Раненый мир - Книга Презрителя

Мотая объятыми пламенем ветвями, гигант ввинтился в землю, чтобы погасить огонь, и вроде бы сбил его! Но при этом с треском сломал несколько из главных ветвей, и теперь был не в силах выпростаться из земли, в которую слишком глубоко врылся... Я поняла, почему остальные церуны не пытались потушить себя, уйдя в землю — горящие ветви не слушались их, потеряли гибкость; огонь не только пожирал их тела, но изгонял из них сок жизни, превращая наполненных магией стражей леса в обычные деревья.

Еще один воин леса выпал из боя без всякого вмешательства солдат: объятый пламенем сверху донизу, он двигался все медленнее и медленнее, и, не добежав до черного черепашьего строя тридцать шагов, замер склоненным, чадящим и неподвижным. Минус трое, осталось четверо. Два из них пылают, а два не тронуты огнем.

Черепахи по команде Рудгера Пайка сдвинулись влево, еще увеличивая разрыв между собой и боком Ленивцев. 'Стрелять прямой наводкой!' кричали и махали факелами адьютанты Хаммерфельда. Баллисты рявкнули снова, два копья врезались в церунов, но лишь пошатнули их, выбив сноп щепок. Но обычные копья, без взрыва и огня, не могли причинить ходячим деревьям ощутимого вреда.

Строй панцеров приближался, потому что я неслась к нему вместе с волной атакующих церунов. Сбоку уже догоняли медведи, Берегор остановился, ожидая отставших собратьев, и издал ужасающий рев.

Кулеврины успели выстрелить еще раз: Рольн, сжав зубы, пропустил привычное 'Чищай', и расчеты, не прочищая стволов, забили новые заряды. Ядра ушли в сторону целей, но не нашли их, только одно махнуло по кроне, выбив пару ветвей. От точечной стрельбы было немного толку.

— Чищай на полную! — крикнул Паэранский. — Готовь картечь!

'Звери, проклятые звери', билось у него в голове, 'Сейчас ваши спины узнают тяжесть свинцового дождя!'

— Быстрее, мать вашу! — орала тем временем Лида Хайт, торопя Скорпионов; накатывающее стадо кабанов было уже в самой прямой видимости, шагов пятьдесят. С этого расстояния она углядела, какие крупные и мощные звери рвутся к ним, как неестественно чернеют их морды и клыки — лесная магия нарастила броню на их и без того крепких лбах, чтобы усилить таран.

Весь маневр Скорпионов и Ленивцев занял секунд тридцать, между ними было-то всего сто двадцать шагов. Хоть у зверей, рванувших в атаку раньше, имелась фора, но людям нужно было пробежать куда меньше. И все же, айндеры не успели бы укрыться за строем тяжелой пехоты, если бы Аскольд Бирр не двинул свой строй им навстречу.

Грянул залп штрайгеров Эльзы Фальцингер. Фир-цвайгер вывела своих стрелков направо, встретить подбегающих братьев, соединиться со звеном Густава Брехта — и пока они пробегали последние метры, дала залп в набегающие стаи. Тщетно! Волки маячили за кабанами, укрытые их тушами; пули врезались в черные черепа, вминали наросты колдовской брони и даже пробивали ее; беспрепятственно врывались в плоть плечей и боков, вдроблялись в кости вепрей — но те не чуяли боли, и только визжали от ярости, обжигаемые свинцом. Взятый разбег было уже не остановить. Что им пули, пусть они падут минутой позже от кровотечения и ран, но сначала ударят в сомкнутый строй, и вдоволь напляшутся на телах солдат!

— Встать! — гаркнул Аскольд Бирр. — Щиты в землю! Упрись!!

Лязг тяжелого железа прокатился по строю, земля задрожала от глухих ударов: нижние, ошипованные края щитов втыкались в почву, уходя в мягкую землю на ладонь глубиной. Солдаты один за другим упирались одной ногой в землю, другой в щит, придавливая своим весом.

— Вииииии! — завизжал могучий выросток, и щетина на его загривке поднялась сотней почерневших игл. Не просто вепрь, монстр, пронизанный магией Холмов. Выросший на корневищах искаженных, скрученных дубов Долины...

