— Да ну? — удивленно ухмыльнулся король, откидываясь в кресле и чувствуя, как длинные волосы дочери щекочут его шею.
— Именно! Несомненно! Как никому другому! — снова закивали дети, особенно выделяя слово 'никому' и с облегчением чувствуя, что гроза проходит стороной.
— Ты в них такой мужественный, властный и красивый, ни одна женщина не устоит, как Богиня Любви говорю, — заверила отца Элия, поглаживая его плечи.
— Ладно, подхалимы, убирайтесь, мне надо работать, — заявил Лимбер, хлопнув дочку по заду, и подтолкнул в направлении двери.
Боги не заставили себя упрашивать и моментально исчезли из кабинета грозного монарха, пока он не передумал и все-таки не решил написать что-нибудь этакое на гербовой бумаге. Тем более, что им действительно следовало поторопиться, чтобы занять место у Шкатулки Миреахиля до того, как начнут возникать нити.
— Я приглашаю, — произнес традиционную фразу Мелиор, чтобы брат с сестрой смогли последовать за ним, и телепортировался в свои апартаменты. В маленькой овальной комнате, прежде предназначенной для размышлений и вмещавшей лишь большую-большую софу, один книжный столик и висящий в воздухе поднос для напитков и легких закусок, уже все было готово. Предусмотрительно задернуты были белые портьеры с абстрактным черным рисунком в тон ковру, устилающему пол. Так что очертания окна удивительной формы, напоминающие не то кляксу от пролитых чернил, не то амебу, лишь угадывались.
Книжный столик мореного дуба временно сменил свое назначение. Теперь на нем находилась лишь Шкатулка Миреахиля — светлый ящичек, покрытый замысловатой декоративной резьбой, не имеющей никакого отношения к магическим функциям предмета, но услаждающий взор эстета Мелиора. Шкатулка была приоткрыта. Внутри нее на темном бархате виднелся большой, с кулак Кэлера, прозрачный серо-голубой камень, на его многочисленных гранях переливался свет магических шаров. Камень был оплетен тончайшей паутиной серебряных нитей, касавшейся его граней и стен шкатулки. На эту сложную конструкцию накладывались заклинания, а сама шкатулка содержала многочисленные слои защитных чар, не позволяющих улавливать те, что находились внутри, даже если крышка была открыта. Столик со шкатулкой окружали три глубоких кожаных кресла, а рядом витал поднос с несколькими бутылками лиенского вина, канапе и фруктами. Мелиор остался верен себе, организуя 'пункт наблюдения'. Принц-гурман просто органически был не способен забыть об изысканном дополнении к беседе в виде напитков и закуски.
Заняв предложенные хозяином места, боги принялись ждать, попивая вино и активировав для начала заклинания банального слежения, так же удобства ради привязанное Мелиором на шкатулку. Члены посольства как раз успели получить от скрупулезного Ларканса Марна первые весьма дотошные инструкции, обеспечивающие относительно безопасное перемещение по замку, и сейчас собирались обживать свои покои.
Глава 11. Вечер наблюдений, оскорблений и поучений
Высший вар Монистэль ист Важар сбросил плащ на руки скользнувшему неслышно, словно тень, слуге, и вышел из прихожей в комнату, отделанную в золотисто-зеленых тонах. Чуть склонив голову на бок, эльф постоял несколько секунд, прикрыв глаза и прислушиваясь к чему-то внутри себя или, быть может, просто к шуму фонтана-ручейка. Потом вар подошел к столу, на котором уже стояло большое, почти плоское блюдо из какого-то черного металла. По ободу странной посуды шел чеканный орнамент из листьев, но повторялись в нем лишь изгибы веточек, а сами листья совсем не походили один на другой. Рядом с блюдом стоял гладкий стеклянный сосуд — нечто среднее между флягой и графином — с прозрачной жидкостью, скорее всего водой.
Монистэль с усилием открыл пробку и медленно вылил воду в 'таз'.
