под эгидой ЦРУ.Версия станет объяснением произошедшихсобытий, а дело будет закрыто занедостаточностью улик.

Опоссум, изучаядокументы, обратил внимание на то, чтов пожаре погибнут последние части тогосамого самолета, который доставил вРусу злополучную бомбу. Что же, всевозвращается на круги своя …

Ну что же, теперь,наконец, к делу. Опоссум долго размышлялнад тем, где исполнить Берковича и кудаукрыть тело. Привычка тщательно изучатьместо будущей операции — важнейшаясоставляющая оперативного профессионализма.Позапрошлую ночь Опоссум провел налетном поле и знал, что с наступлениемтемноты внешне безлюдный разоренныйаэродром живет своей, достаточнонапряженной жизнью. В капониры, гдеСоветы прятали от взрывов бомб и снарядовсвои самолеты, несколько раз за ночьныряют машины, в которых сидят парочки,ищущие уединения. В цех подпольныхбутлегеров возят спирт, а обратно -поддельную текилу и виски. По всейтерритории шныряют, как их здесь называют,“сталкеры” — охотники за ценным металломи брошенным оборудованием. Русинскийаэродром побогаче любой “зоны” будет,для многих — настоящий Клондайк …

Делая вид, чтослушает монотонные, как мормонскаяпроповедь, вопросы своего спутника,Опоссум внимательно огляделся посторонам, кожей впитывая малейшеешевеление. Тихо. Можно работать. Решениеположить мальчишку в яму, на дне которойспрятана бомба, было лишь на первыйвзгляд непродуманным. Если веритьпредварительным данным — длина контейнераоколо тридцати футов, так что меставнизу будет достаточно. Тело не придетсяникуда относить, что резко уменьшаетшансы на случайных свидетелей. Ну и вкрайнем случае, если его найдут, тоникому не придет в голову копать глубже,что на несколько дней станет дополнительнымобеспечением безопасности...

Привычное ощущениеоперативной кобуры под мышкой настраивалона рабочий лад. Главное, не забытьобыскать. Потом. У подобных идиотоввсегда что-то вываливается из карманов.То расческа, то бумажник. А то и документы,удостоверяющие личность мелкого вонючегоквартерона.

Странное дело,подумал Опоссум. Всего на четвертьниггер, а воняет, как от стаи нигерийцев.Или тут еще добавляется еврейскаясоставляющая? В Питтсбурге, где он вырос,русские эмигранты добрососедскиуживались с англосаксами, при этом, всеони дружно ненавидели негров, латиносови евреев…

Луна вышла из-затучи и осветила поляну неживым, будтоукраденным у солнца, светом. У Опоссумабыла давняя привычка перед самым началомоперации рассуждать на отвлеченныетемы, это помогало резко сконцентрироватьсяв нужный момент. Как можно любить ночьи ненавидеть Луну? Но ворованный светполезен — не надо пользоваться фонарем.Хоть тяжелый, надежный “Магалайт” илежит в рюкзаке, лучше обойтись без него...

* * *

Я, конечно, нестарший лейтенант Таманцев по прозвищуСкорохват, описанный Богомоловым. Инаказывать за то, что не взял живымидиверсантов, меня не будут. Но смертьодного из этих в мои планы не входит.Если среди товарищей согласья нет, тоодин про другого может много интересногорассказать. А такого внимательного иблагодарного слушателя, как я, им ещепоискать.

Отцовский ПСМ безглушителя и не взведен. Лязг затвораразнесется по всей поляне, а взводитьмедленно и печально — нет времени. Затоесть два ножа. Достаю левый. Метание -пошлость и понты для всяческих“выживальщиков” и диванных боевиков.Убить одетого человека таким образомпрактически невозможно. Но убивать яи не рассчитываю. Отвлечь, не более.

Примериваюсь.

Свист растревоженноговоздуха, хлопок выстрела, два синхронныхвскрика.

— What are you doing, Ivan? -верещит, кувыркнувшись в сторону,Ушастый.

— Fuuuck! — глухо рычитСтрелок.

А я молчу. Потомучто уже бегу. Пять шагов — это меньшесекунды. Стрелок и сообразить ничегоне успевает, как я с разгону сбиваю егос ног. Падаем. Я сверху. Бью головой влицо, что кажется сплошным зеленымпятном. Мля! Забытый ноктовизор врезаетсяврагу куда-то чуть выше лба, но и мнедостается от проклятого прибора, пофизиономии течет кровь. Но противниквырубаться и не собирается. Жилистый,скотина! Тянет руки, что-то рычит. Наодной ноте, неразборчиво, но злобно. Неуспеваю сгруппироваться, как в ухоприлетает удар. Звезды вспыхивают передглазами. Стрелок вскакивает, отбрасываяменя, как щенка. Пытается принять какую-тохитрую стойку. Где его ствол?!

Левой рукойсбрасываю расхреначенный ноктовизор.Обратным движением выдергиваю из“Скарабея” лопатку. Прямо как есть, вчехле. Вот уж где тонкий брезентпригодится! Перекидываю в правую рукуи очень нехорошо улыбаюсь. Ну что, сука,рискнешь?!

Вражина точно негерой фильмов про Шао-Линь, не рискует.Скалится в ответ и вытаскивает нож. Влунном свете лезвие — как на витрине.Ка-Бар, что ли? Не ожидал такого, неожидал... На вид ведь — сурьезный мущщина,а таскает точеный лом, хороший разветолько пиаром. Ну что же, должно было имне когда-нибудь повезти, его “кынжаль”против моей лопаты, что голая китайскаяжопа супротив сурового сибирского ежика…

Тем не менее,кидается на меня вражина серьезно играмотно, ножом особо не машет, работаетне на эффект, а на поражение. Не мудрствуя,действую по простой и надежной схеме:отступаю на пол-шага. Удар американскойжелезки проходит в пяти сантиметрах откорпуса. А вот любовно заточенная лопастьмоей МПЛки попадает точно по руке.Мерзкий хруст отзывается в сердцевсплеском нескрываемой радости — костьсломана, зуб даю. Не свой, вражий, конечно…Упиваюсь триумфом — любимое пыряловоКорпуса Морской Пехоты США выпадает изруки противника и летит куда-то подноги. Враг запоздало взвывает. И прыгаетна меня всем корпусом, да так споро,будто не ему только что руку изувечили.

Весу в нем поболее,с ног надеется сбить. Это в его положениисамое грамотное решение. Но не в моемслучае — все-таки такие травмы даром непроходят, и двигается он теперь заметномедленнее. Снова отшагиваю и провожуотработанный контрудар. На этот раз мой"Коминтерн" врубается ему в плечо.Но инерцию никто не отменял, а разницав весе решает многое. Трижды раненыйсупостат врезается всей тушкой. Падаемоба, а лопатка-выручалочка улетает вкусты.

Враг наваливается.Неловко, но сильно бьет левой, дваждыподряд. Первый раз промахивается, второйпопадает. Закрываюсь от следующегоудара, свободной рукой выдергиваю финкуиз набедренного кармана. Бью. Замахиватьсянеудобно, но для ножа много силы не надо,клинок входит по рукоять. Раз, другой,тут уж не до жиру, больше дырок — меньшебед! На руку плещет горячим. Третий ударприходится то ли в почку, то ли в селезенку.Враг хрипит, изо рта течет кровь. Теловыгибается дугой, обмякнув, падает наменя, будто надеясь задушить.

Ну что, в финальномпоединке, как говорится, в бою противрыцаря плаща и кинжала представителькоманды русинского базара одержалубедительную победу. И очко проигравшегопереходит в зрительный зал! Правда,досталась победа недешево — силы почтина исходе. Сваливаю обмякшее тело,кое-как встаю на четвереньки. Трясузвенящей головой — неплохо зарядил всеже, паскудник.

Чтобы снять мандраж,представляю себе, как выгляжу со стороны— ободранный, трясущийся и весь в крови.Давлю нервный смех, больше схожий сдурацким хихиканьем. “Дрищет, дрищетна погосте краснорожий вурдалак!”. Так, шевелиться уже могу, адреналиноваядрожь из рук частично ушла. Самое времязаконтролить товарища — человек, какпоказывает богатый опыт всемирнойистории войн, тварь иногда феноменальноживучая …

Подползаю.Свежеубиенный не дергается. Как упал,так и лежит. Ресницы застыли, стало быть,не притворяется. Да и как тут притворишься,с открытыми стекленеющими глазами …Но хрен их, командосов, знает, на дворедвадцать первый век, может, у нихспециальные линзы в глазах... Одной рукойупираю финку ему в кадык, другой щупаюпульс на шее. Вот теперь, товарищидорогие, можно чуть-чуть расслабиться.Этот котенок больше ссать точно не будет…

А где, кстати,второй!? Ага, вон в стороне подскуливает.Сдергиваю с себя футболку, вытираю лицо.Наскоро охлопываю тело. Интересностей— множество. Но с ними потом разберемся.Откладываю в сторону. Успеется ещерассмотреть, кого уконтрапупил. Нож,который я метал, в теле не обнаружен.Возможно, неглубоко вошел и вывалился,но, скорее всего, вообще стукнул цельрукояткой. Мы не в кино, бывает. Главнуюзадачу он выполнил, обеспечил мне пятьжизненно важных секунд... Зато нахожупистолет. Он валяется в паре метрах оттела прежнего хозяина.

Ну что же, теперьможно перейти и ко второй частиМарлезонского балета. Бреду к хнычущемутерпиле… Ноги слегка дрожат, но этонормально — тело начинает понимать, чтона пару волосков разминулось со смертью.

* * *

Алан склонилсянад ямой, но в неверном свете луны смог разглядеть на дне лишь черную кучухвороста, и то с большим трудом. Онобернулся к подчиненному, чтобы попроситьфонарик, и увидел… черное дуло наведенногопистолета. Ничего не поняв, Берковичудивленно воскликнул: “Что ты делаешь,Айвен?” Но тут же, не успел он закончитьфразу, в ответ раздался матерный рыкагента, а плечо обожгло, будто кипяткомплеснули.

