Круги по воде

Круги по воде

Пролог

Копыта лошадей простучали по булыжникам у ворот. Соскочивший с покрытого пылью, серого в яблоках жеребца человек бросил поводья, и, не дожидаясь, пока его сопровождение спешится, пересёк утоптанную площадку и вошёл в открытую перед ним тяжёлую дверь.

— Жильбер, где ваш хозяин?

Слуга смутился, оправляя новенький жилет:

— Прошу прощения, господин барон... Не велено беспокоить.

— Веди к нему, — коротко ответил на это барон.

Слуга повиновался. Спорить с этим человеком никто не хотел.

Картина, открывшаяся взгляду, была проста, как полено: мужчина и женщина на постели. В растёкшейся винной лужице стояли кубки и несколько кувшинов — как полных, так и уже пустых. С обширного блюда свешивалась обглоданная кость. Рядом примостились кружевные панталоны.

Мужчина, оторвавшись от подруги, поднял голову, щуря покрасневшие глаза:

— Кажется, я просил нас не беспокоить, — сипло сказал он.

Вместо ответа тот подошёл, ухватил девицу за лодыжку и рывком стянул с постели. Бросил в неё свёрнутое в ком платье:

— Убирайся!

Девица, сидя на полу, моргая большими карими глазами, развела с круглого личика спутанные рыжие пряди.

— Вон отсюда.

Она подскочила, на ходу натягивая платье и протискиваясь в дверь.

— А, это ты... — хозяин спальни откинулся на простыню, закрывая глаза.

— Прошу прощения, сир, — барон взял в обе руки по полному кувшину и медленно вылил их содержимое на голову лежащему.

Тяжёлые капли разлетелись по белым полотняным простыням, впитываясь и растекаясь багровыми кляксами. Мужчина выбрался из постели. С лица его и волос стекали липкие ручейки.

— Ты что себе позволяешь! — прошипел он, горстью собирая с лица терпкую влагу и обтирая ладонь о живот.

— То же самое я хотел бы спросить у тебя. — Нимало не смутившись, барон прошёл к узорчатому креслу и уселся. Принявшись торопливо одеваться, облитый выдернул из — под него цветные, расшитые золотой нитью штаны. Неловко оступаясь на ковре, натянул, подвязал витой шнурок пояса. Запахнул ворот тонкой рубашки. Влез в рукава камзола. И наконец взглянул на сидящего в кресле. Тот наблюдал за одеванием, склонив голову и почёсывая левую бровь.

Повертев головой, мужчина откинул тяжёлое покрывало, вытащил шпагу и вытянул руку, почти коснувшись сидящего в кресле человека:

— Защищайся!

— Ты пьян.

— А ты не слишком хорошо фехтуешь. Никто не скажет, что силы неравны.

— Я не хочу с тобой драться.

— Тогда я убью тебя безоружного. Я не шучу.

— Ну, если ты так хочешь...

Висящее на самой середине небосклона солнце беспрепятственно опускало столбы света на бурые прошлогодние листья, устилающие землю толстым ковром в редком, покрытом набухающими почками лесу. Подкованные копыта лошадей взрывали влажный покров, обнажая зелёные побеги. Два всадника двигались бок о бок. Ещё несколько следовали за ними на небольшом отдалении.

— Мы должны быть уверены, что это произойдёт не позднее следующей недели, — всадник на белом жеребце, не привыкший к тихим речам, то и дело повышал голос, тут же спохватываясь.

— По нашим сведениям, они уже достигли городка у границы провинции. Как только будет дан сигнал, мы это сделаем.

— Вы получили всё необходимое?

— Да. Но для этого потребуется больше людей, и им всем надо платить...

— Вам мало?

— Люди не хотят идти на риск, если перед ними не помахать мешочком с монетами.

— Мы платим достаточно. Если хотите, можете взять их имущество, нам всё равно.

— И всё-таки...

— Дело ещё не сделано, — перебил всадник на белом коне, меряя собеседника взглядом, — а вы уже торгуетесь!

Тот поёрзал на своём сером мерине, изображая смущение. Подёргал себя за щегольскую, кудрявую бородку.

— Это большой риск.

— Что вы можете знать о риске? Вы, которые нападаете из-за угла?

— Почему же вы не сделаете этого сами? — с ухмылкой спросил владелец серого мерина.

Его собеседник одёрнул плащ, сколотый у горла золотой пряжкой. На перчатках тонкой кожи сверкнули дорогие камни. Сказал, разворачивая коня:

— Вы получили задаток. Потом мы обсудим остальное.

Тот, придержав своего мерина, улыбнулся вслед, показав белые зубы.

— Пока остаётся хотя бы тень сомнения в спокойствии на южных границах вашего государства, мы не можем быть уверены в прочности заключённого договора, — посол посмотрел холодными голубыми глазами на сидящего перед ним новоявленного государя.

— Ваш государь может не беспокоится. Беспорядки носят временный характер, и не представляют никакой опасности.

Король, расположившийся на сиденье с высокой спинкой напротив него, сидел неестественно прямо, словно проглотил палку. Должно быть, от этого глаза его казались слегка выпученными, и он только моргнул, отвечая последним словам посла.

Посол слегка покивал в ответ. Его рассеянный взгляд не упускал ни малейшего движения короля, ни лиц приближённых.

— Мы выражаем соболезнование в связи с внезапной кончиной вашего государя. Наш князь надеялся, что его послы сумеют получить подтверждение достигнутых ранее договорённостей с наследником престола.

— К сожалению, мы потеряли и наследника. Это печалит всех нас. Однако мы можем обсудить все эти документы.

— Значит ли это, что в договор могут быть внесены изменения?

— Это мы тоже можем обсудить. К нашему взаимному удовлетворению.

Глаза посла на мгновение блеснули, затем он опустил взгляд и неторопливо кивнул.

Глава 1.

Лейтенант отдал последние распоряжения и повернулся к выходу на лестницу. Дверь в покои его величества с треском распахнулась, ударив о стену.

— Сдавайся! — пропыхтел Леонел, делая выпад, и едва не падая вперёд. Его противник, проворно отскочив, перевёл дух.

— Реши сначала, что ты хочешь — убить меня, или взять в плен.

— Ах ты, мерзавец! — тот опять бросился вперёд, рубя шпагой воздух.

Его противник вновь отступил, проскочив мимо лейтенанта на лестницу. Тот проводил дерущихся скептическим взглядом. Молоденький солдат, из новобранцев, застыл, разинув рот.

— Закрой пасть, — скомандовал Сиггел. — Нечего тут рассматривать.

— Разрешите обратиться, господин лейтенант, — новобранец вытянулся, округлив глаза на начальство.

— Разрешаю.

— И часто тут такое? Когда господа между собой дерутся?

Лейтенант значительно засопел, оглядывая солдата с головы до ног.

— Как зовут?

— Жозеф, господин лейтенант!

— Так вот, солдат Жозеф, — Сиггел ткнул новобранцу твёрдым пальцем в грудь, — как наши господа развлекаются, не твоя печаль. Пусть хоть милуются посреди коридора. Слушать ты должен только меня. А если я ещё хоть раз услышу, как ты мелешь языком о том, что тебя не касается, ты пожалеешь, что твоя мамка родила тебя на свет. Ты меня понял?

— Так точно, господин лейтенант!

— Продолжайте службу, солдат. — И лейтенант спустился вниз, качая головой и бормоча себе под нос:

— До драки у них ещё не доходило. Должно быть, совсем плохи дела.

— Дорогой Анри, — герцогиня отвлеклась на мгновение, проводив взглядом удаляющегося лакея, — мы уверены, что наш новый государь знает, что делает.

Анри, обсасывая кость, согласно промычал в ответ.

— И мы думаем, он достаточно мудр, чтобы выслушивать полезные советы от настоящих друзей.

Анри бросил кость на блюдо и принялся неторопливо вытирать жирные пальцы о скатерть. Поднял глаза и встретился взглядом с хозяйкой дома. Оглядел одобрительно свежее личико и соблазнительное декольте.

— Настоящие друзья нужны всегда.

— Особенно сейчас, когда на него свалилось столько обременительных дел, — хрипловато добавил муж хозяйки. Он хмурился, крутя на пальце крупный перстеньс фамильным гербом. Герцогиня взглянула, и он опустил руки на стол.

— Мы собираемся поохотиться. Говорят, в это время года прекрасная охота в лесах вблизи столицы. Раньше нас всегда приглашали. Надеюсь, этот милый обычай не изменился?

— Думаю, это можно будет устроить. — И брат короля улыбнулся хозяйке.

Леонел остановился, уперев шпагу в пол, и шумно выдохнул. Отёр пот со лба. Его противник, стоя в нескольких шагах, взял свою шпагу под мышку и провёл влажными ладонями по камзолу.

— Отчего ты весь такой пыльный? — спросил Леонел, отдуваясь.

— А ты только заметил.

— Ты должен был прибыть с докладом в начале недели.

— Тогда вспомни, какой сейчас день.

Тот нахмурил брови, вспоминая. Потом перехватил шпагу и потёр эфесом лоб.

— Пойдём ко мне, — сказал наконец, направляясь к лестнице, ведущей наверх.

Войдя в комнату для совещаний, бросил шпагу на обширный дубовый стол. Открыл дверцу резного буфета, вытащил на свет графинчик и две пузатые рюмки. Плеснул на дно каждой густой янтарной жидкости. Протянул одну барону. И устроился в широком кресле у стола.

— Докладывай.

Тот не торопясь уселся на кушетку у стены, грея рюмку в ладонях. Исподлобья взглянул на собеседника.

— Прежде чем докладывать о чём бы то ни было, мне хотелось бы узнать, не изменились ли ваши намерения, Ваше величество, — сухо ответил он. — Собираетесь ли вы возвращать себе корону, или у меня устаревшие сведения?

Леонел возмущённо фыркнул:

— Что за бред ты несёшь?

— Потому что я не собираюсь тратить своё время и силы на человека, который этого не заслуживает.

Тот взвился из кресла. Подбежал к кушетке и вырвал рюмку из руки сидящего барона.

— Когда нибудь я всё-таки тебя убью! Ты дошутишься!

— Скорее ты погубишь всех нас, — резко ответил тот, вставая и начиная ходить по ковру. — Я всю зиму объезжаю все мало-мальски крупные поселения, я завожу дружбу со всеми нужными людьми в этих краях. Я оббил себе весь зад о седло, мотаясь по грязи и улыбаясь всем подряд. Проклятье, я не спал двое суток!

Барон с размаху опустился в кресло и поморщился. Отпил прямо из графинчика. Отёр рот ладонью.

— И что я вижу, когда возвращаюсь? Человек, ради которого всё это делается, валяется пьяный с продажной девкой!

— Она не девка.

— Скажи ещё, что она невинна. По пути сюда я встретил делегацию от городка у реки. Мы договорились, что они пришлют делегацию. Они уезжали, не дождавшись аудиенции!

Леонел покраснел:

— Я попросил встретить их своего человека.

— Знаю я этого человека. В таких делах нет мелочей, Лео. Мы не в том положении, чтобы задирать нос.

— Ну хорошо, хорошо. Я всё понял. Не кипятись так.

— Нет, ты ещё не понял, — тихо сказал барон. — Ты не понимаешь, что' все эти люди, которые тебе доверились, могут потерять. Мы все зависим от тебя. Как бы мы не старались, что бы ни делали, без тебя мы — ничто. И если с тобой что-то случится, погибнет всё. Помни об этом.

Когда барон вошёл в свою комнату, слуга бросил возиться у стола и кинулся стаскивать сапоги у хозяина, упавшего в потёртое кресло у камина.

— Обед давно остыл, — сказал он укоризненно, — пришлось его разогревать.

Барон со вздохом вытянул ноги, шевеля освобождёнными пальцами.

— Ванну, Вик, ванну, и погорячее.

Слуга потупился.

— Ванна не готова, ваша милость.

Барон, хмыкнув, сказал:

— Разве я не предупреждал, что сначала я, а потом твоя служаночка?

— Ванну забрали госпожа Алина, ваша милость. Они сказали, что вас всё равно никогда нет.

Его хозяин оскалил зубы в улыбке. Слуга содрогнулся. Он не любил, когда тот так улыбался.

— Сейчас ты принесёшь мне мою ванну, Вик. Если там будет что-то плавать, когда ты будешь её забирать, можешь это вытряхнуть. Я тебе разрешаю.

Слуга, плотоядно ухмыляясь, выскочил за дверь. Барон проводил его взглядом. Когда дверь захлопнулась, улыбка на его лице пропала. Он поднялся, прошлёпал босиком к столу, уселся, отодвинул блюдо, накрытое, чтобы не остыло. Нажал пальцами обеих рук невидимые пружинки. Выдвинулся потайной ящик. Барон запустил туда руку и вытащил свёрнутый лист, аккуратно разложил на освободившемся пространстве стола. Провёл ладонью по карте, отыскал нужное место. И долго смотрел в одну точку невидящим взглядом. Потом сжал ладонями виски, опуская голову, и уткнулся лбом в развёрнутый листок.

Глава 2.

Филипп развернулся, швырнул, не глядя, перчатки в брата, и повалился на роскошное, вышитое алыми розами покрывало королевской кровати.

— Проклятый посол. Проклятый посол, — простонал он, запуская пальцы в завитые и надушенные волосы и дёргая со всей мочи.

— Что, голова разболелась? — осведомился брат, наблюдая, как король колотится лбом о подушку.

— Тебе легко говорить, — прогудел Филипп, — посмотрел бы я на тебя на моём месте.

Анри подошёл, осторожно присел на краешек постели, легонько коснулся рукава Филиппа.

— Думаю, ты прекрасно справился, — сказал слегка охрипшим голосом.

— Ты думаешь?

— Уверен.

— И он ещё спрашивал о наших делах на юге. Я едва усидел на месте.

— Он что-то знает?

— Я молюсь о том, чтобы, пока не заключён новый договор, они ничего не узнали.

— Да хотя бы и узнали. Мы всегда можем сказать, что это мошенники.

Его брат затих. Потом спросил глухо:

— Как ты думаешь, это действительно сам Лео?

Анри пожал плечами. Разгладил кружева на воротнике. Покашлял.

— Какая нам разница? Он сидит в своей крепости, и боится оттуда высунуть нос. А если попробует... Ну что же... У нас есть чем ответить.

— Крепость Контанс — очень серьёзная позиция. Владея ей, можно контролировать большую часть провинции.

— Это ничто по сравнению с нашей армией.

— Всё равно у меня на душе неспокойно, — ворчливо ответил на это король.

— Привыкай, дорогой братец. Такова судьба государей, она тяжела и неказиста, — усмехнулся Анри.

Король запустил в него подушкой.

Карета, мягко покачиваясь на рессорах, пересекла очередной мост через ущелье. Посол осторожно отодвинул плотную занавесь на окошке, вглядываясь в проплывающие мимо густые заросли.

— Меня заверяли, что выданных охранных грамот достаточно для безопасного проезда, — его спутник сидел, откинувшись на подушки сиденья и крутя большими пальцами рук, сложенных на объёмистом животе.

Посол продолжал вглядываться в лес.

— Здесь всё, как у нас, — сказал он глухо, — как будто мы не уезжали.

— Как говорится в хрониках, эти места когда-то подлежали нашему протекторату. Прадед нашего герцога владел всей землёй до реки, вплоть до...

— Это всем известно.

— Только эта простая истина никак не достучится до ушей здешних правителей.

— Для того мы и посланы. И, надеюсь, новый король окажется попокладистей прежнего. Если хочет удержаться на своём месте.

Его спутник усмехнулся:

— А это иногда так нелегко.

Лес кончился, местность стала понижаться, горы отступили, показав зелёную долину, покрытую, насколько можно было видеть, селениями и ухоженными садами.

При дорожном указателе, украшенном вычурной надписью, недавно обновлённой, посольскую карету и сопровождающую их группу всадников остановил пост солдат.

Офицер оглядел пассажиров:

— Капитан Фицпауль. Господа, вы вступили на территорию, подпадающую под охрану местного гарнизона. Прошу, предъявите ваши дорожные документы.

Посол протянул свиток с бумагами. Офицер принялся разворачивать документы, оглядывая карету и охрану вокруг. Начальник охраны, рослый молодец на высоком гнедом коне, подъехал поближе.

Один из посольских охранников внезапно толкнул свою рыжую, в подпалинах лошадку, развернул её и погнал прочь от дороги.

— Догнать его? — спросил капрал, привставая на стременах, и глядя в спину беглеца.

— Это ваш человек? — спросил капитан у начальника охраны, обводя внимательным взглядом разношёрстную группу всадников под его началом.

— Мне пришлось нанять ещё людей на рынке в приграничном городке. Нам показалось, что в лесах появились разбойники.

— Вам нужно тщательнее выбирать себе охрану, — сказал капитан послу.

Тот не ответил.

Капитан вернул документы. Сказал своему капралу:

— Рой, поедешь со мной. Возьми ещё людей. Фокс, остаёшься за старшего. К концу дня вам пришлют замену, — и обернулся к послу: — Я поеду с вами. Так будет безопаснее.

Карета тронулась. Посол, шумно вздохнув, откинулся на подушки.

— Этот капитан чересчур любезен. Мне не нравится его навязчивость.

— Ничего страшного. Они проводят нас до тракта, а там можно будет спокойно с ними распрощаться. Возможно, на дорогах действительно небезопасно. Вы заметили, сколько с ним было солдат?

— Да. Слишком много для обычного патруля.

— Это неспроста.

И они глубоко задумались.

Дорога вышла на пересечение с основным трактом. Они поравнялись с указателем, выворачивая на хорошо утоптанный путь, и остановились. Глава охраны кареты склонился к окошку и указал на дорогу, отходящую вправо. К ним в клубах пыли рысил отряд.

Всадники в блестящих кирасах осадили лошадей, облако пыли окутало карету

Один из них вежливо коснулся края лёгкого шлема:

— Наш господин, граф Ноэль, просит вас оказать ему честь и посетить его дом.

— Разве Его сиятельство граф не находится сейчас в своём имении? — церемонно спросил посол, поглаживая ухоженную чёрную с проседью бороду. — Если бы вы прочли наши документы, то увидели, что мы едем по важному делу. Нам бы не хотелось задерживаться, ожидая официального приёма.

— Его сиятельство просит вас посетить его в новой резиденции, — в тон ответил всадник, — и он надеется встретить гостей до наступления темноты.

— Хорошо, мы последуем за вами, — и посол прикрыл окошко, откинувшись на сиденье.

— Граф Ноэль? — спросил его спутник, — это владелец провинции?

— Практически всей земли в округе, — ответил посол.

— Кажется, владельца земель звали граф Симон.

— Это его наследник. Думаю, нам нелишне будет посмотреть на него.

— А ему на нас, — задумчиво произнёс тот.

Сопровождаемые внушительной свитой, они свернули с основного тракта. Какое-то время карета катилась по долине, затем дорога сузилась, запетляла между холмов, несколько раз пересекла дощатые мосты, и, наконец, впереди поднялись каменные стены башен.

— Так вот что за новая резиденция у местного графа, — спутник посла опять беспокойно завертел пальцами.

Их проводили внутрь, нарядный слуга, почтительно поклонившись, отворил дверь, пропуская в просторный зал. Посол и его спутник вошли и остановились перед богато накрытым столом. Человек, расположившийся в просторном кресле, повёл рукой в приглашающем жесте:

— Господа, прошу вас, проходите к нашему столу.

Возникший рядом слуга произнёс:

— Его сиятельство граф Ноэль приглашает вас отобедать.

Капитан, похлопав своего жеребца по крупу, отдал его в руки подбежавшего конюха. Посвистал, оглядывая небо, щурясь на полуденное солнце, и неторопливо направился в сторону казарм. Но в казарму не зашёл, а свернул за угол. Устроился на сваленный у стены тюк соломы.

— Вы всё правильно сделали, Фицпауль, — сказали сзади. На соломе, в тени стены, удобно расположился ещё один человек.

— Возни было с этими голубями, — проворчал капитан, не оглядываясь. — Одна радость, что не передохли.

— Как видите, пригодились, — человек приподнялся, вытащил из тючка соломинку, покрутил в пальцах.

— Я должен сказать кое-что ещё, — капитан нахмурился, обернулся. — Среди охранников мы с капралом кое-кого узнали. И он нас тоже признал. Да так, что дал дёру.

— Поподробнее, пожалуйста, капитан, — попросили его.

Когда Фицпауль, отряхиваясь, вышел из-за угла казармы и направился по своим делам, барон ещё полежал немного на соломе, задумчиво крутя в пальцах соломинку. Потом потянулся, раздирающе зевнул и неторопливо слез с соломенного тючка. Взглянул в небо, как давеча капитан.

— Ну что же, — сказал он сипло, — вот и началось.

Глава 3.

Горели толстые цветные свечи. Плотные занавеси надёжно закрывали окна от послеполуденного солнца. Потомственная ведьма, искоса взглянув на посетителя из-под вьющихся светлых волос, взяв тяжёлый хрустальный шар в ладони, поводила им перед собой, тихо шепча неясные слова. Подошла к маленькому круглому, покрытому тёмной тканью столу, осторожно установила шар в подставку.

Невесомо присела, разложив вокруг шара в ведомом только ей порядке несколько совсем разных предметов. Положила руки ладонями вниз на скатерть.

Посмотрела на сидящего напротив человека, внимательно следящего за её действиями.

— Говорите.

У неё был глубокий, красивый голос женщины в самом цвету.

Посетитель сглотнул. Каждый раз, слыша её, он покрывался мурашками.

— Я хотел бы знать, чем закончатся предпринятые мной шаги, — он кашлянул, прочищая горло, — и не будет ли от них беды для меня.

Ведьма склонила голову, прикрыв глаза. Светлые волосы, отливающие серебром в свете цветных свечей, горевших почти бесшумно — лишь изредка потрескивал тлеющий фитилёк — заслонили ей лицо. Посетитель сидел тихо, боясь двинуться на неудобном сиденье. Он много раз предлагал ей новую, добротную мебель. И та каждый раз вежливо, но твёрдо отказывалась.

Он не заметил, опять не заметил, когда она взглянула в свой шар, и глаза её застыли, словно обратившись внутрь.

— Ты сделал многое, — голос звучал глухо, низко, внятно выводя слова, — и ещё много сделаешь такого, что заставит твоё сердце трепетать в страхе.

— Но получится ли задуманное? И не обернётся ли то, что я сделал, бедой?

Она помолчала, лицо её стало напряжённым. Брови сдвинулись.

— Пока всё идёт так, как хочешь ты. Но потом я вижу, как дорога расходится. Возникают препятствия. Их можно преодолеть.

Ведьма опять смолкла. Вздохнула, очнувшись. Посмотрела на посетителя затуманенным взглядом.

— Будущее неопределенно, — сказала она хрипловато, приходя в себя, — но ты ещё можешь всё обернутьк своему счастью.

Потом она сидела, склонив голову, слушая, как уходит её гость. Он,как всегда, оставил плату на столике у двери. Она слышала, как глухо звякнул увесистый кошелёк. Этот человек хорошо платил, хотя она никогда не называла свою цену.

Когда он ушёл, ведьма встала, взяв в ладони тяжёлый шар. Вгляделась в жуткую бездонную глубину, которую, кроме неё, никто не замечал. На лбу у неё выступили капельки пота.

— Кто ты? — спросила глухо, — почему я тебя не вижу?

И, опустив шар в выложенный чёрным бархатом ящичек полированного дерева, сказала в пустоту комнаты:

— Ох, ждёт тебя беда, господин, если не побережёшься.

Ужин был в разгаре. Виконт Вин Горин'т, полномочный посол и личный друг великого герцога, вежливо улыбаясь и деликатно поводя руками, рассказывал любезному хозяину о способах охоты на диких уток. Тот слушал с интересом заядлого охотника.

— Да что утки, — повторял монотонно спутник посла, старательно изображая изрядное опьянение, — а что вы скажете о кабанах?

Сам посол гордился тем, что может перепить многих крепких мужчин, даже значительно моложе, в чём сам неоднократно убеждался за долгие годы практики. Сейчас он полностью себя контролировал — он знал, что речь его тверда, а жесты уверенны. В отличие от господина графа, который раскраснелся и, блестя глазами, порывался начать рассказ об особенностях ловли местной птицы.

Посол шутливо отмахнулся от соседа, снова принявшегося рассуждать о своём, и улыбнулся хозяину.

— У вас прекрасные угодья для охоты, дорогой граф. Я бы на вашем месте не вылезал из леса, гоняясь за дичью.

— А какие у нас кабаны, — покачиваясь, сказал спутник посла и удобно устроился щекой на салфетке.

— Должно быть, довольно скучно сидеть здесь, не видя свежего воздуха, — продолжил тот свою мысль.

— Вынужден признать, что тут вы правы, господин виконт, — кивнул граф Ноэль.

И, внезапно поднявшись, повернулся, поведя рукой в сторону появившегося у стола молодого человека в простом камзоле:

— Позвольте вам представить моего господина. Его величество Леонел д'Эксент.

И склонил голову.

Посол застыл. Улыбка примёрзла у него на лице. Его спутник перестал сопеть. Внезапно расширившимся зрением посол заметил, как кожа на его лысине пошла волнами.

— Не вставайте, господа, — молодой человек опустился в почтительно подвинутое графом кресло. Помолчал, глядя на вытянутое лицо посла и его побагровевшего спутника, отлепившегося от стола. И сказал негромко:

— Думаю, нам с вами стоит о многом поговорить.

Охрана посольской кареты, разместив лошадей, отправилась вслед за приветливым конюхом в сторону кухонь. Устроенные с удобствами кони уже отдыхали в своих стойлах. Человек со щеголеватой бородкой, не пошедший за начальником охраны и остальными, последний раз огладил гладкую шкуру своего серого. Он не любил перетруждать себя, но заботу о лошади не доверял никому. Те, кто его хорошо знал, уверяли, что своего коня он любит гораздо больше людей.

Наклоняясь, осмотрел серого, кивнул:

— Ну, кажется, всё.

— А где твой буланый? Или ты решил сменить масть?

Человек резко обернулся. Барон, улыбаясь, смотрел на него. Тот попятился.

— Тайс? — и, приходя в себя, сказал, кривя побелевшие губы: — А мы уже тебя похоронили.

— Значит, долго буду жить, — барон не двигался с места, рассматривая собеседника. — А ты стареешь, Молль.

Человек, названный Моллем, пугливо оглянулся:

— Теперь меня называют Мерк.

Барон улыбнулся ещё шире, так, что стало видно, что у него не хватает пары коренных зубов.

— Думаю, тебе придётся меня выслушать, если ты хочешь и дальше так называться, дорогой мой бывший друг.

Когда барон вместе с Мерком вышли из двери конюшни, они постояли ещё немного, обменявшись несколькими негромкими словами. Потом Мерк повернул в сторону служб, следуя на запах кухни, а барон, поглядев немного ему вслед, тихонько посвистал сквозь зубы. От стены конюшни отлепился капрал, выйдя из тени, и тоже прищурился вслед уходившему.

— Охота вам возиться с такими типчиками, — сказал он. — У него на лице написано — мать родную продаст.

— Я всегда знал, что ты гораздо умнее, чем кажешься, Рой, — ответил барон.

Тот хмыкнул:

— Ну, вам-то он тоже не по вкусу, ваша милость. — И добавил: — Можно, конечно, назвать купчишку выжигой, можно бабёнку — шлюхой. Но чтобы мужика назвали молью — такого я раньше не слышал.

Послов со всей возможной любезностью проводили в выделенные им комнаты. Леонел, глубоко вздохнув, откинулся в кресле, покусывая губу и хмуря брови. Ноэль не решался нарушить молчание, наблюдая за ним. Наконец тот сказал задумчиво:

— Дорогой граф, многое ли из того, что мы обсудили, дошло до их голов?

— Мой дядя всегда говорил — делай как должно, и будь что будет, — ответил граф.

— Ваш дядюшка Симон был незаурядный человек. Но мы сейчас не можем себе позволить ошибиться.

Ноэль посмотрел на него, покрутил головой. Улыбнулся.

— Я помню, как мы развлекались, кажется, совсем недавно, передразнивая наших дядей и прочих солидных родичей. Их манеры казались нам похожими на павлиньи, а походка — такой же важной, как у гусей на птичьем дворе.

— Помню. Кажется, твой покойный отец велел тебя посечь, когда ты подслушал под дверью разговор двух важных господ, а потом изображал их перед всем двором.

— Ну, тут вы были первым. Только никто вас не решался посечь. Ваш батюшка всегда был так занят государственными делами... — Ноэль осёкся, смутившись.

— Ничего, дорогой друг, — печально сказал Леонел. — Я был не слишком почтительным сыном, и многое упустил. Зато теперь я ничем не отличаюсь от тех, кого мы так весело дразнили.

— Это наш любезный барон на вас так действует. Когда он заходит в комнату, мне самому хочется встать и доложить о состоянии наших дел.

— Не стоит обижаться на барона, — ответил его величество, — он делает это ради нас.

— Да, — сказал задумчиво граф, — но только уж слишком усердно. Боюсь, он скоро всех нас здесь выстроит.

— Не бойтесь, дорогой друг, — решительно ответил Леонел, вставая из кресла и направляясь к выходу, — до этого дело не дойдёт.

В затихшей крепости громко стрекотали влюблённые сверчки. В сонной темноте наступившего позднего вечера осторожный перестук маленьких ножек, обутых в кожаные туфельки, был еле слышен. Тихонько приоткрылась заботливо смазанная дверь, и девушку подхватили, обнимая, крепкие мужские руки.

— Почему ты так долго? — нетерпеливо распуская завязки на её платье, спросил любовник.

— Никак не могла уйти, — задыхаясь, проводя маленькими ладошками по его шее, ответила она.

— Я представлял, что ты там не одна, — глухо сказал он, поднимая её и относя на постель.

— Не думай об этом, — и она поцелуем заставила его умолкнуть.

Когда маленькое окошко из густо-синего стало серым, девушка решительно отвела руки любовника, встала, оправляя спутавшиеся густые волосы и зачёсывая их назад заранее припасённым гребешком. Он приподнялся на локте, глядя, как она одевается.

— Когда ты придёшь опять?

Она изогнулась, оглядываясь на него, приподняла в улыбке уголки пухлых губок:

— Жди, я дам тебе знать.

И тихонько выскользнула за дверь.

Глава 4.

В комнате для совещаний камин решили не разжигать по весеннему времени, и теперь тут было зябко. Ноэль потрогал покрасневший нос, шмыгнул:

— Кажется, я уже простудился. Думал, не дождусь, пока эти церемонные господа послы наконец усядутся в свою карету.

Его величество, устроившись в любимое кресло, указал на буфет:

— Господа, можете взять графин. Мы все продрогли.

Хмурый комендант почтительно принял графинчик из рук графа, налил в рюмку, утонувшую в его широкой ладони. Сразу выпил и сожалеюще посмотрел на донышко маленькой посудины.

— Следует обсудить сложившуюся ситуацию, — начал Леонел, когда рюмки дважды опустели, и полупустой графин очутился перед ним на столе. — Мы не можем упустить благоприятный случай, и не повернуть визит послов в нашу пользу...

Дверь распахнулась, и в комнату влетел барон, пританцовывая от холода и отряхивая манжеты.

— Дождь, господа, — весело сказал он, лучезарно улыбаясь присутствующим и направляясь к кушетке.

— Вы опоздали, господин барон, — сухо сказал его величество, — совещание уже идёт.

Тот, устроившись поудобнее, ответил:

— Ну, думаю, ничего важного я пока не пропустил.

Граф поднял брови и посмотрел на Леонела. Тот покраснел:

— Вы хотели что-то сказать, господин барон?

— Да, — ответил тот, — хотел. Я хотел сказать, что неразумно было так рано отпускать этих милых людей. Пусть бы погостили у нас подольше. Гляди, и остались бы.

— Это решение принято нами, и оно больше не обсуждается, — резко ответил его величество, ещё гуще краснея.

— Это неразумно.

— Неразумно делать нам замечания.

Барон склонил голову набок, разглядывая его величество. Лениво сказал, растягивая слова:

— Но надо же кому-то их делать. Особенно когда кое-кто не вылезает из-под женской юбки.

Граф Ноэль вскочил с места. Леонел остановил его движением руки. Сказал сдавленным голосом, глядя на барона:

— И это говорит человек, который полжизни проходил в кружевных панталончиках?

Лицо барона застыло. Леонел добавил:

— Если вам так не нравится наш образ жизни, любезный, вы можете поискать себе другого хозяина.

Барон поднялся с кушетки. Глядя прищуренными глазами на Лео, сказал:

— Пожалуй, я так и поступлю.

— Прекрасно. Убирайтесь отсюда.

Барон направился к двери. У выхода остановился, обернувшись:

— Кажется, я забыл потребовать оплату за свои услуги, Ваше величество.

— Чего же вы хотите?

— Я хотел бы просить вас отпустить со мной одного из здешних людей, кто согласится пойти со мной. Мне может понадобиться телохранитель.

— Телохранитель? — сладко улыбаясь, повторил Леонел. — Ну что же, можете забрать одного человека. Если он, конечно, согласится, — и он усмехнулся.

— Тогда прощайте. — И барон вышел из комнаты для совещаний, настежь распахнув двери.

Какое-то время все молчали, глядя ему вслед. Потом его величество, дрожащими пальцами подвигав рюмку по столу, сказал:

— Продолжим, господа.

Граф покашлял:

— Может быть, не стоило его гнать? — смутившись под суровым взглядом, всё же продолжил: — Конечно, эта дерзость, с которой он с вами разговаривал, недопустима...

— Ха!

— Да, я понимаю, это ужасно. Но, если подумать, барон очень полезный человек. Вы знаете, Ваше величество, как я отношусь к нему, и знаете, почему. — Ноэль покраснел ещё гуще Леонела. — И, тем не менее, я считаю, что следует попросить его остаться. С глубокими извинениями с его стороны, конечно.

Полковник задвигался на стуле. Леонел обернулся в его сторону:

— Вы тоже так считаете, комендант?

— Я считаю, как и его сиятельство, — хрипло ответил полковник, — только по другой причине. Этот человек слишком много знает о наших делах. Если он сейчас уйдёт, это может нам дорого обойтись.

Леонел опустил голову, разглядывая ногти. Потом оглядел обоих:

— Господин граф, я не собираюсь прощать барона за его дерзость. Комендант, барон заслужил моё милосердие, и я его отпустил. — И обернулся к скромно сидевшему в углу комнаты священнику:

— Святой отец, что вы скажете о милосердии?

Священник, пожилой человек в простом, поношенном одеянии, был старожилом в крепости. Он пережил двух комендантов и бесчисленное количество других обитателей гарнизона. К нему настолько привыкли, что уже не представляли другого на его месте. Отец Бители был тих, скромен в привычках, и был одним из тех, на которых, как говорится, держится мир. Смену власти в крепости он, кажется, даже не заметил, продолжая выполнять свой долг, и держась одинаково ровно со всеми. Ему предложили было перейти в новое, более удобное жильё, но он отказался, и его оставили в покое. Теперь он посмотрел на присутствующих, и ответил тихим, ровным голосом, который, однако, услышали все:

— Власть немыслима без милосердия. И его не должно заслуживать.

Наконец прервав повисшее после его слов молчание, Леонел сказал:

— Итак, продолжим, господа.

Барон, не глядя по сторонам, быстрым шагом миновал плац и свернул к казармам. Вызвал капрала. Тот вышел, позёвывая и оправляя сбившуюся со сна рубаху.

— Рой, — сказал барон, глядя на него, — ты, кажется, говорил, что тебе наскучила здешняя жизнь?

Тот встрепенулся, мигом просыпаясь.

— Да, говорил. Вы же знаете.

— Теперь представилась такая возможность. Ты готов поехать со мной?

Капрал повёл руками по рубашке.

— Да. Я только соберу вещички.

Карета послов вывернула за поворот узкой дороги, и крепостные башни закрыла вершина ближайшего холма. Пассажиры кареты сидели молча, думая каждый о своём. Наконец посол тяжело вздохнул, покрутив головой и оттянув пальцем узкий ворот:

— Мы попали в неловкое положение, друг мой.

Его спутник согласно кивнул.

— Разумеется, мы оставили себе пространство для манёвра — как же иначе!

— Но...

— Но, признаюсь, это было нелегко. Этот король, пусть даже некоронованный, очень резвый молодой человек. Признаться, он даже меня несколько раз поставил в тупик.

— Думаю, у него есть хорошие советники. Даже наверняка.

— И теперь нам придётся быть осторожными вдвойне.

— Ну, по крайней мере, одну промашку он совершил. Он отпустил нас с миром, не задерживая.

— Промашку? Хорошо, если это так.

— Не будьте так подозрительны, дорогой мой. Он ещё молод и неопытен.

Посол кивнул, задумчиво оглаживая бороду.

Его спутник открыл было рот, желая сказать ещё что-то, но раздавшийся снаружи шум прервал его. О стенку кареты раздался глухой удар, потом ещё. Карета затряслась, вильнула, подпрыгнув на ухабе. Дёрнулась раз, другой, и остановилась. Пассажиры повалились друг на друга. Снаружи слышался невнятный шум, беспорядочный стук копыт о каменистую землю и лязг оружия.

Посол, страшно побледнев, вытянул из-под сиденья сундучок. Открыл торопливо, но уверенно, и вытащил пару дорожных пистолетов. Его спутник, держась за ушибленный лоб, уже держал короткий клинок.

Дверца распахнулась. Посол, не глядя, выстрелил. В застлавшем карету пороховом дыму увидел, как его спутник выронил своё оружие, сгибаясь и тычась лицом в колени. Бросил разряженные пистолеты и потянулся было за шпагой, но в лоб ему уткнулся пистолетный ствол.

По узкой дороге, с обочин густо поросшей спутанным кустарником, слышался только глухой перестук копыт, да посвист птиц, возившихся в ветвях. Капрал сидел в седле с видом человека, видавшего все эти места много раз, и изрядно от них уставшего. Барон всматривался в дорогу рассеянным взглядом, расслабленно покачиваясь в такт движению коня. Никто теперь не признал бы того заносчивого щёголя и зануду, которого недолюбливало большинство обитателей крепости.

Невзрачный камзол, потёртый в местах, где он соприкасался с простой, но добротной портупеей, говорил о долгой походной жизни. В тщательно пристёгнутых неброских ножнах покоилась ухоженная шпага с надёжной гардой. Даже выражение лица его изменилось. Теперь это был обычный мелкий обедневший дворянин, ищущий пропитания и приключений где придётся.

Там, где дорога поворачивала к тракту и раздваивалась, разбегаясь под прямым углом, барон встрепенулся и повертелся в седле, оглядывая кусты. Кивком указал направление, и они свернули с основного пути.

У лесной дороги, среди кустов шиповника, густо поросших по обочине и выпускающих упрямые побеги под колёса и копыта, пробиралась местная лисица. Пугливо поводя головой и шевеля пуговкой влажного носа, вышла к поломанным веткам. Земля здесь была взрыта лошадиными подковами и утоптана тяжёлыми сапогами. Опустила голову, обнюхивая влажную землю. Клочок яркой тряпки привлёк внимание. Она, трепеща ноздрями, уткнулась в кровавое пятно. Рыжая шерсть на загривке встала дыбом, лисица попятилась, и, поджав пышный хвост, отскочила далеко в сторону.

Глава 5.

На тракт вывернула запылённая карета. За ней рысцой двигались несколько всадников. Сначала дорога была пуста. Потом впереди показались повозки торговцев, сопровождаемые охраной, и несколько телег местных жителей, желающих добраться до соседнего городка. Карета присоединилась к каравану, и сбавила ход, покатившись вслед за телегами. Один из сопровождавших её всадников привязал поводья своего серого к карете и забрался внутрь. Устроившись на сиденье, и захлопнув дверцу, он спросил сидевшего в ней человека:

— Ну как, нашёл?

Тот покачал головой, оглядывая разбросанные по полу и сиденьям вещи, раскрытый и выпотрошенный дорожный сундучок.

— Надо было получше искать.

— Надо было как следует расспросить господ послов.

— Что уж теперь говорить, — усмехнулся Мерк.

— Может, их и не было, этих секретных бумаг?

Тот пожал плечами.

— Может быть.

Обновлённый свежей краской указатель объявил о приближении торгового города. Телеги выкатились на площадку местного рынка и остановились. Карета, увлекаемая запылёнными лошадьми, последовала за ними, всадники сопровождения спешились. Часть их поспешила к торговым рядам, откуда доносились людской гомон, звон монет и аромат свежевыпеченного хлеба.

Двое, ведя коней в поводу, пробирались через рынок. За их спинами рассыпался над толпой, понемногу удаляясь, звон кузнечного молота. Был пик торговли, народ кружился меж лавочек волнами.

— Держи его! — пронзительно взвизгнул лопоухий парень, перегибаясь через прилавок и указывая в толпу. — Держи вора!

Толпа заволновалась. Все завертели головами. Из-под телеги выкатился тощий мальчишка. Отчаянно работая локтями, протолкался между собравшихся в кружок женщин с корзинками, и на четвереньках нырнул было под очередной прилавок. Но шарахнулся от протянутой руки с растопыренными пальцами, пытавшейся поймать его за во'рот. Завертелся на месте и бросился под брюхо коня, ведомого в поводу.

— Поймал. — Капрал, ухватив мальчонку за плечо, выволок его из-под своего гнедого. Тот молча вырывался.

— Ну-ка, не дёргайся, — капрал сжал пальцы, и мальчишка зашипел, извиваясь и приплясывая на месте.

Подбежали лопоухий парень и его хозяин, торговец, обвязанный по объёмистому животу не слишком свежим фартуком.

— Ну наконец-то ты мне попался, — отдуваясь и дыша пивными парами, сказал он торжествующе. — Теперь я потащу тебя к судье, милок. Ты у меня узнаешь, как воровать.

— Сколько он у тебя украл, любезный? — сухо спросил барон, кладя руку на голову мальчишки и поворачивая его к себе лицом. Тот всхлипнул.

Торговец поднял глаза и встретился с бароном взглядом. Засопел, нагибая голову и разглядывая его сапоги и шпагу.

— Ну, не то чтобы очень... — протянул он. — На пару серебряных монет.

Барон запустил руку в карман камзола, покопался там и вытащил монету. Вложил её в руку торговца и тихо сказал ему что-то на ухо. Тот кивнул, тараща глаза. Раскрыл ладонь и уставился на увесистый кругляшок, переводя неверящий взгляд с него на двоих уходящих с мальчишкой мужчин.

— Сколько он вам дал? — с любопытством спросил лопоухий помощник, сунувшись посмотреть.

Тот торопливо сжал пальцы.

— Сколько надо.

— Все собрались? Отъезжаем, — коротко приказал хозяин серого коня. — До ночи надо успеть к ночлегу.

— Ты никого не забыл, М... Мерк? — спросили его над ухом.

— Прекрати подкрадываться ко мне сзади! — прошипел тот, оборачиваясь, опуская руку, непроизвольно дёрнувшуюся к поясу, и меряя взглядом ухмыляющегося человека в потёртом камзоле.

Торопливо дожёвывая ароматную краюшку, последний всадник отряхнул руки и уселся в седло. К их разношёрстной группе присоединились барон с капралом. Запылённая карета, сопровождаемая группой всадников, выкатилась с площадки, оставив маленький торговый город позади, и выехала на тракт.

— Зачем мы его с собой потащили? — спросил Рой, лениво поворачивая голову, с презрением оглядывая трясущегося в седле лохматой лошадки мальчишку.

В свете наступившего утра тот казался ещё более тощим и неказистым. Лучи восходившего солнца пригревали дорогу, и лошади пошли бодрее, всхрапывая и мотая головами. Мальчишка уцепился за седло.

— Никчёмный народишко эти горожане, — продолжил капрал, зевая, — никакого от них толку.

Барон оглянулся назад, щурясь на обузу. Усмехнулся.

— Может быть, он нам пригодится в качестве обеда, — сказал он, — когда деньги закончатся.

Капрал посмотрел на него. Потом откашлялся.

— Вы уж предупреждайте, когда шутите, а когда нет.

Королевская охота подошла к самому приятному моменту — пикнику. Складные походные столы были расставлены в виде определённой буквы. На лёгком ветерке трепетали белоснежные скатерти. Сияли начищенные блюда и кубки. Столовые приборы артистично раскладывались специально выделенными для этого людьми. От ближайшей поляны доносился умопомрачительный аромат жарящейся туши. Шипел жир, потрескивали ароматные ветки. За покрытыми свежей весенней зеленью кустами прогуливались нарядные парочки, хихикая и любезничая без оглядки.

Его величество, по этому случаю одетый в специально пошитый охотничий кафтан, расшитый мелким цветным бисером и крупными жемчужинами, блестя глазами и поправляя потные пряди, прилипшие ко лбу, описывал восхищённым дамам свои охотничьи подвиги.

— А вот и наш дорогой Анри! — воскликнул он, приветливо кивая брату. — Вы, как всегда, в сопровождении прекрасной дамы.

И Филипп оглядел спутницу брата. Она была хороша. Герцогиня присела в лёгком поклоне.

— Какие церемонии, дорогая, — любезно сказал король, обводя взглядом тонкую талию и краешек изящной туфельки.

— Дорогой брат, вы, должно быть, помните нашего кузена, герцога Гаррета? — щуря масляные глазки, сказал Анри. — Тогда позвольте представить его супругу — прелестную Эльвиру.

— Прелестная кузина, мы рады встрече с вами, — и Филипп, улыбаясь, подал руку герцогине. — Нам хочется лично проводить вас к столу.

Лакеи уносили тарелки, расставляли другие. Разговор за столом потерял стройность. Все говорили, не обращая внимания на соседей. Герцогиня ответила выверенной улыбкой на любезный кивок и улыбку порядком нагрузившегося короля, и склонила голову, прислушиваясь к словам Анри. Тот наклонялся к самому её уху, шепча очевидные любезности.

Скромно одетый молодой человек пробрался к столу, склонился к герцогине и зашептал хозяйке на ухо. Она подняла голову, взглянула на него, сохраняя безразличную улыбку. Повернулась к Анри.

— Это наш секретарь, Фидо, — сказала она спокойно, — мне нужно отойти на минутку.

— Ну уж нет, дорогая, — вставая вслед за ней, усмехнулся тот, — куда вы, туда и я. Я вас сегодня не отпущу.

— Ну что же, охота удалась, — король поднялся, и, покачнувшись, опёрся о стол обеими руками.

— Прошу прощения, Ваше величество, — его брат, торопливо расталкивая некстати подворачивающихся под ноги лакеев, склонил голову перед столом, глядя на неубранное ещё блюдо с остатками мелких костей.

Филипп в изумлении взглянул на него.

— Ужасные вести, Ваше величество, — продолжил Анри трагическим голосом, обводя взглядом присутствующих.

Все примолкли. Король мигом протрезвел.

— Ужасные вести с южных границ, — повторил брат короля, сжимая руки и качая головой. — Их сейчас доставили люди, которые явились очевидцами событий, и готовы доложить обо всём.

Придворные собирались кучками, вытягивая шеи в сторону высоких, украшенных густой позолотой двустворчатых дверей королевского кабинета.

— Как вы могли допустить такое? — В голосе короля гремел металл, взор метал молнии. — Вас поставили охранять, вы не справились! Как вы посмели сюда явиться!

Двое перед ним стояли, потупившись. Они слушали уже некоторое время, и почти оглохли. Наконец, когда король смолк, отдыхая и промачивая пересохшее горло, его брат, покачивая головой, сказал:

— Возможно, были какие-то обстоятельства, о которых мы не знаем? Расскажите нам о них.

Стоящие перед ними начальник посольской охраны и Мерк переглянулись. Начальник охраны вздохнул:

— Мы считали, что опасный путь нами уже пройден. Нам оставалось лишь выехать на большую дорогу, которая хорошо охраняется. К тому же в крепости нам обещали...

— В какой крепости? — вкрадчиво спросил Анри. Король встрепенулся.

Охранник потупился.

— Мы обещали не рассказывать об оказанном нам гостеприимстве. Но теперь, когда всё так обернулось, я не могу молчать.

Оставшись одни, король и его брат посмотрели друг на друга.

— Сидит в своей крепости! Нос боится высунуть! — передразнил с сарказмом Филипп.

— Кто же мог подумать, что наш Лео окажется таким шустрым, — Анри опустил глаза. — Должен признать, дорогой брат, ты был прав во всём.

— Но каков Лео! — король забегал по ковру, — принять послов, всё у них выспросить, оказать гостеприимство! А потом хладнокровно убить!

— Очевидно, он опасный противник. Твои предчувствия не обманули тебя, дорогой брат, — Анри потеребил губу, хмурясь и глядя в пол.

— Убийство послов не шутка, — медленно выговорил Филипп. — Великий герцог не простит.

— Так что же, это война?

— Сейчас война для нас равносильна потере всего, чего мы достигли. Мы не можем этого допустить. — Король остановился и пронзительно посмотрел на брата. — Нам придётся выступить в поход и взять крепость Контанс.

Глава 6.

Эльвира поднялась со складного стульчика, тут же подхваченного Фидо, и улыбнулась хмурому брату короля, покинувшему королевский кабинет.

— Потом, дорогая герцогиня, потом, — он хотел пройти мимо, но она подхватила его под руку.

— Прошу меня простить за дерзость, Ваше высочество, — и Эльвира склонилась к самому уху Анри, благо, он был ниже её ростом, — но у меня важные сведения, которые могут многое прояснить.

— Вот так встреча старых друзей, — капрал хмуро посмотрел на сидящего рядом на голом сыром полу барона. — Кажется, вы обещали обед и постель по высшему разряду.

— Не беспокойся, Рой, имей терпение. — Тот сидел, скрестив ноги, на полу, опустив голову, и, казалось, слушал тишину.

— Видал я людей, которые из таких вот подвальчиков угодили в петлю, — пробурчал Рой.

Мальчишка, сидевший рядом, обхватив тощие коленки, с испугом взглянул на него.

— Рой, ты мне мешаешь, — ровно сказал барон, не открывая глаз.

Капрал вздохнул. Покосился на мальчишку:

— Так как тебя как зовут, мелюзга?

Тот пугливо отодвинулся.

— Я задал вопрос, — сводя брови и делая зверское лицо, рыкнул капрал.

Барон поднял голову.

— За нами идут.

Провизжав, отодвинулся давно не чищеный засов. Вошедший молодой человек в тёмной простой одежде указал сопровождающим его рослым лакеям на барона:

— Вот этот.

Лакеи бесшумно расставили последние приборы на обеденном столе в малой гостиной. Так же бесшумно вышли, сопровождаемые старшим лакеем, осторожно прикрывшим за собой тяжёлые створки дверей. Эльвира проводила их нетерпеливым взглядом. Гаррет кашлянул, взглянул на золотые часы на каминной полке:

— Что-то они задерживаются.

— Ты предупредил Фидо, что это за люди? — резко спросила жена.

— Конечно. Он знает своё дело, дорогая.

Двери приоткрылись, секретарь вошёл и остановился, пропуская вперёд человека в потёртом камзоле. Тот прошёл через гостиную, мягко ступая по начищенному до зеркального блеска паркету, и улыбнулся герцогине:

— Здравствуй, Эльвира.

Повернулся к герцогу:

— Добрый день, дорогой зять. Рад вас видеть в добром здравии.

Его слова встретили ледяным молчанием. Наконец хозяйка сказала, меряя его взглядом:

— Мы не имеем чести быть вашими родственниками, господин как-вас-там.

Герцог кашлянул:

— Вы сказали, что у вас есть важные сведения, которые могут нас заинтересовать, господин... — он запнулся.

— Я предпочитаю, чтобы меня называли барон Эверт, — ответил тот. Огляделся вокруг, и, выбрав лучшее, по его мнению, незанятое кресло в гостиной, направился к нему. Уселся поудобнее и продолжил, глядя в покрасневшее лицо герцогини:

— Конечно, я сильно изменился, дорогая сестра. Но это тебя не извиняет. Я-то думал, ты бросишься ко мне на грудь со слезами радости.

— Убирайся из моего кресла! — взвизгнула герцогиня, приподнимаясь и глядя на него с выражением глубокого отвращения.

— Эльвира. — Герцог был шокирован. — Ты ведёшь себя неприлично.

— Пусть убирается! — Она опустилась в кресло.

Гаррет кашлянул, оглядываясь на жену:

— Если этот человек утверждает, что он наш родственник, пусть докажет свои слова.

— Сожалею, но я не собираюсь ничего доказывать, — их гость, удобно откинувшись на спинку кресла, легонько улыбнулся. — Да и доказательств у меня нет.

— Тогда говорите, зачем пришли, и покончим с этим.

Когда гость принялся излагать своё дело, хозяева дома переглянулись и впились в него взглядами. Пожаловаться на недостаток внимания было нельзя. Они ловили каждое его слово.

— Это очень опасное дело, — наконец выговорил герцог, забыв о тщательно уложенной причёске, запуская в волосы всю пятерню и сжимая пальцы.

— Это правда, насчёт земли? — жадно спросила герцогиня.

— Какие у нас гарантии, что изложенные вами обстоятельства соответствуют действительности? — спросил Гаррет, глядя на гостя.

— Вы хотите, чтобы я поклялся? Чем же — своей честью? Тогда прикажите вашему секретарю вернуть мне мою шпагу, — и барон показал пустые ножны.

Герцог смутился. Посмотрел на секретаря. Тот пошептал ему на ухо.

— Вам вернут ваше оружие, когда вы покинете нас.

Когда Фидо увёл их гостя, они посмотрели друг на друга.

— Это очень опасное дело, Эльвира. Всё предыдущее кажется мне детскими играми по сравнению с ним.

— Зато подумай, что можно получить в результате. Подумай о нашей дочери. Я не хочу, чтобы её ждала участь моей матери, которой пришлось выйти замуж за честного, но бедного провинциального барона, только потому, что её отец, граф Данкан, не умел держать нос по ветру.

— Дорогая, что ты говоришь.

— Но это правда, Гаррет.

Герцог хлопнул себя по лбу:

— Вспомнил! А я всё думал, на кого похож этот наш странный гость. Помню, когда я ещё был совсем ребёнком, отец впервые взял меня с собой во дворец и представил королю. Я стоял и смотрел на них снизу вверх. Помню, как король разговаривал с моим отцом, а рядом с ним был человек, и его величество обращался к нему просто по имени — Данкан. Он ещё наклонился ко мне, и потрепал меня по волосам, сказав что-то моему отцу. Ну конечно! Эльвира, прости за вопрос, у вашего деда не было незаконных сыновей?

Герцогиня фыркнула.

— Гаррет, опомнись.

— Но всё таки?

Она ответила раздражённо:

— Хорошо, я скажу тебе. Помнишь тот день, когда вы приехали к нам в дом, и мы впервые увидели друг друга? Вспомни тогда надоедливое создание, вертевшееся под ногами у взрослых, которое бывшая наша кормилица никак не могла поймать?

Герцог открыл рот, глядя на Эльвиру изумлёнными глазами. Наконец выговорил:

— А выглядит моим ровесником. Хотя я, выходит, старше на..., — он задумался, машинально приглаживая начинающую редеть шевелюру.

— Дурные компании до добра не доводят, — сказала жена ядовито.

Загремел засов, и капрал вскочил, моргая на свет, глядя на вошедшего секретаря.

— Рой, это я, — барон стоял рядом с Фидо.

— Я провожу вас к вашим помещениям, — Фидо указал направление, двинувшись по ухоженной дорожке сада к виднеющимся за верхушками деревьев строениям.

Капрал догнал неторопливо шагавшего за секретарём барона и пошёл рядом.

— Оружие всё отобрали, — сообщил он. — Я уж думал, вы не вернётесь.

— У меня дурная привычка возвращаться, — барон оглянулся на мальчишку. Тот тянулся за ними, вертя головой по сторонам.

И остановился, глядя округлившимися глазами вперёд. Барон с Роем посмотрели и увидели — Фидо рядом с ними уже не было. А были четверо здоровых мужчин с завязанными тряпками лицами. И в руках у этих людей зажаты длинные увесистые палки.

Барон обхватил мальчишку одной рукой поперёк туловища, оторвав от земли. У того лишь мелькнуло в глазах, и они приземлились в стороне, а преградивший путь назад детина согнулся, ухватившись за колено.

Рой, перехватив посередине палку, уже отобранную у противника, крутанул в руке, опуская закруглённый увесистый дрын на голову её хозяина; не прекращая движения, очертил в воздухе замысловатый крендель, и палки ещё двоих вылетели, пропав в густой траве. Из-под полы тёмных кафтанов показались тесаки, мелькнуло лезвие, и кусок палки, разрубленной почти пополам, взлетел, медленно вращаясь, словно во сне. Мальчишка расширенными глазами смотрел, как Рой, двигаясь неторопливо, словно пробираясь сквозь вязкий сироп, поднимает руку, сжимает пальцы на конце обрубка. Как разворачивает кисть, и палка, уже опускаясь, в возвратном движении, срезанным краем втыкается в горло едва двинувшегося навстречу противника. А второй обрубок отбивает потянувшийся к капралу широкий клинок. Как двое, оставшиеся на ногах, обступают его с двух сторон, показав тускло блеснувшие лезвия. И почему-то он ещё видел, как барон, проворно орудуя пальцами, не так медленно, как капрал, отстёгивает пустые ножны. Как, странно изогнувшись и держа ножны за ремень, хлещет под локоть повернувшегося боком человека. Люди движутся медленно, но ножны размазываются серым пятном. Звука удара мальчик не слышит, а противник сгибается пополам, судорожно хватая ртом воздух, и валится на траву. Оставшись один, последний из нападавших разворачивается, чтобы бежать, но Рой догоняет его одним прыжком и валит на землю.

Глава 7.

Капрал наклонился над повалившемся в траву рослым мужчиной. Перевернул. Повертел голову, взяв за подбородок:

— Вырубился.

Тот неудачно упал, ударившись лбом об откатившийся декоративный камень, из тех, что обрамляли прихотливо извивавшуюся дорожку.

Барон присел рядом, поднял тому веко, похлопал по щекам.

Сзади кашлянули. Это был давешний секретарь, в сопровождении охраны.

— Господа, вы не пострадали? Что здесь произошло?

— Это мы хотели бы узнать у вас, господин секретарь, — барон поднялся, отряхивая руки и меряя Фидо взглядом.

— Я свернул к службам, узнать, всё ли готово, — спокойно ответил молодой человек. — Вы лишь ненадолго остались одни, и уже устроили драку.

Капрал набычился и двинулся было к нему, но Эверт, остановив его, сказал спокойно:

— Я могу поговорить с вами наедине, Фидо?

— Обстоятельства изменились, господин барон, — и Фидо склонил голову, тихо сказав: — вас хочет видеть ещё одна важная особа.

— Такая же, как этот? — барон показал на человека, лежащего у них под ногами.

— Это неуместная шутка. Прошу вас следовать за мной.

Когда они отошли по усыпанной гравием дорожке, углубившись под тень раскидистых деревьев, покрытых свежей листвой, секретарь сказал, оглянувшись на отставшее сопровождение:

— Если у вас есть что сказать, говорите сейчас.

— Я всего лишь хотел узнать, уважаемый Фидо, ваше полное имя. Это, простите меня, напоминает собачью кличку.

