Три Заряницы

Начала вспоминать хоть что-то, но ничего не откликалось.

— Боже, что со мной? — схватилась руками за голову. — Я не помню ничего.

Слезы хлынули в три ручья и он снова оказался рядом, отшвыривая подушки и притягивая к себе.

— Не бойся, — несколько раз поцеловал мои волосы, — все пройдет, не бойся, Лушенька. Не плачь, всё наладится. Ты живая — это главное, а в остальном я помогу. Не бойся, маленькая.

— Господи, что же это? — всё равно кусала в страхе губы и с ужасом глядела на него. — Как же так?

— Ничего, ничего страшного, — утешал он меня.

— Я с ума сошла, да?

— Нет, Господь с тобой, что ты выдумала?

Снова прижал к себе, а я подняла на него убитый взгляд.

— Ты правда меня знаешь?... Я не помню тебя совсем.

— Знаю, — уверенно кивнул. — Я жених твой, Луша — Стас.

— Жених?! — в шоке уставилась на него.

— Да, ты — невеста моя.

Сказал так, что меня в дрожь бросило. И ещё, поверила ему... сразу. Только от этого еще страшнее стало. Попыталась вскочить, но комната вдруг поплыла перед глазами.

— Не вставай, — подхватил, не позволяя упасть и снова укладывая на кровать. — Ты нездорова еще. Нельзя так резко подниматься.

— Нездорова? — не сумела сдержать дрожь. — Чем таким страшным переболеть можно, чтоб разом всё забыть?

Он молчал, а я успокоиться не могла.

— Что со мной? Почему я не помню ничего? — вцепилась в его рукав, заглядывая в глаза.

— Успокойся, — он осторожно отцепил мне пальцы, но руку не выпустил. — Ты крови много потеряла... Ничего, скоро поправишься.

— А память? Память тоже вернётся?

Он молчал и я не отрываясь глядела на него.

— Конечно, — сказал после долгой паузы, но уже не сомневалась, что врёт.

— Врёшь, — губы опять задрожали и я отодвинулась, забирая руку, — Я по глазам вижу, что неправда.

— Прости... я просто не знаю... Я надеялся, что если прикажу — вспомнишь. Люди обычно глазам моим сопротивляться не могут, но... не вышло.

Взглянула на него ничего не понимая, а он вдруг потянулся обнять меня.

— Не трогай! — загородилась подушкой. Попыталась еще дальше отодвинуться, и вдруг замерла, глядя, как у него глаза расширились. Будто обидела его этим.

— Ох, я дурак, — уронил голову на руки.

А я отчего-то виноватой себя почувствовала.

— Извини, — подвинулась ближе и робко дотронулась до его плеча. — Я обидела тебя, да? Ты прости, я не со зла... просто с мыслями собраться не могу... и не понимаю ничего... — замолчала, не зная, как выразить, что чувствовала.

— Сам виноват, не подумал, что так напугаю тебя. Ты прости меня, Луша.

Несколько секунд сидели рядом и он медленно протянул мне руку. Долго смотрела на неё, а потом все же решилась и сжала его пальцы в ответ. Подняла на него глаза, а очнулась уже когда его руки обнимали меня. Немного напряглась и он ослабил хватку, но продолжал всё так же смотреть на меня своими колдовскими глазами, что словно в душу заглядывали. И чем дольше смотрела на него, тем сильнее охватывало чувство, будто вот-вот вспомню что-то, будто эти глаза и объятия из ночного сна выплыли, будто они мне знакомы.

— Владыка, можно?

В дверь заглянул какой-то толстый боярин, разрушая этот момент.

— Не сейчас, Зван.

Стас резко встал, но потом будто что-то вспомнил и шагнул навстречу ему.

— Извини, Луша, — обернулся на миг ко мне.

— Зван, ты по делу? Случилось что?

— Да я вот Лушеньке подарочек принёс, — боярин вытянул вперед руку, которой держал за шкирку котёнка и шагнул внутрь. — Гляди, какой хорошенький. Котенок извернулся, впиваясь в его ладонь когтями, и боярин взвыл, тряся рукой.

