Круги по воде

Остановившись за несколько шагов до кресла, капитан склонил голову. Тут же выпрямился и спокойно взглянул на графиню Амелию.

— Капитан, вы заставляете себя ждать.

— Прошу прощения, Ваше сиятельство. Я должен был разместить пленных.

— Вы взяли пленных, капитан Орсо? Значит ли это, что наша вылазка увенчалась успехом?

Капитан оправил перевязь и невозмутимо глядя на госпожу, доложил обо всём. Она слушала и лишь слегка сжимала пальцы, стараясь ровно держать руки на подлокотниках.

— Вы много сделали, капитан. Даже больше, чем мы собирались.

— Всё, что я делаю, я делаю для вашего дома, госпожа графиня.

— Мы обсудим ситуацию. Господа, подойдите ближе. Капитан, у вас есть что добавить?

— Я всё сказал. Разве что вас интересует список пленных. Должен сказать, ничего существенного. Даже обменять не на кого, в случае чего.

— Вот как. Дайте взглянуть. — Графиня небрежно расправила поданный ей листок бумаги. — Гм. Лекарь, артиллерист, пехотинец, пехотинец... А что здесь делает лекарь?

— Захотел сопровождать раненых. Среди пленных их... их немало.

— Постойте. — Она вгляделась в листок, расправила, разбирая неровный почерк. — Что это? Чьё это имя в конце списка?

— Это мой личный пленник, — нехотя ответил Орсо. — Я прибавил его для круглого счёта.

Ноздри Амелии хищно раздулись. Она скомкала в руке листок со списком.

— Капитан, после совещания вы приведёте этого человека ко мне. Я хочу его видеть.

Мальчик поковырял пальцем дверь, подвешенную на крепких, массивных петлях. Толкнул носком башмака широкий косяк. И то, и другое было сделано на совесть. Оглянулся на лекаря, пристроившегося на лавке, со своей неизменной корзинкой и сундучком, у стены узкой, длинной комнаты с подслеповатыми окошками. Комната едва ощутимо изгибалась, повторяя контур стены. Лекарь лишь недавно получил возможность присесть, и теперь с трудом расправлял ноги, вытирая с выпуклого лба обильный пот.

— Как наши раненые? — тихо спросил его командир. Он тоже сидел на лавке, откинувшись к стене и прикрыв глаза. Небрежно стёртая сначала ладонью, а потом платком копоть оставила на его лице замысловатые разводы.

— Кое-кто не доживёт до утра. — Лекарь покачал головой. — Хорошо, что мы принесли людей сюда, ведь оставь мы их на мостовой, я мог бы сказать так почти про всех.

Он поворочался немного, устраиваясь поудобнее на жёстком сиденье, сложил руки на животе и закрыл глаза. Вскоре раздалось мерное посапывание.

Мальчик подошёл к лавке и осторожно опустился рядом с лекарем. Посмотрел на командира. Повозил подошвами по каменному полу, тихо сказал:

— Нас всех казнят?

Барон тихонько фыркнул. Ответил вполголоса, не открывая глаз:

— Я попрошу, чтобы тебя сначала хорошенько выпороли.

— За что?

— Я велел тебе сидеть в палатке.

— А если бы вас всех поубивали?

— А тебе что за печаль?

Мальчик шмыгнул носом. Спросил:

— Рой умрёт?

— Возможно.

Барон посмотрел на мальчишку. Тот приглушённо сопел, размазывая по щекам слёзы.

— Скажи-ка мне, зачем ты бегал к герцогу Анри? Ради денег?

Тот открыл рот, глядя на барона округлившимися глазами.

— Ты думал, я не узнаю?

— А тебе что за печаль? — зло ответил мальчик, уставясь в пол, и яростно проводя чумазыми пальцами под носом.

— Просто интересно.

— Я хотел сделать тебе что-нибудь плохое.

— За что?

Мальчик опять зашмыгал носом, отвернувшись к стене.

— Я тебя ненавижу. Ты нас всех бросил. Ты всё время нам врал. Говорил, что ты простой купец. Когда мама пришла со свидания с тобой из тюрьмы, она была сама не своя!

— Послушай, Тео...

— Нам пришлось уехать из города. Мама продала лавку и дом за гроши. Никто не хотел давать ей настоящую цену!

— Ей дали развод?

