— Ты не помешаешь, — выведя на пергаменте последнюю вдохновенную закорючку, Лод отложил перо. — Я как раз закончил.
Заставив меня отчаянно вцепиться пальцами в одеяло.
Не могу я сейчас завтракать. Не могу. Я должна найти ответы на те вопросы, что жгли сознание большими калёными буквами. Найти подтверждение тому, что это было реально — то, что я видела. Как можно скорее.
И без его помощи. Для верности.
— Лод, мне... мне надо побыть наедине с собой.
Он посмотрел на меня. Резко посерьёзнел.
— Что случилось?
— Плохие сны, — я поколебалась — и, внимательно глядя на него, всё же соврала, — мне снился дом.
— О. — Лод помолчал. — Понятно.
Во взгляде колдуна, кроме внезапной печали, я различила лишь что-то, очень похожее на сочувствие.
Нет, либо он действительно не знает, что на самом деле снилось мне этой ночью, либо изумительно прикидывается.
— Я просто немножко посижу одна. Внизу. А потом вернусь. Ты не против?
— Ты вполне можешь использовать спальню.
— Нет. Мне там неуютно. Я уже привыкла к гостиной. Может, в шахматы поиграю, чтобы отвлечься. Можно?
— Тебе не нужно спрашивать у меня разрешения на такое.
Я, благодарно кивнув, встала. Натянула чулки и туфли, быстро прошла в ванную. Наспех умывшись, выскочила обратно. Неловко улыбнувшись в ответ на его пытливый взгляд, спустилась в гостиную.
На моё счастье, никого из светлых там не было, так что я, не теряя времени, просто стянула с пальца кольцо, сунув его в карман бриджей.
И негромко позвала:
— Акке.
Иллюранди вынырнул из тени так быстро, словно только этого и ждал.
— Да?
За его обычным вежливым поклоном чудилась насмешка, но мне было всё равно.
— Я должна поговорить с принцессой. Наедине. Я могу это сделать?
Кажется, иллюранди удивился. Во всяком случае, посмотрел на меня долгим, даже несколько любопытным взглядом.
— Сейчас узнаем, — сказал он потом.
И снова исчез.
От нервозности я прикусила костяшку большого пальца. Потом, передумав, переключилась на кончик ногтя — и застыла, косясь то на лестницу, то на дверь.
Что я делаю? В кои-то веки действую, почти не думая. Ужасно. Подумаешь, сняла кольцо: если Лод захочет проверить, как я там, и ничего не увидит, это наверняка заставит его спуститься в гостиную. И, если у меня всё получится — своими глазами убедиться, что там никого нет.
Но я и правда устала бояться. Сомневаться. И постоянно думать, пожалуй, тоже.
Как всё-таки хорошо, должно быть, живётся наивным доверчивым дурочкам...
— Принцесса у себя. Одна, — доложил Акке, вернувшись. — Думаю, я могу проводить тебя к ней. Предупредить о визите?
— Нет. Не надо, — я решительно опустила руку. — Просто веди меня.
До башни Повелителя добрались быстро. Дорогой встретили троих гвардейцев Альи, но те, завидев меня, отвели глаза и молча прошли мимо. Даже не знаю, что заставило их это сделать: то, что передо мной шёл, словно скользя над полом, слуга Лода — или память об участи Артэйза.
Перед дверью в башню, которую Акке услужливо распахнул, охраны не было. Как и ожидалось. Поэтому я просто шагнула на первую ступеньку лестницы, отделанной чёрным мрамором, отражавшим сияние свечей — и, сжав кулаки, поднялась наверх. Когда ступеньки закончились, с опаской заглянула в открывшуюся арку, но в круглой комнате никого не было. Стены и потолок покрывала серебряная роспись по сливовому шёлку, в тон обивке кресел, расставленных вокруг пустого овального стола. Кроме этого в покоях был лишь камин да две двери, к одной из которых меня и подвёл Акке.
— Она здесь, — произнёс иллюранди, прежде чем отступить в тень. — Когда захочешь вернуться, позови.