— Он что, собирается умываться? — недоуменно приподнял бровь Мелиор.
— Или топиться? — язвительно предположил Энтиор, отпивая из бокала, а потом с видом знатока подобных процедур добавил: — Правда, будет мелковато, но если хорошо постараться...
— Ни в коем случае! — решительно заявила Элия, даже прекратив от возмущения резать персик. — Он не имеет права кончать жизнь самоубийством в Лоуленде, это серьезное оскорбление! Согласна, убивать в замке — дело обычное, можно сказать, традиционное, но чтобы самому себя, это просто безобразие! Вопиющее неуважение к нашим талантам!
Пока лоулендцы перебрасывались шутками, вар по-прежнему молча опустил пальцы правой руки в воду, потом коснулся влажной ладонью лба, губ и груди на уровне сердца. Совершив сей странный обряд, эльф снова погрузил кисть в воду и сделал несколько круговых движений по периметру блюда. От воды начал подниматься не то серый пар, не то туман. Он не растекался по комнате, а компактно конденсировался над блюдом, обволакивая и руки вара, подобно странным змеям или перчаткам. Монистэль нагнулся над свивающимся в прихотливые струи туманом, словно старался истолковать их движение или видел что-то свое за неторопливым движением струй.
Так вар простоял не более трех минут, неподвижно вглядываясь в неведомое. Потом снова плавно провел рукой над туманным окном. Серые струйки, послушные воле эльфа, начали терять свою густоту, потекли к пустому стеклянному сосуду и аккуратно скользнули в него. И вот уже на столе снова стояло абсолютно сухое блюдо и графин, полный воды.
— Что это было за колдовство? — подозрительно нахмурился Энтиор.
— Стыдно не знать своих генетических врагов, брат, — подколола Элия принца. — Судя по всему, мы наблюдали ритуал 'зерцало мира'. Через воду из Истока волшебных озер в тайных глубинах своих лесов эльфы могут прозревать грядущее, а так же опасности настоящего. Не думала, что и полуэльф способен на столь тесное взаимодействие с Истоком, тем более не напрямую, когда его поддерживает живая мощь Леса, а лишь через его частицу. Впрочем, Лес сам решает, кому открывать свои секреты.
— Мы видели, — констатировал Мелиор, тоже слыхавший о диковинных обычаях Дивных и их магии. — Монистэль действительно отличный маг, и его эльфийские корни чрезвычайно сильны. Примем это к сведению.
Тем временем, завершив ритуал 'омовения и туманообразования', Высший Вар постоял немного, по всей видимости обдумывая явленное видение, но не выказывая никаких эмоций, по которым можно было бы истолковать, что именно он узрел. Потом полуэльф позволил себе вернуться к вещам более прозаическим. Он обошел комнату по периметру, разглядывая обстановку. Задержался на несколько секунд у гравюры, изображающей тонкое деревце на туманном пригорке, полюбовался быстрым ручейком и игрой света на разноцветных камешках в фонтане, провел рукой по бархатистым листикам кимврасы. Это вьющееся комнатное растение с нежно-голубыми цветками и золотой сердцевиной, благодаря маленькому заклинанию, ускоряющему рост, успело за короткий срок полностью оплести две стены гостиной. И, наконец, Монистэль остановился у статуэтки Сильдирена. Несколько минут он просто рассматривал ее, потом легкая, но полная тепла улыбка скользнула по губам. Тонкие пальцы эльфа коснулись розовато-золотистого камня, впитавшего, казалось, тепло солнечных лучей, гладкой спинки оленя, гибкой девичьей фигурки...
— Есть! — довольно прошептал Мелиор.
— Ты не ошиблась, стради, — подтвердил Энтиор логичность выбора сестры, наблюдая за тем, как быстро пробуждается, растет, крепнет тонкая нить, свитая из эмоций вара, и тянется к шкатулке Миреахиля, делая явными чувства полубога.
