Всё это время Вячеслав слушал меня молча и даже, когда я закончила свой монолог, мужчина ещё несколько секунд ничего не говорил, а потом, вновь притянув меня к себе на грудь, так заразительно рассмеялся, что не поддержать его было просто невозможно.
— Ты гений. Тебе об этом кто-нибудь говорил?
— Мне все об этом говорят кроме тебя.
Положив ладонь на грудь мужчины, я вновь задрала мордочку кверху, ожидая поцелуя, но на этот раз он не последовал. Вячеслав смотрел на меня нежно, ласково и почему-то с долей какой-то грусти.
— Ну а если серьёзно?
— А я и говорю серьёзно! Цифры это всего лишь цифры!
Поцеловав меня в лоб, Вячеслав поднялся с кровати, подойдя к окну и устремив на улицу задумчивый взгляд.
— Цифры-то может просто и цифры, но ты несовершеннолетняя, а это уже не шутки, а статья. И никакая твоя теория о соотношении возрастов мужчин и женщин не поможет.
Только сейчас я поняла, как сильно это коробит мужчину, какое большое значение он этому придаёт. Если я действительно видела всё в какой-то шуточной форме, то для него всё было абсолютно серьёзно.
Поднявшись с кровати и расправив складки на платье, я на цыпочках подошла к мужчине, положив ладони ему на плечи и уткнувшись носом в его шею.
— Я всё понимаю, но до моего совершеннолетия осталось уже совсем чуть-чуть. Летом мне исполнится восемнадцать и тогда никто ничего не посмеет нам сказать. Я не боюсь чужих насмешек или косых взглядов. Мне всё равно, что будут говорить люди. Я...люблю тебя и хочу быть с тобой. А ты...ты этого хочешь?
Я замерла в ожидании ответа, прекрасно понимая, что от решения Вячеслава сейчас для меня зависит всё. Я не могла даже представить, что будет, если он решит ничего не менять в своей жизни, не впускать меня в неё...
Всё также, не сводя глаз с окна, мужчина молчал, видимо полностью отдаваясь своим размышлениям, а для меня каждая секунда была сравнима с вечностью. Когда он обернулся, взяв ладонью меня за подбородок и заставив встретиться с его взглядом — сосредоточенным, тяжёлым, полным какой-то непоколебимой решимости и всё ещё отчего-то грустным — я забыла, как надо дышать. Я вдруг совершенно ясно поняла, что сейчас, от его ответа, от его решения, изменить которое, наверное, будет невозможно, зависит едва ли не вся моя жизнь.
— Пока тебе не исполнится восемнадцать, мы нигде не сможем появляться как пара. Никто не должен знать о наших отношениях — для меня это будет крах всему. Мы и между собой будем держать дистанцию. Кроме поцелуев ничего не будет. НИЧЕГО. Даже разговоров на ЭТУ тему.
— Но...
— Никаких "но", — приложив палец к моим губам, Вячеслав посмотрел на меня таким взглядом, что я сразу поняла — спорить бесполезно. — Либо так, либо никак. Решай сама, нужно ли тебе вообще это.
Нужно ли? Неужели он сам ничего не понимал по моему взгляду, по моей улыбке, которую я просто была не в силах сдержать?
— Нужно, ещё как нужно, — прижавшись к нему всем телом, я даже не старалась подавить растянувшуюся во всё лицо, наверное, просто до неприличия счастливую улыбку. — Только...когда мне исполнится восемнадцать, все эти ограничения спадут? Нам ведь не надо будет ни от кого скрываться? И между собой...мы перестанем держать дистанцию?
Он долго смотрел мне в глаза, нежно обхватывая ладонью моё лицо, и в груди всё с большей силой нарастало восторженное, просто непередаваемое чувство. Он сдался. Я уже это понимала. Я понимала, что перестала быть для него ребёнком или неожиданно свалившейся на голову помехой, а может...он никогда на меня так и не смотрел.