Алан и сам не понял,как упал на траву. В бок и лицо тут жевпились острые щепки. На то, что происходилодальше, он регистрировал, словно из-подтолстого слоя воды. Вот из-за мусорногохолма вылетает мутная тень. Айвен и теньначинают суматошно скакать, то сталкиваясь,то чем-то тыча один в другого. Наконецоба падают на землю, но продолжаютбороться. Боль в плече нарастает ипереходит в пульсирующее дерганье. Аланповорачивает голову. По рубашкерасплывается липкое пятно, черное влунном свете. Беркович зажимает плечоцелой рукой и начинает негромко стонать.Наворачиваются слезы, но нужно терпеть.Сейчас Айвен поднимется и скажет, чтоделать. Айвен обязательно поднимется,ведь спецагент Джон Кларк непременновыходит победителем из любой схватки.Почему так кружится голова?..

Один из лежащихмедленно становится на четвереньки,стаскивает футболку, обшаривает второго,поднимается на ноги и, шатаясь, словномедведь, движется в сторону Алана.Господь Вездесущий, спаси меня и помилуй!Это не Айвен!!!

* * *

Ушастый мелок ивзъерошен. Сидит на краю ямы, зажимаяплечо. Зыркает на меня и подвывает. Чтобыпролюбить такую ситуацию и не качнутьсвежего клиента, надо быть полнымдебилом. Поэтому времени зря не теряю.Для начала дадим ему оперативныйпсевдоним. Ну… пусть будет “Жужик” …

Жужик явно в шоке,психика слабая, угрозы вгонят в ступороднозначно, и пользы не будет. Блин, рожубы вытереть, я же голый по пояс и весь вгрязи, наверное, ему вурдалаком кажусь!Херня, прорвемся. Методичка поэкспресс-допросу рекомендует использоватьштампы и прочие мемы “образа врага”.Они на подобный типаж, как ни странно,действуют лучше всего. Нет, кричать:“Превед, медвед!”, воздевая к небуокровавленные руки и облизываясь, я небуду. Клиент у нас, похоже, из янкесов(откуда в Русе возьмутся англичане ипрочие факающие иностранцы), соответственнои подход должен быть особым. Первымвспоминаю Клинта Иствуда и ору наскорчившегося подранка в стилеклассического вестерна:

— Ты кто такой,мать твою? Признавайся, иначе вышибутебе мозги!

И, пущего эффектудля, тыкаю трофейным пистолетом ему влицо. От глушителя остро пахнет сгоревшимпорохом, а это всегда впечатляет …

Жужик, походу,неплохо знаком с голливудскойкиноклассикой. Он дергается всем теломи поднимает на меня перепуганные глаза.Лишь бы не обгадился…

— Я-я, А-аланБ-бберкович! — отвечает парнишка, чутьзаикаясь. По-русски шпрехает. Этокатегорически упрощает дело.

— На кого работаешь,ну?!

— А-американскаяЛига социальных исследований! — выпаливаетЖужик.

— ЦРУ, значит, -припоминаю список полулегальныхрезидентур Киева, — ... понятно. А это кто?— спрашиваю, указывая на труп глушителем.

— Мой полевой агент,Айвен, — Алан Свет Беркович шмыгает носомточь-в-точь, как Мила Сербина. И наивнодобавляет: — Он жив?

— Не очень, — хмыкаюя, невольно скалясь в злой усмешке.Все-таки чертовски хорошо чувствоватьсебя живым...

Мальчишка непрофессионал от слова “вообще”. Ошалелот страха и боли. Морщит рожу, на которойзасыхает кровь… Отвечает на вопросымеханически, не задумываясь.

— Этот твой Айвен тебя за что? — продолжаю импровизированныйдопрос.

— Я, я не знаю! -мальчишке явно хочется расплакаться,но пока держится. Точно, блин, Милкинсобрат. — Может, у него крыша поехала?

Ну да, с ума сошел.И глушак прикрутил в помрачении рассудка?

Резко меняюинтонацию и направление вопросов,используя надежный прием “имитациявладения информацией с целью дезориентациидопрашиваемого”. Проще говоря, беру напушку.

— То, что мы ищем,еще находится здесь? По законам Украинывы обязаны отвечать, или ваше молчаниебудет являться признанием вашей вины!

Эта откровеннаячушь действует на клиента посильнее,чем “Фауст” Гете.

— Так, так значитвам все известно!? — Беркович отшатываетсяот меня, как от гремучей змеи. — И вы, выза мной следили?! Да, еще здесь... Мы хотеливсе проверить и завтра ночью откопать…Но я не сделал ничего плохого, менянельзя отдавать под суд…

Похоже, что я угадалс подбором ключа, и Жужик принял меняза местного контрразведчика. Так чтос этого момента моя заросшая и грязнаяхаря — олицетворение Службы БезопасностиУкраины. Ну ниче, не самое мерзкое лицов этой конторе…

Мысленно себеаплодирую. А ведь я, как ни странно,молодец. За считанные минуты заполучилотличный источник информации, иодновременно — ценного свидетеля... Неуспеваю до конца осознать собственнуюкрутость, как “ценный свидетель” мешкомоседает на траву. Коршуном кидаюсь кхлипкому цэрэушнику. Проверяю шейныйпульс.

Живой. Сознаниепотерял. Интересные же у них кадрыводятся…

Заливаю рануперекисью, накладываю тампон и наскороповерху перетягиваю эластичным бинтом.Достаю из рюкзака рулон армированногоскотча и, стараясь не слишком шуметь,скручиваю пленнику руки и ноги. Отрезавкусок, залепляю рот. Носом вроде быдышит, кровь не сочится. Так что, раньшесрока не помрет. Отволакиваю в кусты.

А теперь поравплотную заняться коллегой Жужика. Онсказал, Айвен? Ну Айвен, так Айвен, мнеодин хрен. Для начало нужно найти емунадежное место для последнего пристанища.Здесь под боком, вроде как, пожарныйводоем должен быть. Взваливаю тело наплечо и, пошатываясь, бреду через чащу.Есть! Метрах в пяти маслянисто поблескиваетвода. Озерцо с поросшими кустарникомкраями. Изначально здесь был котлован,откуда брали землю для насыпей вокругаэродрома. А потом ямы залили водой.Глубина должна быть приличной. Подходящийгруз находится мгновенно — несколькошлакоблоков валяются прямо под ногами.

Стягиваю с покойникаштаны и куртку. Их я потом тщательноизучу. Под мелкоскопом. Есть подозрение,что заначек там — как у матерогоконтрабандиста. Из кармана выпадаетхреновинка, похожая на пульт отавтосигнализации. Пожимаю плечами итоже кидаю в рюкзак. Она громко ударяетсяобо что-то внутри. Да и хрен с ней, неразвалится.

Дальше — по методичке.Не нашей, а той, которую когда-то уочередных “волевцев” отобрали.Вытаскиваю у покойника шнурки из ботинок,отбросив сами ботинки в кусты — всплывутеще... Приматываю “утяжелители”. Дляполной гарантии втыкаю финку в живот.Надрез делаю небольшим, сантиметров вдвадцать. Противно, конечно, но сейчасжарко. Вдруг в пруду караси водятся,которые могут шнурки перегрызть? Нет,мы пойдем другим путем! Нам не нуженвсплывший труп!

Собравшись ссилами, поднимаю резко потяжелевшего“Айвена”, будто жутко неудобную штангу,и толкаю его подальше от берега. Оченьподальше не получается, все-таки покойныйтяжелее меня, да еще с грузилами. Но ужкак вышло. “Полевой агент” громкоплюхается, и, пуская пузыри, уходит надно. Хорошо уходит, не оставив за собойникаких демаскирующих признаков, а толезь за ними, вылавливай… Это вам за“утонувшего” Серегу Бондаренко, гады!

Следом отправляетсянож, которым я зарезал “варяжскогогостя”. Где-то его Ка-Бар все еще валяется.Ладно, поищу.

Бегом возвращаюсьна поляну. Наскоро обследую землю. Есть!Заодно с понтовым ножом подбираюокровавленную футболку и многострадальныйноктовизор. Сворачиваю все в ком, добавляюв середину кусок кирпича, обматываюскотчем и туда же, в воду.

К моему окончательномувозвращению Беркович относительноприходит в себя. Спеленатый, как младенец,он и ведет себя соответственно. Мычитноворожденным телком и хлопает глазами.Сейчас обгадится и заревет...

Обхлопываю карманыпленного, вытаскиваю мобильник. Долгомучаюсь с тугой крышкой, подумывая оботправке следом за ножами, но всё жепреодолеваю сопротивление. Аккумуляторотдельно, телефон отдельно. И — в карман,где уже лежит разобранный мобильник“Айвена”.

Наклоняюсь надЖужиком. Тот пытается отстраниться, носо связанными конечностями выходитплохо.

— Ну что, слушайсюда, Алан Беркович…

Пленник сжимаетсяв ожидании удара.

— Я тебя сейчасразвяжу, и ты пойдешь со мной. Будешьделать, что я говорю, тогда оставлю жить.Ты меня понял, Алан Беркович?

Слышу утвердительноемычание. Жужик так страстно хочет бытьправильно понятым, что киваем всем, чемтолько может. Ухмыляюсь и достаюперочинник, чтобы разрезать скотч.Отлеплять долго.

Э, уважаемый, а вотновый обморок нам не нужен! Матерюсьсквозь зубы, разрезаю ленту на ногахЖужика и достаточно сильно щелкаюпотерявшего сознание от испуга пленникапо носу. Тот дергается, пялится ошалевшимиглазами, так и не поверив, что убиватьего никто не собирается.

Ставлю Жужика наноги и указываю направление, где оставилмашину.

— Нам туда.

