Королевская кровь-5. Медвежье солнце

— Вася-я, — заныла Полина. — Я быстренько!

Королева вздохнула тяжело — и где-то на фоне послышался ровный мужской голос, в трубке зашуршало.

— Полина, — весомо проговорил в телефон Байдек, — забудь на секунду о том, что тебе хочется, и пожалей сестру. Она очень устала. И постоянно места себе из-за вас не находит.

И так он это сказал, что Поля пробормотала "Да, извините меня" и поспешно отключилась. Затея накрылась — а идея казалась такой хорошей и безопасной! Полина еще позвонила пропадающей в Теранови Ангелине пожаловаться — мол, важное дело, тебе это тоже интересно и нужно, а мне отказали!

— Нужно, — согласилась Ани, — но правильно запретили. Я полностью поддерживаю. Пол, Василина еще очень лояльна. Нам нужно сдать тебя Бермонту в полном комплекте, а зная вашу способность вляпываться в неприятности... Я очень удивилась, узнав, что она согласилась отпустить Алину на свадьбу. Хотя, — добавила старшая сестра задумчиво, — политически это оправдано...

Не получив поддержки и здесь, неугомонная Полинка сердито покосилась в окно и плюхнулась на кровать.

— Вот стану королевой, — проворчала она упрямо, — и не буду ни у кого разрешения спрашивать.

Но Пол не привыкла себя обманывать. Поэтому она подумала-подумала и со вздохом добавила:

— Кроме Демьяна, конечно.

За окнами еще было светло — только начало смеркаться, и она, подхваченная новой идеей, быстро переоделась, накинула курточку, натянула высокие сапоги на плотной подошве, веселую лыжную шапку с помпоном. И, спохватившись, позвонила Алинке.

— Слушай, Алиш, — возбужденно заговорила Полли, — одевайся, пошли со мной. Я вспомнила! Усыпальница Седрика строилась еще при его жизни. Может, он там спрятал записи об этих двух годах войны? Пойдем? Как мне уезжать в Бермонт, не разгадав эту загадку?! Да и Ангелина просила еще в письмах из Песков, а сейчас ей некогда этим заниматься, она вся в делах.

— Не могу, — тихо ответила младшая сестра, — я с Зигфридом занимаюсь. Он мне помогает. У меня скоро очень важный зачет, Поль.

Полина разочаровано фыркнула, ехидно пожалела придворного мага, который точно после занятий с въедливой Алинкой сбежит из Рудлога, и пошла гулять. На семейное кладбище. Охранники следовали за ней с невозмутимыми лицами.

— Из нашей семьи никто не восставал, — твердо заявила принцесса попытавшемуся было предложить ей выбрать другое место для прогулки телохранителю. — Господин Кляйншвитцер сказал: в Рудлогах слишком много огня, чтобы тела подвергались посмертному изменению.

Для начала Пол на всякий случай обошла все памятные ей по рассказам старого сторожа склепы, походила внутри, всматриваясь в стены на предмет не замеченных в прошлый раз ниш — и наконец остановилась перед той, в которую еще не заглядывала. Монументальной усыпальницей Седрика Победоносца. Потолкала дверь, обернулась к мужчинам — и те подошли, чтобы помочь.

Внутри, в отличие от усыпальниц, в которых она уже бывала, оказалось светло. Под потолком тускло горел — до сих пор горел! — магический светильник. Каменный гроб тоже был огромным, будто там похоронили не только далекого прадедушку, но и его коня. На могильной плите находилось объемное изображение невысокого Седрика, словно спящего в короне Рудлогов, в тяжелом плаще с меховой подбивкой, в тонком доспехе, с руками, сложенными на груди и сжимающими длиннющий меч.

Полина постояла некоторое время около могилы, глядя на спокойное лицо предка, покрытое толстым слоем пыли, пробормотала заупокойную молитву — та как сама на язык прыгнула — и отошла. Ее внимание привлекли изображения на стенах.