— Зачем вам моё имя? — сухо спросил секретарь.

— Потому, что у меня странное ощущение, что я вас уже где-то видел. Или кого-то на вас похожего. Вы не знаете никого по имени Теренс?

Секретарь запнулся. Выровнял шаг, и сказал глухо:

— Что вы знаете о Теренсе?

— Кто он вам?

— Это мой брат. И мы не имеем о нём известий с самой зимы.

— Тогда я мог бы вам многое рассказать.

Они остановились перед маленькой дверкой в глухой стене, выложенной из серого камня. Секретарь постучал условным стуком рядом с замком и сказал:

— Мы поговорим с вами позже. Желаю удачи, господин барон. Она вам понадобится.

В тесной, душной комнатке, заставленной мебелью тёмного дерева, завешенной толстыми покрывалами, горел наспех разожжённый камин. Кроме него, комнату ничто не освещало. Окна были тщательно задёрнуты.

— Стойте, где стоите. — В кресле у камина сидел человек. Он положил ногу на ногу и сложил пальцы домиком, глядя на барона. Лицо его было закрыто бархатной маской. В узкой прорези лишь виднелись тёмные глаза, поблескивающие белками в свете камина.

— Объясните, зачем вы здесь, человек, называющий себя барон Эверт?

Тот огляделся. Покашлял.

— Я решил, что мне стоит сменить друзей. Мой предыдущий покровитель перестал меня устраивать.

Человек в кресле поднял указательный палец и указал барону за спину:

— Этого человека за вашей спиной зовут Вульф. — Барон обернулся. Он увидел мрачное, покрытое рябинами оспин, лицо невысокого, плотного человека. — Он хорошо разбирается в разных вещах. А особенно в том, как добиваться правды от людей.

Человек щёлкнул пальцами. Вульф ловким движением подбил барона сзади под коленки, бросив на пол, одновременно прихватывая за руку и принявшись её выкручивать.

— А теперь я повторю свой вопрос — зачем вы здесь, господин барон?

Тот замычал, мотая головой, вцепляясь пальцами свободной руки в ворс ковра.

Человек встал, подошёл, глядя, как барон елозит лбом по ковру.

— Если хотите, чтобы вас поняли, говорите членораздельно.

Тот, глотнув воздуху, сипло сказал:

— Я сказал, что он больше времени проводит под юбкой у своей девки, чем занимается делами.

— Кто он?

— Леонел. Пожалуйста, пусть он перестанет.

— Продолжайте, Вульф. Что ещё?

— Я делал всё для него, я старался. А он вышвырнул меня, как шелудивого пса. Сказал, чтобы я убирался. Из-за этой девки.

Человек щёлкнул пальцами.

— Отпустите его, Вульф. — И сказал, глядя, как барон, сидя на ковре, смаргивает набежавшие слёзы, растирая помятую кисть:

— Вот теперь я вам верю.

Прошёл к креслу, уселся, закинул ногу на ногу:

— Вы хотели бы отомстить?

— Да, — хрипло ответил барон, — да, я хочу этого.

Капрал с мальчишкой играли в кости. Капрал собрал фишки в широкую ладонь, потряс, хитро глядя в веснушчатое лицо:

— Ну, давай, делай ставку.

Тот шмыгнул носом, наученный горьким опытом, и глядя с недоверием на руки капрала.

— Чему ты учишь ребёнка, Рой? — сказал барон, оглядывая с порога простую комнатку, которую им выделили.

— А что мы ему, родня? — удивился капрал. — Вы обедали, ваша милость? Если хотите, у нас тут много чего есть — как вы и обещали, накормили до отвала.

— Спасибо, Рой, я уже наелся, — тот прошёл к столу, посмотрел на выпавшие фишки.

— А что у вас с рукой?

Барон усмехнулся.

— Учился вилку держать.

Взял в руку фишки, подержал немного, небрежно бросил, разжав пальцы. Потёртые от частого употребления костяшки прокатились по столу.

— Он выиграл! — пискнул мальчишка, показывая чумазым пальцем на выпавшее число.

— Цыц! — сказал капрал, тоже глядя на стол. — Это не считается. Господин барон просто так бросил. Правда, ваша милость?

— Правда, Рой.

Леонел задумчиво тронул пальцем шахматную фигуру, морща нос.

— Вы будете ещё думать, Ваше величество? — спросил с улыбкой отец Бители. С другого края доски стояло совсем немного фигур, взятых противником. Зато с его стороны сошедшие с поля битвы теснились нестройной толпой.

Тот вздохнул, двинул фигуру.

— Пожалуй, вот так.

Священник хмыкнул, погладил короткую, широкую бороду. Аккуратно поставил двумя пальцами фигуру:

— Шах и мат.

Леонел зафыркал, откидываясь в кресле.

— Мне сегодня не везёт. Надеюсь, в следующий раз я вас обыграю.

— Разумеется, Ваше величество, такая возможность существует.

Леонел сказал задумчиво, глядя на священника:

— Вот за что я ценю вас, отец Бители, это за то, что вы один из немногих, кто не боится говорить мне правду.

— Я тоже ценю вас, Ваше величество. За то, что вы эту правду хотите слышать. Только вот говорящих её в последнее время стало меньше. А я лишился своего любимого противника.

— Вы говорите о бароне Эверте? — хмуро спросил Леонел.

— Да. И я могу сказать вам, что я лишился не только сильного противника и интересного собеседника. Я упустил возможность наставить на путь истинный этого заблудшего человека.

— Как это?

— Признаюсь вам, Ваше величество, в грехе, который я совершил в своей гордыне. Очевидно, я слишком суетен и нетерпелив. В последний раз, когда мы с господином бароном имели удовольствие играть за этим столом, мы поспорили. Если выиграю я, господин барон придёт ко мне на исповедь. Он признался, что уже очень давно не исповедовался.

— А если выиграет он? — с любопытством спросил его величество.

Священник смутился. Погладив бороду, сказал извиняющимся тоном:

— Позвольте мне не вдаваться в подробности. Во всяком случае, я пообещал, что, со своей стороны, не стану давить на господина барона в вопросах веры. Я был слишком самонадеян.

— И кто выиграл?

— Он. Но с обещанием дать мне отыграться. И вот теперь этой возможности может уже и не представится.

— Да, — сказал Леонел, глядя в доску. — Может быть.

— Ну что же, по крайней мере, он обещал, что мы обязательно сыграем ещё. Если посчастливится.

На голубятне ворковали, шурша перьями распущенных хвостов и стуча лапками, почтовые голуби. Больше сонную тишину просторного чердака ничто не нарушало. Где-то далеко внизу слышались звуки отдаваемых новобранцам команд и топот по плацу множества ног, обутых в добротные башмаки. Косые лучи света падали на пол, освещая недавно выметенные доски.

Человек, открыв дверь, оглядел голубятню, и, осторожно двигаясь, прошёл в самый её дальний угол. Там стояли старые, вышедшие из употребления клетки. Отодвинув несколько, забрался в образовавшийся проём, и открыл ветхую дверцу. За ней оказалось ещё одно помещение чердака — старая, заброшенная часть голубятни. Там у стены была ещё одна клетка, плетённая из лозы. И в ней тоже были голуби. Он аккуратно взял одного, погладил по головке и стройной шейке. Повозился с лапками. Потом прикрыл клетку, и, держа голубя в руке, подошёл к маленькому окошку. Высунул руку и разжал пальцы, подбросив птицу в воздух.

Глава 8.

— Мы не можем допустить, чтобы нам перекрыли выход к южным портам, — посол с севера мягко прохаживался по узорчатому ковру, покрытому непривычными, слишком вычурными, на его взгляд, рисунками.

Остановился, заложив руки за спину, наклонил голову, сурово уставившись в одну точку яркого узора.

Его товарищ, потеребив рыжую бороду, скосил серые, окружённые ранними морщинами, глаза в сторону двери:

— Этот новый король не дурак. Он это прекрасно понимает.

— Это понятно даже морскому ежу. — Посол взглянул на своего старого друга. Тот усмехнулся в бороду. — И также всем понятно, что мы вполне можем обойтись и без них. Если понадобится.

Тот опять покосился в сторону двери. Перевёл взгляд на гобелены со сценами охоты, закрывающими стены.

— Наш гостеприимный хозяин так огорчён преждевременной кончиной своего государя, что, чтобы забыться, повышает пошлины нашим купцам. Где это видано, чтобы налог на жир морских зверей вырос больше половины от прежнего?

— Должно быть, они слишком долго торговали. И совсем разучились воевать. В отличие от нас.

— Иногда торговля выгоднее войны.

— А иногда нет. Никогда не стоит забывать об этом. — И посол снова принялся ходить по ковру.

— И это перо никуда не годится! — Хозяин раздражённо отбросил сломанный остов только что старательно очиненного секретарём пёрышка, и отёр потную лысину. Секретарь покосился на подставку чернёного серебра, совсем недавно полную приготовленными им хозяину перьями для письма, а теперь почти пустую.

— Я который раз спрашиваю, когда в этом доме будет порядок? — в воздух вопросил господин Ирвин,преуспевающий купец, лучший в своём деле, как любил он говорить, и что, по его словам, признавали даже недоброжелатели. Не дождавшись ответа, вздохнул, взявшись за письмо. Источник его раздражения лежал, глубоко запрятанный среди важных бумаг, которые он не мог доверить даже секретарю. Он и сейчас видел перед собой тонкие листы хорошей бумаги, исписанные ровным, изящным почерком. Письмо от старого друга. Выгодная сделка манила, помахивая пушистым золотым хвостом. И ещё тень виселицы маячила перед глазами господина купца, но он усердно отгонял её прочь. "Нет дел без риска" — повторил он себе опять, и опять глубоко вздохнул, в очередной раз сломав перо.

Залив, покрытый лёгкой дымкой, был полон. У причалов, поросших на сваях склизкой зеленью, обнажавшейся в часы отлива, стояли корабли. Они были непривычны для мальчишек, выбравшихся, несмотря на запреты взрослых, поглазеть на пришельцев. Но их родители хорошо знали эти темнеющие на фоне неба силуэты. И не ждали от них радости. Слова "перемирие", "послы" и "договор" мало что значили для жителей прибрежного городка. Слишком часто они видели, чем оборачиваются такие визиты.

Сейчас на причалах было пустынно. Местные жители, обычно собиравшиеся здесь, не решались лишний раз показываться на глаза. Лишь самые бойкие, решившие заработать на пришельцах, расхаживали туда-сюда по широким доскам настила, предлагая разнообразный товар.

Гонец, стоя перед местным бургомистром, выслушивал последние наставления. При этом он оглядывал свои давно отслужившие срок сапоги, думая с тоской, что вот, кожа уже почти протёрлась, а сапожник не только хорошо работает, но и хорошо берёт. И что уедет надолго, а молодая жена опять будет недовольна. И, представив молодую, глубоко вздохнул.

— И скажешь на словах... — бургомистр задумался, потирая лоб, — скажешь, что у них оружие не такое, как в прошлый раз. Ну, с того раза, когда спалили дом старого Поля. А получше будет.

Гонец кивнул.

Во дворе он огладил гнедую лошадку, оглядел сильные, стройные ноги. На лошадей здешние власти денег не жалели. Устроился в седле, проверил тщательно прилаженную сумку. Толкнул тёмные бока пятками.

— Ну, пошла, родная.

— И требуется названная нами сумма незамедлительно, с указанными процентами. — Король задумчиво почесал затылок, глядя в потолок. На потолке цвели лепные цветы и резвились младенцы. Молодой дворянин, недавно взятый в секретари, старательно записывал. — Дай, подпишу.

— А проценты каковы? — почтительно спросил секретарь, выводя последнюю букву.

— Разве я не сказал? — раздражённо повернулся король. — Ссуда беспроцентная.

Молодой человек тихонько вздохнул.

— Что такое?

— Прошу всемилостивейше простить, Ваше величество, — пролепетал тот. — Но ссуды без процентов... Эти купцы их так просто не дают.

— Мне дадут, — гордо сказал Филипп, просверлив его взглядом. — Это на благо отечества.

Секретарь густо покраснел, уткнувшись взглядом в стол.

Филипп взял перо, подержал над листом, целясь взглядом, и одним отрепетированным движением вывел замысловатую подпись. Откинул голову, любуясь получившимся вензелем.

— Следующее письмо.

— И сколько нам обещали? — Анри лениво разгладил новенькие манжеты, любуясь вышивкой коротенького, по моде, жилета.

Король вздохнул. Раздражённо махнул рукой, сверкнув синим камнем на пальце:

— Я и не думал, что война такое дорогое дело.

Брат фыркнул.

— И ничего смешного. Ты знаешь, какая сумма выходит в день на кавалериста? Это уму непостижимо, сколько получается за десяток!

— Это удивительно, братец, браво! — Анри похлопал в ладоши. — Ты стал разбираться в таких вещах, о которых я даже не задумывался.

Филипп подозрительно посмотрел на брата.

— Ты хочешь сказать, что мне не стоит во всё это вникать?

— Ну почему же. Если есть желание, вникай, пожалуйста. Хочу только сказать, что лето не бесконечно. А зимой воевать себе дороже.

— Но как я могу начать войну, когда у нас ничего не готово!

— Не готово? А я слышал, что наши войска уже выступили в поход.

Король отмахнулся, передёрнул плечами.

— Наш дорогой дядюшка, ты его знаешь, от старости стал очень беспокойным. Он буквально вынудил меня отдать приказ о выступлении.

— Наш дядюшка и мёртвого раскачает.

— Тебе хорошо смеяться.

— Я вот нашёл способ не забивать себе голову низменными материями. И тебе советую.

— Так посоветуй. А то у меня уже голова пухнет.

Анри любезно улыбнулся. Похлопал в ладоши. Вошёл изящный молодой человек в новеньком кафтане. Низко поклонился, опустив длинные ресницы и закрасневшись.

— Вот, полюбуйся. — Анри ткнул пальцем в красавчика. — С виду никчёмное создание, а считает в уме — залюбуешься. И с лица неплох. Заведи себе такого же, и все дела решены.

— Да это же просто секретарь.

— Не скажи, дорогой братец, не скажи. Секретаря найти пустяк, а вот верного человечка, да чтобы умного и расторопного — пойди отыщи.

Войска выходили из ворот, соблюдая видимость порядка. Они двигались, огибая стены и выходя на широкую, хорошо утоптанную дорогу. Вытягивались, разрывая плотный строй, растягиваясь по тракту, взбивая клубы белесой пыли, поднимающейся высоко в воздух и покрывающей густым слоем идущих позади. А когда из городских ворот, сопровождаемые взмахами платков и приветственными криками зевак, показались всадники в походном вооружении, со свитой пажей и оруженосцев, голова пыльной колонны уже скрылась из виду. Лишь белесое, клубящееся облако, закрывающее тракт, ещё долго стояло в воздухе, поглощая солнечный свет, и бросая бесформенную тень на обочину.

— Ну что же, наши дела весьма неплохи. — Анри бросил изящную тросточку, предназначенную для утренних прогулок, на ковёр, и устроился в кресле, небрежно расправив полы кафтана. Милостиво кивнул лакею, поднёсшему столик с графинчиками. — Должен сказать, милейший, ваш совет оказался кстати.

— Его величество выслушал совет? — Человек, к которому обращались, стоял, почтительно склонив голову.

— Не просто выслушал, а проглотил, не разжёвывая, — и брат короля, слегка улыбнувшись, махнул рукой в перчатке:

— Вы можете присесть, любезный барон, не церемоньтесь.

Тот аккуратно пристроился на поданный лакеем стул.

Анри движением пальца отослал лакея. Усмехнулся.

— Видели бы вы, как обрадовался мой дорогой брат, когда ваш протеже продемонстрировал свои способности. Когда он подсчитал в уме несколько простеньких, но громких цифр, это впечатлило даже меня. И где вы его только откопали?

— Пришлось повозиться. Но результат оправдал затраты.

— Кстати, о затратах. Думаю, вы заслужили поощрение. Обратитесь к моему секретарю. Я приказал выдать вам круглую сумму на текущие расходы.

— Благодарю, мой принц.

— Я просто герцог, — сказал Анри довольным голосом. Сделал маленький глоток из тонкого бокала, завёл глаза кверху, оценивая вкус. — У вас ведь есть небольшая свита, не так ли? Трое слуг, кажется?

— Двое, Ваше высочество.

— Всё равно. Оденьтесь подобающе. Мои люди не должны выглядеть оборванцами. А теперь обсудим наши следующие шаги, господин барон.

— Дорогой, возьми с собой Фидо, — Эльвира огладила рукой в кружевной перчатке роскошную перевязь на груди мужа. Тот хмурился, оглядываясь на стоящих в почтительном отдалении пажей, держащих породистых лошадей под уздцы. Сильные боевые кони стояли смирно.

— Дорогая, зачем мне твой секретарь, — герцог отвёл руку жены от перевязи, и сжал её пальцы в ладони. Сглотнул ком, застрявший в горле. — Я ведь не на край света еду.

— Возьми, так мне будет спокойнее. Будешь посылать мне весточки.

— Хорошо, дорогая. Только не волнуйся.

Она улыбнулась, глядя ему в глаза:

— Помни, Гаррет, что поставлено на карту. Я буду молиться за тебя.

Он вскочил на коня, просунув ногу в почтительно придержанное пажом стремя. Махнул рукой, выезжая за ворота. Она проводила его взглядом. Когда всадники скрылись из виду, вытащила из-за отворота кружевных манжет платок, и, всхлипнув, вцепилась зубами в тонкую ткань.

Запылённое, растянувшееся далеко по тракту войско двигалось весь день. Когда косые лучи заходящего солнца окрасили клубы пыли в багровые цвета, по колонне, растянувшейся ещё больше, и образовавшей в пути значительные промежутки, пробежала весть о предстоящем ночлеге. Поднялась суета. Часть пехотинцев отправилась в ближайшие поселения, другая принялась рубить на дрова рощицу неподалёку и разводить костры. И лишь подоспевшие, когда уже стемнело, кавалеристы расставили добротные палатки, развесив почерневшие от долгой службы котелки над аккуратно сложенными походными очагами.

Глава 9.

— Что значит — пропали? — Великий герцог пронзительно взглянул на своего фаворита. Тот моргнул, отведя глаза.

— Я взял на себя смелость выяснить обстоятельства, мой господин. По всему выходит, наши послы исчезли на отрезке пути между вот этим и этим городками — он провёл рукой над разложенной по столу картой.

Великий герцог схватил карту, смял и бросил на пол.

— Это огромный отрезок пути! — Зашагал по комнате, заложив руки за спину и кусая себя за усы. Фаворит наблюдал за ним, не поворачивая головы. Вспыльчивый нрав Великого герцога был известен всем и каждому, и грозил вылиться на любого подвернувшегося под руку.

Тот резко остановился, ухватившись за спинку кресла.

— Кто у нас в этих местах? Где ваши люди, которыми вы так хвалились?

— Мы немедленно известим всех, кого только возможно, мой господин.

— Немедленно, это слабо сказано, граф Скал'ле. Считайте, что это должно было быть сделано ещё вчера. — И добавил страшным голосом, глядя расширившимися зрачками в лицо фаворита:

— И если с виконтом Вин Горин'том что-то случилось... Я не завидую тем, кто это сделал.

— Его величество король Филипп просит беспроцентную ссуду, — глава гильдии пропустил сквозь пальцы роскошную бороду и обвёл взглядом присутствующих. Лица сидевших за столом в светлой, просторной зале людей были ему давно знакомы. Немало дел обсуждалось за этим столом. Множество драм и разных сделок видели эти стены. Сидящие за изготовленным когда-то на заказ длинным, с закруглёнными краями столом люди знали друг друга как свои пять пальцев. Им даже не нужны были слова, чтобы понимать собеседника. Теперь они только переглянулись, и снова взглянули на председателя.

— Сумма довольно значительная. Но и обстоятельства нерядовые. Я созвал вас всех, чтобы обсудить ситуацию.

— Прошу уважаемого председателя напомнить нам, когда была взята последняя ссуда королевским домом? — скрипучим голосом вопросил устроившийся в конце стола старейший участник заседания.

Глава гильдии покрутил пальцами, щуря глаза. Впрочем, пауза была взята для солидности. Все почтительно ждали ответа.

— Последний раз значительная ссуда под небольшой процент была взята на реконструкцию королевской резиденции два месяца назад.

— И эти деньги до сих пор не возвращены, — сварливо напомнил сидящий недалеко от председателя худощавый купец в плотно, по-зимнему, натянутой на уши шапочке толстой ткани.

— А ещё раньше у нас попросили на коронацию, — прибавил другой, помоложе, причмокнув пухлыми губами. — Обширная была программа. Попраздновали вовсю.

— На коронацию просили давно.

— Не так уж и давно. До сих пор помню, как пришлось собирать эти деньги. Я даже отказал своему постоянному клиенту!

— Господа! — председатель постучал ладонью по столу. Все притихли. — Прошу вас говорить по существу вопроса.

— Да что уж там говорить, — и старейший член гильдии хихикнул в седые, пожелтевшие усы. Никто больше не улыбнулся. — Наш король на троне без году неделя. Он молодой человек. Конечно, ему нужны средства. Но давать без поручителей я бы не стал. Нет, не стал бы.

— Да и без процентов... — запальчиво выкрикнул самый молодой член совета. — Без процентов тоже!

— Вы ещё молоды, господин Робер, — строго сказал председатель, укоризненно глядя на него, — и поспешны в решениях.

— Тем не менее, — сварливо сказал обладатель тёплой шапочки, — не мешало бы обсудить всё посерьёзнее. Меня беспокоит этот вопрос.

— Господин Ирвин, у вас имеется информация о политической обстановке на сегодняшний момент? — поинтересовался председатель.

Вопрошаемый господин приосанился.

— Как мне стало известно от своего родственника, — он гордо оглядел присутствующих, — вы все знаете, о ком я говорю. — Все согласно покивали. — Так вот, мне стало известно, что обстановка на сегодняшний момент довольно нестабильная.

Члены совета беспокойно зашевелились.

— Прошу вас, уважаемый господин Ирвин, объясните поподробнее, — попросил председатель, положив руки на стол и подавшись к нему, — мы вас внимательно слушаем.

Передовая часть войска подошла к реке, естественным образом ограничивающую край провинции, и стала. Ослепительное послеполуденное солнце жгло всё сильнее, проникая сквозь пыльные доспехи и припекая усталую пехоту. Не дожидаясь позволения командиров, часть отрядов, первой вышедшая к берегу, забралась в воду. Все жадно принялись пить, отталкивая друг друга, спеша наполнить всю имеющуюся посуду.

Вскоре вода замутилась, со дна поднялась грязь, перемешанная с донным илом и сгнившими растениями. Все стали заходить глубже, и многие уже стояли по грудь в воде.

Наконец подоспевший конный отряд раскидал толпу пехоты, на конях заезжая в русло реки. Вскоре вытоптанные берега превратились в грязную кашу. Счастливцы, сумевшие набрать более-менее незамутнённой воды, принялись варить похлёбку на спешно разводимых кострах. Окрестные заросли сухостоя и небольшие рощицы исчезали на глазах. Остальные отправились на уже знакомый промысел в окрестные селения.

В наспех поставленной палатке командир пешего отряда, опустившись на походный раскладной стульчик, диктовал адъютанту, коряво строчившему на колене замызганным пером, разбрызгивая кляксы по листу:

— Всепокорнейше прошу, Ваша светлость, господин маркиз, организовать как можно скорее продовольственную доставку, которая была нам обещана... — он посмотрел на адъютанта, — когда была обещана?

Тот, не поднимая головы, ответил:

— До выхода из города, вот когда, господин барон.

Барон Рене, нахмурясь, посчитал на пальцах. Тихо, замысловато выругался.

По двору бегали всполошённые куры, истошно кудахтая. Летели перья. Уже пойманных птиц со свёрнутыми шеями бросали в подобранный тут же мешок. В открытом подполе возились, вытаскивая корзины и крынки. Визжала свинья. Командир десятка, отирая с лица пот вымазанной в курином помёте рукой, перебросил наполненный мешок через плечо и крикнул в подпол:

— Эй, Жак!

— Сейчас, командир! — глухо отозвались снизу. — Ещё одну корзинку, и всё. Да и Жиль ещё не закончил. — И Жак засмеялся.

Командир гоготнул в ответ.

— Так пускай поторопится. А то уйдём без него.

Когда они уходили, сгибаясь под грузом, командир, оглянувшись назад, сказал:

— Удачно мы на этот домишко вывернули. Хорошо, его до нас никто не заприметил.

— Ну, после нас тут уже делать нечего, — хохотнул Жак. И подмигнул товарищу: — правда, Жиль?

— Это точно, — довольно щурясь, ответил тот, потирая расцарапанную щёку. — Уже нечего.

Глава 10.

Хозяйка с кряхтением разогнулась, оторвав взгляд от аккуратно проделанной в стене дырочки. Потёрла спину. Выпрямилась в кресле, подвинутом к самой задней стенке шкафа, и довольно усмехнулась, колыхнув двойным подбородком:

— Кажется, эта новенькая ничего. Справляется.

Её соседка, устроившая сухопарый зад на установленном рядышком стуле, деловито ответила:

— Да, неплоха.

И снова прильнула к проделанной рядом такой же дырочке. Из-за тонкой стенки спальни доносились недвусмысленные звуки. Свидание было в разгаре.

— Ну что же, дорогая Жюли, — решительно сказала хозяйка заведения, поднимаясь из кресла и оправляя юбки, — если хочешь, посмотри ещё. Потом доложишь, как и что. А мне пора.

— Конечно, идите, госпожа, — подобострастно отозвалась Жюли. — Воспитывать девочек — моя забота.

Госпожа поднялась по лесенке, ограждённой точёными перильцами, наверх. Вошла в давно знакомый, такой привычный кабинет. С усталым вздохом опустилась в удобное кожаное кресло. Отодвинула письменный прибор, достала маленький ключик, отвернула дверцу в тумбочке письменного стола. Вытащила на свет графинчик тёмного стекла. Повозившись с пробкой, открыла, сделала глоток, облегчённо выдохнула. Она знала, что пить из горлышка — нехороший признак. Она знала, что пить одной — тоже не хорошо. Но ничего не могла поделать. Каждый раз она говорила себе, что это стоит прекратить. И каждый раз откладывала решение этого вопроса на потом. Убрала графинчик, тщательно заперла ящичек. Позвонила в колокольчик. Сказала вошедшему секретарю:

— Пришёл тот господин, о котором мне докладывали?

— Пришёл, госпожа, — ответил тот.

— И как он выглядит?

Секретарь замялся. В конце концов сказал:

— Вполне прилично для клиента. Я его раньше не видел. Но рекомендации достойные.

— Хорошо, веди. И подожди под дверью. Мало ли что. Ну, ты и сам знаешь.

Она подвигалась в кресле, выпрямляясь, и приняв достойный вид деловой женщины. Услышала звук открывающейся двери, отодвинула бумаги, положила взятое было в руки перо, и подняла взгляд на вошедшего. Мужчина в новеньком, дорогом камзоле улыбнулся ей и приложил руку к груди, украшенной кружевами. На пальце у него блеснул перстень с небольшим тёмно-красным камнем.

— Госпожа Ивонна, рад видеть вас в добром здравии. Вы ничуть не изменились. — Он оглянулся и, подвинув к столу кресло, стоящее у стены, уселся. Стул для посетителей, специально сделанный на заказ, неудобный, с жёсткими сиденьем и спинкой, остался им проигнорированным.

Госпожа Ивонна сощурилась, разглядывая посетителя. Пошарила в торопливо выдвинутом ящичке стола, вынула стёклышко на шнурке. Вставила в глазницу.

— Ох, деточка моя, — сказала потрясённо, всплёскивая руками. Стёклышко выпало из глазницы и упало на стол.

— Сколько лет, сколько зим, — сказал гость, любезно улыбнувшись.

— Сколько мы не видались, уж и не упомню, — качая головой, сказала хозяйка, разглядывая наряд гостя. — Как ты изменилась, дорогая моя детка. Тебя узнать нельзя.

— Это точно, — ответил гость, названный деточкой. — Кажется, когда мы виделись в последний раз, я ещё не начинал бриться.

Госпожа Ивонна хмыкнула.

— Ты всё так же любишь пошутить. Узнаю мою любимую детку.

— Не только самую любимую. Но и самую дорогую.

Госпожа с тревогой посмотрела на него.

— Не хочешь ли ты сказать, что я должна тебе деньги? Но ведь и ты, кажется, со мной не попрощался, деточка? Не так ли?

Гость, усмехнувшись, небрежно махнул рукой.

— Кто старое помянет, тому глаз вон.

Госпожа Ивонна торопливо хихикнула, опасливо глядя на него.

— Как поживает Анни? — небрежно спросил гость, глядя на новенькие манжеты и стряхивая невидимую пылинку.

Глазки мадам Ивонны превратились в голубенькие щёлки. Она сладко пропела:

— Как жаль, милая Анни у меня больше не работает.

— Неужели разбогатела?

Хозяйка порозовела.

— Анни накопила достаточно денег на приличное приданое. Она нашла подходящего человека и вышла замуж. — И сладко улыбнулась, глядя на гостя:

— Гадкая девчонка, ведь она так нехорошо с тобой обходилась. Такая меркантильная.

— Я рад за Анни, — ответил гость. — А зарабатывает каждый, как может. Я к вам по делу, госпожа Ивонна.

— Если вам нужны наши услуги, дорогой гость, — умильно сказала госпожа, — то у нас богатый выбор, на любой вкус.

— О девочках мы поговорим позже, любезная мадам, — ответил тот, — я здесь не за этим.

И, глядя ей в глаза, спросил вкрадчиво:

— Давно вы не видались со своим дорогим Мишелем?

Госпожа Ивонна схватилась за сердце. С пухлых щёк её сразу сошёл румянец, они опустились и затряслись.

— Что ты знаешь о моём сыночке, изверг? Я тебя знаю! Во что ты его втянул?

Гость покачал головой, укоризненно глядя на трясущуюся, как желе, мадам.

— Ну почему сразу — о плохом, мадам Ивонна? Знали бы вы, какое участие я принял в судьбе вашего недоросля, вы бы облобызали меня как родная мать. Впрочем, я не настаиваю. Можете не лобзать.

Госпожа Ивонна взяла себя в руки. Выпрямившись в кресле, она холодным, немного надтреснутым голосом сказала:

— Хорошо. Так о чём вы хотели поговорить, господин?

— Зовите меня господин барон, — ответил барон Эверт, устраиваясь в кресле поудобнее. — У меня к вам деловое предложение, мадам, от которого вы не сможете отказаться.

Гонец, запылённый и усталый, в который раз объяснял лакею суть своего вопроса. Он уже готов был развернуться и уйти. Человек, с которым он раньше, ещё при старом короле, привык иметь дело, не нашёлся. Всё теперь было по-новому, и знакомцы, с помощью которых он преодолевал неизбежные при дворах знатных вельмож препоны, исчезли. Подумав о том, что его карьера будет под угрозой, если он подведёт пославших его господ и подмочит себе репутацию самого быстрого и ловкого гонца, он опять принялся объяснять суть своего дела тупому, ничего не желающему знать слуге. При этом в глубине его души зашевелилась мысль, что хорошо бы так подмочить эту свою безупречную репутацию, чтобы его выгнали, и он наконец-то смог бы отдохнуть. И молодая жена наконец перестанет ворчать. Но он отогнал эту мысль.

— Кто это здесь у тебя, милейший? — это был приятный молодой человек, появившийся незаметно. За ним топтался тощий мальчишка в новенькой ливрее, который, как вспомнил гонец, недавно тут отирался. Лакей склонился в почтительном поклоне. Молодой человек спросил нежным, приятным голосом:

— У вас важное дело, мой дорогой? — при этом он моргнул, показав длинные пушистые ресницы, и улыбнулся.

Гонец, обрадованный, что хоть кто-то проявил к нему интерес, принялся с жаром излагать своё дело. Молодой человек оборвал его, поманив рукой в тонкой перчатке.

— Пойдёмте со мной. Я решу ваш вопрос.

— Ну что же, а теперь можно поговорить и о девочках.

Госпожа Ивонна тяжело вздохнула. Порылась в выдвинутом верхнем ящичке, достала стопочку листов, отложила один. Похлопала пухлой ладошкой по листу:

— Вот, все красотки.

— Нисколько не сомневаюсь в вашем выборе, дорогая госпожа, — пропел гость, не прикасаясь к списку. — Но мне нужно кое-что особенное.

Госпожа поморщилась:

— Неужели это то, о чём я думаю?

— Не знаю, о чём вы думаете, дорогая госпожа, но вы не так меня поняли. Мне нужна самая свеженькая девушка. Так сказать, только с грядки. Ещё не всем известная.

— Ну, я даже не знаю... — протянула мадам, потупив глазки.

— А я мог бы посодействовать скорейшему получению вами весточки от Мишеля.

— Так это всё-таки ты его увёл? — глухо спросила мадам. — Ладно. Есть у меня такая. Как раз как тебе нужно.

Тяжело вздохнула.

— Кабы не мой оболтус, не видать бы тебе её, как своих ушей.

Позвонила в колокольчик и приказала вошедшему секретарю:

— Приведи Мадлен.

— У меня плохие вести с юга, — Анри хмуро потеребил нижнюю губу. — Как мне сообщили, через границу переходят передовые части войск Великого герцога. Они движутся на север.

— Разве они не послали герольда с объявлением войны?

— Зная характер герцога, я не сомневаюсь, что их герольд едет впереди армии, опережая её лишь на длину корпуса лошади.

— Я слышал, что королём было отправлено послание с гонцом. Что мы не виновны в пропаже послов.

Анри фыркнул.

— Между желанием и исполнением большая дистанция. Пока собрались, да пока послали...

— Есть предложение, — мягко сказал барон. — Мы можем попросить помощи у наших северных друзей.

— Не в коем случае! — резко ответил герцог. — Разве вы не знаете, чем всегда кончалась помощь этих людей? Им дай палец, они норовят отхватить всю руку!

— Но мы-то не наши предшественники, — вкрадчиво сказал барон.

Анри посмотрел на него исподлобья. Опять потеребил губу, с силой дёрнул и поморщился.

— Вы можете предложить что-то конкретное, любезный? — спросил с досадой.

— Наши северные гости разумные люди. Конечно, они гораздо больше, чем мы, предпочитают решать вопросы дракой. Но они не откажутся от выгоды, которая сама плывёт в руки.

— Выгоды? — поморщился Анри, — что вы собираетесь им отдать? Хороший кус земли? Они только об этом и мечтают!

— Не обязательно. Вы можете пообещать им хорошие условия для торговли. Среди них много купцов, которые этого хотят.

— Это всё? — недоверчиво спросил герцог.

— Не только это. Вот что я подумал... Вы брали большую сумму у купеческой гильдии. Вы могли бы пообещать нашим северным соседям хорошие деньги взаймы, под длительный срок возврата. Скажем так, очень длительный.

— А где мы возьмём деньги? — запутавшись, спросил ошеломлённо герцог.

— Мы возьмём их у гильдии.

— Но это деньги на войну!

— Разумеется. Мы можем одними и теми же деньгами расплатиться с теми и другими.

— Я не понимаю.

— Сейчас поймёте. Я всё объясню.

В лучшем в этой части города кабачке было в меру шумно. Завсегдатаи, посещавшие кабачок "У старой бабушки", уже начинали расходиться. Усталые, вспотевшие служанки разносили предпоследние кружки. Сидевший в дальнем углу человек почесал бровь, пересечённую белесым, давно зажившим шрамом, сейчас порозовевшим от тепла кабачка, и плотнее натянул на лоб старенькую шапочку с наушниками. Немного отхлебнул из кружки, сонно оглядывая уютный зал кабачка. Отворилась дверь, звякнул колокольчик. Молодой человек в лёгком кафтанчике, войдя, принялся озираться, всматриваясь в сидящих за столами людей. Человек в шапочке вздохнул, отхлебнул ещё из кружки, и, поперхнувшись, закашлялся. Оглядываясь, ткнул большим пальцем назад, жестом прося новенького оказать услугу. Тот, продолжая всматриваться в склонившихся над кружками посетителей, небрежно постучал поперхнувшегося по спине.

— Спасибо, дорогой друг, — хрипловато сказал человек в шапочке. И указал на незанятое место рядом с собой: — Садитесь, прошу вас.

Тот продолжал вертеть головой.

— Садись же, кретин, — тихо повторил человек другим голосом.

Молодой человек вздрогнул, взглянул на него и торопливо уселся.

— Я вас не узнал.

— Я догадался. — Человек жестом попросил служанку принести ещё кружку. — Ты сделал, как я просил?

Тот кивнул. Служанка, неторопливо переступая, подошла, со стуком поставила полную кружку. Посмотрела на новенького посетителя и улыбнулась. Протёрла чистый стол передником и ушла, оглянувшись на красавчика.

— У меня есть важные сведения, — дождавшись, пока служанка перестанет оглядываться, сказал молодой человек. — Прибыл посланец от Грязной гавани. Что за глупое название!

Человек в шапочке стал внимательно слушать. Задал несколько вопросов. Призадумался. Собеседник почтительно ожидал, что он скажет, слегка прихлёбывая из кружки нелюбимое им пиво. Он предпочитал другие напитки, к которым пристрастился в заведении своей матушки.

— А где его бумаги? — наконец спросил человек.

Тот торопливо порылся в кармане.

— Вот они.

Барон Эверт аккуратно расправил листок, тщательно изучил и так и сяк. Повертел в руках, посмотрел на свет.

— Хорошо, Мишель. Ты молодец.

Мишель польщённо улыбнулся, закрасневшись.

— Вот что ты ещё для меня сделаешь...

Мальчишка в ливрее, оглядываясь по сторонам, прошёл по украшенному гобеленами со сценами сельской жизни коридору, ведя пальцем по стене и новеньким полотнам. Приостановился у одного, открыв рот, разглядывая пастушку в откровенном декольте. Засопел, и, нагнув голову, поскрёбся в одну из дверей.

Отворивший ему лакей, узнавая, снисходительно кивнул, пропуская внутрь. Сидящий у камина человек отхлебнул из пузатого кубка цветного стекла. Поправил краешек платья примостившейся на коленях девицы:

— Прикройся, милашка. Не надо смущать молодёжь.

И милостиво обратился к мальчику:

— Я слушаю тебя, дорогой. Что ты хочешь сказать?

— Тот красавчик, ну, с голубенькими глазками... Ну, он поговорил сегодня с одним мужиком...

— Фи, милый мой, — прервал его герцог, — нужно говорить — мужчиной. Или хотя бы — человеком. Продолжай, продолжай. — И он провёл пальцами по глубокому вырезу декольте девицы.

Мальчик, мельком глянув на оголившуюся розовую часть тела и уставившись в пол, сказал:

— А потом он пошёл встречаться с господином бароном.

Анри улыбнулся. Ласково поманил мальчика к себе. Вытащил из кошелька, поданного слугой, монетку, бросил на ковёр:

— Вот, возьми. Приходи ещё, как что-то узнаешь.

Глава 11.

Внезапно налетевший проливной дождь согнал в наспех поставленную палатку предводителей пехоты и командира конного отряда с адъютантом и двумя пажами.

Барон Рене, шмыгая покрасневшим носом, высморкался на пол и сипло сказал:

— Кто бы мог подумать, что на юге нам не повезёт с погодой.

— Как нарочно, когда мы тут, — так же сипло отозвался другой командир, отхлебнув из походной кружки и откашлявшись.

За тонкими полотнищами палатки громыхнуло. Сверкнула молния, осветив призрачным огнём щель неплотно прикрытого входа. Все подняли головы, прислушиваясь к грохотанию тяжело гружёных небесных телег, трясущихся по булыжникам небесной мостовой.

Командир кавалерии, граф Эдгар, зябко повёл плечами, отряхиваясь:

— Надеюсь, это ненадолго. Я беспокоюсь за лошадей.

— А я за своих людей, — угрюмо сказал барон Рене.

— К делу, господа, — сказал граф. — Пододвиньтесь поближе, карта не слишком хорошая.

Командиры зашевелились, подвигаясь к раскладному столику, разложенному пажами.

— Впереди у нас несколько мелких городков, — граф повёл пальцем по карте, зависая над плохо различимыми в свете походного фонаря рисунками. — Они ничего из себя не представляют в плане обороны. Зато там мы сможем пополнить запас продовольствия и воды.

— У меня много больных, — командир пехотинцев, барон Жорж, почесал нос, вглядываясь в карту. — Мы сможем оставить их в этих городках?

— Это зависит от настроения населения, — ответил граф. — Если до них уже дошли слухи о наших подвигах в деревнях... Вашим людям могут перерезать глотки, как только мы скроемся из виду.

— Почему это — нашим? — огрызнулся тот. — А вашим людям нечего вспомнить?

— У нас порядка побольше, — с достоинством ответил граф Эдгар.

— У вас снабжение лучше нашего.

— Причём тут снабжение? Мои люди просто опытные вояки, вот и всё.

— Ах вот как!

Барон Рене примиряюще поднял руки:

— Господа, прошу вас, успокойтесь. Господин граф, насколько я знаю, впереди не только мелкие городишки, но и довольно крупный торговый город?

— Да, — ворчливо ответил тот, — и вот там нам могут хорошенько дать по зубам. Жители этого города отличаются воинственностью, и имеют возможность содержать своё войско. Они без боя ворота не откроют.

— А как же королевский указ? — не без ехидства спросил барон Жорж.

— Плевали они на наши указы, — хмуро сказал граф. — Они и при старом короле не слишком-то кланялись. А уж теперь и подавно.

— Мы не можем провезти осадные орудия, мой господин. — Маршал, старый вояка, переживший не один поход, сурово смотрел на Великого герцога. Он знал ещё его деда, повоевал досыта с северным соседом, и теперь с досадой старого человека пытался доказать молодому господину очевидные вещи.

Тот зарычал, бросив перчатки на землю и наподдав их мыском сапога. Паж торопливо подобрал перчатки.

— Мы ползём, как старая кляча на бойню! Вы что, ничего не можете сделать? Мне нужны эти пушки!

— Местность в этом районе очень гористая, мой господин. — Маршал вздохнул. — Даже ваш дедушка, бывалый воин, и тот не решался воспользоваться тяжёлыми орудиями в войне с нашими соседями.

— И совершенно напрасно! — рявкнул герцог. — Возможно, ему бы больше повезло! — И повернулся к своему дяде, командующему пехотинцами. — Далеко ещё до Отера?

Дядя втянул и без того впалые щёки, покрытые седоватой щетиной. Нахмурил лоб.

— Такими темпами, к новолунию. Орудия к этому сроку всяко не дойдут.

— Мне нужен этот город, — озирая своих военных советников, сурово сказал герцог. — Это ключ к снабжению продовольствием всего юга. Если мы его возьмём, армии короля придётся голодать. Поэтому, господин маршал, вы подвезёте мне осадные орудия, или я вас повешу.

Сильный порыв ветра закружил пыльные смерчи на дороге и окутал тучей мелкого белесого песка всадников с головой. Утреннее солнце пекло немилосердно, отбрасывая косые тени от тянущейся к югу конной колонны. Многие зачихали, прикрывая лица. Герцог Анри провёл по покрасневшему лицу поданным лакеем влажным платком, с печалью оглядел бывшую белой тонкую тряпицу, и жестом поманил к себе всадника на буланом коньке, держащегося поодаль от основной свиты.

— Здесь всегда такая погода, любезный барон? — спросил он сварливо, потрясая платком. — Ещё немного, и я поджарюсь, как цыплёнок на вертеле.

И он осторожно потрогал обгоревший нос.

— Загар придаёт вам весьма мужественный вид, Ваше высочество, ручаюсь, когда вы вернётесь из этого похода, все дамы будут у ваших ног.

— Вот как? — Анри, ещё хмуря брови, посмотрелся в маленькое зеркальце. — Они и так не против. Почти все.

— Неужели есть недотроги?

— Представьте себе. Вот, скажем, ваша милая сестрица, — и, ехидно глядя на него, сказал: — А вы думали, я не знаю про ваши родственные связи? Так вот, наша дорогая герцогиня очень увёртливая женщина. Скользкая, как змея. Миленький скользкий ужик.

Очередной порыв ветра швырнул в лица всадникам очередную порцию песка, и они закашлялись.

— И это ведь была ваша идея, отправиться в этот поход. — Герцог выругался площадной бранью, не смущаясь свиты. — Зачем только я вас послушал!

— Поближе к зиме будет не так жарко, — барон Эверт пожал плечами. Корка белесой пыли на его загорелом лице пошла трещинками, осыпаясь от безоблачной улыбки.

— Вы думаете, мы провоюем до зимы? — с тихим ужасом спросил герцог. — Не может такого быть!

— Я думаю, нашему войску не хватает боевого духа. Они тянутся, как больные улитки, потому что их некому вдохновить.

— Наш милый Филипп не решится сам поехать. Это выше его сил. — Анри оглянулся и понизил голос: — Он не слишком храбрый малый.

— Конечно, разумеется, — примирительно сказал барон. — Только вот когда пойдут дожди, мы пожалеем о сегодняшней пыли. Да и Великий герцог ждать не станет.

Анри опять выругался, чихнув в платок.

— Господа, мы вызвали вас, чтобы обсудить важный вопрос, касающийся наших государств. — Король значительно посмотрел на посланцев с севера.

Те приосанились. Посол, расправив золотистую, в густой проседи, бороду, сощурил голубые глаза на короля.

Король глубоко вздохнул, принимая значительный вид и оглядывая посла с головы до ног. Задержался на украшенном крупным синем камнем длинном кинжале при широком кожаном поясе.

— Мы знаем ваш народ как отважных мужчин и умелых воинов, — король оглянулся на своё окружение. Те согласно закивали. — Думаем, это известно всем.

Посол хмыкнул.

— Значит ли это, Ваше величество, что наш разговор пойдёт о войне? Мы рассчитывали поговорить с вами о торговле.

— То, что мы собираемся с вами обсудить, касается также и денежных дел, — заверил Филипп, протягивая руку в сторону. В ней тут же оказался свиток, поданный красивым молодым человеком.

— Мы просим вас оказать нам помощь в войне с южными соседями. Взамен мы окажем вам торговые льготы. Также вам будет выдана значительная денежная компенсация на военные расходы.

— Что же, — сказал посол, поведя плечами и утверждая ноги поудобнее, готовясь к долгой беседе, — теперь мы можем и поговорить.

— Ну и как мы будем брать этот проклятый городок? — вопросил герцог Анри, восседая на своём белом жеребце и обозревая стены города, тянущиеся по изгибам холма. Стены впечатляли. Тучи бежали по небу, то открывая слепящее солнце, то набегая на белый диск чёрно-серыми клубящимися стадами. По камням потемневших от ночного дождя городских стен проползали длинные изгибающиеся тени.

Граф Эдгар, погладив своего вороного по лоснящейся шее, вздохнул. Бароны переглянулись и снова принялись рассматривать открывшийся во всей красе торговый город Отер.

— Артиллерию бы надо, — изрёк королевский дядюшка, маркиз Федерик. Он щурил слезящиеся глаза, прикрывая их от света, тоже разглядывая укрепления.

— Кто-то говорил, что артиллерия нам не понадобится. — Анри поджал губы, оглядываясь на маркиза.

Тот невинно моргнул.

Лакей, одетый по случаю войны в кафтан с позументами в виде скрещённых стрел, аккуратно расставил на столике последние тарелки. Другой лакей, изящно склонившись над кубком, налил вина. Густая багровая струя тихо булькала, заполняя немаленький объём.

— Сегодня я должен выпить. — Герцог полулежал в кресле, привезённом с обозом, и обмахивался платком. — Это просто невыносимо.

Вызванный им барон Эверт стоял, разглядывая лакейский кафтан. Скептически осмотрев позумент, перевёл глаза на Анри.

— Мне не хотелось бы брать этот город штурмом, — Анри взмахнул платком, отбиваясь от мухи. — С другой стороны, не хочется звать на помощь старшего брата.

Досадливо сморщил нос:

— Придётся посылать парламентёров.

— Кажется, местные жители недвусмысленно дали понять, что не желают открывать нам ворота? — в сомнении выговорил барон, вспоминая утро, проведённое в осмотре городских укреплений. И местных жителей, осыпающих незваных гостей со стен разным мусором вперемешку с бранью и насмешками.

— А что делать? — Анри подвинулся в кресле и склонился над столом, принявшись за обед. Сказал, обгладывая птичью ножку: — Вот вы и пойдёте.

— Ни в коем случае, Ваше высочество! — барон всплеснул руками. — Вы же знаете, я в этих местах известен не с лучшей стороны. Меня просто вышвырнут вон.

— Не вышвырнут. — Герцог отёр руки о поданную лакеем салфетку. Бросил на стол. Взялся за кубок, отхлебнул. Покрутил носом.

— Вы пойдёте как королевский парламентёр. Объясните этим тупоголовым горожанам, что им некуда деваться, и дело с концом.

— Но у вас есть более достойные и знатные представители, — возразил барон, делая страдальческое лицо.

— Зато у вас язык хорошо подвешен, — хмыкнул Анри. — Словом, я вам доверяю.

И добавил, шлёпнув ладонью по скатерти:

— Не спорьте. Я так решил.

По тёмной от лившего всю ночь дождя земле вился парок, курясь над сохнущими лужицами в вытоптанных ногами и копытами рытвинах. Подъехавшие к воротам всадники спешились и пошли, увязая по щиколотку в грязи. Трубач, подошедший к массивным створкам первым, замахал флажком и протрубил в небольшую трубу. Крикнул высунувшимся горожанам:

— Примите парламентёров!

Им пришлось ещё долго простоять в грязной луже. Наконец их впустили. Отвели в здание городской ратуши. Зал для заседаний уже был полон набившимися вплотную представителями всех городских сословий. В центре зала срочно установили обширное кресло. Вскоре собравшиеся зашумели, поворачиваясь вслед прошествовавшей через высокий сводчатый проём женщине. Её сопровождали двое слуг в ливреях. Она была уже не слишком молода, её чёрные с проседью волосы были аккуратно собраны под вдовьим головным убором. На красивом, жёстком лице выделялся орлиный нос. Отвечая лёгким кивком на приветствия горожан, женщина уселась в кресло и обратила взор карих глаз на приведённых парламентёров:

— Огласите ваше дело, господа.

Барон Эверт, выступив вперёд, учтиво поклонился:

— От имени моего господина, герцога Анри д'Барра, приветствую вас, госпожа графиня. Мой господин надеется, что вы пребываете в добром здравии.

— Благодарю, я вполне здорова, — отрывисто ответила графиня, оглядывая посланца. — Неужели войско, что мы видим под этими стенами, прибыло сюда только, чтобы выразить мне добрые пожелания?

— Мой господин герцог Анри от имени короля Филиппа передаёт вам пожелания благополучия и заявляет о своём намерении посетить ваш город. Наше войско нуждается в отдыхе, и пополнении запасов продовольствия и воды. Ещё у нас имеются больные и раненые, которых мы могли бы разместить в домах добрых горожан.

— Должно быть, ваше войско утомилось, разоряя соседние деревушки, и маленькие, беззащитные городки? — саркастически спросила графиня. — А заболели ваши храбрые воины от непосильных подвигов, которые они совершили, глумясь над местными девицами? И чем же вы собираетесь расплатиться? Может быть, теми деньгами, которых вашему господину не хватило на подвоз продовольствия?

Барон развёл руками, оглядывая собравшихся:

— Уверяем вас, мы никоим образом не собираемся причинять какое-либо беспокойство своим присутствием в стенах города. И мы заверяем, что все оказанные нашему войску услуги будут непременно оплачены.

Графиня взглянула на стоящего рядом с креслом человека. Они обменялись несколькими тихими словами, и графиня повернулась к посланцам:

— Вы уже причинили нам беспокойство. Кроме того, прежде чем принять решение о нашем согласии впустить войско в город, мы хотели бы заключить договор с королём Филиппом. Для этого нам необходимо провести собрание представителей всех гильдий нашего города. Это займёт некоторое время.

— Но мы не можем ждать так долго! — возразил парламентёр с досадой. — У нас больные и раненые. Нельзя ли теперь же оказать им необходимую помощь? И вы могли бы продать нам хоть часть необходимого продовольствия.

Графиня опять взглянула на стоящих возле неё людей. Вперёд выступил бургомистр. Это был упитанный, солидный человек.

— Мы не настолько нуждаемся в средствах, чтобы отдавать свой хлеб за первую предложенную цену. А вашей армией нас не запугаешь. У нас самих хорошее войско. Даже пушки имеются.

Собравшиеся одобрительно зашумели. Тот горделиво оглядел зал и продолжил:

— Поэтому мы проведём собрание. И вот тогда, когда нами будет принято решение и названы цены, мы хотели бы получить свои деньги вперёд!

— Неужели вы не верите слову государя? — изумлённо спросил парламентёр.

Графиня улыбнулась.

— Мне известен государь. Но, говорят, он умер. Нынешнего, которого зовут Филипп, я видела, когда он был ещё несмышлёным мальчишкой. Не знаю, что из него выросло, но мы не можем доверять слухам. И посланцам, которые не внушают нам доверия.

И наклонилась вперёд, глядя на барона глазами хищной птицы:

— Я знаю вас, барон Эверт. Вы изменили своему господину. Скажите спасибо, что вы здесь как парламентёр, а то я приказала бы отрубить вам голову и выставить её на городской стене!

Барон огляделся. Собрание смотрело недобро. Многие начали толкаться и переглядываться.

— Можем мы надеяться, что ваше решение изменится?

— Нет, — отрезала графиня. — И передайте вашему господину, что я, графиня Амелия, вдова графа Симона, не позволю вам войти в город, пока на это не будет наша воля, и воля собравшихся здесь людей!

— Хорошо, — сказал барон Эверт. — Вы не хотите продать нам продовольствие. Вы не хотите оказать помощь нашим людям. Но когда сюда подойдёт армия Великого герцога, смотрите, как бы вам не пришлось отдать всё даром. И оказывать помощь уже своим раненым. Наилучшие пожелания, госпожа графиня, надеюсь, ваши родные и близкие в добром здравии. Прощайте. Желаю вам удачи, господа. Мы уходим.

С этими словами барон Эверт поклонился, и, развернувшись, в сопровождении трубача вышел из зала.

Глава 12.

— Как он сказал? — переспросил Леонел. — Войско Великого герцога?

Он нахмурился и принялся ходить из конца в конец расстеленного на полу его комнаты дорогого ковра, оставляя мокрые следы босых ног. У стены курилась лёгким парком остывающая медная ванна.

Граф Ноэль поспешно отступил, подбирая ноги. Леонел резко остановился. Помотал головой, разбрызгивая воду с мокрых волос.

— И что там было ещё, в вашей голубиной почте?

Ноэль опять развернул тонкий листок.

— Моя дорогая тётушка пишет разные не слишком интересные подробности. Должно быть, она скучает по обществу. Раньше она была равнодушна ко всяким мелочам.

— Что такое?

— Ну вот, она говорит, со стен видно, что в лагере герцога много девиц. А ещё, что этот наш бывший друг, которого вы знаете, выглядит изрядным франтом. Щеголяет в новеньком кафтане, нацепил на себя перстень с рубином, да ещё и осмелился интересоваться здоровьем её родных и близких! Можете себе представить? Каков наглец!

— Здоровьем близких, говорит? — переспросил Леонел, широко раскрывая глаза и глядя на графа. — Действительно, наглец. — И, плотнее запахиваясь в промокшую простыню, сказал:

— Прикажите послать за комендантом. Я собираю совет.

— Ну, наконец-то! — Герцог сердито посмотрел на своего посланца. — Сколько можно было ждать?

Барон покаянно опустил голову, разведя руками:

— Я виноват, мой господин. Эти горожане оказались действительно тупоголовыми, как вы и говорили. Они не пожелали нас выслушать до конца. Они не собираются впустить ни наше войско, ни его предводителей. Даже королевское слово ничего не значит для них.

— Ничего не значит, говорят? — Герцог подскочил в кресле. — А что говорит графиня Амелия?

— Графиня Амелия пожилая женщина, и постоянно оглядывается на своих советников. Такое впечатление, что эти горожане приобрели большое влияние на несчастную вдову.

— Надо же, — удивлённо выговорил Анри, — а ведь какая была дама. Типичная стерва, надо сказать.

— И это ещё не всё, мой господин. Готовится договор, который гильдии собираются заключить с нашим государем. Они хотят новый торговый договор на выгодных условиях. Только тогда пойдёт речь о том, чтобы впустить нас.

— Ах, вот как! — выкрикнул герцог, вскакивая и подбегая к барону. — Вот как!

И, ухватив того за кружева на шее, потряс в бешенстве:

— Никогда! Никогда они этого не получат!

Герцог заметался по палатке. Барон, не поправляя во'рот, наблюдал за его перемещениями.

— Вы знаете, сколько королевскому дому пришлось воевать с южными городами за то, чтобы установить хотя бы эти условия для торговли? Они не хотели платить налогов вообще!

— Должно быть, они решили воспользоваться благоприятным случаем, — заметил барон.

Анри зарычал. Сделал ещё круг по палатке. Упал в кресло и сказал, задыхаясь:

— Никаких договоров. Мы возьмём этот город.

Войско сходило на берег. В такт тяжёлым шагам в походных сапогах тряслись толстые доски причала. Сошедшие по мосткам на берег хорошо вооружённые люди выстраивались в неровные шеренги на плотном песке. Местные жители, привыкшие было к неподвижному виду чужих кораблей, в ужасе разбежались кто куда.

Когда последний человек сошёл на берег, командиры прошли вдоль рядов, оглядывая и оправляя строй. Прозвучал звонкий голос трубы, и разнёс чистый серебряный звук далеко по воде и над берегом, вдоль песчаного залива, окаймлённого покрытыми густым лесом холмами.

Вскоре берег опустел. Когда, далеко не сразу, самые храбрые из местных решились выйти на берег, они увидели лишь утоптанный песок. Причал опустел. Корабли, стоявшие здесь достаточно долго, чтобы к ним успели привыкнуть, ушли, пройдя мимо острого края южного мыса, вдававшегося далеко в море.

Барон Эверт вошёл в свою палатку, бросив на ходу перчатки мальчишке:

— Почистишь. — Уселся на раскладной стульчик и вытянул ноги. — Сапоги тоже.

Спросил расположившегося на полу капрала, чинившего уздечку:

— Где Мадлен?

— Это та девица, которую привезли сегодня? — ответил капрал, не поднимая головы, — Вон там, за ширмочкой. Красоту наводит. Сколько мы ей воды натаскали, мой конь столько не выпьет.

— Женщина не лошадь, — наставительно сказал барон. — Ей нужно больше.

Капрал засмеялся. Мальчишка зыркнул исподлобья на барона и занялся перчатками.

— Эй, малый, сходи-ка, принеси дратву, — сказал капрал, — она у палатки лежит.

И, когда тот вышел, сказал:

— Не нравится мне наш малец. Что-то взгляд у него недобрый в последнее время.

— Что-то конкретное, Рой? — спросил барон, оглядываясь на вход в палатку.

— Кажется мне, что он к вашему герцогу бегает. Не спроста это.

— Уверен?

— Да можно сказать, я его застукал почти на месте. Таким у нас в полку шеи сворачивали. Чтобы на товарищей не доносили. Как курятам.

