За буфетом расположилась спаленка: широкая кровать в центре и пара тюфячков в углу, рядом с одеялами и подушками, тщательно свёрнутыми.
— Видимо, не мы первые приняли решение проситься к магистру на ночлег, — вытащив один тюфяк в гостиную, Арон постелил его рядом с печью. Помог постанывающему Джеми перебраться на лежанку. — И, видимо, хозяин дома был столь великодушен, что пускал к себе даже путников, не обладавших моим даром убеждения. Будь милостива к душе его, Пресветлая...
— Как помочь Джеми?
— Таша, рвота — это хорошо. Защитная реакция организма. Вот если б он не пришёл в себя, тогда я бы забеспокоился.
Дэй присел рядом с тюфяком, коснулся ладоней мальчишки и прикрыл глаза; а когда встал, волдыри на пальцах Джеми бесследно исчезли.
Впрочем, после всех святых фокусов, что Таша уже видела в его исполнении, она даже не удивилась.
— Только нервничать не надо. — Арон серьёзно взглянул на неё. — Вылечим, обещаю.
Она покладисто кивнула.
Вскоре они уже принесли дров из поленницы, растопили печку, нанесли воды и вскипятили дутый чайник. Потом дэй достал из буфета шкатулку с какими-то порошками — видимо, арсенал магистра целебной волшбы, — и, изучив пергаментные ярлычки, позаимствовал один из пакетиков с лекарскими порошками. Пригляделся к травам под потолком, отщипнул от того, от сего, бросил листья в кастрюльку с кипятком и принялся размешивать, мелодично постукивая ложечкой по стенкам.
— Зверобой, мята, мелисса... ромашка, подорожник... и репешок? — принюхавшись, определила Таша.
— Верно. — Дэй всыпал в варево горстку порошка. Помешав ещё немного, зачерпнул чашкой полученное зелье. — А теперь ему нужно очень много пить.
Следующие полчаса он пичкал Джеми целительным отваром. Поначалу выпитое само возвращалось обратно в таз, но постепенно рвота становилась всё реже, а потом и вовсе прекратилась. Тогда Арон развёл пару других порошков в тёплой воде — и, придерживая мальчишке голову, осторожно напоил его снадобьем; тот вяло попытался отобрать у дэя чашку, но в трясущихся словно с перепоя руках она казалась непосильным грузом.
— Будете принимать это каждые полчаса, и скоро оклемаетесь, — сказал дэй, отставив пустую чашку на стол. — Таша, как ты отнесёшься к ужину?
— Крайне положительно!
Под ковром обнаружился подпол. Учитывая, что помимо заплесневелых банок с вареньями и соленьями дэй нашёл там картошку, ещё не до конца сгнившую или проросшую — ужин удался: Таша всегда любила разварную картошечку с укропом, даже если укроп был сухой.
И Джеми наверняка бы скрежетал зубами от голодной зависти, если б не спал.
— Эх, шюда бы машлица, — размечталась Таша с набитым ртом. — Ням... интересно, а магистр держал корову?
— Держал. — Арон неторопливо дожёвывал картошку. — И кур держал.
— Откуда ты знаешь?
— Ты ешь, ешь. — Дэй смотрел на Ташу, пока она послушно доскребала ложкой по донышку тарелки. — Заводил коней в хлев и увидел там насест. А ещё корову, запертую в стойле. С год назад, наверное...
Таша поняла, почему он дождался, пока она проглотит последний кусок.
— Я могу немного поспать? — невозмутимо спросил Арон, взглянув на часы.
— Думаешь, я могу сказать 'нет'?
— Не думаю. Но уповаю на то, что ты присмотришь за Джеми и не предпримешь попыток выйти наружу.
— Не больно-то и хотелось.
— Тогда договорились. — Арон, поднявшись со стула, направился в комнатку за буфетом. — Если не проснусь сам, разбуди меня через час.
— Поспал бы подольше...
— Лучше поменьше, зато проснуться.
Откинувшись на спинку стула, покачиваясь на двух ножках, Таша задумчиво следила, как он идёт к кровати.
