Рыцарь в алмазных доспехах. Принцесса и рыцарь

...И вот тебя накрывает вал, словно цунами. С головой, будто сносит! Ты чувствуешь каждого индивида в зале, а после и видишь — рампа немного блекнет, а свет в самом зале, наоборот, загорается. Не на полную мощность, но становятся видны все ряды, один за другим, один за другим...

...Господи, сколько же тут народа!.. Тысяча? Две? Три? Зал-то огромный!

Только тогда я растерялся. И слава богу — самое сложное осталось позади.

На сцену вышла ведущая, смазливая девочка, от вида которой потекли слюнки, с приятным глубоким голосом, принявшаяся что-то щебетать, рассказывать залу. Дескать, школа искусств Бернардо Ромеро, с недавних пор носящая имя королевы Катарины, готовит вот таких вот молодых и перспективных... Ля-ля-ля. Карен, видя мое состояние, подхватил за плечи и быстро потащил за кулисы.

— Молодцы! — хлопнул кто-то по спине. Я обернулся. Старик, самолично. Стоял и улыбался. — И ты молодец. Смог все-таки! Не думал, что получится с первого раза!

Ага, не думал он. Я про себя выругался. На автомате кивнул, и, как был, со стеклянными глазами, почапал в гримерку.

По дороге постепенно начал приходить в себя. Чего это я? В действительности не так всё плохо! А растерянности в нужный момент от себя ждал даже я сам, что говорить о нем, прожженном дьяволе?

Несколько дней назад у нас с парнями была дискуссия на эту тему. Они объяснили, что выступать первым — самая неблагодарная работа. Зал еще 'сырой', не готовый тебя слушать. Зритель витает в своих облаках, музыка еще не проникла ему в подкорку, не увлекла. Сильного ставить первым нельзя — эффект его силы просто 'съестся' 'холодным' залом, низведет до уровня максимум середнячка. Но и откровенного 'лузера' ставить нельзя ни в коем случае. Иначе настрой зала будет унылым и дальше, его придется поднимать следующему исполнителю. А из затяжного 'пике' выровняться сложнее — чем больше зал 'грустит', тем больше и больше для этого надо сил.

Так что у нас получилось, мы публику завели, растормошили. Отчасти 'выстрелил' репертуар — энергичная же песня была подобрана! Но и себя недооценивать не стоит. Будучи на сцене ПЕРВЫЙ раз, не залажать... Это победа. Моя первая победа в творческой карьере.

На радостях мы жахнули с парнями в гримерке, прямо из горла, запивая апельсиновым соком, который раздавался тут в качестве прохладительного напитка, бесплатно. Танцоры ушли на свое выступление, нам никто не мешал. Посыпались тосты, заверения, которые я слушал на автомате, в пол-уха. После чего, почувствовав, что алкоголь подействовал, и сжатая внутри до предела пружина расслабилась, откланялся и пошел на прорыв.

Прорыв удался — суровая сеньора лет сорока пяти на входе под моим обаянием растаяла и в зал запустила (ангелочков я в расчет не брал — свои девчонки, лишь стандартно меня облапили). После чего я в полутьме нашел место рядом с Тигренком, присел и погрузился в волшебство, происходящее на сцене. Теперь я знал некоторые его подоплеки, некоторые моменты 'изнутри', и мог не только оценить звучание, но и его организацию. Которая, оказывается, тоже своеобразное волшебство.

* * *

— А может, не надо?

Я отрицательно покачал головой.

— Надо, пошли!

Мою Мерелин... Хм... Даже не знаю, писать 'мою' в кавычках или нет? В общем, Мерелин, оказывается, Беатрис знала хорошо. Фанатеет от нее с того самого конкурса, где та стала победительницей. Коий смотрела разинув рот в юном возрасте в прямом эфире. На данный момент она собрала все ее песни, и даже как-то чуть не попала на концерт. С концертом не срослось — у семьи не нашлось на это денег — но факт остается фактом, творчество Хелены-Мерелин моя новоиспеченная родственница обожала.

