Хардкор книга вторая. Дебаггер

— Сюда! — махнул он рукой.

Значит, все оставшиеся в шагоходе бродяги мертвы. Я помог Ширли взобраться в кабину, и полурослик исчез в глубине боевого механизма.

— Что тут? — спросил я у него, забравшись следом.

Ширли разглядывал рычаги управления. На полу сбились в кучу мертвые бродяги. Дергал лапами лежащий на спине механический скорпион, освещенный лучами света, что пробивались сквозь иссеченное осколками дно шагохода.

— Привод вибродвигателя цел, мы сможем поставить жестянку на ноги, — сообщил Ширли, — если, конечно, справимся с этой проблемой, — кивнул он на смотровое окно.

Сквозь него виднелся второй шагоход. Боевой механизм остановился, и в его кабину забирался сбежавший бродяга.

— Пушка цела? — быстро спросил я.

— Мортира, — поправил Ширли. — Целехонька. Даже более того, пороха хватит на один выстрел. Ай-вей! Только ядер нет. Ничего, можно использовать мою бомбу.

Он выкатил из сумки ядро с запалом.

— Заряжай, — бросил я.

Бродяга скрылся внутри вражеского шагохода, и тот тронулся с места, переставляя ноги, словно цапля. Шел, ощетинившись метательными гарпунами. Подпусти такого на близкое расстояние — и десятки металлических стрел пробьют броню, насадят нас на вертела, словно фазанов. Если, конечно, мы позволим это сделать. Наш шагоход лежал на боку, стрелять навесом не получалось. Мы могли лишь использовать мортиру как пушку, короткоствольную, не отличающуюся большой меткостью.

— Готово, командир, — сказал Ширли. — Я прицелился, стрелять?

Я обвел взглядом свою команду. В глазах полурослика горела преданность в вперемешку с лукавством. Вых невозмутимо сидел в углу и тыкал мечом в лежащего скорпиона. Лапы механизма ритмично вздрагивали.

— Подожди, — остановил я Ширли.

Затем опустил ладони на край смотрового окна. Холод железа успокаивал. Холод дарил уверенность, что всё получится. Но со мной происходило еще что-то, что я мог объяснить только своим сумасшествием. Мир менялся перед глазами, окружающее теряло объем. Океан превратился в плоскую поверхность с катящимися по ней однотипными барашками волн. Вражеский шагоход был будто изображен на его фоне. Правда, эту картинку кто-то постоянно перерисовывал, и боевой механизм рывками увеличивался в размерах. Словно песочная анимация, пришло мне на ум. Воспоминание из прошлого: чьи-то руки сыплют песок на белое полотно, рисуя картину, легкое движение, новая россыпь — и изображение меняется, оживает, но остается плоским.

Уши заложила звенящая тишина. Я видел противника, чувствовал, где он окажется в следующее мгновение. Знал, куда направить наш заряд.

— Что ты делаешь, командир?

Крик издалека. Откуда-то из-за границ моего плоского мира. Главное, не отвлекаться, и двигать рычаги, изменяя прицел мортиры.

— Стреляй, — прохрипел я, возвращаясь в реальность.

От грохота выстрела заложило уши. Кабина заполнилась дымом. Бок вражеского шагохода расцвел взрывом, ярким, но совсем не большим. А вслед за ним брызнули осколки брони. Шагоход вздрогнул, покосился, но устоял на ногах.

Я тяжело дышал. По лбу катился пот.

— Им таки не понравилось. Что это было, Игорь? — прошептал Ширли.

Но как я мог ему объяснить того, чего не понимал сам? В моей голове аплодировал Адриан.

'Теперь ты понимаешь, Ламберт, насколько ты нам нужен?'.

Я закрыл глаза. Эллис стояла рядом с Адрианом и молча улыбалась. Она была красивой, моя жена, погибшая когда-то в прошлом.

— Командир, они отступают!

Крик полурослика вернул в реальность. Вражеский шагоход действительно возвращался к дредноуту. Он пятился, шатаясь из стороны в сторону, и как-то несмело переставлял ноги.

— Еще бы один заряд, — вздохнул Ширли.

Я чувствовал, что бродяга с рукой ратуса остался жив. Кто он, почему мне кажется, что я его знаю? Возможно, он ключ к моим воспоминаниям.

