И вдруг в середине озерца забурлило, потом взвился водяной столб, от которого шёл пар. Лиза взвизгнула и схватилась за меня. Через какое-то время, столб опал, и ничто больше не напоминало про то, что здесь только что бил гейзер.

Лиза поцеловала меня, и вдруг схватила и увлекла в тростники.

Через полчаса, мы вернулись к своему самолёту, и увидели там двух абсолютно голых индейцев с луками в руках и колчанами на плече. Я на всякий случай взял с собой пистолет, так что особо не боялся. Вот только что будет, если они нам расколошматят самолёт... Тоже мне любитель гейзеров...

Я подошёл к ним и сказал по мивокски:

— Мир вам.

Один из них ответил мне на том же языке, но было видно, что он говорил на нём не лучше, чем я:

— Кто вы?

— Мы русские, оттуда — и я показал на юг.

Индейцы вдруг опустили луки.

— Нам говорить, что вы хорошие люди, — сказал тот. — Что вы лечить больные. У нас есть больные. Мы люди имя асочими.

Я перевёл Лизе. Она сказала:

— Скажи им, что я сейчас посмотрю на больных, а потом вернусь и полечу их.

Я им перевёл, как смог. Они прижали руки к груди и поклонились Лизе. Похоже, врачи были у них в чести.

— Идти с нами.

— Мы бы не хотели, чтобы что-нибудь случилось вот с этим — и я показал на самолёт.

— Не надо бояться. Моё имя Сем-Йето. Мой друг смотреть. Ничего не трогать.

Мы пошли с ним и вскоре увидели небольшую деревню, построенной из домов, похожих на перевёрнутые корзины, вроде домов чумашей, только побольше и овальных. Между ними сновали мужчины и женщины, такие же обнажённые, как и наши спутники; только на голове у женщин были плетёные шляпы, а у мужчин шапки из шкур животных.

— Деревня имя Нилектсонома, — сказал индеец, показав на деревню. — Здесь больной, — и мы зашли в один из домов.

Там лежала маленькая девочка и стонала. Лиза потрогала её лоб.

— У неё жар. Похоже на тот же грипп. Кстати, у меня есть кое-что в карманах, — и она достала несколько таблеток, посмотрела, выбрала пару упаковок, и сказала:

— Пусть принесут воды!

Я перевёл это на мивокский, как мог. Через пять минут, принесли воды, и Лиза положила две таблетки в рот девочки и дала ей запить водой.

Ещё было двое больных — тоже дети. После этого, нас заставили поесть весьма вкусного мяса и жареных грибов, после чего прибежала девочка побольше и что-то сказала Сем-Йето.

— Девочка уже не горячий! — сказал он по мивокски. — Спасибо, о великий — и он низко поклонился Лизе.

— Скажи ему, что мы сегодня ещё раз прилетим к ним, — сказала Лиза. Проверим, как дети.

Я сказал, и Сем-Йето проводил нас к самолёту. Но когда самолёт вдруг побежал по полю и взмыл в небо, мы посмотрели вниз. Сем-Йето лежал на земле, похоже, в ужасе.

Я вдруг почувствовал Лизину руку на своей щеке. Я поцеловал её и подумал, что первым делом, может быть, и самолёты, ну а девушки, а девушки сначала.

3. Что день грядущий нам готовит?

Итак, третье октября стало Днём Аэронавтики, а десятого были основаны два форпоста — Новомосковск, на Русской реке, и Алексеевка, у гейзера в долине Напы. О последней договорились с индейцами Нилектсономы — они были очень довольны тем, что там будут основаны лечебница и школа. А вот на попытку матушки Ольги уговорить их носить одежду они ответили отказом — мол, мы всегда так ходили, а одежду надеваем только зимой, когда холодно. Поэтому у них и пол в хижинах был выкопан сантиметров на шестьдесят ниже — чтобы холодные ветра не проникали к спящим.