Барон зевнул, потягиваясь. Повертел головой, оттягивая ворот. Вздохнул.

— Нет, Рой. Мы никому ничего не будем сворачивать.

— Ну хоть отлупить по одному месту, — предложил Рой. — Для порядка?

— Мы хотя бы знаем, что он это делает, — серьёзно сказал барон, — а он не знает, что мы знаем. Пусть так и будет.

— Я вас не узнаю, ваша милость, — угрюмо ответил капрал. — В последнее время мы делаем вещи, которых я не ожидал. И с мальцом этим цацкаетесь. Не похоже это на вас.

— Знаю, Рой. Потерпи немного. А с мальчишкой я вожусь потому, что не могу по-другому.

— Это с чего бы? Герцога боитесь?

— Из-за его матери. Я когда-то был женат на ней.

Капрал присвистнул.

— А-а. Понятно.

— Ничего не "а-а", — сказал барон с досадой. — Это мой пасынок. Один из двоих. Видно, плохо я их воспитывал.

Рой с понимающим видом покивал. Сказал, старательно пряча ухмылку:

— А по заднице я бы ему всё-таки надавал.

Барон сказал, вставая:

— Я сейчас буду немного занят, Рой. Никого ко мне впускай.

И, подёргав край полотняной занавески, спросил:

— Дорогая Мадлен, к вам можно войти?

— Да, — ответил девичий голосок.

Он пробрался за импровизированную ширму. Девушка у стены палатки повернулась. В руках у неё был кувшинчик.

— Я извела всю вашу воду. — Она улыбнулась.

— Насколько я помню, нас уже представили друг другу, — сказал он, одобрительно оглядывая её. — Тебе сказали, кто я?

Девушка сделала шаг по тесному закутку и оказалась совсем близко. Выговорила негромко, подняв глаза и глядя на него снизу вверх:

— Госпожа сказала, что вы выкупили меня. Что я должна буду поехать с вами и служить вам.

— И как именно? — Он коснулся кончиком пальца округлой ямочки на щеке.

Она склонила голову, поводя щекой по его ладони:

— Как вам будет угодно.

Рой, наклоняясь, откусил зубами кусок дратвы. Сплюнул. Оглядел законченный шов. Пробормотал что-то одобрительно себе под нос и отложил работу в сторонку. Потянулся, разминая спину и оглянулся на ширму. Поводил головой, пытаясь заглянуть в образовавшуюся там щёлочку. Послушал доносящиеся из-за занавеси звуки и завистливо вздохнул. Отвернулся, и, ещё раз вздохнув, вытащил набор для заточки ножа, взявшись за дело, требующее времени и внимания.

Мальчик, отведший в сторону полотнище, закрывающее вход в палатку, заставил его поднять голову и оторваться от работы.

— Куда рвёшься, малец? Туда нельзя. — И он вытянул руку, преграждая путь.

— Мне нужно спросить, — хмуро сказал тот. — Я всё почистил, что ещё-то?

— Иди, иди, потом спросишь, — капрал, ухмыляясь, поворотил его лицом к выходу. Мальчик попытался увернуться.

Рой поднялся и вытолкал его наружу.

— Кому сказано, проваливай.

Тот, шмыгая носом, сказал тонким голосом:

— Мне надо, пусти!

Капрал не двинулся с места, и он, скривив задрожавшие губы, отвернулся и убежал, скрывшись меж палаток.

— Надо было подождать ещё. В темноте их не будет видно. — Маркиз разглядывал работающих под стеной пехотинцев, расшатывающих камни стены.

— В темноте и нашим людям ничего не будет видно, — стараясь быть почтительным, ответил барон Рене. — Вот если бы у нас были пушки...

— Пушки ещё не подвезли, — резко ответил маркиз.

Барон отвернулся, снова принявшись наблюдать за работой.

По верху стены раздались выкрики, и на работающих посыпался град камней. Те спешно укрылись за грубо сколоченным щитом.

Когда камни, валящиеся сверху, иссякли, пехота снова вышла из-за своего укрытия, продолжив прерванную работу.

— Продолжайте, Рене, а я посмотрю, как дела у барона Жоржа, — маркиз развернул своего небольшого, смирного коня, и, отъезжая, сказал:

— Уж у них, наверное, дело живее идёт.

Барон Рене проводил его пустым взглядом. Повернулся к своим людям. И заметил краем глаза движение у ворот. Задумавшись о словах отъехавшего маркиза, он не сразу понял, что створки отворились.

— Тревога! — закричал барон. Тут же раздались предостерегающие крики со стороны лагеря.

Выехавший из ворот отряд рысью проскакал вдоль стены и налетел на ведущих работы пехотинцев. Многие из них успели схватить своё оружие, и, отступив за щит, отчаянно защищались, тыча остриями алебард в лошадей и всадников. В лагере поднялась суета. Не ожидавшие дерзкого нападения осаждающие забегали среди палаток, поспешно вооружаясь.

Барон Рене выхватил свой длинный офицерский палаш. Ругая себя, что от жары поленился надеть тяжёлый шлем, кинулся к месту схватки. Подбежав сзади к ближайшему кавалеристу, только что проткнувшему пикой слишком высунувшегося пехотинца, вцепился в седло и ткнул под край брони концом палаша. Товарищ сражённого пехотинца, размахнувшись оставшейся от работы лопатой, обрушил своё оружие всаднику на шлем. Тот мешком повалился с коня. Барон проскочил за щит.

— Бейте лошадей по мордам! — крикнул он.

Оставшиеся от его группы несколько человек вертелись, отбиваясь от наскакивающих кавалеристов. Не у всех в руках оказались алебарды. Кто-то размахивал рабочим инструментом, как дубиной. Барон, прижавшись спиной к доскам щита, отбил метнувшееся к нему остриё пики, и ответным ударом ранил лошадь нападавшего. Та отпрянула, мотая головой. И тут же Рене получил тяжёлый удар по своему лёгкому шлему. В глазах потемнело. Сквозь гул в ушах он услышал топот подъезжающих конников, машинально поднял палаш, защищаясь, и пошатнулся. Упав на землю, он ещё почувствовал, как по руке прошлись лошадиные копыта, и потерял сознание.

Глава 13.

— Дорогой мой Ирвин! — скрипучий голос господина Марка, одного из долгожителей в торговом деле и члена совета гильдии, заставил господина Ирвина застыть на месте. Он почтительно подождал, когда тот приблизится. Старик, шаркая разношенными туфлями на меху, остановился рядом и ухватил молодого товарища за локоть своими узловатыми пальцами.

— Наконец я вас догнал, — бодро сказал господин Марк, присвистывая в щель между поредевшими зубами. Ирвин терпеливо ждал, пока он отдышится. Тот наклонился к нему, сказав негромко:

— Кажется, наступает необходимость собраться снова, как вы думаете? Как нынче жизнь бежит. Не угонишься.

— О чём это вы, дорогой господин Марк? — вежливо спросил Ирвин, озираясь по сторонам. Старик захихикал. Погладил младшего товарища по рукаву.

— А о том, мой дорогой. О вашем милом родственнике, который вам, говорят, кое-что сообщил. И о наших деньгах, которые мы одолжили. — Он понизил голос, сопя Ирвину в ухо:

— Говорят, что наше величество, чтоб ему быть здоровеньким, хотят увеличить налоги в касающихся нас делах. И будто бы мы теперь наших денежек уже не дождёмся. Они пойдут в счёт будущих налогов.

Господин Ирвин выслушал, не решаясь отстраниться от летящих в ухо брызг, слетающих со старческих губ. Посмотрел в лицо старика. И, глядя в тёмные, узкие, ещё молодые умные глаза, завешенные седыми бровями, ответил:

— Это очень секретные сведения, дорогой господин Марк.

— Конечно, конечно, — закивал тот, цепляясь за его рукав, — а как же? А ведь скоро нам выбирать председателя. Как время бежит. Старики уходят, молодые приходят. Молодые, расторопные. С хорошей головой. Я бы вот за тебя, милок, проголосовал. Да и другим бы присоветовал. Да как бы знать, хорош ли выбор? — И повторил, качая головой: — Как бы знать...

— Знание великая вещь, господин Марк, — оглядываясь вокруг, сказал тихо господин Ирвин, кладя ладонь на старческую руку и одобрительно сжимая. — Пойдёмте в тенёк, а то здесь неудобно. Поговорим о наших делах.

Вокруг было темно и тихо. Клубы сырого белесого тумана зашевелились и принялись расползаться, открывая корявые, мокрые ветки без листьев. Он пошёл по лесу, уклоняясь от падающих сверху тяжёлых капель, норовящих затечь за ворот и скатывающихся по плечам. Густые кусты шиповника возникли внезапно, он почти уткнулся в них и приостановился. Развёл руками колючие ветки с осыпавшимися листьями. Сморщившиеся, потемневшие ягоды покачивались на кончиках веток, шурша под пальцами. Открылась небольшая, круглая поляна. В центре торчал покосившийся домишко. Он подошёл, разглядывая с возрастающим недоумением потемневшие стены и просевшую крышу. Почерневшую от копоти пожара трубу. Толкнул полуразвалившуюся дверь. Внутри были лишь пыль и паутина, густо покрывшая стены и давно оставленный очаг в глубине крохотной комнатки. Он оглянулся, заметив краем глаза метнувшуюся в угол тень. Тень скользнула к выходу, дверь заскрипела, пытаясь закрыться и запереть его. Одним быстрым движением он оказался у порога и толкнул трухлявые доски. Раздавшийся было тонкий смешок смолк, перейдя в испуганный писк. Он вышел на крыльцо и огляделся. У порога стояла старуха, и глядела на него. Седые, спутанные волосы почти закрывали её худое, остроносое лицо. Она посмотрела сквозь него.

— А вот и ты, милок. Что же ты так поздно? Я тебя не дождалась.

— Я не тот, кого ты ждёшь, старуха.

Она склонила голову, вглядываясь тусклыми голубыми глазами:

— И правда.

Протянула руку и указала тощим пальцем на крышу:

— А вот он тебя давно ждёт.

Он поднял голову. На коньке крыши сидел маленький тёмный сокол. Птица повернула к нему голову, сверкнув золотым глазом.

Он протянул руку. Расправив крылья, сокол сорвался с крыши, и, сделав круг по поляне, упал к нему на перчатку, впившись в руку когтями.

— Как тебя теперь зовут? — спросила старуха.

Он оглянулся на голос, ставший вдруг ниже и моложе. Старуха неуловимо изменилась, став выше ростом. Волнистые волосы из седых превратились в просто светлые, лицо округлилось. Она, глядя по-прежнему сквозь него, спросила:

— Так как тебя зовут?

— А как зовут тебя? — спросил он, подбрасывая птицу в воздух. Сокол сорвался с руки и взмыл вверх, огибая поляну и делая оборот вокруг женщины. Лицо её исказилось, как от гнева.

— Меня всегда зовут Матильда. — И она протянула к нему руку:

— Говори! Кто ты?

Он почувствовал, как невидимые пальцы впились ему в горло. Отшатнулся, отдирая их по одному, и сокол, завершая круг по поляне, упал вниз, впиваясь когтями ей в волосы. Женщина закричала, пытаясь стряхнуть птицу, и принялась таять, превращаясь в клубок тумана.

Он сильно вздрогнул и проснулся. Тёплая тяжесть давила шею. Девушка, положившая руку ему на грудь, пошевелилась и приподнялась, глядя ему в лицо. Он увидел веснушки, рассыпанные по гладким белым щёчкам, встревоженные ясные серые глаза, медные пряди густых волос, упавшие на длинные золотистые ресницы.

— Ты кричал во сне, — сказала она.

— И что я кричал? — сипло спросил он, оглядывая палатку.

— Ты сказал — Матильда. Кто эта Матильда?

Он вздохнул, приходя в себя.

— Никто. Это просто сон.

Успокоившись, она провела пальчиком ему по щеке:

— Когда-то ты был красавчиком. Что с тобой случилось? Ты болел оспой? — и она повела кончиком пальца по его лицу, очертив неровный круг у виска и вокруг глаза.

— Нет. — Он уселся, принимаясь собирать свои вещи. Подобрал рубашку, встряхнул. — Это был выстрел в упор. Не повезло.

— Раз глаз цел, значит, повезло, — рассудительно ответила она, усаживаясь, и глядя, как он одевается.

Барон улыбнулся. Потрепал её по волосам. Она фыркнула, встряхиваясь.

— Приведи себя в порядок. Ты мне скоро понадобишься.

Она засмеялась.

— Как я должна выглядеть?

— Прекрасно.

Она шумно выдохнула, выпрямилась на стуле. Оттолкнула подставку с опасно покачнувшимся прозрачным шаром. Подняла руки, поднесла к глазам, распрямляя дрожащие пальцы. Глубоко вздохнула несколько раз, выравнивая дыхание. Повертела головой, отбрасывая назад вьющиеся волосы и расправляя уставшие от неподвижности плечи.

Потом неторопливо поднялась и прошла в дальний уголок, где у неё была небольшая плитка с керамическим чайничком. Открыла тщательно укрытый накануне чайник, достала такую же чашку, нагнула носик. Отметила про себя, что руки ещё дрожат, и часть отвара расплескалась по сторонам. Взяла чашку в ладони, поднесла к губам, и засмотрелась на бегущий по поверхности парок. Сказала негромко:

— Ну что же, зато теперь я знаю тебя в лицо.

— Как я выгляжу? — Его величество повертелся перед зеркалом в изящной раме, разглядывая новый наряд, пошитый по последней моде. Одобрительно кивнул в ответ на восхищённые уверения допущенных к одеванию придворных.

Сказал задумчиво:

— Конечно, королю полагается быть более величественным и суровым, чем модным. Но должен же кто-то подавать пример хорошего вкуса.

Пригладил кружева на шее. Посмотрел, и снова расправил, уложив только ему видными складочками. Наконец оторвался от созерцания своей особы, и посмотрел на молодого человека, примостившегося возле зеркала:

— Что ты там строишь мне глазки, любезный?

Мишель, розовея, вытянул из-за спины и показал красиво перевязанный ленточкой свиток плотной бумаги:

— Ваша речь, Ваше величество. — И скромно потупился, поморгав длинными ресницами.

— Какая ещё речь, — недовольно поморщился Филипп, малодушно надеясь, что сегодня эта чаша обойдёт его стороной.

Секретарь, стоящий поодаль — дальше он не смог протолкнуться сквозь подхалимов — вытянул шею и подал голос:

— Речь, которую Вы всемилостивейше поручили подготовить, Ваше величество. Речь для собрания в парламенте. Оно состоится сегодня, Вы велели напомнить, Ваше величество.

И с ненавистью взглянул на голубоглазого молодчика, так ловко втёршегося в доверие его господина. Он ни на мгновение не верил, что красавчик сам написал всё это.

Филипп мысленно застонал. Отогнал нелепую мысль, что, если кто-то написал речь, пусть бы он и шёл на эту экзекуцию.

— Хорошо, милейший.

И глубоко вздохнул:

— Тяжелы заботы о государстве, но необходимы.

— Да, и припиши ещё кое-что, — Гаррет, спохватившись, потёр лоб, собираясь с мыслями.

Секретарь терпеливо ждал. Письмо писалось уже довольно долго, а его господин всё никак не мог закончить, вспоминая и вспоминая новые слова для оставленной дома дорогой жены.

Гаррет вздохнул. Наконец сказал:

— Просто напиши, что я думаю о ней. И скучаю. Нет, это не пиши.

Фидо тщательно выписал последние буквы. Герцог наклонился, взял у него перо, и написал своё имя в конце густо исписанного листа.

— Отправишь тотчас же.

Секретарь склонил голову вслед уходящему господину. Перевёл взгляд на письмо. И, прежде чем сложить его, тихонько провёл рукой над изящно выписанным именем госпожи. Он знал, что это чувство невозможно. Более того, глупо и опасно. Но ничего не мог с этим поделать. Она была как змея, забравшаяся в постель и пригревшаяся на груди. Это была единственная женщина, для которой он ничего бы не пожалел, если бы только она бы захотела это принять. И он знал, что она никогда не захочет.

Он принялся неторопливо складывать листок, отгоняя от себя мысли об Эльвире. Подумал о визите нежданных гостей, к чему он привёл, и чему ещё может их привести. Вспомнил разговор с человеком, назвавшим себя братом хозяйки.

Они шли к комнате для гостей, где он уже велел слугам разместить маленькую свиту барона. Никого не было рядом, и он знал, что это место недоступно для досужих ушей. Барон Эверт, как его называли, молчал, глядя рассеянным взглядом перед собой, и ему пришлось начать самому.

— Вы говорили, что у вас есть сведения о моём брате Теренсе, — Фидо старался говорить деловым тоном, но голос предательски дрогнул.

Тот, очнувшись, взглянул на секретаря.

— Я обещал вам рассказать о нём. Расскажу, что знаю.

Фидо слушал, наклонив голову и глядя себе под ноги. Кое-что он знал сам, о многом догадывался. Но то, что услышал потом, потрясло его.

— Этого не может быть, — произнёс он, поднимая глаза и встретив взгляд собеседника. — Мой брат не мог предать своего господина Леонела. Он не мог помогать людям, желающим его смерти. Он никогда бы на это не пошёл.

— Я думаю, он был обманут, или сам обманулся, — мягко ответил барон. — Но он понял свою ошибку, хотя и слишком поздно.

— И решил исправить ценой своей жизни? — горько спросил секретарь.

Они помолчали.

Наконец Фидо сказал своим обычным сухим тоном:

— Окажите мне услугу, любезный господин барон. Назовите мне имя убийцы.

Тот вздохнул. Посмотрел искоса на собеседника.

— Эту услугу я вам оказать не могу. Если я сделаю это, мне придётся рассказать вам слишком многое из того, о чём я не хотел бы говорить. Это касается не только меня, но и других людей, которых мне не хотелось бы поставить в неловкое положение.

— Я мог бы в ответ рассказать вам кое-что, господин барон. Информацию за информацию.

— Я слушаю.

— Вам ведь интересно, кто были те четверо, что пытались напасть на вас?

Барон пренебрежительно махнул рукой.

— У меня много врагов.

— У вас может быть много недоброжелателей, но настоящий враг вам неизвестен. Могу сказать, что, не представляй вы сейчас интереса для моих господ и для меня лично, вы уже теперь были бы мертвы.

И, отвечая на быстрый взгляд, кивнул:

— Да. Мне поручили убить вас.

— Почему же я до сих пор жив?

Секретарь хмыкнул.

— Вспомните охранника тюрьмы маленького городка, где вы сидели не так давно? Кажется, он хотел вас прикончить? Рассказать вам ещё о некоторых вещах? Вы удивительно везучи, господин барон. Но сейчас ничто не мешает мне это сделать.

— Это моя любезная сестрица велела вам? Как мило с её стороны. Так по родственному.

— Госпожа герцогиня тут не причём, — немного поспешно ответил Фидо.

Тот усмехнулся, глядя на потолок.

— И что теперь? Вы продолжите свои попытки, мой дорогой Федерик?

— Это зависит от того, что вы ответите на заданный мной вопрос.

Барон остановился, и, глядя в глаза Фидо, сказал:

— Я не могу открыть вам всего, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Но вы можете не беспокоится об убийце своего брата. Он уже мёртв, и убил его я.

— Он мёртв? — глухо спросил тот. — Это точно?

— Я видел его мёртвым так близко, как вас сейчас. Я сделал это, защищаясь, но ваш брат давно отомщён.

Секретарь мгновение смотрел в глаза собеседника. На лбу его выступили капельки пота. Наконец, выдохнув, сказал:

— Я верю вам. Что же, могу ответить и на ваш вопрос. Я продолжал выполнять приказ избавиться от вас только потому, что никто не удосужился его отменить. Думаю, это просто забыли сделать. А я, в свою очередь, могу не торопиться с его исполнением.

— Ах, вот как? Вы исключительно любезны, милейший Федерик.

— Теперь я ваш должник. Но я могу и забыть о своих обязательствах, если вы решите причинить вред моей хозяйке.

— Причинить вред Эльвире? Мне это и в голову не приходило. Весь возможный вред она в состоянии причинить себе сама.

И добавил, глядя сочувственно в лицо молодого человека:

— Позвольте дать вам непрошеный совет, Федерик. Не теряйте голову из-за моей сестры. Она этого никогда не оценит.

— Я не нуждаюсь в ваших советах, господин барон, — ответил секретарь, поворачиваясь и указывая рукой:

— Вот дверь вашей комнаты.

Фидо сложил письмо. Аккуратно запечатал, взвесил в руке. И тихо сказал, отвечая невидимому собеседнику:

— Ваш совет запоздал. Я уже её потерял.

Глава 14.

Он посмотрел почтительно на мерцающий в свете толстых цветных свечей шар. Откинулся на опасно покачнувшемся стуле и спросил:

— Дорогая Матильда, правильно ли я вас понял? Мои дела идут блестяще?

Потомственная ведьма медленно подняла на него взгляд, оторвавшись от разложенных вокруг шара предметов. Поправила прядь упавших со лба волос, слегка сдвинув на тёмной скатерти причудливо изогнутый хвост засушенной ящерки.

— Именно так я вижу. — Она пожала плечами. — Вокруг тебя стоит блеск. Он горит, как пламя. Это может быть признаком великой славы.

Клиент беспокойно пошевелился.

— А чем ещё это может быть?

— Это может означать опасность на войне.

Он облегчённо вздохнул.

— Это ты верно сказала. Я сейчас как раз воюю. Но ты ещё упоминала о каких-то затруднениях?

— Возможных затруднениях, — поправила она, кладя руки перед собой и откидывая голову, показав красивую шею.

Он сглотнул.

Сощурив глаза, ведьма сказала:

— Я предупреждала, что тебе могут встретиться опасности на пути. Я видела человека. Он может быть опасен для тебя.

Клиент оскалился в усмешке человека, уверенного в своих возможностях:

— Скажи, кто это.

— Я не знаю его имени, — ведьма опустила голову, глядя на свои руки рассеянным взглядом, — не могу даже сказать, мужчина это или женщина. Знаю только, что этот человек где-то недалеко от тебя, и тебе не следует подпускать его слишком близко.

— Как он хотя бы выглядит? — нетерпеливо спросил тот.

Она покачала головой.

— Могу сказать, что он и красив, и чем-то страшен одновременно. Я вижу не глазами, поэтому описываю ощущение, исходящее от него. Но ты не должен бояться. Ты достаточно силён, чтобы справиться с опасностью.

— И что же мне делать?

Ведьма устало повела плечами, опустив веки. Негромко сказала:

— Ты делаешь то, что сам захочешь. Я не могу тебе указывать. Просто иди туда, куда ведёт твоё сердце.

Кавалеристы, промчавшиеся от лагеря ко рву, остановились, дав арбалетчикам, сидевшим у них за спинами, тщательнее прицелиться. Некоторые, самые нетерпеливые, ссадив стрелков, пересекли почти высохший ров, на дне которого виднелась липкая зелень, по проложенному пехотой шаткому настилу, рискуя свалиться с немалой высоты и свернуть шеи. Арбалетчики выстрелили, обратив внимание конного отряда, добивавшего последних взломщиков у стены, на себя. Несколько лошадей, в которых угодили болты, заржали, одна упала, забившись и придавив всадника. Оставшиеся в сёдлах обернулись, разворачивая коней. Двое, успевшие перебраться через ров, на скаку обнажили оружие. Первый, хорошо вооружённый всадник на вороном коне, не обращая внимания на выставленное остриё пики, бросил жеребца вперёд, поощрив криком и толчком коленками. Боевой конь, горячась, скачком налетел на ближайшего противника, смяв грудью рыжую лошадь. Свистнул клинок, рассекая кожаные ремешки, скрепляющие металлические планки защиты, и всадник на рыжей лошади, выгнувшись и выронив пику, повалился на утоптанную землю у стены, брызгая кровью. Второй из проскочивших за ров, молодой человек на сером поджаром коне, выстрелил в упор, целясь в лицо рослого всадника в блестящей кирасе. Он промахнулся. Тот широко размахнулся, приподнимаясь в седле и опуская тяжёлую саблю на голову юнца. Первый всадник выстрелил, пуля чиркнула по блестящей кирасе, но выстрел заставил серого развернуться, спасая хозяина. Широкое лезвие только прозвенело по броне, оставив неровный след.

Конники горожан, кружа на вытоптанном пятачке, торопясь прикончить двоих зарвавшихся кавалеристов противника, беспорядочно нападали, тыча длинными пиками. Но они лишь мешали друг другу, теснясь на узкой полоске сухой земли у рва. Ещё несколько кавалеристов, осмелившихся перебраться по мосткам, напали на них сзади, помогая товарищам. Арбалетчики перезарядили своё оружие, и короткие стрелы, коротко свистнув в воздухе, произвели опустошение в плотно сомкнувшейся группе противника. Заржали кони, несколько всадников зашатались в сёдлах, двое повалились под копыта. Остальные поспешно повернули к городским воротам. Кавалеристы, потрёпанные, но уцелевшие, издав боевой клич, бросились в погоню. Взбивая пыль, они проскакали почти до ворот, не замечая, что створки начали отворяться, впуская удирающий отряд.

Первый из преследователей, на вороном жеребце, осадил коня, криком останавливая своих. Разгорячённые погоней, они не сразу остановились, и он, вытащив запасной пистолет, выстрелил в воздух.

— Господа, остановитесь, или вы погибнете! — и он указал на открывающиеся ворота. Оттуда уже выбегали, пропустив своих беглецов, стрелки.

Кавалеристы поспешно остановились, разворачивая коней. Стрелки у ворот остановились, прицеливаясь. Выстрелили они вразнобой, но один попал в серого коня. Молодой человек успел соскочить с седла, побежав рядом с товарищами, уцепившись за стремя. Арбалетчики за рвом, в очередной раз перезарядив оружие, тоже выстрелили, давая возможность своим достигнуть мостков.

Один из кавалеристов спрыгнул на землю, отпустив поводья своего вороного, наклоняясь над телом лежащего у щита пехотинца, переворачивая его и вглядываясь в залитое кровью лицо.

— Скорее, бегите! — крикнул ему молодой человек, оборачиваясь с мостков.

— Помогите мне! — крикнул тот, задыхаясь, поднимая раненого под руки. Вдвоём они подхватили тяжело повисшее тело, и, обливаясь потом, протащили его по доскам через ров. Вороной конь следовал за хозяином.

Перестрелка через ров продолжалась ещё какое-то время. Надвинувшийся вечер охладил пыл противников, быстро стемнело, и стрелки решили поберечь боезапас.

Граф Эдгар, сняв покрытый густой белесой пылью кавалерийский шлем, облегчённо вздохнул. Отдал адъютанту. Сказал одобрительно:

— Вы сегодня неплохо показали себя, молодой человек. Пойдите к лекарю, пусть он обработает вашу царапину. — И он показал на измаранную кровью руку.

— Благодарю вас, ваше сиятельство, — почтительно ответил адъютант. — Это была моя первая настоящая стычка.

— Вы далеко пойдёте, если продолжите в том же духе.

— О, до вас мне далеко. Вы так хладнокровны.

— Открою вам тайну, юноша, — сказал граф, усмехаясь, — у меня всегда трясутся коленки. Только уже потом. Всё дело в опыте. Кстати, пойдите и узнайте, как дела у бедняги барона Рене. По нему прошлись копыта, к тому же на шлеме у него здоровая вмятина. Надеюсь, он оправится, хотя я бы на это не поставил.

Адъютант проворно выбежал из палатки, а граф, посмотрев ему вслед, тяжело опустился на разложенный походный коврик, отёр ладонью взмокшее лицо, и с кривой усмешкой оглядел запачканные пальцы.

— Погоди, мой мальчик. Скоро тебе это перестанет нравиться.

Король раздражённо повертел головой. Дёрнул раз, другой, и оторвал наконец от взмокшей шеи кружевной воротник, тут же превратившийся в смятую тряпку. Зашвырнул в угол кареты и свирепо взглянул на секретаря, примостившегося в уголке. Молодой человек, в последнее время опасавшийся утратить доверие своего господина, приложил неимоверные усилия, чтобы оказаться поближе к его величеству в этой поездке. К его удивлению, голубоглазый выскочка легко согласился уступить своё место в карете. И лишь теперь секретарь понял, почему. Съёжился ещё больше в своём уголке.

Филипп фыркнул, морща нос, и рявкнул:

— Что ещё должен сделать Его величество король, чтобы удовлетворить всю эту толпу народа в парламенте? Пройтись колесом? Изобразить ярмарочного шута?

Он отвернулся к стенке кареты, обитой дорогой тканью с вышитыми гербами. Продолжать изливать свой гнев на ничтожного секретаришку было ниже его достоинства. Перед глазами так и стояли лоснящиеся щёки представителя дворянства, рассуждающего о расходах, понесённых из-за похода на юг. И постные лица представителей торговых гильдий. И их оратора, монотонно, скрежещущим голосом бубнящего о выданных кредитах.

Сопя, он просидел так почти до дворца, но всё же не вытерпел, и сказал, добивая молодого дворянина окончательно:

— От тебя одни неприятности.

Секретарь в полуобмороке начал сползать вниз по мягким подушкам.

Новенькая королевская карета, запряжённая подобранными в масть породистыми лошадьми, мягко вкатившись во двор замка, остановилась. Его величество, излив дурное настроение и значительно повеселев, с достоинством сошёл по изящной ступеньке на расстеленный перед ним ковёр, поддерживаемый под руки почтительными лакеями. Милостиво разрешив проводить себя в королевские апартаменты, он подумал о брате, на которого обычно привык обращать все свои обиды. "Противный Анри, развлекается там с походными девками и в ус не дует. Не знает, как мне тут тяжело одному". Туманным облачком мелькнула мысль о предстоящих делах, требующих его присутствия. Он отогнал её, решив подумать об этом потом.

Лениво откинувшись на роскошные подушки широкого кресла, Филипп смежил веки, слушая, как лакеи суетятся по мягкому ковру, устанавливая передвижной столик с лёгкими закусками. Повёл носом, ощущая аромат любимого блюда. Блаженно подвигался, наблюдая из-под ресниц, как лакей осторожно наливает вино в бокал цветного стекла. Усмехнулся про себя, вспомнив, что он приказал сделать для примера с прошлым лакеем, ответственным за эту процедуру. Только для примера, повторил он себе, ведь нельзя же позволить всяким криворуким болванам проливать эту драгоценную жидкость!

Осторожное покашливание над ухом вывело его из задумчивости. Судорожно подобравшись, он поправил было манжеты, увидев перед собой присевших в поклоне дам. Узнал знакомый остренький носик и светлые, почти бесцветные волосы своей супруги.

— Ах, это вы, моя дорогая. — И, успокоившись, опустился на подушки. — Чем обязан вашему появлению в этот час?

Королева склонила голову, рассматривая мужа в упор светло-голубыми глазами с почти невидимыми ресницами.

— Ваше величество, разрешите напомнить вам, что мы должны были отправиться на прогулку. Вы нам обещали.

Разглядывая с потаённым отвращением тонкую шею, окружённую светло-зелёной тканью платья, придававшей бледной коже ещё более тусклый вид, Филипп ответил с наигранным удивлением:

— Прогулку? Мадам, как я мог забыть, если ничего вам не обещал?

Впалые щёки королевы порозовели. Она несколько раз открыла и закрыла кружевной веер, пошлёпав им по рукаву.

— Я удивлена вашей забывчивостью, Ваше величество. Вы обещали ещё на той неделе. Мы уже давно собирались прокатиться, но вы всё время откладываете.

Голос её величества повысился, как всегда, когда она волновалась, и резал уши поморщившегося супруга.

Он вздохнул, легонько хлопнув себя кончиками пальцев по лбу.

— Дорогая королева, должно быть, я поручил это своему секретарю. Я сейчас настолько загружен делами государства, что не в состоянии за всем уследить. Вы знаете, что я был на заседании парламента?

Филипп приосанился. Откашлявшись, выпрямился в кресле.

— Разве вы не можете понять, как дочь человека, который сам заседает в королевском совете, всей важности моих занятий?

— Как дочь герцога, я понимаю, какой груз вы несёте, — оглядывая расположившегося в удобном кресле супруга, ответила она, — но как ваша жена, рассчитываю хотя бы на самое малое проявление вашего внимания. Надеюсь, что в ближайшие дни вы вспомните о моём существовании. Этого требуют дела государства и нашей династии.

Король покраснел. Он уже забыл, когда в последний раз заходил в супружескую спальню. При мысли о необходимости сделать это его прошиб холодный пот.

Сглотнув неприятный ком в горле, он любезно ответил:

— Обещаю вам, дорогая королева, в самое ближайшее время оказать вам внимание, и развлечь вас, по мере возможности. А сейчас прошу меня извинить. Нам нужно отдохнуть и подумать о делах. Прошедшее сегодня заседание требует длительных и серьёзных размышлений.

— Благодарю вас, Ваше величество, — ответила королева, — и надеюсь, что ваше желание развлечь нас будет так же велико, как и возможность сделать это.

Она присела в церемонном поклоне. Выпрямилась, и, взглянув напоследок на мужа, смежившего в утомлении веки, неторопливо вышла, сопровождаемая придворными дамами.

Филипп сжал зубы, переваривая её ответ. Схватив со столика бокал, залпом выпил драгоценное вино и сжал тонкое цветное стекло в пальцах.

— Желание и возможности, — пробормотал он сквозь зубы. И, несильно размахнувшись, запустил бокал в угол камина.

Глава 15.

Он лениво приподнялся, перегнувшись через Алину. Дотянулся до полупустого бокала. Жадно допил остатки местного вина. Оглянулся на неё. Она смотрела задумчиво, накручивая на пальчик рыжий локон. Опустившись рядом, он попытался обнять девушку, но она подалась в сторону, капризно скривив пухлые губки. Отвернулась, сморщив носик.

Когда он всё же поймал её, тоненько пожаловалась:

— У меня уже давно не было новой сорочки.

Лео вздохнул, глядя на белую кожу, лоснящуюся словно атлас. Осторожно провёл ладонью по упругой попке:

— Дорогая, я нарочно не дарю тебе сорочку, чтобы любоваться твоей несравненной красотой.

Но Алина не понимала шуток.

— У госпожи графини наверняка их дюжины. А то и больше.

И приподнялась, глядя на него сердито:

— А у госпожи полковничихи такие нижние юбки, каких я и не видела!

Он попытался отшутиться:

— Я не заглядывал под юбки жены полковника. Спасибо, что сообщила, милая.

Она уселась, принявшись натягивать на спину сползшую простыню:

— Просто ты меня не любишь как следует.

Лео опять попытался ухватить её, но она сердито увернулась. Наконец спросил с досадой:

— Как же мне нужно любить, Алина? Разве я мало для тебя делаю?

— То, что другие делают для своих жён, — ответила она, повернувшись и взглянув на него с улыбкой.

— При чём тут жёны? — мученически вопросил он.

— А при том. Вот полковник, когда уезжает по делам, всегда говорит, куда едет, и когда вернётся. Даже капитан, у которого не жена, а всего лишь невеста, и то...

Леонел застонал, упав на кровать и запустив пальцы в волосы. Про жену полковника и невесту капитана он слышал уже предостаточно.

Она, опустившись рядом и поглаживая его, проворковала:

— Разве я много хочу, дорогой? Я беспокоюсь за тебя. Ведь даже служанки надо мной смеются. В прошлый раз, когда эта дурочка Сюзанна сказала, что её дружок остался без хозяина, потому, что ты выгнал его, я готова была сквозь землю провалиться! Почему она всё знала прежде меня? Как будто я тут никто!

— Какие пустяки, дорогая.

— Это для вас, мужчин, пустяки, — сердито ответила она, — а мне обидно.

Он наконец обнял её, и она засопела, удобно устраиваясь у него в руках. Тихонько проворчала:

— Пожалуйста, не уезжай никуда, не предупредив меня. Я должна испечь тебе в дорогу пирог по нашему семейному рецепту. Как пекла моя матушка в детстве.

— Хорошо, хорошо, — пробормотал он, витая мыслями совсем в других краях. — Я обещаю.

— Вот, — собравшиеся вокруг смотрели вслед указывающему пальцем на карте графу Эдгару, — этот и вот этот городки довольно близко отсюда.

— Вы думаете, у них могут быть запасы фуража? — спросил маркиз, вглядываясь подслеповатыми глазками в изрядно потёртый лист пергамента, потемневший по краям.

Граф заложил руки за спину и покачался на носках. Остальные участники совета посмотрели на него в ожидании ответа.

— Надеюсь, что они там есть, — наконец ответил он, поднимая брови и закатывая глаза к небу.

Герцог, расположившийся в удобном кресле немного поодаль, подал голос:

— Почему мы должны надеяться только на эти места, любезный граф?

— Потому, Ваше высочество, что дальше идут мелкие деревушки, которые обеспечивают только сами себя.

— И это всё?

— Нет, не всё. Ещё есть город немного вдалеке от основного тракта. Но до него мы не дойдём.

— Как это не дойдём? — сварливо спросил маркиз, сверля графа недоверчивым взглядом, — что нам может помешать?

— Выжженная трава, отсутствие воды и разбежавшееся из деревень население, отравившее перед этим колодцы.

Маркиз пожал плечами.

— С чего бы ему разбегаться?

Барон Жорж закашлялся. Граф Эдгар покраснел.

— Хорошо, это мы поняли, — сказал герцог, хмурясь на маркиза, — что вы предлагаете?

Маркиз посмотрел на графа. Тот отвернулся.

— Если этой карте можно верить... Если эти местечки действительно так хороши, как нам тут говорят...

Предводитель кавалерии промолчал, сжав зубы.

— Говорите, граф, — потребовал Анри.

— Мы можем выделить отряд на более-менее резвых лошадях. Если усилить их пехотой с огнестрельным оружием, взять город нам вполне по силам.

— У нас мало кулеврин, — хмуро сказал барон Жорж.

— И они понадобятся здесь, — добавил маркиз, кривя губы в осуждающей гримасе.

Граф пожал плечами:

— Мне казалось, что для осады гораздо нужнее пушки.

— Пушек ещё нет, — и герцог посмотрел на маркиза.

— Пушки скоро будут, — поспешно ответил тот с большой убедительностью.

Анри хлопнул по подлокотникам кресла.

— Хорошо! Отберите необходимое количество кавалерии, граф Эдгар. Барон Жорж, поручаю вам сделать то же с пехотой. Войдите в эти городки, заберите их фураж и всё, что сочтёте нужным.

— Прикажете оплатить горожанам расходы? — спросил граф.

Герцог моргнул. Обернулся к примостившемуся за креслом барону Эверту. Тот тихонько пошептал ему на ухо.

— Это всё, что есть? — недовольно пробормотал Анри. — Этак мы без последней сорочки останемся.

И, повернувшись к остальным, сказал, откашлявшись:

— Господа, состояние наших финансов таково, что мы не можем заплатить теперь же. Поэтому пообещайте им оплату по мере возможности. Дайте им слово.

Лицо графа окаменело. Проведя руками по дорогой перевязи и стряхнув прилипшую соринку, он поднял глаза на герцога и спросил:

— Вы приказываете нам дать слово горожанам?

— Разумеется! — легко ответил герцог, усмехаясь. — А если вашего слова окажется недостаточно, покажите им более весомые аргументы.

Они вышли из палатки под палящее солнце. Ветер гнал по лагерю мелкий мусор вперемешку с пылью. Трава вокруг давно была вытоптана. Командующий кавалерией поглядел на небо, повёл плечами. Оглянулся на пехотного командира. Они встретились взглядами.

— Финансы! — сказал граф, кривя губы на манер маркиза.

— По мере возможности, — проворчал барон с непередаваемым выражением.

— Ну что же, — и граф оскалился, — если нет денег, предъявим аргументы.

Беата откинулась назад, позволяя заняться её волосами. Пока тонкие, светлые прядки разбирали, перебирая и осторожно расчёсывая, она отдыхала, прикрыв глаза. Прогулки по дворцовому парку надоели ей до тошноты. Наконец причёска была окончена, негустые, тонкие волосы заплетены и тщательно уложены проворными пальчиками Люси. Королева взглянула на придворную даму, примостившуюся поодаль с вышиваньем в руках. Они встретились глазами и улыбнулись друг дружке.

— Ну что, милая Стефания, разве я не права? Мы никуда не поехали.

— Как всегда, — отвечала Стефания, лукаво сужая чёрные глазки, опушённые густыми ресницами.

— Иногда я думаю, что лучше бы мне было остаться старой девой. Стоило менять отцовский дом на этот! Ничего не изменилось!

— Как это ничего? — лукаво спросила подруга, — неужто совсем ничего?

— Можно сказать и так, — в сердцах ответила Беата, порывисто оборачиваясь в кресле и глядя на удобно устроившуюся в креслице подругу, — я практически всё та же старая дева.

Стефания покачала головой, внимательно обводя глазами худощавую фигуру подруги детства.

— Мне казалось, ты говорила, что твой муж скоро одумается. Остепенится. Разве этого не случилось?

Беата вздохнула. Опустила голову и потеребила подол, заливаясь румянцем.

— Ты знаешь, что он и раньше не очень часто посещал меня. Ну, ты понимаешь.

Стефания фыркнула. Стыдливость подруги её забавляла.

— Дорогая моя, назовём вещи своими именами. Твой муженёк не слишком охоч до женского пола, и до тебя в том числе.

— Но Филипп любит общество дам! — возразила та пылко. — Он всегда так на них смотрит, так мило с ними беседует!

— Да, распускать хвост он умеет. Это достоинство любого павлина.

— Хочешь сказать, мне не стоит опасаться, что у него есть другая?

Стефания смутилась. Искоса взглянула на подругу. Встала со своего кресла, подошла к ней, и присела на краешек.

— Я думаю, — начала она, положив руку ей на ладонь и улыбнувшись, — тебе не стоит ждать от Филиппа слишком многого. Надо самой начать развлекаться, не дожидаясь помощи от этого павлина.

Беата возмущённо посмотрела на неё:

— Что ты мне такое предлагаешь, подруга? Не забывай, я, в конце концов, королева! На меня весь двор смотрит!

Подруга помолчала. Мечтательно сощурила глаза и принялась мурлыкать детскую песенку.

Улыбнувшись, Беата подхватила, они нескладно докончили куплет и расхохотались.

— Помнишь, когда мы ещё не были такими важными дамами, мы обе были влюблены в одного молодого человека? — лукаво спросила Стефания.

— И как потом выяснилось, не мы одни, — хмыкнула Беата, мечтательно поднимая взгляд к потолку и улыбнувшись рассеянной улыбкой.

— А как он был хорош, просто так бы и съела! — продолжила подруга, сжимая ладонь Беаты, и глубоко, с сожалением вздыхая.

— А ведь я ещё надеялась, что когда нибудь наши отцы договорятся между собой, и мы поженимся.

— Ты правда надеялась?

— Потихоньку. Я знала, что он слишком хорош для меня.

— Хочешь правду? Я тоже надеялась.

— Ну, у тебя не было шансов.

Стефания сжала губы. Потихоньку выдохнула, успокаиваясь. Сердиться на наивную в своей бестактности подругу не входило в её планы.

— Его отец хотел для него всего самого лучшего. Должно быть, поэтому наш милый Лео так и остался неженатым.

— Его слишком много баловали. — Королева поджала губы. — Зачем ты завела этот разговор, Стефания? Ты же знаешь, как мне неприятно вспоминать о бедном Лео. Я до сих пор плачу, как подумаю, что он погиб на охоте где-то там, в глухом лесу.

— Но ведь мы не видели его тела.

— Как это не видели? Его же отпевали при всём народе.

— Да, но лица его мы не разглядели.

— Я даже и не собиралась смотреть на бедняжку. Говорят, его сильно изуродовал зверь, так, что пришлось прикрыть лицо.

Стефания не ответила, отвернувшись, и глядя рассеянно в камин.

— А если бы вдруг оказалось, что он не умер? — спросила она наконец, поворачиваясь, и глядя Беате в глаза.

— Не умер? — растерянно выговорила та.

— Представь себе. — Чёрные глазки Стефании таинственно замерцали, зрачки расширились.

Оглядываясь, и разводя руками в стороны, она тихим голосом проговорила:

— А вдруг нашли не его? А вдруг наш бедный Лео лежал там, в глухой чащобе, один, без помощи? И какая-то добрая душа, прелестная юная пастушка, например, нашла его там, недвижимого, израненного дикими зверьми, и приютила в своей бедной хижине?

Беата, прижав руки к груди, слушала её, в волнении приоткрыв рот.

— И правда, — прошептала она, — разве такое не может быть?

— Вот видишь, — сказала Стефания, выпрямляясь и оправляя юбку. — Представь себе, если бы он вдруг вернулся.

Беата раскраснелась.

— Но ведь теперь я уже...

— Какие пустяки. Твой муженёк всё равно тебе не пара. Я бы на твоём месте пожаловалась отцу, что он не выполняет свой супружеский долг.

— Нет, нет, — та замахала руками, отмахиваясь от подруги. — Я не могу такое сказать. Это слишком.

— А вот Лео не заставил бы тебя скучать в одиночестве.

— Да, — сказала королева, наклоняя голову и заливаясь румянцем. И повторила тихонько: — Да, он бы не заставил.

Глава 16.

Герцог Антуан оглядел собравшихся. Не хватало ещё двоих из приглашённых на сегодня гостей. Остановил взгляд на усевшемся в отдалении маркизе Сильване, и скривил губы. Маркиз двигался, стараясь подобраться поближе к камину и царапая резными ножками стула по полу. Герцог ещё раз прошёлся взглядом по присутствующим. В его замке было достаточно комнат и залов для гостей, но для этого собрания он выбрал малую гостиную, отделанную во вкусе тёщи хозяина, давно приказавшей долго жить. Он всегда недолюбливал старую каргу, но надо признать — в замке не найти более уютного и, главное, тихого уголка.

Он откашлялся, привлекая внимание. Выпрямился в удобном, высоком кресле, вышитом гербами рода жены, и спросил:

— Кто нибудь знает, где могли задержаться наши остальные гости?

Сидевший от него по левую руку господин повёл холёными белыми руками, показывая дорогие манжеты. При этом на пальце его сверкнул фамильный перстень с крупным камнем.

— Мы все знаем, что нашего дорогого Гаррета держат вдали от нас важные дела. Он просил извинить его.

— Зато у графа Гуго нет таких причин. Он известил заранее, что обязательно будет здесь.

Маркиз, сумевший наконец придвинуть стул к камину, насколько это было возможно, ответил ворчливо:

— Вот она, молодёжь! Я, старик с подагрой, мог бы лежать сейчас в своей тёплой постели. Но я знаю, что дело есть дело!

Герцог искоса посмотрел на маркиза. Тот никогда не упускал случая пожаловаться на свои болячки. Но, надо отдать ему должное: при необходимости старик бодрился, как боевой конь при звуках трубы. И сожаления о своей постели у него вызывали обычно не тёплые одеяла, а греющие простыни молоденькие девицы. "Что поделать, — говаривал маркиз, — так велят доктора, а против науки не пойдёшь".

Тихо, без скрипа приоткрылась дверь, и вошедший неслышно доверенный слуга доложил хозяину о вновь прибывшем госте.

Зашуршали юбки, и в комнату неторопливо вплыла герцогиня Эльвира. Любезно улыбнувшись собравшимся, она прошла в глубину комнаты, и, остановившись перед хозяином дома, церемонно его поприветствовала.

— Любезный герцог, как я рада видеть вас в добром здравии. Надеюсь, ваша очаровательная супруга также здорова и весела.

— Милейшая герцогиня, — оправившись от секундного замешательства, ответил хозяин, — мы очень рады видеть вас, поверьте. Должен сказать, мы ожидали вашего супруга. Прошу вас, присаживайтесь.

Присутствующие оживились. Эльвира, мило улыбаясь, уселась в торопливо придвинутое для неё кресло. Сосед герцога в очередной раз оправил манжеты и разгладил жабо, выпрямляя спину. Даже престарый маркиз рискнул отлепиться от уютного камина и податься в сторону очаровательной гостьи.

— Ну что же, — и герцог опять откашлялся, — осталось только дождаться графа Гуго.

— Господа, могу вам сообщить, что граф не придёт, — негромким, мелодичным голосом сообщила Эльвира. — Я встретила его управляющего по пути сюда.

— Что-то случилось? — с тревогой спросил хозяин.

— Вы все знаете, господа, что в последнее время наш дорогой граф не выезжает из своего имения, после того случая на приёме.

Герцог пожевал губами, неодобрительно покачав головой:

— Бедный Гуго слишком горяч. Не следует дерзить королю, даже если он не держит своих обещаний.

Присутствующие понимающе покивали. Герцогиня, выдержав почтительную паузу, оглядела обращённые к ней озабоченные лица и продолжила:

— А ещё мы все знаем, что граф держит в своём замке небольшое, хорошо обученное войско. И у него отличные лошади. Мне сообщили, что к нашему другу, милейшему графу Гуго, направился человек от королевского двора с визитом. С предложением выступить в поход, вместе с его войском, и он согласился. Должно быть, это лучше, чем сидеть в своём имении. И скажу по секрету, что граф даже надеется получить солидную компенсацию за свои услуги.

Все переглянулись.

— Если речь идёт об оплате, я бы и сам не прочь выступить, — неторопливо выговорил нарядный гость, почёсывая подбородок.

— Дорогой мой, ваши люди давным-давно забыли, каким концом держат алебарды, — проскрипел маркиз. — Но я вас понимаю. Если у королевского величества возникли проблемы с войсками, они не будут слишком щепетильны.

— Думаю, об оплате нам лучше было бы спросить у нашего дорогого Гаррета, — галантно повернувшись к гостье и отвесив лёгкий поклон, высказался хозяин. — Наш милый герцог совсем недавно находился в схожем положении, не так ли?

— Я смогу вам помочь, господа, — ответила Эльвира, и, легонько вздохнув, назвала сумму. — Эти деньги были нам обещаны. Правда, пока мы получили лишь часть. Небольшую часть.

Они призадумались.

— Хорошо, — наконец сказал герцог, — мы обдумаем ситуацию. — А теперь мне хотелось бы перейти к нашему основному вопросу. Прошу вас, дорогой мой. — И он повернулся к соседу слева.

Тот приосанился. Положил полные руки на подлокотники, и подался вперёд, оглядывая присутствующих.

— Вы все знаете, как много надежд мы возлагали на нынешнего государя. Это был многообещающий молодой человек. Вернее, он казался нам таковым.

Маркиз согласно покивал. Герцог нахмурился, его рот сжался в тонкую линию, прочертив глубокие складки от носа к уголкам губ.

— Но чем дальше, тем больше мы начинаем понимать, что наши ожидания не оправдались. Да, да. Не оправдались.

— Это мои не оправдались, — брюзгливо отозвался маркиз из своего угла, — а вы получили неплохую должность.

— Да, получил, — порывисто обернулся к нему тот, — но что это за радость теперь, когда она потеряла свой блеск? Его величество, в силу своих довольно скромных способностей — прошу прощения, господа, мы все здесь свои — так вот, его величество в угоду многочисленным любимцам, и просто наглым проходимцам развёл такое количество разнообразных должностей и тёплых местечек, что их реальная значимость сильно пошатнулась. Скажу прямо, теперь эти должности уже не стоят того, что за них заплатили.

— Да что там должности, — не сдавался маркиз, — а что вы, как член парламента, скажете нам о новых налогах?

— Ну, допустим, налоги необходимы, — ответил пухлый господин. — К тому же я уже заявил его величеству на прошедшем заседании о непосильном бремени, связанном с поборами на военные действия.

— И что вам ответил государь? — ехидно спросил маркиз.

— Ничего конкретного, — смущённо ответил тот. — Такое впечатление, что государя не беспокоят наши расходы. Его больше заботит состояние его костюма.

— Кроме единовременных расходов, связанных с войнами, были введены к обсуждению и другие статьи, не так ли? — отрывисто сказал герцог, глядя на него.

— Да, и этот вопрос почти решён. Теперь, господа, мы будем платить ещё дополнительные налоги по нескольким пунктам. Представители торговых домов недовольны, но, пока они надеются получить от государя выплаты по своим кредитам, они не будут слишком протестовать.

— И вы думаете, они их получат?

— Я слышал от их представителя, он давний член собрания, что король нашёл солидных поручителей. Но я бы на месте заимодавцев не был бы слишком оптимистичным. Кому, как не нам, знать нашего дорогого Филиппа!

— А если бы на месте Филиппа был его брат, Анри? — спросила герцогиня, невинно похлопав ресницами, — ему было бы больше веры?

— Анри? — хозяин дома внимательно посмотрел на гостью, — почему вы спрашиваете?

— Просто так, — пожала плечами Эльвира, очаровательно улыбаясь, — просто я подумала, что младший брат выглядит, так сказать, более надёжным.

— Герцог сейчас ведёт военные действия, — сказал задумчиво хозяин. — Конечно, он тоже не подарок...

— Господа, не надо забывать, сколько трудов нам стоило добиться нынешнего положения дел, — запротестовал член парламента. — А вы предлагаете нам теперь заняться судьбой этого шалопая. Я прекрасно осведомлён о его проделках. Будь он моим сыном, я уже давно бы посадил бы его на хлеб и воду. Чтобы остыл немного.

— Зато Филипп нуждается в том, чтобы его прогреть хорошенько, — пробормотал с досадой себе под нос герцог.

— О, кажется, я забыла спросить о состоянии вашей милой дочери, — встрепенулась герцогиня. — До меня дошли слухи, что она надеется подарить нам наследника? Или я ошибаюсь?

— Вы ошибаетесь, прелестная герцогиня. — Герцог Антуан скривился, будто попробовал нечто скверное. — Вряд ли это произойдёт в ближайшее время. Вот уж в таком вопросе я бы поставил на этого проходимца Анри, при всех его недостатках он не пропускает ни одной женской юбки.

— Простите, господа, что отвлекаю вас от дамских юбок, — прокаркал маркиз, изгибая тонкие губы в усмешке, — но я бы спросил, стоит ли менять одного брата на другого? У этого шустрого малого аппетиты ничуть не меньше, чем у его братца. Он даже скушал, и не поперхнулся, тот миленький участок земли с очаровательным замком на нём, который я было присмотрел для себя. И который был мне обещан!

Маркиз закашлялся, с досадой стуча высохшим, узловатым кулаком по камину.

— Не вы один обманулись, дорогой маркиз, — ответил сварливо герцог. — Будь жив сейчас граф Симон, этого бы не произошло.

— Вот был поистине великий человек, — причмокнув, сказал член парламента. — Я никогда не мог понять, как он везде успевает.

— Да уж, это была мудрая голова, — назидательно сказал маркиз, ерзая на стуле, — уж он всегда знал, что нужно делать.

— Я уверена, что такие солидные, уважаемые люди, с огромным жизненным опытом, как вы, господа, найдёте выход из любого положения, — герцогиня очаровательно улыбнулась, обводя взглядом присутствующих.

— Разумеется, дорогая герцогиня, — успокаиваясь, ответил хозяин дома, одаривая Эльвиру доброжелательным взором. — Ради этого мы здесь и собрались.

Глава 17.

Бургомистр оглядел собрание. Члены городского совета отводили глаза. Он понял, что окончательное решение придётся принимать ему самому. Перевёл взгляд на парламентёра, молодого кавалериста в новенькой, уже немного потрёпанной, кирасе.

— Вы утверждаете, что нам не будет чиниться всякого рода ущерб? И что господа обещают оплату за предоставленное продовольствие и товары, какие вам понадобятся?

— Конечно, — уверенно, с оттенком раздражения ответил тот, переминаясь с ноги на ногу. Стоять в вооружении, пусть даже не полном, пришлось долго. Городской совет собрался с раннего утра, а теперь уже был полдень. В спорах до хрипоты и мучительных раздумьях члены совета решали, что ответить войску, появившемуся на исходе ночи и вставшему под стенами.

Бургомистр тяжело опёрся на стол локтями, и задумался, уткнув лоб в ладони. Он знал, что такое осада. И что бывает, когда озверевшее после штурма войско врывается за городские стены. Воспоминания далёкого детства подкатывали к горлу и не давали спокойно дышать.

Он оторвался от стола и снова обратился к молодому дворянину:

— Вы также утверждаете, что благородные господа, предводители вашего войска, дают обещание не трогать местное население, собравшееся в стенах нашего города из окрестных мест? И оплачивать взятое у них имущество, буде оно понадобится для военных нужд?

— Мы утверждаем, что все расходы будут оплачены, — устало ответил посланец. — А также мы обещаем, что никакого насилия не будет.

Члены совета вышли из здания ратуши. Ожидавшие их появления люди поднялись с камней, выложенных на пространстве маленькой площади, окружающей ратушу, и тянущихся серой полосой к недавно достроенному храму.

Население городка в последние дни значительно увеличилось от наплыва беженцев. Сейчас они обступили тесное пространство у ратуши плотной толпой, почти вытеснив коренных горожан. Обращённые к нему со всех сторон лица были полны ожидания.

Бургомистр оглядел собравшихся вокруг людей.

— Сограждане, — хриплым, сорванным после долгого совещания голосом объявил он, — городу дано обещание соблюсти наше спокойствие и безопасность. Прошу вас разойтись по своим домам и не поднимать паники.

— Не давайте им войти! — пронзительно выкрикнула женщина в первых рядах. — Они вас всех перережут!

Толпа заволновалась.

— Они сожгли нашу деревню! — выкрикнул тонкий голос, невидимый в толпе. — Перепортили всех девок!

— А нас обчистили дочиста! — поддержал мужской голос с другой стороны площади.

Бургомистр поднял руку. Постепенно выкрики смолкли, и собравшиеся обратили взволнованные, вспотевшие под полуденным солнцем лица к членам совета.

— Дорогие сограждане, — сказал сипло бургомистр, — я не хуже вас знаю, как это бывает. Но подумайте, что будет, если мы станем сопротивляться? Кто нам тогда поможет? Соседний город? У них самих войско годится только на то, чтобы поддерживать порядок на улицах в праздники. Уж лучше положиться на честное слово господ, командующих войском, которое мы все видели с городских стен. А оно немаленькое. Подумайте, что будет, если они решат взять нас штурмом? Давно ли многие из вас держали в руках оружие? А там, под стенами, бывалые вояки. Так будем же благоразумны, и не дадим им повода применить силу.

Толпа зашумела. Сопровождаемый возбуждёнными выкриками и пошатываясь от толчков заволновавшейся людской стены, бургомистр в сопровождении остальных членов совета направился по главной улочке к городским воротам.

Услышал за спиной визг всё той же женщины:

— Спасайтесь, кто может! Бегите!

Пожал плечами, продвигаясь вперёд и сжимая в руке ключ от города.

— Прошу вас, господа, присаживайтесь, — бургомистр, потея, в который раз проверил прочность предложенных господам военным лучших из найденных женой стульев. В его доме был спешно собран стол для важных гостей.

Граф Эдгар, держа шлем под мышкой, оглядел уютную, чистенькую комнатку, заметил выглядывающих из-за двери разновозрастных детей и широко раскрытые испуганные глаза прислуги. Повёл взглядом по расставленным на белой скатерти тарелкам и обширному блюду с пирогом. Почувствовал, как судорогой свело желудок. Барон Жорж нетерпеливо посмотрел на графа, переминаясь с ноги на ногу и жадно поглядывая на пирог.

