Влад отвлёкся от созерцания улиц и, запалив керосинку, достал записи, которые передала ему Ют.
— Красивый почерк, — проговорил он, приступая к чтению. — Прямо каллиграфический.
Аккуратные и убористые колонки текста сопровождались рисунками — теми самыми, которыми были испещрены стены в доме помощника судьи. Часть из них — уже знакомые изображения ночных охотников и прочих потусторонних тварей — Влад сразу же пропустил. Ещё несколько привлекли его внимание, но ничего особенного в них не оказалось: это были не более чем эксперименты новичка со вновь обретёнными навыками, манипуляции простыми формами ритуалов и сигилами малой силы. На человека, имеющего хоть сколько-нибудь серьёзный опыт в таких делах, подобные эксперименты впечатления произвести не могли.
Интересные вещи ожидали Влада в самом конце, когда от стопки осталось не более полудюжины листков. Прежде чем приступить к их разбору, он прикрыл глаза и посидел неподвижно, прислушиваясь к скрипу колёс, топоту копыт по грунтовой дороге, редким всхрапам лошадей и голосам всадников.
Даже банальный просмотр подобных вещей без последствий не обходился. Тошнотворные рисунки стояли перед глазами, извиваясь и меняя форму, голова раскалывалась, а к горлу подкатывал вязкий комок слизи. Чтобы прийти в себя, Владу потребовалось минут пятнадцать. В конечном итоге он начертил на стенке кибитки маленькое 'Всевидящее око' и уколол палец булавкой, которая крепила к шляпе перо. Приведённый в действие сигил стал испускать мягкий успокаивающий свет, и Влад поспешил продолжить чтение.
'Кирикас — вестник и глашатай, пронзающий время и пространство.
Древние верили, что, заполучив его силы в своё распоряжение, можно будет во мгновение ока передавать и получать вести даже с другого конца света. Согласно легенде, для этого требовалось пленить Кирикаса и заставить его служить себе, ибо нет для самого свободного существа в мире худшей пытки, чем пытка неволей, и он отчаянно ухватится за любую возможность хоть на миг обрести былую свободу, пусть даже и выполняя поручение своего тюремщика.
Этот сигил был известен мистикам Атмира и обозначал вольного Кирикаса в цепях и клетке. Он не требует многих сил и жертв, но должен быть выполнен искусно, с соблюдением всех правил и пропорций, иначе Кирикас, чувствуя слабость пут, станет бунтовать, искажая, дополняя или урезая сведения, порученные ему, а потом и вовсе может вырваться на свободу, разорвав связь с собеседником колдуна.
Происхождения символа Лоймос туманно и лишь в ветшайших свитках сгинувшего ныне Атмира можно отследить его истоки.
Как и любая империя, раскинувшаяся на два континента, Атмир регулярно переживал различные катастрофы и бедствия: от войн и беспорядков до ураганов и опустошительных эпидемий. Все эти явления ассоциировались с древними языческими богами, и впоследствии слились в единый образ гибельный беды, что как нельзя кстати соответствовало духу тех перемен, которые принесло в мир второе пришествие.
Лоймос — смерть многих тысяч, неумолимая и неотвратимая, гибель племён, народов, городов и целых государств. Это зло, которое приходит внезапно, и от которого нет защиты, как нет и оружия, чтобы его сразить. Мистики древнего восточного королевства Истафан изучали сущность этого сигила и пришли к таким выводам, что навсегда запретили даже вспоминать о нём.
Он впускает их в мир, словно миазмы самой смертоносной чумы, что поражают землю, воду и даже сам воздух. Люди гибнут, сраженные незримым воинством, силясь понять, откуда же пришла смерть, словно измученный и ослепший воин под градом стрел, что в слепоте и неведении своём не способен даже отразить удар. Не стоит уповать на милосердие Лоймоса, но стоит немедля искать надёжную преграду на пути этой погибели в наш мир, пусть даже ценой чьей-то жизни, ибо он, умерщвляя свои жертвы, питает себя их агонией и сила его не иссякает'.