Элия еще успела самодовольно кивнуть, а потом лоулендцам стало не до разговоров. Усталая серая мука длиною в вечность обрушилась на их готовые к восприятию и уловлению тончайших нюансов сознания. Безнадежная, полная тоскливой обреченности бездонная жажда перехода заставила жизнелюбивых принцев на несколько мгновений пожалеть о своей затее. Их ощущения можно было бы уподобить чувствам человека, разнежившегося на горячем песке под солнцем и со всего маху опрокинутого вниз головой в ледяной омут.
— Не думал, что срок вара столь близок, — нахмурившись, заметил Мелиор, переводя дыхание и мановением пальцев повелевая бутылке вновь наполнить свой бокал.
— Он уже вплотную подошел к черте, но оковы долга держат душу в оболочке тела, — ответила Элия, в отличие от братьев ожидавшая после общения с варом чего-то подобного. — Долг правителя перед любимым миром, который клялся беречь, превыше Закона Инкарнаций. Монистэль очень устал, но пока не избавится от своей ноши, будет встречать рассвет за рассветом, пусть его глаза уже давно видят лишь закат.
— С удовольствием бы помог Высшему вару в его проблеме, но боюсь, это не соответствует нынешней дипломатической тактике Лоуленда. Все-таки раньше, во времена прадедушки Леорандиса, нравы были куда проще, — отщипнув виноградинку от пышной грозди, ностальгически вздохнул Энтиор, по тем временам, когда работа Дознавателя была куда более насыщенной кровавыми буднями, и проколол тонкую кожицу ягоды острыми зубами.
— Подожди, дорогой, еще не все потеряно. Вы создаете для Лоуленда столько проблем, что папа того и гляди пролистнет свод древних законов и вернется к старой доброй тактике террора, только, боюсь, начать ее проведение в жизнь он захочет в первую очередь с нас, как с субъектов, доставляющих государству и ему лично наибольшие неприятности, — пошутила принцесса.
Принц недовольно фыркнул и задумался о более приятных вещах, например, о том, какова на вкус кровь утомленного от жизни эльфа, чья безнадежная усталая грусть не пришлась по душе даже Богу Боли, предпочитавшему страдания в их чистом физическом или эмоциональном, но никак не в замутненном философией виде.
А шкатулка Миреахиля добросовестно передавала настроение высшего вара. За серой безнадежностью ожидания и осенней грустью проскальзывали тонкие нотки мягкой нежности и теплой привязанности, видимо, адресованные Ижене, озадаченность, словно он столкнулся с чем-то не совсем ясным, и общая озабоченность предстоящими делами. Но в чистой душе эльфа не было места злобе, коварству, ожесточенной подозрительности, досаде или жажде мести. Его чувства не несли с собой угрозы. Что бы ни привело вара в Лоуленд, но явно не требование процедуры гильотинирования для члена королевской семьи.
Мичжель ист Трак, насвистывая себе под нос и при этом сохраняя на лице выражение абсолютно флегматичной апатии, не спеша обходил предложенные ему апартаменты, раздеваясь на ходу. Сапоги кинул в прихожей под вешалкой, дырявый плащ — на спинку кресла в гостиной, черный жилет с золотой строчкой набросил на руку статуе обнаженной нимфы в углу (второй несчастная уже поддерживала поднос с прохладительными напитками и вазу с фруктами). Но на этом номер стриптиза не завершился. Вар принялся распускать шнуровку у ворота рубашки, а Элия начала, и не без оснований, думать, что Мичжель заподозрил слежку и решил таким вполне невинным образом отыграться на шпионах, вторгающихся в его личную жизнь. Рубашка отправились на диван, обнажая худощавое жилистое загорелое тело, отмеченное старыми и уже бледнеющими полосками шрамов: три полосы чьих-то когтей, тонкий след мечевого удара, 'поцелуй' стрелы. Да, Трак предпочитал вести бурную жизнь. Вслед за рубашкой настал черед брюк, их бросили на кровать в спальне, гольфы обстоятельный вар метко запустил по одному на каждых стул в другой комнате, и, наконец, закончил украшение своих покоев перед ванной, сверкнув половинками лун. Под завершающий такт свиста Мичжель повесил последнюю деталь туалета на ручку двери, захлопнул ее, потом раздался шум воды.
