Если бы какая-нибудь пифия нагадала Эре еще пару недель назад, что она будет с нетерпением ожидать ответов какого-то ребенка или, забыв свои обязанности по поддержанию баланса Сил, будет за кем-то следить, похлеще ревнивой смертной, она бы рассмеялась подобной нелепице. Но что же теперь? Даркус превратился для нее в наваждение. Ей так хотелось, чтобы он был рядом. Всегда. До этого молчаливая, отстраненная, она чувствовала, что задыхается в этом древнем склепе без своего мальчика. Она создала целые отряды маленьких сыщиков из фей и нимф, которые наблюдали за ним и приносили ей извести о каждом шаге ребенка. Проснулся ли он или заснул, позавтракал или вновь часами смотрел в небо, забравшись на верхушку дерева, и забывал обо всем на свете.
'Почему его так манило небо, и почему в его глазах было столько одиночества? Разве жить одному так плохо?'
В нем было тайна, которую хотелось разгадать. Стоило только его ясным, будто очерченным углем чуть раскосым глазам встретится с ее, она забывала дышать. Такое было впервые за ее долгую-долгую жизнь. Чувства к живому существу впервые завладели ею, и она не знала, как с этим бороться. Все существа делились для нее на подчиненных и врагов, Даркус не относился ни к тем, ни к другим. Он был другим, он менял ее, нет, своим присутствием он заставлял ее становится собой, настоящей. Это было невыносимо, это было болезненно. Она ненавидела его за то, что сама себе стала казаться отвратительной, но она и любила его и ни за что бы не позволила кому или чему-либо встать между ними.
— Я люблю мастерить что-нибудь своими руками, — ответил Даркус. Праматерь и забыла, о чем спросила юного принца, — Сейчас покажу.
Молниеносно выпорхнув из комнаты на террасу, спустя секунду он уже стоял перед дриадой, протягивая ей что-то, завернутое в холщевую тряпку.
— Это я сам вырезал, — щеки Даркуса раскраснелись, он стеснялся собственной неумелой поделки, но, как и многие творцы, не мог не похвастаться своей работой, — Скажи, пожалуйста, что ты об этом думаешь, только честно.
Янтарные глаза загорелись от нетерпения. Женщина развернула ткань и уставилась на удивительно искусную работу. Видимо, предатель-исполин сбросил кору, потому как два бурых дракона смотрели на женщину в виде палочек для волос. До чего же красиво! Каждая чешуйка, каждый изгиб был выполнен с удивительным мастерством. Ящеры были, словно живые. Их глаза горели желтым огнем, а крылья распахнулись в полете. Эра опустила глаза. Ее мальчик даже не замечал, как, стараясь ни словом не упоминать Древних хищников, неосознанно окружал себя ими. Сцены охоты на дереве, изображения полета, украшающие дом изнутри, теперь вот эти палочки. Драконы не отпускали ребенка, как бы он ни старался доказать обратное.
'— Нет, зря я ей это показал, нужно было сначала закончить с крыльями, да получше все отполировать. Она явно сейчас скажет, что это просто корявая деревяшка', — переживал мальчик.
'— Если она так скажет, значит у нее попросту нет вкуса, — насупился Дракон, — Правда, если бы ты сделал ящера черным, как я предлагал...'
'— Опять начинаешь? Сам же знаешь, что у нас была только бурая кора, скажи спасибо, что феи, втайне от Эры, принесли нам острые камушки, иначе не было бы и этих поделок'.
'— За этих крылатых козявок я благодарен не буду! Вот если бы ты разрешил мне их съесть...'
'— Аарон!'
'— Это же надо было меня так унизить! В течение десяти, я повторяю, десяти минут, ты распинался и строил глазки этим стрекозам, а все для чего? Для того, чтобы подарить наше творение зеленовласому пупсу! Даркус, да ты смерти моей хочешь! Я старый больной Дракон, ты должен обо мне заботиться, а ты, ты забросил меня! Дракоша хочет эти шпильки!'
'— Дракоша хочет пинок под хвост! И с какого такого перепугу ты стал старым и больным?'
'— Ну, со старым это я действительно погорячился, — Дракон замолчал, и все веселье разом спало с обоих, — Но ты и сам знаешь, что будь я по-настоящему здоров, ноги нашей на Галее бы не было'.