— Ратовища вниз!! Держать! — лес пикоморов, алебард и гизарм обратился вперед, торчал непроходимой, казалось, стеной, ожидая вражеского удара. Рвитесь, безумные звери, холодные тусклые жала истосковались по крови.

Айндеры, шумно дыша, вбегали за уземленный строй, замирая в секундной передышке, временно в безопасности. Штрайгеры Эльзы и Густава сошлись в одно звено. Лида с Аскольдом съехались, толкнулись боками коней, бросив друг другу два слова в нарастающем шуме, и разъехались, она назад, он вперед.

Клубок судеб ушел из их рук, и мотнулся в... маленькие, скрюченные ручки дриады.

Существо вжалось в загривок Виира, могучего выростка, она была невидима для врагов в глубине его торчащих игл-щетин. Глаза дриады почти не светились; из груди по изгибам волокнистого тела стекали тонкие струйки густого зеленого сока. Она умирала — отец-дерево погиб в огне, его невеста распадалась на ветви, волокна, травы и соки, исчезала с лица земли, из дыхания лета и зимы. Ее сердце было ярко-зеленым цветком, каналом в грани виталиса и тверди, истоком природной магии — этот канал и делал сгусток растительных волокон живым, мыслящим существом. Цветок раскрылся в последний раз перед тем как закрыться, дриаде осталось недолго. Но в последние отведенные ей часы, оторванная от древа-отца, дочь леса владела не только своими силами, но и его. Вся живительная энергия, вся магия искаженного дуба, гибнущего в огне, в поисках спасения перешла в нее, и густой зеленый сок избытка стекал по ее телу медленными слезами.

Маленькие ручки сплетались и расплетались, словно в раздумии. Следующее судьбоносное деяние этого боя — было ее.

— Где же магия лесных тварей?! Я требую эпичности боя! — вопил Руковерт, не на шутку пьяный ершом из браги и поэтического вдохновения. — Где потоки вод, сметающие воинство, как мышей, где сверкающие молнии небесные? Где шагающие лесные великаны, я вас спрашиваю? Почему не разверзается лава и не течет земля?!.. А?!

Лицо у него было темно-красное, и словно бы слегка распухло от переполнявшего поэта возмущения творческих сил.

— Презренная реальность не соответствует размаху вашего восприятия, мессир, — улыбнулся карлик, который сидел в уголке крыши на толстенькой подушечке. И неотрывно вглядывался в сумрачную картину баталии через маленькую взорную трубу. — Но в поэме всегда можно приукрасить.

— Нет у леса такой великой магии, — буркнул смотритель Роуэн Мольский. — Реку перелить через гребень они бы смогли, да что толку, не те потоки, чтобы кого-то смести. Пожар бы залить могли... Но нульт ваш не позволяет, сильномогучий...

— Вот оно что! Вот для чего они вперед выступали, — покачал головой Хаммель-попрыгун. — Не чтобы побыстрее в бой ввязаться, а ради близкой позиции к лесу. Откуда Человек-гора сумеет самую сильную магию воспретить.

— Воистину! — воскликнул Руковерт, который был слегка пьян еще взбираясь сюда, а наверху в поисках вдохновения постоянно изменял граммарину со внушительной флягой из кожи василиска. — Железный Командор предвидел, ик!, маневр врага! Будь он проклят, пес канзорский...

— Но если самую сильную магию Хаммерфельд подавляет, — взволнованно рассуждал попрыгун, — то лес это уже понял, и будет не десятком крупных заклятий сыпать, а сотней мелких. Одно дело держать реку, чтобы через гребень не перелилась. А другое, когда со всех сторон вокруг заклинания мелькают. Все не развеешь, да даже не приметишь всех!

Карлик вскочил с видавшей виды подушечки и мелко семенил от угла к углу: продавленная деревянная крыша отвратительно скрипела под маленькими ногами в мягких остроносых пуленах. Хорошо хоть толстые деревянные подошвы остались внизу.