...Нет, ну, она знала и обожала и других исполнителей, выступавших сегодня. А некоторые вообще вызывали в ней приступ эйфории. Дон Бернардо постарался, собрал мастоднтов венерианской эстрады — выбирать было из кого. Но познакомить её я мог только с этой псевдо-гринго.

В общем, когда после концерта народ в большинстве своем рассосался, я вновь повел Тигренка к гримеркам, но на сей раз к тем, что располагались на втором этаже, 'элитным', что были отданы артистам в фаворе.

Людей здесь почти не было. Оно и понятно, тут у каждого артиста персональная, пусть и маленькая комнатушка, со всеми допустимыми степенями защиты. Я подошел к двери, за которой, судя по электронному табло, скрывался нужный нам субъект, толкнул. Заперто. Селектор горел ровным красным светом, а ключ-карточки у меня, естественно, не было. Нажал на 'вызов'.

— Да, кто там? — раздался голос моей знакомой.

Когда мы поднимались, я увидел внизу, в холе, рядом с доном Бернардо, Пако, потому рискнул, и пропищал сильно искривленным '3,14дорским' голоском:

— Это я, моя звездочка! Впусти!

Голос похож не был. Но это селектор в какой-то гримерной рядового концертного зала, а не точная аппаратура спецслужб. 'Звездочкой' же, готов поспорить, ее называет только этот хлыщ с ненормальными наклонностями, и больше никто.

Точно, лампочка сразу же загорелась зеленым, замок щелкнул. Хелена даже не переспросила. Пользуясь этим, я схватил Беатрис за руку и вломился внутрь, толкнув дверь за собой.

Перед нами стояла Хелена... С полностью спущенным верхом своего роскошного концертного платья на кринолине.

— Ты? — взвизгнула она, испугавшись, закрывая грудь сложенными локтями. — Что ты себе позволяешь? Я не одета!

Я демонстративно равнодушно ее оглядел, затем выдал:

— Хелена, во-первых, чего у тебя есть такого, что я раньше не видел? А во-вторых, артист пола не имеет!

Первый аргумент вряд ли бы на нее подействовал, но второй, сплагиаченный мною у самой ее высочества, немного отрезвил.

— И как это понимать? — произнесла она грозно, но уже без истерики.

Я кивнул на спутницу.

— Вот. Девочка фанатеет от тебя. Просит автограф. Ты ж не откажешь в автографе своей поклоннице?

Ее лицо запылало.

— Учитывая, что поклонницу привел ты, нагло вломившись...

— Ну, вломился-то я! — беззаботным тоном перебил я тираду. — Я ж не твой фанат, мне можно. А это — она!..

Только тут, наконец, Хелена узрела животик своей 'поклонницы'. И лицо ее резко изменилось — на нем появились сопереживающие, и даже виноватые оттенки. Нет, беременной отказать она не могла, кем бы я ни был.

— Тебе, правда, нравится, как я пою? — произнесла она совершенно иным голосом.

Видя предыдущую сценку и заранее скукожившись, Беатрис недоуменно захлопала глазенками.

— Да. У меня все твои песни есть! И почти все концерты...

Дальше они перекинулись парой фраз, и начали разговор, приводить который нет смысла. Одна из них была довольна славой, что популярна и имеет таких вот простых и бесхитростных фанаток, другая — что попала в святая святых к кумиру. Плевать, что кумир из второго эшелона. В обычной жизни она не попала бы и сюда, а значит, надо пользоваться моментом.

— Короче, давай помогу, — произнес я, обрывая завязавшийся разговор. — Если ждешь Пако — то он застрял надолго. А я уже здесь и свободен.

Хелена смерила меня недовольным взглядом, но взвесив 'за' и 'против', смирилась.

— Ты всегда такой наглый? — Повернулась спиной. — Там внизу застежка. Сверху я осилила, до нее же не дотянусь — что-то заело. Наверное, ткань застряла. А мы уже всех отпустили.

Ну да, отпустили. Концерт-то окончен, платье не из тех, что без посторонней помощи не снимешь, а в остальном девочка не маленькая, сама справится. Впрочем, причины, по которой Мерелин осталась без помощников, меня не интересовали — я был уверен, там какая-то банальщина. Главное, я пригодился, и это отличное оправдание нашего посещения.

