Киты по штирборту: Второй шанс. (Небесный Бродяга)

— Что, вымотался, Кирилл? — Голос второго помощника нагнал меня у скобтрапа, когда я, получив наконец разрешение покинуть верхние палубы, намеревался спуститься к своим.

— Есть немного, Святослав Георгиевич... — устало кивнул я, а Ветров вдруг усмехнулся. Миг, и снова на лице маска безразличия. Может, мне показалось?

— Ничего, зато, согласись, теперь ты точно на "Фениксе" не заблудишься. — И второй помощник неожиданно хлопнул меня по плечу. — Успокойся, больше таких авралов у тебя не будет. Экскурсии окончены.

— Экскур... — Я осёкся. Ну да, за эти два дня, что мы ползем из Новгорода в Англию, я действительно, кажется, облазил весь "Феникс". Не до последнего закутка, конечно, но всё же...

— Именно. — Ветров кивнул. — По выходу из Дувра у тебя начнется настоящая служба, так что иди отдыхай... Силы тебе понадобятся.

Успокоил, ага.

— Есть идти отдыхать, — вздохнул я.

Второй помощник капитана хмыкнул и, развернувшись, потопал прочь.

— Святослав Георгиевич!

Ветров обернулся и вопросительно, но с лёгкой ноткой раздражения взглянул на меня.

— Слушаю тебя, Кирилл.

— А когда меня нет, обязанности стюарда, случаем, не Хельга исполняет? — спросил я.

Не просто так, конечно. Её каюта, как и каюта старшего штурмана, в двух шагах от нас, только по разные стороны перехода, и вентиляционные жалюзи в их дверях открыты, а значит, и обитатели этих кают на месте. Рассмотреть сквозь жалюзи ничего нельзя, зато слышимость прекрасная. Каюсь, не сдержался. Но не отомстить Хельге за её выкрутасы я тоже не мог.

— Офицер Завидич, юнец. Офицер Завидич, — с нажимом повторил второй помощник, бросив короткий взгляд на двери кают. Губы его дрогнули в намёке на улыбку. — Свободен.

Вот я не я буду, если к утру в кают-компании не станут со смешками обсуждать возможность назначения Хельги старшим стюардом... а меня младшим. Ну, мне-то по фиг, а вот задирающей нос дочке моего опекуна... это ж какой удар по её офицерскому честолюбию, ха!

Правда, порадоваться своей мелкой мести мне не довелось. Вахта, будь она неладна! Собачья вахта, с полуночи до четырёх утра. Но время у меня ещё есть, поэтому, наскоро поужинав в компании Ивана и Архипа, оккупировавших дальний конец длинного стола, я отправился в свой кубрик. Ноги гудели, руки дрожали, но голова была ясной. Спасибо послеобеденному трёхчасовому сну. Так что, вспомнив замечание Кузьмы Николаевича о лучшем отдыхе, я, вместо того чтобы завалиться на койку, вытащил из рундука лекции первого курса флотского училища и погрузился в чтение.

* * *

Едва смолкли голоса второго помощника и юнца, Хельга сорвалась с места и, метеором промчавшись по галерее, оказалась в каюте капитана. Если кто и мог её понять, то только Гюрятинич, в этом Хельга была абсолютно уверена.

Тем сильнее было её удивление, когда в ответ на жалобы и претензии в адрес несносного мальчишки капитан, обычно чуткий и внимательный к своей будущей невесте, вдруг заговорил резко и сухо:

— Первое. Когда я согласился с идеей назначить Кирилла дежурным по гостевой палубе, то вовсе не предполагал, что таким образом ты хочешь преподать ему урок. Второе, на моём корабле офицеры не гнобят экипаж! Каждый матрос — член команды, а не прислуга. У каждого есть чётко очерченный круг задач, от выполнения которых зависит работоспособность "Феникса". И требовать от членов экипажа большего, чем они должны делать, не может никто. Даже я. Это понятно? У тебя есть претензии к тому, как юнец Завидич исполняет свои обязанности?

— Нет... — опешив от жёсткой отповеди, качнула головой Хельга.