Зена молчала и думала, что большинство сил у детей леса и не заклинания вовсе. А их лесной язык, исконная сила. И что в бою, вовремя примененное слабое порой решает больше, чем самое сильное.

Она и понятия не имела, насколько сейчас окажется права.

Ленивцы замерли на небольшом, но возвышении, на маленьком, но гребне; это место было выбрано заранее после беглой рекогносцировки подступов к Долине. И оно было выгодным, правильно-выгодным против бездумного набега кабанов! Сдвинувшись правее, панцеры все равно стояли на шаг выше набегавших зверей, и к преимуществу крепкого строя и жадного блеска стальных жал добавлялось преимущество щита земли, который сильно, сильно ослабит удар несущихся вепрей.

Но клубок судьбы путался в маленьких руках дриады. И когда до сокрушительной встречи осталось шесть метров и меньше секунды времени, когда протянутые вперед древки уже, казалось, впивались в набегающие обезумевшие туши — дриада ударила по гребню всей своей силой, сглаживая его. Земля откликнулась созданию виталиса и тверди, почва дрогнула у Ленивцев под ногами и сгладилась одним коротким, мягким рывком.

Их ступни и щиты резко ушли на полметра вниз, земля ударила солдатам в пятки, строй тут же просел, волна инерции отшатнула бойцов назад — и большинство пик задралось вверх. Выше плоскости атаки вепрей.

Вся военная тактика, выбор места, железное построение панцеров — пошатнулись в один миг.

Никто не заметил, как почти бестелесное тело дриады скользнула с загривка Виира в траву, время на секунду остановилось, я зависла, глядя в ее угасающие глаза. Там не было никаких чувств, только ожидание — сейчас я растворюсь в траве и земле, сейчас меня не станет, как никогда и не было, я капля густой зеленой росы, я узелок спутанной травы, я стебелек цве...

Огромный кабан со страшной скоростью врезался в засветлевший прорехами щитовой строй. Людей в месте удара разметало в стороны, один из щитов раскололся, его хозяин погиб сразу, Виир проломил его панцирь и грудь ударом бронированной головы. Выросток пропахал в солдатах короткую колею и завяз в их массе, с каждой долей секунды в него втыкалось все больше древковых жал от бойцов третьего ряда; в морду врубилось несколько топоров от смешавшихся панцеров первого и второго. Оружие попросту отскакивало от закаменевшей брони на голове, черная маска держала удары, хоть и трескалась. Лишь два удара алебардами, пришедшие с третьего ряда, рухнули вниз с силой, валившей рыцарей с коней — и пробили шкуру монстра. Выростка били только стоящие перед ним, а бойцы по бокам от Виира не обращали на него внимания: им нужно было восстановить и удержать строй!

Один за другим, чернеющие мордами вепри вшибались в солдат с самоубийственной силой. Они не заботились о том, чтобы нанести удар и отскочить, их не волновали победа или поражение, только бешеный гон, только пылающая ярость — сломай оборону, сомни и продави, крутись, терзай. Кабаны обезумели, их инстинкт к выживанию сгорел в канзорском огне — и столь же убийственная ярость бушевала в их глотках и глазах.

Ровный строй превратился в изломанную линию, продавленную в десятке мест и прорванную в одном. Солдаты пытались сомкнуться, но Виир, залитый своей и чужой кровью, бешено вскрутился, сжатый с боков, и снова расколол построение — так велика была сила его движений, что даже напирающие справа, слева и спереди тяжелые пехотинцы в полном доспехе оказались вновь откинуты в стороны. Выросток грузно вертелся на месте, погребая под собой и с хрустом втаптывая в землю еще кого-то из солдат, а в его замшелые, как кора столетнего дуба, бока вонзались все новые и новые острия алебард и гизарм.

— Шаг-взад! Смыкайся! — крикнул Аскольд Бирр. Чавкающая плотью, железом и кровью граница строя отпрянула от вепрей, оставляя немногих погибших и нескольких раненых людей. Щиты лязгнули, тяжело сдвигаясь снова, древки отдернулись назад, и тут же вернулись со всей силой, встречая вепрей, рвущихся вперед.