— Зная тебя... я думала, ты не захочешь меня беспокоить, — неожиданно произнесла она. — Говорить, что что-то не так.
Он оглянулся на неё.
С неожиданной горечью, затаённой в краешке губ:
— Плохо же ты меня знаешь.
Таша ещё увидела, как он ложится, закинув руки за голову, прежде чем буфет с тихим звоном закрыл проход.
Звякнули маятником часы на стене. Оттуда выскочила кукушка, прокашлялась и, мелодично пропев 'девять часов вечерних', с достоинством удалилась. Тогда Таша, тихо опустив стул на все четыре ножки, протянула руку к своей сумке, чтобы за ремень подтащить к себе.
Она долго рылась в собственных вещах, ибо нужное упорно отказывалось находиться.
Но, выложив половину содержимого на стол, наконец извлекла наружу зеркальце.
Чтобы избавиться от чего-то, лучшего места, чем Белая Топь, не найти. Утопит его в болоте, и дело с концом. Конечно, Арон говорил не выходить наружу, но он же и говорил избавиться от зеркала, верно? Так что она пренебрежет одним его советом ради другого. Ничего страшного.
Таша повертела зеркало в руках. Странно, но металл казался тёплым, даже жарким, и будто... пульсировал? А ещё неестественно сиял рунными узорами в полумраке...
Словно излучая свет.
Пальцы, казалось, сами откинули золочёную крышку.
Зеркальное стекло ничего не отражало. Лишь слабо серебрилось, будто залитое изнутри лунным светом. Но не успела Таша удивиться, как серебро расступилось; только вот вместо её отражения явив Таше ярко освещённую комнату, очень знакомую, перину у стены...
И девочку, мирно спящую на ней.
Тоже очень знакомую.
Лив?..
Таша вдруг поняла, что за день ни разу не вспомнила о сестре. До этого момента. И пусть даже с кэнами ей было немного не до того, стыд всё равно залил щёки краской.
Она смотрела на сестру, спящую в маленькой зазеркальной картинке детской, где только вчера Арон воскресил дочь Нирулин. Смотрела, пока картинка в какой-то миг не истаяла, явив взгляду её собственное напряжённое лицо.
Тихо щёлкнула крышкой.
Значит, всё-таки 'наблюдатель'...
Какое-то время Таша просто созерцала подарок врага, который сжимала в пальцах.
Затем, воровато оглянувшись, сунула его во внутренний карман сумки, застегнув тот на пуговицу.
Откинувшись на спинку стула, Таша выдохнула. Спокойно, в конце концов, что в этом такого дурного? 'Наблюдатели' работают только в одну сторону, и это ведь просто зеркальце, безделушка...
Из дальнего угла послышался неясный скрип. Что-то коснулось Ташиной макушки, и она пригнулась так ретиво, что чуть не рухнула со стула — но 'что-то' оказалось обычной тряпкой: которая сама собой мечтательной бабочкой порхнула к часам, чтобы обтереть их от пыли. Следом из распахнувшейся двери в ванную выпорхнула щётка, принявшись деловито чистить ковёр.
В этот миг Таше стало ясно, почему дом магистра до сих пор пребывает в столь приличном виде.
Волшебство, да и только...
Какое-то время Таша с любопытством наблюдала за чудесной уборкой.
Пока не вспомнила, что пришла пора поить лекарством их персонального чудесника.
Набрав в кружку целебного варева, она осторожно потрясла Джеми за плечо.
— Чего тебе? — пробурчал тот.
— Пришла по твою душу. Вот и яду с собой захватила.
Протерев глаза, Джеми неохотно повернулся к ней. Решительно отобрал чашку, напился, сел — и, не обращая ни малейшего внимания на Ташины отчаянные возражения, поднялся на ноги.
— Уже хожу, — довольно провозгласил мальчишка, кое-как добредя до ближайшего кресла и плюхнувшись в него. — Неплохо.
— Да у тебя ноги подкашиваются! А ну немедленно вернись на тюфяк, тебе отлёживаться надо!