Пока мы продвигаемся,укрываясь за деревьями, спящий вродебы аэродром оживает. Гремит рельсовыйнабат, а над ангарами взметаются языкипламени. Что же там произошло, уж не насли услышали? Да нет, не похоже, скореевсего, пожар. Могла загореться емкостьсо спиртом на “ликеро-водочном“производстве. При тамошней техникебезопасности — дело нехитрое …

Похоже, так и есть,пожар, плавно переходящий во что-тоболее аварийное. Когда мы почти добираемсядо машины, за спиной гремит нескольковзрывов подряд. Ну нихера ж себе! Похоже,что рвутся боеприпасы, и достаточнобольшого калибра. Пламя на складыперекинулось, а там снаряды былиприпрятаны? Помня цель приезда сюда, яни капельки не удивлен.

В кармане, гдескучает “Опель-Астра” — никого и ничего.Осмотревшись из кустов, скидываю штаны,на которых, к Явдохе не ходи, обязательнонайдутся капельки крови. Переодеваюсьво второй комплект, командую Берковичусесть на переднее сиденье и ничего нетрогать. Тот трясет головой, и, кое-какоткрывает связанными руками дверцу. Иправильно. У нищих слуг нет …

Снятые штанызакидываю подальше в кусты. По уму, лучшебы избавиться более надежным способом,но поджигать — значит, привлекать к себевнимание, а тащить с собой в надеждевыкинуть где-нибудь подальше — рискованно,можно наскочить на ментов. А на грязнуютряпку мало кто обратит внимание.Особенно, когда рвутся боеприпасы иличто там в ангарах жахает.

Не включая огнейзавожу машину и тихонько выезжаю напустынную еще трассу.

Дорога, по котороймы возвращаемся в столицу, мягко говоря,не хай-вей. Каждый раз, когда насвстряхивает на очередной колдобине,Беркович стонет. Не проходит и получаса,как меня это окончательно достает. Нет,"язык" не плещет мозгами на оббивкусалона, как в “Криминальном чтиве”.Нахожу в бардачке “лист” обожаемогоамериканцами “Тайленола”. Парацетамол,он и в Африке парацетамол, но при видепатентованного медикамента глаза Жужикаокругляются от счастья и обожания. Ещенемного, и завиляет хвостом. Тьфу, блин!Надежда и опора демократии! Хотя, какаястрана, такой и теракт…

Притормозив,развязываю ему руки и отлепляю скотчсо рта. Тут же, протягиваю две таблеткии бутылку минералки. Самовнушение всочетании с простеньким лекарствомработает отлично, и мой попутчик,откинувшись на спинку сиденья, начинаетпосапывать. Что-то бормочет во сне.Прислушиваюсь к неразборчивым словам.Мало ли, может и ляпнет чего полезного…

Не успеваю вернутьсяна дорогу, как из-за поворота вылетают,слепя фарами, многочисленные грузовики.С перепугу решаю, что это нас перехватывают,и резко бросаю машину на обочину, чтобыразвернуться и попытаться оторваться.Но колонна пролетает мимо, не обративна нас ни малейшего внимания. Пожарныемашины, на трейлерах два минных тральщикаи прочая саперная техника, грузовики ссолдатами… Идут в сторону Русы. Сопозданием доходит, что мы натолкнулисьна подразделения МЧС, движущиесянавстречу взрывам.

За последниенесколько лет по Украине взорвалисьтри огромных склада боеприпасов,естественно, вызвав столь огромныйрезонанс среди общества, что властивынуждены относиться к подобнымпроисшествиям очень серьезно.

Второстепеннаядорога выбрана МЧС-никами не случайно.Такая вот неплохо организованная ордана оживленной трассе, да в совокупностисо взрывами — отличный повод для паники.Помню, были случаи, когда напуганноетелевидением и газетами население сели городов, соседствующих с крупнымивоенными объектами, чуть ли не поголовносрывалось с места и покидало дома,услышав хлопки неурочных фейерверков…

К огромному нашемувезению, в Киеве никаких чрезвычайныхмер не принимали и на КПП нет усиления— обычный сонный дежурный. Определительжучков, включенный еще на старте, веселоподмигивает зелеными индикаторами.Стало быть, ни в шмотье, ни в амуницииАйвена и Берковича маячков, которыепомогут нас отследить, не имеется. Можноехать прямо домой.

Пять часов утра.Горизонт начинает сереть...

31.Правило мертвой руки

НадЧесапикским заливом вставало солнце.Виктор Морган сидел в кресле на балконевторого этажа собственного дома инаблюдал за тем, как на противоположномберегу озера Оджлтон осторожно бредет,охотясь, серая цапля. В свое время озеробыло соединено с заливом искусственнымканалом и превращено в отличную гаваньдля частных яхт, особенно чудеснуюсейчас, в пору раннего утреннего безлюдья.Советник президента чувствовалумиротворение и спокойствие, редкиедля человека его темперамента и занятий.

Настоящее его имябыло не Виктор, а Витторио. Он вырос впригороде Балтимора, в итальянскойсемье Морано.

С легкой руки двухзнаменитых италоамериканцев: писателяМарио Пьюзо и режиссера Френсиса ФордаКопполы, в общественное сознание въелисьдва устойчивых мифа. Первый, что всеамериканцы итальянского происхождения— сицилийцы, и второй, что все сицилийцы— члены мафии. На самом деле, это не так.Подавляющее большинство граждан Америкис мелодичными фамилиями, заканчивающимисяна «о», не имеют ничего общего с преступнымиорганизациями, контролирующими незаконнуюдеятельность в основном в Чикаго иНью-Йорке, а среди эмигрантов из Италиидоминируют апулийцы и калабрийцы.

Родители Моранобыли простыми добропорядочнымиамериканцами. Отец — механик в большомгараже, мать — кассир супермаркета. Вжизни их семьи не было ничегопримечательного, если, конечно, несчитать событий, произошедших во времяВторой мировой войны.

Дед, уроженецКалабрии, приехал в Америку в тридцатыхгодах прошлого столетия, но после десятилет жизни в США оказался в числерепрессированных итальянцев. В феврале1942 года Франклин Рузвельт подписал“Чрезвычайный указ 9066”, которымсанкционировал создание концлагерейдля интернирования многих тысяч немецких,итальянских и японских иммигрантов.Альваро Морано переселили на территориюиндейской резервации, в наспех сколоченныйдеревянный барак. Со слов деда Витториопредставлял себе лагерь: бесконечныеряды длинных приземистых строений,двойной забор из колючей проволоки ивышки с часовыми. Там не было ниводопровода, ни кухонь, а в тех, ктопытался вырваться на свободу, охранникистреляли без предупреждения.

Но, как ни странно,покойный дед вспоминал об этих событияхс ностальгией — там он познакомился сбабушкой, и там же, чуть меньше годаспустя, в грязном переполненном лазарете,родился отец...

Документ, в которомот имени правительства США приносилисьизвинения за интернирование, вызванное«расовыми предрассудками, военнойистерией и ошибками политическогоруководства», Рональд Рейган подписалтолько в 1988 году, и эпопея американскогоГУЛАГА, так и не дождавшись своегоСолженицына, канула в лету. Америка нелюбит вспоминать эту страницу своейистории. Действительно, трудно объяснитьпростому налогоплательщику, почему внасквозь демократической стране, гденеукоснительно соблюдаются правачеловека, всенародно избранный президентРузвельт приказал держать за колючейпроволокой сотни тысяч честныхамериканских граждан, единственнойвиной которых было то, что они оказались выходцами из держав, с которыми СШАнаходились в состоянии войны.

Какая карьерамогла ожидать в «стране равныхвозможностей» бедного парня, потомка“без пяти минут коллаборационистов”,к тому же не англосакса и католика? НоВитторио был амбициозен и отличалсянеобыкновенным упорством. Закончивколледж с отличием, он взял ссуду убалтиморской калабрийской общины ипоступил в престижный университет,чтобы получить специальность юриста.

После выпуска емупришлось несколько долгих и мучительныхлет работать государственным защитникомв одном из судов Нью-Йорка. Но однаждымолодого, бедного, но грамотного и, чтоособо важно, очень напористого адвокатазаметил помощник окружного прокурора,недавно выдвинувший свою кандидатуруна выборах в сенат от штата Мериленд.

Будущий сенаторни разу не пожалел о выборе. Витториооказался настоящей находкой. Казалось,что он успевает находиться одновременново всех «горячих» местах и совсем неспит. Поэтому одним из первых распоряженийвновь избранного слуги народа сталоназначение Виктора Моргана (так ссогласия благодетеля и родителей изменилон свое имя и фамилию) на скромный постсекретаря одного из постоянных комитетов.Правда, с предоставлением хоть икрошечного, но отдельного кабинета ввашингтонском офисе и доступом ксекретной документации.

Основу своегосостояния, уже подбирающегося к заветномумиллиарду, Виктор заложил во времяштурма Багдада. Тогда он входил в составсенатской комиссии, которая работалас обращениями американских граждан,касающихся военных действий в Ираке.Его жизнь изменилась в то самый день,когда на стол легла тонкая папка софициальными и неофициальными письмамиученых-историков, которые призывалиамериканское правительство обеспечитьохрану музеев Багдада.

К письмам, длядемонстрации того, что проблема оченьважна, были приложены длинные перечнираритетов. Алебастровая Урукская ваза,созданная пять тысяч лет назад. Статуэтка"Белая дама", считающаяся древнейшимскульптурным изображением, возрасткоторой насчитывает примерно пять споловиной тысяч лет. Коллекция золотыхукрашений из гробниц ассирийских царицв Нимруде. Глиняные таблички с самымдревним в истории эпосом о Гильгамеше.Странные медные цилиндры, датированныетретьим тысячелетием до нашей эры, вкоторых ученые лишь недавно призналианалог химических батарей. Виктор Моргани понятия не имел, что культура отсталойарабской страны намного старше ДревнегоЕгипта…

Решающим оказалосьпослание музейных работников, ученыхи коллекционеров, призывающее Пентагон«сделать все возможное для сохраненияэтого мирового достояния», к которомуприлагались подробные схемы расположенияэкспонатов в музейных залах и полныекаталоги запасников...