— Ширли, сколько тебе нужно времени для восстановления шагохода?

— Неделю, командир, вот если бы сюда мою покойную женушку...

— Значит, до вечера должен справиться, — бросил я. — Вых, помогаешь Ширли.

— Но он вовсе не похож на мою же... — начал было полурослик, но, увидев мой взгляд, осекся на полуслове.

Вых всадил острие меча между лап скорпиона, механизм дернулся и затих.

— Ну, если ты приказываешь, — ухмыльнулся эльф.

Я высунулся из люка.

— Ник, как сестренка?

Ник сидел на земле и гладил голову Кошки-мышки. Рядом были рассыпаны снадобья — полные и уже пустые склянки. Из уголка губ Котенка на подбородок сбегала струйка красной жидкости.

— Она умерла, — поднял на меня глаза Ник.

В них было безумие берсерка, потерявшего родного человека. Я спрыгнул на землю, подбежал к нему, опустил руку на его плечо. Мышцы Ника казались каменными. Он сидел, напрягшись, готовый разрыдаться, но не выпускал крик наружу. Возле него таял последний туманный зверь.

— Тебе задание, — быстро сказал я. — Ты хоть немного разбираешься в снадобьях сестры? Тогда найди в вещах Котенка снадобье тумана. Быстрее. И поддерживай здесь до вечера такую пелену, чтобы никто со стороны дальше своей руки не видел. Справишься?

Ник кивнул.

— Вот и отлично. Верь мне — я сделаю, что смогу. Я попробую ее вернуть.

Было больно смотреть, как в его глазах появляется надежда. Не давая ему опомниться, я продолжил:

— Сначала туман, а потом бегом за оторванной частью ноги. И поможешь починить шагоход, понял? Затем стой на страже, чтобы ни одна мышь... Если жестянки вновь пойдут в атаку — бегите. Мне не нужны мертвые герои.

При слове 'мертвые' Ник снова напрягся.

— Понял, командир, — тихо сказал он. — Спасибо, я справлюсь.

— Сделаю всё, что смогу, — повторил я. — Мы вернем Котенка.

Хорошо бы мне самому поверить в собственные слова. В моей голове смеялась Эллис.

Глава 11. Пятый уровень. Ритуальная охота

Наш временный лагерь располагался в подвале разрушенного дома.

— У нас гости? — бросил я уцелевшей каменной горгулье у входа, остановился и присмотрелся к следам на земле. — Что же ты сразу не предупредила?

Статуя пялилась на меня выпученными глазами, будто предлагала поиграть в гляделки. Я знал, кто ожидает меня внутри, но на всякий случай спрятал в рукаве кинжал и нырнул в сумрак подвала, освещенный голубыми кристаллами. В темноте отраженным светом блестели стеклянные глаза скелета ратуса, который неподвижно стоял в центре помещения.

— Х-х-о-о-з-з-я-я-и-и-н-н в-в-е-е-л-л-е-е-л-л... — он принялся говорить, бессвязно открывая костлявый рот и растягивая слова. — Ч-ч-т-т-о-о ж-ж-д-д-е-е-т-т т-т-е-е-б-б-я-я...

— Я и сам его ищу. И где сегодня обосновался Костоправ?

— С-с-т-т-а-а-р-р-а-а-я-я— р-р-а-а-т-т-у-у-ш-ш-а-а.

Рот захлопнулся, щелкнув зубами, и скелет, переставляя ноги, словно марионетка, пошел к выходу. Я посторонился. Когда он проходил мимо, то стало видно, что все его кости связаны одна с другой стальной проволокой. Но было еще что-то неуловимое, тонкий флер оживившей скелет магии. Это макет, имитация — так называл свои творения Готфрид по прозвищу Костоправ. Он каждый день менял место своего расположения — опасался монстров Колдуна.

Скелет шел неровно, заваливаясь на правый бок, казалось, еще шаг и он упадет. Но каким-то чудом он всё же смог добраться до горгульи и уже там со щелчком развалился на части. Узнаю шуточки Костоправа. Значит, пройдоха засел в старой ратуше? Я проверил многозарядный пистоль — его барабан был пуст, но я всё равно взял с собой привычное оружие. Затем вложил в кобуру армейский пистоль, заряженный утяжеленной пулей, и закинул за спину пароэфирное ружье. После чего отправился к центру города.