Влад сидел, нахмурившись, и разглядывал ритуальные символы, филигранно выведенные Ют на отдельных листах бумаги. 'Око' уже начинало гаснуть, и те незамедлительно пришли в движение, словно предвкушая момент, когда им удастся вырваться на свободу. Де'Сенд нервно хмыкнул и поспешил сложить листы пополам, после чего изорвал их на мелкие кусочки.
'Вестник' мог означать только то, что новоявленный колдун пытался держать с кем-то связь, хотя для его использования понадобилось бы нечто более серьёзное, чем укол в палец, а вот 'Мор'...
Влад, задумавшись о назначении второго знака, невольно вздрогнул. Он не знал принципов его работы, но в Вальцберг как раз прибыл один человек, способный пролить на это свет: Фабиан Леендерц, коллега доктора Айгнера. Быть может, старик ещё не забыл былых увлечений, и будет рад помочь?
В столице профессор снискал славу плодовитого учёного с твёрдым материалистическим мировоззрением. Но Тайной канцелярии было известно немного больше, чем остальным: он обратился к науке и просвещению лишь на четвёртом десятке лет, а весь его предыдущий опыт касался вещей несколько иного рода.
Немногие знали того, прошлого Леендерца: философа, мистика и истового верующего в Создателя и святых его. И если большинство людей вокруг него увлекались этими вещами, отдавая дань переменчивой моде, то сам Леендерц был одержим ничем иным, как жаждой познания. Лучшего специалиста по сигилам всех видов и мастей, в том числе и запрещённым, было не сыскать. Если кто и способен был расшифровать комбинации сигилов из той жуткой квартиры, то только он.
Влад наметил цель, и от ощущения некоей определённости настроение его немного улучшилось.
Всю ночь было сыро и холодно. Ближе к полудню, когда на горизонте показались стены Вальцберга, погода испортилась окончательно. Дождь поливал как из ведра, превращая дороги в размытое месиво, и кибитку приходилось несколько раз выталкивать из грязи руками. Влад и сам принял в этом участие, не побоявшись запачкать свой дорожный костюм, чем заслужил уважение кучеров и драгун, привыкших к несколько иному отношению со стороны вышестоящих чинов и господ.
Ближе к вечеру, миновав по дороге множество пропускных пунктов, возведённых охваченном эпидемией городе, кибитка наконец подкатила к парадному входу ратуши.
Встречал Влада бургомистр, как всегда неприветливый и раздражительный. Последние события, судя по всему, сказались на нём куда как скверно: выглядел он уставшим, а толстые щёки покрывала такая густая щетина, что рядом с ним Влад мог сойти за человека, который регулярно находит время побриться и привести себя в порядок. Хофф исподлобья посмотрел на королевского агента, сухо поздоровался и попросил следовать за ним.
— Вас известили о моём прибытии? — осведомился Влад, пока они пересекали главный холл ратуши в направлении большой парадной лестницы.
— Да, известили, — сказал Хофф. — Люди барона.
— Понятно. Его светлость, стало быть, меня ожидал?
В ответ Хофф лишь пожал плечами.
Они молча поднялись по широкой лестнице на второй этаж, к дверям просторной приемной залы. Стоящие в нишах вдоль стен доспехи, казалось, подавались вперед, вперив презрительные взгляды скрытых забралами глаз в нарушителей их векового спокойствия. Влад невольно поёжился. Вся эта коллекция ему не понравилась ещё в первый визит — было в них нечто эдакое, неправильное.
В одной из комнат ему подали чай, принесли горячей воды и смену одежды. Влад и припомнить не мог, когда он последний раз умывался с таким неземным удовольствием. Отмывшись, одевшись в чистую одежду и гладко побрившись, он залпом выпил чашку горячего чаю и, захватив портфель и шпагу, вышел в коридор.
Хофф ожидал его у себя в кабинете, сидя за столом и сложив руки домиком. Рабочее место его было завалено горами отчётов, донесений, жалоб и прочих бумаг. Там же, в углу стола, ютилась переполненная недокуренными папиросами пепельница: видимо, времени как следует раскурить трубку бургомистр уже не находил.