Это был шанс,который предоставляется лишь раз вжизни. Морган превратил в наличные своинебольшие сбережения, заложил дом,одолжился у всех, кого можно было. Азатем уговорил шефа, чтобы тот отпустилего в Ирак с группой сенатских наблюдателей.Там Виктор быстро нашел общий язык сполковником американской армии по имениМетью, очень любившим деньги. За деньдо штурма Багдада Виктор взял у военного«в аренду» взвод солдат и десятокгрузовиков.

Найти в городенужного человека, который бы взбудоражилоголодавших людей и направил громитьмузеи, оказалось совсем нетрудно.Озверевшая толпа врывалась в здания,круша все на своем пути. Вслед за толпойшли солдаты из “группы Моргана”…

В дни штурмаИракской столицы, как бы эффектно всеэто ни выглядело в репортажах CNN, вдействительности царила полнаянеразбериха. У Моргана оказалось многоконкурентов, но у них не было егоорганизованности и точных списков — гдеи как искать самое ценное.

Вакханалияпланомерного грабежа музеев, древнихмечетей, запасников и малоизвестныххранилищ длилась несколько недель.Сказочное везение и умение быстроимпровизировать на ходу позволилиВиктору "спасти" немало ценнейшихэкспонатов. Все эти древние редкостибыли бесценны исключительно для ученых,мыслящих абстрактными категорияминаподобие мировой культуры, достояниянации и так далее. А вот с точки зренияприземленных материалистов у всех этихсокровищ была вполне осязаемая стоимость.Имелись и клиенты, готовые заплатить,не торгуясь и не афишируя приобретения.

По завершению“цивилизаторской операции” оставалосьлишь арендовать через друзей полковникаМетью транспортный самолет и посадитьего на авиабазе национальной гвардииштата Мериленд. Это не составило проблемдля человека с пачкой долларов в однойруке и удостоверением члена сенатскойкомиссии в другой.

Через два годабольшая часть вывезенных ценностейосела в частных коллекциях, превратившисьв числа на банковских счетах Моргана иразнообразные ценные бумаги. Полковник,получив свою долю, бодро зашагал покарьерной лестнице, став со временембригадным генералом и командующимоперативной группой в Персидском заливе. А Виктор Морган, уже не государственныйслужащий, а преуспевающий адвокат,переселился в собственный пентхаус вцентре Балтимора, купил загородноепоместье и стал владельцем острова наКайманах.

АмериканскаяФемида проявила к неожиданному богатствубывшего скромного правительственногоклерка поразительную слепоту, особеннопосле того, как «Белая дама» пополнилатайный музей одного из самых влиятельныхконгрессменов. Ни ФБР, ни налоговаяслужба более не задавали ненужныхвопросов относительно происхождениякапиталов Моргана. Теперь можно быловсерьез подумать и о политическойкарьере.

И на этот разМоргану повезло. Во время последнихвыборов у республиканской партииобнаружился небольшой перерасходбюджета предвыборной кампании — импонадобилось относительно немного,каких-то сто миллионов долларов, ноденьги нужны были “еще вчера”. Бывшийблагодетель-сенатор обратился за помощьюк своему протеже, Виктор Моган, в отличиеот других, не выдвинув условий и безмалейших колебаний, перевел нужнуюсумму буквально за один день.

“Плаксивый ковбой”оказался человеком на удивлениеблагодарным. Во время благодарственнойаудиенции со “спасителем выборов”Морган сумел произвести на президентанужное впечатление, и вскоре занялкабинет советника по национальнойбезопасности. Табличка над его новойдверью была билетом в одну из центральныхлож мирового политического театра.

Еще в Ираке ВикторМорган почувствовал настоящий запахвойны — запах пороха, крови и огромныхденег. Теперь же его взглядам открывалисьневиданные горизонты, а стены Белогодома источали пленительный ароматогромной Власти… На пути к которойлежала потерянная и позабытая всемибомба, а также несколько тысяч никчемныхжизней...

Планшет, лежащийу левой руки советника, беззвучно замигалэкраном. Входящий звонок, строгоконфиденциальный. Морган поморщилсяпри мысли о том, что высокие технологииесть проклятие нынешней поры. Как хорошобыло во времена телеграфа и телефонныхаппаратов с коммутаторами… Тем неменее, вызов требовал ответа, тем более,что звонил директор ЦРУ через интернет-каналзакрытой связи. Морган подключил наушники ткнул в соответствующую иконку.

— В Русе пожар,Опоссум и Беркович исчезли, — директорбыл предельно краток и предельнооткровенен, на самой грани допустимого,несмотря на сложную многоступенчатуюзащиту разговора.

— Это… нехорошо.

— К сожалению, этоне все плохие новости.

— Говори.

— Киевский координаторзанервничал.

— И что?

— Он … — директорзамялся. — Он испугался.

Советник пошевелилгубами, беззвучно проговаривая грязноеругательство на родном итальянском.Морган уже примерно представлял, чтопоследует дальше.

— "Киевлянин"боится и требует гарантий. Он … — директорснова сделал паузу, ему явно было не посебе от такого прокола. — Он шантажирует…нас.

Морган услышал иоценил заминку, сделанную собеседникомперед этим "нас". Директор илипо-настоящему занервничал, или намекал,что в случае чего готов выйти из игры.

— Чего он хочет? -уточнил Морган.

— Разговора. Стобой.

— Его координаты,— отрывисто бросил советник. Теперь былоуже не до хождений вокруг да около ивыяснения того, чего может требоватьмелкий участник заговора, а чего неможет.

— Посылаю.

Обменявшись ещенесколькими полуритуальными фразами,советник и директор закончили разговор.

Морган отправилвызов быстро, будто опасался, что каждаясекунда промедления лишает его долирешимости. Аскинс ответил почти сразу,он явно ждал звонка. И с ходу взял быказа рога.

— Виктор Морган?

Резидент неспрашивал, а скорее уточнял.

— Да.

— Насколько японимаю, началась плановая зачистка?

Морган оскалилсяв злобной гримасе. Начало беседы наводилона неприятные мысли относительнопокладистости и договороспособностиоппонента.

— Чед, успокойся,ты превратно толкуешь происходящее, -в отличие от Аскинса, советник старательноизобразил понимающую доброжелательность,радуясь, что отключена видеосвязь. Вэтот момент выражение лица Морганасовершенно не соответствовало медоточивомуголосу.

— Я все толкуюправильно, — Аскинс определенно несобирался идти на мировую или, по крайнеймере, снижать градус накала. — Вы началисужать круг посвященных до абсолютногоминимума, но я в любом случае за егочертой не окажусь!

— Разумеется, тыслишком ценен для нас и слишком важендля совместных планов, — согласилсяМорган. — Но, как я уже сказал, ты ошибаешься.Мы сами озабочены исчезновениемозначенных персон.

Теперь советникрешил перехватить инициативу, резкоперейдя на требовательный, командныйтон:

— И, черт побери,не забывай, что ты говоришь по сети,пусть и закрытой! Чед, меньше имен ифактов! Для будущего директора ЦРУ такаябеспечность непростительна…

Пока язык Виктораговорил правильные, нужные вещи, смешиваяприказы и обещания, мозг лихорадочноосмысливал услышанное. Пожар в Русе иисчезновение Берковича были предусмотреныи ожидаемы, на то был и послан тудаОпоссум. Но вот пропажа самого Опоссуманикоим образом не укладывалась в план.Возможно, что-то пошло не так, например,не успел сбежать от пожара… Но нельзяисключать и того, что опытный агентпочувствовал, угадал шестым чувствоммасштабы и ставки операции. После чеговполне разумно решил, что со временемочередь зачистки дойдет и до него, такчто пора выйти из игры. Сделал необходимуюработу, а после исчез, ушел на дно,надеясь, что никто его не найдет.

Почему не сбежалсразу? Чтобы не ломать продуманную схемудействий и не вынуждать организатороввсе перекраивать на ходу. В таком делечем меньше о тебе думают, тем лучше, адля агента, решившего нелегально уйтина покой и замести за собой все следы -важен каждый день

Вполне логично.Неприятно, однако пока терпимо. Но теперьнадо как-то успокоить запаниковавшего Аскинса, который, в общем, сделалправильные выводы. Успокоить. И какможно быстрее нейтрализовать. Морганне служил в армии, но в своих иракскихприключениях убедился на практике -если человек пошел вразнос и сорвался,то он, как плохо склеенная ваза, уже нестанет прежним и может окончательнорасколоться в любой момент.

Но, как оказалось,у Аскинса было свое понимание того, какследует обеспечить его душевноеспокойствие.

— Виктор, ты слышалпро "правило мертвой руки"? -неожиданно мягко, почти задушевновопросил киевский резидент.

Мгновение советникпытался понять, о чем говорит далекийоппонент, а затем почувствовал, какхолодок скользнул вдоль позвоночника.

— Чед, надеюсь, тыне сделал того, что я думаю … — Морганвыдержал паузу, подталкивая Аскинса кконкретике.

— Именно! — теперьв голосе резидента слышалось откровенноезлорадство. — Я знаю кухню, если помнишь,я сам побыл заместителем директора ЦРУ.Вы начали убирать всех, кто знает о томбомбардировщике и заряде, скоро доберетесьи до меня!

— Придержи язык,болтун! — уже не сдерживаясь, рявкнулМорган.

— И поэтому язастраховался, — продолжил Аскинс, необращая внимания на окрик советника. -Фонограмма с признанием Сербина, пакетдокументов и мои пояснения спрятаны вукромном месте. Человек, что ее хранит,никак со мной не связан, вам его не найти.И если я вдруг куда-то исчезну, то непройдет и суток, как все это появитсяна ЮТубе…

Морган сжал планшетс такой силой, что едва не переломилаппарат. Стекло экрана едва слышнохрустнуло, но создание сумрачного генияСтива Джобса с буддийской стойкостьювыдержало испытание.

— Поэтому повторю— сужайте круг, как хотите, но я останусьсреди неприкасаемых! — закончил Аскинс.

Морган несколькораз глубоко вдохнул и выдохнул, стараясьвернуть самоконтроль.