— Барон, — негромко сказал граф, слегка склоняясь к Жоржу, — ваши люди под надёжным присмотром? Неожиданностей не будет?

— Я уже говорил вам, ваше сиятельство, — нетерпеливо ответил барон, пожирая глазами блюдо с пирогом, — я дал совершенно чёткие указания своим людям.

Командир десятка оглянулся на своих солдат. Те лениво переминались на солнце, ожидая, пока их предводитель сговорится о цене. Держатель бани, пожилой горожанин, теребя пожелтевшую куцую бородку, клочками торчащую на сморщенном лице, льстиво улыбался, расписывая гостям прелести банщиц.

Наконец командир договорился. Оживившись, солдаты последовали за ним, ведомые привратником, вглубь дома.

Адъютант, побрызгав в лицо водой из поилки для лошадей, и потерев потной ладонью лицо, на котором остались тёмные разводы, облегчённо вздохнул и вышел на улицу под палящее солнце. Кони пристроены. Теперь можно было с чистой совестью присоединиться к господину графу, в надежде получить солидный кусок от того роскошного обеда, который им так расхваливал низенький, плотненький бургомистр.

Торопливой походкой, несмотря на гудящие от долгого стояния ноги и раскалённые от жары сапоги, молодой человек направился к улочке, на которой находился дом главы города.

Глазея рассеянным взором на чистенькие занавесочки, выглядывающие из-за разросшихся пёстреньких цветов на окне, и мимолётно думая о той, что их так заботливо поливает своей беленькой и нежной, непременно беленькой и нежной, ручкой, он услышал отчаянный, на грани срыва, визг. Визжала женщина. Оглянувшись по сторонам, он попробовал было подозвать к себе на помощь двух торопливо направляющихся куда-то кавалеристов, лица которых показались ему смутно знакомыми. Но те сделали вид, что не заметили его знаков, и поспешно свернули в соседний переулок. Он толкнул дверь в низеньком проёме, увитом плющом, и очутился в маленьком дворике. Увидел метлу, брошенную у стены, опрокинутую корзинку с бельём. И девицу, извивающуюся в руках солдата, обхватившего её за талию. Другой пехотинец деловито стаскивал с неё юбку. В углу, на кучке сметённого мусора, сидел и плакал ребёнок.

Оглядев расширенными глазами всю эту, возмутившую его, картину, адъютант крикнул солдату что-то негодующее, хватаясь за рукоятку своей шпаги, и увидел выбегающего из глубины дома мужчину. В руках мужчина вынес длинную, потёртую от старости, ручную кулеврину. Остановился, и приложил к затвору дымящийся фитиль. За спиной мужчины маячила тёмная фигура с алебардой.

Солдат, стаскивающий с девицы юбку, прервал своё занятие, схватившись за прислонённое к стене оружие. Мужчина всё тыкал фитилём в затвор. Солдат торопливо навёл дуло на стоящего в проёме противника. Адъютант перевёл взгляд на пистолеты в портупее. Загнал в ножны шпагу, и потащил пистолет за рукоять.

— Рядовой, прекратите! Немедленно отойти! — голос сорвался, перейдя в охрипший взвизг.

Из-за спины хозяина дома, не дожидаясь выстрела, выбралась приземистая, оплывшая фигура старухи. С истошным криком она слетела с крыльца, замахиваясь алебардой. Адъютант остановившимся взглядом следил за взметнувшимся потемневшим, погнутым когда-то давно лезвием.

Пехотинец перевёл дуло и нажал курок. Щёлкнул кремнёвый замок, высекая искру. Грохнул выстрел. Заряд, попав в упор, отбросил старуху назад. Она повалилась навзничь, скребя судорожно скрючившимися пальцами мгновенно покрасневшую на груди одежду. Грянул выстрел с крыльца. Солдат с новенькой кулевриной выронил своё оружие, схватившись за шею. Адъютант лишь ощутил, как вихрь горячего воздуха опалил ему щёку. И что-то легко толкнуло в плечо.

Пехотинец, бросив девицу, немедля вцепившуюся ему в ногу, обутую в армейский башмак, подхватил брошенную поодаль на плитки двора алебарду. Мужчина, развернув в руке ставшее бесполезным для стрельбы оружие, размахнулся прикладом как дубиной, метя в голову пехотинцу. Метнулось остриё алебарды, втыкаясь повыше тонкого плетёного ремешка на поясе. Солдат повернул алебарду и рывком дёрнул к себе. Хозяин дома, согнувшись и коротко, судорожно кашлянув, ткнулся лбом в косяк, кувыркнувшись со ступеней крыльца.

Девица, цепляясь за солдата и безобразно разинув рот, зашлась в крике. Тот двинул ногой, но она поволоклась за ним, и он ткнул её древком. Она обмякла, разжав руки. Оглушённый адъютант, ощущая непрекращающийся звон в ушах, крикнул что-то неслышное для себя, но солдат, не обращая на него внимания, наклонился над своим товарищем, и повертел его безвольно качнувшуюся голову. Из разорванного зарядом горла выплёскивались тёмные ручейки, растекаясь вокруг и образуя неровную лужу. Обернулся, с искажённым в гримасе потемневшим лицом, и, перевернув алебарду вниз остриём, ткнул девицу в живот. Нагнулся, дёрнул подол, стаскивая юбку, бросив её рядом. Оскалив зубы, оглянулся к адъютанту, влезая на корчащуюся девицу.

Не помня себя, адъютант навёл дуло пистолета, целясь, как на ученьях. Услышал голос графа Эдгара: "Вот как это надо делать... Вы неплохо показали себя, молодой человек". Когда пороховой дым развеялся, он увидел, что во дворе он один стоит на ногах. Пехотинец лежал, уткнувшись лицом в женское бедро. Девица уже не шевелилась. Он почувствовал жжение в левой руке, и перевёл взгляд на рукав рубахи. Ткань пропиталась кровью. Рукав зиял прорехами в нескольких местах. Чувствуя, как кружится голова, и сглатывая неприятный привкус во рту, адъютант попятился, заталкивая рукоять пистолета за пояс.

Барон удовлетворённо вздохнул, отставив бокал, и ощущая приятное чувство заполненного до отказа желудка. Местное терпкое вино проливалось внутрь, грея горло и обволакивая внутри приятным теплом. Оглянулся на графа, неторопливо беседующего с хозяином дома. Лицо у него раскраснелось, граф явно был в лёгком подпитии, и доброжелательно настроен. Вино, попавшее на подвергавшийся долгому воздержанию желудок, оказало своё действие.

В передней раздался грохот падающей мебели, со стуком опрокинулась лавка, и послышались возбуждённые голоса. В дверь ввалились двое военных, вталкивая впереди себя бьющуюся в истерике служанку.

Все вскочили. Граф узнал своего адъютанта.

— Пауль, что это с вами? — крикнул он, глядя на ободранного, с перепачканным гарью и кровью лицом, молодого человека.

— Простите меня, ваше сиятельство, — адъютант бросился к своему командиру, наконец отлепившись от постового, дежурившего у входа, — я убил человека!

— Что вы сделали, Пауль? — страшным голосом спросил граф Эдгар, бледнея.

— Я убил мародёра! — ответил адъютант, сглатывая ком в горле и глядя на графа отчаянными глазами побитого щенка.

Хозяин дома охнул, хватаясь за грудь. Взвизгнула за дверью в спальню слышавшая всё хозяйка. Заскулила, комкая в руках подол передника, девчонка-прислуга.

— Что это? — спросил тревожно барон Жорж, оглядываясь на окно. Издалека доносился глухой гул колокола. Бургомистр подбежал к окошку и далеко высунулся, вытягивая шею.

— Пожар, — с отчаянием в голосе сказал он, возвращаясь и оглядывая гостей. — Дым над домами. Город горит.

Глава 18.

Жиль вытащил очередной ящик из шкафчика у стены. Пошарил внутри, ощупывая стенки и донце. Перевернул и потряс изо всей силы. Посыпался мусор. Оглянулся на товарища, шарившего в комоде у двери.

— Ну что там у тебя?

Тот промолчал, пыхтя и выгребая обеими ладонями вещи на пол. Поднял голову и посмотрел на Жиля:

— Так, кое-что есть. Ты ищи, золотишко они где-то припрятали!

Тот пнул ногой разбросанное по полу разномастное тряпьё, присыпанное смятыми бумагами:

— Иди, ещё раз спроси у этого старого дурака.

Они оглянулись на старика привратника, приткнувшегося в углу. Тот не подавал признаков жизни. Седая клочковатая бородка топорщилась на застывшем в гримасе лице, залитом стекающей с рассечённого лба кровью.

Жак сплюнул в досаде.

— Это ты его так приложил? Постарался, нечего сказать!

— Что ж мне было делать, если он за дубинку схватился? Сказано ему было — деньги потом! А от его бабёнок не убудет.

Командир ввалился в дверь, отдуваясь и оглядывая подчинённых выпученными покрасневшими глазами. В руках у него был маленький бочонок.

— Всё возитесь! — гаркнул он охрипшим голосом, покачиваясь и клонясь к косяку. Вино в открытом бочонке булькало и выплёскивалось на пол, поливая разбросанные вещи.

Обернулся в открытую дверь и пьяно хихикнул:

— Сейчас, мои девочки, я к вам вернусь! Нашли золотишко? Или вам помочь?

Подчинённые пожали плечами, переглядываясь. Жиль указал на лежащего старика:

— Да вот...

Командир аккуратно, сгибаясь по частям, с преувеличенной осторожностью поставил полупустой бочонок на пол у стены.

Пошарил по карманам, выворачивая подкладку и сопя.

— Не умеете спрашивать, зелень мелкая. Сейчас я вам покажу, как это делают.

Пошатываясь, повернулся к лежащему привратнику. Защёлкал кресалом. Полетели искры.

— Сейчас, погодите, — бормотал он себе под нос, зажигая вытащенный из коробочки фитиль и нагибаясь, — вот мы его поджарим, и всё сразу узнаем...

Жиль дёрнулся было, и остановился, глазея на манипуляции десятника. Тот пошатнулся, выругавшись, и опять защёлкал кресалом.

Жак, озадаченно разинув рот, широко раскрытыми глазами уставился на разлетающиеся веером искры, падающие на смятые в беспорядке бумаги. Замычал, не находя слов, и тыча пальцем на занявшийся огнём мусор.

Яркая звёздочка упала в кучку бумаг и обернулась язычком пламени. Тихонько потрескивая, он пробежал по листкам, перебрался на смятую тряпку, обильно политую прозрачной коричневатой жидкостью из бочонка. Синеватый огонёк, неслышно горя, извилистой дорожкой прокатился к стоящему у стены бочонку.

Глухо ахнул, раздуваясь и заполняя маленькую комнатку, огненный шар.

Когда из окон бани повалил густой дым, в дверь, цепляясь за косяк, на мостовую вывалился Жак, и, надсадно кашляя обожжённым горлом, принялся кататься по покрытым пылью камням мостовой, пытаясь сбить пламя с горящей одежды.

Торопливо перебирая короткими толстыми ножками и задыхаясь на бегу, бургомистр догнал выворачивающего из ворот его дома вороного коня, и уцепился за стремя недавнего гостя. Поднял к нему искажённое лицо, залитое ручейками пота.

— Господа, господа, — сорвано прохрипел он. — Помогите нам тушить пожары! Не допустите грабежей!

Граф обернулся в седле. Оскалил зубы в злой усмешке:

— А почему вы решили, что это наши люди поджигали? Вы нас впустили, вы и несёте ответственность!

— Вы обещали, что не будет грабежей! — в отчаянии выкрикнул тот, цепляясь обеими руками за стремя графа Эдгара.

Тот наклонился с седла, и, глядя в упор в лицо бургомистра, в его выпученные глаза, прокаркал сведённым в спазме горлом:

— Поздно! Теперь это никому не под силу остановить!

В воздухе плыл зыбкий гул колокола, бившего с ближайшей башни. Ему вторили новенький звонкий колокол с ратуши и старый, потемневший бронзовый колокол с башенки на крыше гильдии кузнецов. По узким улочкам и переулкам плыл удушливый чёрный дым, подпитываемый едкими клубами, выползающими из узких окошек кабачков — там горела дешёвая виноградная настойка. В окна домов летели вещи, выбрасываемые жителями, надеющимися спасти хоть какое-то имущество. В узких переулках и на маленьких улочках отчаянного вида личности отбирали вещички у завернувших туда в поисках спасения обывателей. То и дело в ход шли ножи, и очередная жертва нападения валилась в пыль. Или неудачливому грабителю попадались крепкие мужчины, не желающие расставаться со своим добром. Тогда не везло другой стороне.

Солдаты, успевшие разбрестись по всему городу, поспешно выбегали из домов, и, отчаянно ругаясь на чём свет стоит, пытались выбраться из горящих кварталов. Еле слышно из-за стоящей над городом какофонии звуков тянулся в воздухе высокий голос трубы. Это командиры созывали своих.

У городских ворот собирались пехота и кавалеристы. Строились в неровные колонны, и, понукаемые выкриками командиров и завивающимися в воздухе дымными ручейками, растекающимися в толпе с удушливым запахом гари, торопливо выходили из города.

На главной улице, у складов, интенданты, торопясь, забрасывали в телеги последние мешки. Возчики проверяли крепление крепко прикрученных пеньковыми верёвками бочонков. Рослые обозные лошади переступали ногами, беспокойно поводя ушами, косясь лиловыми глазами на возчиков.

Нестройный крик и звон, нарастая, выкатился из ближайшего переулка. На булыжную мостовую выплеснулась вооружённая чем попало толпа. Завидев обозные телеги, толпа зашумела. Вперёд вырвалась растрёпанная женщина, и, тыча алебардой на потемневшем древке, завизжала:

— Вот они! Они увозят наше добро! Бейте их!

Первые подбежавшие полезли на телеги. Возчики, подхватив увесистые палки с крюками, служащие им для паковки груза, стоя наверху, спихнули некоторых чересчур торопливых, бросивших оружие на мостовую. Вторая волна накатилась, наверх полезли оскаленные, злобные люди, цепляясь за верёвки, охватывающие груз. Молча кувыркнулся вниз на булыжники возчик с разбитой одним ударом алебарды головой. Забравшиеся наверх принялись перерезать толстые ворсистые верёвки, скрепляющие груз. Другие добивали свалившегося возчика. Ещё нескольких возчиков топтали ногами, стащив на мостовую.

Поскакавшая группа кавалеристов принялись теснить толпу, напирая на людей и тыча короткими пиками. Завизжала кавалерийская лошадь, к ней подобрались снизу, ткнув остриём в незащищённое брюхо. Ещё кто-то, взмахнув длинным ножом, перерезал ей сухожилия. Кавалерист, вытянув из седла оба пистолета и целясь вниз, разрядил оба. Выхватив саблю, соскочил с рухнувшей лошади, забившейся на мостовой.

Охранявшие обоз пехотинцы отступили за телеги, целясь в густо столпившихся вокруг людей. Раздался нестройный залп из ручных кулеврин. Выстрелы немногочисленного стрелкового оружия тем не менее произвели своё действие. Послышались крики и стоны. Первые из обступивших обоз нападавших повалились на землю. Раздались истошные крики тех, кто пытался добраться до телег из вторых рядов — арбалетчики, что целились понизу тележных осей, вгоняли болты им в ноги.

Интендант, взобравшийся на первую телегу, ухватился за брошенные погибшим возчиком вожжи. Пронзительно свистнул, звонко хлопая по лошадиным спинам. Выкрикнул команду. Сильные кони дёрнули, приседая на задние ноги, и одним рывком сдвинули тяжело гружёную телегу. Расшвыривая разбегающихся из под копыт и колёс людей, упряжка загремела по камням мостовой, и, набирая ход, покатилась к городским воротам. Пехотинцы, успевшие перезарядить оружие, вскочили на телеги, цепляясь за верёвки. Кавалеристы, оборачиваясь на скаку и тыча остриями пик, последовали за обозом. Вскоре на мостовой у складов остались лишь трупы нескольких солдат, павшая кавалерийская лошадь и повалившиеся во множестве на булыжники, бывшие когда-то пыльными, а теперь скользкие от крови, раненые и мёртвые горожане.

Пыльные, покрытые сажей колонны отходили по хорошо утоптанной на въезде к городку дороге. Небольшой отряд кавалерии лёгкой рысцой ушёл вперёд, опережая тянущуюся, взбивая пыль, пехоту. Другая часть всадников, приноравливаясь к пешим и небыстро катящимся телегам обоза, двигалась рядом и позади по дороге, ведущей в торговый город Отер.

Глава 19.

— Дорогой мой, у вас ведь есть люди, которым вы могли бы доверить свою жизнь?

Ноэль поднял взгляд от карты. Леонел задумчиво грыз ноготь, рассматривая извилистую нитку дороги, вьющуюся вблизи нарисованных гор.

— У вас есть основания сомневаться в верности нашего гарнизона?

Леонел оторвался от ногтя и посмотрел в глаза собеседнику. В комнате для совещаний они были одни. Полковник проводил очередной обход. В последнее время он делал это чаще обычного, заменяя младших офицеров.

— Я не имею в виду гарнизон, Ноэль. Если бы вы пошли на опасное дело, в котором могли бы погибнуть, и ваше спасение зависело бы только от вашей храбрости и от преданности ваших спутников, кого бы взяли с собой?

Ноэль поднял брови, обхватив себя руками, и покачиваясь на стуле. Наконец сказал задумчиво:

— Ну, если так... Я бы мог назвать кое-кого из служивших ещё моему отцу. Правда, большинство уже немолоды. Да у моей тётушки, я знаю, есть верные люди. Но они ведь теперь в осаде.

Леонел оторвался от стола, побарабанив пальцами по карте.

— Эти рудники в горах, они ведь ваши, дорогой граф?

Граф, удивлённый поворотом разговора, пожал плечами:

— Разумеется, мои! И я очень этому рад.

— Насколько я знаю, это основной источник дохода провинции? — Леонел нахмурил брови, продолжая барабанить по карте.

— Ещё бы. Из-за чего бы тогда мои предки столько воевали? Если собрать всю кровь, которая пролилась в этих краях, получилось бы небольшое озеро.

— Это хорошо. — Его величество кашлянул, взглянув на собеседника. — Я имел в виду, что средства нам ещё пригодятся.

— Вы же знаете, что можете на меня рассчитывать.

Леонел отвернулся от стола, прошёлся по ковру, хмурясь и глядя в пол. Остановился, глубоко вздохнул.

— И соберите как можно больше людей, на которых можете рассчитывать вы, дорогой мой граф. Они нам очень скоро понадобятся.

— Мне собрать всех?

— Всех, кого сможете найти. — Леонел посмотрел графу в глаза. — От этого будет зависеть наша жизнь.

— Голубиная почта, господин. — Вульф, как всегда, появился почти бесшумно. Герцог подозревал, что некоторый шум тот производит, только чтобы хозяин не слишком пугался при его неожиданном появлении.

— Давайте сюда. — Анри нетерпеливо вскрыл крохотный цилиндрик и развернул тонкий, тщательно скрученный листок.

Прочитал, кривя губы и морща лоб, с трудом разбирая крохотные буковки. Поднял брови, опуская руку с листком на колено, шевеля губами, в недоумении неслышно повторяя последние слова послания.

Опять поднял листок к глазам, перечитывая снова и снова. Потом перевёл взгляд на застывшего в ожидании верного слугу. Молча оглядел его покрытое рябинами оспин лицо, широкое и угрюмое. Подумал, что тот некрасив, но пользуется определённым успехом у женщин. Насколько он знал, девицы нетяжёлых нравов всегда были от него без ума.

— Позовите сюда господина барона, Вульф, — наконец сказал герцог, аккуратно складывая письмо.

И, задумчиво смотря ему вслед, невольно отметил, что этот немолодой человек движется легко и изящно для его возраста. Он давно знал это, но никогда не замечал, как сейчас. Перевёл невольный взгляд на письмо, зажатое в руке, и нахмурился.

"Берегитесь, рядом с вами есть человек, готовый изменить вам".

— Мне нужно будет ненадолго уехать отсюда. — Герцог опустил глаза, разгладив полы камзола. Провёл пальцем по тонкой полоске опушки из куницы.

Барон Эверт смотрел на него в ожидании. Подобное выражение у Анри он видел уже несколько раз. Смущение на довольной жизнью физиономии герцога было редкостью, и обычно предшествовало отлучкам на пару дней. Всё, что он смог выяснить — герцог ездил к женщине.

— К сожалению, я не смогу взять с собой моего Вульфа.

— Прикажете поехать с вами?

— Вы что, забыли, о чём только что говорили? — сварливо спросил герцог. — Кто тогда повезёт золото?

— Да, правда.

— Если бы мой брат не прислал гонца с требованием немедленно выделить сопровождение для обоза, я бы вас не отпустил. Но вы же знаете, Филипп бывает просто невыносим. Ему непременно нужно, чтобы оплату войска союзников произвели как можно быстрее, а заботу о сохранности такой кругленькой суммы — очень кругленькой, скажу я вам! — поручил мне. Впрочем, он всегда так поступает.

— Вот именно. — Барон улыбнулся.

Анри хмыкнул. В палатке, кроме них, никого не было. Герцог отослал лакеев, и приказал не приближаться ближе чем на длину копья. Он повертел головой, отыскивая перчатки. Наконец подхватил со столика заботливо приготовленную пару, лежащую среди нескольких пар на выбор. С натугой принялся натягивать, дёргая тонкую кожу. Усмехнулся уже открыто.

— Я давно знаю своего дорогого брата. Он удивительно предсказуем. — И добавил уже серьёзно:

— Вы уверены, что всё предусмотрели? Может быть, обсудим это ещё раз?

— Мы уже обсуждали это не однажды, Ваше высочество, — устало ответил барон, — стоит ли тратить на это время?

— Интересно, на что вы в последнее время тратите столько времени, милейший? — язвительно поинтересовался Анри. — Я кое-что слышал о вашей новой...

— Прошу вас, Ваше высочество, не сейчас.

— Хорошо. Мы ещё поговорим об этом. А сейчас вот что: вы поедете с Вульфом, как мы решили. Но своих людей вы оставите здесь.

— Поехать одному? Без слуги, без охраны?

— Охраны у вас там будет предостаточно, — со скрытым злорадством ответил Анри, — зато у меня будет хоть какая-то гарантия того, что у вас не возникнет соблазна прибрать к рукам такой лакомый кусочек.

— Вы мне не верите, Ваше высочество? — спросил барон, делая обиженное лицо. — Разве я давал вам повод?

— Нет, не давали, — Анри наконец натянул перчатки, и направился к выходу из палатки. — И не дадите, пока я не позволю вам этого.

Герцог огляделся, кивком подозвал Вульфа, дожидавшегося его появления у палаток.

— Когда вы уедете, я прошу вас, мой дорогой, присмотрите за господином бароном. Он человек неосторожный, и чересчур ретивый. Словом, держитесь к нему поближе.

— А если господин барон всё-таки увлечётся? — спросил Вульф, кладя руки на пояс, увешанный оружием, и понимающе щурясь.

— Вы меня не так поняли, дорогой мой, — укоризненно сказал Анри, качая головой, — просто придержите его, большего не требуется. Не мне вас учить, как это делать. Со своими людьми я разбираюсь лично.

Когда верхушки деревьев скрыли от глаз зубцы крепостных стен, и в просветах густых крон стало видно только синее небо, группа верховых, двигавшаяся плотной кучкой, распалась, вытягиваясь в неровную цепочку. Один, на рослой гнедой лошади, оглянулся назад, плотнее запахивая тёмный плащ из грубой ткани. Такими плащами пользовались здесь охотники и торговцы средней руки.

— Давно я не видал крепости снаружи.

Всадник рядом с ним ответил негромко, проследив за его взглядом:

— Иногда смотреть изнутри безопаснее.

— До поры до времени, — ответил тот, отворачиваясь и толкая коня пятками. — Здесь и воздух совсем другой. Я уже совсем было собрался прокиснуть, как старый кувшин со слабеньким винцом.

В зарослях, густым ковром покрывающих обочину тропы, достаточной только для того, чтобы двое лошадей в сбруе прошли рядом, пересвистывались потревоженные мелкие птицы. Покачивались отводимые лошадиными боками гибкие ветки, покрытые зреющими ягодами. Всадник, двигавшийся впереди цепочки, сделал знак рукой и свернул с тропы, проведя коня меж кустов шиповника. Остальные последовали за ним. Вскоре тропа опустела, а группа углубилась в лес.

Какое-то время они двигались по земле, покрытой густым слоем опавших сосновых игл и стелющейся травой, сплетённой в единый пёстро-зелёный ковёр. Кони ступали бесшумно по толстой лесной подстилке, лишь потрескивали под копытами случайные сухие ветки. Потом подстилка стала тоньше, копыта глухо застучали по твёрдой почве. Деревья стали ниже, протягивая к головам всадников узловатые ветки, покрытые пучками длинных иголок. Сквозь землю стали прорываться угловатые хребты камней. Они выбрались на каменистую тропу, прихотливо изгибавшуюся среди угловатых валунов и убегающую куда-то вверх по склону.

— Что вы сказали своей жене, когда уезжали? — спросил всадник на гнедой лошади, оглядываясь на своего спутника, продолжавшего держаться рядом.

Тот пожал плечами:

— Ничего особенного. Сказал, что уезжаю по делам. Вернусь через пару дней. А вы что сказали?

Всадник покашлял, пряча за край капюшона покрасневшее в смущении лицо:

— Я сказал, что мне нужно посетить ваше имение на севере. Обещал скоро вернуться.

— Лучше бы вы пообещали, что вернётесь не скоро.

— Почему это?

— Тогда вас не обвинят в том, что вы задержались.

Тот вздохнул:

— Алина так расстраивается, когда не знает, где я. Она собирается испечь мне какой-то особенный пирог по семейному рецепту.

Граф хмыкнул:

— По семейному? Ого!

— Ну да, любимый пирог её матушки, — смущённо возразил Леонел. — Ничего особенного.

— Пирог — это прекрасно, — весело сказал Ноэль, — главное, чтобы больше ничего другого не случилось.

И он тихонько пропел слова фривольной песенки:

— Берегись, покидая надолго свою красотку!

Леонел зафыркал, дёргая полу плаща.

— Я прекрасно помню эту песенку! — и спросил ядовито: — А вам разве не приходили в голову те же строчки?

— Я в этом смысле спокоен, дорогой друг, — успокоительно ответил граф, — моя жена на днях должна родить. Надеюсь, это будет мальчик.

— Вы уже решили, кто будет крёстным отцом?

— Я уже думал об этом. Не знаю только, согласится ли человек, о котором я подумал.

— Думаете, он согласится? — слегка осипшим голосом спросил тот.

— Если это случится, мне больше нечего будет желать, — склоняя голову в сторону собеседника, тихо ответил граф.

Глава 20.

Граф Скал'ле почтительно подождал, пока господин кивнёт головой в его сторону. Это означало позволение удалиться. Великий герцог не любил лишних слов, и терпеть не мог, когда его не понимали с полуслова.

В комнатке маленького деревенского домика, где была устроена временная резиденция, обедали ещё несколько особо приближённых военачальников. Обстановка была самая простая. Великий герцог, воспитанный на рассказах о воинских подвигах предков, взялся воевать с энтузиазмом новичка. И суровая походная жизнь, которую устроил им господин, для некоторых придворных оказалась неприятным сюрпризом.

Скал'ле неторопливо вышел на крылечко домика, по дороге к порогу придавая своему лицу непроницаемое выражение, приличествующее человеку, пользующемуся особым расположением господина, и знающего обо всём больше других. В присутствии Великого герцога он всегда был воплощением спокойного внимания и сообразной почтительности.

Сойдя с крылечка, он неторопливо направился по единственной улице в сторону крайнего домика. Там после обеда собирались устроить игру в кости. Граф Скал'ле, зная неприязнь своего господина к плебейской, по его мнению, игре, заявлял во всеуслышание, что предпочитает шахматы всем остальным забавам за столом. Но, когда он становился за спинами у игроков с деланно безразличным видом скучающего бездельника, внимательный наблюдатель мог различить азартный блеск в чёрных прищуренных глазах графа, и его сжимающиеся в волнении руки в дорогих перчатках, посверкивающих россыпью драгоценных камней.

Не дойдя до конца улицы, он приостановился у коновязи, наблюдая за слугой, чистящим лоснящуюся шкуру белого в крапинках жеребца. Поймал себя на том, что выискивает повод придраться к уверенным движениям опытного конюха, и легонько улыбнулся своим мыслям.

Осторожное сопение и топтание в сторонке заставили его обернуться. Хмуря брови, он оглядел своего лакея, единственного, кого Великий герцог позволил взять с собой. Получив позволение приблизиться, слуга с поклоном подал перчатки и платок. Это был знак, что получены новости. Принимая платок, граф ощутил в тонкой, аккуратно сложенной ткани небольшой продолговатый предмет — тщательно скрученное письмо.

Окинув улочку скучающими глазами, он мановением руки приказал лакею следовать за собой, и направился дальше.

Игра уже шла. На приход графа не обратили особенного внимания, лишь некоторые обернулись, и снова устремили взоры на стол, по которому катились кости. Постояв немного у стола за спинами игроков, граф отошёл к стене и устроился на скамье, отдуваясь и отирая платком вспотевшее лицо. Да так и остался сидеть с платочком, зажатым в ладони. Расслабив щёки в снисходительной улыбке и наблюдая за игроками, он поводил пальцами по краешкам тонкой ткани, расправляя и снова складывая изящный платочек, рассеянно разглядывая пятна пота и пыли, оставшиеся на полотне. Если бы кто-то внимательнее посмотрел на него в это время, то заметил бы, как взгляд графа на мгновение стал напряжённым, а глаза сузились, превратившись в чёрные щёлки.

Великий герцог нетерпеливо выслушал доклад маршала. Одобрительно кивнул, разглаживая закрученные на концах усы и одаривая старого воина скупой улыбкой.

— Вот видите, как всё просто! — он прошёлся по крохотной комнатушке, делая крутые повороты, немного не доходя до стен, завешанных дешёвыми картинками и простенькими занавесками.

Маршал пожал плечами.

— Вы довольны, мой господин?

— Да, маршал. Теперь мы можем воевать.

Граф Скал'ле, входя в комнатку, столкнулся с выходящим навстречу маршалом. Вежливо посторонился, пропуская хмурящего в раздумье лоб старого воина, как всегда сделавшего вид, что не заметил фаворита.

Великий герцог оказался в прекрасном настроении. Граф почтительно подождал, пока на него не обратят внимание, и приступил к делу.

— Мой господин, я получил сведения из верных источников, что недалеко отсюда тайно скапливаются силы противника. Не желая подвергать себя опасности, и боясь открытого сражения с нашими превосходными воинами, — граф вздохнул, разводя руками и негодующе качая головой, — они собирают отряд головорезов, собираясь напасть на нас исподтишка.

Реакция оказалась такой, какой он ожидал. Господин воспылал праведным гневом. Потом всё же поинтересовался, верны ли сведения.

— Вы знаете, мой господин, что, стремясь как принести как можно больше пользы своему государю, — граф отвесил почтительный поклон, — я все свои силы прикладываю к расширению сети осведомителей. Я уверен, что сведения, полученные мною, верны. Я получил их от проверенных источников.

Великий герцог выразил желание отправить на разгром вероломного врага значительные силы под личным руководством.

Но фаворит умолил его поберечь себя.

— Мой господин, стоит ли вам обращать внимание на такого низкого противника? Я уверен, достаточно будет отправить отряд опытных воинов, под руководством бывалого человека, такого, как ваш дядя, и, я уверен, враги рассеются, как дым.

— Хорошо, граф. Я велю выслать отряд.

Граф не стал медлить. У него давно были наведены мосты с нужными людьми в войске.

Выйдя от своего господина, он тут же отправился к домику, где собирались командиры. Выискал взглядом крепкого сложения человека, смешивающего в стаканчике кости. На лице его, красном от азарта игры, раздувались пышные усы. Забываясь, тот топорщил их, проводя ладонью и не отрывая глаз от стола. На шишковатом носу блестели капельки пота.

Фаворит окликнул его раз, другой, и, наконец, отозвав от стола, вышел с ним под руку на улицу.

— Дорогой друг, вы помните то дело, которое мы с вами сделали не так давно? Сейчас от нас требуется совершить нечто подобное. Соберите своих людей. Наш господин велел собрать отряд. Вы будете этим отрядом.

Плотный, сурового вида кавалерист высморкался на дорогу, неторопливо отёр лицо, перетянутое под подбородком ремнём шлема, и оглянулся на своего спутника. Барон Эверт улыбнулся, протягивая фляжку. Тот молча покачал головой, отказываясь. Барон посмотрел на непроницаемое лицо Вульфа и вздохнул, возвращая флягу на место. Они двигались во главе небольшого отряда кавалерии, принадлежащего к личной охране герцога. Часть охраны забрал сам герцог, отправляясь по своим делам.

— Дорогой мой, мы едем уже давно, а не сказали друг другу и пары слов. Я начинаю беспокоиться, что разучусь разговаривать.

Вульф повернул к барону широкое, спокойное лицо. Посмотрел на него без улыбки, кривя губы в брезгливой иронии.

— Вы не разучитесь, ваша милость. — И отвернулся.

— Ну, тогда я усну от скуки и свалюсь на дорогу. Вы будете виноваты, что не уберегли меня от этого.

Тот возмущённо обернулся, меряя спутника взглядом.

— Хотя в обмундировании это будет трудно сделать, — продолжил барон, постукивая пальцем по кирасе. — Я чувствую себя, как рыба на сковороде.

— Так велел наш господин, — проворчал Вульф, вздёргивая подбородок. Он двигался в полном вооружении, словно в нём родился.

— Тогда давайте хотя бы поговорим о нашем деле. Я так часто повторял указания нашего дорогого господина, что должен был запомнить их назубок. А вы, наверное, запомнили всё с одного раза. У вас отличная память, дорогой друг.

Его спутник тяжело вздохнул. Болтовня начинала действовать ему на нервы.

— Вот, скажем, что мы сделаем, когда выедем на дорогу? Кстати, о которой дороге шла речь?

— Здесь одна дорога, — проворчал Вульф.

— Надеюсь, вы не забыли опознавательные знаки? Наши чудные повязки, которые мы приготовили накануне? Куда же я положил свою? — и барон принялся озабоченно рыться в седельной сумке.

Вульф протянул ему повязку.

— Возьмите и успокойтесь.

— О, благодарю вас, дорогой мой! Как это мило с вашей стороны!

— У меня есть ещё.

— Прекрасно, — весело сказал барон, пристраивая тряпицу за отворот сапога, и улыбаясь хмурому спутнику, — теперь мы во всеоружии.

Тот опять тяжело вздохнул. Отъехать подальше от навязанного его попечению болтливого товарища не позволяли указания господина, которые он привык исполнять неукоснительно. А отстать хотя бы на пол-корпуса от надоевшего хуже горькой редьки барона не получалось — тот каждый раз незаметно оказывался рядом с ним.

— Ну, что же, — продолжил барон, не замечая скучного вида товарища, — теперь недурно бы освежить в памяти наши действия. Итак, мы выезжаем на дорогу, как вы любезно заметили, — он кивнул в сторону покривившегося Вульфа, — она тут одна. Затем поджидаем, пока не покажутся люди гильдии, везущие наш драгоценный груз...

Сопение Вульфа заглушило последние слова барона. Он оглянулся по сторонам, и недовольно проворчал:

— Можно говорить потише, драгоценный друг?

Тот моргнул, оглядываясь по сторонам. Немного понизив голос, продолжил жизнерадостно:

— Вы правы, мой друг, вы правы! Итак, мы дождались нашего... наших друзей из гильдии. Мы выезжаем к ним навстречу, предъявляем наши чудесные повязочки, по которым они нас узнают...

Его спутник фыркнул.

— И присоединяемся к ним, сопровождая... сопровождая их до условленного места. Где нас встречает высланный нам навстречу патруль. После чего любезно прощаемся с гостями и отпускаем их восвояси. Не так ли?

Вульф опять фыркнул, вертя головой в шлеме и проводя пальцем под тесным ремнём крепления.

— Ну, вы и шутник, ваша милость.

Ноэль приподнялся на стременах, вглядываясь вперёд. Цепочка всадников остановилась. Проводник отвёл в сторону руку, растопырив пальцы и делая отмашку ладонью.

— Что там? — с беспокойством спросил Леонел.

Ноэль опустился в седло. Сказал озабоченно:

— Проводник говорит, что впереди два десятка кавалеристов.

— Вы уверены?

— Я знаю эти жесты с детства. Не зря я вырос в этих горах.

Торопливо подскакавший к ним средних лет человек, чьи слегка поседевшие, подстриженные на особый лад усы выдавали бывалого кавалериста, сидевший на крепком вороном коньке как влитой, почтительно наклонился к своему предводителю:

— Это не военные. Но хорошо вооружённые, и все крепкие мужчины. Сейчас будут здесь.

— Хорошо, Эд.

Граф, не говоря больше не слова, сделал знак своим людям. Всадники перестроились. Едва слышно защёлкали взводимые затворы.

Вскоре в просветах между деревьев показались двигавшиеся навстречу по узкой извилистой дороге всадники. Завидев отряд, они придержали коней и остановились. Вперёд выехал человек, из-под его тёмного плаща виднелась кожаная куртка, перетянутая ремнями портупеи, к портупее пристёгнут внушительного вида палаш. Оглядел ближайших всадников и сказал хриплым, грубым голосом:

— Где ваши повязки?

Граф, подавши свою лошадь немного вперёд сквозь расступившееся сопровождение, ответил:

— Я не нуждаюсь в опознавательных знаках, чтобы ездить по своей земле, любезный. Представьтесь, или мы выясним вашу личность сами.

Человек выпрямился в седле, впившись взглядом в заговорившего с ним. Лошадь его беспокойно переступила ногами. Не отвечая, оглянулся назад. Обернулся, и ответил совсем охрипшим голосом:

— Мы ждём здесь наших друзей, они должны доставить нам товар. Если это не вы, то разъедемся подобру-поздорову.

И он толкнул лошадиные бока, подаваясь с тропы в сторону. Его товарищи позади тронули лошадей, поворачиваясь и как бы невзначай кладя руки на рукоятки пистолетов и висящих у пояса сабель.

— Стоять! — резко скомандовал Ноэль, поднимая руку. Сказал тихо, коротко Леонелу: — Их не так много. Держитесь рядом.

Хриплый развернулся, распахивая плащ. Тускло блеснули дула пистолетов. Раздавшийся выстрел эхом прокатился по тропе, поднимая с ветвей деревьев вспугнутых птиц. Пуля отщепила кусок коры с древесного ствола над головой Леонела. Граф выкрикнул команду, выхватывая из ножен шпагу и очертив в воздухе свистящий полукруг. На голову его спутника посыпались разрубленные сосновые иглы.

Так и не назвавшие себя всадники, надеясь пробиться к лесу, напали на некстати подвернувшийся им посреди глухой тропы отряд. Загремели выстрелы, окончательно распугав окрестных птиц и повторяясь многократно на узкой тропе, зажатой меж поросших хвойным лесом склонов.

Но равные по числу оказались лучше вооружены, и гораздо лучше обучены. Не обращая внимания на выпущенные в беспорядке пули, они мгновенно перестроились, целясь по команде. Бросившись с места в атаку, прижимая к стороне дороги, с одного краю ограниченной вздымающимся склоном холма, всадников на разномастных конях, и выстрелив залпом, они заставили противника рассеяться. Те в панике разделились, заметавшись вдоль тропы. Многие повалились с седел на землю. У всадника, которому выстрелом разнесло пол-лица, застряла нога в стремени, и он волочился по земле за испуганно помчавшимся вслед за другими конём.

Разрядив оружие, маленький отряд графа издал воинственный клич, и в ход пошли сабли. Зазвенели клинки, высекая искры и лязгая о кирасы, надетые под плащи. Противник, защищённый гораздо легче, заметался. В панике они поодиночке пытались убраться подальше, но их теснили обратно к тропе.

Маленькая группа оказавшихся в окружении незнакомцев, сбившись теснее, бросилась на прорыв. Внезапно развернувшись, и, вонзив шпоры в лошадиные бока, несколько всадников вылетели прямо на графа и державшегося рядом с ним Леонела. Двое охранников лишь слегка задержали их внезапный бросок. Леонел услышал страшный скрип железа по железу, визг раненого коня, и прямо перед собой увидел оскаленные зубы бородатого человека, целившего в него из пистолета.

Гнедой конь взвился на дыбы, сделав скачок в сторону и заваливаясь набок. Леонел успел вытащить ноги из стремян, соскальзывая на землю. Упал в подстилку из хвои, тяжело кувыркнувшись по затрещавшим сухим веткам и тычась лицом в муравейник. Вскочил, мотая головой, яростно стряхивая сухие иглы вперемешку с муравьями. И увидел, как Ноэль, прижимая ладонь к лицу, из-под которой широкой полосой течёт кровь, поднимает руку, целясь в удаляющиеся спины несущихся во весь дух всадников. Облачко дыма вырвалось, окутав руку графа, и крайний всадник дёрнулся в седле, взмахивая руками и заваливаясь набок.

ГЛАВА 21.

— Наденьте повязку, — коротко сказал Вульф, подвигавшись в седле и поводя широкими плечами.

Барон молча вытащил повязку из-за отворота. Принялся тщательно завязывать, оглядывая напрягшегося Вульфа. Тот не отводил глаз от дороги.

Они двигались в середине отряда, возросшего благодаря встреченным у развилки дороги людям гильдии, сопровождавшим груз, навьюченный на нескольких крепких мулов. Двое должностных лиц, вёзших груз, да и немногочисленные охранники гильдии, обрадовались встрече. Они пугливо озирались при каждом птичьем крике, и вглядывались в лес. Глухая местность, в которой они оказались, действовала угнетающе на непривычных людей, к тому же запуганных слухами о кишевших здесь разбойниках и ведущихся неподалёку военных действиях.

— Вот они. — Вульф поправил повязку и тихонько огладил ремень портупеи. Коротко, прерывисто свистнул, подавая знак своим людям. Несколько кавалеристов из охраны герцога выехали по команде вперёд. Другие, немного отстав, придержали лошадей, и оказались позади нагруженных мулов и едущих рядом с мулами людей гильдии.

Плотная тёмная масса впереди оказалась двигавшимся колонной по двое отрядом кавалеристов в полном походном вооружении. Подобранные в масть кони неторопливо ступали по каменистой дороге, верховые уверенно сидели в сёдлах, поблёскивая притороченными сбоку ручными кулевринами.

— Это люди великого герцога, — тихо, напряжённо сказал барон, подбирая поводья. Он сжал рот в одну линию, вглядываясь вперёд.

— Ну и что? — так же тихо ответил Вульф. — Так они и должны выглядеть.

Завидев на пути кавалеристов герцога, отряд сменил строй. Колонна начала перестраиваться, выпуская вперёд ещё конных, выстраиваясь в шеренгу.

— Где же их повязки? — глухо спросил барон, заставляя свою лошадь делать шаги назад и оглядывая краем глаза рукояти пистолетов.

Шеренга впереди уплотнилась, как для атаки.

— Проклятье! — барон подал лошадь назад, — они атакуют!

— Нас не тронут, — спокойно сказал Вульф, поправляя повязку.

Раздался топот срывающихся с места коней. Одновременно грянул нестройный залп, и пуля, звякнув о шлем Вульфа, с визгом ушла в сторону. Мгновенно развернув коня, тот бросился под прикрытие деревьев. Остановившись за корявым, покрытым лохмотьями старой коры стволом, он выкрикнул команду своим людям, сбившимся плотнее, и принявшимся отступать к краю дороги. Обернулся к барону, скаля зубы в злобной усмешке.

— Вы правы, ваша милость! Это не те люди!

— Я же говорил, что у них нет повязок, — прорычал барон, проверяя пистолеты. Спешившись, он вытянул из седла ручную кулеврину, и, аккуратно пристроив длинное, перетянутое металлическими кольцами дуло в развилку дерева, тщательно прицелился. Вульф последовал его примеру.

— Снимите вон того, с пером на шлеме, — спокойно сказал барон. — Это командир. Я беру младшего офицера.

Два выстрела прозвучали почти одновременно, и были заглушены лязгом и дикими выкриками дерущихся посреди дороги кавалеристов. Командир, плотного сложения человек в богатых доспехах и с пышным украшением на шлеме, открывший было рот для команды, молча повалился с седла. Молодой офицер, с тоненьким пёрышком на шлеме, схватился за лицо и завалился назад.

Охранники герцога, отступая к склону холма, и не давая себя окружить, яростно отбивались от наседавших на них кавалеристов. Пока только хорошая защита, и слаженные действия не давали превосходящему по численности противнику сразу уничтожить маленький отряд.

— Нас скоро сомнут, — сухо сказал барон, перезаряжая оружие. — Надо давать сигнал к отступлению. Хоть кто-то спасётся.

— У меня приказ! — каркнул Вульф. — Мы не можем бросить груз!

— Тогда мы все умрём. — Барон опять поводил дулом в развилке, прицеливаясь. Нажал курок, и ещё один кавалерист, согнувшись, кувыркнулся с седла. Лошадь, которой отпустили поводья, рванулась, волоча за собой хозяина, и нарушила строй атакующих.

Выстрел Вульфа, попав в другую лошадь, произвёл не меньшее смятение. Раненое животное с отчаянным ржанием принялось метаться по узкой площадке, мешая своим.

Атакующие наконец сообразили, что по ним стреляют сзади. Оставшийся в отряде офицер обернулся, вглядываясь в просветы деревьев вдоль дороги. Крикнул, указывая рукой направление, отдавая команду, неслышную в лесу за общим шумом.

— Ну что же, друг мой, — холодно сказал барон, опуская кулеврину, которую не успел зарядить. — Если у вас нет запасного отряда в рукаве, молитесь, потому что нас заметили.

Леонел оглянулся на Эда, тянущего за повод захваченную у противника лошадь. Поперёк седла рыжей лошади лежал тщательно привязанный ремнём их убитый товарищ. Из под сбившегося набок шлема торчали чёрные с проседью волосы. Кровь давно уже не текла. На другой лошади сидел, покачиваясь и цепляясь за гриву, раненый. Ещё один, с повязкой, придерживающей руку, правил конём одними коленями, другой рукой придерживая качающегося товарища.

— Неплохой расклад, — сказал Ноэль, проследив за взглядом Леонела, — если учесть, скольких мы положили.

Говорил он невнятно, болезненно морщась. Половина его лица была скрыта под плотной повязкой. Кровь, лившуюся из глубокого пореза, долго не могли остановить. И теперь он боялся шевельнуть головой, лишь кося глазами, обведёнными тёмными полукружьями.

Они пробирались через лес, по приметам, знакомым лишь тем, кто знал эти места очень давно. Путь решили сократить, минуя дорогу.

Лес опять стал гуще, появился густой ковёр стелющейся травы. На редких полянках пробивались к солнечному свету тоненькие зелёные верхушки маленьких сосёнок. Один раз в просветах деревьев показалась дорога, затем вильнула вбок и скрылась за ветвями.

Невидимое за зелёными верхушками солнце пригревало лесной ковёр, расстилавшийся на обширном пространстве, похожий с высоты птичьего полёта на смятое в беспорядке зелёно-пёстрое одеяло.

Мерно покачивающийся в седле Леонел глубоко задумался, глядя в широкую, прикрытую тёмным плащом спину коренастого всадника на сером коньке. Рассеянно подняв глаза, он заметил движение впереди их неторопливо двигающейся цепочки, и встрепенулся, расправляя плечи.

— Ваше сиятельство, — негромко сказал приблизившийся черноусый всадник, обращаясь к Ноэлю и кося глазом на Леонела, — впереди опять дорога, и там дерутся.

Ноэль с присвистом вдохнул воздух, оглядываясь по сторонам, осторожно поводя головой.

Леонел опередил его. Коротко взглянув на графа, он спросил:

— Жан. Ведь вы Жан? — и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил:

— Вы можете подвести нас поближе, но так, чтобы это не заметили?

Черноусый опять кивнул, поворачивая коня, и трогая его лёгким толчком коленями вперёд.

— Это может быть опасно, — выговорил Ноэль углом рта.

— Возможно. Но если наши лесные друзья вымещают злобу на невинном торговом обозе, я себе этого не прощу.

Граф глубоко вздохнул.

В просветах между древесными стволами показалась серая лента дороги. Поднявшаяся пыль вихрилась клубами среди мечущихся чёрными тенями всадников, и лошадей без седоков.

— Это кавалерийская часть войска соседей, — доложил вернувшийся с обочины Жан, оставивший коня, и ужом проскользнувший меж придорожных кустов почти под копыта коней сражающихся.

Местные жители иначе как соседями своих извечных противников не называли.

— Я хочу это видеть, — с этими словами Леонел тронул коня, понукая его шагом к кустам у дороги.

Ноэль, кривя лицо, как от зубной боли, последовал за ним. Почти у самых гибких тёмно-зелёных веток, покрытых осевшей седой пылью, они остановили коней, и Леонел осторожно вытянул шею, заглядывая в просвет между зубчатыми листьями.

— Это люди герцога Анри, — прошептал изумлённый Ноэль, хватаясь за седло и втягивая воздух сквозь зубы. — Его личная охрана.

Леонел побледнел. Сжав челюсти, он огляделся по сторонам и посмотрел на своего спутника:

— Скажите, граф, если мы придём на помощь людям герцога, у нас будет перевес в силе?

— Да, — коротко ответил Ноэль. — Но мы этого не сделаем. Я не собираюсь рисковать жизнями своих людей ради этого ублюдка.

— У меня гораздо больше причин не любить Анри, — глухо ответил Леонел. — И всё-таки я считаю возможным вступить в схватку. В конце концов, это наши соотечественники.

— Не говорите мне этого, прошу вас, — сказал граф, страдальчески сводя брови, — не надо нам в это вмешиваться.

Леонел схватил его за рукав, вглядываясь в мечущиеся на дороге силуэты. Сказал напряжённым голосом:

— Теперь я уверен, что сам Анри здесь. Вы узнаёте этих людей?

— Это его телохранитель, — сквозь зубы выговорил Ноэль. — А с ним...

— Да.

— Им приходится туго, — сухо отметил граф. — Думаю, ещё немного, и мы избавимся разом от целой компании друзей.

Леонел плотно утвердился в седле, подбирая поводья.

— Граф, я приказываю вам дать сигнал к атаке. — Он в упор посмотрел тому в глаза. — Мы сами с ними разберёмся. Великому герцогу я их не оставлю.

Вульф, резко выдохнув, одним тычком отправил на дорогу зарвавшегося кавалериста, пытавшегося свалить его с седла остриём пики и сунувшегося слишком близко. Его такой невзрачный с виду конь, которого всегда с лёгким презрением оглядывали несведущие люди, легко перебрал ногами, отворачивая вбок, закрывая хозяина от очередного противника, и одним скачком уходя в сторону.

Барон откинулся на круп своего гнедого, увёртываясь от сверкнувшего смертельным блеском лезвия кавалерийской сабли, очертившего над головой свистящий полукруг, и, вывернув кисть, из-за спины коротким размахом чиркнул врагу остриём шпаги по открывшемуся горлу. Толчком брызнувшая кровь тёмной струёй ударила ему в помятую кирасу, с которой свисали обрывки плаща.

На короткий промежуток времени вокруг них образовалось свободное пространство. Тяжело, хрипло дыша, барон огляделся, скаля зубы, неестественно белые на потемневшем от пота и пыли лице.

— Ты молодец, ваша милость, — сипло гаркнул Вульф, кривя губы в улыбке. Он казался спокойным, и даже почти не задыхался.

— Я левша, — ответил барон, скалясь во весь рот, глядя на него, — он об этом не знал.

Пуля, ударившая в придорожный камень, подняла пыльный фонтанчик рядом с ними. Заржала, взвиваясь на дыбы и брыкаясь, вороная лошадь, а кавалерист, уже подлетавший с саблей наголо, привстал в седле, хватаясь за ляжку и откидываясь назад.

Из придорожных кустов, густо облепивших обочину, трещали выстрелы. Скорость стрельбы давала понять, что в зарослях устроился значительный отряд.

Конники Великого герцога, не ожидавшие нападения с тыла, принялись поворачивать лошадей. Оставшись без старшего командира, они растерялись. Младший офицер, глядя, как пули косят его людей, представляющих на дороге отличную мишень, и зажатых с другой стороны склоном холма, у которого сгруппировался ещё не сломленный противник, решил, что пора убираться, пока не поздно.

Загудела труба, резкими визгливыми звуками призывая к отступлению. Кавалеристы на вороных конях, собираясь вместе, разворачивались, выстраиваясь по двое, и уносились в клубах пыли за поворот, пригибаясь под склонившимся над дорогой стволом покосившейся сосны.

ГЛАВА 22.

— Они уходят!

Они смотрели, как кавалеристы в чёрных доспехах, собираясь в нестройную колонну, пришпоривают коней, и в клубах пыли, взбиваемой копытами вороных, исчезают за поворотом.

— Осталось только узнать, кто оказал нам эту услугу, — хрипло сказал барон, пытаясь сглотнуть пересохшим горлом.

Зашевелились густые ветки, и на дорогу стали выезжать всадники, держа оружие наперевес. Из-за деревьев вдоль обочины высунулись тускло блеснувшие дула, поворачиваясь к сбившемуся в кучку потрёпанному отряду.

— Люди герцога, не двигайтесь, и не пытайтесь сопротивляться! — зычно крикнул один из выехавших на дорогу. — Иначе мы будем стрелять!

Вульф приподнялся в седле, вглядываясь в двоих ехавших рядом людей. Один из них кутался в тёмный плащ. Его рыжий конь тряс головой и пытался укусить шагавшего рядом гнедого жеребца. У владельца гнедого пол-лица окутывала тугая полотняная повязка, сквозь которую проступало подсохшее кровавое пятно.

— Я не могу отдать им наш груз, — прохрипел Вульф. Диким взглядом он обвёл оставшуюся у них жалкую кучку кавалеристов, зарычал:

— Встряхнитесь, вы, мокрые куры!

И, кладя руки на портупею, скомандовал:

— Пит, ты берёшь мулов за жабры, и скачешь во весь дух по дороге на север! Гуго, ко мне. Стрелять по команде!

— Вы с ума сошли, Вульф! — тихо сказал барон, нагибаясь к самому уху своего товарища, и тоже вглядываясь вперёд, — нас всех перебьют, не успеем мы поднять оружие!

Всадники подъехали уже достаточно близко. Передние, крепкие мужчины, хорошо вооружённые, в простой тёмной одежде без опознавательных знаков, ничего не говорящей об их принадлежности к какому либо войску, взяли маленький отряд на прицел.

— Пит, давай, — рявкнул Вульф. Наклонился к барону: — Я знаю, как закончить это дело!

Пит, с несколькими товарищами, рванулся с места, увлекая за собой мулов. Раздались предостерегающие выкрики, и вслед удирающим кавалеристам загремели выстрелы.

— Видите этого человека? — перекрикивая шум, в поднявшейся суете крикнул Вульф. — Господин будет очень доволен!

И он поднял незаметно как оказавшийся у него в руках маленький взведённый арбалет. Человек на рыжем коне повернулся, что-то крича своему спутнику, и указывая на удирающих мулов. Капюшон сполз с его лица, под распахнувшимся плащом мелькнула новенькая кираса.

Вульф вытянул руку:

— Гуго...

Ощутил внезапную слабость, а перед глазами возник светящийся искрами рой жужжащих светлячков. Глядя помутневшим взглядом, как опускается рука, попытался нажать на спуск. Но руки как будто уже не было. Последнее, что он осознал, валясь из седла, что человек, в которого он целил, поднимает руку со шпагой, и кричит, указывая прямо на него:

— Не стрелять! Не стрелять!

Когда высланный на поиски отряд кавалерии, миновав дорожную развилку, выехал на изгибавшийся между густым лесом и крутым склоном холма участок дороги, густо истоптанный лошадиными копытами и залитый впитавшейся в землю кровью, он нашёл лежащего у обочины барона. Тот едва дышал, свернувшись под кустом шиповника, закрыв глаза и зажимая ладонью пропитанную кровью, кое-как наложенную повязку, перетягивающую плечо. Рядом валялся связанный по рукам и ногам личный телохранитель герцога. На нём не было ни царапины. Он яростно мычал сквозь засунутый в рот кляп и извивался в придорожной траве, тщетно пытаясь освободиться. Кругом лежали трупы кавалеристов и несколько павших лошадей.

Разогнав рассевшихся на трупах пернатых падальщиков и отбив желание приближаться у уже принюхивающихся к добыче четвероногих хищников, кавалеристы осторожно подняли раненого в седло. Когда развязали Вульфа и вытащили у него кляп, тот разразился такими изощрёнными ругательствами, которых не слыхали даже бывалые вояки. Он порывался было пустится в погоню за, как он выразился, "этими трижды проклятыми самозванцами", и даже попытался взять командование на себя. Но командир, не поняв выражения о самозванцах, и обидевшись на некоторые словечки человека, не имеющего определённого общественного положения, решительно пресёк эти попытки, и счёл за лучшее поскорее отправить единственных найденных ими живых людей в лагерь.

Убитых погрузили на коней и повезли за отрядом.

— Тише, ты, неуклюжая корова! — капрал шикнул на Мадлен, пристроившуюся в ногах у постели. Та лишь покосилась на грубого Роя, и не ответила, выжимая губку в тазик. Мальчишка, сматывающий рулончик ткани, в которой угадывалась нижняя юбка нежного оттенка, модного этим летом у дам определённого сорта, вздрогнул. Посмотрел испуганно в лицо спящего барона. Тот глубоко вздохнул и открыл глаза.

Поморгал сонно, разлепляя веки, и повернул голову, вглядываясь в лица сидящих у его импровизированной постели.

—

* * *

*, как я рад вас всех видеть, — слабым голосом выговорил он, пытаясь улыбнуться засохшими губами.

— А уж мы как рады, — ответил Рой, улыбаясь во весь рот. — Мы около вас всю ноченьку продежурили. Вот, Мадлен не даст соврать. Ну и здоровы же вы спать, ваша милость.

Барон перевёл глаза на девушку. Та покраснела, крутя тазик с губкой.

— Так вы всю ночь дежурили с Роем? — спросил он, пытаясь нахмуриться, но суровое выражение не получилось.

— Правду говорят, раз мужчина принялся ругаться, значит, ему уже гораздо лучше, — задирая нос, ответила Мадлен, отставляя тазик в сторону.

Она поднялась и неторопливо, покачивая бёдрами, ушла за ширму.

— Фу-ты, ну-ты, — сказал капрал, глядя ей вслед.

Анри ходил по палатке, не замечая, куда ступает, и натыкаясь на предметы, торопливо передвигаемые услужливым лакеем. Он морщил лоб, дёргая себя за волосы, бормотал под нос неразборчивые слова, и производил впечатление помешанного.

Отпустив Вульфа, так и не сумевшего объяснить, куда делись деньги, он прокручивал в голове только что состоявшийся разговор.

— Если это не условленная встреча, то кто это тогда? И почему именно там? Совпадение? Не верю. Не верю я в такие совпадения!

