Немало, однако. Но и немного, учитывая масштабы моих задумок. А вообще хрен его знает, в ценах я до сих пор слабо ориентируюсь. Разные они в, казалось бы, близких городах.

— Моих личных денег сколько?

— Шестьсот ливров! — гордо доложил Тук. — Обол в обол. Это с монетой, взятой у эконома.

Как бы это уже лучше. А... Стоп!

— Сколько денег у работорговцев взяли?

— Щас... — Тук допил вино и заорал. — Иост, доклад!

Из соседней комнаты появился мой паж и поставил на краешек стола тяжелый сундучок...

— Это чья обязанность? — я прищурился и посмотрел на шотландца.

— Так... моя, монсьор, — немного смутился Тук. — Ну и парню практика нужна. Для чего я его считать — писать учил?

— Ладно... — смилостивился я, ибо сил гневаться уже не было, — и показал на край стола. — Садись там, Иост, докладывай и поешь.

Парень довольно вспыхнул от оказанной чести, еще бы, с сеньором за одним столом пригласили откушать и, вытянув из рукава клочок бумаги, затараторил.

— Значится так... четыре десятка кучек по десять десятков, вот таких монет... — парнишка вскочил и передал мне в руки серебряный су.

— Тебя что, дамуазо Логан дальше десяти не научил считать? — поинтересовался я у пажа, покрутив монету в руках.

— Учил, конечно, но я так считаю для пущей надежности, — поклонился мальчишка. — Значится дальше... и две кучки по десять монет вот таких...

На этот раз он мне вручил золотую монету с каким-то мужиком, на коленях принимающим знамя из рук Иисуса Христа.

— Как называется? — я бросил ее Туку.

Шотландец мельком глянул на монету и вернул ее Иосту:

— Цехин. Венецийский цехин, монсьор. Добрая монета.

Иост сверился с бумажкой и продолжил:

— И три кучки по десять монет вот таких...

В моих руках очутился серебряный стюрвейер.

— Так сколько итого? — спросил я у парня и поощрительно улыбнулся, ожидая, что он мне отбарабанит сумму.

Но дождался только сконфуженного выражения лица у мальчишки.

— Так далеко мы еще не учили, монсьор... — промямлил он.

— Эх ты, разумник... — я ласково потрепал его по непослушным вихрам и разрешил поесть.

— Серебра примерно на двести ливров, монсьор, ну и тридцать золотых цехинов, — подытожил Тук.

— Братец, а ты прикидывал, сколько весь товар с шебеки стоит?

— Дык, точных цен мештных я не знаю, моншьор, — прошамкал с набитым едой ртом шотландец. — Тут не Бургундия. Но мнитшся мне, что этот шид ободрать хотел эконома как липку. Шами пошудите, за рабов по шетыре гульдена — это уже што двадцать и товару у нас на три шотни, не меньше...

— Прожуй.

— Што, моншьор? — опять прошамкал Тук и, состроив зверскую рожу, показал кулак отчаянно старавшемуся сдержать смех Иосту.

— Ладно... proechali... — я махнул рукой, удобней устроился в кресле и, попивая вино, постарался прикинуть свои дальнейшие действия.

Трофейную монету однозначно реквизирую в свою пользу и пущу ее на обустройство мастерских. Литейка обязательно нужна, оружейная мастерская, кузня... и все такое прочее. Опять же деревеньку вторую заложу для своей дружины, мастеров и управителей. Селить их в Гуттене и смешивать с сервами считаю нецелесообразным. Разница великая между ними в статусе. Если денег не хватит на все, сотню возьму из бочонка, а остальное — в резерв. Это не мои личные деньги, а деньги компании и на нее и будут тратиться. Оружия прикупить — вооружить пополнение, хватит с головой, но это только в базовом варианте, а с претензией и на остальную экипировку опять расходы предстоят. Со временем шебеку возьмусь перестраивать и гавань нужно в бухте оборудовать... Еще чего интересного надумаю — вот тут заветный бочонок и пригодится.

