| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
С другой стороны, огромная добыча в Стамбуле разбудила у многих воинов жажду поучаствовать в казацких походах, тысячи всадников стали седлать коней по призыву казаков. Собственно, обработка черкесских уэрков (дворян) велась целенаправленно ещё с прошлого лета, теперь эта работа стала давать плоды. На призыв совместно пограбить причерноморских ногаев и поляков откликнулись более одиннадцати тысяч черкесов. Шестью отрядами — вместе их собрать было затруднительно из-за взаимных счётов и обид, они явились к Азову.
Очень обиделись на казаков шапсуги, нередко участвовавшие в совместных морских набегах. Их на разграбление Стамбула не пригласили. Послам пришлось много извиняться и оправдываться. Здесь им здорово помог шторм, так досадивший флоту при возвращении. Для ходивших на челнах, подобных стругам и чайкам, нахождение в море во время такого волнения моря — приговор. Но весенние шторма подходили к концу, договор о совместных действиях против поляков был заключён, к походу готовилась судовая рать более чем в три тысячи человек на пятидесяти кораблях.
Тихая паника царила во владетельных грузинских домах. Во всех. Кахетинский Теймураз, имеретинский Теймураз III, мингрельский Леван Дадиани, все были озабочены поисками новых покровителей, так как старые, Персия и Турция, явственно пошатнулись и ослабели. "Акела промахнулся!" — значит, пришла пора искать новых покровителей. Для грузин такое поведение всегда было нормой. Степные бандиты не могли быть ими по определению (подчиняться некоронованным разбойникам — моветон), царю искать покровительства у явного бандюка — западло. Естественно, как и в реале, они все кинулись за защитой к единоверному московскому царю. И так же получили отлуп. Государь Михаил искренне им сочувствовал, но помочь реально не мог.
Калмыки, в соответствии с договоренностью, разделились. Стада, женщины и дети откочёвывали на лето к Волге, на северо-восток. С минимальной охраной из мужчин. А большая часть воинов, возглавляемых самим Хо-Урлюком, двинулась на запад, к Азову. Калмыкский тайша объявил, что ведёт пятидесятитысячное войско. В реале шло тысяч сорок воинов, причём семь-восемь тысяч были как раз теми примученными ногаями и башкирами.
Москва.
В Москву зачастили казачьи станицы (в данном случае — посольства). Вести они приносили такие, что их без промедления, то есть на следующий день, принимал возглавлявший повседневную работу посольского (иноземного) приказа Василий Ртищев, а через день-другой и сам его глава, а также Большой казны, приказа Стрелецкого, государев любимец князь Иван Борисович Черкасский. Личность сильная и в русской истории недооценённая. Возникший на южных рубежах казацко-калмыкский заслон стал вдруг непреодолимым препятствием для набегов на русское Правобережье Волги.
Тюрки, кочевавшие на Левобережье, прекращать прибыльный людоловский бизнес не собирались, но убытки для России там были несравненно меньшими из-за малочисленности русского населения. Что Москву не могло не радовать. Правда, тут же возникали сомнения в надёжности подобного заслона, и казаки, и калмыки виделись с высоких постов такими же бандитами, как ногаи. Но в пограничье воцарился мир, и на просьбы казаков и калмыков о материальной помощи Москва отвечала положительно. Лучше заплатить бандитам, рвущимся защищать твои границы, чем расплачиваться разорёнными волостями и ещё более крупной данью Крыму.
Россия смогла ускорить строительство Белгородской засечной черты, что давало шанс на скорое освоение благодатных южных земель. Резко увеличившиеся поставки казаками рабов-турков также протестов не вызывали. Людишек на бескрайних русских просторах не хватало катастрофически, особенно после огромных потерь во время смуты, а к "неправильному" вероисповеданию в Москве относились куда менее болезненно, чем в тогдашней Европе. Был бы человек хороший... да и, как показала практика, вероисповедание может и меняться в нужную сторону, если приложить к этому усилия.
Известие об изъятии православных святынь из-под власти нечестивых агарян (так называли тогда мусульман в Европе) и готовности передать их в руки русского государя также нашло в Москве положительный отклик. Конечно, там посомневались, обсудили уместность их принятия, но, как и предвидел попаданец, решили, что в Москве православным святыням будет надёжнее, чем в агарянском государстве. Гонцов казацких изволил принять сам государь и одобрил их старания на ниве защиты православной веры. Казаки клятвенно обещали, что не пройдёт и месяца, как святыни будут уже в Москве, а где их размещать — на то полная царская воля. Между митрополиями и крупнейшими монастырями немедленно обострились отношения, наличие мощей святого, особенно широко почитаемого, весьма способствовало наполнению монастырской казны.