Остановившись, топнул ногой, крикнул лакею:

— Позвать ко мне барона Эверта! Если спит, разбудите!

Вызванный пред грозные очи герцога барон имел бледный вид. Но господину было не до церемоний.

— Вон из палатки! — рявкнул он лакею, — и заберите с собой этот стул — Анри указал на походное раскладное сиденье, которое обычно занимал барон, — он нам не нужен!

Помолчал, глядя в упор, раздувая ноздри. Подошёл к своему мягкому, узорчатому креслу, и остановился, уставившись перед собой. Даже спина его имела недовольный вид.

— Я жду, господин барон.

— Прошу прощения, Ваше высочество, — тихо сказал тот, глядя в спину герцога, — я, кажется, должен перед вами отчитаться?

— Отчитаться!? Вам так кажется!? — Анри обернулся, как ужаленный.

— Может быть, я недостаточно плачу вам? Или есть другие причины, о которых вы мне не соизволили сообщить?

— Я был уверен, что господин Вульф дал исчерпывающие объяснения Вашему высочеству. Иначе я не позволил бы себе подобной задержки. Правда, ваш личный костоправ сказал, что не станет пускать мне кровь, так как её и так из меня вытекло слишком много, и порекомендовал полный покой... Но это пустяки.

— Да, вы ведь получили пулю, — немного смягчившись, сказал Анри. — Только это вас и спасает от моего гнева.

Он уселся в кресло, забросив ногу на ногу.

— Рассказывайте, господин барон. Надеюсь, у вас получится лучше, чем у Вульфа.

— И что же нам теперь делать? — спросил Охотник, взглядывая с тревогой на своего вожака.

Тот в раздумье потеребил бородку. Посмотрел на главаря, лежащего на поспешно сооружённых носилках, укреплённых между двух лошадей. Тот был без сознания. Из приоткрытого рта вырывалось хриплое дыхание. Широкая повязка на груди густо пропиталась кровью. Башмачник, бывалый лекарь, заштопавший немало поцарапанных в разных делах шкур, только качал головой, накладывая куски полотна, виток за витком, а кровь всё проступала и проступала сквозь грубую ткань.

— Как бы концы не отдал, — пробормотал Купец, морщась и скребя пальцами шею. — Этот важный господин угостил его на славу из своего проклятого пистолета.

— А я говорю, неспроста это, — хмуро выговорил Курок, откашлявшись и смачно сплюнув на землю. — С чего бы вдруг на нас выехали эти чистоплюи? Другого места им не было?

— Кинули нас, подставили, как пить дать, — как всегда сгоряча отрубил Дрозд. Он кривился, баюкая колено, разбитое при падении с коня. Голова его была обмотана тряпицей, поверх которой он с трудом водрузил кавалерийский шлем. Падение спасло его жизнь, он избежал подкованных лошадиных копыт, но всё это лишь добавило ему лишний повод для раздражения.

— Этот твой дружок, который тебе подбрасывает делишки, небось, избавится от нас решил. Я уж и думаю, виданное ли это дело, такой кус посулили!

Купец скривился. Посмотрел хмурым взглядом на своих товарищей, тех, кому удалось удрать из смертельных тисков, в которые они угодили. Осмотр не поднял ему настроения.

— Ребята, — сказал он, придавая голосу необходимую твёрдость, крепнущую при виде едва дышащего главаря. — Всякое бывает. Такая наша жизнь лихая. Не мне вас учить. А что до моего дружка, то это дело мы выясним. И если он собрался поиграть... То я знаю такую игру, в которой с проигравшего снимают голову. Вместе со шкурой.

ГЛАВА 23.

— Подождите, — перебил Анри, подаваясь вперёд и глядя на барона, — как вы говорите, они сказали, "люди герцога"?

— Именно так, Ваше высочество, — подтвердил тот, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть, на что бы можно было опереться. Предметов, пригодных для сидения, кроме уже занятого кресла, в палатке не было.

— Но почему не "люди короля"? — задумчиво спросил сам себя Анри, теребя мочку уха. — И как они это узнали, ведь форма, форма у всех одинаковая! Различия слишком тонкие для непосвящённых!

— Возможно, кто-то был всё же посвящён? — тихонько, себе под нос спросил барон.

Анри зыркнул на него диким взглядом. Отвернулся и сказал с расстановкой:

— Вульф сообщил мне кое-что... Что-то интересное. Вам не показался знакомым никто из встреченных на дороге людей?

— Признаться, было нечто странное, — задумчиво сказал барон, пожевав губами, — кажется, ваш телохранитель крикнул кое-что, прежде чем решиться на этот свой отчаянный поступок. Он крикнул, вижу ли я человека, и указал вперёд. Но там было много людей.

— Я спрашиваю, — вкрадчиво спросил Анри, — не узнали ли вы кого-нибудь?

Барон покачал головой.

— Не могу ответить ничего определённого, Ваше высочество. Меньше всего я хотел бы ввести вас в заблуждение. Гадать я не привык, а судить сгоряча тем более. Конечно, там был человек, у которого лицо было обмотано бинтами так, что напоминало луковицу. Да ещё кое-кто кутался в плащ. Но здесь многие так делают. Местный обычай, так сказать.

Анри откинулся на спинку кресла, кусая себя за ноготь. Вспомнил слова телохранителя. Обычно сдержанный Вульф, поворачиваясь вслед за ходящим по ковру господином, выплёвывал слова вместе с брызгами слюны и сипел сорванным горлом:

— Говорю же вам, мой господин, это он! Точно он! Я его узнал!

Анри опустил руку на колено и посмотрел на барона:

— Вульф говорил, что хотел выстрелить в того, кого он узнал. Это правда?

Барон, шмыгнув носом, покривился:

— Честно говоря, Ваше высочество, я плохо себя помню в этот момент. Мне в плечо попала пуля, и я отвлёкся. Кажется, мой друг Вульф поднял руку и показал на что-то. Или помахал ею. Может быть, он хотел подать знак нашим людям?

Глаза герцога расширились. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но передумал. Помолчав немного, спросил:

— Вы помните ещё что-то?

— Помню, что сполз с седла на землю и лежал возле своего коня. Вокруг стучали копыта, и стреляли. Потом стало тише, и рядом стали ходить. Кто-то разговаривал, но так тихо, что я ничего не смог понять. У меня стало звенеть в ушах, и я услышал только одну связную фразу, сказанную тихим голосом: "Уезжайте скорее!" Наверное, эти люди торопились убраться подальше.

— Может быть, было сказано — "уезжаем скорее"? — скептически спросил герцог.

— Может быть, — согласился с готовностью барон. — Я плохо слышал. Скорее всего, так и было.

Члены совета уже собирались в зале для заседаний, где всё было готово к приходу почтенных представителей торговой гильдии. Пол подмели, стулья расставили, видавший виды огромный стол аккуратно протёрли специальной тряпицей. В углах залы, под тёмным сводчатым потолком, когда-то расписанным сценами из деяний известнейших членов гильдии, теперь почти неразличимыми, висели тенёта пауков, напоминающие старые рыбачьи сети. Их владельцы, казалось, такие же старые, как сама паутина, тихо шевелили суставчатыми лапами, отъевшиеся, неподвижные, едва заметные в темноте. Пауки являлись неприкосновенными атрибутами собрания, и трогать их запрещалось под страхом отлучения от дел. Когда возникла эта традиция, никто уже не помнил, но соблюдалась она неукоснительно. Говорили, что, если исчезнут со стен пауки, всем делам гильдии придёт скорый конец. Так это, или нет, выяснять на собственном опыте никто не пытался.

В ожидании прихода всех членов совета, уже явившиеся разбились по кучкам, тихонько переговариваясь, и оглядываясь то на высокие створчатые двери, ведущие в зал, то на пока ещё пустой ряд стульев, выстроившихся вдоль монументального стола. То и дело от одной группы отрывался кто-нибудь и переходил к следующей, и так без конца, поддерживая некое подобие равновесия. В зале стоял невнятный гомон, всегда предшествовавший началу, и тоже ставший своего рода традицией.

Наконец, когда высокие двери пропустили всех, шум немного утих, и в залу, как всегда, последним, вошёл председатель.

Степенно ступая, он прошествовал к стулу с высокой спинкой, возвышавшемуся у закруглённого конца стола, и жестом пригласил членов совета занять свои места.

Задвигались, стуча по полу крепкими гладкими ножками, добротные стулья дорогого тёмного дерева.

Все лица обратились к председателю. Тот слегка кашлянул и огладил бороду, оглядывая собрание.

— Уважаемые коллеги, члены почтенного совета, — начал он с традиционного приветствия, повторявшегося из года в год, — мы собрались сегодня здесь, в этом зале, дабы обсудить вопросы, к вящему процветанию и развитию наших дел, и прийти к мудрому решению.

Члены совета терпеливо внимали вступлению. Наконец необходимые формальности закончились.

Секретарь поднялся и зачитал список тем, подлежащих обсуждению. Но едва замолк невыразительный, гнусавый голос секретаря, словно страдающего вечным насморком, с места раздался голос:

— Не объяснят ли нам, уважаемые члены совета, почему на повестке дне первым, и, следовательно, главным пунктом, записан вопрос о тяжбе господина М. с отделением гильдии в маленьком городке Н., деле, конечно, требующем внимания, но не наиважнейшем на сегодняшний день?

Собрание зашевелилось. Все знали, что этот невинный на первый взгляд вопрос таил в себе камень, нацеленный в сторону председателя, и имел длинную, запутанную историю, вылившуюся в очередной раз в мелком конфликте на периферии.

Председатель неодобрительно посмотрел на говорившего. Шевельнул бровями, и, придавая своему лицу выражение спокойного достоинства, ответил:

— Этот вопрос был запланирован заранее, и не имеет смысла от него уходить сейчас, дорогие коллеги.

— Не значит ли это, что в наших делах нет должного порядка, раз всякие пустяки тянутся за нами из года в год, а важные решения принимаются наспех? — проворчал голос от середины стола.

Сказано это было как бы про себя, но все услышали. Члены совета начали переглядываться. Председатель, принявший было первую реплику за обычный дежурный укол недоброжелателя, встревожился.

— Я прошу высказывать свои мысли громко и ясно, дорогие члены совета, — сказал он, — иначе, боюсь, мы их можем не услышать.

Человек в шапочке, отороченной по краю коротеньким, шоколадного цвета мехом, откашлялся и обратил взгляд на председателя.

— Думаю, наш уважаемый коллега, — он уважительно склонил голову к автору едкой реплики, — имел в виду дело о займе.

— Дело о займе записано в повестке дня, — нетерпеливо сказал председатель. — Не вижу причин менять обычный порядок собрания.

— Наш уважаемый председатель не видит причин? — скептически вопросил человек в шапочке. — Очень жаль. Ведь от этого вопроса зависит наше общее благополучие. Должно быть, это не входит в число приоритетов нашего руководства.

Председатель постучал навершием изящного жезла, знака его власти, по столу. Повысил голос, перекрывая поднявшийся гомон:

— Уважаемые члены совета! Прошу внимания! — и обратился к оппоненту:

— Наверное, у дорогого господина Крисса есть достойные причины для подобных высказываний. Иначе он не позволил бы себе ставить под сомнение наши действия.

Опять раздался голос с середины стола. Мужчина желчного вида, с лицом, изборождённым глубокими преждевременными складками, на котором словно навечно застыло недовольное выражение, и кутающий костлявые плечи в тёплую накидку, возвысил голос:

— Известно ли господину председателю, что займ, тот самый, который мы выдали на свой страх и риск королевскому дому, не получив ещё платежи по предыдущему, к нам никогда не вернётся?

Поднялся шум. Возгласы торговцев, перекрикивающих друг друга, слившись в один невнятный гул, отразились от стен и заметались по залу.

Стуча резным жезлом по гладкой поверхности стола, глава совета, стараясь перекричать шум, повторял:

— Уважаемый совет! Уважаемый совет! Внимание! Прошу внимания!

И, добившись подобия тишины, обратился к желчному коллеге:

— Прошу вас говорить основательно, уважаемый коллега Фресер, ведь за свои слова в этом зале следует отвечать. Мы не в увеселительном заведении, и у нас нет времени на шутки.

— Я никогда не шучу на денежную тему, — кутаясь в накидку, проскрипел Фресер. — Пусть этим занимаются другие.

Председатель посмотрел со значением на сидящего по правую руку человека. Тот был не слишком молод, но и не слишком стар, имел кругленькое брюшко, розовую лысину, полускрытую под вышитой шапочкой, и благодушный вид хорошо покушавшего толстячка. Однако, несмотря на весьма мирный вид, этот член совета был один из самых сметливых торговцев, каких знавали эти стены. И всегда держал сторону председателя, проворачивая с ним на пару интересные, приносящие солидный доход дела.

К удивлению председателя, толстячок не ринулся в бой немедленно, как обычно бывало. Он задумчиво почесал пухлой рукой под шапочкой, съехавшей от этого движения набок, и открывшей порядком поредевшие тонкие прядки белесых волос.

— Как всем известно, — наконец неохотно сказал он, — наш последний займ обеспечивался королевским словом. И, что ещё вернее, солидными поручителями. Мы все знаем, кто у нас стоит в списке номером первым.

— Очевидно, что сегодня номера ничего не значат! — язвительно парировал желчный тип.

— Тогда, очевидно, вам известно больше, чем мне, — спокойно ответил пухлый господин, складывая розовые ладони на животе и удобно откидываясь на спинку стула. Председатель посмотрел на него с изумлением. Он ожидал другого ответа от давнего соратника, и теперь почувствовал, как привычная почва уходит у него из-под ног.

Раздался хриплый голос из дальнего угла комнаты. Там было полутемно, и в этот край стола садились немногие. И все знали, что господин Марк, старейший член гильдии, не променяет это место ни на какое другое. Старик добродушно объяснял интересующимся, что садится так далеко лишь потому, что с годами стал хорошо видеть только удалённые от глаз предметы. Однако, при виде стола, длинного, закруглённого на концах, далеко раскинутых друг от друга, возникало сомнение, одно ли тут председательское место?

— Кхе, кхе, коллеги, — проскрипел господин Марк, стуча узловатым пальцем по полированной поверхности стола. — Не обратиться ли нам к информированному человеку, дабы не задавать глупых вопросов, и не сотрясать воздух попусту?

И он повернул голову к устроившемуся неподалёку господину Ирвину, до того скромно молчавшему.

Все знали, что старик никогда ничего не говорит просто так. Собрание затихло. Даже побагровевший председатель, пыхтевший от негодования и неожиданности, примолк и затих на своём месте, обратив взор вместе с другими на скромного коллегу.

Откашлявшись и розовея от всеобщего внимания, господин Ирвин выговорил:

— Мне стало известно, что те деньги, которые мы выделили, пропали. Похищены в пути.

В зале поднялся невообразимый галдёж. Члены совета кричали, заглушая друг друга, и размахивали руками, задевая соседей. Еле перекричав собрание, председатель с такой силой хватил жезлом по столу, что на твёрдой, устоявшей на многочисленных заседаниях, поверхности появилась вмятина.

— Докажите свои слова, господин Ирвин! Или не говорите вообще!

— Мне сообщили эти прискорбные сведения только что, когда я собирался на заседание, — твёрдым голосом ответил тот. — Вы все знаете, что у меня надёжный источник информации. Но в этот раз даже он довёл до меня эти сведения не сразу, поскольку факт хищения скрывается королевским домом. В надежде, что дело можно будет замять. Поэтому я был вынужден дать слово, что не буду кричать об этом на каждом углу. Разумеется, это не относится к уважаемому совету, которому я не мог не донести весть, влияющую на благополучие нашего общего дела.

— Влияющего на благополучие — это скромно сказано, кхе, кхе, — проскрипел господин Марк.

— А ведь мы говорили, как опасно выдавать кредиты под такие шаткие обязательства, — раздался желчный голос господина Фресера.

Собрание опять зашумело, а господин Марк, склоняясь к самому уху господина Ирвина, прошептал тихонько:

— Считайте, что место председателя у вас в кармане, дорогой коллега.

— А ведь как было хорошо задумано! — рассуждал сам с собой Анри, прохаживаясь по ковру и кусая совсем уже потерявший всякий вид ноготь на указательном пальце, обычно тщательно отполированный.

— Мы подбираем на опасной лесной дороге этих недотёп, так называемых охранников от гильдии, ради их безопасности, разумеется. Сопровождаем их до условленного места, у которого они, согласно уговору, передают груз окончательно в наши руки, а, соответственно, и всю ответственность. Но, как говорится, лови момент! И в этот самый ответственный момент — фррр! — налетают нехорошие дяди, а денежки ускользают в неизвестном направлении. Хорошо известном только немногим верным людям. А, поскольку груз в это время формально находился ещё в руках этих самых недотёп, с них и спрос! Конечно, приходится при этом пожертвовать несколькими, ничего не подозревающими, хорошими крепкими парнями, но что делать! Такова жизнь!

Герцог опять прошёлся по ковру, качая головой и бормоча себе под нос. Остановился, хмурясь и сопя. Оторвал ото рта обгрызенный палец, поглядел с досадой, и опять сунул в рот.

— И ещё кое-что, самое главное, самое тайное, неизвестное никому, кроме меня...

Анри вспомнил, как мысль неясная, тайная, жгучая в своей алчности, давно уже не дававшая ему покоя и жёгшая изнутри, не находя выхода из-за самой своей неопределённости, внезапно обрела плоть и кровь в негромких словах странного, язвительного человека, барона Эверта. Тот, хмуря брови и глядя на герцога своими ясными глазами, такими неожиданными на побитом оспинами шрамов лице, сказал тихо и внятно:

— Так вы хотите сами сесть на трон, мой господин? Это можно устроить... Было бы желание.

ГЛАВА 24.

— В этом лесу я как в ловушке, — как всегда коротко и ясно сказал Ингвар, оглядывая высокие, мохнатые от игл верхушки.

— Да, это не море, — невозмутимо отозвался посол, покачиваясь на носках и искоса поглядывая на молодого человека. Тот задирал голову, силясь разглядеть за зелёными ветками солнце. Едва отросшая рыжая бородка пушилась на его щеках, отливая золотыми нитями.

— Неужели вам самому не кажется враждебным это место? — Ингвар уже был взрослым мужчиной, по меркам северного народа, но к послу обращался с привычным и непритворным почтением.

— Это место ничуть не хуже любого другого, — спокойно ответил тот, слегка улыбаясь в усы.

Его дети давно выросли, и он знал, что хорошо их воспитал. Но младший сын старого товарища, умершего так внезапно, иногда задавал неожиданные вопросы. Которые ему, умудрённому и ставшему ленивым — он сам признавался себе в этом — человеком, бередили душу и заставляли снова смотреть на мир молодыми глазами.

Отряд воинов, сошедший с корабля, прошёл походным шагом до столицы, забрал двоих соотечественников, и с упорством ветра, неуклонно дующего в одном направлении много дней подряд, так знакомого морским людям, двинулся с прежней скоростью на юг.

Теперь они, согласно договору, заключённому с правителем этой страны, стояли лагерем в глухих лесах, поросших на крутых, каменистых склонах гор. Эти горы заслоняли горизонт, бросались в глаза, стоило выбраться из походного жилища, и вызывали желание у человека, привычного к морскому простору, расстегнуть пошире ворот, чтобы глотнуть воздуху.

— Мы уже много дней стережём эту крепость, — сказал молодой северянин. Он оторвался от созерцания верхушек деревьев, и теперь оглядывал раскинувшийся позади них лагерь.

Рядом с ним, но не вместе, расположился лагерь людей короля. Так они себя называли, хотя все северные воины знали, что подчиняются они господину, который вывел их из своих владений и привёл сюда за свой счёт. Звали его непривычно для северного уха — герцог Гаррет. Чуть подальше располагался ещё один господин, немного пониже рангом — граф Гуго. И ещё все знали, что этот Гуго, хоть он и хорохорился и задирался, всячески показывая свою значимость и независимость, во всём следовал за своим более родовитым соседом и слушал каждое его слово.

— Кот может долго сторожить мышь, пока она не решится выбраться из норки, — хмыкнул посол. — А нам к тому же ещё и платят за потраченное время.

— Не нравится мне такой способ зарабатывать деньги, — отрезал Ингвар.

— Ты ещё слишком молод, — холодно ответил посол. — Совет старейшин так решил.

Молодой человек покосился на старшего товарища. Он хорошо знал, что совет старейшин говорил голосом посла.

Посол тихонько вздохнул. Он прекрасно понимал, о чём думает его молодой друг.

— Я знаю, что молодым людям подавай хорошую драку, — наконец сказал он, — но я хочу напомнить тебе слова одного мудрого человека, которые говаривал твой отец: самый удачный бой тот, которого удалось избежать.

— Я чувствую, что скоро засохну здесь, как рыба, выброшенная на берег, — проворчал Ингвар.

— Ничего, — сказал посол, — затишье часто сменяется бурей. Может быть, нам ещё придётся обнажить оружие.

В голубятне, как всегда, было тихо и тепло. Голуби ворковали, стучали лапками, нарушая сонную тишину. Человек, вошедший в первую комнату чердачного помещения, привычно осмотрелся. Он слишком торопливо поднялся по ступенькам, и слегка запыхался. Постоял было, успокаивая дыхание и прислушиваясь. Но времени не было, и он нетерпеливо пошарил в потайном кармашке за пазухой. Вытащив крохотный цилиндрик, проверил привязанную к нему тонкую прочную нить. Зажав цилиндрик в руке, направился к потайной дверце за старыми клетками.

Собственное ли слишком шумное дыхание подвело его, или недостаток времени, заставлявший торопиться, но он потерял обычную осторожность, которую втайне считал излишней, но которая была необходима всегда. Он толкнул дверцу и вошёл в маленькую комнатку, давно забытую всеми. И застыл у порога, забыв о послании, сжимаемом в мгновенно вспотевшей ладони.

На него смотрел Фике, удивлённо моргая белесыми ресницами. Старый слуга, ухаживающий за голубями, как за родными детьми, был не слишком любопытен, и никогда не лез в дела, не касающиеся его любимых птиц. Он мог проснуться среди ночи и тут же перечислить всех самцов и самочек, обитающих в тщательно ухоженном чердачном помещении, и мог бесконечно долго рассуждать о сравнительных достоинствах каждой птицы. Теперь он озадаченно рассматривал голубя, вынутого им из клетки. И человек, только что вошедший, с пугающей ясностью понял, что старику тоже ясно, как день, что это не простые голуби. Почтовую, быстрокрылую и ладную птицу опытный глаз не спутает ни с какой другой. Фике уверенно и твёрдо держал спокойно лежавшую у него в ладони птицу, поглаживая её огрубевшим от работы, но таким нежным пальцем, и разглядывая её лапки.

— Это вы, — сказал он, поднимая глаза и улыбаясь доверчивой улыбкой, открывавшей его поредевшие от старости зубы. — Как хорошо, что вы пришли. А я уж собирался пойти вниз. Кто-то держит здесь почтовых птичек. Непорядок это, держать их в таком месте. Вот, посмотрите сами. — Он обвёл рукой тесное помещение.

И старик, аккуратно держа голубя в руке, направился к выходу из комнаты.

— Пойду, посажу пока эту красавицу к моим деткам. Уж у меня найдётся для неё клеточка получше.

Человек молча заступил ему дорогу. Он не хотел делать этого. Но у него не было выбора. Взлетел из разжавшейся старческой ладони испуганный голубь. Выпало и полетело по воздуху лёгкое перо. Опустилось, медленно, плавно кружась, и легло на скорчившееся на потемневших от времени досках пола тощее тело. И светлые, ещё колышущиеся пушинки окрасились в красное и легли неподвижно.

Человек, озираясь по сторонам, расстелил на полу толстый плащ. Он уже не думал о том, чтобы дышать тихо, и лишь старался не слишком шуметь. Переложил на тёмную ткань неподвижное тело, аккуратно перевязал получившийся свёрток. Вытащил в голубятню и прислушался. Оставалось только быстро миновать самый опасный участок — лестницу. Сразу за лестницей он знал превосходный маленький коридорчик, ведущий к потайным местам. Там труп безопасно мог лежать какое-то время. Пока он от него не избавится.

Прогудел тревожный сигнал, означавший, что открыты ворота. Ворота, открытые в неурочное время, могли означать несколько вещей. И все они требовали его немедленного присутствия внизу. На мгновение он замер в нерешительности. Потащил было свёрток обратно. И услышал топот ног по лестнице на уровень ниже. Громкий, уверенный голос звал его. Он знал, что люди с таким голосом не знают сомнений, и этот солдат, посланный искать его, обязательно выполнит задачу. Топот обутых в добротные сапоги ног всё приближался, и он решился. Торопливо оттащив труп к самой стене и бросив за ящики в тёмном углу, бросился к двери, рассудив, что голубятня практически не посещается. Единственный, кто мог прийти сюда в любое время, был старый Фике. Но он лежал теперь, завёрнутый в плащ, и был больше не опасен.

— Подожди.

— Нет, нужно идти. Слышишь, сигнал у ворот.

— Ну и что? Задержись немного.

Она обхватила его руками, и, смеясь, принялась целовать. Он уступил было, но потом всё же, с явной неохотой выбрался из её объятий, и стал торопливо одеваться. Она с лёгкой гримаской недовольства наблюдала за ним. Капризно сказала:

— Ты всегда прибегаешь по свистку, как собачонка?

— Это мой долг, — твёрдо ответил он. Подошёл к ней, наклонился, провёл рукой по волосам:

— Не сердись.

Она вздохнула.

— Не выходи сразу за мной, — посоветовал он, подходя к двери. — Сначала осмотрись.

— Без тебя знаю, — девушка надула губки и отвернулась.

Ноэль похлопал своего жеребца по лоснящейся шее, потемневшей от пота:

— Отдыхай!

— Нужно позвать священника, — тихо сказал Леонел, отдавая поводья своего свежеприобретённого рыжего. Конь был захвачен в схватке на лесной дороге, и понравился новому хозяину. Ноэль хотел отдать ему своего гнедого, но он отказался.

Маленький отряд, вернувшийся из двухдневного похода, встретили у ворот, пропустив на хорошо выметенную площадку, и приняли с рук на руки раненых. Тяжело раненого положили на носилки. Покойник лежал тут же, на соседних носилках, дожидаясь прихода отца Бители.

— А где наш комендант? — граф оглядел встретивших их у ворот. Заметил полковника.

— Господин комендант, вокруг крепости участились разбойные нападения. Позаботьтесь о патрулях.

Пожилой священник, торопливо приблизившись и надевая на ходу облачение, наклонился над покойным. Зарокотал гром, и первые капли дождя упали с неба, по которому бежали клубящиеся облака, выпуская из-за мохнатых серых боков проблескивающий внезапно ослепительный краешек солнца, выглядывающий ненадолго и снова ныряющий в темноту.

— Позаботьтесь обо всех, отец, — сказал Леонел священнику, глядя, как крупные мокрые капли пятнают лежащих на земле. Тот молча кивнул, давая знак своим помощникам. Те дружно взялись за ручки носилок.

— И прошу вас, когда закончите, прийти ко мне. Я буду в зале для совещаний.

Отец Бители обернулся, его лицо было сурово. Сосредоточенно посмотрел на него и тихо ответил:

— А вам не нужно прийти ко мне, сын мой?

— Об этом мы поговорим вечером, святой отец, — твёрдо ответил Леонел. Повернулся, и, взглядом позвав графа Ноэля, пошёл с площадки.

— Нам нужно хорошенько подумать, дорогой граф, — Леонел задумчиво почесал кончик носа. Обернулся к Ноэлю:

— Вы позаботились о нашем приобретении?

Тот кивнул.

— Не беспокойтесь, я уже распорядился. Всё будет в порядке.

Потрогал осторожно повязку на лице, усмехнулся углом рта:

— Мне нужно навестить жену. Только боюсь, когда она увидит меня в таком виде, появление наследника может произойти слишком быстро.

Леонел виновато сказал:

— Конечно, дорогой мой, сходите к ней. И обязательно навестите врача.

И добавил, улыбаясь:

— Вы мне нужны здоровым. Вечером я собираю совет.

Леонел посмотрел вслед уходящему графу. Оглянулся и подозвал распоряжавшегося неподалёку караулом солдат лейтенанта Сиггела:

— Сиггел, идите за мной.

Поднялся по лестнице в просторную, светлую комнату, прошёл по толстому узорчатому ковру к столу, уселся, обхватив руками голову. Наконец, решившись, достал листок бумаги, набросал несколько строк. Перечеркнул, написал снова. Отложив перо, вытянул из ящика стола небольшую шкатулку. Нажал рычажок, покопался под откинувшейся крышкой. Осторожно вынул, держа двумя пальцами, тончайший листок полупрозрачной ткани. Расстелил на гладкой поверхности стола. Взял перо, задумался. Закусив губу, и тщательно выводя буквы, написал подготовленные заранее строчки. Приподнял листок, держа обеими руками, помахал в воздухе. Коротко взглянув на стол, протёр зеркальную поверхность рукавом. И сказал, аккуратно сворачивая кусочек ткани, всё плотнее и плотнее, стоящему у двери лейтенанту:

— Вы знаете, как пройти на голубятню, лейтенант? Тогда ведите.

— Вот здесь, по лестнице наверх.

Сиггел пошёл вперёд, коротко бросив одному из дежуривших на площадке рядовых:

— Найди старика Фике.

Узкая старая лестница, изгибаясь, вела на самый верх, и Леонел вспотел, стараясь поспеть за лейтенантом. Тот шагал уверенно, как всегда, и не сбавлял хода. Остановившись на площадке, пошарил у себя в сумке, висящей на боку.

— Если старик Фике не милуется сейчас со своими голубями, там должно быть заперто.

Леонел, стыдясь при невозмутимом лейтенанте вытереть пот со лба, отдувался как можно незаметнее. Слегка отдышавшись, спросил:

— У вас есть ключ?

— Да, — Сиггел закрыл сумку и повернулся к дощатой двери, сделанной из прочных досок, теперь уже порядком обшарпанных и потемневших. — Ключи от всех дверей есть у коменданта и у меня. Да ещё кое у кого.

Он пожал плечами и вставил ключ в замочную скважину.

— Старик совсем уже стал плох, — проворчал, открывая дверь и входя внутрь. — Закрывает кое-как.

Леонел вошёл за ним, с любопытством оглядывая клетки и сидящих там птиц. Прошёлся вдоль рядов больших клетей, ведя пальцем по прутьям.

— Кажется, им тут неплохо живётся? — заметил он, глядя на голубя, расправившего переливающиеся под солнечным лучом крылышки и кланяющегося другой птице.

— Да, Фике просто помешался на этих пернатых, — равнодушно ответил лейтенант. Он стоял посреди комнаты, заложив руки за спину и обводил её скучающим взором.

— Мне нужна птица из крайней клетки у северной стены. Такая коричневая, с пёстрыми крылышками, — потирая лоб, вспомнил Леонел.

— Может быть, не стоит искать самим? — спросил Сиггел. — Мы переполошим тут весь курятник, и ничего не найдём.

Леонел пожал плечами, морща нос и оглядываясь.

— К сожалению, дорогой лейтенант, мне нужно это сделать сейчас. Давайте, вы пойдёте вдоль этого ряда, а я поищу вон с той стороны.

Они пошли вдоль клеток, вглядываясь в голубей. Пройдя почти до конца, Леонел пробормотал себе под нос:

— Да, это труднее, чем я думал. Может быть, и правда, подождать... Проклятье!

Лейтенант, метнувшийся на шум падающего тела, едва не споткнулся о сидящего на полу Лео. Тот держался за ушибленный локоть и смотрел на тёмный, длинный предмет, на который упал.

— Посмотрите, что там, — сказал он сквозь зубы Сиггелу.

Тот осторожно продвинулся дальше, и, ухватившись за край ткани, вытянул увесистый свёрток на свет. Заточенным лезвием ножа подпорол толстую ткань. Присвистнул, вглядываясь в разрез.

— Не стоит нам ждать старика Фике, — сказал он холодно, неторопливо убирая нож в ножны. — Он уже здесь. И труп ещё тёплый.

ГЛАВА 25.

— С чего это началось? Когда всё пошло не так? — Если бы Вульф мог мыслить чёткими фразами, он сказал бы так. Но сейчас он лишь раздражённо похлопывал себя по голенищу сапога, мучительно пытаясь понять причину немилости своего господина.

Анри, обычно ничего от него не скрывавший и позволявший ночевать рядом с постелью, выгнал его вон, велев поискать другое место для ночлега. Вульф, сидя в отдалении от палатки хозяина, с видом побитого пса наблюдая за малейшим движением у входа, в надежде, что гроза утихнет, заметил выходящего барона.

Приблизился к нему, не зная, как начать разговор. Разговоры не были его сильной стороной.

Тот, отойдя немного от полотнища, закрывавшего вход, остановился, оглядываясь по сторонам. Телохранитель, подойдя ближе, понял, что барон просто устал. Он был синевато бледен и стоял, глубоко вдыхая и выдыхая воздух. Вульф крепко взял его за локоть, выдавив из себя улыбку.

— Не хотите присесть, ваша милость? — и он указал на свой наблюдательный пункт, где у него на неведомо как оказавшемся в этом месте большом угловатом валуне был расстелен старый плащ.

Барон глянул на него и пошатнулся. Слабо улыбнулся.

— Что же, ведите.

— Это она, ведьма. Всё она виновата, — в который раз повторил Вульф, с отчаянием качая головой. — Не надо нам было её трогать.

Барон с сочувствием посмотрел на него, похлопывая по колену.

— Мы все должны выполнять волю нашего господина, — негромко выговорил он, наклоняясь к уху телохранителя, — это наш долг.

Тот в задумчивости засопел, кивая головой. Встрепенулся, оглядываясь кругом:

— Только я вам ничего не говорил, ваша милость.

— Ну что вы, мой друг, — укоризненно ответил барон, — мы ведь теперь как одна семья. Можете во мне не сомневаться.

Барон ушёл, а Вульф ещё долго сидел на нагретом солнцем камне, раз за разом прокручивая в голове последние события. Вспомнил свои недавние слова. И обещание собеседника помочь горю. "Я подыщу вам хороший амулет. Носите его, не снимая. Это должно помочь".

— А как она смотрела, каким взглядом. Словно не мы за ней пришли, а она за нами. Словно видела нас всех насквозь...

Вульф содрогнулся. Он словно наяву опять ощутил запах горящей смолы, треск разлетающихся от жара сухих древесных стволов. И голос, спокойный голос ведьмы:

— Когда-нибудь все мы встретимся.

Вздохнул, отходя о леденящего душу видения, машинально почёсывая себя за ухом. Отдёрнул руку, ощутив на месте расчёса болезненную точку, словно след от укуса зловредного комара. Пожал плечами и забыл об этом.

— Да, его убили совсем недавно, — врач, пришедший вместе со срочно вызванным графом Ноэлем, поднялся с колен и вытер руки поданной ему помощником тряпицей. — Удар нанесён острым предметом, скорее всего, ножом. Старик умер почти мгновенно.

— Это всё, что вы можете сказать? — нетерпеливо спросил Леонел.

Врач надул щёки. Потёр ладони с глубокомысленным видом.

— Судя по тому, что крови вытекло совсем немного, удар нанесён очень точно. Должно быть, это профессиональный убийца.

— Или профессиональный солдат? — пробормотал себе под нос Ноэль, разглядывая лежащее на полу тело.

Лейтенант со снисходительным презрением оглядел доктора. Отвернулся, задрав голову и разглядывая со скукой потолок.

— Сиггел, — сказал Леонел, отвернувшись от доктора. — Распорядитесь насчёт покойного. И поищите ему замену. Я хочу, чтобы здесь постоянно дежурил пост солдат. Они должны знать выбранного нами человека в лицо. Приступайте немедленно.

Подождав, когда лейтенант, молча выслушавший приказ, вышел за дверь, и его сапоги простучали вниз по лестнице, Леонел сказал:

— Благодарю вас, доктор. Вы тоже можете идти. Продолжайте заботиться о наших раненых, и делайте это как можно лучше. Как вы это умеете.

— Вы сделали это нарочно? Отослали всех? — спросил Ноэль, подходя к двери и выглядывая на лестницу.

Леонел стоял посреди комнаты, задумчиво кусая себя за палец.

— Как вы думаете, Ноэль, зачем кому-то понадобилось убивать старика? — спросил он, обводя глазами просторное помещение.

— Не представляю. Фике был безобидным старым чудаком. Единственной его страстью были голуби. Особенно почтовые. — Граф улыбнулся. — Я помню, когда он был помоложе, то обожал заключать пари, какая птица долетит первой. И почти никогда не ошибался.

— Почтовые, говорите? — Леонел нахмурился, нагибаясь и внимательно вглядываясь в лежащего на полу покойника. — Нет, не может быть. Я скоро во всех начну видеть...

— Что видеть? — Ноэль тоже нагнулся, пытаясь разглядеть, что увидел Леонел.

Тот опустился на колени, шаря руками вокруг. Граф опустился рядом, тоже смотря по сторонам.

— Что вы ищете?

— Скажу, когда найду, — сквозь зубы пробормотал Лео, заползая в самый угол. — Тут чище, чем на столе в моих апартаментах. Надо будет ткнуть моего Жильбера носом в этот угол... Вот оно!

И он, пятясь задом, выполз из-за клеток, опираясь на одну руку. Поднял сжатый кулак.

— Ноэль, я нашёл! Но лучше бы я не находил этого!

Он разжал руку. На ладони лежал маленький цилиндрик с привязанной к нему тонкой прочной ниткой.

— Вы ведь знаете, что это такое, граф?

— Письмо для голубиной почты, — глядя ему в ладонь, медленно выговорил Ноэль. Губы его сурово сжались.

— Если это не вы, и не я, то кто же? — Леонел посмотрел ему в глаза. — В нашей крепости завелись шпионы, ваше сиятельство.

Отец Бители глубоко вздохнул, снимая облачение. Сегодня предстояло ещё много дел.

Постоял немного в раздумье, теребя пальцами короткую бороду и перебирая в памяти самое неотложное из намеченного на остаток дня. Сегодняшний вечер он, надеясь, что ничего непредвиденного не случится, собирался провести за партией в шахматы. Хотя бы с самим собой. Но утро разрушило эти приятные планы. Теперь он с печалью заядлого игрока, оторванного от любимого занятия, лишь посмотрел в сторону маленького столика, придвинутого к стене.

В дверь, никогда не запертую, осторожно постучали. Потом она приотворилась, и в комнату просунулась взъерошенная голова.

— Заходи, сын мой, — ласково сказал отец Бители. Он знал практически всех обитателей крепости, и теперь пытался припомнить имя молодого солдата. "Ах, да, Жозеф!"

— Войди, Жозеф, не бойся. Тебя послали за мной? Что-то случилось?

Солдат помялся, переступая с ноги на ногу и уставившись в пол. Наконец, решившись, поднял глаза на священника и сказал:

— Тут такое дело, святой отец. Ну, как бы, мне поговорить надо. Вот. С вами.

Леонел осторожно развернул маленький листок. Разложил на гладко отполированной до зеркального блеска поверхности стола. Прижал пальцами края и принялся внимательно разглядывать. Ноэль заглядывал сбоку, и, морща лоб, разбирал маленькие буковки.

— Однако. — Леонел шмыгнул носом, рассеянно запуская в волосы всю пятерню и принимаясь ожесточённо почёсываться. — Этот молодец неплохо осведомлён.

— А что значит — насчёт этого человека? — Ноэль нахмурил брови, вычитывая последние слова. — Какого человека?

Леонел склонился над столом, разглаживая пальцем тонкий листок. Наконец сказал:

— Должно быть, это ответ на вопрос. Он пишет — "насчёт этого человека — да".

Откинулся на спинку кресла, побарабанил пальцами по столу. Просвистел несколько тактов военного марша. И, раздвинув губы в ехидной усмешке, поглядел на собеседника:

— Вы давно не писали любовных писем, дорогой друг?

Ноэль хмыкнул:

— Приходилось, и не раз. Ещё не забыл, как это делается.

— Сейчас мы напишем письмецо. — Леонел зашарил по столу. — И наш ответ будет — нет.

Он улыбнулся ещё шире, показывая белые зубы и щуря заблестевшие глаза.

— Пусть наш неизвестный друг призадумается.

— И ты решил, сын мой, что этот человек сказал тебе неправду?

— Да как же мне ещё думать, святой отец? Когда он сказал, что вышел из залы, той, где господа обычно сидят, разговоры разговаривают, я и не подумал ничего такого.

Молодой солдат, сидя на краешке предложенного ему стула, почесал веснушчатый нос. Поглядел на священника честными круглыми глазами.

— Только потом я с дружком своим словечком перекинулся, ну там, как дела, и всё такое, он и давай ныть, как ему скучно было на площадке у залы той мотаться туда-сюда. За весь день никто даже не появился. И то, чего там кому-то появляться? Их сиятельства в отъезде, это все знают. — Он развёл руками, тоже покрытыми веснушками.

— А как все узнали, что старика прибили наверху, и стали доискиваться, кто там ошивался, я сразу не сообразил, что к чему. А как ушёл с поста, да прилёг, тут мне в голову и стукнуло! Он ведь оттуда шёл, зала-то совсем рядом!

— Ты думаешь, сын мой, что тот, кого ты там встретил, причастен к смерти бедного Фике? — мягко спросил отец Бители, внимательно глядя ему в глаза.

— Не знаю я, — хмуро ответил тот. — Откуда мне знать, как там дело было? Мне уж говорили... Не лезь, говорят, Жозеф, куда не просят, а то худо тебе будет. У господ свои дела, вот и помалкивай.

— Кто это тебе говорил такое, сын мой? — строго спросил отец Бители.

Жозеф покривился, передёрнул плечами.

— Да какая разница, кто говорил-то? Вы только не говорите никому, что это я вам сказал. Я ведь потому к вам пришёл, святой отец, что вы в этом лучше меня понимаете. И с господами вы дружбу водите, и нас не обидите, это всем известно. Вот вы уж и подумайте, как тут быть. А мне в это и лезть не стоит.

Когда Жозеф ушёл, священник некоторое время сидел в раздумье, теребя бороду, и глядя перед собой невидящим взглядом. Потом поднял голову, и в глазах его появилось выражение тщательно сдерживаемой досады и решимости сделать неприятное, давно откладываемое дело.

Глубоко вздохнув, он тяжело поднялся со стула. Посмотрел на разложенное священническое облачение. Провёл руками по старенькому тёмному одеянию, в котором ходил обычно. Подошёл к потёртому комоду у стены, отодвинул один из ящиков. Вытащил глухо брякнувшую увесистую связку потемневших ключей. Перебрал висящие на толстом, тяжёлом, покрытом многочисленными царапинами кольце ключи разнообразных размеров. Выбрал нужный, аккуратно снял с общей связки. Повертел в руках, задумчиво глядя на затейливую бородку ключа и маленькое овальное кольцо. Сжал в широкой, крепкой не по возрасту тёмной ладони, толкнул лёгкую, никогда не запирающуюся дверь, и вышел в коридор.

ГЛАВА 26.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной. — Клиент бросил на столик перед ведьмой увесистый кошелёк и посмотрел ей в лицо.

Кошелёк едва слышно, увесисто брякнул, монеты в упаковке тонкой кожи лежали плотно, прижав друг к другу выпуклые чеканные бока.

Она перевела взгляд на мешочек. По лицу прошла и пропала тень отвращения.

— Я не хочу.

— Мне так нужно. Я не смогу больше ездить к тебе. Это слишком опасно.

— Ведьмы не покидают своих домов. — Она посмотрела на него со снисходительной улыбкой. В её голубых глазах он видел лишь доброжелательное терпение.

— Скажи, сколько ты хочешь за это. — Клиент присел на шаткий стул, кляня про себя ветхую мебель. Ничего, сказал он себе, скоро это изменится. Она будет принимать его в роскошных апартаментах, сидя в глубоком, упругом, прекрасном кресле, фасон которого он сам ей выберет и закажет у лучших мастеров. Видение будущего на миг предстало перед ним, и он с улыбкой подумал, что будет единственным её клиентом. А остальные лишь будут умолять его допустить прикоснуться тех тайн, к которым допущена эта потомственная ведьма.

Из сладких грёз его вырвал трезвый холодный голос:

— Мне не нужны деньги.

— Первый раз вижу человека, которому не нужны деньги, — усмешкой прикрывая досаду, ответил он.

— Ты знаешь, что мы не работаем просто за деньги. — Ведьма откинула голову, лицо её всё больше замыкалось. Ему показалось, что сейчас она укажет ему на дверь.

— Прошу тебя, не отказывай мне. — Теперь он умолял. — Скажи, что ты хочешь. Скажи, я всё для тебя сделаю.

— Неужели всё? — Она повела плечами, улыбнулась углом яркого рта. — Вы, обычные люди, не можете себе представить, что может пожелать ведьма.

— Я сделаю всё, достану для тебя всё, что ты захочешь — твёрдо ответил он, ликуя в душе. Он даже верил, что действительно всё сделает. Лишь бы она поступала так, как ему нужно.

Она опустила голову, волосы упали на лицо, и он не разглядел странного выражения, пробежавшего в её глазах и искривившего губы. Ведьма вздохнула, подняла голову, и легонько улыбнулась клиенту.

— Хорошо. Я поеду с тобой. Сейчас я скажу, что мне потребуется на первое время...

Ночью опять прошёл сильный дождь. Порывистый ветер принёс клубящиеся грозовые тучи. Огромные, чёрные, они надвинулись тёмной массой, закрыв быстро темнеющее вечернее небо, окончательно погасив остатки света. Когда мрак опустился на землю, покрытую плотными рядами палаток, казавшимися совсем маленькими рядом с каменными стенами Отера, высоко в небе прогремел первый удар грома. Спустя томительные мгновения, показавшиеся вечностью, извилистая светящаяся полоса соединила землю и кипящие в вышине тучи. Потом отдельные раскаты превратились в одни сплошной грохот, молнии били непрерывно, озаряя вытоптанную, высохшую равнину вокруг города, окаймлённую вершинами гор.

Но некому было видеть это буйство света и тени. Всё живое попряталось, кто куда смог, в страхе вздрагивая от громовых раскатов и укрываясь от хлещущих землю струй воды. Казалось, гроза будет продолжаться всю ночь. Но надвинувшиеся на небо тучи ушли так же быстро, как появились, молнии били всё реже и реже, гром затихал, рокоча уже издалека, и, наконец, затих совсем.

Утром выглянувшие из палаток увидели высокое, умытое голубое небо, чистое, как в первые дни творения. Солнце ласково пригревало, от земли поднимался парок, оставшиеся после ночного дождя лужи быстро исчезали, оставляя неглубокие рытвины, выбитые ливнем.

А когда лужи окончательно просохли, и ласковое солнышко превратилось в слепящий белый круг, безжалостно припекавший равнину с самой высокой точки неба, показался обоз, тянущийся с северного тракта. Колонна грохочущих повозок, запряжённых тяжеловозами, свернула с основной дороги и покатилась к лагерю.

— Прекрасно! Прекрасно! — Анри ходил по палатке, улыбаясь собравшимся углом напомаженного рта и милостиво поглядывая на маркиза. Тот самодовольно улыбался, разглаживая жидкие усы.

Изящно опустившись в кресло, герцог забросил ногу на ногу и засмеялся дробным смешком. Сощурив тёмные, круглые глазки, блестевшие от хорошего настроения и нескольких выпитых с утра кубков вина, оглядел подчинённых:

— Теперь посмотрим, как запоют эти горожане, когда мы покажем им дула наших пушек!

Маркиз хихикнул. Остальные согласно закивали.

— Дорогой маркиз, прикажите вывести орудия на позиции. — Анри опять отхлебнул из поднесённого лакеем кубка, повернулся к дядюшке: — Я хочу начать штурм как можно скорее. Мы и так слишком долго здесь топчемся. Должно быть, эти тупицы уже решили, что мы ни на что не годимся.

Он взглянул на барона Жоржа:

— Господин барон, готовьте свою пехоту. Скоро вам найдётся применение.

Барон поклонился. На лице его ничего не отразилось. Выпрямившись, он оглянулся на графа Эдгара. Тот поднял брови, дёрнул углом рта. И отвернулся.

— Разрешите доложить, Ваше высочество. — Барон Жорж кашлянул, глядя на герцога.

— Что такое?

— У нас осталось не так много людей, как было вначале... — нерешительно начал командующий пехотой.

— И что же? — нетерпеливо оборвал Анри. — Что вы хотите этим сказать?

— Ничего особенного, Ваше высочество. Просто многие заболели, и если Ваше высочество захочет планировать штурм одновременно с нескольких позиций... Это будет непросто сделать. — Барон опять откашлялся. Оглянулся на предводителя кавалерии, наблюдавшего за его стараниями, и продолжил: — Если пехоту не усилить за счёт других служб... Я хочу сказать, если бы у меня было больше людей...

Герцог подскочил в кресле. Вцепившись в подлокотники, он уставился на барона Жоржа.

— Разве вы не получили в своё распоряжение пехоту барона Рене?

Жорж пожал плечами, переступив на месте.

— Получил, Ваше высочество, — хмуро ответил он, стараясь смотреть Анри в камень золотой пряжки, скалывающей кружева на шее. Поднять глаза выше он не решался. — Только вот всего количества людей, что получилось в результате, для одного много, а для двоих мало.

Герцог фыркнул.

— Я не желаю слышать ваши жалкие отговорки.

— Кажется, горожане и правда могут думать, что мы ни на что не годимся, — пропел маркиз, растягивая в улыбке тонкие губы.

— А что скажет кавалерия? — Герцог перевёл взгляд на графа Эдгара.

— Мы достаточно укомплектованы, Ваше высочество, — спокойно ответил тот. На Жоржа он старался не смотреть. — Должен сообщить о нехватке боеприпасов для стрелкового оружия. К сожалению, прибывший обоз в этом не оправдал наши ожидания. И у нас ещё нехватка...

— Да что это такое? — Анри хлопнул ладонью по подлокотнику. — Все словно сговорились! Вы постоянно недовольны, господа! Берите пример с моего дядюшки — вот кто никогда не жалуется! — И он показал на маркиза. Маркиз выставил подбородок. — Идите, господа, идите, и готовьтесь к штурму!

И он, возмущённо фыркая, откинулся в кресле, протянув лакею опустевший кубок.

Когда в палатке не осталось никого, кроме самого герцога и барона Эверта, как всегда стоявшего за креслом, Анри вздохнул и поглядел на лакея. Обычно он не обращал внимания на прислугу, считая её чем-то вроде мебели.

— Выйди вон, любезный, — ворчливо сказал он, слегка приподняв палец с отполированным ногтем и указав им на полотнище, закрывающее выход из палатки. Лакей торопливо вышел, тщательно прикрыв за собой вход. После показательного наказания лакея, однажды этого не сделавшего, в палатке нельзя было найти ни одной щёлочки, в которую могла бы залететь докучливая муха.

— Вот что, дорогой барон. — Анри потеребил мочку уха, поморщился. — И выйдите из-за кресла, наконец! Вечно вы там прячетесь!

Барон выбрался на середину расстеленного у кресла цветастого ковра. Повернулся к Анри, разглядывая его подведённую бровь.

— Я даю вам важное и ответственное поручение. Вы займётесь моей почтой. Затем пройдёте по лагерю и посмотрите, как идут дела у наших вояк. Мне нужно, чтобы пушки были подведены к стенам как можно скорее. Ничего не упустите.

— Я считал, что почту вам приносит Вульф, — ответил барон, принимаясь рассматривать другую бровь герцога.

— К сожалению, дорогой мой, я не могу больше доверять моему милому Вульфу. — Анри непроизвольно ощупал спрятанный за отворотом тонкий лоскуток ткани. Письмо, полученное утром. И надо же, какая ирония, дуралей сам принёс ему это!

— Вы собираетесь прогнать его? — удивлённо спросил барон.

— Нет. Нет, пока не собираюсь. — Анри усмехнулся. — Он мне ещё пригодится. Бедняга никогда не отличался большим умом. Уверен, он сам не ведает, что творит.

И герцог в который раз принялся перебирать в памяти тех, кто смог бы переманить у него верного слугу. Должно быть, ему посулили что-то из ряда вон, раз даже такой человек польстился на это и переметнулся к другому хозяину!

Когда барон ушёл, Анри ещё посидел немного в кресле, ожидая, пока вернувшийся лакей наведёт ослепительный блеск на его и без того безукоризненные ногти, а другой лакей смахнёт пылинки с тонкого бархатного плаща, отделанного дорогим кружевом. Потом лениво поднялся, вытащил из-за отворота рукава надушенный платочек, поднёс к носу, вдохнул, взмахнул лёгкой тканью. Улыбнулся самому себе. И неторопливо вышел из палатки, сопровождаемый лакеем, в то время как оставшийся слуга кланялся в пояс, придерживая полотно, прикрывающее вход.

Мадлен приоткрыла край занавески, закрывающей выделенный ей уголок от посторонних глаз. Вышла на середину палатки и осторожно установила на край походного сундучка небольшое овальное зеркало. Отошла немного, и повернулась, разглядывая себя с боков. Вытянула стройную шейку, пытаясь увидеть часть спины. Новое платье сидело как нельзя лучше. Барон уверял, что так и будет. Но надо же убедиться!

— Надо было просить ещё зеркало. Побольше, — пробормотала она, вглядываясь в отражение.

Церемонно приподняла юбку двумя пальчиками, кланяясь воображаемому кавалеру. Счастливо вздохнула. Остаться в этом и подождать его, или надеть потом? Нет, барон сказал, что придёт поздно. Она повернулась к своему закутку, поднимая руки к застёжке на ожерелье. Пусть полежит. Лучше она наденет это перед самым его приходом.

У палатки послышались голоса, потом откинулся клапан, пропуская яркий послеполуденный свет, вместе с палящим зноем, и внутрь протиснулся Рой. Сразу вслед за ним вошёл невысокий, кудрявый франт. Он обвёл тесное помещение блестящими тёмными глазами, и остановил взор на Мадлен. Прикоснувшись кончиками ухоженных пальцев к краю бархатной шапочки, густо расшитой дорогими камнями, и украшенной пышным пером, прикреплённым золотой пряжкой, сказал томно:

— Я вижу, здесь обитает прелестная нимфа.

Мадлен присела, склонив голову и опустив глаза. Она лишь мельком однажды видела этого человека, но хорошо его разглядела. "Запомни, это Анри д'Барра, наш герцог. Брат короля, — барон говорил тихо, сухим тоном, сжимая её локоть твёрдыми пальцами. — Больше всего он любит, чтобы его слушались".

— Как тебя зовут, прелестная пастушка? — гость подошёл ближе, разглядывая её с головы до ног.

— Меня зовут Мадлен, господин. — Она присела ещё ниже.

— Ты можешь выпрямиться, дорогая, — милостиво сказал герцог. — Такой красавице не пристало прятать свои глазки.

Мадлен посмотрела на него. Гость улыбался, уверенный в своей неотразимости. Его глазки заблестели ещё больше, когда он обвёл взглядом её личико и приоткрытую вырезом платья грудь, обрамлённую тонкими кружевами.

— Ты скучаешь здесь, милое дитя? Я хочу пригласить тебя в своё скромное жилище, и развеять твою грусть.

Мадлен опустила ресницы и осторожно сказала:

— Мне вовсе не скучно, господин. — И тут же ощутила вспышку недовольства, нахлынувшую от мужчины. Вот ты какой. Так я и думала.

— Когда вы вошли, моя скука сейчас же пропала. — И она мило улыбнулась.

Анри протянул ей руку, расплываясь в ответной улыбке, не отрывая глаз от её белых маленьких зубок, приоткрывшихся за алыми губками.

— Иди за мной, прелестная нимфа, и, обещаю, ты больше не будешь скучать в одиночестве.

— Ну, ещё, ещё давай! Навались! — Команда артиллеристов, надрываясь, вытащила тяжелую пушку на намеченную позицию и остановилась. Площадка у рва, вытоптанная многочисленными ногами и копытами, разбитая ночными ливнями, была заполнена суетящимися людьми. Стучали молотки, плотники скинули рубахи под палящим солнцем, блестя потными спинами, и торопливо сколачивали грубые опоры из толстых деревянных брусьев.

От лагеря метались туда-сюда группы рабочих, тарахтели телеги, подвозя материал для плотников. У только что подтащенной пушки раздался взрыв чудовищной ругани. Возле косо торчащего дула яростно препирались двое мужчин. Они взмахивали руками то в сторону лагеря, то в направлении городских стен. Один из них, пониже рангом, поднял руку, и, тыча пальцем в зенит, прокричал нечто явно нелестное в лицо барону Жоржу. Неторопливо приближающийся барон Эверт расслышал только отдельные слова:

— ...угол стрельбы..., порох никуда..., ров слишком...

Подойдя поближе, барон увидел старшину артиллеристов, крепкого коренастого мужчину, стоящего с непокрытой головой перед бароном Жоржем, и остервенело отирающего струящийся по лицу пот. Коротко остриженные волосы торчали слипшимися косицами. В густых чёрных волосах белели неровные пятна неожиданной седины.

— А я вам говорю, эта площадка никуда не годится! — сорванным хриплым голосом в который раз повторил старшина.

— Где я вам возьму другую площадку? — тоже не впервые ответил язвительно Жорж. Он явно едва сдерживался.

— Если бы вы дали мне время, я нашёл бы подходящую позицию для стрельбы! — старшина обвёл взглядом стены города. Лицо его перекосилось от досады. — Вы видите эти проклятые стены? Нет, вам понадобилось ткнуть пальцем именно сюда!

— Это я ткнул пальцем? — не сдержавшись, заорал барон. — Я ткнул!? Да ты знаешь, как мне тычут!?

Артиллерист набрал полную грудь воздуха, готовясь дать достойный ответ. Оба набычились, с ненавистью глядя друг на друга.

— Господин Жильбер, если не ошибаюсь? — раздался рядом с ними спокойный голос. Оба обернулись. Барон Эверт разглядывал их в упор. — Так господин Жильбер считает, что выбранная позиция неверна? — И он посмотрел на Жоржа.

Тот молча кивнул, отдуваясь. Присутствие Эверта всегда действовало на него как холодный душ. Словно рядом вдруг обнаружился свернувшийся клубок змей.

Барон Эверт повернулся к старшине. Тот нахмурился. Махнув рукой, всё же ответил:

— Ежели пушки нужны для дела, а не ворон пугать, то я от своих слов не отступлю.

— Господин барон, — сказал Эверт, — к какому сроку вы намерены установить осадные орудия?

— Вы же знаете, что это зависит от сроков начала штурма, — ответил предводитель пехоты. — Я должен быть уверен, что пушки будут готовы к этому времени.

— И вы рассчитываете, что штурм начнётся нынче ночью? — скептически вопросил барон Эверт.

Жорж покраснел.

— Господин Жильбер, сколько вам нужно времени, чтобы найти подходящую площадку и сменить позицию? — Эверт повернулся к старшине.

— Обычно, если время позволяет, от восхода до полудня. Сейчас послеполуденное солнце, тогда к утру.

Барон Жорж открыл рот, задохнувшись от возмущения. Лицо его пошло пятнами. Барон Эверт поднял руку, останавливая его.