'— Прости, это из-за меня ты не можешь обрести свободу'.
'— Мне не за что тебя прощать, я знал, на что иду. Это я не могу дать тебе Небо. А свобода... Зачем она мне? Скоро ты поймешь, что не в свободе счастье'.
'— Зачем ты выбрал меня, ты же знал, ты же видел, что я не такой, как все? К чему эта жертва?'
'— Если бы ты был мною и столько тысяч лет наблюдал за тем, как танцуют дети, обретая внутри себя Дракона и поднимаясь в Небо, ты бы знал, как я хотел воплотиться и создать со своей сутью и всадником новый мир. Я был одним из самых древних и сильных Хищников, но ты не представляешь, как я был одинок. Никто до тебя не мог захватить меня, никто не завораживал меня своим полетом. Ты же не пытался захватить Силу, ты не приманивал Древних Духов, ты весь пылал изнутри, прекрасный, не похожий ни на кого другого, поистине ценящий чужую свободу. Бесстрашный, если бы духи не подхватывали тебя каждый раз, что ты кружил над бездной, тебя бы давно не стало. Духи наблюдали, они все так хотели, чтобы в тебе была эта искра, чтобы зажечь их жизнь, но они боялись разбиться и потерять свою божественную суть. А я давно уверился, что не найду свое воплощение, что навсегда останусь бестелесным и мне никогда не творить миров, никогда не разделить любовь к нашему Всаднику. Но ты... Ты перевернул мой мир. Когда я увидел, как ты, бескрылый, без Искры, паришь и сияешь ярче любого солнца, я понял, что мой мир — это ты. Пустоты больше не было. И стало уже не важно, вырастут или нет наши крылья'.
— Даркус, это просто великолепно! — Праматерь крутилась возле зеркала, заколов густые волосы цвета осенней листвы.
Ребенок очнулся, а Дракон начал рвать и метать от подобной наглости. Даркус же не знал, как бы поделикатнее сообщить Эре, что украшение предназначалось вовсе не ей.
— Эра, мне право, очень жаль, но...
'— А мне не жаль, вырви ей руки, вырви ей руки!'
— Мне жаль, но это украшение предназначено не тебе, — игнорируя Дракона, скороговоркой выпалил принц.
Дриада медленно вытащила шпильки, отчего солнце заиграло в зелено-оранжевых распущенных прядях. Она была раздосадована и не могла этого скрыть. Эльфу стало жаль эту одинокую женщину, у которой не было никого, кто бы мог сделать ей подарок.
— Я, я сделаю тебе другое украшение, еще лучше этого. Ты же принесешь мне мои инструменты, правда? И я сразу же начну работать. Что ты хочешь, заколку, браслет или сережки? А может быть, медальон с защитными рунами?
Дриада подняла на эльфа влажные глаза, наполненные радостью и недоверием.
— Ты действительно сделаешь это для меня? — как ребенок радовалась Праматерь.
— Конечно, только для тебя.
— Тогда медальон, от тебя, чтобы я могла носить его у самого сердца.
Дракон заворчал: 'Подари ей лучше хорошую видимость во время своих омовений, а то бедолагу скоро инфаркт хватит от любопытства'.
'— Это подло напоминать мне об этом', — смутился Даркус.
'— Ну конечно, я же просто от нечего делать держу дымовые завесы, пока ты в течение часа в корытце киснешь'.
А в это время дриада улыбалась ребенку:
— Тогда я пошлю за твоими вещами. Нет, я лучше сама пойду и прослежу, чтобы мои глупышки ничего не перепутали.
— Да, спасибо тебе огромное. Даже не знаю, что бы я без тебя делал, — Даркус приложил руку к груди и слегка поклонился.
Щеки женщины окрасились румянцем. Она неуклюже кивнула и направилась к лестнице. Обернувшись, прежде чем уйти, она собралась с силами и первый раз в своей жизни сказала:
— Спасибо за то, что ты есть, — и быстро сбежала вниз.
Даркус не успел ничего ответить, но пообещал себе, что попытается подружиться с дриадой и сделает все возможное, чтобы она не была одинока.
'Рвем когти, Даркус?' — Дракон не мог долго находиться взаперти, и в этом их желания с мальчиком совпадали.