Я уже успел испробовать и гидроплан, и вертолёт, и впечатление было потрясающим. Гидропланы, кстати, уже начали летать в Новомосковск — они были побольше и могли нести до четырёх человек, а также какие-никакие, но грузы. А после основания Владимира их надеялись использовать и там.

Про название решили без нас с Лизой — она как раз была там у очередных больных, а я работал переводчиком и по совместительству водителем джипа, на котором мы туда приехали. Каждый вечер, я брал уроки мивокского у Сары, кроме того, одна из наших филологинь составляла словарь и грамматику языка асочими, и, как результат, я мог уже сказать пару фраз.

Впрочем, времени у нас оставалось мало — отплытие в Россию было назначено на первое ноября. Я уже представил план, и выглядел он так. Сначала мы идём на юг, с кратковременным заходом в Санта-Лусию, чтобы показать испанцам, что у нас есть корабли даже побольше, чем те, которые они уже видели. Заодно и восполнить запасы, и проведать "своих" индейцев. Следующая остановка — Галапагосские острова и объявление их российским Черепашьими Островами — ведь Галáпагос в переводе на русский означает всего лишь "черепахи". Потом Лима, как и в Новой Испании, налаживаем политические и торговые отношения. Заход на острова Хуана Фернандеса — которые мы окрестим островами св. Александра Невского. Заход на Огненную землю, которую мы объявим российской. То же и с Фольклендами, и с Тристан-да-Куньей. А вот у Святой Елены мы перезаправляем "Победу", строим там из привезённых (и уже подготовленных) материалов небольшой форпост, оставляем там "Колечицкого", и идём дальше на север. Заходим на Бермуду, попутно объявляя её российской территорией, и оттуда в Европу — в Данциг, где мы закупаем большое количество зерна, и в Финский залив. План-минимум — доставить зерно в устье Невы и устроить его распределение в 1601 году, а также надавить на монастыри и помещиков, чтобы не копили зерно в амбарах, а распределяли его среди голодающих. План-максимум — освобождение Нарвы, очищение Финского залива от шведов, помощь российской державе в отражении агрессии и становлении армии нового образца. В любом случае, мы возьмём большое количество людей, с которыми мы и вернёмся домой — желательно не только крестьян, но и мастеровых, и моряков... По дороге будем их учить — кого читать, писать и считать, а кого и более утончённым материям. Возможно несколько рейсов — первый, например, на Бермуду, с возвращением в устье Невы.

Ведь у нас останется нефти максимум ещё на один визит — а потом придётся ждать момента, когда мы начнём самостоятельно не только добывать, но и перерабатывать нефть. Поэтому неплохо бы создать пусть и малочисленные, но обороноспособные колонии на Святой Елене и Бермуде. Возвращение было назначено на 1602 или даже 1603 год, в зависимости от обстоятельств, так что вернёмся мы уже в новую Русскую Америку. А проблема с новыми колониями ещё и в том, что в любой из них должно быть определённое количество "русских американцев", и каждая из них должна будет какое-то время жить своей жизнью.

А Бермуда иначе станет британской — в нашей истории это случилось в 1609. И без Бермуды, заселение как североамериканских колоний, так и карибских островов станет для англичан намного сложнее. Да и Святую Елену голланды в нашей истории прибрали к рукам уже в 1633, и хотя они её оставили в 1651, но англичане заняли их место в 1658. Так что нужно ковать железо, пока горячо.