— Ты и так узнаешь, когда я захочу вернуться. В жизни не поверю, что ты не будешь следить за нашим разговором.
Он только усмехнулся, тая во мраке.
А я, коротко выдохнув, постучалась — приличия ради — и, не дожидаясь ответа, толкнула дверь от себя.
Это была не та комната, в которой Морти говорила с Лодом. В более светлых тонах, с книжным шкафом у одной стены и большим очагом у другой. Напротив очага приткнулся небольшой стол; за ним и сидела принцесса, встретившая меня донельзя удивлённым взглядом.
— Сноуи? — она поднялась на ноги. — Что ты здесь делаешь?
В комнате было тепло, почти жарко: в очаге трещал огонь, и на нём грелся небольшой котелок. На столе серебрились маленькие весы коромыслом, подле них — ножик с костяной рукояткой, а рядом расположились прозрачные сосуды с порошками и жидкостями и кучки трав, сухих и свежих. Видимо, Морти готовила очередное зелье.
— Что? — мягко повторила принцесса. — Скажи, не бойся.
Она была в одних штанах и рубашке. Волосы не собраны в высокий хвост, как обычно, а просто прихвачены сзади лентой, босые ноги утопают в пушистой светлой шкуре, которую бросили под стол — поверх огромного шерстяного ковра, серого, как кожа дроу, с вышитыми по нему королевскими белыми розами.
Даже сейчас — такая домашняя, такая простая, такая уютная — Морти была несравненно прекраснее меня.
Разве может кто-то выбирать между нами? В мою пользу?
— Я...
Глупость всей этой затеи заставляла слова застревать в горле, не доходя до губ.
Что я ей скажу? Как заговорю о том, о чём хочу? Как посмею...
Но поворачивать назад поздно. А потому — говори, Белоснежка. Что хочешь и как хочешь.
И смелость тоже бери, где хочешь.
— Я... простите за беспокойство, — пересохшие губы заставили облизнуться. — Хотела поговорить.
Не оборачиваясь, спиной прикрыла дверь, отрезая себе путь назад.
И, кажется, на этом моменте Морти сама всё поняла.
— А, — тихо откликнулась она. — Кажется, я знаю, о ком.
О ком.
Значит, действительно поняла. Наверное, даже в глубине души осознавала, что когда-нибудь этот разговор обязательно случится.
— Да, — я сглотнула. — Думаю, знаете.
Принцесса, чуть сощурившись, склонила голову набок. Отвернувшись, снова села за стол.
Как ни в чём не бывало взяла пару веточек травы, похожей на розмарин.
— Мы с Лодом знали друг друга с детства. Естественно. Его отец был придворным колдуном нашего отца, и Лоду предстояло унаследовать этот титул. Правда, наши отцы были далеко не так близки, как мы, — она заговорила спокойно, дружелюбно, неторопливо, словно о чём-то совершенно постороннем. — До смерти родителей мы не общались тесно, лишь видели друг друга изредка, и мне было... довольно одиноко. Алья тогда меня ненавидел. Он хотел и привык быть первым, но я — девчонка, младшая — владела мечом лучше него. И дар, который, как он считал, должен был достаться ему, достался мне. Это страшно его унижало... зато в Лите он с рождения души не чаял. А я ревновала к ней. И родителей, и его, потому что на самом деле отчаянно хотела, чтобы он меня любил. — Принцесса положила траву на весы, уравновесив её крохотными гирьками. — После похорон матери Лод подошёл к Алье выразить соболезнования. И быстро сблизился с ним. Алья увидел в нём того, кого ему тогда так не хватало, старшего брата, который чем-то может заменить отца. А ведь у них разница — всего год, и Лоду тогда было всего десять, но он тогда уже оказался так мудр, так умён... — сняв веточку с серебряной чаши, Морти оборвала с неё несколько узких сухих лепестков. — Все дома и все советники тогда из кожи вон лезли. Суетились, соревновались за влияние на маленького осиротевшего принца. Но Алья чувствовал, что их интересует вовсе не его благополучие, а возможность править из-за спинки трона... и в то же время понимал, что без их советов ему не обойтись. А тут вдруг — Лод. Такой же, как он. Не взрослый, а равный. И никакой личной заинтересованности, одно лишь желание помочь... по крайней мере, так мы тогда думали. Позднее поняли, конечно, что личная заинтересованность была, но желания помочь это не отменяет. Никто из нас ни разу не пожалел о нашей дружбе. И это Лод в конце концов примирил всех нас, сделал одной семьёй. Убедил Алью, что мой талант не унижает его, а возвышает, ведь у него, будущего Повелителя, такого потрясающего, и сестра должна быть под стать. Чтобы все могли завидовать, а он, Повелитель — гордиться. А мне напомнил, что теперь мы с Альей должны быть Лите вместо матери и отца... и что ревновать больше некого. Так мы и подружились. Все.