А замок... для обустройства и восстановления замка у меня есть хренов работорговец в подвале. Стратегический ресурс, ебтыть. Если я правильно все понимаю, папаша за своего сыночка, при правильном подходе к ведению переговоров мне второй замок построит. И не только. Хотя всякое бывает...

Ладно, хватит пузо набивать, под дверью ближники мои уже топчутся, соображения свои изложить хотят. Пошарил взглядом по столу, выбирая, что еще слопать? И понял, что просто не влезет. Обожрался... Ну и не надо.

Возле коморки, наспех оборудованной под кабинет, толпились ближники и немного в стороне жался к стене староста, боязливо косясь на вооруженных до зубов головорезов.

Из общего вида, немного выбивались Фиораванти и Фен, они сидели на корточках и что-то в полголоса обсуждали в компании моего обер-мэтра-бомбардира Пелегрини. Архитекторов уже переодели, вымыли, обрили и теперь оба щеголяли лысыми головами. И это правильно, нечего лишних насекомых разводить.

Невольно припомнилось, как я встретил Тука и как он после купания в ледяном ручье, по моей настоятельной просьбе брил себе голову кинжалом. Твою же мать, как быстро время летит... А теперь вон у скотта грива уже как у лошади выросла, и он по моему примеру затягивает волосы в хвост на макушке. Но они у него длиннее, я периодически свои по плечи обрезаю. Согласно бургундской моде... модник, мля...

Волосы конечно дело наживное, чего не скажешь о месте их произрастания. Но с головами вроде у ученых все в порядке.

Граждане приближенные, увидев меня, дружно приняли строевую стойку и застыли в томлении, — кого же капитан дернет первого на ковер?

— Маэстро Фиораванти... — бросил я на ходу и вошел в комнату. — Прошу...

Стараниями челяди комнатушку уже привели в более-менее презентабельный вид. Смотрелось, конечно, еще по сиротски, но стол с креслом присутствовали. Даже ковер и пару древних гобеленов на стену повесили. Но ниче... без претензии, но со временем я тут Версаль устрою или даже лучше.

Поправил подушки на венецианском кресле и уселся поудобнее. Мне в этом кресле еще часа три сидеть, а седалище чай не казенное. Взял со стола очиненное гусиное перо и немножечко затосковал по-своему золотому 'Паркеру', оставшемуся в двадцать первом веке... М-да... печально, но, как это не странно, я уже этих мелких бытовых неудобств почти не ощущаю. Даже свыкся с бритьем жуткой опасной бритвой. Да и хрен с ним...

Ну и где эта творческая личность? Креакл, его мать...

Итальянский архитектор бочком проник в кабинет, загруженный рулонами бумаги. Иост уже мне успел нажаловаться, что он выпросил почти все наши запасы писчего материала и гусиных перьев с чернилами. Но я приказал не жлобиться и отдать все что потребует.

— Присаживайтесь, маэстро, — я показал ломбардцу рукой на табурет. — И докладывайте.

Архитектор поклонился и присел на краешек табуретки, не выпуская из рук свои записи.

— Сеньор барон, я хочу вам высказать некоторые соображения по устройству...

— Это немного позже маэстро... — я облокотился на стол и посмотрел в лицо ломбардцу. — Начнем с другого. Скажите, почему вы не спешите домой?

— Так заметно, сеньор барон? — ломбардец грустно улыбнулся. — Хотя с вашей проницательностью, это и не удивительно,— польстил он на всякий случай и печально вздохнул.

— Не вижу поводов для печали, маэстро. Для человека дом там, куда ему хочется возвращаться. Так что случилось?

— Увы, по не зависящим меня обстоятельствам возвращение в Геную для меня смертельно опасно... — ломбардец машинально провел ладонью по лысому черепу и пригорюнился. — Эта досадная история с фальшивыми монетами, забрала у меня все. И место в ложе, и доброе имя, и даже любовь...