Все эти тезисы мы долго и упорно обсуждали на совете седьмого октября. Пока меня не было, оказалось, возникла ещё одна проблема — некоторые (к счастью, далеко не все) беженцы из Владивостока не очень жаловали выходцев из советского времени, именуя их краснопузыми, а "беляков" не любили как многие из команды Колечицкого, так и из тех, кто пришёл к нам на "Паустовском". Восьмого октября было проведено общее собрание, на котором Володя сказал следующее:

— Дорогие граждане Русской Америки! Мы все, вне зависимости от того, откуда мы пришли в это время, в первую очередь русские — даже те из нас, кто буряты, татары, немцы, евреи или — да — индейцы. Те, кто не хочет быть гражданином Русской Америки, у вас последний шанс покинуть колонию — мы готовы высадить таких граждан в Санта-Лусии, когда наши корабли уйдут в длинный вояж. У нас в этом мире нет — понимаете, нет — истории противостояния, нет ни красных, ни белых, а есть мы, Русская Америка, и есть Россия, которой нужно помочь. Экономическая же наша система ещё не существует, а пока наша экономика — помесь военного коммунизма и государственного капитализма. Рано или поздно мы решим этот вопрос — как сделать так, чтобы у нас была и свобода предпринимательства и инновации, понятно, в рамках, и достойная жизнь для всех наших жителей. А пока — лечение и образование остаются бесплатными, все дети будут на полном иждивении государства, и то же в ближайшее время будет и в отношении взрослых — но и от них я попрошу достойного труда. И все должны уметь защищать свою родину.

Так что попрошу всех определиться — кто хочет уйти, пусть внесёт себя в этот список — и он показал одну тетрадь — а те, кто хочет остаться, в список граждан Русской Америки — и он показал другую тетрадь. Остающихся прошу написать о том, что они умеют, и чем они хотят заниматься в этой жизни.

Желающих уйти не оказалось ни одного — даже мажоры и бывшие комсомольские и партийные деятели, услышав про недолгую предательскую карьеру Поросюка, а также о том, как именно живёт остальной мир, решили, что лучше уж "синица в руках" и участие в построении нового мира, чем изгнание — и в лучшем случае жизнь в примитивных колониях какой-нибудь державы; а то и смерть на костре Инквизиции. Но в экспедицию мы решили никого из этой прослойки не брать — Кирюши нам хватило. А все граждане страны, коих оказалось тысяча шестьсот семьдесят, не считая индейцев в принявших наше подданство деревнях, были внесены в компьютерную систему — доступ к которой получил и Вася сотоварищи.

Кстати, уже в сентябре во многие управления ввели людей из самого разного времени, и люди очень быстро срабатывались — и геологи, и строители, и сельскохозяйственники, и производственники. То же делали и с армией, и с организацией общественного порядка, и даже с спецслужбой. А вот с флотом было сложнее — всё-таки команды и на 'Колечицком', и на 'Астрахани' были сколоченными, а теперь приходилось их разбавлять другими, и создавать новые — пока для "Победы", в будущем для "Мивока" и "Колибри". Впрочем, на "Святой Елене" это получилось очень неплохо.

А Миша с Сашей и Ваней Алексеевым, назначенным капитаном "Победы", готовились к экспедиции, мне оставалось лишь подготавливать дипломатов (увы, только мужчин, женщин-дипломатов в Европах не поймут) и переводчиков, а также работать с Лёхой и другими над информационными системами и начальным курсом для студентов. Ну и время от времени "подхалтуривать" пилотом. Но времени всё равно не было.

Дни становились всё короче, и если в Алексеевке и Новомосковске всё ещё стояла жара, то у нас становилось всё дождливее, и всё чаще на нас спускались туманы. И первое ноября было — к счастью или увы — не за горами.

И тут я, разговаривая с Сарой о дальнейших действиях в отношение мивоков (ведь она была моим заместителем по индейским вопросам), заметил, что животик у неё начал округливаться — как, впрочем, и у столь многих других наших гражданок. Только вот Сара не была замечена в каких-либо отношениях с противоположным полом — более того, она всё ещё норовила то меня обнять, то поцеловать в щёку, хотя, конечно, делала это намного меньше, чем до моей женитьбы на Лизе. Тем более, что Лиза продолжала учить Сару фельдшерскому делу и русскому языку.

И я спросил у Лизы, от кого, интересно, у Сары будет ребёнок. На что она мне сказала с грустной усмешкой:

— Ты что, ещё не догадался?..