— А как же. — Тео передёрнул плечами. — Мы уехали далеко на юг, поселились в маленьком городе. Там было много всяких торговцев, и мама вышла за одного из них. Питер с ним поладил, а я не смог. Как-то отчим опять кинулся на меня с палкой, а я взял, да огрел его кочергой. Он стал вопить, что разделается со мной. Ну, я и убежал из дома. Всё равно там было не житьё.

Скрипнула тяжёлая дверь, поворачиваясь в петлях, и пропустила капитана, сопровождаемого стражником. За ними вошёл сухощавый старичок и мальчишка, нёсший аккуратный сундучок.

— Я привёл вам нашего лекаря. — Капитан указал на старичка.

— Благодарю вас, капитан, вы очень любезны. — Барон Эверт выпрямился на скамье, оглядывая вошедших.

— Я должен отвести вас в зал цитадели. — Орсо скривился. — Поднимайтесь. С вами хочет говорить госпожа графиня.

Графиня Амелия стояла у стены, разглядывая повешенный между узких окон гобелен. Гобелен изображал супружескую чету, занятую соколиной охотой. Создатель этого полотна отдал дань рыцарским качествам дворянина, скачущего на огнедышащем коне с выгнутой, как у лебедя, шеей, и нежной женственности его дамы, глядящей волооким взором на благородного супруга. Длинные ноги вытканных коней легко попирали декоративные горы и причудливо выгнутые ветви растений.

Она обернулась на звук шагов. Неторопливо прошла к своему креслу, легко уселась, расправив юбки, сложила ладони одна на другой и посмотрела на вошедших людей.

— Капитан, благодарю вас. Думаю, вам следует пойти отдохнуть. Кавалер д'Боне, вы можете отойти.

Амелия взглянула на подведённого к ней человека и улыбнулась.

— Ну вот, мы опять встретились, барон Эверт. И теперь у вас нет статуса посла.

Барон слегка склонил голову в поклоне и рассеянно посмотрел на сидящую в кресле женщину.

— Я попросила господина капитана привести вас сюда, чтобы спросить кое о чём. — Она приподняла уголки губ, пристально глядя на него. — Как вы думаете, существует ли провидение? Всегда ли вдовы, лишившиеся своей единственной опоры в жизни, находят утешение, и всегда ли получает отмщение жертва убийцы?

Барон молча смотрел на неё. Совсем недавно эти слова не на шутку встревожили бы его. Сейчас он только отметил краем сознания, глядя на неё словно издалека: Она знает. Отчётливо, как будто это было вчера, он вспомнил другой зал, похожий на этот, и застывшее навечно в удивлении лицо графа Симона, прижавшегося щекой к разбросанным по полированной поверхности широкого дубового стола бумагам. И струйку тёмной крови, вытекающей у него из маленькой дырки у переносицы.

— Вы выглядите как человек благородный. — Графиня растянула в лёгкой, презрительной улыбке тонкие сухие губы, разглядывая барона Эверта. — Пожалуй, я не стану вас вешать, как простолюдина. Скажите, из какой вы семьи, и я постараюсь отослать весточку вашим родным, чтобы они знали, что с вами случилось.

Барон молчал, и она усмехнулась.

— Вы не желаете известить своих родственников? Я не удивлюсь, если окажется, что их не существует. И, как мне известно, баронства Эверт тоже не существует. Единственная земля с таким названием, дающая право на титул, является спорным имуществом, и находится в настоящий момент во владениях короля. Может быть, вы просто чей-то бастард? А может, вы хотите, чтобы я сама догадалась, кто произвёл вас на свет? Ну что же...

Графиня Амелия приняла задумчивый вид, подперев подбородок всё ещё красивыми, сухими пальцами, и прикрыла глаза.

— На представителей семейства Ф. вы не похожи. На И. тоже. Правда, у юго-западной ветви есть такие типы. Но они все мне известны. А вот у северной ветви, у их младшего отпрыска, весьма многочисленное потомство. В том числе и побочное. Хотя... Нет, у них у всех характерные носы картошкой. Совершенно у всех, даже удивительно.

Глаза её блеснули, она вгляделась в стоящего напротив барона и хмыкнула:

— Видала я такой взгляд у одной своей знакомой. А такие ясные глазки были у Данкана Риусского. Вот уж правда, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь... Обманывал свою бедняжку жену как только мог. Не удивлюсь, если это его ублюдок...