Джеми глубокомысленно подпер подбородок рукой. Наверное, с минуту созерцал Ташу, будто зверушку, которую считал давно вымершей.
— Знаешь, — наконец вынес вердикт Джеми, — ты даже можешь показаться нормальным человеком, если забыть, что ты оборотень.
Чтобы подавить желание затеять очередную перепалку, Таше пришлось отвернуться.
— Так, значит, вы ментально общаетесь с животными?
— А ты не знал? — она усиленно изучала тарелочки на полке над печкой.
— Я думал, это только в звериных ипостасях действует. А почему, когда я напал на тебя в трактире, ты не обратилась в кого-то... покрупнее?
— Потому что кто-то покрупнее у меня ещё не пробудился. Если бы пробудился, поверь, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
— Так я и знал. — Джеми удовлетворённо скрестил руки на груди. — Как там про ваши ипостаси... 'ловкая для детства, крылатая для юности, и ещё одна, самая сильная, для поры защищать себя'?
— Где прочитал?
— 'Сто способов борьбы с нечистью'. — Ну да, следовало ожидать. — И что, они действительно просыпаются именно так?
— Как видишь.
Джеми задумчиво сунул руку под отложной воротник рубашки.
— Можешь кое-что сделать для больного человека?
— Смотря что.
— Ничего особенного. — Он стянул с шеи серебряный крестик на тонкой цепочке. — Возьми.
Таша, поразмыслив, нехотя приняла украшение.
— И? — сжав шестиконечный крест в пальцах, поинтересовалась она.
— Понятно. — Джеми вздохнул. — Значит, цвергово серебро не приносит оборотням вреда, когда они в человеческой ипостаси.
Таша уставилась на крестик.
Оторопело.
Цвергово серебро. Секрет его выплавки был известен лишь цвергам, а прочим оставалось довольствоваться знанием, что оно уникально по своей чистоте... и что эйрдалям и оборотням следует держаться от него подальше.
Даже как можно дальше.
— В 'Ста способах' об этом говорилось, — задумчиво продолжил мальчишка. — А в другом трактате писали, что вас в любой ипостаси обжигает, как эйрдалей... в общем, проверить стоило.
Таша швырнула крестик ему на колени.
— Ты... ты... решил использовать меня в качестве материала для опытов?!
— Ну да, — безмятежно ответил Джеми
— А если бы обжигало?!
— До свадьбы зажило бы.
Молча хлопнув печной вьюшкой, Таша уселась на свой стул, демонстративно зажмурившись: в этот миг особенно жалея, что в трактире у неё не пробудился кто-то покрупнее.
Блаженная тишина продлилась всего десять ударов маятника.
— А можно вопрос?
Таша поняла, кто теперь с ней заговорил, по мягко-вкрадчивым ноткам, окрасившим его голос. Неохотно приоткрыла глаза.
— А я думала, ваше время на сегодня истекло...
— Пара минут на приятную беседу с вами осталась.
Алексас сидел, изящно закинув ногу на ногу. Глядя на неё так внимательно, будто портрет писать собрался.
— Мне повторить первый вопрос, Таша-лэн?
— Можно сразу второй.
— Хорошо. Как же так вышло, что своего папеньку вы знаете всего несколько дней?
Таша, ожидавшая этого с ночи, испытала почти облегчение.
— Так и вышло. Не надо было подслушивать. Меньше знаешь, крепче спишь.
Алексас отстранённо побарабанил пальцами по звонкой столешнице.
— И всё-таки мне любопытно, при каких обстоятельствах вы познакомились. И как вышло, что за несколько дней он умудрился так вас... приручить.
— Слишком долгая история.
— О, мы никуда не торопимся. То, что не дослушаю я, выслушает Джеми. Считайте это обычной светской беседой, всё равно в тишине сидеть неуютно.
— А почему люди должны разговаривать, чтобы быть в своей тарелке? Когда ты находишь... своего человека — вы можете молчать часами, не испытывая при этом ни малейшего неудобства.
— Да, молчать с телепатом действительно одно удовольствие, — подтвердил Алексас с издевочкой. — Вашего человека, говорите? Но человек, о котором идёт речь, не ваш. Это он сделал вас своей.