— Чед, я понимаютвое состояние, но ты ошибаешься, -произнес он, наконец. — Давай возьмемтайм-аут, чтобы ты успокоился, а послевсе обсудим, лучше лично.

— Я совершенноспокоен, — ядовито ответил резидент. -Особенно теперь, когда ты в курсе моейстраховки.

— Ты совершаешьбольшую ошибку, — Морган решил, что теньугрозы будет не лишней. Вряд ли Аскинсодумается, но вдруг… — Ты угрожаешь тем,кто тебя и так ценит, вместо того, чтобысотрудничать.

— Плевать, — лаконичноответил резидент и отключился.

Завершив разговор,советник положил телефон на столик иглубоко задумался. Минут через пять онвзял планшет, осторожно и медленно,словно аппарат обжигал пальцы. В головеу Моргана эхом отдавались его собственныеслова, сказанные совсем недавно Джамалю,и ответ террориста.

Поэтому я должениметь аварийный контакт на крайнийслучай … Причем в обе стороны. Неисключено, что вы захотите в срочномпорядке поставить меня в известностьо чем-то крайне важном и неотложном.

И кто бы могподумать, что связь действительнопонадобится, причем так скоро?..

Стиснув зубы,Морган решительно, словно отгоняяпризрак сомнений, открыл электроннуюпочту и набросал текст короткогосообщения. Палец Виктора завис надиконкой, советник закрыл глаза и,пробормотав короткую молитву на родномязыке, коснулся экрана. Дождавшисьуведомления, что послание благополучноушло адресату, Морган положил планшети потер гудящие виски. Теперь оставалосьтолько ждать. И надеяться, что онне ошибся в Джамале.

Налив себе стаканчиквиски, советникмимолетно подумал о несчастном идиоте— Берковиче, благодаря которому завариласьвся эта каша. Но о мертвых — либо ничего,либо в некрологе ...

32.Смерть шпиона

Доквартиры добрались без приключений. Поуму, тащить гражданина Берковича в нашуберлогу не стоило. Но отпустить его — тоже самое, что выйти на Крещатик с плакатом“Вот он я! Хватайте!” А убивать парняпросто так, по принципу “шоб не було!”,рука не поднялась.

Окна квартиры несветятся, но Мила не спит. Не успеваемвыбраться из лифта, как начинают щелкатьмногочисленные замки. Дверь открывается. Девчонка стоит на пороге все в том желолитском прикиде. С кухни на площадкутянет многообещающими запахами. Еслибы не стонущий под боком Беркович и необщая задолбанность организма, отвыкшегоот суточных, считай, марш-бросков, можнобыло подумать, что никуда я и не уезжал.Так, выходил во двор пива бутылочкувсадить.

— Ой, а это кто? -спрашивает Мила, запустив нас в прихожую.

— Трофей, — хмуроотвечаю я. — Вырван из клыков кровожадныхакул империализма. Американец, есличто. Зовут Алан, поживет пока у нас. Поддомашним арестом.

— Американец? -переспрашивает девчонка, в глазахкоторой загорается непонятный мнеогонек. — Тощенький какой!

Проталкиваю Аланавперед, закрываю дверь.

— Он, кстати, раненнемножко…

Мила снова ойкаети бросается за аптечкой. Точнее, за малыммедицинским набором, который мы собралипопутно с обновками.

Разуваюсь сам,стягиваю обувь с Жужика. Шпион, не мигая,пялится в зеркало, висящее в коридореи под моими толчками задирает ноги.Сначала правую, затем левую. Разув,заталкиваю героя в свою комнату, сажаюна диван.

— Без глупостей,это специальный апартамент, здесь всепод контролем!

Жужик в полномступоре и неожиданностей особых не жду.Но мало ли, вдруг его переклинит, ипленный рыцарь плаща и кинжала решитвдруг вынести стекло табуретом и пооратьв окно, призывая на помощь КапитанаАмерику и прочих бэтменов-спайдерменов?

Мила прибегает саптечкой и бестолково кружит по комнате.С трудом отогнав ее ко входу, стаскиваюс Жужика рубашку и начинаю обрабатыватьнаспех перевязанную рану. Беркович тощ,как жертва голодомора, словно и не изстраны победившего фаст-фуда приехал.

Не обращая вниманияна вопли Алана, отрываю успевший ужеприсохнуть бинт, заливаю перекисью.Беркович, услышав шипение, округляет виспуге глаза, но ничего страшного непроисходит. Для страховки плескаюхлоргексидином. По уму лучше бы, конечно,зашить, но необходимого инвентаря нет,поэтому обойдемся и так. Вот если быпроникающее, с огнестрельным переломом,то да. А так пуля прошла по касательной.Следом обильно смазываю левомеколем.Кое-как пристраиваю тампон и с помощьюМилы сооружаю повязку.

Дождавшись концамедицинских процедур, боец вырубаетсяв сидячем положении. Аккуратно, чтобыне разбудить, укладываю. Парень немноговозится и начинает сопеть. Повоевал я,блин! Похоже, еще одно дите на моюмногострадальную голову…

Захожу в ванную,наскоро плескаю холодной воды в лицо.Спать бы завалиться, но нужно коватьжелезо не отходя от кассы.

— Мила!

— Да? — тут же суетсяв дверь девчонка. На языке у нее явнокрутится не одна тысяча вопросов. Нетни времени, ни желания заниматьсяпересказом ночных событий.

— Кофе свари. Мнетут еще кой-чего сделать надо.

Девчонка кидаетсяна кухню. Беру рюкзак и оккупирую комнатуМилы. Устраиваюсь так, чтобы просматривалсядиван, на котором дрыхнет Беркович,стелю коврик и высыпаю трофеи.

Начинаю, какводится, с оружия. Мой малыш-ПСМ, уютнорасположившись в кармане, греет душупо-прежнему, но огневая мощь никогда небывает лишней. Пистолет, из которогоэтот Айвен едва не порешил Жужика,оказывается неожиданно редкой штучкой.Это не Вальтер “Полицай ПистолеКриминаль” с которым щеголяет в киноДжеймс Бонд, и не вульгарный китайскийТТ, какой предпочитают киллеры среднейруки. Передо мной лежит настоящая легендасоветских спецслужб. “Пистолет бесшумный”или ПБ, почему-то считается просто“Макаровым с глушаком”, но это совсемне так. От знаменитого ПМа здесь толькомагазин и ударно-спусковой механизм,все остальное конструктор Дерягин делал“с нуля”, создавая надежное оружие дляармейской разведки и КГБ. Просто так,на том же Сенном подобную машинку некупишь. Эксклюзив, можно сказать... Айвен,оказывается, не только профи, но и эстет.Был.

Я бы, конечно,предпочел «Смит-Вессон М59» c глушителем.Они стоят на вооружении ВВС США, не стольнадежны, как наши, но работают тише иощутимо компактнее. Однако, дареномужуравлю в клюв не смотрят и синицей полапам не бьют. Немаловажно и то, что ПБвоспринимает стандартный пистолетныйпатрон 9Х18, не требуя какой-то экзотики.

Беру в руки ПБ,отщелкиваю магазин, передергиваю затвор.Выстрелить наймит капитализма успелвсего раз, так что в магазине семьпатронов. В карманах еще две полныхкоробки. Стало быть, отцовский награднойПСМ переводится из “основного” в“резервный” …

Загоняю доснаряженныймагазин. Взводить не стоит — перестрелкав течение ближайших часов нам светитсугубо теоретически.

Свинчиваю глушительи прячу новую игрушку в рюкзак. Теперьможно переходить от приятного к полезному.Начинаю с мобильных телефонов — скромной“Нокии” покойничка и расфуфыренного“Айфона”, найденного и отобранного удрыхнущего подранка. Храпит, сученыш,аж уши заворачиваются.

Покопаться бы всим-картах, там определенно есть кучаценных номеров — вряд ли ребята утруждалисебя запоминанием пары сотен контактов.Но вставлять симки и включать телефон— опасное и глупое занятие. У операторамобильной связи сразу же появитсяинформация о том, где и когда активизированномер. Соответственно, для безопаснойи вдумчивой работы потребуется специальныйсчитыватель. Который еще нужно купить.

Осмотр прочихтрофеев окончательно убеждает, что яобезвредил крупного хищника. Из внутреннихкарманов и швов появляется куча барахла,одно лишь перечисление которого вполнетянет на добротный шпионский роман.Откладываю всё, что может пригодитьсяв дальнейшем, а прочее, вместе с остаткамиодежды, заматываю в узел и упаковываюв пакет, чтобы при первой же возможностиутопить или закопать понадежнее.

Из всего обнаруженного,кроме пистолета и телефонов, самыминтересным оказывается небольшаяпластмассовая аптечка, что храниласьу агента в поясной сумке. Там, помимостандартной чепухи, призванной не датьразгуляться нервам и обосраться, а такжесвященного для всех амеров “Тайленола”,лежит несколько шприц-тюбиков с хорошоизвестной мне маркировкой.

Даннойпоследовательностью цветных штриховпринято обозначать то, что профанамизовется “эликсир правды”. КС-127 и КС-130,швейцарское патентованное средстводля медикаментозного допроса. Мы такимкогда-то пользовались.

Эта находка в корнеменяет всю намеченную стратегию. Теперь,потрошение Жужика играет новыми красками.Паяльник в анус, это надежно и быстро,но потом клиента почему-то бывает сложноне то что перевербовать, просто расположитьк себе. А в нашем клиническом случае этопопросту означает, что Берковича послеэкстренного потрошения, невзирая ни накакой гуманизм, пришлось бы пускать врасход. В общем, пусть Жужик молится нааптечку своего несостоявшегося убийцы...

Так, лирику долой,теперь к делу. Вспоминаю методичку поиспользованию КС. Противопоказания кбольной печени? Беркович этим явно нестрадает. Алкоголь наш америкос, скореевсего, употребляет только на их деньБлагодарения, да и то не крепче пива илисидра. Сто процентов не курит. Оттогочуть здоровеньким и не помер.

