Пламя во тьме (полный текст)

При тусклом мерцании свечей лицо Дэйнерис казалось Рейстлину бледнее обычного. Видя, сколь мучительна ее тревога, черный маг проговорил с хладнокровной убежденностью:

— Так или иначе, с баллистами или без, дотракийцы сгорят в огне — а затем наступит и черед Волантиса.

— Хотела бы я, чтобы эти слова исполнились, — безрадостно вздохнула девушка. — Я очень, очень ценю вашу поддержку, Рейстлин. Мой прошлый долг перед вами поистине неоплатен, но сейчас я, похоже, нуждаюсь в вашей помощи еще больше, чем когда бы то ни было прежде.

— Вы давно уже ничего мне не должны, — твердо заявил Маджере. — Разумеется, вы можете на меня рассчитывать — как и всегда.

В жарких покоях мага воцарилась тишина. После слов Рейстлина на душе у Дени стало несколько легче. В стенах этих сумрачных комнат, пронизанных ароматами колдовских трав, королева всегда чувствовала себя под особенной защитой, словно в гостях у могучего древнего дракона. Маджере же смотрел на свою прекрасную собеседницу, белокурую, темноокую, и понимал: может статься, он потопит целый мир в крови, но никогда не допустит, чтобы кто-то причинил этой удивительной женщине вред.

— Мы уже закончили с дурными новостями на сегодня, кхалиси? — осведомился он.

— Полагаю, что да, — та кивнула, поднимаясь с кресла, — если только делегация из Вестероса не принесла мне новых. Скоро в тронном зале состоится встреча с дорнийским послом, так что, к сожалению, нам с вами пора прощаться.

Рейстлин, по обыкновению хозяина, проводил свою гостью до дверей. У самого порога Дени приостановилась и молвила с неожиданной искренностью:

— Еще раз спасибо вам за все. По правде, я и не жалею, что мы избавились от Хиздара — этот разукрашенный смазливый подхалим всегда меня раздражал.

А затем Бурерожденная покинула чародея, снедаемая острым чувством недосказанности. Уже в своих покоях она вспомнила, как странно он отреагировал на ее фразу о ревности, брошенную почти случайно. 'Это было настолько нелепо с моей стороны, что он растерялся — или же?.. Клянусь Иными, я больше так не могу', — обреченно поняла Матерь Драконов, — 'я должна признаться ему во всем'. При одной лишь мысли о подобном разговоре Дени испытала подобие паники, она потеряла точку опоры, точно ее приподнял над землей ледяной крюк, впившийся в самое нутро. Рейстлин Маджере, циничный и безжалостный черный маг, презирал любовь. Если он ответит девушке 'нет', это ее убьет, иссушит последние крохи душевных сил — но, пусть даже и так, ответ поставит точку в истории ее мучительной темной страсти. 'Все случится, когда мы покончим с дотракийской ордой', — решила Дэйнерис. — 'Да, именно. Как только голова кхала Дрого слетит с плеч, я поговорю с Рейстлином о любви. Я открою ему свои чувства, и там уже будь, что будет... Но не сейчас. Сейчас я опять попытаюсь спасти, а вернее, отсрочить крах своего умирающего государства'.

Усилием воли отогнав тоскливые думы, Бурерожденная возвратилась к нескончаемой череде королевских дел. Первым в списке этих дел значился разговор с дорнийским высоким гостем. Его прибытие имело для Дени большое политическое значение — к ней впервые обратился представитель Семи Королевств, утраченных владений ее предков. Она встретила почетного визитера, как подобает, в тронном зале, в окружении пышной свиты и грозной охраны. На правительнице было многослойное пурпурное платье, ее голову венчала недавно выкованная корона из белого золота с тремя драконами — малахитовым, янтарным и обсидиановым. По правую руку от Дэйнерис стоял Барристан в парадном доспехе, у подножия ступеней на небольшой скамье скромно сидела Миссандея.