Фрески, прекрасно сохранившиеся. Лица персонажей были нарисованы в старом летописном стиле: бледные, плоские, овальные, с большими глазами и тонкими носами, но Рудлогов легко можно было отличить среди однотипных героев — по их семейной масти. И Пол зачарованно пошла по кругу, погружаясь в историю далекого прадеда. Вот мальчик с льняными волосами выезжает на огромном жеребце рядом с отцом — мощным, широкоплечим, держащим на согнутой руке сокола. Вокруг них — лес, позади виднеется с трудом узнаваемая центральная часть их дворца, который потом сильно расширяли, достраивали.

"Се молодой Седрик, сын второй, богами на правление назначенный", — прочитала она витиеватую надпись на старорудложском. Полли вспомнила, что старший брат Седрика, названный в честь основателя рода Иоанном, умер в детстве. Так наследником стал мальчик с нетипичным для Рудлогов именем. Мать его, инляндка, была любима мужем и отцом будущего короля, и в знак особого расположения ей позволено было дать второму сыну имя. Вот она и назвала его старым инляндским. Насколько Полли помнила, больше традиция имен в семье не нарушалась.

Она шагнула к следующей фреске. Потом к следующей.

Вот коронация, и огромный Красный с пламенеющими очами надевает на коленопреклоненную фигурку молодого Седрика ту самую корону, которая осталась с ним и в посмертии. Вот монарх вершит суд, восседая на чудовищно неудобном троне, до сих пор стоящем в тронном зале (маленькая Пол не могла избежать искушения попробовать посидеть на нагретом мамой месте). В руках его — свиток и булава, которая потом претерпела изменения и стала обычным скипетром. Перед ним стражники окружают кого-то из согрешивших подданных, а придворные — фигурки плоские, наклоненные, слепленные друг с другом, как грибы, — смотрят на это с должной степенью благоговения.

Вот прадед наблюдает за казнью на площади перед дворцом, еще не выложенной камнем, — кому-то рубят голову, своей участи ожидают несколько скованных одной цепью человек. Пол поморщилась и пошла дальше.

Первое изображение жены и сына Седрика. Королева в высоком головном уборе, со склоненной головой, в традиционном рудложском сарафане — дочь одного из герцогов Рудлога. Седрик горделиво простирает руку над сыном, словно замахиваясь этой самой булавой, — благословляет, что ли? Сын — такой же беленький, как они все.

"Это же просто кладезь для историков и биографов, — с восторгом подумала Полина. — Хотя правильно, что посетителей в усыпальницы не пускают. Не надо тревожить дедушку. С нашим характером может и через пятьсот лет возмутиться".

Она опасливо покосилась на надгробие. Но каменное лицо усопшего было спокойно, и никто не отодвигал плиту со скрежетом и словами: "Ты нарушила мой покой, дерзкая? Покараю за это!!"

Поля так увлеклась воображаемым объяснением с разгневанным дедом и последующим бегством, что пропустила несколько фресок. Потом вернулась. Сцены охоты, дохлые огромные кабаны — ничего себе, какие они были! — лоси, связки убитых лисиц на лошадиных седлах, соколиное пикирование, вереница низкорослых гончих с тяжелыми челюстями. К сожалению, порода не сохранилась.

Пиры — длинные столы, менестрели, чествование короля, поднятые чаши. "Здравие великому от раболепных слуг Красного дома", — гласила надпись.

Войны — и дед в первых рядах, в доспехах, весьма натуралистично пронзающий врагов мечом. Построение армии перед королем — бесконечное море плоских фигурок, и впереди — настоящие великаны, поднявшие оружие над головой в знак приветствия. Особо выделяется один, даже на фоне других. Человек-гора.