Я шел по безлюдным улицам, заполненным ветром и вороньем. Возле развалин дома Лалабринов стоял играющий на скрипке ребенок в лохмотьях. Не прерывая игры, он молча проводил меня взглядом небесно-голубых глаз. В его мелодии было что-то знакомое, заставившее на секунду остановиться. Руины и мальчик под лучами вечернего солнца отбрасывали длинные колеблющиеся тени. Я пожал плечами и пошел дальше. Из теней на меня смотрели демоны. Они затаились в ожидании ночного часа, когда яркий свет не помешает им выйти на охоту. Но я не могу их убивать, потому что здесь они слуги Костоправа. А Костоправ может вернуть Котенка. И мою память.

Это заброшенное здание назвали старой ратушей задолго до начала войны. Говорили, что любого, кто в нем поселится, ожидает скорая смерть. Что в его недрах живет некромант, и вороны, обитающие на чердаке под его конусной крышей, способны летать между мирами. Впрочем, много чего еще рассказывали. Правда это или вымысел, но старая ратуша оставалась обжитой лишь воронами. Сейчас она была среди уцелевших во время канонады домов, стояла, как ни в чем не бывало. Сидящий на железных воротах ворон посмотрел на меня желтым взглядом, каркнул и с шумом взлетел, покружил вокруг остроконечной крыши, а затем унесся прочь, уводя за собой всю воронью стаю.

Окна на первом этаже были плотно заколочены, и в ратуше царил полумрак. Солнечный свет проходил сквозь разбитые оконца у самой крыши, освещал покрытые пылью картины на стенах, бросал блики на ступени, ведущие к колоколу на чердаке, и растворялся в сконцентрировавшейся у каменного пола темноте. Посреди круглой комнаты стоял стол, на котором ярко горела свеча.

— Костоправ! — ворвался я в ратушу, окунаясь во мрак и следуя к свету, как бабочка.

Мои быстрые шаги отдавались гулким эхом.

— Здравствуй, Охотник. К чему такая спешка?

Казалось, Готфрид высох еще сильнее со времен нашей последней встречи, и сам становится похожим на свои творения-скелеты. Желтая, словно пергамент, кожа обтягивала его выступающие скулы. На носу, настолько длинном и подвижном, что он напоминал крысиный, сидели круглые темные очки. По поверхности стола были рассыпаны кости, и Костоправ соединял их проволокой с помощью маленьких щипцов. Это его хобби. Настоящая же сила и власть Костоправа заключается в управлении мертвыми демонами. По его зову я убивал их для него. Выходил ночью на охоту и убивал, а он оживлял морфов и кукольников, превращая их в свои послушные марионетки.

Колдун и Костоправ делили невидимую власть в городе. Первый управлял живыми демонами, второй — мертвыми. Если днем шла открытая война смертных, то ночью руины превращались в арену противостояния чародеев.

И еще Костоправ мог изменять реальность.

— Ты пришел за этим?

Костоправ улыбнулся, но его улыбка казалась гримасой. В руке он держал закругленную склянку с мутным белым туманом внутри.

— Котенок умерла, — сказал я.

— Жаль, — покачал головой Костоправ, но его глаза при этом ничего не выражали. — Девчонка подавала надежды.

— Верни ее. Не мертвой куклой, а живым человеком.

Кончик носа Костоправа дернулся.

— Вернуть? По-твоему я настолько всемогущ?

Моя рука сжимала холодную рукоять спрятанного в рукаве кинжала.

'Убей колдуна', — прошептала Эллис.

— Верни ее, — повторил я.

— Думаешь, меня легко запугать? — ухмыльнулся Готфрид. — Прежде, чем ты сможешь пырнуть меня своей игрушкой, то отправишься вслед за девчонкой.

Из темноты показался мертвый демон. Клыки в его раскрытой пасти сверкнули белой костью. Еще один демон, еще... Мертвецы окружали меня со всех сторон.

— Только сделай шаг ко мне, и окажешься мертв, Охотник.

Готфрид довольно улыбнулся, откупорил склянку и вдохнул из нее туман. Было видно, как белая струйка исчезает в его длинном носу. Затем он закрыл склянку и зажмурился от удовольствия.