— Значит, и говорить не о чем, — отрезал Гюрятинич, сверля девушку недовольным взглядом. — Появятся вопросы или сомнения в его профессиональных качествах, придёшь и доложишь. Будем разбираться. А до тех пор... забудь!

— Но он же... он же...

— Что? Обидел? Оскорбил? — прищурившись, поинтересовался капитан. — Девочка, я внимательно выслушал все твои мнимые обиды и претензии к Кириллу. Начиная с его невоспитанности и заканчивая полным пренебрежением приличиями. И вот что я тебе скажу... Ты не в училище, а на боевом корабле... пусть и транспортном. И клуш твоих соседских, чтоб следить за благопристойностью и приличиями, здесь нет. Зато матросов, которым солёное словцо заменяет проповедь, под пятьдесят человек! Мне плевать, в какой руке они держат вилку и знают ли, чем нож для устриц отличается от ножа для рыбы. Главное, чтобы не подожгли бордель в каком-нибудь занюханном порту и не устроили перестрелку там же. И хочу тебе заметить, что если и есть человек на борту "Феникса", которому я в этом плане полностью доверяю, так это подопечный твоего отца... хотя бы в силу его возраста. А вот в твоём благоразумии я уже начинаю сомневаться.

— Что-о?! — Хельга изумлённо вытаращилась на капитана, но тот только усмехнулся.

— А чего вы ждали, офицер Завидич? — вдруг перешёл на официальный тон Гюрятинич, стирая с лица улыбку. — Ваши попытки свести личные счёты с только что принятым на службу юнцом иначе как мелочной ревностью и детской обидой не назвать, и, поверьте, этот факт говорит совсем не в вашу пользу! — Капитан поднялся с кресла и, шагнув к иллюминатору, замер, стоя спиной к Хельге. — Свободны, офицер. Надеюсь, больше мне не придётся проводить с вами подобных бесед.

Глава 4. Нежданчик, или приплыли

Вахта нашего отделения завершилась авралом. "Феникс" прибыл в Дувр, и прозвучавший с мостика сигнал "Все наверх", как и многие другие установления и традиции, перекочевавший на воздушный флот с флота морского, поднял команду с коек. Всех, и подвахтенных и отдыхающих... Аврал, что тут скажешь?

Загрохотали по стальным полам матросские ботинки, в галереях и переходах замелькали белоснежные рубахи, вместо синих роб, и лихо заломленные бескозырки с забавными алыми помпонами, вместо беретов. Только что сонный "Феникс" неожиданно ожил, словно растревоженный улей. Ярко засветились горевшие до этого вполнакала потолочные светильники... корабль расцветился вывешенными вдоль куполов сигнальными флажками... ночью! Бред... Нет, я их, разумеется, не видел, но боцман просветил. Да ещё и пообещал, что заставит меня выучить всю флажковую азбуку.

— Уж ежели ты руны освоил, то и с этой наукой управишься. А там и до ратьера доберёмся. Руки у тебя ловкие, шустрые... будешь наших конкурентов в небе по матушке посылать. Вежливо, со всем решпектом.

Ночная швартовка для меня ничем не отличалась от дневного выхода. Та же суета, тот же грохот в трюмах и крики швартовочных команд. Разве что матерились они, как и грузчики здесь, исключительно на английском языке... весьма странном для моего слуха. Хотя-а... для меня и "цокающая" новгородская речь была необычной, что уж говорить о чужом языке, который я и в той жизни понимал с пятого на десятое.

Разгрузку закончили, лишь когда заалел восход, вскоре раскрасивший густые облака в розовые тона. А потом на пролив опустился туман и буквально за несколько минут накрыл морской и воздушный порт Англии белоснежным одеялом. Влажным и холодным. Действительно, туманный Альбион.

От любования непроглядным маревом меня отвлёк разнёсшийся по корабельной "вопилке" голос капитана, великодушно даровавшего матросам сутки отдыха... без права покидать "Феникс".

— Кузьма Николаевич... — окликнул я вымотавшегося и охрипшего боцмана, с удобством устроившегося на пустой бочке у самого обреза опущенной аппарели первого трюма и собравшегося закурить, как оказалось всё-таки имеющуюся у него трубку.