Дроу снова вернула траву на весы. Удовлетворившись результатом, отложила её в сторону, взялась за другую, свежую, напоминавшую мяту.
А я просто стояла, прислонившись к двери.
И слушала.
— Я была так благодарна Лоду. За всё, что он для нас делал. И он казался мне таким... интересным, таким не похожим на всех... как и моей сестре, наверное, — Морти отрывала от стебля зелёные листки, один за другим. — Ты знаешь, что Лита была в него влюблена? Так смешно, по-детски... и для нас, конечно, это было шуткой. Но иногда, годы спустя, я думала: если бы она выросла, а чувство осталось... она-то была свободна. В отличие от меня. А в итоге место рядом с Лодом заняла я, и в той ситуации, в какой мы оказались... наверное, мы с ним обречены были влюбиться, — её тонкие пальцы задумчиво и отстранённо клали листья на весы. — Мы были заперты в нашем маленьком мирке. Мы подставляли друг другу плечо, мы помогали друг другу подняться, мы вместе справлялись с тем, что на нас обрушилось. Мы были лучшими друзьями, боевыми товарищами, братом и сестрой. А в какой-то момент разглядели друг в друге большее. И захотели большего. — Она помолчала. — Но потом мы повзрослели... и в наш маленький мирок ворвались другие.
Когда она взялась за рукоять ножа, я невольно вспомнила свой сон.
Впрочем, в реальности принцесса всего лишь отрезала тонким лезвием половину какого-то толстого корешка.
— Помнишь шрам, который был у Артэйза? На глазу? Это я ему оставила. Ему было двенадцать, и Лу попросил меня сразиться с ним. Потренировать. А я... перестаралась. Я тогда так испугалась — а вот Артэйз ни капельки. Шутил, что прекрасная принцесса оставила ему знак отличия. Он был таким милым мальчиком, Артэйз... но иногда милые мальчики вырастают в мужчин, которые способны на страшные вещи. — Она разрезала корешок ещё на две части. — Я была так глупа, когда позволила Лоду подписаться на всё это. Мы оба были. Тогда нам обоим казалось, что до моего замужества так далеко, и многие были в нашей ситуации, и, право, для настоящей любви это не помеха... и оба не понимали, на что мы идём на самом деле. Что Лод никогда не сможет с кем-то меня делить. Так же, как я его. И в какой-то момент я поняла: если я выйду замуж за Лу — а я не могу не выйти замуж за Лу — то в один прекрасный день Лод убьёт либо его, либо себя.
Я молчала. Знала, что нашему разговору лучше оставаться монологом. И мои ответы были совершенно ни к чему.
Но в данном случае моё молчание было ещё и знаком согласия.
— Алья не видел и не видит никаких препятствий. К тому, чтобы я стала женой Лу, исполнила свой долг, родила дому Рауфгата наследников, а потом продолжила коротать ночи с тем, кого действительно люблю. Только я не желаю Лоду такой участи. Не хочу, чтобы он сходил с ума от ревности. И... я понимаю, что должна сделать, но то ли слишком люблю его, чтобы отпустить, то ли недостаточно люблю. Поэтому просто позволяла всему идти своим чередом. Так эгоистично, так малодушно. — Взвесив очередной ингредиент, она отложила нож. Сложила ладони на столе перед собой, сцепив их в замок. — И тут появилась ты.