Государь, несмотря на недовольство некоторых влиятельных купеческих кланов, в том числе богатейшего — Строгановых, подтвердил казацкие привилегии на торговлю в южных городах России и выделил казакам дополнительное жалованье зерном, водкой, порохом и свинцом. Казаков также мягко пожурили за примучивание объявивших себя подданными Белого царя некоторых родов Больших ногаев и башкир. И попросили (а не приказали) их не неволить. Москва традиционно была настроена покровительствовать тем ногаям, которые изъявляли покорность ей. Иногда вопреки здравому смыслу. Освобождённые от калмыцкой опеки, те, зачастую, принимались за привычное дело — набеги на русские земли. Впрочем, в этот раз ссориться с обеспечившими безопасность юга государства казаками и калмыками никто не собирался.
Весьма серьёзно отнеслись в Москве и к рекомендациям сосредоточить свои войска на границе с Великим Литовским княжеством, прозвучавшим ещё в конце зимы. Часть стрельцов, этим очень недовольная, дворянские сотни, полки нового строя перемещались к западной границе. Несмотря на заключённый с поляками недавно мир, в Москве западным соседям не доверяли и новой войны опасались.
После долгих обговоров в Азове решили свои планы Москве заранее не раскрывать. Посчитали, что вероятность предательства кого-то из бояр очень высока. Но предоставить России возможность для быстрейшего реванша за недавнее поражение в Смоленской войне стоило. Вот и сделали это завуалировано. Переброска значительной части кварцяного войска, без того не слишком многочисленного, в Смоленск и окрестности, также было всем на руку. Естественно, поляки заметили концентрацию русской армии невдалеке от своих границ и не могли не реагировать. Польская группировка на Малой Руси существенно сократилась. Вот-вот должны были грянуть новые события, кардинально меняющие ход мировой истории.
Вена.
Заседание тайного совета закончилось ничем. Хотя длилось как никогда на памяти Фердинанда III долго. Все произнесли положенные речи, говорили помногу, убедительно и аргументировано, а никаких выходов из сложившейся ситуации никто предложить не посмел. Император лишний раз осознал, что важнейшие решения должен принимать он сам, лично, беря за них на себя и ответственность. Война в Германии продолжалась, и конец её даже самому дальнозоркому человеку рассмотреть вряд ли было возможно. Ещё год назад казалось, что ещё немного, ещё чуть-чуть и все враги будут повержены. Вступившая в войну Франция была бита на всех фронтах, шведы засели на севере и реально границам домена не угрожали. Бывшие недруги, один за другим, просились в союзники. Чудилось, что вот-вот грядёт окончательная победа.
"Вот именно, что чудилось, мерещилось. Подлая Фортуна поманила призрачной надеждой и растаяла вместе с ней. А потом на мою голову, на союзников, посыпались неприятности и поражения. Нельзя сказать, что сейчас победа выглядит невозможной. Но... верится в неё всё меньше и меньше".
А на юге вдруг возникли соблазнительнейшие возможности. Которыми не воспользоваться — великий грех.
"У Османов прервалась династия, в стране грядёт война за власть, казаки, обыкновенные разбойники, разграбили и сожгли их столицу. Наконец, румелийский паша снял три четверти войск с пограничья и двинулся к Стамбулу. Как донесли разведчики, османские вассалы, Трансильвания, Валахия и Молдавия, ему войск не предоставили. Вполне могут, пользуясь моментом, попытаться отделиться от Оттоманской империи. Самое время попытаться и нам вернуть себе Белград и его окрестности, выбить турок из Буды..."
Уже вырисовались возможные союзники, которых можно было бы припрячь к этому делу. Венеция, которую янычары объявили виновником гибели султана, и те же разбойники-казаки.
"Видимо, они опять усилились, стали опасны, как в двадцатых годах, и вполне способны таскать каштаны из огня для нас. Стоит их только поманить чем-то привлекательным. Дикари падки на всё блестящее. Но Франция и Швеция!"
Император сжал кулаки до побеления костяшек пальцев. Ни о какой войне на юге невозможно было рассуждать всерьёз, пока не заключён мир с главными противниками на севере. А быстро заключить мир можно было, только пойдя на уступки, о чём ему не преминули намекнуть, все выступавшие члены тайного совета.
"Однако прямо предложить отдать Лотарингию, и так контролируемую французами, Людовику, а провинции, прилегающие к Балтике — шведам, давно их занимающим... Отдать означало — признать поражение. Год назад об этом не могло быть и речи, но теперь... победа опять ускользает из рук. Однако отдавать провинции..."
Императора душило любимое домашнее животное — жаба. Отдавать что-то каким-то французишкам и шведам он не хотел категорически. Столько денег потрачено, столько собственных провинций пострадало, столько побед войсками империи и союзников одержано... и всё — зря? То, что враги усиливаются и уже всерьёз хотят поделить между собой всю Германию, пока в Вене не понимали. Была ещё одна преграда — союзнические обязательства. Прежде всего — перед родственником из Испании. Тот ввязался в войну, в немалой степени, выполняя договорённости с Веной.