— Попробуй, Ламберт. Уйдут все проблемы и тревоги. А Котенок... На войне погибает не первый солдат, и не последний.

— Верни ее, — сжал я кулаки.

— На колени, Ламберт, — ухмыльнулся Костоправ. — Или это слишком для гордого Охотника? Кто ты — преступник-беглец, или ретурнер?

Последнее слово заставило быстрее забиться сердце. Оно было неуловимо-знакомым, но его смысл ускользал от меня.

— Верни мне память, — сказал я. — Пожалуйста, Готфрид, ты же можешь.

— Так память или Котенка?

— И память и Котенка.

— Или лучше возьмешь вот это? — указал он на склянку. — Не проще ли всё забыть? Живи тем, что тебе дано сейчас, и не пытайся возродить былое.

Костоправ раскрутил склянку по поверхности стола, словно волчок, и она едва не свалилась на пол. Я непроизвольно бросился вперед, Костоправ засмеялся.

— Я пришел не за благовониями, — оторвал я взгляд от склянки. — Я хочу вернуть Кошки-мышки и хочу вспомнить, зачем сделал татуировку на руке со своим исковерканным именем. Сегодня я встретил бродягу с рукой крысы, у которого доспехи были частично сделаны из панциря краба. Он показался мне знакомым, словно когда-то давно я хорошо его знал.

— Ты убил его?

— Нет.

— Зря.

— Почему ты сохранил память? И кто подменил ее всем остальным? В моей голове одна ложь. Мне надо знать, кто я, и кто тот бродяга. И что за женщина, которая является ко мне во снах, дикая, необузданная, словно волчица.

Захотелось добавить: 'И мертвецы, кажущиеся поразительно живыми'.

'Дорогой, у тебя есть только я, — голос Эллис у меня в голове. — У тебя не может быть другой женщины, и никогда не было'.

— Слишком много вопросов, мой Охотник, ответы на которые нужно заработать. Сегодня я открою тебе путь на последний уровень подземелья. Там находится тварь посильнее других, что ты убивал до сих пор. Прикончи демона, и я верну Кошки-мышки. Принеси меч — и получишь ответы на свои вопросы. Смотри. — Он бросил мне игральную карту, и я поймал ее двумя пальцами.

— Понял, что тебе предстоит?

— Понял, — ответил я, рассматривая изображение.

— Хе... — Готфрид даже прищурился от удовольствия. — Знатный экспонат получится. Но это не главное. Ты не забыл, как выглядит меч, который должен найти?

— Помню, катана, способная стирать души людей.

— Не только. При правильном воздействии такие артефакты могут менять сам мир, быть вместилищем чего-то большего. Каждый раз, когда мои посланники спускались вниз, я не терял надежды, что кто-то из них принесет мне это оружие.

— И многих ты отправил на смерть? — спросил я.

Костоправ осекся и открыл глаза.

— Но ты особенный, Ламберт. Ты избранный.

— Избранный кем? — усмехнулся я. — Тобой? И чем я отличаюсь от твоих марионеток?

— Свободой воли, Ламберт, ты пока еще можешь выбирать.

Готфрид улыбнулся своей гримасой и достал карту с заклинанием.

— Подожди, — остановил его я. — Мне нужны пули для пистоля и заряды для пароэфирного ружья, ведь мне больше нечем сражаться. Ты обещал в прошлый раз.

— Я? — Костоправ задергал кончиком носа, словно крыса, принюхивающаяся к сыру. — Значит, сделаю, раз обещал.

Он взмахнул рукой, и в воздухе перед ним появились строки, состоящие из зеленых полупрозрачных значков. Костоправ задвигал пальцами, и расположение символов в них принялось меняться. Под его ладонью возникали знаки — цифры, буквы и совсем непонятные мне руны, которые он тут же добавлял к общей последовательности. Готфрид творил из них новые строки внизу списка, сдвигая вверх старые, и те исчезали за невидимой границей. Вскоре на столе начал появляться мешочек. Сначала он был почти прозрачный, и сквозь него виднелось пламя свечи. Затем он резко обрел рельефную поверхность, состоящую из множества треугольников, но те тут же слились воедино, превратившись в грубую мешковину, под которой проглядывали тяжелые пули.