— Что?

— Я не понимаю... Архип говорил, что машины до восьмидесяти узлов хода давали. Так почему мы до Дувра почти сорок часов шли? Тут же по прямой не больше полутора тысяч миль...

— Хех... юнец-желторотик... — усмехнулся боцман, пыхнув ароматным дымом. — Полторы тысячи миль по прямой... через Венд, где каперы и пираты косяками ходят? Через Польшу, где гоноровые паны чубы друг другу и всем попавшимся дерут и на земле и в воздухе? Или через рейх, где новгородцу сотни миль не пройти, чтоб на досмотр не нарваться? Оно нам надо? Вот и спускаемся чуть ли не до Италии, огибая эти "неудобья". Так почти две с половиной тысячи миль и набегает. Да ещё ветер учти. Он ведь не всегда нас подгоняет, порой и в морду задует, да так, что винты воздух молотят, а "кит" вперёд не летит, а ползёт. Вот и получается, что машины дают восемьдесят узлов, а за час больше шестидесяти миль пройти не получается. Так-то, Кирилла.

Как и предупреждал Ветров, знакомство с "китом" для меня и впрямь завершилось. Это я понял, получив из рук второго помощника личное расписание, которое тот подкрепил чётким приказом боцману. Отныне у меня имелся свой пост на вахте, а остальное время было расписано и по учебному плану делилось меж машинным залом, рубкой шлюпа и артефактной мастерской. Невеликий остаток свободного времени отводился под личные занятия, в том числе и подготовку к сессии во флотском училище. Хорошо ещё, что от обязанностей стюарда для пассажиров меня избавили. Заодно пропала и необходимость часто появляться на верхних палубах, что меня только радовало. Встречаться с Хельгой я желанием не горел. Она меня не видит, я — её, и замечательно.

— Что, думаешь, нагрузка велика? — катнув потухшую трубку в зубах, поинтересовался Святослав Георгиевич во время очередного нашего занятия, на этот раз проходившего в кают-компании. Было это через месяц после выхода из Дувра, и, честно говоря, если бы не сравнительно небольшие расстояния между точками погрузки-разгрузки и, соответственно, довольно часто выпадавшие на долю экипажа "выходные", я бы скопытился от такой насыщенной программы уже на второй неделе нашего рейса. А так ничего... притерпелся, правда, пришлось выделять время для теоретического обучения на тех самых "выходных". Поэтому когда экипаж буянил в припортовых кабаках и наводил шороху в тамошних борделях, я чаще всего засиживался в своём кубрике с конспектами неведомого курсанта. В общем, в ответ на вопрос второго помощника я только головой покачал.

— Ум за разум ещё не заходит? — удовлетворившись моей реакцией, продолжил Ветров. Я недоумённо на него взглянул. — О как? Что, никаких сложностей?

— Бывает... но, некритично, — вздохнул я, вспомнив, как однажды от усталости попытался вычислить расстояние до учебной цели спонсонных орудий правого борта, снимая показания измерителей в машинном зале, вместо того чтобы сообщить полученные данные Архипу. Точнее, данные-то я сообщил, но услышать в ответ на запрос о давлении во вспомогательном котле результат моих сумбурных вычислений — две тысячи восемьсот метров — старый знакомый почему-то был очень не рад. Но это было в первую неделю рейса! А с тех пор я действительно успел втянуться в установленный режим.

— Некритично, хм... — Ветров вынул изо рта трубку, и окинул меня очень долгим взглядом. — Подумать только, какие умные слова ты знаешь. В одной из своих книжек вычитал, а?

На этот раз пренебрежение в голосе второго помощника стало отчётливее. Кажется, Святослав Георгиевич чем-то недоволен. А значит, лучше не лезть на рожон и просто кивнуть.

— И чего молчим? Язык проглотил? — нахмурился Ветров.

— Я подумал, что это риторический вопрос.

— Ах, ты поду-умал. Однако. И как, голова не заболела от размышлений? — Второй помощник поднялся с кресла и, заложив руки за спину, принялся расхаживать от одной переборки кают-компании до другой, изредка поглядывая в мою сторону.