Прислонившись лбом к моему лбу, мужчина тихо, но с совершенно не скрытой радостью, усмехнулся:
— Да мне бы до восемнадцати продержаться....Только попробуй меня хоть как-то провоцировать!
Даже в те самые минуты, когда он хоть и не признался мне в любви, но дал понять, что я ему небезразлична, я до конца не могла поверить, в то, что всё это происходит на самом деле. Мне постоянно казалось, что я сплю или опять с головой ушла в свои фантазии. Но мужчина ни на минуту, ни на секунду не дал мне усомниться в реальности происходящего. Своим постоянным, хотя и скрытым вниманием, своими неожиданными, нежными и заставляющими меня краснеть поцелуями, своими взглядами и казалось совершенно случайными прикосновениями, он заставлял меня замирать от счастья и верить, ВЕРИТЬ, что я для него не увлечение и уж тем более не помеха. Если раньше я жила мечтами, находя в них те самые светлые чувства, которые так нужны каждой девушке, то теперь, когда все эти мечты воплотились в реальность, я вдруг начала бояться. Мне было страшно, страшно по-сути только от того, что я не верила, не могла верить в то, что можно быть настолько счастливой. Счастливой каждой частичкой, каждой клеточкой своей души. Меня пугали все эти фразы мудрых, удручённых опытом людей, что ничего в жизни не достаётся просто так. Всё надо заслужить или скорее даже выстрадать. Жизнь — зебра. За белой полосой, обязательно должна следовать чёрная, но разве то, что сейчас происходило со мной, можно было назвать лишь какой-то полоской жизни? Это и была сама ЖИЗНЬ. Любовь, счастье, радость — всё это воплотилось для меня в одном человеке и я гнала от себя мысли, что мне нужно будет за что-то расплачиваться. Какая глупость! Разве я сделала кому-то что-то плохое? Причинила боль другому человеку? Заставила кого-то страдать? Так почему сейчас я не могла просто любить, просто верить, и просто быть счастливой? К чёрту всё предрассудки! Я любила, любила всей душой и всем сердцем и чувствовала, что эта любовь взаимна. Пускай Слава (очередь редко и только наедине мужчина иногда позволял так называть себя) никогда не говорил о своих чувствах, не читал красивых стихов и не пел под окнами серенады, но каждый его взгляд, каждый поступок был пропитан той особенной нежностью, заботой и...любовью, на которую был способен только он. Никто больше. За этот месяц я изменилась так, что вернись я обратно домой мои старые друзья, наверное, бы даже не узнали меня. Смотря в зеркало, я видела перед собой до неприличия счастливую девушку. Ещё никогда мои глаза не светились таким хитрым радостным лукавством, словно глубоко в душе я хранила какой-то очень важный секрет, известный лишь мне одной. Я расцвела. Причём расцвела не только внешне (не прилагая особо никаких усилий и даже почти позабыв о косметике, я с восторженным удивлением замечала, что с каждым днём становлюсь всё более притягательной, распускаю всё свою красоту, словно цветок после долгой и холодной зимы), но и внутри во мне зарождалась такая необъятная волна любви, что я не могла удержать её в себе. Мне постоянно хотелось поделиться ей с кем-нибудь, но с ещё большим восторгом я замечала, что именно сейчас это никому не нужно. Потому что расцвела не только я, от зимней спячки пробудилось абсолютно всё, что меня окружало. Как, КАК я могла не любить эту страну? Как могла считать её холодной отчуждённой глыбой, когда нигде прежде я не видела такой весны? Не дышала таким чистым, наполняющим грудь свежестью воздухом, не окуналась в этот мир буйствующих, охватывающих всё вокруг красок, не чувствовала столько тепла и света и никогда, НИКОГДА прежде не видела этого бескрайнего, голубого, с медленно плывущими словно по покрывалу белоснежными облаками, неба? Мне постоянно хотелось танцевать, петь, смеяться, да просто кричать от переполнявшего грудь восторга. И мне казалось, что все-все люди сейчас испытывают то же самое. Я сама не знала почему, но видя в парках, скверах, просто на улицах обнимающихся и нежно смотрящих друг на друга людей, я чувствовала, как та неизмеримая, переполнявшая меня волна безумной любви и счастья разрасталась всё больше.