Мысленно отдав дань линиям ее тела, я рывком расстегнул искомую застежку, в которую, действительно, забилась ткань, после чего платье рухнуло на пол. Ах да, не сказал, в отличие от ее высочества, перед Мерелин стояла зеркальная стена, в которой я видел её абсолютно всю. Поймав мой оценивающий взгляд, эта выдра опустила руки, покрутилась, демонстрируя, как красиво выглядит ее тело в одних кружевных трусиках, вылезла из платья и принялась надевать другое. Обычное, вечернее, в котором, видимо, пойдет на банкет. Банкет для своих, богоизбранных, меня туда не приглашали, но я и не собирался — что-то подсказывало, ее высочество тоже не будет там светиться.

Когда Хелена, наконец, оделась, повернулась, как ни в чем не бывало:

— Давайте! Есть на чем расписаться?

Расписаться на чем не было. Что я и сказал вслух, переглянувшись с ошалевшей от представления девушкой. Кумиры и небожители превращались для нее в обычных людей, могущих попозировать перед незнакомцами практически неглиже из глупого желания выпендриться. Но в этом я не видел ничего плохого — все мы люди, пусть всегда помнит это.

Вновь взгляд на животик Беатрис. Видно, не будь его, Хелена все-таки выставила бы нас за дверь.

— Ладно. Найдем. — Щелчок перед лицом, на которое тут же спустился вихрь козырька с главным меню. Палец проткнул горячую клавишу.

— Пако? В машине лежит несколько моих плакатов. Остались... Да, с того вечера. Попроси кого-нибудь принести мне один. Нет, сама не могу, я раздетая. — Кривая мина человека, выслушивающего нелестное о себе, но продолжающего настаивать. — Нет, срочно. Я сказала принеси! — ее голос налился сталью. — Прикажи кому-нибудь, пусть принесут!

— Всё будет хорошо, — произнесла она, трепетно улыбнувшись девушке, отключаясь и смахивая козырек. — Сейчас будет.

Они вновь заговорили о чем-то своем, женском, начав с музыки и переместившись на недоступные нам для понимания темы. Попутно Хелена складывала и убирала своё шикарное платье. Беатрис всё больше и больше раскрепощалась, ещё полчаса — и почувствовала бы себя тут своей. Я не мешал, стоял тихо в сторонке, просто наблюдая за обеими. Но вдруг щелкнул замок и в гримерку ввалился Пако.

Судя по блеску в глазах, за день рождения школы он уже принял, но совсем недавно — только-только, и чуть-чуть.

— Это еще что такое? — нахмурился он, окинув нас глазами.

Я помахал рукой.

— Всё нормально. Пришли сказать Хелене, что она молодец. Классно спела!

Пауза. Непонимающее молчание.

— А это ее поклонница, — пояснил я, указав на Тигренка.

Видно, Пако не хотелось разбираться и ругаться, ставить кого-то на место — его ждал банкет. Да и животик он, опытный ловелас, заметил сразу, и скис. Потому быстро сказал Хелене что-то о делах, протянул плакат и удалился, демонстрируя, что очень и очень торопится. Ну да, я как бы свой, без кавычек, теперь мне такое спускать можно. На 'переодетость' же подопечной даже не обратил внимания.

— Держи! — Хелена размашисто расписалась жирным маркером на собственном плакате, хорошем, из качественного пластика, и приписала что-то от себя. Что-то душевное, ободряющее. И дорисовала сердечки.

Беатрис взяла его, свернула, и, как какую-то ценность, приложила к груди:

— Спасибо!

— Надеюсь, всё у тебя будет хорошо! — заговорщицки прошептала Мерелин, подмигнув. После чего открыла дверь и подождала, пока мы выйдем. — Удачи вам!

— И тебе удачи!.. — пролепетала Беатрис в ответ.

Хелена встретилась со мной взглядом, но ни злости, ни презрения, ни каких-то ярких эмоций в нем не было. Так смотрят на хороших, но нагловатых надоедливых знакомых из своего круга общения, коллег по работе.