Итальянец, перемежая свою речь горестными вздохами, поведал мне занимательную историю, как он со своим знаменитым дядей Аристотелем Фиораванти, взялся по заказу епископа Донателло Сфорцато сделать автоматизированный пресс для чеканки монет и как потом впал в немилость и по обвинению в чеканке фальшивых денег угодил в кутузку.

Насколько я понял, сам факт преступления присутствовал, конечно, в меньшем масштабе, чем предъявлялось, но причиной ожидаемо оказалась любовь. Это у Пьетро — а у дядюшки Аристотеля, того кто сейчас строит в Москве соборы и пушечные дворы, причина скорее всего была более прозаическая. Просто корыстная. Но ломбардец коснулся ее только вскользь, а я не стал выпытывать подробнее. Оно мне надо? Так вот...

Некая Бьянка Спалетти, дама полусвета, настолько вскружила голову любвеобильному Пьетро, что он, войдя в сговор со своим родственником, несколько раз использовал почти готовый пресс по назначению... Но не в ту пользу. Тайное стало явным, ибо оная Бьянка находилась в некоторой интимной связи, как раз с самим епископом и оба достойных представителей династии Фиораванти оказались в сырой темнице. Скандал замяли, постаралась ложа, но пришлось бежать под страхом смерти, ибо епископ поклялся спалить соперника, как еретика, если он, хоть ногой переступит границы Италии. И дядю, кстати, тоже, за компанию собирался поджарить. И они побежали... каждый в разную сторону. Аристотель в Московию, благо у него было уже приглашение от Ивана Третьего с обещанием 'гринкард', а Пьетро убыл на Мальту вместе со своей бригадой, у которой тоже рыльце было в пуху. Они маленько побуянили в траттории и не того, кого не надо по пьяни зверским образом прирезали.

— Весьма занимательно... — я постарался скрыть свою улыбку от ломбардца.

— И весьма печально, сеньор барон... — добавил архитектор и состроил жутко страдальческую рожу.

Да-а-а... вот как-то исторически сложилось, что особи мужеска полу всегда страдают из-за своей неуемной страсти к полу женскому. И в пятнадцатом столетии и в двадцать первом... Страдают, и одновременно не могут обходиться без источника своих страданий, который одновременно является источником вдохновения, наслаждения и объектом поклонения. И будет так всегда, хотя некоторые современные европейские тенденции могут поставить на этом жирную точку. Но мне этого содомского апокалипсиса, слава богу, уже не увидеть. Вот и славненько...

— Маэстро Фиораванти, я развею вашу печаль. Я дам вам работу, деньги, славу и вы сами не заметите, как рядом с вами окажется любовь и страсть. Право слово, не стоит расстраиваться по пустякам. Могу, к слову сказать, что у вашего дяди Аристотеля все в порядке, он сейчас трудится над величественным проектом и находится в милости у гранд-принца Московии.

— Но, откуда?!... — ломбардец от удивления вытаращил на меня свои выразительные черные глаза.

Вот черт... опять сболтнул лишнего... надо как-то вкручиваться...

— Я... я, просто в своих странствиях встретил послов принца Иоаннуса Московского и они мне за кружечкой вина рассказали все новости их великой страны. Но это лишнее... — поспешил я прекратить скользкую тему. — Предлагаю сосредоточиться на насущном.

— Да, да... — ломбардец суетливо развернул на столе лист бумаги. — Я очень рад, что с моим почтенным дядей все в порядке. Вот смотрите, сеньор барон. Это примерный чертеж замка после его полной перестройки...

— Главное, чтобы без ускорения, — пробормотал я, разглядывая эскиз.

— Простите, сеньор барон?

— Не обращайте внимания, лучше объясните, что во здесь будет?

Через час у меня голова кругом стала идти от громадного количества средневековых фортификационных и архитектурных терминов, но я одновременно проникся уважением к ломбардцу в частности, и к средневековому инженерному делу, в общем.