— Даю вам срок до вечера, господин Жильбер. Возьмите моего коня, чтобы не задерживаться. Но если вы не успеете к заходу солнца, я сочту вас виновным. Виновным в несоответствии занимаемой должности и саботаже.

Старшина почесал в затылке, медленно кивнул. Лицо его приняло спокойное выражение, губы сжались.

— А мне не впервой. — Он посмотрел на барона Эверта, и неожиданно ухмыльнулся. — Всё будет в порядке, господин. Давайте вашу лошадку.

ГЛАВА 27.

Когда краешек восходящего солнца приподнялся над зубчатой каймой гор, и нежный

розовый свет окрасил шершавые камни городских стен, проложив длинные тени по узким городским улочкам, первые горожане, поднявшиеся на стены, увидели поразившую их картину. Конечно, они знали, что прибывший накануне обоз доставил пушки. Все, кто хотел, имел возможность полюбоваться, как суетятся за рвом эти бестолковые северяне, как обычно совершая множество бессмысленных действий и суматошно размахивая руками. Наблюдать за ходом осады стало главным развлечением для уверенных в неуязвимости обороны горожан. Они ходили на стены как на аттракцион, обмениваясь новостями, сплетничая, поглядывая свысока на вражеское войско и отвешивая язвительные комментарии.

Теперь первые ласточки, выбравшиеся из домов пораньше и посмотревшие вниз, застыли в недоумении и испуге. Неяркое солнце, всходившее всё выше над горизонтом, очертило силуэты тяжёлых орудий, установленных на массивные рамы. Чернели глубокие глотки пушек, их округлые бока лоснились в блеске солнечных лучей. Круглые страшные дула стояли ровно, глядя, как один, безжалостным глазом на город. Рядом с пушками, сложенные в аккуратные пирамидки, возвышались металлические ядра.

И впервые с начала осады осаждённые почувствовали вкус страха.

По городу понеслись люди, слухи охватили все улицы, все дома, выдернули из постелей глав городских служб. Отер кипел, как развороченный муравейник.

Горожане поспешно вооружались.

А когда солнце поднялось ещё выше, согревая землю, и металл пушек потеплел, от лагеря придвинулись колонны пехоты.

Начатые накануне работы у рва продолжались. Получившие привезённые с обозом во множестве кирки и лопаты, солдаты принялись окружать часть стены земляным валом. Сверкал металл, кирки поднимались, опускаясь с размаху в утоптанную землю, выгрызая глубокие ямы, тут же в дело шли лопаты, отбрасывая пласты в сторону. Вал рос, обгоняя поднимающееся над горизонтом солнце, а вместе с ним углублялась образованная вынутой землёй траншея. Наконец вал поднялся достаточно высоко, чтобы закрыть людей от ответного огня. Сосредоточившись у орудий, артиллеристы сноровисто принялись закатывать в дула тяжёлые ядра, засыпать порох в запальные отверстия.

Анри приложил ко лбу тонкий платок, прислушиваясь к грохоту орудий, чуть заглушённому расстоянием и тонкими стенами палатки. Удобнее расположился на мягком сиденье широкого, вышитого цветами и птицами кресла, и улыбнулся, глядя в потолок. В теле ощущалось приятное тепло, не хотелось ни двигаться, ни думать. Он выпятил губы, замурлыкав весёлый мотивчик, но скоро умолк, покачивая ногой в вышитой лёгкой туфле, надетой на босую ногу.

За спиной, у входного полотнища, послышался голос лакея. Он негромко препирался с кем-то, всё повышая голос. Потом полотно дёрнулось, впустив струю свежего воздуха, и резкий голос барона Эверта оборвал причитания слуги, оставив их за порогом.

— Это вы, любезный барон? — спросил Анри, не поворачивая головы. Он лениво приподнял руку, любуясь блеском синего камня в перстне, поймавшем отблеск света. — Ну, как идут дела у стены?

Барон подошёл к креслу, и остановился, глядя на герцога.

— Мы уже начали обстрел. Стена очень прочная, но старшина Жильбер обещает, что сможет её разрушить.

— Прекрасно, прекрасно, дорогой мой. Продолжайте в том же духе. И закройте за собой выход поплотнее. Пыль просто ужасная.

— Я пришёл не для того, чтобы докладывать вам о состоянии городских стен, Ваше высочество. — Барон не двинулся с места.

— А для чего же вы пришли?

— А вы не догадываетесь, Ваше высочество? — резко спросил барон.

— Не имею представления. — Анри потянулся в кресле и повернул голову, растянув губы в улыбке. — И что это за тон, милейший? Вы кажется, забылись?

— Это вы забылись, Ваше высочество, раз позволяете себе входить в жилища своих людей и уводить их женщин.

Герцог привстал в кресле, опираясь на подлокотники, и вглядываясь в лицо стоящего перед ним человека. Улыбка исчезла с его лица.

— Что вы сказали, барон Эверт? — сказал он угрожающе, сжимая побелевшими пальцами рукоятки кресла.

— Я хочу сказать, что статус господина не даёт вам право вести себя подобным образом, Анри д'Барра. Эта женщина не ваша собственность.

— Ах вот как! — Анри вскочил с кресла. Вышитая туфля соскочила с пальцев и осталась лежать на цветастом ковре. Подступив вплотную к барону, он, слегка приподнявшись на носках, прошипел ему в лицо:

— Вы сами моя собственность! Без меня вы ничто, никто! Эта женщина мне приглянулась, и она останется у меня!

Отвернувшись, он подбежал к креслу, ухватился за спинку и сказал, оборачиваясь к барону и оскалив зубы:

— Вы непозволительно дерзки, господин Эверт. Думаю, вам следует остудить свой пыл на передовых позициях. Барон Жорж не справляется один. Отправляйтесь к стене и займите место барона Рене. Это приведёт вас в чувство.

Пушка выплюнула очередное ядро. Расчёт отступил, зажимая уши. Деревянная конструкция содрогнулась.

— Заряд! — гаркнул старшина. Артиллерист, отлепив ладони от головы, подбежал к сложенным в горку металлическим ядрам. Другой, торопливо орудуя лопаткой, принялся засыпать порох.

Соседнее орудие громыхнуло огнём. Его расчёт принялся суетиться у ствола, поливая раскалённый металл. Шибануло клубами пара, артиллерист проворно отскочил, прикрывая лицо.

— Заряд!

Несущиеся по дуге шипящие ядра врезались в стены, вырывая камень, брызгаясь сотнями осколков. Над стенами поднимались клубы пыли и каменной крошки. Установленные напротив города орудия грохотали непрерывно, их голоса сливались в один тяжёлый гул, от которого дрожала земля.

Подвезённые повозками и укреплённые на специальных стойках, лёгкие кулеврины, стоящие немного поодаль от пушек, вели навесной огонь. Их небольшие, предварительно раскалённые добела, ядра перелетали через стены, описывая пологую дугу над краем, усаженным редкими зубцами, и падали внутрь, обжигая и калеча людей. Там, где они попадали на то, что могло гореть, всё начинало тлеть, горело дерево дощатого настила, и огонь стелился под ногами защитников города.

Старшина, кашляя, отошёл от крайнего в ряду орудия, расчёт которого перетаскивал из подкатившей повозки новую порцию ядер. Сплюнул на землю. Обводя слезящимися глазами стены, не сразу заметил, что его окликают.

— От ваших кулеврин мало толку, — сказал ему в самое ухо барон Эверт. — Я не заметил ни одного крупного пожара!

Старшина опять откашлялся.

— Эти горожане не так глупы, как кажется. — Он сплюнул на землю, слюна была тёмной от гари. — Тут же всё тушат.

— Вы можете что-нибудь с этим сделать?

— А что тут сделаешь! — господин Жильбер перекрикивал грохот, сам себя не слыша. — Если только у нас будет побольше стволов. Тогда бы я смог сосредоточить огонь. Да ещё хорошо бы разрывные ядра. От этих мерзавцев большая польза!

— Разрывные?

— Ну да. Только я здесь таких не видел. Штука редкая.

Эверт помолчал, вглядываясь вперёд, пороховой дым ел глаза, клубы гари стояли в воздухе, мешая обзору.

— Скажите, господин Жильбер, какой участок стены, по-вашему, самый уязвимый? На чём бы вы сосредоточились, если бы была возможность?

Старшина открыл рот, пережидая слившийся в один грохот нескольких пушек. Вытянул руку, указывая тёмным пальцем:

— Вот там, видите, какая кладка? А башни невысокие. Одна от другой далеко.

Барон покопался в сумке, подвешенной на боку. Вытащил деревянный футляр, обтянутый тонкой кожей. Аккуратно открыл. Вытянул цилиндр, запрятанный в бархатный мешочек, распустил шнурок и раздвинул маленькую металлическую трубу. Блеснули выпуклые стёклышки. Приложил к глазу, принявшись разглядывать место, куда указывал артиллерист.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, господин Жильбер.

Старшина покосился на трубку.

— Хотите взглянуть? — барон протянул подзорную трубу.

Тот осторожно взял цилиндрик в руку, взглянул на стену. Глубоко вздохнул, прижимая окуляр к глазу. Повёл трубой по сторонам. Рот его приоткрылся. Сглотнув, он оторвался от окуляра.

— Хорошая штучка, — он протянул трубку барону. Проводил её завистливым взглядом.

— Так, говорите, здесь самое слабое место? — тот опять принялся разглядывать стены.

— Слабое-то оно слабое. — Старшина хмыкнул. — Только оно такое, потому что к нему не больно-то подберешься. Место неудобное, а ров — что та пропасть.

— Пропасть, говорите? — Барон аккуратно сложил трубу. Заправил в мешочек. Посмотрел рассеянным взглядом в сторону города. Над стенами клубился дым, мелкая взвесь разбитого в пыль камня стояла в воздухе. Позиции застилало полотно колеблющейся гари.

— Идите к орудиям, господин Жильбер. Продолжайте стрелять, пока солнце не дойдёт вон до той точки, — он указал точку. — Потом я скажу вам, что делать.

— Вы слишком торопитесь, Жорж, — предводитель кавалерии вытянул ноги, пытаясь удобнее устроиться на походном сиденье. Покачнулся, восстанавливая равновесие, и продолжил неторопливо водить лезвием ножа по деревянному брусочку. Кусков дерева после работ плотников осталось немного, все они тут же пошли в костры. Но расторопный паж подсуетился, и теперь граф стал обладателем нескольких брусков, пригодных для вырезания фигурок. Это было его любимое занятие.

— Я бы и рад не торопиться, — ответил барон Жорж, обводя тоскливым взором внутренность палатки, где они собрались, — но обстоятельства, сами знаете... Если мы промедлим ещё неделю, мне не с кем будет идти на штурм.

— Так уж и не с кем? — не глядя на него, сказал граф, приподнимая фигурку, и скептически обозревая получающийся силуэт.

— Людей должно быть больше, чем просто достаточно, это прописная истина в таких делах, — проворчал барон. — Потери неизбежны, и я не хочу оголять свой тыл.

— Свой тыл? — переспросил граф Эдгар, поднимая брови. — Действительно, это недопустимо.

Оба они старательно игнорировали сидевшего на таком же раскладном стульчике барона Эверта. Презренный выскочка, лизоблюд и подхалим, только накануне обвешанный кружевами и камушками, как девица, получил наконец своё. Оба бывалых вояки, приняв в свои ряды сосланного на позиции барона, не могли скрыть злорадных усмешек. Их едва прикрытую радость не могло омрачить даже то, что Эверт воспринял перемены, как должное, и не обращал ровно никакого внимания на оказанный ему холодный приём.

Теперь он сидел на походном сиденье и разглядывал подобранную с раскладного столика карту. Карта была собственностью графа, и он с радостью отобрал бы у выскочки драгоценный листок. Если бы нашёл этому вескую причину. Но предлог не случился, и теперь он только посматривал с досадой на то, как Эверт водит взглядом по листу.

— Даже если город не будет отвечать огнём, — задумчиво сказал граф, — и если хватит зарядов, меньше недели у нас не уйдёт. Так что придётся идти на штурм с тем, что у нас останется. Да отнимите тех, кто не сможет пересечь рвы...

— Вам хорошо говорить, — едко ответил барон, забыв о зародившейся в последнее время дружбе с графом, крепнущей в присутствии общего врага — Эверта. — Ваша кавалерия всегда приходит на готовое!

— А что бы вы без нас делали? Пехота без кавалерии, как телега без лошади! — граф фыркнул.

— Неправда! — сердито ответил Жорж, начиная надуваться, глядя на графа, невозмутимо полирующего деревяшку.

— Вовсе не обязательно топтать землю целую неделю.

Оба обернулись. Барон Эверт говорил как бы про себя, продолжая рассматривать карту.

Барон Жорж скривился в усмешке. Граф нахмурился.

— Мы могли бы закончить дело в несколько дней. И не придётся терять людей, переходя через ров.

Барон Жорж демонстративно отвернулся, принявшись насвистывать, разглядывая потолок палатки. Граф в упор взглянул на Эверта.

— Если некоторые ничего не понимают в войне, им лучше вообще не открывать рта, — резко сказал он.

— Пехота не понесёт потерь, быстро придвинувшись под стену. Прямо к пролому, — невозмутимо продолжил тот. — А если наши конники годны, чтобы не только на смотрах вольтижировать, то и по настилу пройти не испугаются. Скажем, по двое в ряд.

Жорж оборвал свист. Встрепенувшись, повернулся на стуле. Тонкие ножки зашатались, угрожая подогнуться и обрушить сиденье.

— Вы можете сказать что-то конкретное? — ядовито осведомился граф Эдгар. — Или это ваша фантазия?

Барон Эверт положил карту на столик. Взглянул на обоих.

— Я никогда не говорю попусту, граф. У меня есть схема штурма, которую я могу вам представить. Если, конечно, вы заинтересованы в том, чтобы сократить осаду. В противном случае мой план может подождать.

ГЛАВА 28.

— Это невыполнимо, — хмуро сказал граф Эдгар. — Я не говорю, что совсем не возможно. Но я вижу здесь столько препятствий, которые сведут ваш план на нет.

Барон Жорж обхватил голову руками. Глаза его блестели.

— Зато сроки мне очень нравятся. Но вы правы, граф. Здесь столько подводных камней, что это слишком рискованно.

— Вы предпочитаете медленную смерть быстрой? — резко спросил Эверт. — Разве неделя отсрочки не представляется вам такой же страшной, как эти препятствия, которые не так уж и страшны?

Предводитель кавалерии поскрёб подбородок. Губы его сжались.

— Должно быть, я уже не слишком молод для этого, — сказал он тихо. — И в последнее время мы слишком мало воевали.

— Сейчас уже нет таких людей, которые бы решились на отчаянные поступки, — мечтательно произнёс Жорж. Он непроизвольно оправил пояс, поведя плечами. — Единственный из ныне живущих военачальников, что ходили в походы ещё со старым добрым Лео, дедушкой нынешнего... я хочу сказать, покойного, короля... — Барон Жорж смутился. Почесал нос. — Словом, из этих вояк в живых нынче лишь маркиз Сильван, да и тот уже, наверное, впал в маразм.

— Да, — отрывисто сказал граф. Глаза его затуманились. — Я учился на воспоминаниях этих людей. Кое-кто из них успел их написать. Например, "Наставления о ведении войны". Или вот ещё — "Правила атаки". Я зачитывал их до дыр.

— Откуда у вас "Правила атаки"? — спросил барон Эверт. — Я думал, они существуют только в двух экземплярах.

— Да. Один у автора, разумеется, и хранится в его семье. Другой экземпляр граф Риусский передал в дар королю. Мой отец служил при дворе, и по особой милости Его величества дал мне в своё время возможность ознакомиться с этими бумагами. Кстати, ваш план штурма напоминает мне те заметки. Можно подумать, вы их читали.

Барон отвернулся.

— Это неважно, — ответил он внезапно охрипшим голосом. — Главное, что план хорош.

— Хорош, — согласился предводитель кавалерии. — И если вы, господин Эверт, ещё сумеете его привести в действие, я сниму перед вами шляпу. Потому что я вижу здесь один подводный камень, который вы не указали: нужно ещё уговорить герцога Анри. Его высочеству наша резвость может прийтись не по вкусу.

— Это я беру на себя, — ответил барон Эверт. — От вас, господа, требуется лишь хорошо выполнить свою задачу.

— Тогда я согласен. — Граф Эдгар отложил деревянный брусок, который давно уже был бесцельно зажат в руке.

— Я тоже. — Барон Жорж хмыкнул. — Будем рисковать. Семь бед, один ответ.

— Тогда не будем терять время, господа. — Эверт встал и кивнул присутствующим. — Желаю удачи.

Он вышел из палатки, и вслед за ним её покинули предводитель кавалерии и предводитель пехоты.

Анри потряс зажатой в руке вышитой туфлей. Топая босой ногой, повторил в который раз:

— Вы с ума сошли! Я не позволю!

Барон склонил голову, глядя в узор на ковре.

— Да как вам это в голову могло прийти! Убирайтесь с глаз! От вас одна только головная боль! Никогда не слышал про такое, и не желаю слышать впредь!

На Анри повеяло ароматом полевых цветов, маленькая ручка легла ему на плечо. Тёплое дыхание пошевелило завитки волос на шее.

Он вздрогнул, выдыхая воздух, набранный в лёгкие для очередной тирады. Положил ладонь на маленькую ручку. Вышитая туфля упала на ковёр.

— Идите, господин барон, — сказал он, понизив голос и отворачиваясь, — и подумайте ещё раз, прежде чем приходить с такими безумными предложениями.

Барон Эверт повернулся к выходу из палатки.

— Дорогой, — тихонько пропел нежный голосок. — Почему ты ему отказал?

— Потому что это опасный план. Я не хочу подставлять разгневанному братцу Филиппу свою шею в случае неудачи.

— Но ведь на стену пойдёшь не ты.

— Я здесь главный. Ответ держать придётся мне.

— Если всё получится, ты будешь купаться в славе, мой дорогой.

— Ты думаешь?

— Разумеется, милый. Господин барон умный человек. Я думаю, у него всё получится.

— А если нет?

— Тогда ты свалишь всё на него. К тому же, — она смущённо опустила глаза, — если это так опасно, он может просто не вернуться обратно.

— Ты хочешь его смерти? — удивлённо спросил Анри.

Мадлен потупилась.

— Он напоминает мне о прошлом, которое я хотела бы поскорее забыть.

— Разве я не помогаю тебе его забыть? Неужели это так трудно? — Анри взял её за подбородок.

— Теперь ты — моё настоящее. Другого мне не нужно. — Она провела пальчиками по его лицу, поросшей курчавым волосом груди, открывшейся под распахнувшимся цветастым халатом, лаская, прошептала на ухо: — Но если он будет далеко, я совсем успокоюсь.

Герцог щёлкнул пальцами, приказал возникшему, словно ниоткуда, лакею:

— Пойди, передай барону Эверту, — я согласен. Пускай делает, что хочет. — И пробормотал тихонько, накручивая на палец золотистый локон Мадлен: — Пусть убирается хоть в самое пекло. Лишь бы подальше отсюда.

— Мне понадобится весь ваш порох, господин Жильбер.

— Если я отдам весь порох, нам нечем будет заправить пушки. Как мы будем стрелять?

— В случае успеха это будет уже не нужно.

— А в случае неуспеха?

— Тогда тем более.

Старый артиллерист пожал плечами.

— Ну что ж, семью я нищей не оставлю, накопил кое-что. Не пропадут.

— К тому же, — продолжил барон Эверт, — когда у нас кончится свой порох, мы возьмём его у противника. Не беспокойтесь об этом, старшина. Сделайте всё, как надо, и не бойтесь.

— А я и не боюсь, — ответил старшина, — отвык уже бояться.

Капитан неторопливо взобрался по щербатым ступеням, поднялся на стену. Выбрался на галерею. Меряя шагами знакомый маршрут, отметил, что вчера повреждённый навес не успели починить. Поднялся на самый верх, заставив встрепенуться пост. Двое горожан из ополчения коротали время за игрой. Завидев командира, они отложили кости. Качая головой, он отправился дальше, прошёл вдоль установленных в нишах маленьких кулеврин. Их перетянутые потемневшими от времени металлическими кольцами тела, покоящиеся в специальных подставках, вытягивали головы на длинных шеях за край стены, глядя в предутренний мрак.

Капитан остановился. Облокотился на край стены, всматриваясь в темноту. Внизу был лагерь, казавшийся сейчас одной тёмной неясной массой. Краешек горизонта, только что почти неотличимый от ночного неба, стал видимым. Обрисовался край зубчатой, неровной линии, сперва бывший просто чуть светлее земли, незаметно становящийся всё светлее и приобретающий цвет. Где-то там, за краем гор, поднималось солнце.

Капитан глубоко вдохнул свежий утренний воздух, собираясь продолжить обход. Сейчас он стоял у края зубчатого парапета, упирающегося в массивную стену башни, одной из двух, охраняющих ворота в город. Он всегда начинал обход отсюда, продолжая идти дальше вдоль стены, справедливо полагая, что нужно быть совершенным дураком, чтобы ломиться между этих каменных чудовищ. Но ворота считались самым вероятным объектом нападения, по мнению городского совета, и капитан считался с этим мнением.

Он оттолкнулся от парапета. Отворачиваясь, заметил нечто. Движение, отмеченное краешком глаза. Внизу, где густые тёмно-синие тени сменились просто серыми, метались люди. Суетливо подносили к пушкам ядра, складывали в аккуратные горки. Капитан высунулся за край. Дула пушек, ещё вчера устремлённые на середину стены, теперь смотрели прямо в ворота. А немного дальше, за вырытой противником траншеей, обнесённой валом, солдаты, казавшиеся сверху хлопотливыми муравьями, несли осадные лестницы. Из тех, что одинаково пригодны, чтобы лезть на стены и перекидывать их через ров.

Капитан не мог в утреннем сумраке разглядеть количество собравшихся на пространстве под воротами, но множество зажжённых костров и мечущихся факелов говорило само за себя. Они всё-таки решились штурмовать ворота.

— Тревога! — выкрикнул капитан, отшатываясь, чувствуя, как немеют ноги. Повернулся и свесился вниз, в темноту под галереями:

— Трубите сбор! Тревога! — и подумал, что был неправ, а городской совет — умнее, чем ему казалось. По галереям раздался дробный топот бегущих ног. Загудели трубы, визгливо срываясь на самой высокой ноте.

Внизу блеснула вспышка света. Глухо ахнуло. А потом ахнуло ещё раз.

Башни у ворот и привратные стены заполнились людьми. Взмокший, охрипший капитан тычком отправил вниз ещё одного впустую путавшегося под ногами ополченца, глазевшего, разинув рот, со стены. У кулеврин суетились расчёты. Маленький, сухощавый ополченец, воевавший ещё при старом графе, сосредоточенно заряжал пушку. Его лёгкий шлем съехал набок, кожаные застёжки, не пристёгнутые в спешке, болтались под подбородком. Из-под ободка торчали побитые сединой волосы.

Внизу опять сверкнуло. Артиллерист нагнулся, поджигая запал. Пушка подпрыгнула, окуталась клубами дыма, выплюнув ядро. Капитан высунулся, глядя на результат. Старый артиллерист выругался. Ещё несколько установленных на стене кулеврин выстрелили.

Ядра падали в стороне, там, где пушки противника стояли вчера, ударяясь в земляной вал, взрывая грунт, закапываясь и замирая.

— Всё без толку! — крикнул капитан. — Меняйте угол! Нужно заставить замолчать эти пушки!

Артиллерист зверски покосился на него, зарычал на расчёт.

— Я прикажу поднести вам дополнительные заряды. — Он пошёл вдоль стены, отдавая команды.

— Капитан! — его окликнул мальчишка, посыльный городского совета. — Вам надо спуститься!

Мальчишка раздувался от гордости за порученное дело. Ему явно не терпелось повоевать.

— Мне некогда! — рявкнул капитан.

— Они пробили ворота!

Внизу капитана встретили два члена городского совета и кавалер Дени д'Боне. Он оглядел их бледные лица и перевёл взгляд на ворота. В толстой обшивке массивных створок зияло отверстие. Вокруг торчала неровная щетина щепы; погнулось и местами было разорвано полотно скрепляющих дерево металлических полос

— Вы должны что-то сделать, господин капитан. — Член совета с трудом отвёл глаза от дырки, проследив за взглядом капитана, и уставился на него. — Вы командуете обороной, сделайте что-нибудь!

— В первую очередь я запрещаю вам наводить панику! — рявкнул тот. — Почему вы стоите тут, почему никто не озаботился отдать приказ сооружать вторую стену?

— Мы ждали только вас, господин капитан. — кавалер д'Боне, начальник стражи госпожи графини, был спокойнее своих спутников. Он даже почти не изменился в лице. — Я уже велел ополченцам сносить сюда материалы для стены.

— Разве у нас нет решётки? — пробормотал другой член совета. — И зачем тогда башни?

Капитан оскалился. Собрался было зарычать на бестолковых горожан, сказать, что он о них думает. Но лишь махнул рукой.

Ворота содрогнулись. От деревянного полотна полетели щепки, массивные доски ощутимо прогнулись, по полотну створки пошла, змеясь, трещина.

— Я отдаю приказ наводить защиту напротив ворот, — отрывисто сказал капитан. — А вам советую вооружиться. Если они прорвутся, мы должны будем их остановить.

Из улочек, прилегающих к воротам, стекались люди. Спешно возводимая стена росла, заранее приготовленные камни подносились, передавались из рук в руки и укладывались срочно прибывшей бригадой каменщиков. В переулках, бряцая оружием, собиралась пехота. Ополченцы первой очереди заполнили площадку, выложенную камнем, и собирались отдельной командой, не смешиваясь с отрядом городской стражи. Городская стража, считавшая себя регулярным войском и с лёгким презрением посматривавшая на ополченцев, была уже здесь, соблюдая строгий порядок и занимая заранее отведённое ей пространство. Кирасы стражников, украшенные гербом города, затейливо нарисованным местным мастером, были старательно вычищены, на шлемах трепетали разноцветные пёрышки местной певчей птички, пострадавшей за своё яркое оперение. У некоторых на рукавах, защищённых наплечниками, красовались ленты, закреплённые кокетливым бантом — знак любви, повязанный нежной женской ручкой.

— Мы готовы. — Начальник стражи вытянулся перед начальником обороны, придерживая тяжёлый палаш. — Ждём ваших распоряжений, господин капитан.

— Ждите команды, лейтенант, — капитан одобрительно осмотрел отряд. Открыл рот, собираясь сказать что-то ещё.

Земля дрогнула. Мостовая под ногами заходила ходуном. С верхушки возводимой стены со стуком посыпались камни. Затем раздался оглушительный грохот, заглушая все звуки на площади перед воротами и сдавливая голову, словно обручем.

Холодея в ощущении непоправимой беды, капитан повернул голову. Над участком стены, до которого он сегодня так и не дошёл, поднимались огромные клубы дыма, смешанные с белесой и охряной пылью. Одна из башен, увенчанная низеньким деревянным навесом, окутанная каменной крошкой, медленно клонилась, заваливаясь набок, и оседала в ров.

ГЛАВА 29.

Между двумя тягостными ударами сердца, невыносимо медленными, капитан, словно в забытьи, наблюдал, как исчезает старая башня, а на её месте образуется груда камней, окутанная облаком густой пыли. Как вслед за ней, неторопливо кренясь и изгибаясь зубчатым гребнем, валится часть городской стены, и вверх опять взлетают фонтаны пыли, смешанной с песком.

Наконец время ускорило свой бег, и он услышал звуки. Кричали все. Площадка у ворот содрогалась от крика собравшейся толпы. Начальник стражи, забыв о субординации, ухватил капитана за рукав. Крикнул ему в ухо:

— Капитан, башни больше нет!

Начальник обороны вырвал руку. С присвистом втянул воздух. Надрывая лёгкие, выкрикнул, перекрывая гомон голосов на площади:

— Ополчение! Первая очередь — Косым переулком — к стене! Загородить улицу! Кавалер д'Боне! Проследите, чтобы стену закончили.

Обернулся к начальнику стражи:

— Лейтенант, за мной.

Когда они, задыхаясь, топая тяжёлыми башмаками, добрались до улочки, проходившей под обрушившейся частью стены, и выбежали на утоптанную площадку, теперь сплошь покрытую обломками камня и припорошенную пылью, им открылась картина, поразившая капитана в самое сердце. За широким проломом простиралась равнина, усеянная палатками. Но сейчас видны были лишь их острые верхушки. Сплошной стеной стояла здесь кавалерия, выстроившаяся плотными рядами. Боевые кони стояли бок о бок, сияло оружие, развевались на лёгком утреннем ветерке цветные штандарты. Ото рва отбегали рабочие, унося кирки и лопаты. В нём, заваленном обломками бывшей башни и части сложенной из грубого камня стены, громоздились останки телеги и кучи песка, сглаживающие угловатые верхушки камней. Поверх этой грандиозной кучи простирался сколоченный из досок настил. Он был не слишком широк, но лежал плотно, соединяя края рва и выходя прямо к пролому.

Запела труба, и на настил, под стук подкованных копыт, вылетели двое кавалеристов. Всадник на вороном коне, в сияющих доспехах, украшенных гербом, пустил своего скакуна рысью, вырываясь вперёд. Чуть отстав, за ним следовал стройный молодой кавалерист на сером поджаром коне, за ними, выстраиваясь по двое, ринулись остальные. Доски настила задрожали.

Достигнув пролома, первый всадник, не колеблясь, послал своего вороного через остатки стены. Сильный конь, легко перемахнув препятствие, опустился на той стороне, фыркнул и, раздувая ноздри, подался в сторону, давая дорогу серому. Тот, в свою очередь, преодолев нагромождение камней, двинулся к нему, освобождая пространство.

Площадка у пролома заполнилась быстрее, чем можно было об этом рассказать, и кавалеристы, скопившиеся на той стороне в достаточном количестве, бросились в атаку на сгрудившихся в беспорядке ополченцев, высыпавших их ближайшего переулка.

— Огонь! — крикнул капитан. Раздался нестройный залп, не произведя значительного действия на противника. Фитили успели затеплить ещё у ворот, но слишком поспешный бросок к пролому сделал своё дело. Примчавшаяся городская стража не успела занять выгодную позицию, и теперь под стеной шёл неравный бой. На полосе пространства у стены, вымощенной шероховатым серым камнем, пехота пыталась дать отпор кавалерии. Звенели клинки, сверкали широкие лезвия алебард, храпели лошади, хрипели раненые и умирающие, валясь под копыта. Конники теснили защитников города, выдавливая их с площадки под стеной, загоняя в улицы и рассеивая по городу.

Едва передовой отряд кавалерии миновал помост, на площадку у рва быстрым шагом вышел отряд пехоты. Пехотинцы в свою очередь вступили на всё ещё дрожащие доски, и, плотной колонной по три, пробежали на ту сторону. За одной колонной последовала другая, затем третья.

Войско занимало город квартал за кварталом, улица за улицей. Горожане отчаянно сопротивлялись, но неожиданная атака сделала своё дело. Ополченцы отбивались от наседающих пехотинцев, поддерживаемых кавалерией, пытаясь закрепится в улочках, спешно сооружая баррикады, стреляя из арбалетов и немногочисленных ружей из окон домов. Но слабенькие, сооружённые на скорую руку баррикады не останавливали бывалых вояк, с остервенением рвавшихся вперёд. Слишком долго они ждали этого часа.

В тёмной улочке, освещённой косым светом утреннего солнца, задребезжала и вывалилась вниз хлипкая рама, подавшаяся под ударами ноги, обутой в грубый башмак. Из оконца высунулся всклокоченный мальчишка, над ним маячило юное женское личико, пряди чёрных волос падали ей на глаза, выбиваясь из небрежно сколотого валика на затылке. Сильно высунувшись и свесившись почти по пояс через подоконник, мальчишка обежал глазами тянущуюся под кривым углом к ним другую улицу, пошире, выходящую на ещё более крупную, центральную, которая поднималась по холму к цитадели. Сунулся обратно, балансируя взведённым арбалетом, едва удерживая его на весу. Сестра вытянула шею, поднимаясь на цыпочки, пытаясь разглядеть тёмную улочку, но он оттолкнул её локтем.

— Спрячься, женщина, — ломающимся голосом бросил мальчишка, отпихивая её пяткой в глубь комнаты, — зашибу.

Девушка скрылась, затем вернулась, пыхтя, подтащила к окну стул с утверждённым на сиденье чугунком. Над чугунком поднимался пар.

Стул взвизгнул тяжёлыми ножками, вода плеснула.

— Убирайся! — прошипел брат. Обернулся, хозяйским жестом удержал опасно покачнувшийся на подоконнике маленький, неказистый самодельный арбалет. Любовно уложил рядом, пристроив себе под локоть.

— Вот они, — сестра взвизгнула, тыча пальцем в перекрёсток. — Смотри!

— Сам вижу! — мальчишка пригнулся, положил палец на спуск.

У пересечения улиц замаячили тени, затем из-за угла, вдоль соседнего дома, над которым висела потемневшая вывеска с нарисованным на ней башмаком, затопали тяжёлыми подошвами вражеские солдаты. За плечами они несли ружья, в руках покачивались алебарды со свисающими вниз синими кистями на витых шнурах.

Мальчишка зашипел сквозь зубы, втягивая голову в плечи, ведя арбалетом. Щёлкнула освобождённая тетива, гранёный наконечник короткой стрелы глухо звякнул, скользнув по наплечнику, и отлетел к стене. Пехотинец поднял голову, шаря глазами по маленьким окошкам. Указал на выбитый переплёт. Над подоконником показалась растрёпанная голова, скрылась, послышался стук металла о камень, и на задержавшихся внизу, глядящих вверх пехотинцев обрушился поток исходящей паром воды. На мостовой раздался взрыв проклятий, топот ног, затем дверь дома задрожала под тяжёлыми ударами, треснула и подалась, проваливаясь внутрь.

Девушка, задыхаясь, сдувая падающую на лицо влажную чёрную прядь, толкала к двери в их жилище неуклюжий комод, выдвинувшиеся ящички стучали, скребя по полу. Мальчишка попытался подпереть дверное полотно косо поставленной полкой, сбросив с неё расписанные синими узорами тарелки. Он не успел, дверь внезапно содрогнулась, отлетая с размаху в сторону, в проём сунулись, озирая маленькую комнатку. Угрюмого вида пехотинец быстро обвёл взглядом все углы, и глаза его загорелись, наткнувшись на растрёпанную черноволосую фигурку. Он крикнул что-то, оглянувшись на лестницу, и вошёл в комнату.

Мальчишка бросился к окну. Торопливо царапая скрюченными пальцами подоконник, схватил взведённый маленький арбалет, любовно сделанный им этим летом потихоньку от взрослых. Прикусил губу, наводя своё оружие и целясь в лицо. Плавно нажал на спуск. Солдат взмахнул руками, закидываясь назад. Под краем шлема торчало короткое оперение маленькой стрелы. Пол комнатки содрогнулся от топота ввалившихся почти одновременно солдат, они подбежали к своему товарищу, бросились вперёд. Он отступил в угол, схватил сложенные в кучку под окном, принесённые снизу булыжники, и даже успел швырнуть один в подбегающего солдата. Вцепился судорожно в рукоятку арбалета, ощутив, как сильная рука хватает его за пояс и отрывает от пола. Затем сильный толчок, и его швырнуло через подоконник. Последнее, что он услышал, был отчаянный визг сестры.

— Мы почти дошли до противоположной стены! — пехотинец переминался на месте, возбуждённо моргая и глядя на командира.

— Так дошли, или только почти? — сурово спросил барон Эверт.

— У ворот в город скопились ополченцы, и местная конница, — пехотинец презрительно скривился, не решившись сплюнуть в присутствии начальства, — они так себе вояки. Когда бежал сюда, люди графа с ними разбирались.

— Хорошо, Жак. Отправляйся сейчас же к барону Жоржу, сообщи ему новости, узнай обстановку в его части города. И мигом назад.

Гонец ухмыльнулся, кивнул, и, развернувшись на месте, кинулся бегом по мощёному переулку.

Из-за сваленных грудой бочонков с пробитыми боками, перевёрнутой тележки с обитыми металлической полосой колёсами и громоздящегося поверх общей кучи множества разномастных стульев, сплетающих витые точёные ножки с простыми и гладкими, раздались нестройные выстрелы. Десятник осторожно высунулся за угол, вытянул новенькую ручную кулеврину с прилаженными затейливыми металлическими ножками, установил на камни мостовой, подвигал, проверяя устойчивость. Посреди мостовой, вымощенной вытертым от времени серым булыжником, неподвижно лежали несколько его пехотинцев.

Его подёргали сзади, он отмахнулся, дёргая плечом.

— Какого ...! — он обернулся и замолчал.

— Докладывайте, десятник.

— Это городская стража, они заняли перекрёсток, закупорили проход. И не обойти их никак, они стащили кучу мебели и подожгли старые бочки. Это ведь квартал бочаров и мебельщиков. Там огонь ревёт, не сунешься.

— Рядом стена, — отрывисто сказал барон Эверт. Глаза его сузились. Он сжал зубы, быстрым взглядом окидывая ближайшую улочку. — Рой, пошли десяток к стене, берите маленькую кулеврину, самую лёгкую, какую найдёте, и рысью сюда.

И пробормотал тихонько себе под нос:

— Я должен быть у цитадели раньше этого олуха Жоржа.

Когда невозмутимый капрал вернулся в сопровождении пыхтящих от натуги солдат, дотащивших на руках и опустивших на камни маленькую ладную пушку, барон осмотрел её и одобрительно кивнул.

— Мы принесли заряды. Можем стрелять, — доложил Рой. — Он встряхнул за шиворот маленького человечка в перепачканной кровью и гарью одежде: — Вот ещё этого захватили. Артиллерист.

— Как вас зовут, господин артиллерист? — спросил барон.

Тот посмотрел исподлобья, скривился. Барон ждал ответа, и он нехотя сказал:

— Господин Фальк меня зовут.

— Вы умеете вести огонь, господин Фальк?

Артиллерист отвернулся.

— Видите ли, господин Фальк, там, за баррикадой, ваши соотечественники, возможно, даже друзья и родственники. — Человечек дёрнулся — Всё, что мы хотим, это миновать этот перекрёсток. Мне не хотелось бы человеческих жертв. Но, боюсь, если ваши друзья нас не пропустят, мы будем вынуждены открыть стрельбу из этой прекрасной пушки. Люди мы простые, и можем невзначай выстрелить так, что от ваших друзей ничего не останется. Поэтому, господин Фальк, вы сейчас крикнете им, чтобы они сдавались.

Маленький артиллерист обвёл взором угрюмых пехотинцев, остановил взгляд на лице говорившего с ним господина. С трудом сглотнул, и, прихрамывая, подошёл к входу в переулок. Высунувшись за угол, сложил ладони рупором, и крикнул хрипло:

— Господин капитан, вы здесь? Господин капитан, это я, Фальк! У них наша пушка! Они говорят, если вы не уйдёте, будут стрелять!

С баррикады послышался ответ, артиллерист сунулся назад, повернулся к командиру, и сказал, кривясь в судорожной усмешке:

— Они не согласны.

— Я слышал, что они сказали, — барон усмехнулся. — Можете не повторять.

Он повернулся к ожидающим у кулеврины солдатам:

— Стреляйте.

Отзвук последнего порохового разрыва, многократно отразившегося в тесных переулках и заметавшегося между нависающих боков городских домов, ещё стоял в ушах, полуоглохших от выстрелов кулеврины, а пехотинцы уже двинулись вперёд, вглядываясь в разбросанные по мостовой останки баррикады. Баррикады уже не было. На её месте осталась лишь бесформенная куча мусора. По серым неровным камням, разнесённые в щепы, далеко раскатились бывшие бочонки и куски мебели. Всё ещё покачивал точёными ножками почти уцелевший дорогой стул.

Отчаянная попытка вырваться из-за разрушаемого неумолимым пушечным огнём сооружения, недавно бывшего неприступным, не удалась. Выбравшись из-под обломков пробитой первым же метким выстрелом кулеврины баррикады, и бросившись в отчаянную атаку, городские стражники сумели добежать почти до угла. Одному из них, вырвавшемуся вперёд, удалось даже подскочить к самому курящемуся завитками порохового дыма дулу, и нанести удар ближайшему солдату. Опускающееся широкое лезвие встретил окованный металлом участок древка алебарды. Затем пехотинец дёрнул древко к себе, зацепив оружие крюком алебарды и вырывая его из рук нападавшего. Отмахнулся возвратным движением. Потерявший равновесие молодой стражник повалился вперёд, наткнувшись на металл острия, пришедшийся ему прямо в голову. Обмякшее тело упало на пушечный ствол и сползло вниз, под ноги солдат. Пехотинцы, влившись единым строем в улочку, отбросили атакующих назад, за полуразрушенное укрытие. Тем временем пушку зарядили снова, солдаты отступили, кулеврина дала ещё выстрел, окутавшись густыми клубами пороховой гари. Больше из-за баррикады не вышел никто.

Держа наготове алебарды, пехотинцы переступали через лежащие в разнообразных позах тела городских стражников. Один ещё корчился, зажав руками разорванный снизу живот. Сквозь пальцы вываливалось что-то кроваво-сизое, он хрипел и скрёб ногами в добротных башмаках по булыжнику. Пехотинец спокойно перехватил алебарду, устраивая половчее в ладонях древко, почти без размаха ткнул тяжёлым остриём. Стражник затих.

— Жак, Поль, Жан, быстро выводите людей по центральной улице вверх, — сказал барон. — Цель — цитадель.

Он посмотрел себе под ноги. У подошвы покрытых густой коркой пыли сапог лёгкий ветерок перекатывал обрывок розовой ленты, ещё завязанной кокетливым узлом. Привалившись к каменной стене дома, согнувшись над откатившимся колесом тележки, и размазывая по сморщенному чумазому лицу струйки слёз, стоял и плакал господин Фальк.

ГЛАВА 30.

Прикрывая лицо рукой в защитной перчатке от клуба густого, рассыпающего крутящиеся искры, дыма, граф Эдгар моргнул заслезившимися глазами, придержав коня у края площади. Дым, вырывающийся из разгоравшегося всё жарче соседнего дома, высокого, с затейливо украшенными окошками и нарядным крыльцом, мешал рассмотреть то, что творилось впереди. Посредине небольшой, почти круглой городской площади, окружённой ухоженными домами, стоял храм. Это было здание старинной постройки, сложенное из местного камня. Храм не отличался ни солидными размерами, ни нагромождением украшений, которыми щеголяли его более новые собратья. Потемневшие от времени стены, прочерченные следами от давних дождей и многочисленных поколений птиц, устраивавшихся на ночлег среди башенок крыши, тянулись вверх, слегка сужаясь, лишённые излишеств, производя впечатление одной строгой своей простотой.

На каменных ступенях, утоптанных поколениями людей, темнели багровые пятна, кровь растекалась лужицами и капала вниз дробными ручейками. Тут же лежали, замерев в судорожном последнем движении, несколько тел. Теперь уже нельзя было угадать, кто здесь был защитником, кто нападавшим — с них успели снять почти всю одежду, и чьи-то скрюченные пальцы ещё пытались удержать с силой выдернутое из рук оружие. У свороченных на сторону, распахнутых настежь дверей суетились люди, вытаскивая храмовую утварь. Они спотыкались о лежащее в проёме тело плотного человека, чья лысина, обрамлённая слипшимися редкими волосами, лаково-красно блестела, пересечённая багрово-чёрным рубцом. Наконец кто-то нагнулся и оттащил его в сторону. Безвольно качнувшаяся голова подпрыгнула, пересекая порог, тело перекатилось и замерло, свесившись с верхней ступеньки. На нём было лишь нижнее бельё.

— Я же приказывал не трогать храмы! — зарычал граф. Оглянулся на адъютанта. Тот был бледен, но твёрдо встретил взгляд командира:

— Мы можем разогнать мародёров, ваше сиятельство.

Эдгар осадил коня у самых ступеней, привстал на стременах, вглядываясь внутрь. Толкнул вороного, заставив его подняться наверх. Тот фыркнул, раздувая ноздри, завидев тело.

— Проклятье, — сказал граф сквозь зубы, — это местный священник!

Из проёма, пятясь задом, вывалилась кучка людей, они волокли за собой пухлые мешки, сооружённые из бархатных занавесей, ободранных со стен.

— Бросайте всё и убирайтесь! — крикнул предводитель кавалерии, кладя ладонь на украшенную насечкой рукоять.

Человек с мешком оскалил зубы на всадника, подняв к нему перемазанное кровью и копотью лицо. Выругался, продолжая тянуть за собой мешок, рывками сдёргивая его вниз по ступеням.

Свистнуло острое лезвие, голова мародёра отлетела на несколько шагов и покачнулась, замерев у нижней ступени. Обезглавленное тело, содрогнувшись, повалилось под копыта вороного, слегка переступившего ногами, поливая своей кровью, смешивающейся с застывающими лужицами, распавшийся мешок.

Они остановились, переводя дыхание. Перед массивной, даже на беглый взгляд казавшейся непреодолимо мощной стеной не было ничего, преграждающего к ней доступ. Ни рва, ни другого препятствия, ничего. Лишь ровное, тщательно вычищенное пространство окружало эти стены. Широкая полоса мощёного камня начиналась от подножия, разбегаясь концентрическими кругами, и тянулась к утоптанной площадке местного рынка. Над остроконечной верхушкой дозорной башни развевался разноцветный штандарт. Между ровными зубцами виднелись неторопливо прохаживающиеся, придерживая на плече за изогнутый приклад новенькие серпантины, стражники. На их конических шлемах, заканчивающихся маленькой пикой, красовался графский герб.

— Мы дошли. Вот она, цитадель.

Граф Эдгар, в сопровождении верного адъютанта, неторопливо прошёлся вдоль спешно сооружаемых пехотой позиций. Вспотевшие, несмотря на утренний холодок, пехотинцы сновали, как муравьи, поглядывая на разгорающееся над горизонтом солнце, что легко касалось ласковыми пальцами булыжной мостовой, заползало в бойницы массивной стены цитадели и согревало холодные камни. Граф поднял руку, приветствуя шедшего навстречу барона Эверта.

— Вы здесь неплохо окопались, господин барон. Не теряете времени даром.

— Благодарю. Делаем, что можем.

— Наш общий друг Жорж жаловался на вас. Он считает, что вы его обошли. Когда его ребята добрались до этих стен, их уже не подпустили.

Барон Эверт хмыкнул. Обвёл взглядом занятые позиции.

— Кто успел, тот и съел, не так ли?

— Поделитесь секретом, как вам это удалось.

— Ничего особенного, ваше сиятельство. Главное — не отвлекаться на пустяки.

— Например, на грабежи и местных девиц?

Барон вздохнул. Сказал с досадой:

— Если бы я мог отменить некоторые явления, неизбежные, как дождь или град, я посчитал бы себя невероятным существом. Нет, господин граф, чтобы получить преимущество, иногда достаточно просто навести дисциплину. К тому же мои парни не поняли бы меня, запрети я им осуществить их права. Я лишь ввёл их в некоторые рамки.

— Я слышал, вы были весьма суровы в наведении этих рамок.

— Слухи. Правильно применённый кнут делает ещё слаще пряник.

— Вы будете сегодня у герцога?

Барон Эверт помолчал, глядя на поднимающееся солнце. Улыбнулся графу Эдгару:

— Всё, что мог, я уже доложил Его высочеству накануне. Наш дорогой герцог имеет не слишком много свободного времени для докладов. Надеюсь, он вас примет ещё до того, как стемнеет.

Эдгар тоже посмотрел на солнце. Косясь на собеседника, сказал негромко:

— Простите, что вмешиваюсь, барон. Хочу лишь высказать своё мнение о поступке герцога Анри. Я считаю, он сделал не слишком хорошо, отобрав у вас нечто дорогое. Я понимаю, что теперь вы не рвётесь его видеть. Тем более в его палатке.

— Этот вопрос не обсуждается, граф. Но я ценю ваше мнение.

— Сегодня я хочу быть в жемчуге, Эжени, — сказал графиня Амелия, глядя на горничную в зеркало. Она сидела в своём любимом кресле, положив ещё изящные, сухощавые руки на подлокотники и гордо выпрямив спину. Она никогда не позволяла себе прислоняться к спинке кресла, как бы ни была утомлена. Графиня встала, как всегда, с рассветом. Беспокойная ночь почти не отразилась на её лице, застывшем в выражении печальной решимости. С прошлой осени, когда умер её муж, улыбка уже не появлялась в глазах Амелии.

Горничная закончила причёску, прикрыв голову хозяйки вдовьим убором и прикрепив нитку жемчуга, оттенявшую чёрные, лишь слегка тронутые сединой волосы. Округлые жемчужины, уложенные среди густых прядей и переливающиеся неярким блеском, посредине нитки оттягивались одной бриллиантовой бусиной, посверкивающей слезинкой над сухими, тёмными глазами графини Амелии.

Горничная отступила, присев, и попятилась, держа в руках шкатулку с драгоценностями. Её отпустили движением руки. Графиня посмотрела на себя в зеркало. Подняла подбородок, расправляя плечи, и легко поднялась из кресла. Неторопливо прошла через маленькую комнатку и вышла в приёмную. Милостиво кивнула склонившимся в поклоне мужчинам. Подошла к высокому, обитому дорогой тканью креслу с ножками в виде львиных лап, села, расправив юбки, и положила руки на подлокотники. Люди, ожидавшие её в этой комнате, молча наблюдали привычный ритуал, неизменный и казавшийся уже незыблемым.

— Прошу вас, господин д'Боне.

Худой, высокий мужчина средних лет приблизился и остановился перед креслом. Почтительно склонив голову, выпрямился и проговорил негромким, невыразительным голосом, глядя в глаза графини:

— Противник вывел пушки на позиции, Ваше сиятельство. Судя по всему, всё готово для артиллерийского обстрела.

Графиня перевела взгляд:

— Господин Винсен.

Невысокий, плотного сложения человек в добротном камзоле, украшенном серебряной цепью, пересекавшей выпуклый живот и увешанной медальонами, тоже приблизился к креслу, и встал рядом с д'Боне.

— Мы располагаем достаточным арсеналом, чтобы отражать атаки в течение длительного времени, Ваше сиятельство. — Господин Винсен говорил деловым тоном. Можно было подумать, что он обсуждает цены на зерно. — Погреба полны продовольствием. Воды хватит, чтобы продержаться до следующего года.

— Капитан Орсо.

— У нас хватает людей, — отрывисто произнёс капитан. Его худое, загорелое лицо, перечерченное старыми шрамами, повернулось к графине, прямые, тронутые сединой брови почти закрыли пронзительные серые глаза. — Я никогда не прерывал военных учений. У меня самый последний новобранец может дать фору солдатам в армии любого господина.

— Я знаю это, капитан Орсо. — Графиня слегка улыбнулась старому воину. — Прошу вас высказать своё мнение о действиях противника. Каков ваш прогноз?

Бывалый солдат повёл плечами. Он служил ещё старому графу, и никогда не скрывал ни своих мыслей, ни намерений. "Когда господа поймут, что не нуждаются во мне, а я в них, моя служба будет окончена, — говорил он. — Не раньше".

— Если бы меня спросили неделю назад, каковы наши дела, я бы сказал, что мы с большой вероятностью проторчим здесь до весны. Я ошибся. У этого слюнтяя герцога Анри оказались резвые военачальники. Не знаю, кто придумал эту рисковую штуку, но он поставил нас в недурную позицию. Но штурмом они нас не возьмут, по крайней мере, в этом месяце. Зато пощипать могут изрядно.

— В этом месяце? — повернулся к нему кавалер д'Боне. — Не может быть! Простите меня, Ваше сиятельство, я не сдержался.

— Я даю самый мрачный прогноз, — снисходительно отозвался капитан.

— Я выслушала ваши отчёты, господа. — Графиня обвела взглядом своих приближённых. — Теперь я прошу вас высказать свои соображения. Мы не должны допустить ни единой ошибки.

Старшина погладил пушку по округлому боку. Похлопал ладонью, вслушиваясь в одному ему различимое гудение.

— Хороша девочка, — сказал одобрительно. Обвёл глазами высокие стены. Пригладил взъерошенную голову. Клочков седины в его волосах заметно прибавилось.

— Как вам наши позиции, господин Жильбер?

Господин Жильбер хмыкнул:

— Вполне приличные. Вот если бы сюда ещё тяжёлых пушек. Мы бы задали жару. Пороха теперь хватит.

— Придётся вам обойтись этими красавицами, старшина, — барон Эверт тоже провёл рукой по вытянутому металлическому телу.

— Ничего, — отозвался старшина, — я и с этими собью спесь с тамошних ребят. Местный комендант слишком много о себе думает.

— Вот как?

— Я его давно знаю, он старый служака. Когда-то мы вместе тянули лямку. Упрямый, как вол. Такой будет сопротивляться до последнего.

Всадник на большом белом в яблоках жеребце остановил своего скакуна, опустив поводья и вглядываясь вперёд. Следующие чуть позади тоже остановились. Яркий диск неторопливо поднимающегося к верхней точке небосвода солнца светил прямо в глаза, припекая чернёные доспехи и отбрасывая неровную, длинную тень от конной колонны. Головная часть её вылилась из стиснутого каменными боками извилистого пути в озарённую светом долину, окружённую зубчатыми верхушками гор. Далеко впереди, в ложе зелёновато-жёлтого блюдца, светлело заветное яблочко в обрамлении каменных стен. Торговый город Отер.

Улыбка расплылась по лицу всадника на белом жеребце. Он провёл рукой в перчатке по густым усам, поддёрнул вверх закрученный кончик.

— Маршал, — сказал Великий герцог, не отрывая взгляда от города, — выводите колонну. Вы, дядюшка, берите свою пехоту, и марш за ними. И подтяните артиллерию. Никакого промедления. Отдыхать будем, когда возьмём город.

Колонна одетых в чёрное кавалеристов, элитная часть войска, на рысях спустилась по изгибающейся меж каменных отрогов дороге, взбивая подкованными копытами коней неподатливый грунт. Подрагивали в такт длинные пики, мотались двуцветные кисти на витых шнурах. Хлопали по ветру узкие штандарты. Грохот множества конских ног, слившийся в один грозный гул, прокатился по окрестным холмам, отозвавшись глухим эхом. Когда спаянная в один змеиный хвост колонна миновала последний изгиб горной дороги, следом двинулась пехота. Следуя походным шагом, колонна за колонной спускалась в залитую светом долину, направляясь в сторону поднимавшихся всё выше городских стен.

ГЛАВА 31.

— Ваше сиятельство, вам лучше отойти от окна. — Кавалер д'Боне не решался подойти и отстранить графиню Амелию от узкого проёма в стене. Он переминался поодаль, теребя кисточки, свисающие с перевязи, и, сморщившись, смотрел, как та, опёршись ладонями о каменные края окошка, вглядывается вдаль.

Графиня не обратила никакого внимания на тревогу начальника стражи. Она продолжала смотреть. Звуки пороховых разрывов, низкие и тяжёлые, выше тоном и ниже, дальше и ближе, выкрики людей, отдающих команды, и вопли раненых доносились даже сюда, в центральную башню, возносившуюся над остальными, гордо нёсшую на себе графский штандарт.

Над зубчатым краем стены цитадели висели ватные облачка дыма, сквозь дым вспыхивали, посверкивали огоньки. С высоты башни всё казалось кукольным, торопливо суетившиеся внизу, снующие между орудий люди — ненастоящими. Она перевела взгляд дальше, на город, где мозаика покрытых черепицей крыш, цветная штукатурка стен и змейки мощёных улочек перемежались неровными чёрными проплешинами пожарищ. За стеной, за воротами, оставшимися не взятыми, и теперь открытыми настежь, за опущенным мостом через ров белели ряды палаток. Лагерь казался пустым. Большая часть захватчиков переместилась за городские стены.

Амелия выпрямилась, оттолкнувшись ладонями от оконного проёма. Обернулась и посмотрела пронзительно, словно только что заметив кавалера д'Боне.

— Господин д'Боне, вы должны позвать ко мне капитана Орсо. Я знаю, он сейчас занят. Приведите его, даже если он будет ругаться.

Кавалер склонил голову. Его тонкие, плотно сжатые губы не тронула даже тень улыбки.

— Я приведу его, Ваше сиятельство. Пусть он даже помянет всех моих родственников до девятого колена.

Графиня кивнула. Преданность кавалера она принимала как должное. После мужа для неё не существовало других мужчин.

Капитан вошёл, бряцая оружием и громко стуча по каменным плиткам пола подбитыми башмаками. Лицо его застыло в суровой гримасе, густые брови опустились, почти закрыв пронзительные серые глаза.

— Если вы хотите, госпожа графиня, чтобы я защищал эту каменную скорлупку, не таскайте меня туда-сюда, как собачонку!

— Простите меня, капитан. — Она стиснула руки, как всегда, когда волновалась. Тут же опомнилась, разгладив манжеты, и сложила ладони на талии. — Но дело не терпит отлагательства. Нам может понадобиться весь ваш военный опыт.

— Что такое?

— Вы упомянули, капитан, что военачальники герцога поставили нас в неловкое положение.

Капитан сжал губы, шумно втянув носом воздух.

— Я предлагаю вам сравнять счёт.

Артиллерист отскочил от пушки, зажимая уши. Пороховой дым стоял в воздухе, уже не рассеиваясь, ел глаза, забивал горло колючим комом. Расчёт засуетился, прочищая дуло, зашипел раскалённый металл. Со стены раздался очередной ружейный залп. Ухвативший ядро в ладони расчётный, выпрямившийся над возведённым валом, внезапно споткнулся, выронил увесистый шар, и осел, заваливаясь на спину. Артиллеристы попрятались в укрытие.

Пригибаясь, придерживая шпагу, барон Эверт выбрался из траншеи, добежал до стоящего с краю домика, почти не пострадавшего от пожара. Кивнул примостившемуся на лавке у стены лекарю со своим сундучком. Вытянул из сумки подзорную трубу, пристроился у маленького окошка, осторожно просунув под матерчатую занавеску её округлый краешек. Сидевший на лавке рядом с лекарем мальчишка вытянул шею, пытаясь заглянуть за занавеску. Отчаянно рвавшийся к пушкам, он был перехвачен пробирающимся к позициям, поворочен назад и водворён в этот домик под присмотр лекаря. Теперь он угрюмо сворачивал нарезанные полоски ткани в рулончики и складывал их в стоящую у ног корзинку. Вошедший вслед за бароном Рой насмешливо подмигнул ему, усаживаясь на лавку.

— Мальчик, вот ещё полотно. — Лекарь бросил тому на колени свёрток. — Возьми корзинку. Нащиплешь...

Барон отшатнулся от окна.

— Господин лекарь, готовьтесь. Сейчас у вас будет много работы. — Повернулся, складывая трубу. — Нас атакуют. Рой, выходим.

Ворота цитадели повернулись на массивных петлях, распахнувшись почти бесшумно. Стоявшие вплотную во дворе цитадели, у ворот, солдаты в кирасах, украшенных графским гербом, молча рванулись вперёд. Бегом пересекли вымощенную ровным серым булыжником площадку. Взбежали на спешно выкопанный накануне, ещё не утоптанный вал. Пехотинцы, расположившиеся в траншее, встретили их, выставив пики алебард и упёршись в землю концами древков, окованных металлом. Но это не остановило волну атакующих. Между пушек завязалась ожесточённая схватка. Взрывая ногами выкопанный грунт, топчась на узкой полоске земли, противники рубились, то всходя на вал, то скатываясь с него. Из ворот показалась следующая за первой волна пехоты, следом, дробно стуча копытами по булыжнику, вылетела кавалерия и взяла направление на городские ворота.