— Пока-пока! — и закрыла дверь.

— Пока! — успел помахать и я.

'М-да, Шимановский! С повышением!' — успел произнести мой бестелесный собеседник, когда из-за спины раздался голос:

— Чего это вы тут по чужим гримеркам шастаете?

Мы обернулись. Ее высочество. И две девочки, одна рядом, одна чуть поодаль. Стояли около поляризованного окна, наблюдая за тем, что происходит снаружи. Окно это выходило к фонтану во дворе, и посмотреть там было на что. Оставив Беатрис, прошептав, чтобы стояла здесь, я подошел к ним.

— Да вот, решили зайти. Благодарности принять. Хорошо же получилось!

Фрейя нахмурилась.

— Опять камень в мой огород?

Я глянул вниз. У фонтана стояла небольшая толпа, причем из тех, кто 'в теме'. 'Ромеровцы' низшего звена, вроде наших танцоров и моих напарников по группе. Те, кто не участвует в банкете и собирается отмечать своими силами. Ну, и плюс всё еще не разошедшиеся зрители.

— Твой? — Я нахмурился и покачал головой. — Ни в коем случае. Ты — это ты. С тобой у нас одни взаимоотношения. Она — это она. С нею другие. Или хочешь сказать, что девушка не имеет права высказать благодарность помогшему ей симпатичному парню, дав автограф его далекой от мира музыки родственнице?

— Бени мне рассказывал про другую благодарность, — ядовито фыркнула Фрейя, глазки ее сузились. — И эта благодарность блестела золотым цветом.

Я философски пожал плечами.

— Благодарность — благодарностью, комиссионные — комиссионными. — После чего развернулся уходить, но она окликнула.

— Стой! — Обернулся. — Я специально искала тебя после концерта. — Пауза. — Хуан, я не хочу быть должной или обязанной. Извини, раньше было некогда, только сейчас.

Она раскрыла маленькую тканевую сумочку размером чуть больше раритетного кошелька, которую держала в руках. И протянула из нее мне несколько... Золотых пластинок.

— До концерта не успела, курьер задержался. Это тебе. И... Спасибо за помощь! — Ее глаза потеплели, в них полыхнула искренность. — И за ту, что хотел... Но не получилось, — смущенный взгляд в пол, — и за ту, что получилось.

К слову, спела она сегодня замечательно. Аплодировал зал не стоя, но это был один из самых ярких моментов.

Я взял пластины в руку. Ого, тяжеловато! Да тут не несколько тысяч империалов! Немного подумал, протянул другую руку, в которую она вложила пустую сумочку. Совершенно пустую, я как бы мог ее забрать, чтоб не рассовывать золото по карманам и иным ненадежным местам.

Подержав и взвесив сие богатство в руке, я подумал и демонстративно вложил пластины обратно. После чего протянул сумочку ей.

— Возьми.

Фрейя на автомате послушалась, взяла. После чего до нее дошло — протянула ее назад и вспыхнула:

— Хуан, я не играю в дурацкие игры! Это вопрос престижа! Ты старался, потратил усилия, и я обязана тебя наградить! В конце концов, я принцесса, и мои долги автоматически ложатся пятном на честь семьи!

Интересная девочка. И честь для нее звук не пустой. Ишь, курьера посылала!.. А в гневе как прекрасна!..

Я глянул на нее в упор таким презрительным взглядом, что она стушевалась.

— Маленькая богиня, ты действительно думаешь, что мне нужно твое золото?

— Что же тебе нужно? — парировала она, не собираясь сдаваться. — Или скажешь, помогал из голого альтруизма? — Пауза. — Нет, скорее выслуживался перед принцессой. На будущее. Инвестиции делал. Не так?

— Плевал я на будущее! — почти рыкнул я, сверкнув глазами. — И тем более плевал, что ты — принцесса. И за время нашего общения уж это ты должна была понять.

Она снова стушевалась. Ай да я! Но собралась, и даже сверкнула глазами:

— Тогда чего ж тебе надо?