Матерь Драконов слышала уже не раз, что жители самого жаркого региона Вестероса 'только и делают, что дерутся, а в перерывах между драками предаются разврату'. Она знала также, что дорнийцы опасны, подобно ядовитым змеям и скорпионам, с которыми они делят свои выжженные солнцем земли. Однако человек, представший перед королевой, отнюдь не походил на коварную южную бестию. Это был смуглый юноша младше самой Дени, немногим выше нее ростом, с каштановыми волосами и широким простоватым лицом. Наряд гостя, длинный желтый камзол, расшитый красно-золотым орнаментом, выглядел богато, но совершенно ему не шел.

— Я — Квентин Мартелл, принц дорнийский, — представился посол на общем языке, преклоняя одно колено, — сын Дорана и верноподданный Вашей Милости.

— Встаньте, — велела Дэйнерис. — Полагаю, вы пересекли половину света не для того, чтобы терять время на церемонии и светскую болтовню. Если о вашем визите узнают в Семи Королевствах, Мартеллов объявят изменниками и казнят. Какая причина заставила вас пойти на такой риск?

— У меня есть особый подарок для Вашей Милости, — юноша вытащил из нагрудного кармана старый свиток, — прошу, прочтите вот это.

Миссандея взяла послание и передала королеве. Это оказался договор, датированный 285 годом — минуло без малого пятнадцать лет с момента его заключения. В документе значилось, что Мартеллы готовы поддержать притязания Таргариенов на престол, а непременным условием союза являлся брак принца Визериса и принцессы Арианны, наследницы Солнечного Копья. От имени тогда еще малолетнего Визериса бумагу подписал великий пентошийский магистр Иллирио Мопатис.

Матерь Драконов закончила читать, и посланник из Солнечного Копья продолжил речь. Его семья уже давно дала согласие на союз с драконами, однако по многим причинам замужество Арианны, как и восстание против Баратеонов, пришлось отложить. Ныне Визерис мертв, и Дорн предлагает последней из дома Таргариен перезаключить договор на новых условиях. Условия таковы: в войне за Железный Трон на стороне Дэйнерис выступят пятьдесят тысяч дорнийских мечей и копий, а скрепит соглашение ее брак с принцем Квентином Мартеллом.

— То есть, с вами? — безучастно уточнила Матерь Драконов. — Вы предлагаете мне выйти за вас замуж?

— Именно так, — уверенно заявил юноша, — я прибыл в Миэрин не только как посол, но и дабы представиться вам в качестве возможного жениха.

На сей раз королева не утаила эмоций: смерив принца скептическим взором, она фыркнула с откровенным пренебрежением.

— Для начала пусть вам представят меня, — процедила она, — ибо вы, похоже, не вполне понимаете, с кем сейчас говорите. Миссандея, повтори специально для юного господина, кто я такая.

Переводчица старательно перечислила все имена и титулы Дэйнерис, и с каждым ее словом лицо Квентина становилось все более напряженным.

— ...владычица Астапора, Юнкая и Миэрина, всадница Крылатой Тени, Изумрудных Сумерек и Золотой Зари, — завершила наатийка, и кхалиси язвительно вопросила:

— А вы кто такой, Квентин Мартелл? Какими заслугами, помимо происхождения от знатных родителей, вы можете похвастать?

К чести принца, колкость не заставила его растеряться. Черные глаза дорнийца неуловимо вспыхнули, он ответил с гордостью на грани дерзости:

— Пусть пока мне не представился шанс проявить доблесть, я уверен, что достоин вашей руки, и готов это доказать. В прошлом наши предки уже заключали супружеские союзы, во мне, как и в Вашей Милости, течет валирийская кровь. Быть может, именно я оседлаю одного из ваших драконов?

— Так вот для чего вы здесь, — нахмурилась королева, — жаждете испытать судьбу. Боюсь, я не могу этого допустить — ваша ужасная кончина расстроит принца Дорана и затруднит мой дальнейший союз с Дорном, а для меня подобный исход крайне не желателен.

