Стоянка на Иден-Прайме позволила Дженкинсу резко подтянуть к 'верхам' уровень своей общей и специальной воинской подготовки. Возможно, что и полисмены-десантники тоже отмечали, что их младший командир наконец-то вкусил армейской службы в должных объёмах и теперь точно понимает 'что к чему и почему'.
Имперцы говорят, что 'военному делу следует учиться настоящим образом'. И строго следуют этому древнему правилу. Последовали ему и фрегатовцы — Дженкинс, например, очень хорошо помнил, как потратил несколько часов на оборудование стрельбища недалеко от места, где стояли Жнец и 'Нормандия'. Полукилометровое стрельбище получилось, благодаря стараниям инженеров и техников корабля, настолько профессиональным, что очень многие нормандовцы сразу выстроились в очередь, желая попрактиковаться не виртуально, а реально. Расстояние до мишеней теперь было приличным, да и оборудование позволяло разнообразить сценарии в весьма широких пределах.
Хотелось ли Ричарду побывать у родителей, повидаться с сестрой? Ещё как хотелось. Но он же не слепой и не глухой, он видит и чувствует, что нормандовцы влияют на иден-праймовцев в очень правильном ключе. Они быстро и доходчиво — а как ещё иначе-то — объясняют им, мирным и гражданским в основной своей массе, людям, что война на пороге. И она может реально начаться через несколько часов, в крайнем случае — завтра рано утром. Потому иден-праймовцы, что называется, прониклись. Не могли не проникнуться. И перешли на усиленный график работы. Информация, подготовленная и распространённая фрегатовцами по множеству каналов — как формальных, так и неформальных — сработала.
Родители поступили мудро — посоветовали дочери придти на 'стояночное поле'. Сами не стали прерывать свою работу, отвлекаться. Знали, что сын поймёт правильно.
Лейтенант Аленко разрешил Ричарду сойти с корабля. Конечно же, офицер знал причину желания Дженкинса получить увольнительную — у него у самого здесь же на Идене появилась 'партия'. Не пара, именно партия, потому что Кайден, следуя своим моральным установкам и беря пример с Шепарда, не настаивал на скорейшем прохождении всех предсказуемых этапов взаимоотношений, потому и не считал, что ему позволено больше чем другим.
Как полагал сам Дженкинс, Аленко был очень неплохим командиром. Нормальным. Избавившись от постоянных сильных головных болей, Кайден воспрял духом и принялся навёрстывать упущенное с удесятерённой энергией, быстро достигнув в этом деле очень существенных успехов. Теперь у Кайдена были не подчинённые, а коллеги, которые слушались его не потому, что он был старше их по званию, а потому, что им было на кого равняться в своём ближнем кругу: Кайден не стремился отделиться от своих сослуживцев, используя своё должностное и любое другое положение. Работал он много, довольствовался малым и ни в коей мере не шиковал.
Иден-праймовцы прониклись. Очень глубоко прониклись и решили, что лучше понапрягаться сейчас, чем рвать жилы тогда, когда над планетой зависнут несколько таких гигантских разумных кораблей, с бортов которых, вероятнее всего, посыплются геты-десантники. Пехотинцы, ракетчики, снайперы, охотники. Полный ассортимент. Вроде бы простое дело — организовать из мирно-штатских крестьян и фермеров хоть какое-нибудь вменяемое ополчение, но и его невозможно осуществить, если сами фермеры и крестьяне того очень-очень не захотят.
Потому-то Дженкинса не особо и интересовало то, чем заняты его родители — сельскохозяйственными работами или чем-другим — Ричард верил, что они в любом случае делают что-то очень полезное. Потом, позднее, когда фрегат покинул Иден-Прайм, Дженкинс получил от родителей и от сестры несколько писем, в которых нашёл ответы на почти все свои, не высказанные чуть раньше вслух или письменно вполне ожидаемые вопросы. Сам написал несколько писем, отправил и почувствовал, что хоть так, но сможет поддерживать тесную связь с самыми родными для него людьми.