— Я же говорил, что он нахал! — возмущенно прошипел Энтиор, почуявший, что над ним издеваются.
— Разве я с тобой спорил, брат? — отозвался Мелиор, не менее вампира оскорбленный представлением, устроенным варом. То, что они стали его свидетелями, подглядывая, нисколько не смягчило гнева принцев.
— Впрочем, сложен он вовсе не дурно, аппетитная попка, — шутливо заметила богиня под недовольное сопение братьев. — А что касается нашей удочки, подождем. Пусть мальчик помоется, покушает, тогда и драборком захочет заняться. У вас, мужчин, удовлетворение физических потребностей всегда стоит на первом месте.
— ТЫ отождествляешь нас с ЭТИМ невоспитанным ничтожеством из убогой деревни? — разобиделся Мелиор.
— Нет, дорогой, я просто делаю некоторое обобщение. Впрочем, в любом правиле найдется исключение, — мило поправилась принцесса.
Принцы гордо задрали носы, а ехидная Элия, дождавшись пока на аристократичных физиономиях братьев во всю ширь просияют 'скромные' самодовольные улыбки, закончила фразу шпилькой: — Вот вара Монистэля сначала к провидческим ритуалам и произведениям искусства потянуло. Вероятно, эльфийская кровь и утонченный вкус сказались.
Обиженные братья замолчали и несколько минут не разговаривали с Элией, давая понять сестре, как глубоко оскорбили ее слова, но вдоволь повыпендриваться не давала работа. Надо было продолжать наблюдение за посольством.
Магжа иста Налидж пока единственная вела себя, как подобает порядочной варе уважающего себя посольства. Она не развлекалась омовениями в странном тазике и вызовом туманов и не устраивала стриптиз со свистом (хотя на это принцы посмотреть бы и не отказались). Леди сидела на низком пуфике в дамской комнате, где из всей мебели присутствовали лишь гардероб, высокое зеркало-трельяж с туалетным столиком и широкий полукруглый диван для гостей с парой кресел в придачу в углу напротив. Стены были обиты желто-красной тканью теплого оттенка, а пол застилал ковер огненной расцветки, изображающий жонглера факелами в окружении алых роз и язычков пламени.
Вокруг Магжи, отлично вписавшейся в интерьер со своей яркой красотой и столь же яркими одеждами, суетилась горничная, бережно расчесывая пышную копну волос госпожи и вынимая из кудрей тяжелые драгоценные булавки, придававшие прическе некоторое подобие порядка.
Пока служанка трудилась над ее волосами, женщина по-хозяйски, с видимым удовольствием оглядывала комнату. Особое внимание вары привлекло даже не зеркало, предмет, что обыкновенно приковывает к себе женские взоры, а картина из ульского стекла, где танцевала в пламени с бубном в руках, одетая лишь в его пляшущие язычки, прекрасная женщина. И пусть красавица была рыжеловолоса, но ее бьющая через край веселость и жизненная сила были сродни варе. И чем дольше Магжа смотрела на 'Огненную девку', тем яснее становилось для вары то, чем именно привлекла картина ее внимание. Рыжая танцовщица показалась ей отражением собственной буйной души, и была вернее зеркала, показывающего лишь внешнюю оболочку, скрывающую подчас весьма успешно внутренний огонь. Невольно женщина задумалась над тем, случайно ли оказалась здесь эта картина, изготовленная из неведомого ей материала, похожего на цветное стекло, вернее, на множество мелких стеклышек, сплавленных между собой в единое гармоничное целое, или нет. Потом возникла другая мысль: насколько хорошо работают осведомители Лоуленда, если им удалось угадать ее вкус и ее суть? Но Магжа не чувствовала себя оскорбленной, ведь сама по себе картина являлась изысканным комплиментом ее характеру.