Мне никогда не было так легко на душе. Всё, что раньше омрачало, могло в один миг испортить настроение, теперь казалось таким мелким и ничтожным. Я больше не скучала по дому, по крайне мере меня не раздирала та дикая тоска, от которой хотелось рыдать и в ту же секунду броситься собирать чемоданы. Меня перестали мучить ночные кошмары и только сейчас я начала чувствовать, что воспоминания о родителях больше не вызывают ту мучительную боль и теперь, когда я думала о них на губах играла лишь грустная, но самая нежная улыбка. Я очень любила, когда Слава рассказывал мне о них. Словно видя, как дороги мне эти воспоминания, мужчина передавал самые нежные, самые прекрасные моменты их отношений. Он рассказывал, как они познакомились. Как папа смешно, очень застенчиво ухаживал за мамой. Как долго они не решались сойтись, просто считая себя недостойными друг друга. Я всегда замечала, что про мою маму Слава рассказывал более охотно и с большей радостью, чем про отца. И это объяснялось не только тем, что мама была его другом детства. Мужчина признался мне, что в молодости был влюблён в неё, как впрочем, и половина их общих друзей. Он подчёркивал, что в мою маму было невозможно не влюбиться, что такого светлого, доброго и искреннего человека он до того времени вообще не встречал. Но он также давал понять, что все чувства давно прошли. И в последние годы он если и вспоминал о ней, то, как о хорошем старом друге. Я не накручивала себя мыслями, что мужчина всё ещё что-то испытывает к ней, а во мне видит лишь её отражение. Для меня мама всегда была не просто частичкой, а какой-то целой, совершенно неразделимой с отцом половиной. Я знала, что он был её единственным мужчиной, а потому просто сходила с ума, совершенно уверенная в том, что своего мужчину я уже встретила.
За этот месяц не было абсолютно ничего, что могло бы омрачить моё счастье. Даже вынужденность скрывать свои чувства практически не расстраивала. Да, когда мы гуляли со Славой по улицам и заходили поужинать в какой-нибудь ресторан, мне бы хотелось, чтобы он относился ко мне не с этим показным холодом, а так же нежно, как когда мы оставались наедине. Мне хотелось, чтобы он целовал меня при других людях, чтобы называл своей девушкой, чтобы я, наконец, могла проявить свои чувства, но я так же понимала, что это невозможно. ПОКА невозможно. Я всё-таки не считала себя дурой. А потому, несмотря на всё разочарование, знала, чем может для него обернуться огласка отношений с несовершеннолетней. Он публичный человек, наверняка, у него полно врагов, которые в самом гадком свете могли выставить наши чувства. И именно поэтому я старалась с пониманием относиться к этой конспирации, хотя на самом деле уже просто начала зачёркивать в календарике дни, остававшиеся до моего дня рождения. На меня давила даже не столько скрытность от всех на свете, я хотела, наконец, разрушить эту преграду, которую Слава возвёл между нами. Ничего кроме поцелуев. Он держал своё слово, и с обидой я замечала, что ему это, по-моему, было даже не особо трудно. Когда я сгорала от стыда за собственные желания, его, кажется, всё устраивало. Я была уверенна, что одних поцелуев ему было мало, и понимала, что всё дело в его непробиваемой натуре (если что-то решил, так оно и будет) и сумасшедшей выдержке. Поэтому и ждала наступления совершеннолетия. Я не просто была уверена, я почему-то знала, что именно в этот день ЭТО, наконец, произойдёт.
И всё-таки, если не считать скрытности отношений с Вячеславом, было ещё кое-что, что омрачало не только моё настроение, но настроения всех моих сверстников. Экзамены.
— Полин, где твоя совесть? Ты ведь вчера клятвенно заверяла меня, что с сегодняшнего дня садишься на строгую диету.
Я не могла без улыбки смотреть, как Полина, отмахиваясь от меня, уплетала за обе щеки булки.