— Почему вы решили, что у меня не получится? — Квентин подался на полшага вперед, взволнованно повысив голос. — Как вы уже изволили заметить, ради этого — и ради встречи с вами — я пересек половину света, сражаясь с пиратами, работорговцами и осенними штормами. Ваша Милость, прошу, дайте мне хотя бы шанс.

— Нет, — отрезала Дени, — драконы убьют вас, как только вы к ним приблизитесь. Я знаю своих детей и знаю, о чем говорю. Вот мое предложение, принц: мы подпишем договор о военной поддержке, но в нем не будет ни слова о браке — по правде, как муж вы интересны мне не более любого из этих, — она надменным кивком указала на караул Безупречных.

Юный Мартелл явно был раздосадован таким итогом, но его выдержки хватило на вполне церемонное прощание. Изъявив желание подумать над решением некоторое время, он поклонился королеве и покинул тронный зал.

Когда за Квентином закрылись двери, сир Барристан промолвил:

— Кхалиси, прошу дозволения потолковать с вами наедине.

Служанки сняли с правительницы венец, чему она весьма порадовалась — тяжелое украшение неприятно давило ей на голову. Через несколько минут Матерь Драконов и ее советник остались в зале вдвоем, не считая безмолвных стражей. Старый рыцарь понимал, что королеве нужны союзники, а дорнийцы — превосходные воины, искусные, хитрые и безжалостные. Принц Квентин воспитывался в благородном доме, и пусть он не блистал изящной наружностью, зато был наделен отвагой, гордостью и сильной волей. Юноша составил бы для Дени весьма достойную партию — в конце концов, не может же она всю жизнь прожить одна, отвергая каждого увиденного кандидата.

Гвардеец мягко, но настойчиво донес до госпожи эти вполне очевидные измышления.

— Я выйду замуж только за того и только тогда, когда захочу, — твердо ответила она, — и пока сие желание меня не посещало.

— Кхалиси, вы же знаете, в этом вопросе хороший правитель руководствуется не желанием, но чувством долга, — попытался вразумить ее рыцарь, — в противном случае государство ждут бесчисленные беды. Вспомните принца Рейгара, который полюбил леди Лианну: из-за его прихоти погибли тысячи человек. Деймон Черное Пламя поднял мятеж, когда его разлучили с возлюбленной, к слову, тоже звавшейся Дэйнерис. Жгучий Клинок и Красный Ворон, оба любившие Ширу Морскую Звезду, залили кровью Семь Королевств. Принц Стрекоз отказался от короны ради Дженни из Старых Камней, и страна выплатила приданое трупами...

Дени непреклонно парировала:

— Здесь я не могу с вами согласиться, сир Барристан. Вы говорите, Рейгар сбежал с Лианной, и страну охватило восстание — но этого бы не случилось, если бы женой кронпринца была любимая женщина, а не та, на которую указал отец. Нынешняя королева-регент Серсея, с ваших слов, ненавидела мужа. Она не принесла ему законных наследников, зато родила бастардов от своего близнеца, и теперь Семь Королевств раздирает новая война. Если бы не эти браки, заключенные против воли супругов, многие несчастья обошли бы Вестерос стороной.

— Если бы супруги исполняли свой долг...

— 'Долг', — губы девушки тронула усмешка, — я сразу вспомнила рассказы о моей матери Рейле. Эйрис Безумный унижал ее, зверски избивал и насиловал, но она безропотно сносила все, ведь это долг королевы — быть хорошей женой. Вы хотите для меня такой же участи, сир Барристан?

Рыцарь даже несколько растерялся:

— Боги, кхалиси, при чем здесь ваша мать и Эйрис?.. Квентин никогда не будет обращаться с вами так, как Безумный Король обращался с Рейлой.

— Разумеется, не будет, потому что я послала его в пекло. Туда же пусть ступают и прочие женихи — сейчас у меня есть дела гораздо важнее, нежели выслушивать их жалкий лепет.

Сир Барристан смотрел на молодую владычицу со странным, почти печальным выражением, полным тревоги и потаенной тоски. Что и говорить, Дэйнерис всегда все делала по-своему. 'Станет ли она величайшей из всех, кто царствовал под солнцем Известного Мира — или же ее погубит собственная непримиримая гордыня?'