— Много работы? — полюбопытствовал Влад.
— Предостаточно, — сухо ответил Хофф. — Вас, впрочем, тоже ждут дела. Барон желает вас видеть. Он и его гости находятся в штабе по борьбе с эпидемией, это в одном здании с лабораторией доктора Айгнера. Вас проводят.
Влад кивнул. Как раз туда он и собирался попасть, и, как ни хотелось ему ещё немного позлить бургомистра своим присутствием, надо было идти. Слуга, явившийся через несколько минут, любезно предложил господину чиновнику свою помощь.
До дома доктора Айгнера добирались пешком. Влад, хоть и устал, был не против пешей прогулки — это всегда помогало ему взбодриться и собраться с мыслями. Да и город можно было рассмотреть чуть лучше, чем из окна кибитки.
Увиденное Влада совсем не радовало. Большая часть улиц опустела, тут и там попадались дома, помеченные чёрными крестами, а возле некоторых из них слонялись подозрительного вида люди — скорее всего, мародёры. Немногочисленные прохожие выглядели встревоженными, подозрительно озирались и спешили поскорее убраться восвояси.
Стражники, встречавшие Влада на многочисленных постах по всему городу, выглядели измождёнными. По просьбе барона им в помощь были развёрнуты две роты Тарквальдских егерей, расквартированных близ Вальцберга, однако это была лишь капля в море, да и к постовой службе бравые вояки относились с явным неодобрением. Тем не менее, Влад отметил, что присутствие солдат сказывалось на горожанах успокаивающе. В кварталах, патрулируемых егерями, было куда спокойней, и люди худо-бедно занимались своими делами, а Владу не приходилось браться за рукоять шпаги каждый раз, когда он проходил мимо очередной группы небритых злобных мужиков, вроде тех, что собирались возле заброшенных домов.
Минуя один из благоустроенных кварталов в западной части Вальцберга, Де'Сенд увидел длинную процессию верующих с образами святых и курильницами на длинных шестах. Возглавляемые священником, они, распевая хоралы, двигались по направлению к Базилике Святого Маттиаса. Шествие их сопровождалось, помимо многоголосого пения, ещё и перезвоном священных колокольчиков. Такие же колокольчики украшали и большинство зданий в квартале, и лишь несколько домов, уже помеченных чёрными крестами и заколоченных, стояли особняком, лишённые всей этой атрибутики.
— Болезнь тела идёт от болезни духа. Город полон скверны и мысли его жителей чернее грозовой тучи, — вещал проповедник. — Время очиститься. Через страдание, через подвиг и молитву, ибо забыли мы о ближних наших, о Создателе и святых его. Знайте, что кровавый мор — кара свыше, ниспосланная за грехи наши, коим нет иного искупления и прощения.
Проповедь эта казалась нелепой, но у Влада от неё побежали мурашки по спине. Его сопровождающий и вовсе отшатнулся, схватившись за нательный колокольчик и осеняя себя знамением Короля.
— Говорят, что любой мор — от неверия, — пробормотал он, бросив взгляд на Влада. — Ибо отвергли мы Создателя, оставшись без защиты его и покровительства. И лишь святые защищают...
— Святые не защищают того, кто не борется, — холодно ответил Влад. — Такими были они сами, такими завещали быть нам. Одной верой не помочь — нужно дело делать.
— А сдюжим ли, ваше превосходительство?
— Вместе — сдюжим. Ты сам-то откуда будешь, приятель?
Слуга немного помялся, но всё же ответил, назвав одну из маленьких деревушек близ северной оконечности Тарквальдского леса. Сам он, видимо, совсем не привык, чтобы люди вроде Влада обращались к нему вежливо, да ещё и интересовались, откуда он родом.
— Через дальнюю родню я, значит, попал в город работать. Господин Хофф, конечно, суров и взыскателен, да только дома мне за такие деньги ни в жисть работы не найти: у всех порядочных мастеровых уже давно учеников полна коробочка.