Появляется Милас подносом. На подносе — кружка, кофейник,сахарница. Ишь ты, сервис ...

— Ага, спасибо!

Я, почти не глядя,хватаю кружку и делаю первый глоток.Горячо, но в пределах нормы. Как говорилодин мой хороший товарищ: “Кофе долженбыть крепким и черным. Как у марроканскогоневольника!”. И откуда только упрапора-ППСника могли такие ассоциациивозникнуть?

— Ой, а это чтотакое?

Мила восхищенносмотрит на первоклассный наборсветоводов, лазерную систему дистанционнойпрослушки и универсальный постановщикпомех.

— Развлекуха длявзрослых дядек! — уже отвечая, понимаю,что девчонка имела в виду совсем нешпионские штучки, а жужиковский “Айфон”… У каждого Лаврушки свои игрушки ...

Разрешаю девчонкевзять в руки и со всех сторон осмотреть“великую американскую мечту”, сам вэто время перебазируюсь со всем хламомк Берковичу. После чего отбираю “Айфон”и, натянув суровую маску, изрекаю:

— Значит так, слушайменя сюда. Сейчас я буду с пленнымработать. Ты уходишь в зал, закрываешьпоплотнее дверь и смотришь телевизор,пока отбой не скомандую. Ферштейн?

По округлившимсяглазам Милы понимаю, что она себе успеланадумать кучу всяческих страхов. Потомудобавляю:

— Не боись, пытатьне буду. Просто вдруг он ляпнет чеготакого, что тебе знать не обязательно.

Девчонка испуганнокивает несколько раз и закрывается вкомнате.

Алан дрыхнет беззадних ног. Проверяю его карманы. Посравнению с предыдущими находками -скучная мелочевка. Все, пора. Нас утровстречает рассветом, еще пара часов, ия буду спать стоя. Челюсть и таквыворачивает зевотой, а в глаза будтопеска сыпанули.

Допиваю остывшийкофе. Легонько треплю за плечо клиента.Тот недовольно бурчит, определеннобудучи не в настроении просыпаться.Силком поднимаю, сажаю. Беркович что-тобубнит. Внимания не обращаю. Сильнощелкаю по уху и, как только Алан открываетглаза, вгоняю иглу шприц-тюбика впредплечье здоровой руки.

Не проходит минуты,как взгляд Берковича теряет осмысленностьи приобретает отсутствующее выражение.Губы шпиона расплываются в дурацкойулыбке, а из уголка рта тянется тонкаяструйка слюны. Почти полная потерясамоконтроля, эйфория и благость ковсему миру — в наличии. Можно начинать…

Включаю видеозаписьна телефоне и спрашиваю, стараясь неинтонировать.

— Имя, фамилия,должность…

— Алан Беркович,региональный представитель ЦРУ, личныйномер … , номер карточки социальногострахования … — хорошо отвечает, уверенно.

Вхождение прошлонормально. Облегченно вздыхаю. Ну что,понеслась звезда по кочкам?

Через час с небольшимАлан умиротворенно сопит на кровати, ая сижу в кресле и тихо охреневаю. Восновном, с самого себя. Потому чтобестолковый рассказ, выдавленный измальчишки под эликсиром правды, подфундамент разрушает выстроенную мнойкартину всемирного масонского заговора.

Оказывается, смертьВити Сербина и оба бандитских визита вего квартиру были организованы вотэтим вот мирно сопящим мальчишкой.Лопоухим чмошником, помешанным на ДжекеРайане, которого он поминал через слово.И это все! Никаким ЦРУ, АНБ, ни тем более,ФБР, мы с Милой и нахер не нужны были! Идо того момента, как я сунулся к Сереге,нас с девчонкой никто не искал. Достаточнобыло затаиться на недельку-другую — ивсе, здравствуй, новая безалкогольнаяжизнь!

В общем утопил ястарого друга. Во всех смыслах слова. Ине только его утопил, но и себя подставил.Тронул камешек, и пошла лавина. Малотого, притащил прямо к Миле убийцу ееотца ...

Подозрительносмотрю на розетку. Прислушиваюсь. Нет,телевизор что-то бубнит и довольногромко. Да и Мила вряд ли подслушивает.А то ведь, неровен час, бухнет в кофемальчишке крысиного яду. Или еще какихглупостей наделает.

Разъяснилось и сАйвеном. Оказывается, я помножил на нольне какого-то отставного морпеха илисраного рейнджера, взятого Берковичемв качестве грубой физической силы.Нифига подобного! Убитый оказалсяэлитным оперативником ЦРУ. Да уж…

Снова начинаетслегка потряхивать — недосып накладываетсяна понимание того, как мне повезло. Поуму, шансов на победу не было — завязавшийпару дней алкаш против агента… Однаковезение — дама с норовом и собственнымисимпатиями. Не пришлось бы толькокак-нибудь потом за такую симпатиюрасплачиваться. Сегодня мне подфартило,завтра — кому-нибудь другому. Впрочем,гнусные мысли — долой. Коли везение прет,будем хватать за хвост, пока не сбежало.

Что же общейобстановки вокруг неучтенного специзделия,то приговоренный начальством к смерти“региональный представитель” Берковичзнал мало, понимал еще меньше. Всепроисходящее для себя объяснял проискаминачальства.

Тем не менее, егобестолковый рассказ, совокупно сисповедью Сербина, неплохо описал тувыгребную яму, в которой мы оказались.Точнее дополнил ее более точнымипромерами глубины, ширины и качествазаполняющей субстанции. Темпы и жестокостьзачистки всего этого “братства бомбы”могли свидетельствовать только лишьоб одном — амеры подарок из прошлогопланируют извлекать и задействовать в своих планах. Как? И думать нет смысла,не имея исходных данных. О том, что яжив, им известно через Серегу. Сталобыть, будут искать, пока не найдут.

Что все это меняетв моих вчерашних планах? Да ничего, побольшому счету. Разве что Берковичанужно как-то завербовать. Это уже неВитин пьяный магнитофонный базар, этоживой свидетель с паспортом гражданинаСША … Вот этим, пожалуй, с утра и займусь…

Смотрю на часы.Без пяти семь. Мой организм неожиданномашет рукой на необходимость сна, и ядаже не зеваю. Ничего, откат еще поймает.Ближе к полудню-обеду…

Иду на кухню, ставлючайник на плиту. С туркой заморачиватьсянет ни сил, ни желания. Буду хлебатьзалитый кипятком кофе, делая вид, чтотак и надо. С горячей кружкой в рукахбреду к двери в зал. Стучусь.

Мила распахиваетдверь рывком, будто меня и дожидалась.Хотя она с таким вниманием обшариваетвзглядом, явно в поисках крови или прочихпризнаков интенсивного допроса, что,скорее всего, действительно, ждала. Лишьбы не прислушивалась.

От телевизорадоносятся позывные утренних новостей.Сажусь на спинку дивана. Присаживатьсяпо-человечески опасаюсь. Спать-то вродебы не хочется, но, стоит только прислониться,как тут же вырублюсь. А этого пока делатьне стоит.

Мелькает заставка,и на экране появляются знакомые пейзажи.Оказывается, “пожар на военной базе”уже попал в блок новостей. К приездурепортеров аэродром уже был оцеплентеми самыми солдатами, которых мы сАланом встретили по дороге в Киев.Естественно, никакой информации СМИшникиполучить не смогли. Поэтому по всемканалам крутили одни лишь интервью сбекающими и мекающими чиновниками, атакже военными, изо всех сил пытающимисяговорить на державной мове, но постоянносбивающимися на русский язык. Интервьющедро разбавлены архивными материаламипо взрывам в Кременчуге, Цвитохе иНово-Богдановке. Изредка поминалиБровары и грохнувшуюся там в пятиэтажкуракету…

Мила, сидящаярядом, то и дело косится в мою сторону,силясь по выражению лица догадаться,каким образом мы с американцем причастнык этим событиям. Но я старательно прячулицо в кружке. Да и по моей зевающей рожехрен бы что определил даже лучшийфизиономист ЦРУ.

По версии милиции,причина пожара — несоблюдение правилтехники безопасности в подпольномразливочном цеху. Ну и пробитая понеустановленным причинам цистерна,спирт из которой затек на территориюхранилища боеприпасов и вызвал возгорание,с последующей детонацией…

Услышав про это,с трудом удерживаюсь от улыбки. Значит,жужиковское начальство, скорее всего,решит, что тот устранен, а Оппосум то лизазевался и погиб на пожаре, либопо-каким-то причинам, известным емуодному, решил исчезнуть. И это вполнерезонно, такая вот “нелепая смерть” -идеальный для агента-чистильщика вариантперейти на нелегальное положение. Аэто, в свою очередь, означало, что нипокойного Айвена, ни моего полуживогоЖужика никто искать не будет.

Решив быловозрадоваться, возвращаю себя на землю.Искать не будут их. А вот информацию пробомбу всяко в шредер не засунут. Значит,план набега на Русу по-прежнему в силе.Только очередность задач, похоже,следует изменить. Вначале отловить ивыпотрошить Котельникова, которыйвполне может вывести на истинного“заказчика” всех наших проблем, а потомуж, как на аэродроме поулягутся пожарныестрасти, доставать бомбу.

Как именно -сориентируюсь на месте. Бульдозер угонюили суку чекистскую в раскоп спихну.Пусть с мирным атомом разбирается слопатой наперевес.

Становится ясным“кто”, “как” и “почему”. Но главныйвопрос “что же задумали звездно-полосатыемиротворцы”, ответа пока нет. Впрочем,они, скорее всего, еще ничего и незадумали.

Со скрипомоткрывается дверь. Мила оборачиваетсяна звук и только ойкает. На пороге стоитприведение. “Краше в гроб кладут”, -успеваю подумать я, прежде чем явившеесянам создание в выпущенной рубашке,торчащими во все стороны волосами иопухшим лицом, на котором отпечаталисьшвы от наволочки, хлопая ресницами ищурясь от яркого света, почти бесшумноперемещается на середину комнаты. Судяпо внешнему виду, отходняки у Берковичав полном разгаре. Ну чисто упырь изсказок.