Маневр был хорош. Получив подножку, коварный пинок под зад от самой земли, панцеры не дрогнули, а встали, отхаркнув кровь первых потерь, и лишь теснее сомкнули стену щитов, да яростнее били сзади. Только троих раненых не втащили под защиту отступившего строя, как делалось всегда — потому что цена ошибки была бы слишком высока, и теми, кто вовремя не поднялся, пришлось пожертвовать. Так решили отступавшие и слева, и справа. Оно не по приказу так получилось, а само-собой, единым строевым нутром.

Серые тени волков вскакивали по спинам вепрей на щиты, со щитов сигали в прорехи. Многих из них сразу же поймали на копье бойцы заднего ряда, ждавшие этого. Одних проткнули и отбросили, до других дотянулись и рубанули снова, наверняка. Двоих даже вонзили в бока кабанов, пришпилив серого зверя к бурому. Но черный, как ночь, Шрам и два десятка его сородичей оказались среди чащи ног-рук-древк — в человеческом лесу. Вожак сомкнул клыки на горле ближайшего алебардера, тот выпустил ратовище и ухватился за шестопер, второй рукой пытаясь закрыться от мощных лап волка. Но выросток повалил человека, пронзил клыками кольчужную бармицу и обагрил землю солдатской кровью. Стоящие рядом не могли помочь собрату: каждый держал на копье разъяренного кабана или схватился уже с другим волком.

Зубы и когти серых убийц были неестественно-черными и крупными от укрепившей их магии леса. Лапы скрежетали по наручам и нагрудникам, оставляя глубокие борозды, клыки вонзались в железо, иным удавалось даже прокусить его. Но обычные волки не чета Шраму, ни один из них не смог повалить солдата и дотянуться до горла. Не сумел нанести сколь угодно серьезную рану сквозь доспех. Пока бойцы первого ряда боронились от кабанов щитами, обрушивая на них удары палиц и клевцов, пока третий и четвертый ряд рубили и кололи обезумевших вепрей, нанизывавших себя на жала ратовищ — солдаты второго ряда расправлялись со стаей быстрых, но лишенных брони волков. Буквально за секунды два десятка зверей были перебиты: одних разрубили от плеча, другим вспороли брюхо или раскроили башку. Их яростный рык сменился визгом, хрипом, и угас в железном лязге свалки. Вышедшие на бой со Скорпионами, серые убийцы столкнулись с Ленивцами. И на поверку, ленивцы оказались куда убийственнее и скорпионов, и волков.

Шрам повалил солдата, первым ударом лапы сорвал с него шлем, а следующим изуродовал лицо, разодрав глаза, нос и рот. Захлебываясь кровью и болью, человек шарил руками в воздухе, а волк уже скользнул к следующему. Тот отпустил древко и ждал вожака пригнувшись, с шестопером в руках. Но поймал взгляд волка и дрогнул, против воли отшатнулся назад. Увидев Шрама вблизи, мало кто мог сдержать испуг — черное тело окутано дымкой, размыто для человеческого взгляда, в стремительном клубке шерсти и ночи ощерились кровавые клыки. Холодно сверкают желто-белые, пронзительные, как звезды, глаза. Два молниеносных удара, шестопер отлетел в сторону, Шрам ушел от атаки другого бойца и вцепился жертве в горло. Он встряхнул человека словно тряпичную куклу, и выплюнул его, мотнул обагренной пастью, стряхивая кровь...

Дюжий, даже толстый солдат, ударивший сбоку, был не один: люди сходились вокруг Шрама сплоченным кольцом. Часть пикоморов оставила беснующихся в переднем ряду кабанов и метила уже в черного выростка. Волк кинулся на грузного панцера, тут же получил две косых резанных раны в бока, пытаясь свалить его. Безуспешно. Выростку попался Отто Берк, добродушный увалень и лыба, но сейчас из-под шлема горел взгляд, не ждущий пощады и не знающий страха.

— Дай обниму! — проревел Отто, раскинув руки с клевцом и клинком, и бросился на Шрама. Из нагрудника и плечей панцера торчали короткие острые шипы: ну давай, выкуси.