— Понимаю, — кивнул Влад и протянул ему папироску из своего портсигара. — Сам снизу пробивался.
— В столице-то? — недоверчиво уточнил слуга.
— А ты думал, что раз столица, так каждый там золотую гору имеет? — поддел Влад. — Нет, брат, у нас всё то же самое, только народу побольше, да деньги посолиднее крутятся.
— Ну, дело понятное, — согласился слуга. — Простому люду везде непросто пробиться. Я вот слышал, что на югах попроще, да только ни в жисть туда не доберусь. Эх, взглянуть бы хоть глазком, как оно там.
— Не зарекайся. Никогда не знаешь, куда жизнь занесёт.
— Ну, может оно и так.
Возле четырёхэтажного здания, где располагалась лаборатория Айгнера, они распрощались. Влад, одарив своего провожатого полукроной и парой папирос, похлопал его по плечу и отпустил восвояси в прекрасном расположении духа, а сам, собравшись с мыслями, перешагнул порог мрачного здания, сложенного из ровного белого кирпича и отделанного по фасаду незатейливой лепниной и штукатуркой.
Остановив в холле первого попавшегося человека, он поинтересовался, где можно найти доктора Айгнера, и тут же был препровождён на второй этаж в светлое и просторное помещение конференц-зала, где и был оборудован штаб по борьбе с эпидемией, причём куда более скромный, чем тот, который Влад обустроил для себя в Марбурге. Там он застал самого доктора, барона Отто фон Вальца с секретарём и двоих незнакомых ему мужчин.
— Влад, — поприветствовал его барон. — Ты как раз вовремя. Очень рад тебя видеть!
— Взаимно, ваша светлость. Быть может, вы представите меня этим господам?
— Разумеется, Влад. Иди сюда, присаживайся. Я чувствую, что разговор у нас выйдет долгий.
— Да, господин барон, — вздохнул Влад, пересекая комнату в направлении большого прямоугольного стола. — Боюсь, что вы правы.
Таверна на окраине Марбурга как всегда была полна галдящего народа, наперебой обсуждавшего последние вести. Были эти вести, как водится, одна страшнее другой. Кровянка лютовала уже второй месяц, и поговаривали, что тела умерших теперь было велено сжигать, мол, только так можно уберечься от оставшейся в них заразы. Злые языки тут же добавляли, что истинная причина — переполненные мертвецами кладбища, где в последние дни тела сваливали по трое, а то и по четверо в одну могилу. Другие говорили, что поветрие докатилось уже и до Вальцберга, так что скоро и помощи ждать будет неоткуда. С ними неохотно соглашались даже самые скептически настроенные слушатели, поскольку по опыту прошлых лет знали, что для большого города эпидемия всегда проходит очень тяжко.
Жаловались и на обнаглевших разбойников, из-за происков которых многие уже не решались покидать пределов городских стен без сопровождения дружины или драгун, но тех-то было от силы две сотни человек — на всех желающих отправиться в соседнее село не напасёшься. Самые отчаянные обсуждали, как бы раздобыть несколько дюжин ружей, да пороха к ним, чтобы разъезжать по дорогам дружным гуртом и во всеоружии, а не ждать, когда соберётся очередной конвой. Однако один из стражников, зашедших пропустить кружечку пива после дежурства, быстро охладил их пыл, сказав, что только конвои имеют право игнорировать режим карантина, и вряд ли шеф Блюгер позволит простым горожанам, пусть даже и вооружённым, самовольно разъезжать по округе.
Фройда все эти разговоры немало забавляли, особенно если учесть, что из всего услышанного про злодейства разбойников за его людьми числилась в лучшем случае треть. Да, висельники часто беспокоили конвои и прибили острастки ради несколько человек в окрестностях Марбурга, но не более того. Фройд прекрасно знал, что у страха глаза велики, и народная молва, да длинные языки сделают большую часть работы за него. Главное, что наниматель его был доволен, заплатил щедро, и на том все тревоги разбойничьего главаря заканчивались.