Пол нахмурилась, быстро обошла все фрески. Много, много битв, почти со всеми соседними государствами. Уже седой Седрик продолжал сражаться. И нигде — нигде! — нет драконов. Будто и не было их. В сценах придворной жизни видела она и прием послов, и подписание мира, и монаршие встречи — долго всматривалась в чуть облупившееся изображение блакорийского короля со старым, не использующимся после падения дома Гёттенхольд гербом на груди. Уже в возрасте, широкий, черноволосый, с зелеными глазами и квадратной челюстью, король Блакории поднимал кубок вместе с молодым Седриком. Отношения, видимо, у них были дружеские. На тот момент, во всяком случае.

Несколько раз попадались изображения его величества Седрика, задумчиво играющего в шахматы — с сыном, с кем-то из придворных. "Да, — подумала Полинка, вспоминая запирающую подземный ход шахматную доску на стене, — дед, по всей видимости, был знатным шахматистом".

Заканчивался круг изображений пышными похоронами, скорбными лицами подданных и водружением этой самой могильной плиты. И надпись там тоже была. "Покойся в веках, честный король, неистовый Седрик, Вечного Воина сын, чистый огонь победоносный".

Полинка недовольно покрутила носом, гулко чихнула, виновато посмотрела в сторону могилы и вышла из усыпальницы. Не подхватить бы простуду.

Снаружи уже совсем стемнело. Охранники, скучавшие у двери, помогли закрыть ее и с облегчением пошли вслед за неутомимой подопечной во дворец.

За ужином Пол с воодушевлением рассказывала о своем походе. Все слушали с просто-таки осязаемым любопытством. Алина печалилась, что не пошла с сестрой, но как-то утомленно и вяло. Каролина предложила отцу сходить в усыпальницу днем — ей было очень интересно посмотреть на сохранившиеся образцы ранней придворной живописи. Даже в кои-то веки вернувшаяся во дворец Ангелина внимала так, что забывала есть. Старшая сестра попросила описать фрески, особенно расспрашивала про изображение построения войск и великанов-гвардейцев, с сожалением качнула головой на слова Поли о том, что никаких возможных тайных хранилищ свитков она не обнаружила — разве что Седрику положили их в могилу.

— Я схожу туда после твоей свадьбы, Пол, — сказала Ани задумчиво. — А ты молодец.

Полинка довольно заулыбалась — и оглушительно чихнула.

— Красный нос будет изумительно сочетаться с твоим платьем, — едко поддела ее Марина. — Виталистов вызывай, и побыстрее. Два дня до свадьбы. Сопли тебя точно не украсят.

"А Сенина так и вообще не простит", — с тоской подумала Пол, встала из-за стола, попрощалась и помчалась в свои покои. Усиленно лечиться и молиться, чтобы не заболеть. Ее свадьбу никто не должен испортить — даже если этим кем-то окажется она сама.

Глава 10

Вторник, 29 ноября, Иоаннесбург — Маль-Серена

Капитан Люджина Дробжек первый раз в жизни собиралась на море. Игорь Иванович рано утром уехал в Управление, завершить срочные дела, и нужно было быть готовой к одиннадцати, чтобы ехать к телепорту. Все лечебные процедуры провели сжато, виталист обрадовал ее тем, что восстановление подходит к концу, и, когда Люджина боролась со сном после сеанса и собирала вещи, позвонил Тандаджи.

— Слушаю, господин полковник, — сказала она, едва удерживаясь, чтобы не зевнуть.

— Капитан, — сдержанно проговорил начальник разведуправления, — я ознакомился с вашим отчетом по Стрелковскому. Я согласен с вами, что его душевное состояние крайне неустойчиво. И меня это беспокоит. Я не могу позволить себе потерять специалиста с таким опытом. Помните, о чем мы с вами говорили перед вашим назначением?

— Конечно, — спокойно ответила Люджина. — Я делаю, что могу.

— Мало делаете, — с суховатым сожалением проговорил Тандаджи. — Я жду от вас более активных действий. Лыжи — это прекрасно, но они не уберегут его от срыва.

— Говорите прямо, — попросила капитан. Сон от неудобного разговора как рукой сняло. — Что вы приказываете? Реабилитация после выгорания — длительный процесс, полковник. И очень тонкий, нельзя в лоб заставлять человека жить. Это вызывает агрессию и противодействие.