Дэйнерис, меж тем, перевела разговор на другую тему. Она обсудила с Барристаном несколько вопросов о грядущей обороне города, а также отдала распоряжения касательно казни Гарпий. Одно из этих указаний неприятно поразило гвардейца, ужаснуло и раздосадовало его настолько, что он удалился прочь с невыразимой тягостью на душе. Королева и сама была не рада своему решению, оно стоило ей немалых волевых усилий — но обстоятельства сделали его суровой необходимостью.

В последние несколько месяцев мятежники, называвшие себя Золотыми Гарпиями, изрядно досаждали Матери Драконов, и ныне для них настал час расплаты. Когда-то Дэйнерис сказала, что дети ответят за грехи родителей, а королевское слово должно быть крепче валирийской стали, крепче драконьей чешуи. Казнь детей-заложников из гискарских семей — поступок ужасающей жестокости, но если королева не сдержит слово, то покажет непростительную для правителя слабость. Посему, сколь бы мерзко девушка себя ни чувствовала, чудовищный приказ из ее уст все же прозвучал. Она озаботилась, чтобы расправа свершилась быстро и без огласки. Маленьких гискарцев из преступных фамилий накормили ужином, отравленным соком призрак-травы, и той же ночью безучастные солдаты зарыли остывающие детские тела во дворе Великой Пирамиды.

А взрослых мятежников ожидала иная смерть, не только страшная, но и унизительная. Дэйнерис решила устроить казнь, которую Миэрин запомнит надолго: пример заговорщиков послужит уроком для всех, кто недоволен правлением драконьей владычицы.

В то время, как Великая Пирамида являла собой высокомерный лик города, кварталы гладиаторских ям воплощали его жестокое кровавое сердце. Сердце ныне билось учащенно, ибо близилось грандиознейшее событие — закрытие сезона поединков. Солнечный, но ветреный день конца осеннего месяца должен был стать последним для Золотых Гарпий.

Церемония закрытия проходила в Великой Яме Дазнака, самой древней из всех и настолько большой, что на потеху публике там устраивались схватки боевых слонов. Бордовый паланкин королевы, окруженный свитой и стражей Безупречных, прибыл на место незадолго до начала боев. Под взглядами тридцатитысячной толпы, уже заполнившей кирпичные трибуны, Дени сошла с носилок, позволив Джораху подать себе руку. Ее ало-черное платье затрепетало в налетевшем порыве ветра, точно пламя и дым. Помимо Мормонта, рядом с владычицей присутствовали Даарио Нахарис, Тирион Ланнистер и Миссандея. Рейстлин Маджере не явился: он не считал необходимым тратить драгоценное время на подобные сборища, его безмерно раздражали шумные скопления людей.

Дэйнерис заняла свое кресло, расположенное в первом ряду, в тени, у самого барьера арены. В яме шли последние приготовления к грядущему поединку, уборщики сновали туда-сюда, точно муравьи, разравнивая песок. Девушка чуть усмехнулась, предвкушая сладостное зрелище: что может быть приятнее смерти врага, так долго ей докучавшего? Не то, чтобы Матерь Драконов питала особую страсть к убийству, однако она находила в жестоком зрелище нечто завораживающее. Ее приятно возбуждали моменты, когда от одного ее слова зависело, жить побежденному воину или погибнуть, и даже воздух вокруг, казалось, замирал в ожидании этого слова.

Дэйнерис ловила на себе взгляды тысяч и тысяч глаз, излучающих весь спектр эмоций: обожание, страх, любопытство, сомнение. Преобладало, однако же, раболепное восхищение черни с дальних рядов. 'Занятная ирония', — подумала королева с потаенной усмешкой, — 'хоть я и сняла оковы с этих людей, на самом деле я их не освободила — я стала их новой госпожой. Мелисандра потрудилась на славу: подданные верят, что я мессия, они готовы за меня умереть, они убьют кого угодно по одному моему слову. Жаль, что от жрицы вот уже две недели не было никаких вестей'.