Мне пришлось сдержаться, чтобы весь воздух из лёгких не вышел разом. Ноги слегка подкашивались, сердце норовило отбить чечётку; наверное, так нормальные люди чувствуют себя во время экзамена.
Хорошо, что хоть подобная ерунда никогда не заставляла меня волноваться.
— Знаешь, мы ведь не видели её тела. Литы. Светлые, наверное, сбросили его в какую-нибудь общую яму, вместе с ворами, разбойниками и прочим сбродом. Нам даже нечего было похоронить. Мы точно знали, что она мертва, но она просто... исчезла для нас, и всё. И каждый справлялся со своей болью по-своему, — Морти не поворачивалась в мою сторону: видимо, ей не больше меня сейчас хотелось встречаться взглядами. — Алья... ты знаешь, что он делал. Лод просто принял это. Не сразу, но принял. А я... — она вдруг рассмеялась, тихо и неловко. — Иногда я думала... может, на самом деле всего этого не было? Плена и пыток? А по дороге в Тьядри она попала в одну из тех прорех между мирами, через которые приходите такие, как ты. Только теперь не ваши люди пришли к нам, а Лита провалилась туда. И поэтому она не возвращается домой, но на самом деле с ней всё хорошо, и где-то там, далеко, она живёт и, наверное, счастлива... Понимала, что это ерунда. Сказка. Просто мне так было легче. И однажды я вхожу в башню Лода, а там, на том месте, где я так часто видела её, сидишь ты. Спиной ко мне. — Переплетённые пальцы дроу медленно разомкнулись. — И на один момент, пока я тебя не окликнула, мне пришла в голову безумная мысль... что я была права. И Лита всё это время странствовала в чужом мире. А теперь вернулась.
Потом она взяла все травы, которые так тщательно и аккуратно отмерила, невзирая на разговор, совсем к тому не располагавший. Встав из-за стола, подошла к очагу. Опустившись на корточки рядом, принялась забрасывать части будущего зелья в котелок, вздымавший над водой спиральки пара.
Я следила, как принцесса помешивает будущее целебное варево деревянной ложкой на длинном черенке — и снова чувствовала, как её слова резонансом откликаются во мне.
Да. Я когда-то тоже пыталась думать, что мама уехала. Просто уехала, так далеко, что мы больше никогда не встретимся. Но она не исчезла, не канула в небытие, не растворилась в изначальном ничто — и где-то продолжает смеяться, хмуриться, смотреть свои любимые сериалы и пить капучино по утрам. И, наверное, скучать по мне.
Только я видела, что от неё осталось. Тем мартовским утром, промозглым до мертвенного холода, которое до сих пор казалось мне страшным сном. Пусть даже, целуя на прощание её ледяной лоб, я твердила отчаянной мантрой, возводя в степень все числа подряд: это — не мама, эта восковая кукла с застывшим лицом и зашитыми губами, которую сейчас отправят под землю, на корм червям, ни капельки на неё не похожа.
И для того, чтобы верить в сказочки про 'где-то далеко', я была слишком реалистом.
— Конечно, на самом деле ты не так уж на неё и похожа. Ни Лод, ни Алья не видят особого сходства. Но мне иногда кажется, что ты — та, какой она хотела бы быть. И в этом-то, видимо, всё и дело. — Морти, сложив руки на коленях, смотрела на поверхность воды, где исчезали жемчужные ниточки пузырьков, поднимавшиеся со дна. — Если б на твоём месте была любая из моих фрейлин, наверное, я бы попыталась тебя уничтожить. Ужасно эгоистично с моей стороны. Но, думаю, я пошла бы на это. А Лод бы возненавидел меня, и я сама возненавидела себя, и всё стало бы ещё хуже, чем сейчас. Только вот то, что это именно ты: та, кто...
Её голос, впервые за весь разговор, дал осечку. Произнести это вслух — кто я для Лода — она всё-таки не смогла.