— Ах, ты ж...! — с трудом удержал животное и слизнул с ладони выступившую кровь. — Паскуда! — ругнулся, с силой сжимая его загривок, — пса на тебя нет, — прошел в горницу и направился ко мне, протягивая действительно трогательного котёнка, с густой серо-полосатой шерсткой и голубыми глазами.

— Спасибо.

Робея под слишком пристальным взглядом, забрала его и посадила на кровать рядом с собой. Котёнок замер на миг, потом припал к кровати, прижимая ушки, и вдруг прожогом метнулся под кровать.

— Ну, как ты, Лушенька? — боярин присел рядом. — Легче? Ничего уже не болит? — заботливо заглянул мне в глаза.

— А вы откуда знаете, что я болела?

— Так я ж нашел тебя, ягодка. Можно сказать, от смерти лютой спас.

Стас тяжело вздохнул и только кивнул.

— Поблагодари боярина, Луша, он правду говорит.

Я повернулась к нему, а Зван как бы невзначай подвинулся ближе.

— Спасибо, — кивнула, отодвигаясь, и боярин нахмурился.

— Как увидел тебя там, всю в кровищи, думал, ума решусь. А вокруг никого, помощи ждать неоткуда. Ну, думаю, не я буду, если девицу от погибели не спасу. Схватил тебя на руки и прямиком к Владыке кинулся. Все ж он над ведьмаками Глава — не мне чета, в волшбе разбирается — ему, думаю, яд раз плюнуть вытравить будет.

Во все глаза уставилась на него.

— А меня отравили?!

Боярин многозначительно кивнул.

— За что? — повернулась к жениху.

— Да мало ли злых людей на свете, ягодка, — ответил вместо него боярин. — Иной раз человеку не за себя, а за ближнего достается, — криво усмехнулся в бороду.

— Зван, ты ещё что-то хотел? — прервал его Владыка.

Боярин замолчал и медленно окинул его прищуренным взглядом.

— Нет.

— Тогда ступай. Мы скоро выезжать будем, — кивнул ему на дверь.

— Быстро милость твоя кончилась, Владыка, — боярин обиженно встал с кровати. — А говорил, должник мой.

— Зван, прости, — удержал его за плечо. — Я не выгоняю, просто Луша ещё всего не знает, и я хочу сам ей всё рассказать.

— Воля твоя, — все равно обиженно хмыкнул боярин. — Поправляйся, Лушенька, — кивнул мне в дверях и вышел.

Несколько минут смотрела на него и ждала, что он сам рассказывать начнёт, а потом не выдержала и спросила.

— Я памяти лишилась из-за яда?

— Нет, — устало покачал головой и подошел к кровати, садясь рядом со мной. — От этого, — снял с груди странную подвеску. — Это амулет мой. Я бы не спас тебя без него... В нём сила большая, но и опасность тоже. Если у человека врождённого ведовского дара нет, памяти лишает, — положил его на кровать между нами, и я невольно отодвинулась.

— А почему сразу не сказал?

Хотел подготовить, — тяжело вздохнул.

— Ладно, — и себе вздохнула. — Бог с ней, с подготовкой. Рассказывай, как есть. Я, может, и не всё пойму, а всё лучше, если от тебя услышу, чем от чужих людей.

— Расскажу, чего уж теперь. Только ты поешь сначала, а то и правда бледная совсем.

Встал и принёс со стола накрытый полотенцем поднос, а еще вина красного немножко в ковшик плеснул и водой разбавил.

— Считай, это тоже лекарство, — передал мне вместе с положенным на кусок хлеба мясом.

Я ела, а он рассказывал, да так интересно, что и не заметила, как всё умяла и за добавкой потянулась. Только в толк никак взять не могла, как же это я о таком забыть могла. Ведь, если правду говорит, получается, я сама любила его, даже в любви ему призналась. А теперь даже имени не помнила. А еще стыдно было, когда про племянницу рассказывал, и про колдуна старого.

Он снова налил мне воды и достал какой-то пузырек из кармана. Капнул в воду две капли и протянул мне.

— Пей. Это настойка укрепляющая. Тебе силы понадобятся, нам дорога дальняя предстоит.