Для человека, привыкшего, что к его услугам круглосуточно — аудио и видеоканалы связи, ограничиться текстовыми сообщениями, отправляемыми по Экстранету и затем — планетному Интернету — сродни подвигу по уровню серьёзности самоограничения. Но Дженкинс, ощутивший себя не вешалкой для кителя и брюк, а реальным, пусть и младшим командиром и офицером, такое ограничение не казалось ни крахом, ни крушением надежд на лучшее. Надо было заставить себя потерпеть — и Ричард собирался терпеть лишения столько, сколько надо, чтобы Жнецы окончательно стали историей, стали прошлым.
Хорошо, что у него сейчас есть и мама, и папа. И очень хорошо, что у него есть сестра. Да, возможно, брат — хоть младший, хоть старший, тоже был бы далеко не лишним для Дженкинса, но и сестра — тоже очень хорошо. Особенно, если она — младшая и потому нуждается в защите, в заботе, в обеспечении всем необходимым.
Родители были заняты. Дети знали, что они — рядом друг с другом, что они делают полезное и хорошее дело. Хорошо, когда у тебя есть близкий человек, которому ты можешь доверять всецело. И хорошо, когда ты знаешь, что у тебя есть дети — и дочь и сын.
Один ребёнок... Сейчас Дженкинс понимал, насколько это противоестественно и для мужей и жён, и для этих единственных по воле своих родителей детей. Нельзя, чтобы у ребёнка не было брата или сестры. Нельзя.
Родители — взрослые, сложившиеся люди. Да, они родили, вырастили, воспитали детей, но они должны иметь право жить своей собственной жизнью, а подросшие дети — своей. Нельзя, чтобы девочка или мальчик, девушка или юноша выходили во взрослую жизнь в одиночестве. Неестественно это.
У Ричарда не было брата. Но зато была младшая сестра. И он уже давно считал, что ему очень повезло в жизни. У него был очень близкий человек, о котором он мог заботиться поистине круглосуточно и знать, что эта забота будет оценена по достоинству и не будет забыта. В том числе и потому, что сестра может позаботиться о брате так, как никакой брат о брате позаботиться не сможет.
Реджина. Реджа. Колдунья и ведунья. Красавица и умница. Может быть, для журналистов всяких, писак и снимак это — проходные фразы, но для Ричарда, знавшего сестру с младенчества, это не было пустыми словами. Он нашёл и до сих пор находил им предостаточно подтверждений.
Реджа прилетела к 'стояночному полю' в одиночестве. Может, сама решила и добилась 'увольнительной', а может, и родители поспособствовали. Эти детали не интересовали Ричарда тогда, на Идене и не интересовали сейчас. Главное — он увидел сестру, а значит — увиделся и с обоими родителями. Потому что для него сестра тогда была воплощением всего дома Дженкинсов.
Когда ты очень хорошо знаешь и понимаешь, что эта мирная жизнь в любой момент может закончиться... Такие моменты настолько чётко и полно запоминаются, что потом раз за разом вспоминаешь и дивишься, сколько деталей и взаимосвязей осталось в сознании, в сути, в памяти.
Реджа... Ну пусть родители поговорили с ней, пусть они поговорили с руководителями бригады, где Реджа работала, пусть поговорили с руководителями предприятия — это всё предсказуемо, нормально и потому обычно.
Только... Реджа — девушка, а ты, Ричард, парень, мужчина, воин. Ей привычнее мир, да и тебе тоже но... За время, проведённое на фрегате, Дженкинс изменился настолько, что сам очень часто удивлялся, насколько же глуп, туп и смешон он был совсем-совсем недавно.
Шепард... Нет, он не собирал митингов, не выступал на собраниях — хоть стихийных, хоть организованных, не агитировал. Он вообще говорил очень мало, больше показывал. А если говорил — то не всем и не всегда. Потому Ричард очень внимательно прислушивался к тому, что говорят другие нормандовцы. Из этих 'осколков' собиралось то богатство, которому он собирался следовать, потому что оно стало и его богатством.