4. И ты тоже?

Когда я простодушно сказал, что не знаю, и попытался выпытать у Лизы, кто же всё-таки отец ребёнка, она ничего мне не сказала, добавив лишь, что завтра — суббота, двадцать второе октября, и ей престоит ещё быть крёстной матерью у Тепин — пардон, с завтрашнего дня официально Татьяны, по крайней мере так её будут именовать в церкви. Поэтому у неё сейчас куча дел ещё и в этой плоскости, и чтобы я не приставал к ней с глупыми вопросами.

Другие девушки, крещёные в католичество, православными становились без обряда крещения — только лишь через исповедь, и потому Местли уже давно стала Марией, Шочитль Светланой, а Патли Пелагеей. И, в числе многочисленных свадеб — было заключено более тридцати только лишь с момента нашего возвращения — Местли вышла замуж за Сашу, а Шочитль — за Федю. Только лишь Патли, она же Пабавит и Пелагея, пока ещё женихом не обзавелась, хотя заинтересованных было много, девушка была очень красивой.

Нас эти свадьбы тоже коснулись напрямую — у Местли свидетельницей от невесты была Лиза, а у Шочитль Федя попросил меня стать свидетелем от жениха, послезавтра же у Тепин свидетельницей опять будет Лиза, так что времени, которого и так было в обрез, становилось ещё меньше — ведь нужно было не только держать венец над головой жениха или невесты (а венцы были старые, тяжёлые — на голову такие не наденешь...), но и помогать невесте и жениху, причём и тому из нас, кто не был напрямую задействован. Хоть с платьями и костюмами вопрос не стоял — их шили девушки с "Москвы", из шёлка или хлопка, по выбору — до революции практически каждая дама умела рукодельничать.

И вот отремела последняя свадьба, прошёл банкет, и Лиза сказала:

— Милый, я сейчас приду — надо зайти к Оле (так она уже давно именовала матушку Ольгу).

Вернулась она через полчаса и сказала мне:

— Любимый, у меня для тебя две хороших новости и одна не очень, а также одна небольшая просьба.

— Давай!

— Сначала самая лучшая новость: у нас с тобой будет ребёнок!!

Я подхватил её на руки и закружил по маленькой каюте. Она прижималась ко мне всем телом, радостно улыбаясь. Потом сказала:

— Отпусти меня, это ещё не все. Теперь не очень хорошая — Оля считает, что мне нельзя ехать с тобой — слишком тяжёлая поездка, и там не будет тех условий для медицинской помощи, которые удалось создать здесь, в Форт-Россе. Более того, мне теперь противопоказано лечить инфекционных больных, чтобы самой не заразиться.

Я немного погрустнел, хотя первая новость всё-таки не давала мне унывать.

— Милая, как же я год или два без тебя — и даже не увижу ни рождения, ни, возможно, первого года жизни нашего с тобой ребёнка. Даже не буду знать, мальчик это или девочка, и как его будут звать.

— Ну, как зовут, придумаем, пока ты ещё здесь. А всё остальное — увы... Мне тоже тяжело, ты знаешь... Но не бойся, помни, что я тебя буду ждать — точнее, мы тебя будем ждать. И ты вернёшся, я верю в это... Вот это и есть вторая хорошая новость.

Я обнял её и долго-долго поцеловал в губы, потом мы незаметно оказались в постели, и что было дальше, описывать, как обычно, не буду. Потом мы легли друг у друга в объятиях, и она сказала:

— Оля предложила Ренату в качестве моей замены, и та согласилась. Скорее всего, вам придётся отложить начало экспедиции — мне надо будет ввести её в курс дела. Думаю, что к шестому числу она будет готова — Оля поговорит с Володей, а меня попросила обговорить это с тобой.

— Ты знаешь, для меня каждый день с тобой теперь на вес золота. Так что меня это не печалит. Тем более, что к первому числу мы укладывались, но с большим трудом.