— Впечатляет, маэстро, впечатляет... — отодвинул я чертежи от себя. — А что вы мне скажите о маэстро Фене? Насколько он сведущ в вашей науке?

— О-о-о... — с пылом воскликнул итальянец. — Он мне оказал неоценимую помощь в планировании. Он великий мастер в деле деревянных конструкций и я решил, что всем связанным с деревом будет заниматься он. Просто у маэстро Фена в стране не используется в должной мере камень и это наложило определенный отпечаток на его мастерство. Опять же, он взял на себя все кровельные работы...

— В общем, я так понял, что вы поладили, — прервал я поток восхищений и любезностей. — Теперь такой вопрос. Вы сведущи в литейном деле?

— Я инженер, сеньор барон! — итальянец гордо вскинул голову, задрав свой выдающийся романский нос и выпятив не менее выдающийся подбородок. — Я лил колокола, я лил бомбарды, я лил... да спросите маэстро Пелегрини, он слышал о моем мастерстве... Я умею...

— Отлично, — я чуть не расхохотался, глядя на надувшегося собственной важностью ломбардца. — Верю, верю... Значит, вам еще предстоит спроектировать литейную мастерскую. Но это позже. Мне нужен от вас список всех необходимых материалов и потребность в сторонних специалистах. Причем уже завтра к вечеру.

— Как прикажете, сеньор барон, но, кажется мне, что камень вам покупать не придется, а понадобятся просто хорошие каменотесы. Совсем неподалеку есть заброшенная каменоломня. Как раз камень из нее и использовали в постройке этого замка...

— Это радует... — я в очередной раз прервал итальянца. — Да, кстати, вы обдумали цену ваших услуг?

— Я обдумал, сеньор барон, — с достоинством поклонился ломбардец. — Я не возьму с вас денег. Моя работа — это моя благодарность вам за спасение. Мне хватит ежемесячного скромного жалования и кормового содержания. Мои люди решили так же.

— Хорошо, маэстро. Сделаем так... Вы назначаетесь на должность обер-лейтенанта-инженера с жалованием в десять ливров в месяц и приличествующим содержанием. Жалование же вашим людям будет из расчета ливра в месяц. Так вас устроит?

Лицо ломбардца вспыхнуло от удовольствия и он, вместо ответа, глубоко поклонился мне.

— Вот и хорошо... — мне стало понятно, что я как всегда переплатил, но, честно говоря, от этого факта, я не особо огорчился, если ломбардец устроит все, так как запланировал, то этих денег он стоит.

— Вы свободны, маэстро, и пригласите сюда маэстро Фена, — пришлось погнать инженера с глаз долой.

Если я на каждого буду уделять столько времени как на этого итальянца, то освобожусь только утром и то не факт. Всех проблем за один раз не решить, поэтому потреблять людей буду только строго дозированными порциями. Меня Матильда уже в койке ожидает, да и у самого в голове и кое-где пониже совершенно ясное томление наблюдается, а приходится дела ворочать. И ничего не поделаешь...

— Господин! — в кабинет проник китаец и бухнулся у входа на колени, склонив голову и уперев кулак правой руки в ладонь левой.

— Встаньте, мастер Фен, и в дальнейшем не делайте так. Вы свободный человек и достаточно лишь поклона, и только в приличествующих случаях необходимо становится на одно колено.

— Как прикажете, господин! — мастер живенько принял вертикальное положение.

— Да, так лучше. Садитесь. Как вы устроились, мастер Фен?

— Очень хорошо, господин... — китаец опять почтительно склонил голову. — Нам с мастером Пьетро выделили целый шатер, и мы ни в чем нужды не имеем.

— Подходит ли вам наша пища?

Китаец едва заметно улыбнулся и коротко ответил на вопрос:

— Все необходимое есть. После рабской еды это просто дары богов. Хотя я немного тоскую по привычным для меня блюдам.