Формально, да, личная жизнь каждого разумного органика — почти полное, а иногда и полное табу для других разумных органиков в смысле проявления любопытства или излишней осведомлённости, выносимой 'на публику'. Может быть, подобное действительно стремится к подобному, но никакой уравниловки — хоть добровольной, хоть принудительной, на фрегате среди нормандовцев не существовало до сих пор, и Ричард был твёрдо уверен, что и не будет ни в ближайшем, ни в отдалённом будущем.
Между опасностью и женщиной должен всегда стоять мужчина. Шепард таких слов не говорил, Андерсон — тоже, но... Странным образом нормандовцы чувствовали, что эти двое высококлассных спецназовцев живут, в том числе и руководствуясь этим принципом.
Шепард отпустил свою любимую девушку — Дэйну, признал за ней полное и неоспоримое право самой строить свою судьбу. В том числе и потому, что понимал — в самое ближайшее время он не сможет физически ни на день, ни на несколько часов вернуться на Землю.
Шепард отказался применять свои внегалактические способности и возможности, чтобы матриарх Бенезия забеременела и родила от него, молодого землянина хоть одну азари. Да, стопроцентную дочь старпома Шепарда — Дженкинс был абсолютно убеждён, что Шепард автоматически признает ребёнка своим и даже не попытается оспорить отцовство. Но Шепард не стал разбивать семью Т'Сони своим вмешательством. Более того, он сделает, обязательно сделает всё, чтобы возвращённая к нормальной жизни из тисков хаскококона пожилая азари — сейчас Ричарду не хотелось вспоминать, сколько же именно Бенезии Т'Сони лет — воссоединилась и со своей дочерью. Ушедшей от неё пятьдесят лет тому назад. И — со своим мужем — легендарной Мятежным Матриархом Этитой. Уникальная семья.
Шепард понял эту уникальность не внешне, а внутренне. Понял и решил защищать эту семью, а прежде — объединить и сделать всё, чтобы, когда фрегат покинет Азарийское Пространство, три азари были обеспечены и защищены всемерно и по нормам военного и по нормам мирного времени. Сам Ричард сомневался, что сможет сразу перечислить все меры, которые предпримет старпом Шепард, чтобы Матриархат и его марионеточные организации на местах оставили семью Т'Сони в покое. Но был убеждён, именно убеждён в том, что эти меры будут действенны и эффективны. Отнюдь не в краткосрочной, а именно в долгосрочной перспективе.
Андерсон... Да, все фрегатовцы знали так или иначе, что он до сих пор окончательно не развёлся с женой, что он очень хочет почаще видеться с сыном и участвовать в его воспитании. Все фрегатовцы знали, что он неравнодушен к врачу фрегата — доктору Карин Чаквас, уникальному специалисту, раз за разом отказывавшейся от весьма лестных предложений от руководителей медотсеков на крейсерах и дредноутах Альянса Систем, а также от главных врачей лучших медицинских центров — как военных, так и гражданских.
Может быть, майор Чаквас и вышла замуж за свою работу, но... Как говорят имперцы, 'человек — предполагает, а судьба — располагает'. Карин Чаквас не родилась врачом, она родилась женщиной. И потому... Ни для кого из нормандовцев не была секретом её любовь к командиру Андерсону. Искренняя, глубокая и чистая.
Командир Андерсон не спешил с прохождением обычного сценария — свадьба, дети, но он понимал, что именно это является крайне желанным для Карин Чаквас.
Андерсон и Чаквас любят друг друга. И пусть нарушают тем самым некие традиции, пусть преодолевают своими тесными взаимоотношениями извечную отчуждённость командира корабля от остального экипажа. Сейчас, когда впереди — либо победа, либо гибель, нельзя руководствоваться правилами мирного времени. Да и правила обычного военного времени далеко не все и не всегда подействуют теперь правильно и точно. Потому...