— Вить, а что этос ним? — спрашивает Мила, поджимая подсебя ноги и отползая поближе ко мне.

— Забей, — отвечаю.— От обезболки отходит.

Беркович стоит,уткнувшись взглядом в экран.

Симпатичнаяжурналистка в мини-юбке и макси-декольтеведет репортаж из холла американскогопосольства. Пресс-атташе со скорбнойрожей несет дежурную чушь на фоне стоящихв окружении венков портретов, перечеркнутыхтраурной лентой. Удивляет такаяоперативность. Точнее отлично укладываетсяв мою версию ...

— Так это же он! -вскрикивает Мила, переводя взгляд сэкрана на опухшую физиономию Алана.

— Ага, он самый, -с готовностью подтверждаю я.

“При этом, — частитжурналистка, озабоченно глядя в объектив,— в бункере сгорели все находящиеся тамрабочие! А вместе с ними погибли и двагражданина США, — глаза у журналисткииспуганно округляются, будто за гибельсвоих граждан Америка уже пообещалаподогнать по Днепру весь свой шестой флот с авианосными группами и отработатьпо Киеву “томагавками”, — представительконсалтинговой компании Алан Беркович,и консультант по вопросам разоруженияАйвен Смит, проявили истинный героизм,пытаясь спасти попавших в смертельнуюловушку людей. Как утверждают пожарные,температура внутри подземелья достигалатысячи пятисот градусов. Бункер сталбратской могилой и одновременнокрематорием для всех жертв коррупциии теневой экономики...”

Картинка меняется.Показывают красную “Тойоту” скомментарием, что эта самая машина,обнаруженная у стен сгоревшего цеха,является непреложным доказательствомгибели двух американцев. “Японка”засыпана пеплом, на переднем крыле -здоровенная вмятина. Никогда бы неподумал, что на такой машине могут ездитьаж два цэрэушника.

До Жужика наконец-тодоходит, о чем и о ком идет речь.Окончательно его добивает зрелище“Тойоты”. У Берковича подкашиваютсяноги, он хватается за спинку кресла.Губы дрожат, а на глаза, похоже, сейчаснавернутся слезы. Ну вот, теперь у меняимеется надежная основа для предстоящейвербовки.

Изображаю радушнуюулыбку и произношу: — Добро пожаловатьна тот свет!

* * *

Беркович, узревсвой лик, обрамленный трауром, чуть несошел с ума в прямом смысле этих слов.На это еще наслоились остаточный эффектот «эликсира правды», ноющее плечо иглупая шутка. Жужик видел мое фото, былуверен, что меня застрелили, и спросоньярешил, что на самом деле оказался «натом конце тоннеля». Но молодая психика,сформировавшаяся на мультфильмах проТома и Джерри, комиксах и прочих ужастиках,справилась. Вот если бы он читал в своемколледже Достоевского и Толстого сфонариком и под одеялом, то после такихвот душевных потрясений, зуб даю, неминовать парню «палаты номер шесть»!

Ближе к вечеру,когда Беркович полностью отошел отдопросного зелья, а я с третьей попыткивсё же сумел проснуться, началась полномасштабная вербовка с использованиемдостижений народных методик.

По старой русскойтрадиции, занесенной в быт гнилойинтеллигенцией, пьянствуем на кухне.Мила, чуть пригубив псевдокактусовойпаленки, выпорхнула из-за стола и шуруетвозле плиты, время от времени возвращаясьс очередной свежеприготовленной закусью.

Психотерапевтическийсеанс был не прихотью моего изголодавшегосяпо алкоголю подсознания, а суровойнеобходимостью.

— Ну давай, Алан!Чиаз! — рюмка далеко не первая, и на тостыя уже не размениваюсь.

— Чиаз! — обреченноотвечает Беркович и, расплескиваясодержимое, тянется через стол.

Два покойникачокаются и выпивают. Дожевываю остаткиотбивной, встряхиваю практически пустуюбутылку текилы под названием “Текила”и снова наливаю.

— Ты — труп! Алик,ты понимаешь, что ты сейчас — вонючий имерзкий труп! — продолжаю я обработку,— хотя нет, не вонючий. Ты поджаренный ис корочкой труп! — парень явственнозеленеет и с подозрением глядитосоловевшими глазами на тарелку.

— Не косись, некосись! Мила у нас отличная хозяйка ичеловечину не готовит! — подмигиваюдевчонке, уже готовой отоварить Жужикасковородкой по тупой башке. А следом исамого себя, чтобы херню не нёс.

— Так вот, Алик, як чему веду! — доверительно склоняюсь кБерковичу. — Ведь и я тоже труп для твоегоначальства! Только ты сгорел, а меняпристрелили! Вот Мила, она еще не труп!Но стоит нашим врагам напасть на еёслед, и ее кости тоже растащат койоты!

Понимаю, что сбилсяна полнейшую ерунду, но Беркович, похоже,не улавливает тонкостей бреда, воспринимаявесь ужас своего бытия в комплексе.Жужик, извернувшись на табуретке, пялитсяна девчонку. Та же, делая вид, что занятаи не слышит, стремительно краснеет.

— Милли, — выдавливаетАлан, успевший переиначить ее имя насвой лад, — Но это ужасно, мы же боремсяза демократию…

— Это точно, за нее,родимую. Американец, как известно, задемократию готов угробить сколькоугодно народу. Ты уже в этом убедился.

— Но я же делал все,как учили, — собутыльник с трудом ворочаетязыком. — А они меня решили убрать сдороги, как… как мусор…

— Ты влез в оченьопасное дело, парень! — оказывается, подКлинта Иствуда косить не так уж и сложно.Сложнее не заржать в голос послеочередного “перла”. — Твои боссы, еслинайдут бомбу, не будут кричать в новостяхо наследии СССР...

— СиЭнЭн... — вялобормочет Жужик.

— И БиБиСи до кучи, — отмахиваюсь я и продолжаю, — Они ееперепрячут и используют для своих темныхи грязных делишек! Видишь, они уже начализачищать регион! А мы с тобой и попалив список “объектов зачистки”.

— Что это значит,Виктор? — задает глупейший вопросмалохольный поклонник Джека Райана

— Это значит, чтоони ее где-нибудь взорвут.

— Оу, щиит! -переходит на родимые ругательстваамериканец. — Что же делать, Виктор? Ипочему они так со мной?

Признаться, большевсего мне сейчас хочется недоуменнопочесать репу и развести руками. Не вответ Жужику, а скорее констатируяупадок нравов и профессионализма умирового буржуинства. Мне было как-тоестественно наблюдать, как потихонькуснижается планка мастерства разнойспецуры после падения СССР. И у нас, и вРоссии — что-то я сам видел, об ином слышалот не склонных к пустой болтовне людей.Но то, что процесс этот — как улица сдвусторонним движением — как-то не думал.А теперь вот сидит передо мной этакийоболтус, кока-колой выпоенный, нафаст-фуде взрощенный, на своего Райанамолящийся. И, кажется, сейчас совершенноискренне заплачет от того, что его,сиротинушку, не бочкой варенья и корзинойпеченья отоварили, а чуть не убили злыесупостаты — это же нечестно! В книгахтак не бывает!

И ведь Жужик ужеотправил на тот свет бедолагу Сербина,но придурковатым дитем быть не перестални на мизинец. В общем-то это хорошо,меньше проблем с допросом, который всебольше походит на застолье с виннымзелием. И все равно — диковато как-то.

— Тебя предали,Алан Беркович! — кричу я почти в голос,но все-таки осторожно, памятуя о соседях.— Предали! И тот, кто это сделал, гораздовыше твоего шефа-резидента и даже самогодиректора!

— Оу, билять... -проявляя знание тонкостей русскогоязыка, с нечеловеческой тоской воетБеркович, обхватывает ладонями головуи начинает опасно раскачиваться натабуретке. Впрочем, мойка в этой квартиребез выступающих углов, поэтому башкувряд ли проломит, даже если звезданется.

— У тебя есть дваварианта, Алан! Или сбежать в Сибирь идо конца жизни обитать в тайге, — прислове “Сибирь” моего собеседникапередергивает, надо было еще GULAGпомянуть... — Или же помочь мне и моейорганизации принять меры, чтобы остановитьтвоих бывших коллег!Услышав про“организацию”, удивленная Мила пытаетсячто-то вякнуть, но, напоровшись на мойвзгляд, поспешно затыкается. И славабогу, нехай лучше думает, что в Русе ястарательно внедрялся, а не стремительноспивался…

— Смотри, Алан, -продолжаю я. — Ты же, можно сказать, второйраз родился. А что это значит?

Беркович смотритс таким видом, будто ожидает ответа навопрос о смысле жизни.

— А это значит, чтотебе дали второй шанс! Считай, что всяжизнь до этого была лишь черновиком, асегодня у тебя появляется шанс переписатьее начисто, недотепа!

Алан пораженнопялится, застыв с вилкой в руке. Осторожноотбираю вилку, кладу на стол.

— Виктор, а твояорганизация может обеспечить моюбезопасность? — задает Жужик неожиданныйвопрос.

— Враги везде,Беркович, — внушительно отвечаю. — В такойобстановке верить нельзя никому, дажесебе. Мне можно.

В цитату Жужик неврубается, но кивает.

— Да, я отличнопонимаю, что никаких гарантий в стольсложной обстановке давать не следует!— он трясет указательным пальцем и снеожиданно пафосным видом заканчивает,— вот если бы ты пообещал мне все и сразу,я бы тебе не поверил! — и пьяно хихикает.

Я молчу.

Текила “Текила”закончилась. Стою перед трудным выбором.Или ложиться спать, или отправлятьнесовершеннолетнего гонца женскогополу в ближайший ларек за новым пузырем.Долго колеблюсь, но выбираю первыйвариант. К явному облегчению Милы,которое она и не пытается скрыть.

Заканчиваемпосиделки крепким чаем. Налив напоследокеще по кружке, перебираемся под телевизор.