— Чтоб ты знала, в душе я супер-модель с ИДЕАЛЬНОЙ фигурой!
— Да? А в реальности?
— А в реальности, я покушать люблю, — и в такой милой, добродушной улыбке растянулись её губы, что не рассмеяться было просто невозможно. — Кстати, хочешь тоже булочку? У тебя-то с фигурой всё нормально. За последний месяц даже как-то лишнего сбросила.
— Сбросишь тут. Я не то, что есть, я спать нормально перестала. Никогда в жизни не проводила столько времени за учебниками.
— Не говори! Как подумаю, что первый экзамен уже через неделю, внутри всё холодеет.
— Да приятного мало. У меня такое ощущение, что, сколько не учи, а всё равно в голове ничего не остаётся. Ладно, мне если честно, даже не особо страшно.
— Ещё бы, — усмехнувшись, Полина чуть не подавилась кексом. Прокашлявшись, девушка отодвинула тарелку со съестным, наклонившись надо мной, как будто собиралась сказать что-то секретное. — Ты отличница по всем предметам, даже по русскому, хотя он тебе неродной язык. Признайся, у тебя появился парень, который помогает?
— Какой там парень, — откинувшись на спинку стула, я отмахнулась от подруги, очень надеясь, что кровь не прилила к щекам, и она не раскусит мой обман. — Просто занимаюсь с репетитором.
В какой-то степени я всё-таки сказала Полине правду. Слава действительно стал моим репетитором, по крайне мере по русскому языку и литературе. Он проверял мои сочинения, исправлял ошибки, объяснял, где неправильно и почему. Но больше всего мне нравилось, когда вечером мы запирались в библиотеке, он укрывал меня пледом, прижимал к себе и читал какую-нибудь книгу, наверное, даже не догадываясь, что я и не пытаюсь вникнуть в сюжет, а просто наслаждаюсь, слыша его голос, вдыхая так полюбившийся аромат одеколона и чувствуя его сильные руки на своих плечах.
— Да, а так расцвета ты тоже из-за репетитора? Месяц назад на тебя смотреть было страшно. Ходила бледная как тень, ни на что не обращала внимание. А сейчас взгляд горит, щёки румяные, на лице улыбка. Ну, скажи мне, кто он?
— Никого у меня нет! Мне вообще сейчас нет до этого никакого дела, — сама не знаю почему, но мой голос звучал довольно уверенно, по крайне мере, судя по взгляду Полины, она поверила. И чтобы уже наверняка отвертеться от расспросов, я переменила тему. — Слушай, а ты в прошлом месяце говорила, что у тебя на работе свободных мест нет. А сейчас ничего не изменилось?
— А ты что до сих пор хочешь устроиться на работу?
— А почему ты считаешь, что я должна была передумать?
Я действительно всё ещё хотела устроиться на работу. Хотя такой нужды и не было, я хотела попробовать самой заработаться денег. Только вот Вячеслав об этом не знал, а если бы узнал, то вряд ли бы одобрил.
— Ну просто ты как-то переменилась за это время,...хотя если тебе всё ещё нужна работа, я, конечно, поспрашиваю, тем более что у нас как раз недавно одна девчонка уволилась. Думаю, тебя примут. А кстати, услуга за услугу, — порывшись в сумке, Полина положила на стол какой-то журнал в яркой глянцевой обложке. — Достань, пожалуйста, сама или через дядю автограф. Признаться, я просто обожаю Левицкую. Как можно быть такой красивой? Она настоящий идеал! Твоему дяде повезло!
Когда я ещё, ничего не понимая, но, уже чувствуя поднимающуюся внутри неприятную дрожь, перевела взгляд на обложку, первое, что бросилось мне в глаза — громкий, написанный большими буквами заголовок. 'Кажется, у одной из самых красивых пар России дело близится к свадьбе'. И только после я увидела фотографию под этой записью. Улыбающаяся Левицкая, склонившаяся над витриной с кольцами и обеими руками обнимающий её Вячеслав.