В помещении, где, кроме нас двоих, никого не было, воцарилась тишина... ну, насколько это слово применимо в условиях работающих систем "кита".

— Кирилл, когда тебя поставили на огневую палубу, Полукварта был впечатлен таким прилежным учеником. Замечательно. Канониры нужны всегда. Потом о твоих умениях и знаниях с удивлением и нескрываемым удовольствием сообщил наш арт-инженер. Тоже дело. Без рун не взлетит ни один дирижабль. Когда Архип сообщил, что тебя можно хоть сейчас в маслопупы записывать, удивился уже я... про успехи в навигации пока промолчу, там тебе ещё учиться и учиться, но... Кирилл, объясни мне: куда ты так торопишься?!

— Я? Тороплюсь?!

Кто кого удивил?!

— Именно. Я составил для тебя список задач, навесил одно, другое, третье... даже сдал твоё увлечение рунами нашему арт-инженеру... думал, ты из чистого упрямства тянешь эту лямку и, если тебе добавить груз, сбавишь обороты. Так ведь нет, как доложил боцман, ты всё свободное время читаешь литературу по флотским дисциплинам и явно не собираешься умерить аппетит. Каюсь, поначалу мне было просто любопытно, когда же ты поймёшь, что тебе не справиться с такой нагрузкой, но...

— А я думал, что это Хельга сдала меня Водопьянову, — пробормотал я. Заявление Ветрова основательно сбило меня с толку.

— И что, это как-то повлияло на твою упёртость? — приподняв левую бровь, осведомился второй помощник. Я пожал плечами.

— Кирилл, мне надоело гадать о причинах этой твоей одержимости учёбой. Не возражай! Это именно одержимость. Мирон рассказывал, что ты даже в последний год в... родном городе использовал любую возможность, чтобы зарыться в книги. Потом досрочно сданные испытания в гимназии... книжный магазин напротив Софийских ворот, в котором ты стал самым желанным гостем, библиотека в твоём рундуке, не уступающая корабельной... Кирилл, ответь честно, зачем тебе всё это, да ещё в таком темпе?

— Я хочу летать, — честно ответил я.

Ветров покачался с мыска на пятку и рухнул в кресло.

— И? — коротко поинтересовался он.

— На собственном корабле.

— Губа не дура, — после недолгого молчания заключил Ветров. — Капитанский патент и собственный "кит", да? И я так понимаю, срок в десяток-другой лет тебе кажется слишком долгим? А цену постройки "кита" ты себе можешь представить? Или рассчитываешь накопить эти деньги, будучи уже капитаном?

На вопрос второго помощника я ответил не сразу. Не то чтобы я чего-то опасался... ну, если совсем чуть-чуть. С другой стороны, я хочу, чтобы Ветров научил меня летать, и каким образом ещё я могу дать ему понять серьёзность этого намерения, понятия не имею.

— Цену представляю. И трудность получения капитанского патента тоже, — хмуро проговорил я. Ветров хмыкнул, и я вскинулся. — Да, представляю! Второй "Феникс" мне, конечно, не построить, но мне он и не нужен, обычного полутысячника за глаза хватит. Капитанский ценз в десять лет? Так мне уже сейчас выслуга идёт.

— Значит, каботажник... Намереваешься заработать необходимые средства в Вольном флоте? Будешь матросское жалованье откладывать, по сотне гривен в год, да? — пренебрежительно усмехнулся Ветров, но тут же посуровел. — Ты хоть представляешь, сколько стоит каботажник, мальчик? Тот же шлюп, например, на котором ты в начале полёта трубы нагнетателя менял? Полторы — две тысячи гривен! С арифметикой у тебя всё в порядке? Вот и посчитай, сколько некоему матросу Завидичу придётся не пить, не есть, чтобы скопить такую сумму! А полутысячник меньше чем в пять-шесть "больших" не встанет! И это будет голый агрегат, что называется, купол да машина. Навесное оборудование и в первую очередь артефакты придётся покупать отдельно.