Получившие подкрепление атакующие, удвоив напор, принялись теснить пехоту за вал, от траншеи, туда, где выстроились низенькие домики, окружавшие местный рынок.

Шагая по трупам, солдаты цитадели почти дошли до крайнего в ряду дома, когда сразу из нескольких улочек, держа ружья наперевес, выступили солдаты и остановились, готовясь к стрельбе. Раздалась команда, подхваченная командирами десятков, и пехота дала залп. Выстрелившие расступились, прижимаясь к стенам домов, следующие за ними навели дула ружей на изрядно прореженную шеренгу атакующих, опять команда, и второй залп произвёл ещё большее опустошение в рядах противника. Солдаты цитадели смешались, отступая. Вырвавшаяся из улочек пехота отбросила их назад, к траншеям. Они уже почти взошли на вал, когда из открытых ворот цитадели, с алебардами наготове, появились стражники в конических шлемах, украшенных маленькими пиками, и быстрым шагом двинулись к позициям.

— Жак, беги к домику лекаря, возьми в палисаднике моего коня, — барон ухватил пехотинца за плечо, перекрикивая дикие выкрики и лязг металла по металлу, — скачи к графу Эдгару. Скажешь, кавалерия цитадели атакует лагерь.

Тот молча кивнул, развернулся, и, кинувшись со всех ног к первому ряду домов, скрылся за углом.

Маршал приподнялся на стременах, вглядываясь вперёд. Седые усы его, всегда тщательно уложенные по сторонам и круто загибающиеся вверх над углами узкого рта, зашевелились. Он протянул руку. Знающий все привычки командира наизусть, адъютант подал подзорную трубу.

Водя трубой, маршал задышал чаще, наконец опустил руку, и, не веря самому себе, сказал:

— Город уже взяли до нас.

Капитан Орсо, взбежав на вал, огляделся. Пехота герцога, сгруппировавшись, отступала к воротам. Солдаты цитадели наседали, но отскакивали, налетая на выставленные острия алебард.

— Окружайте! — Капитан вытянул руку, указывая на них своему маленькому войску. — Не дайте им уйти!

Какое-то время он наблюдал за тем, как его отборная пехота пытается с ходу расправиться с противником, не желающим остановиться и упорно отходящим к площадке у ворот.

— Если они достигнут моста, им, возможно, удастся удрать, — пробормотал Орсо. Он с шелестом вытянул из ножен свой длинный, побывавший с ним во многих делах, офицерский палаш. Они не уйдут.

Ловко отбив древко, и ткнув противника под край брони, капитан ещё продвинулся вперёд, отыскивая взглядом командира. Вокруг теснились, сражаясь на узком пятачке мощёной площадки, толкаясь, с трудом взмахивая оружием, хрипя и ругаясь, десятки людей.

Отыскав взглядом одетого в простую, без украшений кирасу, только для опытного взгляда капитана выглядевшей дорогой, отлично сделанной вещью, он уже не отводил глаз от худощавого, смуглого человека, ловко орудовавшего шпагой. Его прикрывал со спины здоровый молодец с увесистым палашом в одной руке и широким недлинным клинком в другой.

— Погоди, дружок, сейчас я тебя достану, — пробормотал сквозь зубы Орсо. Он рванулся вперёд, но опять остановился, не в силах продвинуться дальше, как ни старался.

— Сдавайтесь! — крикнул он во всю силу лёгких. — Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь!

— А вы нас заставьте! — насмешливый тон, каким были выкрикнуты эти слова, заставил его зарычать.

Оскалив зубы, яростно оттолкнув в сторону двоих дерущихся, он скользнул вперёд на один шаг, потом ещё, ловко подбросил палаш, перехватив его в воздухе, и стремительно, как жалящая змея, ткнул остриём, целясь под край шлема здоровому парню. К его великому изумлению, тот успел отшатнуться, принял широким клинком длинное лезвие, остановив его у перекрестья, и отбросил сильным толчком далеко в сторону. Прикрывшись окованным в металл предплечьем, капитан дёрнул из портупеи пистолет. Он никогда, почти никогда им не пользовался, хотя и держал в полной готовности всегда. Он был человек старой закалки, и называл пистолет последним средством, годным только для того, чтобы застрелиться от сраму. Почти не целясь, выстрелил из-под руки в упор.

Парень пошатнулся. Прикрыл лицо рукой. Из-под пальцев брызнула кровь. Он ещё раз пошатнулся, и, сгибаясь, стал заваливаться набок. Человек в дорогой кирасе поддержал его одной рукой, оскалившись от напряжения.

— Рой, — крикнул он. — Рой!

Капитан вытянул руку, касаясь остриём палаша перевязи противника:

— Сдавайся!

Тот поднял голову, глядя на капитана в упор, раздвигая губы в ухмылке и показав разом все зубы. По потемневшему от гари лицу стекали капли пота, пробивая в копоти извилистые дорожки.

И ответил так, что Орсо задохнулся, с присвистом втянув воздух сквозь непроизвольно сжавшиеся челюсти.

— Ну, смотри же, — выговорил наконец капитан, оскорблённый в лучших чувствах. Он обернулся, готовясь отдать команду своим людям, продолжавшим теснить противника и продвигающимся вместе с ним к воротам.

Звонко, пронзительно запела труба. Тревожный сигнал пришёл с центральной башни. Два трубача, надрывая лёгкие, выводили мелодию, означавшую только одно: "Враг у ворот!"

Капитан в изумлении остановился, поднятая рука опустилась. Все замерли, вытягивая шеи. Опустились руки с зажатым в них оружием. Мелодия эта была универсальной и известной всем — по ту и эту сторону стены. На краю зубчатого парапета у ворот цитадели показался человек, отчаянно взмахивающий флажками.

Хватая на бегу воздух открытым ртом, топоча башмаками, подбежал молоденький стражник, вытягивая шею, крикнул, отыскивая взглядом командира:

— Капитан Орсо! Немедленно возвращайтесь! — и, пробежав сквозь изумлённо расступившихся людей, выкрикнул в лицо капитану: — К городу подошли войска с юга! Они входят в пролом!

ГЛАВА 32.

Осторожно пробираясь по не убранному настилу, через заваленный камнями и песком ров, кавалеристы в чёрных доспехах ныряли в неровные, щербатые края пролома. Вороные кони крошили коваными копытами осколки камня и штукатурки, в беспорядке устилавшие мощёную площадку у стены, и вливались бок о бок в узенькие улочки.

— Ну вот, и пушки не нужны, — ворчливо промолвил маршал, кривя узкие губы в усмешке.

Он наблюдал за тем, как его кавалерия проходит через стену. Дождавшись, пока весь передовой отряд не исчез в проломе, а круп последнего коня в колонне скрылся из виду, маршал тронул коня. За ним последовали адъютант, выпятивший от волнения угловатый подбородок и топорща на манер командира закрученные усы, пожилой трубач и знаменосец.

Высоко, на пределе слуха, прозвучала труба. В ворота, распахнутые настежь, рысью въезжали конники цитадели. Сигнал с башни остановил их у самого лагеря. Некоторые кавалеристы, разгорячённые атакой, не сразу повернули и продолжали носиться среди палаток, почти не встречая сопротивления, пока командир, виртуозно бранясь и резко, отрывисто дуя в рожок, висящий у него на шее, не вернул их.

Почти не сбавив хода, конники пронеслись по площади, вытягиваясь неровной линией, и принялись исчезать в воротах цитадели. Когда мелькнул и пропал серый хвост крайней в ряду лошади, капитан Орсо посмотрел на всё ещё стоящих в нерешительности своих и чужих солдат. Перевёл взгляд на вражеского командира.

— Сложите оружие и следуйте за нами.

Командующий пехотинцами не двинулся с места. Вместо ответа он поднял руку и указал за спину капитану. Все посмотрели в ту сторону.

Над крышами поднимались дымки ружейных выстрелов, заглушённые расстоянием, доносились щелчки пороховых зарядов, глухой топот и лязг. И невнятные крики дерущихся людей.

— Это войско Великого герцога, — отрывисто бросил командир. — Его передовой отряд. Вы хотите сдаться ему?

— Сдаться южным соседям? — капитан Орсо фыркнул в усы. — Ещё чего! Я скорее утоплюсь в свином корыте!

— Тогда вы должны понять, что мы сейчас на одной стороне, капитан. Объединим усилия.

— Вы сделаете, что я скажу. — Орсо поколебался. Этот парень говорил дельные вещи. Но слушать советы недавнего противника, это было уже слишком. — Сила на моей стороне.

— Уже нет. — Тот улыбнулся, глядя ему за спину. К ним приближались кавалеристы графа Эдагара.

Граф осадил потного жеребца, почти наехав на крайних солдат, шумно выдохнул, всаживая клинок в ножны.

— Мы всё-таки занялись вольтижировкой, барон. — Он усмехнулся. Лицо его осунулось, глаза блестели. — Давно мой отряд не выполнял таких лихих разворотов.

Он оглядел пехотинцев, своих и чужих. Коротко взглянул на капитана, и щека его дёрнулась. Сказал, переводя взгляд на барона Эверта:

— Мы получили приказ отступить в лагерь, господа. Я потерял много людей, и не хочу потерять ещё больше, сражаясь за эти развалины. Сейчас мы прикрываем отход наших войск. Их ещё много в городе. Если мы уйдём прямо сейчас, их передушат, как курят. Боюсь только, что я не много могу сделать. Нас явно недостаточно, а эти чёрные кавалеристы дерутся, как черти.

Выстрелы и крики внезапно стали громче, застучали копыта, из улицы, поднимающейся от центральной площади и прямо выходящей к цитадели, вылетели, высекая из булыжника искры, несколько всадников, и понеслись к ним. Подскакав ближе, один, рыжеусый кавалерист на гнедом в подпалинах коне, отирая щёку, перечерченную кровавой ссадиной, хрипло крикнул графу:

— Командир, враг у нас на хвосте! Мы оторвались, но они сейчас будут здесь!

Граф Эдгар подвигался в седле, проверил клинок в ножнах.

— Уходите со мной, Эверт. Здесь нам делать нечего. Мы уже никого не спасём.

— Капитан, вы сбежите за стены цитадели? — барон посмотрел на Орсо. — Я собираюсь дать соседям по усам.

— Что вы хотите сделать? — буркнул Орсо. Слово "сбежите" кольнуло его в самую печень.

— Капитан, вы можете приказать своим молодцам помочь нам повернуть пушки в другую сторону. Парни, разворачиваем орудия. Сейчас мы пощиплем пёрышки на шлемах этих господ в чёрном.

Он взглянул на предводителя кавалерии:

— Уходите и выводите людей, граф. Мы вас прикроем.

— Вы спятили, — нетерпеливо ответил граф Эдгар, — через час от вас мокрого места не останется.

— Зато вам этого часа будет вполне достаточно. Уходите.

Граф подобрал поводья и сказал, поворачивая коня:

— Желаю вам удачи, господин барон. Надеюсь, ещё увидимся.

Лязгая и топоча подковами по булыжнику, кавалеристы в чёрных доспехах развернулись по шестеро в ряд и двинулись вверх по центральной улице. Впереди, выбеленные полуденным светом, над крышами домов вздымались стены цитадели.

Последний противник бежал, не оглядываясь, и улица была чиста. Вороные кони сбавили ход и неторопливо постукивали копытами, вынося своих верховых всё выше, туда, где уже виднелся просвет между стенами домов, и солнце ярко освещало башню, украшенную цветным штандартом.

Они достигли конца улицы, дома расступились, открывая взору небольшую округлую площадь, вымощенную серым булыжником, разбегавшимся концентрическими кругами от подножия стены. Когда передовые всадники опустили глаза, с невольным почтением обводившие мощную стену и величественную центральную башню, и взглянули прямо перед собой, они увидели дула пушек, смотревшие им прямо в лицо.

— Что это? — спросил маршал, недоумённо приподнимаясь и вглядываясь в глубину улиц. Он только что закончил натягивать вычищенные и почтительно протянутые адъютантом перчатки. Великий герцог не любил, когда к нему являлись в неопрятном виде. Маршал собирался доложить о взятии города. Как раз сейчас его люди должны были блокировать цитадель, лишив сидящий там гарнизон возможности внезапного нападения. Хмурясь, он кивком подозвал вестового. Указал в направлении звука. Там, где широкая улица взбиралась всё выше и выводила к последнему оплоту горожан, и куда ушли лучшие его части, стреляли из орудий.

Тяжёлый дробный гул, сложившийся из грохота выстреливших почти одновременно пушек, повторился, раскатившись по кварталам, и многократно отразился от уцелевших стен.

Капитан вгляделся в глубину улицы; пронзительные серые глаза под нависшими бровями, почти седыми, а сейчас потемневшими от пота и гари, не упускали ничего. Он обернулся, осмотрел позиции. Посмотрел на стоящего рядом человека:

— Давненько я не бывал в этаких делах. Не видывал такой мясорубки с тех пор, как мы стояли под перевалом у Совиной горы.

— Как вы думаете, капитан, они скоро опомнятся?

— Мы хорошо их приложили. Но это были просто передовые части. Теперь они перегруппируются и вернутся с подкреплением. Если ими командует этот старый коршун, маршал Редрик, я нам не завидую.

— Вы хорошо его знаете?

— Мы как муж с женой, которые прожили друг с дружкой сорок лет. Словом, это скоро уже от нас полетят перья.

Орсо посмотрел на недавнего противника, нахмурился. То, что он собирался сказать, противоречило его принципам.

— Послушайте, как вас там. Мы неплохо здесь порезвились, но пора и честь знать. — Он откашлялся. — Нам пора уходить. Я увожу своих людей, мы не должны оголять гарнизон.

Капитан ещё раз вздохнул, и закончил мысль:

— Если хотите, можете идти. Я не буду вас задерживать.

— Капитан, у меня осталось слишком мало людей, чтобы вынести раненых. И я боюсь, наши друзья в чёрном сейчас будут здесь. Мы не успеем уйти.

— В чём дело? — резко спросил Орсо. — Разве вам никогда не приходилось бросать людей на поле боя? Или вы хотите, чтобы я подбирал ваших раненых, дожидаясь, пока нам не посшибают головы? Уходите, пока я не передумал.

— Капитан Орсо, — сказал барон Эверт, глядя ему в глаза, — совсем недавно вы предлагали мне сдаться, обещая сохранить жизнь. Я отказался.

Капитан побагровел.

— Я сдаюсь вам на милость. Вот вам моя шпага.

Барон вытянул шпагу из ножен и протянул рукоятью вперёд.

— Я пойду с вами и соглашусь на условия выкупа, какие скажете, если вы захотите его получить. Но при условии, что вы велите своим стражникам подобрать раненых, и оказать им необходимую помощь.

— Этот ваш граф точно сказал — вы спятили, — ответил Орсо, пожимая плечами. — Но раз уж не желаете поступать как разумный человек... Хорошо. Я принимаю вашу шпагу. Следуйте за мной.

И, повернувшись, гаркнул:

— Ну-ка, ребята, ноги в руки! Подбирайте этих доходяг и тащитесь к воротам. Да живо! Не то южане полюбуются на наши потроха!

— Как это — наши лучшие части? — Великий герцог удивился. Фаворит стоял с удручённым видом. Опоздавший маршал дожидался аудиенции.

— Я получаю сведения, как только они случаются, мой господин. — Скал'ле горестно поднял брови, но в душе его пели птицы. Наконец у него появилась возможность подпустить шпильку этому твердокаменному маршалу. Ненависть их была давней и вполне взаимной.

— Должно быть, это просто какая-то роковая ошибка, — продолжил фаворит, разводя руками и печально качая головой.

— Я разберусь с маршалом, — свирепо сказал его господин, дёргая себя за закрученные концы усов. — Посмотрим, что он скажет.

Маршал проводил взглядом скромно отступающего в сторонку графа Скал'ле. У того был вид кота, залезшего по уши в кувшин со сметаной.

— Что это значит, Редрик? — спросил Великий герцог, кривя рот и едва сдерживаясь, чтобы не притопывать ногами, обутыми в высокие сапоги. — Мне доложили сейчас, что наши лучшие кавалеристы разбиты наголову! Как вы могли это допустить? Я считал вас способным командиром!

Он в раздражении швырнул на землю перчатки.

— Да, нас немного потрепали, мой господин. — Маршал не дрогнул. Он видывал и не такое.

— Немного? Целый отряд отборных конников уничтожен на корню! Говорят, от них остались только ошмётки!

— Тот, кто это говорит, понятия не имеет, как выглядит поле боя, — спокойно парировал маршал. — Мне ли не знать, как это делается!

— Ну так просветите нас, Редрик! — Великий герцог бросил хмурый взгляд на Скал'ле.

— Всё очень просто, мой господин. — Маршал пренебрежительно скривил губы. — Нам приходится воевать с людьми, не знающими ни чести, ни правил войны. Я счёл бы себя недостойным звания, которое ношу, если бы прибег к подобным способам.

— Тем не менее, эти способы вывели из строя людей, и нанесли нам ущерб, — раздражённо заметил Великий герцог. — Что вы на это скажете?

— Скажу, что со стороны противника это был жест отчаяния. Теперь мы лишили их преимущества внезапности и возможности выкинуть что-нибудь ещё. Цитадель блокирована, и никто не выйдет оттуда. А войско короля, которое мы так успешно выгнали из города, ещё долго не оправится от того пинка, который им дали. Сейчас они засели в своём лагере и зализывают раны. Мы находимся в выгодном положении, и наши позиции очень крепки, мой господин. Уверен, скоро эти северяне сами уберутся с нашей дороги.

Великий герцог хмыкнул. Разгладил усы. Покачал головой, глядя с улыбкой на своего маршала.

— Хорошо, мой маршал, вы можете идти. Я доволен вами. Вы знаете своё дело. И вот ещё что... Я хочу, чтобы от моего имени вы потребовали у графини Амелии выдачи тех людей, которые виновны в гибели нашего лучшего отряда. Я покажу им, как не надо делать.

ГЛАВА 33.

Амелии пришлось слегка пригнуться, выходя из сводчатой двери голубятни, расположившейся на самом верху башни. Круглая комнатка была тщательно вычищена и подметена. Сейчас в ней содержалось достаточно ухоженных, довольных жизнью постояльцев, за которыми следил опытный человек. Графиня принялась неторопливо спускаться по винтовой лестнице, вытирая руки поданным слугой платком. Ей не хотелось показывать, что она боится высоты, она, которая никогда и ничего не боялась. Каждый раз, выпуская птицу в узенькое окошко, она старалась не смотреть вниз.

Спустившись на уровень, она приостановилась, поправила выбившуюся прядь и прислушалась. Снизу доносился топот ног, и запыхавшийся голос кавалера д'Боне звал её.

— Ваше сиятельство, — кавалер, обычно такой сдержанный, даже сухой, возбуждённо переминался с ноги на ногу, помаргивая от нетерпения. — Ваше сиятельство, капитан Орсо вернулся.

— Я хочу его видеть. Приведите капитана в зал для совещаний.

Расположившись в высоком кресле с ножками в виде львиных лап, она в нетерпении выпрямилась, глядя на высокую дверь.

Ждать пришлось довольно долго. Она уже начала было приподниматься с нагретого сиденья, обещая себе впредь не давать своим подчинённым так много воли, как двери, украшенные резьбой, распахнулись, и в зал, стуча башмаками, вошёл капитан. Следом за ним спешил кавалер д'Боне и слегка отставший господин Винсен, шагавший вперевалочку.

Остановившись за несколько шагов до кресла, капитан склонил голову. Тут же выпрямился и спокойно взглянул на графиню Амелию.

— Капитан, вы заставляете себя ждать.

— Прошу прощения, Ваше сиятельство. Я должен был разместить пленных.

— Вы взяли пленных, капитан Орсо? Значит ли это, что наша вылазка увенчалась успехом?

Капитан оправил перевязь и невозмутимо глядя на госпожу, доложил обо всём. Она слушала и лишь слегка сжимала пальцы, стараясь ровно держать руки на подлокотниках.

— Вы много сделали, капитан. Даже больше, чем мы собирались.

— Всё, что я делаю, я делаю для вашего дома, госпожа графиня.

— Мы обсудим ситуацию. Господа, подойдите ближе. Капитан, у вас есть что добавить?

— Я всё сказал. Разве что вас интересует список пленных. Должен сказать, ничего существенного. Даже обменять не на кого, в случае чего.

— Вот как. Дайте взглянуть. — Графиня небрежно расправила поданный ей листок бумаги. — Гм. Лекарь, артиллерист, пехотинец, пехотинец... А что здесь делает лекарь?

— Захотел сопровождать раненых. Среди пленных их... их немало.

— Постойте. — Она вгляделась в листок, расправила, разбирая неровный почерк. — Что это? Чьё это имя в конце списка?

— Это мой личный пленник, — нехотя ответил Орсо. — Я прибавил его для круглого счёта.

Ноздри Амелии хищно раздулись. Она скомкала в руке листок со списком.

— Капитан, после совещания вы приведёте этого человека ко мне. Я хочу его видеть.

Мальчик поковырял пальцем дверь, подвешенную на крепких, массивных петлях. Толкнул носком башмака широкий косяк. И то, и другое было сделано на совесть. Оглянулся на лекаря, пристроившегося на лавке, со своей неизменной корзинкой и сундучком, у стены узкой, длинной комнаты с подслеповатыми окошками. Комната едва ощутимо изгибалась, повторяя контур стены. Лекарь лишь недавно получил возможность присесть, и теперь с трудом расправлял ноги, вытирая с выпуклого лба обильный пот.

— Как наши раненые? — тихо спросил его командир. Он тоже сидел на лавке, откинувшись к стене и прикрыв глаза. Небрежно стёртая сначала ладонью, а потом платком копоть оставила на его лице замысловатые разводы.

— Кое-кто не доживёт до утра. — Лекарь покачал головой. — Хорошо, что мы принесли людей сюда, ведь оставь мы их на мостовой, я мог бы сказать так почти про всех.

Он поворочался немного, устраиваясь поудобнее на жёстком сиденье, сложил руки на животе и закрыл глаза. Вскоре раздалось мерное посапывание.

Мальчик подошёл к лавке и осторожно опустился рядом с лекарем. Посмотрел на командира. Повозил подошвами по каменному полу, тихо сказал:

— Нас всех казнят?

Барон тихонько фыркнул. Ответил вполголоса, не открывая глаз:

— Я попрошу, чтобы тебя сначала хорошенько выпороли.

— За что?

— Я велел тебе сидеть в палатке.

— А если бы вас всех поубивали?

— А тебе что за печаль?

Мальчик шмыгнул носом. Спросил:

— Рой умрёт?

— Возможно.

Барон посмотрел на мальчишку. Тот приглушённо сопел, размазывая по щекам слёзы.

— Скажи-ка мне, зачем ты бегал к герцогу Анри? Ради денег?

Тот открыл рот, глядя на барона округлившимися глазами.

— Ты думал, я не узнаю?

— А тебе что за печаль? — зло ответил мальчик, уставясь в пол, и яростно проводя чумазыми пальцами под носом.

— Просто интересно.

— Я хотел сделать тебе что-нибудь плохое.

— За что?

Мальчик опять зашмыгал носом, отвернувшись к стене.

— Я тебя ненавижу. Ты нас всех бросил. Ты всё время нам врал. Говорил, что ты простой купец. Когда мама пришла со свидания с тобой из тюрьмы, она была сама не своя!

— Послушай, Тео...

— Нам пришлось уехать из города. Мама продала лавку и дом за гроши. Никто не хотел давать ей настоящую цену!

— Ей дали развод?

— А как же. — Тео передёрнул плечами. — Мы уехали далеко на юг, поселились в маленьком городе. Там было много всяких торговцев, и мама вышла за одного из них. Питер с ним поладил, а я не смог. Как-то отчим опять кинулся на меня с палкой, а я взял, да огрел его кочергой. Он стал вопить, что разделается со мной. Ну, я и убежал из дома. Всё равно там было не житьё.

Скрипнула тяжёлая дверь, поворачиваясь в петлях, и пропустила капитана, сопровождаемого стражником. За ними вошёл сухощавый старичок и мальчишка, нёсший аккуратный сундучок.

— Я привёл вам нашего лекаря. — Капитан указал на старичка.

— Благодарю вас, капитан, вы очень любезны. — Барон Эверт выпрямился на скамье, оглядывая вошедших.

— Я должен отвести вас в зал цитадели. — Орсо скривился. — Поднимайтесь. С вами хочет говорить госпожа графиня.

Графиня Амелия стояла у стены, разглядывая повешенный между узких окон гобелен. Гобелен изображал супружескую чету, занятую соколиной охотой. Создатель этого полотна отдал дань рыцарским качествам дворянина, скачущего на огнедышащем коне с выгнутой, как у лебедя, шеей, и нежной женственности его дамы, глядящей волооким взором на благородного супруга. Длинные ноги вытканных коней легко попирали декоративные горы и причудливо выгнутые ветви растений.

Она обернулась на звук шагов. Неторопливо прошла к своему креслу, легко уселась, расправив юбки, сложила ладони одна на другой и посмотрела на вошедших людей.

— Капитан, благодарю вас. Думаю, вам следует пойти отдохнуть. Кавалер д'Боне, вы можете отойти.

Амелия взглянула на подведённого к ней человека и улыбнулась.

— Ну вот, мы опять встретились, барон Эверт. И теперь у вас нет статуса посла.

Барон слегка склонил голову в поклоне и рассеянно посмотрел на сидящую в кресле женщину.

— Я попросила господина капитана привести вас сюда, чтобы спросить кое о чём. — Она приподняла уголки губ, пристально глядя на него. — Как вы думаете, существует ли провидение? Всегда ли вдовы, лишившиеся своей единственной опоры в жизни, находят утешение, и всегда ли получает отмщение жертва убийцы?

Барон молча смотрел на неё. Совсем недавно эти слова не на шутку встревожили бы его. Сейчас он только отметил краем сознания, глядя на неё словно издалека: Она знает. Отчётливо, как будто это было вчера, он вспомнил другой зал, похожий на этот, и застывшее навечно в удивлении лицо графа Симона, прижавшегося щекой к разбросанным по полированной поверхности широкого дубового стола бумагам. И струйку тёмной крови, вытекающей у него из маленькой дырки у переносицы.

— Вы выглядите как человек благородный. — Графиня растянула в лёгкой, презрительной улыбке тонкие сухие губы, разглядывая барона Эверта. — Пожалуй, я не стану вас вешать, как простолюдина. Скажите, из какой вы семьи, и я постараюсь отослать весточку вашим родным, чтобы они знали, что с вами случилось.

Барон молчал, и она усмехнулась.

— Вы не желаете известить своих родственников? Я не удивлюсь, если окажется, что их не существует. И, как мне известно, баронства Эверт тоже не существует. Единственная земля с таким названием, дающая право на титул, является спорным имуществом, и находится в настоящий момент во владениях короля. Может быть, вы просто чей-то бастард? А может, вы хотите, чтобы я сама догадалась, кто произвёл вас на свет? Ну что же...

Графиня Амелия приняла задумчивый вид, подперев подбородок всё ещё красивыми, сухими пальцами, и прикрыла глаза.

— На представителей семейства Ф. вы не похожи. На И. тоже. Правда, у юго-западной ветви есть такие типы. Но они все мне известны. А вот у северной ветви, у их младшего отпрыска, весьма многочисленное потомство. В том числе и побочное. Хотя... Нет, у них у всех характерные носы картошкой. Совершенно у всех, даже удивительно.

Глаза её блеснули, она вгляделась в стоящего напротив барона и хмыкнула:

— Видала я такой взгляд у одной своей знакомой. А такие ясные глазки были у Данкана Риусского. Вот уж правда, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь... Обманывал свою бедняжку жену как только мог. Не удивлюсь, если это его ублюдок...

Барон Эверт поднял голову и пристально посмотрел в глаза графине Амелии. Она осеклась.

— Закрой свой болтливый рот, женщина. — Сказал он резко, с характерным выговором растягивая гласные и раскатывая "р". — Знай своё место.

Амелия замерла. Почувствовала, как холодеют руки. По спине пробежал озноб. Она невидящим взором уставилась на стоящего напротив человека. Словно видение из далёкой юности появилось сейчас перед ней в этом мрачном, тесном круглом зале цитадели. Её глухое детство под бдительным надзором непреклонной в своей суровости матери, словно навсегда затянутой до подбородка в негнущееся старомодное платье, подобающее званию аристократки. Её всегда поджатые в недовольстве губы. И внезапная радость — отец, как всегда в подпитии, разворачивающий присланный из столицы свиток, написанный замысловатым, приличествующим случаю почерком старого королевского секретаря. Приглашение во дворец.

— Их величества желают видеть наших дочерей, — сказал отец. — Они сообщают, что при дворе для них найдутся хорошие партии. У его величества короля много молодых, подающих надежды придворных, которых следует женить, прежде чем они уйдут в поход на войну. Собирайтесь, мы выезжаем.

И вот она стоит, сжимая потными пальцами подол негнущегося, как у матери, платья, рядом с двумя сёстрами, и косит глазом на подругу детства, стоящую неподалёку, любимое дитя своих немолодых уже родителей, рослую, статную девушку. Только Амелия на правах единственной подруги имеет право называть её сокращённым именем — Эва. Всех остальных эта не по годам решительная девушка ставила на место немедленно, признавая только полное своё имя — Эвергардия.

Затуманенными от волнения глазами она смотрела, как в зал летней дворцовой резиденции, предназначенный для приёмов, сияющий в блеске гладкого, как зеркало, пола и дорогих люстр, входит Его величество король, окружённый многочисленными придворными. Как нарядно одетые молодые люди из свиты принца, у некоторых ещё толком не пробиваются усы, склоняют головы в приветствии, и у них розовеют щёки, покрытые юношеским пушком. Как, представившись, сбиваются в кучку, и, поглядывая в сторону стайки девиц, тихонько переговариваются друг с другом, напряжённо смеясь и краснея. И один из них, небольшого роста, худенький юноша, приблизившись к ним в свою очередь, смотрит на неё, и щиплет тоненькие тёмные усишки. "Меня зовут Симон, — говорит он, — и когда нибудь я стану графом. Вы прекрасны, Амелия".

И вот невероятное — сам король подходит к ним, милостиво заговаривает с отцом. Роняет комплимент матери, разглядывая девушек и добродушно кивая. Но она уже не смотрит на короля. Она поднимает голову, и встречается глазами с худощавым, среднего роста, подтянутым человеком. Он пришёл вместе с королём, и не ищет невесты. У него смуглая кожа постоянно бывающего на солнце человека и уверенные до самодовольства манеры закоренелого военного. Его простого покроя кафтан кажется скромным по сравнению с вычурными нарядами молодых людей, обвешанных кружевами и подвесками, сверкающими как маленькие солнышки. Но кафтан сидит на его фигуре гораздо ловчее, и видно, что одет этот мужчина намного дороже, чем все эти юнцы. Он окидывает её пристальным взглядом, видит всю, с головы до ног, и поворачивается к стоящей рядом подруге. Она чувствует себя птичкой, которую держат за крылышки. Смотрит на подругу, и в изумлении слышит её прерывающийся голос: "Меня зовут Эва. Эва, мой господин". И видит, как краска заливает лицо её всегда невозмутимой подруги Эвергардии, поднимаясь до корней густых, высоко взбитых волос.

И ещё одно видение, глубоко запрятанное в памяти. Никто уже этого не помнит, не знает. Она бежит по глухим, пустынным коридорам летней королевской резиденции. Она убежала из-под строгого надзора матери, обманула её. Сказала, что будет с подругой. Но войско скоро уходит в поход, а она так и не поговорила с Данканом. Он здесь, она знает. И вот она бежит по коридору, не глядя по сторонам, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. Шансов найти его в этом сплетении комнат и переходов почти нет, и репутация Амелии висит на волоске. Если её сейчас найдут, узнают и отведут к матери, её навек запрячут в глухую комнату в самом дальнем углу родительского дома. Но ей всё равно. И вот случается невероятное: она вбегает в одну из узких, сводчатых галерей, тянущихся по всей длине здания, окружая в два яруса тихий двор с фонтаном, и налетает с разбега... на него. Он глядит на неё удивлённо, берёт за руку и отводит в хорошо укрытую нишу в стене. Здесь никого нет, и она переводит дыхание.

— Амелия, — говорит он, — что вы здесь делаете?

— Я хочу быть вашей женой, — отвечает она, чувствуя, как замирает сердце в груди, — возьмите меня за себя.

В ушах у неё уже звонят свадебные колокола. Она почти не слышит его ответа. Но вот до неё доходят слова, и день превращается в ночь.

— Я женюсь на Эвергардии. Она согласна. Свадьба будет так скоро, как только это возможно.

Она теряет самообладание. Она кричит. Обвиняет подругу во всех грехах. Клянёт всё и всех. И, наконец, он, теряя терпение, кричит на неё:

— Закрой свой болтливый рот, женщина!

Он уходит, а она остаётся одна. В оцепенении Амелия смотрит перед собой, в сводчатую арку, выходящую во двор. Вот бы броситься вниз, на камни, и всё будет кончено. И опять видит того тоненького юношу со смешными усиками. Он появляется из бокового коридора, провожает долгим задумчивым взглядом ушедшего только что человека, и берёт её за руку. Рука у него неожиданно твёрдая и тёплая.

— Амелия, он вас недостоин.

Она вырывает руку и даёт ему пощёчину. Он не отворачивается и продолжает смотреть на неё.

— Выходите за меня, Амелия.

— Я опозорила себя, — говорит она безжизненным голосом. — Я пришла сюда одна. Я призналась в любви мужчине.

— Я никому не скажу. Вы были со мной, и я женюсь на вас. Будьте моей, Амелия.

И она даёт согласие.

— Ваше сиятельство. Ваше сиятельство. — Она перевела глаза на источник звука, моргнула. Обеспокоенный кавалер д'Боне повторил:

— Госпожа графиня, прибыл посланец от Великого герцога. Он хочет говорить с вами.

— Чего он хочет?

— Его господин желает обсудить условия капитуляции. Так он выразился.

Она глубоко вздохнула, приходя в себя.

— Великий герцог говорит о капитуляции? Он слишком торопится.

Амелия посмотрела на капитана, который, вопреки её пожеланию, не ушёл отдыхать, а стоял возле гобелена, расставив ноги в добротных башмаках, и заложив руки за ремень.

— Капитан Орсо, вы можете пока забрать своего пленника. Я закончу с ним позже. Господа, вы мне нужны. Встретим посла, как подобает.

ГЛАВА 34.

Сюзанна улыбнулась, краснея и стреляя глазками из-под ресниц. Огляделась по сторонам, обводя внимательным взором лестницу и прилегающие к ней коридоры. Убедившись в безопасности, решительно ухватила солдатика за руку и повлекла по коридору. Свернула за угол, в тёмном отрезке узкого коридорчика, куда не достигал дневной свет, отыскала маленькую неприметную дверь. Толкнула кулачком. Та не подалась, и она, многообещающе улыбнувшись молодому человеку, переминавшемуся в нетерпении и краснеющему в полутьме пыльного закоулка, порылась за притолокой, отыскивая заветный ключик. Укромное место для свиданий было сугубо секретным и принадлежало лишь узкому кругу посвящённых. Дверца отворилась почти бесшумно, Сюзанна поставила на пол корзинку с бельём и нашарила на полочке у входа огарок свечи. Дрогнул, разгораясь, маленький огонёк. Она вошла, обернулась, поманила за собой пальчиком раскрасневшегося спутника. Потянулась, чтобы поставить огарок в старой чашке на полочку. Оступилась, потеряв равновесие, и ухватилась ему за рукав. Он тут же обхватил её, но она пронзительно взвизгнула, больно вцепляясь пальцами ему в руку, и глядя вниз. Солдат обернулся и посмотрел в ту же сторону. У стены крохотной комнатушки, едва различимые в полутьме, из-под кучи старых мешков торчали ноги, обутые в грубые сапоги.

Леонел шумно выдохнул, кладя руки ладонями на стол, и обвёл глазами собравшихся. Все ждали, стоя по сторонам широкого стола, на котором развернули большую разноцветную карту провинции.

— Господа, я собрал вас здесь, чтобы объявить — время пришло. Больше медлить нельзя. Потеряв ещё день, мы рискуем потерять всё.

Они подошли ближе, к расстеленной карте. Посмотрели на извивающиеся змейки дорог, разбегающиеся по сторонам большого южного тракта, одна из которых, изгибаясь между гор, проходила рядом с зубчатым кружком, увенчанным штандартом. У маленьких вершин гор, поросших нарисованным лесом, были от руки начерчены флажки двух цветов.

— Ваше сиятельство, вам слово.

Ноэль, слегка склонив голову, указал на один из флажков:

— Мои люди здесь. Они полностью готовы и ждут только приказа.

— Господин полковник.

— Войско готово, все учения проведены. Обмундирование и оружие в порядке. Мы укомплектованы.

— Гарнизон?

— Оставшейся численности хватит для защиты крепости.

— Капитан Фицпауль.

Капитан приблизился к столу, нагнулся над картой.

— Нам по-прежнему блокируют подходы к крепости. — Он указал на цветные флажки. — Вот тут войско северных соседей. В основном пехота. Хорошо обученное, отборное войско.

Палец капитана переместился на другой флажок.

— Здесь люди герцога Гаррета. С ними ещё наёмная кавалерия. Командир — граф Гуго. Стоит нам выйти из ворот, мы наткнёмся на кого-то из них, не успев даже вспотеть.

— Хорошо.

Леонел обвёл глазами свой совет. Все взгляды обратились на него. Он хотел пригладить пятернёй волосы, но сдержался.

— Я беру командование на себя. Мы начинаем войну. Полковник, трубите сбор.

Комендант торопливо кивнул и вышел из зала для совещаний.

— Фицпауль, что говорят ваши люди?

Капитан проводил взглядом полковника. Повернулся и тихо сказал, глядя на Леонела:

— Есть сведения, что войско северных соседей до сих пор не получило обещанной платы. Они недовольны. В лагере герцога говорят, что своему войску платит сам Гаррет. Что он будет делать, никто не знает. Люди графа Гуго пойдут за ним.

Леонел посмотрел на Ноэля. Кашлянул.

— Хорошо, Фицпауль. Я доволен вами. Вы можете идти.

Они остались вдвоём. Помолчали.

— Дорогой друг, скоро мы узнаем, насколько крепко наши головы держатся на наших шеях.

— Я готов.

— Ваша тётушка сможет выстоять?

Ноэль улыбнулся.

— Тётя Амелия будет держаться так долго, насколько это потребуется. Это железная женщина.

— Насколько много? — Гаррет повернулся, позволяя застегнуть очередную пряжку ремня. Паж старательно затянул ремень, дохнув, протёр краем рукава пряжку.

Взял протянутый плащ, накинул господину на плечи. Герцог выбрал застёжку.

— Отряд пехоты. Все хорошо вооружёны.

— Кавалерия?

— Конных поменьше, чем у нас. Но все в полном вооружении.

Герцог Гаррет оправил плащ, взял перчатки.

— Пошлите человека к северянам. Я хочу встретиться с послом.

Посол пришёл в сопровождении воина, поросшего юношеской, только начавшейся курчавится бородкой. Он всегда брал его с собой на совещания, и Гаррет с Гуго шутили между собой, что это неспроста. "Может, это его побочный сынок?" — спрашивал Гуго, фыркая в усы.

В палатке для собраний, специально поставленной на равном удалении от обоих лагерей, уже нетерпеливо прохаживался граф Гуго. Завидев вошедшего Гаррета, он прекратил дёргать себя за чёрные прядки волос, торчащие за ушами.

— Что я слышал, дорогой герцог! Наше дело сдвинулось с мёртвой точки?

— Из крепости вышел значительный отряд и движется в сторону южного тракта. — Гаррет сделал знак пажу разложить карту на маленьком столике. — Наше сидение сиднем закончилось.

— И я очень этому рад. — Посол, пригнувшись, вошёл в палатку, как всегда с его приходом показавшейся маленькой. За ним следовал его молодой спутник.

— Надеюсь, теперь мы получим обещанную нам сумму. Иначе, клянусь своим клинком, наши воины даже не станут вынимать оружие из ножен.

— Что вы хотите сказать, господин посол?

Посол усмехнулся в бороду, обводя светлыми глазами в сеточке мелких морщин обоих южан.

— А вот что. Ваш государь обещал мне, и не только на словах, а своей личной подписью на бумаге. На хорошей такой бумаге, у нас такой не делают. — Посол сделал паузу. Его внимательно слушали. — Обещал мне, а значит, всем нам, деньги за то, что мы придём к этой крепости и будем сторожить её. Мы выполнили это.

— Вы обещали сделать не только это, — с досадой ответил Гаррет.

— И нам много чего обещали. Что половину суммы мы получим сразу же по прибытии на место. Где эти деньги?

— Послушайте, дорогой посол. Мне тоже не передали то, что должны были. Тем не менее я собираюсь выполнить свой долг...

— У вас, уважаемый герцог, свой долг, а у меня свой. Я должен только богу, своим людям и своему отечеству. И больше никому.

— Простите, что напоминаю, посол, но не должны ли вы отчётом своему государю? Князю, как вы его называете? Что он скажет на это?

Посол развернул вытянутый из рукава рулончик плотной бумаги. Подал Гаррету.

— Наш князь полностью одобряет мои действия. В пределах договора, разумеется.

Герцог вгляделся в листок. Гуго подошёл поближе и вытянул шею, желая посмотреть. Даже молодой спутник посла проявил интерес, слегка подвинувшись к ним.

— Действительно, подпись вашего государя.

Гаррет отдал бумагу.

— Ну что же. Мы с графом Гуго выступаем навстречу гарнизону крепости. Без вашей поддержки у нас не будет перевеса. Но мы сможем их задержать.

— А кто сказал, что мы не пойдём с вами? — Посол ухмыльнулся. — Я сказал, что мы не будем драться, пока нам не заплатят. Мы поступим согласно договору.

— Это Жозеф. — Лейтенант Сиггел выпрямился над вытянутым на середину каморки телом. Посмотрел на врача.

— Тот же самый удар. Прямо в сердце. — Врач развёл руками.

Сюзанна, прижавшаяся к стене, всхлипнула.

— Поль, — сказал лейтенант переминавшемуся тут же солдату. — Берите тело, несите вниз. И найди отца Бители. Пусть займётся своим делом.

Священник отряхнул руки, задумчиво оправил ворот тёмного простого одеяния. Покачал в ладони ключ с овальным кольцом и замысловатой бородкой. Вытянул из кармашка, пришитого под полой, и обычно полного всяких полезных мелочей, маленький моток шнура, аккуратно продел ключ в шнурок и повесил себе на шею. Повёл головой, оправляя щекочущий груз.

Хлопнула, распахиваясь, дверь. Доски пола заскрипели под тяжёлыми шагами. Затрещала, разгораясь, лампа с полированным отражателем.

— Отец Бители? А я-то думал, что забыл закрыть дверь.

Священник повернулся, спокойно глядя на вошедшего.

Человек подошёл ближе, поставил лампу на столик.

— Могу я узнать, что вы здесь делаете?

— Я пришёл принять твою исповедь, сын мой.

— Мне не в чем исповедоваться, — резко ответил он.

— Разве твоя совесть спокойна? И призраки мёртвых не посещают тебя?

— Вы говорите загадками, святой отец.

— Облегчи свою душу, сын мой. Тебе станет легче.

— Уходите, отец. — Он отступил к двери, взялся за ручку. Обернулся. — Или объясните, что стоит за вашими словами.

— Я не нашёл ключа на общей связке. — Бители грустно улыбнулся. — Такого маленького, с интересным колечком. Я отыскал его в ящике твоего стола. Им недавно пользовались.

Его собеседник застыл, взявшись за ручку двери. Тяжело вздохнул.

— Вот оно что. — Его пальцы сжались на рукоятке засова, сдвигая металлическую полоску. — Тогда нам действительно есть о чём поговорить, святой отец. Задержитесь у меня.

Он двинул рукой, задвигая засов. Дверь содрогнулась от сильного толчка, лязгнул, не успев закрыться, металлический язычок.

— Вот как. Все уже здесь. — Лейтенант оглядел комнатку, щурясь на лампу. — Хорошо.

Посмотрел на стоящего у двери человека.

— Возникли некоторые вопросы, на которые мне хотелось бы получить ответ. Надеюсь, я найду его здесь.

— Убирайтесь из моей комнаты. У меня личный разговор со святым отцом.

— Очень хорошо. Святой отец нам пригодится. — Сиггел не двинулся с места, задумчиво разглядывая комнатку. — Мы нашли Жозефа.

Остановив взгляд на священнике, продолжил:

— Он успел сказать кое-что перед смертью.

Священник опустил голову, прошептав слова молитвы.

— Он не мог ничего...

— Что он не мог? — быстро спросил лейтенант. — Потому что его убили так же надёжно, как старого Фике? Где вы были, когда я послал его искать вас, господин комендант?

Полковник побагровел.

— Вы забываетесь, лейтенант. Идите и займитесь своим делом. И говорите, только когда найдёте что-то, кроме пустых подозрений.

— К сожалению, сын мой, это не пустые подозрения. — Отец Бители, сожалея, покачал головой. — Вы напрасно убили бедного молодого человека. Он успел прийти ко мне и всё рассказать. Это были лишь подозрения, но, убив его, вы их только подтвердили.

— Ерунда, — сказал полковник, отступая к двери, — вы ничего не докажете. А пока мне нужно идти. Сейчас, когда вся крепость осталась на мне, мне некогда заниматься одной смертью какого-то новобранца.

— Сожалею, господин полковник, но вы никуда не пойдёте. Я тоже неплохо знаю устав. Шпионаж и диверсии в военное время караются смертью. А у нас ведь военное положение.

Полковник шагнул к двери. Лейтенант протянул руку, преграждая ему дорогу.

— Я хотел только узнать, зачем вам это понадобилось.

— Дорогу! — крикнул комендант.

Дверь отворилась, капитан Фицпауль заслонил проём.

— Комендант, прошу вас сдать оружие и следовать за мной. Мы разберёмся с вашим делом, когда вернётся господин.

— Вы идиоты! — гаркнул полковник. — Они не вернутся! Их возьмут в кольцо и всех перебьют! Неужели вы думаете, что претендента на престол просто так пропустят вглубь страны?

— Это не наше дело, господин полковник. Сдайте оружие и идите за нами.

Улыбаясь, комендант отступил к самой стене. Взялся за перевязь. Сказал, глядя на лейтенанта:

— А вы не знаете, Сиггел, где я черпал сведения для противника? Ваша маленькая птичка чирикала мне их на ушко.

Он засмеялся.

— Я поймал её, когда она пробиралась в ваше любовное гнёздышко. Ей очень не хотелось, чтобы я выдал её. Ведь это повредило бы её карьере. Вы ведь очень дорожите своей карьерой, лейтенант? Теперь ей придёт конец. Когда ваш любимый господин вернётся, он тут же положит конец шашням с госпожой Алиной.

Капитан, взглянув на застывшего Сиггела, шагнул к полковнику, протягивая руку.

— Лейтенант, помогите мне, и никто ничего не узнает. — В руке полковника блеснул отражённым огнём лампы клинок офицерского палаша.

Сиггел механически взялся за рукоять, украшенную затейливым узором, потянул оружие из ножен, глядя перед собой. Полковник сделал мгновенный выпад, целясь капитану в лицо. Чуть слышно шипя, клинок капитана покинул ножны, отбросил палаш.

— Вам не одолеть меня, полковник, — сказал Фицпауль, ровно дыша, — я служил в королевской гвардии.

Комендант оскалился. Сделал выпад, тесня капитана к стене узкой комнаты.

— Вы забыли, что мне нечего терять.

Он сделал финт, ловко обведя клинок капитана, лязгнул металл, Фицпауль отшатнулся. На незащищённом предплечье появился порез.

Они шагнули, перемещаясь в тесном пространстве. Мелькнули длинные лезвия, сплетаясь в сверкающую змею, и выбитый палаш коменданта отлетел к двери.

Быстро отступив, полковник откинул со столика вышитую салфетку, украшенную бахромой. Под салфеткой, в корзинке для фруктов, лежал пистолет. Ухватив выверенным движением рукоять, он поднял руку, целясь в капитана. Двинул дулом, поправляя прицел.

— Видно, всё же придётся нашуметь.

Согнулся, хватаясь за пальцы, пистолет вывалился из онемевшей руки и упал на пол. Лейтенант Сиггел подбросил в ладони вытянутый из ножен клинок, перехватывая рукоять, которой ударил полковника по запястью.

Тот взглянул на лейтенанта, на подступившего ближе капитана.

— Ну уж нет, меня вы не получите!

Блеснуло лезвие в свете маленькой лампы, комендант уверенно ткнул себя в сердце. Отец Бители, стоящий рядом, обхватил его, выкручивая руку с ножом. Борясь, они налетели на маленький столик, пошатнулись, не разжимая рук, и рухнули на пол. Загремел отброшенный стул.

— О нет. — Капитан осторожно разжал пальцы священника, отвёл в сторону широкую ладонь. На грубой тёмной ткани выступила кровь, быстро пропитывая края короткого разреза, и расплываясь почти неразличимым пятном.

Сиггел завернул руки коменданта за спину, и, резко выдохнув, приложил головой о стену. Тот обмяк.

— Если священник умрёт, я тебя прикончу, — хрипло пообещал лейтенант.

Полковник лишь помотал головой, моргая помутившимися глазами.

ГЛАВА 35.

В кромешной темноте блеснул лучик света, и тут же пропал, потайной фонарь качнулся, освещая неровные каменные стены. Узкий коридор изгибался, уводя вниз по вьющейся винтом лестнице. Двое людей в тёмных плащах, спускавшиеся по грубым ступеням, молчали. Глубокая тишина давила уши. Поднимающиеся по сторонам коридора стены казались неподъёмно тяжёлыми, изгиб тёмного хода не давал разглядеть коридор на расстоянии вытянутой руки. Один из двоих, шедший сзади, приостановился, оглядываясь по сторонам. Ему показалось, что стены коридора сужаются и неминуемо раздавят их. Он тяжело глотнул воздуха, теребя край плаща. Его спутник, оглянувшись, нахмурился, потянул за рукав, и он снова двинулся следом.

Они миновали последний поворот лестницы, коридор окончился маленькой треугольной площадкой. Первый приостановился, вслушиваясь. Поставил фонарь на пол, вытащил из-за пояса массивный ключ. Провёл рукой по полотну небольшой сводчатой двери, окружённой массивным каменным косяком, нашарил замочную скважину. Ключ неслышно повернулся, человек взялся за кованую ручку, и дверь тихо приоткрылась. Человек опять постоял, прислушиваясь. Потом поднёс к губам сложенные ладони, тихонько посвистел птицей. Это было пение птички с красивыми пёрышками, которые так любила местная городская стража. Через промежуток времени, обозначенный ударами сердца, послышался ответный посвист.

Человек обернулся, поманив своего спутника к выходу. В дверном проёме тёмным бархатом расстилалось ночное небо. Тот выглянул наружу, подался назад и пожал руку своему проводнику.

— Спасибо за всё, капитан.

— Не за что. Госпожа сказала, что предпочитает отдать вас на волю провидения, чем на растерзание этому солдафону.

— На волю провидения... — пробормотал его спутник.

— Идите осторожно. Я не смогу вам ничем помочь, если что. Прощайте.

Барон шагнул в темноту. Капитан Орсо отступил назад, закрывая дверь.

Мадлен положила гребешок на столик и отвела тщательно вычесанные золотистые пряди назад, поднимая и закручивая в узел одним выверенным привычным движением. Взяла с полированной поверхности маленького столика шитый шёлковой нитью и кружевами кокетливый чепец, осторожно надела. Взяла со столика зеркальце, повернулась вправо, влево, и улыбнулась своему отражению.

— Да ты красавица, милочка.

Она вскочила, уронив зеркальце на ковёр, прижав руки к груди. Тёмная фигура, окутанная с головы до пят в плотную шаль, шевельнулась, женская рука, блеснув камнями браслетов, подняла краешек ткани, откинув себе на плечи. Засеребрились в свете ночника небрежно убранные за спину светлые локоны. Мадлен уставилась на незнакомку. Та, не сходя с места, поводила голубыми блестящими глазами, рассматривая богато убранную палатку. Задержалась взглядом на раздвинутой полупрозрачной ширме, разрисованной цветами и птицами, из-за которой раздавалось лёгкое похрапывание, и опять посмотрела на Мадлен.

— Он уже спит? Я хотела поговорить с ним.

— Теперь он уже не проснётся до утра, — машинально ответила девушка.

Незнакомка улыбнулась. Подошла к столику, нагнувшись, подняла зеркальце, погляделась в него. Обернулась к Мадлен.

— Теперь я понимаю, почему он перестал меня навещать. Ну что же, передай ему, когда проснётся, что Матильда больше не будет его беспокоить.

— Матильда? — Девушка подалась к ней, пытаясь ухватить за край шали. Та повернулась, спокойно подобрав край ткани, отороченный бахромой, и улыбнулась ей в лицо. Мадлен почему-то стало неуютно.

— Я поняла, ты пришла из города, — тихонько сказала девушка. — Ты из другого лагеря, да?

— Если ты хочешь задержать меня, или напугать, милочка, не советую даже стараться. Но если хочешь, крикни. Я полюбуюсь на результат.

Мадлен сжала руки, комкая кружевную оборку лёгкого платьица.

— Ты не так меня поняла. Я не хочу причинять тебе неприятности. Только спросить.

Она перевела дыхание, глядя на женщину.

— Скажи, не знаешь ли ты что-нибудь о людях из нашего лагеря? Они остались в городе прикрывать отступление наших солдат. Здесь считают, что они или убиты, или взяты в плен.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретно? — мягко спросила незнакомка.

Мадлен покраснела.

— Я хотела бы узнать о двоих людях. Один из них сделал мне много хорошего.

— А другой?

— А другого я люблю.

— Ты любишь солдата? А ведь ты можешь сделать неплохую карьеру здесь, в этой палатке.

— Не смейся надо мной. — Девушка нахмурилась. — Если не можешь помочь, я узнаю сама.

— Я не смеюсь над тобой. Хорошо, опиши мне этих людей. Я постараюсь тебе помочь.

Он двинулся вперёд в кромешной темноте, ступая на ощупь и ориентируясь на поблескивающие огоньки, рассыпанные высоко в небе, и красные точки костров на земле. Была глубокая ночь, тишина лежала кругом, словно ватное одеяло. Только где-то далеко в стороне трещал запоздалый стрекотун. Он прошёл вдоль тёмной массы стены, почти неразличимой для глаз, остановился, постоял немного и повернул в сторону, держа направление на огоньки костров. Опять остановился, прислушиваясь. Плотнее запахнул тёмный плащ и двинулся дальше.

— Стой, где стоишь. — В бок ему упёрлось тонкое остриё.

Не успел он шевельнуться, в спину тоже ткнули.

— Иди за нами. И не вздумай дёргаться.

Подчинившись, он последовал за ними, придерживаемый за локти с двух сторон. Незнакомцы несколько раз сворачивали, пробираясь извилистыми закоулками, таща его вдоль шершавых стен, затем провели через открытое пространство, которое угадывалось лишь по движению воздуха, и опять несколько раз свернули. Наконец они остановились и толкнули его вперёд, пропуская в низенький проём, открывшийся перед ними. Он вошёл и остановился, ослеплённый светом.

Маленькая комнатка освещалась лампой, установленной на круглом, покрытом скатертью столике. Стены тонули в полумраке. Моргнула, разгораясь, ещё одна маленькая лампа, и женщина, держащая её в руке, подошла ближе, покинув тень у стены. Она поднесла огонёк за выпуклым стеклом ему к лицу, и он непроизвольно отшатнулся. Она отвернулась и поставила лампу на столик.

— Садись сюда, — она указала на стул с высокой спинкой, поддёрнув шаль, сползающую с белоснежных рук, обнажённых до локтей. У неё был красивый, глубокий голос.

Женщина уселась на другой стул, напротив него, и положила руки на скатерть.

— Я хочу убедиться, тот ли ты человек, который мне нужен. Скажи, ты узнаёшь меня?

Он бросил взгляд на пальцы, унизанные кольцами. Задержался на одном кольце, тяжёлом, с крупным зелёным камнем. Посмотрел ей в лицо.

— Ты Матильда.

— Хорошо. Один мой клиент хочет получить тебя в качестве трофея. Это потешит его самолюбие и поможет подняться ещё выше. Но прежде чем отдать тебя ему, я поговорю с тобой.

Он вздохнул, потёр лицо ладонями.

— В последнее время я устал от разговоров. Может быть, ты просто меня отпустишь?

— Ты не сумеешь повлиять на меня, — резко сказала ведьма, слегка хлопнув по столу. Огоньки ламп моргнули, закачавшись за стеклом. — Я знаю эти штучки.

Она наклонилась, подавшись вперёд:

— Скажи, как ты увидел дом на поляне? Только тот, кто там был, мог это сделать. А ты не только это сделал, ты ещё и улизнул от меня. Это мог сотворить только тот, кто...

— Я не причастен к смерти твоей матери, Матильда.

— Ты был там! — прошипела она.

— Я не был при этом. Но я знаю, кто это сделал.

— Сейчас ты скажешь, что угодно. — Она презрительно поморщилась. — Путь к жилищу местной ведьмы знали немногие, и совсем мало тех, кто был в самом доме. Её сожгли вместе с хижиной! Когда я пришла туда, я нашла лишь обуглившиеся брёвна. И следы всадников на поляне. Признайся, ты был с ними!

— Тебе ведь так не хотелось заниматься семейным делом, Матильда? Ты надеялась, что твоя мать проживёт ещё очень долго, так долго, чтобы нашёлся кто-то другой, и занял твоё место? Ты же хотела просто наслаждаться жизнью и любовником-дворянином, ведь он был так молод и очарователен. Красивый, забавный, богатый, да ещё и обещает увести к себе в столицу? Ты и правда думала, что так будет?

— Как ты узнал?

— От его слуги. Ты можешь проверить, лгу я тебе, или нет. — Он протянул ей руку через столик. Сказал мягко, глядя ей в глаза:

— Я был дружен с твоей матерью, молодая Матильда. Я помню тебя. И твою дочку. Тогда она была совсем крошкой.

Она отшатнулась. Протянула руку и ухватилась ему за запястье, сжав пальцы.

Опустила глаза, покачиваясь на стуле. Ровным голосом выговорила, не поднимая взгляда:

— Да. Ты говоришь правду.

— Тебе доставили, что ты просила? — Клиент, улыбаясь, взялся за спинку высокого стула, покачал его. Скоро, скоро это изменится.

Она молча смотрела на него. Он в замешательстве подвигал стулом по плиткам пола.

— Да, — наконец ответила ведьма. — Да, я получила то, что ты мне прислал.