Взяла ковшик и воду понюхала. Вроде ничем не пахла. Осторожно губы намочила, чтоб попробовать, и капельку оставшуюся слизала, а потом взгляд его заметила и как дышать забыла; а когда в себя пришла, поняла, что сама с губ его глаз не свожу и в голове как от вина крепкого шумит.

Залпом лекарство выпила, чтоб морок прогнать, и глаза опустила.

— Что, Луша? — словно почувствовал, что со мной что-то не так, и попытался заглянуть в глаза.

— Ничего, — успела отвернуться, но он сжал мне руку, заставляя опять поднять глаза.

— Да нет, случилось что-то. Ты покраснела сильно.

— Ничего не случилось, — дернула рукой, но он удержал меня и второй рукой лоб потрогал.

— Жара нет, — сказал с улыбкой разглядывая мое пылающее лицо, и вдруг огорошил.

— Я нравлюсь тебе?

Замерла на миг и вырываться начала.

— Нет, не отпущу, — потянул на себя, крепко держа за руку. — Пущу, когда правду скажешь.

— Какую правду? — толкнула его в грудь от досады, что так легко обо всём догадался. — Я не знаю тебя совсем. Как ты можешь мне нравиться? Пусти! — подняла на него разгневанный взгляд, а он вдруг расплылся в улыбке.

— Врушка, — сказал с нежностью глядя на мен. — Ты же врать не умеешь. И что такого страшного, чтоб признаться? — и уже серьезно добавил. — Я вот честно признаюсь, что люблю тебе и не стыжусь.

Несколько минут молчала, пытаясь разобраться в себе и в своих ощущениях, и нерешительно подняла взгляд.

— Ты правду говоришь, что жених мой?

Долго смотрел на меня, а потом уткнулся мне головой в плечо и тихо выдохнул.

— Правда, — и губами по голой коже мазнул, там где рубашка сползла, а я дернулась, как бешеная, и с кровати соскочила, чувствуя, как кожа на плече огнем горят.

— Ты что?! Зачем?

Встал и шагнул за мной, обнимая, а потом медленно на колени опустился.

— Не беги от меня, Луша... не отталкивай — я ведь перед Богом поклясться могу, что люблю тебя, — вжался лицом мне в живот, а я судорожно вздохнула, не зная, что ответить ему; а когда в себя пришла, с ужасом поняла, что глажу его по голове, пропуская волосы между пальцами.

Вздрогнула и руки отняла, а потом оттолкнуть попыталась, но с таким же успехом каменную стену могла толкать; даже не шелохнулся.

— Можешь врать себе сколько угодно, но я же вижу, что тоже понравился тебе... хоть и не помнишь совсем, — вздохнул печально и наконец встал, отступая на пару шагов.

— Так и что, что понравился? — устало опустилась на кровать. — Разве от этого легче? Я ведь и сама не уверена в том, что чувствую... или помню.

— Помнишь? — его голос дрогнул. — Что ты помнишь, Луша? — в секунду рядом оказался. — Не молчи, скажи мне... пожалуйста, это очень важно для меня.

— Да я ничего не помню, не смотри на меня так. Это просто... ощущение мелькнуло, когда обнял меня перед тем, как боярин зашел.

— А что за ощущение? — удержал взглядом мой взгляд.

— Не знаю, — пожала плечами. — Показалось, что вот-вот вспомню тебя, когда обнял меня тогда.

Рассмеялся и в охапку меня сгреб, радуясь, будто я бог знает каким счастливым его сделала.

— Пусти, — попробовала отстраниться, но он только крепче обнял.

— Нет. Я теперь тебя из объятий совсем выпускать не буду, если от этого к тебе память возвращается, — и опомниться не дал, крепко целуя в губы.

— Владыка, князь зовёт, ехать пора, — позвали за дверью.

Я дернулась и вырываться начала, а он с досадой посмотрел на дверь.

— Сейчас идём! — крикнул слуге и, не скрывая сожаления, выпустил.

* * *

Прохор затянул узел на мешке и еще раз огляделся. Убедился, что ничего из того, что может выказать его, в горнице не осталось и взял прислонённую к столу резную палку. Несколько секунд смотрел на плетущуюся по ней вязь и пробежал пальцами по резным узорам. Секунда выступившие языки пламени напоили руны кровавым светом и те начали резко меняться, сливаясь с узором дерева и наконец пропали вовсе.