Барон Эверт поднял голову и пристально посмотрел в глаза графине Амелии. Она осеклась.

— Закрой свой болтливый рот, женщина. — Сказал он резко, с характерным выговором растягивая гласные и раскатывая "р". — Знай своё место.

Амелия замерла. Почувствовала, как холодеют руки. По спине пробежал озноб. Она невидящим взором уставилась на стоящего напротив человека. Словно видение из далёкой юности появилось сейчас перед ней в этом мрачном, тесном круглом зале цитадели. Её глухое детство под бдительным надзором непреклонной в своей суровости матери, словно навсегда затянутой до подбородка в негнущееся старомодное платье, подобающее званию аристократки. Её всегда поджатые в недовольстве губы. И внезапная радость — отец, как всегда в подпитии, разворачивающий присланный из столицы свиток, написанный замысловатым, приличествующим случаю почерком старого королевского секретаря. Приглашение во дворец.

— Их величества желают видеть наших дочерей, — сказал отец. — Они сообщают, что при дворе для них найдутся хорошие партии. У его величества короля много молодых, подающих надежды придворных, которых следует женить, прежде чем они уйдут в поход на войну. Собирайтесь, мы выезжаем.

И вот она стоит, сжимая потными пальцами подол негнущегося, как у матери, платья, рядом с двумя сёстрами, и косит глазом на подругу детства, стоящую неподалёку, любимое дитя своих немолодых уже родителей, рослую, статную девушку. Только Амелия на правах единственной подруги имеет право называть её сокращённым именем — Эва. Всех остальных эта не по годам решительная девушка ставила на место немедленно, признавая только полное своё имя — Эвергардия.

Затуманенными от волнения глазами она смотрела, как в зал летней дворцовой резиденции, предназначенный для приёмов, сияющий в блеске гладкого, как зеркало, пола и дорогих люстр, входит Его величество король, окружённый многочисленными придворными. Как нарядно одетые молодые люди из свиты принца, у некоторых ещё толком не пробиваются усы, склоняют головы в приветствии, и у них розовеют щёки, покрытые юношеским пушком. Как, представившись, сбиваются в кучку, и, поглядывая в сторону стайки девиц, тихонько переговариваются друг с другом, напряжённо смеясь и краснея. И один из них, небольшого роста, худенький юноша, приблизившись к ним в свою очередь, смотрит на неё, и щиплет тоненькие тёмные усишки. "Меня зовут Симон, — говорит он, — и когда нибудь я стану графом. Вы прекрасны, Амелия".

И вот невероятное — сам король подходит к ним, милостиво заговаривает с отцом. Роняет комплимент матери, разглядывая девушек и добродушно кивая. Но она уже не смотрит на короля. Она поднимает голову, и встречается глазами с худощавым, среднего роста, подтянутым человеком. Он пришёл вместе с королём, и не ищет невесты. У него смуглая кожа постоянно бывающего на солнце человека и уверенные до самодовольства манеры закоренелого военного. Его простого покроя кафтан кажется скромным по сравнению с вычурными нарядами молодых людей, обвешанных кружевами и подвесками, сверкающими как маленькие солнышки. Но кафтан сидит на его фигуре гораздо ловчее, и видно, что одет этот мужчина намного дороже, чем все эти юнцы. Он окидывает её пристальным взглядом, видит всю, с головы до ног, и поворачивается к стоящей рядом подруге. Она чувствует себя птичкой, которую держат за крылышки. Смотрит на подругу, и в изумлении слышит её прерывающийся голос: "Меня зовут Эва. Эва, мой господин". И видит, как краска заливает лицо её всегда невозмутимой подруги Эвергардии, поднимаясь до корней густых, высоко взбитых волос.

И ещё одно видение, глубоко запрятанное в памяти. Никто уже этого не помнит, не знает. Она бежит по глухим, пустынным коридорам летней королевской резиденции. Она убежала из-под строгого надзора матери, обманула её. Сказала, что будет с подругой. Но войско скоро уходит в поход, а она так и не поговорила с Данканом. Он здесь, она знает. И вот она бежит по коридору, не глядя по сторонам, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. Шансов найти его в этом сплетении комнат и переходов почти нет, и репутация Амелии висит на волоске. Если её сейчас найдут, узнают и отведут к матери, её навек запрячут в глухую комнату в самом дальнем углу родительского дома. Но ей всё равно. И вот случается невероятное: она вбегает в одну из узких, сводчатых галерей, тянущихся по всей длине здания, окружая в два яруса тихий двор с фонтаном, и налетает с разбега... на него. Он глядит на неё удивлённо, берёт за руку и отводит в хорошо укрытую нишу в стене. Здесь никого нет, и она переводит дыхание.