Убедившись, что Праматерь на самом деле отправилась в замок, Даркус спрыгнул с верхушки исполина и побежал на их с Ксаном место, где они в первый раз встретились. Ребенок прижимал к себе деревянные палочки, гадая, понравятся ли они его первому и единственному другу, поймет ли он, почему сын Дракона скрывал свое происхождение, и согласится ли он стать его Хранителем. Сердце Даркуса замирало в волнении.
* * *
'— Аарон, тебя ведь так называл Даркус?' — Дени проснулся, но глаза его были закрыты.
'— Да', — чуть слышный шепот донесся до мальчика. Внутри все ныло, и Дени не понимал, его ли это боль или Дракона.
'— Почему ты так поступаешь со мной? Почему не ценишь чужую жизнь?'
'— Я хищник, душа моя, если не я буду тебя защищать, то кто же?'
'— Ксандриэль, например'.
Ящер хрипло рассмеялся.
'— И почему меня обязательно нужно кому-то защищать, я сам научусь это делать, я просто еще не освоился в этом мире. Я же практически ничего не помню, не знаю даже, как определить, где находится этот энергетический резерв, о котором говорил Ксандриэль'.
'— Я — твоя Сила, мы едины. И кто-то из нас должен быть жестоким, чтобы выжить. Твои цепи надолго меня не задержат'.
'— Я не хочу лишать тебя свободы, не хочу причинять тебе боль'.
'— Я знаю, и за это тоже люблю'.
Дениэль открыл глаза. Ксандр по-прежнему спал, положа голову ему на колени. Он выглядел таким безмятежным. Дени улыбнулся, осторожно вытащив белые пряди из пальцев Хранителя. Видимо, Ксандриэль неосознанно сжал их, чтобы поближе притянуть к себе Повелителя.
Взгляд ребенка прошелся по твердым скулам, по бесконечным углублениям и кармашкам на костюме Тени. Из них торчали стрелы, ножи, кинжалы и множество другого оружия, названия и предназначения которого Дени не знал и, если честно, знать не хотел. Затем взгляд его упал на пол беседки, где одиноко лежали деревянные палочки, вырезанные Дарком для Ксана. Сердце Дени заколотилось, как бешеное. Боясь, что оно вот-вот выпрыгнет из груди, мальчик положил руки на грудь, но оказалось, что это Дракон вспоминает прошлое.
Дени осторожно, чтобы не потревожить Хранителя, наклонился и поднял шпильки. Они были теплые, словно не было всех этих веков, словно Даркус только что вырезал их из древнего исполина, порезав и без того израненные пальцы. Дракон завыл, а Дени гладил деревянных ящеров и сам еще не понимал, почему ему хотелось выть вместе с Хищником.
'— Все будет хорошо', — шептал эльфенок своему Дракону, но прошлое похлеще когтей рвало изнутри их обоих.
Палочки жгли ладони, и Дени, собрав волосы Ксандриэля, заколол зеленые пряди на макушке Хранителя. Маленькие ящеры мигнули золотистыми глазками, и Дени показалось, что еще мгновение, и он вспомнит...
— Господин Ксандриэль, Повелитель, где же вы? — срывающийся голос Рэйи ворвался в беседку.
Ксандриэль распахнул серебристые глаза и в то же мгновение вскочил, закрывая собою Господина.
Желтоволосая эльфийка, вся растрепанная подбежала к своему командиру:
— Олли поймали, Ставрус уже допросил его, и теперь он знает, что Господин очнулся, и что он в полном здравии. Император в бешенстве. Он отправил целую сотню из собственной армии сопроводить младшего сына во дворец.
— А Лея? — Отрывисто бросил Хранитель.
— Обескровлена, в антимагических оковах в комнате императора.
Дени вскрикнул:
— А Олли? Что с братом?
— Я не знаю, Господин Дени, но думаю, что он просто ослаб после допроса.
В голосе Рэйи было столько сомнения, что даже без чтения мыслей Дени мог сказать, что она врет, причем так неумело.
— Отряд уже здесь? — на скулах Ксандриэля заиграли желваки.
— Двадцать минут как.