Главная темановостей — по-прежнему Руса. К концу дняпоявились версии о поджоге подрядчикамидля сокрытия недостачи и о разборкахпреступных группировок. Командирскимпроизволом, сразу же перед блокомспортивных новостей, приказываю вырубатьящик и готовиться ко сну.

Преодолев соблазностаться в одной комнате с Милой,разрабатываю новую диспозицию. Вернее,закрепляю сложившуюся еще с утра.Пигалица в зале, Беркович на кровати, вкомнате. Себя же, проклиная ту дурацкуюшабашку на кладбище, которая довела дожизни такой, размещаю на раскладномкресле-кровати, перегородив выход изкомнаты Жужика. Американец, несмотряна явное согласие на сотрудничество,пока что имел статус военнопленного, астало быть, вполне мог среди ночичто-нибудь нафантазировать и учудить.Вскоре в квартире наступает тишина,которую изредка прерывает тревожноебормотание — бесстрашный агент ЦРУ зоветво сне маму.

Убедившись чтокоманда “отбой!” в расположениивыполнена всем личным составом, выбираюсьна кухню покурить. Возвращаясь назад,заглядываю в туалет и, выходя оттуда,нос к носу сталкиваюсь с Милой.

Оказывается,позавчера при покупке шмоток девчонкане ограничилась одним неформальскимнарядом. Сейчас на ней узкая серебристаяшелковая, едва прикрывающая бедраночнушка, под которой топорщатся вполнеощутимые грудки. Под ночнушкой нетничего — если бы плоский животик иначинающуюся под ним ложбинку обтягивалодаже самое тонкое белье, не заметитьего никак не вышло бы. Я, стесняясь своихсемейных трусов, вжимаюсь спиной вдверь, девчонка, тоже застигнутаяврасплох, застывает на месте.

Первой приходитв себя гребаная (уж не знаю, в прямом или переносном смысле) нимфетка. Скользнувпо мне теплым атласом и обдав горячимзапахом чистого девичьего тела, скрываетсяза дверью гостиной, бросив на менякакой-то странный — то ли испуганный, толи обиженный взгляд.

— Спокойной ночи!

— Спокойной... -машинально отвечаю, возвращаясь накухню для внепланового перекура…

Здесь, наверное,самое время было бы задаться сакраментальными уже вполне традиционным вопросом -так было между нами что-то или не было?Но я слишком устал, так что курю простои без единой сторонней мысли. Хотя нет,одна мысль все-таки имеет место быть -вот она, жизнь. Потерянная бомба,инфантильный ЦРУшник, полная путаницаи бардак со всех сторон. И нам надо как-тоизвернуться, но выжить. И по ходу пиесыполучается, что на балансе и содержанииуже не две персоны, а три…

* * *

К позору своемубезбожно просыпаю — на часах уже безчего-то одиннадцать. Натянув джинсы ифутболку — хватит и вчерашних конфузов— выбираюсь в коридор и, стараясь непривлекать внимания, шмыгаю за дверьтуалета.

Уже в ванной,соскребая модную щетину, прислушиваюсьсквозь шум воды к происходящему вквартире. Моя инвалидская команда ведетсебя так, словно сегодня обычное субботнееутро. Беркович встал сразу же вслед замной и теперь сопит у телевизора. Любителюдефективных романов повезло — рана неопасная и быстро обработанная. Дажевоспаления нет. Мила хлопочет на кухне.Ну, просто семейная идиллия! Стало быть,верят они мне, как Рембо-какому-нибудь,или актеру Пореченкову из смешногосериала «Агент национальной безопасности».А верят, между прочим, зря!

Потому что ихнадежа и опора, их каменная стена,фыркающая под душем и терзающая десныжесткой щетиной зубной щетки, на самом-тоделе просто испуганный отселенец-алкаш,выброшенный на обочину жизни именно зато, что пытался принимать самостоятельныерешения как офицер и патриот своеймногострадальной державы …

Читать вторую книгу

Полная версия романа в доступна в магазине Литмаркет

Если вам понравилась рассказанная история и вы желаете узнать "чем дело закончилось" — поддержите автора.

1 На Ту-95 нет прямого доступа из кабины пилотов в бомбоотсек.

2 В романе по “Московскому договору” 1963 г. между США, СССР и Великобританией была оговорена квота на три воздушных ядерных взрыва в год при ограничении мощности, места и высоты подрыва.

3 Министерство среднего машиностроения. В числе прочего, обеспечивало разработку и производство ядерных боезарядов.

4 Джонни Доу — на американском правоохранительном сленге так называют неопознанный труп мужчины

5 Цитата из сериала “Дикие пальмы”, где знаменитая актриса, заскочив в бутик, попросила разрешения воспользоваться туалетом

6 “Мiцне” от пивоваренной компании “Славутич”. Отличается выдержанной в черном цвете этикеткой, высокой крепостью и относительной дешевизной. Дабы не быть обвиненным в рекламе автор предупреждает — гадость редкая ...

7 Фамилиями американских президентов в первой половине 20 века было модно называть детей у чернокожих. Квартерон — человек имеющий на четверть африканскую кровь. Использование термина характерно для “расистского юга”.

8 Юридический факультет Гарвардского университета является наиболее престижной и элитной школой юриспруденции в США.

9 Hole-in-one — в гольфе попадание в лунку с первого удара. Вероятность у "среднего" игрока оценивается как 1 к 46 000. Часто на соревнованиях за хоул-ин-уан устанавливают специальные (и немаленькие) призы

10 Слова, начертанные на стене таинственной рукой во время пира вавилонского царя Валтасара незадолго до падения Вавилона. Обычно употребляются в предзнаменование смерти

11 Bullet(англ.) — пуля

12 Вдова Клико — всемирно известная французская компания - производитель шампанских вин

13 Паттер — клюшка, предназначенная для завершающего удара

14 Фервей — участок с травой средней длины, занимающий большую часть игрового поля, гринкипер — служитель,ухаживающий за газоном, раф — участок с высокой травой

15 Дивот — кусок дерна, выбитый при ударе

16 Наименование по классификации НАТО стратегического бомбардировщика ТУ-160

17 Герб Китайской Народной Республики.

18 Промедление опасно (лат.), из «Истории» Тита Ливия.

19 ДСП — уровень доступа к документам “для служебного пользования”

20 Мойка — сленговое название опасной бритвы

21 Один из старейших церковных хоров мира. Пользуется огромной популярностью и часто “озвучивает” официальные мероприятия в США. Название получил по имени мормонского молитвенного дома Табернакль в штате Юта, где он базируется.

22 А где банда убийц, что хвастливо клялась,

Будто пламя войны, духом павших смятенье,

Разобщенной толпой снова сделают нас? -

Дали кровью ответ за свои преступленья.

(Перевод Максима Наймиллера, 2010 г.)

23 Популярная компьютерная игра по произведениям Тома Кленси

24 ДВКР — Департамент военной контрразведки

25 В поселке “Десна” расположен учебный центр Сухопутных войск Вооруженных сил Украины (В/Ч А 0665), его выпускники не отличаются особой подготовкой

26 Здесь необходимо пояснить, что речь идет не о трубе из чугуна в прямом смысле. На сленге военных и спецов прикладного боя все металлические предметы для махания в драке делятся на две категории: “люминиевые” и “чугуниевые”. Никаких стальных, железных, титановых и "из нержавейки" не существует. Этот сленг нисходит к старому, еще советскому армейскому анекдоту “Все будут грузить люминий, а ты, тиллигент, будешь грузить чугуний (за формулировку спасибо писателю Виктору Гвору)

27 246 статья УК Украины “Незаконная порубка леса”.

28 Авиация дальнего действия

29 Описанное не является авторским вымыслом, и такое случалось, "информация из первых рук". Не нужно видеть здесь клевету на доблестную советскую авиацию. Люди есть люди, а военные всегда развлекались от души, летчики не были исключением

30 “Шипучка” — на сленге специалистов по ядерному оружию — ядерный заряд, по каким-то причинам взорвавшийся с невысокой мощностью, на порядки ниже расчетной. Характеризуется невысокой степенью поражения, но повышенной радиационной “загрязненностью” места взрыва.

31 В Киеве на улице Банковой расположено здание Администрации Президента Украины, на Пенсильвания-авеню в Вашингтоне находится Белый дом

32 Технико-эксплуатационная часть - занимается обслуживанием и текущим ремонтом самолетов

33 Экспедиция — в крупных государственных учреждениях отдельная служба, занимающаяся обработкой корреспонденции. Выносится за пропускной пункт, так что “зная систему” можно подать официальный документ с гарантией, что он будет зарегистрирован и получит законный ход. На улице Богомольца в Киеве находится резиденция Министра Внутренних дел. На Владимирской — центральное здание СБУ

34 Эдгар По “Эльдорадо”(1849), перевод No В.Васильева

35 Situation Normal All Fucked Up — Ситуация нормальная, всё накрылось. Жаргонное обозначение провала операции, аналогично нашему: “Все в порядке, падаю!”

36 “Кузькина мать” — прозвище самой мощной в мире водородной бомбы(56 мегатонн), которую взорвали на Новой Земле в 1961 г. Такому названию обязана фразе Н.С. Хрушева, которую он произнес в разговоре с Ричардом Никсоном в 1959 г. В нашем распоряжении имеются средства, которые будут иметь для вас тяжёлые последствия. Мы вам покажем кузькину мать!

37 МОН-100 — Советская противопехотная осколочная управляемая мина направленного поражения

38 Думаю, все поняли, какого производителя предпочитает В.С. Верещагин. Но, денег за рекламу не платили, так что, пусть буржуины остаются безымянными. Хоть и ножи у них хорошие.

39 КиУР — Киевский укрепрайон, комплекс оборонительных сооружений в Киевской области, сооруженный в период с 1929 по 1941 год.

40 Зеленая Брама — лесной массив в Кировоградской области Украины. Место ожесточённых боёв в августе 1941 года

41 СРС — Служебно-розыскная собака