'Пусть Стас и дальше дряхлого старика с посохом ищет, а он, молодой и неузнанный, будет совсем рядом стоять и случая ждать, и уж тогда-то своего не упустит, — подбросил палку вверх, чтобы поймать уже совсем небольшой, но довольно увесистой палицей, какую обычно носят воины.

Прицепил её на пояс и к двери шагнул, наступая на не замеченный слугой при уборке, глиняный черепок. Тот оглушительно хрустнул, и колдун застыл на мгновение.

— Ну надо же, а о полюбовнице своей я-то чуть было и не забыл, — посетовал паясничая. — Нельзя с девкой не попрощаться, вдруг свидеться больше не доведется, — достал из кармана, оброненный Лушей и уже засохший кусок пряника. — Надо бы ей гостинчик занести, — пряник на глазах начал меняться, становясь как новый, — побаловать напоследок, — захохотал в полный голос и, закинув мешок на плечо, толкнул дверь.

Спустился вниз и быстро отыскал общую трапезную, в которой Красава как раз намывала полы.

— Явился? — хмуро выкрутила тряпку и с силой швырнула на пол. — Думала, ты сюда уже и дорогу забыл... женишок.

Наклонилась и, виляя задом, принялась тереть пол, изо всей силы стараясь, чтобы боярину было видно, как колышется грудь в распахнутом вороте.

— Так не до этого было, голубица. Сама знаешь, какая беда со мной приключилась. Думаешь, женку схоронить — это курёнка ощипать? До сих пор в себя придти не могу.

— Ой, ой, ой, ты гляди, какой верный муж выискался, — вскинула голову, окидывая боярина насмешливым взглядом. — Слышала я, как ты страдаешь. Дня не прошло, а уж по куткам девок зажимать начал.

— Ну, кабы ты руки распускала меньше, может, я б и тебя зажимал, — усмехаясь шагнул к ней, и ущипнул за оттопыренный зад.

— А-ну, пошел отсель, — Красава изо всех сил перетянула боярина мокрой тряпкой. — Нашел дурочку! Думаешь поверю тебе после всего? Небось боишься, что в дороге бесплатных потаскух не найдешь, вот и хочешь на дармовщинку побаловаться напоследок.

— Грех тебе, Красава?! — боярин обижено надул щеки. — Я к тебе всей душой, гостинчик принес, а ты: 'потаскух... на дармовщинку'.

— Да прямо таки? — протянула уже не так уверенно Красава, но всё же выпрямилась и вытерла руки о передник. — А что за гостинчик? — окинула Прохора недоверчивым взглядом и тот вытащил из-за спины руку, в которой всё это время прятал большой и сладко пахнущий пряник. — Гляди, какой, Красавушка... Медовый. Во рту тает.

Красава разочаровано оглядела подарок.

— Что я девчонка малая, чтоб леденцам и пряникам радоваться? Хоть бы бусики какие принес. От жены-то небось остались, — нехотя протянула руку, забирая подношение.

— Другим разом, Красушка, другим разом — когда дома буду, а пока скушай пряничек, — приобнял её за плечи и Красава, как обычно жеманясь, повела плечиком, но руку боярина не сбросила.

— Что с тебя взять, бугай ты эдакий. Всё равно ведь другого не получишь, — отхватила белыми зубами кусок пряника.

— Кушай, кушай, Красавушка. Ты таких ещё не видела.

— Ой, прям, — с набитым ртом смерила она боярина. Вчера всё утро на кухне глядела, пока пекли; а вот пробовать, так и не довелось. Кухарка страсть какая жадная, в черном теле девок держит.

— Ну вот и ладно, — боярин оглядел довольно вытирающую губы девку, что в два укуса умяла здоровущий пряник, и притянул её к себе. — А теперь пойдем, по-настоящему попрощаемся, и поклянёмся друг дружке в любви верной до самого гроба.

— Вот так и знала, что это скажешь, — хохотнула Красава, но всё ж ступила вслед за боярином. — Может кухарку предупредить? — заволновалась в дверях, но Зван только отмахнулся.

— Да плюнь ты на неё, теперь она тебе не хозяйка. В моём дому жить оставлю.