— Отвлеки их, переодень Роми или кого-то другого из маленьких эльфов в парадные одежды и просто не показывай им лицо мальчика. Мы с Повелителем скроемся в...
— Нет, Ксандр! — Дени схватил Хранителя за темный рукав, — Что тогда будет с Леей и с Олли? Стой, если отряд здесь... Рэй-Рэй, где остальные: Роми, Молли, Мира с Касси? И где тогда Таррий? С ними все в порядке?
Рэйа замерла на пару мгновений, услышав родное прозвище, и не смогла соврать маленькому принцу, хотя взгляд Ксандриэля прожигал, и внутри бился его приказ: 'Соври, что они в безопасности. Помни, это все ради твоего дуэно'.
— Они все в большой гостиной, мой Повелитель, их заковали в антимагические браслеты, а Касси, узнав в одном из отряда убийцу матери, кинулась на этого эльфа... — Рэйа помолчала, — Сейчас она без сознания.
Ксандриэль зарычал. 'Я убью эту безмозглую курицу!'
— Тогда чего же мы ждем? — Дениэль поправил одежду и посмотрел на Главу Теней.
Ксандр вздохнул с облегчением, он думал, что мальчик до последнего будет упрямиться и устремится прямиком в ловушку императора:
— Слава Праматери, Дени, у меня припрятаны запасные кони, нам нужно только добраться до тайного перехода...
— Нет, Ксандриэль, ты, видимо, не так меня понял. Я все-таки воспитанный Повелитель и не могу заставлять своих подопечных ждать.
Глаза Дениэля вспыхнули голубым пламенем, а зрачок превратился в вертикальную полоску. Он расправил плечи и быстро зашагал в сторону замка. Рэйа, словно зачарованная, двинулась вслед за своим Повелителем.
Глава 25
Дени не помнил, как добрался до замка. Гнев горячей волною разливался внутри, казалось, он делал ребенка настолько легким, что одной мысли было достаточно, чтобы направлять его тело. Очнулся он у гигантских дверей с занесенной для стука рукою. Медное кольцо на входе холодило ладонь, это и привело его в чувство.
'Как лучше поступить? Как повести себя? Я же совершенно не ориентируюсь в этом мире. Беспомощен, как младенец, вот только от моих ошибок могут пострадать невиновные. Думай, Саша, думай'.
Дени развернулся к эльфам и посмотрел сначала на Ксандриэля. Вид у Тени был такой, словно он кого-то хоронит. Не в силах видеть мужчину в таком состоянии, эльфенок перевел взгляд на маленькую Рэйу, которая переминалась с ноги на ногу, не зная, показывать ли отряду свое отношение к Повелителю или продолжать двойную игру, навязанную Хранителем.
— Рэй-Рэй, ты вольна поступать так, как считаешь нужным, — принц решил, что женщина имеет право, чтобы с ней были честны, что бы там ни говорил Ксандриэль, — Я не знаю, сможем ли мы вернуть твоего дуэно, не знаю, сможем ли мы свергнуть Ставруса, но я знаю, что император безумен и его необходимо остановить. Если ты так не считаешь, если ты предана своему кузену, уходи сейчас. Мне нужны союзники, а не случайные жертвы. Что бы ты ни решила, я обещаю, что попытаюсь вернуть Таурхтана, но хочу, чтобы ты знала — я и Ксандру не позволю исчезнуть.
Хранитель вздрогнул, и его лицо озарила улыбка. 'Сущий ребенок!' — подумал Дени.
На глазах эльфийки выступили слезы. Верила ли она Санто Диеро, этому изощренному хитрому лису? Нет, она не настолько безумна, лишь отчаяние заставляло ее хвататься за любые соломинки. Могла ли она доверять маленькому принцу? Ее дуэно, без сомнения, был бы этому рад. Он бы не сомневался в Повелителе, значит, и она не станет.
'— Это невероятно, Рэй-Рэй, это же изменит весь мир, каждого, понимаешь, каждого из нас! Наш Повелитель, Владыка придет в этот мир! Он же такой... Ты даже не представляешь, сколько от нас скрыто. О, как бы я хотел увидеть его! И, только не смейся, я и сам понимаю, насколько смешон, но я с самого детства мечтал стать его Тенью. Только представь — Тенью Истинного Повелителя...'