Она почти вздрогнула, прежде чем отвести глаза.
— С чего такой странный вывод?
— Он знает о вас всё. А много ли знаете о нём вы? Знаете ли, о чём он молчит? Что таится в его мыслях? Сможете ли удержать его, когда он захочет уйти?
Таша не видела, но чувствовала его пристальный взгляд.
— Арон меня не бросит.
— Ему открыты такие дали, о которых мы можем лишь догадываться. Душа его бродит по одному ему ведомым тропам. Простите за прямоту, но... вы правда думаете, что такой, как он, может за несколько дней всерьёз привязаться к наивной маленькой девочке?
...ночной лес, умирающий костёр, мужчина, лежащий по ту сторону...
— Арон меня не бросит. Я ему верю.
— Верите. О, да, — мягкий смешок. — И любите, будто вечность знаете.
— За несколько дней он спас мне жизнь столько раз, что я уже сбилась со счёта.
— Таша. — Алексас подался вперёд, и в голосе его зазвучали проникновенные нотки. — Я понимаю, что вам хочется ему верить, но я на вашем месте не был бы столь опрометчив.
— Вы не на моём месте.
— Таша, он телепат. Он прочитал вас, как книгу, и предстал перед вами таким, каким вы хотели его видеть. Ему это нетрудно. Вы обратили внимание на его глаза?
— А что у Арона с глазами?
— Глаза — зеркала души. И это не пустые слова. Когда маги меняют свой облик, тяжелее всего изменить глаза. Иные заклятия перемены обличий и вовсе не позволяют этого сделать. Так можно ли доверять человеку, душа которого меняется в зависимости от настроения, погоды или одежды?
Таша улыбнулась.
Тепло, почти насмешливо.
— Вы видите, что они меняют цвет. А я вижу, что они светятся изнутри.
Алексас вглядывался в жидкое серебро её глаз.
Радужки его собственных сейчас отливали зимними сумерками.
— Да, — безо всякого выражения произнёс он, — хорошо он вас... обработал. — Он помолчал. — Но отчего, интересно... почему мне кажется, что вы не...
И вдруг, запнувшись, зажмурился.
— А говорил я, что ничего не выйдет, — с неожиданным ехидством подытожил вернувшийся Джеми. — Ладно... когда там нужно подлечиваться?
Таша впервые поняла, что рада его возвращению.
— Ещё рано, — коротко ответила она.
Мальчишка покладисто кивнул. Помолчав, с бесконечной печалью в голосе вопросил:
— И почему всё это совсем не так, как в книжках?
Таша не сразу поняла, о чём он.
Впрочем, ей не потребовалось спрашивать, что подразумевается под 'этим'.
— Рыцарство, я имею в виду. — Джеми устало откинулся на спинку кресла. — Я думал, всё так... красиво. Битвы, подвиги, верные друзья, прекрасные лэн, коварные злодеи, победа добра над злом... и нигде не описывалось, чтобы рыцари умирали в избушке на болоте от передозировки опиатовой пыльцы, выручая из беды порождение Мирк.
Таша мельком улыбнулась.
— Представь, что я принцесса, и гордись благородным самопожертвованием во имя моей защиты.
— В том-то и дело, что ты не принцесса.
— Уверен?
— Неудачная шутка... а это ещё что?
Проследив за его взглядом, Таша узрела на полу рядом со столом золотой перстень-печатку.
Увы, не успев сообразить, что к чему — до того, как Джеми подхватил его с пола.
— Интересно, — протянул мальчишка, выпрямившись. — Что за...
Не договорив, расширил глаза.
— Грифон?! — почти прохрипел он.
Вот тут Таша запоздало поняла, что к чему. Побледнев, кинула взгляд на столешницу: среди вещей, которые она так и не убрала обратно в сумку, виднелся её мешочек с украшениями, и шёлковые шнурки его были развязаны.
Выбросила зеркальце, называется...
— Это же печать Бьорков! — Джеми восторженно вертел её фамильный перстень в руках. — И откуда в этой дыре гербовая печать...