— Амелия, — говорит он, — что вы здесь делаете?

— Я хочу быть вашей женой, — отвечает она, чувствуя, как замирает сердце в груди, — возьмите меня за себя.

В ушах у неё уже звонят свадебные колокола. Она почти не слышит его ответа. Но вот до неё доходят слова, и день превращается в ночь.

— Я женюсь на Эвергардии. Она согласна. Свадьба будет так скоро, как только это возможно.

Она теряет самообладание. Она кричит. Обвиняет подругу во всех грехах. Клянёт всё и всех. И, наконец, он, теряя терпение, кричит на неё:

— Закрой свой болтливый рот, женщина!

Он уходит, а она остаётся одна. В оцепенении Амелия смотрит перед собой, в сводчатую арку, выходящую во двор. Вот бы броситься вниз, на камни, и всё будет кончено. И опять видит того тоненького юношу со смешными усиками. Он появляется из бокового коридора, провожает долгим задумчивым взглядом ушедшего только что человека, и берёт её за руку. Рука у него неожиданно твёрдая и тёплая.

— Амелия, он вас недостоин.

Она вырывает руку и даёт ему пощёчину. Он не отворачивается и продолжает смотреть на неё.

— Выходите за меня, Амелия.

— Я опозорила себя, — говорит она безжизненным голосом. — Я пришла сюда одна. Я призналась в любви мужчине.

— Я никому не скажу. Вы были со мной, и я женюсь на вас. Будьте моей, Амелия.

И она даёт согласие.

— Ваше сиятельство. Ваше сиятельство. — Она перевела глаза на источник звука, моргнула. Обеспокоенный кавалер д'Боне повторил:

— Госпожа графиня, прибыл посланец от Великого герцога. Он хочет говорить с вами.

— Чего он хочет?

— Его господин желает обсудить условия капитуляции. Так он выразился.

Она глубоко вздохнула, приходя в себя.

— Великий герцог говорит о капитуляции? Он слишком торопится.

Амелия посмотрела на капитана, который, вопреки её пожеланию, не ушёл отдыхать, а стоял возле гобелена, расставив ноги в добротных башмаках, и заложив руки за ремень.

— Капитан Орсо, вы можете пока забрать своего пленника. Я закончу с ним позже. Господа, вы мне нужны. Встретим посла, как подобает.

ГЛАВА 34.

Сюзанна улыбнулась, краснея и стреляя глазками из-под ресниц. Огляделась по сторонам, обводя внимательным взором лестницу и прилегающие к ней коридоры. Убедившись в безопасности, решительно ухватила солдатика за руку и повлекла по коридору. Свернула за угол, в тёмном отрезке узкого коридорчика, куда не достигал дневной свет, отыскала маленькую неприметную дверь. Толкнула кулачком. Та не подалась, и она, многообещающе улыбнувшись молодому человеку, переминавшемуся в нетерпении и краснеющему в полутьме пыльного закоулка, порылась за притолокой, отыскивая заветный ключик. Укромное место для свиданий было сугубо секретным и принадлежало лишь узкому кругу посвящённых. Дверца отворилась почти бесшумно, Сюзанна поставила на пол корзинку с бельём и нашарила на полочке у входа огарок свечи. Дрогнул, разгораясь, маленький огонёк. Она вошла, обернулась, поманила за собой пальчиком раскрасневшегося спутника. Потянулась, чтобы поставить огарок в старой чашке на полочку. Оступилась, потеряв равновесие, и ухватилась ему за рукав. Он тут же обхватил её, но она пронзительно взвизгнула, больно вцепляясь пальцами ему в руку, и глядя вниз. Солдат обернулся и посмотрел в ту же сторону. У стены крохотной комнатушки, едва различимые в полутьме, из-под кучи старых мешков торчали ноги, обутые в грубые сапоги.