Лейтенант Кайден Аленко, непосредственный командир Ричарда — тоже теперь не свободен. Он влюбился в сержанта космопехоты ВКС Альянса Систем Эшли Уильямс. Внучку того самого мятежного генерала. Казалось бы, несмываемое пятно — на всём роду Уильямс, но... Эшли делает успехи, её уважают и ценят в ВКС Альянса, а при поддержке Кайдена она, как был склонен теперь верить Ричард, очень скоро продвинется по иерархической лестнице намного выше и поймёт, что любые 'пятна' — временные.
Реджа понимает, очень глубоко понимает, с чем придётся иметь дело нормандовцам теперь, после столкновения со Жнецом над Иденом. Да, разведфрегат и сверхдредноут — слишком разные весовые категории. Но... Наверное, правы мудрые, утверждавшие, что крайности — сходятся и подчёркивавшие, что невозможного не существует. Вот так и стал возможен бой фрегата со сверхдредноутом. Да, поддержка иденцев была крайне ценна и необходима, но основную роль, как полагал Дженкинс, сыграла подготовка фрегатовцев. Если бы не беспощадность Шепарда... Жертв среди нормандовцев было очень много.
Реджа понимает и другое: нормандовцы очень рискуют. С того момента, как фрегат атаковал Жнеца, очень вероятно, что и корабль и его экипаж внесены в 'список ликвидации', причём — первоочередной. Может быть, она понимает это не сколько логически, сколько чувственно, но это дела не меняет.
Реджа красива и это означает, что у неё уже сейчас отбоя нет от ухажёров, а может быть — даже женихов. Которые, между прочим, ценят не только исключительно внешнюю красоту, но и красоту внутреннюю. Реджа далеко не глупа, мама её воспитывала как будущую хозяйку дома и многодетную маму. С малолетства Реджина не отходила от матери, но не потому, что боялась окружающего мира, а потому, что мама постоянно поручала ей посильные для малышки дела, требующие задействования именно тех качеств, которыми природа обычно щедро наделяет именно женщин.
Работящая, знающая тысячи мелочей и умеющая, если не понять, то почувствовать, Реджина с детства стала первой маминой помощницей и, едва пойдя в школу, получила право на самостоятельное решение многих семейно-бытовых вопросов. Что также требовало умения налаживать и поддерживать разнообразные взаимоотношения, не только родственные, кстати.
Ясно, что крестьянский и фермерский труд — не сахар. Он очень тяжёл и к тому же цикличен. Потому Реджина если и улыбалась, то только одними губами. Она редко смеялась, но её улыбка... Она была настоящим чудом. Казалось, что лицо Реджины вспыхивает как фонарик, освещается каким-то тёплым, мягким, исключительно внутренним светом. Не отражённым, собственным.
Ричард надеялся и, как ему казалось, небезосновательно, что если Реджина выйдет замуж за очень достойного — а как же иначе-то — человека, то она, возможно, подарит ему уникальную полную улыбку. Нет, не тридцать два сверху, не лошадиную, а такую, за которую любой мужчина отдаст не только своего коня, пусть и железного, но и полцарства в придачу бросит к ногам такой волшебницы.
Улыбка Реджины уже сейчас в понимании мужчин — хоть молодых, хоть пожилых — стоила очень дорого, а отец даже шутил, что на одной улыбке Реджа может сколотить неплохой капитал. Только вот банков для такого капитала ни люди, ни другие разнорасовые разумные органики пока ещё не придумали.
Хорошо, что Реджина — младшая сестра для Ричарда. Она могла не только рассчитывать, но и быть абсолютно уверенной в том, что старший брат ей поможет во всём, что он её не бросит ни при каких обстоятельствах. Может быть, мудрые и правы, говоря, что девушки со своих братьев, а также с отцов снимают 'кальку', по которой выбирают себе суженого, а затем и мужа, но и сейчас она не только брала от Ричарда, но и очень многое давала ему. То, что может дать только сестра и притом — младшая. Она и целовала Ричарда всегда по-особому. Возможно, для жениха, а затем для мужа она изобретёт какой-нибудь другой, но, безусловно, особый поцелуй. Почему нет? И родители видели и понимали, точно и чётко чувствовали: брат и сестра едины. Непоказно, но очень прочно.