— Вы же женщина, — уклончиво ответил тидусс, — вам доступны особые методы убеждения.

— Вы предлагаете мне спать с ним? — прямо спросила Люджина. — Извините, господин полковник, но подобные услуги в наш договор не входят.

— Мне все равно, как вы добьетесь цели, — ледяным тоном сказал Тандаджи. — Мне нужен на данном месте стабильный человек. Если понадобится добиваться этого привязкой через постель — значит, вы будете действовать именно так. В Управлении нет места сантиментам, капитан Дробжек. Это вопрос государственной безопасности.

— Я найду другие способы, — ровно ответила она.

— Уверен, что найдете, — почти добродушно произнес тидусс. — Хорошего вам отдыха, Люджина.

Маль-Серена встретила Стрелковского и Дробжек теплом, ослепительным солнцем, голубым ясным небом, обилием зелени, запахов и звуков. Им сняли дом в гостиничном комплексе недалеко от дворца царицы. Дом стоял прямо на берегу моря — и Люджина, оглушенная окружающим великолепием, сразу по прибытии пошла к воде и там и застыла, глядя на поблескивающую солнечными пятнами лазурную гладь, шумную, беспокойную, с кружащимися над ней крикливыми чайками, чьи пронзительные голоса так хорошо вплетались в ровный морской гул. Над ослепляющей синей водой парили далекие белоснежные яхты, рыбацкие лодочки и тяжелые, важно и почти незаметно двигающиеся большие корабли.

— Дробжек, вы что, плачете? — с недоумением спросил Стрелковский, подходя к ней. Она стояла почти у самой кромки воды — направилась сюда не переодевшись, прямо в грубых ботинках и дорожной одежде, только куртку скинула.

— Извините, — пробормотала северянка и ладонью вытерла щеки. — Я никогда не была на море, Игорь Иванович. Это совсем другое, чем по телевизору. Это же счастье!

— Вы меня поражаете, — сказал он с мягкой насмешкой, — вы не рыдали во время первых реабилитационных занятий, предпочитая падать в обморок, а здесь вот — пожалуйста. И когда в драке получили синяки и ушибы, тоже не плакали.

Она снисходительно посмотрела на него синими глазами, тряхнула вихрами отрастающих волос.

— Это совсем другое, Игорь Иванович, — капитан присела, потрогала воду и стала разуваться. — Смотрите, как красиво. Неужели вы не видите? Это же невозможно выносить, настолько это красиво. А воздух какой, — она глубоко вздохнула. — Он совсем другой, легкий, вкусный.

— Говорят, воздух на Маль-Серене напоен любовью, — сказал Игорь, наблюдая за ней. — Но, по-моему, это ухищрения рекламы.

Люджина сняла ботинки, потянула с себя свитер, начала расстегивать рубашку.

— Нет, — сказала она и остановилась, снова глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Здесь пахнет детством. Как у бабушкиного дома. Или маминого. Когда долго отсутствуешь и возвращаешься домой — туда, где тебя всегда любят и ждут. Да вы сами прислушайтесь к себе, шеф. Подышите. Это какое-то местное волшебство, не иначе.

Стрелковский пожал плечами, вздохнул раз, другой. Пахло солью и водорослями, теплым деревом и цветами, чуть тянуло какой-то сладкой выпечкой, будто где-то рядом готовили. Пахло правда необычно... и знакомо. И он вдруг вспомнил этот запах. Ее запах.

Сердце заныло, и Игорь поморщился, посмотрел на раздевающуюся напарницу, чтобы отвлечься. Крупная, да, но очень гармонично сложена, плотно сбитая, с крепкими мышцами. Небольшой живот, крупная грудь, крепкие руки и ноги. Никакой рыхлости, но и не перекачанная — мышцы не бугрятся, тело сдобное, с мягкими линиями.

Она потянулась к бюстгальтеру, и Игорь очнулся.