— Ты собиралась мне сказать, что обещала. — Клиент уселся на стул, привычно удержался на шатком сиденье. Она пожелала взять с собой свою старую мебель. Ему пришлось уступить.

— Я скажу тебе. — Она не стала глядеть в шар, не стала раскладывать на скатерти в затейливом узоре своих засушенных ящериц.

Приподняла уголки алых губ, положила руки на стол. Он отметил, что кольца на точёных белых пальцах поменяли порядок, а тяжёлый перстень с зелёным камнем, знак ведьмы, переместился на другую руку.

— Этот человек, которого ты должен бояться, сейчас находится в другом лагере. У него большая палатка двух цветов: синего и белого. Он невысок ростом, у него тёмные кудрявые волосы и тёмные глаза. Он имеет право командовать людьми.

Клиент приподнялся на стуле. Впился в неё взглядом.

— Но ты сказала, что он чем-то страшен, как и красив. Я догадываюсь, о ком ты говоришь. Что в нём страшного?

— Он страшен своей властью над людьми. Он не ведает жалости, отдавая приказы. И он опасен. Для тебя.

Клиент осел на стул. Провёл ладонью по лицу. Может ли быть, чтобы этот сопляк Анри решил вести свою игру? Должно быть, власть окончательно вскружила ему голову.

— И ты говоришь, он опасен... Ты точно знаешь?

— Теперь, когда я так близко к нему, в этом нет сомнений. — Ведьма опять улыбнулась лишь губами.

— Ну что же. — Он сжал зубы. Ещё всё можно исправить. — Тогда отдай мне того, кого ты просила. Я доставлю его своему господину.

И граф Скал'ле улыбнулся в усы. Ещё одна шпилька в бок маршалу.

— Его уже нет здесь. Я принесла его в жертву.

Он вскочил, опрокинув стул.

— Что ты сделала, ведьма?

— Я принесла его в жертву духам. — Она спокойно смотрела на него. Белые пальцы на скатерти лежали ровно. — Неужели ты думал, что твоё знание не будет оплачено?

— Но человек... — пробормотал он, озираясь по сторонам, словно боясь увидеть останки жертвы. — Как ты могла?

— Не думай о нём. Потеряв в малом, ты приобретёшь больше.

Он посмотрел на неё, успокаиваясь. И правда, он приобретёт больше. Теперь, когда тайный враг ему известен.

Он устало повёл плечами, оправил плащ, отсыревший за ночь и тяжело давивший шею. Редкие сосёнки по сторонам тропы стряхивали на двоих всадников мелкие капли влаги. Их тонкие длинные иглы и растянутое меж угловатых ветвей кружево паутины казались унизанными полупрозрачным бисером. Торчащие из почвы, усеянной прошлогодней хвоей угловатые камни потемнели от влаги. Лесная тропа, почти невидимая, огибала деревья, и пряталась за крупными валунами, поднимаясь по склону очередного холма.

Его спутник, тоже закутанный в плащ, толкнул своего бурого небольшого конька, подъезжая ближе. Скуластое загорелое лицо ничего не выражало, узкие тёмные глаза и крючковатый нос выдавали уроженца соседней страны, чьи громоздящиеся каменные пики, покрытые у основания непролазным хвойным лесом и увенчанные на неровных верхушках одеялами клубящихся облаков угадывались далеко на горизонте.

— Они где-то здесь. — Он мотнул головой, указывая направление. — Я сдам вас на руки первому посту. Мне велели убедиться, что вы дошли, куда надо.

— Войска ушли далеко от лагеря.

— Они идут со скоростью пехоты. Мы уже должны с ними столкнуться.

— Я могу отблагодарить вас?

— Нет необходимости. Я только выполняю свой долг.

— Ну почему сейчас? Почему, когда он мне нужен больше всего, этот проклятый барон вздумал пропасть без вести? А может, эти подлые людишки уже спрятали его труп где-то в каменных закоулках города и теперь делают невинные лица?

Анри со стуком опустил оставшийся недопитым кубок на столик. Багровое вино выплеснулось на полированное дерево.

— И это теперь, когда задуманное дело подошло к концу! Пусть нас выгнали из города кавалерийским наскоком. Это досадное недоразумение, только и всего. Торговый город, ключевая позиция всего юга, взят мной, этого уже не оспорит никто. Осталось только дождаться, пока подойдут наши союзники с севера, и с ними отборная кавалерия кузена Гаррета, перед этим разделавшись с жалкими самозванцами, осмелившимися предъявить свои права на власть.

Герцог опять взялся за кубок. Сделал большой глоток.

— И когда они подойдут, держись, дорогой Великий герцог. Ты покатишься кувырком обратно в свои горы. — Анри гаденько улыбнулся. — И мне уже даже не понадобится обращаться за помощью к старому приятелю.

Он вспомнил холодное лицо этого иностранца графа, его узкие чёрные глаза, смотрящие на него со скрытым превосходством.

— Да, мы провернули с вами неплохие дела, дорогой мой. И, может быть, вы мне ещё пригодитесь. Когда я стану королём. Всегда хорошо иметь своих людей там, за границей.

Герцог повернул голову. Негромко свистнул. Откинулся полог, и в палатку протиснулся здоровенный детина. Почтительно склонился у порога, не решаясь ступить на цветастый ковёр.

— Сейчас ты спрячешься за ширму, дорогой Рик. — Герцог одобрительно оглядел крупную фигуру нового телохранителя. — Я буду говорить с одним человеком. Если ты заметишь угрозу с его стороны, можешь убить его.

Здоровяк кивнул.

— Ну что же, милый Вульф. Если тебя нанял мой брат, сейчас мы это узнаем. А если нет... В план барона придётся внести изменения. Это сделаешь ты, мой верный Вульф. Ничего, что тороплю события. И ничего, что ты при этом погибнешь. Ведь это послужит на пользу мне, а значит, и всем нам.

ГЛАВА 36.

— Сегодня они подошли так близко, что я видел даже веснушки на носу у их знаменосца. — Граф Гуго посмотрел на герцога.

Они двигались во главе кавалерии, собранной в шеренги и образовавшей полукольцо. По центру, построившись в обычае, свойственном их народу, двигались люди северного князя. А за ними, совсем рядом, почти на расстоянии выстрела, шло войско из крепости. Они шли в полном вооружении, соблюдая строгий порядок. Над стройными колоннами развевалось два штандарта: красный лев графа Ноэля и белоснежный орёл, сжимающий в когтях синий щит — символ королевского дома.

— Ещё есть время. — Гаррет отвернулся, вглядываясь в редкий лесок, спускающийся по склонам и распадающийся на отдельно стоящие сосёнки. Гонца, которого он ждал, всё не было. — Мы не вышли на место.

Впереди, где дорога теряла уклон и холмы понижались, расступаясь и открывая взгляду зелёную равнину, на карте был нарисован значок из скрещённых мечей. Конец пути для многих, многих из тех, кто шёл сегодня по этой дороге.

— Ты заметил, мой дорогой Вульф, что я в последнее время был немилостив к тебе?

Герцог сложил пальцы домиком, наблюдая из-под руки. Прижался теснее к спинке широкого кресла, ощущая сквозь плотную рубаху кольца мелко набранной кольчуги. Если бы мог, он надел бы и шлем, хотя знал, что это не поможет.

— Это был план, придуманный нами. Мои враги — а ты знаешь, дорогой мой, я окружён врагами! — мои враги должны были подумать, что я тебе не доверяю.

Вульф посмотрел на своего господина. На лице его, широком и угрюмом, проступила радость. Он слегка двинулся, непроизвольно желая ощупать подаренный бароном амулет. А ведь он не слишком в него верил.

— Теперь я могу открыть тебе всё. Дорогой друг, моя жизнь в опасности. Мой брат, ослеплённый гордыней и наговорами этих самых врагов, желает моей смерти. Он считает, что я мечу на его место!

Анри перевёл дух, поёрзал в кресле. Продолжил, пристально глядя на телохранителя:

— Ты должен помочь мне, дорогой Вульф. Да что там, я прошу тебя, как друга! Только ты сможешь сделать это так, чтобы никто ничего не понял. Несчастный случай... Я не говорю, что именно мне нужно от тебя, Вульф. Но ты мой друг, мы столько лет провели рядом. Ты сам знаешь, что надо делать.

Телохранитель стоял, напряжённо уставившись на него. Наконец он расслабился и кивнул головой в знак понимания.

— Ты поможешь мне, мой друг?

Вульф опять кивнул. Он не любил лишних слов.

Герцог с трудом удержался от глубокого вздоха облегчения. Чувствуя, как радость поднимается внутри и подкатывает к горлу, милостиво покивал в ответ:

— Тогда иди, дорогой Вульф. И поспеши, время не ждёт.

Он проводил взглядом выходящего из палатки телохранителя. Улыбнулся, прикрыв глаза и грезя наяву. Ощутил тяжесть короны на голове. Увидел её, как наяву — обод тёмного золота, увенчанный зубцами, украшенный по кругу поблёскивающими камнями, и одним, большим синим камнем посередине.

Вздрогнул, открывая глаза. Новый телохранитель стоял на ковре, прямо перед ним, и смотрел ему в лицо.

— Ты тоже можешь... — он не договорил.

Огромная ладонь ухватила его за горло, вытащила из кресла. Приподняла так, что он поднялся на цыпочки, пытаясь глотнуть воздух сведённым ртом и тщетно выдавливая из себя крик о помощи.

— Предатель, получи своё. — Мелькнуло лезвие, дважды всаживаясь в тело с жутким хрустом. Затем рука разжалась, отпуская его, позволяя упасть на ковёр.

Герцог скорчился, зажав руками живот. Перед его глазами, совсем близко, лежал, зарывшись в ворс ковра, окровавленный нож с узорчатой рукояткой. Почему-то ему сейчас было совершенно необходимо разглядеть украшающий её рисунок. Это было важнее всего.

— Гонец? Ну наконец-то.

Молоденький паж с гербом дома Гаррета, красиво вышитым цветными нитками по кафтанчику тонкого сукна, почтительно склонился, отступая на почтительное расстояние. Гаррет нетерпеливо вытянул шею, оглядываясь кругом. Он увидел пегую лошадь секретаря. Рядом с ним, на гнедом, почти чёрном коньке ехал человек в простом тёмном плаще. Фидо миновал расступившихся оруженосцев, подавших своих рыжих рослых коней в стороны, и поманил за собой гонца.

— Вы не слишком торопились, любезный, — нетерпеливо бросил герцог. — Давайте письмо.

Гонец откинул капюшон.

— Доброе утро, любезный зять.

— Почему вы сами здесь? Что-то случилось? — Гаррет бросил взгляд по сторонам, понизив голос.

— Не волнуйтесь, всё в порядке. Мне нужно сказать вам пару слов наедине.

— Главное сейчас, это не показывать противнику, что у нас случилось. Это может ухудшить наши позиции.

— О чём вы говорите! — Маркиз покачивался в кресле, вышитом цветами, обхватив голову. Взгляд его неумолимо притягивало к себе багровое пятно на ковре. Тогда он испускал тихий стон и принимался тянуть себя за волосы обеими руками. — Всё пропало! Всё пошло прахом!

Барон Жорж отвёл глаза от ковра и посмотрел на графа Эдгара. Тот ещё раз прошёлся по палатке. Осторожно отвёл в сторону полог, выглянул наружу. Тихонько сказал несколько слов адъютанту. Вернулся к ним, почёсывая небритый подбородок, оглядел обращённые к нему бледные, вытянутые лица. Королевский дядюшка тяжело осел в кресле, продолжая покачиваться и испуская невнятные звуки.

— Как предводитель большей части войска и по праву, данному мне на случай непредвиденных обстоятельств, — он посмотрел на маркиза, тот только мутно моргал, — я принимаю командование на себя.

Все согласно склонили головы. Маркиз тихонько икал.

— Мы скажем, что герцогу пришлось срочно отбыть в столицу. Предупредите всех, чтобы ни одно слово не покинуло пределы этой палатки. Слуг теперь же отправим из лагеря. И вот ещё что.

Граф тяжело оглядел всех:

— Рано или поздно слухов не избежать. Я отправляю гонца в столицу. Думаю, Его величество сам захочет взять дело в свои руки. Но до этого времени мы должны удерживать занятые позиции. Если мы сейчас покажем свою слабость, нас погонят вглубь страны, как овец. Этого нельзя допустить.

Великий герцог похлопал по крутой шее своего белого жеребца, удовлетворённо оглядел выстроившееся в боевом порядке войско. Никому из его предшественников не удавалось зайти так далеко. Никому не удавалось взять этого города. Он ещё раз повёл взглядом по ровным рядам пехоты. Через равные промежутки возвышались треугольные штандарты сотен, их командиры по старинному обычаю спешились и стояли рядом. Кавалерия, хоть и слегка прореженная и потерявшая некоторых весьма ценных командиров — при этой мысли Великий герцог сжал зубы и витиевато выругался про себя — будто сошла с картинки любимой с детства книги об искусстве войны.

Он коротко взглянул на фаворита, пристроившегося чуть поодаль, поглаживающего, вслед за господином, своего коня по атласной шкуре. Удивлённо отметил про себя, что тот уже не впервые копирует его жесты.

— Что вы мне говорили только что? Я не вижу никакого смятения в рядах противника!

Граф Скал'ле подал коня ближе к своему господину. Сказал тихонько:

— Эта информация пришла ко мне совсем недавно. Очевидно, противник скрывает положение дел. Они боятся показать свою слабость.

Великий герцог повернул голову:

— Что скажете, маршал?

Тот тоже толкнул коня, приблизившись с другой стороны.

— Скажу, что боятся они или нет, но с дисциплиной в лагере противника всё в порядке. Позиции выстроены по всем правилам. Они собираются драться не на шутку.

— Тогда они просто глупцы. Не видеть опасности перед лицом превосходящего по численности противника недостойно настоящего воина.

И Великий герцог самодовольно подкрутил усы.

Маршал засопел, издав носом несколько трубных звуков.

— Говорите, Редрик. Сколько раз я твердил вам, чтобы вы не боялись говорить мне всю правду прямо в лицо.

Маршал покосился на Скал'ле, и проворчал:

— Это не я здесь отвечаю за информацию. — И, опережая возмущённо зафыркавшего господина, твёрдо ответил: — Такое спокойствие противника я могу объяснить ещё одной

причиной — они ждут подкрепления, и оно не за горами. В буквальном смысле.

Граф Скал'ле быстро сказал:

— По моим сведениям, подкрепления они в ближайшее время не дождутся. Если господин маршал — он отвесил преувеличенно церемонный поклон в сторону маршала — имеет в виду скопившиеся у небольшой местной крепости воинские части, то у меня есть достоверные сведения об их низком моральном духе. Эти люди давно не получали плату, и я не сомневаюсь, что совсем скоро они сами разбредутся кто куда.

Скал'ле усмехнулся про себя. Тщательно продуманный и согласованный план продолжал действовать, несмотря ни на что.

— Хватит болтовни, господа. — Великий герцог подобрался в седле, обводя ещё раз орлиным взором своё выстроившееся на равнине под городскими стенами войско. — Трубите атаку.

Они смотрели, как обманчиво неторопливо разворачиваются на вытоптанной равнине шеренги пехоты. Как стрелки, углубляя строй, всё выстраиваются, подвигаясь, занимая свои места в строю в шахматном порядке. Как за пехотой выстраивается кавалерия, посверкивая на солнце наконечниками украшенных кистями пик. Первые ряды арбалетчиков в лёгких доспехах, их неглубокие шлемы тускло поблескивают, за ними плотная масса лучников — эти в кожаных шапочках, прошитых металлическими заклёпками, колчаны за плечами, запас стрел на боку. Вот движение закончилось, шеренги двинулись в последний раз и замерли.

— Что бы ни случилось, держите строй. Их защита ничуть не лучше нашей. — Граф Эдгар оглядел командиров. — Идите к своим людям. Помните — никто сегодня не покинет лагеря.

Громко запела труба. Запели спущенные тетивы луков. Вслед за ними щёлкнули арбалеты, и с единым слитным шорохом взвились в воздух сотни стрел.

Туча стрел на мгновение закрыла небо. И стала стремительно падать.

Провернулись большие колёса, массивные короба обозных телег неожиданно легко сдвинулись с места, раздвигаясь и пропуская внутрь быстро втянувшихся в лагерь пехотинцев. Те, что не успели войти в лагерь, припали на колени, заслонившись плотно набитыми мешками и выпуклыми щитами, до этого пристроенными за спинами.

Наконечники с глухим чмокающим звуком застучали по дереву, беззвучно тонули в туго набитых грубых мешках. А лагерь уже окутался облаком порохового дыма, и маленькие кулеврины, установленные между мешков, выстрелили одновременно. Лёгкие доспехи не спасли плотно стоящих лучников. Они валились на землю, к ногам уцелевших товарищей, сумевших сохранить строй и не отступивших ни на шаг. Когда иссяк первый залп, из-за телег вынесся отряд кавалерии, на галопе подлетел к шеренгам стрелков. Кавалеристы осадили коней, лёгкие кони развернулись на месте, и сидящие позади верховых арбалетчики выстрелили в упор. Рявкнули одновременно разряженные пистолеты и заглушили крики убитых и раненых. Вздымая клубы пыли и песка, кавалеристы унеслись так же быстро, как появились.

— Мерзавцы! Они за это заплатят! — и Великий герцог, отмахнувшись от попытавшегося удержать его маршала, приподнялся на стременах, подавая знак своей личной сотне. — За мной!

Запела труба, подавая сигнал ко второму залпу, лучники из вторых рядов, уже изготовившиеся к стрельбе, подняли оружие. Но стройные ряды заволновались, теснимые сзади, раздвигаемые в стороны. Сминая лёгкую пехоту, отбрасывая её с дороги, с тыла вылетела конница на гнедых в широких чёрных подпалинах конях, наклоняя короткие пики. Двуцветные шнуры с кистями бились по тонким древкам, слегка склонился под движением штандарт с нарисованным красным кречетом.

С дикими улюлюкающими криками конница южан погналась за противником. Тучи пыли поднялись над пересохшей, вытоптанной равниной, и слепящее солнце превратилось в бледный круг, висящий высоко в небе.

ГЛАВА 37.

Конница на рысях сделала полукруг вдоль лагеря, сидящие внутри заметались, хватаясь за телеги, готовясь открыть проход. Кавалеристы на гнедых конях нагоняли, блеснули вынимаемые из ножен сабли.

Высоко прогудела маленькая труба, отряд конников, сменив направление, ссадил у телег арбалетчиков и бросился прочь от лагеря.

Выбивая копытами фонтанчики пыли, отряд кавалерии, преследуемый по пятам, вытянулся, удаляясь от лагеря. Ничего не видевший вокруг, кроме мелькающих впереди спин противника, Великий герцог пришпорил жеребца, понукая его криком и выносясь вперёд. Преследуемый ими отряд почему-то замедлил ход и принялся растягиваться в шеренгу. Радостно засмеявшись, он привстал на стременах, вытаскивая одним стремительным движением из ножен походный клинок, доставшийся от отца. Остановившийся отряд противника развернул коней. Потом они внезапно расступились, и охранник издал предостерегающий крик, указывая вперёд.

За редкой шеренгой темнела плотная масса кавалерии. Всадники на рослых рыжих конях склонили пики, перестраиваясь для атаки и заполняя прорехи в ряду развернувшихся беглецов.

Белый жеребец преодолел оставшееся расстояние до первого ряда, налетев скачком на ближайшую лошадь, толкнув её широкой грудью. Охрана, безуспешно пытавшаяся остановить своего господина, ринулась за ним, ввязавшись в драку.

Скаливший зубы в запале от ощущения схватки, Великий герцог слышал лишь гул крови в ушах. Он только начал теснить всадника на рослом коне, заставляя того отступить и показать бок, охранники отстали, безуспешно пытаясь закрыть ему спину. Чужой кавалерист развернулся, прокрутив в руке саблю, блестящая металлическая полоска описала затейливую петлю. Он ощутил толчок, и крепление шлема отлетело, погнутая металлическая пластинка, звякнув, отлетела в сторону. Шею неприятно обдало ветерком. Наконец он услышал крики сражающихся.

— Господин, спасайтесь! — кричал, надрываясь, начальник охраны. По его лицу текла кровь. — Их слишком много!

— Не убивать! Брать живьём! — всадник в блестящих, богато украшенных доспехах привстав на стременах, пытался продвинуться вперёд, его крупный тёмно-рыжий конь всхрапывал, крутя головой, и пытался укусить ближайших соседей.

Услышав это, Великий герцог дал шпоры. Белый жеребец сделал свечку, одним скачком отбросил в сторону соловую лошадь ближайшего противника и вынес хозяина на освободившийся клочок пространства. За ним тут же протиснулся начальник охраны, прикрывая спину господина.

Не думая уже ни о чём, кроме бегства, конники южан понеслись во весь дух по направлению к своим позициям. Пространство, совсем недавно промелькнувшее перед глазами в один миг, теперь казалось непреодолимым. Сухая земля стелилась под ногами коней, они слышали за собой тяжёлый топот кавалерии, преследующей их по пятам. Трубач поднял свою маленькую походную трубу и на полном скаку, задыхаясь, прогудел тревожный сигнал. Навстречу, торопливо разворачиваясь, вытягивалась крылом кавалерия маршала Редрика. На полдороге топот копыт за их спинами сменил ритм, противник стал останавливаться, и, развернув коней, на рысях пошёл обратно. И вскоре слился с плотной массой войск, вышедших из-за ближайших холмов и теперь заполнявших выжженную солнцем равнину.

Зал цитадели сиял в блеске огней подвешенной под потолком огромной люстры. На памяти господина Винсена, прожившего не один год в качестве управляющего хозяйством госпожи графини, это громоздкое и страшно дорогое сооружение не использовали ни разу. Старый слуга, смахивающий скопившуюся пыль с прихотливо изогнутых бронзовых частей, поведал, что люстра была куплена за невиданные деньги и зажжена на свадьбу покойного господина графа. Слуга не уточнил, которого по счёту, и господин Винсен только крякнул, прикидывая стоимость этого чудовища.

Последние слуги, наводившие окончательный блеск на пол, покрытый потёртой от времени цветной мозаичной плиткой, торопливо вышли, унося с собой тряпки и метёлки. Управляющий обвёл взглядом стены, украшенные старинными гобеленами. Напротив двери, над массивным креслом с львиными ногами, висел щит с гербом графини Амелии. Вдоль стен, по обеим сторонам кресла, выстроились стулья с высокими резными спинками. Над ними по стенам пылились захваченные в войнах поколениями графов знамёна разнообразного противника. Среди них господин Винсен с тонкой усмешкой отметил слегка потемневшее от времени полотно южных соседей.

Он повернулся на каблуках одетых по такому случаю новеньких башмаков, и поклоном встретил госпожу Амелию. Графиня вошла в высокие створчатые двери, открытые перед ней двумя слугами, склонившимися у входа. Её сопровождали несколько приближённых дам. Кавалер д'Боне, наряженный в свой лучший камзол, пересечённый парадной перевязью, на которой висела его фамильная шпага, шёл рядом с капитаном Орсо. Тот, вопреки своему обыкновению, выглядел празднично. В его случае это означало лишь вычищенные башмаки, сравнительно новую куртку и не слишком хмурое выражение лица.

Графиня пересекла зал и остановилась у кресла. Бриллиантовая диадема на её чёрных волосах отбросила россыпь сверкающих искр в свете огромной люстры. Дамы торопливо разместились по чину с обеих сторон.

— Прикажите объявить начало собрания. — Она повела рукой в сторону свиты. На пальце сверкнул густым синим блеском фамильный перстень.

Торжественный голос пожилого церемониймейстера, не ставший тише с годами, выговорил освящённую временем формулу. Одновременно распахнулись боковые двери, и в зале с противоположных сторон появились герольды. Прошли равное расстояние и остановились, приветствуя хозяйку, а затем друг друга.

Вслед за своим герольдом, в сопровождении свиты, вошёл Великий герцог. Немного не дойдя до хозяйки дома, остановился и отвесил вежливый поклон, впрочем, тут же выпрямившись и обведя взглядом присутствующих. Его куртка чёрного бархата, в прорезях которой виднелась белоснежная тончайшая ткань рубашки, посверкивала бриллиантовой вышивкой, образующей стилизованные розы. Вошедшие с ним граф Скал'ле, дядя — командующий пехотой и маршал Редрик церемонно остановились сзади, соблюдая дистанцию.

В противоположных дверях, распахнутых настежь, появились два пажа и встали по обе стороны от входа. В зал вошли герцог Гаррет, сопровождаемый графом Гуго, и граф Эдгар. Слегка поотстав, за ними плёлся маркиз. Он едва переставлял ноги, тряс головой, и имел вид постороннего человека. Герцог, в кафтане тонкого малинового бархата, вышитом руками жены мелким жемчугом, незаметно оправлял кружевные манжеты. По краям рукава посверкивали камни в цвет ткани. Вошёл в двери и встал немного в стороне рослый светлобородый человек в кожаном камзоле, перетянутом широким ремнём с длинным кинжалом на поясе, украшенным большим камнем на рукояти. Его сопровождал молодой воин, одетый под стать старшему товарищу.

Когда смолк невнятный шум, сопровождавший появление гостей, графиня кивнула церемониймейстеру. Стукнув жезлом по плиткам пола, тот провозгласил начало переговоров.

Неторопливо опустившись в кресло и предложив гостям занять стулья, выстроившиеся вдоль стен по разные стороны, хозяйка дома сказала:

— Уважаемые гости, оказавшие мне честь и посетившие этот дом, донесли нам весть посредством господ герольдов, присутствующих здесь, — она поочерёдно склонила голову к обоим, те так же церемонно поклонились в ответ, — донесли нам весть о том, что обоюдное стремление достигнуть взаимопонимания выразилось в пожелании обеих сторон провести переговоры при личной встрече.

Гости, рассевшиеся на высоких стульях, дружно кивнули.

— Прошу вас вести переговоры, которые я даю возможность осуществить в моём доме, соблюдая законы учтивости и гостеприимства. Итак, начинайте.

Герцог Гаррет кашлянул, оглядывая свою свиту. Но Великий герцог опередил его.

— Не могу сказать, что моё желание поговорить с вами, господа, было таким уж горячим. Но раз уж мы собрались здесь, при посредничестве любезной госпожи графини, — он глянул на Амелию, натянуто улыбнувшись, — то я хотел бы выяснить кое-что.

Голос Великого герцога, вначале вполне мирный, повышался к концу, закончив фразу, он фыркнул и откинулся на стуле, дёргая себя за кончик уса.

— Мы собрались здесь, чтобы обсудить все интересующие нас вопросы, — вклинился в возникшую паузу Гаррет.

— Вы были вынуждены это сделать, — сварливо откликнулся Великий герцог, недовольный, что его перебили, — наши дела куда как хороши!

— Я бы так не сказал, — спокойно парировал граф Эдгар. — Сейчас силы примерно равны.

Тот ответил, расправляя усы:

— Во всяком случае, мы не прибегаем к разным уловкам и хитростям, чтобы достичь преимущества! А если полученное накануне подкрепление — это всё, что у вас есть, этим вы нас не остановите.

— Должен сказать, что скоро сюда прибудет наш государь. — Гаррет взглянул на Эдгара, тот кивнул. — Его величество прибудет сюда, и я думаю, многое разрешится само собой.

— У меня лично к вашему королю только один вопрос. — Великий герцог дёрнул углом рта. — Что он сделал с моими послами, которых я имел честь отправить в столицу?

— Уверен, вы получите ответы на все вопросы, — твёрдо ответил герцог Гаррет, теребя манжеты.

— Посмотрим. — Тот пренебрежительно скривился. — Надеюсь, ваш король умеет драться на дуэли. Если меня не удовлетворит его ответ, я смогу получить его другим способом.

Все беспокойно задвигались на своих стульях. Маршал Редрик неодобрительно нахмурился. Гаррет и Гуго тревожно переглянулись. Посол с севера улыбнулся в бороду. Его молодой спутник горящими глазами окидывал собрание, подавшись вперёд.

— Должно быть, Великий герцог шутит? — маркиз, помаргивая, оглядел собрание. — Неужели для того, чтобы получить ответ на свой вопрос, требовалось переходить границы?

Маршал крякнул. Герцог Гаррет засопел, нагибая голову и дёргая кружево на рукавах.

— Я и не думал шутить! — рявкнул Великий герцог, привставая на стуле. — И этот вопрос я буду обсуждать только с равным мне по положению человеком! А я вижу, здесь таких нет!

— Господа, господа! — графиня Амелия попыталась успокоить взбудораженных гостей. — Прошу вас, не повышайте голос. Так вы ничего не добьетесь.

Бледный герцог Гаррет, оглянувшись, выслушал наклонившегося к нему секретаря. Поднялся со стула и поднял руку, привлекая к себе внимание. Все немного смолкли и посмотрели на него.

— Господа. — Гаррет откашлялся. Всё так же хрипло выговорил: — Мне доложили, что только что Его величество прибыл в за́мок, и сейчас будет здесь.

Собравшиеся в зале притихли. Все взгляды обратились на высокие двустворчатые двери, украшенные позолоченными гербами.

Пажи, стоявшие у входа, почтительно придержали створки дверей, отступая к стене и пропуская двоих молодых людей, появившихся в сопровождении небольшой свиты. Вошедший первым молодой человек в кафтане синего бархата приблизился к возвышавшемуся в центре у стены широкому креслу на львиных лапах, и остановился, лёгким кивком приветствуя хозяйку дома. Вставший немного позади граф Ноэль улыбнулся тётушке.

Графиня не улыбнулась в ответ. Поднявшись из кресла, она суровым взглядом обвела молодого человека в синем кафтане. Лицо её побледнело, она сжала тонкими пальцами складки подола парадного платья, слегка отводя в стороны и приподнимая над полом, образуя тонкий просвет. И медленно присела, склонив голову. Сверкнула бриллиантовая диадема, графиня Амелия выпрямилась и осталась стоять у кресла.

— Ваше величество, я благодарю вас за оказанную честь. Счастлива видеть вас в моём доме.

В зале повисла тишина. Только слышно было, как потрескивают огоньки в огромной люстре.

— Так это ваш король? — громкий голос Великого герцога нарушил молчание. Поднявшись, как и вся его свита, с места, он сделал шаг в сторону молодого человека. — Он не слишком похож на свой портрет, который мне прислали не так давно. Скорее это наш кузен Леонел, которого я знавал когда-то.

— Вы не ошиблись, дорогой кузен, это действительно я. Рад вас видеть здесь, в этом доме, хотя и не при слишком радостных обстоятельствах.

По залу прокатился встревоженный гомон. Маркиз, с трудом удерживаясь за спинку своего стула и тыча дрожащим пальцем в Леонела, хрипло выкрикнул:

— Это не он! Тот погиб на охоте! Это все знают! — и, обессилев, опустился на сиденье, отдуваясь и глядя вокруг выпученными глазами.

— Слухи о моей смерти весьма преувеличены. — Леонел усмехнулся, подошёл к графине Амелии. Та церемонно отступила в сторону, вставая у подлокотника широкого кресла. Он взглянул на резные ножки и вышитые львами сиденье и спинку. Провёл пальцами по переливающейся поверхности ткани.

— Думаю, сегодня мы разрешим все вопросы.

И уселся в кресло.

— Вы можете говорить, господа. Продолжим переговоры.

— Герцог, скажите что-нибудь. — Гуго, тараща глаза на сидящего в кресле человека, подёргал Гаррета за бархатный рукав. — Это невероятно!

Гаррет выдернул рукав из пальцев графа. Вышел вперёд, и, не дойдя до кресла, остановился. Пристально посмотрел на Леонела, его слегка вытянутое, простоватое на вид лицо осунулось, он глубоко вздохнул. Обернулся, обводя взглядом собрание:

— Я признаю в этом человеке нашего господина, Леонела д'Эксента. — и опустился на колено перед креслом, склонив голову: — Ваше величество.

Граф Гуго, выпученными глазами наблюдавший эту сцену, тяжело глотая воздух открытым ртом, двинулся с места, и, подойдя к Гаррету, последовал его примеру.

— Встаньте, господа. Я не сержусь на вас. Вы были введены в заблуждение, как и все остальные наши верные подданные.

Граф Эдгар, смотревший на них с окаменевшим лицом, двинулся с места и чётко стуча подошвами ботфорт по цветным плиткам пола, в свою очередь приблизился к креслу. Посмотрел в лицо сидящему. Сказал, не отрывая от него взгляда:

— Я знал, как выглядит Его высочество принц Леонел. Но мы все можем ошибаться. Может ли ещё кто-то поручиться, что это действительно он?

Маркиз, сидевший на своём стуле, вцепившись в обивку, провизжал с места:

— Говорю вам, это чудовищная ошибка! — и закрыл лицо руками.

— Разве моего слова вам недостаточно, граф? — мягко спросил Ноэль.

Тот молча продолжал смотреть на Леонела.

— Господа, я хочу сказать своё слово.

Это был посол с севера. Он, в сопровождении молодого спутника, приблизился к креслу и остановился, оправляя свой кожаный камзол. Его светлые глаза сощурились, почти утонув в мелких морщинках. Он улыбнулся, густая борода зашевелилась:

— Я хорошо знаю, как выглядит молодой Леонел д'Эксент. У нашего народа хорошая память на людей. Особенно на государей. А ваш покойный старый государь и его молодой сын нам хорошо известны. Наш прежний князь высоко ценил прежнего короля, думаю, наследник его достоин. — И, оглядев обращённые к нему лица, торжественно сказал: — Я, полномочный посол князя, признаю этого молодого человека как вашего нового государя.

— А признает ли ваш господин то же самое? — спросил Великий герцог. Он не упустил ничего, подойдя ближе и внимательно вслушиваясь в каждое слово посла.

Посол повернулся, и, отступив вбок, указал рукой на стоящего рядом молодого воина:

— Вы можете спросить его самого.

Молодой человек рядом с ним густо покраснел, его коротенькая медно-рыжая бородка почти слилась с залившимся румянцем лицом.

— Как, это ваш князь? — не сдержавшись, спросил граф Ноэль, удивлённо смотря на молодого человека. — Почему же об этом не объявлено официально?

— По нашим законам, после смерти старого князя прошло слишком мало времени. По истечении определённого срока будет собран совет старейшин, чтобы решить, достоин ли сын своего отца, и можно ли доверить ему судьбы нашего народа. До этого срока он является князем лишь по рождению.

— То есть он просто ещё не коронован, — нетерпеливо сказал Великий герцог, оглядывая покрасневшего молодого воина.

— Ну что же, здесь собрались люди равного положения. — Графиня Амелия посмотрела на него. — Надеюсь, теперь не будет препятствий в решении вопросов, для рассмотрения которых я предоставила свой дом.

ГЛАВА 38.

Фыркнув в усы, Великий герцог принялся неторопливо стаскивать с себя перчатку.

— Господин, — подался к нему маршал, протягивая руку.

— Оставьте, Редрик. — И, держа перчатку за краешек, сказал, глядя в упор на Леонела: — Ваше величество, что вы сделали с моими послами?

— Не забывайте, вы находитесь в моём доме! — бросила графиня.

— Вы обещали соблюдать спокойствие! — попытался вклиниться Гаррет.

Тот, не обращая на них внимания, двинул рукой, перчатка качнулась.

— Вам нечего мне ответить?

Все притихли, глядя, как раскачивается над мозаичным полом кожаная перчатка.

Великий герцог медленно разжал пальцы, перчатка качнулась в последний раз и упала в подставленную руку.

— Не стоит бросаться вещами, это дурная привычка, — немолодой, осанистый человек рассматривал подхваченную им вещь, поглаживая чёрную с проседью бороду. Все отступили, глядя на незаметно появившегося среди них представительного господина.

Издав горлом невнятный звук, Великий герцог подскочил к нему, ухватил за ворот короткого чёрного камзола:

— Виконт Вин Горин'т, как вы смели оказаться мёртвым, разрази вас гром? — и обнял его, хрипло смеясь.

Осторожно высвободившись, посол склонил голову.

— Простите меня, господин.

— Нет, я прощу вас, виконт, только узнав всё. Я едва не вызвал на поединок моего гостеприимного кузена Леонела! — Великий герцог оглядел свою свиту. Маршал Редрик облегчённо оправлял усы. Граф Скал'ле, глядя на посла, тщетно пытался сглотнуть.

— Я счастлив, что вы не успели этого сделать, мой господин. Ведь я ещё не передал Его величеству своих верительных грамот. — Посол почтительно поклонился. — Слух о том, что, получив известие о моей предполагаемой кончине, господин перешёл границы государства, поразил меня в самое сердце и вынудил покинуть убежище, где я скрывался до сих пор.

— Вы скрывались? От чего?

— Не от чего, а от кого, мой господин, — посол помедлил, гладя бороду, и покачивая головой, — с тех пор, как на мою жизнь покушались люди, приставленные охранять её, я не знал, кому доверять.

— Этого не может быть. Я сам подбирал вам охрану, господин посол. — Граф Скал'ле снисходительно улыбнулся. — Должно быть, вы нанимали ещё людей.

— Да, начальник моей охраны нанял людей по дороге. Оказалось, что дороги небезопасны.

— Значит, вы должны винить только себя и глупость начальника охраны.

— Я бы не назвал это глупостью, — ответил посол, глядя на Скал'ле, — когда меня вытащили из кареты, я увидел его дружески беседующим с одним из убийц.

— Это был ваш человек, граф? — ледяным голосом спросил Великий герцог.

— Мой господин, мне его рекомендовали как отличного охранника. Я обманулся, как и все остальные. Это чудовищная ошибка.

— И ошибкой я бы это не назвал, — виконт Вин Горин'т оглянулся, отыскивая кого-то взглядом. — Я сам слышал, как убийцы обсуждали размер оплаты за мою голову. Им дали задаток, и они надеялись вскоре получить остальное.

— И вы слышали, кто заплатил за это?

— Сам я не слышал. — Посол отыскал глазами скромно стоящего в стороне человека. — У меня есть свидетель, который может рассказать больше. Этот человек помог мне в минуту опасности и оказал помощь. Я попросил его сопровождать меня сюда и пролить свет на это дело.

— Кто вы такой, любезный? — Великий герцог, крутя ус, внимательно оглядел свидетеля. На новеньком, уже немного потрёпанном камзоле тонкой кожи подошедшего к ним человека виднелись потёртости от кирасы. Щеголеватые высокие сапоги со следами снятых шпор были недавно вычищены, и источали запах ароматного масла.

— До последнего времени я находился на службе у Его высочества, герцога Анри. Меня зовут барон Эверт. Этой весной я покинул службу Его величества Леонела, ввиду возникших между нами разногласий, — барон Эверт легонько улыбнулся, склонив голову в сторону Леонела, — и направился в столицу в поисках пропитания.

— Короче, вы бросили своего господина и переметнулись к другому? — брезгливо спросил Великий герцог.

— Можно сказать и так. По пути от резиденции бывшего моего господина мне пришлось стать свидетелем трагической сцены нападения на карету господина посла, — барон поклонился в сторону виконта Вин Горин'та. Тот кивнул, поглаживая бороду. — Мне с моим товарищем, сопровождавшим меня в дороге, удалось предотвратить гибель этого милого человека. В ответ господин посол поделился со мной своими соображениями о причинах этого досадного происшествия. Мы решили, что жизнь господина виконта всё ещё в опасности, и сочли за лучшее поселить его в укромном месте, где он мог бы залечить свои раны и выждать благоприятное время.

— Вы были ранены, мой друг? — с тревогой спросил господин своего посла.

— Всё уже прошло, я вполне здоров. Господин барон оказал мне своевременную помощь.

— Очевидно, я должен поблагодарить его, — сказал Великий герцог, дёргая себя за кончик уса и недоверчиво глядя на барона. — Вы спасли одного из самых моих близких дворян.

— Не уверен, что вам захочется благодарить меня, когда я закончу свой рассказ, — барон Эверт взглянул на посла.

— Прошу вас, мой господин, выслушать до конца, — тот вздохнул, — это касается всех нас.

— На службе у Его высочества мне посчастливилось преуспеть, мой господин доверял мне, и вскоре позволил вести его самые личные дела. В том числе он доверил мне свою почту.

Граф Скал'ле обвёл глазами говорившего. Его надушенные сапоги. Его ловко сидящий, очевидно дорогой камзол тонкой цветной кожи, скроенный по последней столичной моде; его непринуждённую, глядя в лицо собеседника ясными глазами, манеру разговора, которая ему самому никак не давалась. Отметил словно оспой побитое лицо и некрасивый розовый шрам, пересекающий левую бровь. Ему вдруг стало душно. Он перевёл взгляд на висящую под потолком огромную люстру. Её множество огней слепили глаза, заливая круглый зал цитадели нестерпимым сиянием. Он машинально провёл рукой по шее, отводя пальцем тесный воротничок.

— Мне пришлось прочесть некоторые из писем, и я с удивлением заметил, что в них говорилось о покушении на господина посла. Когда же мой господин продиктовал мне ответ на них, я понял, кому они предназначались. Тогда же мне стало ясно, кто оплатил голову господина виконта. Этого человека зовут...

Виконт Вин Горин'т, быстро двинувшись вперёд, крепко ухватил за запястье графа Скал'ле, нырнувшего ладонью в рукав.

Коротко взглянув на заслонившего его посла, барон спокойно закончил:

— ...зовут граф Скал'ле.

Дёргая рукой, пытаясь вырваться из плотной хватки виконта, фаворит прошипел:

— Кто тебя нанял? Это всё ложь, от начала и до конца!

— Мой господин герцог Анри был весьма честолюбив и не гнушался для достижения своих целей пользоваться услугами самых разных людей. В минуту откровенности он рассказал мне о небольшом вояже инкогнито по соседским приграничным землям, предпринятом господином Скал'ле. Во время этого путешествия он и познакомился с герцогом Анри, тогда ещё не занимавшим такого высокого положения и объезжавшим южные провинции со свитой принца. С тех пор и началась их взаимовыгодная дружба. У графа было множество связей среди самых различных слоёв местного населения, в том числе и с самого низа. Эти люди были готовы за деньги предоставить любые услуги. Когда стало известно о посольстве, возглавляемом виконтом Вин Горин'том, хорошим другом и доверенным лицом великого герцога, у графа Скал'ле и герцога Анри возник план. Граф давно точил зуб на виконта, который недолюбливал фаворита, и не упускал случая указать своему господину на любой его промах. Скал'ле стало известно, что виконт перехватил одно из писем графа, где дела фаворита представали в невыгодном свете. Это письмо господин Вин Горин'т носил с собой и, очевидно, взял в дорогу вместе с другими посольскими документами. Мой же господин, герцог Анри, всегда желая отличиться и показать своё превосходство над старшим братом, мечтал обрести славу полководца. Нападение на посольство сулило заманчивые возможности. Они с графом Скал'ле тщательно обсудили план действий, и даже договорились, до каких границ могли дойти военные действия. Ведь разгром в войне с южным соседом не входил в планы герцога. У каждого из них были припасены весомые аргументы на случай, если компаньон зарвётся и захочет зайти слишком далеко. Поэтому они постоянно обменивались информацией, сообщая друг другу о своих делах.

Думаю, господин узнает, кто из его приближённых писал это письмо, — барон протянул Великому герцогу тонкий, почти прозрачный листок. — Такие вещи обычно не доверяют секретарю.

Тот заворожённо взял листок, расправил, вглядываясь в мелко выписанные строчки. Перевёл неверящий взгляд на фаворита. Тот задёргался, отталкивая от себя посла и глядя на подошедшего с другой стороны маршала Редрика, положившего ладонь на эфес и гадливо кривившего губы.

— Маршал, — сказал холодно Великий герцог, аккуратно складывая листок и глядя на позеленевшего графа, — арестуйте этого дворянина. Когда завершатся переговоры, я займусь его персоной.

— Господин, это ошибка! Это происки врагов! Верьте мне!

Отвернувшись от выволакиваемого из зала бывшего фаворита, Великий герцог сказал:

— Прошу прощения, Ваше величество, за эту неприятную сцену. Думаю, теперь мы сможем понять друг друга.

— Господа, не будем терять времени и начнём. — Герцог Антуан посмотрел на маркиза Сильвана, наконец устроившегося на мягком стуле. Тот согласно покивал.

Эльвира, тщательно разложившая края юбки, выпрямилась на стуле по другую сторону камина и улыбнулась.

— Сожалею, что вынужден принимать вас наспех, но события меняются слишком быстро, и нам уже не до церемоний. Тот, кого называют Леонелом д'Эксентом, занял уже самый крупный город вблизи столицы и приближается к нам. Он не встречает на своём пути никакого сопротивления. Города открывают перед ним ворота, местные жители повально клянутся в верности.

— У вас есть сведения о местонахождении нашего государя Филиппа? — запнувшись на имени, спросил член парламента.

— С тех пор, как Его величество был вынужден покинуть столицу в связи с ужасными известиями, он прошёл значительное расстояние до места событий. Теперь он повернул обратно к столице и находится примерно на равном от неё пути, что и тот, другой. — Герцог покашлял, покрутил головой.

— Вы получали бумагу с требованием закрыть ворота перед претендентом?

— Так же как и от другого.

Все понимающе переглянулись. Весть о письме, доставленном взмыленным гонцом, обсуждалась во всех домах. Только вот герольд, привезший бумагу от Леонела, которого уже кое-кто принялся потихоньку титуловать государем, прибыл чуть раньше.

— Его величество Филипп обещает страшные кары тем, кто осмелится пойти против него, и занять сторону претендента. Леонел... Леонел д'Эксент сообщает о своём скором прибытии в столицу и желании обласкать всех, кто встретит его с должным почтением, и о нежелании вспоминать минувшие разногласия.

Член парламента вздохнул, оправляя тонкие манжеты и крутя на пальце фамильный перстень с крупным камнем. Маркиз заёрзал на своём стуле. Герцогиня Эльвира улыбнулась, наклоняя голову и оглаживая складки парчовой юбки.

— Мы все знаем, в каком затруднении вы находитесь, любезный герцог, — сказала она, лукаво взглядывая на хозяина дома, — что говорит ваша семья обо всём этом?

Герцог пожевал губами. Вспомнил упрямое выражение лица своей дочери, которое он хорошо знал с самого её детства. И решительный взгляд молодой жены, непроходимой дуры, но прекрасно чующей малейшие дуновения.

— Должен признаться, моя семья поддерживает не того человека, которого можно было бы от них ожидать. Моя дочь решительно заявила, что не желает возвращения законного супруга, и предпочитает удалиться от мира, лишь бы больше не видеть его в своём доме. Боюсь, все эти подруги и мачеха оказали на неё сильное влияние.

— Тогда я не побоюсь сообщить вам о приватной беседе, которая у меня была с новым председателем торговой гильдии. Вы все знаете, они ссудили значительные деньги государю. — Член парламента поскрёб щёку, пухлые пальцы с ухоженными ногтями оставили на округлой щеке красные полосы. — Так вот, этот молодой председатель сообщил мне, что они надеются сполна возместить свои расходы, получив значительные выплаты от претендента. Думаю, они будут голосовать за то, чтобы впустить в столицу господина Леонела.

— А как насчёт того миленького замка, который я уже отчаялся получить? — проскрипел маркиз, подаваясь вперёд, — не захочет ли Его величество отблагодарить своих верных подданных?

— Тогда и я сознаюсь вам, господа, — Эльвира вздохнула, подняла красивую головку, оглядывая всех присутствующих блестящими глазами, — мой муж, герцог Гаррет, присоединился к партии претендента вместе со своими сторонниками и войском. Теперь он идёт с ним к столице. Я получила от него письмо. Он пишет, что Его величество государь Леонел простил его, и принял так любезно, что лучше и желать нельзя. И мы надеемся вскоре получить от господина хорошие земли, что уже заверено документально.

— Жаль, что я тогда не отправился вместе с графом Гуго. Я оказался бы в лучшем положении, чем теперь, — задумчиво протянул член парламента.

Маркиз захихикал, потирая сухие ладони.

Фидо вышел из палатки своего господина и оглядел лагерь. Расположившееся на короткий привал войско белело россыпью палаток, светя многочисленными огоньками костров по обе стороны от большого северного тракта. Он пошёл наугад, почти не замечая, куда ступает. Перед глазами стояли неровные строчки письма, полученного герцогом от госпожи Эльвиры. И раскрасневшееся от радости лицо хозяина: "Фидо, дорогой Фидо, она беременна! Я уверен, что это будет мальчик!"

— А ты ещё на что-то надеялся, дуралей, — сказал он сам себе, решительно поворачиваясь на месте, чтобы вернуться назад.

Услышал короткий удивлённый вскрик. Взглянул на столкнувшегося с ним человека.

— Простите, я вас толкнул.

— Глаз у вас нет? — сердито спросила женщина, держась за его рукав и оглядывая секретаря блестящими голубыми глазами.

Он моргнул. Её глубокий низкий голос ничем не напоминал голос Эльвиры, но Фидо почувствовал, как по руке его, за которую держалась эта незнакомая женщина, пробежали мурашки.

— Я задумался. Простите меня, госпожа...

Женщина улыбнулась.

— Меня зовут Матильда. Вы не могли бы показать мне палатку господина посла? Он просил погадать ему на будущее.

— Вы гадалка? — спросил Фидо, глядя на её гладкие, белые руки, унизанные браслетами, на густые серебристые пряди, выбившиеся из-под накидки. — Это не слишком поощряется у нас.

— Но я надеюсь, вы меня не выдадите? — Она посмотрела ему в глаза. Глаза её смеялись.

— Обопритесь на мою руку, здесь можно ушибиться. Я провожу вас.

Она взялась за протянутый локоть, положила на рукав тонкие пальцы, украшенные перстнем с зелёным камнем.

— Как вас зовут?

— Федерик, госпожа Матильда.

— Пойдёмте, Федерик.

ЭПИЛОГ.

Дрозд поковырял пальцем в кучке золота, разложенной перед ним на плаще. Сидевший рядом Башмачник деловито подбирал свои монетки по одной, пряча в кошель, пришитый под курткой, бормоча себе под нос "одна, две, три, ... десяток". Считать он мог только до десяти.

— Что же теперь, вот так и разбежимся? — угрюмо спросил Дрозд.

Купец, устроившийся на свёрнутом плаще, наброшенном на аккуратно упакованный мешок, улыбнулся, показав крупные белые зубы. Кудрявая щегольская бородка, в чёрных завитках которой уже проглядывали редкие седые волоски, встопорщилась, он пригладил её ладонью и промурлыкал:

— Это уж теперь вам решать. Хотите — оставайтесь. Поживы сейчас хватает.

— А ты брезгуешь, Купец? — Курок погладил уложенные в мешочек монеты, ощупывая свою долю. — Ведь дельце-то выгорело?

Тот ухмыльнулся, как сытый кот.

— Да, ребята, денежки я ваши выбил. Всё до монетки. И называйте меня теперь Мерк, сколько можно повторять. А что нас осталось мало, так даже лучше вышло, — он оглядел убывающие кучки золота, — и даже Кривой не нужен оказался.

Все промолчали, подбирая последние монетки.

— Да только ведь ненадолго всё это. Те ребята, что нам дела подбрасывали, с гнильцой оказались, и где они теперь? Были, да все вышли! По делам получили, вот как! Я так скажу — в нашем деле надо вовремя соскочить с лошадки, а кто не успел, тот олух! Потому как плохо кончит. А раз нам хорошие люди предлагают верное дело — и за прошлые подвиги прощение, и службу непыльную, надо обеими руками хватать. Такие случаи на дороге не валяются. Это же дело беспроигрышное.

— Ты и в прошлый раз говорил — верняк. — Дрозд отодвинулся от плаща. Тяжесть золотых монет придала ему уверенности. — Кто это тебе обещал?

— Не тебе чета, кто обещал. Сам король полную амнистию объявил. А один человечек словечко замолвил. Так что, кто со мной хочет, милости прошу. А кто не хочет — как хочет. Держать не будем.

— Да что я, себе враг? — довольным голосом сказал Башмачник, придерживая за пазухой мешочек. — Я с тобой, Купец. А Кривому земля пухом.

— Вот и ладненько, — промурлыкал Мерк.

Дрозд хмуро кивнул, золотые на груди тихо звякнули.

— Прошу прощения, Ваше величество, здесь ещё не успели навести порядок. — Почтительно придержавший дверь секретарь опустил глаза, вспоминая, поменяли слуги гобелены на стенах, или оставили те, что так нравились герцогу Анри. Фривольные эти полотна мешали служанкам убираться в комнатах. Во всяком случае, выходили они из роскошных апартаментов нескоро.

— Ничего, любезный. — Леонел неторопливо прошёл мимо склонившегося молодого дворянина и дежурившего у входа гвардейца. Тот молодцевато вытянулся. — Тут довольно мило. Никого ко мне впускайте. Если прибудет граф Ноэль, проводите его в мой кабинет.

Секретарь с поклоном притворил за ним дверь.

Леонел бросил перчатки на столик у двери и огляделся. У зажжённого камина, прямо на коврике, сидел человек в отороченном куницей халате. При появлении гостя он не обернулся, поправляя тлеющие угли. Взметнулись язычки пламени, он отодвинулся, поджимая под себя босые ступни и оправляя цветастый халат.

Он подошёл и сел на коврик рядом. Подвигался, складывая ноги в неудобной позе.

— Почему ты не сидишь в креслах? Здесь полно мебели.

Тот обернулся.

— Здравствуй, Лео.

— Добрый день. Если бы я не велел отвести тебя в эти апартаменты, ты так бы и остался в той каморке.

— Там было чудесно. Тепло, уютно, а главное — тихо.

— Мне надоел этот спектакль. Я любезен со всеми, даже с явными мерзавцами, которые в своё время воткнули нож в спину моему отцу. А с человеком, который это действительно заслуживает, я обхожусь, как с врагом.

— Хорошо. — Барон Эверт потянулся, зевая. Халат разошёлся, показав тонкую нижнюю рубашку. Он запахнулся. — Это всё, что мне сейчас нужно.

— Может быть, прислать тебе девицу? Постирать, пошить... обогреть?

— Я ещё не оправился с тех пор, как прелестная Мадлен дала мне отставку. И это после того, как я выпросил для неё место при дворе.

— Мадлен? Это такая миленькая лисичка? Я думал, ты рассчитываешь на её услуги в ответ.

— Всё что хотел, я уже получил от неё авансом. Просто девчонка предпочла мне моего телохранителя. А ведь могла бы неплохо устроиться.

— Женщины.

— Ничего, я отомщу им обоим. — Барон усмехнулся. — Как только Рой оправится, я отведу голубков к алтарю.

Лео вздохнул.

— Хотел бы я так же отомстить Алине. Бедняга Сиггел, мне даже стало жаль его. Она сбежала с первым попавшимся офицером, как только всё открылось.

— Если к другому уходит невеста... Не жалей. Скоро у тебя будет возможность утешиться. Я поговорил с господином послом. Он уверен, что наш союз ждёт прекрасное будущее. И предлагает закрепить отношения крепким браком. Ведь ты, к счастью, ещё свободен.

— С каким это послом ты говорил? — Лео подскочил на коврике.

— Честно говоря, я обсуждал вопрос о твоей женитьбе с обоими послами. Оба горят желанием породнить своих господ с твоей королевской особой. Тут главное — хорошенько выбрать.

— Да как ты смел решать это за моей спиной! — Лео задохнулся, ухватывая Эверта за отворот халата и дёргая изо всех сил. — Проклятый идиот!

Тот спокойно отвёл его руку.

— Что ты так бесишься? Ты и так слишком засиделся в холостяках. Дождешься, что тебя окрутит первая попавшаяся девица. Мало тебе Алины?

Леонел покраснел.

— К тому же никто тебя не заставляет жениться немедленно. — Барон ехидно улыбнулся, глядя на него. — У Великого герцога есть сестра. Правда, старшая. Но по-своему недурна. Если тебе нравятся жгучие брюнетки. А вот у молодого князя премиленькая сестрица. Мне принесли её портрет. Хочешь, покажу?

— Не надо.

— Ну, как хочешь. Он лежит на столике у входа. Под твоими перчатками.

— Ладно, — отдуваясь, выговорил Лео, крутя головой. — Пусть. Но скажи мне, что это за история с землёй, которую я даровал тебе? Мне принесли на утверждение твоё завещание.

— А ты думал, господин Гаррет присоединился к тебе из-за твоих красивых глаз? Мне пришлось обещать им, что, как бы ни повернулось дело, и какой претендент ни пришёл бы к власти, землю они получат. Беспроигрышное дело.

— Ты отдал им своё баронство?

— Моя сестра способна на отчаянные поступки только от одной любви — любви к выгоде. Прости, Лео.

— Ты, кажется, говорил, что у тебя есть родственник. Мальчишка. Мне найти ему место, или ты и ему что-то отдал?

— Если я пойму, что Тео таскается за мной в надежде на наследство, я тут же дам ему пинка под зад. И пусть пока побудет при мне. Он ещё слишком неотёсан.

— Придётся мне наказать тебя. Кажется, в своё время мой дед так же обошёлся с твоим дедом. Он отправил графа Данкана в своё поместье с глаз долой.

— Твой дедушка был мудрый человек.

— Прекрасно. У меня есть на примете уютный за́мок с куском земли, поросшей лесом. Кстати, с титулом графа, как приложение. Сплошное уединение, куда ни глянь. Отправляйся туда.

— Спасибо.

— И не забудь навестить отца Бители. Он надеется отыграть у тебя партию в шахматы. Что ты у него выиграл в прошлый раз?

— Он не сказал? Ну что же, предоставлю ему возможность отыграться.

— Ты не уедешь сразу? Хочу видеть тебя на своей коронации.

— А вот этого зрелища я не упущу. Не зря же я старался?

Новоявленный граф пошевелил угли, и огоньки в камине заплясали, образуя причудливые фигуры, видные лишь ему одному.

— Чем будете платить, господин? — владелец судна оглядел стоящего перед ним мужчину. Тот, в сопровождении немногочисленной группы спутников, уже давно ходил по причалу, ведя переговоры то с одним, то с другим моряком. Не сторговавшись, шёл дальше. Это судно было последнее в ряду, и владелец спокойно ждал у борта, ожидая, чем кончится дело.

— Нет, этого мало, — выслушав предложение, протянул хозяин, поднимая глаза к небу и разглядывая бегущие облака. — Плыть далеко, а погода, сами знаете. Добавить нужно.

Мужчина засопел. Яростно сдёрнул с себя подбитый дорогим блестящим мехом плащ и бросил хозяину:

— Вот, возьми.

Тот неторопливо осмотрел вещь. Вещь была ценная, но он ничем не выдал своего удовлетворения от сделки.

— Ладно. Поднимайтесь.

Устроившись на палубе, Филипп смотрел, как удаляется берег. По небу бежали хмурые облака, закрывая быстрой тенью палубу, делая лица его спутников, последовавших за ним в другую страну, ещё более печальными. Он вздохнул, опуская голову на руки, заметив краешком глаза пристальный взгляд одного из них, брошенный из-под надвинутого капюшона. Лицо немолодого слуги, испещрённое оспинами, было некрасиво, широко и угрюмо. Где-то он видел его, но не мог вспомнить. Филипп закрыл глаза, чтобы не видеть навсегда оставляемый за кормой берег, и задремал, ни о чём больше не думая.

Март — декабрь 2009 г.