"Взять и предложить ему плюнуть на эту Лотарингию? Хм... боюсь — не поймёт. У них, в Мадриде, какие-то устаревшие понятия о чести. Не современные, семнадцатого века, а как бы не времён Сида. По большому счёту, Карл Лотарингский — мелкий пакостный негодяй. Жертвовать из-за него важнейшими государственными интересами — несусветная глупость. Пожалуй, это даже... предательство собственного государства. Моим подданным он числился только на бумаге, гробить из-за такого всю империю в бесконечной войне... слишком много чести, если к нему употребимо такое слово. Опять-таки, христиане в наших же, захваченных мусульманами провинциях изнывают под их нечестивым правлением. Моя прямая обязанность — вернуть их в христианское государство. Это почти как в крестовый поход сходить. Хм... можно потом у папы добиться признания новой войны крестовым походом. А король Филипп... ну кто ж ему может помешать также заключить мир с Людовиком? Вот и пускай потом заключает и присоединяется ко мне в крестоносной миссии".
Император промучился сомнениями несколько дней, после чего отправил тайных посланников к Ришелье и Оксеншерне. Разузнать о возможности заключить прочный мир. Осведомлять о своих действиях остальных участников всеевропейской бойни он посчитал преждевременным. И, кстати, противоречащим государственным интересам. Повод для войны с турками у него был. Среди разграбленных судов в Александрии были и два корабля подданных империи. Пусть эти подданные были всего лишь хорватами, но для повода они годились вполне. Можно сказать — торгаши и матросы погибли не зря, а за своего императора.
Лондон.
Больше всех из западноевропейцев от погромов пострадали голландцы и англичане. Помимо венецианцев, именно их купцы и корабли были задействованы в Левантийской торговле. На голландских купцов королю Англии было наплевать, а вот гибель английских его задевала. И давала шанс поднять весьма пошатнувшуюся, если не выражаться сильнее, популярность среди подданных.
Собственно, как раз в Леванте западноевропейские купцы и не пострадали, их там, с охраной, слишком много было, они сами местных обидеть могли. Но вне портов на франков открыли настоящую охоту. Ведь имущество убитых переходило естественным путём к убийцам.
Не то чтобы короля интересовало мнение плебса о своей деятельности. Вот уж кто, а второй Стюарт на английском престоле всегда демонстрировал презрение к людям, которые имели несчастье попасть в число его подданных.
Карл родился в Думферлинге, в Шотландии, 29 ноября 1600 года. Наследником третий сын короля Иакова и королевы Анны стал после смерти старших братьев, Генриха и Роберта (в 1616 году). Вступив на престол после смерти отца, Карл продолжил его линию правления — мотовство, распутство, фанфаронство успешно сочетались в нём с ослиным интеллектом и упрямством, нерешительностью конкретного Буриданова осла, готовностью к предательству и заячьей трусливостью. В общем — типичный Стюарт на английском престоле.
Вообще-то, Стюарты — древний шотландский клан, давший своей стране множество выдающихся государственных деятелей и полководцев. Но мужчины, потомки казнённой шотландской королевы — просто паноптикум дураков, слабаков и трусов.
К 1638 году Карл уже успел взбесить значительную часть собственных подданных. Действовал он в этом направлении целенаправленно и очень успешно. Парламент даже принял специальный закон из трёх пунктов:
1) Всякий переменивший религию да будет признан врагом общественного спокойствия.
2) Всякий взимающий пошлины с меры и веса (то есть король), будет считаться врагом отечества.
3) Таковым же будет признан каждый торговец, который будет вносить вышеупомянутые подати.
Таким образом, всякого выплатившего налог королю приравняли к врагам народа. И это не было пустым сотрясением воздуха. Короля и его любимца Бекингэма не любили так, что отказались выделить деньги на продолжение войны с ненавистной англичанам Испанией.
Впрочем, того давно убил небезызвестный читателям романа Дюма "Три мушкетёра" Фултон, но народная ненависть перешла на нового фаворита, Томаса Уэнфсуорта, человека куда более достойного. Однако всякий, кто имел неосторожность приблизиться к Карлу, немедленно, справедливо или нет, становился объектом народной ненависти.
Уже несколько лет другой любимец короля, епископ Лауд, проводил реформу англиканской церкви, главой которой был король, сближая богослужения в ней с католическим, так милым всем английским Стюартам. То, что католики для большинства англичан были символом чуть ли не сатанизма, короля не смущало ни в малейшей степени. Шотландия, родина предков, уже фактически вышла из сферы правления Карла, вызревала для этого и Англия.
Оставить безнаказанным убийство множества англичан, среди которых были и люди состоятельные, влиятельные, король себе позволить не мог. Он сделал то, чего давно избегал: созвал распущенный им же самим парламент. Имей он возможность отправить английскую эскадру в Средиземное море сам — отправил бы не задумываясь. Однако бодливой корове бог рогов не даёт. На это у него не было денег. Дело дошло до того, что мавританские пираты совершенно безнаказанно грабили английское побережье и захватывали корабли возле английских портов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
